Судьба Кэтрин (ЛП)

Глава 6

Это был первый séance Трента. И он искренне надеялся, что последний. Просто не сумел вежливо отказаться от присутствия на нем. Когда он предположил, что это будет тихий семейный вечер, Коко легко засмеялась и погладила его по щеке.

— Мой дорогой, мы даже и не думали обойтись без вас. Кто знает, может быть, беспокойный дух выберет именно вас для общения.

Неудавшаяся попытка ободрить его. Как только детей уложили в постель, остальная часть семейства вместе с сопротивляющимся Трентом собралась вокруг стола в столовой. Сцена была подготовлена.

Дюжина свечей мерцала на поверхности буфета. Дешевые подставки для них располагались рядом с мейсенским фарфором[12] и хрусталем Баккара [13]. Еще одно трио белых тонких свечей пылало в центре стола. Даже природа, казалось, способствовала разговору с духами: снаружи дождь превратился в мокрый снег, разносимый порывистым ветром. Из-за столкновения теплого и холодного воздуха грохотал гром, и сверкала молния.

Ночь очень темная и бурная, обреченно подумал Трент, усаживаясь на свое место.

Коко не надела тюрбан и шаль с бахромой, чего он втайне боялся. Как всегда, она была тщательно ухожена, на шее висел по-настоящему большой аметист, который она постоянно теребила.

— А теперь, дети, — проинструктировала Коко. — Возьмитесь за руки и образуйте круг.

Ветер застучал в окна, когда Кики скользнула пальцами в руку Трента. Коко взяла другую. Прямо перед ним усмехалась Аманда, взявшись за руки с тетей и Сюзанной.

— Не волнуйтесь, Трент, — успокоила Мэнди. — Призраки Калхоунов всегда хорошо ведут себя в обществе.

— Главное — сосредоточиться, — объяснила Лила, связывая собой самую старшую и самую младшую сестру. — Это и вправду самое главное в таком деле. Все, что надо сделать, — очистить мысли, особенно от цинизма. — Она подмигнула Тренту. — С точки зрения астрологии сегодня — превосходная ночь для séance.

Кики быстро и ободряюще сжала его руку, когда Коко начала говорить.

— Мы все должны очистить наши умы и открыть наши сердца. — Она говорила успокаивающе и монотонно. — Уже какое-то время я ощущаю, что моя бабушка, несчастная Бьянка, хочет войти в контакт со мной. Здесь был их летний дом в последние годы ее недолгой жизни. Место, где она переживала самые радостные и самые трагичные моменты. Место, где она встретила мужчину, которого полюбила и потеряла. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Мы здесь, бабушка, и ждем тебя. Мы знаем, что твой дух обеспокоен.

— Дух обладает духом? — уточнила Аманда и получила от тети яростный взгляд.

— Разумный вопрос.

— Веди себя как следует, — пробормотала Сюзанна, подавив улыбку. — Продолжай, тетя.

Они сидели в тишине, нарушаемой только бормотанием Коко, потрескиванием огня и стоном ветра. Мысли Трента расплывались. Голова была заполнена образом Кики в его руках, как сладко и щедро она открыла ему свои губы. Как смотрела на него с такой теплотой и такими чувствами. Чувствами, которые он безрассудно расшевелил в ней.

Вина почти душила его.

Она совсем не похожа на Марию, да и ни на одну из женщин, с которыми у него были равнодушные романы за прошедшие годы. Она невинная и открытая и, несмотря на сильную волю и острый язык, невероятно уязвима. Он использовал ее в своих интересах, что совершенно непростительно.

Но это не полностью его ошибка, напомнил он себе. Она, в конце концов, красивая соблазнительная женщина. А он просто мужчина. Тот факт, что он хочет ее — чисто в физическом плане, — вполне естественен.

Он посмотрел вокруг, Кики повернула голову и улыбнулась ему. Тренту пришлось подавить нелепое желание поднести ее руку к своим губам и попробовать кожу на вкус.

Она затронула что-то внутри него, то, что он был чертовски настроен оставить нетронутым. Когда она улыбалась ему — и даже когда хмурилась, — то заставляла его воспринимать все сильнее, жаждать большего. Никто из женщин, которых он когда-либо знал, не действовал на него так.

Это просто смешно. Они в сотнях милях друг от друга во всех отношениях. И все же, ощущая в этот момент тепло ее руки, он чувствовал себя ближе к ней, более созвучным с ней, чем когда-либо с кем-то другим.

Трент даже мог представить, как они сидят вместе на солнечной летней террасе, наблюдая за играми детей на траве. Звук моря успокаивает, как колыбельная. Воздух пахнет розами, карабкающимися вверх по решетке. И дикорастущая жимолость везде, где только можно.

Трент моргнул, испугавшись, что сердце остановилось. Картинка была предельно ясной и настолько же ужасающей. Просто действует обстановка, уверил он себя. Мерцание свечей, ветер и молния. Все это и влияет на его воображение.

Он совсем не тот мужчина, которому нравится сидеть с женщиной на террасе и наблюдать за детьми. У него есть работа и компания, которой надо управлять. Идея насчет того, чтобы увлечься язвительным автомехаником, абсурдна.

Холодный воздух, казалось, ударил по лицу. Напрягшись, Трент увидел, что пламя свечей явно клонится влево. Сквозняк, сказал он себе, потому что холод проник до костей. Место насквозь продувается.

Он почувствовал, как задрожала Кики, взглянул на нее и увидел, что ее глаза расширились и потемнели. Ее напряженность вилась вокруг него.

— Она здесь! — в голосе Коко звучали и удивление, и волнение. — Я совершенно в этом уверена.

В восхищении она вытянула и освободила руки, разрывая цепь. Она верила — ну, очень хотела верить, — что и вправду никогда так отчетливо не чувствовала присутствие духа бабушки.

Коко просияла Лиле над столом, но племянница закрыла глаза, на губах играла слабая улыбка.

— Должно быть, окно приоткрылось, — проворчала Аманда, собираясь проверить задвижки, пока Коко не зашипела на нее:

— Ничего подобного. Сидите все тихо. Не двигаясь. Она здесь. Разве вы не чувствуете?

Кики ощущала что-то и не понимала, глупость это или страх. Что-то изменилось. Она была уверена, что и Трент тоже испытал это.

Такое впечатление, что кто-то мягко накрыл их с Трентом соединенные руки. Холод исчез, сменившись успокаивающим утешающим теплом. Все было настолько реальным, что Кики глянула через плечо, словно ожидая обнаружить кого-то сзади.

Но все, что она увидела, — танец огня и искусственного освещения на стене.

— Она такая потерянная.

Девушка судорожно выдохнула, когда осознала, что именно она это сказала. Взоры всех присутствующих устремились на нее. Даже Лила медленно открыла глаза.

— Ты ее видишь? — требовательным шепотом спросила Коко, сжимая пальцы Кики.

— Нет. Нет, конечно, нет. Это просто… — она не могла объяснить. — Настолько грустно, — пробормотала девушка, не сознавая, что слезы блестят в глазах. — Разве вы ничего не ощущаете?

Трент почувствовал нечто, что заставило потерять дар речи. Горе и тоску, настолько глубокую, что ни с чем не сравнить. Воображение, сказал он себе. Сила внушения.

— Не закрывайся от нее.

Коко отчаянно вспоминала надлежащую процедуру. Теперь, когда что-то и вправду произошло, она не могла найти ключ к разгадке. Вспышка молнии потрясла ее.

— Как ты думаешь, она будет говорить через тебя?

Лила улыбнулась на противоположном конце стола.

— Милая, просто расскажи нам, что ты видишь.

— Ожерелье, — услышала Кики собственные слова. — Два ряда изумрудов между бриллиантами. Превосходными бриллиантами. — Свет слепил глаза. — Оно надето на ней, но я не могу разглядеть ее лицо. О, она настолько несчастна.

— Ожерелье Калхоунов, — выдохнула Коко. — Да, все правильно.

И тут словно вздох прокатился по воздуху, свечи снова замерцали, затем их пламя выровнялось. Бревно упало на решетку в камине.

— Странно, — вымолвила Аманда, когда тетина рука мягко отпустила ее. — Я зажгу свет.

— Милая. — Сюзанна изучала Кики с таким же сильным беспокойством, как и любопытством. — С тобой все в порядке?

— Да, — откашлялась Кики. — Абсолютно. — Она стрельнула в Трента быстрым взглядом. — Думаю, шторм меня напугал.

Коко подняла руку к груди и погладила сильно бьющееся сердце.

— Полагаю, что нам всем не помешает хороший стаканчик бренди.

Она поднялась, потрясенная гораздо сильней, чем хотела признать, и пошла к буфету.

— Тетя, — начала Кики, — что за ожерелье Калхоунов?

— С изумрудами. — Коко передала всем бокалы. — Существует легенда, что оно передавалось из поколения в поколение. Вы немного знаете, как Бьянка влюбилась в другого мужчину и трагически погибла. Думаю, настало время рассказать остальную часть.

— Ты хранила тайну? — усмехнулась Аманда, крутя в руках стакан с бренди. — Тетя, ты меня поражаешь.

— Я просто хотела дождаться подходящего момента. Кажется, он наступил. — Коко снова заняла свое место, согревая бренди между ладонями. — Ходили слухи, что возлюбленный Бьянки был художником, одним из многих, прибывших в те дни на остров. Она гуляла и встретила его, когда Фергус находился вдали от дома, что бывало довольно часто. Их брак заключили не то чтобы по расчету, но что-то вроде того. Она была намного моложе его и, очевидно, очень красива. Но так как Фергус уничтожил все картины с ее изображением после ее смерти, невозможно узнать наверняка.

— Почему? — спросила Сюзанна. — Почему он сделал это?

— Возможно, от тоски, — пожала плечами Коко.

— Скорей всего, от ярости, — вставила Лила.

— В любом случае, — Коко замолчала, чтобы сделать глоток. — Он уничтожил все напоминания о ней, и изумруды исчезли. Он подарил Бьянке это ожерелье, когда та родила Этана, старшего сына. — Она поглядела на Трента. — Моего отца. Он был совсем ребенком, когда умерла его мать, так что события не слишком отчетливо запечатлелись у него в голове. Но его нянька, которая безумно любила Бьянку, рассказывала ему истории о ней, и он их запомнил. Она не слишком любила это ожерелье, но надевала часто.

— Как своего рода наказание, — вставила Лила, — и талисман. — Она улыбнулась тете. — О, я давным-давно знаю об ожерелье. Я тоже видела его… как Кики сегодня вечером. — Она поднесла бренди к губам. — Есть еще подходящие серьги: изумрудные слезинки, похожие на камень в центре нижнего ряда.

— Ты скрывала это, — обвиняющее произнесла Аманда, и Лила просто пожала плечами.

— Нет, я нет. — Она улыбнулась Кики. — А ты?

— Нет. — Взволнованная Кики обратилась к тете: — Что все это означает?

— Я не совсем уверена, но думаю, что ожерелье все еще очень важно для Бьянки. После ее смерти его никто не видел. Все решили, что Фергус выбросил его в море.

— Ни в коем случае, — возразила Лила. — Старик не бросил бы в море и пятицентовик.

— Ладно… — Коко не любила плохо говорить о предках, но была вынуждена согласиться. — Для него это и вправду нехарактерно. Дедушка считал каждый пенни.

— На его фоне и Сайлас Марнер[14] выглядит филантропом, — заметила Аманда. — Так что же случилось?

— Дорогая, это и является тайной. Нянька моего отца рассказала ему, что Бьянка собиралась бросить Фергуса и уже упаковала коробку, которую няня называла сундук с сокровищами. Бьянка спрятала все наиболее ценное для нее.

— Но вместо этого умерла, — пробормотала Кики.

— Да. Легенда гласит, что шкатулка с сокровищами спрятана где-то в доме.

— В нашем доме? — Сюзанна воззрилась на тетю. — Ты и вправду уверена, что какой-то сундук с сокровищами годами — точнее, восемьдесят лет — лежит здесь, и никто его не нашел?

— Дом очень большой, — указала Коко. — Все мы знаем, что она могла закопать ожерелье и под розами.

— Если оно вообще существовало, — пробормотала Аманда.

— Существовало. — Лила кивнула на Кики. — И, думаю, Бьянка решила, что настало время найти его.

Когда все заговорили разом, приводя аргументы и строя предположения, Трент поднял руку.

— Леди. Леди, — повторил он, дождавшись тишины. — Я понимаю, что это семейное дело, но поскольку меня тоже пригласили поучаствовать в этом… эксперименте, то чувствую себя обязанным добавить разумное замечание. Легенды со временем очень часто преувеличиваются и обрастают деталями. Если ожерелье существовало, не является ли более вероятным, что Фергус продал его после смерти жены?

— Он не мог продать его, — заметила Лила, — раз так и не нашел.

— Действительно ли кто-нибудь из вас думает, что ваша прабабушка захоронила сокровище в саду или замуровала в стены? — Один взгляд по кругу стола подсказал ему, что именно так они и думают. Трент покачал головой. — Такие сказки больше подходят для Алекса и Дженни, чем для взрослых женщин. — Он развел руками. — Вы даже не знаете наверняка, существовало ли ожерелье.

— Но я видела его, — ответила Кики и тут же почувствовала себя ужасно глупо.

— Вы вообразили его, — поправил он. — Подумайте сами. Несколько минут назад шестеро практичных взрослых людей сели за этот стол, взялись за руки и воззвали к призраку. Достаточно странный вид салонной игры, но для тех, кто на самом деле верит в общение с потусторонним миром…

Он, конечно, не собирался добавлять, что на мгновение и сам что-то ощутил.

— У меня есть кое-что для циничного практичного человека, — Лила поднялась, открыла один из ящиков буфета и откопала блокнот с карандашом. Вернувшись, присела на подлокотник кресла Кики и начала набрасывать эскиз. — Я, конечно, уважаю ваше мнение, однако это факт — ожерелье не только существует, но я уверена, что оно где-то рядом.

— Из-за вечерних сказок няньки?

Лила улыбнулась Тренту.

— Нет, из-за Бьянки. — Она подвинула блокнот к Кики. — Ты именно это видела сегодня вечером?

Лила всегда была беспечным, но талантливым художником. Кики взглянула на небрежный набросок ожерелья, на два витиеватых филигранных ряда квадратных изумрудов, соединенных штифтами и усыпанных сверкающими бриллиантами. В нижнем ряду блистал большой драгоценный камень в форме слезинки.

— Да. — Кики провела по рисунку кончиком пальца. — Да, это оно.

Трент изучил изображение. Если действительно существовала такая вещь и Лила правильно отобразила размеры, то ожерелье, безусловно, стоит целое состояние.

— О, Боже, — пробормотала Коко, когда ей передали блокнот. — О, Боже.

— Я думаю, что Тренту есть над чем поразмыслить. — Аманда кинула на эскиз твердый взгляд перед вручением того Сюзанне. — Мы едва ли сможем обыскать весь дом, камень за камнем, даже если захотим. Несмотря на всякого рода паранормальные опыты, первое правило бизнеса гласит: любую уверенность преврати в абсолютную уверенность, — добавила она, когда Лила вздохнула. — Ожерелье существовало — это факт. Даже восемьдесят лет назад подобная вещь должна была стоить невероятную сумму денег. Значит, должны быть записи о нем. Если знаменитые предчувствия Лилы неверны, и ожерелье все же продали, это тоже отразили бы в документах.

— Мы обсуждаем какие-то допотопные идеи, — пожаловалась Лила. — Предполагаю, это означает, что воскресенье мы проведем, раскапывая бумажные горы.

Кики даже не пыталась заснуть. Она закуталась во фланелевый халат и под звуки старого дома оставила свою комнату, направляясь к Тренту. Она услышала гул последних известий из комнаты Аманды, потом звуки ситары[15] Лилы. Ей не пришло в голову почувствовать себя неловко или сомневаться. Она просто постучала в дверь Трента и стала ждать, когда он ответит.

Он открыл дверь в расстегнутой рубашке и со слегка сонными глазами, и она впервые ощутила нервную дрожь.

— Мне надо поговорить с тобой. — Она посмотрела на кровать, потом отвела взгляд. — Я могу войти?

Как мужчина может держать себя в руках, если даже фланелевый халат стал эротичным?

— Возможно, будет лучше, если мы подождем до утра.

— Не уверена, что смогу.

Мышцы живота напряглись.

— Хорошо. Конечно. — Чем скорее он объяснится с ней, тем лучше. Наверное. Трент впустил ее и закрыл дверь. — Присядешь?

— Слишком нервничаю. — Обхватив себя руками, Кики подошла к окну. — Снегопад прекратился. Хорошо. Я знаю, Сюзанна волнуется о своих цветах. Весна на острове очень непредсказуема. — Она провела рукой по волосам, потом обернулась.

— Веду светскую беседу, что просто ненавижу. — Глубокий вдох слегка успокоил ее. — Трент, я должна знать, что ты думаешь о сегодняшнем вечере. Что ты на самом деле думаешь.

— О сегодняшнем вечере? — осторожно переспросил он.

— О séance. — Кики провела руками по лицу. — Господи, я чувствую себя ненормальной, даже упоминая об этом, но Трент, кое-что случилось. — Теперь она протянула к нему беспокойные руки, желая, чтобы он сжал их. — Я очень твердо стою на земле в прямом и переносном смысле. Лила верит во всю эту ерунду. Но теперь… Трент, я должна знать. Ты ощутил что-нибудь?

— Не знаю, что ты имеешь в виду. Я, конечно, несколько раз чувствовал себя довольно глупым.

— Пожалуйста. — Она нетерпеливо потрясла его руки. — Будь со мной честным. Это важно.

Разве не это он обещал сам себе?

— Ладно. Расскажи мне, что ты чувствовала.

— Воздух стал очень холодным. Как будто кто-то — или что-то — стояло за нами. Позади нас и между нами двумя. Это не было чем-то страшным. Я была удивлена, но не напугана. Мы просто держались за руки. И потом…

Она ждала, что он признается. Большие зеленые глаза требовали этого. Потом Трент кивнул, но с большой неохотой.

— Я почувствовал, будто кто-то положил руку на наши ладони.

— Да. — Кики закрыла глаза и поднесла его руки к своим изогнутым губам. — Да, точно.

— Коллективная галлюцинация, — начал он, но она со смехом прервала его.

— Ничего не хочу слышать. Никаких рациональных объяснений. — Она прижала его руку к своей щеке. — Я не мечтательный человек, но понимаю, что это означает что-то очень важное. Я знаю.

— Ожерелье?

— Оно только часть всего… и не главная часть. Все остальное… и ожерелье, и легенда, мы все поймем рано или поздно. Я думаю, мы найдем драгоценности, потому что так предначертано. Но это… это походило на благословение.

— Кики…

— Я люблю тебя. — Глаза стали темными и блестящими, когда она коснулась его щеки. — Я люблю тебя, и никогда ничего в моей жизни не было настолько правильным.

Трент хранил молчание. Часть его хотела отстраниться, любезно улыбнуться и сказать ей, что она попала под влияние момента. Любовь не вспыхивает за несколько дней. Если она вообще приходит, что случается крайне редко, требуются годы. Другая часть, захороненная глубоко в душе, требовала крепко прижать ее к себе, и чтобы это мгновение никогда не кончалось.

— Кэтрин…

Но она уже шла в его объятья. Его руки, казалось, ждали ее, и, словно он не обладал над ними никакой властью, обвили девушку. Тепло, ее тепло проникало в него, как наркотик.

— Думаю, что поняла это в первый раз, когда ты поцеловал меня. — Кики прислонилась к нему щекой. — Я не хотела этого, не просила об этом, но никогда прежде не испытывала чего-то подобного. И не мечтала, и не ожидала, что такое когда-нибудь со мной произойдет. Ты появился так внезапно и полностью заполнил мою жизнь. Поцелуй меня еще раз, Трент. Поцелуй прямо сейчас.

Он был не в состоянии сопротивляться ей. Его губы уже горели для ее рта. Когда они встретились, огонь просто вспыхнул еще горячее. Она растаяла в его руках, чистое пламя пронзило все его тело. Он не смог устоять перед возрастающей потребностью, и она не колеблясь прильнула к нему, предлагая всю себя.

Кики гладила его руками под рубашкой, очарованная его невольным трепетом. Его мускулы перекатывались под ее пальцами с силой, которую она так хотела ощутить.

Ветер вздыхал за окнами, как она вздыхала в его руках.

Трент не мог насытиться ею. Он обнаружил, что жаждет просто съесть ее, пока его губы бездумно путешествовали по ее лицу, потом вниз по шее, где его зубы слегка прикусили ее кожу. Аромат жимолости туманил рассудок. Она выгнулась, низкие всхлипы удовольствия разгоняли его кровь.

Он должен прикоснуться к ней. Иначе просто сойдет с ума. И обезумеет, если дотронется. Когда он развел полы ее халата, то застонал, обнаружив под ним обнаженное тело. И безрассудно провел рукой по ее плоти.

Теперь она понимала, что такое головокружительный бег крови. Кики почти чувствовала, как та мчится под кожей, взрываясь огнем везде, где он ее касался. Девушка ощутила великолепную слабость, смешанную со своего рода безумной силой. Она хотела отдать ему всю себя, пока его рот снова неистово впивался в ее губы.

Кики задрожала. И тут же сдалась на милость собственному жару. Она откинула голову и сильно впилась пальцами в его плечи, и в этот момент на Трента нахлынуло что-то большее, чем желание, более глубокое, чем страсть.

Счастье. Надежда. Любовь. И когда он осознал эти чувства, к ним присоединился ужас. Глубоко и судорожно вздохнув, он отступил.

Халат сполз с одного обнаженного плеча. Его рот уже побывал там. Ее глаза были такими же блестящими, как изумруды, которые она вообразила. Улыбаясь, Кики подняла дрожащую руку к его щеке.

— Хочешь, чтобы я осталась сегодня вечером?

— Да… нет. — Удерживать ее на расстоянии вытянутой руки было самым трудным, что он когда-либо делал в своей жизни. — Кэтрин…

Больше всего на свете ему хотелось, чтобы она осталась, понял он. И не только на сегодняшний вечер, и не только из-за своего великолепного тела. Понимание этого факта заставило еще больше желать вернуть все на место.

— Я не должен… не должен так поступать с тобой, все слишком запуталось. — Протяжный судорожный выдох вырвался из горла. — Господи, какая же ты красивая. Нет, — быстро сказал Трент, когда она улыбнулась и начала приближаться к нему. — Нам надо поговорить. Просто поговорить.

— А я думала, что мы уже все обсудили.

Если она продолжит так смотреть на него, он перестанет соблюдать эту чертову честность. И наплюет на собственное выживание.

— Я не очень ясно выразился, — медленно начал он. — Если бы я знал… если бы понял, что ты совершенно невинна, я… ну, в общем, надеюсь, что был бы более осторожен. И сейчас я могу только попробовать восполнить это упущение.

— Не понимаю.

— В том-то и проблема. — Он отошел подальше, нуждаясь в каком-то расстоянии между ними. — Я сказал, что увлечен тобой, очень увлечен. И это абсолютная правда. Но я никогда не воспользовался бы тобой, если бы знал.

Внезапно замерзнув, Кики натянула халат.

— Ты расстроен, потому что я никогда не была с мужчиной?

— Не расстроен. — Совершенно разбитый, он обернулся. — Расстройство — это не то слово. Я, вероятно, не смогу подобрать нужное определение. Понимаешь, есть определенные правила.

Но она продолжала молча смотреть на него.

— Кэтрин, такая женщина, как ты, ожидает… заслуживает лучшего, чем я могу дать тебе.

Она опустила пристальный взгляд на руки, потом тщательно завязала пояс.

— Чего именно?

— Обязательств. Будущего.

— Свадьбы.

— Да.

Кики так сильно сжала руки, что пальцы побелели.

— Предполагаю, ты думаешь, что все это — шаг к воплощению планов тети Коко.

— Нет. — Он подошел бы к ней, если бы посмел. — Нет, конечно, я так не думаю.

— Хорошо. — Она изо всех сил пыталась заставить пальцы расслабиться. — Уже кое-что, полагаю.

— Я знаю, что твои чувства искренни, преувеличены, возможно, но искренни. И это полностью моя ошибка. Если бы все не случилось так быстро, я сразу объяснил бы тебе, что вообще не собираюсь жениться. Никогда. Я не верю, что два человека могут быть преданы друг другу и очень счастливы вдвоем всю свою жизнь.

— Почему?

— Почему? — он взглянул на нее. — Потому что это просто невозможно. Я наблюдал, как мой отец уходит от жены, разводится и вступает в новый брак. Как будто смотришь турнир по теннису. В последний раз, когда я получил известие от моей матери, она вступила в третий брак. Просто непрактично давать клятвы, зная, что они скоро будут нарушены.

— Непрактично, — повторила Кики, медленно кивнув головой. — Ты не позволишь себе что-то чувствовать ко мне, потому что это непрактично.

— Проблема в том, что я действительно что-то чувствую к тебе.

— Но недостаточно. — Зато вполне достаточно, чтобы разбить ей сердце. — Ну, я рада, что мы во всем разобрались. — Ничего не видя, она направилась к двери. — Спокойной ночи.

— Кики…

Трент положил ладонь ей на плечо, прежде чем она смогла найти ручку.

— Не вздумай извиняться, — вымолвила она, молясь, чтобы самообладания хватило еще на несколько минут. — Нет необходимости. Ты объяснил все предельно четко.

— Черт побери, почему ты не орешь на меня? Обзови какими-нибудь словами, уверен, что я их заслуживаю.

Он предпочел бы ярость, а не неподвижное опустошение, которое видел в ее глазах.

— Орать на тебя? — Кики развернулась и встала лицом к нему. — Ради справедливости и честности? Обозвать? Как я могу оскорблять тебя, как ты это называешь, Трент, если испытываю к тебе огромную жалость?

Он убрал руку с ее плеча. Кики вздернула голову. Под болью глубоко внутри пылала гордость.

— Ты отверг кое-что… нет, не отверг, — поправилась она. — Вежливо вернул кое-что, чего никогда больше не получишь. Чем бы ни обернулась в дальнейшем твоя жизнь, Трент, это была лучшая ее часть.

Она оставила его в покое с тяжелым чувством, что абсолютно права.

Сегодня вечером у нас состоялся прием. Я подумала, что мне станет лучше, если дом заполнится людьми, огнями и цветами. Я знаю, Фергус доволен, что я так тщательно предусмотрела все детали. Я задавалась вопросом, заметил ли он мою рассеянность или то, как часто в эти дни я уходила к утесам, или сколько часов я начала проводить в башне, предаваясь мечтам. Но, кажется, нет.

Пришли и Гринбаумы, и Маккалистеры, и Прентисы. Все, кто проводил лето на острове и кого мы, по мнению Фергуса, должны принимать во внимание, появились здесь. Танцевальный зал украсили гардениями и красными розами. Фергус нанял оркестр из Нью-Йорка, музыка была прекрасной и живой. Полагаю, Сара Маккалистер выпила слишком много шампанского, потому что ее смех начал действовать мне на нервы еще до ужина.

Думаю, мое новое золотистое платье очень шло мне, потому что оно заслужило множество похвал. И все же, когда я танцевала с Айром Гринбаумом, он не сводил глаз с моих изумрудов. Те висели вокруг моей шеи, как кандалы.

Как же я несправедлива! Они очень красивые, но мои только потому, что Этан мой.

В течение вечера я несколько раз заходила в детскую, чтобы проведать детей, хотя и знаю, как безумно любит их нянька. Этан проснулся и сонно спросил, не принесли ли ему какой-нибудь торт.

Когда спит, он похож на ангела; и он, и другие мои сладкие малыши. Моя любовь к ним настолько сильна, настолько глубока, что даже интересно, почему мое сердце не может перенести хоть капельку этой любви на мужчину, который породил их.

Возможно, ошибка во мне. Конечно, именно так и есть. Когда я поцеловала их на ночь, то отчаянно желала не возвращаться в зал, чтобы смеяться и танцевать, а хотела сбежать к утесам. Стоять в скалах, ветер играет волосами, и повсюду звук и запах моря.

Он пришел бы ко мне тогда, если бы я осмелилась на такое? Он пришел бы, чтобы мы стояли там вместе в полумраке, дотрагиваясь друг до друга, ощущая смутные невыполнимые желания, несмотря на опасность быть пойманными?

Я не пошла к утесам. Моя обязанность — быть с мужем, и именно к нему я и отправилась. Мое сердце оставалось таким же холодным, как драгоценности вокруг моей шеи, пока мы танцевали. Все же я улыбнулась, когда Фергус подарил мне комплимент как опытной хозяйке. Его рука на моей талии была настолько же равнодушной, насколько собственнической. Мы двигались под музыку, а его глаза осматривали помещение, одобряя убранство, изучая гостей, чтобы убедиться, что они поражены.

Я прекрасно знаю, как много значит статус и общественное мнение для мужчины, за которого вышла замуж. И как мало они, по всей видимости, значат для меня.

Мне хотелось крикнуть:

— Фергус, ради Бога, посмотри на меня. Посмотри и увидь. Заставь меня полюбить тебя, страха и уважения не может быть достаточно ни для одного из нас. Заставь меня полюбить тебя, иначе я снова направлюсь к утесам, где он ждет меня.

Но я не закричала. Когда он нетерпеливо указал мне, что я обязательно должна потанцевать с Сесилом Беркли, я пробормотала согласие.

Теперь музыка утихла, лампы погашены. Интересно, когда я снова увижу Кристиана? Интересно, что со мной станет?