Странствие во тьме

13

Западный фронт протянулся от бельгийского побережья до Вогезов на швейцарской границе. Шла окопная война, которой, казалось, никогда не будет конца. Чего только не приходилось терпеть солдатам с обеих сторон! Дождь, снег, холод. Промокшие насквозь и грязные окопы, крысы, дизентерия, десятки простудных болезней, раны, которые не желали залечиваться, страх смерти, тоска по дому…

Это была самая бесславная война во всей мировой истории. Здесь не раздавался барабанный бой, не развевались гордые знамена, здесь люди не падали смертью героев. Они просто умирали. Что чаще всего происходило медленно и болезненно и не от пули или штыка.

И сквозь этот ад должен был пробраться маленький Ветле из рода Людей Льда.

Правда, теперь уже не было поездов Красного Креста.

На следующий день после того, как Ханне ушла в монастырь, Ветле почувствовал, что мужество покидает его. Он попытался пройти через фронт, но его тут же прогнали. Конечно, где-то были неприкрытые промежутки в линии фронта, протянувшейся на многие сотни миль, но не здесь. До таких участков ему придется добираться много дней. Может быть, это у швейцарской границы? На то, чтобы добраться туда, уйдут его последние деньги, а как он будет выкручиваться потом? Ему же надо пройти всю Германию. Как попасть туда из Швейцарии?

Двинуться к бельгийскому побережью? А какое судно возьмет на борт завшивевшего мальчишку, и сколько мин кроется еще под водной поверхностью? Этот путь не менее опасен. Кроме того сейчас между Бельгией и Норвегией нет морского сообщения; его прервала война. Он застрял. Это истина.

Опустились голубые и холодные сумерки. Он с некоторой завистью подумал о Ханне, которая сидела сейчас в теплом монастыре. Было ли там по-настоящему тепло, он не уверен. Но во всяком случае у нее была еда и крыша над головой. Он же был голоден.

Доберется ли он до дому в полном здравии? Перед ним раскинулась синеватая равнина. За его спиной была продолжавшая тлеть деревня. Разрушенная огнем тяжелой артиллерии, сожженная и покинутая всеми.

На равнине кто-то показался. На фоне горизонта он увидел маленькую точку, которая быстро приближалась.

Человек. Высокий человек, одетый… в монашескую рясу?

Он не мог разглядеть этого точно, сумерки потемнели. Но человек шел необыкновенно быстро.

На голове капюшон, тело спрятано под длинным плащом. Сейчас так не одеваются.

Еще до того, как эта фигура подошла к нему, а направлялась она точно в его сторону, он уже знал, что это Странник во Тьме.

Спутник и друг Хейке. Загадка старины. Сейчас немного легче было разгадать этот ребус; Ветле о Страннике знал больше, чем кто-либо другой, даже больше, чем знал о нем Хейке. Это был его долг.

— Добро пожаловать, — сказал он, встав и глубоко поклонившись.

— У тебя проблемы с дальнейшим продвижением, насколько я понимаю, — прозвучал глубокий глухой голос.

— Абсолютно точно, — ответил Ветле. Так было приятно снова услышать норвежскую речь и говорить на родном языке. — Не хочешь ли присесть?

Странник помедлил с ответом. Ветле вспомнил их последнюю встречу. И тогда он попросил своего гостя присесть, а тот, поблагодарив, отказался с горькой улыбкой на лице. «Давно никто не просил меня сесть», — сказал он тогда.

Он и сейчас улыбнулся, Ветле почувствовал это. Однако он неожиданно поблагодарил и сел рядом с Ветле на каменную ограду.

Мальчик почувствовал сильное удивительное излучение, исходившее от его фигуры. Излучение мысленной силы, иначе он не мог объяснить свое чувство.

— Ты прекрасно справился с заданием, Ветле из рода Людей Льда. Мы знали, что на тебя можно положиться.

— О, я иногда вел себя, как идиот!

— Не очень часто. Правильно сделал, что оставил девочку в монастыре. Она была для тебя лишней обузой. Но не забывай того, что пообещал ей! Ты добился от нее одного: она будет вести себя прилично. Если она исправится, а ты изменишь своему слову, то заслужишь самое серьезное порицание со стороны своих родных.

— Я не забуду, — сказал Ветле.

— Хорошо. Ты столь прекрасно выполнил задание, что мы решили поблагодарить тебя по-своему.

— О? — произнес он, захваченный врасплох. — Звучит… прекрасно! Каким же образом?

Странник какое-то мгновение смотрел на него. Ветле увидел его скрытые под капюшоном светлые глаза.

— Ну, что ж, — медленно, точно в раздумье произнес он. — Чего ты сам хотел бы пожелать для себя?

«Автомобиль», — хотел было сказать Ветле, но это было бы нелепо. Предки не смогли бы выполнить его желание, едва ли они знали, что такое автомобиль.

— Больше всего мне хочется вернуться домой, — произнес он смущенно.

— Об этом тебе вовсе не следует просить, ты и так окажешься дома.

Как же он сможет помочь ему в этом?

— Больше всего… я хочу быть одним из вас. Стать отмеченным проклятием или избранным и бессмертным.

— Мы не бессмертны, — улыбнулся Странник. — Мы только снова возвращаемся из небытия и охраняем вас. Нет, это желание мы выполнить не в силах. Для того, чтобы стать отмеченным проклятием или избранным, надо родиться им. Но не буду тебя больше мучить, мы уже все решили. Понимаешь, борьба Людей Льда с Тенгелем Злым подходит к концу…

— Правда? И все идет хорошо? — спросил быстро Ветле.

— Пока не знаем. Идет ужасно жестокая битва. Но нам известно, что окончательное сражение приближается. Твоя родственница Криста будет той, кто со временем родит действительно избранного. Именно он поведет борьбу за жизнь или смерть.

— Уф, — вздохнул Ветле.

— Да. Но поскольку конец приближается, мы приняли решение, что одно из проклятий, висящих над Людьми Льда, не должно коснуться тебя.

— Не понимаю.

— Ты знаешь, что все твои родственники не могут иметь много детей. Для этого были свои причины, мы не хотели, чтобы на земле появилось много людей, отмеченных проклятием. Так вот наш подарок тебе — у тебя будет столько детей, сколько ты сам захочешь или определишь.

Ветле был сильно разочарован. Разве это награда, которую стоит так расхваливать? Он, который не терпел даже мысли о детях, вообще не хотел иметь ни одного ребенка. Никогда!

У него на языке так и вертелось, что лучше бы ему подарили собаку , но он промолчал, ибо понял, что это прозвучало бы весьма глупо. И все же собаку ему хотелось завести. Дьявольщина!

— Спасибо, премного благодарен, — послушно пробормотал он.

Странник поднялся.

— Сейчас тебя это не радует. Но настанет день, и ты, может быть, возрадуешься этому. Идем, ночь — время, когда я могу передвигаться свободно. А до наступления утра мы должны уйти далеко.

Ветле хотелось спросить, как они минуют артиллерийские позиции? Но он промолчал. Странник знал, что делать.

— Держись за мою руку, — сказал этот высокий человек, протянув ее Ветле.

Поколебавшись немного, мальчик выполнил его просьбу. Он почувствовал, что рука Странника тонка и элегантна… и такая ледяная, что холод стал передаваться руке Ветле, пополз по ней вверх.

Однако он ничего не сказал.

Странник двинулся в путь, и Ветле последовал за ним. Удивительно. Он шел по земле так легко, как будто не касался ее. И не слишком ли быстро они шли? Ветле взглянул вниз на землю под ногами и даже по-настоящему не смог разглядеть деревьев на холмах, так быстро они проскочили их. Но все же он ставил на что-то ноги, делая шаг за шагом. Создавалось впечатление, что земля как бы скользила под ним.

Холмистая местность внизу была изрыта воронками от разрывов снарядов. Израненная земля. Всюду колючая проволока, через которую они легко перескакивали. Ветле видел подобную картину и раньше при дневном свете, но это намного южнее. Именно там он вынужден был остановиться перед таким заграждением из колючей проволоки.

Окопы… Они проходили сейчас по ним. Ветле смотрел на них сверху, видел мерцающие небольшие язычки огня в темных проходах. Отдыхающие солдаты, бодрствующие солдаты.

Остановись, хотелось ему сказать. Мы идем прямо на воинское подразделение, солдаты не спят, там офицеры, они видят нас и остановят!

Но Странник продолжал идти прямо на группу людей, которые сидели в укрытии и разговаривали. Некоторые из них смотрели прямо на Ветле и Странника, которые быстро приближались к ним. «Сейчас они начнут стрелять в нас», — подумал мальчик, но солдаты, не обращая на них никакого внимания, продолжали разговаривать.

И тогда Ветле понял, что он невидим.

«Пока я держусь за руку Странника — остаюсь невидимкой, — подумал он. — Я не должен отпускать ее, иначе мне будет плохо».

Глина, грязь, трупы, изрытая воронками земля. Они находились в зоне между враждующими сторонами, на так называемой ничейной земле. Удивительный поход продолжался. Немецкая линия обороны…

Она была также не очень хорошо оборудована, как и французская. Опять трупы солдат на участках, куда никто не осмеливался пробраться, чтобы вытащить их. Знали ли о них матери? Те, кто смотрел, как их малыши росли, ходили в школу, становились подростками. Те, кто с гордостью следил за их развитием. Знали ли они, что их мальчик, теперь уже взрослый юноша, брошенный всеми лежит здесь днями, сутками и гниет? И никого это не заботит. Боже, не дай матерям знать об этом!

Они прошли линию немецких окопов и продолжали свой путь по неимоверно избитой войной территории Германии. Мировая война продолжалась уже два года, победителей не было, все лишь терпели поражение, день за днем. Нищета в городах, через которые они пролетали, была такой страшной, что Ветле был не в состоянии осознать ее. Он проезжал раньше по этим местам на поезде Красного Креста, но тогда все здесь было по-другому, и из окна вагона все это виделось по иному.

О таком он и не предполагал.

— Работа Тенгеля Злого, — сухо сказал Странник. — Сейчас ты видишь, что происходит, когда он вырывается на свободу.

— Неужели война дело его рук? — поразился Ветле. — Ты сказал это, но…

— В какой-то степени. Он помог развязать ее. Но людей было трудно отговорить от нее. Они сами постепенно готовили ее.

Ветле почувствовал укол совести, когда подумал о том, что оставил Ханне так близко от полей сражений.

— Женский монастырь никто не тронет, — сказал Странник.

Это создание читает даже мысли! Надо быть поосторожнее.

Но управлять мыслями не так-то легко. Они сами бредут туда, куда человек и не хочет.

Под ними прекрасная долина Рейна, затем Рур.

Северная Германия.

— Скажи, — спросил Ветле, когда они с огромной скоростью пролетали над Нижней Саксонией. Рука болела, но он крепко держался за Странника! — Скажи… Кто ты на самом деле?

— Странник ночи.

— Это мне известно. Но жил ли ты во времена Тенгеля Злого? Я думаю, что только его потомки были отмечены проклятием или стали избранными?

— В его время избранных не было. Это заслуга Тенгеля Доброго.

— Значит, ты отмечен проклятием?

— Да.

— И все же ты добр?

— Как сказать… — улыбнулся Странник.

— Ты не ответил на мой вопрос. Ведь только потомки основателя нашего рода были отмечены проклятием?

— Я его потомок. Тебе следует знать, что Тенгель Злой был у Истоков Жизни. Он был очень, очень стар до того, как решил залечь в пещеру.

— Расскажи хоть немного, в каком родстве ты находишься с ним?

— Он был очень стар, пережил многие поколения, последовавшие за ним. Я могу лишь сказать о времени, когда он был у Источника. Согласно норвежскому летоисчислению это было в 1120 году.

— А через Хамельн он прошел в 1294? Упаси Боже!

— Да.

В голову Ветле пришла внезапная мысль и он спросил:

— А Диду ты знал? Я имею в виду, когда ты был жив?

— Конечно! Дида — моя мать.

— Вот как! — воскликнул удивленно Ветле. — А дети у тебя были?

— Нет. Я умер очень молодым.

«Я умер». Удивительно звучит!

— Родственная линия Диды и моя кончилась с моей смертью.

— Но, несмотря на то, что оба вы были отмечены проклятием… Она тоже была такой, поскольку она находилась среди духов предков…

— Да, она была отмечена проклятием.

— Но, если вы были такими, то наверное уже тогда могли вести борьбу с основателем нашего рода?

— Мы и вели ее тайно. У нас обоих были причины ненавидеть его. Особенно у Диды.

— Тогда вы были самыми первыми избранными?

— Можно сказать и так. Мы были похожи на Тенгеля Доброго. Пытались перебороть то зло, которое крылось в нас. Таких среди нас тогда было очень мало. Но полностью преуспел лишь Тенгель Добрый. Только после него появилось довольно много ему подобных, переборовших зло.

— Да-а, — произнес задумчиво Ветле. Удивительно, но ноги у него совершенно не устали! Они не бежали бегом, а шли спокойным размеренным шагом. И все же земля пролетала под их ногами. Для него это было непонятно.

— Почему Дида так сильно ненавидела его?

— Это… слишком долгая история. Не знаю, захочет ли Дида нового пересказа ее.

— Мы узнаем ее со временем?

— Думаю, да.

— Еще при моей жизни?

— Надеюсь.

— Я ее тоже услышу?

— Не знаю. Ты же обычный человек.

— Это несправедливо! Я обычный человек, да, но выполнил задание, которое, как правило, поручают тем, кто отмечен проклятием или избран. Так или иначе я являюсь избранным, ты сам мне говорил это в прошлый раз.

— Да, ты прав. Подумаю, что я смогу для тебя сделать.

— Спасибо!

— Но что из этого получится, точно сказать не могу. Это зависит от того, на что мы все возлагаем надежды.

Ветле, уясняя для себя все сказанное, некоторое время шел молча, а затем переменил тему разговора.

— Человек в панцире — Эрлинг Скогсруд?

— Отлично угадано! Да, это был он. Мы только не знали, какой удар нанесет Тенгель Злой, поэтому не принимали Эрлинга Скогсруда в расчет. Во всяком случае, до того, как он был выпущен на волю.

— M-м, — промямлил Ветле. Сейчас он очень устал, ночь подходила к концу. — Ты говорил как-то, что ночь — твое время, скажи, поэтому тебя и зовут Странником ночи?

Высокий человек улыбнулся.

— Так меня прозвал народ в Словении, потому что люди там видели меня только в темное время суток. Но ты прав, я получаю силу от ночи, хотя могу чувствовать себя хорошо и днем. Однако необходимости в этом я не испытываю. Днем я больше отдыхаю.

— Ты нуждаешься в отдыхе?

— Нет не очень. Но видишь ли, Тенгель Злой подобен мне, он также черпает силу в темноте. И мы считаем, что, если он проснется, то это случится ночью. Так уже произошло два года тому назад, когда он ночью вышел из своего убежища. Потребовалось время, прежде чем я успел уловить сигналы, ибо прятаться он умеет. За тот небольшой период времени он успел посодействовать развязыванию этой ужасной войны, которая все еще продолжается.

— Но ты его остановил?

— Да, с помощью маленькой флейты я заставил его вернуться в его убежище. Он пришел в ярость от своего бессилия. Я же никогда еще не испытывал такой радости, как тогда, освободив мир от него еще на какое-то время.

Они оба тихо засмеялись.

— Значит, твоя жизнь — или как еще назвать твое существование — проходит в постоянных ночных скитаниях?

— Можно и так сказать. Но в темноте я чувствую себя хорошо. У меня своя задача. Персональная опека живого Тенгеля Злого, и твои предки уважают меня за это. Я горжусь этим.

— Понимаю, — с большим уважением произнес Ветле.

Он бросил взгляд на своего спутника и снова мельком увидел его темное, прекрасное лицо. Глаза были слегка раскосыми, но ведь это странствующее в темноте существо было одним из тех, кто пришел в Норвегию из степей Монголии. Позднее в роду восточные черты смешались с более светлыми норвежскими и почти совсем исчезли.

О, Ветле так сильно нравился Странник, что он словно петух гордился доверием этого мужчины.

— Скажи, что произойдет с Людьми Льда в будущем? — спросил он.

— Как я уже говорил тебе, мы точно этого не знаем. Сейчас делаем ставку на появление большого числа детей. Это может принести успех или же неудачу. Или всех нас уничтожит Тенгель Злой, или же, если выиграем битву, превратимся в огромный род. Но одно несомненно: Люди Льда будут первыми, на кого он набросится, если выйдет из пещеры. Мы опасны для него уже тем, что выступили против его. Впрочем, мы единственные, кто обладает достаточной силой для борьбы с ним.

Ветле вздрогнул. Собственно говоря, он должен был бы радоваться тому, что ему дарят возможность значительно увеличить их род потомками, но если честно, то он чувствует себя глупым и на душе у него скверно.

Ноги замерзли. А когда он посмотрел вниз, то к своему великому удивлению увидел, что они идут по воде. Двигались они с еще большей скоростью, словно летели по воздуху. Он испытал поразительное чувство.

Ветле нервозно засмеялся:

— Увидел бы меня сейчас наш пастор! Я же иду по воде!

— Нет, Ветле. Если ты опустишь ноги, тут же утонешь. Над водой тебя держит сила моего мышления.

— Скажи, Странник, — задумчиво произнес Ветле. — Неужели все это было со мной в действительности? Или лишь во сне?

— Ты сам сможешь ответить на этот вопрос, — улыбнулся его спутник. — Однако уже начинает светать, и я не могу дальше сопровождать тебя.

— Но ты же не можешь бросить меня посреди моря? — воскликнул в ужасе мальчик.

— Мы сейчас будем на суше. После этого ты справишься сам, имея такой жизненный опыт. Стоит тебе своим детским видом произвести впечатление на взрослых, и они помогают тебе во всем. Не так ли?

Странник поддразнивал его. Но в его словах была правда! Ветле без угрызений совести пользовался своей наивной молодостью по пути на юг, и справлялся со всем превосходно. Он смущенно хихикнул.

В этот момент они оказались на суше, на открытом ветрам пустынном берегу. Ветле не имел ни малейшего представления о том, где он находится. На восточной части небосвода зарделся восход и Странник попрощался.

— Может быть, мы встретимся с тобой снова, Ветле из рода Людей Льда. Все зависит от того, как пойдут дела. Прими огромную благодарность за блестяще выполненную работу! Твои предки не забудут тебя за это!

Прежде, чем Ветле успел ответить, Странник исчез.

Солнце поднималось над горизонтом сквозь утренний туман огромным пылающим шаром. Ветле устал и безумно хотел спать. Но сначала надо было определиться, где же он находится.

Прошел целый час, прежде чем он встретил мужчину около усадьбы с удивительными низкими домами с соломенными крышами и стенами из каркасных конструкций.

Он на юге Швеции в провинции Сконе, удалось ему узнать, задавая мужчине наводящие вопросы. Железная дорога? Станция всего в нескольких километрах отсюда.

Деньги еще остались? Пока он шел дальше в указанном направлении, он пересчитал монеты. Это были французские франки, и Ветле не знал, какая у него сумма в пересчете на шведские кроны.

Но этому не помочь. Ветле на своем пути встречался и не с такими трудностями. Да и где-нибудь здесь обязательно найдется банк.

На поле показалась мельница. Кажется, заброшенная. Ветле очень устал, последние сутки были исключительно напряженными физически и психически. Он бы не мог заниматься делами с банковскими служащими, билетными кассирами и кондукторами.

Ветле направился к мельнице, забрался внутрь и улегся спать.

Заснул он мгновенно.

* * *

Ханне проснулась. Начинался четвертый день ее пребывания в монастыре.

Она посмотрела вокруг на аскетическое убранство помещения. На улице в монастырском саду пропел петух, где-то далеко гремели пушки.

Распятие на противоположной стене было единственным украшением комнаты. Кровати послушниц стояли рядами по обеим сторонам центрального прохода. Многие женщины уже встали, несмотря на то, что еще не закончилось звучание утреннего колокола.

Молитва в капитульном зале еще до того, как человек полностью проснулся, а затем — в трапезную на завтрак. После этого — утренняя работа, опять молитва, потом снова работа…

Как мог Ветле поступить так с ней?

Она плакала каждую ночь после того, как оказалась в монастыре. Сегодня была первая ночь, когда она выспалась.

Я сбегу!

Но тогда Ветле не сможет меня найти, когда приедет.

Убегу в его страну.

Но не знаю, где он живет!

Слезы снова полились из ее глаз, и она вытирала их тонким грубым шерстяным одеялом.

Красивое красное шелковое платье у нее отняли, а вместо него дали какое-то колючее одеяние.

Но получить возможность молиться было прекрасно, находиться в красивой, роскошной и пышной монастырской церкви. Для Господа Бога отдавали все самое прекрасное.

Здесь нельзя говорить о мужчинах, это абсолютно запретная тема. Но Ханне уже видела кое-что. И это ее очень удивило. Например, то, чем занимались две монахини в саду. Взгляды, которыми они обменивались друг с другом, думая, что их никто не видит. Как плотно они прижимались друг к другу, стоя или сидя. Она видела, как одна гладила бедро другой, продвигая руки все выше к центру. А вторая поднимала глаза к небу и блаженно улыбалась.

Это произошло потому, что Ханне отправилась в запретную зону на дневную прогулку, иначе она ничего бы не увидела.

Или вчера… когда у нее возникла потребность попросить у Спасителя себе силы, чтобы не питать злости к Ветле, а силы для того, чтобы дождаться его.

Она осторожно прокралась в капитульный зал, проскочив тихонько в двери.

К своему ужасу она обнаружила, что в помещении присутствует другая женщина. Это была ее наставница, та самая, которая непрерывно твердила ей о Христовой невесте. Это выражение в христианстве было давно в обиходе, и Ханне не обращала на него особенно внимания.

Но теперь она увидела…

Монахиня — суровая женщина лет пятидесяти с черными волосами и довольно густыми усами над верхней губой, находилась на хорах, держась за высокую фигуру Христа. Терлась о нее, тяжело дышала, обнимая ее коленями, целовала его страдальческое лицо, расстегнула свое монашеское одеяние, обнажив две большие обвисшие груди, которые охватили длинную деревянную скульптуру, а затем движения монахини ускорились, она заскользила вверх и вниз по деревянному Христу. Прежде всего она набросилась на складчатую набедренную повязку, прижимаясь к ней нижней частью своего тела, потом страстно, горячо, громко и жалостливо застонала, тело ее конвульсивно забилось, а затем последовал последний долгий выдох, словно от беспредельного освобождения, и она опустилась на пол, в то время как руки ее скользили вниз по скульптуре. Задранные юбки упали снова на свое место.

Христова невеста…

Ханне почувствовала, что ей неизмеримо жаль себя. Она, крадучись, так, чтобы женщина не заметила ее, выскочила из помещения. Забежала в небольшую пустую келью и сжала бедра, засунув руки между ними, так как пыл той ночи, когда она лежала, прижавшись к Ветле, продолжал терзать ее, он еще не потух, и сейчас ее мысли обращались то к монахине у деревянной скульптуры, то к ней самой. И она бурно стала гладить себя до тех пор, пока не наступил чудесный момент, которого она еще никогда не добивалась. Ханне вынуждена была приглушить громкое дыхание, испытывая прекрасное чувство. После этого Ханне перестала уважать монахинь и их болтовню о целомудрии! Человек есть и остается человеком. От своих желаний он никогда не убежит, каким бы святым он не был.

Да и зачем? Кто сказал, что неприлично быть живым человеком? Кто утверждает, что земная любовь — грех?

О, Бог мой, говорят об этом только те, кто толкует Библию по-своему, искаженно.

Теперь монастырь уже не казался Ханне плохим местом. Она знала, что не одинока, что выполнять столь строгие требования трудно и другим.

И скоро приедет Ветле. Всего лишь каких-то три года. Тридцать шесть месяцев. Сто шестьдесят пять недель. Ханне не смогла сосчитать, сколько это будет дней, но время же все равно будет одинаковым. В тайном месте она начертила сто шестьдесят пять линий. И зачеркивала одну из них по мере того, как кончалась очередная неделя.

* * *

Ветле увидел свой дом уже издалека. Виллу, которой владели его отец и мать. Особенно красивой она не была, но им было хорошо в ней и переезжать они не собирались.

Его внезапно охватил страх. А вдруг их там нет.

А старый Хеннинг? Жив ли он?

Но все были живы и оказались на месте. Ветле встретили как героя. И, когда он поразмыслил, то пришел к выводу: он и есть герой.

Он выполнил очень трудное задание. Когда он в тот же вечер рассказывал о своем путешествии всем собравшимся на Липовой аллее, то окончательно понял, через какие ужасные опасности ему довелось пройти, и только теперь он действительно испугался.

Но он тут же вспомнил, что находится дома, и успокоился.

— Эрлинг Скогсруд, — сказал Андре, больше всех занимавшийся поиском этой родственной ветви. — Это действительно интересно, Ветле. А куда он делся потом?

— Мне рассказали, что Тенгель Злой дал ему отставку. Может… Не помню, но кажется Странник говорил, что человека в панцире уложили спать.

— Весьма вероятно, — согласился Хеннинг. — Однако тебе следовало бы проявить больше любезности и понимания к бедному Эрлингу, Ветле. Ты правильно вел себя, но не до конца.

— Это ничему бы не помогло, — ответил мальчик. — Это создание было полностью невосприимчиво к доброму отношению. Он полон злобой.

Хеннинг в знак согласия кивнул своей тяжелой седой головой.

— Как Ульвар. Понимаю. Нам следует надеяться, что он будет продолжать спать. Весьма неприятное существо.

— Он производит впечатление очень недалекого человека, — сказал Ветле. — Ульвар был намного опаснее.

— Абсолютно верно. Ульвар был хитер, соображал мгновенно. Ты вел себя отменно, мой мальчик! В разговор вмешалась Бенедикта:

— Но тебе не следовало оставлять бедную девочку в монастыре, Ветле. Почему ты не взял ее с собой? Ветле смутился.

— Э-э… она не такая, чтобы я мог привести ее домой…

— Что это ты говоришь? — спросил его отец, доктор Кристоффер Вольден.

— Она… ее сначала нужно воспитать, — ответил сын. — Здесь у нее руки будут слишком развязаны.

— Мы не имеем обыкновения принудительно связывать никого, — вмешалась его мать.

— А здесь именно это и необходимо, — ответил Ветле.

Он еще не рассказывал о своей женитьбе. Но сейчас пришло время сделать это. Ему было очень стыдно, особенно тогда, когда он повествовал о том, как быстро она стала взрослой, и о том, что он все еще остается ребенком. О том, что у нее полностью отсутствуют тормоза и она вообще не умеет себя вести. Как она крала и обманывала людей и о том, что она абсолютно не поддается воспитанию. А также о том, что она глубоко верит в Бога и, может быть, одумается в монастыре и исправится.

Собравшиеся не знали, что и сказать. Реакция, которая отражалась на их лицах, была весьма разнообразной. Замешательство, огорчение и довольно глубоко спрятанное веселье.

— Хорошо, при любых условиях ты должен сдержать свое обещание и через три года поехать туда, — произнес, обращаясь к Ветле, Сандер Бринк.

— Ты не должен отказываться от этого.

— И, если она выразит такое желание, ты привезешь ее домой, — решительно заявил Кристоффер. — О той свадьбе тебе думать не нужно. В Норвегии четырнадцатилетних без согласия родителей не венчают. Поэтому ты неженат, еще не женат. Но о девочке необходимо позаботиться. Она чувствует себя необыкновенно одинокой.

— Да. Если бы она не повела тогда себя так по отношению ко мне, я забрал бы ее с собой, несмотря на все ее отвратительные привычки.

— Ну и ну, — рассмеялась Бенедикта. — Раньше я знала мальчишку, управлять которым было абсолютно невозможно. Своевольного, безответственного и…

— Я изменился, — быстро воскликнул он.

— Да, это видно, — подтвердил Хеннинг. — И в лучшую сторону.

— Мы не узнаем тебя, — ласково сказала Марит. — Добро пожаловать домой, новый Ветле! Все дружески улыбались ему.

— Но… — произнес Андре. — Ты должен был узнать у Странника гораздо больше.

— Да, ты оказался не слишком боек, — поддержала его Бенедикта. — У тебя был такой фантастический шанс поговорить о времени Тенгеля Злого.

Ветле задумался.

— Нельзя было задавать Страннику вопросы, на которые он явно не хотел отвечать, — медленно произнес он.

— Откуда тебе известно, что он не желал отвечать? — спросил отец.

— Я просто знал. Но он сказал, что в один прекрасный день все образуется, вероятно еще при моей жизни.

— Но не при моей, — печально сказал Хеннинг. — Я бы многое дал, чтобы узнать, как все произойдет!

— Этого мы все хотим, — вставила Бенедикта.

— Но все зависит от того избранного, который придет после нашего поколения. Окажется ли он достаточно сильным для борьбы с Тенгелем Злым, — вздохнул Ветле.

— Да, — подтвердил Андре, который сам еще был молод и надеялся дожить до того времени. — Посмотреть интересно.

Ветле был счастлив и чувствовал себя дома прекрасно. Но далеко на юге Европы, во французском женском монастыре, в нише готического окна стояла маленькая четырнадцатилетняя девочка, смотрела на дорогу, по которой он ушел, и чувствовала себя больной.

Она никогда не думала, что сердце может разрываться на части от печали и грусти.

Но сейчас она познала это. Только не знала, сможет ли оно выдержать такое.