Пайка и комбыт

Россия договорилась с Европой об обмене группами осуждённых на один год лишения свободы. После месяца отсидки в России иностранные зэки попросили, чтобы лишение свободы им заменили расстрелом, а российские, сидевшие в их тюрьмах, чтобы всем назначили пожизненное заключение.

Анекдот.

Обычная хохма: когда вновь прибывший зэк спрашивает, хорошо ли в зоне с питанием, ему отвечают: с питанием-то хорошо, вот без него – плохо. С питанием в зоне, когда оно есть, действительно, всё более или менее в порядке.

Нормы питания свободного населения разрабатывает Институт питания Академии медицинских наук РФ, а для зэков эту работу до недавних пор выполняла Лаборатория питания МВД, своеобразный филиал этого института. Но что удивительно: нормы разные, причём не в пользу зэков. Однако притом, что нормы питания для зэков просто жалкие, не дремлет пытливая мысль учёных! «Исходя из местных условий, характера выполняемых работ и по инициативе довольствующихся разрешается выдавать продукты для их питания в размерах меньших, чем это предусмотрено нормами», – гласит §18 Правил применения норм суточного довольствия осуждённых[3]. Довольствующиеся– это и есть зэки. Рыдай, читатель! С началом «реформ» их стало можно вовсе не кормить, по их собственной «инициативе».

А не поедят – глядишь, чем-нибудь заболеют. А через годик-полтора (радость-то какая) помрут (по собственной инициативе), освободив место для очередного негодяя, которого наш доблестный ГУИН, руководствуясь научно разработанными нормами, за следующий годик-полтора столь же успешно «перевоспитает».

– Положение с едой настолько ужасное, что подростки за два месяца теряют в весе до 8-10 килограммов, – с болью говорил нам начальник одной из воспитательных колоний уже в начале XXI века.

Люди, зэки и собаки

Постановлением Правительства РФ от 1 декабря 1992 года утверждены нормы суточного довольствия питанием и нормы обеспечения мылом осуждённых к лишению свободы, а также лиц, находящихся в следственных изоляторах МВД России. По этим нормам питались и мылись все подопечные УИС, с некоторыми различиями между осуждёнными и подследственными. Затем, Постановлением Правительства РФ от 8 июля 1997 года «Об установлении минимальных норм питания и материально-бытового обеспечения осуждённых к лишению свободы» эти нормы были продублированы один к одному, за исключением некоторых несущественных изменений: в тюрьмах и на этапе указано было кормить по нормам колоний.

Действующие нормы для свободного населения утверждены Минздравом в далёком теперь 1982 году, когда у народа какие-то деньги в карманах водились, но тратить их было особо не на что. Сейчас почему-то всё наоборот (денег нет, а прилавки полные), но потребление еды по количеству и качеству осталось примерно таким же. Еда, её состав и энергетическая ценность – удивительно стабильные вещи, поэтому нормы 1982 года вполне применимы сегодня для сравнения с теми, которые были придуманы для заключённых в 1997 году.

Так как же отличаются нормы для населения от зэковских? И вообще, как заключённых кормят?

Слово – законодателям:


«Нормы питания, установленные для осуждённых, дифференцируются в зависимости от характера выполняемой ими работы, здоровья, климатических условий, беременности женщин и наличия детей. Питание организуется трёхразовое и дифференцируется по количеству и ассортименту. Важное место в питании осуждённых занимают продукты, приобретаемые ими в магазине исправительного учреждения, получаемые в посылках, передачах и из подсобного хозяйства. Должное качество питания достигается путём составления ежедневных меню-раскладок.

Пища для осуждённых приготавливается на кухне с электрическим или печным отоплением специально подобранным и подготовленным составом поваров из числа вольнонаемных работников и осуждённых. Пища готовится отдельно по каждой норме и постоянно контролируется администрацией и медицинскими работниками, результаты контроля отмечаются в специальном журнале снятия проб. После снятия пробы порции завтрака, обеда и ужина помещаются в стеклянные банки и хранятся до следующего забора пищи. Осуждённые принимают пищу (завтрак, обед, ужин) в столовой в установленное распорядком дня время, организованно, в составе бригад и отрядов. К столу пища подаётся в специальных бачках (кастрюлях) и разливается осуждёнными по очереди. Работающие на производстве осуждённые питаются в специально оборудованных столовых.

Продукты на кухню подаются со склада на предстоящие сутки и хранятся в специально оборудованных помещениях и холодильниках. Обработка овощей, картофеля, мяса и других продуктов производится в специальных подсобных помещениях кухни. За обработкой и приготовлением пищи ведётся санитарный контроль администрацией и медицинскими работниками учреждения.

В соответствии с нормами питания, утверждёнными Правительством Российской Федерации, пища для осуждённых готовится три раза в сутки на завтрак, обед и ужин по утверждённым раскладкам продуктов. При этом на завтрак и ужин готовится по одному второму блюду, чай или компот; на обед – первое, второе блюдо, чай или компот.

Для осуждённых, содержащихся в исправительных колониях всех видов, а также оставленных в следственных изоляторах, тюрьмах и больницах для нужд хозяйственного обслуживания, определена единая норма питания. Для лиц, находящихся в следственном изоляторе, изоляторе временного содержания, тюрьмах, установлена отдельная норма питания. Предусмотрено дифференцированное питание для лиц, водворённых в штрафной изолятор, помещение камерного типа, одиночную камеру колонии особого режима.

Повышенная норма питания установлена для осуждённых, занятых на работах с тяжёлыми и вредными условиями, для больных, беременных женщин и кормящих матерей, для несовершеннолетних осуждённых. Питание детей, находящихся с матерями в следственных изоляторах, исправительных колониях и тюрьмах, а также детей, содержащихся в домах ребенка исправительных колоний, осуществляется по нормам, установленным для детей, находящихся в домах ребенка системы Минздрава Российской Федерации.

Отдельно предусматриваются нормы питания лиц, этапируемых в исправительные учреждения, тюрьмы, следственные изоляторы, и освобождённых из-под стражи при их следовании к месту жительства».


Словесные выкрутасы насчёт того, что пища готовится на кухне и разливается осуждёнными по очереди, а продукты хранятся на складе, сродни уже упомянутым утверждениям типа «канавы копают киркой», а кирку покупают в магазине, а магазин – это учреждение для торговли, состоящее из прилавков, а прилавок – это…

Нормы же в сутко-граммах таковы, что сразу бросается в глаза: заключённый потребляет хлеба, муки, крупы, макарон и картошки в два раза больше не сидящего народа, а мяса, жиров, сахара и овощей – в два раза меньше. Кроме того, свободный гражданин может позволить себе ещё яйца, некие бобовые, фрукты, ягоды, молоко и молочные продукты… а иногда еще и пельменьчики, и стопочку водки, и в лесок сходить по грибы, по ягоды, о чем зэк и мечтать не моги.

Вот как выглядят эти нормы:



Примечание: По УИС приведены наиболее часто применяемые нормы, то есть для осуждённых с нормальными условиями и подследственных, это 85 процентов всех содержащихся в УИС. Не приводятся нормы для отдельных категорий (дети, больные, инвалиды, беременные и кормящие женщины, работающие на тяжелых работах и этапируемые).


Причём, нормы соблюдаются своеобразно. Александр Семенович К-н, выйдя на свободу, сообщал:

«…Завезли капусту. Значит, утром, в обед и вечером – капуста. Завезли сечку – значит, с неделю утром, в обед и вечером будет сечка. В последние полгода чай совсем без сахара. Даже когда приезжала какая-то московская комиссия во главе с полковником (он ни с кем из зэков не беседовал и, естественно, не представлялся) питание не улучшилось…»

В общем, понятно, на зэковскую пайку не разгуляешься. Суточная же калорийность этого продуктового набора, необходимая, по мнению медиков, для поддержания жизнедеятельности организмов, компенсируется хлебом. Хлеб на Руси – вообще всему голова, а в зоне это просто основной продукт питания.

Если сравнивать суточную калорийность, то зэковская пайка вполне укладывается в рекомендуемую Минздравом: у осуждённых 3100 ккал, у подследственных 2800 ккал, у нас с вами – тоже 2800 ккал.[4]

Как видим, даже подследственный в СИЗО, у которого, по сравнению с осуждённым, урезана норма на хлеб, крупу, растительное масло и картошку, и тот имеет пайку на уровне научно обоснованной энергетической ценности.

Станислав Б. (Карелия, г. Сегежа, учр. УМ-220/7):

«Я отбываю наказание за своё преступление, которое совершил по своей глупости. Сижу я уже полтора года, но ещё сидеть пять лет, я не знаю, как досидеть этот срок отбывания. Сидеть очень тяжело, по зоне гуляет страшная дистрофия, и я вот, по-моему, дошёл до этого предела. Похудел, стали беспокоить почки, постоянно болею пневмонией, и еще последнее время беспокоит желудок».

Для справки: суточная калорийность кормления взрослых служебных собак[5] составляет 2930 ккал, что чуть выше, чем у нас с вами и у горемык в СИЗО, но почти равна зоновской. Очевидно, что по этой науке лучше быть собакой или зэком в зоне, чем подследственным или подсудимым, пусть ты даже стократно невиновен и суд тебя потом оправдает.

Но если калорийность питания заключённого хотя бы в утверждённой норме соответствует человеческим потребностям, то витаминов, дорогой читатель, зэк не видит. Отсутствие витаминов в рационе (они содержатся в основном в неположенных зэку фруктах и ягодах), лаборатория питания МВД предлагала компенсировать так:

«Для предупреждения витаминной недостаточности в рацион питания осуждённых к лишению свободы и лиц, содержащихся в следственных изоляторах, вводится поливитаминный препарат «Гексавит» по одному драже на одного человека в сутки. Поливитамины выдаются в период с 15 апреля по 15 июня».

Вероятно, имеется в виду, что в период с 15 июня по 15 апреля обезвитаминенные зэки должны получать желанные тиамин, ниацин, фолацин и аскорбинку в посылках и передачах, или покупать в ларьке по 0,1 грамма в сутки. Или жевать крапиву, собранную вдоль стенки барака. Или вообще неизвестно, что. Хороший, конечно, пункт, нужный… если бы не был он столь половинчатым, и если бы везде выполнялся.

В подростковых колониях «витаминное» обеспечение лучше, там в суточном рационе должно быть 250 г свежих фруктов, 15 г сушёных, и стакан сока. Стационарным больным, в том числе тяжёлым – туберкулёзникам, дистрофикам и язвенникам, а также беременным женщинам и кормящим матерям, дозволено потреблять 15 г сухофруктов в день, и всё.

Если же говорить не об энергетической, а о человеческой ценности, о равенстве всех человеков не только перед законом, но и перед промыслом Божиим, то равенство это в отношении хотя бы одной небольшой, но так называемой «социально опасной» группы населения – туббольных, наглядно иллюстрируется сравнением норм питания сотрудников колоний, и содержащихся в них же тубиков-заключённых:



Скорее всего, отсутствие в рационе зэка-тубика колбасы, селёдки, сыра, икры, сметаны, кофе, какао и свежих фруктов предполагается компенсировать 50-ю граммами рыбы и лавровым листом с томатной пастой. И подобное неравенство в еде, как ни странно, закреплено правительственными решениями!

Думается, если бы у нас было много зэков-тубиков из числа негров, то для них наши спецы по еде вполне могли бы разработать отдельную норму – негритянскую. И защитить на этом деле десяток кандидатских диссертаций.

Причём, как вы увидите еще не раз, в тюрьме норма есть норма, а практика есть практика, и вместе им не сойтись. Александр К. (Нижегородская обл., Тоншаевский р-н, пос. Южный, учр. УЗ-62/8с) пишет:


«Находясь в ИК-8, я получаю диетпитание (норма ББ), которое мне положено по болезни (туберкулёзный плеврит). Но здесь больным, которым положено диетпитание, не дают вообще ничего. Нормы питания, которые едины для всех учреждений РФ, грубо нарушаются и незаконно урезаны. В данное время при норме на белый хлеб и чёрный дают только чёрный, который невозможно есть, т. к. он больше напоминает глину, чем хлеб. Масла сливочного или маргарина нет вообще с февраля. Порционное мясо (120 г), которое якобы кладут в суп, я не получаю, нет ни сухофруктов, ни порционной рыбы. Песок сахарный не давали три месяца, и сейчас не дают. Нормы закладки круп и овощей грубо нарушаются. Участились случаи, когда диетпитание варят в одном котле, говоря, что диета и общее одинаковое, хотя такое невозможно, причём порционное растительное масло не выдается. Продукты, которые мне положены и отсутствуют в рационе, другими продуктами не заменяются и за те дни, что не дают, возмещать отказываются.

Больным туберкулёзом положена своя индивидуальная посуда. Администрация её не пропускает, мотивируя тем, что у них своя в столовой. Но там царит антисанитария и бардак. Больные с туб. учётом должны содержаться в туб. отрядах или секциях, но их содержат вместе со всеми.

Больных с 3 ГДУ по туб. заболеваниям заставляют в принудительном порядке заготавливать пищу и чистить картошку для здорового контингента, стоять на дежурстве по локальному участку по 6 часов на морозе. При этом заставляют надевать повязки дежурных, которыене предусмотрены законом и унижают человеческое достоинство. За отказ от дежурства водворяют в ШИЗО или ПКТ.

Проработав семь месяцев на производстве, я не могу купить в магазине колонии даже куска мыла. Здесь люди трудятся бесплатно, за миску каши, не получая за свой труд и копейки, т. к. деньги якобы вычитают на питание, но кормят водой и тухлой рыбой, есть которую невозможно.

Здесь мы живём по законам средневековья, нас считают за рабов, которых привезли на бесплатный труд. Многие люди доведены до истощения, в зоне распространена дистрофия. Нам говорят, что надо лучше работать, а то администрация не получает из-за нас зарплату…»


В царском Уставе о содержании под стражей (от 1890 года) подробно поименованы продукты, составляющие арестантский паёк, и указан их точный вес[6] (см. Приложение № 1). В статье 206 Устава записано, что арестантам положен солдатский паёк, – вот это было равноправие!

Той же статьёй предусматривался сбор подаяний в пользу арестантов, а также добровольные пожертвования. В церквах выставлялись с этой целью кружки. Закон предусматривал приём тюрьмами благотворительной помощи! А более чем столетие спустя, в декабре 1998 года, участники Международной конференции «Уголовная политика и тюремная реформа – новые подходы», проходившей в Москве, горестно вопрошали ГУИНовских деятелей: когда же благотворительным организациям разрешат работать в тюрьмах и колониях?.. Вот вам и «новые подходы». К старым бы вернуться.

Каковы они были, правила содержания людей вне воли? Давайте посмотрим, и вернёмся к рассмотрению современной ситуации с продовольствием в уголовно-исполнительной системе после короткого очерка о тюремной истории России.

Российские тюрьмы в былые времена

История многому учит и, как и мода, к сожалению, идёт по кругу. Это показывает и история содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в России.

Прежде всего, отметим, что история этой стороны российского житья-бытья подробно описана (вплоть до последней трети XIX века) А.Ф. Кистяковским, П.И. Люблинским и В.Н. Никитиным.

В глухие средние века, коими в России считаются почему-то XV—XVII, большинство обвинённых в совершении преступления до решения их дел оставались на поруках у обществ и частных лиц, отвечавших головой в случае их исчезновения. Под стражу («за пристава») брали только тех, у кого не было поручителей. Их заковывали в деревянные колоды или кандалы и держали в подземных погребах, ямах либо в клетках в домах приставов или в приказах, земских и губных избах. Но Иван IV Грозный в 1560 году подземные остроги запретил. Добр был царь и милосерд.

В тюрьмы заключали по государеву приказу тех, кто был признан судом совершившим злоупотребление, и очень редко – по сыскным делам. На наиболее опасных узников там надевали металлические ошейники и цепи.

Правительство не обеспечивало колодников пищей и одеждой, они сами должны были платить за содержание («пожелезное») приставу. Не имевшие поддержки от родни или собственных средств, скованные по двое, ходили в сопровождении стражника и просили милостыню.

В середине XVII века государство стало брать содержание под стражей в свои руки. С 1653 года приставов взяли на жалование.

В 1665 году Николаас Витсен, посетивший Москву в свите посла Нидерландов, писал в своём дневнике:

«…Одну женщину осудили быть заживо закопанной в землю. Она была виновна в смерти мужа, и таково было наказание за это. Напротив, того, кто сломает жене шею, даже не бьют кнутом. Наказания преступников здесь очень жестокие и неправомерные: нюхателям табака разрезают ноздри, пьющих вино и покупающих его из запретных (не казенных) кабаков бьют кнутом. Кто описку сделает в титуле царя, хотя бы в одной букве, того лишают руки. Кто неуважительно прикоснется к иконе, лишается жизни или ссылается, если это русский, а немца либо лишают жизни, либо обязывают совершить обряд перекрещения. Кто стрелял в ворону, сидящую на крыше церкви, того бьют кнутом. Кто-то стрелял вблизи помещения царя, это стоило ему правой руки и левой ступни. За разные преступления лишают человека глаза, носа или уха, разрезают щеки или лоб. Должников бьют по голеням. Кроме того, что сжигают людей, их бросают живых и связанных в огонь для пытки и оттуда вынимают. Кто имел дело с коровой, того привязывают к ее рогам за мужской член и так кнутом гонят по улицам. Самое обычное наказание – это ссылка в Сибирь, куда попадают тысячи. Если муж совершает преступление, за которое его ссылают, то жена и дети должны отправиться с ним».

В 1667-м было предписано людей, оправданных судом, отпускать по домам без порук, а также разобраться, правильно ли содержатся люди в тюрьмах. В 1717 вышло распоряжение о периодической замене соломы, служившей подстилкой для колодников. В 1720 начали кормить содержащихся под стражей за счёт челобитчиков, в связи с чем в 1722 колодникам было запрещено собирать милостыню (хотя содержавшиеся под стражей при полиции довольствовались одними подаяниями до 1810 года). В 1736, 1737 и 1744 правительство по ходатайству ряда губернаторов давало им разрешение на обеспечение колодников казённым продовольствием.

В 1744 году появился указ о раздельном содержании лиц мужского и женского пола.

Указ 1765-го запретил отдавать колодников на тяжёлые работы.

Императрица Екатерина II определила количество кормовых здоровым и больным колодникам (1778) и разрешила обеспечивать последних за счёт казны (1796). Однако прочная и определённая система обеспечения арестантов продовольствием за казённый счёт сложилась только к концу XVIII столетия.

В 1787 году императрица собственноручно написала проект общего тюремного устава, предусматривавшего раздельное содержание подследственных от других категорий арестантов, мужчин от женщин, а также разобщение лиц, оказывавших вредное влияние друг на друга. Нормальным наполнением арестантских камер признавалось содержание вместе не более 2-3 человек. Указанный проект не был реализован, и вплоть до 1832 единый нормативный акт, определявший порядок содержания под стражей, в России отсутствовал.

До XIX века обращение с подследственными строилось на признании их виновности до суда (презумпция виновности), а для того, чтобы определить степень вины, применялись жестокие пытки. Нередко подследственные и осуждённые, мужчины и женщины, несовершеннолетние и взрослые арестанты, должники и привлекаемые к ответственности за уголовные преступления содержались вместе, скованными одной цепью или колодкой.

В 1802 году закон освободил от заковывания в кандалы, железа и цепи офицеров и других военных чинов из дворян. Через двадцать лет после этого от цепей и кандалов были освобождены заключённые под стражу женщины (кроме ручных цепей во время перевозки) и малолетние арестанты обоего пола. Окончательно заковывание в колодки было запрещено указом императора Николая I в 1827 году после ставшего ему известным случая смерти арестанта в неподвижной колодке.

После войны 1812 года император Александр I проявил интерес к получившей распространение в Европе прогрессивной пенитенциарной системе Говарда. Император пригласил в Россию его сторонников, предложив им посетить тюрьмы в разных городах и подготовить записки по реформированию тюремной системы. Это было сделано, а наибольшую известность получили выводы и предложения Вальтера Венинга, побывавшего в России в 1819 году. Он предложил:

– установить бдительный надзор за арестантами;

– разделить их по полу, возрасту и роду преступления;

– наставлять их в религии и нравственности;

– заставлять их заниматься разными ремёслами, рукоделиями и не позволять быть в праздности;

– в виде дисциплинарных взысканий подвергать арестантов заключению в уединенном месте, а за важные проступки переводить на хлеб и воду – с отменой одновременно всяких телесных наказаний;

– приспособить к этой системе тюремные здания.

Также Венинг разработал и представил императору проект «Общества попечительного о тюрьмах», который и был утверждён 19 июля 1819 года. Общество формировалось как самостоятельное учреждение, подчиненное самому императору и назначенному им президенту.

К 1838 году Общество имело 100 комитетов и отделений в различных городах империи, а к 1855 – 355 комитетов и отделений. В итоге его деятельности тюремная система России, во-первых, стала более открытой и обрела общественную значимость. Ее проблемы обсуждались на самом высоком уровне. Во-вторых, вопросами тюремной системы занялись активные и обладавшие высоким общественным положением люди, с мнением которых не могли не считаться даже самые консервативные тюремные и полицейские чины. В-третьих, Общество вносило в поддержание и развитие тюремной системы огромные деньги – за 60 лет более 21 млн. рублей.

Был отменён обычай впускать в тюремные камеры всякого, кто хотел лично оделить арестантов провизией, вещами и деньгами, дабы избежать возможности подкупа тюремных смотрителей и конвойных стражников. Вместо этого при входе в тюрьмы установили кружки, куда благотворители опускали деньги. Тут же от них принимали продукты, которые шли в пищу всем арестантам. Вместо ежедневного посещения арестованных родственниками непосредственно в камерах были установлены свидания три раза в неделю в особых комнатах.

Такие новшества вызвали недовольство со стороны как арестантов, так и тюремных смотрителей, поскольку последние лишались дополнительного источника дохода. Для разрешения конфликта потребовалось вмешательство императора Александра I, который распорядился следующим образом: «Из тюрем должно быть изгнано всякое изобилие, а заключённые должны содержаться в чистоте и опрятности и пользоваться здоровою, но умеренною пищею».

Узнав, что пересыльным арестантам, в том числе и подследственным, не полагалась выдача кормовых денег, одежды и обуви, Общество добилось решения императора об обеспечении данной категории лиц за счёт казны. Общество ввело в тюрьмах обучение малолетних; оплачивало работу священников; добилось, чтобы заключённых регулярно водили в баню; приобретало им постельное белье; ввело в практику кандалы по английскому образцу стандартного веса – взамен отечественных, разного веса, тесных и острых; добилось выделения кормовых денег на детей арестантов, содержавшихся вместе с родителями; организовало огороды при тюрьмах; добилось наказания нескольких тюремных смотрителей, занимавшихся поборами с арестантов, что способствовало если не полному искоренению, то, во всяком случае, существенному уменьшению количества таких фактов.

В 1851 году Общество было причислено к Министерству внутренних дел, а в состав его местных комитетов и отделений в качестве обязательных членов были введены губернатор, епархиальный архиерей, председатели губернских присутственных мест и другие чины.

С отменой крепостного права, проведением судебной реформы и отмены телесных наказаний места лишения свободы начали наполняться арестованными и осуждёнными из бывших крепостных крестьян, различные проступки которых ранее разбирались их владельцами, не прибегавшими к помощи государств. Шире стало применяться тюремное заключение и за преступления, совершение которых прежде влекло телесные наказания.

Ожидание тюремной реформы, подготовка которой затянулась на 15 лет, в значительной степени парализовало работу государственных органов; ограничились ассигнования на первоочередные нужды. С 1855 по 1881 год МВД ни разу не получало кредита на ремонт и расширение тюремных зданий в полном объеме. Сократился и приток средств от частной благотворительности. Тюрьмы пришли в антисанитарное состояние, здания некоторых разрушались, в других недоставало пекарен, бань, прачечных, сушилок, погребов, кладовок, что отражалось на условиях содержания арестантов. Существовавшие прежде тюремные мастерские закрывались и переоборудовались в жилые помещения. Во многих тюрьмах не было женских отделений.

Часть тюрем была размещена в наёмных домах, совсем не приспособленных для размещения арестантов или в казённых зданиях, сооруженных для иных надобностей (например, Петербургская исправительная тюрьма располагалась в комплексе зданий винного городка). Даже специально построенные тюремные здания в большинстве своем отличались ветхостью, сыростью, недостатком света и воздуха, неудобством внутреннего устройства помещений, отвратительным состоянием отхожих мест. Различия в планировке зданий делали невозможным выполнение единого устава в местах заключения.

Для разрешения вопроса о выработке новой пенитенциарной системы была учреждена комиссия из представителей ведомств, имевших отношение к тюремному делу. В 1873 году под редакцией тайного советника графа В.А. Соллогуба вышел труд под названием «История и современное состояние карательных учреждений за границей и в России». В частности, граф констатировал: «Русская тюрьма сделалась для народа развращающим учреждением». Само начальство называло тюрьмы «школами порока», «академиями преступлений», в которых хорошему человеку достаточно было пробыть три дня, чтобы окончательно испортиться.

К 1880 году на 76 090 арестантских мест приходилось 94 769 заключённых – на 24% больше лимита. В отдельных учреждениях переполнение достигало пятикратного уровня. На каждого тюремного надзирателя приходилось от 20 до 80 арестантов.

В последней четверти XIX века тюремные власти были озабочены решением двух проблем: во-первых, создать условия содержания под стражей в соответствии с европейскими стандартами и, во-вторых, обеспечить изоляцию арестованных, прежде всего обвиняемых в государственных преступлениях.

В марте 1882 года киевский генерал-губернатор Стрельников для предотвращения связи через окна политических заключённых приказал закрыть окна металлическими щитами в виде прямоугольного ящика без крышки и без одной стороны. Щит плотно прилегал к окну снаружи, оставляя одно отверстие снизу. В результате заключённые практически полностью лишались естественного света и притока свежего воздуха. После убийства генерала его преемники поспешили снять эти сооружения.

В 1879 году при Министерстве внутренних дел было образовано Главное тюремное управление, призванное вывести тюремную систему из кризиса, в котором она оказалась. И первое, за что взялось новое подразделение министерства – надлежащее устройство тюремных помещений. В связи с тем, что денег, выделяемых правительством на эти цели, явно недоставало, упор был сделан на приспособление под тюремные помещения уже существующих строений. Для удешевления построек подрядная система во многих случаях заменялась хозяйственной и, где представлялось возможным, применялся труд арестантов. Таким образом, к 1890 году вновь было отстроено 11 тюремных зданий и перестроено или подверглось капитальному ремонту 57.

За этот же период на 27 % увеличилось количество тюремных надзирателей, так что в 1888 году на одного надзирателя приходилось 13,7 арестантов. Улучшилось и материальное положение тюремных служащих. Несколько улучшилось также снабжение заключённых одеждой, были установлены новые нормы питания.

Представители тюремного ведомства поддерживали контакты с западноевропейскими коллегами, принимали участие в международных пенитенциарных конгрессах, на которых обсуждались вопросы тюремной политики, вырабатывались согласованные решения.

Ещё прежде граф В.А. Соллогуб называл русскую тюрьму «притоном разврата, мошенничества», «фабрикой фальшивых паспортов, монет, ассигнаций». И через много лет все эти недостатки были налицо. К примеру, в 1884 году в одной из петербургских тюрем в камере была найдена хорошо оборудованная литография, изготовлявшая бланки для фальшивых метрических свидетельств от имени Олонецкой духовной консистории.

1890 году был утверждён новый Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей. Разделение арестантов осуществлялось по половому, возрастному (малолетние и несовершеннолетние отдельно от взрослых) и сословному признакам. Осуждённые содержались отдельно от лиц, состоявших под следствием и судом. Лица, проходившие по одному делу, размешались раздельно.

Содержащиеся в арестантском помещении при полиции носили собственную одежду, белье и обувь. Если они оставались в помещении более трёх дней, то им при необходимости выдавалось сменное белье. В тюрьмах ношение казённой одежды и обуви было обязательным только для подследственных, обвиняемых в бродяжничестве. Остальным лицам казенная одежда выдавалась лишь в случае отсутствия или «неприличного вида» собственной одежды. Постельные принадлежности выдавались всем подследственным, кроме обвиняемых в бродяжничестве. В некоторых тюрьмах, где это было возможно, арестантам разрешалось иметь свою постель.

Для питания арестантов за основу брался солдатский паёк, включавший хлеб, крупу и муку. Мясо, рыба и прочие продукты относились к улучшенной пище и предоставлялись за счет пожертвований от благотворителей. Во время постов полагалось говеть. Беременным и кормящим женщинам предоставлялась улучшенная пища. Желающим разрешалось иметь свой собственный стол.

Заключённым предоставлялась ежедневная прогулка в пределах двора или сада.

Содержащиеся под стражей лица во время следствия и суда, вплоть до обращения приговоров к исполнению, не подлежали обязательному занятию работой в местах заключения, однако по желанию они могли принимать участие в работах при местах заключения, за что получали денежное вознаграждение.

Чтение газет и журналов подследственным политическим арестантам было запрещено. Допускалось лишь чтение книг «серьёзного и научного содержания», разрешённых прокурорским надзором. Другим подследственным разрешалось чтение газет и журналов при условии, что они имеют образовательное и воспитательное значение и не затрагивают вопросов текущей общественной жизни.

В случае смерти или болезни близкого родственника по письменному распоряжению попечителя или суда подвергнутые задержанию обвиняемые могли быть отпущены домой.

Заключённым не разрешались употребление вина, курение табака, игры в карты, кости, шашки и другие увеселения, а также запрещалось драться, воровать и шуметь. Для предупреждения побегов допускалось заковывание лиц мужского пола в кандалы (исключая малолетних и ряд других категорий лиц).

Временными правилами о дисциплинарной ответственности лиц, содержащихся под стражей (Закон от 23 мая 1901), в тюрьмах были введены следующие виды наказания арестованных:

1) объявление выговора наедине или в присутствии других арестантов;

2) лишение права чтения литературы, кроме книг духовного содержания, на срок до одного месяца;

3) лишение права переписки на срок до одного месяца;

4) лишение свиданий на срок до одного месяца (кроме свиданий с защитниками);

5) запрещение приобретать на собственные средства продукты питания и другие допускаемые в местах заключения предметы на срок до одного месяца;

6) лишение права распоряжаться половиной заработанных денег на срок до одного месяца;

7) лишение заработка за отработанное время на срок до одного месяца, а в более серьезных случаях – до двух месяцев;

8) уменьшение нормы выдаваемой пищи до оставления только на хлебе и воде на срок до трех дней;

9) арест в карцере со светом на срок не свыше одной недели;

10) арест в тёмном карцере на срок не свыше одной недели с переводом в карцер со светом и с разрешением прогулки через три дня на четвертый.

Начальник места заключения имел право применять своей властью наказание к подследственным в виде выговора наедине или в присутствии других арестантов. Все прочие взыскания он мог налагать с согласия наблюдающего за тюрьмой лица прокурорского надзора.

Уголовный закон от 22 марта 1903 года установил факультативный зачёт осуждённым в срок отбывания наказания срока предварительного заключения; предусмотрел сокращение срока тюремного заключения за некоторые виды преступлений и более широкое применение условного осуждения.

Если на 1 января 1902 года во всех местах заключения России находилось 88 тыс. арестантов, из них около 25 тыс. подследственных, то к 1911 году «тюремное население» увеличилось вдвое и составило 177 017 человек, из которых подследственные составляли одну треть. Наибольший рост отмечен после поражения революции 1905 года.

В начале века революция в стране только назревала, и арестованных революционеров было мало по сравнению с уголовными. Как вспоминал один из них – А. Локерман, оказавшийся в 1901 году в тюрьме г. Ростова-на-Дону, тюремные надзиратели проявляли недоумение и непонимание того, что это ещё за новая порода арестантов? Из-за чего они бьются? Какую выгоду в этом находят? В бескорыстие революционеров они не верили, а всё пытались докопаться, нет ли за их громкими фразами каких-либо материальных пружин.

Это было началом разложения тюремного персонала, который уверенно чувствовал себя с уголовными преступниками, но оказался не в состоянии ни понять политических, ни противостоять им. Видя, что режим в тюрьмах ослабевает и ситуация выходит из-под контроля администрации, Министерство юстиции, в ведении которого с 1895 года находились указанные места лишения свободы, в 1904 году утвердило Правила о порядке содержания в тюрьмах политических арестантов.

Во время проведения дознания или следствия политические арестанты должны были содержаться в особых камерах по одному и по возможности изолироваться от других категорий на прогулке, в церкви, комнатах для свиданий и т. д. В определённые дни, но не более одного раза в неделю, за счёт собственных средств политические арестанты могли приобретать продукты и предметы обихода, которые разрешалось иметь в тюрьме: чайники, миски, мыло, гребешки, щетки, бумагу и т. д. На хозяйственные работы по тюрьме они не назначались, но были обязаны сами поддерживать чистоту и порядок в камерах и убирать постель. Им предоставлялось право заниматься в камерах или в специально отведённых для этого помещениях письменными работами или ремесленным трудом. Они могли читать книги, газеты и журналы за исключением запрещённых к обращению в публичных библиотеках, а также газет и журналов, вышедших в течение последних 12 месяцев.

Свидания с супругами и ближайшими родственниками, к числу которых относились родители, дети, родные братья и сестры, а в особо уважительных случаях и с другими лицами, разрешались начальником тюрьмы с согласия лица прокурорского надзора или лица, проводящего дознание. Количество свиданий – не более двух в неделю в дни и часы, определенные начальником тюрьмы. Помещения для свиданий оборудовались разделительной решёткой.

Выбор старост, устройство общей кассы и передача друг другу денег и вещей политическим арестантам запрещались.

Таким образом, Правила предусматривали более строгую изоляцию для политических арестантов, по сравнению с общеуголовными, однако до 1907—1908 годов администрация тюрем была не в состоянии обеспечить их выполнение. Так, в одесской тюрьме в 1907 году заключённые, пользуясь самодельными отмычками, свободно открывали двери камер, посещали друг друга и даже оставались на ночёвку в других камерах. В тюрьме действовала общественная комиссия из представителей всех партий. В этот же период времени московская центральная пересыльная тюрьма («Бутырка»), где также содержались подследственные, была открыта для межкамерных контактов. С утра до вечера заключённые вели переговоры друг с другом через окна, свободно получали известия с воли, издавали свой собственный журнал. Свидания имели без решёток и с кем угодно.

Тюремная администрация пыталась любыми путями обеспечить соблюдение установленных законом условий, но это было сложно, так как количество политических заключённых в тюрьмах постепенно превысило количество уголовных, и уголовные нередко выступали на стороне политических в борьбе за права заключённых.

Сроки содержания арестованных в полицейских участках и в тюрьме до суда в 1906—1907 годах. Оказалось, что в полицейском участке в среднем арестованный находился 7 дней до того, как его переводили в тюрьму, но отдельные лица находились там более одного-полутора месяцев. Средняя же продолжительность содержания под стражей подследственных до передачи дел в суды составляла 5 месяцев 12 дней, а максимальная доходила до 15 месяцев.

Подробное описание санитарного состояния тюрем в 1909 году дал Н. Гурьев. Он указал на однообразие пищи арестантов, недостаточную калорийность их суточного рациона. Только в небольшом количестве из обследованных им тюрем имелся достаточный запас белья, позволявший производить его еженедельную смену. Среди других недостатков Н. Гурьев отметил произвольное сокращение администрацией времени прогулок арестантов и даже полную их отмену, наличие клопов в камерах, плохое медицинское обслуживание и обеспечение гигиенических условий. Результатом неблагоприятных условий являлось развитие у многих арестантов туберкулёза легких.

Выступая в 1911 году на заседании Государственного Совета, начальник Главного тюремного управления Хрулев в ответ на упрёки, что арестанты едят мясо, которого не видит русский крестьянин, указал, что в огромном большинстве губернских тюрем, а в уездных повсеместно, мясо совершенно не даётся, за исключением праздничных дней, а приправа супа делается с помощью только сала. Исключением являлись тюрьмы Санкт-Петербурга и Москвы, где были установлены другие нормы. Чай и сахар арестантам также не давался.

В 1909 году стоимость содержания одного арестанта в России была ниже, чем в других странах Европы, в том числе по сравнению с Англией в два раза.

Плохо в тюрьмах было и с библиотеками: в трети из общего числа тюрем, откуда в 1904 году поступили сведения, библиотеки полностью отсутствовали.

В декабре 1915 года министром юстиции была утверждена Общая тюремная инструкция, в которой подробно регламентировался порядок исполнения предварительного заключения под стражу и исполнения наказания в отношении различных категорий арестантов. Эта инструкция с определенными исключениями фактически действовала и в первые годы советской власти.

Инструкция предусматривала раздельное содержание лиц, состоявших под следствием и судом, и других арестантов, а также обвиняемых по одному и тому же делу. Указанные лица должны были, по возможности, содержаться в одиночном заключении.

Если врач давал заключение о том, что содержание арестанта в одиночной камере угрожало его здоровью, то он подлежал переводу в общую камеру с согласия прокурора или следственных властей.

Арестанты, состоящие под следствием или судом, должны были подвергаться лишь таким запретам и ограничениям, которые вызывались необходимостью предупреждения уклонения их от ответственности, обеспечения правильного хода следствия или дознания и поддержания порядка, необходимого в местах заключения.

Указанные лица пользовались правом получать за свой счёт или от родственников и иных лиц пищу. Им разрешалось за установленную плату готовить пищу в отдельной кухне, а также приобретать продукты питания как из денег, заработанных в местах лишения свободы, так и из собственных средств. При этом на них не распространялись ограничения в расходовании таких сумм, существовавшие для осуждённых, но воспрещалось выписывать больше, чем было необходимо для личного потребления. Для осуждённых передачи принимались только от близких родственников, а на состоящих под следствием и судом это ограничение не распространялось. Им также не вменялось в обязанность носить казённую одежду, но количество собственной одежды ограничивалось одним комплектом верхнего платья и обуви, соответствующих времени года, а также одной сменой чистого белья, помимо той, которая находилась в пользовании. Женщинам дозволялось иметь две смены белья. Стирка и сушка одежды осуществлялись в тюремных прачечных за умеренную плату.

Лица, состоящие под следствием и судом, не входили в число арестантов, подлежащих обязательному занятию работой по распоряжению тюремного начальства. Однако заключённые, которые раньше уже отбывали наказание за определенные преступления, в случае повторного привлечения к ответственности за аналогичные преступления были обязаны работать, но освобождались от нее на время, которое было необходимо для приготовления к защите на следствии и в суде. Вместе с тем тюремной администрации вменялось заботиться о привлечении к работам желающих трудиться подследственных лиц.

В свободное от работы время для всех арестантов устраивались общие чтения, на которые привлекались только те подследственные, относительно которых имелось согласие прокурора. Те же требования распространялись и на привлечение арестантов к общеобразовательному обучению в тюремной школе.

Свидания указанным лицам предоставлялись только с разрешения представителя прокурорского надзора, судебных и административных властей. В отличие от осуждённых, которым свидания разрешались один раз в неделю с близкими родственниками, подследственным они могли быть разрешены два раза в неделю, причём не только с родственниками, но и с посторонними лицами. Однако личное свидание без разделяющей сетки допускалось только с согласия инстанций.

Лица, состоящие под следствием и судом, могли писать и отправлять прошения по делам в любое время, тогда как осуждённым арестантам разрешалось это делать преимущественно в праздничные дни.

Для наложения на подследственных и подсудимых любых взысканий, кроме выговора, требовалось согласие прокурора.

Таким образом, Инструкция устанавливала и регламентировала различное правовое положение осуждённых и лиц, состоящих под следствием и судом.

В начале XIX века иностранец Венинг нелицеприятно описал картину состояния российских мест содержания под стражей. В начале XX века другой иностранец – Кеннан, также был поражён увиденным, и поделился следующими впечатлениями:

«Во всей империи 884 тюрьмы. Номинально все они находятся под одним управлением и подлежат одним и тем же законам и правилам, и между тем трудно было бы найти двадцати тюрем, которые бы управлялись одинаковым образом в продолжение трёх лет. Те права, которыми пользуются заключённые в одной тюрьме, не существуют в другой; в одной строгость есть общее правило, в другой – только исключение; иных заключённых закармливают, другие содержатся впроголодь; в одном месте нарушение правил не влечёт за собой ничего, кроме выговора, тогда как в другом подобное же нарушение наказывается двадцатью ударами розог по обнажённому телу. Везде беспорядок, противозаконные действия, произвол и более или менее полное отсутствие всякой системы. Причин этого положения дел много, но самые главные следующие: во-первых, самые законы чрезвычайно трудно применимы на практике и полны противоречий; во-вторых, управление тюрем распределено между громадным количеством лиц и административных органов, отношение которых друг к другу не организовано правильно; в-третьих, многие русские административные лица склонны решать дела и поступать согласно не с законом, а с тем, что они считают лучшим в данное время или наиболее соответствующим видам высшего начальства; и в-четвертых, крайне низкий уровень административных способностей и нравственности громадного большинства лиц тюремной администрации, в которую невозможно привлечь более порядочных людей при том ничтожном окладе, который они получают».

Таким образом, вплоть до своего падения царский режим так и не смог создать более или менее гуманную систему функционирования мест содержания под стражей, совершенную нормативную базу и обеспечить соответствующие условия для ее реализации.

Такая история… и она, кажется, продолжается поныне.

Голод как стимул к перевоспитанию

За все десятилетия существования советской власти в одном только документе были опубликованы точные данные о питании заключённых – в «Сборнике материалов Центрального карательного отдела Наркомюста» (1920), и касались они только подследственных, обретавшихся в заведениях НКЮ. Подследственному тогда полагалось 1922 килокалории в сутки. А вот по мнению Всемирной организации ООН по здравоохранению, норма должна составлять 3100—3900 ккал.

Гуманные законы царской тюрьмы Советы заменили тщательно разработанной шкалой голода. Основная норма питания заключённых была настолько ниже необходимого минимума, что в СССР никогда не публиковали эти данные. Исправительно-трудовой кодекс 1970 года (ст. 56) узаконил расплывчатую формулу, конкретный смысл которой можно было трактовать как угодно: «заключённые получают питание, обеспечивающее нормальную жизнедеятельность организма», и то лишь в случае их «честного отношения к труду и безупречного поведения».

Лишь позже в Союзе появились хоть какие-то нормы питания. Получили законный статус и так называемые «пониженные нормы», которыми предусматривалась выдача рыбы, картофеля, овощей, растительного масла и соли в размере половины нормы № 1, а сверх нормы (кроме хлеба, тоже урезанного на 50 г) ничего не предусматривалось.

Во времена перестройки имени М.С. Горбачёва, когда стала явной преступная суть пониженных норм питания для не выполняющих нормы выработки на производстве, их отменили, и… ввели повышенные нормы питания – для перевыполняющих трудовые задания. А ведь что в лоб зэку, что по лбу: дифференциация в питании осталась.

Используя голод как стимул к повышению производительности труда, администрация в то же время систематически ограничивала возможности зэков пополнить свой паек со стороны. Изданный 7 июня 1972 года Указ Президиума Верховного Совета РСФСР даже установил уголовную ответственность граждан за передачу или попытку передачи заключённым продуктов питания или других предметов в обход установленных ограничений. Только в 1992 году были частично сняты ограничения на посылки и ларёк; впрочем, уголовно-исполнительный Кодекс 1997 года снова «завернул гайки».

Собственно пайка, то есть суточная норма хлеба, и сейчас составляет чуть больше половины арестантской нормы[7]. Самой высокой она была на Беломорканале – 1400 г; в конце 1930-х наивысший вес был ограничен (1200 г, не более) и вплоть до шестидесятых-семидесятых годов варьировался в пределах 300-1200 г.

Остальная часть пайки, приварок, вещь, как писал Варлам Шаламов, неопределённая. Пищевая ценность его зависит от тысячи разных причин: от честности повара, от его сытости и трудолюбия, ибо повару-лодырю помогают работяги или придурки, которых повар прикармливает; от энергичного и неусыпного контроля; от сытости и порядочности конвоиров; от отсутствия или присутствия блатарей. Наконец, и вовсе случайное событие – черпак раздатчика, зачерпнувшего одну юшку, может свести пищевые достоинства приварка чуть ли не к нулю.

Уже упоминавшимися Правилами применения норм суточного довольствия предусмотрено (п. 11), что заключённые ростом выше 190 см могут получать 1,5 нормы суточного питания, однако оговорены следующие существенные условия:

– только работающий и только выполняющий норму выработки высокий зэк имеет право на 1,5 пайки;

– он должен хорошо себя вести;

– должно быть заключение врача о том, что еды ему мало;

– и, наконец, окончательное решение о выдаче доппайка зависит от «усмотрения администрации».

Издевательство над физической природой человека в изощрённой форме, закреплённое некими правилами, всегда было одним из способов подавления его нравственных устоев.

Варлам Шаламов описывает эпизод, когда сидевший с ним вместе в 1938—1939 годах по 58-й статье известный и заслуженный коминтерновец, от одного взгляда которого чуть ли не распадались империалистические державы, служил шестёркой у какого-то пахана и, будучи по совместительству его женой, исполнял соответствующие обязанности. И как-то после исполнения таких обязанностей пахан милостиво разрешил грозе империалистов вылизать за ним тарелку. Он сам, Шаламов, не смог выдержать этого зрелища, отошёл и заплакал.

Согнуть можно любого, даже работающего послушного зэка ростом выше 190 см. Идиотских запретов для этого существует более, чем достаточно. Ещё больше можно напридумывать новых. И посмотрите, как это соотносится с красивыми словами заместителя министра, курирующего УИС, произнесёнными в Екатеринбурге в марте 1997 года на Всероссийском совещании руководителей УИН:

«Главный итог деятельности уголовно-исполнительной системы последних лет – это создание её новой правовой основы, отвечающей человеческим потребностям. Это пришло с практикой, наукой, закреплено Концепцией реорганизации УИС. В результате началось оздоровление отношений между осуждёнными и администрацией и, как следствие, обстановки в местах лишения свободы. Один из выводов, к которому мы пришли, – это построение отношений с осуждёнными на основе гуманных законов, что даёт значительно больший эффект, нежели практика надуманных запретов. И, наконец, другой вывод – разумное сочетание мер убеждения с мерами принуждения, карающими мерами».

Мы, со своей стороны, можем только грустно отметить, что высокий мужик на зоне мучается больше низкого или среднего. Для него получить пайку так же сложно, как и для ефрейтора Балоуна из «Похождений солдата Швейка», страдавшего природным обжорством. Он в ответ на вопрос: «Нельзя ли мне получить двойную порцию?» был засажен полковым врачом на два дня в лазарет на одну чашку чистого бульона в день. Если помните, поручик Лукаш за этот же природный дефект велел привязать бедного Балоуна на дворе около кухни на два часа, когда там будут раздавать гуляш, чтобы у него слюнки потекли, как у голодной суки, когда та околачивается возле колбасной.

Это, так сказать, насчет количества. А насчет качества еды писарь Ванек из тех же «Похождений» говаривал так: «Мёрзлый гуляш есть можно, но недолго, самое большее неделю. Из-за него наша девятая рота оставила окопы».

Не дай-то бог, чтобы наша «девятая рота» оставила свои окопы из-за негодной еды…

Сколько стоит накормить российские тюрьмы и колонии?

В 1996 году зэки объели бюджет на 1,3 триллиона (старых) рублей, в 1997 уже на 2,7 триллиона, – рост, в том числе, из-за инфляции. Но надо иметь в виду, что хроническое безденежье вынуждает местных начальников искать продукты подешевле, и им это удается. В среднем цена, по которой УИНы покупают еду для зэков, на 18—20% ниже госкомстатовской, среднеобобщённой по регионам России. Мука обходится им дешевле на 29%, крупа на 33%, рыба на 24%, соль на 33%, а чай аж на 52%, что и понятно: статистика «обобщает» индийский чай, а начальник зоны – краснодарский. Поэтому статистики считали, что на прокорм зэков на деле надо не 2,7, а 3,2 триллиона рублей.

Эти цифры и закладывались ГУИНом в смету, а там и в государственный бюджет, с добавкой к сумме так называемой «стоимости приготовления пищи», а это – доставка еды, зарплата поваров и посудомоев, свет, вода и тепло в столовых и т. д., в размере 20—22% от стоимости продуктов. И получается, что прокорм российской зоны в наше недавнее прошлое – на стыке ХХ и XXI веков, должен был обходиться федеральному бюджету, в деноминированных бумажках, примерно в четыре миллиарда рублей в год. С ума сойдёшь с таким количеством нулей.

Какой-нибудь идеалист, полагающий, что записанная в бюджете строчечка всегда и неуклонно превращается в денежный ручеёк, легко может высчитать, что среднесуточная стоимость питания одного зэка обыкновенного (zeka-vulgaris) составляла тогда 7,7 рубля в сутки (в Москве до финансового прикола в августе 1998 года такова была цена тарелки салатика из капусты в общепите). Еда для «простого» больного тянула на 8,8 рубля, больного тубика – 10,8 рублей, одного юниора – 17,5 рублей, зэка, занятого на тяжёлых работах – 9,4 рубля, а в среднем по всем категориям 8,9 рубля в день. При закупке же продуктов по низким ценам стоимость питания в сутки могла удерживаться, соответственно, на уровне 6,5 – 7,7 – 9,7 – 16,0 – 7,8 рубля, а в среднем 7,1 рубля в сутки (салатик). Общая сумма – 2,7 млрд. рублей, а с учётом затрат на приготовление пищи – 3,34 млрд.

Это, позвольте напомнить, мечты идеалиста. На самом деле заключённых в декабре 1998 года кормили на 67 копеек в день в СРЕДНЕМ. То есть кое-где и на меньшие суммы, хотя некоторые везунчики обжирались на целый рубль.

Почему-то вспоминается анекдот: сценка на кладбище, мужик спрашивает встречного, – кого, мол, хоронишь, тёщу? – Нет, жену. – Тоже неплохо. И нам с тобою, читатель, и зэку без разницы, 4 или 3,34 миллиарда рублей записаны в бюджет, цифры эти запредельные с точки зрения простого человеческого восприятия, особенно если бюджет никем не выполняется. Средний человек воспринимает только несколько самых необходимых вещей: 500 рублей зарплаты – это мало, 3 тысячи более или менее; 70 рублей за кило мяса дорого, а 20 – давай, неси. На 67 копеек выжить НЕЛЬЗЯ. А насчёт миллиардов, так здесь уже кончается и трагедия, и статистика, и начинается чёрт знает что. Поэтому 3,34 миллиарда – тоже неплохо, в мировом, так сказать, масштабе, в космическом.

Обосновать в правительстве или минфине потребность УИС в еде с раскладками по нормам, численности и ценам, в общем, не сложно. Другое дело, что господа министры, будь то Чубайс, Задорнов или кто другой, имея в виду финансирование собственных нужд (поездки за бугор с лекциями, издания страшно нужных человечеству книг, предвыборные кампании и прочие развлечения), могут не согласиться с такой постановкой вопроса, как это было при Лифшице, который утверждал ГУИНу смету содержания живых людей на уровне прошлого года, наплевав на прирост тюремного населения.

Короче, по минимальным нормам и по самым смешным ценам прокормить зоны стоит от 3-х до 4-х миллиардов рублей. Причём это – из ряда приоритетных расходов, первоочередных. Человек без воды, тепла, света и, соответственно, без еды вроде как совсем не человек или скоро перестанет им быть. А без табуретки или телевизора он прожить сможет (живём же мы с вами без походов по театрам), сломанную кровать можно починить, гуталин использовать 2-3 раза, выбитые стёкла в общаге заменить фанерой, сгоревшую стиральную машину или электропечь в столовой прикрутить пока верёвочкой, а газету перечитывать вслух раз в неделю. Голь на выдумки хитра.

Конечно, зона – это не только зарплата, еда и свет-газ. Надо, разумеется, на чём-то сидеть-лежать, на чём-то готовить пищу, стирать тряпки, надо культурно и физкультурно обслуживать зэков, перевозить их туда-сюда, обучать профессиям…

На всё это, учитывая теорию приоритетности, денег нет. Их не хватает даже на самую эту приоритетность. У Минфина взгляд строгий, а разговор короткий:

– В прошлом году вы уже потратили семь миллиардов, в том числе два на зарплату, три на еду и два на комбыт. Что же вы ещё хотите, товарищ?!

А мы хотим и в этом году тоже, а ещё, кроме перечисленного, хотим вот чего, и это положено на содержание зэков по закону:

Вещевое довольствие: приобретение, ремонт, транспортировка, зарплата кладовщиков и интендантов, содержание помещений складов.

Приобретение и ремонт оборудования и инвентаря.

Медобслуживание: зарплата медиков, медикаменты, инструмент, спецодежда и др.

Культурно-воспитательное обслуживание: книги, газеты, самодеятельность, кино, физкультработа, зарплата библиотекарей и др.

Этапные расходы: проезд, фотографирование и др.

Отчисления в фонд помощи освобождающимся.

Профтех– и общеобразовательное обучение: пособия, учебники, инвентарь, химикаты, канцпринадлежности, зарплата преподавателей и мастеров.

Пособия по временной нетрудоспособности.

Отчисления в пенсионный фонд.

Отчисления в резерв на отпуска (4% от фонда оплаты труда).

Денег, короче, надо много. ПО ЗАКОНУ их должны дать. Но это если тракторист нарушит Закон и задавит своим грязным трактором корову, его в тюрьму посодют. А если нарушат Закон чиновники и не дадут денег, чтобы того тракториста кормить (хоть бы сваренной шкурой от той коровы), то чиновников не будут в тюрьму сажать. А зря.

Минфин обращается с нуждами заключённых примерно так же, как австро-венгерский офицер времён Первой мировой с провинившимся солдатом: выбирай, скотина, трое суток ареста или в морду. И если солдат выбирал трое суток ареста, то получал ещё и в морду.

Ресторан для зэка

Вернёмся к питанию; приятная тема. В своё время, когда инфляция составляла более 2000 процентов в год, а УИС финансировалась по отдельным разовым распоряжениям руководителей страны, которые, конечно же, не исполнялись, в ГУИНе придумали такую же шутку, как позже с лекарствами (это когда зэкам разрешили покупать лекарства, то есть лечиться на свои деньги, которых у них не было):


«В соответствии со статьёй закона РФ от 21 июля 1993 года «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» за счёт заработанных средств осуждённым может быть обеспечено дополнительное питание и улучшены условия содержания.

В связи с этим рекомендуется в ИТУ создавать условия для получения осуждёнными дополнительного питания и улучшения условий содержания за счёт заработанных ими средств сверх сумм, установленных соответствующими статьями Исправительно-трудового кодекса РСФСР. По письменному заявлению с разрешения администрации осуждённым (за исключением лиц, допускающих злостные нарушения режима содержания) может быть предоставлена возможность:

получать по предварительному заказу дополнительные специально приготовленные блюда в столовых ИТУ либо приобретать в буфетах (по мере их оборудования) горячие и прохладительные напитки, не запрещённые для употребления осуждёнными, кондитерские и хлебобулочные изделия;

приобретать по предварительному заказу телевизоры и музыкальные инструменты, постельные принадлежности, нательное белье, спортивную одежду и обувь, спортивное оборудование и инвентарь, отсутствующие в ИТУ;

благоустраивать комнаты длительных свиданий, жилые и другие помещения (улучшать окраску и отделку, обновлять мебель и инвентарь установленного образца).

Стоимость приобретаемых товаров, услуг по их приобретению и доставке, приготовление пищи и другие возможные услуги оплачиваются осуждёнными по расценкам, действующим в соответствующей местности».


То есть ГУИН восхотел часть проблем, связанных с нехваткой денег на питание и быт, переложить на плечи несчастных зэков и их родственников. Есть деньги – пожалуйста, уважаемый, заказывайте себе яичницу с луком или паштет из соловьиных язычков, рекомендуем; нет денег – кушай пайку на здоровье; нет пайки – ходи, дурак, голодным.

Правда, когда «центровая аппаратчина», страдающая недержанием фантазии, запустила такое разрешение на места, возникла осечка: ведь нет механизма для реализации такой блестящей придумки. Разрешить-то можно, а как это организовать? (Уж лучше запретить что-нибудь, здесь никакие механизмы не нужны). Складывается впечатление, что все эти выдумки появлялись из самых простых соображений: вдруг спросят, почему зэки мрут, – а мы не виноваты, мы, де, предлагали региональным начальникам выход, а они не справились. Они и виноваты, а мы тут, в аппарате ГУИНа, ни при чём.

Но, допустив, что многие зэки захотят питаться за свои деньги, надо было параллельно решить массу организационных проблем: кто этим будет заниматься? Надо вводить в штат интендантской службы специальную должность, что очень сложно; кто захочет таскать из буфета пиццу и горячую яичницу зэкам? Надо организовать склад продуктов, а сначала их закупить, но чего и сколько – неизвестно, не спрашивать же у зэков: а чего вы, гражданин, пожелаете скушать на следующей неделе? Надо утрясать меню и выделить мощности по приготовлению таких спецзаказов в столовых или буфетах, которых как не было, так и нет; надо следить, чтобы эти деликатесы не растащили и т. д., и т. п., и проч.

К тому же возникли большие трудности: а что считать заработком, ведь только из заработанных денег зэк получал право заказывать себе порционных судачков. Этот вопрос и до сих пор не решён. Известный нам В.И. Сычевник (Оренбургская обл., г. Соль-Илецк, учр. ЮК-25/6) пишет стихи; их даже печатают газеты. Прислали ему из газеты гонорар, хотел он чего-то себе подкупить, – э, нет! – сказала администрация учреждения. Покупать ты что-нибудь можешь, милый друг, на свой заработок, а заработок – это деньги, полученные за труд в нашем учреждении. Мало ли, что там у тебя на лицевом счёте лежит…

По всем этим причинам, разумеется, благие пожелания по самообеспечению зэков едой остались на бумаге. К счастью, вскоре был несколько либерализован продуктовый зоновский рынок, услугами которого зэки пользовались через ларьки.

Отоварка в ларьке – это отдельная повесть.

Раньше, до выхода исправительно-трудового кодекса 1992 года, разрешение отоварки было методом натурального поощрения хорошо себя ведущих осуждённых, которым позволялось иногда разнообразить зоновские деликатесы лишней пачкой чая или не предусмотренным нормами питания куском колбасы. Насколько это разнообразие было разнообразным и изобильным, можно судить по обязательному минимальному набору продуктов в ларьке, разрешённому к продаже осуждённым. Он включал:

– хлеб,

– рыбу солёную,

– консервы,

– жиры,

– сыр,

– кондитерские изделия (кроме шоколада, кофе и какао),

– чай (не более 2-х пачек по 25 грамм),

– овощи, фрукты,

– табачные изделия,

– молоко, кисломолочные продукты.

Яйца, сгущёнку и сахар разрешалось плюс к этому приобретать только беременным, кормилицам и несовершеннолетним.

Кодексом 1992 года запрещение всем прочим зэкам пользоваться ларьком было отменено. Осталась, правда, дифференциация денежных сумм, щедро выделенных законодателями на эти цели и в зависимости от режима содержания колебавшихся от 15 до 30% МРОТ – минимального размера оплаты труда (с 1997 года – от 30 до 50%). Не будем напоминать, что такое минимальный размер оплаты, читатель сам знает.

Был отменён и типовой набор продуктов, смахивающий на ассортимент послевоенного сельпо средней полосы России. Зэкам разрешили покупать всё, что есть из числа разрешённого, а запрещённое в ларек и так не завозят. Но поскольку денег у колонии нет, то и продуктов в ларьке нет. Тогда, в послевоенном сельпо, было лучше; там хоть придерживались «обязательного минимального ассортимента», за нарушение которого, кстати, можно было и срок схлопотать.

Выходит, и здесь бедолаге-заключённому облом.

Вот письмо Алексея Васильевича П. (Нижегородская обл., Лысковский р-н, пос. Просек, учр. УЗ-62/16):


«Пишут вам осуждённые москвичи, которые отбывают свой срок в Нижегородской обл. Я из Дмитрова, мне 45 лет. Ни разу в жизни не просил помощи. Но сейчас отбывать стало совсем тяжело без поддержки со стороны. Работаем каждый день, а заработки от 3 до 5 рублей в месяц (осень 1998). А в ларьке вообще ничего нет, ни курева, ни сладкого, ни чаю. И вот просим вас о помощи».


Однако сам подход к решению проблемы безденежья за счёт осуждённых характерен. В соответствии с уголовно-исполнительным законодательством (ст. 99 УИК) – «осуждённые, получающие заработную плату, и осуждённые, получающие пенсию, возмещают стоимость питания, одежды и коммунально-бытовых услуг, кроме стоимости специального питания и специальной одежды. С осуждённых, уклоняющихся от работы, указанные расходы удерживаются из средств, имеющихся на их лицевых счетах. Возмещение стоимости питания, одежды и коммунально-бытовых услуг производится ежемесячно в пределах фактических затрат, произведённых в данном месяце».

Но тут уж вышел облом у ГУИНа. Возмещение стоимости питания пошло совсем не в ту сторону, куда хотелось бы. В 1996 году взыскано за питание 18% от затраченных сумм (232 миллиарда старых рублей), в 1997 году – 14%. Остальные 82—86% возмещает государство. Платят за питание только те из сидельцев, кто получает заработную плату или пенсию, а таких было порядка 40—45%, – нету в колониях работы. Что, кстати, странно, потому что ещё 3 мая 1994 года председатель Правительства РФ В. Черномырдин подписал, а 1 июля 1997 года дополнил Постановление № 447 о размещении в колониях производства товаров по госзаказу.

Этим Постановлением предусматривалось создание условий, «обеспечивающих загрузку производственных мощностей предприятий учреждений, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, и собственного производства этих учреждений заказами на изготовление продукции, выполнение работ и услуг для удовлетворения государственных нужд, и привлечения к труду осуждённых».

МВД, Минэкономики, Министерство обороны, местные органы власти должны были учитывать во всех своих планах возможность и необходимость размещения в колониях ГУИНа заказов на производство государственно-нужной продукции. Стоит ли говорить, что вышло «как всегда»?..

Для примера приведём рассказ начальника УИН Минюста России по Кировской области:

«Предприятия колоний имели госзаказ (до «реформ», – Авт.), который обеспечивал занятость отбывающих наказания. Постоянная работа в свою очередь обеспечивала как осуждённым, так и системе безбедное существование. Но уже более десяти лет система переживает экономический кризис…

Госзаказ – это для нас панацея от многих наших бед… Раньше мы производили центробежные насосы. По ГУИН были ведущими производителями. Продукция пользовалась спросом. Выпускали по 130 тысяч единиц этих изделий в год. Дайте заказ, профинансируйте для начала, и будет решён вопрос не только выпуска необходимой продукции, но и содержания осужденных. Покроем убытки, понесённые потерпевшим (от разбоя осуждённых преступников, – Авт.)…»

Увы, даже спустя несколько лет после постановления Правительства о госзаказе и он сам, и полная постоянная занятость осуждённых остаются только мечтой начальника этого УИН и ещё – надеждой, что так и будет когда-нибудь. А сегодня его чуть не каждодневная головная боль – где взять деньги на питание, на содержание. Кормить отбывающих наказание надо; голодными их не оставишь.

Он говорит: «Если бы осуждённый работал, то за питание с него можно было бы удерживать определённую сумму. Так получился бы нормальный замкнутый процесс самообеспечения…»

Однажды мы сами сообщили Министерству по чрезвычайным ситуациям, что простаивают мощности нескольких колоний УИС по производству чудесных, больших, утеплённых, негорючих, недорогих солдатских палаток; нас удивляло, что людей, спасённых во всяких землетрясениях, МЧС размещает зимой во французских туристских палатках, к нашим морозам не приспособленных. Сотрудник МЧС строго спросил: – А где это производство? Забоявшись назвать ему отдалённый Красноярск, мы сказали только: – в Вологде (из Москвы туда и обратно можно обернуться на «Жигулях» за световой день). Чиновник остался недоволен: – Далеко, – сказал он. Разумеется, ездить за палатками в Париж ему ближе, чем в Вологду.

Итак, если бы заключённые работали, они платили бы за свой прокорм сами. Раз государство им работу не даёт, оно же за еду и платит, а платить неохота, да и нечем, потому что деньги потрачены на покупку нужных государству вещей в совсем других местах, в Париже, например. Но платить, между тем, всё же надо, а то жулики перемрут, или взбунтуются, или, ещё того страшнее, напишут маляву правозащитникам в тот же Париж, будь он неладен.

Но даже если заключённые работают, они стоимости затрат на свое питание покрыть не могут, потому что существует так называемый гарантированный минимум, суммы, которые в обязательном порядке должны быть начислены на лицевые счета работающих, и составляющие не менее 20% заработка. А уже потом, из оставшихся 80%, производятся удержания за питание, вещёвку и пр. В разных колониях они составляют разные суммы, в зависимости от размера заработков.

Если рассмотреть недавнюю нашу историю (1997 год), то средняя стоимость месячного питания (190 тысяч рублей) превышала среднюю заработную плату (98 тысяч рублей) ровно в два раза. Причём эти «ножницы» не просто сохраняются до сих пор, но становятся всё шире: зарплата стоит на месте, а стоимость еды растет на 10—15 – 20% ежегодно. Поэтому даже работающему зэку, возмещающему по закону стоимость съеденного и сношенного, на лицевой счёт ничего не капает, всё выдирают до копейки. Какой же интерес ему тогда работать?

Остаётся уповать на посылки от родственников и на помощь благотворительных организаций. О посылках мы ещё поговорим, а пока вот вам история, которую поведал нам Виктор К. (Коми, Княжпогостский р-н, г. Емва, учр. АН-243/1):


«28 сентября я вернулся (в зону) из отпуска, отпуск проводил дома, Рязанская обл., п. Елатьмя. Будучи в отпуске перед уездом на своё имя отправил две посылки по адресу Княжпогостский р-н, ст. Чинья-Ворык, п. Шамбуково. По прибытии меня водворили в ШИЗО по приказу кап. Еженкова якобы по опозданию с отпуска. По собственному заявлению меня закрыли на прежний вид режима. Посылки две шт. получил капитан Еженков и присвоил себе. Так как имел ко мне не предвзятые отношения. Я его предупреждал, что в ближайшее время придут по почте посылки и чтоб их переслали по адресу, где я отбывать буду дальнейшее наказание.

В ответ я услышал от кап. Еженкова, как пришлют посылки, то он их съест. Так и получилось. Посылки не вернулись назад и ко мне их тоже не переслали. Больше того перед отправлением меня избили. В побоях принимали участие моёр Капылов кап. Полувьянов кап. Еженков ст. прапор. Дидич. Я обращался с жалобой, но никаких результатов не получил. В случае безрезультатново отношения к моей жалобе после освобождения вынужден буду приехать в Москву на приём к Генеральному Прокурору».


Не менее печальную историю можем рассказать и о благотворительной помощи. В декабре 1998 года, после окончания интереснейшей и, на наш взгляд, полезной Международной конференции «Уголовная политика и тюремная реформа – новые подходы», за круглым столом собрались представители ГУИНа и нескольких правозащитных и благотворительных организаций (был там и один из авторов). Присутствовали также депутаты Государственной Думы.

Господа офицеры просили помощи. Господа благотворители соглашались, но сетовали, что им не разрешают раздавать помощь «адресно», то есть в руки заключённым, а только через администрацию колоний. Господа офицеры кручинились ещё больше: оказывается, поделать ничего нельзя, потому что правительство России считает идею адресной раздачи помощи неприемлемой. Но, между прочим, отказ в доступе благотворителей к заключённым противоречит Федеральному закону от 11 августа 1995 года № 135-ФЗ «О благотворительной деятельности и благотворительных организациях», статья 5 которого гласит:

«…Благотворители – лица, осуществляющие благотворительные пожертвования в формах:

бескорыстной (безвозмездной или на льготных условиях) передачи в собственность имущества, в том числе денежных средств и (или) объектов интеллектуальной собственности;

бескорыстного (безвозмездного или на льготных условиях) наделения правами владения, пользования и распоряжения любыми объектами права собственности;

бескорыстного (безвозмездного или на льготных условиях) выполнения работ, предоставления услуг благотворителями – юридическими лицами.

Благотворители вправе определять цели и порядок использования своих пожертвований».

Итак, по закону благотворители вправе определять цели и порядок использования своих пожертвований! Кто нарушает государственный закон, который мог бы облегчить положение заключённых?.. Государственный орган, ГУИН, представители которого сидели тут же и просили помощи.

Затем оказалось, что таможня практически никогда не пропускает гуманитарные грузы. Правозащитники возмутились: таможня обязана пропускать их, это требование закона! Тут оживились депутаты (законодатели): а вот мы с вами завтра пойдем, – сказали они, – при нас не посмеют задерживать груз. Кто нарушает государственный закон, который мог бы облегчить положение заключённых?.. Государственный орган, таможня.

И, как уже понятно читателю, Закон о бюджете нарушается тоже: суммы, предусмотренные бюджетом на питание заключённых, колонии получают в урезанном виде. Причём урезается и снабжение сотрудников учреждений УИС.

В некоторых колониях в 1992—1999 годах наблюдались процессы, подобные «братанию», когда оголодавшие сотрудники тащат из своих домов одежду, книги, лекарства для осуждённых, а зэки делятся с сотрудниками едой из продовольственных посылок. Нам известны случаи, когда офицеры скидывались с зарплаты, чтобы купить бензин и послать машину за благотворительной помощью в столицу.

Самообеспечение

Понимая, что голодный зэк хуже голодного незваного гостя, явившегося под ручку с голодным татарином, ГУИН предпринимает кое-какие меры по решению продовольственного вопроса. Ставка делается на самообеспечение зон продуктами питания. Наибольший результат здесь дают два направления: выпечка хлеба в собственных минипекарнях, и развитие подсобных сельских хозяйств, производящих для нужд колонии мясо, молоко, яйца, картофель, овощи.

Хлеб в рационе осуждённых и подследственных занимает значительную часть (в деньгах это 28—30% от общей стоимости питания, а в калориях 35—40% от калорийности суточного пайка по нынешним нормам), поэтому организация собственного хлебопечения даёт заметный экономический эффект. Сейчас в УИС работает несколько сотен минипекарен общей производительностью до 500 тонн хлеба в сутки, и это почти половина общей потребности УИС в хлебе. Низкая себестоимость собственного хлеба позволяет экономить более ста миллионов рублей в год.

Полностью перешли на самообеспечение хлебом учреждения Волгоградской, Калужской, Курганской областей, Красноярского и Приморского краев, республик Хакасия и Мордовия (учреждение ЖХ-385). Проблема только в том, что и на муку тоже нужны деньги.

Производством прочих продуктов питания в УИС занято 718 подсобных сельских хозяйств, в том числе несколько сельскохозяйственных предприятий на собственном балансе. За ними закреплено 225 тысяч га сельхозугодий, из них 144 тысячи га – пашни.

К началу XXI века в сельхозучреждениях и подсобных сельских хозяйствах содержалось: 40 тыс. голов крупного рогатого скота, более 100 тыс. голов свиней, около 8 тыс. голов овец и около 25 тыс. голов птицы. За счёт этого в год подсобные сельские хозяйства УИС давали мяса (в живом весе) до 10 тысяч тонн, молока до 30 тысяч тонн, яиц более 2 млн. шт., зерна – 8 тысяч тонн, картофеля 7,5 тысячи тонн, а также немало овощей.

И это было бы хорошо, если бы не было плохо.

В отличие от собственного хлеба, который получается дешёвым, значительная часть хозяйств из-за низких урожаев сельхозкультур и продуктивности животных имеют себестоимость продукции существенно выше уровня реализационных цен в своей зоне. Поэтому продавать свою продукцию, чтобы заработать денежку, невыгодно. С другой стороны, возникает проблема целесообразности производства продукции для собственного потребления при наличии более дешёвого рынка продовольствия в регионе. С третьей, так сказать, стороны, происходит отвлечение финансовых средств, которые и так в изрядном дефиците, на покрытие убытков от подобного хозяйствования.

Единственный тут плюс – осуждённые при деле. В своё время Джон Мейнард Кейнс, знаменитый экономист, так и предлагал: дабы избежать безработицы, нужно, чтобы одна часть общества деньги закапывала, а другая их откапывала. А потом пусть делят; и все заняты полезным трудом. Но это был не наш, не пролетарский экономист.

При результатах сельхозпроизводства, которых сумели достигнуть колонии в наших суровых и непредсказуемых природных условиях, довольно трудной задачей для многих регионов стало не столько его наращивание, сколько стабилизация. Специалисты ГУИН считают, что, прежде всего, надо озаботиться повышением урожайности сельхозкультур на основе повышения естественного плодородия почв, рационального использования земельных угодий, совершенствования техпроцессов возделывания, улучшения состояния семеноводства.

Это всё верно, – хорошо бы эти «мероприятия» внедрить, – но материально-техническая база сельхозподразделений УИС за последние годы из-за отсутствия финансирования не обновлялась, в результате произошло сокращение парка тракторов, машин, механизмов и оборудования. А техника, оставшаяся пока на ходу, эксплуатируется достаточно интенсивно и требует значительных дополнительных затрат для её поддержания в рабочем состоянии.

Важным вроде бы рычагом в развитии сельского хозяйства в УИС должно было стать Постановление Правительства РФ от 22 мая 1996 года «О нормализации деятельности сельхозпредприятий МВД России», позволяющее использовать меры государственной поддержки – дотации, льготы и компенсации. Тут даже спорить не о чем: если бы да кабы при нормальном финансировании ещё и дотации получать, то во рту бы выросли не только грибы, но и баклажаны. Жаль только, что ни финансирования, ни дотаций нет.

Замученные тотальным дефицитом всего, брошенные правительством на произвол судьбы колонийские начальники выкручиваются, как умеют. Начинают кое-где создавать мощности по переработке сельхозпродукции, в частности по сушке плодов и овощей. Так, в 1996 году произведено было 150 тонн сушёной продукции. Это, конечно, маловато (около 3 грамм на человека в сутки), но лиха беда начало.

В Тайшетском районе Иркутской области колония взяла на себя, в качестве подсобного хозяйства, местные колхозы. Выращивают хлеб и корма, содержат стадо скота. Запустили пилораму, получили делянку в тайге… В результате учреждение 235/25 со своим сельским хозяйством занимает по производству и прочим показателям первые места не только в районе, но и в области.

В Волгограде почти в каждой колонии изготавливают макароны. Запускаются мельничные комплексы, теперь будет и мука своя, было бы что молоть. Есть и свои передовики: бизнес-план на создание мини-предприятий по выпечке хлеба и производству макаронных изделий, разработанный УИН Оренбургской области, был признан победителем конкурса инвестиционных проектов, проводимого областной комиссией, и профинансирован за счёт средств областного бюджета.

В ИК-1 Костромской области уже выпекают хлеб из зерна собственного помола, что даёт 50% экономии, а в СИЗО-1 Пскова наладили производство пельменей, снабжая ими, правда, не арестантов, а сотрудников и даже население. Начальник этого СИЗО, правда, сетует: прибыль можно было бы тратить на нужды учреждения, но с каждого рубля прибыли ему остается только 3 (три) копейки, остальное сгребает широкой лопатой государство. Это какое такое государство? – спросите вы. А то самое, которое не финансирует учреждения пенитенциарной системы, не забывая тянуть с них копеечку.

Очередное нарушение закона: прибыль, используемая на содержание осуждённых, налогом не должна облагаться. Кто нарушает государственный закон, позволяющий облегчить положение заключённого? Государственный орган, налоговая инспекция.

Такое есть только у нас: исправительные учреждения платят налоги. То есть государство одной рукой отбирает у колоний средства, кладёт их в общий котёл, а затем другой рукой выделяет им же. Впрочем, что это мы: ведь это глава о необходимости самообеспечения колоний, возникающей оттого, что государство как раз… – эх, государство! Да разве есть у нас государство? У нас «аппарат», думающий о собственных интересах, и не более того.

Начальник УИН Кировской области говорит, что из-за трат на налоги колониям приходится свою продукцию и вырученные за неё деньги пускать не на расширение или реконструкцию производства, а на питание осужденных. Так и получилось, что созданные в своё время подсобные хозяйства (а изначально они создавались как подспорье для сотрудников, а не для осуждённых) стали резервом выживания. «Обстоятельства складываются так, что без предоплаты ничего не возьмешь, – говорит кировский начальник. – И когда становится туго, под нож пускается своё, чтобы накормить спецконтингент».

Не удивительно, что при таком отношении государства в большинстве УИН полностью отсутствует или имеется только маломощное, неэффективное перерабатывающее оборудование, а в целом по системе, несмотря на все принимаемые меры, состояние обеспеченности продовольствием очень тревожное.

Даже руководством ГУИНа, как вещи очевидные, признаются факты нарушения норм довольствия, случаи дистрофии (Пермь, Кострома, Вологда, далее везде). Лечебное питание, предусматривающее, в частности, молочные продукты, во многих туберкулёзных стационарах из-за отсутствия денег не организовано. Поставщики, в том числе хлебозаводы, отказывают в отпуске хлеба подразделениям УИС из-за долгов и по другим причинам.

Нам остаётся только пожелать, чтобы родное правительство было для своих подопечных – как швейковский полковник Фидлер для солдат, ангелом во плоти. Он мог поделиться своим офицерским обедом с первым встречным солдатом, а когда всем приелись кнедлики с повидлом, дал распоряжение приготовить к обеду свинину с тушёной картошкой. На свои именины полковник разрешил на весь полк готовить зайцев в сметане, а во время маневров в Нижних Карловицах приказал за его счёт выпить всё пиво в местном пивоваренном заводе. Гашек, конечно же, чуть-чуть приукрасил окопную обстановку времён Первой мировой, но если бы ему довелось писать о российской тюрьме, то даже его сатира спасовала бы.

Женщины и дети вне воли

В настоящее время в тюрьмах и колониях России содержится около 60 тыс. женщин, чуть более 5% тюремного населения нашей страны, а всего в России проживает 78,6 млн. женщин, что составляет 53,1% всего населения. Итак, на 100 тыс. населения приходится примерно 40 женщин, лишённых свободы, – и количество женщин-заключённых, и тяжесть наказания непрерывно росли за годы реформ.

Сведения по женским колониям по состоянию на 01 января:[8]



Большинство из них происходят из неполных или неблагополучных семей или выросли вообще без семьи в детских домах; многие пережили в детстве и юности сексуальное и другие виды насилия, у многих нет семьи, или, во всяком случае, мужей; они часто лишены самого необходимого – жилья, работы, нормального социального окружения.

Их дети, повторяя судьбу матерей, воспитываются у родственников или в детских домах. Даже те из них, кто способен заботится о ребенке, часто не имеют для этого реальной возможности – в колониях, приспособленных к проживанию матерей с детьми до трех лет, матери вынуждены жить отдельно от детей, содержащихся в детских домах, расположенных в изолированных локальных зонах. Единственная родительская функция у таких мам – прогулка с ребёнком в течении часа-двух в день. Если в доме матери и ребенка (ДМР) или в самой колонии объявлен карантин, мать отчуждается от ребёнка на длительный срок, в иных случаях на месяц и более.

Людмила Альперн (Центр содействие реформе уголовного правосудия, Москва) пишет и о других случаях:

«В состоятельных и более просвещённых семьях дети, чаще всего, ударяются в наркотики. Попробовать травку на дискотеке или в школьном туалете, со временем перейти на героин, и дорога наметилась – или в могилу, или, опять-таки, в тюрьму».

Дети составляют 3% тюремного населения, а это в среднем 40 тысяч человек. В основном – мальчики, но есть и девочки, тысячи две, что составляет 5% от общего количества заключённых-подростков; детская статистика аналогична взрослой. Поэтому помимо женских колоний имеются три «девчачьи» воспитательные колонии, – одна в г. Новый Оскол на Белгородчине, ещё одна в Томске и одна в Рязанской области.

Большая часть подростков (до 60%) сидит за обычную кражу – чаще незначительную и глупую: за батон колбасы, за пять пачек сигарет, или за целый список продуктов, в который обязательно входят леденцы и шоколадки.

С первого раза детей обычно не сажают, дают условный срок. Потом, как образно пишет Людмила Альперн, «правосудие, затаившись, ждёт следующего шага «малолетнего преступника» – когда он с голодухи, или по привычке снова пойдет «на дело», а там хватай его и давай срок на всю катушку. Так он получит не год-два, а 3-5 лет – это больше, чем средний срок наказания у взрослых заключённых».

За эти годы он узнает многое, научится жизни: станет настоящим «крутым», если его не «опустят» в СИЗО или на этапе, а таких, по разным свидетельствам – до трети. Выйдут они на волю, или «поднимутся» на взрослую зону, если срок заходит дальше их совершеннолетия, уже с «понятиями» и вполне определённым будущим.

Вот небольшой рассказ о посещении мальчишечьей воспитательной колонии правозащитниками:

«Колония казалась чрезвычайно бедной, с безжизненным урбанистским пейзажем, всё напоминало какие-то фантастические фильмы о жизни после атомной войны. Дети тоже были как будто из такого фильма – бледные, большеглазые, наголо бритые… Скудость одежды – серо-черные робы и «фески»… И запах тюрьмы, в котором смешивается вонь канализации, хлорки, немытых тел и нестиранных тканей… Мы беседовали с симпатичными военными, в которых чувствовалась и искренность, и смущённость, которые стараются, но если их старания и чрезмерны, то виной этому инструкции и прокурор по надзору. А то, что они чрезмерны, сомнений не вызывает. Ведь усиленный контроль каждого шага человека, тем более ребёнка, приводит к тому, что он теряет самоконтроль. Это ли ожидаемый результат «исправления»?

Каждый подросток в учреждении находится под постоянным контролем разнообразных служб. Он абсолютно лишён возможности принимать самостоятельные решения, даже в отпуск его не пускают по той причине, что он может там выпить или вляпаться в какие-нибудь еще обстоятельства. Такой режим не даёт никаких перспектив на будущее, потому что жестокими запретами и строжайшими ограничениями нормального человека не воспитаешь.

Но вернёмся к женщинам и девочкам.

Анна (Владимирская обл., Судогодский р-н, пос. Головино, учр. ОД-1/1) – письмо написано на обрывке упаковочной бумаги, самодельный конверт:


«Зовут меня Анна, мне 29 лет, я с Пермской области, воспитывалась с престарелой бабушкой, матери я своей не знаю, т. к. она меня бросила. До 16 лет я училась в школе, после пошла учиться в ПТУ, закончила, получила аттестат токаря. Работала я недолго, резко сорвалась. Ударилась в запой и ничего поделать не смогла, т. к. поддержки со стороны не было, полностью потеряла контроль над собой. И вот так попала в места лишения свободы.

Помощи ниоткуда нет, не получаю даже писем, отбыла 4 года, а впереди ещё 8 лет. Когда находилась на воле, помогала почти каждому, кто нуждался в помощи. А сейчас я никому не нужна. Какие вещи были, все поизносились. Поначалу помогала девчонкам, пока у меня было, а сейчас даже тапочек никто не даст, чтобы в столовую сходить. Я почти совсем голая, всё шитое перешитое, даже после бани одеть нечего, и где взять, что делать?

Если можете помочь, не откажите. Я буду очень благодарна. Когда помощи нет ниоткуда, очень тяжело жить, подруги и друзья самые близкие отвернулись.

А размеры 46—48, обувь 37—38. Хожу сейчас совсем босиком, ни колготок, ни трико, ни кофты, ничего нет. Помогите, чем сможете. Мыло, шампунь.

Будете писать, пришлите, пожалуйста, чистый конверт».


В Новом Осколе на воспитании чуть больше полутысячи воспитанниц. Среди них есть совершившие серьёзные преступления – убийства, разбойные нападения, грабежи, распространение наркотиков. Но, правда, бывают и удивительные случаи. В журнале ПиН (№ 8 за 2001 год) рассказывается о воспитаннице, которая за то, что выкопала 37 кустов картофеля на колхозном поле, была приговорена… к двум с половиной годам лишения свободы. Поневоле вспомнишь про закон о колосках сталинских времён.

Специалисты отмечают, что многие женщины из числа отбывших наказание лишением свободы, после освобождения вновь попадают в тюрьму. Высокий рецидив преступности в женской среде обусловлен во многом сугубо карательной направленностью нашей пенитенциарной системы, «ломающей» остатки социальной адаптации, психическое и физическое здоровье женщины. Крайне важные особенности применения лишения свободы к женщине не учитываются.

Общественный Центр содействия реформе уголовного правосудия (Москва), исследовав эту проблему, пришёл к выводу о высокой степени социальной и медицинской заброшенности, правовой незащищённости женщин, находящихся в местах лишения свободы.

Даже в тех случаях, когда есть возможность поднять социальный и психологический статус женщины, сделать её более зрелой, – ибо забота о ребёнке и осознание своей необходимости для его существования, безусловно, способствует взрослению и социальному становлению человека, – это не принимается во внимание.

Как показали исследования, более половины женщин, имеющих детей до восьми лет, не получают отсрочки приговора, так как осуждены по так называемым строгим статьям, к которым относится и статья 158 ч.2 УК РФ, – за кражу, по которой осуждено более половины всех женщин. Вообще во время судов часто не принимается во внимание личность подсудимой, наличие у неё малолетних детей.

Для нашей темы важно, что условия жизни в исправительных учреждениях России созданы без учёта психологических, физиологических и других особенностей женского существа. Женщины, «выдернутые» из нормального общества, попав на совместное проживание в огромных дортуарах, где помещается от семидесяти до ста человек сразу, часто не имея никакой финансовой или моральной поддержки извне, полностью теряют социальную адаптацию. Страдает их волевая сфера и способность приспособится к условиям жизни на воле. Понятны причины высокого рецидива преступности среди них!

Многие женщины, пережившие заключение, оказываются совершенно больными психически и физически, наблюдается даже элемент обратного психического развития – инфантилизации, что не удивительно, так как в таком качестве легче выжить, полностью подчинившись правилам распорядка и представителям администрации. Это наблюдается даже в мужских колониях, что уж говорить о женских!

Возможно, – хотя и с оговорками, что созданный аппарат исполнения наказания и годится для мужчин, так как очень напоминает армейские роты, но совершенно не отвечает психическим и физиологическим особенностям женщин.

По всем этим причинам результатом отбытия наказания становится рецидивная преступность. Даже те женщины, которые попали в места лишения свободы в зрелом возрасте и имели до этого хорошую социальную адаптацию, после трёх-четырёхлетнего пребывания в условиях изоляции (а это средний срок наказания для женщин) теряют социальные связи, лишаются нормального социального окружения, получают сильнейшую психологическую деформацию. Освободившись, ни не могут найти своё место в обществе, и возвращаются назад, на тюремную койку.

А ведь не все женщины, попавшие в места лишения свободы – «отбросы общества», хотя общество, безусловно, отворачивается от них, – многие из этих женщин по-настоящему даровиты, среди них есть талантливые поэтессы, художницы, мастерицы на все руки.

Им, скорее, нужна психологическая помощь, – и в колониях есть психологи! Чем они заняты? Об этом рассказала Людмила Альперн:

«Посещая женские «исправительные» учреждения, многократно встречаясь с работающими там психологами, я долго не могла понять, какую функцию они выполняют? Ведь очевидно, что любой внимательный и здравомыслящий человек, а тем более – психолог, должен бы вмешаться в абсурдность и безжизненность многих, давно устоявшихся и, заметим, устаревших правил тюремной жизни для женщин. В то, что осужденные матери живут отдельно от своих детей и не могут их воспитывать, а потом кто-то удивляется, что и на воле они детьми не интересуются. И в то, что женщины, отчаянно нуждающиеся в помощи психотерапевта, а то и психиатра, попадают не в больницу, а в ШИЗО, ПКТ, барак СУС (строгие условия содержания). И в то, что «любовные треугольники» – почему-то главная проблема гордых своей чекистской работой лагерных оперов (пымали, выявили! – Авт.), а не психологов, и многое, многое другое.

Психологи же обычно показывали «кабинеты психологической разгрузки», покрытые пылью, говорили умные слова о психодраме и работали… на оперчасть. Я с удивлением узнавала, что они никогда не спрашивали своих «пациентов» о проблемах, которые женщины пережили до колонии, о тех страшных моментах их жизни, которые и довели их в конце-то концов до «цугундера», Эти проблемы – все виды насилия, включая сексуальное – через которые многие из обитательниц и старожил женских колоний, как сквозь строй, шли с детства – родители, сожители, дознаватели… То, что оставляет после себя тоску, злобу, безразличие, отчаянье. Можно ли с таким содержанием жить нормально, достойно, чувствовать края закона и неповторимость человеческой жизни?

Этих психологов не интересовала человеческая сущность поступавших в их распоряжение женщин, их феномен, их чувства, страдания, их прошлое, а значит, и будущее. Они относились к ним как к данности, прагматично и деловито, безо всяких там выдуманных «категорических императивов». Рисовали, например, их «психологически, портреты». Как-то мне доверили прочесть один такой «портрет»; я ужаснулась. В портрете просто не было человека. Была некая модель, которая исследовалась на тенденцию к срыву – а что, собственно, можно от нее ожидать, когда она попадет в огромные и весьма занятные «трудовые» зековские коллективы – в отряды по 100 человек, среди которых есть «бригадирши», «активистки», «стукачки», «чушки», «ковырялки» и многое другое, что даже не придет в голову человеку разумному, хорошему, законопослушному налогоплательщику, чьими денежками и оплачивается все это «многообразие».

Постепенно я поняла, что психолог в тюрьме вовсе не служит человеку, он служит – тюрьме. Тюрьма его кормит, она ему платит; и он отвечает ей взаимностью».

Кратко о концепциях

Пытаясь хотя бы на бумаге соответствовать уровню международных программ и договоров об улучшении условий исполнения наказаний (которых немало безоглядно понаподписывало родное правительство), в ГУИНе разработали большущую Концепцию реорганизации системы, озадачив себя аж до 2005 года, а нам всем наобещав:

«Одним из важнейших итогов реализации концепции «Концепция реорганизации УИС МВД РФ на период до 2005 года», одобренной Президентом РФ 13 января 1996 года, должно стать соблюдение в УИС международных норм и стандартов обращения с заключёнными».

А про улучшение ситуации в СИЗО и тюрьмах само Правительство приняло Постановление от 27 июня 1996 года № 760 «О мерах по обеспечению условий содержания лиц, находящихся в следственных изоляторах и тюрьмах уголовно-исполнительной системы». Приведём его, с некоторыми сокращениями:


«В связи с принятием Российской Федерации в Совет Европы и необходимостью приведения условий содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в соответствие с требованиями международных стандартов и правил обращения с заключёнными, обеспечения реализации Федеральной программы строительства и реконструкции следственных изоляторов и тюрем Министерства внутренних дел Российской Федерации, а также строительства жилья для персонала указанных учреждений на период до 2000 года Правительство Российской Федерации постановляет:

…внести уточнение в адресное распределение инвестиций программы, имея в виду выделение… для выполнения… установленных…

…предусматривать выделение централизованных капитальных вложений и финансовых средств в объёмах, обеспечивающих выполнение заданий, установленных Федеральной программой…

…предусмотреть мероприятия, направленные на улучшение…

…представить… новые научно обоснованные нормы питания для осуждённых к лишению свободы и лиц, содержащихся в следственных изоляторах…

…принять меры, исключающие нарушение законных прав и интересов лиц, находящихся в следственных изоляторах…

…в месячный срок представить в установленном порядке предложения по внесению изменений в уголовно-процессуальное законодательство, предусматривающие установление предельных сроков содержания под стражей лиц, в отношении которых предварительное следствие закончилось и уголовные дела переданы в суд…

…подготовить предложения о создании центральной и региональных комиссий для рассмотрения вопросов по обеспечению…

…разработать проект федерального закона, регламентирующего порядок участия общественных организаций в осуществлении контроля за деятельностью следственных изоляторов…

…изыскать возможности дополнительного выделения средств…

…оказывать содействие следственным изоляторам, тюрьмам и территориальным органам управления уголовно-исполнительной системы… в решении вопросов отмены или снижения размеров платежей в местные бюджеты… установления льготных тарифов по оплате за коммунальные услуги…»


Зэк не читает постановлений и концепций, а прочти он её, эту самую, ничего бы не понял, учитывая обычную болтабельность всех программ и планов. В нашем для него переводе это означает: чтобы было тепло, светло, сытно и по-человечески удобно, бытовые условия содержания в учреждениях УИС должны сегодня встать хотя бы на уровень минимально достойных человека.

Если же смотреть в корень, так сказать, концепции, то денег как не было, так и не будет, а потому любые планы, даже самые одобренные, даже подписанные самим Президентом или Председателем Правительства, даже озвученные с высоченной трибуны – это пшик, это фикция, это безответственная болтовня.

И всё же более миллиона российских граждан, заключённых под стражу, надо содержать: как минимум, поселить, обогревать зимой, освещать, давать еды, воды и предоставить, пардон, отхожие места в нужном количестве. Поэтому коммунально-бытовые расходы числятся в ряду приоритетных при выделении бюджетных средств на содержание УИС. О них и речь.

О жилье и нежилье

О жилплощади разговор отдельный. Осуждённые к лишению свободы, согласно статье 99 УИК, вправе рассчитывать минимум на два кв. метра каждый – как раз, чтобы поставить койку и спустить с неё ноги, – но это в колониях, а в тюрьме 2,5 кв. м. Женщины, тубики и наркоманы имеют право на 3,0 кв. м, детишки на 3,5; в больницах норма – 5 квадратов. И даже эти нормы не выполняются, – хотя теперь установлено, что «среднему» зэку следует выделять 4 кв. м.

Говорить о двух аршинах на языке нормальных людей можно только в отношении покойника. Хотя для 50 тысяч тубиков в специализированных колониях, состоящих на первой и второй группах диспансерного учёта (активная форма туберкулеза) и имеющих как раз по два метра на каждое тело вместо трёх, наверное, в самый раз. Как видим, для туберкулёзных больных фактически предоставляемая площадь меньше нормы на одну треть.

Самая желанная жилплощадь для зэка – это комната длительного свидания, где можно оттянуться с женой или другим близким родственником или, в исключительных случаях, с иными лицами (ст. 89 УИК). Пожить здесь три дня всё равно, что получить отдельную квартиру после колоссальной коммуналки. Но, оказывается, только каждый второй осуждённый, имеющий право на длительное свидание, может себе это позволить.

Причина – катастрофическая нехватка таких помещений: при норме 12—13 тысяч комнат на всю УИС[9] их реально около 6 тысяч.

Нужно также иметь в виду, что новым законодательством отменён такой вид взыскания, как лишение свиданий, и теперь каждому из миллиона осуждённых хозяин обязан предоставить его две – три – четыре свиданки в год. Однако построить шесть – семь тысяч комнат, и не просто комнат, а помещений со всем комплексом удобств, по 10 кв. м каждая (норма площади здесь 5 метров на человека) – это минимум 70 тысяч квадратных метров, или семнадцать 14-этажных домов по 2 подъезда каждый.

Самая же нежеланная жилплощадь для зэка – ШИЗО и ПКТ, в которые поселяют в порядке наказания. Но с обеспеченностью этим жильём как раз наоборот! При норме 2 кв. м на человека, здесь он может смело претендовать на три-четыре метра. Просто санаторий: на 30—40 тысяч реальных человеко-отсидок имеется 60 тысяч «отсидочных» мест.

Так и хочется для восстановления справедливости в стране, провозгласившей равенство всех (в том числе и зэков) перед законом, освободить часть штрафных изоляторов и камер для более благопристойных целей: для свиданий с родственниками и иными лицами. Хотя бы в интересах «фактического воплощения в жизнь гуманистических проявлений закона», как нам о том поют с трибун тюремные начальники, и достижения главной цели уголовно-исполнительной системы – исправления осуждённых. Тем более, что по закону на время отсидки в ШИЗО и ПКТ заключённых все-таки лишают свиданий.

Как только заходит речь о такой больной теме, как жилплощадь, законодатели начинают хитрить. Они замыливают проблему, как только могут. В это невозможно поверить, но в комментарии к статье 99 Уголовно-исполнительного кодекса (о жилплощади для осуждённых) говорится о чём угодно – о налаженном быте, о недопустимости причинения физических страданий и унижений, о международном праве, только не о жилплощади.

Дословно этот комментарий звучит так:


«Одним из важнейших условий успешного решения задач, стоящих перед органами, исполняющими уголовные наказания, является надлежащая организация материально-бытового обеспечения осуждённых к лишению свободы.

Создание осуждённым нормальных жилищно-бытовых условий, обеспечение питанием, вещевым имуществом, постельными принадлежностями, инвентарём и другими коммунально-бытовыми услугами играют важную роль в их исправлении. Налаженный быт и медицинское обслуживание в исправительных учреждениях благотворно влияют на осуждённых, вырабатывают у них положительные навыки и привычки, обеспечивают здоровье, нормальное физическое развитие и активную трудовую деятельность.

При исполнении наказания в виде лишения свободы осуждённый объективно полностью или частично ограничивается в предоставлении отдельных благ, удовлетворении ряда конкретных материальных и духовных потребностей, среди которых определяющей является его изоляция от общества. Однако неизменным остаётся требование уголовно-исполнительного законодательства о том, что исполнение наказания не имеет целью причинение осуждённым физических страданий или унижение их человеческого достоинства. Оно прежде всего направлено на охрану законных интересов осуждённых, оказание им помощи в социальной адаптации. Поэтому при исполнении наказания в виде лишения свободы значение режимного (и прежде всего карательного) фактора нельзя переоценивать. Следует полностью исключить стремление отдельных работников к «закручиванию гаек», применению таких недозволенных методов воздействия на осуждённых, как искусственное занижение норм питания, ограничение материально-бытовых услуг под видом экономии средств. Такие попытки должны расцениваться как нарушение законности и норм международного права в сфере содержания заключённых».


Ухитряясь никак не откомментировать первую, основную часть статьи о нормах жилплощади, и разводя демагогию вокруг «охраны законных интересов» осуждённых, законодательная братва изобличает сама себя как шкодников и пустозвонов: несмотря ни на какие приоритеты, провозглашаемые в угоду международному праву в сфере содержания осуждённых, они лишены основного права – жить по-людски.

Социальная норма жилплощади для населения России устанавливается в квадратных метрах общей площади, которая в пределах достигнутой жилищной обеспеченности на разных территориях колеблется от 12 до 21 кв. метра на человека. Жилая площадь составляет в среднем 70% от общей, то есть от 7 метров на человека и выше. Но достигнутый в стране уровень обеспеченности граждан жильём, конечно, не интересен законодателям, когда речь заходит о гражданах, лишённых свободы.

Предшествующие 80 лет государственного «рабовладения», да ещё дежурная шутка ГУИНовских генералов о том, что нельзя, мол, устраивать в тюрьме санаторий, народ нас не поймёт, – вот чем руководствуется Госдума, законодательно утверждая сверхзаниженные, ненормальные, унизительные нормы жилья для осуждённых. Дума в этом случае очень похожа на того же бравого солдата Швейка, которому в полицейском управлении (он туда попал после сумасшедшего дома) сказали: «Принимая во внимание ваш невысокий умственный уровень, нужно полагать, что вас, без сомнения, подговорили».

Кто же подговорил наших законодателей? Конечно, ГУИНовское начальство, предлагающее к рассмотрению законопроекты; сами-то законодатели в зэковские проблемы, в большинстве своём, вникать не собираются. Зачем это им? Ведь осуждённые лишены права голоса на выборах этих самых законодателей, они, так сказать, «не электорат». Вот пущай и дохнут в тесноте, думают наши думцы, а мы на них не будем в обиде.

В результате международное право и российское уголовно-исполнительное законодательство остаются там, где им и надлежит быть: первое за бугром, а второе – на бумаге. На соответствующем уровне пребывает и российская пенитенциарная практика: на пещерном, хотя даже первобытный вождь вряд ли выбирал пещеру из расчёта два квадрата на человека.

Несколько слов об освещении и воздухе в камерах. Европейские тюремные правила (§16) предусматривают:

«Во всех местах, где заключённые должны жить и работать:

а) окна должны быть достаточно большими, чтобы дать возможность заключённым, кроме прочего, читать или работать при естественном освещении в нормальных условиях. Они должны быть так изготовлены, чтобы допускать поступление свежего воздуха, за исключением тех мест, где имеется достаточная система для кондиционирования воздуха. Кроме того, при надлежащем внимании к требованиям охраны размеры, расположение и конструкция окон должны иметь по возможности нормальный вид;

б) искусственное освещение должно удовлетворять признанным техническим стандартам».

Стоит ли напоминать, что даже при переходе к XXI веку бесконечные требования правозащитников и отдельных депутатов снять с окон российских тюрем «намордники», полностью перекрывающие дорогу как свету, так и воздуху, оставались без ответа? Только в феврале 2003 года, выступая в Санкт-Петербурге на конференции по проблемам содержания досудебных заключённых, организованной Советом стран Балтийского моря, заместитель начальника пенитенциарной системы России заявил, что к июлю 2003 года с окон СИЗО будут сняты тяжёлые ставни, эти пресловутые «намордники».

Слава Богу, в самом деле сняли.

Ю.Н. Лапин пишет в книге «Экожилье – ключ к будущему», что в воздухе (без учёта влаги) содержится 21% кислорода, 78% азота, около 1% аргона, 0,03% углекислого газа и т. д. Для поддержания необходимого для дыхания уровня кислорода необходимо подавать около двух кубометров воздуха в час, в расчёте на одного сидельца. Причём в жилом помещении концентрация углекислого газа не должна превышать 0,5% по объёму, а чтобы удержать ситуацию на таком уровне, в помещение надо загонять уже около четырёх кубометров атмосферного воздуха в час в расчёте на 1 кв. м.

Это, конечно, мечты о светлом будущем человечества, но и наш СниП 2.08.01—89 «Жилые здания» требует, чтобы кратность воздухообмена была не менее трёх кубометров в час на 1 кв. м площади жилых помещений. При высоте потолков в три метра это значит, что весь воздух должен заменяться раз в час. Разумеется, в местах лишения свободы никакого воздухообмена нет, все миазмы остаются в камере и люди отдают полпайки, чтобы провести у окна хотя бы десять минут.

Наиболее тяжелы условия содержания в больших СИЗО, таких, как петербургские «Кресты», московские «Бутырка», «Матросская тишина», «Красная Пресня». Письмо, приводимое ниже, подписали 500 заключённых Матросской тишины (СИЗО-1 УИН г. Москвы) и их родственники. Оно написано в середине 90-х годов и адресовано СМИ и общественным организациям:


«В настоящее время только в следственном изоляторе Матросская тишина содержатся более 7 тысяч человек заключённых, из которых больше 50% находятся по несколько лет в ожидании суда, не являясь преступниками, т. к. не осуждены, и приговор не вынесен.

Все заключённые, помещённые в следственные изоляторы, находятся, мягко сказано, в нечеловеческих условиях, в которых выживают, по истине, сильнейшие. Здоровый человек, попав в эти условия, умирает уже через полгода, особенно если он попал в изолятор летом. Смертность за последние 4 года выросла в 6 раз и только в Матросской тишине умирает в день от 2 до 4 человек.

В общей камере размером 20 квадратных метров находятся до 40 человек, тут же туалет, раковина, здесь же стирают и сушат бельё, кипятят воду, курят все, т. к. не курить невозможно. На окнах железные жалюзи, через которые воздух практически не проходит, чтобы зажечь спичку, нужно подойти к окну. На некоторых койках нет матрацев, не говоря о постельном белье, его просто нет. У многих нет мисок, т. к. не имеют родственников и им приходится довольствоваться той баландой, именуемой пищей, что дают два раза в день; одежды у них тоже практически нет, и зимой им выходить гулять не в чем.

Заболеваемость очень высокая и если один заболел гриппом, то болеет полкамеры. Пользуются только теми лекарствами, которые приносят родственники, врачи не приходят, т. к. их в изоляторах очень мало (кто пойдет работать в тюрьму, только лимитчики, т. к. им предоставляется общежитие, и говорить о квалификации врача просто не нужно). Заболевшие туберкулёзом находятся среди здоровых до тех пор, пока его не вынесут в морг или в больницу, если повезет.

Туберкулёзная больница находится в Матросской тишине; рассчитана на 200 человек, а в ней находится 600 больных, значит, на одну койку приходится три человека. Здание больницы не приспособлено для лечения, тем более туберкулезников, т. к. построено не для этих целей. Камеры сырые, по стенам течёт вода, пол цементный – все эти условия не приводят к выздоровлению, а чаще заканчивается летальным исходом; 30% заключённых умирают, остальные либо уходят на зону, или переводятся на «хроники», т. е. в общие камеры. Таким образом, туберкулёз ходит по всей тюрьме, а затем и на волю.

Медперсонала не хватает, медикаментов тоже, лечения полноценного больные не получают, врачей заключённые не видят месяцами, рентген проводят раз в год (рентгенпленки не хватает, медоборудования нет). Заключённые находятся в тюрьме по несколько лет: мышцы атрофируются, в весе теряют до 50%, остается только костяк, все это приводит к полной атрофии мышечной ткани и малокровию. Очень часто заключённые не доживают до суда, в ожидании которого просидели 2-3 года, человек выходит с ненормальной психикой и совершенно больной. Туберкулёзному больному государство оплачивает инвалидность, если даст, а может не дать.

В основном в тюрьмах находятся ребята 14—25 лет, это ещё не преступники, а вот кем они выйдут…

Преступников надо судить, а не пытать и морить голодом. А за каждым из этих заключённых стоят их семьи: родители, сёстры, братья, жёны, дети – и все они, зная, в каких нечеловеческих условиях находится родной им человек, переживают ту же трагедию и многие их них становятся пациентами психиатров.

Мы боремся не с преступностью, а занимаемся уничтожением людей – через войны, болезни, голод».


В других местах, в городах помельче, и местах подальше, положение ничуть не лучше. Вот письмо Сашке от Димки о мытарствах на этапе и пересылке (орфография сохранена):


«Сашка, здоровенько! А также всем, кто рядом с тобой! Буду очень рад застать тебя в добром здравии и превосходном расположении духа! Не обессудь, что долго молчал, недавал о себе знать. Но обстоятельства сложились так, что написать или сообщить о себе не было возможностей. Причина непостоянное место жительства, т. е. все это время в дороге, неудивляйся, в наше время, да ещё в этой системе это положняком. Казалось бы что здесь ехать, с Волгограда до Тулы, ну от силы дней 15. Да, нет, не так все просто. Как ты помнишь уехал я с г. Волжского 8 мая, просидел на пересылке в г. Волгограде 10 дней, следующей пересылкой должно быть г. Рязань. Но все вышло иначе. 18 мая нас довезли до г. Воронеж и тормознули на пересылке, содержали в сыром переполненном подвале, где в хате отсутствуют все бытовые условия напрочь, зато присутствуют клопы, такого количества этой мерзкой твари я в жизни еще не видел, короче на словах не передать сколько крови они высосали, представь за это время сменил 4 постельных комплекта – все были в крови. Пища, одно название, вода да хлеб. Но нам непривыкать, я к тому времени был «закален» после г. Волгограда. Почему на этой пересылке я так подробно остановился в ее описании сейчас поесню, все имеет свою последовательность. Так вот продержали нас до 8 сентября, и то случайно попал на этап до Тулы – спецвагоны – красные бастовали из-за невыплаты заработной платы и этапы в сторону Ярославля, Тулы, Рязани неходили. А страдали мы вот 4 месяца «охранял кукурузу» на г. Воронеже. Далее неделю на г. Туле и попал на 41-ую зону в г. Донской. Это еще мягко сказано приехал, если точнее еле ноги доволочил. При обследовании на мед. части, липилы[10] заключили полное истощение организма (вес 58 кг.) и затемнение левого легкого. Пробыл на 41-ой месяц и направили на обследование, на «Ясную поляну» тубзона. Где врачи установили туберкулез, вот теперь с 13 октября нахожусь в УЮ-400/3 «Ясная поляна». Липила кричит, лечение на долго, так что по ходу до конца срока отмакать буду здесь. За это время кого и чего только не увидел, в дороге, на пересылках, Вася это «кикос». Недавно приезжала матушка двое суток с ней был, помогает лекарствами да и по разным мелочам. Для восстановления как физического состояния так и морального стал много читать, если бы ты мог увидеть мою библиотеку, она бы тебе понравилась, собираю книги на различные тематики начинаю понемногу спортом заниматься, прикинь отжимаюсь 2 раза, на турнике ни разу, но сейчас уже пошли сдвиги на улучшение. С Божьей помощью. Больше стараюсь на воздухе проводить время. Короче Братка все выравнивается. Ты напиши, адрес мой домашний знаешь, черкани с Лешкой как Вы? Как жизнь? как здоровье? Что нового? Как положение у вас? Лешка Братка надеюсь тебя так-же застать в добром здравии и в превосходном расположении духа! Лешка думаю это письмо ты так-же хлопнешь, и при наличии свободного времени черканешь! Ладушки, Напишите на мой дом, матери, а она мне даст знать.

Ну ладушки, родные, на этом ограничусь! Не скучайте! Всех Благ!

Да хранит Вас Господь!

Жду письма. Обним. Димка.

18.11.96 г».


В черновых материалах после этого письма было приписано: «нужна концовка». Нужна ли она? Оставим всё, как есть. Не оставил бы нас всех Господь своею милостью.

Почём коммунальное хозяйство?

Для поддержания тюрем и колоний нашей огромной страны в рабочем состоянии нужны большие деньги, ведь в коммунально-бытовые расходы включаются:

– содержание (отопление, освещение, водоснабжение, уборка, текущий ремонт и др.) помещений для размещения и обслуживания спецконтингента (общежитий, бань, прачечных, сушилок, парикмахерских, клубов, библиотек, медсанчастей, больниц, амбулаторий, профтехнических училищ, общеобразовательных школ и т. д., кроме столовых и складов);

– расходы по уплате налога на землю;

– содержание зон и ограждений колоний, СИЗО и тюрем;

– расходы по ассенизации и вывозу нечистот;

– стоимость хозяйственных материалов и предметов хозобихода, мыла для бань и др. хозяйственные расходы;

– услуги транспорта по коммунально-бытовому обслуживанию спецконтингента;

– возмещение хозорганам амортизации за пользование помещениями, оборудованием и инвентарем для спецконтингента в соответствии с типовым договором;

– заработная плата рабочих, служащих и спецконтингента, занятых в коммунально-бытовом обслуживании;

– расходы по оплате доплатных писем и посылок для спецконтингента, не имеющего средств.

Всё это вместе называется затратами на комбыт, коммунально-бытовое хозяйство, а чтобы его обсчитать в деньгах и доказать в Минфине, что это минимально необходимые суммы на содержание важнейшей сферы деятельности учреждений УИС, нужны три вещи: нормы, тарифы и численность.

Численность – есть, она планируется и отслеживается во всех «разрезах»: по типам учреждений, видам режима, статьям УК, полу, возрасту, наклонностям и т. д.

Тарифы на потребляемые услуги и цены на материалы тоже есть, по ним учреждения рассчитываются с энергетическими предприятиями и торгующими организациями, хотя здесь и очень большой разброс по регионам.

Нормы – вот чего нет, того нет. Сказать можно только, что 90% коммунально-бытовых расходов приходится на оплату коммунальных услуг: водоснабжение (в том числе горячее), канализацию, отопление, электроснабжение; и 10% – на мыло, порошок, транспорт, аренду и прочие мелочи, которые мы здесь рассматривать не будем.

Для «вольного» населения страны нормы есть, единицей измерения для них является удельный объём, то есть количество материального носителя, приходящегося на одного человека, обеспеченного данной услугой.

Такие нормы разрабатывают Академия коммунального хозяйства, Институт экономики жилищно-коммунального хозяйства, и тому подобные организации, существующие пока ещё в системе Министерства строительства. Разрабатывают их, как и все нормы на свете, основываясь на фактических объёмах потребления услуг, с исключением неоправданных утечек, разницы в световом дне, с учётом типа электро– или теплооборудования для отопления-освещения, и так далее.

Разумеется, эти самые нормы на комбыт нужны. Человек хоть будет знать, за что с него дерут три шкуры, и почему многих миллионов рублей в год, которые он (совокупно со всеми остальными гражданами) платит только за освещение жилья, не хватает, чтобы расплатиться с энергетиками. Не говоря уж о предприятиях и учреждениях, тариф для которых в несколько раз выше, чем для населения, и которые должны платить этим же энергетикам суммы на порядок больше.

Человеку также надо объяснить, что «становление рыночных отношений» неизбежно ведёт к отказу от дотаций и всяких льгот в жилищно-коммунальной сфере, и что «для нейтрализации негативных последствий процесса перехода к рынку и создается гибкая нормативная база, обеспечивающая социальную его защиту и смягчение факторов социального риска». Это не злая шутка, – так объясняют рост тарифов на коммунальные услуги академики и кандидаты наук, разработчики гибкой нормативной базы (как будто гибкие нормы могут нейтрализовать неуправляемый рост тарифов). В России плата за жильё и коммунальные услуги приближается к размеру минимальной пенсии, а пресловутый МРОТ уже перекрыла в несколько раза.

Тем не менее, нормы, повторяем, нужны. Дабы знать, сколько человеку нужно тепла, воды и света, чтоб не сдох. А нужно ему вот сколько (в месяц):

– воды холодной для питья, мытья и стирки 5,6 куб. м;

– воды холодной для канализации 5,3 куб. м;

– воды горячей 1,5 куб. м;

– тепла 0,24 гигакалорий (примерно 75 кг угля);

– электричества 27 квт-ч с газовыми плитами, и 53 квт-ч с электроплитами;

– газа (на приготовление пищи) 5,8 куб. м (в домах с газовыми колонками 22 куб. м).

Будем считать, что человек это узнал и успокоился.

Пойдём дальше.

Согласно Закону РФ «Об основах Федеральной жилищной политики» нормативы потребления коммунальных услуг утверждаются местной администрацией. Уровни нормативов могут меняться в любую сторону в зависимости от динамики социально-экономической ситуации, мероприятий по экономии ресурсов, а также в значительной степени зависят они от конкретных местных условий (климатических, экономических, состояния жилого фонда и т. д.). Тем не менее, Департамент муниципального хозяйства Минстроя и его Институт экономики рекомендуют при расчётах придерживаться минимальных, но достаточных уровней услуг, предоставляемых для поддержания жизнедеятельности населения.

Но вот какой объём материальных носителей этих видов услуг (кубометры, калории, киловатты) нужен для обеспечения нормальной жизнедеятельности российской тюремной системы – этого никто не знает, потому что для УИС, как уже сказано, никаких норм нет.

В отличие от условий потребления коммунальных услуг в муниципальном жилищном фонде, потребление услуг в учреждениях УИС имеет изрядные особенности. Кроме жилфонда осуждённые и лица, заключённые под стражу, пользуются услугами столовых, бань, прачечных, комнат свиданий, складов, медчастей, гаражей и других коммунально-бытовых объектов. При этом часть объектов учреждений функционируют и освещаются круглосуточно (дежурные службы, ШИЗО, ПКТ и другие). Всё это требует более высоких, по сравнению с муниципальным жилищным фондом, удельных затрат на содержание коммунально-бытовой сферы.

Так почему бы не применять и для зоны минимальные нормы потребления коммунальных услуг, разработанные для населения, но с учётом тюремных особенностей? Тем более, что реальные общие и удельные объёмы потребления известны: в расчёте на 1 человека в УИС фактически потребляется электричества в 4 раза больше, газа и воды холодной для всех нужд – в 2 раза больше, горячей воды в 1,4 раза меньше, а тепла для отопления в 1,3 раза меньше, чем в среднем по России.

Очевидно, потому, что, во-первых, рассчитывать по факту в тысячу раз проще, чем по норме, надо только прикинуть процент прироста численности. А во-вторых и в главных, при расчёте по нормам надо будет выделять денежки в точном соответствии с расчётами. Хотя, конечно, можно сказать, что денег нет, попросите у дяденьки губернатора (у которого их тоже нет). Но тогда регионы будут дёргать ГУИН, считая и накапливая долги: сколько им недодали на свет-газ-тепло-воду, и у министерства юстиции появится лишняя головная боль.

Планирование затрат на комбыт по факту, кроме того, закрепляет и как бы узаконивает ничегонеделание по части приведения условий содержания к норме. Нормы-то нет? Ну, и отстаньте.

Отметим для порядка, что кроме количества (например, воды) надо бы учитывать и её качество. Наверное, тухлая вода должна быть подешевле чистой. Но вот что сообщает нам в «Ведомостях УИС» полковник внутренней службы С. Селиванов, главный государственный врач УИС Минюста России:

«По-прежнему актуальным остаются проблемы, связанные с неудовлетворительным качеством водообеспечения в ряде регионов. Не отвечает санитарным нормам и правилам 13,4% источников централизованного водоснабжения и водопроводов, из них 5,1% не имеют зон санитарной охраны в ряде учреждений УИС, 20,8% исследованных проб водопроводной воды по санитарно-химическим показателям (по Российской федерации – 19,52%) и 17,3% проб по микробиологическим показателям (по Российской Федерации – 9,08%) не соответствуют требованиям гигиенических нормативов, из-за чего существует угроза вспышек острых кишечных и паразитарных инфекций, вирусного гепатита «А». Она усугубляется из-за отсутствия в 104 учреждениях УИС эффективных собственных очистных сооружений по очистке сточных вод, сбрасываемых в поверхностные водоёмы.

Проведённые в 2002 году проверки организации медико-санитарного обеспечения в СИЗО и ИУ, например, УИН Минюста России по республикам Калмыкия и Карелия, г. Москве, Московской и Смоленской областям, также выявили грубые нарушения санитарно-противоэпидемического режима и неудовлетворительные санитарно-гигиенические условия содержания подозреваемых, обвиняемых и осужденных…»

В данном случае, как видим, существуют конкретные нормативы качества воды. И их несоблюдение доходит до 1/5 всех случаев! Как же решено исправить положение? Известно, как: министр юстиции дал указание «усилить меры» государственного санитарно-эпидемиологического надзора за выполнением требований государственных санитарно-эпидемиологических правил и гигиенических нормативов в местах лишения свободы…

По теплоснабжению методика расчёта нормативов, действующая для всего населения России, исходит из обязательного обеспечения нормального уровня температурных и санитарно-гигиенических условий в помещениях, где живут и работают люди. Само собой, что эти помещения должны отапливаться зимой и иметь горячее водоснабжение. При среднепринятой температуре горячей воды в системе ГВС[11] +50С, норма её расхода в сутки, по СНиП 2.04.01—85, составляет:

– в жилых помещениях типа общежитий 50 л. на человека;

– в больницах и стационарах – 75 л. на койку;

– в прачечных – 25 л. на 1 кг сухого белья;

– в столовых – 4 л. на одно блюдо;

– в магазинах – 35 л. на одно рабочее место;

– в парикмахерских – 33 л. на одно рабочее место;

– в клубах – 2,6 л. на одно посадочное место;

– в банях – 120 л. на одну помывку.

Это, так сказать, то, что обязательно, это – отдай. Хотелось бы сказать: помойтесь, дескать, ребята, без горячей воды или вымойте за собой посуду без неё – но нет, никак нельзя. Ежели отключать горячую воду в жилых домах, то противные жители обязательно какую-нибудь бузу начнут: или шоссе перекроют, или откажутся на выборы депутатов ходить. А как же без них, без депутатов?.. Поэтому на воле стараются всё-таки обеспечивать повсеместность ГВС.

В колониях наших, СИЗО и тюрьмах не так, здесь горячая вода дотекает только до 22% общежитий, 50% медчастей, 75% столовых, 50% магазинов, 60% клубов и до 100% больниц, прачечных и парикмахерских, – в среднем 72%.

Там, где обойтись можно – в общаге, магазине, клубе – обходятся. И так сойдёт. А там, где без горячей воды обойтись нельзя, её просто греют, чем и занимаются в каждой четвёртой столовой и половине медчастей. В ход идут кипятильники, титаны и прочие ТЭНы, особая головная боль для пожарных.

Большая группа объектов УИС – штрафные изоляторы, помещения камерного типа и комнаты длительных свиданий в колониях, камеры в СИЗО – вообще не имеет горячего водоснабжения, притом, что и те, и другие, и третьи относятся к жилым помещениям с общегражданской нормой 50 л горячей воды в сутки на человека. Нет его также в административных зданиях, школах, ПТУ и аптеках, имеющие по СНиПам норму 5 литров в сутки на человека или место.

Ну, а такие помещения, как склад, хранилище, мастерская, гараж СНиПами по ГВС просто не предусмотрены, хотя везде здесь тоже живут и работают люди. Вот где УИС легко укладывается в норму, вернее, в её отсутствие.

Если же перевести всё это на деньги и подсчитать разницу между фактом и нормой, то окажется, что, приведи всё в соответствие с нормами, только на горячую воду пришлось бы удваивать затраты. А так – ну нету, и нету. Как говаривал Артемий Филиппович Земляника: человек, который больной, – что ж его лечить, он и так помрёт.

Евгений К. (Еврейская АО, г. Бира, учр. ЯБ-257/2) сообщает:


«Нахожусь в колонии 3 месяца, но за это время столкнулся с массой проблем, касающихся как быта, так и многих других сторон условий содержания. Обращаться в разные инстанции приходилось не раз, но сдвига в лучшую сторону нет.

Здесь я прохожу курс противотуберкулёзного лечения, но, на мой взгляд, здесь здоровье моё ухудшилось. Должного лечения здесь нет, также нет жизненных условий в бараках, где живём. Очень холодно в общежитии, на потолке капельки воды, окна во льду, спать приходится в одежде, иначе нельзя.

Ремонт, по словам администрации, произвести нет средств, но почему же тогда ломают и изымают то, что наживаем своими силами? У меня есть родственники, которые способны меня кое-чем обеспечить, но для чего всё это – для того, чтобы здесь все это сломали и отняли?

Даже элементарной бани здесь нет, администрация ИТК, не задумываясь о том, что лишает нас положенных удобств, разрушила баню. Прачка здесь также отсутствует, не говоря уж о мыле, которого нам не выдают. В столовой невозможно питаться, так как там очень холодно, и абсолютно отсутствуют условия для принятия пищи».


Начальники этого ЯБ-257/2, видимо, так достали своих подопечных, что оттуда пришло не одно письмо, а сразу несколько. Павел Н.:


«…Разобрать баню ума большого не надо, нет никаких условий для мытья, холод, сквозняк, и это больница для туберкулёзников – создаётся впечатление, что умышленно стараются умертвить человека, а больше ничего не остаётся думать. Заставляют ходить в столовую, хотя столовая не пригодна к работе, в ней полная антисанитария, нормы питания не дают, а куда уходят продукты – так это большой вопрос, и его надо задать администрации. Выходит, что с нас только требуют, а улучшить содержание заключённых или не хотят, или умышленно это создают. Беспредел, который творит администрация, терпеть невозможно. Надо сделать, чтобы стало лучше, да хотя бы давали, что положено, а то выхода в этой ситуации нет».


Сергей К.:


«…Холод и влажность только способствуют усилению туберкулёза, который к тому же нечем лечить. Питания, положенного при этой болезни, мы не видим, условия в столовой непригодны, а есть такие люди, кому и одеть-то нечего, чтоб сходить покушать, а на улице зима и ветер. А ведь здесь находятся ЛЮДИ, и от этих условий содержания они умирают на глазах, а дома их тоже кто-то ждёт и любит».


Аналогичная ситуация с канализацией. Об этом деликатном предмете Европейские тюремные правила высказываются так:

«Санитарные установки и организация доступа должны быть достаточными, чтобы дать возможность каждому заключённому удовлетворять свои природные нужды в случае необходимости в чистых и приличных условиях» (§17).

По методике ЖКХ, норматив водоотведения следует принимать на уровне норматива водопотребления, за вычетом 3-6%, теряющихся при приготовлении пищи, уборке помещений и территорий, поливе зелёных насаждений и т. д., не попадающих в канализацию. По такой методике норматив водоотведения в целом по УИС должен составить 9,48 кубометров на одного человека в месяц. Однако фактически удельные затраты на водоотведение составляют здесь 8,2 кубометра, на 13,5% меньше, чем предлагается по методике ЖКХ.

В региональных учреждениях УИС канализовано лишь 65% объектов, из них жилые – 88%, помещения длительных свиданий – 99%, ШИЗО и ПКТ – 96%, и прочие объекты (столовые, клубы, склады, гаражи, медсанчасти и др.) в среднем 48%.

В лесных учреждениях объём потребления воды на нужды канализации составляет менее 0,1% общего объёма водоотведения, а в расчёте на одного человека в месяц – 0,21 кубометров. Это раза в три меньше, чем нужно человеку, чтобы дважды в день оставить после себя в отхожем месте порядок. А с учётом мелких потребностей и раз в пять меньше.

Ну что же, для нормальной жизнедеятельности организмов остаются ещё выгребные ямы, уж их-то можно нарыть, как окопов под Москвой в 1941 году. Таким образом, при отправлении одной из трёх главных физиологических потребностей человека пользуется услугами выгребной ямы каждый третий зэк региональных колоний, а в лесу практически все. Представь, читатель, как 300 тысяч человек сидят на корточках лицом друг к другу, и тяжёлая дума отражается на челе каждого из них.

Это – каменный век, но ГУИНу наплевать. Прав был мудрый тов. Земляника из бессмертного произведения Гоголя.

Осуждённый Г. (Свердловская обл., Ивдельский р-н, пос. Лозьва, учр. УЩ-349/56, колония-поселение) сообщает:


«Так как системы центрального водоснабжения в поселке нет, воду развозят на автомашине, если есть бензин, или на пожарном тракторе. Наше же общежитие видит воду раз в месяц, причём этого хватает на 2-3 дня. А так, сколько мы ни говорили и требовали, нач. отряда по этому поводу никаких продвижений не делает. Воды не то что на приготовление пищи, – на мытьё полов, а тем более стирку нет. А что отсюда следует, и так ясно».


Что интересно, даже на столь жалко выделяемые свет, воду и тепло денег нет. По самым скромным подсчётам, государство не додаёт на комбыт УИС 15% от требуемого, и около 5% от суммы фактических расходов по смете. Потому и числятся колонии в должниках у энергетиков и водоснабженцев, а кое-где уже и свет отключают, и воду.

Хоть душою и трудно согласиться, но разумом всё же можно понять, когда от тепла и света отключают неплательщиков – бедняков и пьяниц, или, допустим, даже целый обанкротившийся город. Но когда отключают от электричества тюремную зону – это прямая дорога зэкам на волю, а нам в холодное лето 53-го.

Голая зона

Зверьё лесное бегает само по себе, ни в чём искусственном не нуждаясь. Скотина домашняя уже кое в чём нуждается: человек строит для неё утепленный хлев, подбрасывает ей сена-соломы и нанимает ветеринара. Самому же человеку нужно ещё вот что: удобное помещение для проживания, горячая вода для гигиены, вкусная еда, свет, квалифицированные врачи, духовная пища и… одежда. О многом мы уже говорили, о многом скажем позже; здесь поговорим об одежде.

Те, кто пишут нам из колоний, прямо сообщают, что их тут содержат, как скотину домашнюю. А Европа между тем уверяет нас, что заключённый – это человек. А значит, должен иметь одежду:

«Заключённые, которым не позволяется носить собственную одежду, должны обеспечиваться полным комплектом одежды, соответствующей климату и достаточной для поддержания хорошего здоровья. Такая одежда ни коим образом не должна быть безликой и унизительной. Вся одежда должна быть чистой и содержаться в надлежащем виде. Нижнее бельё должно меняться и стираться так часто, как это необходимо для поддержания гигиены. Всякий раз, когда заключённые получают разрешение на выход за пределы исправительного заведения, им следует позволить носить собственную одежду или другую одежду, не вызывающую подозрения».

Эти европейцы, похоже, слишком большие чистюли. В российском же Уголовно-исполнительном кодексе «одежда» упоминается лишь в общем контексте, как элемент материально-бытовых благ:

«Статья 51. Материально-бытовое обеспечение осуждённых к ограничению свободы.

1. Осуждённым к ограничению свободы в исправительных центрах обеспечиваются необходимые жилищно-бытовые условия.

2. Осуждённые размещаются в общежитиях исправительных центров, где им предоставляются индивидуальные спальные места и постельные принадлежности. Норма жилой площади в расчёте на одного осуждённого в исправительном центре не может быть менее четырёх квадратных метров.

3. Одежда, бельё и обувь приобретаются осуждёнными самостоятельно за счёт собственных средств. При отсутствии у осуждённых собственных средств по не зависящим от них причинам администрацией исправительных центров в индивидуальном порядке может быть оказана помощь».

Как не выполняются первые два пункта этой статьи Закона, также не выполняется и третий пункт. Ведь фраза «может быть оказана помощь» означает, что может и «не быть».

А в Правилах внутреннего распорядка о выдаче одежды вообще нет ни слова, хотя для заключённых это – проблема из проблем.

Игорь Викторович У. (Ивановская обл., г. Кинешма, учр. ОК-3/4):


«Прошу вашей помощи. Жить стало совсем плохо, у меня есть мама, но она старая, инвалид и помочь ничем не может. С едой здесь плохо, мыло дают мало, хватает только на баню, и то если хватит. Из одежды всё износилось, и выдавать не выдают, потому что нету. Если сможете чем помочь, то помогите».


Ольга С. (Владимирская обл., Судогодский р-н, пос. Головино, учр. ОД-1/1):


«Зовут меня Ольга, родом я с г. Кирова, детдомовка, родных и близких нет. 27 лет. Срок у меня 4 года 6 месяцев. Отсидела 3 года без помощи и поддержки, работать я не могу, т. к. очень плохое зрение, а очков у меня нет. С начала срока работала на швейке, а потом вообще стала плохо видеть и я вообще ушла с рабочки, а если быть точнее, то списали, потому что надо давать продукцию, а я полчаса вставляю нитку в иголку. Раньше хоть отоваривалась на то, что зарабатывала. А сейчас совсем со мною плохо. Раньше хоть что купишь, чаю, сладкого, ведь в отоваровке нет-нет, да и появлялись конфеты. Вот так и жила, а сейчас у меня кончились деньги.

Если сможете, хоть чем-нибудь помогите, я буду безгранично благодарна. Может, вышлете вещи, я сообщу размеры: 46—48, обувь 38, рост 170. Помогите, чем сможете».

Александр Сергеевич П-н (Кировская обл., Омутнинский р-н, г. Котчиха, учр. ОР-216/1):


«Вероятнее всего, вы получали уже письма от грешников, находящихся за колючей проволокой. Я не знаю, как нужно писать письма с просьбой о помощи, никогда не приходилось. А теперь у меня просто нет другого выхода, как молить о помощи. Не буду писать о всём том бедственном положении, которое творится здесь. Администрация не в состоянии обеспечить людей, даже нас, туберкулёзных больных, тёплыми вещами.

Я прошу помочь вещами. Дело в том, что я освобождаюсь в январе, а кроме старой фуфайки и доживающих последние дни сапог, у меня нет ничего.

Честно сказать, я не хочу по освобождении каким-либо преступным способом добывать элементарную одежду. Не могу больше смотреть на этот преступный мир. Надоело уже всё.

Помогите, пожалуйста».


Таким образом, прежние нормы вещевого довольствия устарели, да к тому же не выполняются, а новых нет. Как нет и одежды для заключённых.

Кто отломил руки Венере Милосской?

Мы уже сообщали, как однажды России, в связи с её принятием в Совет Европы, срочно понадобилось привести условия в тюрьмах в соответствие с теми, что приняты в цивилизованном мире. И, как вы видели из всего предыдущего текста, ничего не вышло.

Но «Европейские тюремные правила», оказывается, предусмотрели и такую неприятность, которая произошла в России, то есть нехватку денег на модернизацию тюрем и улучшение условий отсидки! Параграф первый части первой «Правил» рекомендует:[12]

«Лишение свободы должно осуществляться с учётом материальных и моральных условий, которые обеспечивают уважение человеческого достоинства и находятся в соответствии с этими правилами».

Это – указание не столько тюремщикам, сколько суду. Суд, вынося решение о наказании лишением свободы, прежде всего (ибо об этом говорится в части 1, §1 Европейских тюремных правил) должен учитывать, а есть ли в наших колониях такие условия, при которых в них можно содержать людей?

Если условий нет, не надо лишать людей свободы. Найдите другие меры пресечения и наказания.

Мы понимаем, что такое наше удивительное предложение застрянет в скрипучих деревянных мозгах российской юстиции и пенитенциарии, поэтому расскажем притчу. У одного человека был холодильник, рассчитанный на 100 пачек мороженого. Его невеста, особа глупая и взбалмошная, пригласила на свадьбу сто пятьдесят человек, и заказала 150 пачек мороженого. И напихала их в холодильник, рассчитанный на 100 пачек. Растаяли все 150 пачек, и гости остались без десерта. Она, дура эдакая, заказала и на второй день свадьбы 150 пачек, но тут вмешался умный муж: 100 пачек он положил в холодильник, а 50 поменял на конфеты. Все были довольны.

Мораль: давайте будем умными.

В той же первой части Европейские правила сообщают, зачем, собственно, суды передают в руки пенитенциарии осуждённых на лишение свободы. Пенитенциарий, в переводе с латыни, означает покаянный, исправительный. Европейские правила точно соответствуют смыслу слова:

«Цель исправления лиц в заключении должна быть такова, чтобы поддержать их здоровье и самоуважение, и насколько позволяет продолжительность заключения развить у них чувство ответственности и поощрять те позиции и формы мастерства, которые помогут им вернуться в общество с наилучшими шансами после их освобождения вести самостоятельную жизнь, уважая законы» (§ 3).

Это действительно основной принцип. Он применим в широком смысле ко всем тем методам, которые могут быть использованы для поддержания или восстановления физического и психического здоровья осуждённых: работе, социальной и профессиональной подготовке, образованию, физическому воспитанию. Работая на основе этого принципа, воспитатель может преподать своему ученику – заключённому – знание и уважение законов, а, следовательно, и правил общественной нравственности. Ставя такую цель, можно в самом деле достичь изменения личностных качеств, покаяния, исправления.

Теперь, прочитав нашу увлекательную книжку почти до середины, попробуйте сопоставить Европейские правила с российской действительностью. Попробуйте сформулировать «цель работы» российской тюремной машины. Мы тоже сделали это, и вот что у нас получилось:

Цель заключения российских граждан под стражу такова, чтобы максимально разрушить их здоровье, подавить психику и самоуважение. Насколько позволяет величина срока, развить у них чувство страха и безответственности, поощрять любовь к доносительству и подлости, чтобы они вернулись в общество с минимальными шансами после освобождения вести самостоятельную жизнь, чтобы боялись начальство, презирали общество и ненавидели законы.

Для следственных изоляторов «цели» могут быть дополнены разве что такими: добиться от обвиняемых признания в чём угодно любыми средствами; или успеть уморить подследственного, пока его вина не доказана судом.

Когда наш зэк, сидя в камере, вместе со всем коллективом смотрит по хрипящему и мигающему телевизионному «ящику» американское кино, он глазам своим не верит. Оперативник, арестовывающий преступника, никакой не оперативник, а добрая фея, которая первым делом сообщает арестованному о его правах – и это вместо того, чтобы отлупить его по почкам, добиваясь признания. Адвокат, начисто лишённый чувства самосохранения, расшибается в лепёшку, но горой стоит за своего подзащитного, отмазывая его от наказания всеми мыслимыми способами, независимо от того, виноват его клиент или нет, это – не проблемы адвоката. Он делает ВСЁ, чтобы клиент в ожидании суда парился не в камере, а жил бы дома. Прямо-таки не адвокат, а странствующий рыцарь Ланцелот, воитель драконов!..

Наконец, судья – не иначе, как сам добрый боженька, настолько он скрупулёзен и последователен в поисках истины, настолько уважителен к подсудимому.

Может, врут империалистические актёры и режиссёры? И у них, поди, подследственные ждут суда по пять лет, сидя в камере на 10 человек, куда напиханы двести, подыхая от туберкулёза и прочего букета. И там тоже, наверное, следователь водит камерников в «пресс-хаты», и это совсем не кабинет для встречи с прессой. Это такое место, где штатные отморозки по приказу местного кума быстро заставят тебя сознаться в чём угодно: в отравлении мышьяком всех детских садов города Елабуги, в подбрасывании битых стёкол в масло трудящихся, или в групповом изнасиловании Венеры Милосской с нанесением ей тяжких телесных в виде отламывания рук.

И в Америке, небось, и в Европе тоже, судья во время процесса клюёт носом, мечтая поскорее спихнуть «дело», потому что голова судьи занята вопросами более важными, чем твоя поломатая судьба, а именно: как кормить детей, если зарплата всего ничего, да и ту два года не платили…

А министр юстиции, или прокурор оттягивается в это время в бане с авторитетными братками и центровыми шалавами, и ему вообще наплевать, зарезал ты тёщу овечьими ножницами или она сама объелась чернобыльскими сыроежками…

Алексей Д. (Ивановская обл. г. Кинешма, учр. ОК-3/4 «Б»):

«Мне 27 лет, родителей потерял в 16 лет. Мать умерла от рака, а спустя несколько месяцев отец покончил с собой. Я всё это время жил самостоятельной жизнью. Закончил училище на пом. мастера прядильного цеха, работал и всё шло хорошо. Потом начали сокращать штат, задерживать зарплату, а жить надо, кушать надо, за квартиру платить надо, а денег не дают. Вот и пришлось пойти на кражу. В результате попал в места лишения свободы. Работы здесь нет, зона не может обеспечить осуждённых вещами, потому что нет средств».

Однажды мы беседовали с заместителем начальника пересыльной тюрьмы. Он разводил руками:

– Не понимаю! В один день приходят двое на этап. Первый убил человека, второй залез в киоск, украл журналы. Обоим присудили по четыре года колонии. Не понимаю!..

О размещении и классификации заключённых Европейские тюремные правила излагают вот какие соображения:

«11.1. При размещении заключённых по различным исправительным заведениям или на различные режимы должное внимание следует уделить их судебному и правовому положению (заключённый, дело которого не было рассмотрено в суде, осуждённый заключённый, преступник, совершивший преступление впервые, преступник-рецидивист, заключённый, отбывающий краткосрочное наказание, заключённый, отбывающий длительный срок наказания), особым требованиям к их исправлению, их медицинским нуждам, их полу и возрасту.

11.2. Мужчины и женщины в принципе должны содержаться под стражей раздельно, хотя они могут участвовать вместе в организованных видах деятельности, являющихся частью установленной программы исправления.

11.3. В принципе заключённый, дело которого не было рассмотрено в суде, должен содержаться под стражей отдельно от осуждённых заключённых, если он не согласен проживать или участвовать вместе в организованных видах деятельности, полезных для него.

11.4. Молодых заключённых следует содержать в условиях, которые, насколько это возможно, ограждают их от вредных влияний и при которых учитываются их нужды, характерные для их возраста.

12. Целями классификации и реклассификации заключённых должны быть:

а) отделение от других заключённых тех лиц, которые по причинам их уголовного досье или своей индивидуальности, вряд ли извлекут пользу от них или которые могут испытать вредное влияние, и

б) оказание помощи в размещении заключённых для облегчения их исправления и социального переселения, принимая во внимание требования к управлению и охране».

Дополним эти сухие и строгие параграфы собственными наблюдениями и терминами, почёрпнутыми в зонах. Сидельцы наших тюрем могут быть подразделены на несколько групп.

А. Совершившие преступления:

«Воры» – преступники по убеждению.

«Вольтанутые» – больные с генными и психическими расстройствами, крайне подверженные влияниям, воспринимающие «рекламу убийств» и прочих преступлений из современных фильмов, как руководство к действию.

«Чмыри» – люди с пониженной моралью и слабой волей, прежде всего, социально неустроенные: бездомные, алкоголики. Они легко переходят в предыдущую категорию; не менее легко их могут использовать в своих целях воры.

«Неосторожники» – преступившие закон по неосторожности, или превысившие пределы необходимой обороны.

Б. Не совершавшие преступления:

Нормальные, честные, здоровые люди, которых те, кто имеет власть, окунули ради расправы или по ошибке.

«Локошники» – люди, не совершавшие инкриминируемого им; их сажают, чтобы закрыть «висячее» уголовное дело. Обычно из числа уже отбывавших срок.

«Грузчики» – лица, взявшие на себя чужую вину с целью выгородить других.

В наших учреждениях все они, как правило, перемешаны.


Самая последняя продавщица в сельпо знает, что для каждого продукта нужны особые условия хранения. Она не положит конфеты рядом с керосином, а лимонад в морозилку. Не станет держать сахар во влажном подвале, а масло на солнце. Какой же надо обладать недальновидностью и тупостью, каким надо быть равнодушным идиотом, чтобы «исправлять» преступников, загоняя их всем скопом в одну, условно говоря, камеру!

К каждой из групп виновных подход должен быть разный как до суда, так и на суде, да и после него – чего и требуют Европейские тюремные правила, которые, напомним, Россия ОБЯЗАЛАСЬ выполнять. Больных лечить. Невиновных – отпустить. Социально неустроенных алкоголиков, наркоманов, смеем предложить такую меру, изолировать в хорошо оборудованных лагерях, обеспечивать посильной работой и бесплатно поить водкой, лишь бы не разбегались.

И только совершивших зло намеренно наказывать по вине, но лишать свободы – «с учётом материальных и моральных условий, которые обеспечивают уважение человеческого достоинства» и находятся в соответствии с Европейскими тюремными правилами.

Нам тут не хотелось бы переходить «на личности», но в этой системе именно личности царят над всем, и правят бал. От личностей, руководителей всех рангов и в первую очередь от первых лиц зависит – будет исправлено существующее положение, или всё останется, как есть. Лекции, конечно нужны – вроде той, что прочёл в Лондоне замминистра Ю. Калинин. И даже можно в этих лекциях малость того… как бы авансом… приукрасить. Все мы люди. Но нужны и дела.

Поэтому обратимся напрямую к Ю. Калинину, – ведь именно он в первую очередь должен понимать, сколько ещё требуется сделать, чтобы завершить реформу российской пенитенциарной системы и привести её в соответствие с требованиями международных стандартов по правам человека. Юрий Иванович! Об этом писал, предваряя Вашу лекцию, красиво изданную на двух языках Международным центром тюремных исследований, Ваш коллега, директор этого центра Эндрю Койл. Об этом говорим мы все, сидящие и не сидящие, сидевшие и не сидевшие: системе дан шанс, реализовать который страна доверила Вам. Будьте достойны этого доверия; на Вас смотрит вся планета.

Загрузка...