Ступени в вечность

Глава 9 Песня света

Какой бы ни был расчёт у Великого, а Маритха ему даже благодарна. Теперь и правда есть для чего жить, для чего мир беречь. Теперь у неё есть Тангар и будущая жизнь счастливая, только вот проклятое бремя нужно сбросить, освободиться. Ну да ничего, милостью Бессмертных да помощью Великого Раванги она справится, теперь уж не страшно. Только вот бы сном забыться… Но сон смеялся над Маритхой. Или это ещё кто-то тихонько смеётся?

Маритха открыла глаза, резко очнулась от мечтаний.

— Кто тут? — прошептала в темноту.

В ответ опять тихонько хмыкнули. Или это внутри? Нет. Веселились над ней нестрашно, скорее уж беспечно, и Маритха принялась осторожно ворочаться, стараясь высвободить хотя бы шею и плечи, чтобы оглядеться без помех и не разбудить своего спутника. К её удивлению, это удалось почти сразу.

— Есть тут кто-то? Или мне кажется?

Смех.

Девушка поднялась, осторожно вытащила свой арчах, запахнулась. Она только поглядит… там, за камнем. Странно, нет ничего.

— Э-эй! — шёпотом позвала она и снова побрела на звуки непонятного веселья в темноте.

Маритха опомнилась, когда прошла уже не так уж мало. Больше ничего не слышно. А куда она, между тем, забралась? Зыркнула по сторонам. Даже намёка нет, где та скала, что их приютила. На небе Малая Луна висит, поливая все вокруг слабым мертвенным светом. А толку? Все равно не видно, куда возвращаться. Надо сообразить…

Из-за скального зубца послышался тот же смех.

Маритха решительно направилась вперёд. Кто бы там ни был, она не позволит над собой издеваться.

Безуспешно пытаясь не проваливаться во всякие рытвины, девушка кое-как обошла огромный камень.

Впереди оказалось на диво ровное место. И не пустое. Чуть поодаль слабо вырисовывалась фигура, посеребрённая луной. Внутри раздался тот же тихий смех.

Маритха не хотела идти. Но идти нужно. Нужно сказать ему, что никакого договора быть не может. Сейчас это сделать легко. Это у него нужда в Маритхе, а у неё теперь — никакой. У неё есть Тангар, верный, сильный. Пускай ему даже с простым Ведателем не сравниться, не то что с кем-то из Великих — и не надо. У него своя сила. Каждому — своё. И Маритха своё получила. Сын Тархи держал её тем, что некуда было прислониться, не за что зацепиться, а теперь… Прощай, Тёмный.

Каждый шаг давался ей тяжелее предыдущего. Одинокая фигура между тем выступала из тьмы все чётче, будто не ночь на земле стоит, а только сумерки густые. Человек среди бескрайней пустоши.

— Зачем ты меня звал?

Сын Тархи не обернулся, только тихо рассмеялся.

Маритха сама обошла его. Не разговаривать же со спиной!

На коленях у Тёмного приладился муштар, и он беззвучно перебирал пальцами струны, игравшие под луной серебристым блеском.

— Ты меня звал? — настойчиво переспросила девушка.

Она давно уже не боялась Сына Тархи. А вот мощи его робела.

— Лишь указал тебе путь.

— Ты звал!

— Тебя? Нет.

— Ты звал! Иначе бы я не пришла! Это же ты смеялся! Я слышала!

— Немного посмеялся, только и всего, — Он легко прошёлся пальцами по струнам, словно нежно их лаская. — Я часто себя развлекаю, наблюдая за людьми. А ты… Ты услышала, потому что порою не можешь не слышать. Не можешь не думать. Слишком близко Нити подошли друг к другу. Только и всего…

Маритха решила обойти этот спор стороной. Все лучше, чем завязнуть во всяких глупостях. У неё есть главное, что сказать нужно, а дальше пускай сам с собой ругается. Кстати, и не забыть бы про те узлы, что Тёмный на Нити её понавязывал. Пускай распутывает, и поскорее.

— Хорошо, пускай я сама пришла. И вот чего… — Девушка мялась, не понимая, почему медлит и куда все слова подевались.

Сын Тархи продолжал задевать свои струны, точно это занятие было для него намного важнее речей Маритхи. Теперь появились звуки, и они становились все громче, протяжнее, дрожали так долго над пустошью, что девушка невольно заслушалась. Все они были разные, у каждого своя жизнь, как будто их исторгали не из мёртвого муштара, а из самого сердца человеческого. Из настоящего, живого, а не из того, что принадлежало хозяину этих струн.

— Я вот что сказать хотела… — Маритха сделала над собой усилие и, запинаясь, понемногу выложила: — Ты… больше не ходи за мной… Напрасно это. Не будет у нас договора, точно тебе говорю! Никаких дверей отворять для тебя не стану.

Он только глаза прикрыл.

— Не мешай, — сказал. — Молчи.

Девушка нерешительно переминалась с ноги на ногу. Все главное она уже сказала… А он что в ответ? «Не мешай»? Маритха не ждала, что будет так просто. Может, он на самом деле её не звал?

Так что же, идти обратно? Девушка оглянулась на камень, что недавно обошла. А после куда? Не очень-то дорога помнится. Запросто можно заблудиться. Надо бы его спросить, чтобы указал. А он молчать велел. Что же делать?

Подождать надо, решила Маритха, пока Тёмный говорить не захочет. Он же её не прогонял, просто велел быть потише. Ночь длинная, а терпенья у неё хоть отбавляй, придумывала девушка, в тот же час внимая чарующей дрожи струн. Никогда не знала, что можно извлечь такое из простого муштара. Как его мощь нельзя равнять с мощью простого человека, так и силу этих звуков нельзя равнять с тем, что она слышала прежде.

«Он мог бы стать Великим песенником», — так говорил Раванга. Что там ещё… А, он ещё сказал, что, на беду, Ведатель посильнее песенника оказался. Как жалко!

— Не жалей понапрасну, — расслабленно, почти нараспев, отозвался Тёмный. Глаз он так и не открыл. — Просто слушай. Если хочешь. Или иди.

— Я немножко послушаю, хорошо? — пролепетала Маритха, опускаясь на землю.

Главное она уже сказала, и он не уронил ни слова против. Кажется, он ничуть не рассердился… Тангар спит мёртвым сном, а ей до утра не заснуть и ворочаться без конца. И дорогу бы надо разузнать… Да и послушать интересно. Почему бы не послушать? А потом она уйдёт. Расспросит про обратный путь и вернётся. Успеется.

Маритха не могла уйти сейчас, необыкновенные звуки его муштара крепко держали её в своих когтях. Потому что пустошь раздвинулась невообразимо, до самого края мира. Потому что воздух потерял свою унылую стылость и стал таким звонким, податливым, мягким на ощупь! Потому что обычный страх в её сердце сменился сладкой дрожью, и в грудь хлынула незнакомая прежде лёгкость. Как будто не было и нет никаких забот. Как будто она, Маритха, может все. Почти как он. Как будто она обрела ту же мощь.

Оказывается, сила так легка… легче песчинки, что уносит ветер… и больше самой неистовой бури над пустошью. Она обвилась вокруг сердца Маритхи, свежая и прохладная, и успокоила страхи и волнения. Все внутри стихло, точно замолчало, остановилось. В этот миг слилось то, что было и что будет. Некуда было спешить, не о чем вспоминать, потому что прямо перед ней лежала вечность.

Несколько раз Маритха возвращалась краешком разума в пустошь, но поток опять накрывал её и нёс, менялся лишь привкус обретённой мощи. Это не покой, о котором она так мечтала, но в этой буре намного больше покоя, чем во всей её нескладной жизни.

Так хочется тут остаться… Пускай и не навсегда…

Почему, спросила у неё вечность. Почему не навсегда? У вечности его голос…

Не знаю… Тут легко… Тут спокойно… Тут все начинается и заканчивается… Тут чистый свет и слышно свою Нить…

Чего же тебе не хватает? Чего, Маритха? Спроси свою Нить… Спроси своё сердце…

Не знаю… Не слышно ответа. Мощь заполняет все. Она тычет и тычет. Несокрушимая. Мощь всегда побеждает… А её Нить хочет сиять и радоваться…

Вот чего не хватает! Радости! Сразу и не поняла… потому что никогда её не знала. Кому нужна вечность без радости? Это как… Нить без света! Сердце без любви!

Все вокруг вспыхнуло ослепительным белым светом, но Маритха отшатнулась, сжалась, убегая. Нужно иметь силу, огромную, нечеловеческую, чтобы войти в этот свет. Там ясность. Необычайная ясность, сокрушительная. Но там нет тепла. Нет любви. Нет радости.

Вечность распалась вместе с Маритхой, еле получилось соединиться вновь. Ей-то удалось собраться, но вечность уже не вернулась. Опять тяжестью легло на сердце прошлое, все до песчинки, до самого сегодняшнего дня, серым дымом закурилось впереди грядущее, притаилось невдалеке, ожидая девушку. Мир опустился на неё бременем, сдавил тисками, прежней лёгкости как и в помине не было. Не выскочить, не выползти, Маритха.

Теперь все вокруг сжалось, стало маленьким и тесным, почти как она сама. Жирным языком лизнула сердце пустота, унося взлелеянный покой. Она не болела, не страшила, не ранила… просто была. Куда ни повернись, Маритха, везде одно.

Звуки тяжело падали на сердце, словно молот в кузне. Безнадёжно. Не стонали, не ныли нетерпеливо, не хотели несбыточного. Не только ты не знаешь радости, Маритха, слышалось в проклятой песне. Никто её не знает. В этом мире нет радости, нет любви. Это тень, мираж, обман, пыль, что сдувает ветер. А под нею — камень. В этом мире нет радости. В другом, но не в этом. Так уж он устроен, женщина. Нам не дано его менять.

Прости, Маритха.

Только сейчас, с последним звуком, девушка почувствовала, что глаза и щеки её холодны и мокры. Вечность и сила отодвинулись на другой край мира, вместо неё в тело вернулась обычная жизнь, опостылевшая, без счастья, без тепла. Без мощи. В этом мире нет радости. Сколько ни ищи, сколько ни копи, ни собирай по крупицам, как золотой песок, настанет черед, когда чаша перестанет наполняться. Что ни делай, как ни крутись, тебе из неё не напиться, Маритха, всегда будет мало. Не счастье ты поймаешь, а только слабую тень. Так уж устроено. Смирись. Или не смиряйся. Но так устроено.

Эти звуки не врут, это не слова. Это песня его Нити, и песенник лишь вторит ей, потому что они нераздельны. Песня его Нити, имя которой Ясность… Он знает.

Так уж устроено… Кем устроено?

— Бессмертными, быть может. Им и менять, не нам, — отозвался песенник.

Маритха горько вздохнула. Внутри перекатывалась тоска. И жгучее воспоминание о лёгкости, о силе. О вечности. Зачем только она слушала эту песню?

— Что это за песня такая… — пробормотала девушка.

— Какая спелась, — хмыкнул он.

— Но ты же не пел… Только это… — подёргала она пальцами, будто перебирала струны.

— Неужели?

— Я ничего не слыхала.

— Неужели?

— Нет, я, конечно, много чего… но не ушами…

— А чем?

Маритха задумалась. И правда, а как это получилось?

— Не знаю… Кажется, что всем…

— Как поётся — так и слышится.

— Я целую вечность видела, — вздохнула девушка. — Или слышала… Это что, в твоей песне так поётся?

— В моей песне давно уже ничего не поётся.

Маритхе показалось, что Аркаис вовсю ухмыляется, хоть ночь мешала разглядеть его лицо.

— Почему ты все время надо мной смеёшься?

— Ты тут ни при чем, женщина. Раванга думает, что за насмешкою я прячу боль. — Он коротко и жёстко рассмеялся. — Боли нет уже давно — ты видела сама. Но ему так хочется в это верить! Что ж… пусть.

И замолчал.

— Зачем тогда смеёшься? — не выдержала Маритха.

— Когда ты примиришься с существующим порядком, перестанешь жаловаться и страдать из-за всяких пустяков… — остановился он, словно давая ей время сообразить, как не скоро это будет, — он начнёт развлекать тебя так же, как и меня.

— Кто — он?

— Порядок. Наш мир.

— Тебя развлекает?.. — Девушка запнулась от возмущения. — И только?

— Безмерно.

Некоторое время Маритха глотала воздух, пытаясь подобрать слова, и этого времени хватило, чтобы немного успокоиться.

— Чем больше знания, тем меньше мне жить хочется… в этом мире, — пробормотала она. — А ты говоришь, для тебя тут одно развлечение! Не понимаю!

— И не сможешь. Пока сама не изменишься. Подумай для начала: что тут ещё можно делать?

— Ты мог бы… с твоей силой мог бы… людям помогать, — с трудом пропищала Маритха самый конец.

— Как интересно! — на этот раз он и не подумал хохотать. — А кто тебе сказал, что я сижу сложа руки? Я помогаю. По мере сил. Даю то, чего им не хватает.

— Обманываешь! И забираешь потом их Нити! — язвительно подхватила девушка.

— Не больше, чем они сами, — возразил Аркаис с ледяным спокойствием. — Они знают закон. Знают, что надо платить. И все же бросаются на то, что даётся почти даром. Они хотят быть обманутыми: хоть на миг, но вкусить полной мерой из той чаши, что по закону не наполняется больше чем наполовину.

— Они хотят жить!

— Они не знают настоящей жизни. И знать не хотят.

— Да! Хорошо их понимаю! Ещё чуть-чуть твоего знания, и моя голова отвалится!

— Чего ты хочешь от меня? Великого раскаяния? Страдания по содеянному? — едко рассмеялся он. — Напрасно. Люди сами отдают свои Нити, и нет другой правды. Мне их не жаль.

Если бы он только мог их пожалеть…

— Ты заманиваешь их, и они отдают, — уговаривала она. — Они же не знают, что делают!

— Пусть так, — холодно согласился Сын Тархи. — Но секрет в том, что они и не узнают, пока не отдадут самое ценное! Оценить что-либо правильно можно, только его лишившись. Это величайший урок для них, но в короткий миг его не усвоишь. Их глупость нуждается во времени. Я только хранитель.

— Во времени нуждается? На долгие-то годы?

— Они так далеки от своих Нитей, что долгие годы уйдут, прежде чем они заметят пропажу. А вот когда заметят, и хорошенько… тогда не будет желания терять это впредь.

— Ты ещё благодетелем назовись! — волновалась Маритха, но как-то вяло, без огня.

В его словах была правда. Малая малость правды, но она была.

— От того, как я назовусь, не изменятся ни они, ни я сам. Только мои деяния способны изменить их трусливые ленивые сердца. В определённой мере.

— Выходит, ты делаешь доброе дело! — съязвила девушка.

В нем все было неправильно, но правда была. Опустошающая и сжигающая. И от этого хуже всего.

— Не доброе. И не злое. Необходимое.

— Кому это необходимое? Так людей корёжить… это же… — сквозь зубы процедила Маритха.

— Пойми, наконец: пока человека хорошенько не искорёжишь, — холодно отозвался Сын Тархи, — он ничего не сможет. Никем не станет, даже собой. Не захочет.

— Ну и пусть! Его это дело! Не всем так, как ты…

Девушка осеклась. Когда-то он тоже был таким, как они. Она уж и забыла! А вот Аркаис про то хорошенько помнит. И знает куда больше, чем Маритха.

— Не всем, — согласился он. И тут же спросил: — Неужели я так тебе ненавистен?

Она захлебнулась холодным воздухом. Долго не могла откашляться.

— Твоя Нить… — промямлила наконец. — Я не знала… что она такая…

— Какая?

— Совсем наоборот… Светлая такая… и лёгкая… и… — не найдя нужного слова, девушка замолкла.

— А ты думала, с неё капает кровь невинных жертв? — без тени своей обычной ухмылки в голосе осведомился Тёмный.

— Я знаю, как они страдают, — прошептала она.

— Я знаю намного больше.

— Тогда почему? Это плохо, плохо… — стукнула она кулаками в мёрзлую землю.

— Плохо… — повторил задумчиво Ведатель. — Плохо… — на этот раз он усмехнулся. — Что ж, если поглядеть с человеческой стороны… то я, пожалуй, соглашусь. А ещё плохо, — от задумчивости перешёл он к напору, — жить, не зная, что живёшь. Плохо, — издевательски выделял он каждый раз, — попусту тратить силу своего источника, не зная, что однажды она закончится. И тогда, только тогда — слышишь, Маритха! — нельзя будет уже ничего исправить! Счастлив тот, кто слышит зов своей Нити, остальные — мертвы. Но как им узнать об этом? Рассказывать паломникам сказки о вечном, как делает это Раванга? А смог он пробудить хотя бы одного? Пробудить по-настоящему?

— Я не знаю, — честно созналась Маритха. — Наверно, смог… Он помогает людям! К нему со всей Аданты идут со своими бедами!

— Мелкие подачки! И тоже не задаром. Тоже в обмен на самое ценное, что могут они предложить, сами того не зная — силу их Нитей. Не всю, конечно. Он берет понемногу, зато у каждого. Я же — у немногих.

Девушке показалось, что пустошь закачалась под ней. Мир закачался.

— Нитей… это как?

— Благодарность, Маритха. Благодарность, пока она горяча, пока не остыла. Восторги, восхищение, преклонение. Почти любовь, почти радость в самом сгущённом виде, какой только возможен в этом мире. Он питается этим так же, как глоты твоим страхом. Питается сам и питает Бессмертных. Вот Бессмертные и возвращают ему… малую часть. Её хватает, чтобы творить чудеса для несчастных. Но для пробуждения недостаточно.

Она ненавидела Тёмного за ту ухмылку, что угадывалась сквозь сумрак. Он топчется по её сердцу, оставляя кровавый след. Почему она не встанет и не уйдёт?

— Почему же, Маритха?

Ненавижу его!

— Врёшь ты про Великого! — хрипло выдавила девушка. — Он мне все рассказал. Он берет ненужное…

— Я бы тоже мог сказать, что использую ненужное, коль скоро хозяева сами отказались от своих сокровищ. Все, что отброшено — не нужно. Тут он не солгал…

— Ненужное — это плохое! — звенящим голосом перебила Маритха.

— Плохое, хорошее — это слова, — так же легко, словно говорил о чем-то забавном, продолжал Сын Тархи. — В жизни нет места ни тому, ни другому, зато слов всегда предостаточно.

Она постаралась успокоиться. Он нарочно её путает. Надо узнать всю правду про Великого, чего бы это ни стоило. Невозможно каждый раз сомнениями мучиться: а не ошиблась ли Маритха, выбирая сторону, к которой пристать!

— Он забрал мою слабость, я стала сильнее, чего ещё нужно?

— Ещё бы, ему стоило над тобой потрудиться. У него свои цели. Раванга куёт оружие против меня, и это ты, Маритха. Закаляет, как в кузне, а дальше… — тянул он все больше, — молотом по наковальне… молотом по наковальне…

Маритха вздрогнула всем телом. Да. Она все время чувствует, живёт так, как будто её молотом… Молотом по наковальне, очень похоже. Да что там похоже! Так и есть!

— Что правда, то правда, — продолжал Тёмный, — от этого он сам получил не много. Зато в ином… Я долго думал, почему именно ты, Маритха. У тебя лишь два отличия от других. Твоя Нить замутнена — ты и так это знаешь. И ещё одно: ты слишком много выбрасываешь наружу, нечеловечески много. Как будто твоя Нить намного сильнее, чем кажется. Как можно так Щедро растрачивать свой источник, и притом того не чувствовать?

О чем это он?

— Выбрасываю? Чего выбрасываю?

— То самое. Гнев, жалость, страх, восторг, радость. Благодарность, какая уж есть. Я понимаю Равангу, хочется прильнуть к такому источнику и не отпускать.

— Потому ты и злишь меня все время? Чтобы я этот… источник тратила, — опасливо выговорила она странное слово. — Неужто от моей злости или страха кому-то хорошо может быть?

— Если оставить как есть, то никому. Необязательно глотать все без разбора. Однако… — Он тронул струну, и щемящий сердце звук разнёсся по округе. — Знаешь, чем сильнее страдание, тем больше благодарность за избавление. Помни об этом впредь. Здешние Великие разборчивы, часто творят мелкое, а получают в ответ немало. Хватает, чтобы порой и что-нибудь значительное сотворить. Я же не трачу себя на мелочи. У меня свой источник, и ты знаешь, что это такое. Сыновья Тархи не нуждаются в мелких людских подачках, сами берут, сколько им необходимо, — усмехнулся он. — Так что я не стараюсь тебя разозлить. Мне нет в том пользы, никакой. Это ты злишься. По собственной воле. И будь я обычным человеком, не хотел бы оказаться на месте твоего врага!

Он рассмеялся. Беспечно, как умел в этом мире только он. Маритхе было не до смеха. Поздно говорить, дескать, хватит с неё новых знаний. Теперь уже поздно.

— Пока я никому ещё словом Нити не укоротила, — с сомнением проворчала она, не понимая, с какого конца хвататься за это новое знание.

— Пока одного слова недостаточно, — ухмыльнулся Тёмный. — К счастью для тебя. Ненависть не так заметна, потому что ты к ней давно привыкла. И злость тоже незаметна. Её всегда предостаточно, в тебе не так уж много доброты, Маритха! Хоть тебя и заботят не в меру чужие Нити… Страха гораздо больше, но точит он тебя, а не других.

— А ты… скажи честно… — Маритха спохватилась — как же, скажет он, да ещё честно! — Ладно, я все равно спрошу. Ты… можешь вот так… одним словом…

— Тогда и ты спрашивай честно. Аркаис, а приходилось ли тебе оборвать чью-то Нить… И так далее.

— Приходилось?.. — эхом откликнулась Маритха.

— Приходилось.

— И много… их было?

— Нет.

— А ты… правду говоришь? — все-таки решилась она спросить.

— Мне незачем тебя обманывать. Да и не хочется, — добавил он после короткого молчания.

Никакой насмешки, наоборот, глубокая задумчивость. Не хочет её обманывать! С какой это стати такая к ней благосклонность? Девушка тут же ощутила, как предательские мурашки завозились по спине и груди, поднялись до самого подбородка.

— Незачем… Небось раньше было зачем, — деланно проворчала она, сгорая от любопытства и необыкновенного предчувствия.

— Раньше я не знал, что Раванга встанет у меня на пути. Зачем тебе лишнее знание, зачем лишняя боль?

Звук опять возник над пустошью. Лёгкий, но печальный.

— Так ты, оказывается, обо мне пёкся, — теперь настал черед её едкости.

— Нет. Я всегда поступаю целесообразно. И имею такие дела с людьми, с коими заключаю договор, как они того заслуживают.

— И что, кроме обмана, я ничего не заслужила?

— Тогда — ничего.

— А сейчас?

Почему так замирает сердце? И мурашки так впились в шею, что она почти потеряла чувствительность. Почему Маритха так ждёт его ответа, что даже ногтями в ладонь вцепилась? Почему он молчит?

— Ты меня удивила, — наконец отозвался Аркаис. — От тебя потребовали больше, чем ты могла вынести. Так получилось. Уж очень близко от сильных этого мира пролегла твоя Нить. И уж очень велико наше с Равангой соперничество. Я его не хотел. И мне не хочется мучить тебя. Но ты уже живёшь совсем другой жизнью и не сможешь вернуться обратно. В этом правда.

Ей почудилось тепло в этом вечно насмешливом голосе? Или нет?

— А ты хоть немного… меня жалеешь? — прошептала Маритха, не в силах удержаться.

— Жалость — уродливое чувство, такое же, как и слово.

Что ж, ясно. Показалось. — Я сочувствую. Знаю, каким тяжёлым бывает знание. Особенно если плечи, что его несут, не подготовлены как следует. Потому оно и запретно. И я знаю, как это «чудесно» — пребывать между молотом и наковальней. Выживешь, если сможешь. Если не сойдёшь с ума…

Он замер, как окаменел. Даже пальцы застыли на струнах, перестали их перебирать беспрестанно. Словно вместе с ними остановилось время.

— Ты сейчас смотришь в прошлое? — робко нарушила тишину Маритха.

— Ты хорошо чувствуешь мою Нить, — сразу откликнулся Сын Тархи. — Не стоит смотреть в прошлое, ты права.

— Я совсем наоборот…

— Не стоит.

— Это то прошлое, где ты носил имя Саис? Которое известно Великому Раванге?

— Не стоит испытывать моё терпение, Маритха.

— Вы ведь были друзьями?

— Никогда.

— Врагами?

— Нет.

— Кем тогда?

— Никем. Просто знали друг друга. И довольно.

— Я думала, вы ненавидите друг друга, — продолжала гнуть своё Маритха, нисколько его не испугавшись, — а он сказал, ты такой же Великий, как и он… Только другой.

— Только другой, — рассмеялся Тёмный. — Это правда.

— Почему тогда между собой не договориться? Если такие великие? Чтобы мир спокойно жил! И я заодно…

— Нам не договориться, женщина! — вдруг поднялся он одним движением и стал намного выше ростом, чем ему положено. — Нам не договориться, потому что у каждого своя сила, своё знание, своя правда.

— Великий Раванга сказал, что у вас просто разные… Ну… он ведь все о людях заботится, а ты… наоборот, о себе только.

— О людях! — поднял он кисти вверх. — О людях! — сказал куда-то в небо.

Маритха не разобрала, то ли насмешка, то ли явная угроза почудилась ей в этих словах. Она сжалась.

— Обо всех, это значит ни о ком, — продолжал он на свой обычный лад. — И в чем эта великая забота, ведь он питается твоей силой так же, как и остальные? Думаешь, он берет только худшее? Ошибаешься! Ты платишь, и немало. В чем ещё? Что решил тебя закалить для войны со мною, которой ты не хотела? Подобно тому, как его самого закаляли в Храме Амиджа́ра? Я бы отказался от такой заботы.

— Почему?

— Разве ты не старалась сама укоротить свою Нить? Всего несколько дней назад. В Амиджаре такое случается часто, там по-своему обучают Ведателей. Так и происходит, Маритха, так должно быть. И не раз. Но тебе не дадут оборвать свою Нить, даже если ты сойдёшь с ума. Из этого Храма выходят все Великие нашей славной Аданты, ясные, как кристалл. Но выходят оттуда редко. Гораздо реже, чем входят, — очень спокойно объяснял Аркаис, — хоть войти туда — великая честь, и она затмевает рассудок долгие годы.

Он снова сел, и на этот раз прямо перед Маритхой. В опасной близости от Сына Тархи опять повеяло той самой мощью, что подарила девушке его песня. Как будто лёгкий ветерок поднялся. Горло то и дело мягко перехватывало, словно что-то приятное и большое медленно бродило по её телу. Вверх-вниз.

Как она раньше могла его страшиться?

— Ты… тоже оттуда вышел? Ты ведь тоже? Ты же никогда не был Ведателем!

— Никогда. Ведатель остался там. И довольно.

— Что это значит? — жадно допытывалась Маритха, не обращая внимания на его запрет.

— Теперь уже ничего, — преспокойно отмёл он её любопытство в сторону.

Девушка глотала воздух, намереваясь что-нибудь ещё сказать, но слова не шли. Мысли улетели куда-то в сторону, и Маритха не смогла вспомнить, что за расспросы вертелись у неё на языке всего мгновение тому назад. Ясно было одно: хрупкая надежда убедить этих двоих договориться друг с другом рухнула, ещё не окрепнув. Если бы они вместе все порешили и сказали, наконец, Маритхе, что делать — открывать или нет эту проклятую дверь! Так нет же, не получится. Вот отчего так грустно.

Ей заново придётся выбирать, как будто не было долгих разговоров с Равангой, дороги в Латиштру, Тангара… Как будто ничего не было, потому что он ей сегодня сказал так много. Он хотел с ней говорить. Он ждал её. Он пел ей. Он открыл Маритхе свою Нить, и теперь ей кажется — нет, понятно, что глупость, — но все-таки кажется, что теперь ей дано слышать отголоски этой песни. Он сказал… Маритха его удивила, надо, же… Его! Сильного, страшного, холодного! Пожирателя Нитей! А его, должно быть, никто и никогда не удивляет… Никто не тронет его каменного сердца.

Ох, спохватилась девушка, густо краснея в темноте. Он же все слышит!

— Слышу, — сказал Сын Тархи. — И первый раз мне нечего тебе ответить.

Она заставила его смутиться! Сердце чуть не выскочило из груди. Спокойнее, Маритха, не про то ты думаешь. Ответь ему, как он того заслуживает. Тёмный долго не признавал за тобой ни ума, ни силы, и теперь настал твой черед его… удивлять.

— Ты сам сказал, что все в этом мире крадут друг у друга силу, — наконец с сомнением в собственных словах сказала девушка. — Так заведено. Потому и радости, верно, нет. Как только чаша наполняется, так сразу же кто-то утащит. Противный, с жадными длинными лапами. Раз такой порядок… Плохой порядок, что и говорить… Пускай бы Бессмертные сами так пожили, прежде чем кому-то законы такие придумывать! Но раз уж такой порядок, то исполнять надо тоже… как заведено. А ты по-своему. Сам лишнего не даёшь, а чужое отбираешь. Не по чуть-чуть у одного, другого… а целыми Нитями. Кого-то обходишь, а кого-то… не пожалел.

— Ты знаешь, какой вкус у жалости? Спроси у своей Нити.

— Они… — сглотнула Маритха. — Им плохо. Очень!

— Вот ты их и облагодетельствуй.

— Это как?

— Будь щедрой! Предложи мне что-нибудь взамен. Так, чтобы я не смог отказаться, — подзадоривал он.

Маритха покрылась липким потом, даже почувствовала, как рубашка прилипла к спине.

— Мою Нить ты не получишь!

— Одна Нить, пусть даже такая странная, за многие! — рассмеялся Сын Тархи. — Такой обмен мне невыгоден.

Девушка даже не заметила, как облегчённо вздохнула, и тут же съёжилась от его слов.

— Вот она, твоя щедрость, твоя доброта, — насмешливо продолжал он. — Других упрекать все горазды. Полночи мне вещаешь, как им больно, как тяжело! Но жертвовать ради них ничем не хочешь!

— Мне нечего отдать!

— Всегда есть что отдать.

Дверь! Он хочет дверь!

— Ты хочешь договор? Тот самый? Но я не могу! — прошептала Маритха. — Великий говорил… наш мир не выдержит, если дверь… Я ему верю.

Она заплакала.

— Да, — «сочувственно» подхватил Аркаис, — тогда остаётся лишь поплакать над своей немощью. Хороший исход для тебя после всего, что перенесено за последнее время. И не огорчайся напрасно — ты же хотела им помочь. Возвращайся к Тангару, наслаждайся своим счастьем. А за Дверь не беспокойся. Она и так будет открыта. Пусть не для меня, но я попытаюсь войти. Или я, или он — кто знает, как решат Бессмертные.

— Открыта? — У Маритхи даже слезы перестали катиться. — Ты нашёл другого? Кто-то ещё может открыть?

— Никто, кроме тебя.

— Но я не буду!

— А что ты собираешься делать?

— Я? — Её удивлению не было предела.

— А куда ты движешься, Маритха? Как ты думаешь? Где цель твоего пути? Где конец дороги?

— Я не знаю.

Только Великий знает. Однако пора его расспросить!

— Ты не знаешь! — ухмыльнулся Аркаис.

— Нечего притворяться, — отрезала девушка. — Если ты вправду так силен и если за мной все время приглядывал, то сам знаешь: мне неведомо, куда меня тащат! Да, — вспомнила она, — и убери этот свой проклятый узел с моей Нити. Мне больше не нужно. Я решила!

— Зато мне ведомо, — насмешливо протянул Сын Тархи.

Повисла тишина. Она все тянулась и тянулась.

— Куда? — спросила Маритха.

— Наконец-то! — Он пошевелился, оторвал руки от струн. — Для тебя есть только одна цель в запретных землях. Это Дверь.

Опять воцарилось молчание.

— Я не понимаю… — растерянно протянула девушка. — Её же нельзя…

— Это мне нельзя, ибо так решил Раванга. Несомненно, он знает более достойных, способных туда войти.

— Но мир… ведь он сам говорил…

— Вряд ли обвалится небесный свод, вряд ли погаснет солнце, — насмешливо ответил Тёмный. — Наш мир всего лишь немного изменится. А уж к лучшему или к худшему… ведают одни Бессмертные. Мне не известно, и Раванге точно так же. Знаю одно: не всем это придётся по вкусу.

— Не по вкусу, это как? — подозрительно пробормотала девушка.

— Скажем… не все переживут изменения благополучно. Но этого в нашем мире и так полно. Зачем сохранять несохранимое? Стоит смениться Покровителю Великой Аданты, как тут и там летят головы, повинные и не очень. Однако Покровители продолжают меняться в Великой Башне, иначе Аданты давно бы не стало. Мир никогда не стоял на месте, так что ничего плохого в том нет…

— Есть! — перебила Маритха. — Все менялось своим чередом! Своим порядком. А тут, видно, и сам порядок может рухнуть. Иначе Великий Раванга не стал бы меня отговаривать!

— Сам порядок! Ну и что? Разве тебе он нравится? Ещё недавно ты злилась, что за порядок такой нехороший заведён, — хмыкнул он. — Забыла?

Маритхе нечего было даже в ответ пискнуть.

— А Раванга… Он трясётся из-за этого порядка, как будто люди в нашем мире никогда и ни за что не платят жизнями. Вообразил, что за всех в ответе! Как будто знает, что им нужно!

— А кто знает? Ты?

— Да никто не знает! Раванге не мешает вспомнить, кто он такой. А я и так знаю, кто я. Я не спаситель, я сам спасаюсь. Потому и стремлюсь к Двери.

Маритха решилась. Сегодня странная ночь. Может, он и согласится.

— Аркаис… — почти прошептала девушка его имя и умолкла.

Он ждал, поглаживая струны.

— А может, — спохватилась Маритха, — тебя тоже нужно Великим называть? Я здешних нравов не знаю…

— От лишнего слова ещё никто не становился больше или меньше. Оставь свою лесть Тангару. Я слушаю.

«Я слушаю»! Наверняка он уже подслушал, чего ей так хочется.

— Ты, наверно, знаешь… и если уж сегодня ночь такая… правдивая… то расскажи…

Мне нужно знать, что это за дверь таинственная! Что за сокровище, что не имеет цены! «Цена ему — вечность». Так сказал Великий. Она хорошо помнит.

— Для чего? — коротко бросил Тёмный.

— Как это?.. — удивилась Маритха.

— Я спрашиваю для чего, если ты пришла сказать, что открывать эту Дверь не собираешься. Ради чего мне выкладывать тебе свои тайны, если договора между нами нет и не будет? Спрашивай у Раванги!

Маритха лихорадочно искала ответ. Ей слишком отчётливо казалось: ещё немного, и он откроет ей правду. Только ей. Он хочет открыть эту тайну. Как она сглупила, сразу выпалив все те глупости, что принесла с собою! И правда, ради чего ему делиться с нею тайной, если она не с ним заодно и никогда не будет!

— Я… я глупость сделала… Тогда думала, что так хорошо будет. А сейчас… ночь уже на исходе… а будто не ночь, а целая вечность мимо прошла… Я не знаю… что делать…

Он слегка усмехнулся, словно почудилось.

— И чего же ты хочешь от меня на исходе ночи?

— Расскажи мне про Дверь!

— Я спрашиваю: чего ты хочешь от меня? Чтобы опять указал что делать, а самой сделать так, как скажет Раванга? А потом все сначала? Спрашивай Равангу!

— Ты же знаешь, что Великий ничего мне не откроет!

— И я не должен.

«Не должен»! Вот если бы он сказал «не хочу»!

— Ты говоришь, что меня ведут к этой Двери! — взмолилась она. — Если так, мне все равно придётся её открывать! Или не придётся?

— Придётся, — качнулся он вперёд всем телом, и новое дуновение ветра взбудоражило Маритху. Только не ветер это… потому что не холодный.

— Вот видишь! А с чего мне её открывать, если от неё один вред! Великий сам говорил! А теперь что выходит? — вдруг сообразила девушка. — Это что выходит? Тебе нельзя, а другому кому-то можно?

— Так и выходит, — как всегда спокойно подтвердил Аркаис.

— Я не понимаю…

— Подумай.

— Он мне не говорил!.. Он говорил, что избавит… — Она осеклась.

Спокойный, мягкий, ни с чем не сравнимый звук опять поплыл над пустошью. Сын Тархи тронул свои струны.

— От меня. Навсегда. Будь смелее, Маритха. Мне это нравится. Я ведь и так все вижу и слышу.

— Тогда зачем мне рот открывать! Слушал бы все сам!

— Чтобы ты услышала тоже. — Он коротко, легко рассмеялся.

Казалось, его веселит разговор, такой мучительный для Маритхи.

— Кого?

— Себя.

Девушка сжала зубы. Она к нему, как к человеку… а он как всегда.

— От меня избавиться невозможно. И очень просто. Дверь.

— Что, Дверь? — быстро отбросила она свою злость.

— Пока она не открыта, я буду стеречь свой Ключ. Буду следовать за ним. Если Дверь откроется хотя бы раз, Ключ навсегда потеряет свою ценность.

— У тебя есть ключ?

— Есть.

— Ну, а я тогда зачем? — совсем сбилась с толку Маритха.

— Нужен тот, кто им воспользуется.

— И это… я?

— Ты.

Маритха начала понимать.

— Без меня открыть нельзя. Так? — искала она подтверждения, но Аркаис не издал ни звука. — Великий Раванга говорил… я помню, он говорил… — лихорадочно вспоминала девушка. — Можно открыть только раз… Да?

— Совершенно точно.

— И как только я открою эту проклятую Дверь…

— …туда кое-кто войдёт.

Маритха не могла не почувствовать напряжения. Или голоса его, или Нити. Или чего-то ещё. Ему точно сейчас не до смеха.

— И это будет… кто? — осторожно спросила она.

— Тебе лучше знать. Ты открываешь Дверь.

— Но её же нельзя!.. Великий говорил… — в который раз начала Маритха.

— Если от бесконечного повторения твой ум прояснится, продолжай упражняться. Я подожду.

Значит, Дверь все-таки можно открывать? Или нельзя… но не всем, а только Тёмному? Или не так уж это и страшно? Для чего Раванга упорно тащит её сквозь запретные земли? И говорит, что сам с нею будет, когда время придёт? Какое время? Для чего? Может, змеёй проскользнула нехорошая мысль, Великий сам хочет вместо Аркаиса?.. Кто, как не он?

Девушка украдкой бросила взгляд на Сына Тархи. Обличья не разглядеть.

— Расскажи мне все! Расскажи, и я… Клянусь тебе Бессмертными! Я сама выберу, кому открывать, а кому не надо! Если уж придётся открывать… Ничьих речей не буду слушать, никаких сладких слов. Ни у кого совета не спрошу! И так никому не верила, а теперь ещё пуще начну остерегаться.

— Сама выберу, кому открывать… — повторил он медленно, словно взвешивая, притом без всякой насмешки. — Что ж, неплохо. И мысль о нашем договоре снова придёт тебе в голову?

— Она уже… Ты ведь все знаешь, даже раньше меня, — укоризненно покачала головой Маритха. — Расскажи!

Аркаис молчал, девушка тоже. Затаив дыхание, Маритха ждала. Если бы он решил сохранить свою, тайну, отповедь была б уже готова. Он раздумывал, колебался!

— Так что же, — наконец подал голос Сын Тархи, — новый договор?

— Какой это? — мимолётный испуг прошёлся по спине и унёсся прочь.

Он ничего ей не сделает. Не сегодня. «Будь смелее, Маритха. Мне это нравится». Надо быть смелее.

— Так какой? — уже увереннее спросила она.

— Тот, что ты сама мне предложила. Ничего иного. Если я расскажу тебе правду о Двери, ты сама выберешь, кому открывать. Так ты говорила? Сама. Будешь судить по своему разумению, пусть даже это разумение кому-то покажется глупым и недостойным.

Маритха задумалась на какой-то миг. И только-то! Зато она, наконец, узнает…

— Я согла… — вдруг скривилась девушка, как от боли в зубах, будто кто-то ей рот запечатал.

— Даже так? Секрет Двери опасен, и прежде всего для тебя самой. Каждый может возжелать войти туда, если ты проговоришься. А иной глупец даже захочет заставить бедную маленькую Маритху.

— Да кто узнает-то? Мы же в запретных землях! Какие тут Ведатели?

— Ещё какие. И кое-кто кроме Ведателей. Для тебя нет хороших мест в этом мире, пока Дверь не открыта. Нет безопасных.

Почему его обличье скрыто ночною тенью, а пальцы, знакомые, тонкие, так хорошо видны на струнах? Он скрывается от Маритхи… Все скрываются. Ей очень нужна эта тайна. Нельзя больше брести по миру с закрытыми глазами.

— Мне нужно узнать! Как я могу открывать, если не знаю что? Не знаю зачем? Ты говорил без принужденья, «от сердца»… От какого сердца, если мне только и указывают со всех сторон: иди туда, делай то… или не делай! Аркаис! — голос предательски дрогнул. — Когда мы в пустоши повстречались, я ничего про тебя не знала. А теперь… вот не поверю, если скажешь, что не можешь сделать так, что ни один Ведатель эту тайну из меня не вытянет! Ни за что не поверю!

Неожиданно Сын Тархи тронул струну, и та чуть слышно всхлипнула над пустошью.

— Не можешь больше жить с закрытыми глазами? — повторил он её невысказанную мольбу. — Это заслуживает награды. Большого подарка. Значит, договор?

— Договор! — нетерпеливо пробормотала она. Получилось не так решительно, как хотелось.

— Таких я ещё не заключал! Никогда. — Давно она не слыхала от Тёмного такого весёлого смеха. Да что там, вообще никогда не слыхала.

Он не станет прятать тайну от Маритхи, она знала это! От любого, но не от неё… Девушка обратилась в слух, опасаясь спугнуть удачу.

— Ты знаешь, кто такие Бессмертные, женщина?

— Конечно, — пожала она плечами, не понимая, куда он клонит.

— И кто же?

— Ну… — Маритха задумалась, не ожидала такого поворота. — На то они и Бессмертные. Живём по их законам… Как они велят…

— На самом деле ты не знаешь ничего, — подал он голос по окончании её неловких попыток хоть что-нибудь припомнить. — Я, признаться, тоже не много. Важно одно — они бессмертны. Важно и другое — они существуют, они реальны, как этот мир. Важно ещё и третье — сами они не отсюда, они приходят из другого мира, своего. Зрят нас оттуда. Туда не попадёшь сквозь незримое, ибо незримое — всего лишь ещё один мир, близкий к нашему.

— Ничего себе близкий, — вставила Маритха. — Был бы близкий, было б видно. И законы б те же…

— Он другого качества, только и всего, — непонятно объяснил Тёмный, и девушка нахмурила лоб, пытаясь сообразить, что это значит. — Но поверь мне, он гораздо ближе к нашему, чем мир Бессмертных. Любой Ведатель может или видеть, или слышать присутствие незримого, а если уж он слишком слаб, то хотя бы чувствовать. Незримое рядом. А мир Бессмертных… туда ты не войдёшь просто так, как в незримое. Он далёк… хотя он тоже рядом…

— Это для тебя в незримое просто… а для меня — так и не очень. Да и для тебя, — вдруг вспомнила девушка и не удержалась, чтобы не кольнуть: — Великий говорил, он может что-то там в незримом делать, а ты нет.

— Каждому — своё.

Вот и Великий так сказал.

— Каждому — своё, — услышала она другой, далёкий-далёкий голос. — Одному суждено взрастить в себе великую волю, а другому — всего лишь песню. Я могу войти в незримое телом, — внезапно добавил он совсем другим тоном, — но для этого нужно отдать слишком много. Оно того не стоит. А вот мир Бессмертных — другое дело. Запретные земли потому и запретные, Маритха, что здесь все три мира подходят очень близко друг к другу. Но даже отсюда до Бессмертных рукой не дотянешься, не будь на то их согласия.

— Дверь, которую нужно открыть, это ворота? — отважилась вставить Маритха, а то так много слов, а понятнее не стало.

— Что-то вроде. Она заперта. В ней нет замка, но она заперта. Нужно суметь открыть. А после суметь пройти. Первое зависит от воли Бессмертных и твоего сердца, Маритха. Ты Ключ, другого нет.

— Я? Ключ? — безмерно удивилась сама Маритха. — Да я же… А как её открывать? Я не умею… Я даже… — развела она руками.

— «Ключ повернётся по Слову Открывающего. Не торопись, человек, и Оно придёт, не может не прийти, как только Ключ найдёт свою Дверь. Не торопись, у тебя всего одно Слово. Спроси сердце — оно укажет, если пожелает открыть эту Дверь для человека. Дверь нельзя обмануть, только себя», — нараспев говорил он, словно читая знакомые слова.

— Это что?

— Это Слова. Их мало кто может прочесть. Настоящий Ключ — твоё сердце. Твоё Слово. Одно-единственное.

— Так от меня только-то и надо, что слово сказать? А какое?

— Этого тебе никто не скажет. Ты знаешь сама. Увидишь Дверь и поймёшь.

— А если нет?

— Нельзя исключать. Тогда все останется как было. Быть может, годы спустя мне повезёт найти другой Ключ.

— А если не повезёт?

— Тогда все останется как было.

Внезапно онемев, Маритха тупо следила, как он перебирает струны. Так, значит…

— Да, я искал всего лишь Ключ, — спокойно подтвердил Сын Тархи. — Потому мы и встретились в пустоши.

Так это он подстроил… И тарпа этого, и старика — это все он?

— Здесь нет моей вины, я не чинил тебе препятствий. — И девушка ощутила, как целая скала рухнула с плеч. — Я почувствовал Ключ позже. Когда ты стояла рядом с мёртвым зверем и не могла поверить в то, что осталась одна посреди пустоши. А потом зарыдала.

— Так я тебя случайно встретила? — покачала она головой, не веря. — Я ведь просила Бессмертных… Может, они и без моих просьб постарались?

— Не случайно, — уронил Сын Тархи. — Я потратил жизнь на поиски Ключа. Я провёл очень много времени рядом с Дверью и чувствую её, как никто. Её невозможно спутать ни с какой другой даже издалека. А Ключ стремится к своей Двери, иначе какой в нем смысл? Я, — отчётливо выделил он, — хочу открыть эту Дверь. Потому нас и притянуло ветрами пустоши. Потому я уловил знакомые колебания в песне твоей Нити. Дверь должна быть открыта, так поётся в песне.

— В чьей? — горько бросила Маритха.

— И в твоей тоже, — будто не заметил он её горечи. Впрочем, он уже давно не смеялся над ней. — И в моей. Наверняка и в Великой Песне, иначе какой во всем этом смысл. — Он как будто не утверждал, а спрашивал. — Я даю тебе возможность решить самой.

Горечи внутри ещё прибавилось.

— Это только кажется, — прошептала Маритха. — Никто мне ничего не даст… самой! Кто мне позволит? Все за меня говорят…

Теперь она усмехнулась, и от того стало совсем скверно.

— А ты не жди, — небрежно посоветовал Тёмный. — Чьих слов ты ждёшь? Чьего соизволения?

Маритха тряхнула головой, избавляясь от наваждения. Как правильны и резки порой его слова, а на самом-то деле! Как будто её кто послушает!

— Почему же не послушает?

— Да если я, — принялась она уже злиться, — хоть что-то поперёк тебя сделаю… или против Раванги… Вы тут же меня покараете! Как умеете! Я видела!

— Я всего лишь предлагал тебе подумать над моими словами и решить, есть ли в них смысл, — как всегда легко сминая её злобу, отозвался Аркаис. — Не более.

— Да что я против тебя! Или него! Каждый из вас наизнанку меня вывернет и не поморщится, если я что-то не так сделаю! Не по его! — выпалила девушка.

Пускай знает!

— Ну и что из этого?

— Как это? — растерялась она.

— Я спрашиваю: что из этого?

— Как же… — смешалась Маритха. — Я уж довольно повидала. Страшно.

— Ты говорила, что устала жить с закрытыми глазами, — проронил он. — Зачем их открывать, если тебе так страшно?

— Такого я тебе не говорила!

— Думала.

— Как не бояться, если от тебя даже малюсенькой мыслишки скрыть нельзя?

— Сейчас ты повторяешь мои слова, сказанные много, много, — сделал он краткую паузу, — много лет назад. Но если б я не избавился от этого страха, я никогда не стал бы тем, кем сейчас являюсь. Страх не позволяет открыть глаза.

Маритха подавленно молчала. Невозможно вообразить его таким же слабым, как она. Но мощь, наверно, не даётся от рождения…

— Почему ты сейчас надо мной не смеёшься? — вырвалось против воли.

— Сейчас не смешно.

— Почему? — спросила она в упор.

— Изменения, что ты успела переварить в столь краткий срок, достойны восхищения. К чему тут развлечение? Ты удивила меня, Маритха, и удивляешь все больше.

Достойны его восхищения! Даже голова закружилась. Если б это было правдой!

— Это правда. Я могу себе её позволить, — на этот раз Аркаис усмехнулся.

Поделом, яростно подумала она. Раз уж так…

— Тогда скажи, только правду, — заторопилась Маритха. — Ты ведь спас меня в пустоши… А если бы… если бы с меня никакой выгоды не было? Если бы не знал, что я тот самый Ключ? Стал бы спасать?

И прислушалась к пустоши, к его дыханию. Почему-то казалось, что уж такую ложь, если он вздумает её обводить, она разберёт. Хоть Маритха и не Ведатель какой-нибудь.

— Не стал бы. — Девушку как холодным ветром обдуло. — Я не подбираю подряд всех несчастных, что встречу на своём пути. Я вообще никого не подбираю, если не вижу в том смысла. Скажу тебе больше: Раванге это тоже не по силам: В этом мире слишком много несчастных, — услышала она тихий смешок.

— Значит…

— Что для тебя важнее: собственная жизнь или мои побуждения? — не дал он ей и слова сказать.

— И то и другое, — выдавила Маритха.

— И что же ты выберешь? — невинно подкинул Сын Тархи.

Девушка аж слюной подавилась от его бесстыдности. Пока кашляла, однако, поняла, про что он спрашивает.

— Жизнь, — прошептала едва слышно. — Значит, спасибо тебе… И за правду тоже. И потом ты меня от Такхура, значит, тоже…

Почему все и всегда кончается болью?

— Тебя утешит, если я скажу, что теперь не прошёл бы мимо, даже не видя пользы для себя?

Маритха ошеломлённо кивнула. Что изменилось теперь? Неужто?..

— Великая Песня мироздания потеряла бы без твоей струны. Как этот муштар.

Он нежно провёл по струне, так что у Маритхи аж дух занялся. Стало и лучше, и больнее в один и тот же час. Девушка вновь принялась отгонять непонятное наваждение.

— А зачем тебе мир Бессмертных? Думаешь, там лучше? — схватилась она за ниточку, силясь оставаться прежней.

— Он нужен мне.

Только и всего.

— А почему ту Дверь даже трогать нельзя? При чем тут наш мир-то? Что за напасть такая? — песком сыпались вопросы на его голову.

— Трогать можно. Даже открывать. Но безнаказанно входить в мир Бессмертных — нет. За все надо платить, таков порядок, и никому его не обойти.

— Пускай платит тот, кому так уж нужно на ту сторону!

— Некому платить. Если он не вернётся. А если вернётся, так и платить не за что.

— Не вернётся?.. — У Маритхи перехватило горло. Должно быть, от удивления. — Он умрёт?

— Напротив, он обретёт вечность!

Девушке показалось, что ей отвечает вся пустошь, даже камень под ней задрожал. Цена — это вечность… Та самая. Маритха видела вечность, в его песне. Она лёгкая, как песчинка, огромная, как мир.

— Это лишь малый осколок, — ворвался в её мысли голос Тёмного. — Жалкое подобие. Настоящая вечность не заканчивается вместе с песней. Это жизнь приходит к концу со смертью.

«…приходит к концу со смертью», — отдавалось в голове. Бессмертные не умирают, их жизнь не приходит к концу…

Маритху пробил озноб, хотя до сих пор холод не беспокоил её, даром что рядом один из Великих.

— Ты хочешь стать бессмертным? — наконец поняла она, и глаза округлились донельзя. — Или… одним из Бессмертных?

— Одно невозможно без другого.

— Стать Бессмертным? И смотреть на нас оттуда? Из своего мира? Законы нам придумывать?

Он усмехнулся. Едва слышно.

— Все уже придумано. Мне не нужно издеваться над здешними человеческими существами, их и так обделили удачей. Мне нужна лишь вечность.

— А они позволят?

— Посмотрим. Чтобы одолеть Ступени, необходима сила. Я ею обладаю.

— Ступени?

— Это Храм Ступеней. «Одолеть Ступени», такие слова есть над Дверью.

— А что будет с нами, если ты… уйдёшь к Бессмертным? Почему Великий так боится, если сами они будут… ну, не против, что ли?

— Спроси у него. И он тебе скажет: подумай, Маритха, как велика может быть плата за вечность! — Едкость так и лилась из него. — Мир не готов платить за чьё-то бессмертие, считает Раванга. И ещё многое сверх того. На самом же деле никто не знает истинной цены вечности. В этом вся прелесть. В этом игра.

— Прелесть? — Маритха чуть не подавилась словом. — Для тебя это игра?

— Игра. Для Бессмертных. К сожалению, я все ещё отношусь к этому на малую малость серьёзнее, чем полагается. — Она снова услышала тихий смешок. — Подумай, Маритха, это они оставили здесь Дверь, не я.

Это верно. Двери никто не будет ставить просто так. Тем более Бессмертные. Кто-то должен туда входить. Иначе зачем? И с чего им нашему миру так уж вредить? Своему, ручному, с глупыми законами и людьми, по ним живущими? Почему Раванга так боится этой злополучной Двери?

— Он боится не её, а недостойного.

Маритха хлопала глазами.

— Великий Ведатель, что осчастливит мир одним своим дыханием, мог бы попытаться. Я думаю, Раванга не стал бы противиться такому. Но не Аркаису. Я тот человек, что всю свою жизнь не просто пренебрегал — открыто издевался над тем, что составляет самую основу существования Раванги. А вдруг случится так, что я смогу подняться по Ступеням? От самого рождения он исполнял завещанное Бессмертными, ловил каждый знак, малейшее дуновение ветра их силы. И тут вдруг мне, презренному Сыну Тархи, удастся осуществить задуманное, и мало того — он сам станет тому свидетелем! Вот в чем его главный страх, Маритха! Чего тогда стоило его послушание, его отречение, его служение миру? Если можно заслужить благосклонность, не раздаривая себя понапрасну ленивым и холодным, неспособным даже понять, что такое жизнь! Потому сам Раванга боится совершить восхождение. Что будет, если он не сможет? Обретение Ключа от Храма Ступеней — наибольшая беда в его жизни.

— А зачем он тогда меня тащит к этой самой Двери? Что-то тут не то… — вовсю старалась разгадать загадки Маритха.

— Поверь, в глубине естества он жаждет бессмертия не меньше моего. Это неизбежно. С обретением силы отступают многие границы этого мира, лишь одно ограничивает нас по-прежнему, и даже сильнее, чем обычных людей, — время. Подумай хорошенько, женщина: ради того чтобы всего лишь избавить тебя от невольного бремени, не стоит приближать Ключ к Двери, вынуждая меня на ответные действия. Не стоит призывать к единоборству так близко от цели, которой я жажду. Не стоит рисковать тем самым миром, о коем он так печётся. Но он рискует.

— Ты не знаешь Равангу! Он не такой, как ты! Он думает про каждого!

— Меньше всего он думает о тебе. Обо мне, о себе, обо всем этом мире… Но не о тебе, Маритха! Ты должна сцепить зубы и примириться с уготованной судьбой. Так поётся в твоей песне.

Горькие слова. Сын Тархи давно уже не смеялся в голос, иногда только подпускал скупой смешок, и это непривычно. Это пугает.

— Тебе пора, Маритха. Возвращайся к своему хранителю. Мне стоил больших сил наш разговор вдалеке от Раванги. Он сейчас безмерно занят в Табале, но уже чувствует подвох. Тебе не нужно с ним встречаться, так скоро. И я не буду за тобой охотиться. Дай моим словам свободно течь, не ищи никому из нас оправдания. Ты обещала сама принять решение. Ты ведь помнишь? — Девушка кивнула. — Ты обещала и взяла свою плату вперёд. У тебя не хватит сил, чтобы заплатить за отказ от нашего маленького договора, — в его голосе снова промелькнул металл, но тут же сменился прежней вкрадчивостью. — Теперь тяжесть решения ляжет только на тебя, Маритха, даже если его примет кто-то другой. Не стоит отвечать за других, даже если они стократ мудрее. Дай прорасти внутри своей мудрости, ты к этому готова, — необычайно мягко для него вещал Аркаис.

Возвращаться к Тангару… Она же про него совсем забыла! Как она могла? Как будто не было ничего, кроме пустоши, муштара и песни. И лёгкого, насмешливого Сына Тархи. И вечности. И тонких пальцев, нежно перебиравших струны. Внезапно ей захотелось… Будь же благословен тот, кого не страшат ослепительный свет, бессмертие и беспощадная Ясность его Нити! Будь благословен! Навеки, сколько бы тебе ни отпустили Бессмертные… жизнь или целую вечность…

— Укажи мне дорогу, мне пора, — попросила Маритха, чтобы унять поднявшийся внутри трепет.

Посмотрела вверх. Малая Луна давно исчезла, Большая наполовину выбралась из-за края мира, являя всем своё бледное Лицо. Это во время Холодов она яркая. Скоро начнёт сереть. Им с Тангаром снова брести в Латиштру. Весь долгий-предолгий день, а Маритха даже не отдохнула. Хотя силы не убыло, с удивлением заметила она. Наоборот, в теле осталась доля подаренной им лёгкости.

— Всю ночь тут просидела. А теперь весь день идти.

Тёмный молчал. Замер, словно уснул. Но он не спал.

— Ты слышишь меня?

Маритха отважилась легонько толкнуть его в плечо, и её пронизало сверху донизу. Даже искры мелькнули впереди. Однако он очнулся. Или сделал вид.

— Не переживай, всю ночь ты благополучно проспала бок о бок со своим хранителем.

— Ты снишься мне? — протянула девушка с непонятным разочарованием.

— Нет.

— Но я же сплю?

— Да.

— Так ты мне снишься?

— Нет.

— Я же не могу быть и там, и тут!

— Ещё как можешь. Вернее, я могу. И Раванга будет пребывать в заблуждении, что этой ночью тебе снились тяжёлые сны, не более.

Не тяжёлые. Почему ей не тяжело после этой ночи? Почему не давит сердце? Даже наоборот.

И там, и тут. Сразу в двух местах. Надо же! Как Маритха сразу не заметила, что скалы закончились на диво быстро и она выскочила на самую что ни на есть ровную пустошь! Это сон? Обидно, если так… Девушка пощупала камень под собой. Он был каменный, шершавый и холодный. Если это сон, то ужасающе настоящий. Ослепительный.

— Тогда прощай. Спасибо тебе за песню.

— И я тебе благодарен. Я никогда никому прежде не пел, — ровно проговорил Сын Тархи, прежде чем все затянуло тенью.

Маритха очнулась внезапно. Казалось, что она и не закрывала глаз. Тангар продолжал обнимать её, и девушка вновь почувствовала тяжесть тела. Не только его, а и своего. Его тепло. Он согревал её, как мог. Пускай Аркаис поёт, что счастья нет на этом свете. Вот же оно! Вот она, радость! Сын Тархи в который раз обманул её. Не стоит слушать Великих, что им до нас, мелочи, в своих больших делах. Бессмертие! Даже думать жутко… А она-то всю жизнь соображала, как бы заполучить мужчину подостойнее. Ей и этого хватит, вот, только доберёмся до проклятой Двери, а там хоть друг друга убейте.

Тангар заворочался, просыпаясь. Девушка к нему прильнула, но тот неуклюже отстранился. С неохотой.

— Дорога большая, не выдюжишь, — виновато пробормотал хранитель.

— Я все понимаю, — нежно прошептала она в ответ.

Это Маритхе виниться надо. Всю ночь где-то разгуливала, чужие песни слушала.

Скоро они тронулись в путь, таща свои скудные пожитки.

А в середине дня, когда Маритха начала выбиваться из сил, на дороге им попался тарп.