Глава 2 Самая красивая

Только египтяне с их удивительным смешанным чувством любви и ненависти по отношению к англичанам, особенно после Суэца, могли позволить себе, чтобы такой отель, как «Саундерс», мог простоять так долго.

Само его существование уже являлось анахронизмом. Отель был как бы осколком великой эпохи викторианства и никак не хотел меняться под натиском прогресса. Кондиционеров в нем не было. В каждой комнате под потолком монотонно вращался немыслимый вентилятор, который утихал только тогда, когда бывали перебои с электричеством, что происходило довольно часто.

Отель принадлежал Янни Китросу, греку, мать которого была египтянкой, что давало ему определенные преимущества перед другими иностранцами. У него был еще один отель на острове Кирос в Эгейском море к северу от Крита через пролив Касос, и ему довольно часто приходилось туда ездить.

Китрос мог достать все: женщин, оружие, сигареты, – ну прямо делец с большой буквы. Стоило только назвать, что нужно, и ты тут же получал это. Единственное, к чему он не имел отношения, это наркотики. Причиной тому была его сестра, которая в течение нескольких лет потребляла героин и от него скончалась. Как-то в сильном подпитии в разговоре о женщинах он немного рассказал о ней и с тех пор к этой теме не возвращался. Ему было около сорока, что было легко определить, даже не заглядывая в свидетельство о рождении, носил бороду, был добродушным, имел избыточный вес и постоянно улыбался. Он был одним из самых остроумных людей, с которыми мне довелось встречаться, и при всем этом абсолютно беспринципным и бесчувственным.

Работал я в основном за пределами Александрии, но мне так нравился Бир-эль-Гафани, что я вот уже около двух лет почти безвыездно проживал в этом городе. В отеле «Саундерс» на первом этаже у меня был номер с верандой, выходящей в сад, что меня очень устраивало, а в старой гавани – постоянное место для швартовки моей «Ласковой Джейн». Морган обычно спал на ее борту, если только не дремал, истекая потом, в укромном уголке какого-нибудь бара.

* * *

Лежа в постели в чем мать родила, я никак не мог вспомнить, как я здесь оказался. В комнате был мрак. На окнах, открытых на веранду, огромными пузырями вздувались тусклые муслиновые шторы. Стоял очень тихий вечер. Прошло некоторое время, прежде чем я понял, что вентилятор в комнате не работает.

Облокотившись на кровать и пытаясь взять сигарету с плетеного столика, стоявшего рядом, я заметил в противоположной стороне комнаты мелькнувшую тень и услышал, как звякнула бутылка.

– Джек, с тобой все в порядке?

Морган поднялся с софы, стоявшей у дальнего от меня окна, вышел из тени, воровато пряча бутылку в карман потрепанного кителя.

– Отлично, Морг, – ответил я. – Что произошло?

– Ты отключился, Джек, полностью потерял сознание, как тогда. Помнишь?

Я медленно кивнул ему. Такое со мной случалось не часто, но раз произошло, значит, самое время бить тревогу. Несколько лет назад я консультировался по этому поводу у специалиста, и он сказал мне, что это результат перенапряжения, скорее эмоционального, чем физического. Похоже, у меня был необычный для нормального человека резерв жизненных сил и я был в состоянии долго работать в полную мощь на пределе возможностей, но в определенный момент мог начисто вырубиться.

– Когда это со мной произошло?

– В саду. Я оставил «лендровер» у боковых ворот. Ты держался за мое плечо, а когда добрались до фонтана, ты так тяжело рухнул, что завалил и меня.

– А как тебе удалось затащить меня в комнату?

Он ухмыльнулся, оскалив зубы:

– Девушка, Джек, девушка с той моторки. Сестра жены того парня, Алеко, или кем она ему там доводится. Она помогла тебя дотащить.

Морган вытер пот тыльной стороной ладони.

– Боже, Джек, эта женщина как раз для тебя. Стоит десятка тех, которых мне довелось видеть.

– А кто меня раздел?

– Она, Джек, кто же еще? Она как раз оказалась поблизости. Ты промок и дрожал, как ребенок. Это женское дело, они знают в этом толк, – хихикнул он. – И к тому же руки у меня были грязными.

Что за женщина в самом деле? Поднявшись с кровати, я направился в ванную комнату, включил душ, единственный атрибут современной жизни, на который решились в этом отеле. Вода была чуть теплой, но и она взбодрила меня. Я снова ожил.

Морган, облокотившись о дверной косяк, набивал табаком свою старую трубку.

– Приходил Гийон. Хотел тебя проведать.

– Как он?

– Нормально. Он говорит, что врач советует на неделю воздержаться от погружений. Я подумал, что это может быть и хорошо, – ответил Морган и, немного поколебавшись, добавил: – Возможно, я бы смог помочь.

Я вышел из-под душа, энергично растираясь полотенцем, и кивнул.

– Спасибо, Морг, за помощь, но посмотрим, как будут складываться дела.

Это была своего рода игра, позволявшая Моргану сохранять собственное достоинство. Он уже больше никогда не будет нырять. Все уже кончено, для этой работы он непригоден. Как и я, Морган прекрасно понимал это, но эта игра наравне с выпивкой доставляла ему неописуемую радость.

– Гийон пришел в восторг от этого «Миража», Джек, – продолжил он.

– За него ты можешь сорвать действительно огромный куш. Египтяне за такую малышку должны здорово заплатить. Я передал Гийону все, о чем расспрашивал нас Ибрагим.

Я надел свежую рубашку и начал застегивать пуговицы.

– И что он сказал?

– Немного, – ответил Морган, поскребывая рукой поросший щетиной подбородок. – Ты же, Джек, знаешь, какой Гийон. Его понять нелегко. Он и сейчас куда-то поспешно смылся.

Я вновь почувствовал, как похолодело у меня внутри, и во второй раз за эти сутки подавил в себе ощущение надвигающейся опасности. Причиной тому была та самая Сара Гамильтон, полностью вытеснившая все мысли из моей головы, взбудоражившая воображение, на которое был еще способен человек моего возраста. Я ничего не имел против женщин. У меня были довольно регулярные встречи с женщинами, но в разумных пределах и в подходящих для этого случаях, поэтому это никак не отражалось на более важном для меня в этой жизни.

– Ты собираешься в бар, Джек? – решительно спросил Морган.

– Ты помнишь, я должен угостить выпивкой того человека?

– И даму, – добавил Морган.

Он смахнул с лица пот, глаза его горели, Я легонько толкнул его в плечо:

– Ладно, старый пьянчужка. Можешь идти со мной.

Он, как ребенок, расплылся в улыбке и стремительно распахнул передо мной дверь. Мы прошли по коридору, в котором все еще не было света, спустились на несколько ступенек вниз по широкой мраморной лестнице и оказались в гостиничном холле.

Китрос за столом регистратора разговаривал о чем-то с клерком. Он махнул мне рукой:

– Я слышал, сегодня ты опять пытался покончить с собой.

– Ну как на это посмотреть, Янни, – ответил я. – Но я жив, здоров и продолжаю жизнь в Бир-эль-Гафани. И по этому случаю можешь угостить меня выпивкой.

– Подожди минутку, – сказал он. – Бизнес есть бизнес.

Бар отеля представлял собой большую квадратную комнату с французскими окнами вдоль стены, из которых открывался вид на гавань. Соседняя комната предназначалась для игр, за которыми клиенты допоздна не засиживались. Вдоль одной стены располагалось восьмое чудо света – барная стойка длиною в милю из красного дерева эпохи королевы Виктории. За стойкой обслуживали три бармена, самые безупречные из тех, которых я когда-либо встречал, всегда готовые и способные предложить любой напиток и даже самый что ни на есть экзотический.

Было еще рано, и в баре не было никого, кроме леди Сары Гамильтон, которая сидела за красивым старым пианино фирмы «Шайдмайер», еще одним реликтом некогда великой империи. Пианино для Янни являлось предметом особой гордости, главным образом из-за того, что внутри него поблекшими золотыми буквами было написано: «Изготовлено специально для климатических условий Индии».

Сара Гамильтон играла мелодию «Туманный день в Лондоне», и надо сказать, совсем неплохо. Музыкальные фразы звучали великолепно, а исполняемые ею аккорды эхом отдавались в душе у слушателей.

– Привет, Сэвидж, – сказала она. – Что-нибудь из любимого вами?

– Нет, вы играете как раз то, что нужно. Капли дождя, падающие сквозь листву деревьев, туман, стелющийся по реке, звуки гудка, доносящиеся с Темзы из-за Лондонского моста. Единственно, чего недостает, так это Биг Бена и, может быть, одной или двух сирен. Я просто мучаюсь от ностальгии.

– И даже для вас это что-то значит, не так ли?

– В недавние тяжелые времена две сотни тысяч ирландцев пришли на помощь Англии, – напомнил я. – Мой черед настал в июле сорок третьего в день моего шестнадцатилетия. Я прибавил себе пару лет и попал в военно-морской флот.

– Из-за любви к милой старушке Англии?

– Из-за куска хлеба, мэм. Господь спас нас, дав нам на семерых одну корову и трех коз. И тогда у нас появился обычай всегда сражаться на стороне Англии во всех войнах, которые она вела, – произнес я нарочито театрально с пафосом, на который был только способен.

Она прыснула от смеха:

– Угостите сигаретой.

Сара наклонилась ко мне, и я вновь почувствовал запах ее духов, от чего руки мои почему-то слегка задрожали. Не проронив ни слова, она сжала мою ладонь своими холодными пальцами.

– Выпить не желаете? – спросил я.

– Почему бы и нет? Большой бокал холодного безалкогольного напитка. Желательно тоник со льдом.

– Вы в этом уверены?

– По-моему, вы уже приняли за нас обоих. Не так ли?

Я пропустил ее замечание мимо ушей и направился к барной стойке. Поначалу я хотел, как обычно, начать вечер с большого стакана виски, но почему-то заколебался. Она определенно приводила меня в трепет. В конце концов я остановил свой выбор на холодном пиве.

Сара уже отошла от пианино и стояла у открытого окна, устремив взгляд на гавань. Вечер был очень тихим. В пламенеющем оранжевым цветом небе светился молодой месяц. Когда я подошел, она повернулась ко мне и застыла в неподвижной позе, слегка отставив ногу и сложив одну руку на груди, придерживая одной рукой локоть другой.

На ней было обманчиво простое маленькое летнее платье, вероятно от Бальма. Короткое даже для такой погоды, спереди на всю длину застегивающееся на пуговицы, из которых две нижние были расстегнуты то ли случайно, то ли по замыслу модельера. Как я уже понял, нельзя было быть полностью уверенным во всем, что имело к ней какое-либо отношение.

Только одного я не мог понять. Сара была чертовски хороша и волновала меня так, как никакая другая женщина за эти годы. Естественно если не считать моей дорогой жены, до того как та покинула меня.

Я протянул ей высокий, покрытый инеем стакан. Кубики льда звякнули о стекло, когда она подносила его к губам.

– Шестнадцать лет в сорок третьем году? Выходит, вам сейчас сорок два.

– И я слишком для вас стар, – сказал я. – Поэтому мне следует сбросить обороты? Ну что за проклятая жизнь.

– Да, и каждый ее день, если воспринимать ее так, как вы. В сорок третьем меня еще на свете не было, поэтому о том времени судить не могу.

Ответ был достаточно прямым и в какой-то степени жестоким, как удар ниже пояса. Сара почувствовала это и, вероятно, пожалела о том, что сказала.

– Я хочу, чтобы вы с самого начала поняли, что я не люблю, когда кто-то думает за меня. Договорились?

Она села на подоконник, скрестив свои великолепные ноги. Тут вошел Морган. Бедняга, я совсем забыл о нем. Он снял фуражку и шлепнул себя по голове.

– Добрый вечер, мисс, то есть леди Гамильтон.

Она одарила его своей лучезарной улыбкой и провела тыльной стороной ладони по его подбородку.

– Для тебя, Морган, просто Сара. Отныне и во веки веков. Нас с тобой уже многое связывает.

Он хохотнул и нервно почесал подбородок.

– Черт возьми, хочу сказать, что вы, похоже, знаете, как оказать первую помощь.

– У меня было три младших брата, – ответила она. – Я знаю, как обращаться с мужчинами.

– Что с моим помощником? – спросил я раздраженно. – У него что, крыша поехала?

Она резко повернулась ко мне:

– Я же сказала, что у меня было три брата и я не впервые столкнулась с тем, что произошло с вами.

Она задела меня за живое, и я снова завелся:

– Уверен, что не впервые, ангел. Я что, был в таком уж жутком состоянии?

Она пожала плечами:

– Не знаю, был ли сорок третий год хорошим.

Последняя ее фраза обезоружила меня, и я, повернувшись к Моргану, который держал меня за рукав, произнес:

– Ну, ладно. Спроси у Али как всегда, а потом забирайся в «лендровер» и проспись хорошенько. Потом я заберу тебя на пристань.

Он, слегка пошатываясь, быстро зашагал в сторону барной стоики.

– А что он спрашивает у Али как всегда? – заинтересовалась Сара Гамильтон.

– Большую бутылку ирландского виски, к которой он будет прикладываться каждые десять минут в течение часа. Обычно это виски «Джеймсон», если оно у них есть. Здешние бармены испытывают чувство гордости, когда им удается ублажить своих клиентов напитками, о которых тут мало кто слышал.

– Он и так уже полупьян, – заметила она, и в ее голосе прозвучал укор в мой адрес.

Я покачал головой:

– С ним иногда случается такое и без спиртного. У подводников это называется кессонной болезнью. Как вы думаете, сколько ему лет?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Наверное, лет шестьдесят пять.

– Ему сорок девять. На семь лет старше меня. Вот что может произойти с человеком, который опускается слишком глубоко, слишком часто и неправильно проводит декомпрессию. Ходячий мертвец, – с болью в сердце сказал я.

– И в этом вы вините Джека Сэвиджа, не так ли? Но почему?

Я повернулся и посмотрел на Сару, пытаясь разглядеть выражение ее лица. Но было темно, и к тому же на веранде за ее спиной появился Алеко. Буквально в следующее мгновение загорелся свет, и снова заработали вентиляторы.

– А, вот вы где. – Он улыбнулся и протянул мне руку. – Вы обещали меня угостить. «Китайский Клиппер» отлично подошел бы для этого случая. Посмотрим, сможет ли Китрос его сделать.

Я мог бы кликнуть одного из барменов, но тут Алеко повернулся и как-то уж совсем по-интимному положил руку свояченице на плечо. Мне это решительно не понравилось, и я решил оставить их наедине.

Когда я подошел к барной стойке, из своего кабинета, прикуривая на ходу сигару, появился Китрос.

– Один «Китайский Клиппер», – с каменным выражением на лице произнес я.

Янни повернулся к Али, старшему бармену, и невозмутимо произнес:

– Тебе потребуется китайский золотистый лайм[1]. Ты их с полдюжины найдешь в кладовке в керамических кувшинах. Придай с его помощью сухому джину желтый цвет. Главное – добейся нужного цвета. – Он развернулся ко мне и вкрадчиво спросил: – Что-нибудь еще?

– Сдаюсь, – ответил я. – А мне большую порцию «Джеймсона».

Китрос щелкнул пальцами другому бармену.

– Ты сегодня отлично выглядишь, Джек. Благоухаешь «Богаром». Мне это нравится. Снова на щеках румянец, уж не виной ли тому эта молодая леди?

Это уже слишком, даже для него.

– Сделай одолжение, – сказал я. – Я достаточно стар, чтобы быть...

– Ей отцом? Ах, Джек, я вижу, общение с англичанами не прошло для тебя бесследно. А жаль.

Он бросил взгляд в зал.

– Девятнадцать лет – прекрасный возраст, но этот случай особый, – сказал он и покачал головой. – Эта девушка родилась уже достаточно взрослой.

Возможно, он был прав, но его замечание мне не понравилось. Выйдя из-за стойки с подносом в руках, Янни направился к посетителям.

– Ваш «Китайский Клиппер», сэр, – сказал он Алеко.

Алеко отпил глоток и одобрительно кивнул.

– Вы никогда еще меня не подводили, Китрос. Не составите нам компанию?

– С удовольствием.

Янни кивнул Али, и тот принес ему бокал «Бакарди». Алеко предложил мне сигарету.

– Я тут полдня понаблюдал за вами, мистер Сэвидж. За последние семь или восемь лет, как я понял, вы достаточно потаскали на себе это громоздкое снаряжение.

– Оно не очень тяжелое, – ответил я. – После Суэца в Александрии и Порт-Саиде для спасателей много работы, а я хорошо знаю местность. Стараюсь пользоваться этим преимуществом.

– Да, я слышал об этом. Вы служили старшиной в десантно-диверсионном отряде морских сил Британии и занимались подводными работами. Удивляюсь, как египтяне разрешили вам здесь остаться.

– Без проблем. Я ирландец, а не англичанин. И это для меня большой плюс. С моим паспортом я могу отправиться без визы куда угодно, даже в Китай.

– Вот туда бы я вам не посоветовал.

– Вероятно, вы правы.

В холле послышались голоса, и в бар вошел Хаким. Он быстрым взглядом окинул зал и, увидев меня, лавируя между столиками, решительно зашагал в мою сторону. Я впервые видел его таким встревоженным.

– Очень хорошо, мистер Сэвидж, что я вас нашел. Крайне важное дело.

Он замолчал. В бар в сопровождении двух военных полицейских поспешно вошел майор Ибрагим. Не обращая ни на кого внимания, в том числе и на Хакима, он уставился на меня свирепым взглядом.

– Мы разыскиваем человека по имени Рауль Гийон, которого вы, Сэвидж, наняли как водолаза. Где он?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил я и повернулся к Хакиму. – Что это все значит?

Хаким не успел ответить, как Ибрагим вновь обратился ко мне:

– Рауль Гийон еврей, Сэвидж, израильский агент. Конечно, вы могли и не знать об этом, не так ли?

При других обстоятельствах его слова могли бы вызвать во мне ответную реакцию, но сейчас я не мог себе этого позволить. Дело принимало опасный для меня оборот. Один неправильный поступок – и я мог накликать себе неприятности.

– Майор Ибрагим, – сказал я ровным голосом, – за какого же дурака вы меня принимаете? Мне разрешили в Александрии открыть свое дело по проведению спасательных работ. Одно только оборудование для этого стоит более двухсот тысяч фунтов. Я уже выполняю работы и зарабатываю на этом деньги.

– Все это мое правительство может конфисковать в любой момент.

– Что касается Гийона, то, когда я нанимал его, он был гражданином Франции, – возразил я и обратился к Хакиму: – И ваше министерство подтвердило его статус.

– Да, так оно и есть, – сказал Хаким и повернулся к Ибрагиму: – У мистера Сэвиджа, возможно, не было даже подозрений относительно этого человека и того, чем он занимается.

– Мы это еще проверим, а сейчас осмотрим вашу комнату, – решительно сказал Ибрагим.

Никто не проронил ни слова. Впервые на лице Китроса не было улыбки. Алеко выглядел спокойным и расслабленным, готовым ко всему. А Сара Гамильтон?

Она допила свой тоник и, небрежно повернувшись к Моргану, который, обливаясь от страха потом, съежился за своим столиком, попросила:

– Будь добр, Морган, принеси мне еще стаканчик.

Тот трясущейся рукой взял стакан, а Сара, взглянув на меня, улыбнулась:

– Возвращайтесь быстрей. Мы еще не закончили беседу.

* * *

В моей комнате, как я и предполагал, никого не было, однако это не остановило Ибрагима и его молодчиков. Они все перевернули вверх дном. Майор страстно желал лишить меня всех прав – вот в чем была причина. Хотел найти предлог забрать меня с собой и, прибегнув к более жестким мерам, посмотреть, что можно из меня выжать.

После пятнадцати минут безрезультатного обыска он немного успокоился. После этого мы вместе вернулись в бар. Я застал компанию сидящей у открытого окна в том же составе, если не считать Моргана, который уже был за общим столиком и сжимал в руке наполовину опустошенный стакан виски. Он был слишком напуган даже для того, чтобы допить его до конца. Такого за ним еще не водилось.

– Вокруг отеля необходимо будет выставить охрану, – сказал Ибрагим и, стараясь быть более вежливым, добавил, обращаясь к Алеко: – Сожалею, мистер Алеко, но уверен, что вы понимаете, каково мое положение.

– Отлично понимаю, – ответил ему Алеко.

В этот момент снова погас свет. Вертушки вентиляторов сразу же перестали вращаться, и бар погрузился в темноту. За окном тонкой оранжевой полоской чуть светился небосклон да молодой месяц тускло мерцал своим холодным светом.

Китрос кликнул барменов, и спустя буквально секунду откуда-то из-за гавани донесся раскатистый звук огромной силы взрыва. Судя по силе взрыва, сработало порядка двадцати фунтов пластикового гелигнита, разнеся «Мираж» стоимостью в несколько миллионов долларов на мелкие щепки.

Теперь я смог бы с уверенностью сказать, где находился Гийон.

Загрузка...