ДЖОН КИТС

LA BELLE DAME SANS MERCI[3]

“Ах, что мучит тебя, горемыка,

что ты, бледный, скитаешься тут?

Озерная поблекла осока,

и птицы совсем не поют.

Ах, что мучит тебя, горемыка,

какою тоской ты сожжен?

Запаслась уже на зиму белка,

и по житницам хлеб развезен.

На челе твоем млеет лилея,

томима росой огневой,

на щеке твоей вижу я розу,

розу бледную, цвет неживой…”

Шла полем Прекрасная Дама,

чародейки неведомой дочь:

змеи — локоны, легкая поступь,

а в очах — одинокая ночь.

На коня моего незнакомку

посадил я, и, день заслоня,

она с чародейною песней

ко мне наклонялась с коня.

Я сплел ей запястья и пояс,

и венок из цветов полевых,

и ласкалась она, и стонала

так нежно в объятьях моих.

Находила мне сладкие зелья,

мед пчелиный и мед на цветке,

и, казалось, в любви уверяла

на странном своем языке.

И, вздыхая, меня увлекала

в свой приют между сказочных скал,

и там ее скорбные очи

поцелуями я закрывал.

И мы рядом на мху засыпали,

и мне сон померещился там…

Горе, горе! С тех пор я бессонно

брожу по холодным холмам;

королевичей, витязей бледных

я увидел, и, вечно скорбя,

все кричали: Прекрасная Дама

без любви залучила тебя.

И алканье они предрекали,

и зияли уста их во тьме,

и я, содрогаясь, очнулся

на этом холодном холме.

Потому-то, унылый и бледный,

одиноко скитаюсь я тут,

хоть поблекла сырая осока

и птицы давно не поют.

Загрузка...