2012

Солнце. Корабль.

Внуки скачут по палубе. Скачут, кричат, слушают эхо. Девочка, что постарше, показывает младшему двоюродному братику дельфинов. Там, вдали. А мальчик на нее зачарованно смотрит.

«Еще сказку», — просит он.

«Это не сказка, это правда».

«Все равно, расскажи», — просит малыш.

Девочка уже бывала в Южной Америке и не хотела возвращаться домой.

«Знаешь, сколько бы у меня было друзей, если бы я осталась», — сказала она, сразу после возвращения, еще в аэропорту.

Смотрю, как дети, обнявшись, устроились в шезлонге, и девочка долго и обстоятельно что-то рассказывает мальчику. Признаюсь, немного подслушиваю. Слышно, правда, не все.

«Знаешь, когда-то папа нашего прадедушки уплыл на корабле далеко-далеко в Америку».

Она что-то шепчет дальше, мне опять не слышно. Малыш хлопает в ладоши.

«А ты сможешь позвать кита?» — спрашивает он.

Эта деревня под названием Богунеугодная. Деревня, похожая на Колумбию или Никарагуа, на Венесуэлу или Боливию. И бог весть, на что еще. На жизнь. На тайну, на что-то новое, на неизведанное. Та деревня, которую я так ненавидела. Всю жизнь.

И вот мы на корабле. Дети, их жены и мужья, сестра и ее друг. Брата тоже взяли с собой. Собаки наши, слава богу, не дожили. Мы плывем в Южную Америку, прямо в отцовские мечты. В то недосказанное, неоконченное. Никогда несбывшееся. Мы сказали, что будем искать следы нашего деда, прадеда, прапрадеда. Но знаем, что не будем. Мы уплываем прочь на корабле от всего удушающего, мрачного, от плясок на костях, от мести. От защиты. От оправданий.

«От кого, перед кем?» — все время спрашивала я себя. Мы покидаем прежнюю жизнь со всеми ее грехами. Чьими?

Наблюдаю за всей этой радостью здесь, на корабле, под солнцем, на ветру. Смотрю на малышей, зовущих кита, и на сестру, у нее слезы текут по щекам.

«Может, нам надо добраться до Патагонии. Говорят, там есть кладбище, на котором одни словенские могилы», — говорит она.

Загрузка...