Сторож

2

Тридцатью двумя часами раньше, в утро, когда все началось, Океанскую авеню освещал дымчатый золотистый свет уличных фонарей и окон жилых домов, выстроившихся в Санта-Монике вдоль берега океана. Джо Пайк бежал по осевой линии улицы, и вровень с ним трусил в тенях у обрыва койот. Было 3.52 утра. Тихий океан укрывала ночь, суша заканчивалась осыпающимся обрывом, а за ним шла черная пустота.

Пайк снова взглянул в сторону обрыва. Койот петлял между пальмами. Это был старый самец с седой, покрытой шрамами мордой, спустившийся сюда из каньона ради прокорма. Всякий раз, как Пайк посматривал на него, койот на бегу отвечал ему взглядом. У койотов имеются правила, касающиеся жизни среди людей, потому-то они и прижились в Лос-Анджелесе. Одно из этих правил состоит в том, что в городе они появляются только ночью. Койоты верят, что ночь принадлежит диким тварям.

Джо Пайк часто бегал этим маршрутом: от своего дома на запад по Вашингтон-стрит, затем на север по Океанской — до Сан-Висенте, а по ней на восток до Четвертой улицы, с которой зигзагами, похожими на острые зубы, уходила вниз по обрыву крутая бетонная лестница. Сто восемьдесят девять ступеней, перемежавшихся в четырех местах небольшими площадками, назначение которых состояло в том, чтобы притормаживать покатившихся вниз по лестнице людей. В это утро на Пайке был рюкзак с четырьмя пакетами муки весом по четыре с половиной кило каждый. Прежде чем бежать домой, он одолел лестницу двадцать раз, спускаясь и поднимаясь.

Он знал, что рано или поздно кто-нибудь ему да позвонит, однако в это утро им владели безопасные, легкие и приятные ощущения физических усилий и пота на теле, и потому вибрация сотового стала для него неожиданностью.

— Спорим, ты не знаешь, кто это, — произнес мужской голос.

Голоса этого Пайк не слышал со времени похищения восьмилетнего мальчика по имени Бен Шенье. Поисками мальчика занимались Пайк и его друг Элвис Коул, однако найти похитителя они смогли только с помощью человека, который звонил сейчас по телефону. Плату этот человек запросил простую — когда-нибудь он позвонит Пайку и предложит ему работу, и Пайку придется на нее согласиться. Работа может быть какой угодно, даже такой, какой Пайк больше не занимается и заниматься не хочет, однако она будет ценой за спасение Бена Шенье, и Пайк за нее возьмется.

— Джон Стоун, — сказал Пайк.

Стоун рассмеялся:

— Да. Помнишь, я говорил тебе, что позвоню, ну, вот и звоню.

Пайк взглянул на часы:

— Сейчас четыре утра.

— Я пытался добыть твой номер аж с прошлой ночи, друг мой. Может, я тебя разбудил — прости, но если ты не захочешь расплатиться со мной, мне придется быстро найти кого-нибудь другого.

— Что за дело?

— У нас тут груз нуждается в стороже, и он уже начинает портиться.

«Груз» — это человек. «Начинает портиться» означает, что кто-то уже покушался на его жизнь.

— Почему грузу грозит опасность?

— Не знаю, меня волнует только одно — готов ли ты сдержать слово. Я должен сообщить этим ребятам, входишь ли ты в дело.

Между пальмами скользили, точно призраки, серые тела. К первому койоту присоединились еще двое. Морды они держали низко, однако глаза их отражали золотистый свет. Интересно, думал Пайк, что бы он чувствовал, бегая вместе с ними, видя и слыша то, что видят и слышат они, — и здесь, в городе, и в каньонах.

Стоун заговорил снова, теперь его голос звучал более напряженно:

— Малый, который мне позвонил, сказал, что знавал тебя раньше. Бад Флинн, а?

Это вернуло Пайка из каньонов в город.

— Да.

— Ну вот, Флинн. Он вроде как обеспечивает охрану людей, которые до того набиты деньгами, что даже гадят зеленью. А мне нужна часть этой зелени, Пайк. Ты мне должен. Так берешься ты за работу или не берешься?

— Берусь, — сказал Пайк.

— Наш человек. Я перезвоню попозже, назначу встречу.

Четырнадцать часов спустя Пайк подъехал к полуразвалившейся церкви, стоявшей в пустыне, в пятидесяти километрах к северу от Лос-Анджелеса.

Годы воздействия порывистых ветров и солнца, годы отсутствия человеческого ухода окрасили ее оштукатуренные стены в цвет пыли.

Рядом с развалинами стоял черный лимузин с затемненными стеклами и такой же черный «хаммер», оба смотрелись здесь крайне неуместно.

Пайк остановил свой джип рядом с двумя машинами. За темными окнами «хаммера» шевелились некие смутные фигуры, а в лимузине и вовсе ничего различить не удавалось. Пайк решил подождать, но тут из церковной двери появился Бад Флинн, а с ним еще один мужчина. Мужчина, похоже, здорово нервничал, он тут же вернулся в церковь, а Бад, улыбаясь, вышел под свет гаснущего солнца и направился к джипу.

Пайк не видел Бада со дня их последней встречи в ресторанчике «Шортстоп-Лаундж» — Пайк тогда уволился из Управления полиции Лос-Анджелеса и хотел, чтобы Бад услышал об этом из первых уст, тем более что они были в ту пору близкими друзьями. Бад поинтересовался, подыскал ли он себе новую работу, и Пайк ответил, что подписал контракт с лондонской корпорацией профессиональных солдат. Баду это не понравилось. Он повел себя как разочарованный отец, рассерженный выбором сына, на том их отношения и закончились.

Теперь же Пайк, почувствовав, что его согревают более ранние и более приятные воспоминания, вылез из джипа.

Бад протянул ему руку:

— Рад нашей встрече, офицер Пайк. Давно мы с тобой не виделись. Слишком давно.

Пайк притянул Бада к себе, крепко обнял.

— Я теперь занимаюсь корпоративными расследованиями, Джо. Уже четырнадцать лет, в марте будет пятнадцать. Иногда эти расследования подразумевают обеспечение безопасности. Один друг назвал мне имя Стоуна, сказал, что у него есть бывшие агенты Секретной службы, имеющие опыт работы с подвергавшимися большой опасности клиентами. Мне нужен был кто-то именно в этом роде, и тут он вдруг назвал твое имя.

Пайк взглянул на «хаммер»:

— Девушка там?

Джон Стоун уже успел изложить ему суть дела. Молодая женщина из богатой семьи пережила три покушения на свою жизнь, а Бада Флинна подрядили, чтобы он обеспечил ее защиту. Все, точка. Стоуну довольно было и того, что девушка богата. Человек с послужным списком Пайка сможет получить в свое распоряжение кучу долларов, а Стоун готов был выдоить из этих богачей каждый цент, какой только удастся.

Флинн повернулся к церкви:

— Зайдем внутрь. Познакомишься с ее отцом.

В церкви попахивало запустением и мочой. Бетонный пол, грязный от занесенного сквозь проломы в стенах песка, усеивали журналы и банки из-под пива. Запах мочи, догадался Пайк, оставлен животными. Мужчин в церкви оказалось двое. Тот, которого Пайк уже видел, был полным, с похожим на колоду лицом и жидкими волосами, которые он то и дело отбрасывал с глаз. Второй, худощавый, был постарше — лет, вероятно, пятидесяти с лишним, — на его хмуром лице выделялись умные глаза бизнесмена. На полу рядом с ними стоял кейс из цветной дубленой кожи.

Бад кивнул мужчине с жидкими волосами:

— Джо, это Коннер Баркли. Мистер Баркли — Джо Пайк.

Баркли неуверенно улыбнулся:

— Здравствуйте.

На нем была шелковая рубашка с короткими рукавами, из-под которой выпирало брюшко. На хмуром — дорогая черная спортивная куртка, галстук отсутствовал. Одежда Пайка состояла из серой майки без рукавов, джинсов и кроссовок.

Хмурый достал из кармана куртки сложенные вдвое листки бумаги и ручку:

— Мистер Пайк, меня зовут Гордон Клайн. Я поверенный мистера Баркли. Это соглашение о конфиденциальности, в котором указывается, что вы не должны повторять, передавать или еще как-либо раскрывать все, что члены семьи Баркли скажут сегодня или в любой другой день, который вы проведете в качестве нанятого ими для выполнения определенной работы человека. Вы должны подписать его.

Клайн протянул Пайку документы и ручку, однако тот не сделал ни единого движения, чтобы их взять.

Пайк смотрел на Коннера Баркли, который в свою очередь вглядывался в толстые красные стрелы, вытатуированные на дельтовидных мышцах Пайка. Стрелы эти появились еще до того, как он получил свое первое боевое задание.

Баркли оторвал тревожный взгляд от татуировки.

— Это и есть человек, которого вы хотите нанять?

— Он лучший в своем деле, мистер Баркли.

Клайн снова протянул Пайку документы:

— Будьте добры, распишитесь вот здесь.

Пайк ответил:

— Нет.

Брови Баркли изогнулись, точно потревоженные гусеницы.

— Я думаю, Гордон, все и так будет в порядке. И полагаю, нам лучше перейти к делу. Вы так не считаете, Бад?

Клайн помрачнел еще больше, однако документы убрал. Теперь заговорил Бад:

— Стало быть, вот что у нас есть. Дочь мистера Баркли — федеральная свидетельница. Через две недели ей предстоит дать показания федеральному большому жюри. За последние десять дней на ее жизнь покушались трижды. Все три попытки едва не увенчались успехом.

Пустыню уже заливал красный свет заходившего солнца. Пайк чувствовал, как воздух становится все холоднее.

— Почему ее не включили в программу защиты свидетелей?

На этот вопрос ответил Баркли:

— Ее включили. И она тут же едва не погибла.

Гордон Клайн скрестил на груди руки — с таким видом, точно содержание всех правительственных служб Соединенных Штатов представляет собой пустую трату денег налогоплательщиков.

— Некомпетентность.

Бад сказал:

— Одиннадцать дней назад Ларкин попала в автоаварию — в три часа утра она врезалась в «мерседес». В машине находились трое: супружеская чета, Джордж и Элайн Кинг, впереди и еще один мужчина сзади. Тебе известно это имя: Джордж Кинг?

Пайк покачал головой, и Бад объяснил:

— Он занимается проектированием, строительством и продажей недвижимости. Джордж был ранен, истекал кровью, поэтому Ларкин вышла из своей машины, чтобы оказать ему помощь. Второй мужчина тоже был ранен, но скрылся с места происшествия на своих двоих. Потом и Джордж собрался с силами и уехал, однако Ларкин запомнила номер его машины. На следующий день Кинги рассказали полиции совершенно другую историю — по их словам, в машине никого, кроме них, не было. А еще через пару дней сотрудники министерства юстиции свели Ларкин со своим художником. Он сделал пару сотен набросков и в конце концов Ларкин опознала в сбежавшем некоего Александра Лаймана Миша, человека, обвиненного в убийстве и скрывавшегося, как считали федералы, в Боготе, Колумбия. У меня есть дело, заведенное на Миша Национальным информационным криминалистическим центром, я тебе его дам.

— Почему дорожное происшествие заинтересовало федералов?

Теперь Клайн уже не выглядел расстроенным тем, что Пайк не подписал документы. Теперь Пайк назвал бы его человеком целеустремленным, сосредоточенным и очень деловитым:

— Их интересует Кинг. В Минюсте нам сказали, что Кинга давно подозревают в отмывании преступных денег через его компанию. Они считают, что Миш вернулся в Штаты с деньгами наркокартеля, чтобы вложить их с помощью Кинга в какое-то дело. — Клайн помрачнел, потом взглянул на отца девушки. — Людям из правительства Ларкин нужна для того, чтобы связать Кинга с известным преступником. Они считают, что, имея ее показания, смогут предъявить ему обвинения и заставить его раскрыть свою отчетность. И отец Ларкин, и я с самого начала были против ее участия в этом — и посмотрите, что получилось.

— То есть ее смерть нужна Кингу?

— Кинг финансист, — сказал Бад. — У него нет преступного прошлого, ни к каким насильственным действиям он никогда не прибегал. Люди из министерства юстиции полагают, что это Миш пытается защитить деньги, которые он вложил в проекты Кинга. Если Кингу предъявят обвинения, его проекты заморозят, и активы тоже. Кинг может и не знать, что Миш нацелился на девушку.

— Кто-нибудь спрашивал об этом Кингов?

— Они скрылись. В их офисе говорят, что они отправились в запланированный отпуск, однако в Минюсте никто в это не верит.

Баркли вцепился пятерней себе в волосы:

— Кошмар. Вся эта грязь попросту…

Бад перебил его:

— Коннер, вы позволите мне переговорить с Джо — всего минуту? Садитесь в машину. Гордон, прошу вас…

Баркли нахмурился, похоже, он не понял, что его попросили уйти, однако Клайн тронул его за руку, и они оба вышли.

Оставшись наедине с Бадом, Пайк сказал:

— Я не телохранитель.

— Джо, послушай, когда они пришли за ней в первый раз, девушка была в доме отца. А поместье Баркли — это крепость: полтора гектара в Беверли-Хиллз, к северу от Сансет, усиленная охрана, штат прислуги. Они богатые люди. — Бад открыл кожаный кейс, вынул из него несколько зернистых фотографий. На картинках три человека в темной одежде неторопливо шли ночью мимо плавательного бассейна, потом по внутреннему двору, потом подходили к застекленным створчатым дверям. — Снимки сделаны камерами системы наблюдения. Лица вот этого и этого различить можно, однако идентифицировать их нам не удалось.

— Как близко им удалось подобраться к девушке?

— Когда появилась полиция, они ушли, причем очень чисто. После этого девушку взяли под федеральную защиту. Судебные маршалы в тот же вечер отвезли ее в конспиративный дом под Сан-Франциско — это было шесть дней назад. На следующую ночь эти люди пришли снова. В конспиративный дом. Один из маршалов погиб, другого ранили. Это очень серьезные ребята.

Пайк, услышав, как хлопнула дверца машины, подошел к окну. Из лимузина вышла навстречу отцу и Клайну Ларкин Коннер Баркли. Лицо, напоминающее формой сердечко, узкий, чуть изогнутый влево нос. На ней были шорты в обтяжку и зеленая футболка, под мышкой она держала собачонку в розовой переноске — одну из тех малюток с выпученными глазами, которые, разнервничавшись, начинают дрожать всем телом. Пайк знал, что эта тварь непременно залает в самый неподходящий момент.

Он отвернулся от окна:

— Люди за ней приходили одни и те же?

— Этого выяснить не удалось. Ларкин позвонила родителям и к восходу вернулась в Беверли-Хиллз. Они решили покончить с федеральной защитой. Мистер Баркли нанял меня, я перевез ее в отель. Через несколько часов ее снова попытались убить.

— То есть все три раза убийцы знали, где она.

— Да.

— Кто-то из твоих федералов стучит.

Бад стиснул челюсти — похоже, он и сам так думал, просто не знал, как бы это выразить помягче.

— У меня есть дом в Малибу. Я хочу, чтобы ты отвез ее туда сегодня ночью — ты один.

— А что скажут об этом федералы?

— Я выведу их из игры. Питман, он тут у них главный, считает, что я совершаю ошибку, однако так хотят Баркли.

Пайк перевел взгляд на Бада Флинна:

— Стоун рассказал тебе о нашей договоренности?

Бад непонимающе уставился на него:

— Какой еще договоренности?

— Я больше не работаю по контракту. Я должен ему. И это плата, которую он запросил.

— Ты же стоишь целое состояние.

— Денег я не возьму. Я их не хочу и делаю это не из-за них.

— Джо, если у тебя не лежит к этому душа, я не хочу, чтобы ты…

— Офицер Флинн, — произнес Пайк.

И Бад умолк.

— Ладно, пойдем, познакомишься с девушкой.

Едва Пайк и Флинн вышли из церкви, Гордон Клайн прервал разговор с Ларкин и уставился на них.

— Мы обо всем договорились, — сообщил Флинн и, обращаясь к девушке, сказал:

— Ларкин, это Джо Пайк. Вы поедете с ним.

— А он меня не изнасилует?

— Перестань, Ларкин, — произнес Клайн.

Ларкин демонстративно оглядела Пайка, затем сказала:

— Он вроде симпатичный. Это ты купил его для меня, папочка?

Баркли взглянул на Клайна, словно ожидая, что именно тот ответит его дочери. Похоже, сам Баркли ее побаивался.

Она снова обратилась к Пайку:

— Думаете, вам удастся меня защитить?

Пайк разглядывал ее. Красива и хорошо это знает. То, как она одета, показывает, что ей нравится быть в центре внимания, а это может все осложнить.

Ларкин нахмурилась:

— Почему он молчит? Он что, под кайфом?

Пайк уже принял решение:

— Да.

Ларкин рассмеялась:

— Вы под кайфом?

— Да, мне удастся вас защитить.

Ухмылка Ларкин увяла, теперь в ее направленных на Пайка глазах появилась неуверенность. Как будто все происходящее вдруг стало для нее реальным.

— Я хочу увидеть ваши глаза, — сказала она. — Снимите очки.

Пайк повел подбородком в сторону «хаммера», из которого выгружали чемоданы двое мужчин в костюмах с Савил-Роу:

— Это ваши вещи?

— Да.

— Одна сумка, одна сумочка, это все. Никаких сотовых. Никакой электроники. Никаких «ай-подов».

Ларкин вытянулась в струнку:

— Да, но мне нужны эти вещи. Пап, скажи ему.

В переноске, которую она прижимала к себе локтем, зарычала собачонка.

— И от собаки избавьтесь, — сказал Пайк.

Спустя час — очень неприятный час — Пайк и девушка уже были в пути.

— Джо?..

Впрочем, Коул понял, что Пайк телефон уже выключил. Вот так и выглядит обычно связь с Джо. Ты отвечаешь на звонок, он бормочет нечто невнятное — и все. Вежливость в телефонных переговорах сильной стороной Джо Пайка не была никогда.

И Коул вернулся к тому, чем он занимался, к полировке своей машины — желтого, 1966 года «стингрея» с откидным верхом. Одет Коул был в спортивные трусы и футболку. Серая футболка уже почернела от пота, однако он не снимал ее, чтобы не выставлять напоказ свои шрамы. Коул жил в маленьком, треугольной формы домишке, пристроившемся в Голливуд-Хиллз на краю каньона. Место тут было лесистое, тихое, соседи Коула нередко проходили мимо его дома, а он полагал, что им совершенно ни к чему видеть темно-каштановые шрамы со стежками, придававшие ему вид жертвы неудавшейся хирургической операции.

Занятие полировкой машины Коулу было ненавистно, однако он считал его неплохой терапией. Тринадцать недель назад человек по имени Дэвид Рейннике всадил ему в спину заряд из дробовика 12-го калибра. Дробь разнесла Коулу пять ребер, раздробила левое плечо и повредила левое легкое, так что теперь он передвигался на манер робота с заржавевшими сочленениями. Тем не менее два раза в неделю Коул, преодолевая боль, работал, стараясь вернуть себе прежнюю форму.

Он все еще возился с машиной, когда поперек его подъездной дорожки остановился зеленый «лексус». Коул смотрел, как из него вылезают Пайк и молодая женщина. Девушка выглядела настороженной, на Пайке была рубашка с длинными застегнутыми рукавами. Пайк таких никогда не носил.

Коул, прихрамывая, двинулся им навстречу:

— Джозеф, ты мог бы и предупредить, что у меня будет гостья, я бы привел себя хоть в какой-то порядок. — Коул улыбнулся девушке, развел в стороны руки, демонстрируя спортивные трусы и футболку. Мистер Красавчик, вышучивающий свои пропитанные потом телеса. — Меня зовут Элвис.

Девушка одарила его улыбкой, умной и проницательной, и тут же ткнула большим пальцем в Пайка:

— Слава богу, вы хоть говорить умеете. А то с этим ездить все равно что с трупом.

— Это пока вы его не разговорите. Потом ему рта не заткнешь.

Коул взглянул на «лексус», уже поняв, что к нему не просто приехали в гости:

— Что с твоим джипом?

Пайк коснулся спины девушки — без фамильярности, отметил Коул, — подтолкнув ее под навес для автомобилей:

— Давайте войдем в дом.

Коул провел их в гостиную, стеклянные двери которой выходили на веранду. Девушка оглядела раскинувшийся за ними каньон и сказала:

— Совсем неплохо.

— Спасибо. Я тоже так думаю.

От нее попросту пахло деньгами — джинсы «Рок-энд-Рипаблик» ценой в 500 долларов, топик от «Китсон», темные очки «Оливер-Пиплс». В людях Коул разбирался и со временем понял, что почти всегда оценивает их правильно.

— Это Ларкин Баркли, — сказал Пайк. — Она федеральная свидетельница. Участвовала в программе защиты свидетелей, но там все сложилось неудачно. Нам хорошо бы поесть, принять душ, а я расскажу тебе что к чему.

Коул понял, что при девушке Пайк говорить не хочет, и потому сказал ей, улыбаясь:

— Может быть, примете душ, а я пока приготовлю еду?

Ларкин взглянула на него, и Коул ощутил новую исходящую от нее эманацию. Теперь она улыбалась криво, так же как на подъездной дорожке, словно говоря, что он не сможет сказать ничего, способного удивить ее и вообще произвести хоть какое-то впечатление. Она словно бросает мне вызов, подумал Коул.

— А нельзя мне сначала поесть? — поинтересовалась она. — Этот ваш Пайкстер меня совсем не кормил. Он вообще ни о чем, кроме секса, думать не может.

— Вот и со мной он всегда такой же, — ответил Коул. — Но, правда, я научился к нему приспосабливаться.

Ларкин заморгала, потом прыснула.

— Один ноль в мою пользу, — сказал Коул. — Примите душ или посидите на веранде. Делайте что хотите, но нам вы при разговоре не нужны.

Она выбрала душ.

Пока Коул возился на кухне, Пайк принес ее рюкзак и показал ей, где находится гостевая ванная. Коул мелко нарезал цукини и баклажаны, заправил их оливковым маслом и солью, поставил на огонь сковороду. Пайк присоединился к нему, однако оба молчали, пока не услышали, как в душе полилась вода. После этого Пайк показал Коулу водительские права и кредитные карточки Ларкин. В том числе и черную карточку «АмЭкс».

— Я познакомился с ней только вчера и почти ничего о ней не знаю. А вот с этим мне понадобится твоя помощь, — вслед за кредитками Пайк показал Коулу и папку, полученную из Национального информационного криминалистического центра ФБР. — Этот человек пытается убить ее. Его зовут Алекс Миш, он из штата Колорадо, хотя сейчас приехал в страну из Колумбии.

Коул просмотрел первую страницу папки. Александр Миш. Разыскивается за убийство.

— Южная Америка?

— Ну да. Когда на него выписали ордер по обвинению в убийстве, он ударился в бега. Федералы выдали эту папку Баду, однако я из нее ничего не выудил. Может, тебе повезет больше.

Коул слушал рассказ Пайка о том, как девушка оказалась связанной с расследованием, проводимым министерством юстиции, как согласилась дать показания и как это привело к покушениям на ее жизнь. Коул слушал не перебивая, пока дело не дошло до перестрелок в Малибу и Игл-Роке.

— Погоди. Ты кого-нибудь застрелил?

— Пятерых. Двоих прошлой ночью, троих этим утром.

— Джо, господи боже, Джо! Так тебя же, наверное, полиция ищет.

— Не знаю. Если не ищет, то скоро начнет: я бросил в Игл-Роке пистолет.

Коул вытаращил на своего друга глаза:

— Но это же было самозащитой, верно? Ты защищал свою жизнь и жизнь федеральной свидетельницы. Федералы будут на твоей стороне.

— И этого не знаю. Так или иначе, у нас имеется проблема посерьезнее полиции. Убийцы в обоих случаях знали, где мы находимся. Ты понимаешь, что это значит?

Теперь Коул сообразил, почему Пайк не хотел разговаривать с ним в присутствии девушки.

— Кто-то из близких к ней людей сдает ее с потрохами.

— Я взялся защищать ее. Отрезал от этого дела Бада и федералов. Думаю, пока никто не будет знать, где она, мне удастся сохранить ее в целости.

— И что ты собираешься делать?

— Найти Миша.

— Он мог вернуться в Колумбию.

— Он уже пять раз пытался убить ее. Если человеку настолько нужна чья-то смерть, он не уедет из страны, положившись на то, что все обойдется, — ему нужно знать это точно.

Пайк подошел к блокноту с ручкой, которые лежали рядом с телефонным аппаратом Коула, записал что-то.

— У меня новый сотовый. Вот номер.

— Ты можешь предположить, кто именно сдает девушку?

— Бад пытается выяснить это, но пока — кому я могу верить? Это может быть один из близких к ней людей. А может и кто-то из федералов.

Коул опустил листок с номером на стол, повернулся к сковороде, переложил в нее овощи. Ему нравился запах, который возникает, когда овощи попадают на раскаленную сталь.

Коулу и Пайку пришлось пройти через многое. Их связывала многолетняя дружба. И когда Коул вышел из комы, Джо Пайк сидел рядом и держал его за руку.

Коул положил вилку, обернулся:

— Я попробую выяснить что-нибудь насчет Миша. Начнем с Ларкин, когда она вылезет из душа.

Пайк поерзал на стуле:

— Мы не сможем задерживаться здесь. Если этим людям известно, кто я, они могут попытаться достать меня через тебя.

Коул понял:

— Тогда поговори с ней ты. И вот еще что. Когда я буду разбираться с Мишем, мне придется проверить и твоего друга Бада.

Рот у Пайка скривился, и Коул подумал, заметила ли Ларкин, что Пайк никогда не смеется и не улыбается. Как будто та часть человека, которая ведает этим, в Пайке отмерла — осталась одна лишь способность кривить рот.

— Как хочешь, — сказал Пайк.

Коул уже начал сооружать сэндвичи, но тут зазвонил сотовый Пайка, и он вышел с трубкой на веранду.

Через несколько минут на кухне появилась девушка.

— Пахнет невероятно вкусно, — сказала она.

— Хотите стакан молока или воды?

— Да, пожалуйста. Молока.

Глаза ее были красны — уж не плакала ли она? — подумал Коул. Девушка поймала его взгляд и улыбнулась. Улыбка у нее получилась лукавая, зовущая; женщина, которая только что плакала, вряд ли смогла бы соорудить такую, но ведь соорудила же. Похоже, подумал Коул, у этой девочки было немало возможностей поупражняться в умении скрывать свои чувства.

Она взглянула на сэндвич и даже взвизгнула от удовольствия:

— Именно то, что требуется! Мне не хотелось вас напрягать, но я вегетарианка. Как вы догадались об этом?

— А я и не догадывался. Это я для Джо постарался. Он тоже вегетарианец.

— Он? — Девушка оглянулась на Пайка, а когда обернулась к Коулу, тот увидел, что улыбается она теперь совсем не криво.

— От мяса он становится агрессивным.

Ларкин расхохоталась, и Коул вдруг понял, что девушка ему нравится. Она откусила здоровенный кусок сэндвича и, жуя, снова вгляделась в Пайка.

— Он такой неразговорчивый.

— Так ему и телепатии хватает. Он еще и сквозь стены проходить умеет.

Девушка улыбнулась снова и снова откусила кусок сэндвича, на сей раз не такой большой. Потом улыбка сошла с ее лица, оно стало задумчивым.

— Он застрелил у меня на глазах человека. Я видела кровь.

— Человека, который пытался убить вас.

— Выстрел был таким громким. Совсем не как в кино. Я словно ощутила его всей кожей.

— Да, знаю.

— Они продолжают меня искать.

Коул не ответил, и тут с веранды вернулся Пайк.

— Дом у нас есть. Поехали.

Она взглянула на свой сэндвич:

— Я еще не закончила. И вы ничего не ели.

— Поедим в машине.

Коул проводил их до машины, попрощался, посмотрел, как они уезжают. Он не спросил у Пайка, куда тот направляется, а сам Пайк об этом ничего не сказал. Впрочем, Коул знал: как только они окажутся в безопасности, Пайк ему позвонит.

Они познакомились, когда Пайк еще водил патрульную машину, а Коул состоял в помощниках у старика Джорджа Фейдера — набирал три тысячи часов работы, необходимых для получения лицензии частного детектива. Несколько лет спустя, когда Коул эти часы набрал, а Пайк оставил полицию, Джордж ушел на покой, и они в складчину купили его дело, договорившись при этом, что на дверях их офиса будет стоять только имя Коула. У Пайка имелись в то время и другие дела, и он собирался лишь время от времени помогать Коулу.

Коул вздохнул и принялся за работу.

Невидимка, укрывшийся в безликой машине, Пайк вел ее по бульвару Сансет на восток, к лиловеющему небу. Миновав озеро Эхо, он повернул на север, к невысоким холмам, на которых стоял городок Эхо-Парк. К северу тянулись жилые улицы, извилистые, узкие, застроенные обшитыми вагонкой домами. Когда они подъехали к нужному им дому, на улицах уже мерцали фонари, установленные на довоенных еще фонарных столбах.

— Вот и наш, — сказал Пайк.

Узкий серый дом с островерхой крышей стоял на некотором расстоянии от проезжей части улицы. Веранду его накрывал навес, почти весь задний дворик занимал гараж на одну машину. Знакомая Пайка, агент по недвижимости, оставила ключ от двери под цветочным горшком на веранде.

Ларкин неуверенно оглядела дом:

— Кто здесь живет?

— Дом сдается внаем. Владельцы живут в Лас-Вегасе, а дом сдают арендаторам. Как только вылезете из машины, идите прямо к парадной двери.

Предзакатный ветерок, дувший со стороны Чавес-Равин, чуть волновал теплый воздух. Местные жители целыми семьями сидели на своих верандах, одни слушали радио, другие просто беседовали. Большинство выглядело выходцами из Восточной Европы. По другую от дома сторону улицы пятеро молодых мужчин — армян, судя по звукам их речи, — стояли у БМВ последней модели.

Пайк перенес на крыльцо сумки девушки, нашел ключ, провел ее в маленькую гостиную. Дверь направо от них вела к ванной комнате и спальням, передней и задней. Домик был чист, опрятен, но с поизносившейся мебелью.

Ларкин сказала:

— Я вот все думаю. Где мы сейчас, никто не знает, верно? У нас есть мои кредитки. Я могла бы воспользоваться банкоматом. И мы бы уехали, куда захотели.

Пайк опустил сумки на пол:

— Выберите себе спальню.

Он прошелся по обеим спальням, ванной и кухне, проверяя окна и задергивая шторы. Спальню Ларкин выбирать не стала, а просто ходила за ним по пятам.

— Нет, вы послушайте. Мы можем взять «Гольфстрим». Отец возражать не будет. У нас сказочная квартира в Сиднее. Были когда-нибудь в стране Оз?

— Вас узнают. Кто-нибудь в аэропорту скажет: «А вот и Ларкин с ее реактивным самолетом».

Он заглянул в холодильник. Их ожидали два пакета из продуктового магазина, коробка бутылок с водой, упаковка из шести бутылок пива «Корона».

— Это оставила моя знакомая. Угощайтесь.

— Хорошо… у нас есть еще дом в Париже — на авеню Георга V, в квартале от Елисейских полей. Я оплачу полет коммерческим рейсом. Это не проблема.

— Кредитные карточки оставляют следы. А для самолетов заполняются полетные планы.

Пайк направился обратно в гостиную, Ларкин нагнала его.

— Я возьму деньги в банкомате. Это же не трудно, правда.

В гостиной гудел единственный в доме кондиционер, включенный знакомой Пайка. Воздух вырывался из его отверстий с едва ли не ураганным ревом, кондиционер металлически дребезжал. Пайк выключил его.

Ларкин пришла в ужас:

— Зачем вы отключили воздух?

— Не мог ничего расслышать.

— Жарко же. Тут скоро станет как в печке.

Она скрестила на груди руки, впившись пальцами в предплечья. Пайк понимал — дело не в Париже или Сиднее. Дело в том, что она испугана.

Он коснулся ее руки:

— Я знаю, вы привыкли жить иначе, но этот дом — именно то, что нам нужно. Сейчас он — самое безопасное место.

— Простите. Я вовсе не хотела ныть и скулить.

— Я пойду заберу из машины мои вещи. Оставлю вас на несколько минут, идет?

Ларкин устало улыбнулась:

— Конечно. Все будет нормально.

Пайк выключил свет, чтобы его силуэт не рисовался в проеме двери. Вышел из дома, забрался в «лексус» и, связавшись через новый телефон со старым, просмотрел оставленные на нем сообщения. Бад оставил три кряду, все примерно одинаковые: «Черт, позвони мне! Ты не можешь просто так исчезнуть вместе с девушкой! Ради всего святого, она же федеральная свидетельница! На тебя ФБР натравят!»

Час спустя он оставил еще одно. Пайк отметил, что Бад немного успокоился. «Вот что у меня пока есть: трупы из Малибу не опознаны. Насчет Игл-Рока выясню завтра. УПЛА[1] и шерифы тебя с этой стрельбой не связали. Я поговорил с Доном Питманом, агентом Минюста. Он делает все возможное, чтобы защитить тебя от местных властей, но ему совершенно необходимо поговорить с тобой. Ты должен позвонить мне, друг. Я не знаю, что сказать ее отцу. Если ты еще жив, позвони».

Последнее сообщение оставил сухой мужской голос: «Это специальный агент министерства юстиции Дон Питман. 202-555-6241. Позвоните мне, мистер Пайк».

Пайк отключился от старого телефона, посидел, прислушиваясь к окрестностям. Интересно, что имел в виду Бад, говоря, что трупы из Малибу не опознаны. Пайк полагал, что личности покойников будут установлены, как только они попадут к коронеру, и это даст ниточку, ведущую к Мишу.

Было уже темно, а темноту Пайк любил. Темнота, дождь, снег, буря — все, что способно укрыть тебя, хорошо. Он обошел, проверяя окна, дом, поднялся на крыльцо и вошел внутрь.

Ларкин в гостиной уже не было, однако Пайк слышал, как она возится на кухне. Он снял рубашку с длинными рукавами и сел, дожидаясь Ларкин, в одно из кресел. Из кухни донеслось дребезжание холодильника — Ларкин выворачивала из пластиковой упаковки бутылку с водой. Она вышла из кухни, прошла половину пути до гостиной и, только тогда увидев его, перепугалась до того, что из стиснутой ею бутылки ударил в воздух гейзер воды.

— Вы меня до смерти перепугали.

— Простите.

Она подышала, отрывисто, как дышат испуганные люди, потом смущенно рассмеялась:

— Господи, в следующий раз хотя бы произнесите что-нибудь. Я не слышала, как вы вошли.

— Может, вам стоит надеть что-нибудь?

Она сняла с себя все, кроме лифчика и совсем узеньких светло-зеленых трусиков. Из пупка у нее торчала шляпка золотого гвоздика. Стоя лицом к Пайку, она гордо выпрямилась во весь рост:

— Мне жарко. Я же вам говорила, без кондиционера мы изжаримся.

Ларкин подошла к дивану, села, положила босые ступни на кофейный столик и уставилась на Пайка:

— Вы уверены, что не хотите в Париж? В Париже прохладнее.

Она смотрела на него с улыбкой женщины, которая только сию минуту обнаружила, что мир вращается вокруг секса.

— Кто такой Дон Питман? — спросил Пайк.

Улыбка исчезла:

— Я не хочу сейчас говорить о нем.

— Мне необходимо знать, кто эти люди. Он звонил мне.

Ларкин спустила ноги со столика.

— Он работает на правительство. Питман и еще один — Бланшетт. Кевин Бланшетт из Управления генерального прокурора.

Она наклонилась вперед, поставила бутылку на столик, и груди ее, округлые и полные, натянули в охряном свете ткань лифчика.

— У меня на попе есть татуировка. Видели ее нынче утром? Я хотела, чтобы вы увидели.

Пайк молча смотрел на нее.

— Это дельфин. По-моему, дельфины прекрасны. Особенно когда они летят по воде. Они кажутся такими счастливыми, быстрыми. Я тоже хочу быть как они.

Девушка встала, обошла столик, остановилась перед Пайком.

Он покачал головой:

— Не стоит.

Ларкин опустилась на колени, положила ладонь ему на плечо, прикрыв татуировку.

— Почему у вас эти стрелы? Скажите мне. Я хочу узнать о них.

Пайк передвинулся ровно настолько, чтобы стряхнуть ладонь Ларкин со своего плеча. Он взял ее за руки и отодвинул от себя:

— Прошу вас, не делайте так больше.

Какое-то время она смотрела в некую находившуюся между ними точку, потом возвратилась на диван. Пайк вглядывался ей в лицо. Глаза у Ларкин влажно поблескивали.

Он сказал:

— Все будет хорошо. Вы в безопасности.

— Я не знаю вас. Не знаю этих людей из правительства, не знаю Миша, Кингов, ничего не знаю об отмывании денег. Я всего лишь хотела помочь. И не понимаю, что случилось с моей жизнью. — Теперь и щеки ее поблескивали тоже. — Мне правда очень страшно.

Еще приближаясь к дивану, Пайк понял, что совершает ошибку. Он обнял Ларкин одной рукой, пытаясь успокоить ее, как успокаивал людей, когда служил в полиции, — мать, сына которой только что застрелили, ребенка, попавшего в дорожную катастрофу. Она прижалась к нему, положила руку ему на грудь, потом рука сползла ниже.

— Не надо, — шепнул он.

Ларкин, шлепая босыми ступнями, убежала в переднюю спальню. И захлопнула дверь.

Пайк посидел на диване посреди темного, тихого дома. Он не спал уже тридцать пять часов, но знал, что если и заснет этой ночью, то не более чем на час, от силы на два. Он стянул с себя майку, беззвучно прошелся по дому, заходя в каждую комнату, вслушиваясь в ночь за окнами, а потом переходя в другую. Оказавшись у двери Ларкин, он услышал, как она плачет.

Пайк прикоснулся к двери:

— Ларкин.

Плач прервался, и Пайк понял, что она его услышала.

— Стрелы. Они означают, что ты можешь контролировать то, что с тобой происходит, только двигаясь вперед, всегда вперед и никогда назад. Вот это мы с вами и будем делать.

Он подождал немного, но не услышал ни звука.