Страшная дорога свободной личности

Страшная дорога свободной личности — 2

Илья Росляков / Газета «Суть времени» № 507 / 11 ноября 2022

(Квадратура Круга)

В 2018 году в Испании состоялся марш феминисток, в котором в общей сложности по всей стране приняло участие более 5 млн человек. На нем были выдвинуты лозунги «Права человека — это права женщины», «Будущее — женское», «Революция будет феминистской или ее не будет», «Женщин гораздо больше, чем вы думаете: у них могут быть как женские, так и мужские половые органы».

В последнем случае имеется в виду, что настоящие мужчины — это «женщины» с мужскими половыми органами, или, как иначе их называют, феминисты. То есть лица с мужскими половыми признаками, но без мужского «гендера». Гендер, то есть социальная роль, традиционно закрепленная за мужчиной, социально-психологический тип мужского поведения, осмысливается на Западе исключительно в негативном ключе. Это называется токсичная маскулинность. Токсичная — потому, что мешает жить и вредит. В первую очередь женщинам, но и самим мужчинам тоже.

Крупнейший западный специалист по «мужской психологии» Рональд Левант, доктор философии и педагогических наук, профессор нескольких американских университетов, занимавший пост президента Американской психологической ассоциации, еще в 1996 году констатировал, что под влиянием феминизма мужественность превратилась из «объективной нормы» в «сложную и проблематичную конструкцию». Имеется в виду не мужественность как теоретический конструкт, а реальная мужественность миллионов ныне живущих мужчин.

В своей статье под названием «Новая психология мужчин» он говорит о формировании психологического подхода к мужчинам и мужественности, который «ставит под сомнение традиционные нормы мужской роли (такие как упор на конкуренцию, статус, жесткость и эмоциональный стоицизм) и рассматривает определенные мужские проблемы (такие как агрессия и насилие, обесценивание женщин, страх и ненависть к гомосексуалистам, отстраненное отцовство и пренебрежение потребностями в здоровье) как неблагоприятные, но предсказуемые результаты процесса социализации мужской роли». Не деформации, не искажения, не нежелательные последствия — а предсказуемые результаты того, что мальчик вырастает в мужчину!

Кроме перечисленных особенностей, в «пакет» токсичной маскулинности добавляется также склонность к манипуляциям и давлению, эгоцентризм, акцент на достижении статуса.

В наше время, считает Левант, мужская гендерная роль существует в трех разновидностях: несоответствие-напряжение, дисфункция-напряжение и травма-напряжение. Логика такова: «Несоответствие-напряжение возникает, когда человеку не удается соответствовать своему внутреннему идеалу мужественности, который среди современных взрослых мужчин часто близко подходит к традиционному кодексу. Дисфункция-напряжение возникает, когда кто-то даже выполняет требования мужского кодекса, потому что многие характеристики, рассматриваемые как желательные для мужчин, могут оказывать негативные побочные эффекты на самих мужчин и на их близких. Травма-напряжение возникает в результате тяжелых испытаний (буквально — „мытарств“) в процессе социализации в мужской роли, которая теперь признается травмирующей по своей сути».

Когда мужчина не соответствует своему внутреннему идеалу, он мучается от несоответствия. Когда он достигает этого соответствия, он оказывается в состоянии дисфункции или травмы — таков уж этот «мужской кодекс». То есть, собственно, вся маскулинность токсична. И никакой конкретной альтернативы этому Левант не выдвигает. «Новая психология мужчин» по Леванту означает, что мужчинам предлагается просто не быть теми, кем они являются. По факту речь идет о том, что они должны учиться жить у женщин. И становиться «феминистами».

Токсичная маскулинность напрямую ассоциирована в современном западном сознании с фашизмом. Именно в этом ключе интерпретируется на Западе российская военная спецоперация на Украине.

Известный современный западный философ Славой Жижек в первый же день определил действия России как «изнасилование» Украины и назвал введение наших военных на Украину «пенетрацией».

Жижек обратил внимание на высказывание Путина, адресованное Зеленскому, заявившему, что ему не нравятся Минские соглашения. «Нравится, не нравится — терпи, моя красавица», — сказал Путин. Развивая из этого высказывания сексуальную метафору, Жижек утверждает: Россия показывает, что если она «не получит согласия на секс от Украины, то она готова совершить изнасилование». И тем самым она обвиняет Украину в «провокации ее на совершение изнасилования».

Свое эссе Жижек завершает так: «Все мы в странах, которым пришлось стать свидетельницами печального происшествия изнасилования Украины, должны знать, что только реальная кастрация предотвращает изнасилование. Так что мы должны рекомендовать международному сообществу предпринять операцию по кастрации России — игнорировать и маргинализировать их насколько возможно, чтобы быть уверенными, что потом уже ничего не вырастет из их глобального авторитета».

Тема кастрации потом звучала в украинской пропаганде в более конкретном виде, по отношению к российским солдатам. Украинский «гражданский активист» Геннадий Друзенко заявлял в прямом эфире, что дал указание своим врачам кастрировать российских пленных солдат, «потому что это тараканы, а не люди». Случай беспрецедентный в военной истории — даже нацисты, практиковавшие подобное в своих экспериментах над людьми в концлагерях, не афишировали это и не делали таких публичных призывов.

Этот акцент на кастрации связан с представлением о «токсичной маскулинности» русских и Путина в частности, которое стали распространять сразу же после начала спецоперации. На Западе считается, что именно она побудила Путина к проведению спецоперации, а население России — к ее поддержке.

Один из главных сторонников Украины среди западных лидеров, бывший британский премьер-министр Борис Джонсон 30 июня в интервью немецкому телеканалу ZDF заявил: «Если бы Путин был женщиной, — кем он, очевидно, не является, — но если бы он был ею, я действительно не думаю, что он начал бы безумную мачо-войну со вторжением и насилием, как он это сделал. Если вам нужен идеальный пример токсичной маскулинности — это то, что он делает на Украине».

Джонсон дал это интервью по итогам саммита «Большой восьмерки», на котором он предложил всем лидерам снять одежду и «показать грудные мышцы», чтобы продемонстрировать, что они «круче Путина».

Но главным идеологическим обвинением в отношении России стало обвинение в фашизме. Вокруг понятия «фашизм» строится основное информационно-идеологическое противостояние между Россией и Украиной со стоящим за ней Западом. В России резонно обвиняют в фашизме украинскую власть и воюющих против нас приспешников бандеровской идеологии, прямо называющих нас (включая пророссийское население Украины) токсичной нацией, которую надо уничтожить. Однако и на Украине, и на Западе обвинение в «фашизме» бросают как раз России.

Специфическое представление о фашизме, которое тут применяется, сформулировал итальянский писатель постмодернистского направления Умберто Эко. Среди 14 признаков фашизма у Эко оказались неприятие разных мнений, рассмотрение жизни как постоянной войны, культ героизма и венчающий всё это культ мужественности, сопровождающийся презрением к женщинам и нетерпимостью к нетрадиционным сексуальным ориентациям. Даже такая, казалось бы, очевидная черта фашизма, как идея фундаментального неравенства людей, превосходства одних над другими, в список не попала. Зато в этом представлении «фашизм» оказался весьма близок к «токсичной маскулинности».

Кстати, в связи с нетерпимостью к нетрадиционным ориентациям нельзя не вспомнить недавнее заявление вице-спикера польского сената Каминьского, который сказал, что «украинцы воюют за право быть гомосексуалистами». Запад в последнее время разъяснял в украинской армии высокое значение этого права. В 2019 году появилась официальная реклама ВСУ с изображением геев. На ней было показано, как молодых украинских военных, возвращающихся со службы, встречают близкие. Кого-то — девушки, а главного героя ролика встречает юноша, с которым он и начинает целоваться. В 2020 году ОБСЕ предоставила руководству ВСУ программу «гендерной интеграции», призванную формировать у военнослужащих «гендерную сознательность».

Президент Франции Эммануэль Макрон, комментируя решение о проведении частичной мобилизации в России, заявил, что Путина, очевидно, сподвиг на это решение «ресентимент». Так называют склонность субъекта к созданию образа врага для компенсации чувства вины за собственные неудачи. Это тоже является одним из признаков фашизма по Умберто Эко. На мой взгляд, очевидно, что речь идет здесь не о политическом лицемерии, а о том, что на Западе действия России реально воспринимаются именно так.

Американский историк Тимоти Снайдер, профессор Йельского университета, специализирующийся на истории России и Украины, заговорил о «путинском фашизме» еще в 2018 году. Он обосновывал это постоянными ссылками Путина на философа Ивана Ильина, чьими идеями якобы руководствуется российский президент. В мае 2022 года Снайдер выпустил статью в New York Times под названием «Мы должны сказать это. Россия фашистская». Сегодняшняя Россия отвечает большинству критериев фашизма, пишет он. «У нее есть культ вокруг одного лидера, Владимира Путина. Здесь есть культ мертвых, организованный вокруг Второй мировой войны. У нее есть миф о прошлом золотом веке имперского величия, который должен быть восстановлен войной исцеляющего насилия — смертоносной войной с Украиной». Вот такие «критерии фашизма».

В июле 2022 года авторитетное британское издание The Economist публикует материал «Владимир Путин — в рабстве у особого российского фашизма».

В нем читаем следующее рассуждение: «Что такое российский фашизм? У него нет четкого определения, но он питается исключительностью и ресентиментом, это смесь зависти и разочарования, порожденная унижением. В случае с Россией источником этого унижения является не поражение от иностранных держав (как в случае с гитлеровской Германией. — Прим. И. Р.), а злоупотребления, которым подвергается народ от рук своих правителей. Лишенные свободы воли и запуганные властями, они ищут компенсацию в мнимой мести врагам, назначенным государством». Всячески подчеркивается, что символ Z — это «полусвастика».

Далее автор связывает пресловутый «российский фашизм» с маскулинностью. Для этого он обращается к образу Штирлица из фильма «Семнадцать мгновений весны»: «Вячеслав Тихонов, сыгравший роль Штирлица, был образцом мужского совершенства. Высокий и красивый, с идеальными скулами, он блистал в гладкой нацистской форме, сшитой в советском министерстве обороны. Простые русские были очарованы». По мнению автора, этот мужской образ помог «внедрить в российскую массовую культуру нацистскую эстетику — эстетику, которую в конечном итоге будет использовать Путин».

Автор приходит к такому выводу: «Путин получил наибольшую выгоду от сериала. В 1999 году перед тем, как его назвали президентом России, избиратели говорили в опросах, что Штирлиц был бы идеальным кандидатом на эту должность… Путин, бывший сотрудник КГБ, работавший в Восточной Германии, культивировал образ современного Штирлица. Когда в 2019 году ВЦИОМ, одна из социологических служб, повторила этот опрос, Штирлиц занял первое место. «Произошла инверсия», — говорят социологи. „В 1999 году Путин казался предпочтительным кандидатом, потому что он был похож на Штирлица; в 2019 году образ Штирлица остается актуальным, поскольку его реализует самый популярный политик страны». 24 июня этого года перед зданием Службы внешней разведки (СВР), входившей в состав советского КГБ, был открыт памятник Штирлицу».

Всерьез рассматривать этот опус трудно, тем более что в опросе 1999 года среди киногероев, за которых проголосовали бы граждане на выборах, лидировал Петр I, сыгранный Николаем Симоновым в советском фильме 1930-х годов, а Штирлиц набрал всего 10 % голосов. Авторы статьи не упоминают об этом. Им нужно нарисовать определенную картину: российское общество польстилось на маскулинный образ фашиста и соответственно этому идеологически заточено.

Каков же ответ нашего руководства в этой идеологической войне?

В последних выступлениях Путин высказал свое отношение к происходящему на Западе, как он это назвал, радикальному отрицанию нравственности и семьи. «Разве мы хотим, чтобы у нас, здесь, в нашей стране, в России, вместо мамы и папы был „родитель номер один“, „номер два“, „номер три“ (совсем спятили уже там!)? Разве мы хотим, чтобы в наших школах с начальных классов детям навязывали извращения, которые ведут к деградации и вымиранию? Чтобы им вдалбливали, что кроме женщин и мужчин якобы существуют еще некие гендеры и предлагали сделать операцию по смене пола?» — сказал президент в выступлении 30 сентября. Он добавил, что происходящее на Западе приобретает черты «откровенного сатанизма».

По существу, согласно нашему официальному курсу, мы защищаем прежние представления о должном того же Запада — ценности того, что мы определили как первый этап «борьбы за свободу», когда она имела вид борьбы с политическим господством. Путин делает акцент на ценностях демократии, свободы, нравственных ценностях традиционных религий. В выступлении на Валдайском клубе он заявил о существовании двух Западов, из которых один — «Запад традиционных, прежде всего христианских, ценностей, свободы, патриотизма, богатейшей культуры… нам в чем-то близок, у нас во многом общие, еще античные корни». Путин даже выразил надежду на то, что восторжествует прагматизм и в итоге «диалог России с подлинным, традиционным Западом, как и с другими равноправными центрами развития, станет важным вкладом в строительство многополярного миропорядка». Другой же Запад, который пытается «единолично управлять человечеством», по мысли президента, уходит в прошлое, поскольку большинство стран уже не хотят с этим мириться.

Не буду останавливаться подробно на голосованиях в ООН, в которых подавляющее большинство стран поддержало предложенные Западом резолюции с осуждением действий России на Украине. Скажу о другом. Под единоличным управлением всем человечеством Путин подразумевает, по его собственным словам, авторитарный диктат. Но действительно ли управление может осуществляться только в форме авторитарного диктата? А как же недавняя пандемия ковида, об искусственности происхождения которого не говорит уже только ленивый? Это никак не диктат, но это, несомненно, мощнейшее воздействие на всё человечество.

И действительно ли Западов два? Ведь и прежний Запад «христианских ценностей» и «свободы» претендовал, насколько это было возможно, на управление человечеством, по крайней мере нес в себе то, что Путин в выступлении называет «уверенностью в своей непогрешимости» — точно так же, как и сегодняшний Запад. А главное — то, о чем говорилось выше: идея свободы никуда не делась, просто претерпела определенное «превращение», в результате которого оказалось, что борьба за свободу требует демонтажа патриархата. То, что должно прийти ему на смену, вовсе не обязательно будет насаждаться через авторитарный диктат. Для этого есть другие способы, в том числе связанные с развитием средств массовой коммуникации.

Идейно мы оказываемся в слабой позиции, в «арьергарде», фактически апеллируя к ценностям «доброго старого Запада» перед лицом Запада нового и нам непонятного. Таково наследие перестройки и 1990-х годов, когда мы пытались подладить всю нашу жизнь к западной жизни, жить заемным западным умом. Восстановить идейную, концептуальную независимость, суверенитет мысли — вот, может быть, самое сложное, вот то, от чего мы пока бесконечно далеки.

Президент описал происходящее внедрение гендерного подхода и однополых браков словами «совсем спятили уже там». Действительно ли они там спятили, или всё происходящее закономерно? В чем генезис феминистского движения, в недрах которого родился и гендерный подход, и импульс к раскрепощению сексуальности, и подавление мужского начала через представления о «токсичной маскулинности»?

(«Мы — внучки тех ведьм, которых вам не удалось сжечь». Митинг феминисток в Испании)

С одной стороны, феминизм подхватил и доразвил упомянутые нами представления психоаналитиков и неомарксистов о патриархате как источнике несвободы. И к этой линии эволюции идей мы еще вернемся. Но, с другой стороны, его появление и его колоссальная роль в современную эпоху были предопределены произошедшей на Западе трансформацией отношения к женщине и самого патриархата как общественной реальности.

Здесь необходимо отметить, что важнейшей чертой феминизма является критика так называемых эссенциалистских представлений о половых различиях. То есть представлений, согласно которым мужское и женское существуют как особые метафизические принципы, что есть мужская и женская природы, мужская и женская сущность.

Приведу простой пример. Одно из главных требований феминизма и гендерного подхода — в том, что женщины и мужчины должны быть представлены во всех профессиях в равных долях. В упомянутой выше программе по «гендерной интеграции» для Украины авторы сокрушались, что женщины на Украине владеют только 13 % крупных предприятий вместо 50 %. При этом никак не рассматривается та истина, что этот «расклад» (13 % против 87 %) возник естественным путем и отражает реальный уровень притязаний со стороны мужчин и женщин на эту профессию (а в случае с другими профессиями этот расклад будет отличаться). Точнее, этот подход и эта истина — что женщины по природе не склонны реализовывать себя во владении крупным бизнесом — рассматривается как дискриминация женщин с позиций «эссенциализма».

Феминистки считают представления о существовании сущностно мужского и сущностно женского частью системы патриархата, используемыми для оправдания ситуации угнетения женского пола мужским. Вместо эссенциализма они вводят «конструктивизм» и именно половые различия объявляют социальным конструктом. То есть якобы на самом деле женщины склонны к владению крупным бизнесом, может быть, даже больше мужчин. Но «мужское общество» предписало им, условно, «место на кухне». Это и есть суть гендерного подхода. Как говорит Левант, половые различия «сконструированы из кусочков биологического, психологического и социального опыта для достижения определенных целей», а именно поддержания системы патриархата.

Казалось бы, невозможная мысль! Есть половые признаки, выраженные на теле, первичные и вторичные. Есть представления о высших мужском и женском принципах, выраженные почти во всех религиозных и культурных традициях (причем не только в патриархальных). Как можно всё это отменить, убедив существенную часть человечества в том, что пол — целевая социальная конструкция?

И, однако, это оказалось возможным. Оказалось, что первичные и вторичные половые признаки можно без труда корректировать с помощью гормональной терапии и хирургического вмешательства. Что человечество может массово генерировать «чудищ» неопределенного пола. А пресловутый эссенциализм, то есть представление о существовании мужского и женского принципа, можно увести в тень в результате общего снижения уровня философского и интеллектуального дискурса, его разубоживания.

Кстати, ряд феминисток, в частности Джудит Батлер, которая является также философом постмодернистского направления, видят в эссенциализме основную опасность для единства и победоносного наступления феминистского движения. Литература на гендерную тему старается подчеркнуть архаичность эссенциализма и убедить читателя в том, что всерьез существование мужского и женского принципа давно никто не рассматривает.

Часть человечества вполне убедили в том, что пол — это социальная конструкция. Что сексуальность, как пишет другая крупная феминистка Гейл Рубин — это в такой же степени продукт человеческого общества, как «диеты, транспортные средства, системы этикета, формы труда, типы развлечений, производственные процессы или модусы подавления».

На деле «фокус» нужен только для разрушения патриархата. Гендеры, которые якобы заместили «устаревшие» представления о мужском и женском принципе, используются только для того, чтобы демонтировать один из этих принципов — мужской. Но если сущностно мужское и сущностно женское на самом деле существуют, то что являет собою феминизм с этой точки зрения? Если «мужское» подавляется, то что происходит с «женским»?