Стратегия

Невероятно уродливой. Бесконечные твиты, сообщения на Facebook и Instagram - обзывают меня шлюхой, спрашивают, хочу ли я быть выебанной, разбирают по кусочкам мое тело, критикуя его. Я стараюсь не смотреть, но почти невозможно скрыться от этого, не тогда, когда волна отвратительной ненависти и осуждения омывает меня одним махом.

Я отключила телефон и забралась в угол спальни. Знаю, что должна по крайней мере поговорить с Дексом. Но не могу. Не могу пошевелиться.

Смутно слышу, как открывается входная дверь. Все во мне напрягается.

Декс в Аризоне. Даже если он сел на первый самолет, сомневаюсь, что был бы здесь так скоро. С Дексом я могу справиться. Как я думаю. Не знаю наверняка, потому что эти снимки явно с его телефона. Как они попали к кому-то другому? Боюсь, что если спрошу у него, то приду в ярость. Знаю, он не делал этого. Но все же. Как?

Быстрые шаги раздаются приглушенным эхом, когда кто-то проходит через гостиную на первом этаже. Только бы это был не папа. Только не он. Одна мысль о родителях, которые смотрят на эти фото, вызывает приступ тошноты. А я знаю, что папа их увидит. Это неизбежно, как закат солнца. У папы не может быть кода от дома Декса, но кто его знает. Зная его, он мог бы и выломать дверь.

- Фи? Фи, сладкая? - голос Айви.

Я отворачиваюсь лицом к стене. Возможно, она меня не заметит.

Но затем дверь спальни открывается, и ее высокий стройный силуэт появляется в виде тени. И это все, что нужно, чтобы мои рыдания вырвались на свободу.

- О, Фи. - Айви мигом оказывается рядом.

Ее сильные руки обнимают меня, пока плачу, цепляясь за нее, словно за плот.

- Милая. Она гладит меня, бормоча бессмысленные слова, как делала наша мама, когда мы были маленькими.

Не знаю, как долго я плачу. Пока не изматываюсь, а мой живот болит и сводит спазм.

Я чувствую, что кто-то еще вошел в комнату, а затем большая рука поглаживает мой затылок. Это Грей.

- Фи-Фи, мы поможем пройти тебе через это. - Он говорит так тихо, что я едва разбираю слова. Но гнев его слов физически ощутим. Я ценю это, вот только он не прав. Никто не поможет мне пройти через это. Мир навесил на меня ярлык шлюхи, которая трахнула Итана Декстера ради приза и сделала снимки в знак подтверждения. Боже, они сделали нас такими уродливыми и глупыми.

Айви отодвигается, и Грей наклоняется, чтобы подхватить меня. Почему-то от этого я начинаю сильнее рыдать. Я люблю Грея за его заботу. Но хочу, чтобы здесь и сейчас обо мне заботился Итан.

Грей укладывает меня обратно в постель, а Айви натягивает одеяло и затем забирается ко мне. Их тихое бормотание возле моей головы убаюкивает, но Грей вскоре выходит из комнаты.

- Я так смущена, - шепчу я.

- Знаю. Мы выясним, что случилось. А затем я серьезно надеру чью-то задницу. - В ее тоне слышны жесткие нотки, что мне не нравятся.

- Итан не делал этого.

Ее тело напрягается.

- Знаю. Но теперь все вышло из-под контроля, и нам нужно подумать об антикризисных мерах.

Мои внутренности снова скручивает.

- Ущерб уже нанесен, Айви.

Она чмокает меня в плечо.

- Поспи немного. Мы здесь ради тебя.

Данная идея придает мне немного уюта. И впервые в своей жизни, я чувствую себя действительно беспомощной.

Глава 38

Декс

ДЛИЛСЯ ЛИ КОГДА-ЛИБО полет так же долго, как сегодня? К тому времени, как приземляюсь, почти теряю весь рассудок. Обычно я осторожен, учитывая размеры своего тела, стараюсь не врезаться в кого-то и не сбить с ног. Но сегодня я использую свои габариты, продвигаясь среди неспешных пассажиров.

Мои внутренности так сильно скручивает, что приходится несколько раз сглотнуть, чтобы унять тошноту.

Неважно, что я связался со своим оператором связи и сообщил о краже телефона.

Ущерб уже нанесен. Потому что я глупый, ленивый осел, не использующий защиту паролем. Я - тот, кто позволил какой-то злобной отчаянной девчонке ускользнуть из номера с моим телефоном, и она продала снимки в таблоиды.

И не только снимки, но и нашу с Фи переписку.

Личные мысли, что теперь стали пищей для всего мира. Но те фото. Фи, моя девушка, человек, о котором я больше всего забочусь, выставлена на показ так, словно она какая-то вещь.

Это доводит меня до такого безумия, что едва могу видеть перед собой. Неважно, что у меня есть юристы, угрожающие возбудить дело, обещающие все изъять. Фото вышли на свет, и теперь они навсегда останутся в Интернете.

Мир видел обнаженную Фиону. И я пиздец как ненавижу сей факт. Не могу вынести мысли о том, что парни увидят ее такой. Без ее на то разрешения, без ее согласия.

Рычащий звук зарождается глубоко внутри меня. И это все, что я могу сделать, не начав орать или на хрен рыдать. Потому что именно я виноват в происходящем. Все это происходит по моей вине.

Поездка в такси кажется еще хуже. Ублюдок узнает меня.

- Привет, мужик! Ты - Итан Декстер!

Будто я не знаю своего долбанного имени. Сжимаю кулаки и с силой ударяю ими по бедрам. Так сильно, чтобы снять стресс в мышцах. Езжай. Просто езжай. Отвези меня к Фи.

- Ты правда девственник, мужик? - Бесцеремонный уебок, что так и нарывается получить кулаком в лицо, хихикает. - Ну, теперь-то уж нет, а? Эта сладкая малышка...

- Скажешь еще слово и лишишься языка, - выкрикиваю я.

Таксист бледнеет и быстро отводит глаза. Черт. Он мог бы выбросить меня из такси, и я бы застрял на обочине чертового шоссе, пока Фи страдает. Заставляю себя дышать.

- Ты говоришь о моей даме, понимаешь? - Таксист кивает, его взгляд мечется между мной и дорогой перед ним.

- Ага, мужик. Это круто. Гм... не подумай, что я сказал так из неуважения.

Я стискиваю зубы, пытаясь успокоиться.

- Если бы ты мог побыстрее доставить меня домой.

- Конечно, мужик. Конечно. Без проблем.

На этом мой болтливый таксист ускоряется.

Я ОЖИДАЮ УВИДИТЬ Айви и Грея у себя дома, так как дал Грею код доступа. Они были ближе к Фи. Грей играл игру в Атланте, и Айви с малышом навещала своего отца. Чего я не ожидал, хотя, вероятно, стоило, так это того, что папа Фи и Айви, Шон Маккензи - мой со-агент - будет тоже здесь.

Дерьмо.

Он выглядит не очень радостно.

Шон или БигМак, как его часто называют, отыграл свое в NBA. Два метра ростом, он кажется крайне долговязым и мрачным, как своего рода современный Авраам Линкольн. А те яростные взгляды, что он бросает прямо сейчас, говорят о том, что Шон не прочь порвать меня на куски. В данный момент я мог бы что-то соврать, но он - папа Фи. Если выберу этот путь, он станет частью моей жизни навсегда, а это значит, что лучше быть с ним в хороших отношениях.

Он не ждет того, что я положу сумку, сразу нападая.

- Какого хрена ты сделал, Декстер? - Он делает шаг вперед, словно может ударить.

Грей тоже подходит ближе.

- Полегче, Шон.

Шон бросает на него сердитый взгляд и возвращает внимание ко мне.

- Я задал тебе вопрос.

- Я облажался. И это съедает меня.

- Это и так ясно, Шерлок.

Мой взгляд следует мимо него к Айви, которая необычно бледна и молчалива сейчас.

- Фи? Она здесь? Она... - Дерьмо. Я не могу сформулировать слова. Сожаление - агония, убивающая меня изнутри.

Она кивает и указывает в сторону лестницы.

- Она спит.

Моя сумка падает на пол, и я двигаюсь.

- Куда это ты, на хрен, собрался? - кричит Шон.

- Туда, где я нужнее. - Я не оглядываюсь. - Можете наорать на меня позже.

Глава 39

Фи

В СПАЛЬНЕ ТЕМНО и прохладно, одеяло тяжелое и теплое. Я люблю эту кровать. Она большая, матрас упругий, но плюшевый сверху, белье мягкое и белоснежное. Кровать Итана. Наша кровать. Но она пахнет им, специями и теплом.

Я притягиваю подушку ближе и вздыхаю. Но звук открывающейся двери вынуждает напрячься.

Полоска света падает на кровать, а затем исчезает, когда дверь осторожно закрывается. Я сильнее обнимаю подушку, пытаясь держаться, пока Итан подходит ко мне. Мне не нужно его видеть, чтобы знать, это он.

Теперь он - моя кровь. Я знаю его, он словно мое собственное дыхание.

Кровать скрипит, и он проскальзывает под одеяло, убирая подушку и притягивая меня в свои объятия. Я заваливаюсь ему навстречу, всхлип срывается с уст, не смотря на все мои усилия сдержать его.

- Итан. - Оборачиваю конечности вокруг него, крепко цепляясь.

- Вишенка, детка. - Его объятия настолько крепкие, что почти больно. Я люблю это. Он держит меня так, словно пытается сделать частью своего тела - сильного, выносливого, стойкого против дерьма, что мир бросает нам в лицо. Его ладони гладят меня по волосам, по спине, везде, куда он может дотянуться.

- Дорогая, - шепчет он. - Вишенка... Я... - Прерывистое дыхание покидает его, и он вздрагивает. - Блядь. Мне так жаль. Мне пиздец, как жаль.

Я цепляюсь за него, сжимая в кулаки его волосы.

- Все нормально.

- Нет, - вскрикивает он, низким и злым голосом. Затем глубоко вдыхает, собирая мои волосы. - Это моя вина. Я подвел тебя.

Его голос кажется таким сломленным, что я поворачиваю голову и целую потный кадык на его шее, ощущая, как он движется, когда парень сглатывает.

- Что случилось? - спрашиваю я.

Итан снова сглатывает, еще раз его пронизывает дрожь. Его губы прижимаются к моей голове, когда он глубоко и напряженно вдыхает. И я боюсь. Что он сделал?

Когда Итан начинает рассказывать мне о случившемся, я больше не боюсь. Я в ярости. Она накрывает меня, словно лесной пожар, разжигая кровь и ускоряя биение сердца.

Он заканчивает рассказ, устало вздыхая, его голова наклоняется, словно он больше не может ее удерживать.

Я склоняюсь над его лицом, прикасаясь к щекам так, чтобы он поднял голову. Его мрачное выражение больно видеть.

- Хочешь услышать что-то смешное? - спрашиваю я.

Он хмурится.

- Что?

- Мой разум зашел в тупик на моменте о голой женщине в твоей постели.

Грустная улыбка пересекает его лицо.

- Это было наименее важной частью всей истории, Вишенка.

- Знаю. Но у меня появилось безумное желание выследить ее и врезать кулаком ей в сиську.

Итан смеется, словно не может сдержаться.

- Ее сиську? Это... до странного конкретно.

Я пожимаю плечами.

- В данный момент я мыслю не очень рационально. - Мои глаза снова начинают слезиться. - Думаю, у меня сиськи вместо мозгов.

Как будто слово "сиськи" стало переключателем, я начинаю плакать и кричать так, что моя грудь вздымается. Итан матерится и крепче меня обнимает, прижимая к своему телу еще раз.

- Фи... ангел, детка... - бормочет он нежно, пока гладит по моей спине, зарывает пальцы в волосы.

Он осторожно раскачивает меня, пока лежу в кровати и плачу.

- Ты убиваешь меня, Фи, - шепчет он прерывисто.

- Знаю. - Мое дыхание перехватывает. - Я просто, кажется, не могу остановиться. - Мне хочется собрать себя в кучу, прийти в чувство и забыть обо всем дерьме. Но это так не работает. Во мне скрывается бесконечный запас слез и гнева.

Его объятия становятся крепче, на грани болезненных, но я рада этому, хочу, чтобы он держал меня так вечно. Его нос утыкивается в мой висок.

- Значит плачь, сколько хочешь. Я никуда не уйду.

Странно, но в тот момент, когда он дает мне разрешение распасться на части, я успокаиваюсь. Через некоторое время, мое тело прекращает дрожать и я чувствую тяжелую усталость.

Итан не перестает гладить мое тело. Мой нос прижат к центру его груди.

Я вдыхаю его запах, цепляясь за футболку.

Когда он снова начинает говорить, его голос груб и надломлен, словно он тоже плакал.

- Грей написал мне как-то шутку. Хочешь услышать?

- Зная ужасные шутки Грея, вероятно, нет. Но давай.

Он трет мой затылок.

- Как бы ты назвала корову без ног?

Я ласкаю его кожу в области талии, где у парня такие рельефные мышцы.

- Как?

- Говядина.

С секунду мы оба молчим, а затем я начинаю хохотать.

- Боже, это так неправильно.

- Ужасно. - Итан поворачивается на бок и прикасается к моей щеке. - Но это тебя рассмешило. А меня лишь это и волнует. - Боль и сожаление затуманивают его глаза. - Я хочу исправить это, Фи. Но не знаю как. Не знаю, что сделать.

Для такого парня, как Итан, быть беспомощным, должно быть, невыносимо. Я могу почувствовать, как сжимаются и расслабляются его мышцы, когда все его тело хочет действовать, сделать свой ход.

Мой взгляд скользит мимо него, сосредотачиваясь на чем-то отдаленном, а мой голос кажется пустым.

- Все так, Итан, ты не можешь.

Знаю, это его не устроит. Он хмурится, словно хочет кого-то ударить. Я чувствую тоже самое. Но впервые меня это не волнует. Кажется, я потеряла способность бороться.

Декс

КАК ТОЛЬКО Я рассказываю Фи, что здесь ее отец, она мигом садится, ее глаза округляются, а волосы торчат в разные стороны. Она выглядит так душераздирающе красиво и полностью сломлено.

- Твою ж мать. - Вытаскивая свою маленькую попку с кровати, она топает в ванную и начинает умываться. - Просто к черту все это. Я не хочу встречаться с папой прямо сейчас.

Я встаю и следую за ней, пока она ловко начинает наносить макияж. Не представляю, как ей удается не тыкнуть тушью в глаз.

Независимо от ситуации, наблюдать за тем, как Фи собирается, очень увлекательно. Это такая личная штука, и я могу быть ее свидетелем.

- Ну, он здесь, и не думаю, что планирует куда-то уходить, - говорю я, пока она наносит тональный крем под глаза. - В любом случае, почему ты красишься? Ты и так совершенство.

Она фыркает.

- Я - чертов хаос. Не стану встречаться с папой, когда выгляжу, как плакса.

Тяжелый камень ложится мне на сердце.

- Но ты плакала. Нет ничего постыдного в этом. - Бля, я тоже хочу плакать. И это правда. Потребовались все силы, чтобы не начать всхлипывать вместе с ней. Я чувству себя настолько охренительно беспомощным прямо сейчас, что хочу пробить дыру в стене.

Скрещиваю руки на груди и сжимаю кулаки, чтобы не сделать этого.

Фи порхает мимо меня, направляясь к гардеробной, чтобы вытянуть чистую рубашку.

- Ну, а мне стыдно. - Ее лицо кривится. – Он, вероятно, видел мои обнаженные снимки, Итан.

Я опускаю голову и следую за ней.

Как и ожидалось, Шон ждет в гостиной. Он вскакивает на ноги, как только мы входим, его внимание приковано исключительно к дочери.

- Фиона, сладкая... - он делает два шага, словно хочет обнять ее, но тело Фи напрягается, и она отступает, натыкаясь на меня. Я позволяю ей прислониться к моей груди, но не обнимаю девушку. Очевидно, что физическое утешение - последнее, чего она хочет прямо сейчас.

- Привет, пап.

Ее болезненный взгляд устремляется к Айви и Грею, которые тоже встают - малыш Лео находится в слинге напротив груди Грея.

- Привет. - Айви оглядывается. - Приготовлю кофе. Грей мне поможет.

- Я приготовлю суп на обед, - говорит Грей нам, затем откашливается, резко разворачивается и следует за Айви на кухню. Скорее даже сбегает из комнаты. Не могу его винить.

Фи выглядит так, словно хочет, чтобы ее поглотила черная дыра, и Шон обращает свое внимание на меня. Уверен, я был бы уже мертвецом, если бы он сделал, что хочет.

- Мне хочется знать, какого хрена произошло, Декстер, - требует он. - Как у какой-то фифы оказался твой телефон?

Из кухни я слышу, как Грей произносит "Фифы?" и затем фыркает. Уверен, Айви дала ему локтем в бок. Противясь желанию провести рукой по бороде, я рассказываю Шону, что случилось.

Даже несмотря на то, что Фи уже слышала эту историю, ее тело замирает по мере моего рассказа. Знаю, я вызываю у нее еще больше смущения и мысленно проклинаю эту маленькую золотоискательницу, что украла мой телефон и продала нашу личную жизнь.

Шон снова смотрит на Фи.

- Мне жаль, детка. Я уже подал заявку на открытие дела и ордер на изъятие.

- Которые совершенно бесполезны, - произносит она мертвым голосом. - Ущерб нанесен.

- Чертовски верно, - кричит Шон, глядя на меня. - Все из-за чертовски идиотского, тупого, глупого, гребаного, безмозглого...

- Остановись, папа, - перебивает Фи жестким тоном. - Крик на Итана ничего не изменит.

- Это позволит мне почувствовать себя немного, на хрен, лучше. - Он не отводит от меня глаз. - Я доверил тебе ее защиту.

- Знаю, - удается произнести, сквозь ком в горле. - Вы не говорите ничего, что я сам не говорю себе.

- Это произошло не по его вине, - говорит Фи. Ее голос кажется отстраненным, как и взгляд. - Это произошло из-за поступка предприимчивой фифы. Давайте отпустим это.

Шон проводит рукой по волосам.

- Послушай, почему бы тебе не упаковать чемодан? Вернешься в Нью-Йорк, пока все не уляжется.

На этом мои руки хватаются за плечи Фи.

- Черта с два.

- У тебя больше нет слова, Декстер. Не после того, как ты испоганил ее жизнь.

Правда его слов - уродливый удар, но его не достаточно, чтобы заткнуть меня.

- Я ценю, вашу заботу, Шон, но ни за что не позволю вам увезти Фи отсюда. Я не позволю ей пройти через это в одиночку.

Он рычит от отвращения.

- Потому что ты проделал такую работу, чтобы позаботиться о ней?

Фи пожимает плечами, сбрасывая мои ладони и отходит. С таким же успехом, она могла оторвать мне руки. Она даже не смотрит в мою сторону, пока подходит ближе к отцу. Дальше от меня. Мне хочется вернуть ее, вытащить из этой комнаты, затянуть обратно в нашу постель.

- Пап, - говорит она, тихо вздыхая. - Я хочу, чтобы ты уехал домой.

Он моргает, глядя на нее так, словно она говорит на другом языке.

Айви и Грей медленно входят с кухни, не в силах держаться подальше в этот момент.

Шон не замечает их.

- Фиона...

- Мне жаль, - перебивает она. - Знаю, ты хочешь помочь. Но ты здесь, говоришь все это Итану. И от того все кажется лишь более реальным. Более... унизительным. - Ее маленькая ручка дрожит, когда Фи проводит ей по своим волосам так же, как это недавно делал ее папа. - Я не могу сейчас справиться с реальностью, понимаешь? Мне хочется побыть одной.

Он бросает тупой взгляд на Айви и Грея.

- Вы тоже. Я очень благодарна, что вы, ребята, приехали ради меня сюда, но теперь, прошу, езжайте домой.

Айви кивает, ее выражение лица искажено.

- Ладно, Фи. Мы дадим тебе пространство.

- Подождите минутку, - начинает Шон, но Фи его снова перебивает.

- Прошу, папа. Я не могу. - Ее подбородок опускается, но она уверенно стоит на месте. - Мне это нужно. Прошу уходи.

Мне жаль парня, он выглядит сломленным. С секунду мы все стоит здесь, никто не издает ни звука. И затем Шон вздыхает.

- Ладно, Фиона. Я уеду. - Он движется, словно ранен, медленно поднимая свой телефон со стола.

Грей откашливается.

- Мы поедем с вами, Шон.

Айви осматривается, словно вдруг не знает, где выход из дома.

- Я просто... Приготовила кофе и испекла тебе пекановый пирог, и... Ладно. - Ее взгляд следует к Фи, но она не делает ни шага, чтобы обнять ее, словно знает, что Фи не хочет этого прямо сейчас. - Позвони мне, ладно?

- Ладно.

Фи смотрит на пол, ее тело напряжено, руки сжимают талию. Она кажется такой маленькой и пораженной, что я снова раздавлен. Бормочу прощания, но продолжаю смотреть на Фи.

И так до тех пор, пока мы не остаемся одни в тихом доме, и я иду, чтобы обнять ее. Но она выдвигает руки между нами.

- Я имела в виду именно то, что сказала, - говорит она. - Мне бы хотелось побыть какое-то время одной.

Оставить ее в одиночестве противоречит всем моим инстинктам. Но я делаю это. Потому что, чего бы не хотела Фи, я дам ей желаемое.

Глава 40

Декс

ПРОГУЛКА ПО ТЕМНОМУ тоннелю от раздевалки к яркому свету поля - действо, на которое я всегда обращал внимание. Думаю, так делают многие парни. И это прозвучит безумно, но ряд образов неизбежен - на заре новой игры, новой возможности изменить вашу судьбу, выиграть.

Это отличается от времени между таймами. Вы можете находиться на вершине мира, надирать чей-то зад, или – ниже плинтуса, когда счет совсем не в вашу пользу, или даже где-то между этими двумя состояниями. В эти минуты, шагая между прохладной темнотой и суровым ярким светом, вы принимаете решение для себя - бросить все или продолжить борьбу.

Все вдохновляющие речи, упреки или похлопывания не могут сделать это за вас. Это то, что каждый мужчина должен отыскать внутри себя. Конечно, мы - команда. Но независимо от того, как вы сплочены, команда состоит из людей и сильна настолько, насколько сильно самое слабое ее звено.

Я почти в конце туннеля, если говорить о том, что касается Фи. Могу видеть свет и возможности для нас. Но прямо сейчас меня окружает неебическая тьма. И я боюсь за нее. Она пострадала от этого дерьма, и я не знаю, как все исправить.

Боже, я хочу все исправить. Я хочу уберечь ее, защитить от этого безобразия.

Просто удержать ее. Навсегда. Она моя. Моя, чтобы защищать.

Но я даю ей пространство, о котором она просила. Как же я ненавижу это слово прямо сейчас. Пространство означает, что я сижу один во дворе, а Фи отсиживается в нашей комнате, в состоянии дрёма. Лишь этим она и занимается в последнее время - дремлет.

И я не могу пробудить ее. Она не хочет просыпаться - не то чтобы я ее винил. Слишком много людей сейчас узнали бы ее на улице, но причины, по которым они ее узнают, неправильные. Вероятно, вытягивать ее из укрытия дома - не слишком хорошая идея, учитывая то, что я скорее выбью из кого-то все дерьмо, если они сделают неподходящее замечание.

Но по крайней мере я пытаюсь вытянуть ее из спальни, посмотреть кино, потренироваться со мной, что-нибудь. Секс вообще не на повестке дня. Она переодевается в ванной и забирается под одеяло до того, как могу оказаться рядом. Фи всегда жмется ко мне ночью, но если пытаюсь прикоснуться к ней в сексуальном смысле, она замирает.

Когда спрашиваю, что не так, она качает головой и говорит тоже самое.

- Я просто продолжаю думать о всех тех людях, что видели меня голой. Это обжигает мою кожу.

Что я могу сказать в ответ?

Сидя на шине трактора, я гляжу в окно спальни. Мне больно из-за Фи.

На улице довольно прохладно, воздух влажный. Чувствую это своими суставами и мышцами ног. Телефон гудит в заднем кармане. Дрю звонит.

- Привет, мужик, - отвечаю.

- Эй. Как Фи?

Я сжимаю переносицу.

- Не очень. Она вялая и ни в чем не заинтересована. Словно просто... ускользает, понимаешь?

- Кажется, у нее депрессия.

- Знаю, Боец, - восклицаю я, затем вздыхаю. - Я просто не понимаю, что с этим делать. - Я сделал заявление для прессы, рассказав, что Фи - моя девушка, и я восхищаюсь ей и забочусь о ней. Смысл в том, что нужно было послать куда подальше всех ненавистников Фи. Не то чтобы это помогло.

Голос Дрю становится ниже.

- Тебе нужно вытащить ее из дома.

- Она не хочет выходить.

- Жесткая любовь, Декс. Будь тем парнем, который давал мне под зад всякий раз, как я хандрил. Ты - якорь, наш Большой Папочка, и так далее.

Я невесело смеюсь.

- Я правда не хочу играть в Большого Папочку с Фи.

Он тоже смеется.

- Ага, ладно, проехали. Но с другой стороны. - Я снова бросаю взгляд на окно. - Прямо сейчас она такая хрупкая. Я не хочу ранить ее еще сильнее.

- И не ранишь. Но это своего рода выражение жесткой любви, не так ли? Ты делаешь то, что должен, несмотря ни на что.

Несмотря ни на что. Я отталкиваюсь от шины.

- Мне нужно позаботиться о некоторых вещах, - говорю Дрю. - Перезвоню тебе позже.

- Удачи, мужик.

Вероятно, она мне понадобится. Я кладу трубку и направляюсь в дом.

Фиона

ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ я избегаю телефона. Но на звонок Виолетты отвечаю, потому что знаю, она не сдастся, пока мы не поговорим, да и грубо заставлять ее беспокоиться.

- Я, бля, порву эту чертову компанию на гребаные куски, - обещает она, ее голос надрывается через трубку телефона, словно глас уличного правосудия.

- Ты этого не сделаешь, - отвечаю сурово. - Не станешь нарушать закон и рисковать загреметь в тюрьму ради меня.

Месть не вернет мне мою гордость.

- Это начало.

- Нет, Виолетта. Нет, - повторяю я, потому что ей необходимо услышать это от меня. - Обещай, что не полезешь к ним. Я просто буду беспокоиться и расстроюсь от одной мысли, что ты нарушаешь закон.

Она фыркает, громко и резко.

- Ладно. Ладно. Но я должна что-нибудь сделать. - Я слышу, как ее ногти стучат по столу. - Знаю! Я отправлю тебе новую невероятную сумочку.

- Сумочку?

- Новая сумочка всегда помогает мне почувствовать себя лучше. О, у Prada появились невероятно милые бирюзовые клатчи. Отправлю тебе один. Моя кузина работает в Vogue. У нее должно быть что-то подходящее.

Мы болтаем еще какое-то время, но это выматывает меня. Так что я заканчиваю разговор, сказав, что Итан пришел домой. Ложь.

Но звучит лучше, чем "прости, но я больше не могу с тобой говорить".

Спустя немного времени мне приходит смс, которую не могу игнорировать. От моей давней коллеги Алисы.

АлисаВ: Подумала, что это может поднять тебе настроение. Елену уволили. Феликс дал ей под зад сегодня утром.

Я: Выгнал Папу Смурфа! Почему?

АлисаВ: Видимо, ее дизайн для квартиры Сесилии Робертсон в конечном итоге оказался точной копией нового пентхауса Джанис Марк. Сесилия была унижена. А это значит, что и Феликс тоже потерпел унижение. Теперь он в полной заднице.

Я моргаю, глядя на телефон, челюсть отвисает. Святое дерьмо. Елена в любом случает использовала те дизайны. Я говорила ей, что они плохие. И четко объяснила почему. Возможно, она приняла мои слова в противоположном значении.

Я ожидаю укол вины, но не чувствую его. Могу лишь покачать головой. Часть меня надеется, что Елена выучит этот урок. Но другая часть чувствует полное отсутствие интереса к тому, что с ней случится. Укравший один раз, украдет снова, - думаю я.

И отвечаю Алисе.

Я: Сгораю от любопытства.

АлисаВ: Позаботься о себе, малышка. Мы (и под нами я имею в виду всех смиренных работников) показываем Блум средний палец в отместку за тебя.

Я: Спасибо. Передавай всем (и под всеми я подразумеваю всех смиренных работников) мои крепкие объятия.

После этого откровения я ненадолго засыпаю. Затем звоню маме. Не могу вынести все это.

Хочу лишь спать, прятаться под мягким покровом одеяла, хоть и понимаю, что это неправильно. Знаю, и все равно не могу прекратить. Я отталкиваю Итана, игнорирую боль в его глазах. Игнорирую всех и все, даже мысли в своей голове.

Мои глаза жжет от слишком большого количества слез, а кожа кажется воспаленной, словно я вскоре разломаюсь на две части. Знаю, что веду себя чрезмерно сентиментально и драматично. Не могу так и дальше жить. Так что звоню маме.

Даже пока идут гудки, я потею и гадаю, почему должна позвонить ей. Она отвечает до того, как могу набраться мужества повесить трубку.

- Фиона, дорогая девочка, - говорит она вместо приветствия.

- Привет, мам. - Мой голос дрожит, а глаза жжет.

- Я собиралась позвонить тебе и сообщить, что забронировала рейс, так что скоро приеду повидаться.

Я сжимаю телефон.

- Нет. Не делай этого. Прошу. - Втягиваю воздух. - Еще сложнее от того, что вижусь с вами, ребята.

Тишина словно клещи сжимает нас.

- Шон сказал, что ты попросила его уйти. Он был очень расстроен.

- Я не хотела ранить его чувства, мам. Просто не могла справиться... ни с чем.

- Ты не хочешь, чтобы с тобой нянькались, - говорит она. - Я понимаю. Больше, чем ты думаешь.

Уродливые воспоминания всплывают на поверхность, о том, как мама закрывалась в своей комнате после многочисленных шумных сплетен насчет папы. И это в некотором роде было смешно, потому что его измены не удивляли абсолютно никого, в том числе ее. Но публичное унижение было слишком сильным.

- Не знаю, как пройти через это, - говорю я, пока слезы наворачиваются на глаза.

- Просто сделай это. - Ее голос нежный, успокаивающий. - Пройдет время, и все станет проще.

- Я пыталась выйти из дома, но люди смотрели на меня... - Мой желудок сжимается, когда вспоминаю, как пялился на мою грудь курьер, что доставлял заказ Итана, пока я с ним расплачивалась.

Итан подошел через секунду, аккуратно встав передо мной и заплатив парню. Он не сказал ни слова. Не пришлось. Было очевидно, что ужасный парень-курьер был в секунде от риска получить кулаком в живот. Он мигом забрал деньги и практически убежал.

Возможно, приятно, что Итан защищает меня, словно большой медведь, но он не может быть рядом все время. Да и не может изменить мысли людей.

Некоторые мудаки репортеры опубликовали фото, где я целую Джейдена - тот глупый трюк, что имел место, кажись, вечность назад - и теперь они называют меня охотницей за сокровищами, одной из таких женщин, из-за которых плакала моя мама и ходил налево папа. Меня не должно волновать мнение незнакомцев. Но я с ужасом осознаю, что меня оно волнует.

Мама снова начинает говорить, возвращая меня к к настоящему.

- Почему бы тебе не прилететь в Лондон?

- Я не знаю...

- Никого здесь не волнует американский футболист. Ты могла бы расслабиться. Можем заняться рождественским шопингом, выпить горячего пунша, возможно, сходить на мюзикл. - Это кажется такой замечательной идеей, что я снова плачу и сморкаюсь. Я так скучаю по маме. Скучаю по тому, чтобы почувствовать себя ребенком, ощутить ее заботу, когда самые крупные мои заботы состояли в своевременном выполнении домашки и том, позволит ли она мне съесть печенье после школы.

Голос мамы мурлычет, действуя на меня, словно расплавленный сахар.

- Подумай об этом, дорогая.

Я закрываю глаза и делаю вдох.

- Ладно.

Глава 41

Декс

Я НАХОЖУ ФИ на кухне. Она не пьет и не есть, и не готовит ничего. И это меня беспокоит. Ей не свойственно стоять на месте, глядя в никуда.

Фи - это свет и любовь. Счастье и смех. Даже когда она спокойна, все равно мерцает. Но сейчас этот свет пропал. Она бледна и тиха. Ее волосы утратили сияние, свисая вокруг ее красивого лица.

Мне хочется подойти к ней, притянуть ближе. Но когда прикасался к ней, она вздрагивала. И это ранит меня слишком сильно, так что сейчас не рискую.

- Привет, Вишенка.

Фи моргает, словно я вытянул ее из тумана раздумий.

- Эй. Ты был на тренировке?

- Нет. Просто сидел какое-то время во дворе.

Моя от природы любопытная девочка спросила бы почему. Дрю прав, мне нужно вытолкнуть ее из этого состояния. Даже если придется перебросить ее через плечо.

- Я разговаривал с Дрю.

Она морщится, ее плечи опускаются.

- Дай угадаю, обо мне.

- Он хотел узнать, как твои дела. Он волнуется о тебе, Фи.

Но она лишь качает головой.

- Ты знаешь, что облажался, когда предпочитаешь, чтобы никто о тебе не волновался.

- Ты ведь не имеешь в виду то, что говоришь.

- Почему же, - кричит она, ее глаза полны жестокости и холода. - Я была бы счастлива, если бы никто никогда в дальнейшем не спрашивал, как у меня дела.

Теперь моя очередь поморщится. Потому что я задаю ей этот вопрос каждый день. Я назойлив, раздражая ее своей заботой. Выражение лица Фи говорит мне, что именно так она и считает.

Моя голова начинает пульсировать вместе с сердцем. Я провожу рукой по бороде, не зная, что еще, на хрен, сказать.

Фи проводит пальцами вдоль жилок мраморной столешницы.

- Я тоже разговаривала по телефону. С мамой.

Я встречался с мамой Фи дважды. У Фи ее цвет волос, но Айви больше похожа на мать чертами лица. Я с нетерпением жду возможности встретиться с ней в роли парня Фи, но не думаю, что они разговаривали об этом. Инстинктивно мне хочется что-то делать.

Фи бросает на меня взгляд.

- Она просила меня приехать в Лондон.

- Лондон. Сейчас? - Стук сердца становится быстрее, сильнее.

Фи пожимает плечами, изучая мраморную плиту.

- Я могла бы уехать. Заняться чем-то. Не находясь в ловушке. Ловушке, здесь со мной.

Я провожу рукой по бороде, а затем разглядываю свои дрожащие пальцы.

- Я могу поехать с тобой хоть прямо сейчас, Фи.

Она не поднимает глаз.

- Знаю.

Меня валили на землю сто тридцати килограммовые мужики, но это ранило меньше, чем одно это слово. Она не хочет, чтобы я ехал.

Ее голос тих, когда Фи продолжает так, словно пытается поберечь мои чувства.

- Ты как-то говорил, что нам стоит сделать шаг назад, пока все не образумится.

- И ты сказала, что я был неправ. - Скажи, что я снова ошибаюсь. Борись за нас.

- Возможно, ты был прав.

Мое горло сводит, и приходится откашляться.

- Ты сказала, что не хочешь быть вдали.

- Я и не хотела... Не хочу. Но это... - она указывает на окно и мир за ним. - Так нельзя жить.

- Прекрати скрываться. Выйди туда и пошли на хрен все мнения других людей.

Ее глаза обращаются ко мне, насыщенно зеленые и злые.

- Легко тебе говорить.

- Совсем не легко, Фи. Все это на хрен меня убивает.

- Тогда помоги мне, - говорит она, наклоняясь ко мне, ее худое тело напрягается и застывает. - Я не могу это вынести, Итан.

Я не могу смотреть на нее. Иначе слечу с катушек.

- Это не навсегда, - говорит Фи.

И она права. Это просто путешествие, не конец. Но кажется им. Меня переполняет тошнотворный страх, что как только она выйдет через эти двери, то я ее потеряю.

Мне хочется бороться за нее. Настоять на том, чтобы она осталась со мной. Но я не могу быть эгоистом. Если заставлю ее остаться, то в любом случает потеряю Фи. Она не вещь. А женщина, которую люблю. И если ей нужно быть со своей матерью прямо сейчас, то она это получит.

Я напряженно сглатываю, и кажется, что глотаю куски битого стекла. Когда говорю, мой желудок переворачивается.

- Дай знать, когда захочешь уехать, я забронирую билет.

Глава 42

Декс

Я ИДУ СПАТЬ первым и жду в темноте, пока Фи закончит свои дела в ванной. Я привык спать, держа ее в объятиях, в мертвой хватке в моей постели. Больше этого нет. Теперь у меня есть моя половина - левая, та, что ближе к дверям. Я выбрал ее, потому что где-то инстинктивно глубоко внутри себя понимал, что нуждаюсь в том, чтобы находиться между Фи и любым ненастьем, что может войти в эту комнату.

Но это будет неважно, когда она уедет в Лондон. Знаю, мне следует смириться и не жаловаться. Это всего лишь путешествие. Но кажется оно провалом. Она уезжает, потому что я облажался.

Провожу рукой по центру груди. Она сжимается, не давая мне нормально дышать. Я слышу как смолкают звуки струящейся воды, и затем Фи выключает свет в ванной и входит в комнату.

Я смотрю в потолок. Обычно я бы с наслаждением наблюдал за тем, как она подходит к кровати, как раскачиваются ее бедра, как улыбка касается ее губ. Боже, как же я любил тот вид, любил видеть тепло в ее глазах. Большинство ночей мы не могли удержать руки подальше друг от друга. Потому в эти дни слишком сложно смотреть на нее, зная, что Фи не хочет больше ко мне прикасаться.

Одеяло приподымается, и я готовлю себя к неизбежному моменту, когда она прошепчет "Спокойной ночи" и свернется в клубочек.

Но сегодня она не делает этого. Фи движется к центру кровати, ко мне, это действие так удивляет меня, что я поворачиваюсь к ней, собираясь задать вопрос, когда она прижимается к моему телу. Автоматически мои руки оборачиваются вокруг нее, мое тело реагирует до того, как мозг может догнать происходящее.

Но затем я ощущаю ее гладкую, теплую кожу напротив своей и понимаю, что она обнажена.

Черт.

Она не приходила в постель голой в течение, кажется, вечности. Дрожь проходит через меня, когда провожу рукой по ее пояснице. Я утратил это. Просто объятия с ней. Мне хочется нависнуть над ней, толкнуться в нее, но я лежу неподвижно, боясь нарушить это заклинание, что наконец вернуло ее в мои объятия. Ее лицо зарывается в мою шею, когда руки Фи хватаются за мои плечи.

- Спасибо, Итан.

Я хмурюсь, глядя на макушку ее головы, ее дикие волосы, что блестят серебром в темной комнате.

- За что?

Фи немного отстраняется, поднимая ко мне лицо.

- За то, что отпускаешь меня.

Так сложно глядеть ей в глаза. Я не хочу, чтобы она видела мое выражение лица. Вынуждать ее остаться из-за вины - нет, я точно не стану этого делать. Так что отвлекаю ее и себя, поглаживая руку девушки.

- Ты уедешь... - я откашливаюсь. - Ты уедешь и проведешь отлично время с мамой. Все будет хорошо.

Это все, что я могу сказать, не умоляя ее не оставлять меня. Яркие глаза Фи сверкают в отблесках лучей уличного фонаря, что проникают через окно. Ее выражение лица задумчивое.

- Я знаю, ты несчастен, - бормочет она, проводя пальцами по моей бороде.

- Я счастлив, когда ты счастлива. - Вот так просто.

Она вздыхает и прижимается ближе, соприкасаясь своим лбом с моим. Я закрываю глаза и просто дышу, впитывая в себя столько ее, сколько могу. И она делает то же самое, глубоко и медленно вдыхая, ее прикосновения блуждают по моему телу, лаская и поглаживая.

До Фи я даже не представлял, насколько нуждаюсь в прикосновениях. Это одна из тех штук, которые невозможно понять, не испытав. Руки Фи на моей коже успокаивают меня на естественном уровне, до самой моей сердцевины. Теперь я жажду это ощущение, хочу, чтобы оно длилось вечность.

Но она покидает меня. Возможно, не завтра, но вскоре. Не знаю, вернется ли, могу лишь гадать. Она говорила, что любит меня. И я отвечал ей тем же. Но достаточно ли этого? Мне хочется сказать ей это снова, сейчас, но слова застревают в горле. Если произнести их в этот момент, то будет казаться, словно они еще одно обвинение. Я не могу этого сделать. Не тогда, когда согласился на то, что она может уехать в Лондон, чтобы расслабиться вместе с мамой и почувствовать свободу от последствий публичности тех снимков.

Но это не останавливает вес боли, что поселилась в моей груди.

Фи проводит руками по моим волосам, и легкий озноб пробегает по моему позвоночнику. Это так приятно, что я льну к ее прикосновению. Она делает так снова и снова.

- Первый раз, когда мы встретились, - говорит она, - ты был одет в потертые джинсы и белую рубашку.

Я прерывисто выдыхаю.

- Ты помнишь это?

Мягкие губы скользят вдоль моей скулы. Пододвигаясь еще ближе, она целует меня в висок, прямо над ухом.

- Твои волосы были короче, но борода была такой же густой, а глаза понимающими. Ты сел рядом со мной на обеде, глядя на меня.

Смешок покидает мою грудь, и я глажу изгиб ее талии.

- Иисусе, ты, должно быть, подумала, что я странный.

Я ощущаю ее улыбку напротив своей кожи.

- Нет. Это меня завело.

- Правда? - Дерьмо, мой голос прозвучал как писк? Нет. Я не пищу.

Ее улыбка нарастает, когда Фиона зарывает нос в мою шею.

- Конечно. Ты был таким большим, статным парнем, глядящим на меня так, словно предпочел бы отобедать мной. Как это могло не возбудить меня?

Я и хотел ее на обед. Хотел положить эту девушку на стол и зарыться языком в ее киску, почувствовав ее вкус. Понятия не имел, какой сладкой она на самом деле окажется, я бы, вероятно, не смог бы оторваться от нее.

Фи продолжает говорить, даже пока ласкает и целует меня всюду, куда может дотянуться.

- Но у меня был парень... - Ублюдок. Если бы он отпустил Фи, то должен был бы... - И я была слишком юна для тебя.

На этом я смеюсь.

- Я всего на три года тебя старше, Вишенка.

Она поднимает голову. Ее волосы спутаны, щеки румяные; она - совершенство. Ее взгляд мягок и трепетен, и это пронзает меня в самое сердце.

- Тогда я была ребенком, балованным и не готовым взрослеть. А ты был мужчиной. Ты всегда был мужчиной, Итан. Сильным и уверенным, наблюдающим за всеми вокруг. Я знала это, лишь взглянув на тебя.

Она убивает меня, кусочек за кусочком. Я убираю прядь ее волос за спину, используя этот жест, как предлог, чтобы погладить ее по щеке. Но она не прекращает говорить.

Прижимаясь щекой к моей ладони, Фи немного улыбается.

- На выпускном ты надел мантию и, конечно, темно-красный галстук. Ничего особенного, но ты стоял рядом со мной, пока я делала снимки Айви и Грея. Какой-то парень бежал мимо и чуть не навалился прямо на меня, но ты стал между нами в последнюю секунду и принял удар на себя.

Я не могу говорить. Но кажется, ей это и не надо. Фи наклоняется и целует впадину на моей шее. Я чувствую это до глубины души, до кончиков пальцев ног.

- В день отбора, ты надел темно-серый костюм и небесно-голубой галстук. И от этого твои глаза казались скорее голубыми, нежели карими. Все вокруг тебя нервничали. Грей практически подпрыгивал на месте, потея и постоянно дергая воротник. Но ты просто сидел за столом и пил воду.

Она смеется, звук мурлыканья вызывает мурашки у меня на коже.

- Я спросила, нервничаешь ли ты, и ты подмигнул мне, сказав...

- Нервозность не поможет мне закончить все это скорее, - заканчиваю я за нее, мой голос хриплый и натянутый.

Ее улыбка расцветает.

- Именно.

Она прижимается губами к моей груди перед тем, как снова поднять голову.

- Я помню все, что касается тебя, Итан. Мне просто потребовалось немного времени, чтобы вспомнить это.

Я делаю вдох. А затем еще один. Давление формируется в районе моей переносицы и век.

- Вишенка.

Как могу нежно и осторожно целую ее. И она зарывает пальцы в мои волосы, играя с ними пока наслаждается ощущением моего тела рядом со своим.

Но это не длится долго. Вскоре Фи отодвигается и целует мои брови. Мои глаза закрываются, и она целует веки. Ее голос доходит до меня, словно во сне.

- Я не особенная, просто девушка, которая пытается сделать все верно.

Мои глаза резко распахиваются.

- Ты - это все, - протестую я, сердито шепча. - Ты - совершенна...

Она быстро чмокает меня.

- Для тебя. Но думаю, в этом все дело. Никто никогда не смотрел на меня так, словно хочет меня - на всю меня целиком - до тебя, Итан.

- Но я смотрю, - говорю ей. - И всегда буду.

- И я не хочу никого, кроме тебя. Неважно, будем мы в тысяче миль друг от друга или рядом, я всегда буду хотеть тебя. Потому что именно так происходит, когда ты находишь свое "навечно".

Мои ноздри раздуваются от резкого вдоха. Я притягиваю ее ближе, обнимая так крепко, что, вероятно, ей больно. Но я не могу отпустить. Мое лицо зарывается в ее волосы. На следующем вдохе, я перекатываюсь наверх и толкаюсь в нее, поддаваясь безумной потребности ощутить то, как крепко сжимает меня ее тело.

Она издает тихий звук – полухныканье, полустон - и я замираю, осознавая, что поддавшись своему отчаянью, не проверил, готова ли она. Ее киска влажная, но не достаточно. Я отстраняюсь, надеясь, что если поцелую ее между ног, то все станет лучше.

Но ее руки скользят по спине, хватаясь за мой зад.

- Не останавливайся, - шепчет она. - Прошу, не останавливайся.

Стон вырывается из меня, и я снова толкаюсь, накрывая ее губы своими. Все ее тело отдается мне, такое мягкое и сочное, влажное и упругое.

Осознание происходящего накрывает мое тело. Я чувствую, как напрягается моя задница, когда толкаюсь вперед, как сжимается пресс, когда отстраняюсь. Моя кожа покалывает от жара, а дыхание смешивается с ее.

Я теряюсь в занятии любовью с Фи, двигаясь в нее и из нее сильными, уверенными движениями, от которых мой член пульсирует, а яйца крепко сжимаются. Я целую ее до тех пор, пока мои губы не опухают и не становятся чувствительными.

Подо мной худенькое тело Фи дрожит, прерывистые ахи покидают ее, когда она приподнимает бедра мне навстречу.

- Тебе нравится, милая? - бормочу напротив ее рта. - Нравится, когда мой член движется внутри тебя?

Она сильнее сжимает мой зад, призывая проникнуть глубже.

- Да. Да.

- Хорошо, потому что он твой, Вишенка. Ты - единственная, кто когда-либо будет обладать этим членом. - Я раскачиваюсь над ней, кровать скрипит под нами. - Единственная, кто вообще его получит.

Она хнычет, ее спина выгибается, скользкая от пота кожа блестит в тусклом свете.

- Итан...

Твердые кончики ее сосков скользят по моей груди, когда она извивается.

- Итан...

Она близко. Так близко. Это понимание посылает поток горячего удовольствия к внутренней поверхности моих бедер.

- Отпусти, любимая. - Я вколачиваюсь, воздействуя на то место внутри нее, которое, знаю, ей так сильно нравится. - Давай же. Ты моя.

Все тело Фи сковывает беззвучный крик. Ее голова вжимается в подушку, ногти зарываются в мою плоть, и она кончает. Влага просачивается на мои бедра, когда стеночки ее киски буквально доят мой член, ритмично сжимаясь.

Это бросает меня за грань, и я кончаю вместе с ней, крича так громко, что звук эхом отдается по комнате. Тяжело дыша, я перекатываюсь на бок, притягивая ее ближе. Мое тело вздрагивает от облегчения. Фи лежит тихо, и я могу почувствовать, как колотится ее сердце напротив моих ребер.

Одинокая слеза катится по ее щеке, но она слегка улыбается, ее выражение лица расслабленное.

- Мне нужно было это.

Уверен, что мне это нужно было больше.

Я вытираю ее слезу кончиком большого пальца и целую уголок ее глаза.

- Все, что тебе нужно, Фи, я дам.

Даже если это разбивает мне сердце.

Глава 43

Фиона

УСТАЛО ТАЩАСЬ В ванную, я чувствую пустоту, но и спокойствие. Прошлая ночь с Итаном заставила меня вспомнить, как хорошо все может быть между нами, как необходимо. Ничто не идеально, но теперь я чувствую землю под ногами. Чувствую себя немного больше собой.

В душе я включаю воду настолько горячую, насколько могу вынести. Душ Итана - великолепная штука, с кучей головок и регулировкой уровня силы подачи струи с разных сторон. Впервые, когда им воспользовалась, он был отрегулирован под рост Итана, так что все струи устремились мне прямо в лицо.

Услышав мои истошные крики, Итан примчал в ванну и стал смеяться до боли в животе. Мокрое полотенце по лицу резко прекратило его смех. Он исправился, трахая меня возле плиточной стены душа, пока не стала умолять о пощаде.

Я улыбаюсь воспоминанию, мои бедра приятно напрягаются, и от того я хочу Итана здесь прямо сейчас, чтобы он любил меня жестко и глубоко снова. Но он уже ушел на стадион готовиться к сегодняшней игре.

Знаю, он не хочет, чтобы я уезжала в Лондон. Пока он отлично скрывает свои мысли от остального мира, я могу прочесть парня, как открытую книгу. Знаю, сама мысль о моем отъезде причиняет ему боль. Но он все равно согласился. Потому что я хотела этого.

Так долго я думала, что мне нужен мужчина, который всегда будет рядом. Тот, кто будет привязан ко мне и скажет, что не может вынести жизни без меня. Поэтому теперь гадаю, чем, блин, я думала. Мне нравится, когда у меня есть личное пространство, спокойное время в моем собственном мире, пока я создаю дизайн или работаю по дереву.

Привязанный же ко мне человек лишь раздражал бы меня. Итан не такой. У него есть своя собственная жизнь, и хотя довольно отстойно оставаться одной, когда он уезжает на игру, по возвращению мы снова образуем совершенство вместе. Быть порознь и оставаться на какое-то время одной лишь вызывает во мне еще большую жажду этого парня, заставляет ценить наше время вместе.

Я говорю себе, что когда поеду в Лондон, все будет так же, что наше возможное воссоединение будет невероятным. Но почему-то все это кажется в некотором роде неправильным. Я думаю об отъезде и ощущаю себя несчастливой, мне грустно, я отчаянно пытаюсь удержать Итана и не отпустить. Может, это делает меня саму слишком привязанной к нему?

Хмурясь, я выключаю воду и тянусь за полотенцем. Вот только когда чищу зубы, совершаю опрометчивый шаг, включая свой телефон. Это привычка, проверять сообщения, лазить по интернету. Глупая привычка.

Потому что они снова меня нашли. Неважно, что я сменила все учетные записи.

Уродливые сообщение нашли свой путь ко мне.

Ты ебаная тупая пизда.

Ты не заслуживаешь его, шлюха!

Я хочу хорошенько тебя оттрахать.

Дрожащей рукой я удаляю их все, выключаю телефон и закрываю глаза. Я не подписывалась под это, никогда не желала внимания. Но сейчас таков мой мир.

Реальность угрожает сломать меня. Даже сейчас я могу чувствовать, как осуждение давит на мою плоть и распространяется внутри, наполняя меня ненавистью и отвращением к себе.

От этого мне хочется бежать. Далеко. Лондон кажется ответом. Но даже если я цепляюсь за мысль, то все равно думаю об Итане. Я боюсь, что побег сломает нас. Он винит себя в этом. Если уеду, то лишь подтвержу это.

Все утверждают, что любовь побеждает все. Обычно я верю в это. Я привыкла думать, что если кто-то любит меня достаточно, то это все исправит.

Но теперь мне известна истина. Любовь Итана не исправит меня. Я должна сделать это сама. Так что нет, его любовь - не лекарство. Но это то, ради чего стоит жить. Без него, возможно, я бы не хотела исправлять себя. Итан Декстер вызывает у меня желание быть лучше. Быть храбрее.

Резким движением я стираю конденсат с зеркала. Версия меня самой смотрит оттуда, ее глаза покраснели от усталости и стресса, щеки впали. Я провожу пальцами по мокрым волосам, и лицо Фи в зеркале искажает выражение облегчения.

Я гляжу на нее, изучая немигающие глаза. Она дерьмово выглядит. Растрепанная. Пораженная.

Перед тем как уйти, Итан поцеловал это лицо, осыпал нежными дарами любви эти щеки, нос, подбородок, рот. Итан поклонялся этому лицу, шепча "Ты прекрасна" после каждого прикосновения. И я понимаю, что он говорил не о том, как я выгляжу, а о том, какой он видит меня в целом.

Кто я настоящая? Не уверена, что на самом деле понимаю. Несмотря на то, что я показываю людям, мне никогда не удавалось проводить комфортно время с самой собой, как человеком.

Правда в том, что все мы показываем фальшивый фасад миру, постя на наших страничках в соцсетях остроумные фразы и глупые эмоции. Жизнь сводится до 140 символов, селфи и тирад на топовые посты. Жизнь проходит ради утверждения масс, все время дразня незнакомцев за их малейшие оплошности.

И когда ты отдаляешься от этого яркого света, когда больше не видишь тех молчаливых, пиксельных мнений, то кто ты на самом деле?

Кого ты видишь в зеркале? Когда все эти неизвестные люди не влияют на то, кто ты такой? Все те, кто никогда не будут рядом с тобой, разве что ради осуждения.

Если я убегу, то скажу, что все эти уродливые слова в мой адрес - правда. Хуже того, если убегу, то выберу легкий путь. Я позволю этим людям определять меня.

Глядя в зеркало сейчас, я ощущаю всплеск мощной ярости. Все это фигня, эти снимки, которыми я позволяла дразнить себя. Я разрешаю себе почувствовать гнев. И это дает мне силы. Это наполняет меня и вырывается на свободу вместе с криком. Потому что мне надоело чувство стыда, и я не сбегу от жизни снова.

Итан как-то говорил мне, что я искала свою радость. И нашла ее. Теперь мне нужно ее вернуть.

Край телефона втыкается в мою ладонь, когда сжимаю его и набираю номер.

- Вы позвонили Блум, - мурлычет женский голос. – Чем могу помочь?

Я стискиваю зубы, так сильно сжимая телефон, что он почти скрипит.

- Меня зовут Фиона Маккензи. Я лишила Итана Декстера девственности. И хочу свой приз в миллион долларов.

Декс

У МЕНЯ АБСОЛЮТНО нет желания сегодня играть. Но в NFL нет такого понятия, как взять выходной по семейным обстоятельствам. И конечно же не для того, чтобы присмотреть за своей девушкой. Так что как не крути, я сегодня играю.

Фи вытолкнула меня за дверь, уверяя в том, что она будет в порядке. Верно. Будто я не вижу круги у нее под глазами или морщинки вокруг ее рта.

В хреновом настроении я вхожу в раздевалку. Но знакомый запах пота, геля для душа и снаряжения немного успокаивает меня.

Но я ни с кем не встречаюсь взглядом. Это чертовски неловко, и я замечаю несколько кривящих лицо ребят, пока прохожу мимо. Сама мысль о том, что эти ублюдки видели обнаженное тело Фи, вызывает у меня желание выбить им зубы.

Я почти у своего шкафчика, когда Даррен, наш защитник, бормочет "сиськи" себе под нос.

Ему не нужно больше ничего добавлять. С рычанием, я хватаю его за горло и ударяю парня о стену. Ребята собираются вокруг нас, хватают за мои руки и пытаются заставить отпустить этот кусок дерьма. Я отмахиваюсь от них, делая шаг к Даррену.

- Ты что-то сказал, уебок?

Даррен извивается, будто червяк, трепыхаясь в моих руках, его лицо темнеет и потеет под моей рукой.

- Отвали.

Я так не думаю. Даже несмотря на то, что крепкие руки дергают меня назад. Несмотря на то, что все ребята кричат мне остыть. На хрен. Я еще раз бью Даррена, а затем позволяю ему упасть. Он спотыкается, но выпрямляется и делает шаг мне навстречу, меча убийственные взгляды. Хорошо. Давай же.

- Декстер! - кричит наш главный тренер, и все замирают.

Я бросаю на Даррена последний взгляд и разворачиваюсь. Никто не смотрит на меня.

Выражение лица тренера напряженное.

- В мой кабинет.

Я не говорю ни слова, следуя за ним. В этом нет надобности. Я снова сделал бы тоже самое, и все в комнате это понимают.

Когда тебя вызывают в кабинет тренера, это никогда не сулит ничего хорошего. Ты вспоминаешь учебный лагерь и тот ужас, что нависал над твоей головой, когда ты не знал, оставят тебя в команде или вышвырнут. Он пронизывает твои кости до тех пор, пока ты идешь в кабинет тренера, и в результате преобразуется в дрожь.

Внутри кабинета тренер смотрит на меня, усевшись по другую сторону его блестящего стола.

- Ты в состоянии собраться, Декстер?

- Да.

Нет. Возможно. Я на хрен не знаю. Но он не хочет слышать все эти сомнения. Так что я спокойно и собранно смотрю в ответ.

Он переплетает пальцы рук - опирая на них подбородок в таком раздражающем жесте, который свойственен всем тренерам - и продолжает глядеть на меня так, словно я - послеобеденное шоу.

К сожалению для него, это дерьмо со мной никогда не прокатывает. И он это ясно понимает, когда вздыхает и опускает руки на колени.

- Ты один из самых умных ребят в команде, Декстер. Ты всегда хорошо играл. Но эта сверхсила где-то терялась. Теперь она здесь. Сосредоточься. Ты играешь лучше, чем я когда-либо видел.

Клево! Итак, моя ярость - это бонус. Не то что бы я это осознавал. Но мне это не нравится. Возможно, тренер тоже это понимает, потому что наклоняется вперед, упирая руки в стол.

- Этот цирк в СМИ вскоре утихнет. Но пока что ты можешь воспринимать это, как возможность. Канал ярости, Декс. - Его выражение становится жестким и серьезным. - Но держи ее на долбанном поле.

- Конечно, тренер. - Потому что, что мне еще сказать?

Я сержусь меньше, когда играю на поле. Это длится недолго.

О, но я направлю эту ярость, вытолкну ее в свои легкие, пока они не начнут гореть, заставлю ее влиться в мои мышцы, пока те не станут дергаться от потребности в передышке. Я использую ее, чтобы разорвать оборону противника, и впитаю, когда толпа зарычит от восторга.

Это приятно. Все это так офигенно - прилив адреналина, подобный которому я ощущаю лишь когда вбиваюсь в киску Фи.

Я люблю футбол. Всегда любил. Жил и дышал им. Но он никогда не ощущался так, как сейчас.

Эта ярость, то, как она свободно течет через меня, это что-то иное. Что-то внутри наконец вышло на свободу. Больше нет сдерживающего барьера. Нет страха.

Но следуя логике, невозможно полностью отключить это. Потому что я все еще понимаю, что именно боль Фионы высвободила эту часть меня. Насколько же это дико?

Стоя на линии, я ощущаю, как нападающая сторона окружает нас, чувствую их приближение. Это можно заметить, если обратить внимание; не только по тому, как выстроилась их линия нападения, но это видно и в их глазах, напряжении их губ.

Я знаю, они думают, Финн слишком неопытен, чтобы бороться с ними. Они ошибаются.

Я даю сигнал к началу игры, и мои ребята быстро перестраиваются. Я отскакиваю, и мы молниеносно нападаем еще до того, как оборона понимает, что происходит.

Прекрасная игра, и она четко разбивает команду противника. Норрис, передовой игрок и ебаный самородок, который обогнал меня в таблоидах, долго и низко свистит.

- Хорошо себя чувствуешь, Декстер? Ага, я бы тоже был рад, если бы у моей девушки были такие клевые сиськи.

Ярость затуманивает мое зрение.

- Хули ты сказал?

Я делаю выпад вперед, но лишь врезаюсь в Роландо, который прижимает ладонь к моему животу.

Его глаза смертельно серьезны.

- Игнорируй это, черт возьми, мужик. Он лишь пытается достать тебя.

Из-за его спины доносится смех.

- Сосать эти сиськи...

Мои зубы скрипят. Но мои парни рядом.

- Прибереги это для игры, - говорит Райдер. - Мы трахнем их.

Кто-то ободряюще хлопает меня по шлему. Я бегу к толпе, пытаясь сосредоточиться. Финн бросает на меня мимолетный взгляд, но призывает всех к следующему раунду игры.

Дыши. Сфокусируйся. Соберись.

Я пытаюсь. Правда. Но упускаю момент, и когда мяч падает мне в руки, команда противника бросается ко мне и заваливает Финна.

- Дерьмо.

Норрис снова оказывается рядом, хихикая.

- Фиона Маккензи, а? Сладкая маленькая конфетка. Кажется, она натуральная блондинка...

Я не вижу ничего, кроме дымки и зрачков глаз Норриса, когда хватаю его шлем и срываю его с головы парня. Мой тоже слетает. Не уверен, как именно. Но это неважно. Мой кулак врезается в его лицо так сильно, что чувствую это своим позвоночником.

Раздаются свистки. Вверх взмывает желтая карточка.

Парни набрасываются на нас. Мои. Его. Удар приходится в мою голову, в затылок. Я не чувствую его. Колочу Норриса, который застрял подо мной.

А в следующее мгновение я уже на спине. Удар о землю прочищает мою голову. Рефери пытается встать у меня на пути. Но я обхожу его, пока другие парни учувствуют в потасовке.

- Остынь, - кричит рефери.

Финн оказывается сбоку от меня, пытаясь утянуть меня назад.

- Полегче, Декс.

Но затем ко мне подходит Норрис, кровь струится из его носа и десен.

- Вот почему твоя девушка взяла деньги, потому что ты гребаная киска!

Я снова в двух шагах от него, когда слова доходят до меня и замораживают на месте.

Взяла деньги?

Ребята снова начинают небольшую драку. Теперь Роландо бьет кулаком в лицо Норрису, обзывая его грязнозадой сучкой - рефери оттаскивает их друг от друга.

Кто-то подходит ко мне сзади, толкая к боковой линии и продолжая кричать. Но я онемел, в ушах звенит, и вся кровь приливает к животу.

Взяла деньги?

Рефери выводит меня и Норриса из игры, и стадион наполняется хором возмущенных криков.

За боковой линией мой атакующий тренер кричит на меня, говоря, что я облажался, а затем толкает в плечо, успокаивается и уверяет, что все нормально, так как я почти оторвал Норрису голову. Главный тренер ревет мне на ухо, что я повел себя, как тупица. Но я едва их слышу.

Нахожу помощника координатора.

- У тебя есть телефон?

Он оглядывается, словно пытаясь отыскать выход.

- Дай мне твой чертов телефон, - ору я.

Кровь сочится в глаз, медик пытается прижать бинт к порезу на моем лбу. Я отмахиваюсь от него, хватаю телефон из трясущихся рук помощника.

Один взгляд на стоящих вокруг людей подтверждает то, что все они скрывают что-то от меня. И вскоре я узнаю, что именно. Заголовки всплывают незамедлительно.

Фиона Маккензи заявила свои права на миллион долларов.

Далее следуют наши с Фи фото. Они сделаны с расстояния, на них мы смеемся, моя рука обнимает ее узкие плечи, пока мы гуляем по площади Джексона.

Под этим идет текст с подтверждением того, что Фи позвонила Блум сегодня утром, требуя свой приз.

Глава 44

Декс

Я НЕ ЕДУ домой. Не могу.

Роландо отвозит меня к себе. Я направляюсь прямиком в его гостевую комнату и принимаю душ. Я даже не попробовал смыться со стадиона, просто сидел на шатком стуле перед своим шкафчиком, пока ребята не вернулись с игры, и Роландо не увел меня оттуда.

Теперь я стою под струями холодной воды, позволяя им врезаться в мое тело. Образы так и всплывают у меня в голове. Улыбка Фи. Фи плачет. Уродливая усмешка Норриса, пока кровь струится с его носа. Фи выгибается подо мной, пока я трахаю ее. Фи и я смеемся на зернистом изображении в таблоидах. Фи говорит мне, что хочет уехать в Лондон.

Она потребовала денег.

Черная ярость, густая, горячая и удушающая поднимается к горлу. Мой крик сотрясает воздух, а кулак ударяется о плитку. Боль пронзает руку, но это останавливает меня лишь на мгновение.

Откидываясь на стенку душевой, я опускаю взгляд на разбитые костяшки, кровь лишь сочится, смешивается с водой и становится бледной, растворяясь в ней. Я пробую сжать руку в кулак. Кожу покалывает, но не более.

Глупо. Так офигительно глупо рисковать сломать руку. Я должен прийти в ужас. Но нет. Мой разум проигрывает тот снимок Фи, некогда прекрасное мгновение превращается в нечто уродливое и дешевое. Ненавидит ли она меня за то, что позволил той цыпочке украсть мой телефон? Поэтому она так поступила?

В этом нет смысла. Все бессмысленно. Я думаю о Фи и всем, что она сказала мне прошлой ночью. Она бы не поступила так. Должно быть нечто-то большее.

Грудь сжимается, и я провожу раненной рукой по мокрому лицу, зарываясь пальцами в бороду. Снова приходит гнев, липкий и густой, он словно покрывает мои внутренности, подобно горячей смоле. Отталкиваясь от стены, я выключаю душ.

Когда выхожу, Роландо уже ушел, вероятно, подумал, что мне нужно побыть одному.

Он прав.

Боль в разбитых костяшках помогает сосредоточиться. Очень долго боль была единственной настоящей вещью в моей жизни. Вкус боли помогает игнорировать все остальное.

К тому времени, как нахожу, что искал, под раковиной в ванной, комната превращается в хаос. Но меня это не ебет. Моя грудь вздымается, когда встаю и смотрю в зеркало. Очень долго я не знал, кем, блядь, являюсь. Только с Фи я чувствовал себя правильно, в мире со своим телом. Но мир испоганил даже это.

Черт с ним.

Хмурясь, я поднимаю бритву и прижимаю ее к своей коже.

Фи

ОЩУЩАЯ ПЕРЕИЗБЫТОК энергии, я решаю испечь печенье. Айви была права, я не знаю, как печь. Просто склонна к этому занятию, когда наступает чрезвычайная ситуация. Прямо сейчас, выпечка - единственное, на мой взгляд, чем могу успокоить дрожащие руки и подтвердить то, что дом Итана и мой дом.

День прошел реально странно, начавшись от требования денег от Блум и закончившись интервью с прессой, в рамках которого я объясняю, почему это сделала. Айви помогла мне с последним, выбрав симпатичную репортершу спортивного канала - женщину, чтобы я чувствовала себя более комфортно.

Мы провели интервью по Скайпу. Айви присоединилась из своего дома в Сан-Франциско, выступив в роли агента Декса и моей моральной поддержки.

Я так нервничала, что боялась начать блевать, как только мы выйдем в эфир.

Но затем странного рода спокойствие наполнило меня, когда рассказала репортеру о своих планах на деньги. Я не говорила о фото или том, как чувствовала себя выставленной на обозрение, и Айви пресекала подобные вопросы, всякий раз, как они их задавали. Правда в том, что не в этом смысл.

Важно, что грязные деньги Блум пойдут на хорошее дело. Один миллион долларов поможет прекратить голодание детей и бездомных.

Я бросила вызов Блум, призвав их удвоить сумму и хоть раз сделать что-то хорошее. Не ожидала, что они согласятся, но было приятно заставить их извиваться.

Айви придумала это, как самое изысканное "пошла ты Блум и все твои ненавистники". Я лишь порадовалась, что все закончилось. Мне хочется вернуть обратно свою жизнь, сфокусироваться на создании мебели и самом важном - на Итане.

Мне не хватило времени, чтобы сообщить ему, что делаю и почему. У него была игра, а я слишком волновалась, чтобы ждать, и боялась струсить.

Но теперь все сделано. Я чувствую себя легче, свободнее. Все, что осталось, это объяснить Итану и рассказать ему, что нахожусь там, где должна.

Радость, которую ощущаю от осознания, что он мой, что буду с ним, такая сильная, что пугает меня. Мне хочется охранять ее всей своей душой. Хочется уложить большого, сильного, крепкого Итана Декстера рядом с собой и защитить его от этого мира.

В этом вообще нет смысла, он не нуждается в моей защите. Но желание все равно не покидает меня. Не хочу, чтобы он был несчастен или уязвим для стервятников этого мира. Я хочу - нуждаюсь - в том, чтобы он знал, как сильно любим.

Знаю, он чувствует ко мне тоже самое. Это ощущается в каждом его прикосновении, каждом слове, взгляде и улыбке, что он мне дарит. С ним, здесь, в этом созданном им доме, я чувствую себя в безопасности.

Только теперь я боюсь, что могла облажаться, не предупредив его. Репортаж с игры говорит о том, что его дисквалифицировали за начало драки. Я просмотрела видео несколько раз, с открытым ртом. Итан никогда не дрался, никогда не терял контроль.

Боже, он выглядел таким злым, кровь и пот стекали по его лицу, когда он выбивал дерьмо из игрока команды противников.

Сначала я подумала, что, возможно, он подрался из-за того, что парень сделал обо мне какое-то пренебрежительное замечание. Но теперь не уверена. Потому что игра давно закончилась, а Итана все еще нет дома.

Когда пыталась ему дозвониться, то обнаружила его телефон в гардеробной, забытый в спешке сегодня утром.

Недолго побродив по городу в его поисках, я могу лишь сидеть здесь, печь и ждать.

Достаю противень печенья из духовки, когда слышу, что он пришел.

- Итан?

Звук его ключей падающих в чашу на консоли в прихожей заполняет тишину. Затем он начинает говорить, его голос глубокий.

- Ага.

Одно слово. Мне не следует это как-то трактовать, но он кажется расстроенным.

- Надеюсь, ты голоден, - говорю радостным голосом, пытаясь звучать оптимистично. - Я приготовила печенье и подумала о том, чтобы сходить за гамбо в магазинчике чуть дальше по улице.

Шаги стучат по дереву пола, и Итан появляется на кухне.

Печенье выпадает из мои пальцев на пол, когда смотрю на мужчину на пороге. Он высокий, широкоплечий, мускулистый, его глаза ярко мерцают. Его подбородок начисто выбрит, гладкая кожа упругая, ровная и незнакомая для меня. У этого мужчины нет бороды. Как и длинных волос. Его красивые, поцелованные солнцем каштановые волосы пострижены довольно коротко.

И вот он стоит передо мной - засунув руки в карманы, в серой хлопковой футболке, что как всегда обтягивает его плечи - выглядя настолько иначе, что я едва его узнаю.

Моложе, может уязвимее. Обнаженнее.

- Зачем? - мямлю я, а мое сердце колотится в горле.

Он пожимает плечами и отводит взгляд.

- Почувствовал потребность в переменах.

Плохо соображая, я подхожу к нему. Он не поднимает головы, его квадратная челюсть выпирает, как когда он чистит зубы.

- Итан.

Моя рука касается гладкой щеки. Боже. Его борода. Его густая, блестящая борода исчезла. Глубокая боль утраты пронизывает меня.

- Зачем?

Он качает головой. Один раз, словно говоря "не спрашивай, не заставляй произносить это".

Но я знаю. Со слезами, я бросаюсь к нему. И он обнимает меня, прижимая к себе, пока зарываю лицо в теплый изгиб его шеи. Он все также пахнет. Точь-в-точь. Как день рождение, рождественское утро и блинчики в полночь.

Мне нужно было почувствовать его силу и услышать ровное дыхание сильнее, чем осознавала. Слезы, горячие и тяжелые, наворачиваются на глаза, когда провожу пальцами по коротко стриженному затылку.

Я, должно быть, душу его, мои руки оборачиваются вокруг его шеи так крепко. Но не могу остановиться. Мне хочется быть ближе, под его кожей, или, возможно, затянуть его под свою, где смогу держать парня в безопасности. Рыдания вырываются из меня, быстро нарастая.

Рука Итана увереннее обнимает меня за талию, его большая теплая ладонь ложится на мой затылок.

- Ты плачешь из-за утраты моей бороды. - Он не кажется расстроенным, будто подтверждает давно известный факт.

И это разбивает мне сердце. Каким-то образом мне удается отпустить его достаточно для того, чтобы взглянуть на его лицо. Его глаза серьезные, грустные, словно для него невыносимо видеть меня плачущей, но он и не понимает, что с этим делать.

Его большой палец вытирает мои влажные щеки, но Итан ничего не произносит, просто позволяет мне смотреть на его гладкое лицо.

Я накрываю ладонью одну его щеку и прижимаю свою кожу к его теплой и упругой.

- Я плачу, потому что ты подумал, что внешняя оболочка значит для меня больше чем то, кто ты внутри.

Его большее тело вздрагивает от удивления, но я цепляюсь за парня, не отпуская. И словно слишком устал держать голову ровно, он опускает ее, прячет лицо в изгиб моей шеи.

Я осторожно глажу его по голове, его колючие, но все еще мягкие волосы.

- Ты думаешь, я поцеловала тебя впервые - что я хотела тебя - из-за бороды? Ты очень ошибаешься. Я сделала это потому, что ты был невыносимо сексуален, до чертиков лукав и обаятелен, потому что ты привлек мое внимание и удержал его.

Приглушенное ворчание раздувает мои волосы.

- То есть, взгляни на себя, - говорю я, даже несмотря на то, что мы все еще обнимаем друг друга, и я не могу ничего видеть. Но моя память работает, как часы. Я думаю о его серьезных глазах и линии губ, мягком, широком рте. - Я реально опасаюсь, что передо мной стоит молодой Марлон Брандо из фильма "Трамвай "Желание"". Мне даже хочется разорвать на тебе футболку и прокричать "Стелла!". Или, думаю, лучше "Фиона!"

Итан фыркает, но это скорее похоже на сдерживаемый смех. Тем не менее, напряженность вибрирует в его сильном теле, и я знаю, что он все еще расстроен.

Когда Итан наконец-то отвечает, его голос неровный.

- Лучше услышать, как ты кричишь мое имя, Вишенка.

- Так заставь меня.

Он не движется, лишь сильнее каменеет на месте.

- Итан, я любила твою бороду, но тебя люблю сильнее.

Он моргает, глядя на меня, а потом напряженно сглатывает, словно пытаясь проглотить ком в горле.

- Я тоже люблю тебя, Вишенка. - Он прижимается лбом к моему лбу. - Кажется, я любил тебя всегда. Я думал, что ты знаешь это.

В его голосе слышится обвинение - мягкое, но все же обвинение.

- Я знаю, Итан. Ты был так добр ко мне.

Его руки сжимают бедра.

- Тогда почему ты это сделала? Почему взяла деньги?

Удивление приковывает меня к месту. Он смотрит на меня больше не нежно, а довольно жестко, в его глазах разрушительный, холодный гнев.

Глава 45

Фиона

ИТАН НИКОГДА НЕ смотрел на меня со злостью. Ужасно видеть ее сейчас.

- Я могу объяснить, - отвечаю.

Он фыркает.

- Именно те слова, которые парень хочет услышать после того, как ему метафорически врезала ногой в зубы его же женщина.

Мое дыхание резко вырывается из легких.

- Я не еду в Лондон. - Не лучшее начало. Основываясь на том косом взгляде, что меня одаривает Итан, могу сказать, что он тоже так считает.

- Ладно. А что делать с тем, что ты взяла ебаные деньги Блум?

Морщась, я пытаюсь прикоснуться к его груди, но он отшатывается, глубоко засовывая руки в карманы, пока отходит от меня. Тот факт, что он больше не хочет ко мне прикасаться, что прокладывает между нами физическое расстояние, заставляет мои внутренности рухнуть вниз.

- Я осознала, что уехав в Лондон, просто сбегу...

- Ясное дело, - перебивает он, его голос напряжен, взгляд пылает сдерживаемым гневом. Но очевидно, что Итан медленно начинает закипать. Он выглядит иначе без бороды, его голова пострижена довольно коротко. Черты лица натянуты и неумолимы.

Я сжимаю юбку похолодевшими пальцами.

- Верно, так что... дело в том, что я не хочу больше убегать. Я потребовала деньги от Блум, потому что знала, что это положит всему конец.

Еще одно уродливое фырканье срывается с его уст, и Итан качает головой.

- Ну, это, очевидно, сработало и дело...

- Нет, Итан, - говорю, делая шаг вперед. - Не так. Я отдаю деньги на благотворительность. Весь миллион. Мы с Айви дали пресс-конференцию. Я сказала, что жертвую деньги от твоего имени, потому что Блум грязно распиарилась, использовав твою личную жизнь ради собственной выгоды.

Он замирает на месте, прищуривает глаза.

- Ты отдала их на благотворительность?

- Конечно. Та правда думал, что я заявила права на этот отвратительный приз ради себя? - Я напряженно сглатываю, пытаясь не обижаться на саму эту идею. Мне стоило его предупредить.

Плечи Итана приподымаются от напряжения.

- Нет. Но я не знал, что и думать, Фиона. Долбанный полузащитник смеялся мне в лицо, рассказывая, что моя девушка обратилась за денежным призом.

- Малыш... Мне так жаль. - Я делаю еще один шаг вперед.

Но он отходит задом наперед, его лицо все еще серьезно. Сожаление пронизывает меня.

- Ты хоть представляешь, что это сделало со мной, - выдыхает он. - Услышать это от кого-то постороннего? Потому что, позволь сказать, ни один чертов человек на поле не знал, что ты отдала деньги на благотворительность. Они смотрели на меня, как на огромного простофилю, пиздец, как смешно.

Дерьмо. Я не подумала, что затянула между тем, как попросила денег и тем, как дала интервью, которое выходит в эфир где-то как раз в данный момент.

- Мне очень жаль, Итан. Ты прав. Мне следовало предупредить тебя. Я не подумала. Просто... Я хотела освободить нас. Мне нужно было забрать ветер с их паруса. Взять деньги отдать их на благотворительность от твоего имени? Что теперь все скажут о нас?

Он напряженно выдыхает.

- Ладно, хорошо. Но мы должны были сделать это вместе.

Я отрывисто киваю, страдая от происходящего.

- Прости.

Итан невесело смеется, наклоняя голову назад, чтобы несколько раз моргнуть, глядя в потолок.

- Боже. Ты просто подставила мне подножку, Фи. Меня втянули в это вслепую.

- Итан...

- Знаю, - говорит он, почти рыча. - Тебе жаль. Ты не этого хотела. - Он смотрит на меня, и в его глазах нет радости. - Поверь, я пытаюсь смириться. Но ты была моей безопасной гаванью, Фи. Тем человеком, о действиях которого я никогда не должен был переживать... - Он выплевывает ругательства и разворачивается, словно не может на меня смотреть.

- Ты тоже моя безопасная гавань, - говорю я, сдерживая рыдания. - Я запуталась. Никогда не собиралась тебя ранить. Я не думала...

- Нет, - орет он, - ты не думала.

Эмоции ударяют меня в грудь, и я срываюсь.

- Черт побери, Итан. Ты тоже меня ранил! Это не твои обнаженные фото заполнили интернет. Не тебя называли шлюхой и не твое тело обсуждали гребаные преследователи!

- Ты думаешь, я не знаю этого? - Он делает шаг ко мне, пока румянец распространяется по его шее. - Думаешь, меня на хрен не тошнит от того, что я этому виной? Ты знаешь, что это так.

- Тогда не ругай меня за то, что наконец взяла контроль над ситуацией! Потому что твоя "без комментариев" позиция на фиг не помогала.

Он замирает и хмурится, словно видит меня впервые.

- Дерьмо, так ты поступила таким образом, потому что злилась на меня?

Весь воздух покидает мои легкие. Я практически задыхаюсь, когда шагаю назад.

- Ты только что произнес это? Ты только что, черт возьми, меня обвинил? Иди на хрен, Итан!

Его лицо искажается.

- Не трави всех собак на меня. Я поставил под сомнения твои мотивы.

- Значит, ты не винишь во всем меня? - кричу в ответ, поднимая палец вверх. - Я понимаю, что облажалась. Понимаю, что ты злишься. Но у тебя нет права...

- Нет права? - Его выражение сейчас реально дикое, зубы обнажены, мускулы напряжены. - Потому что я спокойный, здравомыслящий Декс? Парень, который принимает удар и возвращается в норму без жалоб? Ну, слишком на хрен хреново. Я зол. И сожалею, если это тебя оскорбляет, но я не собираюсь брать свои слова обратно. Пока что нет. Пока что, на фиг, нет, Фиона!

Я ненавижу, как мое имя звучит сейчас с его уст - не с благоговением, а с проклятием.

- Я не хотела тебя ранить, - шепчу я.

Его подбородок задирается вверх.

- Знаю. Знаю, ты не собиралась, но... блядь. - Он начинает метаться из стороны в сторону, его руки хватаются за голову, тянут за волосы, которые теперь не такие длинные как обычно.

От беспокойства его шаги становятся резкими, руки нервно шарят туда-сюда.

- Знаю. Я просто. К черту. Я не могу... - Он глубоко вдыхает и еще раз.

Я вижу момент, когда он теряет остатки контроля, словно плотина, которая больше не в силах выдерживать напор воды. Он трескается, издавая долгий прерывистый крик.

- Блядь! - Декс ударяет боком кулака о кирпичную стену. - Блядь, блядь, блядь! - Каждое ругательство следует за ударом.

- Итан. Успокойся...

- Нет! - кричит он на меня, его взгляд прикован к стене. Слой пота покрывает его кожу, поблескивая на бицепсах. - Нет. Мне пиздец как надоело всегда вести себя рационально! Ладно, угадай что? С меня хватит.

Его голос становится громче с каждым словом, доходя до крайней точки.

- Я зол. На все. Я просто... пиздец, как зол, Фи!

Ясно.

Я прикусываю губу, ощущая наворачивающиеся слезы. Не только из-за случившегося сегодня. А и из-за всего, что было до этого. Из-за того, что Итан никогда не позволял себе отпустить эмоции до сегодняшнего дня.

Издавая гортанный рык, он поворачивается, срывая одну из своих картин со стены. Она взлетает в воздух, паря, словно коробка пиццы, а затем врезаясь в дальнюю стену, так что трескается рама.

Я могу лишь молча стоять, пока он кричит, его голос полон боли и ярости. Он ударяет кулаком о край тяжелого деревянного шкафа, разделяющего гостиную и читальный уголок.

- Просто... ебаное дерьмо!

Книги рассыпаются по всей комнате, пока он быстро швыряет их.

Я всегда гадала, каково было бы для Итана слететь с катушек. Теперь знаю.

И это разбивает мне сердце. Потому что понимаю, его ярость сейчас - выражение боли, глубокой душевной боли, которая не находит иного выхода, как сжигать, испепелять и насиловать.

Всхлип разочарования вырывается с его груди, и Итан наваливается на книжный шкаф. На секунду, я думаю, что он успокоился.

Ужасный рев вырывается из него, и его мышцы бугрятся, когда парень отталкивается от шкафа, который крепится к полу. Вся конструкция скрепит, угрожая развалиться.

- Итан, - кричу я. - Осторожно...

Но слишком поздно. Массивный шкаф кренится слишком быстро и разбивается о пол с такой силой, что дом дрожит. Я отпрыгиваю, прижимаясь к стене, пока осколки разбитой керамики, безделушек и книги разлетаются во все стороны.

Это до чертиков меня пугает. Знаю, он никогда бы меня не ранил, но базовое насилие акта содрогает мои кости.

Он стоит там, его мышцы напряжены, грудь вздымается. Несколько раз Итан моргает, словно прочищая мысли, но сумасшедший взгляд так и не покидает его глаза.

- Ладно, - говорю, едва дыша. - Вот так.

Я поворачиваюсь, хватаю свою сумку и пальто с крючка.

- Фи! - крик Итана растекается по моей коже. - Если выйдешь через эту дверь... - Я не слышу остаток предложения, потому что уже захлопываю дверь за собой.

Декс

КРАСНЫЙ ТУМАН, ЧТО клубился перед глазами, сдувает захлопывающаяся дверь. Слишком долго я просто смотрю в пустое пространство, которое обычно занимала Фиона, пытаясь понять, что, черт побери, случилось. И затем все то, что сделал, доходит до меня, словно слепой снаряд. Мое дыхание выходит из легких со свистом, и я с трудом его снова восстанавливаю.

- Фи! - бросаюсь вперед, спотыкаясь о дурацкий книжный шкаф. - Дерьмо. Дерьмо!

Перепрыгивая по ходу, я пробираюсь через беспорядок.

Дерьмо, я такой мудак. У меня случился неконтролируемый приступ гнева, и сейчас я до чертиков ее напугал. Выражение в ее глазах отражало ужас. И это все из-за меня.

Я распахиваю дверь и бросаюсь вниз по лестнице.

- Фи! Я ее не вижу, но она не могла уйти далеко.

На улице идет дождь, падая большими каплями. Я мгновенно промокаю, мое зрение размывается, так как вода заливает глаза. Я вытираю лицо, осматривая мрачный двор.

Пустота.

Крича ее имя, бегу к гаражу. Ее там нет. Как и в студии.

Мое сердце колотится, страх и сожаление сжимают грудь. Я знал, когда увидел ее мучительный взгляд, что Фи не хотела ранить меня, ранить нас. И все равно сорвался.

Я сказал ужасные вещи, испугал ее. Думаю о разрушенной у нее на глазах гостиной и ощущаю тошноту.

Упираясь руками о мокрые колени, я пытаюсь дышать, думать о том, где она может быть. Меня озаряет догадка, что она может быть вышла через парадные двери. Но улица темная и пустая, за исключение одинокого, сгорбленного бездомного вдали, блуждающего между баков с мусором, его фигура черная на фоне туманного света фонаря.

Вздыхая, я сажусь на крыльце, не желая возвращаться в дом.

Реки грязной воды текут по желобу. Дождь становится таким сильным, что капли отскакивают от тротуара. Я сижу на коленях, опустив голову на руки, словно это может унять мою боль. Я сижу, пока не промокаю до нитки. Но не собираюсь двигаться. Не до тех пор, пока вернется Фи.

Черт, она может не вернуться. Потерял ли я ее?

Мысль о том, что она может посчитать, будто я не хочу ее больше, сжимает горло.

- Эй, парень.

Старый бездомный мужчина останавливается передо мной. Его драное пальто, кажется, сохраняет мужчину сухим, хотя вода бусинками покрывает его седые волосы и стекает на румяное лицо.

- Возьми.

Он передает мне чей-то старый зонтик, со сломанной ручкой и свисающей тканью. Он не защитил бы от тумана, не то что от этого дождя. Но он его, и мужчина предлагает его мне.

Я моргаю, глядя на него шокировано и ощущая себя дерьмово, но отвечаю.

- Все в порядке, мужик. Я не могу еще больше промокнуть.

Он хрипло смеется, засовывая зонтик обратно в тележку рядом.

- Это не совсем правда. - Он кивает на ночное небо. - Плохая погода пройдет. Всегда проходит.

Мне хочется рассмеяться до слез, но я киваю и тянусь в карман за кошельком. Он смотрит на меня и поднимает руку.

- Не нужно. Не нужно этого. Теперь у меня есть дом.

Я осматриваюсь и знаю, что это ложь. Но гордость - мощная штука, и потому я сую бумажник обратно.

- Хорошего вечера, мистер.

Он молча покидает меня, и капли дождя стучат о тротуар. А я снова сажусь, откидываю голову на входную дверь и закрываю глаза.

Гордость. Я думал, что был чертовски скромным, выше всего этого. Но гордость удерживала меня от того, чтобы пойти за Фи, когда впервые ее увидел. Она удерживала меня от сложных вещей, которые я хочу в жизни, до тех пор, пока они не становились проще. И она заставляла меня набрасываться на кого-то тогда, как стоило прислушаться.

Чертова гордость.

- Итан?

Мои веки распахиваются. Фи стоит в нескольких шагах, держа в руках пакет с продуктами. Освещенная газовым фонарем над нашей дверью, ее маленький силуэт обернут в большой желтый плащ. Я схватываюсь на ноги, мои кроссовки скрипят о камень.

- Фи. - Делаю шаг вперед, моя грудь вздымается. - Вишенка, мне... Мне жаль. Я не хотел тебя напугать.

- Знаю.

- Все то тупое дерьмо, что я сказал, я просто...

Она тоже делает шаг.

- Тебе не нужно объяснять. Каждый заслуживает того, чтобы в какой-то момент завыть на луну. И у тебя был дерьмовый день. Дерьмовый месяц, точнее.

Мы оба натерпелись, но это не она вошла в режим Халка.

- Мне не следовало громить комнату. Я напугал тебя.

Она хмурится, дождевая вода стекает по ее щекам, словно слезы.

- Меня больше напугало то, что ты считаешь, будто должен прятать свои эмоции.

Я шумно сглатываю и должен сморгнуть капли дождя, чтобы прояснить зрение.

- Что на самом деле тебя беспокоит? - спрашивает она, когда я ничего не отвечаю.

- Мне понравилось это, - признаюсь натянутым голосом, мои глаза встречаются с ее. - Разрешить себе не сдерживаться. Освободиться от давления, которое я чувствовал, кажется, вечность.

Она слегка улыбается мне.

- Нормально злиться или быть расстроенным, знаешь ли. Если все это и научило меня чему-то, то тому, что мы не можем планировать жизнь. Она просто идет своим чередом. Если ты слишком сдерживаешься, то можешь сломаться. И даже если не хочешь, чтобы тебя увидели сломленным, Итан.

У меня нет слов, чтобы объяснить неистовый ужас, когда осознал, что она ушла. Если потеря контроля над собой означает потерю ее, я буду держаться так крепко, как только могу. Потому что без нее, я в любом случае сломаюсь.

- Быть с тобой. Любить тебя... Ты заставляешь меня чувствовать все.

Еще один шаг, и она находится на расстоянии протянутой руки.

- И это плохо?

- Нет. Я был оцепеневшим до тебя. Я хочу чувствовать. Просто... Не хочу тебя пугать. Я рассердился, и ты ушла. Я подумал... - Мое дыхание перехватывает. - Ты ушла.

Зеленые глаза глядят на меня сквозь мокрые слипшиеся ресницы.

- Мне нужен был воздух. Нужно было освежиться.

- Ты не позволила мне закончить. Если ты уйдешь, я последую за тобой. Я всегда буду следовать за тобой.

- Знаю. На самом деле, я рассчитываю на это. Но я больше не стану убегать. Ты застрял со мной, Большой Парень.

Она поднимает руку, показывая принесенный пакет.

- Я просто подумала, что захвачу тебе немного гамбо. Здесь холодно и дождливо, а ты же любишь гамбо... - Я обнимаю ее и притягиваю ближе. Мои губы отыскивают ее, холодные и мокрые, но идеальные. Я проскальзываю языком в ее теплый рот, ощущая вкус дождя и Фи. Накрываю ее щеки ладонями, пытаясь согреть кожу Фи, и целую, пока могу дышать.

Она прислоняется ко мне, ее плащ скрепит, мягкая грудь прижимается к моей. Как-то мы извиняемся перед друг другом, целуясь, отстраняясь и снова целуясь, раз за разом, нежно, глубоко, под новыми углами.

И с каждым прикосновением ее губ к моим, тугой узел в груди ослабляется.

Я привык скрывать свои эмоции и прятать их от мира. Но эта девушка - та, что вдохновила мою задницу выйти на сцену и спеть, та, что приносит мне гамбо, когда я показываю ей свою худшую сторону - она делает меня целостным. Она помогает мне найти себя самого.

Фи больше не убегает, а я не буду скрываться. Вот так просто.

Наши губы разъединяются. Дождь размывает мир вокруг, но мой разум ясен.

- Я люблю тебя. И не говорил это достаточное количество раз. Просто знай, что, что бы я ни сделал, кем бы ни стал, это постоянная константа в моем сердце. Ты - краски моего мира, Фи.

Она улыбается мне, ее кожа блестит, а глаза сияют. Осторожно она прикасается к моей щеке свободной рукой.

- Итан, возможно, я не идеальна, но никто никогда не будет любить тебя больше, чем я.

Я не думаю, что до этого знал, как сильно нуждался в том, чтобы услышать эти слова.

Упираю свой лоб о ее. Замираю и ощущаю, что мое сердце снова теплое. Я прижимаю ее ближе.

- Ты идеальна, Вишенка. Ты мой идеал.

- А ты тоже мой идеал, Итан Декстер.

И это все, что мне было нужно.

Эпилог

Один год спустя...

ФИОНА

ДОМ ВЫГЛЯДИТ ИДЕАЛЬНО. Гирлянды из хвойных веток - переплетенных с белыми мерцающими огоньками - украшают дверной проем, контуры окон и большой камин. Высокие свечи цвета слоновой кости стоят в композициях с гвоздикой, сушеными апельсинами и веточками остролиста. В углу одного большого окна, выходящего на улицу, стоит трех с половиной метровая ель. Я в некотором роде наслаждалась тем фактом, что даже Итан должен воспользоваться стремянкой, чтобы украсить ее верхушку.

Но он делает это с улыбкой на лице. Развешивает маленькие футбольные шлемы с блестящими насыщенно-красными вишенками, литые самолетики, даже шары с орнаментов по типу моста Золотых ворот.

- Фи, конечно, нравится ее стиль, - отмечает Грей, тоже помогая.

Итан усмехается, сосредотачиваясь на крошечном микрофоне. На его щеках появляется румянец, и я знаю, что это от счастья. В этом году наша елка рассказывает историю о нас, и он знает значение каждого предмета, что я выбрала.

- Что с этим? - спрашивает Айви, поднимая елочную игрушку в виде стопки блинчиков.

Итан смотрит на нее и ловит мой взгляд. Его брови приподымаются от веселья, даже при том, что взгляд пылает жаром. В ответ мои щеки заливает тепло. Со времен нашей первой попытки у нас было много ночей с блинчиками. В конце концов, девушка должна восстанавливать силы.

- Междусобойчик, - предполагает Анна, ее нос морщится. - Быстро повесь ее на елку и двигайся дальше до того, как они решат объяснить ее значение.

Рядом с ней Дрю целует девушку в макушку, а затем говорит:

- Уверен, Декса пришлось бы подвергнуть ужасным телесным пыткам перед тем, как он заговорил бы.

Я передаю Дрю кружку горячего сидра до того, как передать еще одну Анне. Она не пьет алкоголь, догадайтесь почему. Я широко и сладко улыбаюсь им обоим.

- С радостью расскажу вам все об этих блинчиках...

- Нет! - кричат все хором. Ну, все, кроме Итана, который спрыгивает со стремянки и подходит ко мне.

Он притягивает меня в объятия, прижимая спиной к своей груди. Его дыхание колышет мои волосы.

- Ты такая плохая, Вишенка.

Я расслабляюсь рядом с ним.

- Слабаки. Можно подумать, я бы рассказала о нашей полуночной любффи.

Он смеется, и гул от этого проходит через мое тело. Быстро, ласково целуя меня в щеку, Итан отходит, чтобы собрать стремянку и убрать ее.

- Как дела с магазином, Фи? - спрашивает Анна.

В апреле прошлого года я обслужила своего первого клиента в Новом Орлеане, коллегу Итана, Роландо Смита.

Роландо заказал мне заново декорировать его квартиру и затем его пляжный домик во Флориде. Когда он узнал, что я планирую открыть свой собственный бизнес, то предложил мне спонсорские отношения. И пока Итан настаивал на том, что это он хотел бы мне помочь с основательным фондом, я наконец заставила его осознать, что нуждаюсь в том, чтобы сделать все без помощи своего парня. В октябре я открыла мебельно-дизайнерский магазин на Роял стрит.

- Очень хорошо, - отвечаю Анне. - Я дошла до того момента, когда нужно нанимать помощника.

- Скорее даже двоих, - говорит Итан. – Так, чтобы моя девочка могла проводить больше времени в мастерской.

Я люблю то, что он знает, насколько мне приятно проводить время, работая над мебелью, и сколько внимания он уделяет моей работе.

- Это правда, - говорю я Анне. - Определенно двоих помощников. - Я все еще работаю с Джексоном и Хейлом, продавая мебель их Нью-Йорским клиентам, которые платят непомерные суммы. Сказать, что мой бизнес процветает, было бы сильным приуменьшением.

Когда Айви идет проверить, как там Лео, так как он дремлет в спальне, Дрю и Итан помогают мне накрыть стол. Анна и Грей суетятся на кухне. Видимо, они продолжают выдвигать аргументы в споре, который начали сегодня утром на счет способа приготовления индейки.

Грей использует сложные математические доводы, в комплексе со статистикой и коэффициентами задержки воды в мясе, от которых глаза на лоб лезут. И хотя он все-таки использовал свой способ приготовления - в основном потому что никто больше не мог продолжать слушать его заумную болтовню - он и Анна снова вернулись к данной теме. Потому что Анна все еще считает, что ее способ был бы лучше.

Итан заканчивает данный спор, заявляя, что чертова птица готова, и не могли бы мы уже сесть есть?

- Вот увидишь, - обещает Грей, доставая золотисто-коричневую индейку, достойную быть отснятой Норманом Роуэллом. - Простое взбитое масло придает птице невероятный вкус.

- Сухая птица, - отвечает Анна.

Несмотря на их склоки, мы все с нетерпением ждем главное блюдо, пока садимся за стол - один из моих первых столов, созданных в новой мастерской. Он изготовлен из древесины кипариса, широкий и достаточно длинный для двенадцати человек. При том, что нас сегодня шестеро, у нас есть много свободного места, и это хорошо, так как стол нагружен едой.

Футболисты любят поесть. Много. Но я не жалуюсь. Особенно, когда у меня есть большое сильное тело Итана, с которым могу ежедневно играть.

Я наблюдаю за тем, как он наклоняется и зажигает свечи. На нем надеты джинсы и голубая рубашка, что обтягивает его широкую грудную клетку. Его рукава закатаны до локтей, обнажая красочные тату на предплечьях. Эти руки могут обхватить шину трактора и даже не напрячься, а еще обнимать меня так осторожно, словно я сделана из дутого стекла.

Борода - не такая густая, как обычно, но не менее сексуальная - покрывает его челюсть. Его волосы тоже отросли, все еще супер-короткие по бокам и торчащие густой темно-каштановой шевелюрой на макушке.

Он такой чертовски сексуальный, что каждый раз, как вижу Итана, у меня перехватывает дыхание. Если честно, я не знаю, как смогла не наброситься на него в ту первую рождественскую вечеринку.

Ловя мой взгляд, он подмигивает и садится рядом. Одна рука опускается под стол и накрывает теплом мое колено, тогда как вторая поднимает бокал с вином.

В ответ мы тоже поднимаем бокалы.

- Итак, - говорит он. - С Рождеством.

Даже хотя технически сейчас канун Рождества, мы все произносим тосты.

Грей опускает свой бокал.

- А разве Фи не должна сказать "И пусть Господь нас всех благословит"?

- Ты намекаешь на то, что в этом сценарии я Тини Тим, членоморд?

- Членоморд? - Грей одаривает меня возмущенным выражение лица. - Если бы мне не посчастливилось иметь невероятный член, я мог бы обидеться.

- Так ты говоришь, что согласен с заявлением, будто твое лицо напоминает член? - спрашивает Дрю смеясь.

- Я говорю, что если мое лицо напоминает член, оно должно выглядеть также прекрасно, как мой собственный член, - отвечает Грей, игриво двигая бровями.

Я наклоняюсь вперед.

- Если хочешь поговорить о потрясающих членах...

- Нет! - снова кричат все остальные.

Я пожимаю плечами и скрываю улыбку, пока делаю глоток вина.

- Я так рад, что в меню есть сосиски, - заявляет Итан перед тем, как отрезать кусочек от своей сосиски. Дрю и Грей морщатся, но мы с Айви и Анной смеемся.

Счастье такое заразное, наполняет меня теплом. Я больше не безумная девушка, которой была так долго. Наконец-то я нашла свое место. Я целую Итана в плечо, и он подмигивает мне так, словно точно знает, что чувствую.

НАМНОГО ПОЗЖЕ ОСТАЕМСЯ только мы с Итаном, сидя на коленях на кровати, пока золотое сияние ламп отбрасывает тени на его выразительные черты. С бесконечной нежностью он сжимает одну сторону моей шеи, пока медленно осыпает поцелуями лицо. Его мягкие губы и колючая бороды вызывают мурашки по коже, и я вздыхаю, наклоняясь навстречу его прикосновениям.

Его голос - низкий гул.

- Так какова твоя позиция насчет бороды?

Я улыбаюсь, вспоминая, как впервые его поцеловала.

- Я определенно ее фанатка. Ты можешь даже сделать мне такую татуировку.

Он усмехается напротив уголка моего рта перед тем, как слегка втянуть в рот мою нижнюю губу.

- А что насчет футболистов?

- Тут я перейду на частности.

Он одобрительно гудит.

- Хорошо. Потому что один футболист любит тебя всем сердцем и душой.

На этот раз я втягиваю его губу и целую так страстно, что его грудь замирает. Я улыбаюсь на это.

- Я тоже тебя люблю.

Теплое дыхание касается моих губ, когда он снова говорит:

- Так скажи мне, - бормочет он, все составляя карту моего лица своими поцелуями, - как ты относишься к браку?

Мое сердце останавливается, и я тихо ахаю. Итан отстраняется настолько, чтобы встретиться со мной взглядом. Он смотрит на меня так серьезно и уверенно, что я чувствую такую сильную любовь - его взгляд будто видит мою душу и хочет заботиться о ней.

Слезы сжимают мое горло, но губы растягивает улыбка.

- Это твой способ сделать мне предложение? - дразню я, даже несмотря на то, что мое сердце бьется о ребра.

Его пальцы ласкают мои щеки, когда он молча смотрит в мои глаза.

- А ты согласишься?

Я смеюсь, звук похож на журчание слез счастья.

- Да, Итан Декстер.

Черт возьми, да. Я бросаюсь в его объятия.

Смеясь, он падает спиной на кровать, утягивая меня с собой.

- Постой, - говорит он, когда покрываю его лицо поцелуями. - Ты не позволила мне подарить тебе кольцо.

- Кольцо! Я забыла об этом. Дай мне его!

Он снова смеется.

- Ну значит слезь с меня и дай возможность достать его.

Как только я отстраняюсь, он усмехается и вынимает из кармана кольцо.

Оно из розового золота с большим круглым розовым бриллиантом. Простое, элегантное, но удивительно девчачье. Он надевает его на мой палец, и я мгновенно влюбляюсь.

- Ты его сделал, правда? - спрашиваю я, мой взгляд встречается с его, и затем возвращается к кольцу.

- Не сделал, - говорит он немного грубо. - Но нарисовал эскиз, да. Как ты поняла?

- Потому что я знаю тебя.

Итан бы все спланировал, вплоть до того, как должно выглядеть кольцо.

- Тебе нравится? - Он хмурится, глядя на кольцо, как будто проверяет, нет ли изъяна в его дизайне.

Я накрываю ладонью его щеку и прислоняюсь к теплому твердому телу.

- Абсолютное совершенство. Как и ты.

Он краснеет в ответ. Так что я целую его еще несколько раз, пока Итан не забывает о смущении и не начинает целовать меня. Теперь он всецело мой. Итан надел на меня кольцо, и я сделаю то же самое с ним.

- Давай сделаем это в Сан-Франциско, - говорю я, опуская подбородок на его грудь и любуясь тем, как розовый бриллиант мерцает в приглушенном свете.

Он кивает, словно в этом есть смысл.

- На месте преступления.

Я щекочу его ребра, и он хватает мои руки переплетая наши пальцы.

- Будь осторожнее, - говорю я. - Я могу поддаться желанию сбросить платье и прыгнуть в бассейн. Но если сделаю это, то на сей раз возьму тебя с собой.

Его улыбка таит обещание вечности.

- Звучит, как план, Вишенка.