Никитин был единственным путешественником своего времени, который отметил изнанку пышности и сказочного великолепия жизни султанов и их вельмож.
Весь этот блеск и великолепие «велми пышных бояр» и «княжащих» хорасанцев, сказочная жизнь султана с его женами, плясовицами, музыкантами, прихлебателями шли за счет грабежа соседних народов и главным образом своего сельского населения, доведенного до крайней нищеты.
В своей работе «Британское владычество в Индии» К. Маркс указывает, что «В Азии с незапамятных времен, как правило, существовали лишь три отрасли управления: финансовое ведомство, или ведомство по ограблению своего собственного народа, военное ведомство, или ведомство по ограблению других народов, и, наконец, ведомство общественных работ»[15].
В Индии важнейшую часть государственного дохода всегда составлял поземельный налог. Правда, иногда казна пополнялась военной добычей благодаря трудам ведомства по ограблению соседних народов, но и в мирное время, и в военное одинаково плохо жилось «голому» трудовому народу.
Начиналась война. За что дерутся его властители, крестьянин не знал. Одинаково грабили его свои и чужие войска, одинаково он должен был кормить и тех и других.
Индийская деревня должна была поставлять и воинов, тех самых голых воинов со щитом, мечом или стрелами, которые составляли стотысячные ополчения правителей Индии.
Кончалась война, но не кончались тяготы сельского люда. С особенным рвением начинали собирать налоги. И собирался налог, что называется, «с пристрастием». Не говоря уже о том, что у неплательщика отбиралось его движимое имущество, но и его самого бросали в темницу и пытали, особенно если почему-либо являлось подозрение, что крестьянин утаивает деньги и что он может заплатить налог.
Профессор И. П. Минаев приводит тоскливую песню об этом налоге:
Объявлен налог. Что я буду делать?
Опять налог, а на небе ни облачка, и весь мир беснуется.
Коли есть что, так молча плати, а нет — займи, да подать отдай.
Закладывай, коли есть что, а нет — у жены кольцо вытащи.
Опять налог!
Голод настал, негде еды достать, и всюду слышатся стоны.
Стряслась над нами великая беда. Гонят нас из дома вон налоги.
Опять налог!
Единственным утешением индийского крестьянина было лишь то, что хоть и сменялись династии, и травили друг друга султаны, сменялись визири, но никто из властей не вмешивался во внутренний строй деревенской жизни.
Как местные, так и пришлые властители собирали с земли налог, а затем оставляли население в покое, позволяя ему ведать своими внутренними делами и управляться по своему усмотрению. Индийская деревня, несмотря на все смены правлений и верований, цепко держалась за свое, веками выработанное самоуправление, и крестьянин мог надеяться во всякой беде на поддержку соседа.
Размер поземельного налога был громадный. Кроме дохода, отдаваемого правительству, крестьянин должен был уделять еще часть дохода старосте, писарю и другим обслуживающим деревню лицам, содержать храм, отчислять известную сумму на взятки начальству, угощать пришлых брахманов и факиров.
Время, когда Афанасий Никитин совершал свое путешествие, было периодом роста закрепощения и ухудшения положения крестьян в государствах Передней и Средней Азии и в Индии. То, что он не сторонился «сельских людей», а, наоборот, жил с ними одной жизнью, помогло ему понять жизнь индийской деревни. В этом одна из подлинно народных, демократических черт Афанасия Никитина.
Необходимо отметить большие лингвистические познания Никитина, говорящие о его незаурядных способностях. Он прошел через Шемаху, Персию, через многие провинции Индии, каждую со своими наречиями и языками. И всюду торговал, общался с народом, с чиновниками и стражей, а иногда и с правителями.
Как же Никитин объяснялся в чужеземных странах? Конечно, он не знал всех языков и не изучал их специально. Но, видимо, он быстро схватывал и усваивал разговорные обороты речи. Кроме того, в те времена купцы обычно владели своеобразной смесью слов из различных восточных языков, служившей жаргоном при торговых сделках.