Сто прикосновений

6 июля 2000 г. 15:25

Дневник, я пишу тебя.

В комнате почти темно. Стены увешаны эстампами Климта и плакатами Марлен Дитрих: она смотрит на меня надменно и томно, пока я царапаю свои каракули. Лучи солнца пробиваются сквозь жалюзи и отражаются на белом листе.

Стоит жара, знойная, сухая.

Из соседней комнаты доносятся звук телевизора и голос моей сестры, напевающей мотив из какого-то мультика; на улице кричит легкомысленный сверчок. В доме спокойно и тихо.

Кажется, что все упрятано под тончайшим стеклянным колпаком, и жара затрудняет движения; но во мне нет покоя. Как если бы мышь грызла мою душу так незаметно, что казалось бы почти нежным. Мне и не плохо, и не хорошо, беспокоит то, что мне «никак».

Но достаточно поднять глаза и встретить свой взгляд, отраженный в зеркале, чтобы покой и тихое счастье снова завладели мной.

Я любуюсь собой перед зеркалом, я испытываю восторг от форм, которые постепенно становятся более определенными и уверенными, от грудей, уже заметных под футболкой: они нежно вздрагивают при каждом шаге… Когда я была еще маленькой, моя мать ходила по дому совсем голой, и я привыкла видеть женское тело. Поэтому для меня не являются тайной формы взрослой женщины; но, как запущенный лес, волоски, скрывающие Сокровенное место, притягивают взгляд.

Отражаясь в зеркале во весь рост, я медленно трогаю там пальцем и, глядя себе в глаза, испытываю к себе чувство любви и восхищения.

Удовольствие смотреть на себя настолько велико и настолько сильно, что сразу превращается в физическое наслаждение, начинаясь щекотанием, заканчивается жаром и мурашками, которые длятся лишь несколько мгновений. После этого наступает смущение.

В отличие от Алессандры я никогда не даю воли фантазиям. Недавно она мне сказала, что она тоже себя трогает, и сказала, что в такие моменты ей нравится думать, что ею обладает мужчина, трахает ее с силой и жестокостью, почти причиняя ей боль. Я удивилась, потому что для возбуждения мне достаточно просто смотреть на себя. Она спросила, трогаю ли я себя тоже, и я ей ответила, что нет. Я абсолютно не хочу разрушать этот мир, который я сама себе построила, это мой мир, чьими обитателями являются лишь мое тело и зеркало, и ответить «да» на ее вопрос – это было бы предательством по отношению к нам.

Единственное, что меня заставляет хорошо себя чувствовать, – это тот образ, который я вижу и люблю, все остальное – ненастоящее. Ненастоящими являются все мои дружбы, зародившиеся случайно и ставшие посредственными и незначительными… Ненастоящими являются поцелуи, которые я робко подарила нескольким мальчикам из моей школы; как только мои губы касались их губ, я чувствовала какое-то отторжение; и я бы убежала куда-нибудь подальше в тот же миг, когда их язык неумело втискивался в мой рот. Это все – фальшь, это так мало похоже на состояние, в котором я сейчас нахожусь.

Я хотела бы, чтобы все картинки оторвались от стен моей комнаты, чтобы через окно ворвался морозный леденящий холод, а вой собак заменил бы пение сверчков.

Я хочу любви, дневник. Я хочу, чтобы мое сердце растаяло, и я хочу видеть, как сталактиты моего льда ломаются и тонут в реке страсти и красоты.