Сторож

9

И сам склад, и обнаруженные в нем тела не давали Коулу покоя. Кто-то пошел на огромный риск, чтобы перевезти их туда. Убийца оставил их там в качестве предупреждения. Однако Коул никак не мог понять, кто это предупреждение мог послать и кому.

Он съехал с шоссе на бульвар Санта-Моника и покатил к своему офису, стоявшему на западной окраине Голливуда, в четырех кварталах от съезда.

Офис свой Коул любил. Там имелся и кабинет для Джо Пайка, однако Пайк никогда им не пользовался. В кабинете самого Коула стояли лицом к письменному столу два складных парусиновых кресла — на тот редкий случай, если к нему обратятся сразу два клиента. За креслами находились стеклянные двери, открывавшиеся на маленький балкон. В ясный день с балкона можно было видеть весь бульвар Санта-Моника и острова Ченнел за ним.

Коул открыл эти двери, чтобы проветрить кабинет, уселся за письменный стол и позвонил во Флориду, женщине по имени Марла, которая могла помочь ему выяснить историю склада и имена прежних его владельцев. Коул прибегал к ее услугам уже не один год. Эта проживавшая в городке Юпитер, прикованная к креслу-каталке бабуся весом за сто тридцать килограммов зарабатывала на жизнь поисками в интернетовских базах данных.

Поговорив с Марлой, Коул позвонил знакомой, работавшей в телефонной компании.

— У меня есть список телефонных номеров, — сказал он, — мне нужно установить их владельцев.

— Но проблема.

— Однако должен предупредить, большинство этих номеров, скорее всего, относятся к телефонам одноразового использования, а четыре из них — зарубежные.

— С зарубежными, если они не внесены в телефонные справочники, могут возникнуть сложности.

— Весьма вероятно, что это эквадорские номера.

— Да хоть сибирские, мне без разницы. Зарубежные провайдеры очень неохотно идут на сотрудничество — за исключением тех случаев, когда к ним обращаются по официальным каналам, а я этого сделать не могу. Что касается одноразовых, если они покупались за наличные, установить их владельцев невозможно.

— А можете вы раздобыть регистрационные записи вызовов для конкретного телефона? С двух интересующих меня номеров наверняка звонили на те, чьи владельцы известны. Может быть, нужные нам имена удастся установить, двигаясь, так сказать, в обратном направлении.

— Попробую, — ответила знакомая. — Все зависит от провайдера. Некоторые из маленьких компаний… в общем, пришлите мне номера, а там видно будет.

Он записал номер ее факса, послал ей список и пошел варить кофе. Вернувшись к письменному столу, Коул еще раз просмотрел полученную от НИКЦ сводку данных по Александру Мишу, дабы проверить, не проглядел ли он чего-либо, способного объяснить акцент, который уловил Пайк, или связать Миша с Эстебаном Бароне либо человеком по имени Карлос. Нет, не пропустил. Миша связывала с Южной Америкой только одна строчка: «В настоящее время предположительно проживает в Боготе, Колумбия».

У составлявшего сводку агента должны были иметься данные о том, что Миш находится в Боготе, в противном случае этой строчки попросту не было бы. Коул выписал имя автора сводки: специальный агент Дэрил Уиллис из колорадского отделения министерства юстиции — и номер его телефона. Телефон был шестилетней давности, но Коул все равно позвонил по нему.

Ответил женский голос:

— Следственный отдел.

— Дэрила Уиллиса, будьте добры.

Ждать пришлось почти пять минут, затем:

— Дэрил Уиллис слушает.

— Добрый день, сэр, с вами говорит Хью Фарнем, сотрудник девонширского отдела убийств Управления полиции Лос-Анджелеса. Я звоню по поводу скрывшегося от правосудия убийцы, которым вы занимались несколько лет назад, Александра Миша. — Коул назвал выдуманный номер полицейского значка. Он сомневался, что Уиллис станет его записывать.

— А, да, конечно. Что вас интересует?

— Мы получили из НИКЦ сводку данных о нем, вы указали там, что он сбежал в Колумбию…

— Все верно. Примерно в то время, когда было совершено убийство, он установил связь с одним из тамошних головорезов. Миш собирался заняться наркотиками и договорился кое о чем с человеком по имени Гонсало Ледер. А когда ему предъявили обвинение, он к этому Ледеру и смылся.

— Ледер был поставщиком наркотиков?

— Он из тех, кто вышел в люди после разгрома картелей в Медельине и Кали. Тогда в тех местах появилось много мелких торговцев, человек примерно тридцать-сорок.

— А не было у Миша дел с неким Эстебаном Бароне?

— Простите, ничего не могу сказать. Я знал только о Ледере.

Шесть лет — долгое время. Возможно, Миш начал с Ледера, а после связался с Бароне и с другими картелями. Сто двадцать миллионов долларов — капитал не из маленьких.

— Ну хорошо, вернемся к Мишу. У него были какие-нибудь дела здесь, в Лос-Анджелесе?

— Что-то не припоминаю. Простите. А вы не могли бы сказать мне, почему вас это интересует?

— Миш сейчас в Лос-Анджелесе, — ответил Коул. — И мы считаем, что он причастен к убийству сразу нескольких человек.

— Вы говорите об Александре Мише? — спросил Уиллис.

— Да.

Пауза.

— Миш не может находиться в Лос-Анджелесе, коллега. Алекс Миш мертв.

Коул не нашел, что на это ответить. Уиллис говорил с абсолютной уверенностью.

— Мы получили сведения о его надежной идентификации от министерства юстиции, — сказал наконец Коул. — Вы хотите сказать, что оно ошибается?

— И сами колумбийцы, и Управление по борьбе с наркотиками очень серьезно занимались Ледером. Благодаря этому мы и знаем, что Миш накрылся. Из колумбийской национальной полиции позвонили в УБН, из УБН — мне. Миш занимался организацией сделки между Ледером и какими-то венесуэльцами, а Ледер отрастил на него зуб. И убил.

— Но если Миш мертв, почему вы не отозвали ордер на его арест?

— Из-за УБН. О том, что Мишу пришел конец, мы узнали от работающих под прикрытием агентов, которые участвовали в операции против Ледера. Закрыв дело Миша, мы могли поставить этих агентов под удар. К тому же нельзя признать человека мертвым, не имея официального свидетельства о его смерти, а такое свидетельство нам вряд ли удалось бы получить.

— Почему?

— Ледер узнал, что Миш соврал ему насчет того, сколько наркоты собираются продать венесуэльцы, какую-то ее часть Миш надумал попросту прикарманить. Ледер сделал вид, будто ему ничего об этом не известно, отправил Миша в Венесуэлу за наркотой, а с ним еще трех-четырех своих мальчиков. Вот эти мальчики Миша где-то в джунглях и пристрелили. И трупа его никто нашел.

— Но как же тогда вы можете быть уверенным в его смерти? А вдруг ему удалось сбежать?

— Агенты под прикрытием — и УБН, и колумбийские — присутствовали при возвращении этих мальчиков к Ледеру. Они принесли ему голову Миша, чтобы Ледер на нее полюбовался. Так что не знаю, кто закатился к вам в Лос-Анджелес, но это определенно не Александр Миш.

Собственная голова казалась Коулу пустой, в ней что-то тихо гудело, как бывает, когда долгое время ничего не ешь.

— Могу я задать вам еще один вопрос, мистер Уиллис? У Миша не было какого-нибудь дефекта речи или, может быть, акцента?

Уиллис рассмеялся:

— Да откуда у такого акцент возьмется?

— Спасибо, что уделили мне время, мистер Уиллис.

Коул откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол.

Назад Пайк ехал медленно. Он опустил стекла в машине, чтобы его и Ларкин обдувал воздух, и выбрал кружную дорогу — попетлял по Чайна-тауну, вслушиваясь в звуки китайской речи. Так они проездили больше часа. Пайк надеялся, что поездка и свежий воздух вытеснят воспоминания о трупах из памяти Ларкин, однако, войдя в дом, она сказала:

— Я все еще слышу их запах. Он у меня в волосах. По всему телу.

— Примите душ, почистите зубы. И переоденьтесь в чистое.

Пока она стояла под душем, Пайк позвонил Баду, но тот не ответил. Пайк решил позвонить попозже.

Когда девушка, приняв душ, вернулась — в чистой одежде и с мокрыми волосами, Пайк вымылся сам. Он основательно втер губкой мыло в кожу, ополоснулся и повторил эту процедуру еще раз.

Он тоже переоделся в чистое и, выйдя из ванной комнаты, обнаружил в гостиной Ларкин и Коула. Коул держал в руке конверт из плотной коричневой бумаги. Пайк сразу понял — что-то не так. И Коул, и Ларкин сидели в напряженных позах.

— В чем дело? — спросил Пайк.

— Я кое-что привез, чтобы показать Ларкин. Ты тоже взгляни.

Они подошли к столу. Коул вскрыл конверт, выложил на стол две зернистые фотографии, полученные, судя по всему, факсом. Фотографии изображали темноволосого мужчину с круглым лицом, оспинами на носу и маленькими глазками.

— Ну, что скажете? Видели его когда-нибудь? — Коул задавал эти вопросы тоном столь небрежным, точно речь шла о сущем пустяке.

— Не-а. А кто это? — спросила Ларкин.

— Александр Миш.

Ларкин покачала головой:

— Нет, это не Миш.

— Это Миш. Убит в Колумбии пять лет назад. А эти снимки были сделаны при его задержании. Мне их прислали из полицейского управления Денвера. Человек, которого вы видели с Кингами, не был Мишем.

— Тогда кем же он был?

— Не знаю.

— И почему мне сказали, что он был вот этим?

— По той же причине, — ответил Пайк, — по какой они врали и обо всем остальном.

Коул взглянул на Пайка:

— Тебе стоит поговорить с твоим приятелем Бадом. Выяснить, в чем еще они соврали.

Ларкин вдруг замерла:

— Господи боже, надо же рассказать обо всем отцу!

Пайк заколебался. Чем бы ни занимался Питман, они обладали преимуществом перед ним до тех пор, пока Питман не знал, что они к нему приглядываются. А в то, что Коннер Баркли и его адвокаты не выдадут их, Пайк не верил.

— Мы не можем рассказать об этом вашему отцу. Пока.

Ларкин напряглась, покраснела:

— Я не могу не сказать ему! Эти люди врали на каждом шагу. Они и сейчас врут, а он им верит! Он мой отец. Если ему не скажете вы, скажу я!

Пайк вглядывался в нее — в глазах у Ларкин читались и страх, и надежда сразу. Она хотела защитить своего отца.

Пайк вытащил сотовый, набрал номер Бада. На этот раз Бад ответил. Пайк объяснил, что им необходимо как можно быстрее увидеться с ним и с отцом девушки. Это серьезно, сказал он. Пайк назвал место встречи и прервал связь, не дав Баду задать ни одного вопроса. Отнимая трубку от уха, он взглянул на девушку:

— Собирайте вещи. Поехали.

Бушевавшая в Калифорнии американо-мексиканская война закончилась в Юниверсал-Сити. Мирный договор был подписан в маленькой саманной миссии, находившейся на перевале Кахуэнга и называвшейся Кампо-де-Кахуэнга. Ничем не отмеченное здание этой миссии стоит теперь через улицу от съемочных павильонов кинокомпании «Юниверсал», укрывшись за съездами с автомагистрали. Очень удобное место для встречи.

Пайк и Ларкин сидели, не выключив двигателя, в машине, когда на парковку заехал черный «хаммер». Как только он остановился, дверцы его распахнулись, и из них вышли Бад, Коннер Баркли и его юрист, Гордон Клайн.

Приезд Клайна никакого удовольствия Пайку не доставил.

— Ну пошли, — сказал он и вместе с девушкой вылез из «лексуса», к которому уже подходили Бад и двое других мужчин.

— Давно пора, Ларкин, — сказал отец девушки. — Мы уже переволновались. Поехали отсюда.

Ларкин не сдвинулась с места:

— Я никуда ехать не собираюсь. Мы здесь, чтобы предупредить тебя.

Отца Ларкин услышанное, похоже, встревожило.

— Но мы страшно волновались за тебя. — Он взглянул на Клайна. — Скажи ей, Гордон, пусть она не ведет себя так.

Пайк смотрел на Бада и обращался только к нему:

— Питман обманул вас. Человек, которого он называл Александром Мишем, не Миш. Миш умер пять лет назад.

Гордон Клайн всплеснул руками:

— Мы не хотим ничего слышать. Я возбужу против вас дело о похищении. Едва увидев вас, я понял, что вы сумасшедший.

Ларкин повысила голос, теперь он звучал гневно и резко:

— Заткнитесь! — Она схватила отца за руку. — Пожалуйста, просто выслушай меня. Мы приехали, чтобы предупредить тебя.

Вид у Баркли был самый страдальческий:

— Не надо так, Ларкин. Мы все за тебя волновались.

Пайк достал из кармана полученный по факсу снимок, протянул его Баду:

— Вот это Миш. Тот, чьи фотографии Питман показывал Ларкин, Мишем не был.

Клайн и Баркли через плечо Флинна вгляделись в снимок.

Ларкин не сводила глаз с отца:

— Они солгали нам, папочка.

«Папочка». Не похоже, что она часто прибегала к этому слову. Пайк мысленно похвалил ее, но почувствовал и печаль.

Клайн набрал воздуха в грудь:

— Мы все видели те фотографии, и я согласен с вами, на них был изображен другой человек. Но это еще не значит, что нас обманывали. Два разных человека могут носить одно имя.

Бад просмотрел присланные вместе со снимками документы:

— Имя у двух разных людей одним и тем же быть может, однако досье арестов — нет. А это досье совпадает с тем, которое дал мне Питман, когда я подключился к делу.

Гордон приподнял брови:

— Вот как? В таком случае мы можем отпустить Пайка. Пусть уходит. Нам нужно доставить Ларкин домой, а после задать мистеру Питману несколько вопросов. И будьте уверены, если меня не устроят его ответы, он пожалеет о том, что родился на свет.

— Домой я не поеду.

Клайн состроил лицо человека, который никак не может поверить в то, что какая-то девица способна доставить людям столько хлопот, и усталым голосом произнес:

— Флинн, будьте добры, посадите ее в машину.

— Нет, сэр. Если она сядет в машину, то только по собственной воле.

— Дома ей угрожает опасность, Клайн, — сказал Пайк.

Гордон Клайн взглянул на Пайка из-под кустистых бровей и с нарочитой мягкостью осведомился:

— Вы с ней спите?

У Пайка дернулся уголок рта, он перевел взгляд на Коннера Баркли. Тот на услышанное не отреагировал.

— Идите вы на хрен, Гордон, — сказала Ларкин.

— Здесь чинят помехи правосудию. Этот человек, Пайк, создает вокруг вас опасные ситуации и не подпускает к вам людей, которые пытаются вам помочь. Я хочу сказать только одно: у Питмана могли иметься достойные причины для того, чтобы поступить так, как он поступил. Мы расспросим его, и для него же будет лучше, если он все нам объяснит.

— Заодно спросите у него и о том, — сказал Пайк, — почему он притворился, будто не знает, кто был с Кингами, когда в них врезалась Ларкин.

— Вы хотите сказать, что он это знал?

— Он показывал людям фотографии этого человека уже на следующий день после столкновения — за два дня до того, как встретился с Ларкин. Спросите также о том, почему человек, которого он объявил Мишем, все еще пытается убить Ларкин, несмотря на то что Кинги мертвы.

Клайн покачал головой:

— Я разговаривал с агентом Питманом сегодня утром. По его словам, они по-прежнему продолжают разыскивать Кингов.

— Кингов убили больше недели назад. Мы нашли их вчера.

— Не понимаю.

— Кто-то оставил их трупы, — сказала Ларкин, — точно на том месте, где я врезалась в машину, Гордон. Дом 18187. Я думаю, это предупреждение, говорящее, что меня ожидает та же участь.

Бад уставился на Пайка:

— Как это?

— Их казнили в другом месте, а затем привезли на склад.

— К чему вы клоните? — спросил Клайн. — Вы считаете, что за покушениями на жизнь Ларкин стоит Питман?

— Я не знаю. Это могло бы объяснить утечку информации, однако наверняка нам известно только одно: все, что он говорил вам, — ложь.

— Будь осторожен, папочка, — сказала Ларкин. — Ему нельзя верить.

Теперь Клайн сосредоточился исключительно на Пайке:

— Этот человек, который не Миш, — вам известно, кто он?

— Возможно, у нас имеются отпечатки его пальцев. Они позволят установить его личность.

— Как юрист, я должен предупредить вас: если вы скрываете от полиции какие-то улики, вас могут обвинить и, вероятно, обвинят в том, что вы чинили препятствия правосудию, а возможно, и были соучастником преступления. Я хочу, чтобы вы знали это.

— Я, пожалуй, рискну, — сказал Пайк.

Клайн кивнул:

— И еще, к вашему сведению. Вы уволены. Вам понятно, Бад? Этот человек больше не состоит у нас на службе.

Ларкин закричала:

— Да что с вами такое? Вы вообще не слышали того, что мы говорили?

— Ларкин, милая, — сказал ей отец, — он же нарушает закон. Мы не можем в этом участвовать.

— Мы приехали сюда, чтобы предупредить тебя, папочка!

Клайн произнес:

— У меня много дел, Коннер. Поехали отсюда.

И он направился к «хаммеру».

Коннер Баркли нахмурился:

— Все это ставит под угрозу мои отношения с правительством, Ларкин. Подумай о том, что скажет Налоговое управление. Или Комиссия по ценным бумагам.

Оказывается, речь шла вовсе не о безопасности Ларкин. Речь шла о ее отце. О том, что про него могут сказать или подумать.

— Бад, — произнес Пайк, — доведи до сведения мистера Баркли, что ни на тебя, ни на него я не работаю и никогда не работал.

И Пайк взглянул на Ларкин:

— Я всего лишь помогаю другу.

Девушка бросилась к «лексусу», Пайк последовал за ней.

— Пайк… — Он оглянулся и увидел на лице у Бада скупую улыбку. — Если я буду нужен, позвони.

Парковку Пайк покинул быстро. Он понимал, что утратил элемент неожиданности. Гордон Клайн, вероятно, уже названивал Питману. Теперь надо действовать как можно быстрее.

— Что будем делать? — спросила Ларкин.

— Двигаться дальше.

Она тронула его за плечо:

— У нас же нет никакой поддержки.

— У нас ее никогда и не было.

В Бербанке он заехал на парковку супермаркета «Сейфуэй», вылез из машины и подошел к багажнику. Там среди его и Ларкин вещей лежало все, что он забрал у Хорхе и Луиса. Пайк нашел фотографию Ларкин, захлопнул багажник, потом вернулся за руль и выехал со стоянки.

Ларкин спросила:

— Что это?

— Ваша фотография. Человек, который преследует вас, дал ее Луису, значит, на ней могли остаться отпечатки его пальцев.

Пайк вытащил телефон. Он уже набирал номер, когда Ларкин заговорила снова:

— Знаете, что самое поганое? Я люблю его.

— Да. Я своего тоже любил.

Этого Пайк не говорил до сих пор никому. Даже Элвису Коулу.

Ну и пожалуйста — он снова сидит здесь по окончании рабочего дня, нарушает трудовое законодательство, пересекает на бреющем полете стопроцентную зону свободного огня, — если эта сучка Мэрион застукает его, она ему точно задницу надерет, — и все-таки Джон Чен ЛЮБИТ такие дела до беспамятства! Может, еще сильнее, чем танг.

Ладно, не увлекайся. Лучше танга ничего не бывает.

Джон Чен хихикнул, издав что-то вроде шелестящего «хе-хе-хе». Ребята вечно вышучивали его смех (как и все остальное в нем), однако сейчас Чену это было до лампочки, потому что двадцать минут назад Джон Чен ощутил себя МУЖЧИНОЙ!

Когда Джо Пайк позвонил и попросил его бросить все и заняться отпечатками пальцев, на Чена словно благодать снизошла. Его близкий друг Джо Пайк нуждается в Джоне Чене, ценит знания Чена и его мастерство.

А вот и Мэрион:

— Джон! Почему вы все еще здесь?

Сзади подкралась, сучка такая.

Застигнутый врасплох, Джон Чен пригнулся и съежился, как уже делал многие тысячи раз, но тут ему пришло в голову: нет, МУЖЧИНА не ежится.

Он распрямил спину, обернулся и продемонстрировал Мэрион самую уверенную из своих улыбок:

— Доделываю кое-какую вчерашнюю работу. Вы не волнуйтесь, Мэрион, я еще час назад отметил свой уход с работы.

Разрешенные сверхурочные часы Чен на этой неделе уже израсходовал.

Мэрион перевела взгляд на клеевую камеру, герметичный плексигласовый короб, в котором выкипал «Суперклей» и иные токсичные химические вещества, помогающие выявлять пальчики. Сейчас в их ядовитых парах купалась фотография подружки Пайка.

Мэрион подозрительно вгляделась в нее:

— Знакомое лицо.

— Ага, у нее одно из тех лиц, которые всем кажутся знакомыми.

— Что за дело?

— Убийство Дрэйно. Детективы считают, что на месте преступления мог присутствовать еще один человек.

С такой самоуверенностью Джон не врал еще никогда. Это вранье выглядело так, точно оно исходило из самой что ни на есть сердцевины абсолютной правды.

Мэрион еще с секунду разглядывала фотографию, потом отошла, и Джон снова повернулся к камере. На лицевой и тыльной сторонах фотографии уже проступали беловатые разводы. После того как испарится вода, на этих местах останется органический осадок. Пары «Суперклея» вступают в реакцию с органикой, создавая липкое вещество, однако это требует немало времени. По прикидкам Джона, вплотную заняться отпечатками он сможет только через десять-пятнадцать минут.

По плексигласу камеры скользнуло чье-то отражение, Чен обернулся и увидел появившуюся на другом конце лаборатории Ла-Моллу. Она стояла в дверном проеме, не желая попадаться Мэрион на глаза. Ла-Молла махнула ему рукой, указывая на «Оружейную», потом исчезла.

Когда Мэрион удалилась, Чен торопливо выскочил из лаборатории. Ла-Молла ждала его в «Оружейной», придерживая дверь.

— Заходите, — сказала она. — Не хочу, чтобы нас видели вместе.

— Нашли что-нибудь? — спросил Чен.

Ла-Молла повела его к рабочему столу.

— Браунинг — ерунда. Похищен в 1982 году у хьюстонского полицейского по имени Дэвид Томпсон. Информации по Томпсону в СБИ ноль, он ни в чем не замечен.

Единая национальная система баллистической информации, СБИ, содержала данные по любому огнестрельному оружию, пулям и гильзам, когда-либо обнаруженным на месте преступления или попавшим в эту систему еще по какому-то случаю.

— А вот «таурус» — совсем другое дело. Взгляните-ка…

Она подвела Чена к компьютеру. На экране висело увеличенное изображение тупого конца гильзы — серебристого капсюля и окружающего его кольца латуни. Затененная вмятина в центре капсюля показывала, куда ударил боек.

— Видите, вот здесь, наверху, заостренная выбоинка? Едва увидев ее, я подумала: черт, я же этот боек знаю.

Чену вмятина представлялась идеально круглой, однако эти колдуны, эксперты по огнестрельному оружию, видят то, чего не видят обыкновенные люди.

— За последнюю пару лет, — сказала Ла-Молла, — этот «таурус» использовался в нескольких автомобильных перестрелках и ограблениях с убийствами в Выставочном парке. До арестов дело так и не дошло, однако все подозреваемые состояли в одной и той же банде. МС-13, «Мара Салватруча». Это бродячий пистолет.

«Бродячим» называли «уличный пистолет», который, как правило, не имел хозяина, а переходил внутри банды от одного гангстера к другому.

Ла-Молла покачала головой:

— Простите, друг мой, я и хотела бы сказать вам что-то еще, но, увы, нечего.

— Это все-таки больше того, что мы имели.

Чен поспешил к клеевой камере. Слабые отпечатки проявились достаточно хорошо. Взяв пинцет, Чен извлек из камеры фотографию, осмотрел ее сквозь увеличительное стекло. Наиболее приметные отпечатки располагались по краям снимка — там, куда приходились большие пальцы державших его людей, однако и на лицевой, глянцевой его поверхности отпечатки имелись тоже.

Чен вставил снимок в металлическую рамку, кисточкой смахнул с его поверхности мелкий синеватый порошок. Остатки порошка он смел струей сжатого воздуха, после чего на поверхности снимка остались лишь темно-синие рисунки отпечатков.

Чен был доволен. Двенадцать отдельных, индивидуальных отпечатков, и каждый с хорошо определенной «типажностью». Словом «типажность» обозначались все допускавшие идентификацию отличительные признаки отпечатков пальцев — их изогнутые линии, завитки и разветвления.

Чен снял каждый из них со снимка с помощью кусочков прозрачной липкой ленты, наклеил эти кусочки на прозрачные же пластмассовые подложки, начал одну за другой помещать подложки в цифровой сканер высокого разрешения и с его помощью «фотографировать» их. Полученные картинки он загрузил в компьютер, а затем воспользовался специальной программой, составляющей для отпечатков диаграммы характерных признаков. Национальная система криминалистической информации ФБР позволяла проводить сравнение цифровых кодов таких характерных признаков. После того как вы получали эти числа, все остальное становилось делом самым простым. Компьютер Чена выдал их для всех двенадцати отпечатков, Чен ввел цифровые коды в систему, сопроводив их специальным запросом о проведении поиска в международных базах данных.

Он снова взглянул на часы. Пайк и девушка маялись на парковке, а Чену не хотелось, чтобы Пайк утратил веру в него.

Впрочем, на этот счет беспокоиться ему было нечего. На экране появился логотип НИКЦ/Интерпола, затем пошли результаты поиска. Они оказались положительными по всем двенадцати отпечаткам, пальчики принадлежали семи разным людям. Двух из них Чен уже знал — Хорхе Петраду и Луиса Мендосу. Четырьмя другими были связанные с Эстебаном Бароне головорезы из Южной Америки, а вот седьмой никакого отношения к нему не имел.

Чен понял, что у него пересохло во рту, только когда ему стало трудно глотать.

Теперь он знал, почему этим делом занимается министерство юстиции.

Знал, почему «Паркер-центр» делает все, что ему велят.

Джон распечатал семь полученных файлов, убрал из компьютера все следы только что загруженной информации. Собрав отпечатки, он уложил их вместе с фотографией девушки в конверт. Затем взял этот конверт, распечатки и вышел из лаборатории.

Пылающее солнце стояло в западном небе совсем низко. Лиловатые горы Вердуго уже покрывались чернотой. Чен направился прямиком к машине Пайка, теперь ему было наплевать, увидит его Мэрион или не увидит, — найденное им было важнее любого дела, над каким он когда-либо работал, а может быть, и любого, над каким ему еще предстоит поработать. Он отдал Пайку распечатки файлов:

— Читай.

Девушка, увидев фотографию на первой странице, воскликнула:

— Это он! Человек из машины.

Она придвинулась поближе к Пайку, чтобы вместе с ним прочитать распечатки. Чен теперь уже не думал ни о том, какая она клевая и пылкая цыпочка, ни о ее лежавшей на бедре Пайка ладони. Только о том, что они сейчас читали.

Один из двенадцати отпечатков принадлежал сорокадвухлетнему человеку по имени Хали Ванич, бывшему инвестиционному банкиру из Чешской Республики, приговоренному к заключению за торговлю наркотиками. С тех пор он расширил сферу своей деятельности, теперь в нее помимо все той же торговли наркотиками входили подпольная торговля оружием и обслуживание террористических организаций Европы и Ближнего Востока. В центре каждой страницы распечатки размещалось набранное жирным шрифтом уведомление:

Покончив с чтением, Пайк поднял взгляд на Джона, и тот понял, что никогда уже не забудет его лица. Оно вроде бы ничего и не выражало, но в поблескивающих линзах черных очков Пайка пылал охвативший вечернее небо огонь. И Чен ощутил вдруг такую страшную гордость за Пайка, за то, что этот человек включил его, Чена, в число своих друзей.

— Спасибо, Джон, — произнес Пайк.

Он протянул руку, и Чен, пожимая ее, почувствовал, что не хочет ее выпускать, почувствовал, что теперь у него, Джона Чена, есть нечто, делающее его намного лучшим, чем он был, человеком, нечто такое, что ему хочется сохранить навсегда.