Суданские хроники

Во имя Аллаха Всемилостивого, Всемилосердного! И да благословит Аллах господина нашего Мухаммеда, пророка своего, его род и его сподвижников и да приветствует!

Слава Аллаху, которому единому принадлежат власть, вечность, могущество и хвала; объемлющему знанием своим все вещи. Он знает то, что было, и то, что есть, и каково было бы то, что могло бы быть. От него не скроется даже вес атома ни на земле, ни в небесах. Он дает власть, кому пожелает, и отбирает власть, от кого пожелает. Слава ему, всемогущему, великому и победоносному повелителю, который подчинил своих рабов смерти и тлению! Он — первый, нет у него начала, и он — последний, у него не будет конца.

Да будут молитва и привет над господином первых и последних, Мухаммедом, печатью посланников и пророков[365], над его родом и его сподвижниками — честными и чистыми, людьми искренними и усердными! Да благословит Аллах и да приветствует Его и их всех молитвой и приветом, непрестанными и бесконечными!

Мы знаем, что наши далекие предки чаще всего развлекались в своих собраниях рассказом о сподвижниках пророка и праведниках, да будет доволен ими Аллах и да помилует Он их, затем — рассказом о старейшинах своей страны и ее царях, об их образе жизни, их рассказах, их подвигах и битвах и об их кончине. И это было наиболее приятным, что видели предки, и самым желанным, о чем они беседовали, пока не кончалось и не проходило их поколение, — да будет над ними милость Аллаха Всевышнего!

Что же касается поколения /2/ последующего, то среди них не было ни того, кто бы обладал интересом к этому, ни того, кто бы подражал пути минувших предшественников, ни того, кто обладал бы возвышенным стремлением ко всем великим земли; а если и встречались такие, то число этих людей было незначительным. И никого не осталось, кроме тех, кто обладал дурною склонностью к взаимной ненависти, к зависти, раздору и к занятиям ничего не значащими толками, к участию в людских пороках и ко лжи в отношении людей. А это относится к числу причин зла; прибегнем же к Аллаху.

Когда я увидел прекращение этой науки и уроков ее, исчезновение ее динаров и ее фельсов[366] и то, что она велика преимуществами и обильна жемчужинами из-за того, что есть в ней для познания мужем рассказов относительно его родины, его предков, их категорий, их времени и их кончины, то прибегнул я к помощи Аллаха, слава Ему, в деле описания того, что мне рассказали из историй о царях Судана [из] народа сонгай, сообщений и рассказов о них, их деяний и походов; и рассказов о Томбукту, сведениях о нем,, о тех, кто им правил из царей; рассказов о некоторых ученых и праведниках, которые жили в Томбукту, и о прочем — до конца ахмадитской хашимитской аббасидской династии[367] государя красного города Марракеша[368]. И я говорю: "Я обращаюсь к помощи Аллаха Всевышнего, его мне достаточно, и он благой руководитель!"

ГЛАВА 1

Рассказ о царях Сонгай. Первый, кто царствовал среди них из царей, — дья ал-Айаман; затем дья Закой; затем /3/ дья Такой; затем дья Какой; затем дья Агукой; затем дья Али Фай; затем дья Бай Камай; затем Дьябай; затем дья Карей; затем дья Айям Карасей; затем дья Айям Занка; затем дья Айям Занка Кибао; затем дья Конкодьей; затем дья Канкан[369]. Все эти четырнадцать царей умерли в пору язычесг-ва, и ни один из них не уверовал в Аллаха и в посланника его, да благословит его Аллах и да приветствует.

Тем из царей, кто обратился в ислам, был дья Косой, прозванный на их языке Муслим Дан (что значит: "Он принял ислам по своей воле, без отвращения"), да помилует его Аллах Всевышний. Это произошло в 400 году хиджры пророка [1009—1010], да благословит его Аллах и да приветствует. Затем были: дья Косой Дарей; дья Нгару Нга Дам; дья Бай Кай Кими; дья Нин Тафай; дья Бай Каина Камба; дья Каина Тьяньомбо; дья Тиб; дья Айям Даа; дья Фададьо; дья Али Кар; дья Бере Фолоко, да помилует его Аллах Всевышний; дья Йасабой; дья Дуро; дья Дьонго Бер; дья Биси Бер; дья Бада[370].

Затем идет первый сонни[371] — Али Колен, который разорвал узы власти людей Малли на выях народа сонгай; а в этом ему помог Аллах Всевышний. После него властью обладал его брат Слиман Нар, а они оба были сыновьями дья Иасабоя. Потом был сонни Ибрахим Кабай; потом сонни Усман Канафа; потом сонни Бари Кейна Кабе; затем сонни Муса; затем сонни Бакари Дьонго; затем сонни Бакари Дил-ла Бимби; затем сонни Мар Карей; затем сонни Мухаммед Дао; затем сонни Мухаммед Кукийя; затем сонни Мухаммед Фари; затем сонни Кар Бифо; затем сонни Мар Фей Кул Дьям; затем сонни Мар Хар Каин; затем сонни /4/ Мар Хар На Дано; затем сонни Сулейман Дам; затем сонни Али; затем сонни Бар (имя его — Бакар Дао). А затем, после него, аския ал-Хадж Мухаммед.

Что касается первого царя — дья ал-Айамана, то происхождение [имени] от выражения "он пришел из ал-Иемена". Говорят, что он вышел со своим братом, путешествуя по земле Аллаха Всевышнего, пока судьба не привела их обоих в город Кукийю, очень древний город на берегу реки в земле Сонгай, бывший еще во время фараона; так что говорят, будто фараон собрал из него волшебников при своем споре с Моисеем[372], да будет над ним мир!

Братья достигли Кукийи в наихудшем состоянии; они почти утратили человеческий облик из-за истощения, грязи и наготы; на их телах были лишь лохмотья шкур. Они остановились у жителей этого города, и последние спросили их обоих, откуда они вышли. Старший сказал: "Он пришел из ал-Иемена". И те впоследствии не говорили иначе, как "Дья ал-Айаман"[373] — а они изменили фразу из-за трудности ее произношения для их языка по причине его отягощенности варварством.

Дья ал-Айаман поселился вместе с ними. Он нашел их язычниками, поклоняющимися лишь идолам. Сатана представлялся им в образце большой рыбы[374], которая им являлась над водой в Реке в определенные промежутки времени; в носу же ее было кольцо. Люди собирались к рыбе, поклонялись ей. Рыба приказывала и запрещала им. Люди после этого рассеивались, следовали тому, что она приказывала, и избегали того, что рыба запрещала.

Дья ал-Айаман присутствовал при этом вместе с ними. Когда же он осознал, что люди эти находятся в очевидном заблуждении, то затаил в сердце своем намерение убить рыбу и выполнил это намерение, а Аллах ему в этом помог. Дья ал-Айаман в день появления рыбы бросил в нее копье и убил ее. Люди ему присягнули и поставили его царем.

Говорят, что он был мусульманином — на основании этого деяния, а отступничество-де произошло после него, среди его потомков[375]. Но мы не знаем, ни кто из них начал отступничество, ни времени выхода дья ал-Айамана из Йемена и его прибытия к этим людям, ни каково было его имя. Эта фраза стала его обозначением, а первая часть фразы — прозванием всех, кто после него правил из царей[376]. /5/ А они размножились и сделались столь многочисленны, что лишь Аллах, слава ему, знает их число. Они обладали силой, отвагой и доблестью, были крупного сложения и высокого роста. Это не скрыто от того, кто имеет познания в рассказах о них и об их обстоятельствах.

ГЛАВА 2

Что касается первого сонии — Али Колена, то о нем существует рассказ, будто жил он на службе у султана Малли, как и его брат Слиман Нар — оба они сыновья дья Йасабоя. Основа имени Слиман — Сулейман, но оно видоизменилось по причине варварства их языка.

Матери обоих были родными сестрами; что касается родительниц Али Колена, то ее имя Умма, имя же родительницы Слимана Нара — Фати. Последняя была первой женой отца их обоих; она многократно беременела, но не рожала, так что отчаялась родить и сказала своему мужу: "Женись на моей сестре Умме, быть может, ты получишь от нее потомство там, где не получил его от меня!", и он женился на той. А они были язычниками, ибо обе они не были целомудренными[377]. И властью Аллаха Всевышнего они обе забеременели в одну и ту же ночь и подобно этому родили в одну ночь двух младенцев мужского пола. Они обе положили младенцев на землю в темном доме, не обмывая до утра — таков у них обычай относительно рожденного ночью. Они начали с омовения Али Колена, из-за этого он стал старшим; затем был омыт Слиман Нар, а он был младшим /6/ поэтому. Когда оба мальчика достигли срока своего принятия на службу, обоих взял султан Малли для службы (так как они в то время подчинялись ему), по обычаю Малли, при сыновьях царей, находившихся в подчинении Малли. Обычай же этот до сего времени действует у всех государей Судана; среди них есть такие, что возвратились после службы в свои страны; но есть и такие, что остались в услужении, пока не умерли[378].

Братья находились там. Али Колен по временам удалялся на поиски выгоды по обычной [торговой] дороге, [возвращаясь затем]. Али Колен был рассудительным, разумным, понятливым и очень хитрым; он продолжал увеличивать свои отлучки, пока не оказался по соседству со страной сонгаев и не узнал все ее пути. Он затаил противоречие и [намерение] бежать в свою страну, хитрил, подготовлял для этого то, в чем нуждался из оружия и продовольствия, и прятал это в определенных местах на своем пути. Затем Али Колен оповестил своего брата и сообщил ему о своей тайне. Оба они кормили своих чистокровных коней соленым, здоровым и отличным кормом, так что не опасались их слабости и немощи.

Братья выступили и направились в сторону Сонгай. Когда же о них обоих узнал султан Малли, он отправил по их следу людей, чтобы они убили их обоих. Всякий раз, когда эти люди приближались к беглецам, они сражались; братья разбивали противников, стычки между ними повторялись. Посланные не смогли добиться захвата беглецов, и последние достигли своей страны[379].

Али Колен был государем над народом Сонгай и назывался "сонни". Он разорвал узы власти султана Малли на своем народе. После того как Али Колен умер, воцарился его брат Слиман Нар. Их царство никогда не выходило за пределы сонгаев и их владений, кроме как при величайшем тиране хариджите[380] сонни Али. Он же превзошел всех, кто прошел ранее него, в мощи и многочисленности войска; он руководил походами и покорял страны. Слава его достигла востока и запада; и о нем еще пойдет речь, если пожелает Аллах Всевышний. Сонни Али — последний их царь, кроме его сына — Абу Бакара Дао, правившего после его смерти[381]. Но вскоре у того отобрал власть аския ал-Хадж Мухаммед. /7/

ГЛАВА 3

Замечание. Султан Канкан Муса — первый из государей Малли, который правил сонгаями[382]. Он был благочестив и справедлив; среди султанов Малли не было подобного ему благочестием и справедливостью. Муса совершил паломничество в священный дом Аллаха. Путешествие его состоялось в начале восьмого столетия (а Аллах лучше знает) с большой силой, многочисленными свитой и воинами — из последних шестьдесят тысяч пеших. Перед ним, когда он ехал верхом, шли пятьсот рабов. В руке каждого из них была золотая палка, в каждой из палок — пятьсот мискалей золота. Султан шел по дороге на Валату, по плоскогорьям и по местности Туат. Там он оставил многих из своих спутников из-за болезни ноги, постигшей его в том путешествии и называемой на их языке "туат". Эти спутники султана отделились в сем месте и поселились в нем, а местность называется по названию той болезни[383].

Жители Востока написали историю этого путешествия Мусы и удивлялись могуществу султана в его государстве. Однако они не изобразили его щедрым и широким, ибо в священных городах он раздал в виде милостыни лишь двадцать тысяч золотых в сравнении с тем, что раздал аския ал-Хадж Мухаммед, а именно сто тысяч золотых.

Люди Сонгай вошли в подчинение ему после его отправления в хаджж. Султан возвратился через страну сонгаев и построил снаружи города Гао михраб и мечеть, в которой совершил праздничную молитву. Эта мечеть стоит там до сего времени. Таков был обычай султана, да помилует его Аллах, в любом месте, где его заставала пятница.

Муса направился к Тюмбукту и овладел городом. Он был первым из царей, кто правил Томбукту[384]. Он назначил в городе своего наместника и построил там султанский дворец, названный Мадого — т. е. на их языке /8/ "Дом власти". Место это известно (и сейчас, но оно превращено в бойню, принадлежащую мясникам.

Говорит Абу Абдаллах Мухаммед ибн Баттута, да помилует его Аллах Всевышний, в своей "Рихле"[385]. Когда султан Манса Муса (т. е. малли-кой Канкан Муса) совершал хаджж, он остановился в парке, принадлежавшем Сирадж ад-дину ибн ал-Кувайку, одному из крупнейших купцов Александрии, в Биркат ал-Хабаш, в пригороде Каира. Султан остановился в этом парке, испытывая нужду в деньгах. Он взял их взаймы у этого Сирадж ад-дина; у последнего взяли взаймы также и его эмиры. Сирадж ад-дин послал с ними своего уполномоченного, требуя уплаты денег. Тот остался в Малли, и Сирадж ад-дин (и с ним — один из его сыновей) отправился сам, чтобы потребовать уплаты своих денег. Когда он прибыл в Томбукту, ему оказал гостеприимство Абу Исхак ас-Сахили[386]. Волею судьбы смерть Сирадж ад-дина наступила в эту ночь. Люди говорили об этом и предполагали, что он был отравлен. Но его сын сказал им: "Ведь я ел вместе с ним самим эту пищу, и если бы в ней был яд, то он бы убил нас всех; но истек срок его жизни..." Сын достиг Малли, потребовал выплаты своих денег и уехал в египетские области. Ибн Баттута говорит о Томбукту: "В этом городе находится могила этого Абу Исхака, а он был знаменитым ритором, родом из Гранады, известным на родине по прозванию ат-Тувейджин. В Томбукту есть также могила упомянутого Сирадж ад-Дина". Речь Ибн Баттуты окончена.

Шейх Абу Абдаллах, автор "Рихлы", прибыл в Томбукту в 754 [1353] году, а Аллах лучше знает. Говорят, что султан Канкан Муса — это тот, кто построил верхнюю часть большой пятничной мечети, которая находится в Томбукту[387].

Затем во времена этой династии на Томбукту совершил набег царь моси с большим войском. Жители Малли испугались его, бежали и оставили город моси. Царь моси вошел в город, разрушил, поджег и опустошил его; он убил тех, кого убил, пожрал то, что было в Томбукту из богатств, и возвратился в свою землю.

Затем люди Малли вернулись в город и владели им /9/ сто лет. Ученейший факих Ахмед Баба, да помилует его Аллах Всевышний[388], говорит: "Томбукту был опустошен трижды: первый раз — рукой царя моси; второй раз — рукой сонни Али; третий раз — рукой паши Махмуда ибн Зергуна". Он говорит: "А третье разрушение слабее двух первых". И говорят, что кровопролитие при разрушении города сонни Али было большим, чем при разрушении Томбукту царем моси, В конце правления династии людей Малли в Томбукту туареги-магшарен начали совершать на них набеги, нанося этой области вред со всех сторон и во всех [ее] частях. Султаном туарегов был Акил аг-Малвал. Жители города испытывали неудобства из-за множества их зол и ущерба [от них], но не поднимались для битвы. Говорят: "Страна, которую не защищает ее султан, не дает ему права на владение ею". Правители отдали Томбукту и возвратились в Малли. И упомянутый Акил владел городом полных сорок лет.

ГЛАВА 4

Что касается Малли, то это большая, очень обширная область на крайнем западе, в сторону Окружающего моря[389]. Управлять этой стороной начал вакайамага. Столицей его была Гана, большой город в земле Багана[390]. Говорят, что их царство существовало ранее ниспослания пророка. Тогда правили двадцать два царя и после ниспослания — двадцать два царя; общее же число их царей — сорок четыре царя. По происхождению они были белыми[391], однако мы не знаем, к кому восходит их происхождение. Слугами их были уакоре. Когда же их династия угасла, за ней последовали в правлении люди Малли, а они по происхождению — черные.

Их владения стали весьма обширными; Малли правили до границы земли Дженне. /10/ А в этой земле находятся Кала, Бендугу[392] и Сибиридугу. В каждой из трех областей — двенадцать государей. Что касается государей Калы, то восемь из них все находятся на ее острове[393]. Первый из государей находится в пределах земли Дженне, по соседству с городом Дженне. Этот государь — уорон-кой; затем уандьо-кой; затем кама-кой; затем фадого-кой (с буквой "даль" без гладкой, а также, говорят, с буквой "ра"); затем кирко-кой; затем кау-кой; затем фарма-кой; затем дьюна-кой. Эти суть упомянутые восемь[394]. Что же до четверых, то они находятся за Рекой в северной стороне[395]. Первый из них — кукири-кой; он находится в пределах земли Дьяга[396], в западной стороне. Затем йара-кой; затем сана-кой; затем сама-кой. Последнего называют самбамба и фала-фаран; он их глава и тот, кто старший из них перед государем Малли, когда они собираются, а сама-кой советует царю Малли от их имени.

Что касается государей Бендугу, то все они находятся перед Рекой в южной стороне. Первый из них находится также в пределах земли Дженне по соседству с этим городом, и этот султан — као-кой. Затем каана-кой; затем сама-кой; затем тара-кой; затем даа-кой; затем ама-кой; затем тааба-кой. Пятерых же я забыл.

Что же касается государей Сибиридугу, то они находятся позади этих владений и прилегают к стороне Малли.

Государь Малли правил сонгаями, Томбукту, Дьягой, Мемой, Баганой и их владениями до соленого моря[397]. Жители этого государства обладали большой силой и великой отвагой, которые превосходили [все мыслимые] пределы и границы. Султан имел двух военачальников. Один из них двоих — правитель юга, называемый санфара-дьома; другой же был правителем севера, назывался он фарана-сура. В распоряжении каждого из них находилось столько-то и столько-то военачальников и войска.

В последние годы их династии несправедливости, высокомерие и притеснения причиняли несчастье. И Аллах Всевышний погубил их своей карой. Однажды после восхода солнца в резиденции правителя их явилось войско Аллаха Всевышнего в облике отроков человеческих. Они рубили людей Малли мечами, так что почти истребили их. /11/ Затем отроки исчезли в единое мгновение мощью Великого Всемогущего, и никто не знает ни откуда они пришли, ни куда ушли.

С того дня у людей Малли начались слабость и упадок силы — вплоть до правления повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда. Он, а после него его потомки, беспрестанно совершали походы на Малли, так что среди последних не осталось никого, кто бы поднял голову.

Люди Малли разделились на три части. Каждый [султан и оба наместника] на клочке земли со своим отрядом считал себя государем. Но им воспротивились военачальники, и каждый из них двоих сам стал на своей земле независимым.

В дни преобладания мощи державы Малли люди Малли стремились к тому, чтобы жители Дженне покорились им, но те не соглашались на это. Люди Малли стали совершать против них многочисленные походы; произошли жестокие, сильные битвы числом до девяноста девяти[398]. И каждый раз жители Дженне побеждали их. В рассказах же сообщается, что в дальнейшем число битв между ними это непременно достигнет ста и что и в этот раз победу одержат также жители Дженне.

ГЛАВА 5

Рассказ о Дженне и извлечение из сообщений о нем. Это великий, процветающий и благословенный город; он обширен, обладает благоденствием и милостью Божьей. Аллах сделал это [процветание] в земле Дженне естественным и изначально свойственным. Жители города отзывчивы, благожелательны и сострадательны. Однако они по своей природе очень завистливы к мирским благам. Всякий раз, когда увеличится выгода одного среди них, они объединяются в ненависти к нему, но не выказывают ему ее. И ненависть обнаруживается, только если с ним случится какое-либо из несчастий судьбы — да хранит нас Аллах! В тот момент каждый обнаруживает то, что у него есть из злых слов и поступков.

Дженне — крупный рынок мусульман. В нем встречаются хозяева соли из рудника Тегаззы и хозяева золота из рудника Бито[399]. Оба эти благословенных рудника /12/ не имеют себе подобных во всем этом мире. Люди находят большую выгоду в торговле в том городе; в нем сложились состояния, число которых сочтет лишь Аллах, слава ему.

Ради сего благословенного города в Томбукту приходят караваны со всех сторон света — с востока и запада, с юга и севера. Город расположен по отношению к Томбукту на юго-западе, позади двух рек[400], на острове реки, которая то прибывает, то отходит (а вода отдаляется от города). Время, когда она окружает город, — в августе, когда же удаляется от него — в феврале[401].

Начало застройки города находилось в месте, называемом Дьоборо. Затем жители перебрались из него в местность, где он находится ныне; первоначальное же место лежит поблизости от города, в южной стороне.

Дженне окружен стенами, а в них было одиннадцать ворот; потом трое ворот заложили, и осталось восемь. Когда ты находишься снаружи города и в отдалении от него, то сочтешь его всего лишь рощей из-за многочисленности в нем деревьев; но когда ты войдешь в город, то кажется, будто в нем нет ни единого дерева [из-за плотной застройки].

Город возник в языческом окружении в середине второго века хиджры пророка [24.VII.719—29.VII.816] — да будут над ним лучшая молитва и привет! Потом язычники приняли ислам около конца шестого века [22.V.III.1107 — 28.VIII.1204][402], Султан Конборо был первым, кто обратился, и его ислам принял его народ. Когда султан решился принять ислам, он приказал собрать всех ученых, которые находились в округе города; а их число достигло четырех тысяч двухсот человек. Султан обратился в ислам пред их лицом он повелел, чтобы они обратились к Аллаху Всевышнему с тремя просьбами для этого города. А именно: чтобы каждому, кто бежит в Дженне со своей родины из-за бедности и нищеты, Аллах заменил их достатком и богатством, так чтобы он забыл свою родину; чтобы помимо коренных его жителей в городе жило больше людей, чем этих жителей; и чтобы /13/ отобрал Аллах терпение у прибывающих в Дженне для торговли тем, что они имеют, дабы они быстро уезжали из города и продавали свои товары жителям его по низкой цене, а жители бы получали от этого прибыль.

После этих трех просьб прочли фатиху[403], и просьбы были услышаны; это существует по сие время очевидно и явно.

Когда султан принял ислам, он разрушил свою резиденцию и превратил ее в мечеть для Аллаха Всевышнего — а это соборная мечеть. Он построил другой дворец для размещения двора. Этот дворец стоит рядом с мечетью с восточной стороны.

Земля Дженне плодородна и возделана; она полна рынками во все дни недели. Говорят, что в этой земле имеется семь тысяч семьдесят семь селений, прилегающих одно к другому. Тебе достаточно для доказательства этой близости, что когда султану понадобится присутствие кого-либо, кто находится близ озера Дебо в своем селении, То посланец выходит к воротам в стене и зовет того, чьего присутствия султан желает. Люди же передают призыв от селения к селению, и он достигает того человека в течение часа, а он является. Этого довольно для показа заселенности.

Граница земли Дженне по широте пролегает от Кайяги, селения близ озера Дебо, к югу от него, до Йау, города по соседству с землей уорон-коя; а по долготе — от Тини, города на границе земли государя Кабары[404], до района позади гор Тунбула — [обиталища] весьма многочисленного племени из числа племен магов[405].

У султана Дженне есть двенадцать эмиров отрядов, расположенных на западе, в земле Сана. Эти эмиры заняты только надзором за походами против малли-коя и сражениями с войсками последнего, когда те приходят без разрешения султана. В их числе Йаусу, Сунасоро, Матиго, Караму и другие. Их глава — Сана-Фаран. Подобно этому у султана имеются также двенадцать эмиров отрядов, расположенных на востоке, позади реки, со стороны Тинит.

Когда умер султан Конборо, да помилует его Аллах Всевышний, тот, кто стал государем, — это тот, кто поставил башни /14/ соборной мечети. И наследник его — это тот, кто построил стены этой мечети. Что же касается султана Адама, то он принадлежал к достойнейшим из их государей.

С того времени ни один из царей не побеждал жителей этого города, кроме сомни Али. Он же тот, кто их покорил и стал ими править после того, как семь лет, семь месяцев и семь дней осаждая их в этом городе, согласно тому, что говорят его жители. Лагерь сомни Али был в Дьоборо, и сонни Али каждый день сражался с жителями Дженне, пока их не окружала река[406]. Он переходил со своим войском в местность, называемую Нибкат Сонни; она была так названа по причине его пребывания в ней. Осаждающие останавливались там и обрабатывали землю до того, как вода высыхала. Тогда они возвращались в Дьоборо для своей войны и пребывали в подобном состоянии упомянутое число лет.

Мне рассказал султан Абдаллах, сын султана Абу Бекра, что среди жителей Дженне наступил голод и их сила уменьшилась. Но вместе с тем они сражались упорно, так что сонни Али ничего не знал об их положении. Он боролся и уже решился было на, возвращение в Сонгай. Но один из начальников войска султана Дженне, говорят, дед Анса-Ман Сорья-Мухаммеда, послал к сонни Али, сообщил ему их секреты, удержал его от возвращения, пока тот не увидит, что их дело обратится к его пользе, и внушил ему терпение; сонни Али увеличил усилия [свои].

Затем султан испросил совет у своих вождей и начальников своего войска относительно сдачи сонни Али, и они согласились с ним в этом. Султан отправил к сонни Али посланца с этим делом. Сонни Али согласился и принял предложение. Затем султан вышел к нему с начальниками своего войска. Когда султан приблизился к сонни Али, то сошел [с коня] и пошел к нему /15/ пешком, а тот встретил его приветствием и почтением. И когда сонни Али увидел, что султан — юноша, молодой годами, то взял его за руку, посадил рядом с собой на свой ковер и сказал: "Все это время шло сражение с ребенком!" Но один из его слуг рассказал ему, что ро-дитель султана умер во время войны и оставил того преемником в правлении.

Это и есть причина того, что Государь Сонгай и султан-Дженне до сего времени сидят на одном ковре. Сонни Али попросил себе в жены мать султана и женился на ней. Султан Абдаллах рассказал мне, что эта женитьба — то, что на семь дней увеличило упомянутый срок.

Сонни Али отправил одну из своих чистокровных верховых лошадей для приезда его супруги к нему в лагерь. Когда же она прибыла ж нему, сонни Али возвратил лошадь султану Джение в виде подарка со всей сбруей; а эта сбруя до сего времени находится у жителей Дженне. Сонни Али же отправился обратно в Сонгай со своею женой.

Один из собратий рассказал мне, что он слышал, как друг Аллаха Всевышнего факих Мухаммед Урьян ар-Рас[407], да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благословениями Аллаха, говорил: "Сонни Али осаждал город Дженне четыре года. Это же было лишь потому, что четыре халифа — Абу Бекр, Омар, Осман и Али, да будет доволен Аллах ими всеми, — охраняли этот город; каждый из них был на одном из четырех углов города до одной ночи, в которую некий из начальников войска обидел бедняка жестокой несправедливостью. Тогда, они отступились от города, и в это утро сонни Али взял город, овладел им и делал в нем, что хотел". И сказал упомянутый старец, что господа сердец, следящие за светочем Аллаха, находились тогда в этой области[408]. А мне рассказал один из собратий, что обида, которую нанес этот воин, заключалась в том, что он выбрал себе жену одного слабого бедняка и, отняв ее у того силой, бесчестно овладел ею — прибегнем же к Аллаху! И поэтому Аллах покарал [их] всех и отнял у них их царство. Я же видел в сочинении некоего исследователя из числа /16/ ищущих знаний, будто сонни Али оставался в Дженне один год и один месяц; но неясно, было ли это в этот или в другой раз.

ГЛАВА 6

Аллах Всевышний даровал этому благословенному городу жителей из числа ученых и благочестивых людей, не принадлежащих к его уроженцам — людей из разных племен и разных стран[409].

К ним принадлежит Моримага-Конгой. Он был родом из Тай — селений между Биго и Кусир, отправился в Кабару для обучения. Затем, в середине девятого века [13.IX.1398— 20.IX.1495], а Аллах лучше знает, он направился в Дженне.

Моримага-Конгой был факихом, ученым, благочестивым и богобоязненным человеком и весьма прославился. К нему спешили ученики, дабы воспользоваться его преподаванием. Он выходил из своего дома в полночь, направляясь в соборную мечеть для распространения науки. Ученики усаживались вокруг него и приобретали знания до утренней молитвы. Потом они приходили обратно к нему после молитвы — и так до полудня; а в полдень он возвращался к себе домой. Затем, после полуденной молитвы, точно так же до вечерней молитвы.

Таково было обыкновение Моримага-Конгоя с его учениками до одного дня, когда он, стоя на утренней молитве вместе с имамом, услышал, как некий человек рядом с ним возглашает при поклоне: "О Аллах! Вот Моримага-Конгой стесняет нас в городе, избавь нас от него!" Когда же Моримага-Конгой помолился, то воскликнул: "О господи! Я не знаю, какое зло причинил людям, что они меня так проклинают!" — и в тот же день уехал из Дженне в Кона и там остановился. Известие о нем услышали жители Тъентьи и послали за ним лодку. Он выехал и жил в Тьентьи, пока не умер, да помилует его Аллах Всевышний и да принесет он нам пользу. Его могила там известна и посещается паломниками.

К ним принадлежит факих Фоди Мухаммед-Сако ал-Вангари; он был факихом, ученым, покорным, благочестивым и святым. Ал-Вангари жил в Дженне в конце девятого века /17 / Он выехал из своего города в земле Бито из-за усобиц, которые там возникли, и отправился в землю Дженне. В один прекрасный день, когда он шел, пока солнце не село перед ним в некоем месте, ал-Вангари задержался в этом месте для закатной молитвы, расстелил свой бурнус и стал на него, молясь. Когда же он окончил предписанное, то приступил к дополнительным молитвам. И вот сзади к нему подошел разбойник и легким движением потянул к себе бурнус из-под его ноги. Ал-Вангари убрал эту ногу с бурнуса. Тогда разбойник потянул бурнус под другой ногой, и ал-Вангари убрал и ее с бурнуса, но стоял твердо, не прекращая молитву. Разбойник испугался его, положил бурнус обратно, в то положение, из которого вытянул, и повинился перед ал-Вангари — а Аллах знает лучше, [как было дело].

В своем путешествии ал-Вангари прибыл в город Тура, а это — поселок между Дженне и Тьиной, за Рекою, и поселился в нем, а каждую пятницу ходил в Дженне для исполнения предписанного. Но никто не знал его. Затем один из сановников султана Дженне увидел во сне кого-то, сказавшего ему: "Вот этот человек, который к вам приходит из Туры для пятничной молитвы; тому городу, в котором поселятся он и его потомство, он — защита от мятежа. В городе же, где будет расположена его могила, того, кто станет стремиться испугать жителей города, она испугает больше, чем [сделает] он". Этот сон сановник видел три раза; на третий раз говоривший обрисовал ему это лицо.

Сановник подробно рассказал о [своем] сне государю, и тот приказал ему, чтобы он следил за тем человеком, пока не увидит его, и привел бы его к нему. Когда сановник увидел ал-Вангари и описание сошлось [с его внешностью], он привел последнего к государю и сказал ему: "Это то лицо, которое я видел". Султан предложил ал-Вангари поселиться вместе с ним в Дженне; затем султан начал с разрушения храма идола, которому жители поклонялись в язычестве, вместе с домами, которые находились в ограде этого храма. Поскольку эти дома /18/ оставались с того времени, как жители обратились в ислам, пустыми, он сделал их жилыми домами для ал-Вангари и одарил того ими, возвеличил его и почтил высшими почестями.

Невзирая на это, ал-Вангари не посещал жителей в их домах и не принимал их. Султан не раз просил его об этом, но не добился от него согласия. Но затем однажды к ал-Вангари пришел один человек из слуг государя с неотложной надобностью, прося, чтобы праведник пошел с ним к султану ради спасения его души: этому человеку угрожала-де смерть. Ал-Вангари сказал: "Не в моем обычае идти к нему", но человек ответил: "Моя душа — на твоей шее[410], она обвинит тебя за это утром пред Аллахом Всевышним, если ты со мною не пойдешь к султану". Когда праведник услышал от него эту речь, то осознал серьезность дела, преодолел отвращение и в тот же момент поспешно отправился с этим слугой к государю. Когда последнему сообщили, он удивился приходу ал-Вангари и разрешил ему войти. Тот рассказал государю о причине своего прибытия, и султан ответил: "Я прощу ему и его племени все грехи и преступления и все, что полагается с них из числа царских податей до скончания века; однако с условием, что ты поешь со мною за моей трапезой..." Ал-Вангари согласился. Когда еду поставили перед ними, шейх протянул руку к пище, но рука его сильно распухла еще до прикосновения к еде. Он сказал государю: "Ты видел, что со мной случилось!", встал и вышел, почитаемый и уважаемый. Султан, как и обещал ему, оставил в покое этого человека и его семью. Это — защита, со стороны Аллаха Всевышнего для его святых и праведников.

Когда ал-Вангари увидел святой Аллаха Всевышнего факих Сиди Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит при путешествии в Дженне, он очень удивлялся его положению и восхвалял его, когда вернулся в Томбукту. И поэтому повелитель верующих аския ал-Хадж Мухаммед после своего возвращения из хаджжа поручил ему судейскую должность в городе Дженне. Ал-Вангари был в городе первым судьей, который разделял людей по закону [ислама]. До этого же люди мирно улаживали разногласия только через хатиба. Это — обычай суданцев, но белые используют для судейства кадиев; обычай этот существует у них доныне[411].

Все, что рассказано о благодати ал-Вангари, видели люди и свидетельствовали при этом воочию. Молитвы же у его могилы исполняются полностью. Эта могила — пространство /19/ в ограде соборной мечети около михраба; ее окружает северная стена. Да помилует его и да будет им доволен Аллах Всевышний и да возвратит Он нам часть его благодати. Аминь!

Из числа его жителей — кадий ал-Аббас-Киби, житель Дженне, уакоре по происхождению. Был он ученым факихом, славен, (благороден, добр, щедр; у него было твердое превосходство в щедрости. Могила его находится внутри соборной: мечети, близ ее отдаленного конца с правой стороны. Да помилует его Аллах Всевышний!

Среди них был и кадий Махмуд ибн Абу Бакар Багайото, родитель двоих ученых, благородных и благочестивых [лиц]: факиха Мухаммеда Багайого и факиха Ахмеда Багайого. Он был житель Дженне, вангара по происхождению, ученый и славный факих. Он занял должность кадия после кончины кадия ал-Аббаса Киби в девятьсот пятьдесят девятом году [29.XII.1551 — 17.XII.1552] властью аскии Исхака, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, после возвращения Исхака из похода на Табу.

Из их числа — кадий Ахмед-Торфо, сын кадия Омара-Торфо, происхождением из Дженне и его житель. Он был хатибом, затем был поставлен имамом соборной мечети, потом — кадием и собрал [все] три звания. Впоследствии он ушел в хаджж, назначив своими заместителями: хатиб<а Мама — на должности хатиба, имама Йахью — на посту имама соборной мечети, а кадия Модибо-Букара Траоре — в должности кадия. Но он скончался там, да помилует его Аллах Всевышний, и они [трое] остались занимать эти посты. Что касается помянутого кадия Букара, то он происходил из Калы, из потомков ее государей. Он отказался от царской власти, служил науке и получил ее благодать.

Из них [также] и кадий Мухаммед-Бемба Кенати, вангара по происхождению. Он был ученым и прославленным факихом. На пост кадия он вступил после кончины кадия Букара Траоре; и был он последним кадием при династии суданцев[412]".

И эти [лица] — из числа прославленных ученых города Дженне. В этой книге мы затронули их только из-за их известности за их познания и дабы стяжать [себе] благодать упоминанием их. Что же касается упоминания кадиев по порядку, то первый из них — кадий Мухаммед-Фоде Сано; затем кадий Фоко; затем кадий Конадье; потом кадий /20/ Таятао; кадий Санкомо; кадий ал-Аббас-Киби; кадий Махмуд Багайого; кадий Омар-Торфо; кадий Талама-Калиси; кадий Ахмед-Торфо, сын кадия Омара-Торфо; затем кадий Модибо-Букар Траоре; наконец, кадий Мухаммед-Бемба Кенаги. И эти кадии — с начала династии повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда до конца ее. Рассказ же о кадиях, бывших после них в упомянутом городе, последует, буде того пожелает Аллах Всевышний, при сообщении об ахма-дитской, хашимитской, аббасидской, маулавийской[413] династии царя Марракеша, да помилует его Аллах Всевышний. А что до белых ученых, то в Дженне жили многие из жителей Томбукту[414]; упоминание некоторых из них последует, если того пожелает Аллах, при рассказе о кончинах при Упомянутой ахмадитской династии.

ГЛАВА 7

Рассказ о Томбукту и его основании. Он был основан туарегами-магшарен в конце пятого века хиджры [15.VIII.1010—21.VIII.1107]. Они жили в нем, пася [свои стада]; в летнее время они жили на берегу Реки, в поселении Амдаго, в дождливый же сезон откочевывали и достигали жилищ [своих] в Араване. И так попеременно. Араван был их границей на высоких землях. Потом они выбрали место этого городка — приятного, чистого, добродетельного, /21/ прославленного, благословенного, богатого пастбищами и оживленного, который есть место моего рождения и предмет желаний души моей. Его не пятнало поклонение идолам. На его земле всегда поклонялись только Всемилосердному. [Он] — обитель ученых и благочестивых и местопребывание святых и аскетов; место встречи судов и путешественников.

[Люди] сделали его складским местом для своих товаров и зерна, так что он стал путем для едущих при их отправлении и возвращении. Эти вещи хранила их невольница, прозванная Томбукту, а смысл того слова на их языке — "старуха". Она находилась в сем месте, и по ней было названо [это] благословенное место.

Затем люди стали жить в нем, и умножилась населенность по воле Аллаха и властью его. В него прибывали люди со всех сторон и мест, так что Томбукту сделался рынком для торговли. Большинство людей, прибывавших в него ради торговли, составляли жители Уагаду, потом жители всей той стороны. Ранее же торговля была в городе Виру[415], туда прибывали караваны со всех сторон горизонта; в нем жили лучшие ученые, благочестивцы и богачи из всех племен и всех стран — из числа жителей Египта, Ауджилы, Феззана, Гадамеса, Туата, Драа, Тафилельта, Феса, Суса, Бито и прочих. Потом мало-помалу все переместилось в Томбукту, пока не собралось в нем; и [это] увеличилось всеми племенами санхаджа с их подразделениями. И заселение Томбукту было запустением Биру. Культура шла в него лишь из Магриба, как в делах веры, так и в торговых делах. Вначале жилища людей в нем были загородками из колючек и травяными хижинами, потом они сменились с загородок на глинобитные хижины. Впоследствии от них обратились к сооружению [городских] стен, очень низких, где тот, кто стоял снаружи, видел то, что [делается] внутри. Затем построили соборную мечеть по потребностям кварталов, потом подобным же образом — мечеть Санкорей. И тот, кто /22/ стоял в его воротах тогда, видел того, кто входил в соборную мечеть — из-за освобожденности города от стен и строений. Благосостояние Томбукту утвердилось только в конце девятого века [13.IX.1398—20.IX.1495], а застройка была завершена в своей целостности и непрерывности лишь в середине десятого века [21.IX.1495—7.X.1597], во время аскии Дауда, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда.

Как сказано ранее, первыми, кто начал царствовать в нем, были люди Малли; их династия [правила] в городе сто лет, а дата ее — с тридцать седьмого года восьмого века [10.VIII.1336—29.VIII.1337]. Затем [были] туареги-магшарея; их держава длилась сорок лет, и начало ее — с тридцать седьмого года девятого века [18.VIII.1433—6.VIII.1434]. Потом — сонни Али; его время [было] с семьдесят третьего года девятого века [22.VII.1468—10.VII.1469], а продолжительность его царствования в Томбукту — двадцать четыре года. Наконец, повелитель верующих аския ал-Хадж Мухаммед. Его династия (вместе с потомством его) длилась сто один год; ее начала [было] четырнадцатого джумада-л-ухра восемьсот девяносто восьмого года [2.IV.1493], а конец ее — семнадцатого джумада-л-ухра девятьсот девяносто девятого года [12.IV.1591]. А затем — шериф-хашимит султан Мулай Ахмед аз-Захаби_ Его время — с падения державы людей Сонгай, а это было семнадцатого джумада-л-ухра девяносто девятого века. И на сегодня его правление в Томбукту длится шестьдесят пять лет[416].

Что касается Акиля, султана туарегов, то последние в дни его правления оставались в прежнем своем состояния степняков — в шатрах, следуя за пастбищами. А правление городом он доверил томбукту-кою Мухаммеду Надди. Это был санхаджа из племени Аджер, родом из Шингита (из него происходит все это племя, подобно тому как происхождение жителей Масины — из Тишита, а жителей Тафраста — из Биру, после того как они вышли из Магриба). Его мать была дочерью Сума-Усмана. А Мухаммед при династии людей Малли был из числа господ этого места, и со сменою династии сменился (только его] титул. Власть же была в его руках: [различные] запреты, взимание налогов, выплаты и прочие преимущества; он был [и] правителем города.

И построил Мухаммед Надди /23/ известную мечеть[417], и назначил в ней имамом своего друга и любимца, достойного святого, совершенного вождя Сиди Йахью ат-Таделси. И скончались они оба вместе в конце [времени] этой династии.

В конце своей жизни шейх Мухаммед Надди однажды ночью увидел во сне, будто Солнце закатилось, а луна скрылась сразу же после него. Он рассказал это Сиди Йахье, а тот ему сказал: "Если ты не испугаешься, я тебе объясню это!" Шейх ответил: "Не убоюсь!" Сейид сказал: "Я умру, и ты умрешь вскоре после меня!" Мухаммед тут опечалился, но сейид сказал: "Разве же ты не сказал, что не убоишься?" Тот ответил: "Это печаль — не из страха перед смертью, а только из сочувствия к моим малым детям..." Но Сиди Йахья сказал: "Доверь дело их Аллаху Всевышнему!"

И умер Сиди Йахъя, а через малое время умер и Мухаммед; да помилует их Аллах Всевышний! И был Мухаммед погребен в той мечети по соседству с сейидом.

Говорят, что в конце своей жизни Мухаммед Надди ослеп, но люди этого не поняли до вечера кончины сейида: когда толпа стала давиться возле погребальных носилок, он принялся бить людей бичом; когда же он был зрячим, то не бил тех людей. После его кончины султан Акил назначил на его место его старшего сына Аммара.

Впоследствии, в конце своего господства, туареги проявили несправедливость, многочисленные жестокости, великие притеснения. Они распространяли на земле разложение, силой выгоняли людей из их домов и насиловали их жен. И Акил запретил жителям выплачивать томбукту-кою обычные дары (а из всего, что поступало из дани, треть, по обычаю, принадлежала томбукту-кою; когда же [султан] приходил с кочевий и вступал в город, он из этих средств наделял [своих] людей, кормил их и делал все свои щедроты; а две трети он распределял между своими любимейшими слугами).

Однажды к султану поступило три тысячи мискалей золота, и он разделил их для своих людей на три части палкою, которая была в его руке (их обычай — чтобы они не касались золота руками). И сказал: "Это — доля ваших одежд, это — доля ваших бичей, а это — подарок вам!" Они ему сказали: "Это, по обычаю, для томбукту-коя..." Султан ответил: "Кто такой томбукту-кой?! Что он значит?! И в чем его преимущество?! Унесите это — оно ваше!"

Аммар разгневался, собрал свою хитрость для /24/ мести султану и тайком послал к сонни Али — чтобы тот пришел, а он-де ему передаст Томбукту и тот будет им править. Он описал ему слабость обстоятельств Акиля во всем — во власти его и в его теле — и послал сонни сандалию его, дабы тот знал его правдивость (а Акил был человек очень щуплый и маленький). И сонни ответил ему согласием.

И вот, когда однажды Акил и томбукту-кой сидели вдвоем на холме Амдаго, вдруг конница сонни Али оказалась стоящей на берегу Реки со стороны Гурмы. Акил сразу же решился бежать; бегство его вместе с факихами Санкорей было в [сторону] Биру. А что до [местностей] за Рекой, то власть туарегов туда никоим образом не распространялась. Томбукту-кой принялся отправлять суда, на которые бы те переправились. Потом сонни Али пришел на сторону хауса, и Аммар бежал в Биру, боясь наказания со стороны сонни Али за то неповиновение, какое он тому выказал ранее. И сказал он своему брату ал-Мухтару ибн Мухаммеду Надди: "Этот человек обязательно мне отомстит. Задержись же до утра, пойди к нему сам, как будто ты [собираешься] ему рассказать о том, и скажи ему: "Со вчерашнего дня мы не видели моего брата Аммара, и я думаю, что он только бежал!" Если ты будешь у него первым с той новостью, он, быть может, если того пожелает Аллах, сделает тебя томбукту-коем, и дом наш останется под прикрытием Аллаха. Если же ты не послужишь таким способом, он неизбежно убьет меня и тебя, разрушит наш дом и рассеет наше имущество..."

По власти Аллаха и волею его дело было так, как предполагал Аммар — а он был человек умный, проницательный, рассудительный. Потом сонни вошел в Томбукту и разрушил его, как будет о том рассказ впереди, если пожелает Аллах Всевышний, после рассказа об ученых и благочестивцах, живших в Томбукту, из благословения к ним. Да дарует нам Аллах благодать их в обоих мирах! /25/

ГЛАВА 8

Разъяснение о туарегах. Они суть месуфа, возводящие свою родословную к санхаджа, санхаджа же возводят свою генеалогию к химьяритам[418], как говорится в книге "Ал-Хулал ал-маушийя фи зикр ал-ахбар ал-марражушийя"[419]. Вот ее текст: "Эти ламтун возводят свое происхождение к лемтуна, а последние суть из числа потомков Лемта. А Лемт, Джуддал, Ламт и Местуф возводятся к санхаджа. И Лемт — предок лемтуна, Джуддал — предок годдала, Ламт — предок ламта, а Местуф — предок месуфа[420]. Они — кочевники в пустыне, передвигающиеся, не задерживаясь на месте; у них нет города, в котором бы они укрывались. Их переходы в пустыне [простираются] на два месяца пути между страной черных и страной ислама.

Они придерживаются мусульманской веры, последователи сунны и ведут священную войну против черных.

Санхаджа же возводят свою генеалогию к химьяритам, и родство между ними и берберами только по женской линии[421]. Они вышли из Йемена и переселились в Сахару, их родину в ал-Магрибе. Причина же этого та, что одному из царей-тубба[422], которому не было подобных среди тех царей его народа, кои ему предшествовали, и уровня которого не достиг ни один из них в его благородстве, величии его царствования, дальности его походов, поражении его врагов и победах его над арабами и неарабами, так что все народы забыты были из бывших до него, — этому царю один из ученых иудеев изложил сообщения о событиях и о книгах, снизошедших от Аллаха посланнику, /26/ да будет над ним мир, и что Аллах, велик он и славен, послал посланника, который есть печать пророков; и [что] он послал его ко всем народам. Царь уверовал в это и поверил тому, что тот принес. И сказал о том в стихах, продекламировав:

[и] в многочисленных [других] стихах, история которых известна.

И царь отправился в Йемен и призвал жителей своего царства к тому, во что уверовал. Но на это откликнулась лишь группа его родственников-химьяритов. Когда же он умер, неверующие одержали верх над людьми веры, и все, кто в нее уверовал вместе с тубба, были [либо] убиты, [либо] гонимы, разыскиваемы или рассеяны. И при этом они завесили лица покрывалами, как делали в то время их женщины, бежали и рассеялись по окраинам, как [рассеялось] могущество Сабы[423]. И было то, что упомянуто, [причиной] исхода предков носителей лисама[424] из Йемена. Они были первыми, кто завешивался лисамом.

Впоследствии они переходили из страны в страну и из местности в местность, с переменой дней и времен, пока не прибыли в ал-Магриб ал-Акса[425], страну берберов. Они осели в ней и сделали ее своей родиной. Лисам же сделался их одеждой, которою их почтил Аллах и спас их ею от их врага. Они его одобрили, сделались привержены к нему. И лисам стал одеждою их и их потомков, и они его не оставляют до сего времени.

Их языки оберберилисъ из-за их соседства с берберами, пребывания вместе с ними и породнения с ними через браки.

А эмир Абу Бекр ибн Омар ибн Ибрахим ибн Турикит ал-Лемтуни[426], который построил красный город Марракеш, он [также и] тот, кто прогнал их из ал-Магриба в пустыню, когда годдала совершили набег на лемтуна. И назначил он тогда своим наместником в ал-Магрибе Йусуфа ибн Та-шуфина[427], сына дяди своего".

Закончена сокращенная выдержка, из этой книги.

ГЛАВА 9 /27/

Рассказ о некоторых ученых и праведниках, которые жили в Томбукту раньше и позднее, да помилует их Аллах Всевышний, да будет он ими доволен и да даст он нам воспользоваться их благодатью, и о некоторых их достоинствах и деяниях.

Относительно этого достаточно того, что передавали надежные наставники со слов ученого, благородного и благочестивого святого шейха, обладателя чудес и удивительных деяний, кадия Мухаммеда ал-Кабари, да помилует его Аллах Всевышний. А он говорил: "Из праведников Санкорей я застал тех, кого в праведности не превосходил никто, кроме товарищей посланника Аллаха, — да благословит его Аллах и да приветствует и да будет Он ими всеми доволен".

Из их числа был факих ал-Хадж, дед кадия Абд ар-Рахмана ибн Абу Бекра ибн ал-Хаджа; он был назначен на должность кадия в Томбукту в последние годы державы людей Малли. И был он первым, кто велел людям читать половину хизба[428] из Корана для обучения в соборной мечети Санкорей после послеполуденной и вечерней молитв. Он и его брат, сейид факих Ибрахим, приехали из Биру; жил он в Бейте, и могила его там известна и посещаема.

Говорят, будто он был из числа чудотворцев. Передают со слов нашего благородного наставника аскета факиха ал-Амина ибн Ахмеда, который сказал, [что] в его-де время был поход султана моси на Бенгу и люди вышли сразиться с ним. И оказалось так, что в этот момент у кадия сидело [некое] общество. Кадий произнес то, что произнес над каким-то количеством проса и велел им есть. Они ели просо [все], кроме одного из них (а это был зять кадия, и он стеснялся по причине свойства). И сказал им Ал-Хадж: "Идите в битву, и не повредят вам их стрелы!" И оказались невредимы все, кроме человека, который не ел — а тот погиб в той битве. Обратился в бегство султан моси, а они преследовали его с его войском, и те не добились [ничего] от жителей Бенги благодаря благодати этого благословенного сейида.

От него произошел святой Аллаха Всевышнего /28/ факих Ибрахим, сын святого факиха кадия Омара, жившего в Йендибого; оба они были из числа праведных рабов Аллаха.

Аския ал-Хадж Мухаммед был тем, кто назначил Омара на должность кадия той области. У него был племянник[429], который временами посещал Томбукту. Кадий факих Махмуд принес жалобу аскии ал-Хадж Мухаммеду на то, что-де этот племянник коварно передает жителям Йендибого речи людей Томбукту. И когда аския остановился в Тила, к нему прибыл факих кадий Омар с группой жителей Йендибого для приветствия. И аския его спросил о сыне его сестры. Ему ответили: "Вот он, этот!" Аския сказал: "Ты — тот, кто переносит слова между факихом Махмудом и твоим дядей коварным образом?" Кадий Омар разгневался и ответил ему: "Коварный — это ты, который поставил кадия в Томбукту и кадия в Йендибого!" Он встал, разгневанный, и направился в сторону гавани, сказав своим спутникам: "Идем, переправимся через реку и уйдем восвояси!" Когда же он достиг реки, то пожелал войти в нее. Ему сказали: "Судна сейчас нет, подожди, пока оно подойдет". Он ответил: "А если бы его не было?!" Но они поняли, что он переправится через реку без лодки, удержали и усадили его, пока не пришло судно; и переправились они вместе с ним, да помилует их Аллах и да получим мы пользу от них! Да будет так!

Из их числа — факих Абу Абдаллах Анда-аг-Мухаммед ибн Мухаммед ибн Усман ибн Мухаммед ибн Нух, рудник знания, благородства и благочестия. От него произошли многие из шейхов науки и благочестия, как с отцовской стороны, так и со стороны матерей; а среди них и такие, кто с обеих сторон. Он был славным ученым, кадием мусульман. Говорит ученейший факих Ахмед Баба, да помилует его Аллах: "Он, насколько я знаю, первый, кто служил науке из моих предков. А был он дедом моего деда по матери его — отцом матери моего деда. Он занял пост кадия в Томбукту в середине девятого века. Я говорю — было то при династии туарегов. Затем — Омар, родитель моего деда, он был ученым и благочестивым факихом. Учился он у праведного факиха кадия Модибо Мухаммеда ал-Кабари". Закончилась речь факиха Ахмеда Баба в сокращении.

Из них был его сын, факих ал-Мухтар ан-Нахви[430], ученый в любой отрасли из отраслей науки. /29/ Он (и отец его) были современниками факиха, ученого, вершины [святости], святого Аллаха Всевышнего Сиди Йахъя ат-Таделси, да помилует их Аллах Всевышний и да будет Он ими доволен. Ал-Мухтар, да помилует его Аллах Всевышний, скончался в конце девятьсот двадцать второго года [5.II.1516—23.I.1517].

Был среди них также и его сын, факих Абд ар-Рахман, знаток "Ат-Тахзиба" ал-Барадии[431] богобоязненный и мягкий; он не оставил потомства, кроме единственной дочери. Из их числа был и его внук, Абу-л-Аббас Ахмед-Борьо ибн Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед — богобоязненный ученый, отрешившийся от этой жизни, смиренный пред Аллахом Всевышним. От него черпало знание великое множество шейхов науки из числа позднейших людей Санкорей, да помилует его Аллах Всевышний.

Был в их числе внук его, Абу Абдаллах Анда-аг-Мухаммед ибн ал-Факих ал-Мухтар ан-Нахви ибн Анда-аг-Мухаммед, имам мечети Санкорей, ее передал [ему] шейх ал-ислам, отец благословенный факих кадий Махмуд из-за преклонных лет своих и назначил его на эту должность. Абу Абдаллах был ученый богобоязненный, скромный, смиренный, полный доверия к Аллаху и прославленный знанием арабского языка, он восхвалял посланника Аллаха, да благословит того Аллах и да приветствует, а в рамадан в мечети Санкорей он, да помилует его Аллах Всевышний, пространно цитировал "Китаб аш-шифа" кадия Ийяда[432], да помилует того Аллах Всевышний.

Из числа их был Абу Абдаллах Мухаммед, сын имама Анда-аг-Мухаммеда, восхвалявший посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, и цитировавший "Китаб аш-шифа" кадия Ийяда в мечети Санкорей после смерти своего отца, пока не умер [сам], да помилует его Аллах Всевышний.

В их числе был факих ал-Мухтар ибн Мухаммед ибн ал-Факих ал-Мухтар ан-Нахви ибн Анда-аг-Мухаммед, восхвалявший посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, награждавший панегиристов в день рождения пророка, да благословит его Аллах и да приветствует; он радовался тому величайшей радостью и расточал в этом свое усердие до самой смерти — да помилует его Аллах Всевышний!

Среди них был и сын его — факих Мухаммед Сан ибн ал-Факих Мухтар, старейшина панегиристов. Он занимался этим наилучшим образом, со спокойствием и серьезностью, постоянно и непрерывно, до [своей] кончины, да помилует его Аллах Всевышний. Был он добр, благороден, богобоязнен, аскетичен, смирен, мужествен и надежен /30/ в обещаниях и обязательствах со времен детства до конца своей жизни — слава Аллаху за то! Он был из потомков факиха Анда-аг-Мухаммеда старшего и по отцовской и по материнской линии: его мать была дочерью факиха имама Анда-аг-Мухаммеда. Подобным же образом у факиха Мухаммеда-Корьянко и его брата, факиха кадия Сиди Ахмеда, мать их обоих была дочерью факиха имама Анда-аг-Мухаммеда: а отец их обоих — факих Анда-аг-Мухаммед, сын факиха Анда-аг-Мухаммеда ибн Ахмеда-Борьо ибн Ахмеда ибн ал-Факиха Анда-аг-Мухаммеда-старшего. У этого благословенного имама было пять благословенных дочерей; все они родили благословенных мужей: две — эти упомянутые, третья — мать шейха шейхов, имама мечети Санкорей факиха Мухаммеда ибн Мухаммеда-Кореи, четвертая — мать носителя книги Аллаха Всевышнего Мухаммеда ибн Йомдогорбина, а пятая — мать Ахмеда-Матини ибн Асикала, брата Такорей.

Из их числа — Абу-л-Аббас, факих Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед ибн Махмуд ибн ал-Факих Анда-аг-Мухаммед-старший — достойный, проницательный, знаток [разных] отраслей науки — фикха, грамматики, стихосложения и прочих; да помилует его Аллах Всевышний.

Был в числе их и Абу Мухаммед Абдаллах, сын факиха Ахмеда Борьо ибн Ахмеда, сына факиха Анда-аг-Мухаммеда-старшего. Он был из потомков последнего с отцовской и материнской стороны, потому что его мать [была] сестрой факиха Абу-л-Аббаса Ахмеда ибн Анда-аг-Мухаммеда, который в свое время был муфтием[433], грамматистом, лексикографом, — смиренного, известного в свое время знанием Корана и правил заверки документов[434], да помилует его Аллах Всевышний.

Среди них были трое его внуков, шейхи ислама., прославленные имамы: факих Абдаллах, факих ал-Хадж Ахмед и факих Махмуд, сыновья факиха Омара ибн Мухаммеда Акита. О них сказал ведающий [волею] Аллаха Всевышнего, вершина Сади Мухаммед ал-Бекри: "Ахмед — святой; Махмуд — святой; Абдаллах — святой, жаль только, что он находится в [дальнем] селении!" (а тот оставался в Тазахте, пока не скончался в нем). Абдаллах завещал, чтобы его не обмывал никто, кроме его ученика Ибрахима, деда Хабиба ибн Мухаммеда Баба. Тот пришел и обнаружил возле покойного зажженный светильник. И сказал он домочадцам того: "Где /31/ четки шейха?" Ему принесли их, он велел погасить светильник и положил на [это] место четки; и от них разлился свет, освещавший дом, пока Ибрахим не закончил обмывание. Что касается ал-Хадж Ахмеда, то он был из числа благочестивых рабов Аллаха и действующих ученых.

А что до Махмуда, то он совершал многие чудеса и благословения. Сколько [раз] был он призываем в глухие места происшествий[435] для облегчения несчастий и ударов судьбы; он являлся и преодолевал [то]. После того как был погребен его старший брат ал-Хадж Ахмед, да помилует его Аллах Всевышний и да облагодетельствует Он нас за него, и Махмуд возвращался в свой дом, он очень опечалился, до того, что люди его утешали, а он их не замечал. И когда находился он напротив дома Усмана Талиба, то глубоко вздохнул и воскликнул: "Теперь отделился брат мой Ахмед вместе с ангелами!" И поняли люди, что он видел ангелов воочию и потому опечалился. И это — великая разновидность чудес и знамений.

Передают со слов факиха ал-Мусалли (он был старшим из присутствовавших на приемах Махмуда; его имя было факих Анда-аг-Мухаммед ибн Маллук ибн Ахмед ибн ал-Хадж ад-Дулайми, из жителей завийи[436] в ал-Магрибе; его звали дедом факиха Махмуда со стороны матери, а ал-Мусалли он был прозван за обилие его молитв в мечети). Он сказал: "Решился я на сватовство к одной из его дочерей и написал свою просьбу, думая передать ее ему, когда, выйдут все присутствовавшие у него и останемся я и он. Но когда остался я с ним, он меня опередил в речи, сказав: "Птицы, которые соединяются со своим видом [птиц], это те, что собираются в полет". И понял я тогда, что он раскрыл то, что я замыслил, и оставил этот замысел". Ал-Мусалли, да помилует его Аллах, скончался в девятьсот девяносто пятом году [12.XII.1586—1.XII.1587], после того как пробыл два года в должности кадия.

Был в их числе Абу Хафс Омар ибн ал-Хадж Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит ан-Нахви, восхвалявший посланника Аллаха, да благословит того Аллах и да приветствует, утром и вечером; и цитировавший "Китаб аш-шифа" каждый день рамадана в мечети Санкорей; приверженный к своей родне, заботливый к своим ближним, осведомлявшийся об их здоровье и навещавший их в их болезнях. Лицо его было открыто для знатных и простонародья. Скончался он мучеником в городе Марракеше[437], да помилует его Аллах Всевышний и да будет им доволен, да сделает прохладной могилу его /32/ и поселит его просторно в горних рая!

Среди них был и его брат Абу Бекр, известный как Букар-Биро ибн ал-Хадж Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит — ученый аскет, благотворитель, поддерживавший сирот и учащихся. Он отправился из ал-Магриба в дни правления Омара со всей своей семьей и детьми своими, дабы приблизиться к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, — из любви к Аллаху и к посланнику его, да благословит того Аллах и да приветствует. И обитал он в благородной Медине со всей своей семьей, рядом с [могилой] избранника, да благословит того Аллах и да приветствует, пока не умер. Он задумал переезд своей семьи, когда был в хаджже первый раз, так что вышел со всей родней и покинул город. Но справедливый кадий ал-Акиб, зная, что он к ним не вернется, и, не желая расстаться с ним, задержал семью до второго хаджжа; после кончины ал-Акиба Букар вывез их всех и переехал в благородную Медину — пока не умерли они все.

Из числа его чудес то, что его брат, ученейший факих Ахмед ибн ал-Хадж Ахмед, просил отца благословений, святого Аллаха Всевышнего, вершину [благочестия] Сиди Мухаммеда ал-Бекри[438], да помилует его Аллах Всевышний и да будет им доволен, чтобы тот показал ему святого из числа святых Аллаха, через кого он бы получил доступ к Аллаху — слава ему. Ал-Бекри ответил ему согласием, и однажды ночью, после того как совершил вторую вечернюю молитву в соборной мечети ал-Азхар, пожелал выйти, держа за руку факиха Ахмеда. И возложил он ту руку Ахмеда на голову человека, сидевшего в мечети в темноте, сказав: "Вот тот, кого ты искал!" Ахмед сел перед тем человеком, приветствовал его — а тот вдруг [оказался] его братом, Букаром-Биро. Ахмед немного побеседовал с ним, затем вышел и обнаружил того сейида стоящим в дверях мечети, поджидая его. И сказал Ахмед: "Это тот, кого указал ты мне?" И ал-Бекри ответил: "Здесь он совершает вторую вечернюю молитву еженощно!" Был в их числе и его брат, ученейший традиционалист факих Ахмед ибн ал-Хадж Ахмед [ибн] Омар ибн Мухаммед Акит — красивый, красноречивый ученый, которого Аллах сделал совершенным во всех видах красоты — сложении, цвете, /33/ голосе и почерке, великолепном красноречии в науке адаба, фикха и предания, славивший посланника Аллаха, да благословит того Аллах и да приветствует, цитировавший в мечети Санкорей обе [книги] "Ас-Сахих"[439], любимый всеми и почитаемый ими. Для [доказательства] его величия и благородства достаточно того, что говорил о нем святой праведный сейид Абу Абдаллах Мухаммед ал-Бекри в касыде, посланной Ахмеду, когда он расставался с ним. И вот его слова, да будет им доволен Аллах и да подаст нам благо за него:

Среди них были [также] сыновья шейх ал-ислама, отца благословений, святого Аллаха Всевышнего факиха кадия Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита: кадий Мухаммед, кадий ал-Акиб, кадий Омар, факих Абдаллах и святой аскет факих Абд ар-Рахман. Говорят благословение ислама факих Масира Анда-аг-Мухаммед и благородный шейх факих Масира-Биро: "Только праведными сыновьями облагодетельствовал нас Махмуд, ибн Омар". Закончено.

Что же касается кадия Мухаммеда, то был он славным ученым, проницательным и с живым умом. Во время его жизни не было ему подобных в уме, хитрости, мудрости и счастье в сей жизни. /34/ Как только наступило утро после ночи его рождения, в его собственности была тысяча мискалей золота из даров людей, что радовались его рождению, ибо был он первым ребенком мужского пола у отца благословений факиха Махмуда.

Что до кадия ал-Акиба, то он был прославленным ученым, [человеком] проницательного ума, сильного сердца и твердости в истине. Он не боялся ради Аллаха хулы хулителя. Был он проницателен, и, когда говорил [о] чем-либо, слова его не оказывались неверными — как будто он смотрел на скрытое [от прочих]. Он наполнял свою землю справедливостью, подобной которой не знали во всех краях.

А Абу Хафс, кадий Омар, прославился в науке предания, жизнеописаний, истории и битв людей. Что же касается фикха, то в нем он достиг высшего предела, так что один из шейхов — современников его сказал: "Если бы оказался он в Тунисе во времена Ибн Абд ас-Салама.[440], то заслуживал бы того, чтобы быть там муфтием!"

Что касается Абдаллаха, то был он ученым факихом и преподавателем, равнодушным ко благам сей жизни; и [это] при том, что Аллах его обильно наделил состоянием, так что он почти не ведал его размеров.

Праведный же шейх, святой, добрый советчик, ведающий об Аллахе Всевышнем, сын Абдаллаха, благочестивый, верующий, аскет, богобоязненный проповедник Абу Зейд Абд ар-Рахман был ученым факихом, совершенно пренебрегавшим [благами] этой жизни, до того, что не принимал их пусть даже на единый миг. Был он ясновидцем, и ученики его медресе рассказывают о нем по этому поводу многочисленные истории. Из их числа [следующая], неоднократно передаваемая. Когда экспедиция паши Джудара вышла из Марракеша, Абд ар-Рахман сообщил о ней жителям Томбукту в тот же день — это была среда, второго мухаррама, открывавшего девятьсот девяносто девятый год [31.X.1590]. Когда он молился с людьми полуденной молитвой, сидя в своем медресе, то сказал: "Клянусь Аллахом, клянусь Аллахом, клянусь Аллахом! Услышите вы в этом году такое, чему подобного ни-когда не слыхивали, и увидите вы в нем такое, чему подобного никогда не видывали!" И в месяце джумада-л-ула этого года Джудар прибыл в Судан, и сделали марокканцы то, что сделали, — прибегнем же к Аллаху от подобного тому! Подобным же образом он сделал много предсказаний.

В их числе был ученый факих, божественный святой, праведный Абу-л-Аббас Ахмед, сын факиха Мухаммеда-Сейида, внук по матери факиха Махмуда, знаменитый /35/ в свое время ученостью. На его приемах присутствовала многочисленная группа шейхов науки, желавших почерпнуть у него [знания]. Среди них были: кадий Омар, сын факиха Махмуда; факих Мухаммед Багайого ал-Вангари; брат его, Ахмед Багайого; факих Махмуд Кати; факих Мухаммед Кебби ибн Джабир Кебби и другие. И они свидетельствовали о его учености, величии, скромности и добродетели, да помилует его Аллах Всевышний и да оставит на нас и на мусульманах свою благодать.

Был из них его внук, ученый факих Абу Бекр ибн Ахмед-Бирс, внук факиха Махмуда. Он был добродетелен, добр, богобоязнен и праведен, выросши с этими качествами [с детства] — о том свидетельствуют его праведные дядья. Единодушны были все в том, чтобы он предстоял на молитве, когда заболел имам, кадий ал-Акиб, да помилует его Аллах Всевышний.

И был среди них ученый, ученейший факих, жемчужина века своего и единственный в свое время, выдающийся в любой из отраслей науки — Абу-л-Аббас Ахмед Баба, сын факиха Ахмеда ибн ал-Хадж Ахмеда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита. Он старался и усердствовал с [самого] начала дела своего в служении науке, так что превзошел всех своих современников и сильно возвысился над ними. В науке он спорил лишь со своими наставниками, и они признавали ученость [его]. И дело его было знаменито в ал-Магрибе, и распространились рассказы о нем. И ученые больших городов согласились с его превосходством в фетве. Он был прям в истине, даже если речь шла о самом малом из людей; и не скрывал правду даже перед повелителями и государями. На правой его руке написано было от природы белыми линиями имя Мухаммеда.

Все, кого упомянули мы после рассказа о благословенном шейхе факихе Анда-аг-Мухаммеде-старшем до сего места, — [все] они из его благословенного потомства и праведных его отпрысков, да помилует их Аллах Всевышний, да будет он ими доволен и да облагодетельствует вас их благодатью в обоих мирах.

Что же касается деда факиха Махмуда — Мухаммеда Акита, то он был из жителей Масины, я слышал ученейшего факиха Ахмеда Баба, да помилует его Аллах, сказавшего: "Из Масины его побудила переехать в Биру только ненависть к фульбе. Они жили по соседству с его обиталищем..." И он сказало нем, что тот твердо верил, что не будет его брака с [женщинами]-фульбе, /36/ однако же боялся того со стороны детей своих, чтобы последние не дали потомства с фульбе. Закончена речь его.

Затем, позднее, ему пришло на ум желание жить в Томбукту: а султаном его в то время был Акил. Мухаммед Акит переехал из Биру и поставил свое жилище между Томбукту и Рас-эль-Ма. Потом он беседовал с дедом Масиры Анда-аг-Омара и рассказал ему об этом. Тот сказал ему: "Что тебя удерживает от этого города?" Он ответил: "Акил — между мною и им большая вражда..." И тот сказал ему:" Если пожелает Аллах Всевышний, я буду причиной того, что уляжется та вражда, и ты будешь жить в Томбукту, как пожелаешь!" Дед Масиры поехал к Акилю в его ставку, остановился у него и стал с ним беседовать, пока не рассказал тому, что-де Мухаммед Акит ныне желает жить в Томбукту. Акил сказал: "Это невозможно!" Дед Масиры спросил: "Но почему?" И Акил вошел в свой шатер и вынес щит, пронзенный уколами копья и ударами меча, и сказал собеседнику: "Взгляни на то, что мне сделал Мухаммед Акит! Как же может мужчина жить в своем городе вместе со своим врагом, что сделал ему такое?!" Тот ответил: "То, что ты о нем знал, далеко позади! Оно уже прошло. Сегодня он стал бедняком, обладателем [большого] семейства и хочет только прощения..." И не переставал он улещивать Акиля ласковыми и добрыми речами, пока у того не улеглась вражда и он не разрешил Мухаммеду Акиту приехать в Томбукту. Дед Масиры возвратился к Мухаммеду, рассказал ему об этом, и тот со своей семьею выехал в Томбукту и поселился в нем.

Среди благословенных шейхов Санкорей был факих Ахмед, сын факиха Ибрахима ибн Абу Бекра, сына кадия ал-Хаджа, родителя Мама-Сири. Передают со слов наставника нашего, аскета, факиха ал-Амина ибн Ахмеда, брата факиха Абд ар-Рахмана, будто он сказал: "Этого шейха Ахмеда отрывало от преподавания Корана только обучение [других] науке. Он предавался этому благочестивому делу все свое время, да помилует его Аллах Всевышний, да будет он им доволен и да обратит на нас часть его благодати".

Был в их числе и факих Салих ибн Мухаммед Анда-аг-Омар, известный как Салих-Такунни, шейх, которого навещали и уважали государи; он заступался перед ними за бедняков, и они ни разу не отвергли его предстательства. Он сочинил комментарий на "Ал-Мухтасар" шейха Халиля[441], да помилует его Аллах Всевышний.

И был среди них сейид Абу-л-Аббас Ахмед ибн Мухаммед /37/ ибн Усман Абдаллах ибн Абу Йакуб, ученый факих, лексикограф, грамматист, энциклопедист в науках адаба, тафсира[442] и' поэзии. Об его учености свидетельствуют несколько шейхов, да помилует его Аллах. Аминь!

ГЛАВА 10

В книге "Аз-Зайл"[443] ученейшего факиха Ахмеда Баба, да помилует его Аллах, он говорит: "Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит ибн Омар ибн Али ибн Йахья ибн Гуддала ал-Санхаджи ат-Томбукти — мой дед, отец отца, известный под именем ал-Хадж Ахмеда, старший из трех братьев, стяжавших в своей стране известность ученостью и верой. [Он был] добрым, заслуженным и верующим, помнил наизусть сунну, был мужествен, скромен и полон достоинства. Он любил пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, и предавался чтению поэм, прославляющих Его, и [книги] Ийяда "Шифа" постоянно. Это был факих, лексикограф, грамматист, специалист по метрике и эрудит; всю свою жизнь занимался он наукой. Книг у него было множество; он написал их собственноручно с многочисленными пометками. Он оставил около семисот томов. Учился он у своего дяди по матери, факиха Анда-аг-Мухаммеда и у дяди своего по матери факиха ал-Мухтара ан-Нахви, и у других.

Он совершил поездку на восток в восемьсот девяностом году [18.I.1485—6.I.1486], был в хаджже и встретился с ал-Джалалем ас-Суйюти[444], шейхом Халидом ал-Ваккадом ал-Азхари[445], имамом грамматики, и прочими. А возвратился он во [время] восстания хариджита[446] сонни Али, приехал в Кано и прочие города Судана. Он преподавал науку и преуспел [в том]. И у него почерпнули знания многие; славнейший из них — факих Махмуд, которому Ахмед преподавал "Ал-Мудаввану"[447] и прочие [труды]. Ахмед усердно предавался науке, как преподаватель и эрудит, пока не скончался в ночь на пятницу в [месяце] раби ассани девятьсот сорок третьего года [17.IX—15.X.1536] в возрасте примерно восьмидесяти лет. Его просили занять должность имама, но он отказался, равно как и от других должностей.

Из числа знаменитых его чудес было то, что когда он посетил благородную могилу[448], то попросился /38/ войти внутрь, но привратник ему воспрепятствовал. И Ахмед сел снаружи, славя пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. И распахнулась пред ним дверь сама, без [видимой] причины. А люди сбежались, чтобы поцеловать его руку. Этот рассказ я слышал от его окружения.

Абдаллах ибн Омар ибн Мухаммед Акит ибн Омар ибн Али ибн Йахья ал-Санхаджи ал-Масуфи, единоутробный брат моего деда, был факихом, знавшим Коран наизусть, аскетом, богобоязненным святым праведником, предельно скромным и покорным [Аллаху]. Он обладал прекрасной памятью, преподавал в Валате и умер в ней в девятьсот двадцать девятом году [20.XI.1523—9.XI.1524]. А родился он в восемьсот шестьдесят шестом году [6.X.1461—25.IX.1462]. Он совершил некоторые чудеса.

Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит ибн Омар ибн Али ибн Йахья ас-Санхаджл ат-Томбукти — кадий города, отец хвалы и отец добрых дел, неоспоримый ученый ат-Текрура, его праведник, учитель, факих и имам. Был он из числа лучших рабов Аллаха, праведных и знающих о нем; обладал твердостью великой в делах, совершенным правоверием, спокойствием, достоинством и величием. Его ученость и благочестие прославились в стране, и слава его распространилась во [всех] краях — на востоке и на западе, на юге и на севере. Благодать его проявилась в [его] благочестии, праведности, аскетизме и воздержании. Он не боялся, уповая на Аллаха, хулы хулящего; все люди почитали его: государи и те, кто ниже их, склонялись пред его велениями и посещали его в его доме, прося у него благословения, а он не обращал на них внимания; его одаривали подношениями и подарками. Был он благороден и щедр.

В должность кадия он вступил в девятьсот четвертом году [19.VIII.1498—7.VIII.1499]; был справедлив в делах, укреплял и искал истину, но к лжецу был грозен. Слава о его справедливости распространилась, так что в его время не знали ему подобного. При этом он занимался и преподаванием. Фикх из его уст приобретал сладость и изящество, легкость понимания, красоту восприятия и не доставлял затруднений. Ученостью Махмуда воспользовались многие. Наука в его стране жила; умножилось число изучающих фикх. Многие из них прославились и стали учеными. Большую часть того, чему он учил, составляли "Ал-Мудаванна", "Рисала"[449], "Ал-Мухтасар" Халиля, "Ал-Алфийя"[450] и "Ас-Салалджийя"[451], от него там распространилось изучение Халиля; Махмуд сделал на нем свои заметки, а один из учеников их опубликовал в виде комментария в двух томах.

Махмуд совершил хаджж в девятьсот пятнадцатом году [21.IV.1509—9.IV.1510] и встретился с такими наставниками, как Ибрахим ал-Мукаддаси[452], шейх Закарийя[453] и ал-Кал-кашанди[454] — из числа слушателей Ибн Хаджара[455], обоих ал-Лаками[456] и других. Его добродетель тогда стала известна. И он возвратился в свою страну и стремился быть полезен /39/ и утвердить истину. Жизнь его была долгой, и застал он [живыми] сыновей и [их] отцов.

Он преподавал около пятидесяти лет до самой [своей] кончины в [девятьсот] пятьдесят пятом году, в ночь на пятницу шестнадцатого рамадана [19.X.1548]. Махмуд достиг высшей степени славы, почтения к нему людей и распространенности рассказов о его благочестии — такой, которой никто, кроме него, не достигал. Родился он в восемьсот шестьдесят восьмом году [15.IX.1463—2.IX.1464]. У него учился мой родитель, да помилует его Аллах, три сына его — кадии Мухаммед, ал-Акиб, Омар — и другие.

Махлуф ибн Али ибн Салих ал-Белбали, факих, помнящий наизусть [маршруты] путешествий; как говорят, наукой он занялся в преклонном возрасте; первым его наставником был Сиди Абд ас-Салих Абдаллах ибн Омар ибн Мухаммед Акит, единоутробный брат моего деда в Валате. Он изучал у него "Рисалу"; наставник увидел в нем способности и побудил его заниматься; он отправился в Марокко и учился у Ибн Гази[457] и других. Он прославился силой памяти, так что о нем в этом отношении рассказывают чудеса. Он приехал в Судан, например в Кано, в Кацину и прочие места, и уже там у него случились разногласия относительно казусов с факихом ал-Акибом ал-Ансамунни. Впоследствии он приехал в Томбукту и преподавал в нем, затем возвратился в Марокко и занимался преподаванием в Марракеше. Там он был отравлен, занемог, возвратился в свой город и скончался после девятьсот сорокового года [23.VII.1533—12.VII.1534].

Мухаммед ибн Ахмед ибн Абу Мухаммед ат-Тазахти, известный как Айда-Ахмед (с буквами "хамза" с фатхой, "йа" с сукуном и "даль" с фатхой, добавленными к имени "Ахмед"; значение этого — "сын"). Он был факихом, ученым, толкователем-традиционалистом, энциклопедистом-эрудитом, каллиграфом, [обладал] прекрасным разумением и склонностью к спорам. Учился он в своей стране у моего деда факиха ал-Хадж Ахмеда ибн Омара и у своего дяди по матери факиха Али и стал эрудитом. В Такедде он встретился с имамом ал-Магили и слушал его лекции. Затем он выехал на восток в обществе господина нашего, факиха Махмуда, и встречался со славнейшими — такими, как шейх ал-ислам Закарийя, диалектики ал-Калкашанди, Ибн Абу Шариф[458] и Абд ал-Хакк ас-Сумбати[459], и многими другими. У них Мухаммед изучал науку о предании, слушал [их] /40/ и передавал [их речи] и сделался широко образованным. Он усердно трудился, пока не отличился в нескольких отраслях и не стал одним из традиционалистов.

Он слушал лекции обоих братьев ал-Лакани, подружился с Ахмедом ибн Мухаммедом[460] и Абд ал-Хакком ас-Сумбати. Из Мекки одобрили его отец благословений ан-Нувайри[461], двоюродный брат последнего Абд ал-Кадир, Али ибн Насир ал-Хиджази[462], Абу-т-Тайиб ал-Бусти[463] и другие. Затем он возвратился в Судан и избрал местом жительства Кацину. Правитель ее почтил его, назначив его ее кадием. Мухаммед скончался около девятьсот тридцать шестого года [5.IX.1520—24.VIII.1530], имея более шестидесяти лет [от роду]. Ему принадлежат замечания и маргиналии на "Ал-Мухтасар" шейха Халиля.

Мухаммед ибн Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит ибн Омар ибн Али ибн Йахья ас-Санхаджи, кадий Томбукту. Был он факихом большого ума и большой сообразительности, проницательной осторожности — из числа разумнейших и изобретательнейших людей. Эта жизнь ему благоприятствовала, и он достиг [всего], чего желал из могущества и власти, и пришли к нему обширные богатства. Он комментировал сочинение ал-Магили о логике, написанное размером "раджаз". Родитель мой учился у него элоквенции и логике. Мухаммед ибн Махмуд скончался в [месяце] сафаре девятьсот семьдесят третьего года [28.VIII—25.IX.1565]; родился же он в девятьсот девятом году [26.VI.1503—13.VI.1504].

Ал-Акиб ибн Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит ибн Йахья ас-Санхаджи, кадий Томбукту. Он, да помилует его Аллах, был прям в своих решениях, тверд в них, упорен в истине. Его при следовании Аллаху не трогала хула хулящего. Он был крепок сердцем, смел в серьезных делах, которыми занимался, отважен с государем и теми, кто помимо него; он не считался с ними, и у него случались с ними столкновения. Но они повиновались ему, боялись и слушались его в том, чего он желал. Когда видел он то, что не одобрял, то сам удалялся и закрывал свою дверь, а люди уговаривали его, пока он не возвращался; случалось [это] с ним неоднократно. Он был наделен в делах проницательным умом, и его соображения были безошибочны, как будто он смотрел в скрытое. И был он богат своим состоянием, удачлив в своих делах, очень уважаем; его боялись и повиновались ему.

Учился он у /41/ своего отца и своего дяди с отцовской стороны, путешествовал, совершил хаджж и встречался с ан-Насиром ал-Лакани, Абу-л-Хасаном ал-Бекри[464], шейхом ал-Бискри[465] и их коллегами. Ал-Лакани дал ему свидетельство на все, что разрешено было [преподавать самому] ему и с его слов. А ал-Акиб подобным же образом дал свидетельство мне, написав мне о том собственноручно. Родился он в девятьсот тринадцатом году [13.V.1507—1.IV.1508], а скончался в [месяце] раджабе [девятьсот] девяносто первого года [21. VII—18.VIII.1583].

Ал-Акиб ибн Абдаллах ал-Ансамунни ал-Масуфи, из жителей Такедды — селения, которое населяют санхаджа, поблизости от Судана, известный факих, с живым пониманием и проницательным умом, занимавшийся наукой, с ясным а точным языком. Ему принадлежат маргиналии; из числа лучших из них — слова его о высказывании Халиля: "Уточняемо [должно быть] намерение дающего клятву". Я сократил их вместе со словами других в томе, который назвал "Танбих ал-вакиф ала тахрир хуссисат нийат ал-халиф"[466]. У него есть книга относительно необходимости пятничной [молитвы] в селении Ансамунни; в ней он противоречил другим, но истина — на его стороне; [книги] "Ал-Джаваб ал-мадждуд ан асилат ал-кади Мухаммед ибн Махмуд", "Аджвибат ал-факир ан асилат ал-амир" (в последней отвечает он аскии ал-Хадж Мухаммеду) и другие.

Учился он у ал-Магили, ал-Джалаля ас-Суйюти и других. Был у него спор с хафизом Махлуфом ал-Белбали о различных вопросах. Он был еще жив около девятьсот пятидесятого года [6.IV.1543—24.III.1544].

Абу Бекр ибн Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит, томбуктиец по месту рождения, поселившийся в благородной Медине, мой дядя по отцу. Он был добрым, известным, скромным, богобоязненным аскетом, обращавшимся к Аллаху, благословенным святым. Он известен был благочестием явным, аскетизмом, скромностью, справедливостью, был тверд верою, обилен милостыней и подарками и редко оставлял что-нибудь себе при всей малости достояния своего. Он стремился к добру, так что не было ему подобного, — и таким он рос [еще] ребенком.

Он совершил хаджж и занимался делами благочестия; затем возвратился в свою страну ради детей своих, забрал их и вернулся, проделав [повторный] хаджж; и жил он в Медине до самой смерти в начале девятьсот девяносто первого года [25.I.1583—13.I.1584]. Родился же он в [девятьсот] тридцать втором году [18.X.1525—7.X.1526]. Он был первым, у кого изучал я грамматику, и я сподобился его благодати, и он дал мне успех в грамматике за короткий срок и без труда. У него бывали славные деяния. Он полон был страха и боязни пред Аллахом и давал добрые советы рабам его. Он испускал один глубокий вздох за другим /42/ и увлажнял язык постоянным прославлением Аллаха и его упоминанием. Он много общался с людьми из числа лучших праведных рабов. Абу Бекр отвергал мирские блага и не обращал внимания на их блеск, хоть семья его в то время была из очень могущественных. Я никогда не видел ни подобного ему, ни приближающегося к нему своими обстоятельствами. Он оставил небольшие сочинения о суфизме и прочем.

Ахмед ибн Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит ибн Омар ибн Али ибн Йахья, мой родитель, ученый факих, сын ученого факиха. Он был [человек] живого ума, легко понимающий, энциклопедист, традиционалист, знаток основ фикха, ритор, логик, изучивший все [эти науки]. Был он мягок сердцем, пользовался большим уважением и великим почетом у царей и у простого народа, был полезен влиянием своим — и предстательство его не отвергали. Он был резок с царями и прочими, и они все выказывали ему величайшую покорность, посещая его в его доме. Когда в одну из своих поездок он заболел в Гао, великий государь аския Дауд приходил к нему ночью и бодрствовал подле него, пока он не выздоровел, и беседовал у него из уважения к его могуществу. Он знаменит был могуществом и славой и обилен влиянием, так что ему не противоречили; любил людей добра и был с ними смиренным, не питал ни к кому ненависти и был справедлив к людям. Собиратель книг, он скопил обширную библиотеку из всех редких и ценных [книг]; он охотно их давал [для чтения].

Учился Ахмед ибн Ахмед у своего дяди по отцу, благословения века, Махмуда ибн Омара и у других. Он выехал на восток в [девятьсот] пятьдесят шестом году [30.I.1549— 19.I.1550], совершил хаджж, посетил святые места. И сошелся он со многими — как, например, с ан-Насиром ал-Лакани, с шерифом Йусуфом, учеником ас-Суйюти, с ал-Джемалем, сыном шейха Закарийи, с ал-Уджхури[467] и ат-Таджури[468]. А в Мекке и в прекрасной [Медине] познакомился с Амин ад-дином ал-Маймуни[469], ал-Маллаи[470], Ибн Хаджаром[471], Абд ал-Азизом ал-Ламти[472], Абд ал-Мути ас-Сахави[473], Абд ал-Кадиром ал-Факихи[474] и другими. Он почерпнул от них [знания] и усердно посещал Абу-л-Макарима Мухаммеда ал-Бекри и благословен был его благодатью; с его слов он записал полезные [заметки]. Затем он возвратился в свой город и немного преподавал. Он прокомментировал пятистишия "Ал-Ишринийат ал-Фазазийа" о /43/ достославных деяниях пророка, да благословит того Аллах и да приветствует, и дал прекрасный комментарий на поэму ал-Магили о логике и замечания на одно место из Халиля, а на комментарий ат-Та-таи[475] к последнему — примечания-маргиналии, где объяснил неточности этого комментария; комментировал он также "Сугру" ас-Сенуси[476], "Ал-Куртубийю"[477], "Джумал" ал-Ху-наджи[478] и [сочинения] об основах фикха. Но большинства этих работ он не завершил. Больше двадцати лет он читал оба "Ас-Сахих" в месяце раджабе и следующие за ним два месяца и другие труды. Скончался он в ночь на понедельник семнадцатого шаабана девятьсот девяносто первого года [6. IX.1583]. Речь его стала затрудненной, а он читал "Ас-Сахих" Муслима в соборной мечети. И показал ему наш ученейший наставник Мухаммед Багайого — а он сидел напротив него, чтобы он прекратил чтение. И вечером в понедельник после этого он скончался.

У Ахмеда учились многие, например два добродетельных факиха — наставник наш Мухаммед и его брат Ахмед, оба сыновья факиха Махмуда Багайого; они у него изучали основы фикха, риторику и логику; факихи Абдаллах и Абд ар-Рахман, оба сыновья факиха Махмуда; и другие. Я слушал его лекции по многим предметам, и он дал мне свидетельство [на право чтения] всего, чему он учил сам и с его слов. Я прослушал его чтение обоих "Ас-Сахих", "Ал-Муватта"[479] и "Аш-Шифа". Он родился в начале мухаррама девятьсот двадцать девятого года [20.XI—19.XII.1522]. И я его видел после его кончины, да помилует его Аллах Всевышний, в прекрасном сне.

Ахмед ибн Мухаммед ибн Саид, внук факиха Махмуда ибн Омара по матери; ученый факих, эрудит и преподаватель, он слушал своего деда, упомянутого [ранее], читавшего "Рисалу" и "Ал-Мухтасар" Халиля, один раз. А у других изучал он "Ал-Мухтасар" и "Ал-Мудаввану". Люди пользовались его знаниями с [девятьсот] шестидесятого года [18.XII.1552—6.XII.1553] до кончины его в [месяце] мухарраме, открывшем [год] девятьсот семьдесят шестой [26.VI—25.VII.1568].

Были среди них два факиха, братья: наш наставник Мухаммед и его брат Ахмед; он изучал у первого "Ал-Мувагта", "Ал-Мудаввану" ["Ал-Мухтасар"] Халиля и прочих. У него есть глосса-маргиналия к Халилю, в ней он опирается на явное и на выводимое из исследования[480]. Родился Ахмед в [девятьсот] тридцать первом году [29.XI.1524—17.XI.1525]; я застал его, будучи еще маленьким, и присутствовал на его уроках.

Мухаммед ибн Махмуд ибн Абу Бекр ал-Вангари ат-Том-букти, известный под именем Багайого (с буквами "ба" с фатхой, "гайн" с точками с сукуном, "йа" с даммой и "айн" без точек с даммой), наставник наш и благословение наше. Ученый факих, праведный, верующий и благочестивый энциклопедист, /44/ был он из праведных и лучших рабов Аллаха и действующих ученых, отмеченный печатью добра, прекрасный мыслями и здоровыми намерениями. Он обладал такою добротой, так твердо верил в доброту людей, что для него люди были почти одинаковы красотою помышления его о них; и был лишен знания зла. Он действовал в интересах людей и ради их пользы вредил самому себе. К дурным их поступкам он был снисходителен, мирил их и советовал людям любить науку, усердствовать в следовании ее урокам, тратить на нее свое время, быть в дружбе с учеными и пребывать в совершенном смирении. Он щедро раздавал людям драгоценные, редкие и [свои] любимые книги; и не требовал после того [книги] назад, что бы в них ни было из всех отраслей [науки]. Так потерял он много своих книг — да воздаст ему Аллах за то! Часто к его двери приходил талиб, прося книгу, и он давал ему ее, не зная, кто тот такой. И было на редкость удивительное в том; он [так поступал] из почитания Всевышнего, лика Его, [при] всей своей любви к книгам и к собиранию их путем покупки и переписки! Однажды я пришел к нему, прося у него книгу по грамматике; а он поискал в своей библиотеке и дал мне все о грамматике, что нашел.

Он обладал великим терпением в преподавании. Отягощая [весь] день, не раздражаясь при втолковывании [чего-либо] полезного глупцу и не испытывая скуки, так что присутствовавшие при этом томились; но Мухаммед ибн Махмуд не обращал внимания [на них]. Пока не услышал я, как один из наших товарищей сказал: "Я думаю, этот факих пил воду Земзема[481], чтобы не раздражаться при обучении" — из удивления терпению Мухаммеда Багайого. И притом он усердно предавался благочестивым деяниям.

Он отвергал дурное [мнение] о людях и считал хорошим всякого свободного от греха, вплоть до совершивших несправедливый поступок. Он занимался тем, что касалось [только] его, избегая вмешательства в бесполезные дела; и закутался он в прекраснейший из плащей воздержания и сдержанности. При этом он был спокоен и серьезен, с прекрасным характером и поддерживал простоту сближения и общения [с собою]. Все его сердечно любили, и славили его все единодушно до предела. И видел ты только друзей, прославляющих и восхваляющих его с искреннею добротой. Был он широк душой, не отказываясь от обучения начинающего или глупца. Он тратил свою жизнь на это при всей привязанности своей к нуждам всех и к делам кадиев. Ему не найти было ни замены, ни подобия.

Государь просил его принять управление его ставкой, но он отказался от этого, воздержался и воспротивился этому, испросив вмешательство Аллаха /45/, и Аллах Всевышний избавил его.

Он усердно предавался преподаванию, особенно после смерти Сиди Ахмеда ибн Сайда. Сам я его застал, [когда] он читал лекции сразу же после первой утренней молитвы до времени высокого стояния солнца, меняя различные предметы [занятий]; затем он уходил в свой дом и долго совершал вторую утреннюю молитву. Часто шел он к кадию по делам людей после этого или мирил людей. Потом он преподавал в своем доме [до] времени полудня, совершал с людьми полуденную молитву и учил до послеполуденной молитвы. Тогда он совершал ее и выходил в другое место, преподавал там до заката или около того. А после закатной молитвы он учил до вечера в соборной мечети и возвращался в свой дом. Я слышал, что он постоянно приходил и в конце ночи. Был он [наделен] тонким, проницательным умом, быстро понимал, был скор на ответ, с быстрым умом и блестящим соображением, молчалив, тих и серьезен. Но порою он раскрывался на людях и часто доставлял им знак своего умственного превосходства и быстроты понимания; этим он был известен. Арабский язык и фикх он изучал у двух достойных факихов — своего отца и своего дяди по матери.

Затем вместе со своим братом благочестивым факихом Ахмедом он жил в Томбукту. Они оба усердно слушали лекции: факиха Ахмеда ибн Сайда по "Ал-Мухтасар" Халиля. Впоследствии оба выехали в хаджж с дядею их обоих по матери. Они встречались с ан-Насиром ал-Лакани, с ат-Таджури, шерифом Йусуфом ал-Аумийуни[482], с ханифитом ал-Бархамуши[483], имамом Мухаммедом ал-Бекри и другими и использовали их доброе. Потом, после хаджжа своего и смерти их дяди, они возвратились и осели в Томбукту. Они учились у Ибн Саида фикху и преданию; он им преподавал "Ал-Муватта", "Ал-Мудаввану", "Ал-Мухтасар" и другие труды, они же старательно его [уроки] посещали. У господина родителя моего изучали они основы фикха, риторику, логику, штудируя с ним "Усул" ас-Субки[484] и "Талхис ал-мифтах"[485]. А наставник наш один слушал лекции [моего отца] по "Джумал" ал-Хунаджи. Вместе с тем он усердно занимался преподаванием, пока не стал лучшим наставником своего времени в [разных] областях, какому не было подобного.

Я старательно посещал его уроки больше десяти лет и полностью прошел у него "Ал-Мухтасар" Халиля, читанный им и читанный /46/ другими около восьми раз. С ним я изучил и понял "Ал-Муватта"; "Тасхил" Ибн Малика[486] с исследованием и проверкой, один раз в течение трех лет; "Усул" ас-Субки с комментарием ал-Махалли[487] — трижды, с проверкою; "Алфийю" ал-Ираки с комментарием автора[488]; "Талхис ал-мифтах" в сокращении ас-Сада[489] — дважды и даже более; "Сугру" ас-Сенуси и комментарий ал-Джазаири[490] к нему; "Хикам" Ибн Ата Аллаха[491] с комментарием Заррука[492]; "Назм" Абу Мукри[493] и "Хашимийю" об астрологии[494] с комментарием на оба сочинения; "Мукаддаму" ат-Таджури с ней же; урджузу ал-Магили о логике[495]; "Ал-Хазраджийю"[496] — о метрике и комментарий [к ней] шерифа ас-Сабти[497], и многое из "Тухфат ал-хуккам" Ибн Асима[498] с комментарием на нее его сына. Все это — в истолковании Мухаммеда Багайого. Я занимался у него "Фараи" Ибн ал-Хаджиба[499] — с исследованием и в полном объеме я слушал его лекции по "Ат-Таудих"[500] подобным же образом, но из него он мне разъяснил только [части] от [главы] "Хранение" до [главы] "Суждение"; большую часть "Ал-Мунтака" ал-Баджи[501]; "Мудаввану" с комментарием Абу-л-Хасана аз-Заруили[502]; "Аш-Шифа" Ийяда. С ним изучил я около половины "Сахиха" ал-Бухари, прослушав его в его истолковании; и подобным же образом — весь "Ас-Сахих" Муслима; и неоднократно — "Мудхил" Ибн ал-Хаджиба[503]; был я на его уроках по "Ар-Рисале", "Ал-Алфийе" и другим трудам. У него я комментировал великий Коран до середины главы "Ал-Араф"[504], слышал я, как читал он "Джами ал-мийар" ал-Уаншериши[505] — а это большой том — целиком и другие отдельные места из него. Я много спорил с ним о сомнительных вопросах и обращался к нему в серьезных делах.

Вообще, был он наставником и учителем моим, никто мне не был так полезен, как он, и книги его, да помилует его Аллах Всевышний и да наградит его раем! Он выдал мне собственноручные свидетельства на все, что преподавал самостоятельно или со слов других. Я его познакомил с некоторыми моими сочинениями; и он им обрадовался и собственной рукой написал на них похвалы мне; больше того, он записал от меня кое-что из изысканий моих, и я слышал, как он некоторые из них передавал на своих уроках — по причине его справедливости, смирения и принятия им истины, где она была очевидна. Он был с нами в день несчастья[506], это был последний раз, что я его видел. Позднее до меня дошло, что он скончался в пятницу в [месяце] шаввале тысяча второго года [22.VI — 20.VII.1594]. Родился же он в девятьсот тридцатом году [10.XI.1523—28.X.1524].

Ему принадлежат постраничные примечания и маргиналии, где он обращает внимание на /47/ то, в чем ошибались комментаторы Халиля и других авторов. Он проследил [все] те неточности, какие содержатся в большом комментарии ал-Татаи, — из-за передачи и по вине автора. Эта его работа до предела полезна; я ее собрал в одной из книг моих — да помилует его Аллах Всевышний". Закончено то, что переписал я из "Аз-Зайл".

Передают от надежного к надежному относительно одного из числа сейидов людей Санкорей, что он дал милостыней тысячу мискалей золота в руки святого, достойного шейха, факиха Абу Абдаллаха — кадия Модибо Мухаммеда ал-Кабари, а тот раздал их неимущим в дверях мечети Санкорей. Дело в том, что тогда был голод, и шейх, говоря в своем медресе, сказал: "Кто дает тысячу мискалей, тому я берусь обеспечить рай!" И тот сейид дал их в виде милостыни, а Модибо Мухаммед их раздал беднякам. Говорят, после того явился ему во сне некто, сказавший ему: "Не берись в будущем обеспечивать за нас!" Передают, что святой аскет факих Абд ар-Рахман, сын факиха Махмуда, рассказал эту историю в своем медресе в мечети и некий человек ему сказал: "О господин мой, а кто ныне, если ты обеспечишь ему рай, даст тысячу мискалей золота?" И сейид Абд ар-Рахман сказал, отвечая: "Ал-Кабари и подобные ему — они были такими людьми..."

Был в их числе и этот шейх, т. е. факих кадий Модибо Мухаммед ал-Кабари — шейх шейхов, да помилует его Аллах Всевышний, да будет им доволен и да дарует нам его благодать в обоих мирах. Модибо поселился в Томбукту в девятом веке (а Аллах лучше знает) и был в этом городе современником многих шейхов, в том числе факиха Сиди Абд ар-Рахмана ат-Тамими, деда кадия Хабиба; факиха Анда-аг-Мухаммеда-старшего, деда по матери факиха кадия Махмуда; факиха Омара ибн Мухаммеда Акита, отца помянутого факиха Мухаммеда; ученейшего, вершины Сиди Йахьи ат-Таделси и других. Он достиг высшего предела в науке и достоинствах. У него обучались факих Омар ибн Мухаммед Акит и Сиди Йахья. Говорят, не проходило месяца, чтобы он не заставил ему прочесть целиком "Тахзиб" ал-Барадии[507] из-за многочисленности учеников его. Город тогда был полон талибами-суданцами, жителями /48/ Марокко, усердствовавшими в науке и добродетели; так что говорят, что вместе с Модибо Мухаммедом похоронены в его ограде тридцать жителей Кабары — все они достойные ученые. Ограда его находится между оградой могилы святого Аллаха Всевышнего факиха ал-Хадж Ахмеда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита и местом молитвы о даровании дождя, как рассказал нам о том наш наставник, аскет, факих ал-Амин ибн Ахмед, брат факиха Абд ар-Рахмана, да будет им земля пухом.

Этот благословенный шейх совершал многочисленные и восхитительные чудеса. Из их числа то, как один из марракешских талибов распустил свой язык в отношении шейха и поминал его неподобающим образом, вплоть до того, что говорил о нем: "ал-кафири"[508] (с кесрой на букве "фа"). Этот талиб был из тех, кто пользовался большим влиянием и великим почтением со стороны повелителей-шерифов; он цитировал им "Ас-Сахих" ал-Бухари в [месяце] рамадане. И Аллах наслал на него слоновую болезнь. Со всех сторон и мест к нему собрались врачи, пока не сказал один из них: "Его излечит только сердце человеческого ребенка мужского пола, которое бы он съел!" Сколько мальчиков зарезал тогда повелитель ради него! Но тому не пошло ничто на пользу, и умер он от этой болезни в плачевных обстоятельствах. Прибегнем же к Аллаху! Передано это со слов ученейшего факиха Ахмеда Баба, да помилует его Аллах Всевышний.

Среди его чудес было [также] и то, которое я передаю со слов родителя моего (да помилует его Аллах Всевышний), а он — со слов своих наставников, будто Модибо Мухаммед в один из [первых] десяти дней [месяца] зу-л-хиджжа вышел, дабы купить жертвенных ягнят, а они находились за Рекою. С шейхом был один из учеников его. И ал-Кабари пошел по Реке; а ученик последовал за ним, руководимый тем из обнаружившихся ему обстоятельств, о коем знает Аллах Всевышний, и погрузился [в воду] посреди Реки после того, как шейх из нее вышел. Модибо окликнул его, протянул ему руку и, вытащив его из воды, сказал ему: "Что тебя понесло делать то, что ты сделал?" Тот ответил: "Когда я увидел, как делаешь ты, тогда сделал и я..." И сказал ему шейх: "Как же ты сравниваешь ступни свои со ступнями того, кто никогда не шел путем ослушания [Аллаху]!" Закончено.

И в день, когда Модибо Мухаммед, да помилует его Аллах Всевышний, умер, оплакал его в стихах шейх имам, святой, просветленный, образцовый, ясновидящий, вершина, поддержка, собрание знаний, идущий верным путем, сейид, шериф, божественный Сиди Йахья ат-Таделси. Вот они: /49/

/50/ Закончено. Я их переписал с рукописи родителя моего, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его по милости своей!

Рассказ о родословной шейха Сиди Йахьи, да помилует его Аллах Всевышний, да дарует нам его благодать и да возвратит нам благословение свое в жизни сей и в жизни будущей. Звали его Йахья ибн Абд ар-Рахим ибн Абд ар-Рахман ас-Салаби ибн Йахья ал-Баккаи ибн Абу-л-Хасан Али Ибн Абдаллах ибн Абд ал-Джаббар ибн Тамим ибн Хормуз ибн Хатим ибн Кусай ибн Йусуф ибн Йуша ибн Вард ибн Баттал ибн Ахмед ибн Мухаммед ибн Иса ибн Мухаммед ибн ал-Хасан ибн Али ибн Абу Талиб — да почтит Аллах его лицо, да будет Он всеми ими доволен и да помилует Он их всех.

В Томбукту он прибыл (а Аллах лучше знает) в начале правления туарегов. Его встретил томбукту-кой Мухаммед Надди, возлюбил его, почтил его высшими почестями, построил его мечеть и поставил его в ней имамом. И достиг Сиди Йахья высшего предела в учености, достоинствах и святости. Рассказы о нем распространились по странам и краям, а благодать его была очевидна для знати и для простого народа. Он совершал чудеса и был ясновидцем. Отец благословений факих кадий Махмуд говорит: "Никогда не приезжал в Томбукту тот, кого бы Сиди Йахья не был достойнее!" А сын его, святой аскет, факих-проповедник Абу Зейд Абд ар-Рахман ибн ал-Факих Махмуд, говорит: "Для жителей Томбукту обязательно ежедневно посещать гробницу Сиди Иахьи ради получения благословения, даже если бы она находилась в трех днях пути!"[509]. В начале дела своего Сиди Йахья, да помилует его Аллах Всевышний, воздерживался от торговых дел, впоследствии же он в конце концов занялся ими. И рассказывал он, что до того, как занялся торговлей, видел [во сне] каждую ночь пророка, да благословит того Аллах и да приветствует. Потом стал он его видеть только раз в неделю, затем — раз в месяц и, наконец, — раз в год. Его спросили, что причина тому. Он ответил: "Я считаю, что только те торговые дела..." Ему сказали: "Почему же ты их не бросишь?" Он ответил: "Нет, я не люблю нуждаться [в помощи] людей!" Смотри же, да помилует Аллах нас и тебя, сколь вредоносна торговля — и это при том, что сей благословенный шейх совершеннейшим образом воздерживался в ней от недозволенного! И взгляни также, сколь тяжела нужда в людях, раз оставил /51/ этот сейид благословенный высокую и великую милость из-за нее. Попросим же у Аллаха прощения и спасения по милости Его в той и в этой жизни.

Передают, что однажды Сиди Йахья был в своем медресе, под минаретом снаружи мечети, читая [лекцию]; а вокруг него находилась группа талибов. И вот поднялось облако, грозившее выпадением дождя, так что талибы приготовились вставать. А он сказал им: "Не спешите, успокойтесь! Он не выпадет здесь — ведь ангел велит ему выпасть в такой-то земле..." И облако прошло в соответствии со словами его.

Нам рассказал наставник наш, аскет факих ал-Амин ибн Ахмед, да помилует его Аллах Всевышний, что служанки шейха Сиди Йахьи варили свежую рыбу с утра до вечера, но огонь не оставил на ней никакого следа. Они удивлялись тому, пока не услышал это шейх и не сказал им: "Нога моя коснулась чего-то влажного под навесом, когда я сегодня выходил к утренней молитве. Быть может, это была рыба... А огонь не сжигает то, чего коснулось мое тело".

И передают, что, когда талибы Санкорей приходили на его уроки, он говорил: "О люди Санкорей, вам хватило бы и Сиди Абд ар-Рахмана ат-Тамими!" А последний прибыл из земли Хиджаза в обществе султана Мусы, государя Малли, когда тот возвращался из хаджжа. Он поселился в Томбукту, но нашел его полным суданских факихов. И когда Сиди Абд ар-Рахман увидел, что они его превосходят в фикхе, он уехал в Фес и там занялся изучением фикха. Затем он возвратился в Томбукту и обосновался в нем. Он был дедом кадия Хабиба, да помилует их [всех] Аллах.

В восемьсот шестьдесят шестом году [6.X.1461—25.IX.1462] Сиди Иахья скончался, а вскоре после него скончался и друг его, шейх Мухаммед Надди, как было уже сказано. Да помилует Аллах их обоих!

В их числе был и шейх Масира-Бобо Дьогорани, друг факиха Махмуда ибн Омара. Он был ученым выдающимся, добрым, праведным и верующим. В его племени подобное бывает редко, ибо оно не прославлено ни добродетелью, ни чистотою ислама. В начале его деятельности его усердно посещал проповедник, аскет, факих Абд ар-Рахман, сын факиха Махмуда; /52/ он был им ведом и слушал некоторые из его проповедей. Говорят, что был он однажды на занятиях его, и люди ему объявили о похоронах, и сказал Абд ар-Рахман: "Чьих?" Ему ответили: "Дьогорани..." И он сказал: "Мы помолимся за него из-за шейха Масира-Бобо!", вышел и помолился за того [дьогорани].

Был среди них шейх, просвещенный Аллахом Всевышним, святой, ясновидящий, создатель чудес факих Абу Абдаллах Мухаммед ибн Мухаммед ибн Али ибн Муса Урьян ар-Рас. Он был из числа добродетельных рабов Аллаха, благородный аскет; все богатство свое раздавал он милостынею ради Аллаха. Он получал праздничные дары и подношения, но ничего из них не оставлял себе; напротив, он их раздавал милостыней беднякам и неимущим. Он купил множество невольников и освободил их ради Аллаха Всевышнего и жизни будущей. У него не было привратника, и всякий, кто приходил, входил, не спрашивая разрешения. Его посещали люди из всех краев и во всякое время, большей частью после послеполуденной молитвы в пятницу. Большинство посещавших его было из людей махзена пашей[510], те, кто ниже их, и путешествующие чужестранцы; они видели много благодати [у него].

Бывал он и весел и печален. Когда был весел, то беседовал с теми, кто его окружал, об удивительном и диковинном, смеясь тому раньше всех, и часто, когда смеялся, хлопал своей благословенною рукой по руке присутствовавшего на его приеме и левую свою руку клал на свой рот. Меня он многократно хлопал по руке.

Когда же бывал он печален, то не рассказывал ни о чем, лишь отвечая тому, кто с ним заговаривал. И большая часть того, что я слышал от него в таком состоянии: "Будет, что пожелает Аллах; а чего он не пожелает, того не будет..."; или говорил: "Аллаха довольно мне и достаточно!", "Услышит Аллах того, кто молится", "Нет конца позади Аллаха!"

А если кто в неудаче своей просил его прочесть фатиху, то он простирал свои благословенные руки, говоря после произнесения слов "Прибегаю к Господу людей!" и басмалы, "Йа син" и так далее[511]: "О милосерднейший из милосердых! О милосерднейший из милосердых! О милосерднейший из милосердых!" Затем он трижды читал фатиху и трижды обращался [к Аллаху], говоря: "Да исправит Аллах нас и вас! Да поправит он дела наши и ваши дела! /53/ Да сделает он спокойным наш конец и ваш!"

Лишь в конце своей жизни, когда приблизилось [последнее] путешествие, он завел привратника, и тот не разрешал входить к шейху, как это было в прежних обстоятельствах; напротив, иногда он [даже] возвращал людей [обратно]. В то время он ограничивался однократным прочтением фатихи, а потом оставил и ее. И однажды сказал он мне, когда я сидел перед ним: "Всем, кто придет сюда, я скажу: не могу я прочесть ту фатиху!" Он один раз вознес за меня последнюю молитву и на ней закончил, да помилует его Аллах Всевышний, да будет им доволен и да возвысит ступень его в высшем из горних миров.

В начале дела его шейху встретился отец благородных деяний, святой Аллаха Всевышнего, вершина, эрудит Сиди Мухаммед ал-Бекри (был он тогда молод годами). Шейх вышел от друга своего во Аллахе Всевышнем факиха Ахмеда ибн ал-Хадж Ахмеда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита — в соответствии с известным обычаем их обоих посещать [друг друга]. И застал он Сиди Мухаммеда сидящим в полдень у двери мечети Санкорей; а мечеть еще не была открыта. В руке Сиди Мухаммеда была книга "Ар-Рисала" Ибн Абу Зейда ал-Кайрувани[512], которую он штудировал у своего наставника факиха Абд ар-Рахмана, сына факиха Махмуда. Благословенный шейх остановился перед ним и спросил его: "Что это за книга у тебя в руке?" Тот ответил: "Ар-Рисала!" Шейх сказал: "Покажи мне!" Сиди Мухаммед вложил книгу в его руку, шейх немного посмотрел ее, потом вернул ее ему и сказал: "Да благословит тебя за нее Аллах!" — и прошел [дальше]. И не знал шейх, кто это, никогда его не видев. Когда в мечеть пришел наставник Сиди Мухаммеда, последний рассказал ему [об этом], и тот предположил, что это был упомянутый шейх. Когда факих вышел из мечети, то направился вечером к своему брату, помянутому факиху Ахмеду, и сказал ему: "Был ли сегодня у вас сейид Мухаммед ал-Бекри?" Тот ответил: "Да, и он даже у меня задержался больше обычного..." И Абд ар-Рахман рассказал ему о том, что произошло между шейхом и Мухаммедом Улд Ад-Али Мусой — так его звали люди Санкорей.

Впоследствии ум шейха расстроился так, что люди думали, что он впал в безумие. Он ночевал только в мечетях. Мухаммед ал-Бекри слышал, что шейх заявил, будто видел он того, кого нельзя видеть, и будет конец его благом для него. Надежный человек из числа учеников шейха рассказал мне, что он спросил шейха: "Видел ли кто-нибудь в сей жизни Аллаха, да будет он славен?" Шейх сказал: "Да, и вместе с тобою в этом городе сейчас есть тот, кто видел Аллаха Всевышнего, велик он и славен!" Говорит [автор]: /54/ рассказал я об этом наставнику нашему ученейшему факиху Мухаммеду Баба, сыну факиха ал-Амина, не упоминая ему [имени] говорившего это. И он мне сказал: "Тот, кто тебе рассказал об этом, это и есть тот, кто видел Его, Преблагословенного и Всевышнего!"

Однажды после послеполуденной молитвы в пятницу нас было у шейха трое человек — я и [еще] двое мужей. Шейх был в веселом настроении, рассказывая нам [что-то]. И вот поднялась туча. Лицо шейха изменилось, он стал взволнован, оборвал свой рассказ и стал беспокойно ходить по своей приемной. А как только упали первые капли дождя, он сделался груб и суров с нами в речах [своих] и сказал: "Я не буду сидеть вместе с человеком, когда падает дождь!" Мы вышли, я это рассказал наставнику нашему факиху ал-Амину, и он удивился. Мы передаем со слов одного из собратий, сказавшего: "У меня был сосед, с которым мы дружески общались утром и вечером. Я искал его; дом его был близко от моего дома, и я пошел к нему, дабы посмотреть, каково его состояние. И когда я дошел до двери его дома, привратник доложил обо мне, возвратился и сказал: "Мой господин говорит: ты его в этот момент не увидишь!"" Он говорит: "Я чуть не лопнул от гнева на те слова. И ударил я себя в грудь рукой, сказав: "Такой, как я, приходит к такому-то в его дом, а он меня отсылает без того, чтобы видел я его!" Я решил никогда с ним не говорить.

Потом, после этого, я посетил благословенного шейха Сиди Мухаммеда Урьян ар-Раса. И когда я оказался перед ним, он после приветствия заговорил первый и сказал: "Некий святой из числа святых Аллаха Всевышнего утратил одно из своих положений. Он опечалился из-за того великой печалью, так что возжаждал встречи с ал-Хидром[513], да будет над ним мир, чтобы тот был его заступником пред Аллахом Всевышним относительно возврата того положения. Впоследствии Аллах Всевышний по доброте и милости своей возвратил ему его без чьего-либо предстательства. А после того пришел к святому ал-Хидр и приветствовал его в дверях его дома. Святой сказал: "Кто ты?" Тот ответил: "Тот, кого ты искал..." Святой сказал: "Аллах нас избавил от нужды в тебе!" И ал-Хидр возвратился, но не бил себя рукой в грудь, говоря: такого-де, как я, отсылает такой-то! Человек этот может быть извинен — быть может, он находился в состоянии, в каком не мог допустить, чтобы его кто-либо видел"".

Сказал рассказчик: "Я понял, на что шейх указывает, раскаялся в глубине души и попросил прощения у Аллаха. Я пошел к тому собрату, приветствовал [его], а он велел сразу же открыть дверь, и я вошел. И он мне сказал: "Извини меня за тот приход, в который ты меня не увидел, — я в тот момент был распростерт /55/ на земле с коликой в животе и не мог допустить, чтобы кто-либо меня видел в таком положении..." А я ответил: "Аллах извинит вместе нас и тебя!""

Передают со слов одного из соседей шейха, который сказал: "Я однажды пришел к кадию Махмуду ибн Ахмеду ибн Абд ар-Рахману, и он мне сказал: "А сосед твой там?" Я ответил: "Да..." Кадий сказал: "Святой, который не приходит к пятничной молитве!" Но я промолчал. Затем, после того, пришел я к своему соседу сейиду Мухаммеду Урьян ар-Расу. И он сказал мне: "О такой-то, прощаем мы или нет?" Я ответил: "Прощение достойнее!" Шейх сказал: "Если мы не простим, будет то, что не подобает. Скажи тому, кто заявляет о [моем] нехождении к пятничной молитве: тот, кого он раньше учил ходить к пятничной молитве, опередил в этом того, кто утверждает, будто он ее не посещает!""

Рассказы такого свойства о нем, да помилует его Аллах Всевышний, да будет им доволен и да позволит нам воспользоваться его благодатью в сей и в будущей жизни, очень многочисленны. Да будет так!

Был в их числе и ученый факих, достойный аскет, богобоязненный и скромный, наставник наш ал-Амин ибн Ахмед, единоутробный брат факиха Абд ар-Рахмана ибн Ахмеда, достигшего высшей ступени познаний. Язык ал-Амина увлажнялся упоминаниями Аллаха Всевышнего; и сейид Мухаммед Урьян ар-Рас называл его не иначе, как "ал-Амин Восхваляющий". Один из собратий из людей Санкорей рассказал мне со слов родителя своего — а тот был глубоким старцем, — сказавшего: "Я знал Санкорей, [когда] праведные предки были в ней многочисленны; но я не видел среди них подобных по состоянию факиху ал-Амину в отношении чистоты ислама.

Ал-Амин, да помилует его Аллах Всевышний, рассказал нам в своем медресе, что факих Омар ибн Мухаммед ибн Омар, брат факиха Ахмеда-Могья, изучал книгу "Аш-Шифа" кадия Ийяда у ученейшего хафиза факиха Ахмеда ибн ал-Хадж Ахмеда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита. Присутствовали он и его сын факих Ахмед Баба и факих кадий Ахмед. И не /56/ допускал учитель вопросов ни от кого, кроме как со стороны одного только ученика, и иногда — сейида Ахмеда. Что же касается его [собственного] сына Ахмеда Баба, то, когда он задавал вопрос, факих Ахмед говорил ему: "Замолчи!" И так было до дня, когда учитель спросил читавшего Омара о глаголе "кабуха" — непереходен ли он или переходен, и Омар промолчал. Тогда он спросил Сиди Ахмеда, но тот молчал. Учитель сказал: "Ведь я читал этот стих — "А они из числа мерзких!" — поднял взгляд на меня и улыбнулся.

Нас была группа [соучеников]. Мы показали нашему наставнику факиху ал-Амину книгу "Далаил ал-хайрат"[514]. Списки расходились в отношении сохранения слов "господин наш" или их опущения, и мы спросили ал-Амина об этом. А он сказал: "Мы это показали ученейшему шейху факиху Мухаммеду Багайого и спросили его об этом. Он же ответил: "В том разночтении нет зла, оно ничему не вредит".

Мы также спросили ал-Амина о словах автора "и чтобы простил Ты рабу своему, такому-то сыну такого-то". И он ответил: "Мы тоже показали это факиху Абд ар-Рахману, сыну факиха Махмуда, и спросили его об этом". Он же сказал в ответ: "И чтобы простил Ты рабу своему Абд ар-Рахману", но не упоминая родителя его"".

Что касается даты кончины ал-Амина, то она последует далее, в тысяча сорок первом году [30.VII.1631—18.VII.1632], если пожелает Аллах Всевышний. Дата же кончины сейида Мухаммеда Урьян ар-Раса будет приведена, буде пожелает того Аллах Всевышний, в тысяча двадцать седьмом году [29.XII.1617 — 18.XII.1618].

ГЛАВА 11

Рассказ об имамах соборной мечети и мечети Санкорей в [хронологическом] порядке.

Что касается большой соборной мечети, то тем, кто построил ее, был султан ал-Хадж Муса, государь Малли. Ее минарет имеет пять уступов. Могилы примыкают к ней снаружи, с южной и западной сторон. Это обычай черных, жителей ал-Магриба: они погребают своих покойников только на участках, прилегающих к их мечетям по наружным их сторонам. /57/ Было то (сооружение мечети. — Л. К.) после того, как Муса возвратился из хаджжа и овладел Томбукту. А когда возобновил ее строение справедливый факих кадий ал-Акиб, сын кадия Махмуда, он разрушил ее и объединил со всеми могилами на землях со всех сторон. И все это сделал мечетью, и намного ее увеличил.

Первыми, кто занимали должность ее имамов, были факихи-суданцы. Они были в ней имамами при державе людей Малли и часть [времени] правления туарегов. Последним имамом из их числа был в ней факих кадий Катиб Муса. Он оставался в звании имама сорок лет, не назначив себе заместителя хотя бы на одну молитву — из-за телесного здоровья, каким его наделил Аллах. Его спросили о причине того здоровья, и он ответил: "Я считаю, оно от трех вещей: я ни единой ночи не спал на воздухе во все четыре времени года; я не спал ни одной ночи, не умастив маслом свое тело, а после рассвета мылся горячей водой; я никогда не выходил к утренней молитве, не позавтракав". Так слышал я это от своего родителя и от факиха сейида Ахмеда, да помилует их Аллах Всевышний.

Катиб Муса разбирал дела между людьми только на своей площади Сусу-Дебай, позади своего дома, с восточной стороны. Для него воздвигли под большим деревом, которое там тогда было, помост. Он был из числа тех ученых Судана, которые поехали в Фес для изучения науки при державе людей Малли по повелению справедливого султана ал-Хадж Мусы.

Его преемником в сане имама [был] (а Аллах лучше знает) дед бабки моей, матери родителя моего, достойный факих, добрый, верующий Сиди Абдаллах ал-Белбали. Он был (а Аллах лучше знает) первым белым, кто молился с людьми в той мечети в конце правления туарегов и в начале правления сонни Али. Он прибыл в Томбукту в обществе факиха, имама, кадия Катиба Мусы, когда тот возвратился из Феса вместе с двумя братьями своими — отцом Абд ар-Рахмана, известным как Альфа-Тонка, и отцом Мусы-Керей и Нана-Биро Туре. Хариджит сонни Али очень сильно почитал Сиди Абдаллаха; последний был из числа праведных рабов Аллаха, аскетичен и скромен. Он не вкусил ничего, что бы не было от трудов рук его.

Он обнаружил способность совершать чудеса и благодать. Однажды ночью к нему вошел вор и поднялся на пальму, /58/ бывшую во дворе его дома, желая украсть ее финики. Но он приклеился к пальме [и остался так] до утра. Сиди Абдаллах простил его, велел ему спуститься, и он ушел.

Из его благодати — то, что одно время в Томбукту вспыхнула болезнь, от которой мало кто выздоравливал. Однажды Сиди Абдаллах собрал дров, [принес] их в город на голове и продал. И всякий, кто зажигал эти дрова и обогревался ими, сразу же поправлялся и выздоравливал. Тогда он повторил [это]; и таким образом [продолжалось], пока люди не заметили это, не стали друг другу о том рассказывать и не устремились толпами покупать эти дрова. И Аллах Всевышний ради благодати Сиди Абдаллаха снял с людей эту болезнь.

Преемником его в должности имама был не кто иной, как достойный, праведный шейх, добрый, аскетичный, верующий, просвещенный Аллахом Всевышним, святой Сиди Абу-л-Касим ат-Туати (а Аллах лучше знает). Жил он по соседству с соборной мечетью, с восточной стороны; между нею и его домом не было ничего, кроме узкой дороги, пробитой после того, как перед мечетью и примыкая к ней построено было помещение, в котором обучались дети.

А после того как он скончался, его преемником в звании имама был его ученик сейид ал-Мансур ал-Фаззани. А после него достойный, праведный сейид, добрый, аскетичный, чтец Корана, превосходный ученый факих Ибрахим аз-Зелфи; он был учителем моего родителя.

Сейид Абу-л-Касим был тем, кто устроил это кладбище, которое действует сегодня, после того как заполнилось прежнее кладбище, что вокруг мечети, и поставил на нем стену. Впоследствии стена разрушилась и не оставила следов. Абу-л-Касим — тот, кто начал чтение Корана целиком после пятничной молитвы вместе с чтением одной буквы из "Ишринийат".

Повелитель верующих аския ал-Хадж Мухаммед пожаловал в хаббус этой соборной мечети шкатулку, в которой были шестьдесят частей Корана из-за того полного чтения. Она осталась, и по ней читали до тысяча двадцатого года [16.III.1611 — 3.III.1612]. [Тогда] ее заменили другой, которую дал в хаббус ал-Хадж Али ибн Салим ибн Убайда ал-Месрати; и она находится сейчас в соборной мечети.

В один из дней повелитель совершил в соборной мечети пятничную молитву и задержался после ее окончания, дабы приветствовать достойного шейха имама сейида Абу-л-Касима ат-Туати. Он послал своего брата фарана Омара, чтобы тот сказал имаму о приходе повелителя ради приветствия ему. Омар застал Абу-л-Касима за чтением хвалы [пророку и] остановился перед ним, ожидая конца их [чтения]. Когда он задержался, повелитель послал следом за ним другого гонца, /59/ и тот громким голосом окликнул фарана, сказав: "Аския желает ехать!" Тот ответил ему громким голосом: "Они еще не кончили читать!" И выбранил его шейх самым суровым образом, сказав:, "Умерь свой голос! Разве не знаешь ты, что пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, присутствует повсюду, где его славят? Ему было прочтено полустишие из сочиненных стихов — и я приблизил его восхвалением. И он у меня со мною!" А после окончания повелитель подошел к имаму и приветствовал его, а тот прочел ему фатиху.

Абу-л-Касим пробыл очень долго в том звании имама. Он был создателем чудес и благодати. Он устраивал трапезы, большая часть его угощения шла панегиристам из-за любви его к прославлению пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Место славословий находилось близ его дома; и когда он слышал, как они славят [пророка], он выходил к ним с горячими лепешками, как будто они только что вышли из печи, даже если бы это происходило посреди ночи. Так что людям стало ясно, что это — из числа чудес.

Передают, что однажды верующие увидели, как с его одежд капает вода; а он совершал утреннюю молитву очень рано утром. Когда он кончил, его спросили о том, и он ответил: "Просил меня о помощи тонувший в тот момент в озере Дебо, и я его спас. И оттуда эта вода..."[515].

Сообщают, что люди столпились у его погребальных носилок темной ночью и толкались так, что все упали. Но носилки остались стоять в воздухе волею Творца — слава ему! — пока люди не встали и не поддержали их. И видели люди там многочисленную группу неизвестных — и было то из числа чудес его.

Скончался он, да помилует его Аллах Всевышний, в начале девятьсот двадцать второго года [5.II.1516—23.I.1517]. А факих ал-Мухтар ан-Нахви скончался в конце того года, как я о том прочел в одной из хроник. Но слышал я от одного факиха, который обладал памятью и интересом к познанию истории, что Сиди Абу-л-Касим скончался в девятьсот тридцать пятом году [15.IX.1528—4.IX.1529]. И что отец благословений факих Махмуд ибн Омар задержался после него [в сем мире] только двадцать лет. И что не предстоял он людям на молитве (т. е. не был имамом. — Л. К.), после того как передал звание имама сыну дяди своего по матери имаму Анда-аг-Мухаммеду из-за немощи своих благословенных членов от старости, кроме как в похоронной процессии Сиди Абу-л-Касима и в похороны его помощника Файяда ал-Гадамси. Он был тот, кто молился над ними обоими.

Абу-л-Касим был погребен на новом кладбище. И на нем похоронены многие из /60/ достойных. Говорят, что с ним там [лежат] пятьдесят человек из Туата, подобных ему праведностью и набожностью. И подобным же образом, на старом кладбище, вокруг мечети, много достойных рабов Аллаха.

Передают, что один человек, шериф из членов дома пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, уединился в старой мечети в [месяце] рамадане. Однажды ночью вышел этот человек справить нужду в заднюю дверь, в полночь. А когда вернулся, то обнаружил на всем кладбище сидящих людей, на них были белые рубахи и тюрбаны. Он прошел через их [толпу] к мечети; но когда оказался посреди них, один из них сказал ему: "Слава Аллаху! Как же ты попираешь нас своими сандалиями?!" Шериф снял [сандалии], пока не вошел в мечеть. Да помилует их Аллах Всевышний, да будет Он ими доволен и да дарует нам их благодать в жизни сей и будущей. Аминь!

Когда скончался ученик Абу-л-Касим а сейид Мансур, люди допустили его [погребение], так что был он погребен на этом кладбище. В той ограде их [лежат] трое. Родитель мой, да помилует его Аллах Всевышний, сказал: "Наставник наш шейх Ибрахим аз-Зелфи тогда имел большой авторитет у жителей Томбукту из-за их твердой веры в него; а если бы не это, они не позволили бы похоронить его в том месте".

После смерти имама Сиди Абу-л-Касима люди большой соборной мечети сошлись на [кандидатуре] факиха Ахмеда, отца Нана-Сорко. Они изложили его дело отцу благословений кадию факиху Махмуду. Тот дал на него согласие, и Ахмед стал имамом в соборной мечети. А после двух месяцев его управления из Туата приехал сын сейида Абу-л-Касима. И та группа пришла к факиху, и сказали они ему: "Мы желаем, чтобы ты сделал нам имамом сына шейха!" Но он ответил им: "После назначения имама Ахмеда? Если вы от меня не отстанете, я всех вас брошу в тюрьму!" Тогда сын Абу-л-Касима возвратился в Туат. А через семь месяцев скончался упомянутый имам Ахмед, да помилует его Аллах.

И они сошлись на факихе сейиде Али ал-Геззули, а он был вновь прибывшим. Кадий факих Махмуд назначил его на должность имама; Али же назначил достойного факиха Усмана ибн ал-Хасана ибн ал-Хаджа ат-Тишити своим заместителем на те случаи, когда с ним, Али, случится что-либо извиняющее [его отсутствие]. Али был из праведных рабов Аллаха; когда приблизилась его кончина, он подарил Усману свои пятничные одежды.

У него был обычай: получать с молившихся в /61/ соборной мечети пятьсот мискалей от рамадана до рамадана. Но в один из рамаданов получил он лишь двести мискалей. Али изложил это факиху Махмуду. Когда тот пришел к пятничной молитве и завершил обряды мечети, он призвал муэдзина и велел ему: "Скажи этим мусульманам: ваш-де имам [стоит] этого; если вы не увеличиваете в добром направлении обычную его сумму, то [хоть] не урезайте его в ней! Дайте-де ему известные пятьсот сейчас же, сверх двухсот!" И составило [оно] в этот год семьсот мискалей.

Скончался Али, да помилует его Аллах Всевышний, после того, как пробыл в звании имама восемнадцать лет. И факих Махмуд сказал: "Достоин он отдельной ограды!" — и Али похоронили снаружи стен, с северной стороны. Затем факих Махмуд велел заместителю Али, Усману, быть постоянным имамом; но тот отказался. И сказал ему Махмуд: "Ты не уйдешь от меня, пока не укажешь мне того, кто заслуживает этого звания!" Усман указал ему на факиха Сиддика ибн Мухаммеда ибн-Тагили. Махмуд принял это, и Сиддик стал имамом в соборной мечети.

Он был по происхождению из Кабары, но родился в Тьентьи. Был Сиддик факихом ученым, достойным, добрым и праведным. Он переехал из Тьентьи в Томбукту, обосновался в нем [и жил] до самой смерти. Причиной переезда его было то, что он изложил однажды один из вопросов фикха в своем медресе. И был там некий талиб, который переехал в Томбукту после того, как изучил у него то, что изучил. Затем он возвратился в Тьентьи и сказал: "Формулировка этого вопроса не такова, как слышал я от факихов в Томбукту..." Шейх сказал: "Какова же она?" Тот ответил: "Такая-то и такая-то..." Сиддик воскликнул: "Мы теряли нашу жизнь впустую!" Отсюда и переезд его в Томбукту, да будет доволен им Аллах. Между ним и заместителем [Усманом] завязалась дружба. Они любили друг друга во Аллахе Всевышнем и стали столь близки, что любой из них обоих, когда они завтракали, посылал свой избыток своему другу в его дом; и когда они ужинали, то [поступали] подобным же образом. И Сиддик приготавливался к пятничной молитве только в доме Усмана из-за силы привязанности [своей] к нему.

Позднее имам Сиддик выехал на восток, в хаджж. Он совершил хаджж, посетил святые места и встретился со многими из числа факихов и достойных лиц, в том числе с просвещенным ал-Бекри ас-Сиддики. Тот очень любил факихов Томбукту. Он начал спрашивать Сиддика о них и о положении их, пока не сказал ему: "Тот, кого назначил ты своим заместителем — предстоять людям на молитве за тебя, — достойный человек!" И когда имам возвратился из отсутствия и вошел в свой дом, к нему пришел его брат и друг, заместитель Усман, приветствовал его и восславил Аллаха за его возвращение в /62/ добром здравии; и сказал он Сиддику: "Моли Аллаха за нас! Ведь ты — тот, кто стоял на почитаемых стоянках!"[516]. Но имам Сиддик ответил ему: "Напротив, ты — тот, кто будет молить за нас Аллаха. Ты — тот, о ком сказал просвещенный Аллахом Всевышним сейид Мухаммед ал-Бекри: "Достойный человек!"" Мне сообщил некий глубокий старец из жителей Томбукту, что ему говорил факих, аскет и наставник, дядя по матери родителя моего сейид Абд ар-Рахман ал-Ансари, сказавший: "Мне рассказал имам Сиддик, который сказал: "Мне сообщил просвещенный Аллахом Всевышним, вершина, Сиди Мухаммед ал-Бекри ас-Сиддики, что благосостояние Томбукту [заключено] в благосостоянии минарета большой соборной мечети; да не пренебрегают им жители его!"".

В сане имама Сиддик оставался около двадцати четырех лет, а Аллах лучше знает, и в начале управления кадия ал-Акиба он скончался, да помилует его Аллах Всевышний. И ал-Акиб утвердил [имамом] заместителя, факиха Усмана, после того как тот отказался, а кадий ему поклялся, что если он не будет им, то он, ал-Акиб, посадит его в тюрьму.

В девятьсот семьдесят пятом году [26.VII.1567—25.VI.1568] скончался сосед имама, наш дед Имран; имам молился над ним. И был Имран похоронен на новом кладбище, по соседству с Сиди Абу-л-Касимом ат-Туати. А в конце девятьсот семьдесят седьмого года [16.VI.1569—4.VI.1570] умер и он, [Усман]. Его похоронили на старом кладбище, да помилует их Аллах Всевышний и да будет ими доволен.

Люди большой соборной мечети разделились между факихом Годадом ал-Фулани и факихом Ахмедом, сыном имама Сиддика. Кадий ал-Акиб выбрал Годада и утвердил его имамом в соборной мечети. Это был выдающийся из числа достойных рабов Аллаха. В должности имама он пробыл двенадцать лет.

А после его смерти в эту должность вступил имам Ахмед, сын имама Сиддика — по распоряжению кадия ал-Акиба. Он пробыл на ней пятнадцать лет, девять месяцев и восемь дней — десять лет при державе сонгаев (он был последним из имамов большой соборной мечети при их правлении) и пять лет в правление хашимитского султана Абу-л-Аббаса Мулай Ахмеда. Далее будут приведены даты правления их обоих и даты кончины их обоих — при рассказе о кончинах и датах в году тысяча двадцать первом [4.III.1612—20.II.1613].

Что касается мечети Санкорей, то ее построила одна женщина — богатая, обладательница [крупного] состояния, совершавшая множество благочестивых дел, как то передали нам в рассказе. Однако мы не нашли даты ее сооружения. Должность ее имама занимали многие из шейхов, да помилует их Аллах Всевышний и да простит он им. Что же до тех, последовательность [имен] коих мы знаем, /63/ то [был это] святой, праведный отец благословений, факих Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит. Он вступил на эту должность с разрешения факиха кадия Хабиба.

Потом был сын его дяди по матери имам Анда-аг-Мухаммед, сын факиха ал-Мухтара ан-Нахви. Махмуд передал ему эту должность, когда ослабели от старости его благословенные члены.

После того как скончался имам Анда-аг-Мухаммед, факих кадий Мухаммед, сын факиха Махмуда, приказал, чтобы должность имама занял сын имама — факих Мухаммед. Тот отговаривался недержанием мочи, и кадий заставил его представить этому доказательства. Факих ал-Акиб, сын факиха ал-Акиба, сына факиха Махмуда, дал о том свидетельство в пользу сына имама. Кадий Мухаммед принял это извинение сына имама, но возложил должность на его свидетеля и назначил того на нее.

А после смерти брата ал-Акиба, кадия Мухаммеда, повелитель аския Дауд возложил на ал-Акиба бремя должности кадия, и тот соединял оба звания до самой [своей] кончины. Он никогда не назначал себе заместителя на молитву; только во время болезни, [ставшей причиною] его смерти, велел он сыну брата своего, факиху, аскету Мухаммеду ал-Амину, сыну кадия Мухаммеда, предстоять на молитве. Но мать того, Нана-Хафса, дочь ал-Хадж Ахмеда ибн Омара, отказала. И мечеть несколько дней стояла без общей молитвы. Затем ученейший факих Мухаммед Багайого порекомендовал ал-Акибу назначить того, кто бы предстоял людям на молитве. Но имам сказал: "Только чтобы им был ты!" Факих Мухаммед ответил ему: "Это невозможно из-за связанности обязательствами перед другой мечетью..."[517].

Тогда община сошлась на [кандидатуре] сына брата его факиха Абу Бекра ибн Ахмеда-Биро; они сделали его предстоятелем против его воли. Он помолился с людьми в полдень, после полудня, на закате и вечером — и бежал в ту же ночь в селение Тамбахури и скончался [вскоре] после этого.

Община поставила предстоятелем его брата, святого Аллаха Всевышнего факиха Абд ар-Рахмана, сына факиха Махмуда. Он был утвержден в должности и взял ее на себя. Он был очень болен, но ни единого раза не назначил себе заместителя, вплоть до захвата их [города] Махмудом ибн Зергуном.

После Абд ар-Рахмана на должность вступил факих Мухаммед ибн Мухаммед-Корей — до самой своей кончины. Небольшое время на молитве предстоял кадий сейид Ахмед. Потом должность занял его сын факих Мухаммед. А затем, после его смерти, на нее вступил факих Сантао ибн ал-Хади ал-Ваддани — с разрешения кадия Абд ар-Рахмана ибн Ахмеда Могья. И он — тот, кто в ней имамом сейчас. /64/

ГЛАВА 12

Что касается величайшего притеснителя и знаменитого колдуна[518] сонни Али (с даммой на букве "син" без точек и кесрой на удвоенной букве "нун" — так я это слово нашел закрепленным в "Зайл ад-дибадж" ученейшего факиха Ахмеда Баба, да помилует его Аллах Всевышний), то он обладал великой силой и большой твердостью. Он был притеснителем, порочным, несправедливым, тираничным, кровожадным. Он убил столько людей, что счесть их может только Аллах Всевышний. Он преследовал ученых и праведников убийством, презрением и унижением. При рассказе о событиях девятого века в комментарии к "Ал-Джами ас-сагир" ал-Джалаля ас-Суйюти[519] ученейший хафиз ал-Алками[520], да помилует его Аллах, говорит: "Слышали мы, что появился в ат-Текруре некий человек по имени сонни Али, [который] погубил рабов [Аллаха] и страну. Он вступил на царство в восемьсот шестьдесят девятом году [3.IX.1464— 23.VIII.1465]".

Передают со слов отца благословений, святого Аллаха Всевышнего, факиха кадия Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита, что он, Махмуд, родился годом раньше [начала] правления сонни Али. Да, я видел в книге "Аз-Зайл", что он, да помилует его Аллах Всевышний, родился в восемьсот шестьдесят восьмом году [15.IX.1463—2.IX.1464], а скончался в ночь на пятницу шестнадцатого рамадана девятьсот пятьдесят пятого года [1 9.X.1548]. Закончено.

Сонни Али оставался на престоле двадцать семь либо двадцать восемь лет, занимаясь походами и завоеванием стран. Он взял Дженне и пробыл в нем год и месяц. Он завоевал Тьентьи и дозволил дирма-кою въезд верхом и раз за разом; а обе эти привилегии не принадлежали никому, кроме одного только повелителя Сонгай. И завоевал сонни Али Бару и землю санхаджа — Ноно; их повелителем тогда была царица Бикун-Каби[521]. Он завоевал Томбукту и все горы, кроме гор Дом; а последние оказались для него недоступными. Завоевал он и землю кунта и подумывал о земле Борку, но это ему не удалось. Последний из его походов был в землю Гурма.

Когда сонни Али вступил на престол, томбукту-кой шейх Мухаммед Надди написал ему письмо с приветом и благопожеланиями, прося его, чтобы тот не отбирал его, Мухаммеда, состояние себе, ибо последний-де из его, сонни Али, семьи. Когда же Мухаммед скончался и к власти пришел сын его, Аммар, он написал сонни Али противоположное тому, что писал его отец, говоря ему в своем письме: родитель-де унес с собою в ту жизнь всего лишь два куска хлопчатой ткани — только. А вся-де /65/ сила большая — у него, [Аммара], и тот, кто ему воспротивится, увидит, какова у него та сила. И сказал сонни Али своим соратникам: "Велика разница между разумом этого юнца и разумом отца его! И различие между речами их обоих — то же, что и между умами их..."

В восемьсот семьдесят третьем году, четвертого или пятого раджаба [29 или 30.I.1469], сонни Али вступил в Томбукту, это был четвертый или пятый год с прихода его к власти. В Томбукту он произвел великую, огромную и многочисленную порчу, сжег его и разрушил, перебив в нем множество народа.

Когда Акил услышал о приходе его, то пригнал тысячу верблюдов, вывел факихов Санкорей и увел их в Биру, сказав, что для него всего важнее их положение. В их числе шли факих Омар ибн Мухаммед Акит и трое его сыновей — благословенные факих Абдаллах, факих Ахмед (а он был старшим из них) и факих Махмуд (а он — младший из них годами, ему тогда было пять лет, он не мог ехать верхом и не мог идти пешком; его только несли на плечах, и нес его Хадду-Макканки), пока не дошли [до Биру]. А Хадду-Макканки был их рабом. В их числе шел их дядя по матери факих ал-Мухтар ан-Нахви, сын факиха Анда-аг-Мухаммеда; он знал в Биру имама аз-Заммури, да помилует его Аллах Всевышний, тот дал ему свидетельство на преподавание "Китаб аш-шифа" кадия Йияда, да помилует того Аллах Всевышний.

В день выезда ты [мог] видеть взрослого бородатого мужа, который, когда хотел сесть верхом на верблюда, дрожал от страха перед ним; когда же он садился верхом, то падал на землю при вставании верблюда. Потому что достойные предки держали своих детей в их комнатах, пока те не вырастали; и те не знали ничего о делах сей жизни из-за отсутствия их [детских] игр в пору их детства. Ибо игра в эту пору делает человека разумным, и он смотрит на многие вещи. [Родители] сожалели о том и после того, как возвратились в Томбукту, дали детям свободу игры и освободили их от того принуждения.

А лживый тиран занялся избиением тех из факихов, кто остался в Томбукту, и их унижением. Он утверждал, будто они — друзья туарегов и их знать, а он их за то ненавидит. Он бросил в тюрьму мать факиха Махмуда, Ситу, дочь /66/ Анда-аг-Мухаммеда, и убил двух ее братьев — факиха Махмуда и факиха Ахмеда, сыновей факиха Анда-аг-Мухаммеда. Затем последовали ущерб за ущербом и унижение за унижением — прибегнем, же к Аллаху!

Однажды сонни Али велел привести тридцать девственниц — дочерей ученых, чтобы он сделал их своими наложницами. Он был в гавани Кабары и приказал, чтобы девицы были приведены только пешком. Они вышли — а они [до того] никогда не выходили из женской половины дома. Вместе с ними был слуга сонни Али, гнавший их, пока они не достигли некоего места, где девицы совсем уже не могли идти. Слуга послал к Али с сообщением о них, а тот велел их перебить — и все они были убиты: прибегнем же к Аллаху! Это место находится поблизости от Амдаго, с западной стороны; называется оно "Фана кадр ал-абкар"[522].

После выезда факихов в Биру сонни Али возложил обязанности кадия на факиха кадия Хабиба, внука сейида Абд ар-Рахмана ат-Тамими. Он очень уважал сына его дяди по отцу, ал-Мамуна, отца Амара-Айда-ал-Мамуна, так что не называл его иначе, как "отец мой". И после смерти сонни Али, когда люди спешили рассказать о его злодеяниях, ал-Мамун говаривал: "Я не скажу худого о сонни Али! Он был только очень хорош ко мне я не делал мне зла, как он его делал людям..." Он не поминал того ни добром, ни злом. И за то пользовался он великим уважением у отца благословений факиха Махмуда: за справедливость свою.

Сонни Али беспрестанно убивал факихов и унижал их до восемьсот семьдесят пятого года [30.VI.1470—19.VI.1471]. Все, кто уцелел из людей Санкорей, также бежали в Биру. А он послал в погоню за ними томбукту-коя ал-Мухтара Мухаммеда ибн Надди. Тот настиг их в Таджите; они сразились, и в той стычке лучшие из факихов погибли. Это — известная стычка при Таджите.

Потом сонни Али обратился против потомков кадия ал-Хайя, которые пребывали в Альфа-Конко, чиня им обиды и унижения. И многие из них бежали и направились в Такедду. А он заявил, что они отправились в ту область для того лишь, чтобы попросить помощи у туарегов и привести последних ради мщения ему. И сонни Али обратил меч на тех, кто остался, убил многих из них и бросил в тюрьму мужчин и женщин — прибегнем к Аллаху! Говорят, что по этой причине в том месте до сего времени не выпадает дождь, который бы нес пользу.

Тридцать человек из числа лучших факихов бежали и направились в западную сторону. /67/ И бежали они, пока в один прекрасный день не достигли города Тьиби. Там они остановились под деревом для полуденного отдыха, голодные, и уснули. Затем один из них проснулся и сказал: "Видел я во сне своем этом, будто мы все сегодня вечером нарушили пост в раю..." И он еще не кончил свою речь, как вдруг [перед ними] послы растленного притеснителя верхами на своих конях — и они перебили всех тех. Прибегнем же к Аллаху, да помилует он всех тех факихов и да будет ими всеми доволен.

Однажды сонни Али заставил стоять на солнце в том месте[523] факиха Ибрахима, правителя Альфа-Конко, сына Абу Бекра, сына кадия ал-Хайя, чтобы унизить его и причинить страдания. И увидел Али во сне отца Ибрахима, помянутого Абу-Бекра, который больно бил его, [Али], своим костылем, приговаривая: "Аллах рассеет твоих потомков, как рассеял ты моих!" И Аллах исполнил эту мольбу относительно сонни Али.

Что же касается тех, кто был в Альфа-Конко и бежал от него в Такедду, то они остались жить там, сделав [ее] своей родиной.

Но при всех этих несчастьях, что причинял он ученым, сонни Али признавал их превосходство и говорил: "Если бы не ученые, жизнь эта не была бы ни сладка, ни приятна!" Он оказывал благодеяния иным [из них] и почитал их. И когда он отправился против фульбе из племени санфатир, то послал, много своих женщин в подарок старейшинам Томбукту и некоторым ученым и праведникам, велев последним сделать их наложницами. И те, кто не уважает предписания веры своей, использовал их подобным образом; но кто следует велению своей веры, те женились [на них]. В числе последних был дед моей бабки, матери родителя моего, достойный сейид, добрый, аскетичный имам Абдаллах ал-Белбали; он взял в жену ту, кого ему послал сонни Али — имя ее было Айша ал-Фуланийя. От нее родил он Нана-Биру Туре, мать родителя моего. Отец еще застал [в живых] эту старуху; она была очень стара и слепа.

Среди черт характера этого лживого притеснителя была насмешка над верою своей: он оставлял пять молитв на вечер или на утро, а потом, сидя, несколько раз делал знаки рукой, называя названия молитв, затем произносил одно-единственное заключительное приветствие и говорил: "Вы знаете друг друга, так поделитесь [друг с другом]!"

А [еще] из черт его характера то, что он приказывал убить человека, даже если [сам] уважал он его более всех, без причины и без /68/ надобности. Впоследствии он сожалел о некоторых из них. И прислужники его, что знали его характер, получая повеление убить того, о ком в будущем сонни Али стал бы жалеть, укрывали его и сохраняли. Когда же Али обнаруживал сожаление, они ему говорили: "Мы сохранили его для тебя, он не умер!", и он в этот момент радовался. Подобным образом делал он то не раз со слугою своим аскией Мухаммедом. Сколько раз он его приказывал убить, сколько раз приказывал его заточить в тюрьму, а Мухаммед всякий раз поступал ему наперекор из-за силы сердца своего и большого своего мужества, которые Аллах в него вложил характером и темпераментом. А когда обрушивалась на Мухаммеда со стороны сонни Али беда, мать его, Касаи, приходила к Нана-Тенти, дочери факиха Абу Бекра, сына кадия ал-Хайя, в Томбукту, прося последнего о молении за Мухаммеда — чтобы поддержал его Аллах Всевышний против сонни Али. "Если-де Аллах примет эту мольбу, то порадует он вас в потомках ваших и близких ваших, если пожелает того Аллах..." И Мухаммед сдержал это обещание в правление свое. Что же касается брата Мухаммеда — Омара Комдьяго, то он был совершенно покорен сонни Али, ибо был Омар разумен и тонок. И притеснитель никогда не чинил ему зла.

И подобным же образом поступил он также и со своим катибом Ибрахимом ал-Хидром; а тот был из Феса, он приехал в Томбукту и жил в нем в квартале большой соборной мечети на южной стороне, немного уклоняясь в сторону запада; а сонни Али утвердил его катибом. Однажды он велел Ибрахима убить и конфисковать все его богатство. Повеление его было исполнено, однако слуги спрятали Ибрахима до одного прекрасного дня, когда к сонни Али прибыла "Китаб ар-рисала"[524], а у него не было чтеца. И сказал он: "Если бы был жив Ибрахим с большим брюхом, мы бы не путались из-за этой книги..." Слуги ему ответили: "Он жив, мы сохранили его!" Сонни Али велел его представить. Ибрахим прочел книгу — и сонни Али возвратил его в его должность и подарил ему вдвое против того, что тот потерял из богатства. Но Ибрахим не обрел покоя и радости, кроме как в правление аскии Мухаммеда. А тот его оставил в его должности, любя и оказывая почет, до самой его кончины. Ибрахима сменил в той должности его сын Хауйя, но он возвратился катибом при наблюдателе аскии в Томбукту — на важной должности и с большой властью.

В Кабару сонни Али вступил в восемьсот восемьдесят втором году [15.IV.1477—3.IV.1478]. Это был год, когда моси вошли в Саму. В восемьсот восемьдесят четвертом году [25.III.1479—12.III.1480] сонни Али был в Тосоко; и в этом же году родился Айт-Хаид, сын сестры альфы Махмуда. И в этот год Махмуд постился [впервые], да помилует его /69/ Аллах. Он говорил о самом себе, [что] возраст его был (а Аллах лучше знает) семнадцать лет и из Кабары он выехал в восемьсот восемьдесят пятом году [13.III.1480—1.III.1481]. В этом году, в месяце джумада-л-ула [9.VII—7.VIII.1480], моси вступили в Биру, а ушли они из нее в [месяце] джумада ас-санийа [8.VIII— 5.IX.1480]. Они осаждали ее месяц. [Царь их] потребовал от жителей жену, и они дали ему в жены дочь достойного сейида Анда-Надди ибн Али ибн Абу Бекра. Она осталась за ним до правления аскии ал-Хадж Мухаммеда; последний отобрал ее у моси после того, как повоевал их и разрушил их [столицу], и взял ее в жены. После осады моси сразились с жителями Биру, победили их, полонили их семьи и ушли. Люди Биру преследовали их, дали им бой и освободили от них семьи. Аммар ибн Мухаммед Надди был в тот день там; и был он сильнейшим из них отвагою и доблестью в сражении. Он первый настиг моси-коя и теснил его, пока не выручил семьи.

В этом году в месяце шаабане [7.X—4.XI.1480] альфа Махмуд выехал из Биру и возвратился в Томбукту. Он, да помилует его Аллах Всевышний, рассказал, что изучал "Рисалу" Ибн Абу Зейда у Айт-Хамида, так что дошел до [главы] о двух поклонах во время рассветной молитвы, когда пришли моси. Кое-что из нее он штудировал с Ахмедом ибн Усманом, но забыл он, с кем завершил ее изучение. Потом он начал изучение "Ат-Тахзиба" со своим братом.

В Томбукту вернулся также его дядя по матери факих ал-Мухтар ан-Нахви. Что же до родителя его, факиха Омара ибн Мухаммеда Акита, то он уже скончался там, [в Биру].

Когда Махмуд поселился в Томбукту после конца правления притеснителя, он написал своему брату факиху Абдаллаху — а тот находился в Тазахте, селении близ Биру, — веля ему приехать в Томбукту. Но Абдаллах ему написал, что в Томбукту он не поедет, ибо люди Санкорей порвали родственные узы и сыновние чувства детей и разделились в злословии между своими наставниками. А также, что он не станет жить там, где есть потомство сонни Али. А если уж и переедет в город, то обязательно поселится только в квартале большой соборной мечети по соседству с султаном ал-Уджли, отцом Омара-Биро, потому что характер у того прекрасный, и он, [Абдаллах], был им доволен, когда был его соседом в Тазахте; и оставался он там пока не скончался, да помилует его Аллах и да возвратит нам благословения его.

Когда отец благословений факих Махмуд поселился в Томбукту, он часто навещал кадия Хабиба, постигая у него науку, до тех пор, пока тот не скончался. Хабиб был его наставником и завещал ему, чтобы он был /70/ кадием после него и чтобы он не посещал баловней сей жизни в их жилищах — а это лишь ради отстранения зол от бедняков и неимущих; а он видел то, что из этого вытекает. И Махмуд последовал его завету, да помилует Аллах Всевышний их обоих и да дарует нам за них пользу в обоих мирах.

Затем сонни Али начал копать канал Рас-эль-Ма, дабы достигнуть Биру по каналу. Он занимался этим с усердием и старанием, с большой силой. Но вот пришла к нему весть, что моси-кой задумал совершить на него поход со своим войском; известие застало его в местности, именуемой Шан-Фанаса, и в ней кончается канал. И Аллах уберег жителей Биру от беды с его стороны.

А сонни Али вернулся для встречи моси-коя. И встретился он с ним в Дьенке-Той, селении близ города Каба, за Рекой. Там они сразились, и сонни Али обратил моси-коя в бегство, и тот бежал; а он его преследовал, пока не вступил в пределы его земли. То [было] в восемьсот восемьдесят восьмом году [9.II.1483—29.I.1484].

Потом Али возвратился и остановился в Дире; затем он выступил из него на завоевание гор, как было сказано [выше]. Позднее он совершил поход в Гурму, победил их и разорил. Это был последний из его походов. И когда в восемьсот девяностом году он вышел из Батиры, то починил стены, что есть в Кабаре и называются "Тила".

В этом году выехал на восток ал-Хадж Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит для совершения хаджжа; а возвратился он во время смуты хариджита сонни Али — как то говорит ученейший Ахмед Баба в "Аз-Зайл".

А в восемьсот девяносто первом году [7.I.1486—27.XII.1486] Али схватил томбукту-коя ал-Мухтара ибн Мухаммеда Надди и бросил его в тюрьму. И в [восемьсот] девяносто первом же году имя сонни Али проклято было на Арафе[525], а присутствовал факих Абд ал-Джаббар-Коко. А в году восемьсот девяносто втором [28.XII.1486—16.XII.1487] обратились к Аллаху Всевышнему с мольбою, направленной против сонни Али. И вступил он в пору упадка, пока не прошло его правление. [Дело] Тосоко произошло в восемьсот девяносто третьем году [17.XII.1487—4.XII.1488]. В этом году жители Томбукту вошли в Хауки и оставались там пять лет. В их числе были святой Аллаха Всевышнего Сиди Абу-л-Касим ат-Туати, отец благословений факих Махмуд, его брат ал-Хадж Ахмед и другие, да помилует их Аллах Всевышний.

В восемьсот девяносто четвертом году [5.XII.1488— 24.XI.1489] умер Модибо-Дьянкаси. /71/

А в восемьсот девяносто восьмом году [23.X.1492—11.X.1493] скончался сонни Али, сын сонни Мухаммеда-Дао, возвращаясь из похода на Гурму, после того как повоевал он дьогорани и фульбе и сражался с ними. Когда он достиг на обратном пути страны Гурма, его унес поток, бывший там на дороге и называемый Кони, и погубил его по воле Всемогущего, Могущественного — пятнадцатого [числа] мухаррама священного, открывавшего год восемьсот девяносто восьмой от хиджры [6.XI.1492]. Его сыновья вскрыли его живот, вынули его внутренности, наполнив его медом, дабы он не пахнул дурно. Но, как считают, Аллах Всевышний сделал то воздаянием за то, что сонни Али делал людям при жизни своей в дни высокомерия своего. Войско же его стояло в Багананийе.

ГЛАВА 13

После него к власти пришел его сын, Абу Бакар Дао, в городе Данага. А счастливейший, ведомый прямейшим путем Мухаммед ибн Абу Бекр Туре (а говорят, также Силенке)[526] был из числа главных военачальников сонни Али. И когда его достигла эта новость, он задумал в глубине души [добиться] халифата; и ради этого прибегнул ко многим хитростям. И когда он завершил укрепление веревки тех хитростей, то направился против Абу Бакара Дао с теми, кто был с ним из его приближенных, и напал на того в помянутом городе в ночь на второе джумада-л-ула упомянутого года [19.II.1493], и обратил в бегство его войско. Абу Бакар обратился в бегство, достиг селения под названием Анкого — а оно поблизости от Гао — и стал там, пока не собралось к нему его войско. Затем он встретился с Мухаммедом в этой местности в понедельник четырнадцатого джумада-л-ухра [3.III.1493]. Между ними произошли сильная битва, и тяжкое сражение, и ужасная борьба, так что почти /72/ [все они] погибли. Потом Аллах даровал победу счастливейшему, ведомому праведнейшим путем Мухаммеду ибн Абу Бекру. Сонни Абу Бакар Дао бежал в Айан и оставался там, пока не скончался. И в тот день счастливейший, идущий праведнейшим путем захватил царство и стал повелителем верующих и халифом мусульман. Когда это известие дошло до дочерей сонни Али, они воскликнули: "Аския!" — что значит на их языке "не будет он!". И когда Мухаммед услышал это, то повелел, чтобы прозывали его только так, и говорили: "аския Мухаммед"[527].

Аллах Всевышний им рассеял печали мусульман и прекратил им их беды и тяжкие дела. Аския усердно занимался укреплением веры ислама и исправлением дел людей. Он дружил с учеными и спрашивал их мнения о том, что ему следовало [делать] из дела разрешения и управления.

Народ он разделил на подданных и войско, тогда как в дни хариджита весь он был военнообязанным[528]. Он послал немедленно к хатибу Омару, чтобы тот выпустил заключенного в тюрьму ал-Мухтара ибн Мухаммеда Надди и чтобы последний явился к нему, дабы он, [аския], возвратил его на его должность. Хатиб сообщил, что тот умер (но говорят, будто хатиб поспешил с его убиением в тот же момент). Тогда аския послал в Биру за старшим братом ал-Мухтара — Аммаром; тот прибыл, и аския его возвратил на должность брата — томбукту-коем.

В конце восемьсот девяносто девятого [года] [12.X.1493— 1.X.1494] аския Мухаммед взял Дьягу при посредстве своего брата, курмина-фари Омара Комдьяго, и сразился с Букар-Матой.

А в месяце сафаре второго года десятого века [9.X.1496— 6.XI.1496] он вышел в хаджж (а Аллах лучше знает). Он совершил хаджж к священному дому Аллаха с группой из виднейших лиц каждого племени. Среди них был святой Аллаха Всевышнего Мори Салих Дьявара, да помилует его Аллах и да дарует нам благо за благословения его в обоих мирах. [Он был] уакоре по происхождению, а его город — Тута-Аллах, что в земле Тендирмы. Повелитель увидел благодать его в том пути — когда на них между Меккой и Египтом подул самум, высушивший всю воду, что была с ними, так что они чуть не умерли от жары и жажды. Аския послал к Мори Салиху, прося, чтобы тот предстательствовал пред Аллахом, дабы он напоил их ради святости пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и да приветствует. Но Мори Салих прогнал посланного сильнейшими упреками и сказал: "Святость его /73/ слишком велика, чтобы прибегать к ней в мирских делах!" Потом он обратился с молитвой к Аллаху — и тот сразу же напоил их ливнем, что пролился в желаемом количестве.

Воинов, которых аския увел с собою, было тысяча пятьсот человек, пятьсот конных и тысяча пеших. В их числе находились его сын аския Муса, хуку-корей-кой Али-Фолен и прочие. Что же касается денег, то их было триста тысяч золотом, которые взял он у хатиба Омара из денег сонни Али, бывших на хранении у хатиба. А что до того, что было во дворце сонни Али, то оно пропало совершенно, и из него не видели ничего. Аския совершил хаджж, посетил святые места. С ним вместе совершили хаджж те из этой группы, кому предписал это Аллах, в конце того года. И Мори Салих Дьявара, благословенный сейид, старательно возносил молитвы за брата аскии — Омара Комдьяго, которого аския оставил на царстве своем, крайне и предельно старательно, потому что Омар любил Мори Салиха, оказывал ему услуги и исключительно уважал его.

Повелитель раздал в двух священных городах милостыней сто тысяч золотом из тех денег. Он купил в благородной Медине сады и сделал их хаббусом для людей Текрура; сады эти там известны, и потратил он на них сто тысяч. А на сто тысяч он купил товаров и всего, в чем испытывал потребность.

В той благословенной земле аския встретил аббасидского шерифа[529] и просил у того, чтобы он его сделал своим халифом в земле сонгаев. Тот дал ему согласие на это и велел ему на три дня отказаться от власти, которую тот имел, и прийти к нему на четвертый день. Аския так и поступил, и тот его сделал своим халифом, возложив на голову аскии бывшие у него колпак и тюрбан; и был Мухаммед истинным халифом в исламе.

Затем встречал он многих ученых и достойных [мужей], в том числе ал-Джалаля ас-Суйюти, да помилует того Аллах Всевышний. Он спрашивал их о разном из своих дел, и они дали ему решения по ним. Он попросил их молиться за него и получил множество благословений их.

Аския возвратился в [девятьсот] третьем году, вступив в Гао в месяце зу-л-хиджжа, завершающем год [21.VII—18.VIII.1498], Аллах Всевышний устроил его царствование, он оказал аскии великую помощь и совершил для него очевидные завоевания. Он царствовал от канты до соленого моря на западе и над землями, [прилегающими] к ним обоим, и от предела земли Бендугу до Тегаззы и над областями их обеих. Все это он привел к покорности мечом и силой, как о том пойдет речь при рассказе о его походах. Аллах исполнял /74/ для него все его желания; и так же, как исполнялись его повеления во дворце аскии, исполнялись они во всем его царстве — вдоль и вширь, при полном спокойствии и обильном благосостоянии. Слава же тому, кто отличает того, кого пожелает, тем, чем пожелает! Он — обладатель великой милости!

В [девятьсот] четвертом году [19.VIII.1498—7.VIII.1499] аския Мухаммед предпринял поход против Насере — а это был султан моси. Вместе с аскией пошел благословенный сейид Мори Салих Дьявара. Аския велел ему сделать этот поход джихадом на пути Аллаха. Мори Салих не возражал ему и разъяснил все установления джихада. И повелитель верующих аския ал-Хадж Мухаммед попросил упомянутого сейида, чтобы был он посланным его к султану моси.

Мори Салих принял [предложение]. Он прибыл к Насере, в город его, и вручил ему послание аскии с предложением вступить в ислам. Насере сказал ему: [ответа-де не будет], пока он не посоветуется со своими предками, которые находятся в мире ином. И пошел Насере к дому идола их со своими советниками. А Мори Салих пошел вместе с ними, чтобы взглянуть, как тот будет советоваться с мертвыми.

Они совершили то, что совершали из жертвоприношений по своим обычаям. И явился им глубокий старец. Когда моси увидели его, они пали ниц перед ним, и Насере сообщил ему известие. И старец заговорил с ними на их языке и сказал: "Никогда я не соглашусь для вас на то! Наоборот, сражайтесь с ним, пока не погибнете вы до последнего или пока до последнего не погибнут они!" И сказал Насере благословенному сейиду: "Возвращайся к нему и скажи аскии, что между нами и им [будут] лишь война и сражение!" Потом, после того как люди вышли из того дома, Мори Салих сказал той особе, что явилась в образе старца: "Спрашиваю тебя ради Аллаха Великого — кто ты?" И тот ответил: "Я — Иблис[530], вводящий их в заблуждение, дабы умерли они в неверии..."

Сейид возвратился к повелителю аскии ал-Хадж Мухаммеду и сообщил ему обо всем, что произошло, и сказал: "Теперь ты должен сражаться!" И аския сразился с ними, разорил землю их и дома их и полонил их потомство. Все, кто пошел в этот полон, мужчины и женщины, стали благословенными. И в той области не было джихада на пути Аллаха, кроме одного этого похода.

В этом же году скончался кадий Хабиб, да помилует его Аллах, и аския назначил на должность кадия шейх ал-ислама, /75/ отца благословений (Махмуда] на должность кадия Томбукту и его области. Мне рассказал тот, кому я доверяю, из числа собратий наших, что ему сообщил наставник мусульман факих Мухаммед Багайого ал-Вангари, да хранит его Аллах Всевышний, что это факих Абу Бекр, сын кадия ал-Хайя, указал повелителю, аскии ал-Хадж Мухаммеду, на факиха Махмуда, чтобы назначил того аския на пост кадия. Он говорил аскии: "Вот этот юноша — благословенный, достойный человек..." — и аския назначил того на это место. Закончена речь шейха ал-Вангари.

Дядя Махмуда по матери факих ал-Мухтар ан-Нахви в то время отсутствовал. Когда же он возвратился из отсутствия, то сильнейшим образом порицал факиха Абу Бекра, говоря ему: "Ты не указал на отца моего? Разве нет у тебя сына, достойного звания кадия? Почему же ты не указал на него?!" Отцу благословений [Махмуду] было в тот момент тридцать пять лет; в должности кадия он пробыл пятьдесят пять лет и скончался в девяносто лет, да помилует его Аллах Всевышний.

Место кадия выпало ему, [когда он был] имамом соборной мечети Санкорей. Впоследствии, в конце своей жизни, он отказался от последнего звания и назначил на пост имама сына своего дяди по матери факиха имама Анда-аг-Мухаммеда, сына ал-Мухтара ан-Нахви. И позже он не предстоял людям на молитве, кроме как при кончине святого Аллаха Всевышнего Сиди Абу-л-Касима ат-Туати — он молился над ним — и при кончине Файяда ал-Гадамси — над ним он молился [также]. Да помилует обоих их Аллах Всевышний!

На обратном пути из похода против Насере повелитель остановился в Тойе в [месяце] рамадане [11.IV—10.V.1499].

В [девятьсот] пятом году [8.VIII.1499 —27.VII.1500] аския ходил на Тендирму, захватил багена-фари Усмана и убил Дембу-Домбо, фульбе.

В [девятьсот] шестом [28.VII.1500—16.VII.1501] аския послал своего брата Омара Комдьяго в Дьялан, дабы сразился он с Кама-Фити-Калли, военачальником султана Малли, стоявшим над этим городом. Но тот отразил Омара, и последний ничего от него не добился. Омар послал известие повелителю, аскии, и остановился лагерем в Тинфаране — городе близ Дьялана, с восточной стороны. В нем и родился сын Омара, и был он прозван Тинфаран. Повелитель прибыл лично, сразился с Кама-Фити-Калли, победил его, разрушил город, захватил дворец султана Малли и взял в полон его семью. А в том полоне пришла Мариам-Дабо, мать Исмаила, сына аскии. Аския задержался там, пока не восстановил город; он его поместил на ином месте по сравнению с прежним. Затем он возвратился.

Что касается жителей Дженне, то при воцарении аскии Мухаммеда они добровольно подчинились ему.

Не ходил он в походы в [девятьсот] восьмом [7.VII.1402—25.VI.1503], девятом [26.VI.1503—13.VI.1504] и десятом /76/ [14.VI.1504—3.VI.1505] годах. А в начале [девятьсот] одиннадцатого [4.VI.1505—23.V.1506] он совершил поход на Боргу (его называют также "Борбу"). В нем была взята его невольница Диакаран-Бенки, мать сына его, аскии Мусы. И умерли многие из лучших дьябербанда[531] и храбрейшие из них в этой борьбе между ними. Так что брат аскии Омар Комдьяго заплакал и сказал: "Ты погубил Сонгай!" Но аския ответил: "Напротив, я оживил Сонгай! Эти люди, которых видел ты, — разве была бы нам приятна жизнь в Сонгай, если бы они были в ней вместе с нами? Не следует нам делать это для них собственными руками. Потому и привели мы их в эту местность, чтобы они в ней уничтожили друг друга. И мы будем от них избавлены, потому что я знал относительно них, что нет бегства от смерти!" И тогда у брата его прошло то, что было из горя и печали. В это же время родился факих Мухаммед — сын отца благословений кадия факиха Махмуда, да помилует их Аллах.

В [девятьсот] двенадцатом [году] [24.V.1506—12.V.1507] аския не совершал походов. А в [девятьсот] тринадцатом [13.V.1507—1.V.1508] он ходил в поход на Галамбут, а это — Малли[532].

В [девятьсот] пятнадцатом [21.IV.1509—9.IV.1510] отправился в хаджж шейх ал-ислам, кадий Махмуд ибн Омар. Его заместителями по повелению повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда были назначены: в звании имама — его дядя по матери факих ал-Мухтар ан-Нахви, а в звании кадия — кадий Абд ар-Рахман ибн Абу Бекр. Из хаджжа Махмуд возвратился 27 шаабана [девятьсот] шестнадцатого года [29.XI.1510]. И когда прибыл он в Гао, повелитель прослышал о нем (он находился тогда в Кабаре, известной гавани). Он сел на корабль и направился в Гао для встречи Махмуда и встретил его там. Затем отец благословений продолжил свой путь в Томбукту и вступил в свой дом в добром здравии и спокойствии. Многие из жителей Томбукту думали, что он передаст то звание имама своему помянутому дяде по матери. Но в полдень дня своего прибытия Махмуд пришел в мечеть и молился с людьми. А что касается кадия Абд ар-Рахмана, то он остался в звании кадия, но факих Махмуд ничего ему не говорил на протяжении десяти лет. Шейх Ахмед Бийокон[533] сообщил о том повелителю аскии ал-Хадж Мухаммеду. Тот послал в Томбукту своего гонца, повелев, чтобы кадий Абд ар-Рахман ушел с этой должности, а в нее вступил назначенный на нее факих кадий Махмуд. И первый ушел с должности, а второй в нее вступил.

Итогом [этого было то, что] возникли спор и ссора между кадием Мухаммедом ибн Ахмедом ибн / 77/ ал-Кадием Абд ар-Рахманом и Нефаа, [сыном] томбукту-коя ал-Мустафы-Корей, внуком шейха Ахмеда Бийокона, и кадий Мухаммед нападал. А Нефаа сказал: "Вражда эта — со времен дедов наших, когда мой дед шейх Ахмед дал знать повелителю аскии ал-хадж Мухаммеду о поступке деда твоего кадия Абд ар-Рахмана, а аския сместил того. Вот что у тебя против нас!"

В [девятьсот] семнадцатом году [31.III.1511—18.III.1512] аския совершил поход против проклятого, объявившего себя пророком Тайенды и убил его в Диаре. И обстоятельства сложились [так], что старший сын Тайенды, Коли, отсутствовал, [будучи] в походе. А когда узнал, что произошло с проклятым отцом его, то бежал вместе с тем, что у него было из войска, в Фута — а это название земли недалеко от соленого моря, принадлежащей султану Джолоф[534], и поселился в ней. Он непрерывно замышлял измену тому султану, пока не захватил его и не убил. И страна Джолоф разделилась на две половины: половиной завладел Коли, сын Салти-Тайенды, а другой половиною правил дамель[535] — а это старший из военачальников султана джолофов. Коли стал в этой стране великим султаном, обладателем крупной силы. Их государство остается в этой области по сие время; а они — суданцы[536].

Когда Коли скончался, ему наследовал его сын Йарим, а когда тот скончался, его преемником был Калайи-Табара, брат его. Последний был добродетелен, добр и справедлив; в справедливости он достиг высшего предела, и на всем Западе ему не знали в том подобного, за исключением султана Малли Канкан Мусы, да помилует их Аллах Всевышний. Когда же скончался Калайи, ему наследовал сын его брата — Коти, сын Йарима; а когда тот скончался, его преемником был его брат Самба-Лам — он стремился к полнейшей справедливости и запретил притеснение, совершенно его не допуская. Он оставался у власти тридцать семь лет, а когда скончался, его преемником был сын его Бубакар — последний — тот, кто правит в этой стране ныне.

Замечание. Тениедда-Салти-Йалалби, Нема-Салти-Урарби, Доко-Салти-Фирохи и Кодо-Салти-Уларби [были] выходцами из племени Диалло[537] в земле Малли, а поселились в земле Каньяга. А когда убил /78/ повелитель аския Мухаммед проклятого [Тениедду], все они перебрались в Фута и там обосновались. В нем они находятся и поныне.

Что же касается Диалло, то они — лучшие из людей деяниями и натурой. Свойства их характера во всех отношениях отличаются от свойств характера прочих фульбе. Аллах Всевышний выделил их прекрасными качествами характера, благородством поступков и достойным похвалы поведением. Они ныне пребывают в той области, располагая великой мощью и большою твердостью. А что до отваги и доблести, то в них они не имеют подобных. И что касается клятвы и верности обещанию, то, как слышали мы, они в той стороне начинаются у Диалло и ими заканчиваются.

В конце [девятьсот] девятнадцатого [года] [9.III.1513— 25.II.1514] аския совершил поход на Кацину; а возвратился он в [месяце] раби ал-аввал [девятьсот] двадцатого [26.IV—25.V.1514].

В конце [девятьсот] двадцать первого [15.II.1515—4.II.1516] он совершил поход на ал-Адалу, султана Агадеса. Возвращался аския в [году девятьсот] двадцать втором [5.II.1516— 23.I.1517]; и во время возвращения аскии против него возмутился Кота, правитель Лики, прозванный "канта". Причиной этого послужило то, что, когда канта прибыл вместе с аскией в свой город, возвращаясь из того похода, он ожидал своей доли в той добыче. Когда же его надежда на это не оправдалась, он спросил о своей доле денди-фари. Но тот ему ответил: "Поистине: потребуешь этого — обделаешься!" Канта смолчал. Потом к нему пришли его товарищи и сказали ему: "Где наши доли из этой добычи? Мы их до сего времени не видели... Разве ты их не спрашиваешь?!" А канта ответил: "Я их потребовал... Денди-фари мне сказал, [что] если я еще буду спрашивать долю, то провозглашу себя мятежником. Но один я не провозглашу себя мятежником — если вы себя объявите мятежниками вместе со мною, я спрошу [о добыче]..." Они сказали: "Мы все объявим себя мятежниками вместе с тобой!" Канта ответил: "Благослови вас Аллах: это то, чего я хотел!"

Он возвратился [снова] к денди-фари, но тот отказал. Те возмутились. Дошло до большой битвы между ними. Мятежники устояли и вышли из повиновения повелителю аскии ал-Хадж Мухаммеду — до конца державы Сонгай. И канта сам правил. В [девятьсот] двадцать третьем году [24.I.1517— 12.I.1518] аския ходил на них; но сонгаи от них не добились ничего.

В [девятьсот] двадцать четвертом [году] [13.I.1518—2.I.1519] аския отрядил брата своего курмина-фари Омара против Кама-Фатийи, и Омар того убил. Пятнадцатого рамадана [девятьсот] двадцать пятого года [10.IX.1519] аския высадился в Кабаре. В [девятьсот] двадцать шестом третьего раби ал-аввала [20.II.1520] умер его брат Омар Комдьяго; и святой Аллаха Всевышнего Мори Салих Дьявара скрывался от людей. Потом он вышел и, когда сидел в медресе, сказал своим талибам: "В этот день оставил /79/ владыка, господь мой, Омара и простил ему!" Омар любил этого сейида, оказывал ему услуги и исключительное почтение.

В тот день повелитель находился в Сонкийе — поселении позади Кукийи, в стороне Денди. И поставил он курмина-фари брата своего Йахью. Тот пробыл в этой должности девять лет и скончался при мятеже фари-мундио Мусы, когда последний незаконно выступил против родителя своего, повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда.

В [девятьсот] двадцать восьмом [году] [1.XII.1521— 19.XI.1522] умер Омар ибн Абу Бекр, султан Томбукту. В девятьсот тридцать первом [29.X.1524—17.X.1525] аския Мухаммед послал своего брата фарана Йахью в Кодьяру: там умер бенга-фарма Али-Йомро. Когда Йахья вернулся, аския послал Али Фолена в Бенгу, чтобы забрать то, что осталось после погибшего Али-Йомро. Али Фолен просил повелителя, чтобы тот назначил своего сына Баллу бенга-фармой (в то время Балла был адики-фарма), и аския дал ему соизволение на [это]. Балла был известен меж своих братьев отвагою и доблестью — а был он из младших сыновей. Когда о назначении прослышали старшие братья Баллы, они пришли в гнев и поклялись, [что], когда Балла прибудет в Гао, они проткнут его барабан: то управление в их государстве занимало высокое место, и занимавший эту должность был в числе обладателей барабана [как знака своего сана]. Братья Баллы беспрестанно произносили о его деле завистливые речи — кроме одного [только] фари-мундио Мусы, а он был из них старшим.

Балла прослышал обо всех их словах. И он поклялся, что проткнет он зад матери того, кто пожелает проткнуть его барабан. Он приехал в Гао, а барабан был перед ним, и в него били, пока не достиг Балла известного места близ города — это была граница прекращения барабанного боя для всех барабанов, кроме барабана одного [только] аскии. Но Балла приказал своему барабанщику, чтобы тот не прекращал свое дело до ворот дворца повелителя[538].

Начальники войска выехали верхами — те, что по обычаю их должны выезжать верхом для встречи подобных Балле [чинов]. В их числе были его братья, которые обещали проткнуть его барабан. И когда Балла приблизился к ним, каждый, кто по обычаю своему должен сойти с коня перед подобными ему [чином], сошел с лошади, дабы его приветствовать, — кроме фари-мундио Мусы. А он приветствовал Баллу, сидя на коне, и, наклонив слегка голову, сказал ему: "Я не говорил ничего; ты ведь знаешь — если бы я говорил, то обязательно бы сдержал свое слово!" Но ни один из братьев не мог предпринять против Баллы злое: /80/ вражда между ним и ими возникла из-за этого возвышения и из-за того, что Балла намного их превосходил храбростью в борьбе и на поле боя.

А положение уже сложилось так, [что] Муса отклонился от [верного] пути в отношении родителя своего, гневаясь на него и на его слугу бескорыстного Али Фолена за взаимные помощь и согласие, что между ними были. Он утверждал, что повелитель ничего не делает, иначе как по совету Али Фолена.

В конце своего правления аския Мухаммед ослеп, но никто об этом не догадывался из-за близости к аскии Али Фолена и его привязанности к нему[539]. Но Муса принялся запугивать Али Фолена и угрожать ему убиением; тот испугался его и в [девятьсот] тридцать четвертом [году] [27.IX.1527—14.IX.1528] бежал в Тендирму к курмина-фари Йахье.

А в девятьсот тридцать пятом [15.IX.1528—4.IX.1529] фари-мундио Муса восстал против аскии и уехал с некоторыми из братьев своих в Кукийю. Повелитель послал к брату своему фарану Иахье[540] в Тендирму [сказать], чтобы тот прибыл и выпрямил кривизну этих юнцов. Йахья приехал, и аския повелел ему отправиться к ним в Кукийю, но подтвердил ему, чтобы он не был слишком крут с теми. Йахья прибыл к царевичам туда, а они встретили его боем, так, что он был ранен, и они его схватили. Йахья был брошен наземь ничком, обнаженный, и начал им говорить о том, что будет с ними из грядущего. В этом состоянии в головах у него стояли Дауд, сын повелителя, со своим братом Исмаилом и Мухаммедом Бенкан-Корей ибн Омаром Комдьяго. И Мухаммед говорил двум своим товарищам о "клевете" и лжи раненого. В таких-то обстоятельствах и сказал Йахья: "Моро-Бенкан-Корей (это слово в их языке — уничижительное), ты, который приписываешь мне ложь! А разве потом, после, ты ее не услышишь никогда, разрушитель уз родства?!" Исмаил прикрыл его одеждой, и Йахья сказал, находясь в таком состоянии: "Я знал, о Исмаил, что сделаешь это лишь ты, ибо ты — укрепитель родственных уз!" Затем Йахья скончался, и повелитель назначил курмина-фари своего сына Усмана-Йубабо и послал его в Тендирму.

Потом Муса и его братья возвратились в Гао. И в конце этого года он отстранил повелителя, отца своего, /81/ в воскресенье, в день праздника жертвы [15.VIII.1529], перед молитвой. Повелитель был в месте моления, но Муса поклялся, что никто не будет молиться, пока он, [Муса], не возьмет власть, и его родитель передал ему [ее], и Муса стал в тот же момент повелителем, и люди совершили праздничную молитву.

Муса остался в своем доме, а аския-отец — во дворце; он не выходил из него [больше] в своей жизни, и пробыл у власти повелитель аския ал-Хадж Мухаммед тридцать шесть лет и шесть месяцев.

ГЛАВА 14

Затем аския Муса приступил к избиению своих братьев, и многие бежали в Тендирму к курмина-фари Усману-Йубабо. В их числе были Усман-Сиди, Букар-Кирина-Кирини, Исмаил и другие. Муса огорчился из-за того и сказал своим собеседникам: "Ведь брат мой Усман сам не приказывает, а поступает только по наущению своего окружения. Окружает же он себя только порочными и глупцами, и я боюсь усобицы между мною и им..." и он отправил к Усману своего гонца с письмом, извещая брата о своем вступлении на царство. Он дал посланному и другое письмо — к его матери Камсе — и сказал ему: "Когда Усман не примет письмо, тогда другое попадет к матери!" Ей он писал в этом письме, что он, [Муса], вступает под защиту ее и отца Усмана, дабы они поговорили с Усманом, чтобы тот не был причиною войны между ними обоими.

Гонец прибыл к Усману, но тот не обратил на него внимания, не повернулся к нему и не взял письмо, и гонец доставил матери письмо, предназначенное ей. Когда она его прочла и узнала, что в нем, то пошла к Усману и заговорила с ним, сказав ему: "Я отниму у тебя грудь свою[541], если только ты не отстранишься от противящихся твоему брату. Он ведь тебе не [только] брат — нет, [он] отец! Знаешь ли ты причину этого прозвания, что дали тебе? В день, когда я тебя родила, в нашем доме не было, чем подогреть /82/ питье для меня. А брат твой вышел и задержался с возвращением; и когда он пришел, твой отец ему сказал: "Куда ты сегодня ходил? Здесь с начала дня дожидается тебя гость..." И брат твой взял свой топор, пошел в рощу и набрал, чем согреть для меня питье. Поэтому я говорю тебе: он твой отец! И вот он рассчитывает на меня и вступает в мое покровительство, чтобы ты не был причиною войны между тобой и им..."

Усман прислушался к ней, повиновался и велел привести гонца. Он встал и спросил [того] о здоровье аскии — а то был обычай их, когда они повинуются [правителю]. Ему гонец прочел послание, и Усман решил поехать к аскии. Он снарядил свои суда и, собрав полностью свои припасы, выступил с войском своим в путь. Но немного спустя его гриот запел, и Усман очень разгневался, чуть не лопнув от ярости. И сказал он своим спутникам: "Разгрузите то, что на судах! Моя голова эта никогда не будет покрыта прахом в честь кого бы то ни было!" — и возвратился в свой дворец.

Он в самом деле возмутился, так что в этом не приходилось сомневаться. Посланец возвратился в Гао и сообщил аскии о том, что произошло; а аския стал приготовляться к движению на Тендирму.

Вспыхнула усобица, и неизбежна сделалась война. Аския повел войско; и когда он приблизился к Томбукту, его встретил шейх ал-ислам, отец благословений, кадий факих Махмуд ибн Омар, да помилует его Аллах Всевышний, в городе Тирьи, чтобы примирить аскию с его братьями. Но когда сейид сидел у аскии, то повернулся спиной [к тому], а не обратился к нему лицом своим. Муса спросил: "Почему ты повернулся ко мне спиной?" Кадий ответил: "Я не обращусь лицом к отторгнувшему повелителя верующих от власти его..." Аския сказал ему: "Я сделал то только из страха за себя. Сколько лет он ничего не делал, кроме как то, что советовал ему Али Фолен. И я боялся, что однажды он посоветует недоброе обо мне; потому я и сверг аскию..." Кадий попросил у Мусы прощения для его в этом — разрыв родственных уз и порча по [всей] земле. Муса же сказал ему: "Подожди и потерпи, пока они не обожгутся о солнце; тогда они поспешат в тень..." Он поднял перед кадием покрывало со [связки] больших отравленных дротиков и сказал: "Это — солнце, а ты — тень. И когда они прибегнут с надеждой к тебе, тогда я их прощу!" И когда Махмуд увидел, что аския твердо решился на войну, он возвратился в Томбукту.

А Муса выступил на мятежников с этой стоянки. Он остановился в Тойа и услышал, что курмина-фари Усман решил прийти к нему для сражения. И появились на /83/ его лице испуг и раскаяние. А балама Мухаммед-Корей сказал ему: "Вместе с твоим братом Усманом есть два человека — Букар-Кирина-Кирини и другой, я забыл его [имя]. И даже если бы Усман был с тысячей человек вместе с этими двумя или одним из них двоих, а ты — с десятью тысячами человек, он бы тебя победил. Если же дело было бы наоборот, ты бы победил его!"

Они еще не закончили этот [царский] прием, как увидели в [виде] миража некую личность: она то появлялась, то скрывалась, пока не приблизилась к ним, — и вот [перед ними] упоминавшийся Букар-Кирина-Кирини. Он сошел с коня и поднял прах пред аскией. Аския сказал: "Что тебя привело?" Тот ответил: "Неприязнь к тебе и не неприязнь к Усману. Я пришел, только спасаясь от погибели, и не буду вместе с людьми заблудшими..."[542]. Аския ему сказал: "А почему?" Букар ответил: "Потому что все люди разумны!" Затем пришел другой и сказал подобное тому, что сказал первый. И аския Муса в ту минуту возрадовался великой радостью.

Потом прибыл Усман, и они сразились между Акегеном и Кабарой в [девятьсот] тридцать шестом [году] [5.IX.1529— 24.VIII.1530]. И среди них умерло множество народа, в том числе Усман-Сиди и другие. А Исмаила увез в Биру магшарен-кой, муж его сестры, Кибина (а это — Кибина-Нкаси, сын сестры Акиля). И оставался Исмаил там до времени правления аскии Мухаммеда-Бенкан. А что касается курмина-фари Усмана, то он бежал, и вместе с ним бежали Али Фолен, бенга-фарма Балла и другие. Усман достиг Томни и оставался там, пока не скончался в девятьсот шестьдесят четвертом году [4.XI.1556— 23.X.1557]. Али Фолен отправился в Кано; он решил совершить хаджж и обосноваться близ благородной Медины. Но судьба стала между ним и тем [намерением], и он скончался в Кано.

Что же касается бенга-фармы Баллы, то он вернулся в Томбукту и попросил защиты у отца благословений, кадия факиха Махмуда. Кадий послал к аскии (а тот был в Тила), прося прощения для Баллы. Аския ответил: "Все, кто входит в дом кадия, получат пощаду — кроме одного только Баллы!" Балла поднял книги, что были в его присутствии, на голову свою и сказал: "Я вступаю под защиту этих книг!" Кадий снова послал к аскии с этим известием, но тот отказал. И сказал Балла отцу благословений: /84/ "Будь моим свидетелем во всем, что ты видел, я это делал, лишь спасаясь от того, чтобы быть убийцей самого себя. А теперь пусть он делает то, к чему приступил!" И он сам отправился к аскии; [там] посовещались, и Балла вошел и случайно встретил сына его, Мухаммеда ибн Аскию-Мусу, стоявшего у изголовья аскии и говорившего ему: "О батюшка, не убивай отца моего, бенга-фарму!" А когда Балла приблизился к аскии, его встретил сын последнего — упомянутый Мухаммед, говоря ему: "Да дарует тебе Аллах жизнь!" Но Балла ему ответил: "Наоборот, сынок, смерть моя неизбежна. Потому что я никогда не сделаю трех дел: я не назову его аскией; я не возложу на свою голову прах в честь его; я не поеду верхом позади него!"

Аския велел схватить Баллу и затем убил его. Говорят, он его убил в Альфа-Конко вместе с Альфага-Донко ибн Омаром Комдьяго. Оба они были сыновьями [его] дядьев по отцу и теток по матери; матери их обоих были фульбе. Муса приказал выкопать очень глубокую яму в том месте, и оба они были в нее брошены живыми, засыпаны и умерли. Прибегнем же к Аллаху!

Затем аския убил дирма-коя Данкару и бара-коя Сулеймана. Мухаммеда-Бенкан-Корей он назначил курмина-фари. Потом аския возвратился в Сонгай через землю Дженне. Когда он достиг Тирафи, его встретил святой Аллаха Всевышнего фа-ких Моримага-Конгой со [своими] талибами; они вышли из Тьентьи. Факих приветствовал аскию и, по их обычаю, вознес молитву за него. Потом шейх сказал аскии: "Просим у тебя ради истины Аллаха Всевышнего и посланника его, да благословит его Аллах и да приветствует, чтобы ты простил дирма-коя и бара-коя. Оба они справедливы к жителям земель их обоих; те очень ими довольны. И оба они участвовали в междоусобице не по своему желанию, а, напротив, боясь за себя, против воли и насильно. У них не было возможности остаться позади фарана Усмана..." Аския ответил ему: "Оба они отвергли руку мою и были впереди [других]!" Шейх ему сказал: "Не делай этого и не отвергай мое заступничество!" Аския ответил: "Это неизбежно!" И когда шейх отчаялся, он сказал аскии: "В городе Тьентьи я живу со времени сонни Али, и лишь в правление твоего отца, счастливейшего, благословенного, повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда, достигли [мы]_: отдыха, здоровья и спокойствия. Мы молились о даровании ему победы и долгой жизни, испрашивали, будет ли у него благословенный сын, в коем [соберутся] пожелания мусульман. Нам было отвечено: "Да!", и ты был нам назван. Когда молились мы за аскию Мухаммеда, /85/ мы молили о даровании тебе сана халифа после него. Аллах услышал наши мольбы. А теперь, когда ты обманул наши усилия и отказал нам в защите, мы не перестанем воздевать к небу руки, которые воздевали к Аллаху Всевышнему с мольбой за тебя, с проклятием тебе!" И они встали и вернулись [к себе].

Вечером аския Муса выехал. А бена-фарма Исхак ибн Аския ал-Хадж Мухаммед выдвинулся со своего места, так что присоединился к курмина-фари Мухаммеду-Бенкан и дернул того сзади. Курмина-фари обернулся к нему и сказал: "Что тебя побудило к этому поступку? Ты выехал ко мне со своего места [в процессии] и тянешь меня сзади!" А Исхак ему ответил: "Огорчение поступком этого шейха, который он совершил в отношении аскии, обращаясь с последним высокомерно. Аския его терпел только от страха. Клянусь Аллахом, если бы в тот момент с шейхом имел дело я, я бы его убил, даже если бы мне вечно быть [за то] в [адском] огне!" Когда они остановились на ночлег, собеседники, по своему обычаю, явились к аскии для вечерней беседы. И курмина-фари рассказал Мусе об обстоятельствах, которые обрисовал [ему] бена-фарма. А аския сказал: "Клянусь Аллахом Великим! Нисколько не боялся ни один волос на теле моем! И однако, когда бы он видел то, что увидел я, когда с ним говорил, он тут же умер бы со страха и с испуга..." И сказал он курмина-фари: "Видел ли ты его руки, которые он поднял к плечам своим?" Курмина-фари ответил: "Да..." Аския сказал: "Он отталкивал ими двух львов на плечах своих, что поднимали ко мне свои лапы, раздвинув пасти свои... Я не видел им подобных ни величиной, ни клыками, ни когтями! Потому-то и велел я шейху, чтобы удалился он в свое жилище" (а факихи возвратились в Тьентьи в гневе на Мусу).

А когда аския прибыл в Гао, он начал избивать оставшихся из своих братьев. Они опечалились его делом и начали задумывать хитрость в отношении того. [И так] — до одного [прекрасного] дня, [когда] аския схватил фарана Абдаллаха, сына аскии ал-Хадж Мухаммеда и единоутробного брата Исхака. И все оставшиеся сошлись на том, что, если аския того убьет, ни восстанут /86/ против него и убьют его. И вот однажды Муса призвал Исхака и положил перед ним тюрбан и рубаху с двумя фалдами, сказав ему: "Твой брат фаран Абдаллах — трус. Мы его задержали в некоем месте, а он умер с перепуга..."

Исхак ушел к тьяга-фарме Алу-Саю, сыну повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, и, плача, ему сообщил [то]. А тот сказал: "Замолчи! Разве ты женщина? Это — последний среди нас, кого он убил, и после него он уже никогда не будет убивать!" Они [все] договорились и тайно выступили против Мусы, так что убили его в селении Мансур (а аския в нем убил баламу Мухаммеда-Кореи, и тому наследовал балама Мухаммед-Денди-Май, сын аскии ал-Хадж Мухаммеда) при содействии Мухаммеда-Бенкан в среду двадцать четвертого шаабана [девятьсот] тридцать седьмого года [12.IV.1531]. К тому дню продолжительность его царствования составила два года, восемь месяцев и четырнадцать дней. Тем, кто осуществил убиение, был упомянутый шао-фарма Алу. И к власти пришел счастливейший, благородный аския Мухаммед-Бенкан ибн Омар Комдьяго в день смерти аскии Мусы, в помянутую дату.

Дело в том, что, когда братья Мусы договорились о его убиении, обеспечивал им то старший из них — шао-фарма Алу. Он заявил: "Я в него брошу дротик во время верхового выезда. Если я по нему промахнусь, то все вы бросайте в меня железом, чтобы я умер, — и вы спасетесь от его злобы..." Он бросил [дротик] и попал аскии в левое плечо, а аския в тот момент беседовал с бара-коем, приказав тому быть сбоку себя в процессии. Бара-кой обернулся и увидел торчащий в плече аскии дротик и текущую кровь. Но Муса не повернулся и не подал виду сам, что в него попала малейшая из вещей, — из-за своей твердости и силы сердца своего.

Бара-кой бежал, аския же желал с ними сразиться. Но левая его рука не в состоянии была держать поводья. Он уехал в свое жилище, вынул железо, прижег рану и перевязал кость. Ночь он ту провел в приготовлении к войне и сражению со своими братьями на [следующее] утро. Он не смежил глаз от гнева и ярости, поклявшись (и повторяя это), что наутро кровь потечет и польется. Когда же наступило утро, аския Муса перепоясался оружием и вышел. Между ним и ими завязалась борьба. Они сразились, братья победили его и обратили в бегство, он же бежал. А братья его преследовали, схватили и убили и вернулись. И тьяга-фарма обнаружил курмина-фари на месте аскии среди столбов [царского помоста]; тому это велел его брат Усман-Тинфаран, дабы он был аскией. Но курмина-фари отказался /87/ наотрез. Он сказал Усману: "У нас нет способности противостоять этим людям!", имея в виду детей дяди своего по отцу.

Усман поклялся курмина-фари, что если тот не вступит на престол, то вступит он, [Усман], даже если младший не должен быть над головою старшего[543]. И курмина-фари вступил на престол и стал на место аскии. Но когда вернулся тьяга-фаран (sic! — Л. К.) и издали увидел его на нем, то заявил: "Я не стану ломать дерево собственной головой, [чтобы] кто-то ел его плоды!" Усман-Тинфаран приблизился и сказал своему брату: "Выйди с помоста аскии!" — и ударил его по голове древками своих дротиков, и тот сошел. Но когда тьяга-фарма хотел вступить на то место, Усман швырнул в него сзади дротик и попал в него; и тот обратился в бегство. На престол возвратился Мухаммед-Бенкан, люди ему присягнули, и он утвердился государем.

А тьяга-фарма в бегстве своем достиг людей гавани и попросил их, чтобы они прижгли ему рану. Но гиме-кой схватил его, серпом отрезал ему голову и принес ее аскии. В тот момент аския поблагодарил гиме-коя за его деяние и некоторое время выжидал; затем убил его и вместе с ним перебил большую группу его людей.

Мухаммед-Бенкан выселил из царского дворца своего дядю по отцу аскию ал-Хадж Мухаммеда и вступил во дворец [сам]. А аскию ал-Хаджа он сослал на остров Канка — местность неподалеку от города, с западной стороны, и заточил его на нем. Брата своего Усмана он поставил курмина-фари, и последний оставался в этом сане, пока аския оставался у власти.

Аския послал в Биру [просить], чтобы вернули Исмаила, и того доставили в Сонгай; ибо был он его товарищем и другом со времен детства. И Мухаммед-Бенкан поклялся Исмаилу на Коране, что никогда не замыслит против него измену. И дал ему в жены свою дочь Фати.

Он повелел, чтобы дочери аскии ал-Хадж Мухаммеда присутствовали в его собрании, когда он в нем сидел. Головы их были не покрыты, и ему кричала Йана-Мара: "Один отпрыск страуса всегда лучше, чем сто цыплят курицы".

И та царская власть стояла превосходно. Аския расширил ее, украсил ее и добавил к ней больше челяди, чем бывало раньше[544], и парадные одежды, различные музыкальные инструменты, певцов и певиц и множество подарков и милостей. В его дни снизошла благодать: в эти дни открылись врата изобилия и излились [потоки благ].

Ибо повелитель верующих аския ал-Хадж Мухаммед не раскрывал грудь свою благам мира сего из боязни [дурного] глаза и препятствовал и запрещал /88/ то своему брату фарану Омару, говоря ему: "Не выставляй себя на погибель от сглаза!" Что же касается аскии Мусы, то он со времени, как пришел к власти, не достиг даже единой минуты покоя из-за враждебности близких — а это величайшее несчастье сей жизни; это вражда вечная, она не пройдет и не прекратится. Каждую минуту аския Муса пребывал в страданиях души и в заботе об опасности — с озабоченностью, печалью и предосторожностью. И остерегался он, пока не прошел путь свой.

А счастливейший государь отличался страстью к походам и джихаду. Он их проделал очень много, так что это надоело сонгаям, и они испытывали к этому отвращение. Он лично совершил поход на канту. Он и канта сразились в Уантармасе (название местности). Канта обратил аскию в постыдное бегство, и он бежал со своим войском; а те его преследовали, пока не настигли их в болотистой местности. Сонгаев спас лишь Аллах Всевышний. Аския не смог перейти болото на лошади, сошел [с нее], и его нес на своих плечах хи-кой Букар-Али До-до, пока не переправил его через это место. Войско канты отстало от них, но что до войска аскии, то воины рассеялись во все стороны.

Где бы ни проводил аския ночь в день этого бегства, сказанный Букар-Али протягивал свою ногу, и Мухаммед-Бенкан, положив на нее голову, беседовал с ним, пока не сказал: "Этот разгром, что на меня обрушился только что, со всеми этими затруднениями приводит меня в меньшую ярость, чем то, что скажут жители Томбукту в минуту, когда к ним дойдет весть о них. Какой-нибудь смутьян скажет другому, когда соберутся они позади мечети Санкорей..." (и аския назвал Бозодайю, такого-то и такого-то, потому что он знал обо всех обстоятельствах города, ведь он жил в Санкорей в молодости своей ради учения): ""Слышали ли вы, о молодцы, что только что случилось у Маранкана-Корей с кантой?" Слушатели скажут: "А что с ним только что произошло?" И рассказчик ответит: "Канта обратил его в [такое] бегство, что он чуть не умер; а войско его все погибло!" А они скажут: "Теперь не будет беды тому, кто воспротивится аскии Мухаммеду: он /89/ тот, против кого [сам] совершил поход...""[545]. Аския сказал хи-кою Букару-Али Додо: "Я как будто смотрю на их беседу..." Потом он прибыл в Гао. Но позднее никто из аскиев не совершал походов на канту.

Затем аския Мухаммед-Бенкан совершил поход на Гурму. Когда он достиг мест их обитания, то выслал разведчиков, дабы они проведали о неверующих. Разведчики принесли вести о тех; но и неверующие уже прослышали об аскии и подготовились к сражению. Аския пришел в Биру, а разведчики возвратились и сообщили ему о приходе неверующих. Тогда он вторично отправил разведчиков, но они немедленно вернулись и сообщили о близости тех. Аския послал к Данколоко — а он тогда был "господином дороги"[546], — [с тем] чтобы тот остановил их, мятежников. Но гонец нашел Данколоко играющим в суданский чатранг[547], и тот из-за своего увлечения той игрою не обратил внимания на гонца, пока неверующие сильно не приблизились. Аския сам поскакал к Данколоко, крича: "Что это такое? Ведь неверующие уже к нам приблизились!" Но Данколоко не произнес ни слова, пока не закончил свою игру. [Тут] он встал, обернулся к аскии и сказал: "Или ты, такой-то трус, не заслуживаешь того, чтобы быть повелителем?!" И тут же совершил из военных приемов то, что совершил, и неверующие были обращены в бегство и показали спины. Данколоко сказал аскии: "Вот они дошли до тебя, и делай с ними, что желаешь!" И конница их преследовала, и воины избивали их до утра.

А аския боялся Данколоко великим страхом. Когда немного спустя он возвратился в Гао, пришло известие о смерти кала-тьяги. И аския сказал Данколоко: "Аллах советует мне [поставить] на это место только тебя. Ты — кала-тьяга!" Тот ответил: "Горе тебе! Разве не осталось у тебя желания для походов?!" Но аския сказал: "Да, однако то место для нас [одно] из важнейших мест! И на него мы выбрали только тебя!" — "Это обязательно?" — "Обязательно..." — "Однако, ради благодати Аллаха, не назначай моим преемником [никого], кроме такого-то!" Аския дал ему согласие, но, когда Данколоко повернулся и удалился, сказал: "Уходи, ты! Мы не оставим в должности тебя и не назначим того, кого ты назвал..."

Затем однажды ночью Исмаил поехал к своему отцу на тот остров, чтобы его приветствовать. Когда он сел перед тем, отец схватил его за руку и сказал ему: "Слава Аллаху! Твоя рука оставляет меня, [чтобы меня] пожирали москиты, а лягушки по мне прыгали?" (а это внушало ему наибольшее отвращение). Исмаил ему ответил: "Нет власти /90/ у меня!" Отец сказал: "Пойди к такому-то (одному из его евнухов), и возьми его за такую-то часть тела, и скажи ему, когда узнает он этот знак, [условленный] между мною и им, [чтобы] он тебе отдал то, что у него есть из оставленного мною на хранение. Возьми у него это (а это — золото) и тайно подкупи людей. Пойди к Сума-Котобаки и попроси у него пощады [мне] — он ведь из числа друзей аскии Мухаммеда-Бенкан..."

Исмаил пошел и попросил у Сума-Котобаки помилования, а тот ему ответил: "Аллах да проявит мерзость свободы! Ведь если бы не она, ты бы не ушел от меня невредим! Однако же, когда ты получишь желаемое, убей меня в ту же минуту обязательно-обязательно!" А аския ал-Хадж Мухаммед знал, что у Сума-Котобаки и у всего его племени есть твердая решимость и они [в этом деле] будут щедры, даже если души их не скажут ни хорошего, ни худого[548]. Ведь раньше было, что племя это возмутилось против него, [аскии], так что [даже] завладело городом и хи-кой Букар-Али Додо обратился [было] в бегство. Но он же был тем, кто с малым числом людей, которые с ним были, изобрел [военную] хитрость, так что решительно прибегнул к ней, его воины убили многих захватчиков, и хи-кой возвратил город под свою власть.

Потом жители Сонгай стали говорить между собою об аскии по причине недовольства своего им. Когда услышал то Йари-Сонко-Диби, он сообщил об этом аскии (он был из числа друзей и сановников аскии). И Мухаммед-Бенкан не сдержался, так что выложил это известие в своем собрании, как будто он не верит в его истинность. Они все ему ответили: "Мы отсюда не встанем, пока ты не назовешь нам [того], кто между нами и тобой разносит сплетни! И ты выберешь либо нашу компанию, либо его!" Аския не нашелся, что сказать, кроме как то, что это был Йари-Сонко-Диби. Те схватили последнего, разрисовали его красным, черным и белым, посадили его верхом на осла и обвели несколько раз вокруг города с криком и оглашением: "Это — воздаяние тому, кто занимается клеветой!"

Затем аския подготовился к походу и выступил. И когда он достиг селения Мансур — места, в котором он взял власть, — то остановился в нем и послал денди-фари Мар-Томдьо с войском в поход. И то было в месяце шаввале, одном из месяцев [девятьсот] сорок третьего года [13.III—10.IV.1537]. Аския сказал /91/ ему: "Если дело твое удастся, ты — денди-фари, если же нет, то ты — Мар-Томдьо!" (т. е. уволен в отставку. — Л. К.). Мар-Томдьо ответил: "Аллах Всевышний уладит это ради святости этого месяца прекращения поста и месяца отдыха, который [будет] после него. И все мы отдохнем, если пожелает Аллах Всевышний!" И он пошел в тот поход. Аския послал его сопровождать множество своих сановников, чтобы те были наблюдателями за полководцем, дабы последний ему не изменил.

Мар-Томдьо начал отстранять этих людей любезною хитростью, пока не овладел руководством в делах. Тут он схватил всех приближенных аскии, заковал их в железа и сверг Мухаммеда-Бенкан. Это было в селении Мансур, в котором аския захватил власть, и совпало также и с днем, в который тот ее взял: в среду второго зу-л-када, который есть месяц отдыха у сонгаев, упомянутого года [12.IV.1537]. И когда до него это дошло, аския сказал: "Тогда мне об этом говорили, но лишь в этот день я понял..."

ГЛАВА 15

Аския Исмаил воцарился, посаженный [на престол] денди-фари Мар-Томдьо в день свержения [Мухаммеда-Бенкан], с указанной датою, в местности, называемой Тара. Мухаммед Бенкан пробыл у власти шесть лет и два месяца.

В этом году (я имею в виду девятьсот сорок третий [20.VI.1536—9.VI.1537]) скончался кадий Абд ар-Рахман ибн ал-Факих Абу Бекр ибн ал-Факих ал-Кадий ал-Хадж — в субботу двадцать первого раби ал-ахира [7.X.1536]; прожил он восемьдесят два года. Святой Аллаха Всевышнего факих ал-Хадж Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит опередил его [на пути] к будущей жизни на один год без одного месяца. Он, да помилует его Аллах Всевышний, скончался /92/ в [девятьсот] сорок втором году, в ночь на пятницу десятого раби ал-ахира [9.X.1535], в начале эпидемии, называемой "гафе"[549].

Как только Исмаил пришел к власти, он отрядил своих гонцов для преследования свергнутого Мухаммеда-Бенкан и изгнания его из земли Сонгай. Они пошли двумя отрядами: [один] отряд — в сторону Хауса, [другой] отряд — в сторону Гурмы[550]; в последнем отряде находился Йари-Сонко-Диби, попросивший того у аскии. А другой человек подобным же образом просил у аскии назначения на должность начальника, но Мухаммед-Бенкан отказал ему в ней и назначил на нее другого. Когда же пришел к власти Исмаил, то назначил его на пост начальника более высокий, чем первый.

Еще раньше Исмаил отправил гонца в Гао, дабы жители не допустили вступления в него Мухаммеда-Бенкан. Последний в своем бегстве направился в Томбукту; ему выпали в пути два дня, [когда] он не вкушал гуро — а он был к нему очень склонен. И вот его посланный, которого отрядил он в Дженне в дни царствования своего, возвращается на челне; в челне же были всякие добрые [вещи]. Когда спутники Мухаммеда-Бенкан узнали посланца, они закричали ему: "Аския здесь!" И он направился к ним, так что причалил перед ними, но в тот же момент понял, что произошло. Аския попросил у него гуро, а тот сказал ему: "Это все — твой товар, бери из него, что пожелаешь ты..." Но аския ответил: "Сегодня это не мой товар, я не протягиваю руку ни вором, ни грабителем с [большой дороги], а желаю [взять] из того, что принадлежит тебе..." Тот вручил ему столько, сколько его удовлетворило; но когда Мухаммед Бенкан это съел и проглотил, он выблевал все, что было в животе его, из-за длительности воздержания своего от гуро. Потом посланный попросился уйти вместе с аскией. Но тот не принял [предложения], сказав: "Уходи своим путем с миром и спокойствием. А когда ты доставишь другому аскии [весть] обо всем, что произошло между мною и тобой, ничего из этого от него не скрывай — чтобы он это не услышал из уст другого и не убил тебя зазря. Ведь люди Сонгай не добры..." И посланный, когда достиг аскии [Исмаила], сообщил ему обо всем, что произошло.

Наконец на исходе ночи Мухаммед-Бенкан добрался до Томбукту и направился к дому отца благословений, кадия факиха Махмуда, чтобы его приветствовать. Он нашел /93/ сына кадия, Омара ал-Мунтабиха, в тот момент одного на террасе, штудировавшего лунной ночью "Китаб ал-мийар" ал-Уаншериши[551]. Ему тогда было двадцать семь лет (а Аллах лучше знает). Омар доложил о Мухаммеде-Бенкан своему родителю факиху Махмуду. Мухаммед вошел, приветствовал кадия и сообщил ему о том, что с ним, [Мухаммедом-Бенкан], произошло из-за людей Сонгай. И в ту же минуту он вышел и отправился в Тендирму, к своему брату Усману.

Наутро, после восхода солнца, в Томбукту прибыла конница аскии Исмаила, что шла по следам Мухаммеда-Бенкан; и они проследовали дальше в соответствии со своими обстоятельствами. Около времени послеполуденной молитвы они настигли беглецов возле озера Коро-Кинди, недалеко от Тендирмы. Там они схватились, но конники аскии Исмаила возвратились, когда убедились, что Мухаммед-Бенкан — и с ним вместе сын его Букар — прибыл к его брату Усману.

Усман потребовал от Мухаммеда возвращения в Гао для того, чтобы сражаться: он сказал ему: "Этот палец, что тебя поставил аскией, по-прежнему возвратит тебя в аскии!" Но тот ответил ему: "Мы этого не сможем. Тем из мужей, кем увеличил я войско сонгаев в это свое правление, все твое войско не [сможет] противостоять. Притом люди Сонгай, когда не одобряют [что-либо], не прощают".

Тут прибыли всадники, которые направились в сторону Гурмы, в город Гурма — а он расположен напротив Тендирмы. И Йари-Сонко-Диби воззвал: "Аския Маранкан, привет вам!" Кто-то сказал ему: "Кто ты?" Он ответил: "Я — Йари-Сонко-Диби! Я не желаю, чтобы приключалось с тобою подобное этому дню, однако хочу, чтобы слова мои были правдой!" Затем подобным же образом воззвал к Мухаммеду-Бенкан другой. Ему сказали: "Ты кто?" Он ответил: "Я — такой-то! Ты мне отказал в падали, Аллах же щедро даровал мне вместо нее свежую убоину!" Затем всадники возвратились в Сонгай, после того как Мухаммед-Бенкан и его брат Усман отправились в Малли; с Мухаммедом был его упомянутый сын.

Они прибыли в город Санфара-Дьома и остановились в нем, чтобы обосноваться. Сын Мухаммеда-Бенкан, Букар, женился там, и родил он Марбу. Впоследствии жители Малли принялись унижать их и покрывать презрением. Усман не выдерживал этого; брат говорил с ним /94/ и приказывал ему терпеть, пока однажды Усман не разгневался на тех за эти унижения сильным гневом. Тогда аския Мухаммед-Бенкан обратился к нему с резкими словами и стал груб; он сказал ему: "Я вижу, ты в этом положении не желаешь нам добра!" Усман пришел во гнев, переехал в Биру и поселился в нем. Потом аския и дети его перебрались в Саму — окраину страны султанов людей Калы; и Мухаммед-Бенкан со своей семьей поселился в ней.

Об аскии Исмаиле рассказывают, будто он сказал, когда певец возгласил ему [славу] в момент восшествия на престол, [что] сердце его забилось с перебоями и из него сзади потекла кровь. Он сказал своим братьям: "Это не иначе, как по причине Корана, которым клялся я аскии Мухаммеду-Бенкан; это Коран хватает меня и действует во мне... Я недолго задержусь на этом царстве. Помогите же себе и будьте мужами. Я желал ухода Мухаммеда-Бенкан лишь ради трех вещей: извлечения родителя нашего из нищеты того острова; возвращения наших братьев ко [взаимной] любви; и слов Йана-Мары всякий раз, как видела она Мухаммеда-Бенкан: "Один отпрыск страуса лучше, чем сто цыплят курицы!""

При вступлении Исмаила в сан аскии к нему явился фари-мундио Сума-Котобаки, сошел со своего коня и сказал аскии: "Поспеши в отношении меня с тем убиением, [о чем я тебе сказал]!" Исмаил ему ответил: "Нет, ты останешься только на своем месте, любимым и почитаемым мною!" Тот сказал: "Нет, клянусь Аллахом!" Аския его улещивал любыми добрыми речами, но не нашел на того удержу и приказал его заточить.

Всякий раз, когда Исмаил во время процессии сходил со своего коня, на него садился верхом его брат Дауд: по причине этой смелости аския сделал его фари-мундио, когда отчаялся в том, что Сума-Котобаки примет [это звание].

Хамаду, сына Арьяо, дочери аскии ал-Хадж Мухаммеда [и] сына баламы Мухаммеда Корей, аския Исмаил назначил курмина-фари.

В [девятьсот] сорок четвертом [10.VI.1537—29.V.1538], в начале года, Исмаил вывез своего отца из места заключения его, Канка, в Гао. В этом же году аския отправился в Дори. И в нем же скончался аския ал-Хадж Мухаммед в ночь на воскресенье, праздник прекращения поста [2.III.1538], да помилует его. Аллах, да простит его и да дарует ему благодеяния свои.

Затем аския совершил поход на Бакабулу, в земле Гурма. И когда он приблизился к Бакабуле, тот увел свою семью /95/ и свой народ и ушел у Исмаила из рук. Аския вверил конницу курмина-фари Хамаду, сыну Арьяо, и тот бросился преследовать противника и настиг его. Они сразились, но неверующий сумел противостоять курмина-фари. Известие [о том] дошло до аскии, и он послал [сказать] курмина-фари: если-де Бакабула держится против вас, приду я сам. И курмина-фари сказал войску: "Сусу! (а это у них слово поощрения). Эй, товарищи наши! Вы знаете уже без сомнения и без неуверенности: когда аския придет, он найдет прекрасные слова о нас!" И они двинулись на тех, а неверующие к тому моменту убили из них девять всадников, и убили Бакабулу вместе с многобожниками, и захватили добычей [большое] богатство, так что один раб в Гао продавался за триста раковин[552].

Аския Исмаил скончался в среду в месяце раджабе [девятьсот] сорок шестого года [12.XI—11.XII.1539], после того как люди Сонгай вышли в поход.

ГЛАВА 16

Когда до сонгаев дошла весть о его кончине, они поспешили вернуться в Гао раньше прибытия баламы. Они сошлись на брате Исмаила, аскии Исхаке, и поставили его на царство[553] в месяце шаабане, шестнадцатого [числа], в помянутом году [27.XII.1539]. Исмаил пробыл у власти два года шесть месяцев; в день его воцарения ему было двадцать семь лет.

Что касается Исхака, то был он славнейшим, кто вступал на то царство, более всех внушавших страх и почтение. Он перебил великое множество людей из состава войска. Манера его была такова, [что] когда он полагал в ком бы то ни было самое ничтожное непокорство верховной власти, то обязательно того убивал, либо человек бежал из своей земли. Это были его привычка и его обычай.

При вступлении своем на царство Исхак послал в Биру одного дьогорани, чтобы тот убил курмина-фари Усмана, и вознаграждением установил ему тридцать коров, из коих ни одна никогда не телилась. Дьогорани убил Усмана /96/ и вернулся. Аския целиком выдал ему награду, но, когда тот отправился к себе на родину, велел его убить — и тот был убит.

Затем Исхак убил курмина-фари Хамаду, сына Арьяо, и назначил после него Али-Касиру. Потом он спросил о Сума-Котобаки: жив тот или нет. Ему сообщили, что тот жив; он повелел его выпустить и привести к себе. И когда Сума-Котобаки предстал перед аскией, Исхак сказал ему: "Подобный тебе, который знает добро и благодарен за него, это тот, кто заслуживает быть приближенным и сделанным опорой и товарищем. Я желаю возвратить тебя на твою должность уважаемым и почитаемым!" Но тот ему ответил: "Меня просил об этом праведный и благословенный государь — он не получил этого. А уж тем более — ты, который ничто!" — и Исхак его убил.

Позднее у аскии в сердце возник великий страх перед хи-коем Букаром-Али Додо. И он сказал хомбори-кою, что повелевает ему ехать вместе с тем, схватить его и заковать в железа. Когда аския Исхак решил ехать, то он сказал в своем собрании: "О хи-кой, ты [будешь] вместе с хомбори-коем!" Букар-Али промолчал и не ответил ему. Тогда Исхак сказал: "Эй, хи-кой, ты — с хомбори-коем!" Но тот молчал. Тут аския сказал: "Эй, Букар, ты должен быть вместе с хомбори-коем!" Букар поспешил встать, [сказав]: "Слушаю и повинуюсь! Теперь я узнал, что Букар-Али — тот, кто должен поехать вместе с хомбори-коем. А что касается хи-коя, то он с хомбори-коем не поедет". И люди подивились превосходному его соображению и его знанию ответа. А Исхак назначил после него хи-коя Мусу.

Затем аския совершил молитву в праздник жертвоприношения в Кабаре в конце [девятьсот] сорок восьмого [года] [27.III.1542]. А в девятьсот сорок девятом [17.IV.1542— 5.IV.1543] он совершил поход на Табу — окраину страны султанов Бендугу. Когда же возвращался, то проехал через Дженне и совершил в нем пятничную молитву. Когда аския хотел войти в соборную мечеть, то увидел поблизости от мечети, с восточной стороны, очень большую свалку нечистот. Он сказал: "Выбросить вон!", и люди не совершили пятничную молитву, пока слуги Исхака не убрали свалку так, как будто ее никогда там не было, ибо решения его были строги.

Когда они окончили пятничную молитву, аския задал некоторые вопросы кадию ал-Аббасу Киби. А Махмуд Багайого сидел напротив кадия; он был из его старших помощников и спешил отвечать. Когда же аския достиг Гао немного спустя, к нему явился посланец жителей Дженне с известием о смерти кадия ал-Аббаса, да помилует его Аллах Всевышний, прося у ас-кии разрешения назначить кадия. Исхак сказал: "Разве же там /97/ нет кадия?" Они ответили: "Мы его не знаем..." Аския заметил: "Он сам знает — [тот] учитель, с черными веками, тучный и короткий, который мне отвечал в момент, когда разговаривал я с покойным. Он-то знает, что он — кадий, поэтому и торопился отвечать мне. Разве же кто-либо из факихов, кроме кадия, может то? Так идите, ведь он — ваш кадий еще раньше!"

А фаран Али-Котийя по возвращении своем из похода на Табу в кознях своих против аскии Исхака дошел до того, что ждал от того невнимательности, чтобы его убить. Но аския Исхак понял его и начал принимать против него предосторожности. Аския достиг гавани Кабары, явился в Томбукту, чтобы приветствовать кадия факиха Махмуда, приветствовал того и вернулся. А когда достиг гавани, поспешил войти в челн. Когда Али-Котийя это увидел, то поторопился приблизиться к аскии, но тот велел гребцам удалиться на середину реки. Фаран же, не зная, шел запыхавшись, пока не вошел в реку по колено. А когда отчаялся в этом, сказал: "Ах, так обстоит дело!" — и ушел в сильной ярости.

Когда аския достиг Гао, то послал к жителям Тендирмы [сказать], чтобы они прогнали фарана. И тот бежал один в землю Вадаи; но его схватил некий человек и продал. Али-Котийя был закован в железа и поливал сады, пока в один прекрасный день не увидел его один из арабов, который приезжал к фарану для продажи лошадей в дни его мятежа и притеснений с его стороны. Араб остановил на нем взгляд и сказал: "А ты как будто фаран Али-Котийя..." И последний бросился в колодец; там и была его смерть.

В дни высокомерия своего Али-Котийя попирал ногами права свободных, продавая их [в рабство]. Жалобы на него достигли кадия Махмуда, и тот однажды посетил фарана /98/ и сказал: "Почему ты продаешь свободных? Или не боишься ты, что они продадут тебя?" От речи отца благословений фаран чуть не лопнул от ярости, но выразил удивление ею и отрицал это, сказав: "Как это я буду продан?!" И потому Аллах подтвердил речь этого сейида о нем.

Исхак назначил своего брата Дауда курмина-фари, и тот пробыл в этой должности восемь лет. В [девятьсот] пятьдесят первом [году] [25.III.1544—14.III.1545] аския уехал в Кокоро-Каби (название местности в земле Денди). А в [девятьсот] пятьдесят втором [15.III.1545—3.III.1546] Исхак послал брата своего курмина-фари Дауда на Малли. Султан Малли бежал от Дауда; последний со своим войском остановился в его городе и задержался в нем семь дней. Он велел огласить по войску, чтобы каждый, кто пожелает отправить естественную надобность, делал бы это во дворце султана. И за семь дней дворец, при [всей] его обширности и величине, наполнился испражнениями. Потом Дауд ушел обратно в Сонгай, когда же жители Малли возвратились в город, они поразились тому, что обнаружили во дворце. И удивились многочисленности сонгаев, их низости и бесстыдству.

В [девятьсот] пятьдесят пятом [году] [11.II.1548—29.I.1549] скончался шейх ал-ислам, отец благословений, факих кадий Махмуд ибн Омар, да помилует его Аллах Всевышний и да дарует нам ради него благо в той и этой жизни, в ночь на пятницу шестнадцатого рамадана (как было сказано) [18.X.1548]. И в пятницу пятнадцатого шавваля [17.XI.1548] должность кадия занял его сын, факих кадий Мухаммед; ему в тот день было сорок пять лет. Мухаммед оставался на посту кадия семнадцать лет и три месяца и умер в [девятьсот] семьдесят третьем [году], на восходе солнца в воскресенье, тринадцатого сафара [9.IX.1565], в возрасте шестидесяти трех лет, да помилует его Аллах Всевышний.

А в начале [девятьсот] пятьдесят шестого [30.I.1549— 19.I.1550] аския уехал в Кукийю и в ней заболел смертельной болезнью. Когда болезнь его усилилась, тайно послали к курмина-фари Дауду друзья его — [потребовать] приезда [Дауда]. Дауда беспокоило дело арбенда-фармы Букара, сына Кибиро, дочери аскии ал-Хадж Мухаммеда, потому что Букар был знаменит и блистал доброй славой, так что люди Сонгай никогда бы никого, помимо него, не избрали для царской власти. Дауд пожаловался на это некоему ученому мужу, [спрашивая] о необходимых действиях. И тот оказал ему услугу против Букара, /99/ приказав принести кувшин, в котором была вода. Дауд принес его, и ученый произнес над ним заклинания и окликнул его именем Букара. Последний откликнулся. Ученый сказал: "Выйди ко мне!" И из воды вышла по воле Аллаха Всевышнего фигура с обликом и видом Букара. Ученый надел на ноги ее железа, пронзил ее острием копья и сказал: "Уходи!" И эта особа исчезла в воде[554].

Тогда Дауд направился в Гао, и едва он прибыл, как скончался упомянутый арбенда-фарма. Дауд проехал дальше, в Кукийю. Он приехал раньше кончины аскии Исхака. Хи-кой Муса самым резким образом поспорил с Даудом, говоря ему: "Кто тебе это велел? И с кем ты об этом советовался? Сейчас же возвращайся!" Дауд возвратился, но вскоре аския скончался, и хи-кой послал за ним, чтобы он вернулся. И Дауд вернулся [во дворец].

Когда Исхак отчаялся остаться живым, он отобрал сорок отважных всадников и велел им доставить сына его Абд ал-Малика в Гао к хатибу, дабы [царевич] вступил под покровительство последнего. Потому что аския знал беды, которые он [сам] причинил сонгаям, и то бесстыдство и унижение, с которыми обращался с ними упомянутый Абд ал-Малик от высокомерия своего и своей несправедливости. Всадники доставили царевича, как хотел аския. Среди них был Усман-Дарфоно, сын Букара-Кирина-Кирини, сына повелителя, аскии ал-Хадж Мухаммеда.

В дни мощи аскии Исхака Мулай Ахмед-старший[555] прислал к нему, [прося] передать ему копи Тегаззы. Аския отправил ему ответ: Ахмед-де, который [бы] послушался [такого совета], это не [султан] Мулай Ахмед; а Исхак, который [бы] прислушался [к такой просьбе], это не он, [аския]; того [Исхака] еще не кончила вынашивать его мать.

А потом послал он две тысячи верховых туарегов, приказав им, чтобы они совершили набег на окраины области Драа в сторону Марракеша без убиения кого бы то ни было и возвратились обратно. Туареги совершили нападение на рынок бену-асбих[556], как только он открылся и утвердился, пожрали все, что обнаружили на том рынке из имущества, и возвратились, как и велел им Исхак, никого не убив. Все то [проделали] для того только, чтобы показать /100/ упомянутому султану Ахмеду силу аскии Исхака.

То, что аския Исхак отобрал из богатств у купцов Томбукту несправедливо и силою, оценили после его смерти; и оно составило семьдесят тысяч золотом. [Он это делал] через своего слугу Махмуда Йаза, брата ал-Амина Йаза — по происхождению оба они были невольники-певцы. Махмуд ездил взад и вперед между Томбукту и Гао, беря с каждого по его возможности. При жизни Исхака никто не говорил об этом, боясь его крутого нрава.

А скончался аския Исхак в субботу (а Аллах лучше знает) двадцать четвертого сафара девятьсот пятьдесят шестого года [24.III.1549]. Между его смертью и смертью отца благословений факиха Махмуда [прошло] пять месяцев и десять дней. У власти он пробыл девять лет и шесть месяцев.

ГЛАВА 17

После Исхака брат его аския Дауд, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, вступил на престол в воскресенье двадцать пятого [числа] упомянутого сафара [25.III.1549] в городе Кукийя. В Гао он возвратился в первый день [месяца] раби ал-аввал [30.III.1549].

Дауд назначил курмина-фари Котийю (тот был дьогорани по происхождению[557]); своего сына Мухаммеда-Бенкан он назначил фари-мундио, а своего брата ал-Хаджа — корей-фармой. Затем к нему приехал денди-фари Мухаммед-Бенкан Симбило из Денди.

Когда Дауд вступил в Гао, то заявил: "Все слуги заслуживают наказания, кроме одного только хи-коя Мусы, потому что он — бескорыстный слуга и вел себя в должности верным образом!" — он подразумевал здесь изгнание им /101/ Дауда, когда тот явился без приказания.

Упомянутый хи-кой Муса был наделен отвагой, смелостью и силой, в которых достиг высшей степени. И аския Дауд затеял хитрость, [дабы] внезапно его погубить. Он велел сыну своей сестры, Мухаммеду Улд Далла, подстерегать Мусу, пока не найдет относительно него возможности внезапного убийства. И однажды Мухаммед бросил в него дротик и убил его. А Дауд назначил хи-коем после Мусы Али-Дадо.

Затем Дауд повелел освободить Букара Али-Додо ибн Али Фолена; и оставался тот с ним в Гао, пока не умер денди-фари Мухаммед-Бенкан Симбило; аския пожаловал его должность хуку-корей-кою Камколи, но разделил его одеяние, оставив лишь то, чтобы он надевал во время приемов аскии колпак[558].

Букар Али-Додо пришел в полночь к двери дома фари-мундио Мухаммеда-Бенкан ибн Аскии Дауда и сильно постучал в дверь. Фари-мундио вышел испуганный и оробевший, со своими дротиками в руках, и сказал "Что такое?!" Тогда Букар ответил: "Завтра аския непременно меня убьет в своем собрании... Поэтому я и пришел к тебе, чтобы тебе об этом сообщить!" Фари-мундио сказал: "Но почему?" Букар ответил: "Потому что он решил назначить завтра Камколи денди-фари. А я без сомнения и неуверенности знаю, что я в тот же момент умру!" Мухаммед сказал: "Обожди меня здесь, пока я не приду!" — и сразу же пошел к аскии. Он пришел к главным воротам и постучал в них. Привратники доложили о нем, аския велел его впустить, и фари-мундио сообщил ему историю эту, как она была. И ответил ему Дауд: "Возвращайся и сообщи ему, что должность — за ним и [что] завтра он вступит в нее, если пожелает Аллах Всевышний!"

И когда наступило утро и к аскии собрались на его прием его люди, Дауд сказал уандо (а это тот, который передает людям его слова). "Когда ты будешь говорить, скажи этому обществу: я-де просил совета у Аллала Всевышнего о том, кого назначить мне /102/ над жителями Денди. И Аллах указал мне только на хи-коя Букара Али-Додо. Он и есть денди-фари!" А хуку-корей-кой Камколи встал, набрал в горсть свою пыли, рассыпал ее перед аскией Даудом и сказал: "Разве же повелитель лжет? Клянусь Аллахом, не Аллах тебе посоветовал это, а только сам ты это решил!" И возвратился на прежнее свое место. Когда же Букар умер, аския назначил на тот пост упомянутого Камколи; а впоследствии, после кончины Камколи, он на него назначил Бану. Бана умер лишь во времена аскии ал-Хаджа. Последний никого не назначил на эту должность, и место оставалось брошенным до прибытия в Гао курмина-фари ал-Хади из-за усобицы, [начатой] им против аскии ал-Хаджа. [Тогда] встал хи-кой Букар Шили-Атьи и сказал аскии: "Если желаешь ты, чтобы я схватил тебе ал-Хади, назначь меня денди-фари!" Тогда аския назначил его на эту должность, и Букар схватил ал-Хади.

Рассказ о походах Дауда. В месяце шаввале того года, в котором Дауд воцарился [23.X—20.XI.1549], он предпринял поход на моси. В конце [девятьсот] пятьдесят седьмого [года] [20.I.1550—8.I.1551] ходил походом на Тагу (название местности в земле Багана; ее называют [также] Тиремси и Кума). В нем он повоевал фондоко Тьятьи-Тимани и из него же привел многочисленных рабов — певцов и певиц, называемых "маби". Дауд выделил им в Гао [отдельный] квартал, подобно тому как сделал его в нем для моси повелитель аския ал-Хадж Мухаммед. В месяце джумада-л-ула [девятьсот] пятьдесят восьмого [года] [7.V—5.VI.1551] Дауд возвратился в Тендирму. И в /103/ этом году в этой области Кордьо вспыхнула эпидемия, от которой умерло множество людей.

В [году девятьсот] пятьдесят девятом [29.XII.1551 — 17.XII.1552] между аскией Даудом и кантон, султаном Лико, вспыхнула ссора, но в конце [девятьсот] шестидесятого [18.XII.1552— 6.XII.1553] они замирились.

В [девятьсот] шестьдесят первом [году] [7.XII.1553— 25.XI.1554] аския выступил в Кукийю и отрядил хи-коя Али-Дадо с войском на Кацину. В местности, называемой Карфата, четыреста всадников — жителей Либти, из числа людей Кацины, встретились с двадцатью четырьмя всадниками-сонгаями. Они сражались там в жестоком бою, и очень долго шла между ними ужасная борьба. Люди Кацины убили пятнадцать человек из сонгаев, в том числе упомянутого хи-коя, брата его Мухаммеда-Бенкан-Кума, сына фарана Омара Комдьяго и других; и захватили они из них девятерых израненных, в том числе Алудио-Мило, сына фарана Омара Комдьяго — отца Касима, Букара Шили-Атьи и Мухаммеда-Делла-Атьи, и других. Они вылечили пленников, обходились с ними наилучшим образом, отпустили их и отправили к аскии Дауду, сказав: "Подобные этим не заслуживают смерти ради их отваги и доблести!" Люди Кацины остались поражены их храбростью и силой, так что [эти сонгаи] стали у них поговоркой. На место погибшего хи-коя Али-Дадо Дауд назначил Букара Шили-Атьи, и тот был хи-коем.

В [девятьсот] шестьдесят втором [году] [26.XI.1554— 15.XI.1555] аския поднялся от Борно до Уараш-Букара и отправил тьяга-фарму Мухаммеда-Кенати (а тот был по происхождению вангара) и хуку-корей-коя Камколи с войском в горы.

В [девятьсот] шестьдесят третьем [16.XI.1555—3.XI.1556] он ходил походом на Бусу и разорил ее. В этом году умерло там множество народа в воде. И в этом же году умер шейх ал-Амин ибн ад-Дау, сын султана Уджлы.

В [девятьсот] шестьдесят шестом [году] [14.X.1558— 2.X.1559] Дауд совершил поход на город Сума в земле Малли. Ко времени его прихода туда скончался сума-мундио[559], и аския назначил на его должность его сына. /104/ Он прошел дальше, к Дибикарала, и сразился в ней с военачальником султана Малли вместе с кинти-фараном; и победил его.

В этом пути Дауд взял в жены Нару, дочь султана Малли, и перевез ее в Сонгай с огромным имуществом из украшений, рабов, рабынь, мебели и товаров; вся ее утварь была из золота; блюда, кувшины, ступка, пест и прочее. И она осталась в Сон-гай, пока не скончалась там.

Затем аския возвратился. А во время его возвращения умер аския Мухаммед-Бенкан в городе Сама; он тогда уже потерял зрение. Когда аския Дауд оказался напротив него, то остановился перед Самой, за Рекой. Махмуд и калако-фарма Саид, [сыновья дочери Мухаммеда-Бенкан], испросили у Дауда разрешение приветствовать его. Он им обоим [это] разрешил, и они переправились к нему через Реку. Дауд был крайне рад им и провел ночь в беседе с ними. Когда же разговор между ними прервался в конце ночи, один из них встряхнул аскию и сказал ему: "Ты уже уснул?" Аския Дауд рассмеялся, удивленный его словами, и ответил: "Я не смежал глаза сном с того времени, как ваш отец и ваша мать объединились в кознях против меня..."

Потом он спросил о корка-мундио Сорко, сыне Коли-Тья-га, — жив ли он. Они оба ответили, [что] да. Дауд сказал: "Он по-прежнему в своем низком положении?" Они ответили: "Да..." Когда об этом прослышал помянутый Сорко — а был он остроязычен, — то сказал: "Что лучше: изгнание его с его высокого положения или мое сохранение в моем низком положении?!" Корка — селение в земле Тендирмы. Курмина-фари Усман-Йубабо был тем, кто назначил над нею Сорко. Последний прожил в ней очень долго, так что кончилась держава сонгаев, а он оставался в этой должности. И умер он лишь после того, как паша Махмуд ибн Зергун освободил из заключения Букара-Канбао, сына Йакуба, и назначил его курмина-фари. А через двенадцать дней его управления скончался упомянутый корка-мундио.

Когда наутро аския Дауд оказался перед городом Сама, он велел всем музыкантам приветствовать аскию Мухаммеда-Бенкан,/105/ ударяя в музыкальные инструменты. Но когда тот услышал звуки, его сердечная вена оборвалась, и в ту же минуту он умер. Семья же осталась там.

А когда на обратном пути достиг Дауд города Дженне, то остановился с войском своим в Дьоборо, а потом вступил в город для пятничной молитвы. Ал-Амин в то время был дженне-мундио; на этот пост назначил его Дауд: ведь во времена отца его, повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, был ал-Амин в числе тех, кто шел перед аскией, когда [тот] ехал верхом, и по очереди седлал [его коня]. Впоследствии сын ал-Хадж Мухаммеда аския Исмаил назначил его начальником пеших, которого называют "господином пути"; в этом сане он был в начале правления аскии Дауда. Последний же назначил ал-Амина дженне-мундио, а это — правитель над городом.

Когда после пятничной молитвы аския вышел из мечети, а ал-Амин поднял его седло, приторачивая его в соответствии с прежним своим положением, Дауд возложил свою руку ему на голову и сказал ему, повысив голос и с гневом в словах: "Мы тебя поставили правителем над землей, но ты ее не оберегаешь — так что в ней умножились неверующие бамбара и закрепились в том, что не было у них [раньше]!" Он говорил [так], пока не приблизился к воротам Дьоборо. И ал-Амин ответил: "Аллах да дарует благодать жизни твоей и дням твоим! Я был возле седла отца твоего, укрепляя седло, а рука его лежала таким вот образом на голове моей — я далек от непочтения! — и государь сказал мне: "Кто не воздержится от похода на ал-Хаджар и от похода в лес Кубо, тот желает лишь гибели и ущерба для войска..." А ты ведь сам присутствуешь на своей земле и в своей стране — делай же в них, что тебе покажется правильным!" Тогда аския направился к своему городу и вступил в него в пятницу в [месяце] шаввале [7.VII— 4.VIII.1559].

В [месяце] раби ал-аввал [девятьсот] шестьдесят седьмого [года] [1.XII-30.XII.1559] умер тьяга-фарма Мухаммед-Кенати. И в этом же году в ночь на понедельник седьмого шавваля [1.VII.1560] скончалась Уэйза-Хафса. В [девятьсот] шестьдесят восьмом [году] утром в воскресенье четвертого раби ас-сани [23.XII.1560] скончался шейх факих ал-Мухтар ибн Омар. В этом году в пятницу первого джумада-л-ула [18.I.1561] воцарилась Уэйза-Кайбоно. И в нем же скончался /106/ девятого рамадана [24.V.1561] султан Лико Мухаммед-Канта. Его сменил у власти в том же месяце его сын Ахмед.

В [девятьсот] шестьдесят девятом [году] [11.IX.1561— 30.VIII.1562] аския Дауд поднялся [к] Борно и вторично пошел походом на моси. Их царь и все его войска бежали от Дауда. Умерли [тогда] гиме-кой Бубакар-Со, сын фарана Мухаммеда-Бенкан Симбило и множество людей. Аския возвратился в месяце раджабе этого года [7.III—5.IV.1562]; и в этом же раджабе скончался курмина-фари Котийя ибн Усман — он пробыл в своем управлении двенадцать лет.

В начале [девятьсот] семидесятого в среду девятнадцатого раби ас-сани [16.XII.1562] после полудня скончался факих Мухаммед ибн Усман, да помилует его Аллах. В этом году в [месяце] раби ал-аввал [29.X—26.XI.1562], в пятницу, сделался курмина-фари Йакуб, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. А в понедельник семнадцатого рамадана в этом же году [10.V.1563] скончался фаран Мухаммед-Бенкан. В середине же [месяца] зу-л-хиджжа, завершившего этот год [22.VII— 20.VIII.1563], стал правителем[560] Денди фаран[561] Букар-Али Додо ибн ал-Кима, как о том было сказано ранее.

Что касается Мухаммеда-Акома, тегазза-мундио, слуги аскии, то он умер в Тегаззе в девятьсот шестьдесят четвертом году [4.XI.1556—23.X.1557]: его убил филалит[562] аз-Зубайри, отец Йаиша ибн ал-Филали, с разрешения Мулай Мухаммеда аш-Шейха-старшего[563], султана Марракеша. Вместе с ним были перебиты те из туарегов, которые грузили соль для азалая[564], — Али-Иньени, Али-Андар, Ундус-аг-Оматкель и другие. Оставшиеся [в живых] возвратились к аскии Дауду и заявили ему, что они не дадут своему обычаю доставки соли исчезнуть и что они /107/ знают месторождение помимо большой Тегаззы. Аския разрешил им транспортировку [соли] из нее — и в том же году они раскопали Тегаззу ал-Гизлан и доставили [соль] из нее. Упомянутый филалит сделал то единственно по злобе на аскию, когда тот предпочел [ему] сына дяди по отцу, ал-Ханейти, отца шейха Мухаммеда ат-Тувейрига, и назначил его на управление Тегаззой.

В девятьсот семьдесят первом году [21.VIII.1563—3.VIII.1564] аския Дауд послал фари Букара-Али Додо в землю Берго, дабы сразиться с Бани — это был наглый, ловкий и очень осторожный ифрит. Букар-Али выступил в шаввале [13.V — 10.VI.1564] в летнее время и в очень сильную жару. Он вел войско по безводным равнинам, пустыням, скрывая свое направление от всех — это аския дал ему приказ о том. Он их вел очень трудным переходом, и люди пожаловались фари-мундио Мухаммеду-Бенкан, сыну аскии Дауда, и по секрету попросили его, чтобы он спросил Букара-Али о его направлении. Фари-мундио спросил его, но тот с гневом обрушил на него сильнейшие упреки, сказав ему: "Это ты хочешь раскрытия тайны аскии?! Я не проявлю из-за вас вашу наглость, которую проявляют все люди!" Мухаммед-Бенкан испугался и умолк.

Букар-Али настиг Бани и застал его врасплох на [его] земле, спустившись с горы. Бани рассчитывал, что сонгайский отряд никогда к нему не придет в такое время. Они сразились и сонгаи перебили всех тех. Что же до Бани, то его убил не кто иной, как хасал-фарма Алу-Баса, сын фари-мундио Мухаммеда-Бенкан Симбило. Они возвратились и в месяце зу-л-хиджжа, завершавшем этот год [11.VII — 8.VIII.1564], вступили в Гао.

В [девятьсот] семьдесят втором году в ночь на четверг в месяце шаабане [4.III — 1.IV.1565] скончалась Уэйза-Кайбоно. А в году [девятьсот] семьдесят третьем [29.VII.1565 — 18.VII.1566] скончался славный факих кадий Мухаммед, сын факиха Махмуда, да помилует их Аллах, в /108/ месяце сафаре [28.VIII — 25.IX.1565], как сказано ранее. После него должность кадия занял его брат, справедливый факих имам, кадий ал-Акиб. Он, да помилует его Аллах Всевышний, оставался в ней восемнадцать лет. В этом же году в месяце джумада-л-ухра [24.XII.1565 —21.I.1566] скончался фари Букар-Али-Додо.

В [девятьсот] семьдесят четвертом году после полудня в субботу восемнадцатого раби ас-сани [2.XI.1566] скончался благословенный шейх, опора мусульман, хатиб Мухаммед Сиссе, да помилует его Аллах Всевышний. На его пост аския назначил факиха хатиба Мухаммеда-Киби ибн Джабира-Киби. Он был из жителей Дженне, и Дауд перевел его оттуда в Гао — после того как просил принять эту должность ученейшего факиха Мухаммеда Багайого ал-Вангари. Тот отказался наотрез и просил предстательства своего брата и наставника, святого Аллаха Всевышнего факиха Ахмеда ибн Мухаммеда-Саида. Последний вместе с Мухаммедом Багайого отправился в Гао с целью такого заступничества. Он попросил аскию относительно Мухаммеда Багайого, и оба возвратились в Томбукту. А немного спустя после прибытия их обоих скончался заступник, шейх ал-ислам, упомянутый факих Ахмед, да помилует их обоих Аллах Всевышний и да позволит нам воспользоваться благодатью их обоих. Аминь!

В [девятьсот] семьдесят пятом году двадцатого рамадана [19.III.1568] в возрасте шестидесяти трех лет скончался мой дед — Имран ибн Амир ас-Сади. Он погребен по соседству с Сиди Абу-л-Касимом ат-Туати, да помилует их Аллах Всевышний.

В [девятьсот] семьдесят шестом году в открывающем [его месяце] мухарраме, в среду двадцать восьмого числа [23.VII.1563], в начале послеполуденной молитвы, скончался святой Аллаха Всевышнего ученейший факих Ахмед ибн Мухаммед-Саид, внук по матери факиха Махмуда. Над ним совершили молитву после закатной молитвы, а похоронен был он между двумя вечерними молитвами по соседству со своим дедом — факихом Махмудом. Он прожил сорок восемь лет.

В конце этого же года кадий ал-Акиб возобновил строение мечети Мухаммеда Надди /109/ и перепланировал ее хорошим образом. Он закончил ее в месяце сафаре [девятьсот] семьдесят седьмого года [16.VII—13.VIII.1569]. В том же году начали носить кирпичи для строительства большой соборной мечети в Томбукту[565] и приступили к этому пятнадцатого раджаба этого года [24.XII.1569]. Ее сломали в воскресенье пятнадцатого зу-л-хиджжа [21.V.1570], и строительство ее начали во вторник семнадцатого того же месяца [23.V.1570].

В месяца шаввале этого года [9.III — 6.IV.1570] скончался праведный муж, имам этой соборной мечети — имам Усман ибн ал-Хасан ат-Тишити. Он был погребен на старом кладбище (его целиком выровнял и присоединил к старой соборной мечети упомянутый справедливый кадий ал-Акиб). Место могилы этого имама известно в Томбукту знающим людям. По приказу кадия ал-Акиба в должность имама большой соборной мечети вступил имам Мухаммед-Кидадо ибн Абу Бекр ал-Фулани; он был из достойных рабов Аллаха.

В начале [девятьсот] семьдесят восьмого года [5.VI.1570— 25.V.1571] аския Дауд предпринял поход на Сура-Бантамба в земле Малли; это был последний его поход в Атарма — а это западное направление. По пути аския послал своего сына корей-фарму ал-Хаджа на ал-Хамдийю; вместе с аскией Даудом были два султана — ал-Хадж Махмуд-Биру ибн Мухаммед ал-Лим ибн Аг-Алангаи, магшарен-кой, муж Биты, дочери аскии, и ал-Миски, андасен-кой, — с двадцатью четырьмя тысячами туарегского войска, [по] двенадцати тысяч у каждого. Это был бытовавший у них обычай: когда аския призывал их для войны, каждый из них обоих непременно приходил с этим числом людей. Аския совершил нападение на арабов, что находятся в той стороне, и возвратился. В этой дороге забеременела сыном аскии, Харуном /110/ ар-Рашидом, мать его. Старший брат последнего фари-мундио Мухаммед Бенкан, сын аскии Дауда, был походным начальником этого набега, однако он тогда был болен недугом язв Масара[566].

Потом аския возвратился, пришел в Томбукту и остановился позади соборной мечети, во дворе ее, так что пришли кадий ал-Акиб, факихи города и старейшины его, дабы приветствовать Дауда и вознести молитвы за него. Аския застал соборную мечеть еще не законченной строительством и сказал кадию: "Этот остаток — моя доля в помощи благочестивому делу!" И он вручил кадию для этого то, чем наделил его Аллах Всевышний; когда же достиг он своего дворца, послал ему четыре тысячи строительных бревен из дерева конгао. Строительство мечети было закончено в этом году.

Затем Дауд проделал поход в Гурму; он достиг города Диобанко и в нем дал сражение их вождю Тинин-Тутома, обратив его в бегство. Потом отправил он курмина-фари Йакуба на Сану; Йакуб напал на Дагу из-за некоторых интриг со стороны дага-коя и полонил всю семью последнего. Позднее ама-кой примирил их друг с другом, и аския ее возвратил дага-кою.

Аския Дауд совершил еще три похода, ни на кого не напав и ни с кем не сражаясь. Одним из них он достиг границы моси, но возвратился без вторжения. Вторым, в сторону Денди, он дошел до Лолами. Вместе с ним была его[567] мать — Санаи, дочь фара-коя, она умерла там и там же погребена. И аския возвратился. А тот, кто мне передал известие о Дауде, сказал, что он забыл третий поход.

В девятьсот восемьдесят пятом году [21.III.1577—9.III.1578] кадий ал-Акиб возобновил строение мечети, что находится на рынке Томбукту. В этом году скончался в Гао хатиб Мухаммед-Киби ибн Джабир-Киби/111/ — да помилует его Аллах Всевышний. И в нем скончались Модибо-Касемба ибн Али Касемба и Ахмед-Сори ал-Маддах ибн ал-Имам. В нем Бауанко бежал из Томни в Сума; в нем появилась в ночь на пятницу двадцать пятого шаабана [7.XI.1577] хвостатая звезда[568], и в этом же году скончался султан Мулай Абд ал-Малик в Марракеше и воцарился его брат Мулай Ахмед аз-Захаби.

Последний послал к аскии Дауду, чтобы аския передал ему на один год харадж с копи Тегаззы. А он [сам] отправил Дауду десять тысяч золотом в качестве подарка и доброго подношения. Аския удивился благородству и щедрости Мулай Ахмеда. Это и послужило причиной дружбы и единения между ним и султаном. Когда до Мулай Ахмеда дошла весть о кончине аскии Дауда, он опечалился и устроил прием для выражения соболезнований. И все начальники войск принесли свои соболезнования.

В конце этого года скончался курмина-фари Йакуб; он пробыл в этом сане десять лет и пять месяцев.

В четверг двенадцатого мухаррама девятьсот восемьдесят шестого года [21.III.1578] кадий ал-Акиб начал возобновление постройки мечети Санкорей; [этот] месяц в том году начался с понедельника. В том году произошла ссора между сыновьями шейха Мухаммеда ибн Абд ал-Керима и томбукту-мундио Йахьей.

В месяце шаввале этого года [1.XII—29.XII.1578] аския Дауд назначил хатибом Махмуда Драме. В месяце рамадане, девятом из месяцев девятьсот восемьдесят шестого года [1.XI— 30.XI.1578], он назначил своего сына Мухаммеда-Бенкан правителем Курмины. В конце [месяца] зу-л-када аския выехал из Гао, прибыл в Томбукту двадцать девятого этого месяца [30.XII.1578—28.I.1579], а в Тендирму — в начале [месяца] зу-л-хиджжа [29.I—27.II.1579]. И назначил он своего сына ал-Хаджа фари-мундио; а курмина-фари Мухаммеду-Бенкан передал управление во всех /112/ делах западной области.

И в этом году (а Аллах лучше знает) скончался балама Халид, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, в том же [месяце] рамадане; а после него получил звание баламы Мухаммед Улд Далла.

Затем курмина-фари попросил у своего отца [разрешения] на поход для битвы с жителями горы Дом; те выстояли против сонни Али и аскии ал-Хадж Мухаммеда, и оба [этих правителя] не добились от них желаемого. Аския дал сыну войско, поставив над ним хуку-корей-коя Йаси и приказав ему, чтобы он не подвергал войско опасности и риску — он очень на том настаивал. Когда они достигли помянутой горы, фаран Мухаммед-Бенкан захотел поднять на нее войско, [но] Йаси отказался. Фаран повторял просьбу, но тот отказывался. И фаран ему сказал: "Эй ты, беглый[569] раб! Ты ни на кого не обращаешь внимания?!" Но Йаси ответил ему: "Ты ошибся в обращении! Скажи мне: "Эй ты, злой раб!" Да, это так и есть!" — и не дал ему согласия снизойти к тому его желанию.

Затем известный и знаменитый Ма ал-Гандур (тот, о ком распространились рассказы по поводу его тучности и широко разошлись — он был из числа жителей этой горы) следил за войском с ее вершины. К нему подкрался Мухаммед Улд Мори: он на своем коне мало-помалу поднимался к нему по склону горы, так что приблизился к Ма ал-Гандуру и метнул в того дротик. Тот упал на землю и умер. С этого времени жители горы стали еще больше бояться конницы сонгаев. Потом фаран Мухаммед-Бенкан вернулся без сражения.

В ночь на воскресенье двадцать девятое мухаррама девятьсот восемьдесят девятого года [5.III.1581] скончался имам Мухаммед ибн Бубакар-Кидадо ал-Фулани. И Ахмед, сын имама Садика, вступил в должность имама соборной мечети в среду семнадцатого сафара [23.III.1581]. В этом году скончался балама Мухаммед-Далла Коро-Бенкой; он пробыл в этом сане пять лет (а Аллах лучше знает). После него его получил Мухаммед-Уааоно, даанка-кой, сын Айши-Банкан, дочери /113/ повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. Назначил его аския Дауд.

В девятьсот девяностом году [26.I.1582 — 24.I.1583] в Томбукту случился великий мор, и в городе умерло множество народа. И в этом году разбойники с большой дороги из числа фульбе Масины напали на судно аскии ал-Хаджа, [шедшее] из Дженне, и разграбили часть груза; подобного этому никогда не было в державе Сонгай. И произошло то во времена султана Масины [и] Бендугу Бубу-Марьяма.

Когда [эта] весть дошла до фарана-Мухаммеда-Бенкан, он сразу же поднялся и направился на Масину, дабы им отомстить, — не посоветовавшись ни с кем из начальников. И военачальники присоединились к его воинам [уже] после того, как он выступил. А его брат тон-кой Салик и бена-фарма Дако приукрашивали ему положение и одобряли его действия, не считая их [в глубине души] правильными — из-за его пренебрежения к ним обоим, так что он им даже не дал знать, а особенно — не посоветовался.

Мухаммед-Бенкан вторгся в Масину, разорил ее великим разорением и перебил в ней множество выдающихся ученых и праведников ее. У последних после их смерти обнаружились удивительные чудеса. Что же касается султана, то он бежал в землю Фай-Санди, пока не улеглась смута, [а тогда] вернулся. Когда весть [об этом] дошла до отца фарана — аскии Дауда, он весьма неодобрительно отнесся к его походу. Этот поход оказался дурным предзнаменованием для аскии, ибо после того события он не задержался в сей жизни. Это достаточно [свидетельствует] о недобром значении похода.

В месяце раджабе этого же года [22.VII—20.VIII.1582] скончался аския Дауд. Он пробыл на царстве тридцать четыре года и шесть месяцев. Смерть его случилась в Тондиби, неподалеку от Гао — это было его имение, там находились его дом и его семья. Он проводил в нем [много] дней в конце своей жизни. В момент его смерти его сыновья, все взрослые, были с ним там. Он был обряжен, доставлен в Гао на челне и в Гао же похоронен.

ГЛАВА 18

/114/ Ал-Хадж, сын Дауда, был старшим из его детей, находившихся там в тот день. Он препоясался мечом и выехал верхом на своем скакуне. А его братья ехали верхами позади него, не приближаясь к нему. В то время не было среди всех сонгаев подобного ему отвагой, доблестью, упорством и выносливостью. И кто присутствовал у них там из людей разумных и знающих, сразу же заявили: "Он достоин быть повелителем, даже если бы и в Багдаде!" Говорят, двое из государей Сонгай были величайшими в их царствовании: повелитель аския ал-Хадж Мухаммед и внук его и тезка — аския ал-Хадж Мухаммед ибн Аския Дауд. А двое были на царстве самыми низкими: аския Мухаммед-Бенкан, сын фарана Омара Комдьяго, и аския Исхак ибн Аския Дауд. Прочие же государи Сонгай были крупнее их.

Когда они ехали верхом в Гао, Хамид выехал из [группы] своих братьев, продвинулся вперед, к аскии, и начал по секрету говорить ему: "Схвати такого-то, такого-то и такого-то!" Но братья его поняли, что говорит он лишь клевету — и только. Потом Хамид вернулся на свое место в процессии, а к аскии приблизился ал-Хади. И он сказал ал-Хаджу: "Не следуй словам этого клеветника и никому не делай обиды. У тебя здесь нет соперника. Мы следуем только за старшим, а старший — если бы присутствовал тут Мухаммед-Бенкан, тебе бы не досталось это дело. Но если бы ты сегодня отсутствовал, а присутствовал бы этот несчастный клеветник, мы бы не отдали это дело ему..." Аския ответил: "Я далек от совершения зла по отношению к вам, потому что ваш отец доверил вас мне. И к тому же прошел уже день, /115/ в который хотел бы я быть [на] этом деле, т. е. [при] жизни дядьев моих по отцу и сверстников моих, что [были] старше меня. И если бы не судьба, которая заставила меня сегодня воссесть на эту ступень, я бы на нее не сел!" Когда царевичи въехали в город и закончили похороны родителя своего, ал-Хаджу присягнули военачальники, войска и прочий народ и рабы — двадцать седьмого [числа] упомянутого раджаба [17.VIII.1582]. Однако, когда ал-Хадж вступал в этот сан, он был поражен язвенным недугом нижней части [тела] своего, который препятствовал ему свободно распоряжаться собой; так что аския не совершил хотя бы даже одного похода до самой кончины.

Когда весть о болезни аскии Дауда дошла до фарана Мухаммеда-Бенкан, он направился в Гао, но, когда прибыл в Томбукту, услышал известие о кончине Дауда и восшествии на престол своего брата аскии ал-Хадж Мухаммеда. Фаран возвратился, задержался три дня в Акегене, затем пошел по дороге на Тьомалан, остановился в Добосо, потом пошел и прибыл к себе домой. Тогда он снарядил свое войско, решив явиться в Гао для битвы. Когда он вступил в Томбукту, то прошел к кадию с намерением приветствовать [того]. И никто в войске не знал [ничего], как вдруг они услышали, что фаран, когда сидел у кадия, попросил его заступничества, чтобы написал тот аскии, что-де он, [Мухаммед-Бенкан], слагает свой сан и желает остаться в Томбукту для изучения науки. Когда же воины услышали то, все сразу же бежали и направились в Гао к аскии.

Кадий написал [требуемое], аския дал согласие и назначил своего брата ал-Хади, сына аскии Дауда, правителем Курмины, а брата своего ал-Мустафу сделал фари-мундио. А Мухаммед-Бенкан остался в Томбукту в том положении.

Потом начальники войска усмотрели между собой, что пребывание Мухаммеда-Бенкан в Томбукту не послужит ко благу их и аскии. Они сговорились, пришли к аскии и сказали ему: "Мы предпочитаем себя самих тебе и твоему брату Мухаммеду-Бенкан; а его пребывания в Томбукту мы не приемлем, ибо наши посланные беспрестанно туда ездят для улаживания наших дел в нем. Не перестанут /116/ клеветники говорить, когда увидят гонца кого-либо из нас, направляющегося в Томбукту: "Вот гонец такого-то едет к Мухаммеду-Бенкан!""

Аския выслушал те их слова и запомнил их. Он послал Омара ибн Исхака-Биру-Аскию с людьми, дабы схватить Мухаммеда-Бенкан в Томбукту, приказав ему, чтобы он заключил последнего в тюрьму в Канато. Они прибыли к Мухаммеду-Бенкан в середине дня; [он] спал внутри своего дома, а его конь был привязан в его дворе, и возле него находились рабы фарана, которые ходили за конем. Посланные на своих лошадях поднялись над стеною дома, завесив лица черными повязками и завернувшись в черные кафтаны. Упомянутый Омар метнул в коня дротик, дабы конь умер, чтобы Мухаммед-Бенкан не сел на него верхом и не сразился с ними. Конь очень сильно забился на привязи своей, так что пробудил ото сна Мухаммеда-Бенкан. Он спросил рабов о движении коня; ему сообщили о том, что произошло, и он понял, что это Дело аскии. Конь умер, а посланные схватили фарана и исполнили приказ аскии относительно него. Он оставался в Канато до правления аскии Мухаммеда-Бани. А трое его сыновей — Омар-Биро, Омар-Като и Бемба-Кой-Идье — скрывались, боясь аскии ал-Хаджа, до конца его правления и до конца правления аскии Мухаммеда-Бани. А перед вступлением аскии Исхака они сами объявились и упорно искали упомянутого Омара, чтобы его убить в то междуцарствие. А он узнал и спрятался в отряде [людей], которых называют "сума" (это те, кто присутствуют при вступлении аскии, когда он вступает [на престол]). По их обычаю, они надевают бурнусы — и Омар надел бурнус вместе с ними, пока не вошел аския Исхак. Тогда Омар вышел, потому что смута улеглась и никто не мог ни на кого напасть.

Позднее, когда Букар ибн Аския Мухаммед-Бенкан прослышал о воцарении аскии ал-Хадж Мухаммеда, /117/ он выехал из земли Кала вместе со своим сыном Марбой и прибыл в Гао. Аския ал-Хадж почтил его, назначив его багена-фари, и Букар вернулся в Тендирму (а он, вместе с поименованным своим сыном, считался в войске Курмины), любимый и почитаемый.

Затем аскии рассказали, будто фанданке Бубу-Марьяма поклялся, что никогда его голова не войдет в ворота дворца. И аския послал к багена-фари Букару, чтобы последний отправился к тому продуманно и ловко, дабы его схватить и привезти, когда он не будет знать и не сбежит. Букар сделал то, схватив Бубу-Марьяма и доставив его к аскии. Когда Бубу-Марьяма, закованный в железа, предстал перед аскией, последний ему сказал: "О сын Марьям! Ты — тот, кто поклялся: голова твоя никогда не войдет в мои ворота?" Он ответил аскии: "Не спеши со мною, пока я не скажу "Да благословит Аллах жизнь твою!"" Аския сказал ему: "Говори!" И Бубу-Марьяма поклялся Аллахом Всевышним, что он этого не говорил: "Враги, которые мне желают лишь смерти, — они те, кто говорили это против меня. Да и куда я ушел бы, скрывшись от тебя?!" Аския велел его увести; он оставался [так] некоторое время, но никто из людей не знал, где он, так что полагали, что он ушел из мира сего. И так до одного дня, [когда] аския велел доставить Бубу-Марьяма и сказал ему: "Я желаю тебя возвратить на твое княжество". Но Бубу-Марьяма возблагодарил его за добро, долго призывал на него милость Аллаха и сказал: "Если ты разрешишь мне выбирать, то я не желаю этого..." Аския сказал: "А чего же ты хочешь?" Он ответил: "Быть возле тебя здесь и служить тебе!" То произвело большое впечатление на аскию, по этой причине он пожаловал ему десять лошадей, множество прислужников, дом и одарил его всем добром, которого он [только] хотел или желал. И Бубу-Марьяма остался в Гао, любимый и почитаемый. А на его пост к жителям Масины аския назначил Хамади-Амину.

В конце утра в воскресенье одиннадцатого раджаба девятьсот девяносто первого года [31.VII.1583] скончался кадий ал-Акиб, после /118/ того как наполнил землю справедливостью, так что во всех странах ему не знали в том подобного. В должности кадия он пробыл восемнадцать лет; между его кончиной и кончиною аскии Дауда [прошло] тринадцать месяцев.

А в ночь на понедельник семнадцатое шаабана этого года (5.IX.1583] скончался факих-традиционалист Абу-л-Аббас Ахмед ибн ал-Хадж Ахмед ибн Мухаммед Акит, да помилует их Аллах Всевышний всех вместе.

Полтора года после кончины справедливого кадия ал-Акиба никто не занимал должность кадия в Томбукту, ибо аския посылал по тому поводу к ученейшему факиху Абу Хафсу Омару, сыну факиха Махмуда[570], но тот дважды или трижды не принял этой должности. И тем, кто разрешал споры между людьми смешанной крови и путешественниками, был факих Мухаммед Багайого ал-Вангари, а тем, кто решал разногласия между людьми Санкорей, был муфтий факих Ахмед-Могья. Когда же это положение затянулось, благословенный шейх факих Салих-Такунни тайно послал к аскии, чтобы тот написал Абу Хафсу Омару: если-де он не примет должность кадия, то аския назначит на нее невежду и за все, что последний решит, Аллах наутро спросит только с Абу Хафса. Когда последний прочел письмо, то заплакал и согласился. Он вступил на пост кадия в последний день [месяца] мухаррама, открывавшего девятьсот девяносто третий год [1.II.1585], и пробыл на нем полных девять лет.

В девятьсот девяносто втором году, в [месяце] сафаре [13.II —12.III.1584], курмина-фари ал-Хади выехал из Тендирмы, намереваясь [прибыть] в Гао ради мятежа и захвата царской власти. Говорят, что это его братья, что были в Гао при аскии, тайно послали к нему, [сообщая], что у аскии ал-Хаджа не осталось сил энергично выполнять решения и он, [ал-Хади], сможет вступить на престол. Потом они предали ал-Хади и отступились от него.

Когда ал-Хади прибыл в Кабару, он отправил посланца к факиху Омару для приветствия; сам же он не пошел, как было то в его обычае. Затем пошел он своей дорогой, и его повстречали гонцы /119/ аскии ал-Хаджа раньше, чем он достиг [Гао]. Они потребовали у курмина-фари, чтобы он возвратился, но он отказался. Гонцы вернулись и сообщили аскии известия об ал-Хади. Последний прибыл в Гао в ночь на понедельник четвертого раби ал-аввал [16.III.1584], на нем была кольчуга, а перед ним — его трубы, его барабан и прочее. Аския боялся его великим страхом, ибо был ал-Хадж болен, немощен и ни на что не способен. И сказал ему хи-кой Букар-Тьили-Идье: "Назначь меня правителем Денди, чтобы я тебе захватил его!" Аския его назначил на эту должность, потому что с тех пор, как в свое время скончался денди-фари Бана, он никого на нее не назначал.

Букар взялся за дело и проявил рассудительность. К курмина-фари пришли пешком его братья, бывшие тогда там, в том числе Салих, Мухаммед-Гао, Нух и другие. Они сказали ему: "Что тебя привело сюда? Чего ты хочешь? С кем ты советовался и кто с тобой объединился в этом? Не иначе, как ты считал всех, кто есть здесь, женщинами! Подожди же нас здесь, пока не увидишь, что мы можем!" Они вернулись, препоясались [оружием], сели на коней и собрались, решив сразиться с ним. И люди сказали ал-Хади: "Уходи в дом хатиба, пока не наступит примирение между тобой и аскией!" Тот вошел в дом хатиба; аския же, когда услышал о его приходе туда, немедленно выступил и приказал взять его оттуда и доставить к себе. Он велел снять с курмина-фари то, что на нем было; на том была обнаружена железная кольчуга. И сказал ему аския: "Хади, ты всего лишь неблагодарный!" А фари-мундио ал-Мустафа горько заплакал и сказал: "Не такого желал я для этого главы нашего! А чего я желал бы — так это чтобы ты нас поставил позади него [в походе] на государя моси или на государя Бусы (тут он стал перечислять государей), ты бы увидел, что мы бы сделали им вместе с ним!" Упомянутый фари-мундио был единоутробным братом аскии ал-Хаджа, и если бы не это, он бы не способен был на тот поступок. Потом аския велел привести коня курмина-фари, на котором тот был, /120/ а когда увидел коня и рассмотрел его, то сказал: "Брата моего Хади сделал смелым для мятежа только этот конь..." — [и] велел ввести коня в свою конюшню: ведь Аллах Всевышний отличил его знанием лошадей.

Многие сообщники ал-Хади были выпороты, а что касается его дяди по матери, который был главою мятежа, то он умер под этим битьем. Все, что у них было, было разграблено. Аския приказал выслать ал-Хади в Канато, в заключение. И назначил он кала-тья Мухаммеда-Кайя ибн Данколоко на место хи-коя Букара-Тьили-Идье, и тот стал хи-коем. Ал-Хадж повелел ему назначить на его [прежнее] место, с которого тот ушел, того, кто ему, [Мухаммеду-Кайя], понравится. И последний назначил своего сына Букара, и тот стал кала-тья. А аския назначил своего брата Хамида на должность баламы Мухаммеда-Уао после смерти того.

Тогда султан Мулай Ахмед, хашимитский шериф, отправил своего посла с удивительными дарами к аскии ал-Хаджу. Но целью султана в том было собрать сведения о состоянии страны ат-Текрура; поэтому решил он послать в Гао своего посла. Аския встретил посла с почетом; и отправил он султану при возвращении его посланца вдвое больше даров, чем послал [ему] султан, — слуг, мускусных кошек и прочего; а среди всего, что он отправил, [было] восемьдесят евнухов.

А после того пришли известия, что султан послал войско — а в нем двадцать тысяч человек — в сторону Ваддана, приказал им захватить то, что там есть из областей по обоим берегам Реки, и прочее, пока они не достигнут страны Томбукту. Люди предельно испугались того. Затем Аллах рассеял то войско голодом и жаждой, и они рассеялись во все стороны; те же, кто из них уцелел, возвратились к султану, не выполнив ничего из того, чего он желал, по всемогуществу Всевышнего Творца.

Впоследствии султан отрядил каида и с ним — двести стрелков в Тегаззу и приказал им захватить ее жителей. Но те прослышали об этом до прибытия марокканцев и бежали из нее — кто из них бежал в ал-Хамдийю, а кто — в Туат и другие [места]. И каид и стрелки прибыли только в пустой [город]; в нем было лишь очень мало людей. /121/ А их старшины ушли к аскии и рассказали ему то. И аския согласился с ними в том, чтобы запретить доставку соли из Тегаззы. В [месяце] шаввале девятьсот девяносто четвертого года [15.IX — 13.X.1586] пришло известие о том, чтобы никто не отправлялся в Тегаззу; а кто в нее пойдет — имущество того лишается защиты; тогда люди аза-лая не смогли выдержать без соли и разделились; одни направились в Тинуард и копали там соль в это время, а другие — в прочие места. И на это время они оставили Тегаззу. А каид и стрелки возвратились в Марракеш. И также в этот период ал-Хадж отобрал у своего дяди по отцу, Сулеймана-Канкаго, [должность] бенга-фармы и назначил на нее Махмуда, сына аскии Исмаила.

А в месяце зу-л-хиджжа, завершавшем этот год [13.XI— 11.XII.1586], братья аскии возмутились против него и ушли в Керей, к Мухаммеду-Бани, сыну аскии Дауда. Они привели того с собой, низложили аскию ал-Хаджа и поставили Мухаммеда-Бани аскией четвертого мухаррама, открывавшего девятьсот девяносто пятый год [15.XII.1586].

Аския ал-Хадж пробыл у власти четыре года и пять месяцев. Он скончался немного дней спустя после того.

ГЛАВА 19

Когда воцарился аския Мухаммед-Бани, он поставил брата своего, Салиха, курмина-фари, а Мухаммеда ас-Садика — баламой, уволив с этой должности Хамида. И поспешил он убить двух своих братьев — фарана Мухаммеда-Бенкан и фарана ал-Хади — в Канато; они погребены в нем один возле другого. Когда ал-Хади услышал о его приходе к власти, то сказал: "Да сделает Аллах мерзкой поспешность! Глупейший, кто вышел из чресл нашего родителя, пришел к верховной власти! Ведь что касается ал-Хаджа, то он не убил ни одного из своих братьев, пока /122/ не кончились дни его!"

Братья аскии презирали его [царское] достоинство. Его характер не удовлетворял ни их, ни прочих. И дни его [правления] были [заполнены] несчастьями и голодом. Братья договорились о его смещении и возведении на престол бентал-фармы Нуха. Нух поддержал их в этом, и они условились, что в определенную ночь, в специальном месте он прикажет трубить в свои трубы, а братья соберутся к нему в это место и поставят его государем.

Потом тайна была открыта аскии, но Нух не знал об этом. Аския схватил хи-коя Мухаммеда-Койя, отца кала-тьяга Букара, тьяга-фарму ал-Мухтара и других сановников, которые сошлись на том взгляде, и уволил их в отставку. Нух прибыл в условленное место и приказал трубить в рог, но никого не увидел и бежал. Их настигли [посланные] люди и схватили Нуха вместе с его братом фари-мундио ал-Мустафой; по приказу аскии они заключили Нуха в тюрьму в земле Денди.

Аския отставил кала-тьягу Букара, и тот вернулся в Тендирму. После него Мухаммед-Бани назначил одного из харатин[571] Тендирмы, и тот стал кала-тьяга. Впоследствии умер Карсалла — масина-мундио, и аския поставил на его пост кала-тьяга Букара; тот стал масина-мундио. Он сделал себе хи-коем Соркийю, Али-Тиавинди — тьяга-фармой, а своего брата Исхака ибн Дауда — фари-мундио.

Затем балама Мухаммед ас-Садик, сын аскии Дауда, убил кабара-фарму Алу — притеснителя, развратника — вечером в воскресенье седьмого раби ас-сани девятьсот девяносто шестого года [5.III.1588]. Произошло то в Кабаре; Аллах Всевышний дал мусульманам вздохнуть после зла его. Но балама захватил все, что заключал в себе дворец кабара-фармы из богатств, и возмутился против аскии Мухаммеда-Бани. Он послал к своему брату курмина-фари Салиху, [с тем] чтобы тот прибыл, дабы быть аскией, потому что он-де к этому [сану] ближе всего по возрасту. Салих пришел со своим войском, но, когда он приблизился к Кабаре, советники сказали ему: "Остановись здесь, потому что балама Садик — изменник, [он из] хитрецов и обманщиков. Пошли [сказать] ему, чтобы он отправил к тебе все, что забрал во дворце кабара-фармы. Потому что ты к этому ближе, /123/ раз он тебе говорит о верховной власти. Если он держится истины, то пришлет [это] тебе, если же нет, то не пришлет!". Салих послал к баламе, тот отказался, и ему стало очевидно, что балама неискренен. Между ними обоими начался раздор, они сразились, и вечером в среду двадцать четвертого раби ас-сани упомянутого года [23.III.1588] балама Мухаммед ас-Садик убил Салиха; между его убиением и убиением кабара-фармы [прошло] семнадцать дней.

Оба войска собрались к баламе, и он решил направиться на Гао, дабы сместить аскию Мухаммеда-Бани. Он послал к бенга-фарме Махмуду ибн Исмаилу [сказать], чтобы тот пришел и был бы вместе с ним. Но Махмуд убоялся и бежал из Бенги в Гао. А Мухаммед-Кой-Идье ибн Йакуб был тот, кто метнул дротик первым в фарана Салиха при столкновении и попал в него. Позднее балама вторично пронзил Салиха копьем, и тот сразу умер. А после захода солнца балама велел обрядить его и похоронить.

Случилось, что маренфа ал-Хадж ибн Йаси, [внук] повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, приехал в Томбукту просить у слуг аскии, что были в городе, предстательства в том, что он задумал относительно женитьбы на дочери аскии Мухаммеда-Бани. Он приехал в Кабару к баламе Мухаммеду ас-Садику, чтобы его приветствовать, [еще] до событий, случившихся при посредстве баламы, в смысле убиения кабара-фармы и убиения курмина-фари. И тот сказал: "Ты видел положение, в котором мы находимся... Я хочу, чтобы ты был с нами!" Маренфа ответил: "О балама, клянусь Аллахом, пока движется хоть один палец, я ни за кем не последую из-за аскии Мухаммеда-Бани..." Балама начал его улещивать ласковыми словами, вплоть до того, что сказал ему: "Если желаешь, чтобы я тебе дал в жены свою дочь, прибавь ее к дочери Мухаммеда-Бани!" Маренфа ответил ему: "О Садик, клянусь Аллахом, пока движется хоть один палец, я ни за кем не последую из-за аскии Мухаммеда-Бани!" Балама обратился к нему по имени, без прозвания, дабы отрезать ему надежду, схватил маренфу и держал его в тюрьме, пока мятеж не стал несомненным и неизбежным. И сказал баламе /124/ кой-идье (а он был из ближайших к нему людей и вернейших из них): "Отпусти маренфу и захвати помыслы его добрыми делами, ибо тот, кто пребывает в мятеже, нуждается в подобных ему!" Балама отпустил того, обошелся с ним добром, подарил ему одного из своих верховых коней и велел снять оковы с его ног. Маренфа сел на коня (на ноге его оставалось еще одно кольцо из пары оковных колец), тотчас же бежал, направился в Гао и рассказал [эту] историю аскии.

Затем балама направился к Гао с большим войском из жителей запада, в том числе были: багена-фари Букар, хомбори-кой Манса, бара-кой Омар, кала-тья Букар и прочие. Из Кабары он выступил во вторник первого джумада-л-ула [29.III.1588] и пошел в соответствии со своим замыслом.

Когда Мухаммед-Бани прослышал о том, он пришел в беспокойство от дела баламы и в субботу двенадцатого [числа] упомянутого месяца [9.IV.1588] вышел из Гао с войском навстречу ему. Но в тот же день он умер в середине дня в своей ставке — говорят, от гнева, потому что на нижней его губе обнаружены были раны от зубов. И люди слышали, как он говорил, когда до него дошла весть о том, что балама идет к нему, чтобы его сместить: "Да сделает Аллах мерзким царствование его! Потому что он низкий, подлый и презренный — если бы не то, как бы выступил против меня Садик, говоря обо мне эти речи!"

Но говорят, и что умер он от жира, ибо был очень тучен, а выступил в сильно жаркий день одетым в железную кольчугу. Во всяком случае, умер он от ярости.

А войско повернуло в Гао; один хуку-корей-кой отделился от них с четырьмя тысячами всадников из евнухов[572]. /125 /

ГЛАВА 20

На следующее утро, в воскресенье тринадцатого джумада-л-ула девятьсот девяносто шестого года [10.IV.1588], к власти пришел аския Исхак, сын аскии Дауда (он был первым из его сыновей, [рожденных] Даудом после его восшествия на престол). Что же касается Мухаммеда-Бани, то он пробыл у власти всего лишь один год, четыре месяца и восемь дней.

В субботу девятнадцатого [числа] этого месяца [16.IV.1588] посланец аскии Исхака прибыл в Томбукту с вестью о его воцарении. Но дело его казалось жителям Томбукту сомнительным, потому что балама находился в пути, и, когда ему стало достоверно известно, что Исхак принял верховную власть, он собрал войско, что было с ним на месте, и они ему присягнули и провозгласили его аскией. И балама отправил гонца к жителям Томбукту, и велел им схватить посланного Исхака. Тот прибыл в понедельник двадцать первого [числа] этого месяца [13.IV.1588]. Жители же, как и приказал им балама, взяли посланца Исхака и бросили его в тюрьму. Многие из людей радовались тому, в их числе — томбукту-кой Букар, магшарен-кой Тибирт-аг-Сейид и ал-Кейд ибн Хамза ас-Сенауи. Они устроили торжества, подняли на террасы домов барабаны и били в них от радости по поводу прихода к власти Мухаммеда ас-Садика. Ибо жители Томбукту очень его любили — он заблуждался сам и ввел в заблуждение их.

Потом прекратилось [движение] новостей между Томбукту и Гао. Передают со слов факиха Бубакара-Ланбаро, катиба и министра пера, будто он сказал, что Гао-де по прошествии недели правления аскии Исхака стал таким, как будто в нем не было души, — по причине страха перед баламой Мухаммедом ас-Садиком и боязни его. И когда-де он, [Бубакар], увидел то (а он знал, что балама бесстыден, что первыми, с кого начнется [проявление] его бесстыдства, будут талибы /126/ и факихи), то, считая себя ученым, пошел в полуденное время к аскии. Он вошел к нему, и аския сказал ему: "Что тебя привело в этот момент?" [Бубакар говорит]: "Я ему сказал: "Да благословит тебя Аллах и да украсит он твои дни! С того времени, как вошел я в этот высокий дворец, мы не слыхивали о втором царе у людей Сонгай..." Он мне ответил: "Аския-альфа, это то, чего я раньше не знал и о чем не слыхивал! Разве есть у людей Сонгай второй царь?" Я ему сказал: "Аллах да благословит твою жизнь, [он] существует: это тот, кто снаружи попирает ногами шеи твоих людей, ты же сидишь внутри!" И я принялся ему перечислять [деяния] того от эпохи его деда до времени аскии Мухаммеда-Бани. А аския мне сказал: "Так ты это имел в виду?" Я ему ответил: "Да, да благословит Аллах твою жизнь..." Он сказал: "Среди этих людей я не знаю такого, кто бы был достойным [противником] этому..." Я ему ответил: "Не говори этого: благодать на лице земли не прекратилась! Есть два твоих сына — Омар-Като ибн Мухаммед-Бенкан и Мухаммед, сын аскии ал-Хаджа; в них [соединилась] вся благодать. Пошли к ним обоим, чтобы они пришли сию же минуту, и обойдись с ними добром, так, чтобы они оба в нем утонули!""

Аския послал сначала за Омаром-Като. Вместе с тем в его доме жил его воспитатель, слуга его отца — Дьебой; и был он более храбр и отважен, чем Омар. Омар испугался великим страхом того вызова в такое время. Он пошел устрашенный и испуганный. Дьебой же, испуганный, остался дома. Когда Омар предстал перед аскией, тот ему сказал: "Сын мой Омар, со дня, когда вы здесь поднимали прах, я тебя не видел до этой минуты. Разве же вы не знаете, что этот дворец — ваш дворец, а я в него вступил только из-за вас? Да не удалится твоя нога от меня!" И одарил он Омара всеми видами многочисленных благ — великолепными одеждами, полями[573], каури и прочим; пожаловал ему коня из числа своих верховых лошадей. Омар посыпал голову прахом /127/ и поспешно вышел к своему дому.

Он застал Дьебоя в печали и горе, какие знает лишь Аллах. Когда Омар вошел к нему, Дьебой сказал: "Что там?" Он ему ответил: "Я умер..." Тот воскликнул: "Я сам — выкуп за тебя, я умру вместо тебя! Скорее же [изложи] мне новости!" Омар ему ответил: "Потерпи, пока не увидишь". И вошли посланные аскии со всеми дарами. И Дьебой сказал: "Уж не от этого ли? От сего ты не умрешь! Так от чего же умрешь ты? Свободный умирает только от добра — так продолжай же умирать от подобного этому, а я тебя в том опережу..."

Потом аския позвал Мухаммеда, сына аскии ал-Хаджа, и сделал для него подобное тому поступку.

Наутро Омар-Като нарядился, сел на своего коня и отправился ко дворцу аскии. Тот был на своей аудиенции, с многочисленным обществом в ней. Омар стал горячить своего коня, [толкая его] вперед и назад, пока не закончил обычный обряд, а потом, после того как было ему предложено, заговорил и сказал уандо: "Скажи аскии: эта группа людей Сонгай говорит то, чего не делает! Они — те, кто удерживает в устах своих и воду и пламя. И всякий, кто здесь к тебе обращался в первый раз, говорил неправду. А вот завтра придет Садик, и, когда мы с ним встретимся, вот это копье, которое вонжу я в сына его матери! И всякий, кто искренен, пусть скажет подобное этой речи!" И общество рассеялось, опоясываясь [оружием], и все говорили подобное этому.

В пятницу восемнадцатого джумада-л-ула [15.IV.1588] балама Мухаммед ас-Садик остановился со своим войском в Комбо-Корей. Был поставлен его шатер, он в него вошел. Первым, кто с ним туда прибыл, был упомянутый маренфа ал-Хадж; когда он увидел шатер баламы, то погнал своего коня и гнал его, пока не приблизился к ним. И, крикнув громко: "Где Садик?!", он метнул дротик в шатер, так что тот чуть не обрушился (балама же находился внутри него), и поскакал обратно. Потом прибыл отряд туарегов, а затем и остальная конница аскии, подобно рою стрекоз.

Балама и его товарищи встали, подняли дротики свои[574] и изготовились для битвы. И погнал балама [коня] /128/ и гнал его, устремясь в сторону аскии Исхака. Но его встретили Омар-Като и Мухаммед, сын аскии ал-Хаджа. Омар-Като метнул дротик в голову баламы, но дротик улетел в небо из-за шлема, что был на его голове. И балама сказал: "Сын мой Омар-Като, это ты метнул в меня железо?!" Но тот ему ответил: "Тункара (а это — слово, которым выражают почтение к баламе и курмина-фари), среди нас нет ни одного, [кто бы], если бы аския его поставил в это твое высокое положение, не поддерживал его достойно!" Сердце баламы разбилось, но он возвратился к своему делу, и продолжали он и его товарищи сражаться с войском аскии на протяжении того дня, пока не был балама обращен в бегство. В бегстве он направился в Томбукту, а аския вернулся в свой дворец. Затем он послал вдогонку баламе людей и велел им схватить баламу, куда бы тот ни направился.

Что до жителей Томбукту, то у них не было вестей о том, что произошло между противниками, как вдруг к ним прибыл сам балама Садик — в среду двадцать восьмого [числа] упомянутого джумада-л-ула [25.IV.1588], сообщил им о разгроме своего войска. И рассказал, что, в то время как в пятницу он был в Комбо-Корей, вдруг поднялось над ними большое [облако] пыли от великого войска аскии Исхака, [что] они встретились, сражались от восхода до захода солнца и [что] среди них погибло множество народа. И тогда-де он обратил спину вместе с хомбори-коем, бари-коем и багена-фари Букаром — и все они ранены, за исключением одного только багена-фари.

Потом Садик пошел в Тендирму и переправился через Реку на сторону Гурмы; и вместе с ним были хомбори-кой Манса и бена-фарма Дако. Их настигли люди, что его преследовали, схватили их и доставили их в Канато. В нем были убиты по приказу аскии Садик и бена-фарма Дако. Их обоих похоронили по соседству с Бенканом и Хади. Эти четыре могилы там известны. Что же касается хомбори-коя, то его доставили /129/ к аскии. Тот его поместил в Сонно-коро; на нем зашили бычью шкуру, и аския [велел] его бросить в яму глубиною в два шага в своей конюшне. Он был заживо засыпан землей и умер от этого. Прибегнем же к Аллаху от людской тирании!

Исхак отправил своих посланцев в Томбукту, чтобы они схватили магшарен-коя Тибирта и томбукту-коя Букара, приказав им убить их там. А что касается ал-Кейда ибн Хамзы, то его аския простил, ибо был тот бедным купцом-портным, не имел влияния и не внушал ему беспокойства. А святой Аллах Всевышнего сейид Абд ар-Рахман, сын факиха Махмуда, говорит: "Если было бы полным прощение его в отношении тех двоих! Они не имели влияния, даже если бы оба были в его власти..." Но когда посланные аскии доставили ему обоих, он обоих убил. И принялся Исхак искоренять сообщников Садика в мятеже: многих из них перебил, многих заточил в тюрьму и многих подверг порке тяжелыми, плотно сплетенными ремнями. Что до Мухаммеда-Кой-Итье, сына Йакуба, то он умер под ударами. А что касается Йакуба Улд Арабанда, то он был доставлен пред аскию и начал говорить глухим голосом. Но уандо сказал ему: "Повысь свой голос, о сын господина! Разве так ты говорил перед Садиком?" Йакуб возвысил голос, так что превзошел [дозволенный] предел (уандо хотел таким образом [сделать] ему зло); тогда его избили так, что он чуть не умер; но срок его еще не настал в тот момент.

Исхак бросил в тюрьму в Кабаре азауа-фарму Букара ибн Йакуба, и того освободил паша Махмуд ибн Зергун. Он заточил бара-коя и кала-тья Букара в одном месте; они оба освободились во время мятежа паши Джудара и возвратились в свои области и в свои управления без чьего-либо повеления.

Затем привели Букара ибн Алфакка-Донко. Когда он предстал перед аскией, тот сказал ему: "Эй ты, кой-тья, который не достиг на протяжении [всей] своей жизни должности, на которой бы [смог] покрыть свои седины тюрбаном"[575]. Потом аския сказал: "Позовите кори-дья!" Того привели, и аския ему сказал: "Возьми его и укрой его — это злобный старик..." Исхак сделал то, чтобы оскорбить и принизить Букара: кори-дья был злоязычник, очень известный поношениями и бранью, и кой-тья оставался для него мишенью.

Потом к аскии привели корка-мундио Сорко Улд /130/ Кала-тья. И он ему сказал: "О старик, ввязывавшийся в мятежи! Ты не выйдешь из моих рук, пока не перечислишь мне один за другим все мятежи, в которых ты участвовал!" Тот ответил: "Ни в одном из них не подвергался я обиде, подобной той, которую испытал в этом..." Аския рассмеялся и сказал: "Уходи, [ты] прощен ради любви к Аллаху Всевышнему!"

Тогда привели Саида-Мара; был он немощен и очень худ, но разговорчив и злоязычен [и] пожирал доброе имя людей. Когда Саид предстал перед аскией, тот сказал: "Взгляни на него: если я его посажу на конец трости, он усядется. Но когда язык его уколет камень, он проткнет его! Где канка-фарма?!" Последний явился, и аския сказал: "Выведи его и огласи о нем с начала города до его конца: [кто] его обнаружит сидящим позади дома Бита или идущим по городу в середине ночи или в конце ее — да метнет в него железо; и пролитие его крови дозволено, а кто его оставит и не убьет его, оставит [в живых] врага Аллаха и его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует, и оставит моего врага..." Саида Мара обвели вокруг города, как велел аския, пока не оказалась против него большая соборная мечеть. [Тут] Саид высвободился из пут, которые были [привязаны] к луке седла глашатая, и вбежал в мечеть, чтобы просить заступничества. Весть эта дошла до имама, и он пошел к аскии ради предстательства [за того]. Аския велел привести Саида-Мара, а имаму сказал: "Иди, я ведь простил его..." Но Саид сказал имаму: "Не уходи! Осталось еще одно заступничество, которого я желаю [от тебя] ради святости твоей и святости соборной мечети: чтобы подобно тому, как было обо мне объявлено о законности пролития крови, объявили о прощении, а люди бы все это услышали. Чтобы не убили они меня напрасно: ведь враги мои в городе многочисленны..." Аския расхохотался и отдал для него приказ о том.

Аския разом взялся за этот розыск, пока не завершил то, чего желал в отношении той группы. Затем он назначил Махмуда ибн Исмаила над Курминой и сделал его курмина-фари; брата своего Мухаммеда-Гао он поставил баламой, а Мухаммеда-Хайга, сына фарана Абдаллаха, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, — бенга-фармой. Аллах Всевышний наделил Мухаммеда-Хайга и его брата, тонки-фарму Тилити, исключительною красотой, которой не /131/ видывали подобной видящие среди всех сонгаев. Когда они прибыли в Томбукту, люди шли за ними ради того, чтобы видеть ту красоту.

Он сделал Йомбу Улд Сай-Йоло фари-мундио, ал-Хасана — томбукту-коем, а Аг-Умадола, брата Тадегмарта, — маг-шарен-коем. Он и ал-Хасан были у народов своих последними султанами при державе сонгаев. Что касается ал-Хасана, то он покорился арабам (т. е. марокканцам. — Л. К.), что же до Аг-Умадола, то он не подчинился до самой кончины.

Затем аския убил своего брата Йасиборо-Биру, сына аскии Дауда, — несправедливо и незаконно. Об этом постарался его придворный — йайя-фарма Бана-Итье. Он рассказал, будто Йасиборо желает верховной власти — а тот был из числа лучших детей Дауда, прекраснейший из них характером и величайший из них целомудрием; он совершенно не предавался излишествам — а это у царевичей полностью отсутствовало.

Что касается багена-фари Букара, то он вернулся в Тендирму и вступил под покровительство факиха кадия Махмуда Кати, дабы последний вступился за него перед аскией Исхаком. Но его сын Марба порицал его за то, и намерение Букара переменилось. Они выехали, направившись в Калу, и прожили в городе, который называется Медина, до прихода отряда паши Джудара.

Позднее, во времена Исхака, скончался денди-фари Букар-Тьили-Итье, и аския поставил после него денди-фари ал-Мухтара. Скончался и кала-тья, которого назначил аския Мухаммед-Бани. Кунти-мундио ал-Хасан явился в Сонгай просить это наместничество и оставался на нем, пока не пришел паша Джудар и не рухнула династия.

В девятьсот девяносто седьмом году [20.XI.1588 — 9.XI.1589] аския предпринял поход на немтаноко — неверующих Гурмы. И умер из участников похода бенга-фарма Мухаммед-Хайга. Когда Исхак возвратился в Гао, то назначил после него Усмана-Дорфана, сына Букара-Кирин-Кирини,/132/ сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. Усман был тогда очень стар и сказал аскии: "Если бы не то, что от твоей милости не отказываются, я не принял бы это назначение из-за преклонности лет моих. Потому что я был в числе [тех] сорока всадников, которых отобрал аския Исхак-Биру в Кукийе, чтобы доставить его сына Абд ал-Малика в дом хатиба в Гао, когда он, [Исхак], отчаялся в жизни своей во время болезни, приведшей его к смерти. Да, ведь он сказал правду, ибо этот аския Исхак не получил потом никогда [хорошего преемника]".

Затем, в девятьсот девяносто восьмом году [10.XI.1589 — 29.X.1590], аския ходил походом на Тинфину — также [на] неверующих Гурмы. В начале же [месяца] зу-л-хиджжа, завершавшего упомянутый год [1.X—29.X.1590], скончалась моя бабка, мать родителя моего, Фатима, дочь сейида Али, сына Абд ар-Рахмана, родом из соратников [пророка]; и была она похоронена по соседству со своим мужем, моим дедом Имраном, да помилует их Аллах Всевышний! Аминь!

В девятьсот девяносто девятом году [30.X.1590—18.X.1591] Исхак решил совершить поход в Калу — он был озабочен ее делами, тогда пришла весть об отряде паши Джудара, и аския беспокоился из-за него. Но Джудар забыл о Кале и оставил ее у себя за спиной.

С момента, когда воцарился аския Исхак, до дня, когда его войско обратил в бегство при столкновении паша Джудар, [прошло] три года и тридцать четыре дня. А от разгрома до сражения с пашой Махмудом ибн Зергуном при Дьендьене — шесть месяцев и семь дней. И история о том еще последует, если пожелает Аллах.

А в начале /133/ года, завершавшего тысячу [19.X.1591— 7.X.1592], Исхака низложил его брат Мухаммед-Гао и захватил верховную власть над сонгаями. Но пробыл он на царстве всего лишь сорок дней. Его схватил паша Махмуд, и он был отстранен. Мы, однако, не знаем, сколько продержался Исхак после столкновения при Дьендьене до дня, когда его сместил Мухаммед-Гао.

Дополнение. Что касается повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра, то дети его, мужского и женского пола, были многочисленны. Среди них были те, кто назывались одним и тем же именем. В их числе были аския Муса, Муса-Йонболо и керей-фарма Муса. У него было три Усмана — курмина-фари Усман-Йубабо, Мори-Усман Сейид и Усман-Конко-ро; три Мухаммеда — Мори-Мухаммед Комбо, Мухаммед-Кодира и Мухаммед-Корей; три Сулеймана — Сулейман-Катенга, бенга-фарма Сулейман-Канкага (он был последним из его детей, [родившимся] во время его заточения на острове, называемом Канкага) и Сулейман Ганда-Корей; было у него три Омара — Омар-Кукийя, Омар-Туту и Омар-Йобого; у него было и три Букара — Букар-Гуро, Букар-Сонфоло и Букар-Кирин-Кирини; и три Али — Али-Уайе, Али-Касира и бенга-фарма Али-Биру-Кини. Были также и другие из числа его детей — хари-фарма Абдаллах и фаран Абдаллах, единоутробный брат Исхака-Биру; аския Исмаил; аския Исхак; аския Дауд; курмина-фари Йакуб; ат-Тахир; Махмуд-Донкоро; Махмуд-Денди; бенга-фарма Хабибуллах; балама Халид; Иаси; Ибрахим; Фамао; Йусуф-Кой и другие.

/134/ В числе его дочерей были: Уэйза-Бани; Уэйза-Итье-Хани; Уэйза-Айша-Коро; Уэйза-Хафса; Айша-Бенкан — мать баламы Мухаммеда-Корбо; Айша-Коро — мать баламы Мухаммеда, Ао, Бентьи; Хаудакой — мать хомбори-коя Мансы; Хава-Адама, дочь Танбари; Мага-Мори; Мага-Масина; Фураса — мать дирма-коя Маненки; Киборо, единоутробная сестра аскии Исмаи-ла; Софо-Кара; Дадал; Йана-Хосор; Фати-Хиндо — мать Абд ар-Рахмана Фати-Итье; Фати-Уэйна; Кара-Тутьили, мать Сейида-Кара.

Что касается его отца, то имя его было Абу Бекр, а называли его Бар; говорили, что он был торонке (но говорили, и что силанке)[576]. Мать аскии ал-Хадж Мухаммеда была Касай. Его братьями были курмина-фари Омар Комдьяго и курмина-фари Иахья. А что касается его брата Омара, то у него среди сыновей были аския Мухаммед-Бенкан; курмина-фари Усман-Тинфаран; бенга-фарма Али-Дьялил; Мухаммед Бенкан-Кума и Алфага-Донко.

Мать аскии Мусы была Диара-Коборонке. Сначала она была невольницей коборо-коя и родила ему сына, и последний стал государем. Затем повелитель аския ал-Хадж Мухаммед захватил ее в полон раньше, чем стал государем, — и она ему родила аскию Мусу. Затем ее взял у аскии в бою между ними босо-кой; она родила ему сына — и был тот султаном в Босо.

Мать аскии Исмаила, Мариам-Дабо, была вангара; аскии Исхака — Биру-Кулсум — из Дирмы; мать аскии Дауда, Сана-Фарио, была дочерью фара-коя; мать аскии Мухаммеда-Бенкан — Амина-Кореи; мать аскии ал-Хаджа ибн Дауда — Амина-Ваи-Барда; мать аскии Мухаммеда-Бани — Амиси-Кара; матерью же Исхака-Дьогорани была Фатима-Босо,/135/ дьогорани.

Матерью ал-Хади была Диа-Биру-Бенда; матерью курмина-фари Усмана-Йубабо — Камса-Мименкой; матерью Усмана-Тинфарана — Тати-Дьяанки; матерью курмина-фари Хамаду-Арьяо — сестра аскии ал-Хадж Мухаммеда, повелителя, отцом же его был балама Мухаммед-Корей; брат последнего, Масосо, был отцом Мухаммеда-Бентьи.

Что касается первого курмина-фари, то им был Омар Комдьяго; затем был Йахья; потом Усман-Йубабо; потом Мухаммед Бенкан-Кириа; затем его брат Усман-Тинфаран; затем Хамаду-Арьяо, сын баламы Мухаммеда-Кореи; затем Али-Кисира; потом Дауд; потом Катийя; затем Йакуб; затем Мухаммед-Бенкан; потом ал-Хади; затем Салих; наконец, Махмуд ибн Исмаил.

Первым баламой[577] был Мухаммед-Корей — его убил аския Муса, когда он уехал в Мансур. Затем были: Махмуд-Дандумийя, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда; затем Хамаду Улд Арьяо; затем Али-Касира; затем Котийя; затем Хамид; потом Мухаммед Улд Далла; затем Мухаммед Уао Улд Даанка-кой; потом Хамаду, сын аскии Дауда (аския Мухаммед-Бани его уволил и сослал в Дженне, так что умер он там); затем Мухаммед ас-Садик и, наконец, Мухаммед-Гао.

Первый бенга-фарма был Али-Йомро. Затем был Балла; потом Бара-Коро, отец Амины-Кайя, матери аскии ал-Хаджа (а он не соответствовал тому сану); потом Али-Бендикони, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, — его матерью была рабыня Аджеро из жителей Кисо, а он не смог выполнять свои обязанности, аския Исхак его сместил, и он жил у хозяев своей матери[578]. /136/ Затем был Букар-Биро, сын Мори Мухаммеда, сына аскии ал-Хаджа; его Исхак продержал в этой должности долго. Потом был справедливый Али-Дьялил; затем Сулейман-Канкаго (аския ал-Хадж сместил его и выслал в Дженне, так что там он и умер). Затем — Махмуд ибн Исмаил; затем Мухаммед-Хайга; наконец, Усман-Дарфоно.

Что касается аскии Дауда, то у него было множество детей мужского и женского пола. Из мужчин были шестеро, имя всех их было Мухаммед: Мухаммед-Бенкан, ал-Хадж Мухаммед, Мухаммед-Бани, Мухаммед ас-Садик, Мухаммед-Гао и Мухаммед-Сорко-Идье. Двое были Харунами — Харун-Денкатайя и Харун-Фати-Тора-Идье. Затем были: Хамаду; ал-Хади; Салих; Нух; ал-Мустафа; Али-Тонди; Махмуд-Фарарадье; Ибрахим (а он поехал в Марракеш); Дако; Ильяс-Кума; Сахнун; Исхак; Идрис; маренфа Анса; ал-Амин; Иаси-Боро-Биру; Сан; Сулейман-Диао; Зу-л-Кифи и другие.

Из женского же пола были: Бита, супруга магшарен-коя Махмуда-Биро ал-Хаджа ибн Мухаммеда ал-Лима; Каса, супруга дженне-коя Иомба-Али — она поехала в Марракеш; Фати, супруга сатонке; Уэйза-Хафса; Уэйза-Акайбоно и Хафса-Кимара. И многих из их числа взяли в жены ученые, факихи, купцы и начальники войск.

Что касается сына Дауда, курмина-фари Мухаммеда-Бенкан, то, насколько нам известно, у него среди детей было четверо мужского пола: Омар-Биро; Омар-Като; Йомба-Койра-Итье и Саид; последний ездил в Марракеш и там сделан был аскией — в этом сане он и поныне[579].

Что же до сына Дауда, аскии ал-Хадж Мухаммеда, то, сколько мы знаем, у него детей было трое — двое мужского пола: Мухаммед и Харун ар-Рашид (этот был аскией при правлении арабов[580]). Третий [ребенок] был женского пола; имя ее было Фати-Туре. Она поехала в Марракеш и в нем же умерла подобно тому, как умерли остальные [двое].

/137/ ГЛАВА 21

Прибытие паши Джудара в Судан. Был он молодец невысокого роста и голубоглазый. А дело было в том, что на Улд Киринфила (а это был человек из числа слуг повелителей Сон-гай) разгневался повелитель аския Исхак, сын Дауда, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, и послал его в Тегаззу, имея в виду заточить его там (а Тегазза была из числа их стран, которыми аския обладал и правил). Но волею Аллаха и решением его оказалось, что Улд Киринфил освободился из той тюрьмы и бежал в красный город Марракеш, к его повелителю шерифу Мулай Ахмеду аз-Захаби, но не застал того — он удалился в город Фес, дабы наказать шерифов, что были в нем. Мулай Ахмед выколол им глаза, и от того многие умерли из них — все мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвратимся. Сделал то Мулай Ахмед, ища благ сей жизни, — прибегнем же к Аллаху!

Улд Киринфил написал письмо и послал его Мулай Ахмеду. Он сообщал ему о своем прибытии и об известиях относительно сонгаев, о том, что те-де находятся в положении зиммиев, имея низкую натуру и слабые силы[581]. Он побуждал шерифа забрать эту землю из их рук.

Когда Мулай Ахмед получил письмо Улд Киринфила, он написал послание повелителю аскии Исхаку, сообщая тому в нем о своем [предстоящем] прибытии к сонгаям и что-де в эти дни он выехал в город Фес; но чтобы, если Аллах пожелает, аския увидел его [дополнительное] письмо в пакете с посланием его. И среди всего, о чем в нем говорил Мулай Ахмед, было [предложение], чтобы аския передал ему харадж с россыпи в Тегаз-зе[582], ибо на нее у него больше прав, чем у аскии, так как он, [шериф], оградил и оборонил сонгаев от неверующих христиан, и прочее[583].

Мулай Ахмед послал это письмо со своим посланцем к аскии, в город Гао. Сам же он продолжал быть в Фесе в период месяца сафара девятьсот девяносто восьмого года хиджры пророка [10.XII.1589 — 7.I.1590], да будут молитва и привет над благороднейшим, совершившим ее! Я собственными глазами читал это послание.

Затем Мулай Ахмед возвратился из Феса в Марракеш. По дороге на него обрушился снег, так что он чуть не умер /138 /от него. Многие из его людей лишились рук и ног; в свой город они прибыли в плохом состоянии — попросим же у Аллаха Всевышнего защиты от его бед!

Повелитель аския Исхак не дал ему согласия на то, чего он просил в отношении передачи той россыпи. Напротив, в ответе своем он осыпал Мулай Ахмеда худыми словами и вместе со своим ответом отправил ему дротики и пару железных сандалий. Когда то прибыло к шерифу, он решился послать в поход на аскию отряд. И в наступившем месяце, священном мухарраме, открывавшем девятьсот девяносто девятый год [30.X — 28.XI.1590], Мулай Ахмед отправил на Сонгай, чтобы их повоевать, большой отряд; в последнем было три тысячи стрелков, конных и пеших, и двойное число сопровождающих всякого рода и вида — ремесленников, врачей и прочих. Над этим отрядом он поставил пашу Джудара, а вместе с ним девятерых каи-дов: каида ал-Мустафу ат-Турки; каида ал-Мустафу ибн Аскара; каида Ахмеда ал-Харуси ал-Андалуси; каида Ахмеда ибн ал-Хаддада ал-Омари, каида махзена[584]; каида Ахмеда ибн Атийю; каида Аммара ал-Фата ал-Илджи[585]; каида Ахмеда ибн Йусуфа ал-Илджи; каида Али ибн ал-Мустафу ал-Илджи (он был первым каидом, назначенным над городом Гао, и умер вместе с пашою Махмудом ибн Зергуном, когда тот был убит в ал-Хаджаре). Затем были каид Бу-Шейба ал-Омари и каид Бу-Гейта ал-Омари и двое кахийев — кахийя Ба-Хасан Фарид ал-Илджи над правым крылом и кахийя Касим-Уардун ал-Андалуси над левым. Это — те, кто шел с Джударом из числа каидов и кахийев.

Мулай Ахмед сообщил им о [предстоящем] выходе той земли из-под владычества черных и об объеме того, чем должно завладеть то его войско из благ, по его подсчетам[586]. И те отправились на жителей Сонгай.

Когда до сонгаев дошло известие /139/ об этом отряде, повелитель аския Исхак собрал для совета об их мнении и о линии поведения своих военачальников и сановников своего царства. Но всякий раз, когда аскии подавался верный совет, они его отбрасывали за спины свои. Ибо опередило спешащего знание Аллаха Всевышнего, чье решение не может быть отвергнуто, а веление отложено, о гибели царства сонгаев и пресечении династии их.

Случилось так, что Хамму ибн Абд ал-Хакк ад-Драи находился в то время в Гао, намереваясь путешествовать; повелитель аския Исхак приказал шейху Ахмеду-Тувейригу аз-Зубейри схватить его и бросить в тюрьму (а Хамму был управляющим сонгаев в Тегаззе). Аския утверждал, будто он приехал в Гао лишь для того, чтобы шпионить в пользу повелителя Ахмеда аз-Захаби. И повелитель Исхак заточил Хамму, Рафи, Ахмеда Нин-Биру и ал-Харруши, отца Ахмеда ал-Амджеда.

Тем временем марокканцы достигли Реки возле селения Карабара[587] и остановились там. Паша Джудар устроил большой пир от радости по случаю достижения ими Реки невредимыми, ибо то [считали] они знаком достижения ими желаемого и их успеха в их усилиях для повелителя их. И было то в среду четвертого джумада-л-ула, в [девятьсот] девяносто девятом году хиджры [28.II.1591], как было сказано.

Марокканцы не шли через город Араван; напротив, они прошли мимо него с восточной стороны, наткнувшись на верблюдов Абдаллаха ибн Шайна ал-Мухаммеди. Джудар взял из них столько, сколько марокканцам было нужно. Абдаллах же сел верхом и отправился в Марокко, к повелителю Мулай Ахмеду в Марракеш, принеся ему жалобу на то, что его, [Абдаллаха], постигло из несправедливости с их стороны. Он был первым, кто сообщил Мулай Ахмеду о достижении Реки тем отрядом. Абдаллах сказал: "Первый, о ком спросил, был кахийя Ба-Хасан". Он ответил: "Может быть, Ба-Хасан в добром здравии..." Потом Мулай Ахмед спросил о каиде Ахмеде ибн ал-Хаддаде и о паше Джударе и написал последнему, чтобы он выплатил Абдаллаху стоимость того, что они взяли из его верблюдов[588].

Потом они снялись с этого места и направились /140/ к городу Гао. В местности, называемой Тенкондибугу (а это близ Тондиби), их встретил повелитель аския Исхак с двенадцатью тысячами пятьюстами конных и тридцатью тысячами пехоты. Войско не собиралось к нему, так как сонгаи не верили известию о марокканцах, пока те не остановились на Реке.

Там они сразились во вторник семнадцатого [числа] указанного месяца [13.III.1591] — и во мгновение ока войско аскии было разгромлено. Из начальников конницы, кто умер в тот момент, были: фанданке Бубу-Марьяма, смещенный правитель Масины; сао-фарма Али-Тиауенда; бенга-фарма Усман-Дарфоно, сын Букара-Кирина-Кирини, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу-Бекра (он был к тому дню очень стар годами, но повелитель аския Исхак поставил его бенга-фармой, когда умер бенга-фарма Мухаммед-Хайга, в походе на Немнатоко, как было сказано).

И умерло множество начальников пеших в тот день; когда войско было разбито, они бросили свои щиты на землю и сели на них, скрестив ноги. Так что войско Джудара застало их и перебило их без сопротивления в том положении. Ибо их должность [требовала] не бежать при поражении. И марокканцы сняли золотые браслеты, что были на их руках[589].

Повелитель аския Исхак и войско его обратили спины и бежали. Он послал к жителям Гао [сказать], чтобы они бежали из города за Реку, на сторону Гурмы. С тем же послал он также и к жителям Томбукту. В этом состоянии своем он, минуя Гао, проследовал в Керей-Гурма и остановился там с тем войском. В войске же были плач и стенания, и голоса с этим поднимались очень высоко. Они начали выступать и переправляться через Реку в челнах, с трудом и давкой. Многие из людей погрузились в ту Реку и умерли. /141/ А из богатств потеряли столько, что один Аллах, слава ему, может счесть.

Что касается жителей Томбукту, то им невозможно было выйти и бежать за Реку по причине трудности [этого]. Положение было тяжелым; выехали лишь томбукту-мундио Йахья Улд Бурдам и те, кто был вместе с ним в городе из слуг аскии. Они остановились в ал-Киф-Иенди, местности близ города Тойя. Паша Джудар прошел с тем отрядом на Гао. В последнем из числа его жителей остались только хатиб Махмуд Драме (он был тогда глубоким старцем), и талибы, и те из купцов, кто не смог выехать и бежать. Упомянутый хатиб Махмуд встретил марокканцев приветствием и почетом, оказав им великое и прекрасное гостеприимство. Между ним и пашой Джударом произошли долгая беседа и разговор, и хатиб старался изо всех сил проявить к паше уважение и почтение.

Джудар очень хотел войти во дворец повелителя аскии Исхака. Он велел привести свидетелей, они явились к нему, и он вместе с ними вступил во дворец. Но когда Джудар внимательно его разглядел и увидел воочию и узнал, что в нем есть, то счел его жалким.

Повелитель Исхак послал к Джудару с [предложением], чтобы тот с ним заключил мир на условии выплаты повелителю Мулай Ахмеду через посредство Джудара ста тысяч золотом и тысячи прислужников, а войско [Джудара] чтобы возвратилось в Марракеш, а ему бы оставило его землю. Но паша послал ему [сказать], что он, паша, подначальный раб, располагающий свободой лишь в том, что ему прикажет его господин, султан. Джудар и каид Ахмед ибн Хаддад написали о том Мулай Ахмеду с согласия всех купцов страны аскии, сообщив ему в своем письме, что дом погонщика ослов в ал-Магрибе лучше, чем дворец аскии, который они осмотрели. Паша послал это письмо с Али ал-Аджами — он в то время был баш-ода, и возвратился в Томбукту с тем войском, чтобы подождать ответа. В Гао он задержался только семнадцать дней — а Аллах Всевышний лучше знает.

Они прибыли в Моса-Бенго в /142/ среду, в последний день [месяца] джумада ас-санийа [24.IV.1591], потом выступили оттуда в четверг, первый день [месяца] раджаба единственного [25.IV.1591], и остановились вне города Томбукту со стороны киблы[590]. Там паша задержался тридцать пять дней.

Факих кадий Абу Хафс Омар, сын святого Аллаха Всевышнего факиха кадия Махмуда, послал Йахью, муэдзина, чтобы тот приветствовал пашу от его имени, но не оказал марокканцам никакого гостеприимства, как то сделал хатиб Махмуд Драме при их прибытии в город Гао. Джудар был тем сильно разгневан, но [все же] послал ему разные фрукты — финики, миндаль и много сахарного тростника — и надел на него красное, ярко-алое покрывало. Разумные люди не одобрили то предзнаменование — а дело стало таким, как они предполагали.

Наконец в четверг шестого шаабана блистательного [30.V.1591] марокканцы вступили внутрь города. Они обошли город, осмотрели его, нашли, [что] самый населенный в нем — квартал гадамесцев, и избрали его для касбы. И они приступили к ее постройке, выгнав людей из их домов в том квартале.

Паша Джудар выпустил из тюрьмы Хамму ибн Абд ал-Хакка ад-Драи и поставил его управителем от имени султана Мулай Ахмеда. А что касается Рафи и Ахмеда Нин-Биру, то оба они умерли до прихода Джудара в Гао.

Паша дал гонцу, баш-ода Али ал-Аджами, сорок дней, чтобы обернуться туда и обратно.

Этот [марокканский] отряд в то время нашел землю Судана одной из величайших земель Аллаха Всевышнего благосостоянием и достатком, безопасной и спокойной со всех сторон и [во всех] местах благодаря благодати правления счастливейшего, благословенного повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра, и из-за его справедливости и твердости его всеобъемлющего закона, который как исполнялся в его царском дворце, так исполнялся и на окраинах царства его — от предела земли Денди до предела земли ал-Хамдийя и от предела, земли Бендугу до Тегаззы и Туата и того, что лежит на их землях. Но теперь все переменилось, и стала /143/ безопасность страхом, благосостояние — мукой и тягостью, а спокойствие — бедой и насилием. Люди начали пожирать друг друга повсеместно, вдоль и вширь, завидуя и воюя за богатства, за людей и за рабов. Эта порча была всеобщей, она распространилась, стала известной и увеличилась.

Первым, кто ее начал, был Самба-Ламду, правитель Денке. Он многих погубил в стране Рас-эль-Ма, захватил все их богатства; он убил тех, кого убил, и захватил в полон тех, кого захватил из числа свободных.

Подобно тому и дьогорани разорили страну Бара и подобным же образом — страну Дирма.

Что же касается земли Дженне, то ее разорили страшным и омерзительным разорением неверующие бамбара на востоке и на западе, на юге и на севере. Они опустошили все области, захватили все богатства, делали свободных женщин наложницами и рождали от них детей, а потомков воспитывали магами[591]. Прибегнем же к Аллаху! Все то совершалось при посредстве тья-макоя Касима, сына бенга-фармы Алу-Дьялиля ибн Омара Комдьяго (он был сыном дяди багана-фари по отцу) и Бухумы, сына фанданке Бубу-Марьяма масинского.

А в числе главарей тех неверующих, которые тогда вели этих разрушителей и разбойников, были: манса Сама в земле Фадого; Кайя-Бабо в земле Кукири — эти были со стороны Калы. Что касается стороны Тьили и стороны Бендугу, то там были Салти-Самба-Кисо ал-Фулани с племенем урурба; Салти-Йоробара, отец Хамаду-Суло ал-Фулани, с племенем диаллаби, пребывающим в области Фороман; манса Мага-Уле, отец киньи-коя, одного из двенадцати султанов Бендугу, подобно тому как были они в подобном же числе в земле Калы; Бенкона-Кинди и прочие.

Смута та все возобновлялась и увеличивалась вплоть до сего времени. А ведь со времени воцарения повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда на царстве земли сонгаев на них не нападал /144/ ни один из повелителей краев, чтобы их повоевать, — из-за силы, твердости, отваги, доблести и уважения, которыми отличил сонгаев Аллах Всевышний. Напротив, сонгаи приходили к повелителям в их страны, и Аллах даровал им обычно победу над теми, как говорилось в сообщениях и рассказах о них.

[Так было] до прекращения династии сонгаев и конца их царства. [Но тогда] они променяли благо Аллаха на неверие, не оставив ничего из не дозволенного Аллахом Всевышним, что бы не совершалось в открытую: питье вина, мужеложство. А что касается прелюбодеяния, так оно было распространеннейшим их деянием, так что превратилось среди них как бы в незапрещенное. И слава и украшение у них были лишь через него — до того, что некоторые сыновья их государей совершали прелюбодеяние со своими сестрами. Говорят, что это началось в конце правления справедливого государя, повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда, а тем, кто это придумал, был его сын Йусуф-кой. Когда аския услышал это, он сильно разгневался и проклял его, с тем чтобы не сопровождал Йусуф-коя в тот мир его мужской член. И Аллах Всевышний услышал молитву аскии об этом, и царевич потерял свои гениталии из-за некоего недуга — прибегнем же к Аллаху! Впоследствии проклятие это распространилось на сына Йусуф-коя, Арбанду, отца бана-коя Йакуба: в конце жизни последнего его мужской член был потерян таким же образом от той болезни.

И за это Аллах, да будет он славен, покарал их этим победоносным отрядом[592]; он бросил его в сонгаев из-за далекого расстояния и сильных страданий. Он оторвал корни сонгаев от ствола их, и они присоединились к предостерегающим, людям [дурного] примера.

Возвратимся же к речи о завершении того мира. Когда посланный баш-ода Али ал-Аджами добрался к султану Мулай Ахмеду, то был он первым, кто привез тому весть о завоевании земли Судана. Султан прочел то письмо, разгневался великим гневом, сразу же сместил Джудара и послал пашу Махмуда ибн Зергуна с восемьюдесятью стрелками. Катибом их был Мами ибн Беррун, а чаушем — Али ибн Убейд. Султан повелел Махмуду прогнать Исхака из земли Судана и убить каида Ахмеда ибн Хаддада ал-Омари, поскольку тот согласился с Джударом относительно того мира. И с Махмудом он писал это войску. Но женщины шерифского происхождения и главные /145/ придворные султана ходатайствовали за каида Ахмеда ибн ал-Хаддада, и Мулай Ахмед согласился его не убивать. Они же попросили его написать это — и султан также написал и это.

Письмо о помиловании первым пришло к каиду Ахмеду ибн ал-Хаддаду. Он устроил пир, созвал на него кахийев и баш-ода, сообщил им о том, что произошло, и раздал каждому из кахийев по сто мискалей, а баш-ода подарил то, что подарил. И они все пообещали каиду, что его не постигнет недоброе, раз письмо о помиловании пришло первым. Вечером пришло письмо об убиении, но они заступились за каида перед пашой Махмудом ибн Зергуном и спасли от него Ахмеда ибн ал-Хаддада по правилам обычая.

Паша Махмуд прибыл в город Томбукту в пятницу двадцать шестого шавваля девятьсот девяносто девятого года [17.VIII.1591]. Вместе с ним были каид Абд ал-Али и каид Хамму-Барка. Махмуд немедленно же сместил Джудара и принял командование войском на себя. Понося Джудара и порицая его, он дошел до того, что сказал ему: "Что тебе помешало настигнуть Исхака?!" Джудар оправдывался перед ним отсутствием судов; и потому Махмуд приступил к постройке челнов. Когда Махмуд не нашел способа убить каида Ахмеда ибн ал-Хаддада, он сместил того и вместо него назначил каида Ахмеда ибн Атийю по причине вражды, бывшей между теми двумя. А каид Ахмед ибн ал-Хаддад был другом паши Джудара. И то, что сделал с ним паша Махмуд ибн Зергун, он сделал из гнева против Джудара.

Затем Махмуд решил двинуться на Исхака-аскию и занялся постройкой судов, потому что начальник гавани мундио Альфа Улд Диарка угнал все суда в область Бенга, когда Исхак-аския послал [сказать] жителям Томбукту об уходе. Марокканцы срезали все крупные деревья, что были внутри города Томбукту, и распилили их на доски. Они сорвали толстые створки /146/, которые были в дверях домов, и собрали из них два челна. Первый они спустили в Реку в пятницу третьего зу-л-када священного упомянутого года [23.VIII.1591]. Затем спустили на воду второй, также в пятницу семнадцатого [числа] помянутого месяца [6.IX.1591]. И паша Махмуд со всем войском выступил в понедельник двадцатого [числа] указанного месяца [9.IX.1591]. С ним были паша Джудар, отставленный, и все каиды, за исключением каида ал-Мустафы ат-Турки — его Махмуд оставил наместником над Томбукту вместе с амином Хамму ибн Абд ал-Хакком ад-Драи.

Махмуд стал лагерем вне города, со стороны киблы, и задержался там остаток месяца. Затем он выступил оттуда в субботу второго зу-л-хиджжа священного, завершавшего девятьсот девяносто девятый год [21.IX.1591], и остановился в Моса-Бенго. Потом он из нее вышел, остановился в Сихинка и задержался в ней, пока не совершил молитву в праздник жертвы [29.IX.1591]. Тут он послал к кадию Абу Хафсу Омару, чтобы тот отправил к нему того, кто бы совершил с марокканцами праздничную молитву. Кадий выслал к нему имама Саида, сына имама Мухаммеда-Кидадо, и он там руководил этой их праздничной молитвой. И Махмуд его поставил имамом; Саид совершал молитву в соборной мечети касбы до самой своей кончины — да будет над ним милосердие Аллаха.

Потом Махмуд направился на аскию Исхака, чтобы сразиться с ним. Аския (он в то время находился в Борно) прослышал об этом и пошел навстречу паше. Они встретились в Бамбе в понедельник двадцать пятого [числа] упомянутого месяца [14.X.1591] и сразились в тот же день около холма Дьярадиан. И снова паша Махмуд разгромил аскию, и тот показал спину, обращенный в бегство. Среди тех, кто умер в тот день в войске аскии, был фари-мундио Йомба Улд Сай-Ула (его мать была из числа дочерей повелителей); и аския назначил после него Сана Улд Аския Дауда — и это было его последнее назначение. Исхак направился в сторону земли Денди и остановился в Керей-Гурма.

Во время атаки в баламу Мухаммеда-Гао, сына аскии Дауда, попала пуля и причинила ему болезнь. Исхак-аския приказал ему устроить рибат в некоем месте, а бара-кою /147/ Малику велел [сделать] подобное в другом месте. И приказал он Малику совершить набег на фульбе, пребывающих в Ансао; и Малик совершил на них набег.

С упомянутым бара-коем Маликом была группа братьев упомянутого Исхака, в том месте, [где находился] рибат. Аския сместил их с их постов в походе на Тонфину из-за трусости, которую они тогда проявили. Исхак написал бара-кою, чтобы тот их схватил, боясь их бегства к врагам, но они узнали о том и бежали в направлении Гао. В их числе были: Али-Тонди, Махмуд-Фираро-Идье, Бурхум, Сулейман и прочие из детей повелителя аскии Дауда. Паша Махмуд ибн Зергун со своим войском преследовал войско Исхака, пока не достиг Кукийи; и остановился он там.

Когда Исхак-аския обратил спину при втором разгроме, он послал своего гонца в город Томбукту. Тот приехал в Томбукту в ночь на субботу, в первую ночь [месяца] мухаррама, открывавшего год, завершавший тысячу [лет] от хиджры пророка [19.X.1591], — да будут молитва и полнейшее приветствие над благороднейшим, совершившим ее. Он сообщил о том, что произошло между Исхаком и пашой Махмудом. И случилось, что томбукту-мундио Йахья Улд Бурдам вместе с теми, кто был у него из сотоварищей [его] и дьогорани — жителей Йуруа, пришел, чтобы сразиться с каидом ал-Мустафой ат-Турки. Они достигли Томбукту в четверг двадцать первого зу-л-хиджжа священного, завершавшего девятьсот девяносто девятый год [10.X.1591]. Говорят, что Йахья поклялся войти в касбу через ворота Кабары и выйти из ворот Рынка. А был он глупейший из людей и невежественнейший из них. Когда он приблизился под башню касбы, его ударила пуля — и он умер вечером того же дня. Его голова была отрублена, и ее на шесте сразу же пронесли по городу. И глашатай возглашал, [идя] с нею: "Эй, жители Томбукту! Это голова мундио, принадлежавшего вашему городу. И кто не будет сидеть спокойно — с тем поступят подобным же образом!" А стрелки, с лицами, раскрасневшимися от злости, стали бить /148/ людей своими мечами каждую минуту. И вспыхнуло пламя мятежа.

Вернемся же к речи о том, что произошло между пашой Махмудом ибн Зергуном и сонгаями в той области. Когда паша остановился в городе Кукийя, с ним было сто семьдесят четыре шатра, по двадцать стрелков в каждом шатре — всего их было около четырех тысяч стрелков. То было большое войско; противостоять ему и обратить его в бегство [мог бы] лишь тот, кому бы помог Аллах Всевышний и кого бы он поддержал.

Повелитель аския Исхак отправил тысячу двести всадников из числа лучших своих воинов, которые не поворачивались спиной [к врагу], и назначил над ними хи-коя Лаха-Соркийю. Последний достиг уже крайнего предела отваги и доблести. Аския приказал ему напасть на марокканцев, когда застанет он их врасплох.

Немного спустя после их расставания с аскией воинов догнал балама Мухаммед-Гао с примерно ста всадниками. Хи-кой спросил его: "Из-за чего это соединение?" Балама ответил: "Это аския послал меня вдогонку за тобою..." Но Лаха сказал: "Это ложь и клевета! И знати, и простому народу ведомо, что балама не следует за хи-коем — напротив, далеко не так! И то — только ваш, о сыновья Дауда, мерзостный обычай и отвратительная натура ваша с жадностью к власти!" И хи-кой Лаха с несколькими человеками своей свиты отъехал от них. Тогда Дауда-Гуро, сын баламы Мухаммеда-Далла Кабранкони, выехал из той группы и двинулся в сторону хи-коя. Но Лаха сказал: "Эй, Дауда, ты хочешь меня убить, как отец твой убил Мусу, хи-коя аскии Дауда? Этого ты не сможешь. А не сможешь ты этого потому, что я сильнее хи-коя Мусы, а твой отец был получше тебя! Клянусь Аллахом, если ты ко мне приблизишься, я проволоку по земле твои внутренности!" И Дауда вернулся обратно в ту группу. А люди еще больше узнали силу хи-коя Лахи и его отвагу, когда рассказ [сделал] его равным хи-кою Мусе в /149/ отваге. Ибо тот был из доблестнейших людей своего времени.

Лаха вернулся к аскии Исхаку и сообщил ему о том, что произошло. А немного времени спустя та группа присягнула Мухаммеду-Гао; они сделали его аскией. Исхак же приготовился к отъезду в область Кебби. А когда он решился [на это], начальники войска, которые его сопровождали, захватили все, что было у него из знаков царского сана и его принадлежностей. Они проводили Исхака до места, называемого Тара, и там с ним расстались. Он попросил у них прощения — и они просили прощения у него. Заплакал Исхак — заплакали они. Это была их последняя встреча.

Потом Исхак направился в Тонфини, к неверующим Гурмы — по всемогуществу Всевышнего Творца, чье веление не может быть отвергнуто и изменено решение. А в предыдущем году аския сражался с ними. За ним не последовал никто из сонгаев, кроме йайя-фармы Бана-Идье и немногих его придворных.

Он лишь недолго пробыл у неверующих, и они убили его и его сына, и всех, кто с ним был. Они умерли мучениками — да помилует их Аллах и да простит им!

В числе черт его характера были благородство и [склонность к] раздаче милостыней больших богатств. Он просил ученых и бедняков молиться, чтобы Аллах Всевышний не дал ему смерти в царском сане. И Аллах Всевышний исполнил ему эту надежду. Смерть его произошла — а Аллах лучше знает — в [месяце] джумада-л-ахира, в год, завершавший тысячу [15.III— 12. IV.1592].

ГЛАВА 22

Затем войско возвратилось к аскии Мухаммеду-Гао и закончило присягу ему. Тогда он послал освободить двух своих братьев — фари-мундио Тафу и бентал-фарму Нуха, сыновей аскии Дауда; а бросил их в тюрьму их брат, аския Мухаммед-Бани, в земле Денди. Братья же их из числа детей аскии Дауда /150/ бежали к марокканцам. Первый, кто к ним сбежал, был отставленный даай-фарма Сулейман, сын Дауда-аскии. Он явился к паше Махмуду, и тот его принял. Аския Мухаммед-Гао испугался того и послал к Махмуду, прося [принять его] присягу султану Мулай-Ахмеду. И его катиб Букар-Ланбаро был тем, кого он послал к паше. Последний же ответил ему согласием.

Потом в войске Махмуда наступил голод, так что марокканцы съели своих вьючных животных, и Махмуд послал к аскии Мухаммеду-Гао, с тем чтобы тот, где бы он ни был, помог им продовольствием. Аския велел сжать то, что созрело там из злаков на стороне Хауса (это было белое просо), и послал это марокканцам.

А затем паша Махмуд послал к нему [сказать], чтобы аскии приехал к нему для принятия присяги. Аския решился на это, но разумные люди из его окружения отговаривали его от этого. В их числе был хи-кой Лаха; он заявил: "Я им не доверяю. А уж если ты решился поехать к ним, то обязательно сделаем то поодиночке. Если вы хотите, я поеду к ним один раньше вас — если они меня убьют, вам это ничем не повредит, я буду выкупом за вас. А если я спасусь, то остальная часть [нашего] общества отправится подобным же образом, пока ты не поедешь последним из них. Тогда марокканцы не смогут причинить тебе зло, ибо то ничем не будет им полезно..." Но упоминавшийся катиб Букар-Ланбаро не счел этот совет правильным, и они отправились к марокканцам все вместе.

Когда они к ним приблизились, аския Мухаммед-Гао отправил того, кто попросил для них приема. Паша Махмуд выслал около сорока человек из числа начальников войска и сановников без оружия и без снаряжения, чтобы встретить сонгаев. Хи-кой Лаха посоветовал аскии перебить их, сказав: "Если мы истребим этих начальников, то из марокканцев не останется никого, кто был бы силен!" Аския Мухаммед-Гао склонялся к тому, но когда катиб Букар-Ланбаро упомянутый увидел это, то поклялся аскии, что [тому] у паши Махмуда не будет [ничего], кроме полнейшей безопасности под прикрытием Аллаха и гарантий его. Аския послушался его в том и поступил по этому [совету].

Когда марокканцы приблизились к аскии, они приветствовали его и передали ему привет паши Махмуда и то, что последний желает аскии благополучного прибытия. И поехали они вперед перед аскией и его спутниками.

Махмуд же уже расставил на сонгаев сети обмана и измены. Он приготовил им прекрасные яства, но, когда те начали есть, марокканцы схватили аскию и тех, кто вошел вместе с ним /151/ к паше Махмуду в шатер, и обезоружили их.

Когда те из сонгаев, кто был позади шатров, поняли [это], они обратились в бегство. И те, чье спасение предопределил Аллах Всевышний, остались невредимы и достигли безопасного места у своих товарищей. Те же, чей срок завершился, были убиты свинцом и мечом. В числе тех, кто в тот момент спасся, был Омар-Като, сын курмина-фари Мухаммеда-Бенкан, сына повелителя аскии Дауда; он вскочил на коня аскии Мухаммеда-Гао, бежал и спасся по всемогуществу Аллаха Всевышнего, хотя в него выпустили много пуль. Харун-Денкатайя, сын повелителя аскии Дауда, бежал и спасся; он был ранен двенадцатью ударами меча, но бросился в Реку и пересек ее вплавь. [Спаслись и] Мухаммед-Сорко-Идье, сын повелителя аскии Дауда, и другие.

Что же касается аскии Мухаммеда-Гао, то он был закован в железа, и вместе с ним были закованы восемнадцать человек из вождей сонгаев, в том числе: хи-кой Лаха; курмина-фари Махмуд, сын повелителя аскии Исмаила, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда; фари-мундио Сано, сын повелителя аскии Дауда; денди-фари ал-Мухтар; кума-кой и прочие. Махмуд послал их в Гао к каиду Хамму-Барка (он оставил его своим заместителем в том городе) и приказал ему заточить их в [одном из] строений царского дворца. А потом, после этого, велел каиду их перебить. Каид обрушил на них то строение, и оно стало их могилой — кроме хи-коя Лаха одного, ибо, когда они вошли в город, хи-кой препятствовал сонгаям спешить навстречу смерти — и был он убит там и распят.

А что до Али-Тенди и Махмуда-Фараро-Идье, сыновей повелителя аскии Дауда, то они в бегстве своем достигли Гао, явились к хатибу Махмуду Драме и приветствовали его. Он их спросил о причине их приезда, и они ответили: "Вступление в повиновение паше Махмуду..." Хатиб не советовал им этого и рекомендовал им обоим вернуться к их братьям и их народу. Но оба ответили: если бы-де родитель их был жив, /152/ они бы не последовали [такому] его совету — а уж тем более совету другого. Они пришли к каиду Хамму-Барка и сообщили ему о том. Каид написал сообщение о них паше Махмуду, и тот велел ему захватить их обоих. И когда был схвачен аския Мухаммед-Гао, паша послал к каиду Хамму [с приказом] их убить, и последний убил их обоих.

Что касается Сулеймана, сына повелителя аскии Дауда, то марокканцы заковали его вместе со схваченными. Потом опытные люди поговорили с Махмудом, и тот его освободил; и Сулейман остался у марокканцев с немногочисленными людьми. Среди них были бара-кой Малик, Мухаммед Улд Бентьи и Мухаммед-Маура-кой (его мать была дочерью повелителя аскии Дауда). Что до Мухаммеда Улд Бентьи, то последнее — имя его матери из числа потомков Омара Комдьяго; а отцом Мухаммеда был Мухаммед, сын Масусо, сына баламы Мухаммеда-Кореи. [А также были с ним] и другие. Паша Махмуд оказывал Сулейману величайшее почтение, вплоть до того, что назначил его аскией над сонгаями.

Всего паша Махмуд схватил вместе с аскией Мухаммедом-Гао восемьдесят три человека из числа царевичей и прочих. Отряд [его] был в тот день в Тентьи (это — название местности близ города Кукийя). Говорят, что повелитель аския ал-Хадж Мухаммед ибн Абу Бекр, когда победил сонни Али и захватил верховную власть, схватил в этой же местности и подобное же число детей сонни и его слуг, которым именем Аллаха обещана была безопасность. Впоследствии же Аллах Всевышний, Всесильный, Всемогущий отмстил ему подобным же образом — в воздаяние и по соответствию.

Говорят, будто аския Мухаммед-Гао после кончины аскии Исхака задержался в сей жизни лишь сорок дней; и они встретились в жизни той — слава Вечно живущему, чьему царству нет конца и нет предела его длительности!

Когда Мухаммед-Гао послал освободить двух своих заточенных в тюрьму братьев — фари-мундио ал-Мустафу и бентал-фарму Нуха (а он был младший из них двоих годами, Нух был моложе ал-Мустафы), они оба испытали сильную радость и оба решили: когда они прибудут к аскии, то почтят его сан вплоть до того, что пойдут перед ним пешком, когда он будет ехать верхом. Но по дороге их застала весть об этом несчастье (т. е. о захвате его вместе с его людьми), и они оба вернулись /153/ обратно в землю Денди.

К ним собрались все, кто был из сонгаев, и договорились с Нухом, что поставят во главе своего дела фари-мундио ал-Мустафу, дабы был он аскией. Но ал-Мустафа не согласился и сказал им: "Нух достойнее и более благословен. Благодать повсюду, куда ее помещает Аллах; она не принадлежит исключительно ни старости, ни молодости!"

И сонгаи присягнули Нуху, и все беглецы, кто направился было в другую сторону, вернулись назад, к нему. Нуху осталось желать [прибытия] только Мухаммеда-Мори и Мухаммеда Улд Бентьи. А они оба продолжали находиться у паши Махмуда, пока Аллах не освободил их обоих. Оба они бежали к Нуху; бежал и бара-кой Малик. Аския Нух сильно им обрадовался и возблагодарил Аллаха Всевышнего за благополучное прибытие их обоих к нему, сказав: "У меня не осталось более желаний, раз эти два мужа соединились с нами!"

Паша же Махмуд назначил Сулеймана аскией над теми сонгаями, что остались с марокканцами.

Люди рассказывали, будто катиб Букар-Ланбаро — тот, кто предал Мухаммеда-Гао и его товарищей и продал их паше Махмуду, так что тот смог их захватить. Но Букар сказал одному из своих приятелей в Томбукту, когда жил в нем после всех [этих] событий: "Клянусь Аллахом Великим, того, что возводят на меня относительно предательства, не было! Я сообщил Мухаммеду-Гао лишь то, что мне внушил посоветовать Аллах, полагаясь и доверяя тому в чем мне поклялся относительно того [дела] Махмуд. Это только он предал — предал меня и предал Мухаммеда-Гао! Все мы завтра возвратимся, представ перед Аллахом Всевышним!"

Затем паша Махмуд снарядил свое войско и последовал за аскией Нухом в землю Денди. Там он его настиг, так что однажды жители земли канты услышали звук марокканских ружей из-за столкновения между противниками. Нух со своими товарищами поначалу поселился в городе Корао на окраине страны — это земля Мали до пределов земли канты. Но паша Махмуд не переставал преследовать его походами, так что построил касбу в городе Колени и поселил в ней двести стрелков, назначив над ними начальником /154/ евнуха каида Аммара.

Махмуд пробыл, воюя в той области, полных два года. Между ними там произошли многочисленные сильные стычки. Однажды паша преследовал Нуха, пока не достиг со своим войском обширного и очень большого заболоченного участка. Марокканцы шли по дороге и дошли до большого густого леса, дорога входила в тот лес, и кахийя Ба-Хасан-Фарид (а он был пытлив и осторожен) натянул поводья своей лошади, остановившись. Паша Махмуд послал к нему: что-де это за остановка? Он разгневался, кричал и поносил кахийю за трусость и испуг. Но когда тот к нему приблизился, то сказал паше: "Клянусь Аллахом, если б я знал на своем теле единственный волосок со страхом и испугом, я бы вырвал его из тела! Однако я не гоню вслепую войско господина нашего султана, да поможет ему Аллах, к опасности и соблазнам..." И приказал кахийя, чтобы в лес выстрелили тяжелыми стрелами[593]. Когда же марокканцы метнули их, из леса стали выскакивать бегущие люди; и многие из них умерли от пуль. Это аския Нух спрятал их в засаде против марокканцев, где, как он знал, для марокканцев не было пути, кроме той дороги, чтобы они внезапно атаковали последних. Но Аллах Всевышний спас марокканцев от хитрости аскии и его обмана по причине проницательности упомянутого кахийи Ба-Хасана-Фарида. Тогда марокканцы вступили в [этот] лес и прошли его невредимыми.

В той земле между противниками были многочисленные страшные бои. И аския Нух при всей малочисленности своих последователей добился от марокканцев того, чего от них не добился Исхак-аския при всем множестве его сторонников, даже если бы [их было больше] в десятью десять [раз]. В день [боя при] Борни из числа товарищей паши Махмуда умерли восемьдесят человек из лучших пехотинцев. И тот, кому я доверяю, рассказал мне, что Махмуд пошел осматривать мертвецов, после того как противники разошлись, и велел /155/ развязать их пояса, бывшие под их животами. Все чеканенные динары были вынуты из их поясов, и паша Махмуд все забрал себе.

Но от длительности того пребывания в той земле марокканцы потерпели великий и тяжкий ущерб из-за большой усталости, распространения голода и наготы и болезней от нездорового характера земли. Вода ее поражала их желудки болезнью; из-за последней умерли многие из марокканцев помимо убитых в бою.

Вначале аския Нух лично водил свое войско в сражение, но впоследствии поручил это Мухаммеду Улд Бентьи, и на его плечи легло руководство битвой; о нем есть относительно того известные сообщения и многочисленные рассказы.

Когда трудности для паши Махмуда в той стране затянулись, он написал повелителю Мулай Ахмеду, жалуясь на то, что постигло марокканцев из тяжких невзгод, и на то, что все их лошади пали. И тот послал один за другим около шести отрядов; и все они соединились с марокканцами в тех областях. В их числе были: отряд каида Али ар-Рашиди; отряд трех каидов — каида Бен Дахмана, каида Абд ал-Азиза ибн Омара, каида Али ибн Абдаллаха ат-Тилимсани; отряд каида Али ал-Мишмаша и другие. Но и после всего того Махмуд вернулся в Томбукту — и не победил Нуха, как [того] хотел.

Возвратимся же к окончанию речи относительно усобицы, которая возникла между жителями Томбукту и каидом ал-Мустафой ат-Турки после смерти томбукту-мундио Йахьи. Когда у людей умножились раны, нанесенные стрелками, старшины принесли на то жалобу факиху кадию Абу Хафсу Омару, сыну святого Аллаха Всевышнего факиха, отца благословений, кадия Махмуда — Махмуда ибн Омара. Он посовещался о том с опытными людьми. Среди последних одни советовали отражать марокканцев боем, если положение дойдет до того; другие же рекомендовали воздержаться и сдерживаться — ведь их беды лишь возрастут числом [из-за сопротивления].

Кадий Омар послал Аммара, привратника (он был из числа самых порочных людей своего времени, но не знал /156/ о том кадий Омар), к шейху мувалладов[594] Омару аш-Шерифу, внуку шерифа Ахмеда ас-Сакли, ночью, дабы тот тогда же громко объявил, чтобы жители не были беспечны в отношении себя и принимали [меры] предосторожности от этих людей. Но Аммар подменил его слова, сказав: "Кадий вам приказывает восстать на джихад против них!" О том было объявлено в ту же ночь, и люди встали утром, снаряженные для сражения с каидом ал-Мустафой. И оно началось в начале [месяца] мухаррама священного, открывавшего год, завершавший тысячу [19.X— 17.XI.1591], а продлилось до начала [месяца] раби ал-аввал [17.XII.1591 — 15.I.1592]. Среди них в те дни умерли те, чей срок предопределил Аллах. В их числе был Улд Киринфил, который был причиною прихода Джудара. Он пришел вместе с Джударом в том отряде и остался в Томбукту с каидом ал-Мустафой. И жители Томбукту его убили в тех боях.

На помощь ал-Мустафе прибыл Аусемба ат-Тарги, магшарен-кой, со своими товарищами. Они сожгли весь город; и было то в пятницу четырнадцатого [числа] этого месяца. Потом они вновь принялись за то наутро — и было то тяжким днем для жителей Томбукту. Туареги приблизились к домам кадия Омара с поджогом. Одна из его дочерей прибежала и сказала кадию: "Аусемба со своим нападением достиг ворот дома Альфы Абду!" — это был брат кадия, факих Абдаллах, сын факиха кадия Махмуда. И Омар ей ответил: "Аллах Всевышний дарует ему набег в дверях дома его, и Аусемба будет опозорен им, как [сам] он опозорил нас!"

Аллах услышал его молитву: поход туарегов кель-амини достиг двери шатра Аусембы, один из них вошел к нему и убил его внутри шатра — и был это самый низкий из них. Это произошло в воскресенье двадцать второго шавваля пятого года после тысячи [8.VI.1597]. А ведь Аусемба воспитывался в домах семьи кадия, учился у них и у них вырос, так что был он одним из их детей. А потом стал тем, [кто совершил то], что сделал он кадию из предательства и измены, — прибегнем же к Аллаху от лицемерия /157/ и недоброго конца.

Стычка у большой соборной мечети произошла в четверг четвертого [числа] доброго сафара [21.XI.1591]. Люди вышли для слома домов в ночь на среду двадцать четвертого числа упомянутого месяца [11.XII.1591], а в пятницу двадцать шестого этого же месяца [13.XII.1591] прибыл барай-тьиго по делу о богатствах, за которые аския заключил мир с Джударом. Из Амадьяги в Тинбехун он выехал в четверг девятого раби пророческого [25.XII.1591].

К паше Махмуду дошла весть о том, что произошло между жителями Томбукту и каидом ал-Мустафой из боев и что жители города осадили каида с его товарищами в касбе. [Сообщение] о том каид послал с Маликом, отцом Мухаммеда-Дара, Махмуд послал каида Мами ибн Берруна с тремястами двадцатью четырьмя стрелками — [по] двое из каждого шатра; ни один из них о том не знал до их прибытия в Томбукту. Паша приказал Мами уладить дело относительно жителей города, пусть бы даже ему пришлось их перебить до последнего. Каид был человек умный, тактичный и вдумчивый. Они достигли города ночью двенадцатого раби ал-аввал — в ночь рождения [пророка], — и в городе был великий страх, а многие из людей выехали и бросились в пустыни и безводные местности.

Но каид Мами уладил то, что было между каидом ал-Мустафой и жителями Томбукту. И было [это] большой радостью для людей, и в город возвратились все, кто из него бежал. Вернулся и начальник гавани — мундио Альфа Улд Диарка со всеми судами. Они приняли присягу султану Мулай Ахмеду по причине этого мира. Дорога во [все] края открылась, и стали люди заниматься своими надобностями. И кто желал [проделать] путешествие в Дженне или в другое место, ехал туда.

Затем каид Мами двинулся на дьогорани, жителей Иуруа, прорвался к ним, перебил их мужчин, а женщин и детей их привел в Томбукту; и марокканцы их продали /158/ [по цене] от двухсот до четырехсот раковин. Потом каид ал-Мустафа послал одного чауша в челне [шкипера] Дьонке-Дарадье в Дженне для принятия присяги от его жителей. Чауш прибыл как раз к кончине дженне-коя Уайбо-Али. Вместо него городом стали править дженне-мундио Бенкарна (он был наместником аскии над городом), кадий Бемба Конате, Тиам и Такоро — два военачальника из числа военачальников дженне-коя, и старшины города из числа факихов и купцов. Они написали каиду ал-Мустафе и каиду Мами о принятии присяги. Затем эти двое отправили командира Абд ал-Малика и семнадцать стрелков для назначения дженне-коя. Те поставили дженне-коем Исмаила ибн Мухаммеда. Он пробыл у власти семь месяцев и умер.

Аллах Всевышний дал марокканцам овладеть сквернейшим негодяем Бенкуна-Кенди; он был тогда в числе смутьянов в [этой] земле. Его привели к марокканцам, они его убили во дворце дженне-коя и возвратились в Томбукту.

Что касается упоминавшегося Уайбо-Али, то имя его было Абу Бекр ибн Мухаммед. Он пробыл у власти тридцать шесть лет. Женился он на Касе, дочери повелителя аскии Дауда, и она была под его покровительством, пока он не скончался.

Позднее каид Мами сам приехал в Дженне и остановился во дворце дженне-коя. И назначил он Абдаллаха ибн Усмана на должность султана Дженне. Мами уладил то, что уладил из дел города, и вернулся в Томбукту. При отъезде своем в Дженне он повстречался с ал-Хадж Букаром ибн Абдаллахом-Корей ас-Санауи, ехавшим в Томбукту просить у кадия Омара, с согласия старшин города, смещения кадия Мухаммеда-Бембы Конате. Но кадий Омар строжайшим образом ему это запретил, и он вернулся в Дженне. В нем ал-Хадж Букар застал каида Мами и принес ему жалобу на кадия Мухаммеда-Бембу, обвиняя последнего в несправедливости. Упомянутый Мами сместил кадия; его поместили в какой-то дом и забили дверь последнего, исключая окошечко, в которое подавали ему воду и пищу — в виде наказания ему. Но те из числа людей разумных, кто знает истину о тогдашних делах в том городе, говорят, что то обвинение было ложно. На должность кадия назначил /159/ каид Мами одного из марокканцев по имени Ахмед ал-Филали.

После того как каид Мами возвратился в Томбукту, в Дженне из земли Кала приехал багена-фари Букар, сын аскии Мухаммеда-Бенкан; с ним были его сын Марба, сын его брата — Тьитьи, бендугу-йао Улд Карсалла, и уфо-мундио с небольшим числом людей. Они остановились со стороны ворот Дьоборо. Вода в те дни была под крепостью, и они попросили у жителей города разрешения вступить в него. Но дженне-кой и дженне-мундио не согласились, боясь, что те принесут им смуту. Те настаивали, прося доступа в город. Они утверждали, что пришли лишь ради того, чтобы принять присягу повелителю Мулай Ахмеду.

Жители Дженне послали к ним Хабиба-Торго с Кораном и [книгой] "Сахих" ал-Бухари, дабы те поклялись на них обоих, что они приехали только за этим. Они в этом поклялись и вступили [в город]. Но когда они провели в городе первую ночь, к ним собрались глупцы, и сонгаи переменили слово свое и заключили с ними союз относительно возврата к присяге аскии. Среди них называли Мухаммеда Улд Банайате, Сори-Сигири и Канкан-Дентура.

Через два или три дня они захватили дженне-мундио Букарну и разграбили все, что в его доме было из имущества. Они схватили марокканского кадия, заковали их обоих и послали обоих в город Балад из числа городов земли Кала. Восставшие разрушили дом, в котором находился факих кадий Мухаммед-Бемба, выпустили его и велели ему уходить, куда он пожелает в стране. Кадий ушел к султану Табы и оставался там до самой кончины — да помилует его Аллах Всевышний и да простит его ради милости своей и своего благородства! Говорят, в той тюрьме у него не было [другого] занятия, кроме как чтение /160/ книги Аллаха Всевышнего днем и ночью. В день, когда он вышел из тюрьмы, у него явилось чудо — ибо в том доме не видно было следа отправления нужды ни мочой, ни калом.

На должность кадия они назначили тогда Мори Мусу-Дабо (а люди махзена его утвердили [в ней] после бегства повстанцев). Затем мятежники решили схватить друзей людей махзена из числа купцов и захватить их богатства. В их числе они бросили [было] в тюрьму Хами Сан-Сокара ас-Санауи. Утверждают, что он был самым уважаемым и старейшим из купцов. Решились они на то в конце ночи в своем доме. Но когда Мухаммед Улд Банайате и Сори-Сигири вышли от них, то пошли к Фадьи-Мабе, наложнице упомянутого Хами, и по секрету ей о том сообщили, велев ей, чтобы она сообщила про то Хами. Она рассказала последнему об этом, а он известил об этом своего брата ал-Хадж Букара, хитростью раздобыл челнок, тайком выехал ночью и бежал, направляясь в Томбукту.

Наутро весть о нем обнаружилась, и багана-фари послал своих людей вдогонку за ним на судне фанфы Бамойо-Фири-Фири, чтобы они вернули Хами к нему. Но ал-Хадж Букар призвал упомянутого фанфу в свой дом и подарил ему денег, дабы тот не торопился в пути, пока его брат не прибудет в безопасное место. Фанфа согласился. И когда они приблизились к городу Уандьяга на [расстояние] видимости, помянутый Хами (а он стоял на якоре) увидел их судно. Тогда он тут же поспешно оттолкнулся и быстро двинулся в путь. Когда люди Бухара прибыли туда, они спросили о Хами. И один житель Томбукту, которому Хами тогда сделал много добра, сообщил им, что челн последнего только что отчалил оттуда; если-де вы пойдете дальше, то настигнете его поблизости. Но то услышал уандьяга-мори; он подошел к ним и сказал им: "Возвращайтесь, потому что стрелки услышали весть о вас и задержались в городе Кона, дожидаясь вас, чтобы вас перебить. Скажите багана-фари, что это я велел вам вернуться!" И они возвратились, и спас Хами Аллах по причине упомянутого уандьяга-мори от их злобы /161/, относительно которой желал тот житель Томбукту, чтобы постигла она Хами.

В те дни мятежники совершили в Дженне то, что совершили из опустошений и притеснений, вплоть до того, что в одну пятницу, во время полуденной молитвы, когда собрались люди, они явились в соборную мечеть на своих конях снаряженные и с оружием в руках и поклялись, что никто не совершит молитву, пока не присягнут аскии, а имам не упомянет имя последнего в проповеди с мимбара[595]. Старейшины ответили им: "Это бессмысленно, не подобает, божественным законом не дозволено!" Но те только увеличили [свое] возмущение и упрямство — [и так] до предзакатного солнца; и старейшины сказали им: "Подождите, пока мы услышим, что произошло между пашой Махмудом и аскией. Быть может, он победил пашу и дело возвратится к исходному состоянию". Тогда злоба мятежников улеглась, и люди совершили пятничную молитву.

Потом Хами прибыл в Томбукту и сообщил каиду ал-Мустафе весть о них. И тот решил двинуться на них в Дженне, но каид Мами ему сказал: "Оставайся в своей касбе, а меня тебе для этого хватит..." И пошел на мятежников с тремястами отборными стрелками. Когда марокканцы приблизились к городу, дженне-кой Абдаллах выслал к ним Салха-Тафини и Такоро-Анса-Мани; их дары состояли из [орехов] гуро. Абдаллах велел гонцам отправляться срочно. За ними последовал сангара-кой Бубу-Уоло-Биро, а в Дженне марокканцев встретил масина-кой Хамади-Амина. А говорят, что это Хабиб Улд Мухаммед-Анбабо написал последнему через кадия Омара, чтобы он шел с каидом Мами, куда бы тот ни шел, и был бы ему помощником и надежным советником. Потому-то Хамади-Амина и встретил их спешно сам.

Багана-фари прослышал весть об этих посланцах и поставил у ворот [городской] стены стражу, чтобы они схватили тех, когда они возвратятся. Салха-Тафини вошел через ворота Тьима-Андиума — а Аллах отвратил от него злобу стражников, и они его не увидели. Но Такоро вошел через большие рыночные ворота — и его они схватили и бросили в тюрьму, чтобы убить. Но каид Мами поспешил с прибытием, багана-фари и его товарищи занялись /162/ самими собою, поторопились выехать и бежать и забыли Такоро. Бежали они в сторону города Тира.

Каид Мами оставил в городе Дженне сорок стрелков и начальником над ними назначил Али ал-Аджами. А он [сам] по-прежнему пошел на мятежников. С ним вместе были: дженне-кой Абдаллах со своим войском, султан Масины и султан Сангары с их войсками. Они настигли беглецов в городе Тира и там сразились. Марба, сын багана-фари, метнул дротик в челн каида Мами на Реке (а каид был в нем), и судно раскололось от носа до кормы. Но гребцы сшили его на той же реке и исправили его в мгновение ока.

Затем, после всего этого, Мами обратил мятежников в бегство, и они рассеялись во все стороны. Багана-фари и его сыновья бежали в Бендугу и достигли города таринди-коя, но он их схватил, перебил и послал в Дженне головы багана-фари, бендугу-йао и уфо-мундио и кисть Марбы. Жители же Дженне, отправили головы в Томбукту, к каиду ал-Мустафе, а кисть привязали позади замка, на дороге в Доборо.

Дженне-кой Абдаллах послал к жителям города [узнать] о деле дженне-мундио Букарны и марокканского кадия. Они возвратили дженне-кою мундио Букарну, что же касается кадия, то оказалось, что он скончался там, да помилует его Аллах Всевышний.

Когда каид Мами решил выступить из Томбукту в этот поход, каид ал-Мустафа велел Хами, который доставил марокканцам известие, чтобы он возвращался с Мами. Хами отправился с двумя судами соли, обнаружил, что соль в Дженне полностью кончилась, продал ее и получил за нее большую прибыль.

Затем каид Мами возвратился в Томбукту, обстановка уже исправилась, и в той области не осталось такого, что причиняло бы беспокойство, — хвала Аллаху Великому, Возвышеннейшему. А Али ал-Аджами остался правителем над хранимым городом Дженне. И был он в нем первым правителем со стороны людей махзена.

ГЛАВА 23

/163/ Замечание. Упомянутый дженне-кой Абдаллах оставался у власти десять лет (говорят [также, десять лет] и два месяца). Затем, после его кончины, к власти пришел дженне-кой Мухаммед ибн Исмаил; он оставался в этом сане шестнадцать лет и пять месяцев. Паша Али ибн Абдаллах ат-Тилимсани сместил его и велел посадить его в тюрьму. В тюрьме он пробыл один год в Дженне и два года в Томбукту. Вместо него у власти три года был дженне-кой Абу Бекр ибн Абдаллах. Впоследствии паша Ахмед ибн Йусуф в свое правление выпустил Мухаммеда из тюрьмы и возвратил ему верховное правление в Дженне. В этом звании он пробыл еще три года и скончался в полуденное время в воскресенье пятнадцатого шавваля года двадцать девятого после тысячи [13.IX.1620].

Затем пришел к власти дженне-кой Абу Бекр ибн Абдаллах, упоминавшийся [ранее], после его кончины. И оставался он у власти семь лет, а скончался в тысяча тридцать шестом году [22.IX.1626—11.IX.1627] во время правления в Томбукту каида Йусуфа ибн Омара ал-Касри.

Потом к власти пришел дженне-кой Мухаммед-Конборо ибн Мухаммед ибн Исмаил. Он пробыл в должности восемнадцать месяцев и был смещен, а власть перешла к дженне-кою Абу Бекру ибн Мухаммеду. Тот пробыл, в сане три года, но потом каид Маллук ибн Зергун убил его, беззащитного, вечером в четверг тринадцатого джумада-л-ула года тысяча сорок второго [26.XI.1632].

Затем в город возвратился смещенный [было] дженне-кой Мухаммед-Конборо. Он оставался у власти два года без трех месяцев. Но паша Сауд ибн Ахмед Аджруд сместил его по прибытии своем в Дженне в последний день священного [месяца] зу-л-хиджжа, завершавшего тысяча сорок третий год [26.VI.1634], и поставил над городом дженне-коя /164/ Абдаллаха ибн Абу Бекра, [прозванного] ал-Мактул, в первый день священного [месяца] мухаррама, открывавшего тысяча сорок четвертый год [27.VI.1634]. Тот пробыл в должности восемь лет без двух месяцев и скончался утром в день окончания поста, в пятницу, одного из месяцев года тысяча пятьдесят первого [3.I.1642]. Молитву по нем совершили в молельне.

Тогда на должность дженне-коя снова возвратился смещенный [было] Мухаммед-Конборо. Он пробыл в сане год и три месяца и был смещен, а пост занял его брат дженне-кой Исмаил ибн Мухаммед ибн Исмаил в начале понедельника — третьего дня уже упоминавшегося священного [месяца] мухаррама, открывшего тысяча пятьдесят третий год [24.III.1643]. Этот пребывал в должности девять лет, но в священном мухарраме, начинавшем тысяча шестьдесят второй год [14.XII.1651 — 12.I.1652], был смещен. К власти пришел его брат дженне-кой Ангаба-Али ибн Мухаммед [ибн] Исмаил, и он — тот, кто пребывает в звании дженне-коя сегодня.

После того как каид Мами возвратился из похода против багана-фари, туарег Абу Бекр Улд ал-Гандас выступил из Рас-эль-Ма, дабы сразиться с каидом ал-Мустафой в Томбукту. Когда он приблизился к городу, ал-Мустафа пришел в сильное замешательство по причине отсутствия конницы: у марокканцев тогда был лишь один конь, принадлежавший [самому] каиду. Мустафа пребывал в скорби из-за этого обстоятельства, когда к нему пришла весть о прибытии к колодцу Тахунат (а он находится в дневном переходе от города) каида Али ар-Рашиди и с ним полутора тысяч стрелков-пехотинцев и пятисот всадников; с ним также было пятьсот заводных лошадей. Их послал [султан] из-за письма к нему паши Махмуда о падеже всех марокканских лошадей в земле Денди.

Каид ал-Мустафа сразу же послал /165/ Амнира Улд ал-Газзали, дабы он немедленно, со всею поспешностью доставил марокканцам лошадей. Тот привел их в назначенное время, и для марокканцев [в Томбукту] это было радостью после горя.

Каид выступил навстречу упомянутому туарегу, а тот уже достиг колодца аз-Зубейр вечером того [же] дня; с ним были его товарищи из числа туарегов, многие из санхаджа — обладателей косиц, и дьогорани. С ним были также Мами Улд Омар Улд Кобори и его брат Ахмед — они жили у туарега после того, как бежали из Томбукту после столкновения с каидом ал-Мустафой.

Противники встретились возле упомянутого колодца, и первым, кто умер [в бою] между ними, был помянутый Мами Улд Омар. А был он в дни их (сонгаев — Л. К.) державы — да сохранит нас Аллах! — великим притеснителем, нечестивцем и гордецом; его сразу же поразила пуля, и он умер.

Абу Бекр, туарег, стал отступать перед марокканцами, и они его преследовали до холма Нана-Заргунан. [Тут] туарег обратился против каида ал-Мустафы, и в руке его был обнаженный меч. Но когда он хотел поразить им ал-Мустафу, Идрис ал-Абьяд разделил их щитом. И туарег рассек его щит тем мечом, так что поразил один из пальцев Идриса и отрубил его.

Тут Аллах Всевышний поддержал каида ал-Мустафу против туарегов. Они обратились в бегство и бежали, а марокканцы перебили многих из сторонников Абу Бекра, туарега. Но когда туареги достигли Рас-эль-Ма, они убили Ибн Дауда и всех, кто с ним был из стрелков, которые там построили крепость. А было тех семьдесят один стрелок, и оставались они для обороны [крепости].

Затем каид Али ар-Рашиди со своим отрядом прошел к паше Махмуду, в землю Денди. Позднее с четырьмястами стрелков, которых они объединили, прибыли каид Ибн Дахман, каид Абд ал-Азиз ибн Омар и каид Али ибн Абдаллах ат-Тилимсани /166/. В [этом] состоянии своем они прошли к паше Махмуду, так что у него в той земле собралось около шести отрядов, как было сказано.

Что касается каида Али ибн Абдаллаха ат-Тилимсани, то его отец Абдаллах принадлежал к виднейшим каидам султана в городе Фесе; а когда он скончался, сын его Али ибн Абдаллах стал на его место в командовании. Он был в то время юношей и предавался порокам — питью вина и прочему, так что пало его достоинство [во мнении] людей. Однако у него была сильная опора при султане — а он был сын его сестры, что была замужем за каидом Аззузом. Потому-то имя его и не исчезло совершенно.

Затем государь послал его в Судан, и был он третий [по старшинству] из трех каидов, и командование перешло к нему одному лишь после смерти обоих его товарищей. А после того явил он удивительные деяния, так что брали его себе в пример в бедах и трудностях. В скольких походах был он участником, скольких отважных теснил, сколько врагов погубил, сколько разорил и очистил жилищ, завоевал стран, усмирил мятежей, оборонил границ, сколько самообольщений преодолел и успокоил! Он усердствовал в том годы и годы, пока не замирил землю, [так что] слышны были лишь слова: "Мир, мир!"

Наконец, паша Махмуд ибн Зергун (а он безвыездно пребывал в земле Денди) послал к каиду ал-Мустафе [с приказом], чтобы тот убил двух шерифов: Мухаммеда аш-Шейха — Мухаммеда ибн Османа и Баба ибн Омара, внуков шерифа Ахмеда ас-Сакли по матери. И ал-Мустафа их убил на рынке жестокой смертью при содействии правителя Али ад-Драуи. Чауш ал-Камил был тем, кто выполнил убиение; он отсек топором руки их и ноги и оставил там их обоих изувеченными, пока оба они не умерли в том положении; воистину, мы принадлежим Аллаху и к нему мы возвратимся! Было то в четверг девятого мухаррама /167/ священного, открывавшего год первый после тысячи [16.X.1592], ибо он начался со среды, а это был пятый день октября[596]. Оба шерифа были похоронены в одной могиле по соседству с [могилой] господина нашего Абу-л-Касима ат-Туати. Небо тогда заволоклось тучами, воздух наполнился красной пылью. Эти шерифы были из семьи пророка, да благословит его Аллах, и да пребудет доволен ими Аллах, и да помилует Он их. Рука же помянутого убийцы отсохла, так что он скончался, и Дева[597] — истец против них[598] завтра перед Аллахом Всевышним.

В месяце сафаре упомянутого года [7.XI — 5.XII.1592] факих кадий Абу Хафс Омар, сын святого Аллаха Всевышнего, факиха кадия Махмуда ибн Омара, да помилует их Аллах Всевышний и да облагодетельствует нас их благодатью, послал Шамс ад-дина, сына брата своего кадия Мухаммеда, с письмом к благословенному шейху, господину нашему Абдаллаху ибн Мубараку ал-Айни, а вместе с ним — альфу Мухаммеда Улд Идидера и альфу Конба-Али, дабы они испросили у повелителя Мулай Ахмеда прощение для жителей Томбукту за раздор, проявившийся у них с каидом ал-Мустафой. Ибо люди-де его — это те, кто начал раздор, жители же пребывают в повиновении Аллаху и посланнику его, а затем — в повиновении повелителю. Они выехали из Томбукту после полуденной молитвы в среду двадцатого упомянутого месяца [26.XI.1592]. И когда прибыли они к названному сейиду, он вместе с ними направился в Марракеш к повелителю; а он к нему [раньше] никогда не ездил.

Посланцы передали повелителю письмо кадия, в коем тот приносил извинения в том, в чем приносил. А сейид ходатайствовал перед ним, и государь принял его ходатайство относительно жителей Томбукту. Сейид возвратился в свой город, государь же почтил посланных высшими почестями и дал им удивительный, великолепный прием. Он продержал их [у себя]; год, а затем отправил их вместе с каидом Бу Ихтийаром.

ГЛАВА 24

/168/ Вернемся же к рассказу о возвращении паши Махмуда в Томбукту. Уже было раньше сказано, что он задержался два года в земле Денди, воюя с аскией Нухом. Но возвратился он, не добившись того, чего желал; а ранее своего прибытия написал каиду ал-Мустафе, чтобы тот схватил кадия Омара и его братьев, пока он, [Махмуд], не прибудет. Каид же написал ему, что он этого не может: "Повремени-де, пока не придешь ты сам..."

А когда Махмуд пришел и пожелал это [сделать], советники ему сказали: "Воздержись от этого, пока не отомстишь Абу Бекру Улд Гандасу и его пособникам, что убили Ибн Дауда и его товарищей!" И паша с ними согласился; но Абу Бекр бежал и был далеко от него. Тогда Махмуд совершил губительнейший набег на санхаджа и множество их перебил, так что люди полагали, что из тех никого не осталось; и взял он добычею в той стороне большие богатства, и возвратился в Томбукту.

Позади себя, в городе Гао, паша Махмуд, когда возвращался из Денди, оставил своим преемником пашу Джудара. В пути он задержался, пока не построил замок Бенба и не поселил в нем стрелков, назначив над ними каида ал-Мустафу ибн Аскара.

Когда же Махмуд прибыл в Томбукту при своем возвращении из Рас-эль-Ма, [где он был] ради сражения с санхаджа, то начал принимать меры для захвата факихов — сыновей Сиди Махмуда, да помилует его Аллах и да облагодетельствует нас им. Хабиб Улд Махмуд-Анбабо был в ту пору в числе главных пособников и советчиков паши. Первое, с чего они начали после совета своего, это то, что провозгласили по городу, что-де наутро паша войдет в дома людей и владелец того дома, в котором он найдет оружие, пусть пеняет только на себя — и это за исключением лишь домов факихов, сыновей Сиди Махмуда. И люди со своими богатствами бросились к ним в их дома ради сохранения [этих богатств], полагая, что марокканец, когда увидит богатство в каком-либо /169/ доме в момент обыска, захватит его насильно и несправедливо. А такова и была сущность желания Махмуда и его советников в том их совете.

Наутро марокканцы вошли в дома и все их обыскали. Затем было провозглашено, чтобы все люди собрались на [следующее] утро в соборной мечети Санкорей для принесения присяги государю Мулай Ахмеду.

Все люди собрались, и принесли присягу жители Туата, Фаззана, Ауджилы и их земляки в первый день — и был это понедельник, двадцать второй день священного [месяца] мухаррама, открывавшего год второй после тысячи [18.X.1593]. Затем во вторник двадцать третьего этого месяца [19.X.1593] присягнули жители Валаты, Ваддана и их земляки. И сказал паша: "Остались только факихи. Завтра люди будут присутствовать, пока они не присягнут..."

Но когда назавтра люди собрались в мечети, двери были заперты, а людей вывели — за исключением факихов, их друзей и сопровождающих, которых в тот день схватил паша Махмуд ибн Зергун (а была это среда, двадцать четвертое мухаррама, открывавшего год второй после тысячи [20.X.1593]); он полонил их и приказал доставить их в замок двумя группами. Одну группу повели посреди города, а [другую] группу вывели из города со стороны киблы. И были среди последних мученики, которые оказались убиты в тот же день.

Они шли, пока не достигли квартала Дьимгунда. И один из пленников — а это был вангара, коего звали Андафо, — выхватил из ножен меч одного из стрелков и ударил того им. И тотчас же были перебиты четырнадцать человек из пленников: девять — из людей Санкорей: ученейший факих Ахмед Могья; факих аскет Мухаммед ал-Амин, сын кадия Мухаммеда ибн Сиди Махмуда; факих ал-Мустафа ибн Сиди Махмуд; факих ал-Мустафа, сын факиха Масира-Анда-Омара; Мухаммед ибн Ахмед-Биро,/170/ сын факиха Махмуда; Будьо ибн Ахмед аг-Осман; Мухаммед ал-Мухтар ибн Могья-Ашар; Ахмед-Биро, сын Мухаммеда ал-Мухтара, сына Ахмеда, брата альфы Салиха-Такунни (а тот был сыном брата Масира-Анда-Омара); Мухаммед-Сиро ибн ал-Амин, родитель Сонны; Махмуд Кираукоре — из жителей квартала Кабир; Бурхум Бойдоли ат-Туати, кожевник — а он был из жителей Койра-Кона; двое вангара — Андафо, который послужил причиной этого горестного события, и его брат; двое "хартани", принадлежавших потомкам Сиди Махмуда, — Фадл и Шинун, оба портные.

Убиение остановилось на Мухаммеде ибн ал-Амине Кано — а он [тоже] был в той партии, но его освободил от веревок брат каида Ахмеда ибн ал-Хаддада. Он поднял Мухаммеда на своего коня и бежал с ним к его дому; и тот остался невредим.

Известие это достигло паши Махмуда (а он продолжал пребывать в мечети), и он сказал: "Я не приказывал этого!" И он послал к стрелкам запрещение повторять подобное этому.

Что же касается кадия Омара, то в тот день был он глубоким старцем. У него болела спина[599], и он не мог ходить. И марокканцы посадили его верхом на молодого мула — его и аскета Сиди Абдаррахмана, его брата, в составе группы, что прошла через город. Все, кого схватил паша Махмуд, были во время перехода связаны, кроме этих двоих.

Это убиение произошло близ дома Амрадошо — а это был один из "харатин" города, и ему было приказано похоронить этих покойников в своем доме. И собрал он в одной могиле факиха Ахмеда Могья, факиха Мухаммеда ал-Амина и факиха ал-Мустафу. А ученейший факих Мухаммед Багайого был тем, кто занимался их снаряжением [в последний путь]. Упомянутый же Амрадошо выехал из Томбукту и жил в городе Тьиби, пока не скончался. А когда услышал [об этом событии] отшельник Сиди Абдаррахман, то сказал: "Из членов этой семьи сегодня этот призыв постигнет [всех], кроме Мухаммеда ал-Амина!" Когда же услышал он о смерти в их числе Фадла, то сказал: /171/ "Фадл попал в этот призыв; он уже спасся!"

Потом паша Махмуд вошел в дома убитых и забрал все, что было в них богатств, товаров и мебели — что сочтет лишь Аллах из числа собственности убиенных и собственности [других] людей, бывшей на хранении.

Соратники же паши разграбили то, до чего добрались. Они обнажали срамные места людей, оголяли их свободных женщин и совершали над теми насилия, уводя их в крепость вместе с мужчинами; и [всех] их марокканцы продержали в заточении шесть месяцев.

А паша Махмуд расточил все богатство. Он его разбрасывал как попало и осыпал им стрелков. Государю же Мулай Ахмеду он послал лишь сто тысяч золотом.

Затем прослышал паша Махмуд — а был он в Томбукту, — что евнух каид Аммар и его товарищи, которых оставил паша в крепости Колени, застигнуты великими бедами со стороны аскии Нуха. И паша послал к ним каида Мами ибн Берруна на судах, дабы тот их доставил в Томбукту. И когда тот прибыл к ним, то не смог войти к ним со стороны ворот крепости из-за того, что товарищи аскии Нуха [сильно] теснили осажденных. А Мами подошел к ним по реке на судах с тыльной стороны крепости; они сломали [ограду] крепости с той стороны, в пролом вошло судно, каид Аммар сел в пирогу фанфы[600] Саида Дуга, и [все] они достигли Томбукту невредимыми.

Упомянутый фанфа сказал: когда жители Дженне прогнали государя Мали после возвращения паши Джудара в Марракеш, а помянутый каид Аммар был тогда пашою, к нему послали поздравление через чауша Масуда ал-Лаббана на его, [фанфы], судне. Говорит он: "Когда предстали мы перед Аммаром, он спросил: "Ты не тот ли, кто вез меня на своей пироге, когда мы уходили из крепости Колени?" Я ответил: "Да, это я!" И узнал я тогда, что он тверд памятью и проницателен глазом..."

В ответ на прибытие посланцев кадия Омара в Марракеш повелитель государь Мулай Ахмед в сафаре — а Аллах лучше знает! — тысяча второго года [27.X—25.XI.1593], вскоре после захвата факихов, послал в Томбукту каида Бу Ихтийара; а тот был принявший ислам христианин, /172/ смуглый цветом и красивый телосложением, сын государя христиан. Мать его была невольницей, и братья ему завидовали из-за его матери. И когда их зависть многократно проявилась, каид бежал к мусульманам в Марракеш — к Мулай Ахмеду. Его отец послал выкупом за него большие деньги; но когда деньги пришли к Мулай Ахмеду, тот их передал [Бу Ихтийару]. И сказал султан: "Это — твоя доля целиком, законная и по праву". Обычай же их в подобных случаях таков, что они не возвращают деньги тому, кого выкупают.

Коротко говоря, государь написал кадию Омару письмо о помиловании и отправил посланцев [того] с каидом Бу Ихтийаром, повелев ему сказать паше Махмуду, чтобы тот не причинял факихам зла. Ранее же он уже писал паше, чтобы тот их схватил и отправил к нему в железах; но никто из слуг султана этого не знал.

Когда они прибыли в город Тегаззу, каид Бу Ихтийар прослышал о том всем, что претерпели факихи от руки Махмуда ибн Зергуна. Он ночью призвал Шамс ад-дина и сказал ему: "Мулай Ахмед обманул меня и обманул вас!" И он рассказал тому, что произошло с его семьей, и велел ему что-нибудь придумать ради спасения своей жизни. Шамс ад-дин же бежал к Исе ибн Сулейману ал-Барбуши, шейху [племени] улед абдаррахман — а их шатры тогда находились позади Тегаззы. Он вступил под покровительство шейха и просил у того, чтобы он его доставил в область Уада. Иса сам доставил его туда, как он желал, и Шамс ад-дин жил в этой области до возвращения ученейшего факиха Ахмеда Баба в Томбукту. Тот послал к нему, Шамс ад-дин приехал, немного пожил с ним в Томбукту и умер, да помилует его Аллах.

Что же касается Махама [Мухаммеда?] Улд Идидера, то он получил охранную грамоту от Мулай Ахмеда с тем, чтобы он сам доставил ее паше Махмуду вместе с каидом Бу Ихтийаром, когда они прибудут в Томбукту с отрядом, который был с каидом, — а это тысяча двести стрелков: шестьсот из числа жителей Массы[601] под началом Бу Ихтийара и шестьсот — из людей [племени] Хаха[602] с ал-Хасаном ибн аз-Зубейром. Султан повелел им обоим разделиться в пути, дабы не создавалось толкотни около колодцев по приходе к ним. И там, где /173/ днем находился Бу Ихтийар, затем проводил ночь ал-Хасан ибн аз-Зубейр, пока они не достигли Томбукту; и Бу Ихтийар вступил туда первым. Это был первый раз, когда султан призвал на службу жителей Массы и людей Хаха взамен выплаты [ими] повинностей и подати. Вместе с ними обоими был и каид Абд ал-Малик, но он проследовал в город Гао и [остался] жить там. Затем паша Махмуд вознамерился отослать факихов в Марракеш после содержания их в тюрьме около пяти месяцев. И вышли они большой группой отцов, детей, внуков, мужчин и женщин, плотной толпой, как стрелы в колчане, в субботу двадцать пятого джумада-л-ухра упомянутого года [18.II.1594]. А вместе с ними шли кахийя Ба Хасан-Фарид, каид Ахмед ибн Йусуф ал-Улджи и другие. Что касается Ба Хасана-Фарида, то он умер в дороге. Причина же этого [такова]: в день его смерти караван начал готовиться к выступлению, а кахийя пошел к святому Аллаха Всевышнего факиху отшельнику сейиду Абд ар-Рахману, сыну святого Аллаха Всевышнего, отца благословений, факиха Махмуда, а тот совершал ритуальное омовение. И пнул его кахийя ногой и приказал ему встать, не закончив омовение. Но факих [остался] сидеть, пока не завершил омовение свое, потом сел на своего верблюда[603]. Сел верхом и помянутый Фарид; но очень скоро [его] верблюд взбрыкнул, сбросил его на землю, и переломилась шея его, и кахийя умер в то же мгновение.

Когда узники увидели город Марракеш при прибытии своем к нему, проклял жителей его факих кадий Абу Хафс Омар, сын факиха Махмуда, сказав: "Боже! Как они разорили нас и угнали нас из страны нашей, так и ты разори их и выгони их из их страны!" И исполнил Аллах проклятие его против них, и вступление факихов в эту страну открыло в ней врата бед.

А после того как вышли факихи из Томбукту, паша Махмуд ибн Зергун перенес рынок города к воротам касбы, и произошло это в четверг шестого шаабана помянутого года [27.IV.1594], согласно тому, что сообщает ученейший Ахмед Баба, да помилует его Аллах; а почерпнули мы это в книге "Зайл ад-дибадж".

Ахмед Баба говорит в ней: "Затем подвергся он испытаниям вместе с кучкой своих домочадцев /174/ — захвату их в своем же городе в мухарраме тысяча второго года [27.IX — 26.X.1593] — пашой Махмудом ибн Зергуном, когда захватил тот власть над их страной; увел он их пленниками в оковах, и достигли они Марракеша в первый день рамадана сказанного года. И оставались они вместе с семьями их заключенными силой, пока не кончилось страдание и не были освобождены в воскресенье двадцать первого рамадана тысяча четвертого года [12.VIII.1596]; и возрадовались сердца верующих от этого! Аллах сделал то искуплением грехов их". Закончено.

Каид же Ахмед ибн ал-Хаддад возвратился из Томбукту в Марракеш тайком, так что не знал об этом паша Махмуд. Он пошел по дороге [через] Валату и сообщил султану Мулай Ахмеду о том, что совершил Махмуд из беззаконий, так что сказал, будто тот ничего не признает, кроме своего меча — до того, что, если кто желает оказать государю службу[604], паша-де слегка вытягивает [из ножен] свой меч, приговаривая: "Вот он!" И государь разгневался великим гневом и сказал: "Стало быть, я победил в Судане лишь мечом этого негодяя?" Когда же к нему прибыли посланные паши с факихами и прослышал он, какие богатства тот собрал в их домах — богатства бессчетные! — а ему из того отправил лишь сто тысяч мискалей золота, то разгневался еще более.

И написал султан амину[605] каиду Хамму [Абд ал-] Хакку ад-Драи, чтобы тот явился к нему и повелел, дабы Наффас ад-Драи занял место амина. Когда каид Хамму [Абд ал-] Хакк прибыл к государю, то представил ему счета, в которых Мулай Ахмед увидел многие богатства. После того как каид вручил ему то из них, что у него было с собою, султан спросил его о них. А Хамму ответил, что паша Махмуд расточил и растратил их. Но султан прослышал от сведущих людей, что Хамму [Абд ал-Хакк] передал ему не все, что у него было, — наоборот, он украл из этих сумм двадцать тысяч золотом и зарыл их в землю в своих садах в Драа. И схватил его султан, заключил в тюрьму, а каиду ал-Хасану ибн аз-Зубейру написал в Томбукту, чтобы тот был амином и чтобы Наффас отправился в город Дженне /175/ и был амином там. Хамму же Абд ал-[Хакк] оставался в тюрьме, пока не скончался в ней. А украденное золото было обнаружено у него после его смерти, и пришло оно к султану по могуществу Аллаха и воле его.

Потом паша Махмуд подготовился и вновь обратился к войне с аскией Нухом — повторно. А тот уже выступил из земли Денди и обратился против земли ал-Хаджар. И паша взял у каида Бу Ихтийара всех стрелков, что были с ним, и повел их с собою; и встретился он с пашой Джударом в Конкоробо — а тот шел из города Гао. Махмуд потребовал, чтобы Джудар отправился вместе с ним, но тот просил у него [разрешения на то], чтобы пойти в Томбукту и немного отдохнуть в нем, а тогда-де он соединится с Махмудом. Махмуд достиг страны ал-Хаджар и завоевал Хомбори, Даанку[606] и то, что к ним прилегает.

Затем султан Мулай Ахмед послал в землю черных каида Мансура ибн Абд ар-Рахмана, имея в виду схватить Махмуда ибн Дергуна с позором и убить его. Сын же государя, Мулай Бу Фарис, отправил к паше посланца, поспешно и торопясь, дабы сообщил он Махмуду, с чем едет каид Мансур ибн Абд ар-Рахман, и приказал паше, чтобы он поберегся, [принял меры] раньше, чем тот к нему явится. Когда известие дошло до паши — а он знал, что оно правдиво, ибо он служил Мулай Бу Фарису, предпочитая его [прочим] сыновьям Мулай Ахмеда, — то он отправился со своим войском к скале Алмина-Вало; среди них был и аския Сулейман. Они остановились под скалой, а когда наступила темная ночь, паша решил подняться на скалу и [напасть] на неверующих. Аския Сулейман возражал против этого. Он сказал: "На скалу ночью не поднимаются для боя!", но не знал, что Махмуд желал погибели себе самому и всем им. Когда наступили последние часы ночи, паша вышел против неверующих с сорока стрелками и десятью человеками из мувалладов — жителей Томбукту. Войско [о том] не знало, как вдруг услышало звуки мушкетных выстрелов, загремевшие на горе вверху на восходе солнца. Люди заторопились и заспешили к [тому] месту, где был шатер паши, но не нашли Махмуда в нем. Они направились в сторону горы и повстречали [тех], кто /176/ спасся из числа соратников его; и те рассказали им, что Махмуд умер и умерли каид Гао — каид Али ибн ал-Мустафа — и те, чью смерть избрал Аллах, вместе с ними обоими. Когда в Махмуда выпустили стрелы и он упал на землю, люди Томбукту подняли его на плечи, чтобы отнести к войску. [Но] неверующие теснили их, и они бросили его. Враги же отрубили ему голову и послали ее аскии Нуху, а аския Нух — канте, государю Кебби, и тот долгое время держал ее на шесте на рынке [в] Лика. Аския же Сулейман поспешно возвратился с войском, боясь быть настигнутым неверующими, пока войско не прибыло к озеру Бенга.

А до того [еще], как умер Махмуд, магшарен-кой Аусемба привел к нему своего сына аг-Назара и просил пашу, чтобы он назначил аг-Назара вождем над их племенем в Рас-эль-Ма, а его бы, Аусембу, назначил править остальными, теми, что [живут] в южной стороне. И Махмуд дал ему на это согласие и разделил их подать (а это с давних времен составляло тысячу мискалей) на две части: пятьсот мискалей с того и пятьсот мискалей — с другого. И дело утвердилось подобным образом.

Потом войско пришло к Джудару, и жил он с ними на острове Зинта, пока каид Мансур не достиг города Томбукту и не вступил в него в четверг первого раджаба единственного тысяча третьего года [12.III.1595], а паша Джудар встретился с ним в Абрадьи. Мансур со своей ставкой поселился в садах Джафара и созвал здесь совет. Затем он двинулся в ал-Хаджар, дабы отмстить за кровь Махмуда, со своим отрядом в шаввале помянутого года [9.VI— 7.VII.1595]. А отряд этот — три тысячи стрелков, конных и пеших. С аскией Нухом он встретился в земле ал-Хаджар; с тем было все сонгайское воинство. Но каид Мансур его победил, добившись над ним такого успеха, какого не достигал Махмуд ибн Зергун. Аския бежал со своим войском, и оставили они мирных жителей, а каид Мансур брал в полон мужчин и женщин, больших и малых, слуг и прислужниц. Со всеми ими он возвратился в Томбукту и назначил властителем над ними аскию Сулеймана. С этого времени ему служили и ему повиновались люди /177/ Сонгай.

Каид Мансур поселился в Томбукту, а был он мужем благословенным, справедливым, рассудительным, сильным в войске. Он удерживал от мусульман руки притеснителей и развращенных; и возлюбили его слабые и бедняки, а распутники и угнетатели его возненавидели.

Позднее между ним и пашой Джударом возникли разногласия, поскольку Мансур вознамерился отобрать у того всех стрелков, какие с ним были, дабы управление землей было бы в его, [Мансура], руке. Ибо Джудар был отставлен со времени прибытия Махмуда ибн Зергуна. Разногласие их дошло до того, что написали [они оба] государю Мулай Ахмеду. И он написал им обоим и разделил [власть] между ними, сказав: управление землей — за Джударом, раз он ее завоевал, управление же войском — за каидом Мансуром; и ни один из них пусть не становится на пути другого.

После [этого] Мансур тоже подготовился к тому, чтобы снова воевать землю Денди. Он остановился в Карабаре и пробыл там несколько месяцев, болея. Затем он возвратился в Томбукту и поселился со своим отрядом в обычном месте. И настал срок его из-за этой болезни, и скончался он в пятницу на закате семнадцатого раби-ал-аввал тысяча пятого года [8.XI.1596]. И говорят, будто Джудар накормил его ядом и убил; подобное этому говорят и о каиде Бу Ихтийаре — будто отравил его Джудар. Бу Ихтийар после своего прибытия в землю черных прожил недолго до своей кончины, а погребен он был в мечети Мухаммеда Надди. Что же до каида Мансура, то его похоронили не [сразу] после кончины, а лишь поздним утром в субботу; над ним прочли молитвы, и был он погребен в мечети Мухаммеда Надди по соседству с Сиди Йахьей. Впоследствии из Марракеша приехал его сын и перевез его [прах] в этот город и там захоронил его.

Затем султан Мулай Ахмед послал пашу Мухаммеда-Таба с отрядом, в коем была тысяча стрелков, как конных, так и пеших. Паша прибыл в Томбукту в понедельник девятнадцатого джумада-л-ула тысяча шестого года [28.XII.1596] и стал позади касбы, с восточной стороны. Он был глубоким старцем из числа каидов султана Мулай Абд ал-Малика[607], опытным, разумным и умелым. Султан Мулай Ахмед при воцарении своем бросил его в тюрьму и продержал там двенадцать лет.

По прибытии паша приготовился отправиться из своего лагеря в поход на ал-Хаджар и отобрал у Джудара войско, какое у того было. /178/ С Мухаммедом ушел каид ал-Мустафа ат-Турки. Но когда паша достиг Анганды, то умер в ней в среду пятого шавваля [11.V.1597]. Говорят, будто это Джудар дал ему яд при посредстве Нана-Туркийи (а Джудар остался в Бенге, оберегая [владения]).

Каид ал-Мустафа возвратил войско [назад] после того, как случилось между ними и жителями ал-Хаджара то, что случилось. Но говорят, что и его тоже отравили[608]. Когда каид прибыл к Джудару в [ту] местность, где тот стоял прикрытием, последний потребовал у него передать вновь [ему, Джудару], войско. Но ал-Мустафа отказал в этом. Они оба вынесли спор на рассмотрение начальников войска, и Джудар возобладал над каидом, поскольку был им известен своим командованием в пути [из Марокко], ибо войско тогда было в его руках.

Затем все они отправились в Томбукту, но, когда достигли гавани Корондьофийя, Джудар приказал каиду (а тот был болен) двинуться в город и оставаться в касбе. И когда ал-Мустафа расстался с ним, паша послал вслед за ним тех, кто должен был убить его до приезда в город. И они — в их числе был Ибрахим ас-Сахави — удавили каида в селении Кабара, и он умер, а убийцы доставили его в город и похоронили в первую ночь зу-л-хиджжа, завершившего год тысяча шестой [4.VIII.1598], на кладбище мечети Мухаммеда Надди.

В этом же году — я имею в виду год тысяча шестой [14.VIII.1597—3.VIII.1598] — амин каид ал-Хасан ибн аз-Зубейр возвратился в Марракеш с большими деньгами, состоявшими из хараджа на землю за три года с небольшим. А на его место, на время его отсутствия, стали каид Абдаллах ал-Хайуни и Саид ибн Дауд ас-Суал — пока амин не вернулся вместе с пашой Сулейманом в конце тысяча восьмого года [24.VII.1599 — 12.VII.1600]; [тогда] оба они ушли в отставку. Ал-Хасан же пробыл в отсутствии неполных три года.

После того как паша Махмуд ибн Зергун схватил потомков сейида Махмуда, Хамади-Амина, правитель Масины, явился /179/ в Томбукту, чтобы предстательствовать за них перед пашой с [большой] настойчивостью. Паша отказал и подумывал схватить и его из-за того, что понял упорство Хамади-Амины в защите [факихов], невзирая на отказ; но его удержал от этого один из его советников из числа черных, паша отступился от Хамади-Амины, и тот возвратился на родину свою.

Впоследствии Джудар послал за Хамади-Аминой, [требуя] приезда его к себе, но тот отказался. Паша послал за каидом ал-Мустафой ат-Турки (а тот в это время управлял Тендирмой) и приказал ему совершить набег на Хамади-Амину. И каид выступил против того с семьюстами стрелков, четырьмястами пеших и тремястами конных. А Джудар написал и каиду Али ибн Абдаллаху ат-Тилимсани, чтобы он сопровождал ал-Мустафу в этом [походе]; Али в это время находился в области Узнза с прикрытием. Они направились против Хамади-Амины вместе с лучшими из людей Сонгай, подобно, [например], курмина-фари Букару-Конбо, кала-тьяга Букару и подобными им обоим. Хамади-Амина обратился в бегство с одними только своими домочадцами. Но каиды настигли их за городом Дьяга в местности, называемой Суло-Фина. С Хамади-Аминой были многочисленные неверующие-бамбара, но он бежал со своими товарищами и бросил неверующих сражаться с ал-Мустафой [одних]. И перебили марокканцы множество тех неверующих после того, как обложили их в большом лесу. И пленили они семью помянутого Хамади-Амины. И в том числе — жену его, Айшу-Фоло, и нескольких малых детей его. Хамади-Амина же отправился со своими военачальниками в страну Диара, к ее государю фарану-сура. А каид ал-Мустафа поставил на его место сына его дяди по матери — Хамади-Айшу, а ту семью Хамади-Амины заключил в тюрьму в Дженне. Позднее, пробыв в Диаре два года, Хамади-Амина возвратился в свою землю.

Каид ал-Мустафа, закончив сражение с неверующими, выступил по следам Хамади-Амины и преследовал его своим походом, пока тот не вошел в область Кайяга[609]. Потом он двинулся обратно, пока не прибыл в страну кукири-коя, а в ней жил кала-тьяга, и простоял здесь со своим отрядом несколько дней. Затем /180/ они выступили и двинулись к области Тьининко и остановились на берегу ее за Рекой. И отправили они посланцев к тем [людям], и явились к марокканцам их старейшины, дабы их приветствовать. Затем последние возвратились [к себе] за дарами гостеприимства. Тогда каид велел им предоставить пироги для переправы на их берег. Но когда марокканцы добрались туда, они начали набег, и между ними вспыхнуло большое сражение. И каид Али ибн Абдаллах ат-Тилимсани был поражен отравленной стрелой и очень страдал от этой [раны]; тогда он [стал] курить табак, его вырвало, и весь яд [вышел], и каид этим исцелился. Отсюда и его пристрастие к табаку — он не отказывался от него ни при каких обстоятельствах до самой кончины. Жеребец под кала-тьяга Букаром был поражен стрелой и пал. Букар же, достигший границы и предела отваги, доблести и рыцарства, остался сражаться пешим, но немногого добился. Его увидел на поле боя некий махазни[610] (а он увидел в этом строю подтверждение известного ему [о Букаре]). Махазни сошел ради него со своего коня и велел ему сесть на него; но Букар отказался, страшась недостойного [поведения]. И марокканец поклялся Букару, что убьет коня, если тот на него не сядет; и кала-тьяга сел на коня. А махазни сказал Букару после того, как они окончили сражение: "Видел я, как ты ничего не мог добиться, и подумал, что ты умрешь напрасно. Но ведь все, что совершу я на коне, я совершу и пеший — из-за этого в конце концов и я заставил тебя так поступить!"

Они убили из жителей этой области тех, кого убили, и полонили множество — мужчин и женщин, факихов и благочестивых. Что касается каида Али ибн Абдаллаха, то, когда наступила ночь этого дня боя, он отпустил всех, кто попал в его руки и в руки товарищей его, и освободил их всех. Что же до каида ал-Мустафы и его товарищей, то они угнали всех, кто попал им в руки, в Томбукту, продали тех, кого продали, и выручили [за них] то, что выручили.

Говорят, будто причина несчастий этих людей [заключалась в том, что] когда в область Дженни пришел тьяга-макой с неверующими бамбара и последние разоряли страну, гнали перед собой ее жителей и причинили ей большой ущерб, то через Реку их переправили лишь жители /181/ этой области [Тьининко]. И за это каиды и наказали их. Впоследствии Бу Ридван, в то время каид города Дженне, ходил на них походом вторично сам, но жители Тьининко обратили его и его войско в бегство и прогнали их. И марокканцы после [этого] к ним не возвращались до сего времени.

Упомянутый же тьяга-макой был человеком из жителей Калы, слугой людей махзена в Дженне в самом начале их правления. Но когда он узнал их [военные] хитрости[611], то сбежал от марокканцев, возвратился в свою страну и сделался для марокканцев великим бедствием. Он многократно бросал язычников на землю Дженне, так что разорил ее и опустошил.

ГЛАВА 25

Затем султан Мулай Ахмед повелел паше Джудару явиться к нему в пределах тысяча седьмого года [4.VIII.1598 — 24.VII.1599]. Джудар же написал ему, [прося], чтобы он прислал того, кто будет управлять землей и станет уполномоченным его над войском. И государь послал каида ал-Мустафу ал-Фи-ля и каида Абд ал-Малика ал-Португали. Тогда Джудар поспешно ответил ему вторично, [говоря], что эти двое не справятся с этой землей, ибо-де государь Мали выступил уже в поход и намеревается вступить в эту землю. И подобным же образом правитель Масины Хамади-Амина собирается в нее возвратиться. Так пусть-де султан назначит пашу, чье звание пользуется большим почетом, а не каидов.

И султан послал евнуха Аммар-пашу в дорогу одного, без войска; а до этого раза с ним уже пришла в Сонгай тысяча стрелков — пятьсот ренегатов и пятьсот андалусийцев. Когда они добрались до Азавада, то выступили [оттуда], разделившись: ренегаты пошли в правильном направлении и [дошли] невредимыми, а остальные пошли [в другую] сторону, заблудились и все умерли. Вместе с ними был ал-Махи, посланец кадия Омара в Марракеш после отправления первых послов, — и умер он вместе с ними.

А Мулай Ахмед повелел Джудару явиться тогда же — с немедленным исполнением, /182/ даже если бы вся эта страна горела в огне. Вся эта переписка и пересылка курьеров произошли за короткое время.

Что касается каидов ал-Мустафы и Абд ал-Малика, то они оба прибыли в город Томбукту в месяце джумада-л-ула тысяча седьмого года [30.XI — 29.XII.1598]. Что же до паши Аммара, то он приехал в раджабе помянутого года [28.I — 26.II.1599], а паша Джудар приготовился выехать обратно в Марракеш в четверг двадцать седьмого шаабана сказанного года [25.III.1599].

Затем султан Махмуд, правитель Мали, выступил в поход на людей[612] города Дженне. Он отправил своего посланца к кала-тьяга Букару, сообщая ему об этом и прося его о содействии в этом нашествии; а Букар в это время находился в области Кунти. И спросил кала-тьяга посланного: "А с ним ли санфара-дьома с фараном-сура?" Тот ответил, [что] нет. И Букар сказал: "Доставь ему от меня приветствие и скажи ему: я его дождусь здесь, если Аллах пожелает!" А когда посланный отвернулся, сказал своим товарищам: "Это ничего не стоит, раз за ним не следуют эти двое главнейших слуг его!" Но когда султан Махмуд приблизился, кала-тьяга выступил впереди него к Дженне. А на призыв султана не откликнулись из числа государей Калы и Бендугу [никто], кроме фадого-коя, ома-коя и Хамади-Амины, правителя Масины.

Хаким[613] сейид Мансур, управлявший Дженне, послал донесение о Махмуде паше Аммару, прося у него помощи, и паша отправил к ним отряд с каидом ал-Мустафой ал-Филем и каидом Али ибн Абдаллахом ат-Тилимсани. Когда они достигли Дженне утром в пятницу, последний день рамадана упомянутого года [14.IV.1600][614], то обнаружили лагерь Махмуда с его войском, [бывший] в тот момент в песках Сануна и [занимавший] их пространство целиком из-за многочисленности войска, так что заканчивался он у протоки, по которой не проходили к городу суда. Противники сразились у этой протоки, и спасло марокканцев от поражения только множество ружейных выстрелов, и пирогам удалось пробить дорогу для достижения города.

Хаким сейид Мансур совещался с опытными людьми. И кала-тьяга Букар сказал ему, [чтобы] он вышел на противника сейчас. А если хаким проведет эту ночь [в бездействии], то против него объединится весь народ этой страны. И сказал им сейид Мансур: /183/ "Время, назначаемое для сражения с ними, — после утренней молитвы в пятницу!" И выступили марокканцы против тех в это время, а с марокканцами был дженне-кой Мухаммед-Канба, сын Исмаила. Во мгновение ока малли-кой и его войско обратились в бегство, а марокканцы многих из них перебили.

Малли-кой бежал на своем жеребце, а за ним следовали кала-тьяга Букар и Сорья-Мухаммед. Когда они догнали его в безопасном месте, то приветствовали приветствием, [подобающим] государю, сняли свои шапки в знак почтения к нему, по их обычаю, и сказали ему: "Тебе надлежит поспешить с движением, дабы не настигли тебя те, кто тебя не знает, и не совершили над тобою недостойного!" Они простились с малли-коем и возвратились.

Когда сражение и погоня за малли-коем закончились, все каиды и войско возвратились в полночь в субботу — а это была праздничная ночь[615]. И когда совершили праздничную молитву, то решили совершить поход на Хамади-Амину; его шатры находились в области Суа, в селении неподалеку от столицы [ее]. Но курмина-фари Букар ибн Якуб сказал им: "Ведь он — кочевник, и дело его не сильно. А силен своим делом только ома-кой, который не кочевник и сумел поддержать малли-коя, так что примкнул к тому против вас!" Марокканцы приняли его суждение и двинулись на ома-коя. Они опустошили область Соо и захватили добычей большое богатство, ибо она тогда была рынком для товаров.

(Потом] они возвратились в Дженне и заключили мир с Хамади-Аминой, вернув ему его семью, которую полонили в том бою, сместили Хамади-Айшу, привели его в Томбукту и держали там в тюрьме, пока он не умер во времена паши Махмуда-Лонко. Что же касается упомянутого мирного договора, то заключен он был лишь после битвы с Сулейманом-чаушем (он был тогда кахийей). Было это так: когда марокканцы вернулись из похода на Соо, фанданке Хамади-Амина собрал вместе со своим войском великое множество неверующих-бамбара и отправился походом на восток. Люди Дженне отправили навстречу ему отряд и поставили во главе его кахийю Сулеймана-чауша; с ним был и фанданке Хамади-Айша. Они встретились в области Тья, сразились, и все стрелки были перебиты. Из всего [этого] отряда спаслись лишь два человека. Хамади-Амина пришел со своей ставкой к болотам Диби и поставил здесь шатры на несколько дней. Люди же лагеря Хамади-Айши бежали /184/ в землю Бара и прожили там долгое время. Позднее фанданке Хамади-Амина отправился в путь и возвратился в Суа. И задержался он здесь, пока не был заключен этот мир. Ему вернули всю его семью, среди них — жену его, Айшу-Фоло, его младшего сына Калиля и Амину, дочь фанданке Бубу-Марьяма, жену его старшего сына Бубу-Йама, который был его будущим наследником. А Хамади-Айша был смещен и посажен в тюрьму. Когда к власти пришел Мима, он отправился в Кайягу к фарану-сура с жителями Масины, всеми ими, за малым исключением. Он пробыл там год, затем возвратился в Боргу. И не осталось у него соперника. Он изъявил покорность людям махзена, но до сего времени — лишь на словах.

ГЛАВА 26

Пояснение. Корень государей Масины — из Кома, а это — местность в стране Кайяга; ее также называют Того и Тирмиси. В ней был государь, коего звали Дьядье, сын Сади, а у него — единоутробные братья Маган и Йоко. Йоко умер, оставив свою жену, и султан Дьядье пожелал на ней жениться. Но она воспротивилась, не желая [никого], кроме Магана; последний же ее не желал и не мог этого, боясь своего брата-султана. Люди долго рассказывали об этом, пока однажды Маган не вошел к ней, браня ее за это и говоря ей: "Как это ты противишься женитьбе государя? Кто имеет на это право, помимо него? И как быть /185/ с детьми твоими, которые с тобой?" Он повторял это так и этак, пока не устал, но ничего не добился. Но когда его увидели в момент выхода из ее дома сплетники, они сказали государю: "Разве же то, что мы сказали тебе о Магане, не правда? Мы ведь видели его в момент, когда он выходил из дома женщины!" Маган пришел приветствовать государя, но, когда он предстал перед ним, тот сказал ему: "Да благословит тебя Аллах! Вот чем ты занимаешься, вот [твои] деяния! Я желаю жениться на женщине, а ты возбуждаешь ее против меня!" И обвинял и поносил его в речах.

Маган вышел разгневанный, вскочил на коня и бросился прямо вперед, лишь бы уехать. За ним последовали четыре или пять всадников и группа пеших. Когда скрылось солнце, они остановились и развели огонь. И вот перед ними оказалось несколько заблудившихся коров; они схватили одну из них, зарезали и съели ее на ужин. Когда же наступило утро, они двинулись своим путем — а коров гнали перед собою, пока не пришли к холму, именуемому Масина, а он находится в земле багана-фари. На холме они обнаружили санхаджа, носящих заплетенные в косы волосы; этот холм был местом их обитания. Люди Магана прожили вместе с ними [до того времени], пока к ним не подошли те, кто отстал из членов их семей.

Тогда Маган отправился к багана-фари, предстал перед ним, приветствовал его и рассказал ему свою историю и о том, чего он желает. Багана-фари поздравил Магана с благополучным прибытием, почтил его и велел ему свободно поселиться в любом месте, где тот пожелает, на его земле. Потом он сделал Магана государем над его народом, что были вместе с ним. И фульбе стали приходить к Магану и селиться вместе с ним — из его племени и из племени сангаре, а они в то время пасли свои стада между берегом реки и Мемой.

Впоследствии у Магана родились многочисленные дети. Старшим из них был Бухума-Маган, [затем] Али-Маган, Демба-Маган, Куба-Маган и Харенда-Маган; эти пятеро мужей — единоутробные братья, а мать их — Димму бинт Ядала. Далее — Йалила-Маган, единственный его сын от другой жены, затем Хамади-Бемба и Самба, единоутробные братья [от третьей]. Когда скончался султан Маган, сын Сади, наследником его власти стал старший его сын Бухума. Он женился на женщине по имени Йаданке; от нее он родил Накиба-йаданке. /186/ И к ней же возводит свое происхождение Воро-Йаданке. Потом Бухума взял в жены также другую женщину, по имени Каффа, и родил от нее [сына] Канта-Али, от которого произошел Урардо-Али. Впоследствии Бухума женился еще на одной женщине, которую звали Тедди, и родил от нее Хаммади-Тедди; к ней также возводят себя Воро-Тедди, Загаки-Тедди и Додо-Тедди.

Когда же скончался султан Бухума-Маган, то наследовал ему его брат Али-Маган. И к нему возводит себя Воро-Али. Но, кроме них двоих, никто из детей помянутого Магана не получал царской власти. Когда же скончался Али, ему наследовал сын брата его, Канта-[Али] ибн Бухума. Он взял в жены женщину из племени сангаре по имени Дарама-Сафу, и от нее родились Дьядье-Канта, Аньяйя-Канта, Демба-Демби, Йоро-Кан-та, Ланбуро-Канта и Кони-Канта. Потом Канта женился на другой женщине, которую звали Бонка, и от нее родил одного только Мака-Канту; к последнему и возводит себя Воро-Мака. Что касается Дьядье-Канты, то он женился на Бембе, дочери Хамади-Тедди; он родил от нее Суди, а от того произошли многочисленные потомки, в том числе Воро-Боки и Воро-Дебба — от последнего произошел факих Ахмед-Биро ал-Масини.

Когда же скончался Канта (его убили дьогорани в битве между ним, и дьогорани были победителями над фульбе во времена помянутого Канты; и подобно этому победили их и моси в это время), то наследовал ему на царстве его брат Али. И даровал ему Аллах победу над дьогорани и моси; он победил их всех. Али родил Дембу-Али, Дьенке-Али и Тьиммо-Али. И когда умер Али, стал преемником его на царстве Аньяйя-Канта; он был тот, кто переселился из Масины в Дьянбал во время правления повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. Он пробыл у власти тридцать лет — двадцать в Масине и десять, лет в Дьянбале.

Затем верховную власть наследовал за ним сын его брата — Суди, сын Дьядье-Канты. Он пробыл у власти десять лет, взяв в жены Йабкано, дочь Аньяйя-[Канты], и родив от нее Ило-Суди и Хамади-Фулани.

Но когда скончался /187/ Суди, начался спор между его сыном Ило и его дядей по отцу Хамади-Сири, а они оба оспаривали друг у друга верховную власть, так что завершился спор в присутствии повелителя аскии Исхака, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. Он разделил между ними власть, облачил Ило-Суди в царские одежды и пожаловал ему коня, потом подобным же образом [обошелся] с Хамади-Сири. И вернул он их обоих к их народу, сказав: "Кто из вас двоих больше люб народу, за тем пусть и следуют!" Но народ разделился на две части: большинство последовало за Ило, остальные же пошли за Хамади Сири. Претенденты завязали сражение; Ило одержал победу и изгнал Хамади-Сири из земли его. Тот отправился к сангаре, попросил у них помощи и вернулся в Масину для сражения, но Ило снова его победил. И Хамади-Сири отправился к аскии в Гао. Тот послал к Ило, повелевая ему явиться к нему. Ило повиновался его призыву и выехал к аскии на пироге. Но Исхак повелел убить его до прибытия того к нему. И пробыл Ило у власти лишь один год, а дело осталось за Хамади-Сири [на протяжении] четырех лет. Хамади-Фулани же пребывал в течение этого срока в Гао у аскии.

А некоторые жители Масины отказались повиноваться Хамади-Сири; и аския поставил Хамади-Фулани на это царство. Тот возвратился в Масину [с отрядом] слуг аскии, и Хамади-Сири бежал. И Хамади-Фулани тогда получил всю полноту верховной власти и остался хозяином племени родителя своего. Он совершил набег на стада Суди-Кахми (тот происходил от Дьядье, сына Сади). Те бежали из Масины все целиком и направились под покровительство аскии, платя [тому] подать. У Мухаммеда-Фулани же не осталось соперника во всей Масине, за исключением одного только племени Аньяйя-[Канты].

Хамади-Фулани совершил также набег на племена Урардо-Али и Воро-Маки. Они вместе пришли из Кайяги в Дьянбал во времена правления Аньяйя[-Канты]. А из-за этого похода [Хамади-Фулани] они бежали в землю Каха и поселились там.

Хамади-Фулани оставался у власти двадцать четыре года. Его прогнал с правления Демба-Лагаро, а он был внуком Суди-Дьядье; и пробыл Демба у власти пять месяцев (но говорят, и шесть месяцев). Потом же его прогнал упомянутый Хамади-Фулани и оставался у власти, пока не умер. По повелению аскии его преемником стал Бубу-Ило. /188/ Он пробыл у власти семь лет и скончался в области Гао. Ему наследовал на царстве Бурхума-Бой, сын Хамади-Фулани. Он и Бубу-Ило были [сыновьями] одной матери, а сестра Боя — дочерью Бубу[616]; пробыл он у власти восемь лет, а умер в городе Дженне, когда туда пришел повелитель аския Дауд, возвращаясь из похода в землю Мали. Аския послал за Бурхума-Боем, чтобы он явился, и тот умер там.

Ему наследовал на царстве его брат Бубу-Марьяма, сын Хамади-Фулани. Он оставался у власти двадцать четыре года. Курмина-фари Мухаммед-Бенкан, сын аскии Дауда, совершил набег на него, и Бубу-Марьяма бежал в землю Фай-Сенди. Когда он вознамерился бежать, Дьядал отобрал у него его жеребца, прозванного Семба-Дай, и сказал, что конь — собственность аскии. Потом Бубу-Марьяма возвратился в свою ставку в Масине, но аския ал-Хадж, сын аскии Дауда, отстранил его после того, как [ранее] назначил. Преемником его стал Хамади-Амина, сын Бубу-Ило, а назначил его помянутый аския ал-Хадж. Он пребывал у власти [уже] шесть лет, когда пришел корпус паши Джудара, и оставался у власти после этого тринадцать лет; так что общая продолжительность времени, что он пробыл у власти до и после [вторжения], девятнадцать лет, считая в них и два года [правления] фанданке Хамади-Айши. После того как умер помянутый Хамади-Амина, его преемником стал сын его Бубу-Айша, прозванный Йами. Он пробыл у власти десять лет, а когда скончался, наследовал ему его брат Бурхума-Бой. Он оставался у власти двенадцать лет. Когда же Бурхума-Бой умер, наследовал ему в ней Силамоко-Айша. Он был справедлив, боролся с притеснителями и угнетателями из числа своих слуг, своего окружения и потомков государей, удерживая руки их от слабых и бедных — до того, что не слыхивали никогда о подобном ему на их царстве.

Силамоко-Айша оставался у власти два года. А когда он скончался, преемником его стал сын его брата — Хамади-Амина ибн /189/ Бубу-Йами. И он пребывает сегодня у власти двадцать пять лет, считая в них и два месяца [правления] фанданке Хамади-Фатимы.

Что же до Харенда-Магана, то от него произошел Воро-Харенда, а от Йоро-Канты — Воро-Йоро. Когда племя Аньяйя [-Канты] отказалось последовать за Хамади-Фулани, Хамади-Сири вернулся в него государем. И верховная власть [его] осталась в этом племени до сего времени, подобно тому как она остается в племени Бубу-Ило. И оказалась верховная власть в Масине разделена между четырьмя племенами: племенем Аньяйя [-Канты], племенем Бубу-Ило, племенем Мака-Канты и племенем Али-Ардо-Магана. А что касается племени Мака-Канты, то оно когда обитало в Боргу, когда возвращалось в Кайягу. Житье их в Боргу без возвращения [в Кайягу] не прерывалось вплоть до [правления] фанданке Кидадо, а он пробыл у власти тридцать лет. Закончено.

ГЛАВА 27

Вернемся же к окончанию рассказа о паше Аммаре. Он пробыл правителем [один] год, два месяца и несколько дней; но в течение этого времени над ним возобладал каид ал-Мустафа ал-Фил, так что стало так, будто [именно] он распоряжается властью. Каид был деспотичен, непокорен и несдержан и ни с кем не считался. До государя дошла весть о том, что происходит между ними двумя, он разгневался на обоих вместе: разгневался на Аммара за слабость, так что оседлал его ал-Мустафа, а на того — за деспотичность и непокорность, так что [как бы] сделал он пашу оседланным. Султан отставил Аммара с его должности и послал пашу Сулеймана, дабы стал он начальником; и повелел он Сулейману бросить в тюрьму их обоих, особенно же по отношению к ал-Мустафе проявить презрение и принизить его, и послать их обоих к нему в Марракеш (а каида — в железах).

Сулейман прибыл в Томбукту в четверг пятого зу-л-када священного тысяча восьмого года [19.V.1600]. И обнаружилось ему при его приезде в отношении ал-Мустафы /190/ упомянутого [именно] то, что о том рассказывали. Он собрался было схватить каида, еще пока ехал верхом [по городу], но благоразумные люди отговорили его от этого из-за беспорядков, которые в тот момент могли бы произойти. Но когда паша Сулейман поселился [в резиденции], вошел в зал совета и воссел на возвышении, ал-Мустафу схватили на пороге (а он входил), разорвали на нем его парадные одежды и наложили на него очень тяжелые железа и оковы. И отправил его Сулейман к государю в таком состоянии: Аммара же он посадил в тюрьму с полным уважением по слову государя; затем Аммар по повелению его возвратился в Марракеш.

Упомянутый Сулейман пришел с пятьюстами стрелков (но говорят, и более): он построил за городом дом и жил в нем как бы в ставке, а жить в касбе отказался. Паша был человеком высоких помыслов, возвышенных суждений, удивительным в управлении и сильным властью. И он проявил это в отношении всего этого войска, так что никто из воинов не ночевал [иначе], как при паше в этой ставке; тот же, кого заходящее солнце заставало внутри города, неизбежно получал за это то [количество] ударов палкой, какое судил ему Аллах. Сулейман не проводил ночи без бодрствования, охраняя как лагерь, так и город: и в них обоих не раздавалось крика или вопля, который бы он не услышал и о коем бы не знал. И не случалось кражи в какой бы то ни было стороне без того, чтобы он ее расследовал, пока не раскроет и не распорядится относительно ее, как подобает.

Паша тщательно рассмотрел дело амина каида ал-Хасана ибн аз-Зубейра, и явилось ему, что тот — расточитель, обкрадывающий казну государя, ибо он забрал себе около трехсот невольниц, притом что они были [еще] слабы для службы. Сулейман отобрал у него государеву казну и перевел ее в [один из] домов султанской резиденции в касбе. Затем он обратился за советом к баш-ода по поводу того, как ему поступить в деле амина. Но баш-ода сказали ему: "[Нет] у нас слов относительно этого: ведь султан близок к вам [обоим] — так напишите ему!" Каждый из них [двоих] написал государю, а он ответил паше Сулейману, повелев ему, чтобы он оставил амина в покое и тот бы делал с этими деньгами то, что [уже] начал: "Ибо эта казна — наша казна, он же — наш амин. А что, что между тобою и им произошло по поводу нее, [оно] лишь оттого, что, когда ты нуждался примерно в трех /191/ тысячах мискалей, он их тебе одолжил, так что ты [должен] их ему вернуть!" Однако помощником амина и его защитником перед государем был каид Аззуз.

Паша Сулейман пробыл правителем четыре года и два месяца; и был он последним пашой из тех, кого султан Мулай Ахмед отправил в Судан. Говорит ученейший факих Ахмед Баба, да помилует его Аллах Всевышний: рассказал-де ему повелитель султан Мулай Зидан[617], сын повелителя Мулай Ахмеда, что общее число, людей, которых отправил родитель его с отрядами, начиная с паши Джудара до паши Сулеймана, — двадцать три тысячи человек из отборного его войска. Это записано в списке, а список-де тот отец ему показал. Мулай Зидан сказал: "Погубил их родитель впу-стую — ни один из них не вернулся в Марракеш, за исключением пятисот человек, которые здесь умерли. Все они умерли в земле черных!" Закончено.

Затем скончался повелитель Мулай Ахмед. Паша Сулейман прослышал об этом, но скрывал от людей [целый] год, пока не пришла весть о воцарении Мулай Абу Фариса[618], сына Мулай Ахмеда. Он воцарился после смерти отца своего, в начале года двенадцатого после тысячи [11.VI.1603— 30.V.1604], и послал в землю черных пашу Махмуда-Лонко. Тот прибыл в Томбукту в месяце сафари тысяча двенадцатого года [11.VII—8.VIII.1603]; пришел он с тремястами стрелков (но говорят, и больше), большинство из которых было из жителей Массы. Кахийей с ним пришел Мухаммед ал-Масси; он сидел в тюрьме в Марракеше за беспрестанные смуты, но Махмуд попросил за него каида Аззуза, тот отдал его ему, и паша сделал его кахийей. Приезд Махмуда в Томбукту совпал [по времени] с погребением аскии Сулеймана; и говорят, паша велел открыть лицо покойного, чтобы увидеть его.

Государь повелел паше Сулейману и каиду Ахмеду ибн Йусуфу (а он в то время управлял городом Дженне) явиться к нему. Каид написал паше Сулейману, прося, чтобы тот немного подождал, пока он не приедет, и они отправятся вдвоем. Сулейман ждал его; когда же ожидание затянулось, он двинулся до приезда каида и пошел, а тот догнал его [в пути]. Каид же Али Ибн Абдаллах ат-Тилимсани послал с каидом Ахмедом письмо свое государю Мулай /192/ Бу Фарису. Он сообщил султану в этом письме о своих обстоятельствах и относительно того, чем он занят из походов и охраны границ, и об отсутствии достаточных [возможностей], к которым он бы мог прибегнуть в своих затруднениях. По этой-де причине он не посылает государю подношения через помянутого каида Ахмеда.

Когда последний возвращался, султан отправил с ним письмо каиду Али, жалуя тому область Тендирмы, дабы он воспользовался тем, что с нее собирается из хараджа. Прибыв в Томбукту, каид Ахмед послал это письмо каиду Али в область Уэнза, потому что тот стоял там прикрытием. Но оказалось, что амилем в Тендирме был каид Али ат-Турки; и каид Али ат-Тилимсани послал [передать] ему, что-де он, Али, идет в эту область, и если того в ней застанет, то непременно отрубит ему голову. Ат-Турки испугался и бежал в Томбукту, амин же каид ал-Хасан разгневался на него, порицал его и поносил яростно.. Амин послал амина мукаддама Хадду ибн Йусуфа, но каид Али ат-Тилимсани собрался явиться к нему, и Хадду убоялся и ушел в Мори-Койра. А Али ат-Тилимсани явился в Тендирму, захватил власть и остался в этой области. Хадду же вернулся в Томбукту.

Затем начался спор между амином и Али ибн Убейдом, а тот был амилем в Кисо. Последний бежал в Тендирму к помянутому каиду Али, собираясь у него обосноваться. Марокканцы в Томбукту послали к каиду, требуя выдачи того, но Али ат-Тилимсани отказал в этом. Отправился сам амин, каид ал-Хасан, но каид Али не вернул беглеца. Разговор об этом тянулся долго, так что амин [наконец] сказал каиду: ведь это пожалование государя не подлежит исполнению, ибо это-де он, ал-Хасан, амин султана и его доверенный уполномоченный, и ему принадлежат ответ и исполнение. К тому же ведь было только переслано письмо. Но каид Али сказал ему в ответ: "Ежели не исполняется пожалование по пересланному письму, то недействительно и назначение твое амином, раз пересланное письмо — то, что пришло от государя [по этому поводу]!" В конце концов амин ничего от него не добился и вернулся в Томбукту.

Он и паша Махмуд заставили все войско присягнуть, что ни один из них не сбежит /193/ к каиду Али после этого; и те присягнули в этом. Затем к Али отправился сейид Али ат-Туати. Он призвал того к терпению, уговаривал его и сказал ему: "Не губи дело этого войска, ибо оно завтра перейдет к тебе, если пожелает Аллах!"[619]. Тогда каид смягчился и выдал помянутого Али ибн Убейда.

Потом амин каид ал-Хасан приступил к изменению организация войска. Он сменил знамена, отряд фесцев сделал правым крылом, отряд марракешцев — левым крылом, а ренегатов и андалусийцев поставил ниже обоих этих отрядов. Он утверждал, что это было по повелению государя Мулай Бу Фариса. И поставил он Муаллима Сулеймана ал-Арфауи кахийей над фесцами, а Хадду ибн Йусуфа ал-Аджнаси — кахийей над марракешцами.

Амин каид ал-Хасан скончался в середине тысяча пятнадцатого года [9.V.1606—27.IV.1607]. На его место стал талиб Мухаммед ал-Белбали по распоряжению главноначальствующего паши Махмуда-Лонко. Талиб купил то, что купил из наследства амина из числа прислужников и прочего, но в должности этой пробыл семь дней. А на восьмой день его [управления] прибыл сын покойного — каид Амир ибн ал-Хасан, которого послал государь Мулай Бу Фарис амином; каид занял упомянутую должность и отобрал у талиба Мухаммеда все, что он скупил из того наследства [оставшегося от каида ал-Хасана].

А в шестнадцатом после тысячи [году] [28.IV.1607— 16.IV.1608] воцарился государь Мулай Зидан, сын государя Мулай Ахмеда, и вернул он в Судан пашу Сулеймана, дабы был тот главноначальствующим. Но после того как паша выехал из Марракеша и отдалился от него, его убил Саид Ибн Убейд. И государь даровал [разрешение] на карательную экспедицию против племени последнего — аш-шерага; и убили воины многих из аш-шерага, и вместе с теми был убит и помянутый Сайд ибн Убейд.

А затем возмутился и проявил непокорство кахийя Муаллим Сулейман; он ничем не занимался, кроме как противодействием паше Махмуду и беспрестанными возражениями ему. Тот /194/ собрался [потребовать] выезда из Тендирмы каида Али ибн Абдаллаха и прибытия его к себе, так, чтобы они вдвоем противостояли друг другу: может быть, [удастся] сломить враждебность и непокорство кахийи. Но отвратил его от этого каид Мами ибн Беррун, который сказал паше: "Подобные Муаллиму Сулейману — как собака. Если она на тебя лает, а ты бросил ей кость, она грызет ее и занята ею, оставив тебя в покое. А он, если явится, не захочет ничего, кроме этого твоего места!" Но когда паша увидел, что поведение кахийи — лишь возрастающие наглость и излишество, послал он за каидом, [чтобы] явился тот. Али приехал, но семью свою оставил позади себя. Паша пожаловался ему на дело кахийи и приказал того убить. И каид убил кахийю ночью в четверг девятого мухаррама священного, открывавшего год семнадцатый после тысячи [25.III.1608]. Но он не занимался убиением [сам]; напротив, товарищи его, которые убили кахийю, нашли того, сидящим в дверях его дома вместе с каидом Ибрахимом-Ашханом и рубили его мечом, пока он не умер. Упомянутый же Ашхан был ранен и умер от этой раны.

В ту ночь в городе [это] было великим страхом, и люди запирали двери свои. Но потом этой же ночью паша и каид призвали через глашатаев не бояться, и люди успокоились. Паша Махмуд приказал каиду Али поселиться в Томбукту, перевез к нему его семью и доверил ему власть. И оставался тот [у власти] четыре года с половиной, и ничего не делали иначе как по его приказу. В конечном счете каид Али ибн Абдаллах сместил пашу, завладел его должностью — и стало дело таким, как говорил помянутый проницательный Мами.

В этом же году пришел походом хи-кой сейид Керей-Идье от аскии Харуна-Денкатайя, сына повелителя аскии Дауда, повелителя Денди. Он хотел повоевать [жителей], покорных людям махзена, на Реке. Когда марокканцы услышали весть о нем, каид Али ибн Абдаллах ат-Тилимсани в месяце раби ас-сани [15.VII—13.VIII.1608] выступил с отрядом, дабы сразиться с хи-коем. В отряде этом находился и аския Харун, сын аскии /195/ ал-Хаджа, сына упомянутого повелителя аскии Дауда. На эту должность назначил его паша Махмуд после кончины аскии Сулеймана, сына повелителя аскии Дауда. Харун в тот момент был баламой — ему велел это паша Сулейман, когда был он отставлен.

Каид Али отправился на хи-коя, не приближаясь к Реке. Он дошел до горы Дой и возвратился в страну врага. А когда фанданке Бубу-Ило-Кейна, правитель Сангары, услышал о движении каида в том направлении — а он находился на пути его, — то убоялся и бежал к фанданке Бубу-Йами, правителю Масины, ибо он в то время был во враждебных отношениях [с марокканцами]. Каид преследовал Бубу-Ило-Кейну с отрядом, пока не достиг области Анкаба, остановился в ней и послал к правителю Масины, приветствуя его и [требуя], чтобы тот выдал им беглеца. Фандание ответил, что последний вступил под его, Бубу-Йами, покровительство, но что он заключит мир между тем и марокканцами; пусть каид отступится от Бубу-Ило-Кейны и возвратит его к его племени на условии немедленной передачи двух тысяч коров. Каид Али согласился, и правитель Масины отдал то количество коров из своих, [и] немедленно. И Бубу-Ило явился в ставку к каиду; а каид Ахмед ал-Бурдж сопроводил его к его племени, чтобы тот выплатил две тысячи коров "правом шашийи" — как будто он заново вступает в [права] государя[620]. Бубу-Ило передал их каиду и отдал еще две тысячи, на условии выплаты коих был заключен этот мирный договор повторно. И составило [то] шесть тысяч коров, которых выплатили срочно и сразу же.

В этом походе люди Сонгай возмутились против аскии Харуна, сына ал-Хаджа[621], в Анкабе. Каид Али призвал их к терпению, и они успокоились; однако, когда пришли в Томбукту, выступили против него [вновь], пока не был аския смещен. Амин каид Амир перевез Харуна по соседству с собою, был к нему добр и оказывал ему почет — наибольшими добротой и почетом, пока тот не скончался. Он оставался у власти четыре года, а после нее прожил восемь лет.

А в наступившем [году], в году восемнадцатом после тысячи [6.IV.1609—26.III.1610], двинулся денди-фари Бар с большим войском, направляясь в землю города Дженне от имени аскии в Денди. Он переправился через большую Реку[622] и остановился в Тирфой — это произошло в месяце сафаре упомянутого года [6.V—3.VI.1610]. Утверждают, будто [именно] дженне-кой Мухаммед-Бемба послал к аскии /196/ в Денди, чтобы тот отправил это войско, а он-де им поможет, чтобы они освободили землю от владычества людей махзена. Дженне-кой тайно сговорился с Сорья-Мусой относительно этого дела и, как говорят, с кала-тьяга Мухаммедом. Он просил примкнуть к ним и фанданке Бурхуму, правителя Масины, но тот отказался, сказав, что он-де пастух, а всякий, кто берет царскую власть над землей, тот ее слуга и пастырь. Дженне-кой же утаил это от крупнейшего из своих слуг мужеством и умением командовать — отставного сорья Анса-Мана.

Затем денди-фари послал к дженне-кою, известив его, что он стал лагерем в этом месте, дожидаясь его. Но дженне-кой отправил в ответ [своего] посланца, веля денди-фари идти к замку города Дженне, и там-де он выйдет к нему навстречу для соединения с ним. Когда Анса-Ман об этом узнал, он отправил тайком своего посланного к денди-фари, самым решительным образом отговаривая того от прибытия к дженне-кою. Он ему [велел] сказать, что жители Дженне — люди, не заслуживающие доверия и не советчики, нельзя им доверять войско аскии. Денди-фари принял его совет, тотчас же ушел, переправился через Реку и пошел назад в направлении Гурмы. Но получилось так, что каид Ахмед ибн Йусуф выступил из Томбукту, возвращаясь в город Дженне — он в то время был над ним каидом, и обычай его на этой должности был [таков, чтобы] жить несколько месяцев в году в Дженне, а несколько месяцев — в Томбукту. Когда сообщение об этом отряде оказалось достоверным, кура-кой послал передать его жителям области Кобби, считая дело войска денди-фари весьма серьезным. К нему пришел упомянутый каид Ахмед, а с ним было некоторое число стрелков. Он устроил здесь [свою] ставку и послал в Томбукту к паше Махмуду-Лонко, настаивая, чтобы он со всей поспешностью и срочностью отправил [ему] отряд. Паша приказал каиду Али ибн Абдаллаху выйти к Ахмеду, и Али вывел все войско, исключая тех, кто, по обычаю марокканцев, выходит лишь вместе с главнокомандующим, когда тот трогается с места, например каида махазни /197/ и прочих. Они выступили в сторону Гурмы. Потом каид Али прослышал, что денди-фари с большим войском, и послал к паше за подкреплением. И вышли [к нему] каид [Хадду] и те, кто остался в городе из стрелков; а среди них был и аския Харун — он в то время был [уже] смещен. Они достигли области Анкаба и остановились в ней.

Тогда денди-фари дошел до области Кобби, где устроил ставку свою каид Ахмед ибн Йусуф. И каид бежал от него со своим отрядом; и они укрылись внутри касбы Кобби. А сонгаи захватили шатер каида и то, что осталось после марокканцев из имущества. И захватили они несколько судов, вышедших из города Дженне, и завладели на них многочисленными богатствами — золотом и прочим. Сонгаи осадили этот отряд, а марокканцы сидели внутри касбы.

Новость эта дошла до каида Али ибн Абдаллаха, а он со своим отрядом был в Анкабе. Он выступил с теми, кого отобрал из стрелков, на выручку осажденным. Каид же Хадду, аския Букар, аския Харун, каид Ахмед ибн Саид и их отряды остались в том лагере. Когда денди-фари услышал о приходе каида Али, он ночью снялся с лагеря, направившись в землю Дирмы, что позади горы Кора, пока не подошли сонгаи близко к области Дъондьо, Денди-фари с войском стал лагерем и послал к жителям Дьондьо, требуя от них [даров в знак] гостеприимства, а те выслали их сонгаям.

Потом [подошло] войско, которое выступило из Анкабы для сражения с сонгаями, и они сразились возле упомянутой горы. Это была сильная битва, и на поле боя между сторонами пали многие из отборных людей махзена. В их числе был Абд ал-Азиз ал-Катиб из воинов-махазни и из отважных людей, известных доблестью. Сонгаи — я имею в виду соратников денди-фари — захватили баламу Исхака, сына бенга-фармы Мухаммеда-Хайга, и увели его к аскии в Денди. Битва не прекращалась, пока почти что не зашло солнце. Испугал марокканцев в том месте, где они остановились, [всего] только звук щитов, которые были привязаны к ногам коней. И все войско, большие и малые, обратилось в бегство в сторону озера Дебо, пока не вошло в воду до бедер. Потом они уразумели, после этого, причину [звука] и вышли /198/ из озера. Они испытали крайнюю степень боязни и страха. Помогли им лишь звуки рожков каида Али ибн Абдаллаха, [который был] над озером, пересекая его по направлению к воинам. Те, кто в этом походе участвовали, говорили: "Мы не слышали ушами своими никогда более сладкого [звука], чем эти звуки!" И были они для них облегчением после тягости.

Когда Али ибн Абдаллах достиг Кобби, каид Ахмед ибн Йусуф рассказал ему, что произошло между ними и сонгаями. А именно что он-де отправился в землю Дирмы, но возвратился сюда к товарищам своим; но подошел, когда они уже кончили битву. Денди-фари же, когда услышал о подходе к тем каида Али, обратился вспять, вернувшись в свою землю. А сражение [это] случилось в начале [месяца раби] пророческого[623] в упомянутом году [4.VI—3.VII.1609]. Каид Хадду и его товарищи возвратились в Томбукту и надели на тела свои колючки по отношению к жителям его и облачились в шкуру пантеры относительно их[624]. Они разгоняли их собрания и общества, и долгое время город оставался [таким], что в нем [даже] двое не сходились для беседы. А [еще] раньше прихода в город этого отряда главноначальствующий приказал обходить его патрулям во время вечерней молитвы, а иной раз и раньше нее, со строжайшим и настоятельным приказанием, чтобы ночами великого месяца маддахи славили [Пророка] лишь после молитвы на заходе солнца; обычай же, известный и установленный, был [таков], чтобы это происходило только после вечерней молитвы.

А что до каида Али ибн Абдаллаха, то он со своими соратниками пошел в город Дженне, и с ним аския Букар. В движении к Дженне его опередил каид Ахмед бен Йусуф, ибо вся земля Дженне восстала и возмутилась, и все обитатели всех селений по берегу Реки бежали в ал-Хаджар. Первая же пирога, которая прибыла в область Сага, подверглась нападению конницы страны Сатонка, они разграбили то, что в ней было, и ушли. Но каид Али прошел и не обратил на них внимания. Он обнаружил, что жители города Куна возмутились и бились со стрелками, что находились в касбе. Но Аллах помог марокканцам, и мятежники те бежали в ал-Хаджар. Каид проследовал своим путем. Когда его суда пришли в гавань города Канбага и причалили, а у каида не было намерения сражаться, к ним подошли товарищи Сорья-Мусы и сразу же завязали с марокканцами бой. Те вступили в бой, и сразились они — а было это в /199/ субботу одиннадцатого раби пророческого в помянутом году [14.VI.1609].

Битва между ними была жестокой; и горячий бой дошел до [времени], когда солнце потускнело [перед закатом]. И опытные люди сказали каиду Али: "Если ты проведешь эту ночь и не добьешься победы, потом ты ее не достигнешь!" Каид вышел пеший, вступил в крепостную ограду города, пока не стал в воротах дома сорьи со своими людьми, сражавшимися с товарищами того. Сам сорья был слеп и сидел в своем доме, а бара-кой находился на возвышении над навесом [дома] с воинами. И сорья ежеминутно посылал ему приветствия, спрашивая о здоровье его и говоря: "Пока он живой, арабы не добьются от него [своей] цели". Но когда явился мужчина и сказал, что бара-кой только что поражен свинцом и умер, сорья сказал: "Теперь сбылось желание их относительно этого!" И через небольшое время марокканцы разбили ворота его дома, ворвались к нему и схватили его. Они перебили жителей и разграбили весь город, за исключением квартала неверующих-бобо, и угнали Сорья-Мусу в железах.

А дженне-кой Мухаммед-Бемба собрал в своем доме мужчин, выкопал в нем колодец и рассчитывал на сражение и осаду. Когда каид Али пришел к городу Дженне, он стал со своим войском в Сибири, отправил Сорья-Мусу внутрь города и убил его худшей из смертей. И послал он к дженне-кою, чтобы тот явился; тот явился к нему в этот лагерь, и каид не особенно его бранил — и Аллах повел его [в том] лучшим из советов. Никто из стрелков, кои стояли гарнизоном в Дженне, не сомневался, что каид убьет дженне-коя. Когда же они увидели того возвращающимся в свой дом невредимым, то поносили каида Али и проклинали его от гнева и ярости. Потом Али возвратился в Томбукту, Затем марокканцы в Дженне послали к жителям всех областей, что лежат по берегам Реки, предложение о помиловании, если те вернутся на свои места. Часть из них поспешила вернуться, часть же помедлила, но потом возвратилась [тоже].

В следующем же [году], в девятнадцатом после тысячи [26.III.1610—15.III.1611], в начале высокой водил /200/ в Реке, каид вернулся в город Дженне вместе с аскией Букаром, чтобы уладить [дела] царской власти. Когда он прибыл туда, никто из стрелков, которые были в гарнизоне города, не сомневался, что каид отомстит дженне-кою, да и сам дженне-кой в этом не сомневался. Каид стал за городом возле садов; они послали за кала-тьягой Мухаммедом, и тот явился. Потом каид снова подумал, что схватить дженне-коя не означало бы замирения, а было бы вредным для земли, которую было бы не умиротворить. И он наложил на дженне-коя большой штраф. А тот собрал для этого очень большие деньги со своих подданных; они же выплатили их быстро и поспешно, радуясь, что дженне-кой невредим — а они его чтили и любили в сердцах своих. Аския же Букар в то время завидовал кала-тъяге Букару, так как видел, что власть того превышает его, [аскии], власть; между ними обоими была большая неприязнь. Потом они возвратились в Томбукту, и паша Махмуд вышел из себя по поводу [отказа от] захвата дженне-коя из-за того, что за тем было известно из большого вреда. Когда каид Али по прибытии предстал перед пашой, тот его спросил, схватил он дженне-коя или нет. Каид ответил: "Нет, напротив, он выплатил штраф!" — и воззвал к Аллаху за дженне-коя, сказав: "Да не покажет им Аллах Всевышний мгновения, когда его не будет в Дженне!" И передал каид Али паше весь штраф.

Что же касается аскии Букара, то он доносил на кала-тьягу паше Махмуду и умножал у него свои клеветы против того. Он говорил, что кала-тьяга — голова раздора, что это он послал к аскии, дабы пришел денди-фари. И паша написал каиду Ахмеду ибн Йусуфу и приказал ему убить того. Каид Ахмед изо всех сил защищал кала-тьягу, говоря, что выплатит он, каид, пятьсот мискалей за того, чтобы он не умер. Но паша ни на что не соглашался, кроме как на смерть того. И был кала-тьяга убит несправедливо и из ненависти [к нему].

Когда каид Али ибн Абдаллах собрался возвратиться из Дженне, он сместил каида Ахмеда ибн Йусуфа с должности каида и по прибытии в Томбукту передал ее талибу Мухаммеду ал-Белбали; он уладил его дела, и талиб уехал к нему хакимом.

Каид Али ибн Абдаллах оставался у этой власти и в высоком положении до тысяча двадцать первого года [4.III.1612—20.II.1613]. Он находился с прикрытием в Исафай, в /201/ свое время известной [местности], когда пришла к нему весть о сейиде Керей-Идье (а тот в то время был денди-фари) — что он направляется на них большим походом по повелению аскии ал-Амина, правителя Денди. Каид обратился на него с большим войском, в котором был и шейх Ахмед-Турик[625] аз-Зубейри, в месяце раби ас-сани [1.VI—29.VI.1612], а Аллах лучше знает. Он встретился с войском денди-фары в Тьирко-Тьирко — местности в дальней части страны Бенга, с восточной стороны. Оба войска остановились напротив соперника, потом они разошлись без сражения и повернули назад — одни туда, другие сюда. И говорят об аскии Букаре, будто сказал он: "Не видывал я двух отрядов, от каждого из которых ушла бы их мощь [разом], кроме этих двух!" Говорят, будто каид Али через посредство аскии Букара послал денди-фари сейиду золота, чтобы тот возвратился без боя; а денди-фари был сыном сестры помянутого аскии Букара. Об этом прослышал аския ал-Амин; и когда денди-фари прибыл к нему, он разоблачил его на своем приеме, очень на него гневался и стыдил его за то, что он взял взятку за то, чтобы отступиться от боя.

И когда денди-фари вошел в свой дом, то выпил сок аль-халас[626] и умер; золото же нашли в его имуществе. Но о нем ранее никто не знал, и укрепилось [от того] подозрение. Каид же Али возвратился с войском в Томбукту и сместил пашу Махмуда-Лонко, взяв власть утром в среду пятнадцатого шаабана блистательного помянутого года, в месяце июле — а Аллах лучше знает. Каид тотчас же объехал верхом вокруг города, а когда сошел с коня, вошел к нему паша Махмуд, приветствовал его, пожелал ему долголетия и призвал на него милость Аллаха. И сказал он каиду среди [прочих] слов: "Ты построил ворота — как вошел ты в них, так и выйдешь!", намекая ему на [свою] отставку. И дело произошло именно таким образом. А немного времени спустя паша умер; а оставался, он у власти восемь лег и семь месяцев. Он был последним их пашой, [посланным] из Марракеша. И говорят, будто умер он отравленный. /202/

ГЛАВА 28

Уже было сказано ранее, что вступление в красный город Марракеш факихов, потомков сейида Махмуда, открыло для этого города врата бедствий. И упоминают в сообщениях, будто факихи застали в городе христианских полоняников, которых жители держали в услужении, — они ходили взад и вперед, а среди них был один, коего с момента, как он был пленен, никогда не видели ни довольным, ни улыбающимся, кроме как в день прихода факихов. Они остановились перед ним возле ворот в [городской] стене, и когда этот пленник их увидел, то рассмеялся и возрадовался величайшей радостью; и прекратилось у него то, что было из суровости лица и замкнутости поведения. Люди дивились ему, и рассказ о нем распространился по городу и достиг государя Мулай Ахмеда. Тот повелел расспросить полоняника по этому поводу. А полоняник ответил: "Так как же мне не радоваться, ведь исполнилось желаемое нами относительно этого вашего города! Ибо нам рассказывали из [письменных] сообщений наших, что его запустение — от вступления в него носителей лисама. А эти люди — того облика, какой был нам нарисован".

Первым, с чего начались для государя бедствия, [сделалось] восстание Мулай Насра, сына султана Мулай Абдал-лаха[627]. Жители всего ал-Гарба[628] присоединились к нему из-за любви к его родителю, бывшей в их сердцах. Мулай Ахмед боялся Мулай Насра великим страхом и выступил в поле с большим и сильным войском. Он освободил схваченных факихов и помиловал их — и Аллах дал ему справиться с Мулай Насром, и государь того убил и послал с [известием] о радости своей в страну /203/ черных.

Впоследствии несчастья одно за другим обрушились на Мулай Ахмеда со всех сторон. Говорят, что он раскаивался в том, что произошло из-за него с учеными Судана. Тогда восстал против него его сын, бывший радостью глаз его и его наследником, Мулай аш-Шейх, в городе Фесе. Государь сам повел на него войско, схватил его и повелел паше Джудару, чтобы он отвез царевича в Мекнес и заточил там. И повелел он присягнуть [заново] своему сыну Абу Фарису и известил об этом Джудара после возвращения того из Мекнеса; а Абу Фарис был единоутробным братом помянутого Мулай аш-Шейха.

Затем отравила Мулай Ахмеда жена его, Айша, дочь Абу Бекра аш-Шабани, мать его сына Мулай Зидана; оба они, [мать и сын], были с государем во время этой отлучки [из столицы]. Яд [содержался] в фигах, которые съели Мулай Ахмед и внучка его, дочь аш-Шейха; она была маленькой, съела одну [только] фигу. И как только она ее проглотила, в тот же миг подпрыгнула, упала на землю и сразу же умерла. Государь пересилил было себя и поспешил с отъездом из города Феса и с возвращением в красный город Марракеш, но умер в дороге в середине [месяца] раби пророческого в году двенадцатом после тысячи [9.VIII—7.IX.1603]. Джудар скрывал это от людей, пока они не достигли города [Марракеша], и государь не был в нем похоронен. И исполнил Джудар завещание его относительно присяги Мулай Абу Фарису, и тому присягнули. Но в Фесе верховную власть захватил сам Мулай Зидан, и жители города ему присягнули.

Между ними двумя началась усобица. Мулай Абу Фарис отрядил в Фес для войны с Мулай Зиданом войско и командующим над ним сделал Джудара. Когда тот подошел к [расположению] Мулай Зидана, то узнал, что последний сам вышел для боя с марракешским войском. И послал Джудар гонца к Мулай Абу Фарису, сообщая ему, что Мулай Зидан вышел-де с войском лично, направляясь к ним, а он, [Джудар], никак не может с тем воевать и отбросить его. Пусть же Мулай Абу Фарис прикажет выпустить Мулай аш-Шейха, и тот пускай будет у них командующим войском, пока сражаются с Мулай Зиданом. Мулай Абу Фарис удовлетворил эту его просьбу, и Джудару было послано [повеление] об освобождении царевича. Затем, по возвращении послаганого от Мулай Абу Фариса, тот повторно написал Джудару, говоря ему: "Когда ты ударишь этим мечом, верни его в его ножны!" Но письмо это попало в руки Мулай аш-Шейха раньше, чем дошло до Джудара; он его прочел и уразумел смысл намека этого: Они сразились, и одолел Мулай аш-Шейх Мулай Зидана. Тот бежал в землю Суса, а Мулай аш-Шейх возвратился в Фес и воцарился в нем. Затем /204/ он снарядил войско против Мулай Абу Фариса в Марракеше для войны с ним и поставил над ним командующим Мулай Абдаллаха ас-Сагира, сына своего. Тот победил Абу Фариса, и он бежал в горы. А Мулай Абдаллах сам завладел царской властью в Марракеше, но оставался у власти лишь [один] год и девять месяцев, и точно так же не был у власти Мулай Абу Фарис, кроме как год и девять месяцев. Когда Мулай Абдаллах пришел к власти, к нему приехала его мать и велела ему перебить высших начальников, слуг его деда Ахмеда, дабы [мог] он пользоваться этой царской властью. И Мулай Абдаллах всех их перебил, а было их одиннадцать каидов, в том числе и паша Джудар, и послал их головы своему родителю в Фес. Но когда тот их увидел, сердце его разбилось из-за дела мира сего и пожалел он, [что взял] царскую власть.

Потом Мулай Абу Фарис вышел из гор и отправился в Фес к своему брату Мулай Абдаллаху аш-Шейху и поселился у него. Тогда Мулай Зидан со всяческими хитростями снарядил войско против Мулай Абдаллаха в Марракеше и поставил над ним командующим Мулай Абу Хассуну, сына дяди своего по отцу (а его звали также Бу-ш-Шаир). Последний сразился с Мулай Абдаллахом, одолел его, и тот бежал в Фес, к своему родителю Мулай аш-Шейху, убил дядю своего по отцу, Абу Фариса, и захватил [власть] у помянутого своего родителя. А последний опечалился из-за этого и бежал к христианам и поселился у них. Потом он им продал [город] ал-Араиш, а это было место ценное и очень важное в царстве мусульман. И христиане им овладели, и город находится в их руках до сего времени. Мулай аш-Шейх оставался у них, пока не умер, и, говорят, умер он отвергнувшим ислам — прибегнем же к Аллаху!

Мулай же Абдаллах остался в Фесе, предаваясь злым деяниям — несправедливости, притеснениям и прочему, пока ему в том не воспрепятствовали и не удержали [от того] руки его, так что он умер. И жители города остались сами по себе, без правителя и эмира, за исключением старейший в каждом квартале, до сего времени.

Что же касается Мулай Абу Хассуны, то он завладел верховной властью в Марракеше для себя самого /205/ примерно на сорок дней. Он нашел его жителей в крайней нужде из-за стесненности дороговизной [продовольствия]. Абу Хассума выдал им из царских амбаров все виды хранившегося продовольствия и раздал жителям; за это он и был прозван Бу-и-Шаир[629]. Потом явился Мулай Задан, убил его и завладел верховной властью.

К числу этих бедствий, появившихся впервые, относится в Марракеше моровая язва; ее не бывало раньше. Жители города почти все от нее погибли из-за ее размаха и длительности. От болезни погибли те, чье число сочтет лишь Аллах Всевышний. И не прекращается тягость эта в Марракеше до нашего времени.

Я узнал, что повелитель султан Мулай Ахмед начал строительство соборной мечети. Он создал для нее удивительный проект, и назвали ее поэтому "мечетью благополучия". Но потом он был от нее отвлечен этими несчастьями, следовавшими одно за другим, и не завершил ее до своей кончины. И прозвали ее "мечетью тления"[630].

Затем было восстание сейида Ахмеда ибн Абдаллаха ас-Саури. Это была большая усобица и великая беда, которая внесла раздор и губила старого и малого; Аллах Всевышний наслал ее на марокканцев карою и отмщением, и по велению его она полностью свершилась. Ахмед восстал в Вади-ас-Саур в месяце мухарраме священном, открывавшем год девятнадцатый после тысячи, в день ашуры[631] (Вади-ас-Саур — область между Туатом и Тафилелтом). На его призыв откликнулся всякий сброд, и он двинулся на повелителя Мулай Зидана в Марракеше, после того как посылал ему письма в стихах и в прозе, поминая в них великие грехи, какие совершили они против веры Аллаха Всевышнего, изменяя обычай пророка его, да благословит его Аллах и да приветствует.

Мулай Зидан выступил против него и атаковал его, но свинец попадал в товарищей Ахмеда — и не причинял им никакого вреда. И войско Мулай Зидана обратилось в бегство и бежало к горам, а товарищей мятежника вошли в город, разорили его, вошли во дворец государя и разграбили то, что в нем было. Они срывали шелковые завесы женской половины дворца, срывали с женщин одежды и совершали над ними гнусные поступки, /206/ подобные тем, какие Махмуд ибн Зергун совершал в домах потомков сейида Махмуда — подобное за подобное, соответствующей мерой. Хвала царю всемогущему, который не пропускает того, что совершают притеснители! Мятежники забрали все, что было в домах из богатств, имущества и движимости, и разнесли это по разным странам света и областям. Многое из него пришло и в город Томбукту посредством торговли, и люди перекупали [эти вещи] друг у друга и получали их в собственность. Некоторые из этих товаров попали в дом потомков сейида Махмуда, дабы те на них смотрели из-за их украшений и красоты их устройства. И было это для имеющих зрение великим уроком из числа деяний Господа, чья сила и могущество — единственные [в мире].

Пояснение. Что же касается повелителя султана Мулай Ахмеда аз-Захаби, то был он сыном Мулай Мухаммеда аш-Шейха, сына Мулай Мухаммеда Амгара, шерифа, сына Абд ар-Рахмана. Мать его была невольница по имени Лалла-Ауда — отец ее был фульбе. Шериф Амгар приехал с востока и направился в землю Суса в ал-Магрибе. Он там поселился и жил. Жители Суса встретили его с возвеличением, почетом, уважением и бережением и в конце концов поставили управлять собою; он был [их] повелителем, и срок его правления [составил] тридцать три месяца. Амгар скончался, оставив троих сыновей: Мулай Ахмеда ал-Аареджа (он был старшим), Мулай Мухаммеда аш-Шейха[632] и Мулай Абдаллаха[633]. От Мулай Мухаммеда аш-Шейха произошли Мулай Абд ал-Малик[634] и Мулай Ахмед аз-Захаби; от Мулай же Абдаллаха произошло множество детей, в том числе Мулай Мухаммед[635] и Мулай Наср.

Что до Мулай Ахмеда ал-Аареджа, то он был повелителем в красном городе Марракеше; затем клеветники настроили его против брата его Мухаммеда аш-Шейха, говоря Мулай Ахмеду, будто тот претендует на царство его. Между ними двумя произошла усобица, так что [дошло] до битвы, и Мулай Мухаммед аш-Шейх победил государя и держал его в заключении, пока тот не умер. А Мулай Мухаммед аш-Шейх оставался [обладателем] этой верховной власти, пока не скончался. От него ее унаследовал брат его Мулай Абдаллах, пробыл /207/ он у власти семнадцать лет. Он проявил себя справедливым к людям Марокко, и они его очень любили. Он сослал сыновей своего брата на окраины царства; те говорили с ним об этом, но Мулай Абдаллах ответил им: "Я вам желаю жизни и долгого существования, а если вы будете жить среди моих детей, они вас убьют!" И царевичи оставались в таком положении, пока он не умер. Наследовал Мулай Абдаллаху его сын Мулай Мухаммед ал-Маслух; он пробыл у власти [один] год и девять месяцев. Сыновья его дяди по отцу — Абд ал-Малик и Ахмед аз-Захаби разгневались [на него] и отправились к повелителю верующих, османскому[636] правителю ал-Кустан-тиньг[637]. Абд ал-Малик просил у османа, чтобы тот помог ему силами войска, дабы добыть ему царство Марракеша. Тот выполнил его желание и помог ему соответствующей [силой] из войска турок. Мулай Абд ал-Малик победил сына дяди своего Мулай Мухаммеда ибн Мулай Абдаллаха. Тот бежал к христианам, а Мулай Абд ал-Малик захватил верховную власть. Он пробыл у власти тоже [один] год и девять месяцев, Обычаи предков своих он заменил манерами турок — и в облике одежды, и в еде, и в титуловании обладателей должностей из числа [своих] слуг. В его правление все обстоятельства марокканцев стали [как бы] обстоятельствами турок! Он пользовался из оружия разными видами огнестрельного, из одеяний — кафтанами ал-фараджийя, ширхух и прочими[638], а из званий слуг — баш-ода, ода-баши, олдаш и прочими.

Мулай же Мухаммед ибн Мулай Абдаллах попросил у государя христиан, чтобы помог он ему войском для войны с Мулай Абд ал-Маликом. Король дал ему на это согласие, поставил командовать войском своего сына, и они отправились против марокканцев. А в день встречи двух воинств по воле Аллаха умерли три человека — Мулай Мухаммед, Мулай Абд ал-Малик и сын государя христиан — не участвуя лично в битве и в военных действиях[639]. И было это из числа удивительных совпадений — это воля /208/ Великого, Всеведущего. Оба войска продолжали сражаться, но никто в обоих воинствах не ведал о кончине государя Мулай Абдаллаха, ибо каид Мухаммед-Таба скрыл это и не сообщил о нем никому. Он приходил повторно к шатру, в котором находился султан, обращался к нему, восхвалял ему, кого желал, из его воинов, а затем возвращался к ним, говоря людям: "Государь приветствует [вас], он видит вас и то, что вы делаете, и благодарит вас!" И обращался он к воинам [таким образом], пока не обратили они в бегство войско христиан и те не показали спину.

Когда кончина государя обнаружилась, Мулай Ахмед аз-Захаби убежал и спрятался из страха, как бы его не убили. Турки подумали посадить на царство Мулай Исмаила, сына Мулай Абд ал-Малика, но жители Марракеша не согласились на это; они привели Мулай Ахмеда оттуда, где он был в тот момент, Поставили его к власти, и Мулай Ахмед стал тогда повелителем. Затем он распорядился перебить каидов своего старшего брата из-за ненависти, какую он и раньше к ним питал за их поступки. Среди них были каид ад-Дагали, каид Ридван, каид Джафар, и каид Али ал-Джунавни — [все], за исключением каида Джудара и каида Мухаммеда-Таба. Однако он все же продержал Джудара в своей тюрьме двенадцать лет — в тюрьме, находившейся в садах; и Джудар в ней имел все виды добра и благ. Потом он его освободил и отправил в Судан пашою.

Мулай Ахмед[640] пробыл повелителем двадцать семь с половиной лет. Он проявил в управлении чудеса и диковины проницательности, знания обо всех вещах и высокие помыслы. Его удачливость в делах мира сего и успех, приходивший к нему ночью и днем, [были таковы, что] говорят, будто он никогда не думал о чем-нибудь без того, чтобы оно к нему пришло — он получал, что желал, нет — даже сверх того, на что рассчитывал. Затем он скончался в начале тысяча двенадцатого года [11.VI.1603—30.V.1604]. И наступило потрясение династии, и тянется упадок ее до сего времени..

ГЛАВА 29

/209/ Вернемся же к завершению речи о деле Мулай Зидана вместе с ас-Саури. Сам ас-Саури вовсе никогда не входил в город; напротив, он в дни своей победы оставался за его пределами, пока не выступил против него сейид Йахья ас-Суси. Ас-Саури встретил его за стеной города в начале рамадана в году двадцать втором после тысячи [15.X— 1.XI.1613], но ас-Суси победил его [и] убил. А жители Марракеша отрубили его голову, и дети [их] играли ею.

Сейид Йахья послал к государю Мулай Зидану, дабы приехал тот в свою страиу и принял верховную власть. Тот же отправил Йахье [ответ]: он-де пойдет в свой город, когда Йахья раньше уйдет в свою область, какую он пожелает. Он не доверял Йахье и боялся с его стороны предательства. Когда же тот действительно ушел назад, Мулай Зидан возвратился на царство. Он оставался у власти, пока не скончался в году тридцать седьмом после тысячи [12.IX.1627— 31.VIII.1628], пробыв обладателем верховной власти двадцать два года.

Потом воцарился его сын Абу Марван Мулай Абд ал-Малик[641]. Он был кровожаден и расточителен и занимался мерзкими деяниями, так что делался обременителен для людей, и его убила его же родня. Он скончался в середине года тридцать девятого после тысячи [21.VIII.1629—10.VIII.1630], пробыв государем два года и восемь месяцев. Затем на престол вступил его брат Абдаллах Мулай ал-Валид[642]. В управлении своем он себя вел так же, как и брат его, и людям он так же надоел. Шерифа Лалла-Сафийя, его тетка по отцу, сговорилась с дворцовыми слугами-невольниками относительно убиения Мулай ал-Валида. В него выстрелили из мушкета, и он умер в середине года тысяча сорок пятого [17.VI.1635—5.VI.1636], а пробыл у власти пять лет. Тетка же посадила на престол его брата, младшего годами, — выдающегося, счастливого, /210/ благословенного Мулай Мухаммеда аш-Шейха, сына Мулай Задана[643]. Он стал повелителем верующих и халифом мусульман, отличался прекрасным образом жизни и блестящим поведением, был любим недостаточными и бедняками, почитал ученых и праведников. Сегодня его нахождению у власти [уже] девятнадцать лет, да удлинит Аллах его жизнь и да увековечит [свою] поддержку ему, его могущество и его очевидную проблему. Ибо Он обладает для того мощью и может удовлетворить просьбы, [обращенные к Нему].

ГЛАВА 30

Рассказ о кончинах и событиях в связи с некоторыми из воинов, факихов, лучших людей, братьев и близких [автора] от прихода паши Джудара до тысяча двадцать первого года [4.III.1612—20.II.1613] и сообщение о некоторых событиях в это время в [хронологическом] порядке.

Среди них — смерть тьяга-фармы Али-Дьявенда и бенга-фармы Усмана-Дарфоно, фанданке Бубу-Марьяма и других в сражении между пашой Джударом и аскией Исхаком на поле боя, и было это во вторник семнадцатого джумада-л-ула девятьсот девяносто девятого года [13.III.1591].

А в четверг двадцать первого зу-л-хиджжа священного, завершившего помянутый год [10.X.1591], скончался томбукту-мундио Йахья Улд Бурдам. Его убили пулей воины каида ал-Мустафы ат-Турки под стеной касбы. В понедельник же двадцать пятого этого месяца [14.X.1591] скончался фари-мундио Йенба Улд Сай-Вулли также на поле боя между пашой Махмудом ибн Зергуном и аскией Исхаком.

В году, завершившем тысячу, в месяце джумада-л-ула [14.II—14.III.1592], а Аллах лучше знает, скончались аския Исхак и его спутники /211/ в Немтаноко, а аския Мухаммед-Гао и его товарищи умерли в Гао, и между кончиною их обоих [прошло] сорок дней. В этом же году скончался хатиб Махмуд Драме в Гао, да помилует его Аллах Всевышний. А в четверг девятого мухаррама священного, открывавшего год первый после тысячи, скончались мучениками два шерифа — Баба аш-Шериф и Омар аш-Шериф, внуки по матери шерифа Ахмеда ас-Сакли. Их обоих убил паша Махмуд ибн Зергун на рынке Томбукту, и были погребены они оба в одной могиле на кладбище (большой соборной мечети [8.X—6.XI.1592].

В ночь на понедельник, первую ночь мухаррама священного, открывшего год второй после тысячи [27.IX.1593], около рассвета скончался в Аркийе ученейший факих кадий Махмуд Кати ибн ал-Хаджж ал-Мутаважкил-ала-ллах[644]. Его перенесли в Томбукту, прочли над ним молитву после второй вечерней молитвы во вторник, и он сразу же был похоронен рядом с могилой факиха Ахмеда ибн ал-Хадж Ахмеда, да помилует его Аллах и да воспользуемся мы Его благодатью. Аминь!

В среду двадцать четвертого этого же месяца [20.X.1593] скончались ученый факих кадий Ахмед-Могья, факих аскет Мухаммед ал-Амин, сын кадия Мухаммеда, и факих ал-Мустафа, сын факиха Масира-Анда-Омара. Они убиты были мученической смертью вместе с [еще] двадцать одним человеком среди плененных[645], когда схватил их в тот день в мечети Санкарей паша Махмуд ибн Зергун, — да помилует их Аллах Всевышний и да вознесет местопребывание их в наивысший рай. Аминь!

В субботу девятнадцатого сафара помянутого года [9.XI.1593] должность кадия занял факих кадий Мухаммед ибн Ахмед, внук кадия Абд ар-Рахмана, по приказу упомянутого паши Махмуда и при посредстве Хабиба ибн Мухаммеда-Баба, после того как предлагал это место паша ученейшему факиху Абдаллаху ибн Ахмеду-Борьо. Хабиб пригласил [было] для кадия десять чаушей[646], но тот отказался, прося у него извинения, и попросил от него отмены уговора. И тот дал ему письменное обязательство, в коем обязывался отец Хабиба, Мухаммед-Баба, выплатить золотом четыреста мискалей кадию; и Хабиб отказался тогда от договора.

В месяце же джумада-л-ула этого года [23.1—21.II.1594] /212/ скончался факих Мухаммед-Баба Масира, сын факиха Анда-аг-Мухаммеда, известного под прозванием ал-Мусалли ибн Ахмед ибн Маллук ибн ал-Хаджж ад-Дулейми, в городе Дженне. Он был ученым и славным факихом; и ученейший факих Абдаллах ибн Ахмед-Боръо всякий раз слушал его уроки, [оставаясь] вне [своего] дома, когда бывал в Томбукту, да помилует его Аллах благостью своей.

А в пятницу девятнадцатого шавваля [8.VII.1594] после послеполуденной молитвы скончался шейх ал-ислам, благодетель созданий [господних], благочестивый, святой, добродетельный, замечательный, ученейший факих Мухаммед, сын факиха кадия Мухаммеда Багайого ал-Вангари; похоронили же его в ночь на субботу на кладбище Санкорей, да помилует его Аллах — прибегнем же к Нему! Аминь!

Восемнадцатого зу-л-хиджжа священного, последнего из месяцев года второго после тысячи [4.IX.1594], в город Томбукту пришло письмо факиха кадия Абу Хафса Омара, сына факиха кадия Махмуда, с радостной вестью о приезде их в Марракеш невредимыми. И в этом же году, я имею в виду второй после тысячи [27.IX.1593—15.IX.1594], скончался в Томбукту каид Бу Ихтийар; и погребли его в ограде мечети Мухаммеда Надди.

В ночь на пятницу первого [числа] месяца мухаррама священного, открывшего год третий после тысячи [16.IX.1594], скончался в Марракеше кадий Абу Хафс Омар, вестник истины, сын кадия сейида Махмуда ибн Омара — шейх, факих благочестивый, превосходивший [прочих знаниями] в хадисе, [изучении] деяний пророка и истории и битв людей, достигший предельных высот в фикхе — настолько, что один из шейхов, современников его, сказал, что если бы-де оказался Омар во времена Ибн Абд ас-Салама[647] в Тунисе, то был бы он достоин того, чтобы быть в нем муфтием; погребен он был по соседству с [могилой] кадия Абу-л-Фадла Ийяда, да помилует того Аллах Всевышний. Омар многократно говаривал при жизни своей во время упоминания Абу-л-Фадла Ийяда: "Нет беды тому, кого похоронили рядом с ним!" И Аллах по милости своей даровал ему это. Говорят, что, когда кадий Омар умирал, он послал за сейидом Али ибн Сулейманом Абу-ш-Шакви, чтобы тот пришел к нему, и вручил ему свернутую в трубку грамоту. И сказал он Али, чтобы тот ее отдал государю в такое-то время — а время это наступило после его кончины. Сейид Али доставил грамоту государю, и тот ее развернул, а в ней стояло: "Ты — притеснитель, я же притесняемый; но встретится притеснитель /213/ с притесняемым завтра, пред судьей справедливым!" И говорят, что государь сожалел о том, что сделал он факихам, так что даже сказал: "Если бы кто-либо поддержал меня в том решении, я бы его стер с лица земли без следа!"

Во вторник двадцать второго джумада-л-ула года четвертого после тысячи [23.I.1596] скончался факих Абу Бекр ибн Махмуд-Аида, имам, да помилует его Аллах Всевышний. А в ночь на среду — ночь окончания поста, когда наступило новолуние, а люди не переставали радоваться по случаю окончания поста, родился составитель этой книги Абд ар-Рахман ибн Абдаллах ибн Имран ибн Амир ас-Сади, да внушит ему Аллах прямоту пути своего и да укрепит его в списке счастливцев, [пребывающих] у него. И произошло это в году четвертом после тысячи [28.V.1596]. В ночь же на вторник двадцать восьмого [числа] помянутого месяца [24.VI.1596] скончался в Йендибого праведный шейх, святой Аллаха Всевышнего факих Ибрахим, сын факиха Омара — да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы его милостью! Аминь!

Ночью в среду — в первую ночь сафара года пятого после тысячи [23.IX.1596] — скончалась в Томбукту Умм-Сельма, дочь факиха Махмуда ибн Омара; она умерла последней из его дочерей. А в пятницу, при заходе солнца, семнадцатого раби ал-аввал этого года [8.XI.1596] умер в Томбукту каид Мансур ибн Абд ар-Рахман; над ним прочли молитву утром в субботу и похоронили его [рядом с могилой сейида Йахьи, да помилует того Аллах, в соборной мечети Мухаммеда Надди. Впоследствии из Марракеша приехал его сын и перевез его туда.

В пятницу девятого рамадана помянутого года [26.IV.1597] в земледельческом поселке Корбага[648] скончался имам Ахмед, сын имама Садика. Его перенесли в Томбукту, прочли над ним молитву после пятничной молитвы и похоронили на кладбище Санкорей, да помилует его Аллах Всевышний. В последние дни священного зу-л-када помянутого года [16.VI—15.VII.1597] в Марракеше скончалась Айша-Исири, дочь кадия ал-Акиба. А ночью во вторник /214/ шестого зу-л-хиджжа священного, завершившего год пятый после тысячи [21.VII.1597], между заходом солнца и наступлением ночи, в Марракеше скончался Мухаммед Сейф ас-сунна, сын кадия ал-Акиба. Тринадцатого же этого месяца [28.VII.1597] в нем же скончался Сейид, сын Османа, сына факиха кадия сейида Махмуда, да помилует их Аллах Всевышний. Аминь!

В пятницу шестого сафара года шестого после тысячи [18.IX.1597] скончалась Сайда, мать факиха Абдаллаха, сына факиха Махмуда ибн Омара. Над нею прочли молитву после пятничной молитвы, а умерла она последней из жен Махмуда.

Утром в четверг пятого [числа] помянутого месяца помянутого года [17.IX.1597] в городе Марракеше скончался шейх, факих, праведный святой, благословенный проповедник Сиди Абу Зейд Абд ар-Рахман, сын святого Аллаха Всевышнего факиха кадия Сиди Махмуда ибн Омара. Он похоронен вместе с Ибн ал-Каттаном[649] напротив соборной мечети Али ибн Йусуфа[650], да помилует их Аллах Всевышний и да приобщимся мы к благодати их в сей жизни и в будущей. Аминь!

В пятницу двадцатого того же месяца [6.X.1597] после утренней молитвы скончался Мухаммед, муэдзин [мечети] Санкорей в Томбукту; над ним прочли молитву поздним утром и сразу же похоронили.

В месяце раби ас-сани этого же года [11.XI—9.XII.1597] скончался шейх, маддах, праведный факих Омар ибн ал-Хадж Ахмед ибн Омар, известный под прозванием Баба-Керей, в городе Марракеше, да помилует его Аллах Всевышний. А в первый день шаабана этого года [9.III.1598] скончался в городе Марракеше шейх факих Абу Мухаммед Абдаллах, сын факиха кадия Махмуда ибн Омара, да помилует его Аллах Всевышний.

В среду же пятого шавваля этого же года [11.V.1598] скончался паша Махмуд-Таба в Анганде; [умер] он, и молитва над ним была прочитана на том же месте[651]. И в первую ночь священного зу-л-хиджжа, завершившего год шестой после тысячи [4.VII.1598], в гавани Кабары скончался каид ал-Мустафа ат-Турки, и похоронили его в /215/ соборной мечети Мухаммеда Надди, рядом с Сиди Йахьей, да помилует того Аллах.

Утром пятого раджаба года восьмого после тысячи [21.I.1600] скончался факих, выдающийся добром, аскет, наставник, брат матери отца [моего] сейид Абд ар-Рахман, сын факиха славного, имама сейида Али ибн Абд ар-Рахмана ал-Ансари ал-Миснани. Он похоронен на кладбище большой соборной мечети, да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благодатью его. Аминь!

В этом же году скончался ученый факих Усман ибн Мухаммед ибн Мухаммед ибн Демба-Саль ал-Фулани, имам мечети Мухаммеда Надди, да помилует его Аллах Всевышний.

А в месяце раджабе единственном года десятого после тысячи [26.XII.1601—24.I.1602] скончался ученый факих, ученейший Абу Мухаммед Абдаллах, сын факиха Ахмеда-Борьо ибн Ахмеда, сына факиха кадия Анда-аг-Мухаммеда, да помилует его Аллах благостью своей.

В ночь на четверг двенадцатого раджаба единственного тысяча одиннадцатого года [3.I.1603] после захода солнца скончался ученый факих, выдающийся добром Махмуд ибн Мухаммед ад-Дьогорани ат-Томбукти — [томбуктиец] родом и происхождением. Молитву над ним прочли утром в четверг и похоронили его у двери гробницы факиха Махмуда. Говорят, что и отец его [лежит] здесь, и подобным же образом и брат Мухаммед. Он умер шестидесяти четырех лет, как он [сам] рассказывал; учился он, да помилует его Аллах, у факиха Ахмеда ибн Мухаммеда-Саида фикху, а после него — у Абдаллаха, сына факиха Махмуда. Он преуспел в грамматике и в начале дела своего преподавал. Но потом одолела его болезнь [в виде] кашля, и Махмуд ибн Мухаммед вынужден был годами находиться в своем доме. Из-за этого он отказался от собраний и от [чтения] пятничной молитвы — а он был имамом соборной мечети туатцев.

В ночь на пятницу четвертого шаабана в помянутом году [17.I.1603] Река поднялась до Мадого (а это — седьмое января) в дни паши Сулеймана. Впоследствии она так же поднялась еще раз в его же время — в ночь на восьмое раджаба единственного в году двенадцатом после тысячи, а это — второе декабря[652] [12.XII.1603].

Поздним утром тринадцатого раби пророческого года, /216/ двенадцатого после тысячи [21.VIII.1603], скончался ал-Мансур би-л-лах Абу-л-Аббас, государь наш Ахмед аз-Захаби, выйдя из города Феса на обратном пути в Марракеш. Он умер в дороге, его отнесли в Марракеш и в нем похоронили.

В субботу около полудня в предпоследний[653] день шаабана упомянутого года [31.I.1604] скончался ученый факих, выдающийся, последний в роду, наставник талибов Абу Хафс Омар ибн Мухаммед ибн Омар, брат факиха Могья, да помилует их Аллах и да воспользуемся мы их благодатью. Аминь.

А в конце этого года [май 1604] скончался дядя наш по отцу, Баба Амир ибн Имран ас-Сади, да помилует его Аллах Всевышний, да простит его и да поселит его милостью своей в просторном раю своем. Его похоронили поблизости от родителя его, на кладбище большой мечети.

В году тринадцатом после тысячи в месяце сафаре [29.VI-27.VII.1604] в Альфа-Гунгу скончался аския Сулейман, сын аскии Дауда. Сюда приехал из-за него кадий Мухаммед ибн Ахмед, внук кадия Абд ар-Рахмана. Он возглавил, подготовку погребальной процессии, и аскию отнесли в Томбукту и похоронили на кладбище Санкорей.

В месяце зу-л-када этого же года [21.III—19.IV.1605] скончался праведный святой, богобоязненный, выдающийся, обладатель чудес, факих Али-Сили ибн Абу Бекр ибн Шихаб ал-Валати, томбуктиец родом и происхождением, внук по матери святого Аллаха Всевышнего Баба Масира-Биро. Был он другом родителя моего и рассказывал ему, что шейх, погребенный под минаретом большой мечети в Томбукту, — дед его. Да, это так. И этот дед точно так же был сыном дяди упомянутого Масира-Биро, и имя его было Аммар, а кунья его — Абу Самм; прозвали его этой куньей арабы Валаты, потому что он прикидывался глухим к тому из речей, что ему не нравилось. Когда кадий ал-Акиб восстанавливал старую мечеть, могилу Абу Самма разрыли, не зная, что она там, и открылся покойник, но ни на теле его, ни на саване его не было никаких изменений. И ученейший шейх ал-ислам факих Мухаммед Багайого ал-Вангари положил на него свой бурнус, пока не вырыли такую же могилу и не закрыли ее. Затем, после этого, в Томбукту приехал паломником один из святых Марокко. Он пришел к традиционалисту факиху хафизу Абу-л-Аббасу Ахмеду ибн ал-Хадж Ахмеду ибн Омару к нашел того в обществе факиха Мухаммеда Багайого ал-Вангари и факиха Ахмеда Могья. Гость приветствовал их и рассказал им, что приехал в этот город единственно из-за праведного человека, погребенного под башней соборной мечети; он-де того уже видел, и тот ему рассказал, что его могила здесь, и просил, чтобы марокканец ее посетил. /217/ И вот он к нему приехал и посетил могилу. Факих Мухаммед Багайого или кто-то из бывших там спросил гостя о цвете кожи погребенного. И паломник сказал Мухаммеду Багайого: "Ты — чернее его!", а Ахмеду Могья сказал: "Ты его светлее!" И сказал [еще]: "Цвет кожи его подобен цвету этого человека" — и указал на ученейшего факиха Ахмеда ибн ал-Хадж Ахмеда, а затем ушел — да помилует Аллах их всех и да воспользуемся мы их благодатью! В ночь на воскресенье четырнадцатого шаабана года четырнадцатого после тысячи [25.XII.1605] Река поднялась в Мадого — пятнадцатого декабря, в дни паши Махмуда-Лонко.

А двадцать пятого этого месяца и этого года [5.I.1606] скончался ученый факих, ученейший, выдающийся добром, превосходный наставник Абу Абдаллах Мухаммед Баба, сын Мухаммеда ал-Амина, сына Хабиба, сына факиха ал-Мухтара, — в четверг после утренней молитвы. Родился же он тоже в четверг после утренней молитвы в [месяце] джумада-л-ахира года тридцать первого после девятисот [26.III—23.IV.1525]. И жизни его было восемьдесят два года и два месяца[654], да поселит его Аллах Всевышний милостью своей в наивысшем раю [своем]. Мухаммед Баба, да помилует его Аллах, был разносторонен в науках; он явил в них превосходный выбор [поприща] и новые толкования. Он превосходил [прочих] в науке, преподавании и сочинений. Учился он у факиха Абд ар-Рахмана, сына факиха Махмуда; присутствовал в собраниях [у] факиха Мухаммеда ал-Вангари, [обучаясь] фикху, грамматике и каламу; но он не учился у того непосредственно, а переписывался с ним, задавая вопросы. И Мухаммед ал-Вангари соединил его с его отцом, факихом ал-Ам'ином, [таким же, как и у того], письменным свидетельством [о прохождении курса наук]. Мухаммед Баба старательно изучал грамматику у шейха Сиди Ахмеда, пока не усвоил ее твердо. С факихом Могья он читал целиком "Ал-Мухтасар" Халиля, а остальное прослушал у факиха Мухаммеда ибн Мухаммеда-Керей, когда тот стал читать в мечети Санкорей. Он прослушал у него "Ат-Таудих" /218/ Ибн ал-Хаджиба и читал с ним "Джам ал-джавами"[655]. От факиха Абд ар-Рахмана ибн Ахмеда ал-Муджтахида он слушал "Ал-Мудаввану" и "Ал-Муватта". Он учился двум версиям "Уараш" и "Калун"[656] у носителя знамени их в его время — Сиди ибн Абд ал-Маула ал-Джилали[657]. От Абдаллаха, сына факиха Ахмеда Борьо, он получил курс [по] "Аш-Шифа" и ал-Бухари. Ему принадлежит несколько сочинений, да помилует его Аллах: комментарий к "Алфийе" ас-Суйюти[658] и к "Такмиле" ал-Бухари на "Ал-Ламийю"[659], комментарий к "Малафикат шавахид" ал-Хазраджи[660], есть у него и отрывок о "Макамах" ал-Харири. Ему принадлежат также глоссы к ал-Биджаи[661], которые он не закончил. И есть у него прекрасные касыды — красивые, прославляющие пророка. За пять лет до своей кончины или даже раньше он стал старательно писать по красноречивой касыде к каждому дню рождения пророка — да воздаст ему за них Аллах! Наставника своего факиха Мухаммеда ал-Вангари и факиха Абд ар-Рахмана он оплакал в двух касыдах. Закончено.

В ночь на вторник 15 шаабана года пятнадцатого после тысячи [15.XII.1606] скончался амин, каид ал-Хасан ибн аз-Зубайр; его похоронили в мечети Мухаммеда Надди рядом с сейидом Йахьей, да помилует того Аллах. А в день кончины его скончался и Абу Бекр ибн ал-Гандас, туарег, в Рас-эль-Ма; убил его некий тарги из племени кель-амини — он бросил в него дротик, [попав] ему в рот, а тот [тоже] бросил дротик в Абу Бекра, и оба они умерли. Абу Бекр и Аг-Назар, сын Аусембы, были двоюродными братьями по женской линии.

Во вторник десятого зу-л-када священного в году шестнадцатом после тысячи [18.IV.1607] возвратился в город Томбукту ученый шейх, ученейший, единственный в свое время, исключительный в свою эпоху факих Ахмед Баба, сын факиха Ахмеда ибн ал-Хадж Ахмеда ибн Омара. Его отпустил в Томбукту повелитель Мулай Зидан по обещанию своему, [данному] при жизни отца его, что, когда Аллах дарует царевичу дворец его отца, он отпустит факиха, дабы отправился тот в дом своего отца. После того как сдержал он это данное тому обещание и удалился Ахмед Баба из города, уезжая, Мулай Зидан пожалел о том, что /219/ он сделал. Но Аллах все же судил, что могила Ахмеда Баба будет на родине его.

Во вторник же семнадцатого этого месяца [15.IV.1607] скончался факих кадий Мухаммед ибн Ахмед, сын кадия Абд ар-Рахмана. И в этот же день в должность кадия вступил по приказу главноначальствующего в то время, паши Махмуда-Лонко, факих, праведный святой Мухаммед ибн Анда аг-Мухаммед ибн Ахмед-Борьо.

В месяце зу-л-хиджжа, завершившем [год] шестнадцатый после тысячи [30.III—2.IV.1607], а Аллах лучше знает, скончался факих имам Абдаллах, сын имама Усмана ибн ал-Хасана ибн Ал-Хаджа ас-Санхаджи, да помилует его Аллах Всевышний, в городе Дженне.

А в начале раби пророческого в году девятнадцатом после тысячи [24.V—22.VI.1610] скончалась шерифа Нана-Биро, дочь шерифа Ахмеда ас-Сакли. На седьмой же день после ее кончины скончалась дочь ее — шерифа Нана-Айша. Да помилует их Аллах Всевышний и да обратит Он на нас благодать их обеих! Аминь!

В четверг пятнадцатого джумада-л-ула этого года [5.VIII.1610] скончался шейх факих Абд ар-Рахман ал-Муджтахид, да помилует его Аллах Всевышний. А в воскресенье двенадцатого джумада-л-ахира того же года [1.IX.1610] скончался факих Салих, сын святого Аллаха Всевышнего факиха Ибрахима. Этот его родитель творил чудеса и распространял благодать. Из его чудес: ограда мечети Санкорей раздалась перед ним ночью, он прошел через нее и горячо молился в мечети. Прах с его гробницы благотворен при зубной боли, если его положить на зуб. Говорят, что это подтверждается, да помилует их Аллах Всевышний и да воспользуемся мы ими. Аминь.

В ночь на понедельник седьмого шавваля года двадцатого после тысячи [13.XII.1611] скончался кадий факих Мухаммед ибн Анда-аг-Мухаммед, сын Ахмеда-Борьо ибн Ахмеда, сына кадия факиха Анда-аг-Мухаммеда. И в эту же ночь скончался давний его товарищ и друг шейх Абд ан-Нур ас-Сенауии; молитву по ним обоим прочли поздним утром понедельника и похоронили их обоих на кладбище Санкорей, да помилует их Аллах Всевышний. Аминь.

А в субботу двенадцатого этого же месяца [18.XII.1611] должность кадия занял его брат ученый факих Сиди Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед ибн Ахмед-Борьо также по распоряжению паши Махмуда-Лонко.

ГЛАВА 31

/220/ Ранее уже рассказывалось о приходе к власти паши Али ибн Абдаллаха ат-Тилимсани. Он взял власть поздним утром в среду пятнадцатого шаабана блистательного в году двадцать первом после тысячи [11.X.1612]. И со времени прихода его к власти менялись дела и видоизменялись обстоятельства, и только и видно тебе неожиданности и новшества до сего времени. Когда восставший Абу Махалли сейид Ахмед ибн Абдаллах ас-Саури послал свое письмо жителям Томбукту, после того как прогнал повелителя Мулай Зидана, сына повелителя Мулай Ахмеда, паша Али ибн Абдаллах потребовал от войска, какое находилось в Томбукту, чтобы оно присягнуло мятежнику, дабы стал он повелителем. Они согласились на это и поддержали в том пашу; но затем, когда вышли от него, рассудок их к ним вернулся, и они раскаялись в том, что они сделали из согласия и поддержки, — и они отказались и воспротивились [этому]. Но паша, не получив от марокканцев желаемого в этом [отношении], отказался от присяги повелителю Мулай Зидану и присягнул мятежнику ас-Саури. И войско присягнуло тому [вслед] за присягой паши, а за ними последовали с этой присягой и люди Дженне, и прошло [так] шесть месяцев. Но [вот] пришло известие о выступлении против ас-Саури сейида Йахьи ас-Суси и об убиении мятежника и отправлении послов к повелителю Мулай Зидану, чтобы возвратился он во дворец свой и к верховной власти. И люди Дженне поспешили с порицанием людей Томбукту за то, что [те] напрасно отвергли присягу, бывшую на них с прежних времен. Между людьми Томбукту и Дженне начались ожесточенные споры, и последних поддержали люди Гао (а они не переставали оставаться под присягой повелителю и не отвращались от нее никоим образом). Жители Томбукту убоялись этого и вернулись к отвергнутой было присяге, возобновив ее. Это оставалось тяжким проступком помянутого паши, так что в конце концов повелитель взялся за пашу из-за этого /221/ очень строго. А в дни Али ибн Абдаллаха управители стали притеснителями, несправедливыми и разорителями земли в любой стороне и [любом] месте.

В дни паши Али в Томбукту появился белый ворон, явление его людям случилось двадцать второго раби ал-аввал года тысяча двадцать четвертого [21.IV.1615], и видели его люди [собственными] глазами до среды двадцать восьмого джумада-л-ула этого же года [26.VI.1615]; его поймали дети и убили.

В году двадцать пятом после тысячи [20.I.1616—8.I.1617] Река поднялась [настолько] выше обычного, как еще никто не видел подобного никогда. И все старики, наделенные долголетием, согласились в тот день, что не видели они половодья, подобного этому, и не видели того, кто бы видывал такое. Вода залила поля и погубила посевы на них, она затопила значительную часть страны на западе, в области Дженне, и погибли там многие твари [господни] из числа людей и животных. В этом же году в ночь на понедельник одиннадцатое зу-л-када [21.XI.1616] (а это было одиннадцатого ноября) Река поднялась до Мадого.

В месяце мухарраме священном, открывшем тысяча двадцать шестой год [9.1—7.II.1617], между пашой Али и каидом Хадду ибн Йусуфом ал-Аджнаси случилась ссора и разногласие. Паша выселился из касбы, вышел из нее и поселился снаружи нее с отборными людьми из марракешского отряда [в количестве] около восьмидесяти трех человек. Все они были одного взгляда и единого мнения в искренней преданности паше и охраняли его днем и ночью. Но власть его начала спадать и уменьшаться, пока не был он свергнут в понедельник пятого раби пророческого в помянутом году [13.III.1617]; а у власти Али ибн Абдаллах оставался пять лет без двух месяцев.

В день его свержения должность [паши] занял с единодушного согласия всего войска паша Ахмед ибн Йусуф ал-Улджи. И марокканцы написали повелителю Мулай Зидану об Али ибн Абдаллахе, после того как посадили его в тюрьму и наложили железа, объясняя государю злоупотребления и скверные деяния бывшего паши и что тот захватил из денег государевых, минуя амина. А повелитель послал [повеление] по делу Али в следующем году, как будет рассказано, если пожелает Аллах Всевышний.

А неожиданности все увеличивались, и в наступающем времени ты видел лишь то, что еще тяжелее, чем предшествовавшее ему. В этом году не было дождя. Люди вышли для моления о дожде /222/ и предавались ему около четырнадцати дней, но небо только увеличивало [свою] ясность. Потом прошел маленький дождь.

В этом году цены были необычайно высоки в земле Томбукту. И умерли от голода многие, и люди поедали трупы животных и людей. А обменный курс опустился до пятисот раковин.

Потом пришла моровая язва, и от нее и без голода умерли многие из людей. Дороговизна продолжалась два года; богатство ушло из рук людей, и они продавали утварь и имущество свои. И старики сошлись во мнении, что не видывали никогда подобного этому и не слышали о подобном от стариков, бывших до них.

В четверг, в последний день зу-л-хиджжа, завершавшего помянутый год [28.XII.1617], Река поднялась до Мадого (а это было восемнадцатого декабря).

В воскресенье двадцать второго [числа] месяца сафара года двадцать седьмого после тысячи [18.II.1618], после полудня, жители Томбукту услышали в воздухе, с восточной стороны, звук, подобный грому, раздающемуся вдали; из-за его громкости на слух некоторые люди были уверены, что [это] землетрясение. На людей на рынке напали страх и испуг, они убежали и рассеялись. Человек, коему я доверяю, из числа собратий, рассказал мне, что в это время он находился вне города, примерно в дне пути от него, и сидел под деревом. И земля под ним зашевелилась, деревья согнулись, и мелкие животные выскочили из своих нор; потом дрожание успокоилось, деревья вернулись в [обычное] положение, а звери — в норы.

Во вторник, последний день раби пророческого этого же года [27.III.1616], от повелителя Мулай Зидана приехали евнух паша Аммар и каид Мами ат-Турки с отрядом, в котором было около четырехсот /223/ стрелков, и амин каид Мухаммед ибн Абу Бекр. Они остановились поздним утром этого дня в Абарадьи. А вечером этого дня к ним явился с приветствием паша Ахмед ибн Йусуф, и подобным же образом [явились] факихи и видные люди жителей города; и появилась [в это время] новая луна, начав месяц раби ас-сани.

Что касается паши Аммара, то он вступил в город наутро, что же до каида Мами и стрелков, то они вошли в него лишь утром в субботу. И прочли они письмо государя и исполнили то, что тот в нем повелел относительно Али ибн Абдаллаха. Каид Мами допросил его по поводу богатств государевых и подверг его из-за этого тяжкой пытке, так что тот умер под нею.

Каид же Хадду выступил в Исафай с отрядом три дня спустя после вступления их в город. Стрелки, которые пришли с помянутым каидом Мами, уже рассеялись по берегам [Реки], и каждая группа среди них уже присоединилась к подразделениям ренегатов и андалусцев. Мами же они отправили в город Гао, и он оставался здесь, пока не умер.

Причиною выступления каида Хадду с этим отрядом была пришедшая к марокканцам весть о денди-фари, который-де пришел походом от имени аскии ал-Амина, направляясь в сторону города Кобби. Затем хомбори-кой отправил к нему посланца, веля денди-фари, чтобы он увел обратно войско аскии, ибо он-де, [хомбори-кой], болен странной болезнью. И денди-фари возвратился, а каид Хадду остался там с прикрытием, пока не поднялась вода Реки.

В месяце джумада-л-ахира [26.V—23.VI.1618] паша Аммар вместе с амином каидом Амиром ибн ал-Хасаном возвратился в Марракеш могущественным и уважаемым, без невзгод и бедствий, которые обрушивались на каждого, кто занимал эту должность после него. Каид же Мухаммед ибн Абу Бекр остался амином в Томбукту. А в месяце раджабе [24.VI—23.VII.1618] войско свергло пашу Ахмеда ибн Йусуфа; и пробыл он правителем полный год и четыре месяца. И в этом месяце с согласия войска того пришел к власти паша Хадду ибн Йусуф ал-Аджнаси.

В этом же месяце скончался упомянутый аския ал-Амин и вступил на царство в Денди вместо него аския Дауд, сын аскии Мухаммеда-Бани, сына повелителя аскии Дауда. Тогда паша Хадду возвратился в том же месяце из этого места в Томбукту. Хадду был благословенным и счастливым правителем. Дни его были [как бы] /224/ блистающей звездой. Он освободил людей от побочных десятин в этом году по причине ущерба от этой дороговизны; и было это великим облегчением для мусульман.

В начале месяца шавваля этого же года [21.IX—19.X.1618] появилась звезда с хвостом. Сначала она поднималась с рассветом, но затем продолжала восходить, пока не оказалась в середине неба между закатом и темнотою — и так, пока не исчезла[662].

В ночь на вторник двадцать первого мухаррама священного тысяча двадцать восьмого года [8.I.1619] Река поднялась до Мадого (а это было двадцать девятого декабря). В конце же этого месяца скончался паша Хадду, и его похоронили в мечети Мухаммеда Надди; а правителем он пробыл семь месяцев.

В это время с единодушного согласия войска к власти пришел паша Мухаммед ибн Ахмед ал-Масси. Он сместил аскию Букара-Гумбу ибн Йакуба, внука повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, а тот оставался у власти двенадцать лет, и назначил сразу же, как началось его правление, аскию ал-Хаджа, сына Абу Бекра-Кой-тьяга, [который сам был] сыном Ал-Факки-Денди, сына Омара Комдьяго. Он схватил пашу Ахмеда ибн Йусуфа и заточил его в тюрьму; и тот оставался в тюрьме, пока не умер. Паша Мухаммед назначил Йусуфа ибн Омара ал-Касри на должность каида Дженне, после того как [раньше] взял его и бросил в тюрьму в Томбукту. Затем паша назначил сына своей сестры, Мубарака, каидом отряда марракешцев. Но тот, когда утвердился на должности, вознамерился убить своего дядю по матери. Паша об этом узнал и опередил того, он напоил Мубарака сильным ядом, и тот тут же умер.

Мухаммед возвысил Хамму ибн Али ад-Драи на должность каида подразделения фесцев — он был тогда баш-ода. Но Аллах Всевышний избрал того орудием для унижения и погубления паши его посредством. Упомянутый Хамму ибн Али схватил пашу Мухаммеда вместе с везиром его кахийей Мухаммедом-Канбакули ал-Масси, заточил их обоих в тюрьму, пока не были они убиты тягчайшей из смертей, после того как Мухаммед пробыл правителем три года без одного месяца, а в тюрьме — три месяца. Продолжительность его правления оказалась равна продолжительности [царствования] аскии ал-Хаджа.

К власти пришел каид Хамму ибн Али ад-Драи в [соответствии с] рангом в день захвата паши Мухаммеда; а это была /225/ среда девятнадцатое зу-л-хиджжа священного, завершившего год тысяча тридцатый [4.XI.1621]. Он не принял звания паши и не жил в высоком дворце. Нет, он себе построил в касбе другой дом и поселился в нем.

В последние дни сафара года тридцать первого после тысячи [16.XII.1621 —13.I.1622] он послал к каиду Йусуфу ибн Омару ал-Касри в город Дженне, приказав тому явиться к нему в Томбукту; паша желал свести счеты с каидом из-за дела, что между ними произошло раньше. Каид выехал из Дженне утром в понедельник пятого раби пророческого [18.I.1622] в ответ на приглашение Хамму и в четверг десятого этого же месяца [23.I.1622] прибыл в Томбукту. Но Хамму отказался его увидеть, пока не скажет тот через посланного [своего], каков размер суммы, которую бы каид преподнес ему, [Хамму], за благоприятный прием. Каид же Йусуф [на то] не согласился. А в ночь на пятницу шестнадцатого этого месяца [29.I.1622] по воле Того, кому принадлежат воля, согласие, могущество и сила, помянутый каид Хамму был убит в мечети, совершая вторую ночную молитву; он находился позади имама, делал второй поклон, и, когда коснулся земли лбом, в него выстрелил из мушкета один из жителей Массы, товарищей паши Мухаммеда ал-Масси. Последние были многочисленны и тайно сговорились с пашою Мухаммедом через посланца, [ездившего] между пашой и ими, об убиении каида Хамму этой ночью. Что касается убийцы, то он убежал и спасся, а схватили одного из тех, кто присутствовал при [этом] событии, и был он убит у двери мечети с наружной стороны[663]. Но начальники войска единодушно порешили убить пашу Мухаммеда ал-Масси и кахийю Мухаммеда-Канбакули, и оба они тут же были убиты, а их головы наутро выставлены на базаре. И они согласились также на упомянутого каида Йусуфа и сразу же назначили его на место Хамму. Хвала Аллаху Всесильному, Всемогущему, который рассчитывается с рабом своим, как желает и чем пожелает! А в эту ночь в мир иной переселились вместе три человека.

Когда каид Хамму ибн Али пришел к власти, он сместил аскию ал-Хаджа и поставил аскию Мухаммеда-Бенкан, сына баламы Мухаммеда ас-Садика, сына повелителя аскии Дауда, послав за тем в Тендирму, /226/ дабы он явился, и Мухаммед-Бенкан приехал сразу же, как был назначен. Каид же Хамму пробыл у власти три месяца.

В пятницу шестнадцатого раби пророческого в тысяча тридцать первом году [29.I.1622] стал правителем каид Йусуф ибн Омар ал-Касри, [поднявшийся] на высшую ступень по единодушному решению всего войска. В отношении титулования, сана каида и резиденции (дома, который построил каид Хамму) он вел себя так же, как Хамму. Это был благословенный правитель, а время его было благодатной звездой, [порой] счастья, богатства, изобилия и плодородия. Как только он пришел к власти, он послал Маллука ибн Зергуна в Дженне, [дабы] тот был там каидом; Маллук оставался там в этой должности целый год; [потом] Йусуф его сместил и послал в город каида Ибрахима ибн Абд ал-Керима ал-Джарари, и тот пробыл в Дженне два полных года. И увеличилась оттого подать, и собрал он в Дженне большие богатства, взимая все, что полагалось, из налогов обязательных и обычных наилучшим образом. А потом каид Йусуф назначил над Дженне хакима Али ибн Убейда.

В субботу двадцать третьего рамадана года тридцать второго после тысячи [21.VII.1623] в Томбукту вступил каид Абдаллах ибн Абд ар-Рахман ал-Хинди — а был он в те дни каидом в Бембе. Он вошел в город на заре вместе со своими сторонниками, стремясь к должности правителя (это шейх Али ад-Драуи, амин государя над сбором пошлин Тегаззы, призвал его и подбил на это). Но его не поддержали амин каид Мухаммед ибн Абу Бекр и начальники войска и сразу же выгнали его из города против его воли.

Абдаллах ушел, и [ушел] шейх ад-Драуи вместе со своим подразделением из ренегатов, а за ним последовали люди и из других частей. Они стали в гавани Кабары и послали за собратьями своими, которые были в Дженне. Те прибыли и решились на битву. Правитель каид Йусуф послал к ним факихов и шерифов, чтобы договориться о мире, но они отказались. И каид Йусуф, и амин каид Мухаммед ибн Абу Бакр отправили против них войско, которое с ними было. Противники сошлись в среду двадцать пятого шавваля помянутого года [22.VIII.1623] и сразились. И умерли с обеих сторон те, кому судил Аллах кончину /227/ в их срок. Каид Абдаллах не добился желаемого и возвратился в Бембу, и за ним последовал шейх Али ад-Драуи.

Тогда каид Мухаммед ал-Калавви ал-Масси (в то время — каид войска в Гао) отправился к святому Аллаха Всевышнего шейху ал-Муниру[664] и попросил его, чтобы тот поехал с ним в Томбукту к каиду Йусуфу и уладил миром дело между Йусуфом и каидом Абдаллахом. Они оба поехали и заключили мир между теми двумя. Упомянутый каид Абдаллах сам присутствовал при заключении мира; они замирились, и Абдаллах вернулся в свой город Бембу. Шейха же Али после этого постигла смерть — говорят, будто он сам выпил яд и умер, да сохранит нас Аллах! А каид Абдаллах продолжал жить там вплоть до отъезда в Туат паши Али ибн Абд ал-Кадира. За Абдаллахом послал доверенный паши каид Мухаммед ал-Араби; Абдаллаха обманом доставили в Томбукту, в ночь рождения Пророка отрубили ему голову и выставили на рынке. А говорят, будто это паша Али приказал каиду Мухаммеду его убить.

По прошествии двадцати дней шаабана в тысяча тридцать шестом году [6.V.1627] каид Йусуф был смещен с должности правителя; а пробыл он в ней пять лет и пять месяцев. А занял ее с единодушного согласия всего войска каид Ибрахим ибн Абд ал-Керим ал-Джарари. Он поселился в резиденции каида. В том самом месяце, когда он пришел к власти, каид Ибрахим сместил хакима Али ибн Убейда с поста хакима Дженне и назначил в Дженне хакимом сейида Мансура, сына паши Махмуда-Лонко.

А в месяце джумада-л-ула в году тысяча тридцать седьмом [8.1—6.II.1628] прибыл посланец государя Мулай Абд ал-Малика, сына Мулай Зидана, с известием о его воцарении и о кончине отца его. Копия же его манифеста, который прибыл с посланцем государя, пришла в город Дженне в четверг четвертого джумада-л-ахира [10.II.1628] [того же года].

В четверг же одиннадцатого этого месяца [17.II.1628] каид Ибрахим ал-Джарари-паша отправился в Томбукту и водворился в высокой резиденции. Он был презираем и слаб в своей должности. Последний стрелок мог делать с подданными, что хотел, гонял их туда и сюда, но ты не увидел бы ни запрещающего, ни одобряющего. И марокканцы совершали беззакония, переходя любые границы, и заполнила порчей землю.

В ночь на вторник тринадцатого шаабана помянутого года [17.IV.1628] скончался в Дженне хаким сейид Мансур ибн Махмуд. А в /228/ последний день этого месяца [4.V.1628] был смещен паша Ибрахим ал-Джарари; он пробыл в сане правителя один этот год, и этот же год оставался Мансур в должности своей хакима. Веревка его смещения начала сплетаться в Гао, когда к ним приехал кахийя Али ибн Абд ал-Кадир, дабы примирить людей Гао и ал-Джарари. Ибо паша передал деньги, которые получил в Дженне, войску, какое было в Томбукту, людям же в Гао не дал из них ничего. Они рассердились на пашу, а Али ибн Абд ал-Кадир отправился к ним, чтобы помирить их с Ибрахимом. Но люди Гао сговорились с ним относительно назначения [его] пашою, и Али ибн Абд ал-Кадир возвратился в Томбукту. Он желал, чтобы жители Томбукту поддержали его в этом. Они приняли его и поставили пашой четвертого рамадана помянутого года [8.V.1628]. И был он мечом Аллаха, обнаженным на притеснителей и несправедливых в дни паши Ибрахима ал-Джарари; он их ослабил, унизил и убивал. Они стали искать убежища в соборных мечетях и в домах праведников, прячась от страха и испуга, ибо земля стала для них тесна в том, в чем была [раньше] просторной.

Али оставался правителем четыре года и пять месяцев. В его время скончался в Марракеше паша Аммар ибн Абд ал-Малик, да помилует его Аллах благостью своей. Когда он скончался, паша назначил снова уже упоминавшегося Али ибн Убейда на должность хакима Дженне в этом же рамадане [5.V—3.VI.1628]. Тот пробыл на ней семь месяцев, а в месяце раби пророческом тысяча тридцать восьмого года [29.X—27.XI.1628] паша его отставил из-за случившейся между ними ссоры и велел смещенному [ранее] каиду Йусуфу ибн Омару, чтобы он занял должность хакима в Дженне. Но последний не принял назначения, а указал паше на Маллука ибн Зергуна, и Али ибн Абд ал-Кадир поставил того на пост каида в Дженне в это время.

Потом он назначил [бывшего] пашу Ибрахима ал-Джарари амилем над племенем сафантир, и тот отправился к ним. Ибрахим собрал налог-дьянгал с их имуществ, стремясь этим их ослабить и унизить[665]. Когда Ибрахим возвратился, паша уволил Маллука ибн Зергуна с этой должности каида и поставил на нее Ибрахима, но последний вскоре умер от приступа гнева; говорят, будто Ибрахим проклял себя, пожелав [себе] гибели в ограде гробницы святого факиха Махмуда Фодио-Саива, и мольба его была исполнена — да помилует его Аллах и да прибегнем мы к нему! Причина же этого в том, что паша Али послал ему меч, украшенный золотом, и сказал ему: "Только ты достоин этого меча, [ты], любящий [блага] жизни сей!" Ибрахим же заплакал и призвал на себя смерть, сказавши: "Это — не что иное, как злорадство с его стороны и насмешка!"[666]. Тогда вернулся на должность помянутый Маллук ибн Зергун и пробыл в ней, [пока] не был смещен /229/ и убит. В субботу седьмого джумада-л-ула года тысяча тридцать восьмого [2.I.1629] паша убил амина каида Мухаммеда ибн Абу Бекра связанным на рыночной площади и выставил на ней его труп по повелению государя Мулай Абд ал-Малика; после того как амин пробыл в тюрьме два дня, он был убит на третий день. На его место стал амин каид Йусуф ибн Омар ал-Касри по повелению государя. Ибо Мулай Абд ал-Малик написал относительно амина Мухаммеда, чтобы его убили наихудшей смертью за то, что открылось из его обмана и измены. А паша Али уж собирался убить каида Йусуфа, когда вместе с ним проверял счета по поводу тех денег, которыми тот распоряжался во время его управления. Он подверг амина жестоким пыткам в тюрьме и хотел уже убить его, как вмешались в это люди из числа марракешцев отряда амина и разделили их, пока-де они не напишут государю. И когда пришел к ним ответ Мулай Абд ал-Малика, повелел он об убиении амина лютой смертью и [о том], чтобы на его место стал каид Йусуф ибн Омар И каид Йусуф присутствовал тогда же при казни Мухаммеда на рыночной площади посредством удушения, сидя на своем коне. Приговоренный выказал боязнь и ужас, и каид Йусуф сказал ему: "О сейид Мухаммед, обрати заботу свою к Аллаху, ведь остается тебе лишь терпение!" А когда Мухаммеду отрубали голову, он крикнул: "О мать моя"! — и скончался. Его тело повесили, потом сняли и совершили погребальный обряд и прочли по нем молитву. А похоронили его на кладбище большой соборной мечети.

А в конце шаабана помянутого года [26.III—23.IV.1629] паша Али совершил поход на Масину. Было это потому, что, когда скончался около этого же временя фанданке Си-ламоко (а к власти пришел сын его брата, Хамади-Амина, в этом рамадане [24.IV—23.V.1629]), паша послал к нему, чтобы явился тот в Томбукту, дабы он, [паша], назначил его правителем. А тот отказался и воздержался. И потому-то и совершил паша поход на него и пришел к ним внезапно. Фанданке Хамади-Амина со всеми своими людьми бежал, а Али не мог его преследовать, ибо было летнее время и выступил он без [крупных] сил и [без] опоры. И возвратился он в этом своем положении в город [Дженне] и достиг его поздним утром в субботу /230/ двадцать пятого упомянутого месяца [19.IV.1629]; и в нем же застало его в среду начало рамадана. Утром же в четверг второго [числа] этого месяца [25.IV.1629] он вновь отправился в Масину и вернулся против них, но не обнаружил врага. Тогда паша возвратился в Томбукту в помянутом месяце без военных действий. А затем он и фанданке замирились.

В понедельник, последний день мухаррама священного, открывавшего год тысяча тридцать девятый [19.IX.1629], к Томбукту подошел Омар ибн Ибрахим ал-Аруси. Паша Али ибн Абд ал-Кадир вышел ему навстречу. Противники встретились в полях, немного позади ал-Фандарийи, и был убит помянутый Омар вместе с рабом своим Билалем, а товарищи его обратились в бегство, показав спину. Труп Омара был приведен на верблюде и в этот же день выставлен на рынке; кисть его паша послал в Гао, а голову раба — в Дженне. Затем вновь пришел его отец, Ибрахим ал-Аруси, с остальными своими сыновьями и народом своим к холму, который лежит позади города с западной стороны. Они стали на нем лагерем, Ибрахим разбил на холме свои черные шатры и дал [марокканцам] те бои, какие дал; затем они удалились и возвратились в Валату, потерпев неудачу и не получив поддержки. Тогда Али ибн Абд ал-Кадир послал в Дженне к каиду Маллуку [сказать], чтобы тот разрешил Хамади-Амине, правителю Масины, желаемое [им] в отношении взимания налога-дьянгаля по причине этого мира.

ГЛАВА 32

В середине священного зу-л-када этого года [22.VI— 21.VII.1629] я отправился к господину собрату возлюбленному, выдающемуся факиху кадию Мухаммеду-Самбе, кадию Масины, чтобы навестить его. А он уже годы просил меня об этом, [но] Аллах сделал сие возможным, слава Ему, лишь в это время. И было то впервые, что я увидел эту область. Когда мы достигли жилища /231/ упомянутого сейида, то обнаружили, что он в отъезде, в ставке государя Хамади-Амины. Туда к нему было послано сообщение о нашем прибытии, и посланный вернулся ко мне с [предложением] выбирать между тем, чтобы я присоединился к кадию Самбе там, увидел бы государя и его приветствовал, или чтобы мне остаться в доме сейида, пока он сюда ко мне не приедет, и тогда мы вместе возвратимся к государю — приветствовать его и повидать.

И я избрал первое, дабы не возлагать на хозяина тяготы двойной поездки. И двинулся я к ним, уважаемый и почитаемый, но лишь наутро следующего дня мы добрались [к ним]. Когда мы приблизились к ставке государя, сейид кадий известил о том султана, и тот отправил ко мне посланца своего для встречи. Мы прибыли в ставку и вошли в [предназначенное нам] жилище поздним утром, когда начался дождь. Но никто из нас никого [из них] не увидел ранее, как после полуденной молитвы. В это время я пошел к сейиду кадию в его жилище; он, меня поздравил с приездом и радовался мне большой радостью и с восторгом. Он пожелал мне всяческих благ и отправился вместе со мною к государю во дворец его.

Государь приветствовал меня подобным же образом; а мой приход совпал с приходом к нему амиля дьянгаля[667]. Присутствовали все их начальные люди, и им прочли письмо каида Маллука относительно того, что ему велел паша Али по поводу прощения Хамади-Амины и взимания с него зенкаля. Они возрадовались этому великой радостью. И сказал государь во время аудиенции своей после того, как говорил конб'омага Дауд первым (а он — царский глашатай): "Теперь моя верховная власть утверждена, коль скоро разрешил нам паша собирать дьянгал!" Затем он сказал вождям, в руки которых переходил сбор дьянгаля: "Аллах, Аллах! Поспешайте и усердствуйте в собирании его, и да будет он добрым и отборным! А я боюсь паши Али!"; 'И сказал он [это] три раза. Потом заговорил конбомага: "Ныне все мы боимся тебя, раз ты сказал, что боишься паши!" Они прочли фатиху и на том разошлись.

Мы провели эту ночь там, наутро же они завершили дело, ради которого приехал к ним сейид кадий, и он вознамерился возвратиться к себе домой и послал [сказать] государю, что я еду обратно вместе с ним. Хамади-Амина ответил, что он-де хотел бы лучше со мною познакомиться, так что пусть бы кадий отправлялся с благословением Аллаха Всевышнего, а я его догоню, ежели он хочет. Но Мухаммед-Самба не согласился и решил возвращаться вместе со мной.

/232/ Вечером этого же дня государь пришел к нему в его жилище, а я присутствовал [там] вместе с ним. И сказал ему сейид кадий: "Это его посещение Аллах, слава Ему, допустил лишь в твое время и сделал его твоей наградой. Ведь я долго просил его об этом — со [времени] правления дяди твоего Ибрахима, но Аллах Всевышний дал на то соизволение лишь в это время! А я обязательно собираюсь, если пожелает Аллах Всевышний, возвратиться завтра в свой дом, и я не оставлю его за собою. Попроси [его] побыть с тобой эту ночь, дабы ты лучше с ним познакомился". И государь так и поступил. Он пожаловал мне десять коров — а ведь дарение у них не в обычае, ибо богатства жизни сей ценны в сердцах их!

А мы возвратились в дом кадия, и оказал он нам прекрасный прием, почтил нас и был прекрасен по отношению к нам в гостеприимстве и во всех обстоятельствах наших множество дней. Затем я собрался возвращаться в свой дом в Дженне, и кадий подарил мне двадцать быков и десять баранов. Он выехал верхом вместе со мною, провожая, в день отъезда моего из его дома. И когда распрощались мы с ним, отъехав на большое расстояние, он сказал мне: "Это твое посещение нас для меня дороже чего бы то ни было. И если Аллах Всевышний дарует нам сохранение жизни на будущий год, повтори ради нас это посещение!" И я повторил это посещение подобным же образом, и не переставало это быть моей привычкой — [общение] с ним при доброжелательности и прекрасных манерах его, пока не завершилось его время и не присоединился он к наивысшему товарищу, да помилует его Аллах Всевышний, да простит его и будет к нему снисходителен и да соберет Он нас и его в тени трона [своего] в самом высоком раю милостью и благостыней своей.

ГЛАВА 33

В этом же мухарраме, я имею в виду открывшем [год] тысяча тридцать девятый [21.VIII—19.IX.1630], паша Али приступил к строительству соборной мечети благоденствия; закончил он его в месяце сафаре [20.IX—18.X.1630]. Затем он отправил войско в Денди и отправился с ним туда сам. /233/ Когда он достиг Кукийи, то стал в ней лагерем и отправил посланцев своих к аскии Дауду, сыну аскии Мухаммеда-Бани, сына повелителя аскии Дауда, с предложением мира и прося у него в жены его дочь; послал он аскии с ними и многочисленные подарки. Аския согласился на этот мирный договор и дал паше в жены одну из дочерей своих приближенных. Он назначил вместе с посланными паши своих посланцев в момент отъезда первых к паше Али. Эти посланные доставили паше послания аскии относительно согласия на этот мир и на женитьбу. И открылся между ними обоими путь добра, любви и искренности [на все время], что пробыл Али в сане паши.

Затем паша возвратился в Томбукту и выслал пирогу для встречи своей [будущей] жены, и она приехала в Томбукту, как он и желал. Тогда Али решил отправиться в хаджж, как утверждал он, и начал улаживать дело свое; он назначил из числа стрелков войска Томбукту тех, кто пойдет вместе с ним, и послал к марокканцам в Гао, чтобы они отправили ему назначенное число, а именно пятьдесят стрелков из них, которые бы пошли с ним сверх тех, кого он назначил из жителей Томбукту. Но те отказались и воздержались [от этого], и это вызвало гнев паши на них из-за унижения его.

Кадий сейид Ахмед и факихи города отговаривали пашу от этого отъезда; они предостерегали его в соборной мечети Санкорей, собравшись там все вместе с ним, и говорили ему о том, что может случиться, если исполнится его намерение по поводу этого путешествия. Но паша настоял на своем и отказал [им]. И четырнадцатого сафара года тысяча сорок первого [11.IX.1631] он простился с людьми и с войском, назначил своим заместителем над ними своего брага каида Мухаммеда ал-Араба и двинулся по дороге на Туат. Спутниками его были благословенный сейид, богобоязненный аскет сейид Ахмед ибн Абд ал-Азиз ал-Джарари и факих сейид Мухаммед, сын ученейшего факиха Ахмеда Баба. И новолуние месяца раби пророческого [27.IX.1631] наступило для них в городе Араване.

Когда они добрались до Туата, их догнал там ал-Филали ибн Иса ар-Рахмани ал-Барбуши со своими товарищами. Они напали на караван ночью, желая убить пашу, но он убежал к [тем] двум сейидам, вошел в их шатер и попросил у них убежища. Берабиши[668] оставили его самого под защитой факихов, но запретили ему [продолжать] хаджж, после того /234/ как перебили среди его спутников тех, кого перебили, и вернули их в Томбукту. Паша выплатил им большую сумму за сохранение своей жизни, караван же с двумя сейидами ушел в хаджж.

Когда Али добрался до Томбукту в месяце раджабе упомянутого года [23.I—21.II.1632], то послал слугу своего Мухаммеда ибн Мумина ас-Сабаи сразу же в Дженне со своим письмом, а брата своего каида Мухаммеда ал-Араба отправил к жителям Гао, дабы был тот каидом над ними. Паша хотел им отомстить по причине того гнева, какой он испытал, [будучи] ими унижен по поводу отказа ему с их 'стороны в пятидесяти стрелках. Но когда Мухаммед приехал к ним и начал сводить счеты, те восстали против каида, схватили его, заковали в железа, расхитили его богатство и подумывали об его убиении. Он попросил покровительства у. виднейших шейхов из их числа, и воины отказались от его убиения.

Когда же паши достигла весть об оскорблении, какому подвергли его брата жители Гао, он отправился на них сам, желая сразиться с ними. Однако он не обнаружил этого жителям Томбукту: он вышел [так], как будто собирался в поля, [лежащие] по этой дороге, в месяце зу-л-хиджжа священном в помянутом году [20.V—18.VI.1632]. Он шел таким образом, и к нему присоединились те, кто присоединился, из войска. Но когда об этом прослышало то войско, которое стояло в Дженне, они по суше отправили одного за другим двух посланцев к людям Гао [с тем], что-де будут они с ними едины в намерении и в слове при выступлении против паши. Жители Гао это приняли, и они сошлись на том. И когда паша прибыл к ним [в Гао], они немедленно завязали с ним битву и во мгновение ока обратили в бегство, и он и товарищи его бежали. А мятежники захватили судно с казной паши Али, а на нем была и невольница-[наложница] его; и он печалился о ней великой печалью. Они схватили и аскию Мухаммеда Бенкан, но возвеличили: его и почтили и попросили его, чтобы он у них поселился, а они могли бы воспользоваться его благодатью. Тогда ас-кия вступился за брата паши, помянутого каида Мухаммеда ал-Араба, и жители Гао того помиловали и оставили под покровительством аскии. Затем Мухаммед-Бенкан уладил дело между ними и пашой Али; и они вернули упомянутую невольницу.

Но когда паша возвратился в Томбукту, он снарядил отряд для нового похода на них и полного их истребления. Он послал каиду Маллуку в Дженне семьсот мискалей золотом, дабы раздал он их пожалованием и подарком войску, которое было там. Паша хотел этим смягчить их сердца /235/ по отношению к нему. Потом он послал в Дженне по следам первого второго гонца — к своему слуге Мухаммеду ибн Мумину ас-Сабаи. Он ему писал, чтобы тот схватил Салти-Ури Мухаммеда-Кали, разграбил все, что накоплено в его доме, продал его семью и детей, а его послал к нему в Томбукту в железах. Паша хотел убить Мухаммеда-Кали из-за его денег, которые тот не отдал паше, когда последний вознамерился отправиться в хаджж: он его ждал, но ожидание оказалось для него долгим, и паша выступил, а Мухаммед-Кали [так и] не послал ему ожидаемое. Второй гонец опередил первого и приехал в город Дженне утром в понедельник, на второй день праздника жертвы ₍[28.VI.1632]. Когда Мухаммед ибн Мумин прочел письмо (а он в этот момент был у каида в совете), он послал к упомянутому Салти (тот находился, по обычаю их, в доме дженне-коя, развлекаясь по случаю праздника). Последний явился, и Мухаммед ибн Мумин схватил его и бросил в тюрьму в касбе закованным в железа. И призвал он меня вместе с другим свидетелем для подсчета того, что находилось в тот день в доме Салти-Ури.

Мы подсчитали то, что в доме было из имущества, за исключением невольников. И слуга паши велел нам вернуться наутро и их сосчитать. А после того как мы утром сочли их, он велел, чтобы мы пошли с ним в тюрьму, чтобы заключенный нам подтвердил, что это — все его достояние. Мы вошли к Салти-Ури в тюрьму днем во вторник и нашли его в жалком состоянии. Я прочел ему список, он подтвердил, что это — его состояние полностью, и мы засвидетельствовали это на списке.

Затем приехал первый гонец — в четверг четырнадцатого [числа] священного зу-л-хиджжа, завершившего тысяча сорок первый год [2.VII.1632]. Когда люди прочли письмо и увидели ласковое начало, они убедились без сомнения и неуверенности в том, что паша стал слаб и немощен. Гонец обнаружил, что они закончили уже постыдное дело неповиновения и соединились для него; они тут же восстали, схватили Мухаммеда, сына Мумина, и заточили его в тюрьму, в которой находился упомянутый Салти-Ури. Они сбили железа, что были на ногах последнего, и наложили их на ноги Мухаммеда ибн Мумина. Каид и все начальники войска вызвали меня /236/ тут же в дом последнего вместе с другим свидетелем для подсчета того, что в доме было из имущества. Мы подсчитали это списком, исключая невольников и невольниц, и каид с начальниками приказали нам возвратиться наутро для их подсчета. И после того как утром в пятницу десятого [числа] упомянутого месяца [3.VII.1632] мы их сочли, нам велели пойти к Мухаммеду ибн Мумину в тюрьму и его допросить относительно его богатства. И нашли мы его в таком состоянии, в каком нашли Салти-Ури во вторник, — слава же царю Всемогущему, который делает с собственностью своей, что пожелает, облегчающему [участь] страждущих быстрее, чем во мгновение ока.

Мухаммеда ибн Мумина оставили [было] в тюрьме таким образом, но потом сговорились относительно убиения его — и был он убит в ночь ашуры священного мухаррама, начавшего тысяча сорок второй [год] [27.VII.1632].

Возвратимся же к окончанию рассказа о [деле] паши Али ибн Абд ал-Кадира с жителями Гао. Последние позднее отпустили аскию Мухаммеда-Бенкан, и тот возвратился: в Томбукту, а приехав, нашел пашу старательно и усердно собирающимся в новый поход на людей Гао. Али приготовил для них различные орудия наказания. И в воскресенье второго мухаррама [20.VII.1632] упомянутого приказал он судам своим сняться из гавани Кабары. Но когда они дошли до селения Бури, войско взбунтовалось против паши Али ибн Абд ал-Кадира — в ночь на понедельник. Они поставили пашою Али ибн Мубарака ал-Масси и привели суда обратно в гавань. Али ибн Абд ал-Кадир утром в понедельник вышел вдогонку за ними сушей и не имел вестей об этом мятеже и смещении [своем]. Он направился в их сторону, но по дороге услышал это известие и обратился назад, к Томбукту. Все его спутники от него сбежали, за исключением каида Мухаммеда ибн Масуда ал-Марракуши — а тот был из людей надежных и верных [уговору]. Паша провел в Томбукту ночь на вторник, а утром во вторник велел кадию сейиду Ахмеду, чтобы тот отправился к мятежникам в гавань и уладил дело между ними и пашой.

Но когда кадий к ним приехал [и] изложил это им, /237/ то обнаружил их лишь еще более склонными к отказу и выходу из повиновения. Кадий возвратился в город, но не пошел [сам] к паше, а послал рассказать ему о том, что произошло; сам же проследовал в дом свой.

Наутро в среду мятежники выступили из гавани в город. Али ибн Абд ал-Кадир же выехал [оттуда] и направился к ал-Филали ибн Исе ал-Барбуши (лагерь того был поблизости от города), прося того помочь ему бежать. Он переночевал у него в шатре в ночь на четверг, но ал-Филали не согласился на то, чего он просил, и вернул его в город поздним утром в четверг. Ал-Филали въехал в город вместе с ним и явился в дом кадия, [прося] о заступничестве [за пашу]. Кадий послал с этим к паше Али ибн Мубараку, и тот направил человека, который бы принял у Али ибн Абд ал-Кадира те регалии, что у того были; он их отдал полностью. Но поздним вечером к нему пришел отряд стрелков; паша Али ибн Мубарак приказал, они схватили Али ибн Абд ал-Кадира, доставили того, связанного, в касбу, и в конюшне Али ибн Мубарак отрубил ему голову, вместе с каидом Мухаммедом ибн Йусуфом Масудом. Труп Али ибн Абд ал-Кадира проволокли за ногу по улицам города на рынок и повесили его там. Потом его сняли, совершили над ним погребальный обряд и похоронили его на кладбище большой соборной мечети, рядом со святым Аллаха Всевышнего Сиди Абу-л-Касимом ат-Туати, да помилует того Аллах Всевышний. И произошло это в четверг, шестой день упомянутого мухаррама [24.VII.1632].

ГЛАВА 34

Рассказ о кончинах и событиях от года двадцать первого после тысячи [4.III.1612—20.II.1613] до года сорок второго после тысячи [19.VII.1632—4.VII.1633].

Среди этого: паша Махмуд-Лонко скончался в месяце шаввале в году тысяча двадцать первом [25.XI—23.XII.1612]. Он похоронен в соборной мечети Мухаммеда Надди; говорят, будто умер он отравленным. А вскоре после его кончины скончался каид Мами ибн Беррун.

В ночь на седьмое, /238/ после второй вечерней молитвы, в [месяце] раби пророческом года двадцать второго после тысячи [26.IV.1613] скончался факих Мухаммед ибн Мухам-мед-Такунни[669]. Молитву по нем прочли поздним утром, и похоронен он на кладбище Санкорей.

В месяце джумала-л-ула в году тысяча двадцать четвертом [29.V—27.VI.1615] в городе Дженне скончался превосходный, праведный верой аскет, справедливый судья факих Абу-л-Аббас Ахмед ат-Тарави, да помилует его Аллах и да будет Он им доволен! И занял после него должность кадия имам большой соборной мечети кадий Саид в месяце джумада-л-ахира, который следует за этим месяцем, после совещания с управляющим делами в Томбукту пашой Али ибн Абдаллахом ат-Тилимсани. Хакимом Дженне был в этот момент ал-Белбали, а его суданским государем[670] — дженне-кой Абу Бекр Сагаро.

В месяце мухарраме священном, открывшем год двадцать пятый после тысячи [20.I—18.II.1616], а Аллах лучше знает, скончался аския Харун, сын аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Дауда. А в месяце сафаре [19.II—18.III.1616] скончался наш собрат и наставник факих Мухаммед-Салих ибн Али ибн Зийяд, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его.

В среду между полуднем и заходом солнца, по истечении пяти ночей раби пророческого года двадцать пятого после тысячи [23.III.1616], скончался факих имам ал-Мустафа ибн Ахмед ибн Махмуд ибн Абу Бекр Багайого и был погребен в этот же день. Был он, да помилует его Аллах Всевышний, мягок, спокоен, терпелив к беспокойству, причиняемому людьми, молчалив. Учился он у своего великого дяди по отцу — факиха Мухаммеда Багайого; тот читал ему "Рисалу" и "Ал-Мухтасар" и прочие труды, но "Ал-Мухтасар" он с ним не закончил. [Учился ал-Мустафа] и у факиха Усмана ал-Филали, факиха Мухаммеда ибн Мухаммеда-Керей и у факиха Абд ар-Рахмана ибн Ахмеда ал-Муджтахида. С последним он занимался "Ал-Мудавваной" и "Ал-Муватта". В начале учения своего, при жизни его дяди по отцу, ал-Мустафа выучился у факиха Ахмеда Бабу, сына факиха Ахмеда, немногому из арабского языка, "Ал-Мухтасар" и прочему, а у сына своей тетки по отцу, факиха Махмуда, [штудировал] /239/ "Ал-Алфийю" и прочее. Некоторое время он присутствовал на лекциях факиха Ахмеда Баба после приезда того из Марракеша. Ал-Мустафа занял должность имама соборной мечети Мухаммеда Надди в шаабане года восьмого после тысячи [15.IV—13.V.1600] и [был на ней], пока не скончался, да помилует его Аллах Всевышний. Он заместил [и] хатиба соборной мечети с шестнадцатого года после тысячи [28.IV.1607—1.IV.1608]. Родился же ал-Мустафа, да помилует его Аллах Всевышний, в семьдесят третьем [году] десятого века [29.VII.1565—19.VII.1566], да помилует его Аллах Всевышний.

В [месяце] зу-л-када священном этого же года [10.XI— 9.XII.1616] скончался в городе Дженне наш собрат факих Саид, известный под прозванием Санкомо, сын друга родителя нашего и дорогого его товарища Баба-Керей, да помилует его Аллах и да простит милостью своей. А похоронен он на кладбище в садах[671].

В священном мухарраме, открывшем [год] тысяча двадцать шестой [9.I—7.II.1617], скончался выдающийся наставник, праведный аскет Мухаммед ибн ал-Мухтар, старейшина маддахов, прозванный Сан. Я усердно посещал его с детства до его смерти и приобрел от него множество полезного, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его милостью своей. Прожил он восемьдесят четыре года; а в день, в который скончался, скончалась рабыня Аллаха Всевышнего Хадиджа-Вайджа, дочь ал-Хаджа ибн Ахмеда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита. Жизни ее было девяносто четыре года, и между ними обоими [разница] в десять лет, да помилует Аллах их обоих и да простит их. Аминь.

В ночь на четверг второе сафара этого же года [9.II.1617] после второй вечерней молитвы скончался родитель мой — Абдаллах ибн Имран ибн Амир ас-Сади. И прочел над ним молитву выдающийся наставник наш, аскет, святой Аллаха Всевышнего факих ал-Амин ибн Ахмед, брат факиха Абд ар-Рахмана ибн ал-Муджтахида, в соответствии с завещанием покойного утром в четверг. Погребен он был в это же время рядом со своим отцом на кладбище большой соборной мечети, и упомянутый шейх, также по завещанию, был тем, кто опустил его в могилу. При обмывании его присутствовал превосходный, выдающийся, праведный святой, наставник наш факих Мухаммед Багайого ал-Вангари, а при молении по нем и погребении его присутствовало великое множество начальных людей, шейхов, факихов, праведников и избранных, знати и простых людей. И не остался в стороне [от церемонии] никто в городе, кроме тех, кого удержала серьезная причина, или тех, кого не привлекает присутствие в добром месте — да извинит [такого] Аллах и да простит Он его по милости и благородству своим! Отец мой скончался (а Аллах лучше знает!) шестидесяти семи /240/ лет; родился он в [году], завершавшем шестой десяток [века] [18.XII.1552—6.XII.1553]. Да возвысит Аллах ступень его в райских садах!

В этом же месяце скончался в городе Дженне имам кадий Саид. В должности кадия он пробыл один год и восемь месяцев; и в этом же месяце занял после него должность кадия кадий Ахмед, сын кадия Мусы-Дабо.

В середине раби пророческого этого же года [9.III—7.IV.1617] в Дженне скончался товарищ родителя моего и его добрый друг Баба-Керей ибн Мухаммед-Керей, да помилует его Аллах Всевышний, да простит и извинит его. А в середине зу-л-хиджжа священного, завершившего год тысяча двадцать шестой [30.XI—28.XII.1617], скончалась Нана-Сири, дочь дяди родителя моего по матери, факиха, аскета, чтеца Корана сейида Абд ар-Рахмана, сына сейида Али ибн Абд ар-Рахмана, [происхождением] из ансаров. И в этом же месяце скончалась шерифа-хашимитка, хасанийка Фатима, дочь шерифа Ахмеда ас-Сакли, да помилует их Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благодатью их! Аминь.

В ночь на пятницу, последний день священного мухаррама, открывавшего год двадцать седьмой после тысячи [27.I.1618], на заре, скончался святой Аллаха Всевышнего, господин откровений факих Мухаммед Урьян ар-Рас. Молитву над ним прочли поздним утром в погребальной молельне в пустыне, но при этом присутствовали знать и простонародье. И был он погребен тогда же по соседству с факихом Махмудом — снаружи [его] гробницы, с восточной стороны. Шейх факих Мухаммед ибн Ахмед Багайого ал-Вангари говорит относительно него: "Это был Мухаммед ибн Али ибн Муса, известный как сейид Мухаммед Урьян ар-Рас. Был он из праведников; учился у факихов своего времени, таких, как два брата — факихи Абдаллах и Абд ар-Рахман, сыновья факиха Махмуда, как факих Мухаммед Багайого и факих Ахмед Могья. В начале своей деятельности он преподавал, потом оставил это и пребывал только в доме своем, не выходя даже ради пятничной молитвы, однако по серьезной причине — Аллах же лучше знает это! Сделался он известен среди людей святостью, и навещали его паши и прочие. Благодать его прославилась среди арабов, и они к нему приходили с благопожеланиями и подношениями. Урьян ар-Рас не покидал своего дома, [пребывая] в жалком состоянии и босым; /241/ у него даже не было привратника, кроме как в последние годы жизни. Он прославился благородством и щедростью, да помилует его Аллах Всевышний. Родился он, как я слышал, в девятьсот пятьдесят пятом году [11.II.1548—29.I.1549]. И был он твердым, терпеливым и выдержанным в делах". Закончено.

В начале раби ас-сани этого же года [28.III—25.IV.1618] скончался паша Али ибн Абдаллах ат-Тилимсани под пыткой [по приказу] каида Мами ат-Турки; его зарыли в конюшне, без обмывания и молитвы.

А в последний день священного мухаррама, открывшего год тысяча двадцать восьмой [17.I.1619], скончался паша Хадду ибн Йусуф ал-Аджнаси, и был он погребен в мечети Мухаммеда Надди. И в шаабане этого года [14.VII—11.VIII 1619] скончался паша Ахмед ибн Йусуф ал-Улджи.

В этом же году, а Аллах лучше знает, скончался в городе Дженне факих Махмуд, известный как Альфа Сири, сын Сулеймана, сына Мухаммеда-Карамоко ал-Вангари, да помилует его Аллах Всевышний.

А в пятницу, за три ночи до конца мухаррама, открывшего год двадцать девятый после тысячи [3.I.1620], скончался шейх, факих, ученый, имам Мухаммед ибн Мухаммед-Керей, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его. А в воскресенье пятнадцатого шавваля этого же года [13.IX.1620] около полудня скончался в городе Дженне дженне-кой Йенба, сын дженне-коя Исмаила.

В конце рамадана года тридцатого после тысячи [20.VII—18.VIII.1621] скончалась тетка наша по отцу Зухра, дочь Имрана. В субботу же десятого джумада-л-ула [23.III.1622][672], а Аллах лучше знает, скончался имам большой соборной мечети имам Махмуд, сын имама Садика ибн Мухаммеда Таля. Он пробыл в сане имама двадцать шесть лет; жизни его в день вступления в должность было семьдесят лет, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его благостью своей. По кончине его утвердился сан имама за имамом Абд ас-Саламом ибн Мухаммедом-Даго ал-Фулани, ибо он долгое время был заместителем Махмуда — в среду четырнадцатого /242/ [числа] помянутого месяца [27.III.1622].

В ночь на пятницу шестнадцатого раби пророческого этого же года [29.I.1622] скончались каид Мухаммед ибн Али, паша Мухаммед ибн Ахмед а л-Мааси и кахийя Мухаммед ибн Канбакули ал-Масси, как было уже сказано. А в начале шавваля этого года [9.VIII—6.IX.1622] в городе Дженне скончалась Хафса, мать детей родителя моего[673], и похоронили ее в большой соборной мечети, да помилует ее Аллах.

Поздним утром в среду двенадцатого мухаррама священного, открывшего год тысяча тридцать второй [16.XI.1622], скончался достойный собрат любезный, верный, возлюбленный и искренний друг Мухаммед ибн Абу Бекр ибн Абдаллах-Керей ас-Санауи. Его похоронили на кладбище в садах в городе Дженне в тот же день. Обмыли его я и кадий Ахмед-Дабо по завещанию его. Он был любим недостаточными, бедняками и талибами, был добрым к ним, отвращавшимся от сынов жизни сей[674] и притеснителей, обладателем человечности и спокойствия, надежным и твердо помнящим обещания свои — и известен он был этим знати и простонародью. Я не видел подобных ему нигде под сводом небесным обязательностью, откровенностью и красотою нрава. Мы с ним были в дружеских отношениях при его жизни и расстались со смертью его без изменения и перемены [с его стороны] хотя бы на одну минуту. Да простит ему Аллах, да помилует его и извинит; и да соберет Он нас, одного и другого, в тени трона Своего и в наивысшем раю, без кары и тягости, милостью и щедростью своей — ведь Он в этом властен и, способен удовлетворить мольбу!

В пятницу двадцать первого этого месяца [25.XI.1622] скончалась моя тетка по отцу — Умм Хани, дочь Имрана, да помилует ее Аллах, да простит и да смилостивится над нею по благости своей. А в воскресенье одиннадцатого зу-л-хиджжа священного, завершавшего год тысяча тридцать второй [6.X.1623], скончалась моя тетка по отцу — Умм Айша, дочь Имрана, да помилует ее Аллах, да простит ее и да смилостивится над нею.

В начале года тысяча тридцать пятого [3.X.1625—21.IX.1626] скончался достойный, превосходный, праведный ученый факих Абу-л-Аббас Ахмед ибн Мухаммед ал-Фулани ал-Масини. Он заболел страшной болезнью в своем жилище в области Анкам [и] велел доставить себя в столицу — Томбукту, но когда доехал до гавани Кабары, то скончался там. Тело его принесли в Томбукту, прочли по нем молитву, /243/ и похоронен он был на кладбище большой соборной мечети, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его — и да воспользуемся мы благодатью его. Аминь.

А в воскресенье десятого джумада-л-ула этого года [7.II.1626] скончался выдающийся шейх, традиционалист, факих имам Мухаммед Саид, сын имама Мухаммеда-Кидадо ибн Абу Бекра ал-Фулани; погребен он на кладбище большой соборной мечети, да помилует его Аллах и да воспользуемся мы Его благодатью. Аминь.

В четверг двадцать первого этого же месяца [18.II.1626], около полудня, скончался Али ибн Зийяд; молитву над ним прочли после полуденной молитвы и похоронили рядом с имамом Саидом, да помилует его Аллах Всевышний.

Утром в пятницу двадцатого джумада-л-ахира [19.III.1626] скончался Абд ал-Керим ибн Ахмед-Даго ал-Хахи, да помилует его Аллах. А в воскресенье двадцать второго этого же месяца скончался факих имам Абд ас-Салам Мухаммед-Дого ал-Фулани. Молитву по нем прочли после полуденной молитвы, а похоронен он рядом с имамом Саидом; в должности имама он пробыл четыре года, да помилует его Аллах Всевышний. А занял должность имама после него имам сейид Али ибн Абдаллах-Сири, внук имама сейида Али ал-Геззули — в правление каида Йусуфа ибн Омара ал-Касри, с разрешения кадия сейида Ахмеда ибн Анда-аг-Мухаммеда, да помилует их Аллах Всевышний. Утром в четверг шестого раджаба единственного этого же года [3.IV.1626] в городе Дженне скончалась шерифа Умм Хани, дочь шерифа Бойя, сына шерифа-хасанита ал-Мудьявира, жена брата моего Мухаммеда ас-Сади, да помилует ее Аллах Всевышний.

В месяце раби пророческом в году тысяча тридцать шестом [20.XI—19.XII.1626] скончался факих ал-Мухтар, внук по женской линии кадия ал-Акиба ибн Мухаммеда Дьянкан ибн Абу Бекра ибн Ахмеда ибн Абу Бекра Биро, служитель пророка[675], да благословит того Аллах и да приветствует. Он был тем, кто привез в Томбукту рукопись "Ал-Ишринийат". Служил он пророку хвалою и сыновним благочестием в день его рождения и сам занимался доставкой из Дженне того, что в этот праздник приносят жертвой, каждый год, пока не состарился и не одряхлел. Дети его просили его [позволить], чтобы они заменили его /244/ относительно этих приношений, когда он одряхлел, но ал-Мухтар отказался и воспротивился [этому]. Умер он в городе Куна, когда выехал из Дженне, и похоронен во дворе тамошней мечети, да помилует его Аллах Всевышний и да обратит Он на нас свою благодать в этой жизни и в будущей. Аминь!

В пятницу, второй день джумада-л-ахира того же года [18.II.1627], скончался в городе Бена наставник наш, выдающийся благословенный факих имам Мухаммед ибн Мухаммед ибн Ахмед Халил. Его тело доставили в столичный город Дженне и похоронили в нем на кладбище в Садах. Он в высшей степени любил меня, и много я слышал от людей его хвалы мне в отсутствие мое, да помилует его Аллах и да будет им доволен, да наделит Он его за меня добром и да воспользуемся мы его благодатью в жизни этой и в будущей. Аминь.

Он было назначил меня своим заместителем на молитве, но я от этого отказался по занятости [иными] обстоятельствами. Но в пятницу двадцать третьего упомянутого месяца [11.III.1627] был я назначен на его место на должность имама мечети Санкорей в упомянутом городе по единодушному решению всех его видных людей и с разрешения кадия Ахмеда Дабо, а он в тот момент соединял [в себе] высшие достоинства.

Поздним утром в четверг шестого шаабана этого же года [22.IV.1627] скончался господин своего времени и благословение его, ученый шейх, ученейший, единственный в свою эпоху, неповторимый в свой век факих Ахмед Баба ибн Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит, да помилует его Аллах Всевышний, да будет Он им доволен и да воспользуемся мы благодатью Его в жизни сей и в будущей. А похоронен он радом с родителем своим. В среду двенадцатого этого месяца [28.IV.1627] родилась Сафийя, дочь моего брата Мухаммеда Сади.

А в конце этого года скончался дженне-кой Абу Бекр-Сагаро, сын факиха Абдаллаха, в городе Дженне. Был он из самых достойных их государей образом действий и верой, да помилует его Аллах. И подобным же образом скончался в Марракеше в конце того года каид Амир, сын каида ал-Хасана ибн аз-Зубейра.

На утренней заре в пятницу шестого мухаррама священного, начавшего год тысяча тридцать седьмой [17.IX.1627], скончался в Марракеше государь [наш] А|бу-л-Маали Мулай Зидан /245/, сын господина нашего Ахмеда, — да помилует его Аллах Всевышний по благости своей. Погребен же он был лишь после закатной молитвы в ночь на субботу.

В среду восемнадцатого этого же месяца [29.IX.1627] в городе Дженне скончался сын сестры моей Умм Нана — Абд ар-Рахман ибн ат-Талиб Ибрахим ан-Насрати. Я поехал туда к нему в обществе родительницы нашей, отправившейся в гости, да помилует его Аллах Всевышний.

Поздним вечером в субботу двадцать первого этого месяца [2.X.1627] скончался мой зять шейх ал-Мухтар Тамта ал-Вангари. Я руководил обрядом погребения его; молитву по нему прочли между заходом солнца и наступлением темноты. И похоронен он в большой соборной мечети в городе Дженне, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его по благости своей.

В среду четырнадцатого шаабана этого года [19.IV.1628], около полудня, скончался шериф Зейдан, сын шерифа Али, сына шерифа ал-Мудьявира, да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благодатью Его в сей жизни и в будущей.

В ночь на вторник тринадцатого этого же месяца [18.IV.1628] в городе Дженне скончался хаким сейид Мансур, сын паши Махмуда-Лонко. Он был похоронен той же ночью в большой соборной мечети. Я, трое свидетелей и четверо баш-ода провели эту ночь у дверей его дома для охраны его по приказу кахийев, после того как внимательно осмотрели все, что в домах содержалось. Наутро следующего дня мы описали наследство Мансура в присутствии кахийев, испросив разрешение ведающего законностью. Было это во время паши Ибрахима ибн Абд ал-Карим а ал-Джарари.

Во время послеполуденной молитвы в среду двадцать седьмого рамадана того же года [31.V.1628] скончался возлюбленный собрат, достойный, добрый факих Мухаммед ибн Бадара ибн Хаммуд ал-Фаззани; по нем прочли молитву после закатной молитвы, и был он тут же похоронен на кладбище большой соборной мечети, да помилует его Аллах, да простит его и извинит его по благости своей.

В субботу седьмого джумада-л-ула в году тридцать восьмом после тысячи [2.I.1629] скончался главный амин каид Мухаммед ибн Абу Бекр. Его убил паша Али ибн Абд ал-Кадир по повелению государя Мулай Абд ал-Малика, как было рассказано.

В понедельник, последний день мухаррама, открывшего год тысяча тридцать девятый [19.IX.1629], скончались Омар ибн Ибрахим /246/ ал-Аруси и его невольник Билал; оба были убиты на поле боя между Омаром и пашою Али ибн Абд ал-Кадиром, как было рассказано.

В середине ночи на воскресенье двенадцатое шаабана блистательного этого года [27.III.1630] скончался в городе Марракеше Абу Марван Мулай Абд ал-Малик, сын господина нашего Зидана, да помилует их Аллах Всевышний. А в среду шестнадцатого раджаба того же года [1.III.1630], при восходе солнца, скончался выдающийся шейх, аскет факих Абу Бекр, сын Ахмеда-Биро, сына святого Аллаха Всевышнего кадия факиха Махмуда ибн Омара ибн Мухаммеда Акита, да помилует их Аллах и, да воспользуемся мы благодатью их. Аминь.

В начале года тысяча сорок первого [30.VII.1631 — 18.VII.1632] скончался амин каид Йусуф ибн Омар ал-Касри; его похоронили в мечети Мухаммеда Надди. Пробыл он в этой должности амина два с половиной года. А вместо него ее занял амин каид Абд ал-Кадир ал-Имрани с разрешения главноначальствующего паши Али ибн Абд ал-Ка-дира.

В ночь на двенадцатое раби пророческого этого года [7.X.1631], в ночь рождения пророка, скончался каид Абдаллах ибн Абд ар-Рахман ал-Хинди — его убил каид Мухаммед ал-Араб на рынке по приказу своего брата паши [Али ибн] Абд ал-Кадира; когда тот доехал до Аравана, то послал Мухаммеду этот приказ.

В середине шаабана того же года [22.II—21.III.1632] в городе Дженне скончался каид Ибрахим ибн Абд ал-Керим ал-Джарари. Еще до того кахийи и Мухаммед ибн Мумян ас-Сабаи позвали меня и еще одного свидетеля для завещания.

И завещал Ибрахим то, что завещал. А похоронили его в большой соборной мечети, наследство же его отослали паше [Али ибн] Абд ал-Кадиру. И тот написал каиду Маллу-ку ибн Зергуну, чтобы он занял место Ибрахима. Маллук в этот момент был в Дженне; и это — последнее пребывание его в должности каида Дженне.

А во вторник двадцатого шавваля этого же года [10.V.1632] скончался выдающийся наставник наш, праведный, богобоязненный аскет, святой Аллаха Всевышнего факих ал-Амин ибн Ахмед, брат факиха Абд ар-Рахмана ибн Ахмеда ал-Муджтахида от [одной] матери. Молитву над ним прочел достойный праведный шейх факих Мухаммед Багайого ал-Вангари. /247/ Он говорит в записке о нем: "Ал-Амин ибн Ахмед ибн Мухаммед — шейх наш и друг наш. Увлажнял он [свой] язык упоминаниями [Аллаха]. Был он брат наставника нашего факиха Абд ар-Рахмана, да помилует их обоих Аллах Всевышний, брат его по матери. [Это был] факих, грамматист, морфолог и лексикограф; он обладал счастливыми познаниями о сахибах пророка. Скончался он, да помилует его Аллах Всевышний, утром во вторник двадцатого шавваля сорок первого [года] в возрасте более восьмидесяти [лет], а родился в девятьсот пятьдесят седьмом [20.I.1550—8.I.1551]. Молитву по нем прочли в погребальной молельне начальных людей и праведников в пустыне". Закончено. [Так] да помилует его Аллах Всевышний и да будет им доволен, да возвысит Он ступень его в высший из миров и обратит на нас благодать его и благодать познаний его по милости и щедрости своей! Закончен [перечень] кончин в эти годы.

ГЛАВА 35

Что касается паши Али ибн Мубарака ал-Масси, то пробыл он правителем лишь три месяца, был свергнут в месяце раби ас-сани [16.X—13.XI.1632] и сослан в Тендир-му. Позднее, [поскольку] дела между ним и его собратьями в Тендирме не ладились, его вторично изгнали, в область Тьяба, и он остался там, пока не скончался. Ведь в день его провозглашения [пашой] назначили его только потому, что войско не нашло, кроме него, никого, кто бы в тот день подставил шею, из страха перед пашою Али ибн Абд ал-Кади-ром и внушаемой тем боязни.

В день свержения Али ибн Мубарака все войско единодушно сошлось на Сауде ибн Ахмеде Аджруде аш-Шерги. И они поставили его пашой в среду второго раби ас-сани года тысяча сорок второго [17.X.1632]. Но как только он пришел к власти, встал над лагерем и уселся для принятия присяги, /248/ [в город] въехал посланец государя Абд ал-Вахид ал-Марагди ал-Джарар. Он привез грамоты каидам, но утверждал, будто письмо государя у него украли. [В это время] уже произошло возмущение войска Дженне против паши Али ибн Абд ал-Кадира ибн Ахмеда; а каид Хамму ибн Али в то время находился там: он явился в Дженне, имея в виду купить для себя зерна. Каид завершил эти свои дела, окончил их и стал готовиться к возвращению в Томбукту. И выступил он из Дженне второго раби ас-сани [17.X.1632].

В понедельник десятого джумада-л-ула [23.XI.1632] с единодушного согласия всего войска каид Маллук схватил дженне-коя Букара и бросил его в тюрьму. Утверждали, будто он разорвал согласие жителей Дженне относительно возмущения против паши Али, ибо они с ним договорились об этом [возмущении] и дали друг другу клятву в этом.

Говорят и [так], будто это Букар послал паше сообщение о мятеже и о том, что они схватили Мухаммеда ибн Мумина и присвоили все, что было в его доме. Гонец Маллука прибыл к паше Сауду на четвертый день после ареста дженне-коя, [застав пашу] в пути в сторону ал-Хаджара. И поздним вечером в четверг тринадцатого того же месяца [26. XI.1632] дженне-кой был убит в касбе мучительной смертью, а голова его была посажена на шест и установлена на рынке. Для суданских соплеменников Букара это было весьма омерзительным и отвратительным новшеством, и они все восстали, и взбунтовались.

Главой бунта был Йусоро-Мухаммед ибн Усман, а за ним последовали Сасоро, Караму, Матого и прочие из числа слуг дженне-коя, кто находился в западной стороне. Йусоро осадил купцов, жителей Бены. Известие [это] достигло жителей Дженне, и каид Маллук отправил для боя с мятежником отряд, поставив над ним двух главных кахийев: Мухаммеда ибн Руха и Салима ибн Атийю. Но Йусоро их отбросил, а они ничего не добились против него и бежали, бросив покинутым в гавани, один из своих шатров; /249/ а принадлежал он кахийи Салиму. Они показали спину, [убежав] до селения Сорба, высадились там и послали к каиду Маллуку, чтобы тот усилил их подкреплением. С подкреплением выступил кахийя Мухаммед ат-Тарази — с теми из стрелков, кто оставался в городе [Дженне]. Но он встретился с отрядом, возвращавшимся в Дженне, и вернулся с ними вместе, и не принес никакой пользы.

[Еще] до прихода отряда в Бену помянутый Йусоро разослал призыв к тем, кто был за ним из числа государей, — дага-кою, ама-кою и прочим. Все они откликнулись на его обращение, и каждый из них отправил отряд людей в подкрепление ему, так что Йусоро пришлось спорить с ними, чтобы те не бросились на стрелков всеми наличными силами.

Люди Дженне оставались в затруднительном положении четыре месяца, [не имея возможности] к кому-то обратиться и от кого-нибудь получить ответ. Каждый день слышали лишь такие дурные вести, что почти разрывали сердце. Ибо это убиение [дженне-коя] довело до крайности и до предела ярость в сердцах суданцев. Те поклялись, что если люди Дженне не выдадут им каида Маллука, чтобы они его убили за убиенного своего, то они непременно придут в Дженне и перебьют всех, кто в нем будет, из белых, принадлежащих к людям махзена, но не остальных.

Люди из-за этого печалились и страшились, пока в конце джумада-л-ахира помянутого года [14.XII.1632—11.I.1633] не явился к ним каид Ахмед ибн Хамму-Али[676]. Паша Сауд назначил его на должность каида города, а Маллука с нее сместил. Это было началом облегчения и милосердия; люди сообщили суданцам, что это убиение исходило от одного только Маллука и за это его и сместил главноначальствующий. От этого гнев суданцев смягчился. Каид же Ахмед продолжал ими управлять и успокаивать подарками и добрыми словами, пока не ушла и не исчезла враждебность их. Однако же это обстоятельство оставило у суданцев презрение и пренебрежение к марокканцам.

А в конце священного зу-л-када [того же года] [10.V— 8.VI.1633] я отправился в Масину к другу [моему] сейиду кадию Мухаммеду-Самбе [и к] государю Хамади-Амине для обычного посещения. Во время этой поездки взошла надо мною новая луна священного зу-л-хиджжа, /250/ завершавшего год тысяча сорок второй [9.VI.1633]. Днем в день напоения[677] [16.VI.1633] приехал я в Дженне. Государь Хамади-Амина вручил мне послание к каиду Хамму ибн Али по поводу своего слуги Тьерно-Кудьо — тот был [его] конюшим. Хамади-Амина на него разгневался, а тот убоялся его вспыльчивости и убежал в землю Дженне к Дьядье, сыну Хамади-Айши. А между последним и упомянутым Хамади-Аминой существовала давняя наследственная вражда. Я доставил это послание каиду Ахмеду. Дело в том, что Хамади-Амина просил его воспользоваться любыми хитростями, чтобы завладел он беглецом, схватил его, забил в железа и послал бы сообщение о том ему, Хамади-Амине. Каид не один раз посылал к беглецу, предлагая ему явиться, но тот не согласился, как будто он понял, в чем дело.

Затем Хамади-Амина, по известному их обычаю, направился на возвышенности[678], чтобы там определенное время пасти [свой] скот, пока это время не кончилось, а затем он возвратился в Сахель. Я ему написал, что произошло у каида с Тьерно, и он задержался до ночи на второе шавваля года тысяча сорок третьего [13.III.1634], [а потом] снялся со своим войском, направляясь против помянутого Дьядье в его ставке. Ко мне в этот момент приехал гонец Хамади-Амины, прося, чтобы я его встретил в дороге раньше, чем он доберется к своей цели, а место для встречи [предлагает он] за озером Какоро[679], и чтобы приехал со мною один из свидетелей кадия, дабы добились мы мира между ним — Хамади-Аминой и Дьядье (тот был сыном дяди его по отцу, и Хамади-Амина не желал раздора между собою и ним). Посланный пришел ко мне, я отправился с ним вместе к кадию л рассказал ему о послания. Кадий ответил: "Во имя Аллаха и с благословением Аллаха — однако же после того, как будет спрошено согласие каида!" Каид разрешил это и велел нам отправиться к Хамади-Амине. О том прослышал кахийя Мухаммед ибн Рух, явился к каиду и сказал ему: "Этот наш путь — не путь талибов!" И каид приказал ему отправляться, а он пошел вместе с кахийей Мухаммедом ал-Хинди [и] с группою стрелков /251/ и сопровождающих.

Когда посланец Хамади-Амины увидел это, то сказал: "Это — дурной совет; Хамади-Амина на это никогда не даст согласия!" Он не мог [допустить], чтобы кахийи его опередили у вождя в том, что ему было велено, и помчался перед марокканцами. Он их опередил и нашел Хамади-Амииу стоящим лагерем в условленном месте. Гонец рассказал ему весть, и Хамади-Амина разгневался великим гневом. Он сказал: "Что их несет вступать на путь, который не их путь? Это — не дело людей власти, а лишь дело талибов! Ибо оно — примирение между людьми..." — и велел гонцу повторно отправиться к кадию, дабы тому сказать: "Пусть ко мне не приезжает никто, кроме Абд ар-Рахмана с другим свидетелем!" И чтобы гонец также сказал кадию: разве же не отец его, кадий Муса Дабо, и его свидетели были теми, кто приехал к его, Хамади-Амины, деду в город Сога, тогда вспыхнула усобица между тем и его братом, Хамади-Айшей, родителем этого Дьядье, ради их замирения?

Посланный возвратился, а Хамади-Амина двинулся вместе с войском своим и отклонился от маршрута кахийев. Когда же кадий услышал его слова, то ответил: "То, что он говорит, чистая правда!" И он снова послал к каиду по этому поводу. А каид велел нам отправляться, и мы договорились отправиться после послеполуденной молитвы.

Когда Хамади-Амина изменил маршрут, кахийи прослышали об этом и пошли другой дорогой, чтобы с ним встретиться. Добрались они до него лишь после тягот и затруднений; но тот не пожелал, чтобы они его видели вплоть до Вабо. Он остановился здесь, для него поставили его шатер, и он вошел в него. Кахийи же и их свита остановились на солнце и просили разрешения войти к нему. Но Хамади-Амина не дал им согласия на то, чтобы они его увидели, пока не совершил послеполуденную молитву. Тут он вышел, сел на коня и проехал мимо них, сидящих, не приветствовав их.

Хамади-Амина послал своего брата Силамоко с большим отрядом к замку города. Кахийя Мухаммед ал-Хинди, который был смелым [человеком], поскакал к государю, подъехал к нему и сказал: "О фанданке, по тому, что видим мы, ты явился для того лишь, чтобы сразиться с людьми Дженне. Но если это так, то ты не уйдешь с этого места, пока не начнешь с нас первых!" И с этого момента Хамади-Амина заговорил с ними, приветствовал их, и. отвел к /252/ своему шатру, и усадил их.

Мы же совершили полуденную молитву и собирались выехать к Хамади-Амине, как он хотел. Но когда мы вышли из ворот замка, то повстречали конницу Силамоко, развернутую справа и слева ради убиения и бросания дротиков и нападения, притом что они дошли [уже] до ворот замка. Мы вернулись, испугавшись их; и народ города убоялся великим страхом, полагая, что те поступают так лишь после того, как покончили с обоими кахийями и их свитой. В такой заботе и беспокойстве жители пребывали до захода солнца, [когда] к каиду явились гонцы кахийев и доложили ему, что кахийи ночевали у Хамади-Амины на холме Ваба и [просят], чтобы каид выслал им продовольствие в знак гостеприимства. И он отправил им это на мулах и ослах.

Что же касается Дьядье, та он бежал за Реку, боясь Хамади-Амины, а что до Тьерно, то он бежал в другую сторону.

Кахийи переночевали вместе с Хамади-Аминой в том самом месте. Но в конце ночи он сел на коня, (а они о том не ведали) и въехал в жилище Дьядье упомянутого; он вошел в его дом и объехал его кругом верхом на жеребце своем. Потом он вышел, доехал до стены замка, возложил на нее руку, выполняя свой обет, а ранним утром следующего дня попрощался с кахийями и обратился к стране своей. За ними он отрядил своих братьев — Силамоко, Али ат-Тллимсани и Абу Бекра-Амину — до самых стен замка. Они простились, и кахийи въехали в замок, а те уехали догонять своего брата-государя в своей стране.

Впоследствии упомянутый Тьерно прислал ко мне своего сына, чтобы мы выпросили у Хамади-Амины прощение для него, и он со своими детьми возвратится-де в свои места, в Масину. Я сказал о том кадию, а он написал об этом Хамади-Амине; и тот их простил, и это было сказано, однако с условием, что мы тех заставили поклясться в соборной мечети, что они никогда не будут пытаться ему изменить. И мы послали человека, который привел семейство Тьерно к присяге в соборной мечети селения Куфаса. Мы отправили к государю гонца с сообщением об исполнении того, что он повелел.

Хамади-Амина с этим же гонцом написал нам, что он слышал, будто паша Сауд вышел с войском лично, намереваясь на него напасть. Он-де не знает, что тому причиной, ибо он не бунтовал, не отклонялся от [правильного] пути, не задерживал дьянгал или /253/ обычные выплаты. И он-де вступает под защиту ислама и под наше покровительство и под покровительство факихов — [он и] все они, бедняки, лодочники и земледельцы, исключая тех, кто оставил его, Хамади-Амины, путь.

Я отнес это письмо к кадию. Когда тот его прочел, то сказал: "Правда, мы не знаем ни о чем из тех [грехов], что он упоминает. Однако у нас нет и свидетельств о походе. Сходи же сейчас, этой ночью, к городским купцам и спроси у них подтверждения этому. Потому что их богатства спускаются и поднимаются по этой Реке, и они лучше знают, каково положение. И если услышишь ты свидетельства двоих из них, этого будет довольно!" Этой же ночью он послал к каиду Ахмеду, сообщая ему об этом происшествии, а я-де, если пожелает того Аллах, приду к нему наутро относительно предстательства перед пашой. Все дела я завершил так, как кадий мне велел, и мы провели ночь, [собираясь] рано утром пойти к каиду.

Как вдруг ранним утром к нему прибыл посланец паши с письмом его; паша его написал в городе Тендирма, в своей ставке. Он не забыл употребить ни одно из поносных слов и гневных обращений в отношении каида, войска Дженне и тех, кто вместе с ним. Как-де это явился к ним под стены замка мятежный Хамади-Амина, а они еле [успели] закрыть перед ним ворота, и он осаждал их семь дней, обратясь вспять лишь после большой взятки! Но вот уж идет он, паша Сауд, и не избегнут они и помянутый Хамади-Амина кары, которую увидят, ежели пожелает Аллах.

После того как они прочли письмо, каид послал ко мне, чтобы я сказал кадию, чтобы тот к нему не приходил совсем. Он получил письмо паши со злыми словами относительно их дела с Хамади-Аминой, которых они не заслужили; они-де забыли о самих себе, не говоря уж о нем. И кадий воздержался от того, что хотел [сделать].

А когда о том, что произошло, прослышал Тьерно, он взволновался, но не нашел в себе терпения [дождаться] до прибытия этого разрешения, и возвратились он и дети его в Масину, к Хамади-Амине, и тот их простил и оставил их [в покое].

В последние дни священного зу-л-када [29.IV—28.V.1634] паша Сауд достиг города Дженне, остановился в Сануне и построил ставку свою на тамошнем песчаном холме. Затем второго зу-л-хиджжа священного, завершившего год, тысяча сорок третий [30.V.1634], он ушел и направился к Бене для отмщения Йусоро. Все жители этого города бежали от него, а Йусоро убежал неподалеку от города и скрывался там, пока не возвратился[680] [в него].

К паше Сауду не пришел /254/ никто из правителей тех областей, за исключением лишь тьили-коя и уорон-коя, что же до дага-коя и ома-коя, то они оба отправили к марокканцам своих гонцов, приветствуя их. Паша оставался там, пока не совершил молитву в праздник жертвы [7.VI.1634]. А на второй день праздника он ушел оттуда, возвратясь в Дженне. Он стал на прежней своей стоянке и начал притеснять рабов [Аллаха]. Люди же доносили друг на друга, и интриганы оклеветали перед ним двух моих братьев — Мухаммеда Сади и Абд ал-Мугиса, перед тем как паша отбыл в Томбукту. Он велел им обоим явиться к себе в ставку (несправедливо забрав у Мухаммеда Сади двести мискалей предварительно) и, когда они предстали перед ним, сказал: "О альфа Сади, нет тебе занятия, кроме как собирать каждый день в своем доме купцов вместе с каидом Ахмедом ради разговоров о наших пороках и презренных деяниях наших. Однако мы не слышали, чтобы ты принимал в этом участие вместе с ними. А ты, Абд ал-Мугис, такой-то и такой-то, ты — тот, кто притесняет людей: ты незаконно брал у людей товары их для каида Ахмеда. Уезжай из этого города и возвращайся в Томбукту!" Потом он велел им обоим вернуться в свои дома.

Сауд предполагал задержаться здесь до конца мухаррама [26.VII.1634], но однажды в Дженне[681] приехали баш-ода повидать там товарищей и друзей своих. И услышали они обо всем, что паша незаконно отбирал у людей. Баш-ода сделали вид, будто это не доходило до их ушей в ставке, и сказали: "Это же разорение страны!" Когда же поздно вечером этого дня они возвратились к паше, то сказали ему: "Собирайся выступить завтра обратно в Томбукту!" Паша объяснил им, что этого он не может, покуда не вернутся его гонцы, которых направил он к государям этих областей. Баш-ода ответили ему: "Необходимо уходить, потому что для дальнейшего нашего пребывания в этом городе нет возможностей у его жителей. А если ты этого не желаешь, то государю и войску это угодно!" И паша решил выступать, и распределил между шкиперами судов буксирные концы.

Когда паша Сауд стал лагерем при /255/ своем прибытии из Томбукту, он спросил каида Ахмеда об их отношениях с правителем Масины, когда тот стоял у них в Дженне. Каид ответил ему: "Он пришел не ради жителей, а только из-за своего слуги, который от него сбежал и осел у его врагов. Люди[682] же [наши] не ведали, что он вышел из повиновения". Паша сказал: "А если было так, то почему же его посланцы не явились нас посетить и приветствовать нас?! И не послал он нам дары гостеприимства?" Каид Ахмед тут же послал от него ко мне, чтобы я послал к Хамади-Амине и чтобы тот непременно выслал паше дары вместе со своим гонцом — срочно и поспешно. И чтобы не являлся по этому поводу никто, кроме конбомаги. Хамади-Амина сделал так; конбомага доставил дары гостеприимства, приветствовал пашу, пожелал ему добра и возобновил договор; он прошел вместе с пашою до города Куна и там с ним простился.

Затем паша послал к факиху Мухаммеду Сади, чтобы тот приехал к нему в ставку, дабы им помириться; они помирились, и паша ему подарил парадное одеяние.

В последний день зу-л-хиджжа [26.VI.1634] был отстранен дженне-кой Мухаммед-Конборо, сын дженне-коя Мухаммеда-Йенбы. А в первый день мухаррама, открывшего год тысяча сорок четвертый [27.VI.1634], был назначен [его] преемником дженне-кой Абдаллах, сын дженне-коя Абу Бекра. Второго же мухаррама паша Сауд отправился обратно в Томбукту. Брата [моего] Абд ал-Мугиса он увел с собой, поместив его на судно с казной и поручив его своему казначею шейху Боса. Я отплыл в тот день вместе с ними, чтобы проводить брата до селения Дабина[683].

На него же, т. е. на пашу Сауда, поздним утром в день его выезда из Дженне обрушилась смертельная болезнь; она не дала ему ехать верхом, и он взошел на судно (а я возвращался [в это время] в Дженне). В городе Куна его застало известие о бегстве амина каида Абд ал-Кадира ал-Имрани (он сбежал в середине зу-л-хиджжа [29.V— 26.VI.1634]). Известие это стало болезнью, усилившей болезнь [прежнюю] /256 / из-за забот и беспокойства.

Бегство амина произошло в середине зу-л-хиджжа из-за того, что он увидел среди жителей из порока, разложения и низости. Он направился к марабуту сейиду Али, господину Сахеля[684]. Тот его встретил добром и почтением, и амин поселился у него, уважаемый и в безопасности.

А паша прибыл в Томбукту с этой болезнью. Когда он достиг гавани, то приказал [моему] брату Абд ал-Мугису идти в дом родителя его и жить в нем. Он назначил хакима Ахмеда ибн Йахъю на место ал-Имрани, и стал тот каидом-амином в тринадцатый день упомянутого мухаррама [9.VII.1634], в день приезда паши в Томбукту. Сауд продолжал болеть подобным образом, пока не скончался в начале раби пророческого [25.VIII—23.IX.1634]. И похоронили его в соборной мечети Мухаммеда Надди.

Преемником его в этот срок на [высшей] ступени власти по единодушному решению войска был паша Абд ар-Рахман, сын каида Ахмеда ибн Садуна аш-Шазали.

В воскресенье двадцать седьмого джумада-л-ахира этого года [18.XII.1634] я выехал из города Дженне в Томбукту для рассмотрения положения брата [моего] Абд ал-Мугиса, чтобы испросить ему прощение, дабы возвратился он (в свой дом в Дженне. Новолуние месяца раджаба единственного [21.XII.1634] наступило для нас при движении нашем к озеру Дебо, а в Кабаре мы причалили поздним вечером второго [22.XII.1634]. В родной же свой город Томбукту я выехал в воскресенье, пятый [день] помянутого месяца [25.XII.1634], и встретил в нем добрый прием и почтение. Я пришел к паше, приветствовал его, а он мне пожелал благополучного прибытия и порадовал меня относительно брата. Он сказал: "От всего, что возводили на него, клеветники из злого, он свободен; это ложь и выдумка!" И пообещал мне отпустить его на свободу и [позволить] вернуться домой, если пожелает Аллах. И заметил [еще]: "Те, кто его оклеветал перед пашой Саудом, совершили это лишь по моему указанию. И это именно я распорядился о высылке его из Дженне. И не Сауд, да помилует его Аллах, преследовал его, [будучи] в своем сане, а только я. И будет недостойно, если я стану принижать его дело [столь] скоро после его кончины!" /257/ Я призвал да него благословение и прочел ему фатиху. Аллах же разоблачил нам этого клеветника, и мы его узнали. И судил ему Аллах Всевышний худшее, нежели то, что он сделал помянутому брату [моему]. Аллах ломает хребет тем людям, что творят беззаконие, — слава же Аллаху, господину миров!

Вечером в понедельник двадцать седьмого [числа] этого же месяца [16.I.1635] был смещен аския Мухаммед-Бенкан, а в среду, последний день упомянутого раджаба единственного [19.I.1635], паша поставил на его место аскию Али-Самбу. В пятницу второго шаабана [21.I.1635] после послеполуденной молитвы я выехал из Томбукту, возвращаясь в Дженне. А приехал я туда в середине этого месяца здоровым и невредимым — слава Аллаху, господину миров!

Поздним утром в пятницу тринадцатого мухаррама священного, открывшего год тысяча сорок пятый [29.VI.1635], скончался шейх, ученейший факих кадий Абу-л-Аббас Сиди Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед ибн Ахмед, да помилует его Аллах и да воспользуемся мы благодатью Его. И занял должность кадия факих кадий Мухаммед, сын факиха имама Мухаммеда ибн Мухаммеда-Корей.

В начале сафара этого года [17.VII—14.VIII.1635] скончался паша Абд ар-Рахман. Похоронен он был на кладбище большой соборной мечети, а правителем пробыл одиннадцать месяцев. К власти пришел в это время паша Саид ибн Али ал-Махмуди: он отстранил аскию Али-Самбу (тот оставался в сане пять месяцев и несколько дней) и вернул вместо него аскию Мухаммеда-Бенкан.

В дни паши Саида в Томбукту явился тира-фарма Исмаил, брат аскии Дауда, сына аскии Мухаммеда-Бани, сына аскии Дауда, из страха перед помянутым своим братом, что тот-де его убьет. Он попросил у паши Саида, чтобы тот его подкрепил войском из стрелков, дабы он сместил своего брата с верховной власти и воцарился вместо него. Аския Мухаммед-Бенкан отговаривал его, давая искренний совет. Но Исмаил не согласился, разгневался на него и заявил, что люди-де ему рассказали, что [никто], помимо того, не портит его дела перед людьми махзена. И когда аския Мухаммед-Бенкан услышал это, он помог ему перед /258/ пашой Саидом, так что тот удовлетворил его желание; однако он написал об этом жителям Гао и велел им дать Исмаилу необходимое тому количество войска. Исмаил повел их в Денди, прогнал твоего брата и воцарился вместо него; стрелков же он прогнал и оскорбил их, распустив относительно них свой язык поносными и обидными словами. И в их сердцах до правления паши Масуда осталась злоба.

Тут каид Ахмед ибн Хамму ибн Али начал разного рода беззакония и притеснения по отношению к знати и простонародью — купцам, факихам, слабым и беднякам, так что все купцы перебрались из Дженне в город Бена. Он незаконно и насильно сместил меня с должности имама, и я уехал в Томбукту. В начале года тысяча сорок шестого [26.II— 26.III.1637] я туда прибыл, и жители города встретили меня добром и уважением — как люди махзема, так и прочие. На каида же они разгневались великим гневом, и ты слышал о нем только проклятия и поношения.

Я пришел к факиху кадию Мухаммеду ибн Мухаммеду-Корей, чтобы его приветствовать, а он, когда меня увидел, встал со своего ковра, пожелал мне благополучного прибытия, взял руку мою и усадил меня на этот ковер. Он опередил меня речью о том, что каид Ахмед совершил в отношении меня из дурных поступков, и сказал: "Слышал я, что обернулся каид Ахмед лицемером, интриганом и завистником!" Потом пожалел он о соединении трех этих порочных черт в [одном] правителе, а затем проклял его — чтобы подверг того Аллах воле своей.

Потом люди Томбукту просили меня, чтобы вернулся я на этот пост имама, но я отказался и не дал согласия. Среди них были большой [мой] друг сейид шериф Фаиз и советник Масуд ибн Саид аз-Заари (в его руках в это время была власть смещать и назначать). [Так было], пока паша Саид ибн Али ал-Махмуди не написал каиду по моему поводу — слава Тому, кому принадлежат власть и воля! — и это письмо осталось в моих руках. К паше поступали жалобы на действия каида Ахмеда, наперебой утверждавшие, что он-де относится к разорителям, которые разоряют землю, а не устраивают ее, — жалобы от купцов города, от старейшин племени улед-салим[685] и прочих. /259/ И в субботу шестнадцатого зу-л-када священного в упомянутом году [11.IV.1637] паша Саид его сместил; а оставался он в должности каида четыре года и шесть месяцев. Послали в Дженне за кахийей Мухаммедом ибн ал-Хасаном ат-Тарази, чтобы он приехал [в Томбукту], и помянутый паша Саид в начале священного зу-л-хиджжа, завершавшего тысяча сорок шестой год [26.IV—25.V.1637], поставил его на должность каида Дженне. И в начале мухаррама священного, начавшего год тысяча сорок седьмой [26.V—24.VI.1637], он возвратился в Дженне каидом.

В среду второго джумада-л-ахира этого года [22.X.1637] был отстранен паша Саид, и к власти вместо него пришел с единодушного согласия войска паша Масуд ибн Мансур аз-Заари. Отставленный же пробыл у власти два года и пять месяцев. А в священном месяце зу-л-када этого же года [17.III—15.IV.1638] освободил [новый] паша брата [моего] Абд ал-Мугиса, и тот возвратился в дом свой в Дженне.

Четвертого священного зу-л-хиджжа, завершившего год тысяча сорок седьмой [19.IV.1638], я выехал из Дженне и отправился в Томбукту ради путешествия. Праздник жертвоприношения [25.IV.1638] мы провели в городе Куна, а цели своей — своей родины — достиг я в конце упомянутого месяца. Здесь для меня начался священный месяц мухаррам года тысяча сорок восьмого [15.V—13.VI.1638]; я сделал свои дела и в конце раби пророческого выехал из Томбукту, возвращаясь в Дженне. В него я приехал в начале раби ас-сани [12.VIII—9.IX.1638].

В месяце джумада-л-ахира [10.X—7.XI.1638], а Аллах лучше знает, скончался паша Саид; Говорят, будто был он отравлен. В месяце же шаабане этого года был смещен с должности каида каид Мухаммед ат-Тарази; он оставался на ней один год и восемь месяцев. И занял ее каидом Али ибн Рахмун ал-Мунаббихи; в конце рамадана этого же года он вступил в город Дженне и назначил кала-тьягу Абд ар-Рахмана, сына /260/ кала-тьяги Букара, вместо покойного его дяди по отцу — нашего собрата, друга и благодетеля кала-тьяги Мухаммеда-Асина. Тот скончался, да помилует его Аллах Всевышний, в ночь на четверг пятнадцатого [числа] этого рамадана [20.I.1639]. Каид послал, по обычаю, своих гонцов с парадным одеянием к Абд ар-Рахману и послал [также] ко мне в Бену, прося меня, чтобы я предстал перед тем вместе с гонцами, дабы уладить дело между ними, пока кала-тьяга и гонцы не разойдутся друг с другом наилучшим образом. Я посредничал между ними, и они разошлись по-доброму; но я опередил гонцов, [возвратись] в Дженне в начале шавваля [5.II—5.III.1639], и сообщил каиду о том, что произошло. Он же обрадовался величайшей радостью и подарил мне отрез кумача, велев одеть в него детей моих.

В этом месяце в Дженне начались беды и небывалый голод, подобных которому не встречали; он непрерывно распространялся, пока не охватил все края и области. Голод достиг такой силы, что некая женщина съела свое дитя. От него умерло столько людей, сколько может счесть лишь Аллах Всевышний. Тяготы настолько одолели людей, что они не могли выполнять погребальные обряды по умершим, так что, где бы ни умирал человек, его зарывали — в домах и на улицах, без обмывания и молитвы. Голод продолжался около трех лет, а затем прекратился — слава же Аллаху, господину миров!

Затем каид Али ибн Рахмун отправил обратно гонцов паши Масуда, которые вместе с ним приехали в Дженне. Вместе с ними он по приказу паши отослал к нему и каида Мухаммеда ат-Тарази. И когда гонцы отдалились от города, то по распоряжению паши забили каида в железа и в таком состоянии доставили в зал совета в резиденции паши. Тогда последний велел выслать каида в город Анганду — а он был местом казни для тех, на кого паша прогневается; каид был там убит и брошен в Реку. И было это в конце священного зу-л-хиджжа, завершавшего год тысяча сорок восьмой [5. IV—3.V.1639].

В этом же месяце паша Масуд отставил амина каида Ахмеда ибн Йахью и велел кинуть его в Реку в местности, именуемой Бура-Йенди. И тот умер от этого через три года после своей отставки, а пробыл он в ранге каида пять лег без двадцати дней. А в воскресенье двадцать седьмого день сказанного месяца [1.V.1639] Масуд назначил амина каида Белкасима ибн Али ибн Ахмеда ат-Тамли вместо него.

/261/ В начале сафара в году тысяча сорок девятом [3.VI— 1.VII.1639] скончался в Томбукту каид Маллук ибн Зергун; он похоронен был на кладбище большой соборной мечети. А в ночь на среду седьмое [число] этого же месяца [9.VI.1639] скончался каид Ахмед, сын каида Хамму ибн Али; его по приказу паши бросили в Реку неподалеку от селения Кона, и он от того умер. А предварительно Масуд велел разграбить его дом и долгое время продержал его в тюрьме в городе Коби.

В понедельник двенадцатого [числа] того же месяца [14.VI.1639] паша выступил с войском в землю Денди, чтобы сразиться с аскией Исмаилом, сыном аскии Мухаммеда-Бани, сына повелителя аскии Дауда, из-за того, как тот обошелся со стрелками, которые пошли вместе с ним для изгнания его брата — тех дурных поступков, о которых ранее говорилось. И [также] из-за тех обидных речей, какие тот держал, особенно относительно самого паши Масуда. Паша скрывал от войска основную свою цель, пока не дошел до города Бамбы, и в этот момент объявил о ней. Он задержался в Бамбе десять дней для подхода судов, потом снялся [и пошел] к городу Гао. Здесь он задержался на десять дней, а затем двинулся в Кукийе. В ней он отпраздновал ночь рождения пророка [11.VII.1639], потом направился на Лолами, город аскии.

Он подошел к нему со своим войском, сразился с аскией и обратил в бегство того с его войском. Те рассеялись во все стороны. Паша же Масуд стал лагерем в упомянутом городе вместе с аскией Мухаммедом-Бенкан (последний был советником и опытным человеком). Масуд послал объявить пощаду тем из сонгаев, кто были поблизости, и велел им явиться. Они явились и выразили покорность, а паша вручил дело их Мухаммеду ибн Анасу, внуку повелителя аскии Дауда, и сделал его аскией над ними.

Масуд захватил богатства бежавшего Исмаила, его женщин и детей — а их была большая группа. Затем он ушел со своим войском, возвратясь в Томбукту. Но когда марокканцы удалились, через короткое время сонгаи вернулись в свой город, сместили помянутого Мухаммеда, сына Анаса, и вручили дело свое Дауду, сыну Мухаммеда-Сорко-Идье, сына повелителя аскии Дауда...

/262/ Паша Масуд пришел в гавань Корондьофийя лишь во вторник, последний день раджаба единственного [26.XI.1639], Новолуние шаабана наступило в среду [27.XI—25.XII.1639], а в Томбукту он вступил в четверг второго этого месяца [28.XI.1639] посреди этого голода. Последний продолжал увеличиваться, пока не дошел до крайнего предела, так что невозможно его описать.

Масуд распределил детей Исмаила между вождями Судана, дабы они их содержали: бара-коем, дирма-коем, дженне-коем и начальными людьми Судана Тъима, Такоро, Салти-Ури и прочими.

Впоследствии каид Али ибн Рахмун не смог выплатить пайки и оклады [войску] по причине тяготы, постигшей всех рабов [Аллаха] и страну, так что [даже] не карал преступления — в том не было бы пользы. Но паша Масуд уволил его в начале мухаррама священного, открывшего год тысяча пятьдесят первый [12.IV—11.V.1641]. Али пробыл в должности правителя два года и три месяца с немногими днями. Паша назначил на нее хакима Абд ал-Керима ибн ал-Убейда ибн Хамму ад-Драи, и тот оставался в должности год и десять месяцев, но не добился ничего.

В ночь на воскресенье двадцать первого рамадана в году тысяча пятьдесят втором [13.XII.1642] скончался любезный друг [мой] и благодетель аския Мухаммед-Бенкан, сын баламы Мухаммеда ас-Садика, сына повелителя аскии Дауда, да помилует его Аллах Всевышний, да простит его и извинят по благости своей, пробыв у власти двадцать один год и девять месяцев (в том числе и пять месяцев [царствования] аскии Али-Сембы). Сан его был передан вместо него его сыну ал-Хадж Мухаммеду, а он в тот момент был бенга-фармой. Кроме него, ни один бенга-фарма с начала их державы не достигал сана аскии. И он — тот, кто носит этот сан сегодня, я имею в виду ал-Хадж Мухаммеда, сына аския Мухаммеда-Бенкан.

В середине священного зу-л-када этого помянутого года [21.I—19.II.1643] был смещен хаким Абд ал-Керим с должности хакима Дженне, и паша Масуд назначил на нее каидом Абдаллаха, /263/ сына паши Ахмеда ибн Йусуфа; он въехал в город Дженне поздним утром в пятницу седьмого зу-л-хиджжа, завершавшего сказанный год [26.II.1643].

В воскресенье девятого [числа] того же месяца [28.II.1643], в день Арафы, войско Дженне восстало и взбунтовалось против паши Масуда. Они описали его богатства, какие были в этом городе, и из них выплатили оклады и пайки; бросили в тюрьму гонцов паши, которые там оказались; перекрыли дорогу на Томбукту и препятствовали путникам, отправлявшимся туда от них. Потом в воскресенье пятнадцатого мухаррама священного, открывавшего год тысяча пятьдесят третий [5.IV.1643], они отправили два судна, чтобы сообщить марокканцам в Томбукту истинные сведения о своих обстоятельствах: может быть, те взбунтуются против Масуда, как взбунтовались они. Когда паша услышал это известие, он стал придумывать хитрости, чтобы пойти на них с отрядом, и вознамерился выступить в понедельник, первый день прекрасного сафара [21.IV.1643]. Но войско Томбукту взбунтовалось против него, группа их отделилась в тот же день и ушла к каиду Мухаммеду ибн Мухаммеду ибн Осману в его дом. Когда эта весть дошла до паши, он собрался на них с отрядом из состава войска (большинство его последовало за пашой без [всякой] склонности к нему). Настигнув ушедших у дверей дома каида Мухаммеда, Масуд бросился в бой с ними. Но мятежники приняли бой, паша был разбит, и они преследовали его до ворот касбы. Там они [вновь] сразились, и из их числа умерли те, кому судил Аллах срок их в этот день. Паша ввел в касбу тех, кто был с ним, и закрылись ворота за ним и за ними.

Каид Мухаммед и его товарищи сразу же вышли в гавань, переночевали [там], а потом забрали все бывшие там суда и удерживали их. К ним здесь присоединились многие из бывших в касбе той ночью: они вышли, перелезши через стену.

Паша отрядил к ним шерифов, чтобы те уладили дело между ними, но мятежники отказались. Тогда он вышел с отрядом конницы и направился в западную сторону, рассчитывая на бегство. Он провел одну ночь в зарослях, не найдя к этому возможности, и возвратился в город, предавшись тому, что судил [ему] Аллах Всевышний и предусмотрел. Ибо дни [его] /264/ уже были безнадежны, а власть окончилась и угасла. Те, кто оставались в касбе, боясь наказания себе, схватили Масуда, заключили его в тюрьму и послали с этой вестью к своим товарищам в гавани. Это случилось в начале сафара упомянутого года [21.IV—19.V.1643].

Люди тут же присягнули паше Мухаммеду ибн Мухаммеду ибн Осману полной присягой по единодушному решению того войска, а затем ушли из гавани в Томбукту. Они обыскали резиденцию, но не нашли в ней из денег ничего, •кроме четырехсот мискалей в украшениях. Масуда спросили о деньгах (а он сидел в тюрьме), но он ни в чем не сознался. Его допросили строже, и он поклялся, что когда закончился бы этот месяц, а он бы еще был у власти, то открылась бы нищета его и обнаружились бы его обстоятельства, так что знали бы об этом знать и простонародье. Потом он просил пощады у паши Мухаммеда ради жизни своей. И ответил тот, что дарует он ему пощаду [ради] Аллаха, ради своей души, пощаду, которая не такова, как его, Масуда, пощада, обещание которой он нарушал и предавал. Потом он его отослал закованного к правителю Кирау, чтобы тот его там содержал в тюрьме. И оставался Масуд в подобном положении, пока не умер во времена ал-Хайуни. У власти он пробыл пять лет, восемь месяцев и несколько дней.

В понедельник двадцать второго этого же сафара [12.V.1643] я отправился из города Уандьяга в Масину, чтобы выразить соболезнование домочадцам друга [моего] факиха Мухаммеда-Самбы по поводу его смерти, постигшей их, а [также] соболезнование государю фанданке Хамади-Амине по поводу постигшей его смерти его брата Силамоко. В ставку государя я приехал поздно вечером во вторник, последний день сказанного месяца [19.V.1643]. Я приветствовал его и пожелал ему благополучия. А месяц раби пророческий наступил для меня, когда был я у государя, в ночь на среду [20.V.1643]. И рассказал мне Хамади-Амина, что в эту же минуту услышал он, что против него идет военная экспедиция паши и что они дошли до города Тьиби.

Из-за этого сообщения я простился с государем в эту [же] ночь, /265/ рассказав ему, что я ухожу в дом покойного собрата, дабы выразить сочувствие его семье. А Хамади-Амина велел мне сказать брату покойного, кадию Али-Сири, чтобы выехал тот к нему по причине этой новости.

Я выехал от государя ранним утром, а к родственникам умершего добрался поздно вечером в среду. Я выразил им соболезнование, передал кадию послание государя и провел у них ночь на четверг. На следующее же утро, на заре, выехал я от них, направляясь в Йуваро. Переночевал я в шатрах санхаджа — жителей Масины, после того как заезжал в город Канкора по некоторой надобности. Когда совершил я утреннюю молитву, то отправился от них, направляясь к дому собрата факиха Бубакара-Моди, а он находился близ горы Сороба, в земле озера Дебо, во время сухого сезона. Ко времени поздней утренней молитвы я повстречался с убегающими людьми, гнавшими свои богатства [в виде] коров по (пастбищам в разные стороны — из-за вести об этом походе. К полудню я доехал до этого собрата, сообщил ему известие, и он тут же выслал разведчика. Когда же совершали мы закатную молитву, разведчик возвратился с подтверждением этой новости и сказал, что слышал, будто это аския идет тем походом. Мы сами и их семьи сразу же выехали со своими быками, бросив поставленные шатры с утварью и имуществом своим. И бежали все, кто был по всей той области, разрозненными группками, испуганные и устрашенные; слышал ты лишь плач и вопли ужаса. Друг друга не дожидались, и никто не заботился о другом. Таким образом провели [всю] ночь, [только] поздним утром следующего дня немного остановились, но затем [снова] пришли в смятение из-за сильного страха и бросились бежать. В этот день многие из людей умерли от жажды.

Я был с ними вместе, пока мы не оказались против города Каганья. [Здесь] мы от них отделились, и направился я в город и задержался в нем, пока не пришло уточнение известия. А поход этот случился из-за фанданке Усмана, правителя Денке[686], ибо паша на него разгневался, а тот бежал. Марокканцы двинулись в погоню за ним, пока он не вступил в Масину. /266/ Экспедиция достигла Анкабы, но оттуда они возвратились в Томбукту. Аскии же среди них не было, хотя так думали.

Затем из Каганьи я выехал на судне к своему другу мансе Мухаммеду, сыну мансы Али, правителю Фадого. Он уже присылал за мною, чтобы я привел [к нему] судно за подарками [в виде] зерна, когда прослышал, что я собираюсь поехать в Томбукту. И я отправился в путь из этого города в субботу пятнадцатого джумада-л-ула [1.VIII.1643], а в среду двадцать шестого этого месяца [12.VIII.1643], в полдень, прибыл в город Кукири и задержался в нем у его государя Маири три дня: четверг, пятницу и субботу. В субботу же днем я из Кукири выехал к фадого-кою, и месяц джумада-л-ахира начался для меня в ночь на воскресенье [17.VIII.1643] в селении Фулава. А поздним утром в среду четвертого [числа] этого месяца [20.VIII.1643] я приехал в город Комино, а это — гавань города Фадого. В нем я высадился и послал к Мухаммеду сообщение о своем прибытии. Поздним вечером того же дня он сам явился верхом встретить меня — а шел дождь — со своими приближенными, слугами своими и братьями. Он мне пожелал благополучного прибытия и почтил меня высшими почестями. В ночь на понедельник шестнадцатое [число] этого же месяца [1.IX.1643] после второй вечерней молитвы в помянутом городе родилась у меня дочурка от наложницы моей Тинан; я ее назвал Зейнаб. Жатва не наступила еще, однако была [уже] близко, и по такой причине я у них задержался, но поздним утром в пятницу одиннадцатого раджаба единственного [25.IX.1643] я выехал из этого города в город Шибла, дабы посетить ее государя сана-коя Усмана и факиха Абу Бекра, известного по прозванию Мори-Кийаба. Я приехал к ним обоим около полудня, и они пожелали мне благополучного прибытия, и оба почтили меня высшими почестями. Упомянутый факих подарил мне парадное одеяние; а сана-кой пожаловал невольницу. В понедельник двадцать первого [числа] этого месяца [5.X.1643] вернулся я в Комино. В четверг же двадцать восьмого шаабана [11.XI.1643] я возвратился к упомянутому факиху для чтения принадлежащей ему "Китаб аш-шифа". Рамадан начался у меня в этом городе [Шибла] в ночь на пятницу [13.XI.1643]. Чтение мы начали с помощью Аллаха Всевышнего /267/ и волею Его; и в конце этого месяца я его завершил. Факих ухаживал за мною, как мог — да вознаградит его за это Аллах Всевышний! Он меня попросил, чтобы я прокомментировал книгу его детям. Мы приступили к этому и завершили ее милостью Аллаха Всевышнего и с прекрасною помощью его.

Поздним вечером в понедельник шестого зу-л-хиджжа священного, завершившего год тысяча пятьдесят третий [15.II.1644], скончался [мой] собрат возлюбленный и благодетель — упомянутый факих. Я обмыл его и прочел над ним молитву; а после молитвы, но до погребения дети его подарили мне двух слуг и муслиновый тюрбан — садакой за покойного. А султан Усман пожаловал по рабу всем талибам, которые присутствовали при молитве, садакой за покойного. Таков их обычай относительно своих умерших. И похоронили мы его в ту ночь, да простит его Аллах и да помилует его и извинит по благости и щедрости своим. Покойный уже дал мне в жены дочь свою Халиму; но Аллах судил женитьбу на ней лишь после кончины его. Договор относительно Халимы состоялся в ночь на понедельник двенадцатого мухаррама, начавшего год пятьдесят четвертый после тысячи [21.III.1644], но ввел я ее к себе в ночь на пятницу шестнадцатого [числа] этого месяца [25.III.1644]. Государь велел мне поселиться у него — с большой твердостью и настойчивостью — и рассказал об этом людям. Но я в глубине души своей не согласился [на это].

Поздним утром в пятницу двадцать восьмого сафара [6.V.1644] прибыл к нам посланец паши Мухаммеда ибн Мухаммеда ибн Османа и аскии ал-Хадж Мухаммеда с письмом их обоих фадого-кою и сана-кою. Оба они сообщали, что они намереваются выступить с войском, дабы повоевать бунтовщика и мятежника, непокорного насильника и наглеца Хамади-Амину, правителя Масины. Они приказывали обоим, чтобы, когда они, [паша и аския], обратят воинов Хамади-Амины в бегство с согласия Аллаха Всевышнего и силою Его и те побегут — а у них не будет [иной] дороги, как мимо фадого-коя и сана-коя, — последние бы его убили и захватили бы их богатства, какими пожелает, чтобы воспользовались они, Аллах Всевышний. Подобное же написали они кукири-кою Маири и йара-кою Букару. Но фадого-кой придержал послание к Букару и не показал тому его; /268/ а к Маири послал предназначенное ему письмо с одним из слуг аскии. Правители через гонцов прислали им ответ, [говоря], что они-де в послушании и повиновении и, как только прослышат о вступлении паши и аскии в землю Масины, непременно явятся к ним туда для приветствия и посыпания голов прахом [для выражения покорности]. Это я написал для них этот ответ; я приветствовал пашу и аскию в этом письме и сообщал им, что я приеду к ним вместе с фадого-коем и сана-коем по воле щедрого подателя благ. Это дело я так им обоим приукрасил, что они прекрасно его приняли и приступили к подготовке и приготовлениям.

В понедельник второго раби пророческого [9.V.1644] я выехал из Шиблы в Сана-Мадого для закупок на рынке, а поздно вечером возвратился. А в четверг двенадцатого [числа] этого месяца [19.V.1644] паша и аския выступили с войском из Томбукту в Масину. Паша Мухаммед написал жителям Джейке, чтобы двое кахийев и дженне-кой встретили его по дороге, а местом, условленным для встречи, была Анкаба. И кахийя Мухаммед ибн Рух, кахийя Мухаммед ибн Ибрахим Тьимирро и дженне-кой Исмаил явились к ним в то условленное место.

Они вступили в Масину, а Хамади-Амина был готов сразиться с ними. Они встретились в полдень понедельника тринадцатого [числа] сказанного месяца [20.V.1644]; между ними вспыхнула ожесточенная битва и упорная борьба. Но вот в разгар битвы на них пал дождь, и противники разошлись. В тот момент Хамади-Амина достиг против марокканцев крупного успеха: он послал в их тыл один из своих конных отрядов, и те перебили многих стрелков, которые были с казною, слугами и свитой, и забрали все, что было с теми из продовольствия и имущества, причинив огромный ущерб, в то время как люди сражались.

Когда стороны разошлись в момент выпадения того дождя, оба войска провели ночь, стоя друг против друга. Утром же /269/ они возобновили сражение, и Аллах Всевышний даровал войску паши победу над людьми Масины утром этого понедельника — пятнадцатого [этого] месяца [21.V.1644]. Марокканцы с соизволения Аллаха Всевышнего обратили тех в бегство и перебили их великое множество.

Тогда Хамади-Фатима, сын фанданке Ибрахима, послал к паше Махмуду, прося пощады, с тем, чтобы он к нему явился и вступил в повиновение ему. Паша разрешил ему то, и Хамади-Фатима к нему явился впереди [своего] войска, с тем чтобы настигнуть Хамади-Амину, где бы тот ни был. Он пришел к ставке Хамади-Амины, и марокканцы внезапно на них напали, а те бежали и бросили богатства свои и шатры, рассеявшись во все стороны, и совершенно разбежались.

Войско захватило добычею их достояние, а Хамади-Фатиме передали тех, кого он просил, из их семейства. Вожди же бамбара[687] принялись захватывать все, что направлялось в их сторону из семей людей Хамади-Амины и их богатств, — возмездием Аллаха Всевышнего тем за множество притеснений их, мятежей, тиранства и разорения земли во всех местностях и областях. [Ведь] скольких они [там] убили из людей Аллаха Всевышнего, недостаточных и бедняков, и забрали именно их беззаконно и насильно!

Во вторник седьмого джумада-л-ула [12.VII.1644] сана-кой Усман и фадого-кой Мухаммед вышли из города Накира на тринадцати малых судах, направляясь навестить пашу Мухаммеда и аскию во исполнение своего обещания. Я был вместе с ними на одном из судов. Мы вошли в озеро Дьяга, но в городе Кикин их встретил помянутый Хамади-Амина. Он долго с ними беседовал, пока не спросил их, из-за чего они едут в ставку [паши]. Они ответили: "Навестить его и попросить у марокканцев замирения с тобой". Хамади-Амина сказал им: "Мы и вы с давних времен, от поры отцов и дедов, были добрыми соседями. Если вы держитесь уз этого добрососедства, то возвращайтесь в свою страну. Ведь те — государи, а у того, кто обращается к государю, нет воли и нет власти над делом своим. И ежели они велят вам пойти на меня походом, вам останется лишь выполнить их распоряжение, нравится это вам /270/ или не нравится!" Но сана-кой и фадого-кой возразили: "Ничего не случится худого, если пожелает Аллах. Раз уж мы приехали сюда,[нам] не избежать появления к ним..." Хамади-Амина попрощался с ними и велел им подождать за рекою Калинко, пока он им не пришлет дары гостеприимства, [состоящие] из коров. Он их прислал, и сана-кой с фадого-коем двинулись в путь. А я им сказал в качестве доброго совета: "Когда вы приедете к паше и аскии, непременно им расскажите обо всем, что произошло между вами и им, дабы были вы искренними в повиновении!" И они этому совету последовали.

В понедельник тринадцатого [числа] сказанного месяца [18.VII.1644] мы приехали в город Каран и встретились в нем в тот день с дженне-коем Исмаилом, кахийей Мухаммедом ибн Рухом и кахийей Мухаммедом Тьимирро, с фанданке Хамади-Фатимой и отставными кахийями из жителей Томбукту, бывшими в походе против упомянутого Хамади-Амины. Они обрадовались сана-кою и фадого-кою, выразили им уважение и почтили их высшими почестями. А фадого-кой сразу же рассказал им все, что случилось в дороге между ними и Хамади-Аминой. Те ответили фадого-кою: "Да ведь мы на него идем!" И фадого-кой сказал им: "Так с благословения Аллаха и прекрасною помощью Его мы вместе с вами в том, чего вы желаете и к чему стремитесь!"

Кахийя Мухаммед ибн Рух и все кахийи тут же написали [письмо] с сообщением о прибытии к ним в город Каран жителей Калы и о том, что они-де рады прибытию тех в тех обстоятельствах, в каких они явились. Кахийи просили пашу, чтобы он усилил их людьми и чтобы большинство последних было пешими. Я был тем, кто писал это их письмо паше.

То, что сана-кой и фадого-кой привели паше и аскии из конницы, они послали к тем обоим туда, написав им послание с приветом и благопожеланиями — они-де оба, когда свершится желаемое в отношении достижения бунтовщика Хамади-Амины, приедут к тем двоим повидать их лично. Я же написал [и] свое письмо; в нем я говорил паше, что отправился в эту дорогу для того лишь, чтобы его посетить и приветствовать; но не нахожу возможности к тому в этот момент из-за /271/ следования за людьми Калы в этой экспедиции.

Ставка паши в те дни была в Йуваро. Он послал людей, которыми просили его подкрепить их кахийи, и поставил над ними аскию Мухаммеда и кахийю Ахмеда, сына паши Али ибн Абдаллаха ат-Тилимсани. Они пришли к нам в Каран в пятницу семнадцатого [числа] сказанного месяца [22.VII.1644]. А в ночь на воскресенье девятнадцатого [числа] того же месяца [24.VII.1644] к марокканцам пришло сообщение о том месте, в котором пребывал Хамади-Амина. Что же до мирного договора, о котором говорил Хамади-Амине фадого-кой, то о нем пришлось забыть, поскольку застал он Хамади-Фатиму назначенным государем Масины. И утром в то воскресенье войско снялось с лагеря против него, а мы тут же сели на свои суда, чтобы возвратиться в Калу. Товарищи же наши велели нам дожидаться их в городе Дьяга, пока они туда не придут. Они отправились — и отправились мы; и в Дьягу мы пришли поздним вечером во вторник двадцать первого этого месяца [26.VII.1644], а ожидали мы в ней четыре дня.

Поздно вечером в субботу двадцать пятого того же месяца [30.VII.1644] они прислали сказать нам, чтобы мы ехали в Нуринсанну — а это дом сана-коя, который находится на берегу [напротив] его города, — и ждали их там. А они-де занимались намеченным делом, но дождь закрыл им дорогу туда. И мы возвратились и приехали [туда] в среду, предпоследний день сказанного месяца [3.VIII.1644], после полуденной молитвы. Я тут же высадился и направился в Шиблу, достигнув ее при заходе солнца. Я сообщил ее обитателям о добром здравии сана-коя и фадого-коя и о добром приеме, оказанном им пашою и аскией. Они возрадовались тому великой радостью: ведь совсем никому, кроме меня, не удалось достигнуть своего дома, пока не возвратились позднее их государи.

И завершился [этот] месяц, и в пятницу наступило новолуние джумада-л-ахира [5.VIII.1644]. Тут возвратилась экспедиция, не найдя, где был Хамади-Амина. И в понедельник одиннадцатого [числа] этого месяца [15.VIII.1644] сана-кой и фадого-кой прибыли в свои города. Потом мы услышали, что Хамади-Амина находится в земле Фай-Санди, что разделяет землю Калы и землю Каньяги. /272/ И велели мне они оба, чтобы я написал Фай-Санди и от имени паши и аскии, чтобы он изгнал Хамади-Амину из своей земли, а ежели захватит его — убил бы. И Фай-Санди согласился и ответил утвердительно.

Затем наступил для меня раджаб единственный [3.IX— 2.X.1644] в Шибле, в субботу. И попросил я у сана-коя Усмана дозволения съездить в Дженне — повидать своих братьев и свою семью. Он разрешил мне [это], и я выехал из Шиблы сушей в понедельник третьего [числа] этого месяца [5.IX.1644]. В этот же день я переправился через реку Комино и провел здесь ночь на вторник. А утром вторника выехал из Комино по дороге на Дьюло; но в полдень поднялась туча, и, почти когда я входил в город Магира, пошел дождь. Я задержался здесь, пока он не кончился, и вышел в послеполуденное время, добрался до Дьюло и провел там ночь на среду у их главы дьюло-фарана[688]. А ночь на четверг я ночевал в городе Фала, у фала-фарана. Днем в четверг, к полудню, я приехал в город Футина (он принадлежит камийя-кою) и провел в нем ночь на пятницу. Поздним утром в пятницу я прибыл в город Тонко — он принадлежит тьила-кою; после пятничной молитвы я из него отправился и переночевал в городе Фарманта. Утром в субботу добрался я до города тьила-коя и немного в нем задержался. Затем я отправился и в начале послеполуденного времени прибыл в Тамакоро; ночь же на воскресенье провел в Тими-Тама — это город уорон-коя. Утром в воскресенье я приехал в Бену и ночевал в ней понедельник, вторник, среду и четверг в ожидании судна, которое бы направлялось в город Дженне, ибо это было время высокой воды. В ночь на пятницу четырнадцатое этого месяца [16.IX.1644] выехал я из Бены в Дженне на судне и в час пополудни в пятницу благодаря Аллаху и прекрасной помощи Его вступил в Дженне. И застал я всю свою родню в добром благополучии и добром здравии — слава же Аллаху, господину миров! В субботу пятнадцатого [числа] того же месяца [17.IX.1644] встретились в бою фанданке Хамади-Фатима и войско Хамади-Амины. И были убиты трое братьев Фатимы и многие из его сторонников. /273/ Среди них умер факих Сайо ибн Абу Бекр — он был сыном дяди по отцу факиха кадия Идда, да помилует Аллах их обоих. Хамади-Фатима помянутый бежал, но те его догнали и убили его. И Хамади-Амина возвратился к верховной власти, и не было ему в том соперника. Убитый же пробыл государем два месяца.

В ночь на воскресенье двадцать первого шаабана [23.X.1644] я выехал из Дженне, тоже сушею, возвращаясь в Калу. Поздно вечером в это воскресенье я добрался до Бены и задержался в ней на семь суток, чтобы закончить некоторые дела; на утренней заре в воскресенье двадцать восьмого [числа] того же месяца [30.X.1644] я отправился из Бены и к полудню приехал в город Коньи, к кала-тьяге Абд ар-Рахману. Я провел у него ночь на понедельник, а утром уехал от него и направился через город Ванта (поздним утром), а затем [через] город Тамтама. Этот город разделяет земли государя Уорона и государя Тьилы. Ранее они двое делили между собой власть над ним, затем им завладел государь Тьилы и стал единственным его господином. В той области есть три города, названия которых близки между собой: Тима-Тама, Тамтама и Татама.

В конце утреннего времени я дошел до города Комтонна, а к полудню достиг города Йусорора. Ко времени послеполуденной молитвы я прибыл в город Бена, а поздним вечером добрался до города государя Тьилы и провел [там] ночь на вторник; в нем и начался рамадан [1.XI—30.XI.1644].

Утром на следующий день я выехал из города государя Тьилы и в полдень прибыл в город Тонко; это граница между землями тьила-коя и камийя-коя с западной стороны. В нем я провел ночь на среду, утром же среды отправился из него, и поздним утром мы прошли через Татинну (а это — город государя камийя-коя), затем через город Татирма и к полудню добрались до города Футина. В ней мы застали разгар рынка. После послеполуденной молитвы я выступил из Футины и к заходу солнца прошел через город Тава-таллах. Солнце скрылось для нас /274/ в селении поблизости от него, и мы в нем переночевали.

Поздним утром в четверг я достиг города Фала и немного в нем пробыл, пока мы не приветствовали фарана. [Затем] мы сразу же двинулись, но изменили маршрут. Мы сошли с дороги на Дъоло из-за ее перегороженности водами Реки и отклонились севернее. После послеполуденной молитвы я прибыл в город Томи и провел в нем ночь на пятницу. Утром я из него вышел в пятницу, к концу утра прошел через город Фадото, потом через город Нуйо, потом через город Масла. К полудню я дошел до города Комма, в нем совершил полуденную и послеполуденную молитвы, а к заходу солнца добрался до города Фадого и провел в нем ночь на субботу у нашего друга фадого-коя Мухаммеда. Я выехал от него утром в субботу; в субботу же я прибыл в гавань города Комино, поздним утром, и немного в ней задержался. Затем я переправился через Реку по направлению к Шибле и приехал туда поздно вечером в субботу пятого рамадана [5.XI.1644] в добром здравии. И нашел я в добром здравии родных своих и семью — слава Аллаху, господину миров!

Новая луна шавваля [1.XII—29.XII.1644] наступила для меня в Шибле в ночь на четверг. В среду же четырнадцатого [числа] этого месяца [14.XII.1644] я отправился по некоему делу в город Тьентьенди; он лежит на берегу Реки [и] принадлежит сана-кою. Я приехал в него в конце утра, задержался в нем немного, затем возвратился, пройдя через город. Медина — он тоже на берегу Реки и подчинен сана-кою, очень близко от Тьентъенди. Поздним вечером я приехал в Шиблу.

В четверг двенадцатого зу-л-хиджжа священного, завершившего год тысяча пятьдесят четвертый [9.II.1645], около полудня, родился у нас сын от жены моей Халимы, дочери факиха Абу Бекра Сагантаро; я его назвал Мухаммедом ат-Тайибом, да сделает его Аллах счастливым, благословенным!

Затем неверные бамбара восстали против сана-коя и фадого-коя и взбунтовались против них обоих, так что решили с ними сразиться. Но тогда Аллах Всевышний затушил пламя этого мятежа силою и волею своими. Он затих, однако не угас совершенно. И я вознамерился возвратиться в город Дженне со своей семьею.

В понедельник двадцать третьего [числа] этого месяца [20.II.1645] после полуденной молитвы я по милости Аллаха и с прекрасной помощью его выехал из Шиблы. После захода солнца мы переправились через Реку у города Комино, /275/ и я в нем задержался четыре дня, улаживая свои дела для путешествия. И выехал я из него по суше, направляясь в Дженне. В ночь на вторник начался для нас месяц му-харрам священный, открывший год пятьдесят пятый после тысячи [27.II.1645], в городе Таваталлах. А после полуденной молитвы на следующий день, во вторник, скончалась в городе Футина моя дочь Зейнаб, и я ее тогда же там похоронил, да помилует ее Аллах Всевышний и да воссоединит Он нас с нею по благости и щедрости своей в день воскресения и в наивысшем из райских садов без отчета и без кары.

В ночь на воскресенье шестого [числа] того же месяца [4.III.1645] мы прибыли в город Бена невредимыми и в добром здравии, слава Аллаху, господину миров. Утром же во вторник двадцать второго [числа] этого месяца [20.III.1645] я отправился сушей в город Дженне, дабы достать судно для доставки своей семьи. Я приехал в него в полуденное время, а утром во вторник, последний день месяца [28.III.1645], вышел из Дженне обратно в Бену, тоже по суше. В нее я подобным же образом прибыл туда в полдень. Наступил для нас благой сафар в среду [29.III.1645], а днем в субботу четвертого [числа] этого месяца [1.IV.1645] скончался собрат наш Мухаммед, сын шейха ал-Мухтара-Темта ал-Вангари. В ночь же на четверг девятого [числа] этого же месяца [6.IV.1645] выехал я в Дженне водой с семьей своей, и вступили мы в этот город в ночь на пятницу десятого того же месяца [7.IV.1645], слава Аллаху, господину миров.

Я был в Бене перед отъездом в Дженне, и к нам пришла весть, что те неверующие явились в Шиблу и все ее жители бежали — сана-кой и остальные. А бамбара разрушили ее по камешку, за исключением мечети и дома, в котором я жил, — слава же Аллаху, который нас спас от притеснителей! А потом они сделали то же, и даже более, с фадого-коем.

После того как паша Мухаммед ибн Мухаммед ибн Осман возвратился из [своего] похода в Масину в Томбукту, а люди Дженне — в Дженне, он сместил с должности каида последних каида Абдаллаха, сына паши Ахмеда ибн Йусуфа; /276/ тот пробыл в ней два года и несколько дней. А паша велел жителям Дженне, чтобы явился к ним [в Томбукту] кахийя Мухаммед ибн Ибрахим Тьимирро; было это во вторник, первый день сказанного мухаррама [27.II.1645]. Это распоряжение пришло к ним, и упомянутый кахийя Мухаммед отправился к паше, и тот назначил его на ту должность каида. Он возвратился и прибыл в город Дженне в понедельник, восемнадцатый день раби пророческого — седьмой день праздника рождения пророка [14.V.1645].

А затем Хамади-Амина, фанданке Масины, написал жителям Джение, обращаясь к их покровительству, чтобы уладили они [дело] между ним и пашой Мухаммедом ибн Османом. Люди Дженне написали об этом паше, и он написал им [в ответ], что он-де согласен на их предстательство и удовлетворит их просьбы при условии, что явятся к нему кадий Хамади-Амины, родительница его и брат его. Люди Дженне послали сообщение об этом Хамади-Амине со своим гонцом. Поздним вечером в воскресенье восьмого джумада-л-ула [2.VII.1645] посланный вернулся от него и сообщил, что кадий приедет, что же касается матери и брата фанданке, то их приезд невозможен.

В воскресенье двадцать второго [числа] того же месяца [16.VII.1645] явился кадий. Он и кадий Дженне собрались в доме каида вместе с кахийями по поводу [обсуждения] того, что они напишут паше относительно условий, на каких состоится мирный договор. В понедельник седьмого джумада-л-ахира [31.VII.1645] кадий Масины выехал из Дженне в Томбукту вместе с двумя свидетелями со стороны кадия Дженне. Паша принял их, согласился на [условия] мира и одобрил его. Кадий возвратился, приехав в Дженне в четверг, двадцать первый день шаабана [12.X.1645]. А в четверг двадцать восьмого [числа] того же месяца [19.X.1645] он и один из людей махзена возвратились в Масину, и мирный договор был заключен.

В ночь на вторник, последний день шавваля [18.XII.1645], скончался шериф Йусуф ибн Али ибн ал-Мудьявир в Дженне — да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы его благодатью в обоих мирах! Аминь.

В ночь на воскресенье десятое зу-л-хиджжа священного, завершавшего год тысяча пятьдесят пятый [27.I.1646], скончался в городе Бена собрат наш Мухаммед ал-Амин Кати; молитву по нем прочли в молельне поздно утром, да помилует его Аллах и да простит его. А в ночь на субботу восьмое мухаррама священного, начавшего год тысяча пятьдесят шестой [24.II.1646], /277/ скончался в городе Бена собрат наш имам Ибн ал-Хадж-Санбиро ад-Дараджи, и я обмыл его тело; молитву над ним прочли утром, да помилует его Аллах и да простит его по благости своей. В понедельник шестого раби пророческого [22.IV.1646] скончался наш собрат и друг наш, сейид ал-Хасан ибн Али ил-Катиб; он похоронен на кладбище большой соборной мечети.

И в этот же день паша Мухаммед ибн Мухаммед ибн Осман отправил гонца в Дженне к каиду Мухаммеду ибн Тьимирро, кахийи Мухаммеду Руху, кахийи Абдаллаху ал-Харрару, кахийи Махмуду ибн Ахмеду, кахийи Ахмеду ибн Белкасиму а л-Масси и кахийи Ахмеду ибн Дахману ал-Хахи, веля им явиться к нему в Томбукту. Я в то время находился в Бена. Посланный приехал к ним в субботу, седьмой день праздника рождения пророка [4.V.1646]. Они написали мне в это же воскресенье, а гонец и послание [их] прибыли ко мне во время послеполуденное; я выехал из Бена наутро в понедельник, но в пути мы дважды заночевали из-за низкой воды, и в Дженне я приехал поздним утром в среду. Во время полуденной молитвы в четверг двадцать третьего [числа] этого месяца [9.V.1646] мы снялись из гавани — я и посланец паши. Месяц раби ас-сани [17.V—14.VI.1646] наступил для нас в городе Ваки в ночь на четверг, а в воскресенье днем мы пришли в гавань Корондьофийа. [Сюда] был выслан для меня конь, и я появился в городе Томбукту в ночь на понедельник пятого [числа] этого месяца [21.V.1646].

Паша встретился со мною в тот же вечер, пожелал мне благополучного прибытия, почтил меня и возвел меня в ранг катиба. Попросим же у Аллаха Всевышнего прощения, благополучия, здоровья и помощи в [делах] веры и мирских и в жизни будущей — он властен над любой вещью и способен на выполнение [любой] мольбы.

А в субботу шестого раджаба [18.VIII.1646] был возвращен на свое место над народом своим в его городе аския Дауд, сын Мухаммеда Сорко-Идье. Он выехал из Томбукту вместе с посланными, получившими назначения в Гао, в среду десятого [числа] этого месяца [22.VIII.1646]. Паша Мухаммед написал людям Гао, чтобы пошел с ним от них отряд вместе с аскией до резиденции его — и те пошли с ним, как им велел паша.

Но собратья паши со многими стрелками уже начали организовывать его смещение. И приступили они /278/ к этому с того времени, как были в походе на Масину, не прекращая заниматься этой интригой, пока в ночь на четверг двадцать восьмого рамадана [7.XI.1646] не выступили против него, так что утром в субботу, праздник прекращения поста в помянутом году [10.XI.1646], свергли Мухаммеда и назначили пашою Ахмеда, сына паши Али ибн Абдаллаха ат-Тилимсани, — он был на праздничной этой молитве; и вот он главноначальствующий, после того как пробыл у власти паша Мухаммед ибн Осман три года и восемь месяцев, оставив после себя большое состояние.

Его наследство было продано с торгов, и его раскупили стрелки. Затем Мухаммеда сослали из Томбукту в Бару; позднее он переехал оттуда в город Тьиба, где была касба, боясь, как бы жители Масины его не убили обманным путем. Впоследствии он вернулся в Томбукту В правление паши Ахмеда ибн Хадду для представления отчета, когда тот потребовал отчета у смещенного паши Йахьи. Люди из подразделения Йахьи сказали: "Раз он требует отчета от него, то пусть непременно вызовет для отчета пашу Мухаммеда!" Последний явился, его отчет рассмотрели и он вышел оправданным — с него ничего не причиталось. Он остался в Томбукту, пока не скончался здесь вечером в пятницу, первый день раби пророческого года тысяча шестьдесят третьего [30.I.1653].

Что касается паши Ахмеда, то был он благороден, щедр, терпелив, скромен и хорошего рода — сын отца своего достоинствами, правдивый в слове, добрый в делах. Но он пробыл на том месте лишь три месяца и восемь дней. В его дни Река поднялась до Мадого — в ночь на субботу седьмого зу-л-када [15.XII.1646], когда прошло четыре ночи декабря, после того как задержалась семь дней в Дьябир-Бенго. В субботу пятого зу-л-хиджжа священного, завершавшего год тысяча пятьдесят шестой [12.I.1647], около полудня, скончался господин времени и благословение его, возлюбленный наставник Сиди Шериф Мухаммед, сын /279/ шерифа-хасанида ал-Хаджа. Молитву по нем прочли в большой соборной мечети после полуденной молитвы и похоронили его на ее кладбище — да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благодатью его в обоих мирах! В конце же этого года скончался шейх Абд ар-Рахман аг-Назар ибн Аусемба ат-Тарги, государь магшарен, в своей ставке в Рас-эль-Ма. А наследовал ему внук его по матери Абу Бекр ибн Уармашт.

В ночь на четверг девятое мухаррама священного, открывавшего год тысяча пятьдесят седьмой [14.II.1647], между заходом солнца и наступлением темноты, скончался паша Ахмед. Молитву по нем прочли в мечети Мухаммеда Надди утром в четверг и в ней же его похоронили, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его по благости своей. По возвращении с его похорон войско сразу же пришло к единому мнению: они поставили пашой Хамида ибн Абд ар-Рахмана ал-Хайуни. Это был человек плохого везения и неудачливый в стараниях; он не принадлежал к людям власти, и не было у него в ней ни опоры, ни решения. Он передоверил дело везирам, а за ним [самим] не осталось ни слова, ни дела. И наступило из-за этого великое расстройство в их верховной власти, и оно с каждым днем возрастало, ибо все, кто правил после него, вели себя примерно таким же образом. Все мы принадлежим Аллаху, и к Нему мы возвратимся!

Когда паша увидел, что воды его недостаточно для удовлетворения жажды и ведро его не приносит влаги, он бросился сам с маленьким отрядом из войска в пустыню в такое время, когда небеса бросали огненные искры, подвергая опасности себя и воинов, так, что люди думали, что он желает им лишь гибели и истребления. Он выступил из Томбукту в субботу четвертого джумада-л-ула в этом помянутом году [7.VI.1647], после полуденной молитвы, направившись в сторону Гурмы. В понедельник близ города Йава он переправился через Реку, а в среду восьмого [числа] сказанного месяца [11.VI.1647] мы снялись там с лагеря без вьючных животных и лишь с немногими носильщиками, которых паша захватил из числа жителей /280/ ал-Амуди, которые находились в той области. Люди нагрузили их небольшим количеством воды и съестных припасов, и мы направились в сторону ал-Хаджара, идя ночью и днем. Наконец в четверг днем шестнадцатого [числа] этого месяца [19.VI.1647] мы ко времени полуденной молитвы подошли к горе Найи. Люди устали; много лошадей осталось по дороге, и их хозяева несли свои седла на головах, а кто не мог, те их побросали. Мы стали около источника, что находился позади горы Сук, и паша сразу же отрядил разведчика для выяснения, кто есть в той местности, дабы на них напасть. Разведчик принес вести о них, и был отправлен конный отряд — он выступил на тех в ночь на пятницу, мы же заночевали у этого источника. А утром в пятницу мы отправились к условленному месту встречи нашей с конным отрядом аскии ал-Хаджа и каида Абд ас-Садика — это они командовали тем отрядом и ушли [ночью] за гору Сук.

А мы вступили в эти горы, но у нас не было воды: источник, какой нам указали, мы нашли высохшим, а кроме него, там воды нет. Мы пребывали [в этом положении], боясь лишь смерти от жажды. Стрелки стали поносить пашу, а он слышал [это]. Они двигались так, уповая на милость Аллаха Всевышнего, и вот к полуденному времени перед нами оказалось стадо овец. Люди, которые их гнали, убежали и вступили в лес, но ни один [из нас] не в состоянии был в него войти в тот момент для разведки его из-за солнечного жара. Слуги гнали овец прямо перед нами, а мы были до начала послеполуденного времени в состоянии отчаяния и безнадежности, как вдруг оказались мы перед скоплением дождевой воды по милости Аллаха Всевышнего и по доброте его. Мы остановились около него, и души наши как бы возвратились после того, как покинули [нас], по причине радости после тяготы.

После того как люди немного отдохнули, около двадцати мужей поскакали на разведку округи. Они наткнулись на владельцев быков, которые шли между горами, сразились с ними и захватили у тех небольшое число быков, но те убили одного из лучших стрелков и убили его коня.

Мы переночевали около воды, очень нуждаясь в известиях о том конном отряде, до /281/ наступления утренней зари. Я [как раз] совершал поклон после утренней молитвы, когда услышал звук их барабана в восточной стороне, и рассказал о том паше. Затем, после восхода солнца, мы снялись с лагеря и через небольшое время встретились с гонцами наших товарищей, которые шли с известием об их благополучии, о бегстве от них фульбе со своим достоянием и о том, что те у них ничего не захватили. Потом мы встретились с ними самими и в конце утра остановились против какого-то селения многобожников — жителей гор — среди их полей. Там мы провели ночь на воскресенье, а наутро ушли [оттуда] и встретили брата даанка-коя — Фари, направлявшегося к главноначальствующему, прося о безопасном приезде к последнему. Паша даровал ему это, и он возвратился к брату с этой вестью, после того как мы стали лагерем у источника Бенга-Дьиба, напротив горы Ломбо.

Здесь мы провели ночь на понедельник, а вечером явился сказанный даанка-кой. Он приветствовал пашу, пожелал ему благополучия и посыпал голову свою прахом. И взял он [у паши] обещание пощады себе самому и своему союзнику — хомбори-кою ал-Хади, сыну хомбори-коя Мусы-Кирао, им обоим, семьям их и городам их. Паша его расспросил о помянутом хомбори-кое, и он ответил: "Скоро он прибудет!" И почтил его главноначальствующий высшими почестями.

Там мы провели ночь на вторник, а наутро двинулись в обратном направлении в поисках воителя Хамади-Билаля. Остановились мы против какой-то деревни многобожников, напротив горы Мака, с южной стороны от горы Найи, в полуденное время. А поздно вечером явился к нам сказанный хомбори-кой. Мы переночевали здесь в среду, а по поводу Хамади-Билаля помянутого был уже отправлен лазутчик. Наутро мы снялись с лагеря и вскоре встретились с лазутчиком. Он сообщил нам о местопребывании Хамади-Билаля — о том, что тот поблизости от нас; с нами же был упомянутый даганка-кой. /282/ Мы возобновили движение, после того как приготовились к боевому столкновению. Поздно утром мы прошли мимо города Ахмеда Сану. Тот находился в бегах — когда мы к нему приблизились, он вошел в ущелье в горе Дани. Он испытал крайние трудности, взбираясь на нее: ведь когда человек поднимается на ее вершину, ты его сочтешь маленькой птичкой! Около полудня мы остановились у входа в их [убежище] и провели там ночь на четверг. Наутро же паша отправил по следам беглеца конный отряд. Они вошли в ущелье то, провели в погоне за ним ночь на пятницу и ночь на субботу, но утром [в субботу] после полудня они вернулись к нам, ничего не добившись в отношении того. И утром в воскресенье мы двинулись в обратный путь, а во вторник двадцать восьмого джумада-л-ула [1.VII.1647] после полудня стали около горы Даанка.

В этот день в Томбукту было затмение солнца. Один из талибов мне рассказал, что когда он увидел, что люди не собираются на молитву по поводу затмения, то представил это дело кадию Мухаммеду ибн Мухаммеду-Корей, да помилует его Аллах, но тот ответил ему, что это невозможно — дело в том, что обстановка этого не позволяет. А один из собратий рассказал мне также, что в Томбукту в одну из этих ночей, между заходом солнца и наступлением темноты, появился как бы большой густой дым, распространившийся на все дома города. Люди испугались его, не зная, откуда он взялся. Они стали искать и расспрашивать о нем, пока не обошли все жилища, опасаясь, как бы не было в них пожара; но не был он причиной [того].

Одним словом, после того как мы остановились, главноначальствующий тут же послал отряд конницы, и они напали на каких-то фульбе, захватив добычею немногих коров, и вернулись к нам в ночь на среду. А наутро мы двинулись, направляясь к горам Хомбори; в тот день заблудился верблюд со всеми кухонными принадлежностями, и никто не знал, куда он пошел и какою дорогой направился. Поздно утром мы остановились у источника возле селения, называемого Койратао; здесь мы провели ночь на четверг — а этой ночью наступил месяц джумада-л-ахира [4.VII—1.VIII.1647]; на следующий день мы выступили и к концу утреннего времени /283/ стали у источника Гарама. Около него мы переночевали в пятницу, а наутро пошли в сторону Хомбори. В дороге мы встретили двух курьеров с сообщением о бегстве хомбори-коя из страха перед яростью главноначальствующего, как он утверждал. Мы пришли [в Хомбори] в конце утра в пятницу, второй [день] месяца джумада-л-ахира [5.VII.1647], и стали там. А наутро хомбори-кой прислал к главноначальствующему, прося пощады. Тот ее ему даровал, и хомбори-кой явился и предстал [перед ним]. Паша обложил его той данью, какой обложил, — зерном, слугами и отрезами ткани. Тот начал ее собирать, потом убоялся снова и бежал; но между ним и жителями его страны не было единодушия. Они порицали хомбори-коя и попросили у главноначальствующего, чтобы он того отстранил и поставил над ними его брата Йусуфа, сына хомбори-коя Мусы-Кирао. Паша его назначил над ними, и Йусуф выплатил все, что наложено было на смещенного, и более того. Тогда паша послал отряд конницы [оттуда] против некоторых фульбе. Они на тех напали и взяли добычей коров. А пробыли мы там десять дней.

Вечером в четверг пятнадцатого [числа этого] месяца [18.VIII.1647] мы двинулись в путь, направляясь в Томбукту. Стрелки уже продали жителям Хомбори своих мулов, ослов, свои перстни и подвески в виде полумесяца, свои короткие куртки и прочее за малейшие количества зерна из-за того тяжкого голода, что их постиг в той дороге.

Во вторник двадцатого [числа] сказанного месяца [23.VII.1647] мы достигли Реки возле города Атьоро и стали напротив города Карей. Много лошадей осталось по дороге из-за истощения, и их хозяева только пешими добрались до Реки; люди бросили часть своего имущества и утвари своей. Местность, в которой мы тогда стояли, называлась Гунгу-Корей.

В понедельник двадцать шестого [числа] этого месяца [29.VII.1647] мы отправились, взойдя на судно вместе с главноначальствующим, конница же ушла по берегу Реки. Ночь на вторник мы провели около переправы близ города Йаба, а на следующее утро переправились /284/ и ночь на среду провели за рекой, на стороне Хауса. В ночь на четверг мы выехали отсюда. А утром четверга пришли в гавань Корондьофийа — в последний день месяца [1.VIII.1647]. И месяц раджаб наступил в ночь на пятницу. В пятницу же, первый день этого месяца [2.VIII.1647], к нам в гавань прибыли гонцы людей города Гао, справляясь о нашем здравии и благополучии во время того путешествия. И паша велел мне, чтобы я написал им ответ по этому поводу; так да простит мне Аллах Всевышний то, что я поместил в это письмо из речей приукрашивающих! Вот его текст.

"Слава Аллаху — и да благословит Аллах пророка своего Мухаммеда, и род его, и соратников его и да приветствует!

Достойным и уважаемым, почитаемым и лучшим, отважным и досточтимым, угодным Аллаху столпам — каиду Мансуру ибн Мубараку ад-Драи и всем, кто вместе с ним из числа каидов, кахийев, начальных людей, баш-ода, ода-баши и остальным товарищам.

Да сохранит вас Аллах, да спасет он вас, да поможет вам, да направит вас прямым путем! И да исправит он по благости своей все обстоятельства ваши и да дарует вам все блага и радости по желаниям и склонностям вашим! Всеобщий и совершенный привет вам, и милость Аллаха, и благодать его в благе, прощении и благодеяниях Аллаха совершенные над вами!

Мы пишем вам это — слава Аллаху и Ему благодарение! — о том, о чем страстно желали вы узнать относительно обстоятельств наших и сообщений о нас, согласно тому, что написано в вашем благородном письме, которое прибыло к нам с вашими посланцами в гавани Кородьонфийа. Мы достигли всего, чего вы нам желаете и к чему стремитесь из крепкого и большого здравия и славимых милостей, предшествовавших со стороны благородного господина, обладателя великих достоинств.

И вот когда вознамерились мы совершить набег на области притеснителей и разорителей, врагов Аллаха и пророка его — племя сафантир, которые вышли из повиновения нам /285/ в Кисо, в области Гурма, и опустошили ее, то выступили мы со счастливим отрядом[689] к берегу Реки на кораблях.

Причина же личного нашего выступления в этот поход — два обстоятельства. Одно из них — [желание] достижения местностей их и обиталищ, самых дальних и долгим путем, конными и пешими нашими отрядами[690], дабы устранить то, что мог бы вообразить неразумный глупец, — будто продолжительность бездеятельности нашей относительно их враждебности и безобразий, которым подверглись с их стороны (и со стороны прочих разбойников и драчунов) наша власть и страна наша, была от нашей слабости и истощения нашего. Так нет же: дело обстоит не так, как утверждает утверждающий и воображает неразумный притеснитель. Напротив — из-за долготерпения верховной власти и сдержанности ее, пока не обрушится [она] одним мощным [ударом], чтобы стерлось в одно мгновение то, что перед тобою!

Второе же обстоятельство из двух — стесненность положения и пустота казны, да не лишает ее Аллах Всевышний благодеяний своих и благодати. Однако же в жизни сей есть подъемы и падения; и меняется она и испытывает превращения, богатства же падают и растут, они дремлют и пробуждаются.

Эта два обстоятельства вывели меня в поход. И когда мы достигли места, где [надо] подниматься на возвышенности, то сошли мы с кораблей, хранимые Аллахом Великим и Высочайшим. И с помощью Аллаха Всемогущего, подателя благ, сели мы на верховых животных [своих] и двинулись по следу негодяя, заблудшего, притеснителя, лжеца, главаря дьяволов [во образе] людей Хамади-Билаля. Пересекли мы холмы и леса, утверждаясь в решимости и твердости, переходили из области в область, и увлекал нас подъем после спуска, /286/ пока не довел нас наш путь к подножию [его] гор по милости Того, в чьей руке сила и мощь. И двинулись мы по тамошним дорогам, которыми до нас никто не хаживал — ни из числа предков, ни из [прочих] тварей [божьих]. Мы послали за владыками этих стран, от востока до запада, из [таких, как] правители Хомбори, Даанки и Фили. Они откликнулись на наш призыв и один за другим явились под власть нашу вплоть до того, что распространилось согласие [это] на правителя Кирао и прочих.

Они пришли к нам и перед нами предстали — покорные, испуганные, желая быть приниженными. Они возобновили присягу государю нашему, да дарует ему Аллах победу, и выражения покорности, сказав: "Все, чего вы от нас пожелаете из служения, будет сделано в ту же минуту!" Они освободились от [договоров] со всеми врагами нашими и сняли с вый своих все узы, кроме уз повиновения нам. Они просили у нас пощады своим жизням и стране своей — и мы им то даровали, дав клятву и обязательство.

И пошли они с нами вместе вдогонку за тем заблудшим негодяем; мы двигались по следам его, пока мы к нему не приблизились, и когда он уверился в погибели, то кинулся в узкое ущелье — уже, чем игольное ушко, и высота его препятствовала движению [по нему]. Он был одним-единственным: его товарищи от него отделились и последователи его; а семья его и сторонники рассеялись от него.

Львы и ястребы войска нашего, вспомоществуемого Аллахом и победоносного, ворвались в то ущелье босые и пешие из-за того гнева, что в них вспыхнул, и доблести и отваги, оскалив рты и вытянув шеи свои, показывая клыки свои и когти. Они достигли так [вслед] за ним конца ущелья, а он кинулся за него, в руки многобожников. И когда он увидел себя теснимым и стала для него тесна земля, где раньше была просторной, то отправил посланца к правителю Даанки, прося прощения у нас — он-де возвращается к Аллаху и к посланнику его и к [покорству] верховной власти.

И мы простили его и даровали ему пощаду — только ему [одному]. Потом его народ прислал [сказать] нам, что они-де /287/ от него уходят, свободны от него и просят пощады для себя самих, после того как мы совершили набеги на некоторых из них и захватили у них добычу — хвалою Аллаху Всевышнему и благоволением Его. И пожаловали мы им безопасность и обложили их данью. И возвратились мы невредимыми с добычею и победоносными по милости Аллаха Всевышнего и щедрости Его, а затем — по благодати господина нашего, потомка хашимитского, да дарует ему победу Аллах Всевышний.

Прослышали мы об этих туарегах-юллимиден, которые на вас напали, и о том, что произошло между ними и правителем аг-Назаром. И ежели вы полагаете относительно их, [что они] должны быть перебиты, то не оставляйте их — напротив, перебейте их убиением Ада и Самуда[691]. Ибо это — изменники и обманщики, нет относительно их пощады ни с какой стороны. Если сможете вы то сами, то делайте с благословением Аллаха Всевышнего. Если же нет, то напишите каиду Мухаммеду ибн Исе ал-Каршу в Бамбе, чтобы он вас подкрепил всеми, кто у него есть из стрелков и арабов. Не обнародуйте вашу тайну, пока не даст вам Аллах над ними одоления, чтобы те не приняли [мер] предосторожности против вас, ибо война — это хитрость, да благословит вас Аллах и да будет Он для нас и для вас защитником и помощником.

Писано об этом в субботу второго раджаба единственного года тысяча пятьдесят седьмого [3.VIII.1647] в гавани Корондьофийя слугою высшего правителя-мухаммадита[692], да дарует ему победу Аллах, господин счастья, пашой Ахмедом ибн Абд ар-Рахманом ал-Хайуни, да обласкает его Аллах по благости своей и щедрости". Послание закончено.

Он оставался при такой немощи и слабости до дневного времени пятницы шестого шавваля года тысяча пятьдесят восьмого [24.X.1648], [когда] был смещен. Он пробыл у власти один год и девять месяцев.

С единодушного согласия войска к власти сразу же пришел паша Йахья ибн Мухаммед ал-Гарнати. Был он безнравствен, непристоен в речах, властен, ненавидел людей, говорил худое об ученых, шерифах, семействе пророка и обо всех достойных людях; он был и интриганом и мошенником, ссорившим людей друг с другом. Он пробыл правителем три года /288/ и несколько дней, но были они подобны тридцати годам по длительности тягот и утомления. В походы паша Йахья ходил дважды: один раз — на Гао, другой — на Бакбу. Но при всех тех походах Аллах, слава ему, защитил людей от зла, которое тот им стремился сделать.

Йахья выступил из Томбукту в поход на Гао в понедельник шестого джумада-л-ахира года тысяча шестидесятого [6.VI.1650], придя к острову Дьинта после убиения шейха Ибрахима ибн Равана аш-Шибли, в третий день праздника жертвы, завершавшего год тысяча пятьдесят девятый [18.XII.1649]. Из-за этого от паши отдалились сердца всех арабов и туарегов — и врагов, и друзей убитого. На том острове он оставался пять дней, а в пятницу десятого этого месяца [10.VI.1650] выехал с него. Бамбы мы достигли в пятницу [же] семнадцатого [числа] того же месяца [17.VI.1650] за восемь переходов; в ней мы провели одну ночь и утром в субботу восемнадцатого [числа] этого месяца [18.VI.1650] отправились от нее к Гао. Поздним утром в понедельник двадцатого [числа], [20.VI.1650] прошли мимо города Кабенга и города Тауса. В среду двадцать второго [числа], [22.VI.1650] мы стали возле города Бурем, а с жителями Гао встретились мы утром в четверг около Шаджарат ал-Бурдж. В пятницу мы стали в Тондиби и простояли в нем за рекой трое суток, а в понедельник выступили оттуда и переночевали за пределами города Гао. А в него мы прибыли утром во вторник, двадцать седьмой [день] сказанного месяца [27.VI.1650], за девять переходов. И совершил паша в Гао то, что совершил.

В Гао наступил для нас, в ночь на пятницу, месяц раджаб [30.VI.1650]. А вышли мы из Гао, возвращаясь, в понедельник двадцать пятого [числа] этого месяца [24.VII.1650]. И шаабан начался для нас в городе Тауса, возле горы Дара, в ночь на субботу [30.VII.1650]. В Бамба мы прибыли днем в среду пятого того же месяца [3.VIII.1650], пробыли в ней семь дней, и паша сделал в ней то, что сделал. Мы выехали оттуда в среду двенадцатого [числа], [10.VIII.1650] и достигли гавани Догай в воскресенье шестнадцатого [числа] этого месяца [14.VIII.1650]. Мы оставались в ней четыре дня и вступили в город, /289/ Томбукту в четверг, двадцатый день месяца [18.VIII.1650]. И настало для нас новолуние почитаемого благословенного месяца рамадана ночью в понедельник, завершивший шаабан [28.VIII.1650]. Слава же Аллаху, господину миров!

Потом паша вышел из Томбукту в поход на Бамба поздним утром в субботу, двадцать третий день джумада-л-ула года тысяча шестьдесят первого [14.V.1651]. В тот день мы остановились тоже на острове Дьинта; задержались мы на нем двадцать дней, ожидая [завершения] некоторых дел войска, а в четверг, двенадцатый день джумада-л-ахира [2.VI.1651], выступили с него (новая же луна наступила в воскресенье). Мы направились в город Бамба, дабы застигнуть то, что в нем навредили бунтовщики из числа ал-берабиш и туарегов.

Паша написал войску, которое находилось в городе Гао, чтобы они его встретили с Дьяма-кой (это известная местность в Бамбе, с восточной стороны). Они откликнулись и явились; каидом их в то время был Рабах ибн Иса ал-Кауш. Мы дошли до Бамбы за семь переходов и стали в ней поздним утром в среду восемнадцатого сказанного месяца [8.VI.1651]. Но берабиши и туареги убежали от паши и рассеялись во все стороны. Паша посылал несколько раз объявить им о пощаде, но они не откликнулись. Тогда он отправил к ним каида Аллаля ибн Саида ал-Харруси — тот в это время был правителем города, но они отказались. Ведь некоторые из войска паши посылали к беглецам [сказать], чтобы те не откликались на его призыв, ибо он-де предатель. Да и печаль из-за убиения Ибрахима ар-Равани не прекратилась в их сердцах и не прекращается.

Затем пошел каид Гао с отрядом войска. Они все вышли из города[693], но тут разошлись во мнениях, и большинство возвратилось, не соглашаясь на поход открытым неповиновением, так что они едва не вступили в бой [друг с другом]. Мятежники утверждали, будто именно каид Рабах, его брат каид Мухаммед ал-Кауш и те, кто был единого мнения с ними обоими, подбили пашу прийти в Гао, желая теперь загнать воинов к нему в эту же минуту, /290/ чтобы с ними поступить, как пожелает того Аллах[694].

Короче говоря, они застряли вместе с пашой в Бамбе, и он не находил возможности добиться хотя бы чего-нибудь из желаемого. Они с ним осталась до дня его отъезда в Томбукту; это был понедельник седьмого раджаба единственного [26.VI.1651]. Паша попрощался с войском Гас, прочел им фатиху — и они возвратились в свой город, отстранили помянутого каида вместе с кахийей, который ходил вместе с ним (тот был из числа людей правого крыла)[695], но до сего времени не прекратилась ненависть в их сердцах.

В Бамбе я заболел опасной болезнью, но затем Аллах Всевышний по милости и щедрости своей сохранил меня и излечил; увеличил тем Аллах искупление ради уважения к пророку и господину нашему Мухаммеду, да благословит его Аллах и да приветствует.

Мы направились в Томбукту. В гавань Корондьофийя мы пришли в пятницу восемнадцатого [числа] сказанного месяца [7.VII.1651], провели в ней ночь на субботу, а наутро в субботу я попросил у паши разрешения ехать домой из-за той болезни. Он дал мне разрешение, и после послеполуденной молитвы я сел на судно. Ночь на воскресенье провел я в селении Амдьяго из-за отсутствия сил доехать в том [своем] состоянии. Но утром в воскресенье я приехал в город и вступил в свой дом и застал семью свою такою, какой и хотел увидеть, — Аллаху слава и ему же благодаренье!

Паша же задержался в гавани до четверга двадцать четвертого [числа] сказанного месяца [13.VII.1651]. В городе он появился в настолько скверном положении, что объехал город вокруг верхом, по-старинному, издавна идущему обычаю, по причине неуверенности и заботы.

Как только он пришел к власти, так начал творить зло жителям Дженне без причины и без основания. Они возмутились против паши и его приказы бросали себе за спину[696], пока он не был смещен. Йахья очень хотел явиться к ним для сведения с ними счетов — но Аллах Всевышний не дал ему пути к тому. Тогда он сместил с должности каида Дженне каида Мухаммеда Тьимирро, велев тому явиться к себе. Тот приехал и отчитался перед пашой в поступлениях с той земли. Но паша его сместил с нее и заключил в тюрьму в /291/ стране Бара, пока тот там не ослеп. Каид Мухаммед оставался правителем два с половиной года — Аллах же лучше знает. И в начале рамадана года тысяча пятьдесят девятого [8.IX—7.X.1649] паша назначил каидом над Дженне Абд ал-Керима ибн ал-Убейда ад-Драи. И в его время скончались, как говорилось, шейх Ибрахим ибн ар-Раван аш-Шибли и подобным же образом каид Али ибн Рахмун ал-Мунаббихи.

В понедельник, последний день шавваля года тысяча шестьдесят первого [15.X.1651], был смещен паша Йахья ибн Мухаммед ал-Гарнати; он оставался у власти три года и двадцать четыре дня.

С единодушного согласия войска в первый день зу-л-када священного в помянутом году [16.X.1651] пришел к власти паша Хадду ибн Йусуф ал-Аджнаси. Он был любезен с людьми, почтителен с учеными, праведниками и всеми достойными людьми. Однако у него не было высоких помыслов. Войско забрало у него из рук казну и отдало ее в руки хакима Насира ибн Абдаллаха ал-Амаша сразу же по назначении паши Ахмеда упомянутого в счастливый дом совета, дабы был он каидом-амином и чтобы отвечал перед войском по праву за эту должность. И сместили они и каида Белкасима ат-Тамли из младших аминов.

Из тех, кто умер в дни паши Хадду из виднейших лиц, был каид Мухаммед ал-Араб ибн Мухаммед ибн Абд ал-Кадир аш-Шерги ар-Рапида; он скончался в середине сафара в году тысяча шестьдесят втором [13.I—10.II.1652]. А двадцать седьмого того же месяца скончался собрат наш и друг наш амин каид Белкасим упомянутый, да помилует его Аллах и да простит его по благости своей.

В среду второго раби ас-сани года тысяча шестьдесят второго [13.III.1652], в полдень, скончался кадий Мухаммед ибн Мухаммед ибн Мухаммед-Корей, да помилует его Аллах и да простит его по благости своей. А занял должность кадия он в пятьдесят лет и пробыл в ней семнадцать лет. А позднмм утром пятнадцатого того же месяца в сказанном году назначил паша кадием факиха Абу Зейда Абд, ар-Рахмана, сына факиха Ахмеда Могья, в счастливом доме совета, да направит его Аллах Всевышний прямым путем и да будет к нему благосклонен; /292/ в тот день жизни его было шестьдесят три года.

Поздним вечером в пятницу, первый день раби пророческого года тысяча шестьдесят третьего [30.I.1653], скончался паша Мухаммед ибн Мухаммед ибн Осман.

А в воскресенье седьмого зу-л-хиджжа священного, завершившего год тысяча шестьдесят второй [9.XI.1652], был смещен каид Абд ал-Керим ибн ал-Убейд с должности каида в Дженне; и назначен на эту должность каид Али ибн Абд ал-Азиз ал-Фараджи — в четверг семнадцатого мухаррама священного, открывшего год тысяча шестьдесят третий [18.XII.1652].

В пятницу двадцать второго сафара года тысяча шестьдесят второго [3.II.1652] подъем воды достиг Мадого; а это двадцать второй день февраля[697]. Однако он не достиг обычного места, до коего доходил обыкновенно. Напротив, вода стояла у гавани Йенди[698]. Это дело поразительное, какого мы не видывали и о каком не слыхивали, чтобы оно случалось раньше; оно из числа диковин времени и удивительных явлений его.

В дни паши Хадду открылись врата раздора со всех сторон и [из всех] мест — да судит Аллах нам и [прочим] мусульманам в этих событиях благополучие и спасение по благости своей!

В конце священного зу-л-када пода тысяча шестьдесят второго [4.X—2.XI.1652] шейх Оалла ад-Думаси взбунтовался против людей Гао и сбежал от них в Сонгай к аскии Дауду со всеми, кто был там из хозяев скота — арабов, туарегов, фульбе и прочих. В середине священного мухаррама, открывшего год тысяча шестьдесят третий [2.XII.1652— 1.I.1653], двинулся на них каид Мансур ибн Мубарак ас-Савваф, каид Гао, со своим войском. И последовало за ним для подкрепления пятьдесят стрелков из жителей Томбукту со смещенным [ранее] кахийей Ахмедом ибн Саидом ал-Мадасани. Они пришли в страну аскии, и он бежал от них и оставил город [свой] пустым. Но что 'касается Оаллы, то не /293/ добились они относительно его ничего. Они обратились вспять, а сказанный Оалла преследовал их, и неверующие, что были вместе с ним, осыпали их стрелами каждую ночь до Кукийи, а [там] он их оставил в покое.

Затем Хадду пошел в поход в землю Атьоро и совершил набег на всех, кто был там из арабов и туарегов, захватив их богатства. Они преследовали его немного, затем убоялись беды и вернулись. А было то в месяце рамадане помянутого года [26.VII—24.VIII.1653]. Но в этом же месяце возмутился дженне-кой Ангаба-Али против людей Дженне; он остался в городе Тьо у матанке Тьима. Да обратит Аллах все кары свои во благо!

В пятницу седьмого раби ас-сани в этом году [7.III.1653] брат наш факих Мухаммед Сади, сын родителя моего Абдаллаха ибн Имрана, причалил в гавани Кабары. Приехал он из Джнне из-за бельма на глазу своем по случаю приезда врача Ибрахима ас-Суси. В городе тот появился в ночь на субботу, и паша Ахмед, сын паши Хад-ду, поселил его в своем доме, почтил его и оказал ему высшее уважение и почет. Сказанный врач совершил нал братом операцию, и Аллах Всевышний избавил его и вывел его из [состояния] тьмы во взгляде. Брат пробыл в Томбукту три месяца и четыре дня, а паша Ахмед пожаловал врачу от себя тридцать три мискаля с третью золотом. Затем он пожаловал брату при возвращении того на свою родину, в Дженне, сорок брусов соли и облачил его в парадное одеяние. Брат выехал из Томбукту в понедельник тринадцатого раджаба единственного помянутого года [9.VI.1653] после первой утренней молитвы. Родительница же его задержалась в жизни после его отъезда лишь два месяца и двадцать три дня.

/294/ ГЛАВА 36

Рассказ о кончинах и событиях от года тысяча сорок второго [19.VII.1632—7.VII.1633] до конца года тысяча шестьдесят третьего [2.XII.1652—21.XI.1653].

Среди них: паша Али ибн Абд ал-Кадир скончался поздним вечером в четверг шестого мухаррама, открывшего год тысяча сорок второй [24.VII.1632], и каид Мухаммед ибн Масуд; им обоим отрубили головы в конюшне — приказал то паша Али ибн Мубарак ал-Маеси с единодушного согласия всего войска.

В ночь ашуры этого месяца, в ночь на понедельник [28.VII.1632], в городе Дженне скончался Мухаммед ибн Муса ас-Сабаи; его убили каид Маллук ибн Зергун и пятеро кахийев.

В пределах этого же года скончалась тетка наша по отцу — Умм Хафса бинт Имраи, да помилует ее Аллах Всевышний. И в нем же скончался ученый праведный факих, богобоязненный, благой и выдающийся шейх Бубу-Кари ал-Фулани из племени сафантир, да помилует его Аллах и да воспользуемся мы благодатью его! Аминь.

В середине сафара этого года [18.VIII—15.IX.1632] скончался каид Ахмед ибн Садун ат-Шазали; и похоронен он на кладбище большой соборной мечети.

Поздним вечером в четверг тринадцатого джумада-л-ула [26.XI.1632] скончался дженне-кой Абу Бекр ибн Абдаллах; его убил мучительной смертью в касбе каид Маллук ибн Зергун в присутствии пяти кахийев. Потом, в ночь на пятницу, его обмыли, прочли по нем молитву, и был он похоронен в большой соборной мечети в городе Дженне.

В конце джумада-л-ахира [14.XII.1632—11.I.1633] этого года в Дженне скончался собрат наш и друг наш Бабиро-Керей ибн Абу Зайан ат-Туати, да помилует его Аллах Всевышний и да простит его. А в /295/ конце рамадана его [12.III— 10.IV.1633] скончался наш собрат и товарищ с детства — Хабиб ибн Абдаллах ибн Белкасим ат-Туати, да помилует его Аллах Всевышний и извинит его по благости своей. В начале же священного зу-л-хиджжа, завершавшего сказанный год [9.VI—7.VII.1633], скончался возлюбленный сосед шериф Мухаммед Багайого ибн Абдаллах Сири, внук имама сейида Али ал-Геззули, да помилует его Аллах Всевышний.

В середине раджаба в году тысяча сорок третьем [1.I—30.I.1634] скончался собрат и близкий друг наш Махмуд ибн Омар ал-Харрар. А на следующий день после его кончины в городе Дженне скончался наш собрат и друг наш альфа Абгар ал-Фулани, и похоронили мы его на кладбище большой соборной мечети — да помилует их обоих Аллах Всевышний, да простит он их и да извинит им обоим!

В начале раби пророческого в году тысяча сорок четвертом [25.VIII—23.IX.1634] скончался паша Сауд ибн Ахмед. Аджруд аш-Шерги и был похоронен в соборной мечети Мухаммеда Надди. А в начале священного зу-л-када [18.IV— 17.V.1635] скончалась моя сестра Умм Кулсум, дочь родителя [моего] Абдаллаха ибн Имрана, в городе Дженне, после второй вечерней молитвы; [она умерла] от родов, через два или три дня после рождения [ребенка], и была она похоронена той же ночью в большой соборной мечети, да простит ее Аллах и да помилует. Аминь.

Поздним утром в пятницу тринадцатого мухаррама священного, открывшего год тысяча сорок пятый [29.VI.1635], скончался ученый факих, ученейший Абу-л-Аббас — кадий сейид Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед ибн Ахмед Борьо ибн Ахмед, сын кадия Анда-аг-Мухаммеда — да помилует их Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благодатью его! Аминь.

В начале сафара [17.VII—14.VIII.1635] скончался паша Абд ар-Рахман, сын каида Ахмеда ибн Садуна аш-Шазали; он похоронен на кладбище большой соборной мечети рядом с отцом своим.

И в этом же месяце скончался достойный шейх факих Абд ар-Рахман, известный как альфа Комо — сын святого Аллаха Всевышнего факиха Абу Бекра ибн Абд ар-Рахмана ал-Гадамси; прочли молитву /296/ по нем после закатной молитвы и похоронили.

В четверг четырнадцатого рамадана в году тысяча сорок пятом [21.II.1636], после полудня, скончался в Марракеше господин наш повелитель ал-Валид, сын господина нашего повелителя Зидана.

В воскресенье второго раджаба в году тысяча сорок шестом [30.XI.1636], во время послеполуденной молитвы, скончался ученый факих Махмуд, сын праведного факиха Вангаробо; он погребен на кладбище Санкорей, да помилует его Аллах Всевышний по благости своей, да простит ему и извинит его.

В ночь на среду двадцать третьего сафара в году тысяча сорок седьмом [17.VII.1637] скончался наш собрат и товарищ наш факих Омар-Керей ибн Йомодигоро ал-Ваддани, да помилует его Аллах Всевышний, простит ему и извинит его и да соединит нас с ним в тени трона [своего] и в наивысшем раю без кары и без испытания. Аминь.

А в месяце раби ас-сани [23.VIII—30.IX.1637] скончался благословенный сейид, благочестивый друг шериф Фаиз, сын шерифа Ахмеда, в Агадесе — да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы его благодатью в обоих мирах! Аминь.

В четверг восьмого раби ас-сани в году тысяча сорок восьмом [19.VIII.1638] скончался шейх, ученый, выдающийся, превосходный, совершенный, благой факих Абу Исхак Ибрахим, сын факиха Ахмеда Багайого ал-Вангари — да помилует его Аллах Всевышний и да воспользуемся мы его благодатью в обоих мирах! Аминь.

В начале шаабана [8.XII.1638—5.I.1639] в городе Дженне скончался собрат наш Сулейман (известный под прозванием Сана-Дьину) ибн Белкасим-Танфина ат-Туати; он похоронен в большой соборной мечети, да помилует его Аллах Всевышний и да извинит его по благости своей. А в ночь на четверг пятнадцатое рамадана [20.I.1639] в городе Конти скончался наш собрат и дорогой друг наш и благодетель кала-тьяга Мухаммед-Асоро, сын хи-коя Мухаммеда Наи. Когда умирал он безвременно, то послал в Бена к родным своим — а я в тот момент находился в ней для чтения "Китаб аш-шифа"; о том меня просили ее жители в этом году. И посланный пришел ко мне после полуночи, с тем чтобы я явился к кала-тъяге, пока не решит относительно его Аллах Всевышний то, что решит. Я сразу же отправился верхом, огорченный, по причине братства и большой дружбы между нами /297/и ним. Но добрался я к ним лишь после утренней зари — и нашли мы его уже умершим, а погребение его завершили той ночью. Да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и извинит его по благости своей и щедрости своей — да, это был брат и благодетель! И возвратился я утром в Бена для чтения благословенной книги.

В субботу семнадцатого [числа] этого месяца [22.I.1639] скончался в Дженне наш брат Али, сын родителя [моего] Абдаллаха ибн Имрана; он похоронен в большой соборной мечети, да помилует его Аллах Всевышний и да извинит его. Аминь.

А утром в субботу двадцать четвертого того же месяца [29.I.1639] скончался выдающийся собрат и близкий друг Абдаллах, сын факиха Ахмеда Могья; он вышел из своего дома и поехал верхом на своей лошади, направляясь к касбе для чтения "Ал-Джами ас-сахих" ал-Б|ухари в резиденции правителя. По дороге одолело его недомогание, он вернулся домой и тут же скончался. Это был бы день завершения [чтения] благословенного собрания; а закончил его брат его факих Абд ар-Рахман — да помилует же его Аллах Всевышний всеобъемлющей милостью. Аминь.

В месяце шаввале [5.II—6.III.1639], а Аллах лучше знает, в Дженне скончался собрат наш Марзук ибн Хамдун ал-Уджли, да помилует его Аллах. Аминь.

А в конце священного зу-л-хиджжа, завершившего год тысяча сорок восьмой [5.IV—3.V.1639], скончался каид Мухаммед ибн ал-Хасан ат-Тарази; его убил паша Масуд, как было рассказано. И в нем же скончался амин каид Ахмед, ибн Йахья — его тоже убил паша Масуд, как было рассказано.

В начале сафара в году тысяча сорок девятом [3.VI-1.VII.1639] скончался каид Маллук ибн Зергун; его похоронили на кладбище большой соборной мечети. А в ночь на среду, седьмое [число] этого месяца [9.VI.1639], скончался каид Ахмед, сын каида Хамму ибн Али ад-Драи; его, как рассказано, убил паша Масуд.

В месяце зу-л-када [23.II—23.III.1640] этого года скончался смещенный аския Али-Семба в городе Койра-Дьину; его убили участники похода Шинана ибн Ибрахима ал-Аруси — они перебили и многих из лучших санхаджа, обитавших там, и причинили городу великий ущерб.

А около полудня в [некий] четверг в месяце джумада-л-ахира [18.IX—16.X.1640] скончалась близкая подруга наша шерифа Нана-Комо, дочь Бойо, /298/ шерифа, сына ал-Мудьявира. Душа ее отлетела с улыбкой, а ее голова лежала на коленях моих. Я прочел молитву по ней после полуденной молитвы и похоронил ее в большой соборной мечети в Дженне. Да помилует ее Аллах Всевышний и да воспользуемся мы благодатью ее в обоих мирах! Аминь. А случилось то в году пятидесятом после тысячи [23.IV.1640—11.IV.1641].

Поздним утром в субботу четвертого зу-л-хиджжа священного в том году [17.III.1641] скончался собрат наш ал-Амин ибн Али ибн Зийяд, да помилует его Аллах Всевышний и да проспит его по благости своей.

Утром в пятницу, в праздник прекращения поста года тысяча пятьдесят первого [3.I.1642], скончался дженне-кой Абдаллах, сын дженне-коя Абу Бекра. Молитву по нем прочли в молельне, и похоронен он в большой соборной мечети в Дженне. А в полдень в воскресенье семнадцатого [числа] этого же месяца [19.I.1642] скончалась моя супруга Гаги, дочь ал-Мухтара-Тамта ал-Вангари; похоронена она, да помилует ее Аллах Всевышний по благости своей, в большой соборной мечети в Дженне.

Поздним утром в понедельник четырнадцатого мухаррама священного в году тысяча пятьдесят втором [14.IV.1642] скончался имам большой соборной мечети — имам сейид Али ибн Абдаллах-Сири, внук имама сейида Али ал-Геззули. Он погребен, да помилует его Аллах Всевышний по благости своей, на кладбище большой соборной мечети. В этот срок принял сан имама той соборной мечети имам Мухаммед ал-Вадиа, сын имама Мухаммеда Сайда, сына имама Мухаммеда-Кидадо ал-Фулани.

В воскресенье двадцать седьмого джумада-л-ула [23.VIII.1642], около полудня, скончалась моя сестра Айша, дочь родителя [моего] Абдаллаха ибн Имрана. Я прочел над нею молитву после послеполуденной молитвы, и ее похоронили на кладбище большой соборной мечети. А в пятницу девятого джумада-л-ахира [4.IX.1642] скончался сосед и благодетель, приятный Аллаху ал-Хадж Абдаллах ибн Али ал-Идриси, известный под прозванием Мускар, да помилует его Аллах Всевышний всеобъемлющей милостью, да простит ему /299/ и извинит его и возвысит ступень его в высший рай. Аминь.

В ночь на воскресенье двадцать первое рамадана [13.XII.1642] скончался наш дорогой друг и благодетель наш — аския Мухаммед-Бенкан, сын баламы Мухаммеда ас-Садика, сына повелителя аскии Дауда, да помилует его Аллах Всевышний и да извинит его по благости своей.

А в ночь на субботу двенадцатого шавваля [3.I.1643] скончался друг и благодетель, достойный товарищ факих Абу Абдаллах — кадий Мухаммед-Самба, сын кадия Мухаммеда-Дьими, сына факиха Самба-Марьяма, кадий Масины, да помилует его Аллах Всевышний, да извинит Он его и простит ему и да соединит нас с ним в тени престола [своего] и в наивысшем раю по благости своей. Аминь.

В ночь на четверг пятнадцатое рамадана в году тысяча пятьдесят третьем [27.XI.1643] скончался в городе Дженне дорогой наш друг Тьима-Мухаммед, и был он похоронен в большой соборной мечети. Он был главой военачальников дженне-коя — да помилует его Аллах, да простит ему и да извинит его по благости своей.

А поздним вечером в понедельник седьмого зу-л-хаджжа священного, завершавшего тысяча пятьдесят третий [год] [16.II.1644], скончался в городе Шибла, в земле Кала, собрат, друг и благодетель факих Абу Бекр Сагана, прозванный Моригиба.

В месяце джумада-л-ахира в году тысяча пятьдесят четвертом [5.VIII—2.IX.1644] скончалась тетка моя по отцу Умм-Нана, дочь факиха, преподавателя Корана, сейида Абд ар-Рахмана, сына сейида Али ибн Абд ар-Рахмана ал-Ансари, да помилует ее Аллах Всевышний по благости своей.

Во вторник, первый день мухаррама священного в году тысяча пятьдесят пятом [27.II.1645], скончалась в городе Футина моя дочь, и я ее похоронил там же. А был я в то время в поездке и в путешествии. Да возвысит для нее Аллах весы [свои]!

Днем в субботу пятого сафара [2.IV.1645] скончался наш собрат, друг наш и зятъ с двух сторон Мухаммед, сын шейха ал-Мухтара-Тамта ал-Вангари, в городе Бена. Я обмыл его, и был он погребен в то время, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и да извинит его. Аминь! /300/

В ночь на вторник, последнюю ночь шавваля [18.XII.1645], скончался шериф Йусуф, сын шерифа Али, сына шерифа ал-Мудьявира, — да помилует его Аллах и да воспользуемся мы его благодатью в обоих мирах! Аминь.

В ночь на воскресенье десятое зу-л-хиджжа священного, завершившего [год] тысяча пятьдесят пятый [27.I.1646], скончался в городе Бена собрат наш Мухаммед ибн ал-Амин ибн Абу Бекр Кати. Я обмыл его, молитву по нем прочли в молельне поздним утром праздника [жертвы] и сразу же похоронили его там, да помилует его Аллах, да простит ему и да извинит его.

В ночь на субботу восьмое мухаррама священного, открывшего год тысяча пятьдесят шестой [24.II.1646], в городе Бена скончался наш собрат имам Ибн Самбар ад-Дараджи. Утром в субботу я его обмыл, мы сразу же прочли над ним молитву, и он, да помилует его Аллах и да извинит его по благости своей, был там похоронен. А в понедельник шестого раби пророческого [22.IV.1646] скончался близкий наш друг, собрат наш и сейид ал-Хасан ал-Катиб ибн Али ибн Салим ал-Гаснуни; а погребен он на кладбище большой соборной мечети, да помилует его Аллах Всевышний по благости своей.

В месяце раджабе [13.VIII—11.IX.1646], а Аллах лучше знает, в городе Тендирма скончался наш собрат и друг наш факих Салих ибн Саид-Саланкой, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и да извинит его по благости своей.

В понедельник семнадцатого шавваля [26.XI.1646] скончался в городе Бена мой зять сейид Али ибн Ахмед ал-Идриси, да помилует его Аллах Всевышний по благости своей. В субботу же пятого зу-л-хиджжа священного, завершавшего тысяча пятьдесят шестой [год] [12.I.1647], скончался друг и благодетель шериф Мухаммед, сын шерифа ал-Хаджа. По нем прочли молитву после полуденной молитвы и похоронили на кладбище большой соборной мечети — да помилует его Аллах Всевышний, да простит Он ему и извинит его и да воспользуемся мы его благодатью в обоих мирах! Аминь.

В ночь на четверг девятое мухаррама священного, начавшего год тысяча пятьдесят седьмой [14.II.1647], между заходом солнца и наступлением темноты, скончался паша Ахмед, сын паши Али ибн Абдаллаха ат-Тилимсани; молитву по нем прочли поздним утром в четверг, /301/ и был он погребен в соборной мечети Мухаммеда Надди, да помилует его Аллах Всевышний по благости своей. В пятницу же десятого [числа] этого месяца [15.II.1647] в тюрьме у кирао-коя в ал-Хаджаре скончался паша Масуд ибн Мансур аз-Загари[699].

В первую ночь сафара [8.III.1647] скончался магшарен-кой Абд ар-Рахман, прозванный аг-Назар. Должность его унаследовал (через пашу ал-Хайуни) его внук по материнской линии Абу Бекр ибн Уармашт.

В месяце джумада-л-ула [4.VI—3.VII.1647] скончался у матери своей Халимы мой сын Мухаммед ат-Тайиб, да утяжелит Аллах [в его пользу] чашу весов. Аминь. А в ночь на субботу десятое зу-л-када [7.XII.1647] скончался факих Мухаммед Сейид, сын факиха Ахмеда Баба; похоронен он был в то же утро на кладбище Санкорей, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и извинит его по благости своей.

В понедельник пятнадцатого мухаррама священного, открывавшего год тысяча пятьдесят восьмой [10.II.1648], в городе Дженне скончался наш брат Ахмед, сын родителя [моего] Абдаллаха ибн Имрана; он похоронен в большой соборной мечети, да помилует его Аллах и да извинит его по благости своей.

В ночь на вторник семнадцатого шавваля [4.XI.1648] скончался любимый собрат и возлюбленный нежный товарищ с поры детства, украшение веры факих Махмуд Кати ибн Али ибн Зийяд в городе Бена; он похоронен там, да простит ему Аллах, да помилует его и извинит и да соединит Он нас и его в тени престола [своего] и в наивысшем раю по благости и щедрости своей. Аминь.

В четвертую ночь праздника жертвы, завершавшего год тысяча пятьдесят девятый [19.XII.1649], скончался шейх Ибрахим ибн Масуд ар-Раван; его убил паша Йахья ибн Мухаммед ал-Гариати; и был он зарыт в конюшне — без молитвы и без обмывания.

В месяце раджабе года тысяча шестидесятого [30.VI— 29.VII.1650] скончался каид Абд ал-Кадир ибн Маймун аш-Шерги; похоронен он, да помилует его Аллах Всевышний по благости и щедрости своей, на кладбище большой соборной мечети. Аминь.

В ночь на четверг одиннадцатого рамадана [7.IX.1650] скончался в Гундаме каид Али ибн Рахмун ал-Мунаббихи; его тело привезли в Томбукту в ночь на пятницу, молитву над ним прочел возле большой соборной мечети, по завещанию его, выдающийся сейид факих Мухаммед ибн Ахмед Багайого ал-Вангари.

Поздним утром в среду двадцать второго раби пророческого в году /302/ тысяча шестьдесят первом [15.III.1651] скончался наш брат Абд ал-Мугис, сын родителя [моего] Абдаллаха ибн Имрана, в городе Дженне. Он похоронен в большой соборной мечети, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и извинит его по благости своей.

А двадцать первого шавваля [7.X.1651] в городе Дженне скончался кадий Ахмед, сын кадия Мусы-Дабо; в сане кадия пробыл он тридцать один год, и после него занял должность кадия его брат Абд ар-Рахман, но это был невежда, ничего не знающий в вопросах права.

В середине сафара в году тысяча шестьдесят втором [13.I—10.II.1652] скончался каид Мухаммед ал-Араб ибн Мухаммед ибн Абд ал-Кадир аш-Шерги ар-Рашиди; похоронен он был поздним утром на кладбище большой соборной мечети. А двадцать седьмого [числа] этого месяца [8.II.1652] скончался наш собрат и друг наш амин каид Белкасим ибн Али ибн Ахмед ат-Тамли. Молитву по нем прочли после полуденной молитвы, а похоронен он рядом с наставником нашим, достойным святым факихом амином Абу Бекром, братом факиха Абд ар-Рахмана, да помилует его Аллах, да простит ему и извинит его по благости и щедрости своей.

В среду второго раби ас-сани [года] тысяча шестьдесят второго [13.III.1652] около полудня скончался кадий Мухаммед ибн Мухаммед-Корей, да помилует его Аллах, да простит ему и да извинит его по благости своей. А в ночь на среду двадцать третье [число] этого месяца [3.IV.1652] в Дженне скончался кадий Абд ар-Рахман; он, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и да извинит его по благости своей, пробыл в должности кадия около пяти месяцев. И в месяце джумада-л-ула этого года [10.IV— 9.V.1652] жители Дженне облекли должностью кадия Мухаммеда ибн Марзука Мулай ал-Хавари, да направит его Аллах прямым путем по благости своей.

Утром в четверг второго зу-л-хиджжа священного, завершившего тысяча шестьдесят второй [год] [4.XI.1652], скончался господин наш Шаабан; молитву по нем прочли поздним утром возле большой соборной мечети, и был он погребен на ее кладбище, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и да извинит его по благости своей.

В пятницу, первый день раби пророческого в году тысяча шестьдесят третьем [30.I.1653], после послеполуденной молитвы скончался паша Мухаммед ибн Мухаммед ибн /303/ Осман. И вместе с ним в тот же миг скончался и его маленький сын; молитву по ним обоим прочли в начале ночи, после того как выкопали для них двоих могилу в мечети Мухаммеда Надди; но Мухаммед Багайого перед молитвою по ним обратился с резкой речью к паше Ахмеду ибн Хадду, сказав ему: "Я все время вам запрещаю хоронить мертвых в этой мечети, а вы к нам не прислушиваетесь. И грехи те [лягут] на ваши выи: ведь мертвец — нечист, а нечистое не вносят в мечеть!" Потом он прочел над ними обоими молитву, и они были захоронены в одной могиле.

В ночь на пятницу пятнадцатое раби ас-сани [15.III.1653] скончалась шерифа Хадиджа, дочъ Омара Комо. Утром в пятницу я прочел молитву по ней, и была она похоронена на кладбище большой соборной мечети, да помилует ее Аллах Всевышний.

В субботу шестого шавваля [30.VIII.1653] между полуднем и послеполуденной молитвой скончалась моя родительница Фатима бинт ал-Хасан ал-Хаусийя[700]. Я прочел по ней молитву после закатной молитвы возле большой соборной мечети, а погребена она была рядом с нашим родителем — да помилует Аллах Всевышний их обоих, да тростит Он им и да извинит их, да озарит Он могилу их обоих и возвеличит [последнее] их обиталище и да поселит Он их обоих в высочайшем раю без отчета и без кары — в уважение заслуг пророка нашего и нашего господина Мухаммеда, да благословит его Аллах и да приветствует.

А в ночь на четверг седьмого зу-л-хиджжа, завершившего [год] тысяча шестьдесят третий [29.X.1653], при заходе солнца скончалась сестра наша Хафса-Таго бинт Абдаллах ибн Имран. Я прочел по ней молитву после второй вечерней молитвы, и была она похоронена по соседству с отцом [нашим], да помилует ее Аллах и да извинит ей. Аминь.

ГЛАВА 37

Здесь закончилась наша речь относительно того, что желали мы [сделать] из обзора всех рассказов о царях людей Сонгай, и немногого из сообщений о кайямаге, людях Малли, царях Дженне и основании его, об основании Томбукту и тех, кто в нем царствовал, /304/ и о [правлении] в этом городе династии ахмедовой, хашимитской, Мансуровой и маулавийской[701]. И [завершен] рассказ об ученых и праведниках в этих двух городах — известия о них, рассказы о них, их жизнеописания, походы, подвиги, истории и кончины; и [известия] о кончинах некоторых начальных людей страны, друзей, собратий и близких [наших]. И то, что с тем связано из сообщений о фульбских царях жителей Масины и туарегах — с начала их и до сего дня, а это понедельник четвертое зу-л-хиджжа священного, завершающего год тысяча шестьдесят третий [26.X.1653].

Тот, кто в этот день занимает место паши, — это паша Ахмед ибн Хадду ибн Йусуф ал-Аджнаси. Тот, кто носит сан [царя] из царей сонгаев в Томбукту, — аския ал-Хадж Мухаммед, сын аскии Мухаммеда-Бенкан, сына баламы Мухаммеда ас-Садика, сына аскии Дауда, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра. Тот же, кто носит сан из числа царей черных жителей Дженне, — дженне-кой Абу Бекр (они его в своей речи называют Ангаба-Али), сын дженне-коя Мухаммеда-Бембы, сына джение-коя Исмаила. Он возмутился против людей махзена, [что стоят] в городе Дженне, и ушел в пустыни, и мы сегодня не ведаем, что сделал Аллах с ним в конечном счете. Так да устроит Аллах то [дело] благополучно! А тот, кто занимает место [правителя] фульбе, жителей Масины, — фанданке Хамади-Амина, сын фанданке Абу Бекра-Йама, сына фанданке Хамади-Амины.

Расскажем же теперь последовательно о каидах и хаки-мах в городе Дженне; и последовательно — о кадиях, имамах и государях туарегов в Томбукту, [начавши] от прихода упоминавшегося [марокканского] войска и до этой даты. То же, что произошло после того, мы, ежели пожелает Аллах Всевышний, включим [в книгу] по предшествующему образцу: и случится так, если будем мы в ведомых по жизни. Так попросим у Аллаха Всевышнего поддержки и помощи по благости и щедрости Его! /305/

Что до первого хакима в городе Дженне по приходе этого войска, то это был Али ал-Аджами; он был старший баш-ода правого крыла у паши Джудара. Преемником его в хакимах Дженне стал каид Мами ибн Беррун, когда он пришел из Томбукту в середине года, завершившего тысячу [19.X.1591—7.X.1592], для нападения на багена-фари Букара. На этом хакимстве он пробыл два полных года, собрав с Дженне хараджем большие суммы; говорят, будто за один год он собрал шестьдесят тысяч золотом. Затем государь Мулай Ахмед аз-Захаби повелел, чтобы он явился к нему в Марракеш, и чтобы был хакимом над этим городом Бакас ад-Драи. Каид Мами повез к государю большое богатство в золоте, а сказанный Бакас пробыл в должности хакима девять месяцев и умер.

Паша Джудар, после того как государь Мулай Ахмед разделил землю черных между ним и каидом Мансуром ибн Абд ар-Рахманом, сделал хакимом в Дженне Бу Ридвана (Джудар назначал правителей земли, а Мансур — начальников войска). Затем государь решил, чтобы место хакима Дженне занял сейид Мансур, и Бу Ридван был отставлен. Но когда приехал паша Сулейман, он сместил помянутого сейида Мансура и вернул должность хакима Бу Ридвану, [так что] тот ее занимал дважды.

Позднее Сулейман его отстранил и назначил на должность Ибн Бурхума ад-Драи. Потом тот умер, и паша поставил на нее ал-Араба Улд Момо (по имени его матери); он был томбуктийский муваллад, а со стороны своего отца восходил к шаббанитам[702]. Он последовал за людьми махзена и служил им, достигнув у них высокого ранга: паша Сулейман сделал его хакимом в Томбукту, потом поставил его хакимом в Дженне. Он пробыл в должности сорок дней и умер — кто говорит, что его сглазили, кто говорит — околдовали, ибо был он человеком очень смуглым, красив лицом, высок ростом и крепок телом.

И назначил паша на эту должность безбожного притеснителя Ахмеда ал-Бурджа — пока не приехал паша Махмуд-Лонко и не сместил его за множество несправедливостей его и притеснений, а хакимом поставил Мансура ас-Суси. Потом /306/ государь Мулай Абу Фарис от себя [лично] в Марракеше назначил хакимом в Дженне каида Ахмеда ибн Йусуфа ал-Улджи. Тот возвратился в Судан и сместил ас-Суси, заняв должность сам. Он остался на ней до года девятнадцатого после тысячи [26.III.1610—15.III.1611], когда в город Дженне прибыл каид Али ибн Абдаллах ат-Тилимсани и отстранил его, а на должность поставил хакимом талиба Мухаммеда ал-Белбали. Каидом он сделал Ахмеда ибн Бу Саида, но через три месяца последний ушел с должности из-за джиннов, обуявших его[703], пока он находился в ней. А ал-Белбали остался хакимом до семи месяцев, [когда] был отставлен. Место каида занял [тогда] в Дженне Али ибн Синан, потом его сместили, и ал-Белбали вернулся сюда хакимом вторично. Он задержался в должности около пяти лет в продолжение правления паши Али ибн Абдаллаха.

Когда же пришел к власти паша Ахмед ибн Йусуф, он сместил ал-Белбали и назначил хакимом в Дженне Ахмеда Балла. Но тот с должностью не справился, паша его уволил через семь месяцев и назначил в Дженне каидом Маллука ибн Зергуна. Но паша Хадду того сместил и назначил в Дженне Абдаллаха ибн Абд ар-Рахмана каидом над войском, а Маллука ибн Зергуна сделал хакимом над городом. Оба они оставались в подобном положении до правления паши Мухаммеда ал-Масси, [когда] каид Абдаллах взбунтовался против того, так, что в Дженне почти произошел мятеж. Но Аллах утишил его пламя, и паша отстранил Абдаллаха и вместе с ним — и Маллука. В Дженне же назначил хакимом Али ибн Убейда. Это совпало с днями трудными и тяжкими, доставшимися после прошедшего голода.

Хаким приспособился к трудностям, он старался и проявлял усердие, так что через шесть месяцев полностью и совершенно выплатил [войску] оклады и пайки. [Тут] он попросил отставки, и ал-Масси его отозвал, а затем назначил каидом в Дженне Йусуфа ибн Омара ал-Касри; тот пробыл в должности один год, четыре месяца и двадцать дней — и занял высшую ступень в Томбукту по воле Аллаха — Творца, слава ему, [тому], кому принадлежат власть и воля! И сразу же по приходе своем к власти вернул в Дженне каидом каида Маллука.

Маллук пробыл там целый год и был отставлен, а на должность назначен был каид Ибрахим ибн Абд /307/ ал-Керим ал-Джаррар, [как раз] по завершении года [правления] каида Маллука, т. е. в месяце раби пророческом года тысяча тридцать четвертого [12.XII.1623—11.I.1624]. Ибрахим оставался в должности два года, затем в месяце мухарраме священном, открывшем под тысяча тридцать шестой [22.IX-21.X.1626], паша его сместил и в Дженне поставил хакимом снова Али ибн Убейда; тот оставался в должности восемь месяцев.

Каида Йусуфа сместили с [высшей] ступени, и ее занял в шаабане тысяча тридцать шестого года [17.IV—15.V.1627] каид Ибрахим ибн Абд ал-Керим ал-Джаррар. В правление свое он отстранил сказанного Али ибн Убейда и назначил на эту должность в Дженне хакимом сейида Маневра, сына паши Махмуда-Лонко. Но упомянутый хамим сейид Мансур скончался в ночь на вторник тринадцатого шаабана в году тысяча тридцать седьмом [18.IV.1628]. А в конце этого же месяца паша Ибрахим ал-Джаррар был отстранен.

К власти пришел паша Али ибн Абд ал-Кадир и возвратил на должность хакима Али ибн Убейда. Тот пробыл в ней снова семь месяцев, и паша его уволил из-за случившейся между ними ссоры. Это было в месяце раби пророческом в году тысяча тридцать восьмом [29.X—27.XI.1628], и в этот срок он вернул на должность каида Маллука ибн Зергуна. Затем Али его сместил и назначил [бывшего] пашу Ибрахима ибн Абд ал-Керима ал-Джаррара после возвращения того с его должности управителя фульбе-сафантир[704]. Но вскоре Ибрахим скончался, и упомянутый Маллук был возвращен в Дженне, оставшись [там] до смещения паши Али и кончины его.

Затем паша Сауд ибн Али ал-Махмуди отставил Маллука из-за множества приходивших к нему жадоб на того по поводу несправедливости, притеснения и произвола. Он назначил на должность эту каида Мухаммеда ибн ал-Хасана ат-Тарази ат-Турки; затем того сместил паша Масуд ибн Мансур аз-Заари, назначив на этот пост каида Али ибн Рахмуна ал-Мунаббихи. Впоследствии он его уволил и назначил в Дженне хакима Абд ал-Керима ад-Драи, потом отстранил и того, назначив на должность эту каида Абдал-лаха, сына паши Ахмеда ибн Йусуфа.

Потом Абдаллаха отстранил паша Мухаммед ибн Осман; он назначил на должность каида Мухаммеда ибн Ибрахима Тьимирро. /308/ Позднее того уволил паша Йахья ибн Мухаммед ал-Гарнати, а над Дженне назначил каида Абд ал-Кадира Маллука, но на седьмой день своего правления тот скончался, и на должность был возвращен сказанный Абд ал-Керим ибн ал-Убейд. Его впоследствии уволил паша Ахмед, сын паши Хадду ибн Йусуфа ал-Аджнаси, и назначил хакимом Дженне каида Али ибн Абд ал-Авиза ал-Фараджи; он тот, кто в этой должности ныне.

Что касается первого из кадиев, которые получали этот сан в Томбукту от марокканцев, то это был кадий Мухаммед ибн Ахмед, сын кадия Абд ар-Рахмана.; его назначил паша Махмуд ибн Али ибн Зергун после того, как схватил потомков сейида Махмуда, да помилует того Аллах Всевышний! Мухаммед занял должность, будучи пятидесяти лет, а скончался в шестьдесят пять; в должности кадия он пробыл пятнадцать лет. Затем [был] кадий Мухаммед ибн Анда-аг-Мухаммед ибн Ахмед Борьо ибн Ахмед, сын кадия Анда-аг-Мухаммеда, его назначил паша Махмуд-Лонко; должность он занял, будучи 60-летним, а [когда] скончался, было жизни его 64 года, и оставался он в сане кадия четыре года.

Потом — его брат кадий сейид Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед. Его тоже назначил паша Махмуд-Лонко; на должность он пришел, имея от роду пятьдесят лет, а скончался, [когда] было его жизни семьдесят семь лет, и пробыл он в сане кадия двадцать семь лет.

Потом [был] кадий Мухаммед ибн Мухаммед ибн Мухаммед-Карей. Назначил его паша Абд ар-Рахман, сын каида Ахмеда ибн Садуна аш-Шазали. Должность он занял в пятьдесят лет, скончался же, будучи шестидесяти семи лет, а в сане кадия оставался семнадцать лет.

Наконец, кадий Абд ар-Рахман, сын факиха Ахмеда Могья. Его назначил паша Ахмед, сын паши Хадду. Абд ар-Рахман получил сан, [когда] было жизни его семьдесят три года, и он — тот, кто ныне на этой должности.

Что же до первого кадия [из тех], которые получали сан из рук марокканцев в Дженне, то это [был] кадий Ахмед ал-Филали. Потом были: кадий Модибо Муса-Дабо; кадий справедливый Ахмед-Тарури; кадий Саид; /309/ кадий Ахмед-Дабо. Затем — его брат кадий Абд ар-Рахман-Дабо и, наконец, кадий Мухаммед ибн Марзук Мулай ал-Хавари — он тот, кто в сане кадия сегодня.

Что касается первого из имамов, которые от марокканцев получали сан [имама] в большой соборной мечети в Томбукту, то им [был] имам Махмуд, сын имама Сиддика. Его назначил кадий Мухаммед ибн Ахмед, внук кадия Абд ар-Рахмана, после кончины его брата имама Ахмеда в понедельник двадцать пятого рамадана в году пятом после тысячи [12.V.1597]. Кадий написал о (том паше Джудару (он находился с войском в Исафай), и тот дал одобрение на это. Махмуду было тогда семьдесят лет, и он пробыл в сане имама двадцать шесть дет и скончался, [когда] было жизни его девяносто шесть лет.

Затем [был] имам Абд ас-Салам ибн Мухаммед-Даго ал-Фулани. Он занял должность в тысяча тридцать втором году [5.XI.1622—24.X.1623] и пробыл в ней четыре года в дни каида Йусуфа ибн Омара и кадия сейида Ахмеда и скончался. А после него занял должность имам сейид Али ибн Абдаллах-Сири, внук имама сейида Али ал-Геззули, в месяце раджабе (но Аллах лучше знает!) в году тысяча тридцать пятом [29.III—27.IV.1626]; он пребывал в сане имама шестнадцать лет и семь месяцев, а скончался поздним утром в понедельник четырнадцатого мухаррама священного в году тысяча пятьдесят втором [14.IV.1642]. После него в этот срок занял должность имам Мухаммед ибн Вадиа, сын имама Мухаммеда Сайда, сына имама Мухаммеда-Кидадо ал-Фулани; он — тот, кто ныне в этом сане.

А что касается аскиев и начальных людей их, которые получили в Томбукту власть от марокканцев, то первым [был] аския Сулейман, сын аскии Дауда. Произошло то, когда Букар-Китьяга, сын фанданке, сына фарана Омара Комдьяго, бежал /310/ от сонгаев к паше Махмуду ибн Зергуну (он был первый из них, кто убежал к марокканцам). Паша Махмуд ему сказал: "Мы тебя сделаем аскией!" Он возразил: "Я — неподходящий человек, для этого", а когда явился к паше (беглецом Сулейман, Букар[705] сказал: "Вот он, аския!" Потом паша Махмуд прослышал о Букаре-Гумбу ибн Йакубе, [сидевшем] в тюрьме, освободил его, и, когда тот явился, Букар-Китьяга сказал: "Вот он, курмина-фари!" Чго же до него, Букара-Китьяга, то он-де — бенга-фарма, и назначил паша [всех] троих на эти должности. Потом, после аскии Сулеймана, [был] аския Харун, сын аскии ал-Хаджа; затем — аския Букар ибн Йакуб; потом — аския ал-Хадж, сын Букара-Китьяга; далее — аския Мухаммед-Бенкан, сын баламы Мухаммеда ас-Садика; потом — аския Али-Дьялил, сын Букара Китьяга, но он был отставлен, и в звание аскии возвратился упоминавшийся [уже] Мухаммед-Бенкан, пока не скончался; и, наконец, — сын его аския ал-Хадж Мухаммед.

Что до первого курмина-фари, то им был сказанный Букар-[Гумбу]; он оставался в должности около семнадцати лет. Затем был ал-Хадж ибн Букар-Китьяга, он пробыл в ней двенадцать лет. Потом — Мухаммед-Бенкан, сын баламы Мухаммеда ас-Садика, он пробыл курмина-фари три года без одного месяца. Потом [был] Абд ар-Рахман ибн Букар-Китьяга; он оставался в должности, пока не скончался, а впоследствии скончался в этом ранге и Омар. Затем — Дауд, сын аскии Букара ибн Йакуба, но его сместили из-за его низости. И наконец, Дауд, сын аскии Харуна, — это он ныне в этой должности.

Что касается первого баламы, то был это Харун, сын аскии ал-Хаджа; он оставался в должности в течение жизни аскии Сулеймана. Затем [был] Мухаммед-Бани, сын Мухаммеда-Хайга, сына фарана Омара Комдьяго; он пробыл в сане баламы около шести лет, но сонгаи во время похода денди-фари захватили его и увели к аскии Харуну-Денкатайя в Лолами, и он там остался до кончины [своей]. Потом был Маренка; потом — Букар Улд Фамага, но его отстранили из-за мерзости его. Затем были: Мухаммед-Бенкан ибн Мухаммед ас-Садик; Абд ар-Рахман ибн Букар-Китьяга; брат его Али-Дьялил; /311/ сын его брата — Омар ибн ал-Хадж (он умер в походе на Лолами). Затем — ал-Хадж, сын аскии Харуна; его убили туареги во время похода при Донкой. И наконец — Исхак, сын аскии Букара; он — тот, кто носит сан баламы сегодня.

Что до первого бенга-фармы, то это был упоминавшийся уже Букар-Китьяга, но он не задержался в должности. Потом был его сын ал-Хадж — он пробыл в ней около пятнадцати лет. Затем — Дьядо ибн Йакуб, внук повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, он оставался в должности больше 'двадцати лет. Потом были: Мухаммед ибн ал-Хади, внук аскии Дауда; ал-Хадж Мухаммед, сын аскии Мухаммеда-Бенкан; Дауд, сын аскии Харуна; Бани. И наконец, Мухаммед ас-Садик, сын аскии Мухаммеда-Бенкан; это он носит это звание ныне.

Что же касается аскиев в Денди, после прихода марокканского войска, то первый из них — аския Нух. Он пробыл на царстве семь лет, но не знал покоя даже и единого месяца — занятый только войною и сражениями; так что сонгаи от него отвернулись по причине долгой своей разлуки с родными своими и семьями, сместили Нуха и посадили на царство его брата — аскию ал-Мустафу, сына аскии Дауда.

Ал-Мустафа повелел брату своему Мухаммеду Сорко-Идье, сыну аскии Дауда, преследовать Нуха и изгнать его из земли царства сонгаев; с Сорко-Идье пошли для этого лучшие люди их войска. Но он взбунтовался против ал-Мустафы, сместил его и стал аскией, но пробыл им лишь короткое время. Однажды ночью о" услышал голоса играющих детей, вообразил, что это сонгаи возмутились против него, вышел [из резиденции] и убежал. И сонгаи поставили царем его брата — аскию Харуна-Денкатайя, сына аскии Дауда. В его дни денди-фари Баро явился в страну Дженне и сражался с людьми махзена возле горы Кора. Аския Харун умер, будучи государем.

Сонгаи присягнули аскии ал-Амину, сыну аскии Дауда. Был он государем благословенным и счастливым для сонгаев: он правил ими прекрасным образом. Во дни его ослеплены были благоденствующие благом, добром и щедростью. Но в его же дни наступил длительный голод, и продолжался он шесть /312/ месяцев. Аския пекся о слабых и бедняках и тратился на них, пока не прекратился голод; ежедневно он забивал восемь животных — четырех утром, а четырех вечером, распределяя мясо их вместе с двумястами тысяч раковин. Он предоставил неимущим тысячу дойных коров, так же распределяя между ними молоко этих коров, пока не избавил их Аллах [от беды].

Ал-Амин проделал походы, и Аллах Всевышний даровал ему в них большее богатства. Он пробыл у власти семь лет и скончался.

Ему наследовал сын брата его аския Дауд ибн Мухаммед-Бани, внук аскии Дауда. Он оставался на царстве двадцать два года. Дауд был притеснителем, нечестивым и кровожадным. Из числа своих близких и начальных людей войска своего перебил он стольких, что счесть может один лишь Аллах. Не проходило у него дня, чтобы не убил он в этот день человека. Он не ходил походами, даже единого раза, но до того обессилил свой народ, что почти погубил их. Наконец задумал он убить брата своего Исмаила, но тот прознал о том, убежал в Томбукту и обратился за помощью к людям махзена, чтобы повоевать аскию Дауда. Паша Саид ибн Али написал людям Гао, чтобы они поддержали Исмаила кем смогут из числа стрелков, и тот выступил на Дауда. Он его прогнал и вступил на престол, но затем паша Масуд ибн Мансур с войском самолично сместил Исмаила, тот бежал, и паша иазначил аскией Мухаммеда ибн Анаса, внука аскии Дауда.

Но когда Масуд возвратился, сонгаи отстранили Мухаммеда и сделали аскией Дауда ибн Мухаммеда Сорко-Идье, внука аскии Дауда. Потом они его сместили, и он бежал в Томбукту, а сонгаи поставили аскией Мухаммеда-Бари, сына Харуна-Денкатайя, сына аскии Дауда. Аския Исмаил возвратился с большим войском, дабы с ним сразиться, но Мухаммед-Бари бежал в Гао и попросил подкрепления, Сонгаи же поспешно поставили к власти аскию Мар-Тьендин, сына фари-мундио Хаммада, сына баламы Хамила, сына аскии Дауда. Бари возвратился из Гао с войском, а над его войском был Оалла ад-Думаси[706]. Они с Исмаилом сразились, и помянутый Бари умер в бою. Но его люди убили Исмаила и разгромили его войско. Тогда люди Сонгай! сместили Мар-Тьендина и сделали аскией Нуха /313/ ибн ал-Мустафу, внука аскии Дауда. Потом они отстранили его и воцарили [над собою] аскию Мухаммеда ал-Барака, сына Дауда ибн Мухаммеда-Бани, затем — его брата аскию ал-Хаджа. Но тут явился Исмаил ибн Мухаммед Сорко-Идье (он вместе с братом своим аскией Даудом ездил в Томбукту), сместил ал-Хаджа и завладел верховной властью. А аатем из Томбукту прибыл сказанный брат его [Дауд], прогнал Исмаила и пришел к власти — и это он сегодня носит сан аскии.

Что же до первого из государей туарегов-магшарен, которые пришли к власти от имени марокканцев, то это [был] Аусемба ибн Мухаммед ал-Алим ибн Икленги. Их было четверо мужей: ал-Хадж Махмуд-Бир, супруг Бати; Мухаммед; Абу Бекр и Аусемба — сыновей Мухаммеда ал-Алима ибн Икленги. Они выросли в Томбукту, так что стали как бы жителями его. Махмуд-Бир совершил хаджж. Абу Бекр занимался наукой; что же касается Аусембы, то он с малолетства рос в домах потомков сейида Махмуда по причине занятий наукою. Впоследствии он перешел к тому, к чему перешел из великих злодейств, — прибегнем же к Аллаху! — и стал для детей Махмуда явным врагом. Он воевал с ними во время мятежа каида ал-Мустафы ат-Турки и разрушил их дома, предпочтя будущей жизни настоящую.

Марокканцы его назначили главой над его племенем после того, как магшарен-кой Аг-Мазал отказался им повиноваться. Потом паша Махмуд ибн Зергун пришел в Бенгу, и Аусемба ему сообщил, что он-де желает, чтобы паша поставил его сына Аг-Назара над теми из его племени, кто были в Рас-эль-Ма; а он-де сам станет правителем тех, которые в восточной стороне. Махмуд дал ему на то согласие и поделил [между ними] их дань, которая составляла тысячу мискалей — на каждую из двух частей он наложил по пятьсот мискалей.

Когда сказанный Аусемба скончался, ему наследовал сын его сестры — Моди. Затем были: Махмуд Кейна; Армашт; ал-Мухтар; Махмуд ибн Мухаммед ибн Вастафан — он тот, кто их глава сегодня.

Что до Аг-Назара, то он был на царстве до года девятого после тысячи [13.VII.1600—11.VII.1601]. Его сместил паша Сулейман, когда заключил в тюрьму Хадду ибн Йусуфа (а тот был тогда начальником), и поставил на царство брата Аг-Назара — Бандьягу. Тот пробыл у власти один год, а затем из-за слабости его при отправлении той верховной власти паша вернул к ней помянутого Аг-Назара.

Причиною заточения, сказанного Хадду было назначение его над амилями по распоряжению паши Джудара: тот его поставил амилем амилей'[707], а их было, одиннадцать амилей. И был Хадду тем, кто распоряжается получением от них хараджа с земли, ибо он /314/ был любимцем Джудара, и тот его очень ценил. Интриганы принялись его оговаривать перед пашой, говоря, что земельный налог целиком находится в руке Хадду семь лет, а он-де поступает с ним, как пожелает, а Джудар-де ни единого раза не потребовал с него отчета. Сулейман потребовал Хадду к себе и спросил его, что есть у амилей. Тот ответил, что все было передано под его наблюдение и амили свободны от долгов; сделал он то для того, чтобы Сулейман ничего с них не потребовал обременительного. Когда Хадду вернулся к себе домой, то послал паше в подарок шестьсот мискалей и четырех невольниц высшего качества (он их купил за двести мкскалей) и четыре отреза [ткани] баранбал[708] (их он купил за сто шестьдесят мискалей). Подозрения паши укрепились, и он бросил Хадду в тюрьму; и тот не был выпущен из тюрьмы, пока не отдал паше пять тысяч мискалей. Аг-Назар же остался на царстве до времени паши Мухаммеда ал-Масси. Каид Амбарак схватил его, сместил и захватил все богатства, назначив [вместо него] Тадегмарта. Но когда упомянутый Амбарак скончался, паша Мухаммед вернул аг-Назара на царство в месяце раби пророческом, в котором сам паша умер [14.I—12.II.1622], и аг-Назар остался на царстве до года [тысяча] пятьдесят седьмого [6.II.1647—26.I.1648], в коем умер, Он пробыл у власти около пятидесяти четырех лет, считая в их числе и дни Бандьяга и Тадегмарта. И паша Хамид ал-Хайуни назначил правителем туарегов его внука по женской линии Абу Бекра ибн Уармашта, и он — (тот, кто сегодня носит этот сан. Здесь завершается собрание в день вторника пятого зу-л-хиджжа священного, [месяца] окончания года тысяча шестьдесят третьего [27.X.1653] — с хвалою Аллаху и прекрасною помощью Его. Олава же Аллаху, Господину миров, — на Него я рассчитываю, и Он мой благой заступник.

ГЛАВА 38

/315/ Слава Аллаху единственному! В числе того, что произошло после прошествия этой даты[709], было возвращение к. власти дженне-коя Мухаммеда-Конборо, когда жители Дженне отчаялись относительно мятежного его брата. Это случалось в субботу девятого зу-л-хиджжа, завершавшего год тысяча шестьдесят третий [31.X.1653].

Во вторник двенадцатого [числа] этого месяца [3.XI.1653] двое старших баш-ода — из людей правого крыла и людей левого — явились, в Томбукту с призывами помочь против мятежного дженне-коя. Их послали люди Дженне просить подкрепления для борьбы с ним. И в понедельник семнадцатого мухаррама года тысяча шестьдесят четвертого [8.XII.1653] главноначальствующий паша Ахмед, сын паши Хадду, отправил им таким подкреплением отряд. Начальствовать ими он поставил двух кахийев низшего разряда: кахийю Мухаммеда ал-Араба, сына паши Али ибн Абдаллаха, и кахийю Саида ибн Ахмеда Асаха. Они отправились к людям Дженне на судах в указанный день по высокой воде.

В ночь на четверг одиннадцатое сафара в упомянутом году [1.I.1654] вода Реки достигла Мадого; это было двадцать второе декабря, в правление паши Ахмеда ибн Хадду. А в понедельник двадцать первого раби пророческого в этом году [9.II.1654] приехал от жителей Дженне гонец с их письмами паше Ахмеду. Они ему сообщали, что они с подкреплением из числа людей Томбукту сразились со сказанным дженне-коем Букаром восемь раз, ночью и днем, но ничего не добились против него. На поле боя (умерли у них четверо стрелков. Они вторично просили у паши, чтобы он их усилил отрядом. /316/ Все участники сражения возвратились в город Дженне дожидаться этого отряда; а сражение между ними было-де в городе Тьиу, и мятежник уже воздвиг в' нем три замка. Он пребывает со своим войском внутри их.

Во вторник двадцать второго [числа] сказанного месяца [10.II.1654] при восходе солнца скончался, находясь в Томбукту, каид Маулуд Ибн ал-Хадж Салам ал-Лурьяни. Молитву по нем прочел факих Мухаммед Багайого ал-Вангари возле мечети Мухаммеда Надди, а похоронен он был, да помилует его Аллах и извинит его по благости своей, на кладбище большой соборной мечети.

В среду двадцатого джумада-л-ула [8.IV.1654] пришли письма каида Али ибн Абд ал-Ааиза ал-Фараджи и кахийев Дженне. Они сообщали в них, что бунтовщик дженне-кой отправил письмо свое к Хамади-Амине, правителю Масины, о том, что он-де вступает под покровительство государя[710] и всех его слуг из числа каидов и кахийев и прочих, прося у марокканцев прощения, и чтобы Хамади-Амина был бы его поручителем в том. Хамади-Амина написал о том людям Дженне и отправил им свое послание вместе с письмом дженне-коя, а они переслали оба письма к паше Ахмеду ибн Хадду вместе со своим письмом.

В первый день джумада-л-ахира, в воскресенье [19.IV.1654], пришло письмо от людей Гао. Они сообщали, что все туареги, которые убежали вместе с Агагом ад-Думаси, возвратились к ним покорные, а он остался один в земле аскии, да обратит Аллах его хитрость против него [же].

А в понедельник двадцать третьего джумада-л-ахира [11.V.1654] прибыло письмо людей Дженне с посланцем их; они в нем сообщили, что дженне-кой отверг мирный договор, [предложенный] правителем Масины, и на него не согласился. В понедельник же двадцать четвертого шаабана [10.VII.1654] от жителей Дженне пришло письмо паше Ахмеду ибн Хадду; они сообщали ему, что дженне-кой Букар выступил из Тъиу и прошел к Бена. Когда он достиг Сама, Йусоро-Мухаммед ибн Усман прислал им письмо — он сообщал, будто дженне-кой желает замирения с марокканцами. А потом он вторично послал в Дженне [сообщить], что тот заявил, что не согласен на тот мирный договор и что он никогда не вступит в Дженне.

В пятницу девятого рамадана [24.VII.1654] был смещен /317/ кахийя Мухаммед ибн Рух. Его товарищи утверждали, будто это он — причина раздора между ними и дженне-коем Абу Бекром, так что тот взбунтовался и обстоятельства между ними и им пришли к дурному итогу. Раньше Мухаммед ибн Рух был человеком разумного взгляда и устроителем войска, стоявшего в Дженне, так что мнение его не отклонялось от справедливого. Но он же — тот, из-за кого дело [стало столь] серьезным, что его нельзя было не устранить. Но в понедельник двенадцатого [числа] этого месяца [27.VII.1654] Мухаммед ибн Рух скончался и перешел в мир иной. В воскресенье восемнадцатого [числа] того же месяца [2.VIII.1654] в Томбукту прибыла из Дженне часть отряда шерага по причине разногласия и опора, которые вспыхнули среди них. Из-за них они прогнали кахийю своего Мухаммеда ал-Араба и заместили его кахийей Мумином ибн Абд ал-Керимом ал-Арабом. Потом, через четыре месяца, они сместили и его и заменили его кахийей Ахмедом ибн Сулейманом. Но по возведении своем в должность тот обнаружил склонность к смещенному Мухаммеду ал-Арабу. Войска испугались этого сильным страхом, так что эта часть их вышла из Дженне, направившись в Томбукту, и прибыла в город в указанный срок.

В этот же день пришло также письмо от каида Али в Дженне. Он сообщал, что дженне-кой перехватил дороги к ним и препятствует тем, кто направляется к ним со всех сторон и из любых мест. Далее он писал, что дженне-кой восстал и вместе с ним восстало все суданское население единой массой, так что с марокканцами не осталось никого — ни справа, ни слева, ни впереди, ни позади.

В понедельник двадцать шестого [числа] того же рамадана [16.VIII.1654] пришло письмо от Мухаммеда-Гао, сына хомбори-коя ал-Хади, к аскии ал-Хадж Мухаммеду. Оно сообщало, что аския Дауд скончался в месяце раджабе [18.V—16.VI.1654], находясь на царстве[711] в своем городе, и что тот, кто ему наследует на царстве, — сын его Ибрахим. А в понедельник четвертого шавваля [18.VIII.1654], пробыв у власти три года без двадцати шести дней, был свергнут паша Ахмед ибн Хадду. Войско сошлось на [кандидатуре] советника Мухаммеда ибн Мусы; они тут же поставили его пашой. А на следующее утро он освободил смещенного пашу Йахью, после того как тот пребывал в тюрьме /318/ три года.

В пятницу вечером, когда солнце склонялось к закату, скончался благословенный шейх Баба Ахмед аш-Шериф. Молитву по нем прочел возле мечети Мухаммеда Надди факих Мухаммед Багайого ал-Вангари после второй вечерней молитвы, а похоронили его на кладбище большой мечети. Да помилует его Аллах Всевышний, да будет Он им доволен и да возвысит ступень его в вышние из вышних! Было это в восьмой день сказанного месяца [22.VIII.1654].

В последний же день этого месяца [12.IX.1654] прибыла другая группа воинов-шерага[712], остававшаяся в Дженне. Они стали на острове Тойя во главе с кахийей Мухаммедом ал-Арабом, после того как паша Ахмед ибн Хадду им написал, чтобы тот вместе с ними не являлся в Томбукту, ибо он — глава раздора и причина его. Потом им написал о том [же] паша Мухаммед ибн Муса, но они отка-зались [повиноваться] — а паша писал им несколько раз, когда прослышал, что кахийя вместе с ними, и отправлял к ним гонца за гонцом, чтобы они не приводили с собой в Томбукту кахийю Мухаммеда. Но они взбунтовались и отказали [ему]. Когда они приблизились к городу, предыдущая группа [воинов-шерага] выступила, соблюдая запрет на то, чтобы те подошли к городу, когда Мухаммед был бы вместе с ними. Между ними произошла стычка, так что убивали они друг друга, и второй отряд стал на том острове. Они на нем пребывают и ныне — люди очень хотели бы их помирить, но не нашли к тому пути.

В субботу четырнадцатого зу-л-када [26.IX.1654] от каида Али в Дженне пришло письмо. В нем говорилось, что кахийя Муса отправился к дженне-кою в Бену, когда к марокканцам прибыло письмо Йусоро — чтобы он поехал для заключения мира с дженне-коем. Кахийя поговорил с ним о том, дженне-кой согласился; но Муса велел ему приехать для жительства в Дженне или Канбагу, а дженне-кой в тот момент не согласился ни на одно из этих предложений, сказав: "Я сделаю [так], если пожелает Аллах!" Он открыл перекрытые дороги, вангара явились в Дженне, и люди стали уезжать и приезжать.

В субботу седьмого раби пророческого года тысяча шестьдесят пятого [15.I.1655] кахийя каид Мухаммед ал-Араб и отряд, что был с ним, выехали из гавани Кабары после того, как /319/ ушли с Тойи; они остановились там и пробыли на ней[713] около пяти месяцев. Они возвратились [было] в Тендирму, но стрелки, которые в ней были, не впустили их в касбу по распоряжению главноначалъствующего паши Мухаммеда ибн Мусы. Тогда те ушли от Тендирмы в землю Бара и поселились в ней.

В четверг девятнадцатого этого месяца [27.I.1655] в городе Гао скончался каид Абд ал-Керим ибн ал-Убейд. Его туда направил паша Мухаммед Ибн Муса, чтобы он присутствовал, пока люди Гао вместе с векилем каидом Насиром ибн Абдаллахом не разберутся в [ответах] о трех видах поступлений, которые у того скопились. Они перепутались одни с другими, так что марокканцы не знали, как их разграничить.

В четверг двадцать пятого раби ас-сани [4.III.1655] скончался паша Йахъя; молитву над ним прочел в погребальной молельне в пустыне кадий Абд ар-Рахман около полудня, а похоронен он на кладбище Саакорей.

В среду двадцать первого джумада-л-ахира [26.IV.1655] из Дженне приехали двое баш-ода с письмом каида Али ибн Абд ал-Азиза ал-Фараджи. В нем он сообщал, что сторонники дженне-коя напали на судно с солью в дороге, убив на нем пять человек: троих родом из Драа, одного туатца, пятый же был раб жителей Томбукту — и забрали на нем большое богатство. Люди Дженне просили в этом письме подкрепления из людей Томбукту.

Войско, которое было в Томбукту, испытало по этой причине сильное раздражение, они едва не лопнули от ярости и намеревались отправиться к людям Дженне всем войском, целиком и полностью. Но начальные люди их стали тянуть время и затянули дело до того, что все свелось к выделению людей. Выделили восемьдесят человек, снарядили их и отправили. Но когда те добрались до гавани, то разошлись во мнениях; им стало ясно, что их начальников не восхищает /320/ [мысль о] походе. Воины против них взбунтовались, а те, которые остались в городе, к ним в том примкнули. Это произошло в субботу девятого раджаба единственного [15.V.1655].

Они сместили пашу Мухаммеда ибн Мусу (а он пробыл у власти девять месяцев и пять дней), отстраняли кахийю Абд ал-Керима, кахийю Мухаммеда ал-Джасима, восьмерых баш-ода и помощников[714] и назначили им замену в тот же день. Войско единодушно согласилось на каида Мухаммеда ибн Ахмеда ибн Садуна аш-Шазали; они его назначили пашой, ибо паша Мухаммед ибн Муса в тот день послал его к ним, чтобы замириться с ними. Они же взяли его я в тот же день поставили над собою против его воли. Мухаммед ибн Ахмед, если пожелает Аллах Всевышний, [будет] благословенным — да поддержит его Аллах добром и истиной, да уладит им дело, уладит им и через его посредство!

В самом начале своего правления, он написал тем шерага, которое убежали в землю Бара, приказывая им возвратиться в Томбукту, а отставленного ал-Араба ибн Али оставить в Тендирме. Они откликнулись на его призыв и исполнили его распоряжение.

В эти дни туареги ал-Хаджара явились к паше Мухаммеду ибн Ахмеду ибн Садуну с детьми своими, женами и достоянием и сообщили ему, что желают вступить в повиновение ему и поселиться в земле его из стремления-де к обитанию по соседству с Томбукту. Однако же причина их ухода из, своей земли в [настоящий] момент — боязнь братьев своих, туарегов-юллимиден. Упомянутый паша Мухаммед их принял и дал им согласие. В их числе находятся: Баба Амма, вождь тадмеккет; Баба аг-Мани, вождь идурфен; Амомусо; Анда-аг-Мухаммед Аг-Ови и Таслуф. Последний и сказанный Баба-Амма — из потомков Ашоругана. Да сделает Аллах милостью и прощением их приход к нам ради Мухаммеда и рода его, да благословит его Аллах и да приветствует!

В понедельник пятнадцатого рамадана [19.VII.1655] в земле Бара, в городе Гуйам, скончался кахийя Мухаммед ал-Араб ибн Али. Он задержался в Баре по причине низкой воды в Реке. А во вторник двадцать первого шавваля [24.VIII.1655] в Томбукту пришли кахийя Ахмед ибн Сулейман и его товарищи. И паша Мухаммед ибн Ахмед ибн Садун помирил их в Томбукту с предшествовавшей группой [шерага]. Он сместил сказанного кахийю Ахмеда и кахийю Мухаммеда ибн Абд ал-Кадира аш-Шерги, /321/ который командовал теми, что в Томбукту, и объединил их под началом кахийи Аммара ибн Ахмеда Аджруда. Воины пришли к согласию и помирились.

В понедельник двенадцатого зу-л-када [13.IX.1655] пришло письмо от кахийи Мансура ибн Абдаллаха в городе Араване. В нем он сообщил, что Мулай Мухаммед аш-Шейх, сын Мулай Зидана, скончался в городе Марракеше, и к власти пришел сын его Мулай ал-Аббас[715]. Да помилует его Аллах Всевышний всеобъемлющей милостью, да поселит Он его в наивысшем райском саду и да сделает Он его сына благословенным халифом, поможет ему великою помощью и одержит для него убедительные победы!

В среду одиннадцатого мухаррама священного, открывшего год тысяча шестьдесят шестой [10.XI.1655], скончалась приятельница наша и соседка шерифа Нана-Умм, дочь Зайдана — шерифа, сына Али ал-Мизвара ал-Хасани. Я прочел по ней молитву возле большой соборной мечети, а похоронена она была по соседству с родителем своим на кладбище той соборной мечети поздним утром той же среды — да помилует ее Аллах 'Всевышний и да освежит ее могилу.

В ночь на воскресенье шестое сафара [5.XII.1655], между заходом солнца и наступлением темноты, скончался наш наставник и друг наш, товарищ родителя нашего факих имам Мухаммед-Курди, сын факиха кадия Мухаммеда-Садьи ал-Фулани, в возрасте восьмидесяти четырех лет. Кадий Абд ар-Рахман прочел по нем молитву в пустыне, в молельне начальных людей и праведников поздним утром в воскресенье; и был он погребен по соседству с родителем своим на Кладбище Санкорей. Факих Мухаммед приехал в Томбукту в молодые свои годы, в возрасте около двадцати трех лет. Он въехал в город в новолуние шаабана в [году] пятом после тысячи [20.III.1597] и тогда же подружился с родителем моим. Тот его принял очень любезно, с почтением, давал ему советы и утешение до [самой] своей смерти. Когда Мухаммед проявил способности и стал блистать познаниями, приехал из своего города его отец, желая увезти его с собой. Но наш родитель возражал ему по этому поводу, тот прислушался к его речам, поступил в соответствии с ними и оставил сына [здесь]. Впоследствии отец факиха Мухаммеда приехал в Томбукту повторно, и Аллах судил ему, чтобы случилась в этом городе его кончина.

Мухаммед же занимался изучением наук у ученых города; он тогда старательно их посещал. Он учился у нескольких наставников своего родителя[716]. Среди них были: факих кадий Мухаммед ибн Ахмед, внук кадия Абд ар-Рахмана; /322/ наставник наставников имам Мухаммед ибн 'Мухаммед-Корей; кадий Мухаммед ибн Анда-аг-Мухаммед; факих Омар ибн Мухаммед ибн Омар; ученейший факих Баба, сын фамиха ал-Амина; факих кадий Ахмед ибн Анда-аг-Мухаммед и другие. Он присутствовал на занятиях [у] ученейшего факиха Ахмеда Баба после приезда того из Марракеша. Он достиг [успеха] в нескольких отраслях науки, таких, как фикх, хадис, усул[717], реторика, грамматика, логика, просодия, арифметика и прочие. Да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и да возвысит степень его в вышние из вышних по благости своей!

В ночь на четверг десятое сафара [9.XII.1655] скончался господин времени и благословение его, наставник наш, шейх ал-ислам и полезный тварям [господним] факих Мухаммед, сын факиха Ахмеда, сына факиха кадия Махмуда Багайого ал-Вангари. Сын брата его факих Мухаммед ибн ал-Мустафа поздним утром в четверг прочел над ним молитву в пустыне, в молельне вождей и праведников. А похоронен он был рядом с предками своими, (своими близкими и родственниками на кладбище Санкорей. Был он ученым и деятелем выдающимся и богобоязненным, скромным и благочестивым святым. Он — завершение наставников и последний из них по [времени] смерти, и на нем закончилось угасание их. Все мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвратимся! Да тростит ему Аллах, да помилует Он его и извинит, да будет Он им доволен и да возвысит степень его в вышние из вышних, а мы да воспользуемся его благодатью в обоих мирах! Аминь!

В ночь на субботу одиннадцатое раби пророческого [8.I.1656] скончался собрат наш Ахмед ибн ал-Хадж Мухаммед ибн ал-Амин Кано. Молитву по нем прочел поздним утром в пустыне кадий Абд ар-Рахман. И похоронен он, да помилует его Аллах Всевышний, да простит ему и да извинит его, рядом с родственниками своими на кладбище Санкорей.

В воскресенье шестнадцатого раби ас-сани [12.II.1656] из Марракеша от каида Йахьи ибн Йахьи ал-Хайяни пришло письмо паше Мухаммеду ибн Ахмеду ибн Садуну. В нем каид сообщал паше, что государь Мулай Мухаммед аш-Шейх скончался двадцать второго раби пророческого года тысяча шестьдесят пятого [30.I.1655] /323/ и присяга была принесена его сыну, государю Мулай ал-Аббасу, сразу же. Он возвысился, желанный [для всех], и тем в этот же момент проявилось благословение [Аллаха].

Шестнадцатого же джумада-л-ула [12.III.1656] от каида Али ибн Абд ал-Азиза ал-Фараджи в Дженне и от сорья ал-Камаля ибн Сорья-Букара, правителя Канбаги, пришло письмо. Они сообщали, что злобный и заблудший мятежник дженне-кой Букар снарядил войско и на Канбагу, желая убить сказанного сорья и завладеть тем городом, дабы грабить путников. Но он обнаружил, что там, прикрывая город, [стоит] кахийя Абдаллах ал-Масси с примерно тридцатью стрелками. Войско подошло к городской стене, они сразились — и Аллах даровал упомянутому кахийи и сорья победу над дженне-коем. Они его обратили в бегство вместе с его гнусным и заблудшим войском, сломили их, отбросили и перебили из их числа с помощью Аллаха и силою его триста человек и [даже] более. Те обратились вспять, впав в ничтожество, и погубил Аллах мятежника, истребил его и уничтожил, освободив от него рабов [своих] и страну по благости своей и щедрости своей.

Окончено и завершено со славою Аллаху Всевышнему и с прекрасной помощью Его.