- Ну ты прям мою жизнь описал, - усмехнулся чернец. - Точь-в-точь, словно с языка снял.


- Но ты же - человек. Живой, с горячей кровью...


- А в скиту - всё равно, что мёртвый. Полная отдача служению - это отказ от всего человеческого. Спи на камне, ешь запаренную пшёнку - не варёную, заметь, просто залитую кипятком... И без соли. Молись днём и ночью, работай, как вол.


- Но... Ты ведь об этом знал, когда сюда пришел? Я так понимаю, монахами силком не становятся.


- Ты стригоем по своей воле стал?


- Да нет. Просто так получилось.


- Вот и у меня. Жил себе в Воронеже, учился на педагогическом. Родители, девушка. А потом раз - и сюда.


- Но... Почему?.. Вряд ли ты столько успел нагрешить, что только в монастыре отмолить можно? Или... Успел?


- Ты заходить будешь? - угрюмо повторил вопрос инок.


- А куда я денусь?


По-моему, пока мы стояли у ворот, я немного привык. Всё ещё было больно, но я понял, что войдя в скит, не расплавлюсь и не загорюсь. А потерпеть всегда можно.


- Тогда идём. Сам всё увидишь.


Инок пошел в ворота первым.


Ни Алекса, ни отца Онуфрия я во дворе не увидел - не дожидаясь меня, они скрылись где-то внутри. Ну и ладно. Значит, шефу я пока не нужен.


Инок Софроний шел, ни на кого не глядя, заложив руки в рукава широкой рясы. Монахи перед ним расступались. Удивили угрюмые взгляды, которые бросали на паренька пожилые бородатые дядьки. При виде меня многие крестились.


В спину долетал лёгкий, как пёрышко, шепот: "спаси и сохрани"... Уж не знаю, за себя монахи просили, или за мою грешную душу, а только мне стало легче. По крайней мере, "стригоем поганым" не ругались - и на том спасибо.


Обойдя здание монастыря кругом - выстроено оно было, как и многие церковные постройки, в форме креста - инок подвёл меня к подножию колокольни, одинокий шпиль которой соперничал с острыми верхушками елей.


Когда обходили здание, взгляд зацепился за высокую чёрную фигуру. Она стояла на фоне белого камня в рост человека, рядом с одинокой сосной. В первый миг я принял фигуру за морок, или призрака. Но когда подошли ближе, оказалось, что это человек. Глубокий старик. Длинные седые волосы смешиваются с такой же бородой, руки спрятаны в рукава рясы. Глаза у старика были совершенно белыми, без всяких признаков радужки. И всё равно казалось, что он меня видит...


- Это старец Нестор, - словно бы смутившись, быстро проговорил инок и потащил меня дальше.


Что характерно: пока не завернули за угол, я чувствовал спиной недобрый тяжелый взгляд...


Колокольня была каменная, и только на самом её верху размещалась деревянная, открытая всем ветрам надстройка.


Чувствовал я себя уже совсем хреново. Казалось, что сами кости напоены жаром, и вот-вот начнут потрескивать и пускать искры.


- Закрой глаза, - приказал инок.


Не думая, я подчинился, и невольно ахнул. Плетения заклинаний здесь были особенно густыми, мы буквально купались в них по самую шею. Виделись они всё так же: раскалённой колючей проволокой, исходящей из колокольни в разные стороны.


- Поднимемся, - предложил Софроний, я не стал сопротивляться. Хуже, чем сейчас, быть уже не могло - во всяком случае, я искренне на это надеялся.


Внутри белых стен было тихо, сумрачно и немного пыльно. Вверх уходила винтовая лестница, установленная вокруг центрального столба. На самом деле, сооружение было довольно просторным: центральный столб состоял из поставленных одна на другую комнатушек, или келий - в них виднелись каменные топчаны, тусклые образа на стенах и узенькие окошки, которые смотрели не на улицу, а внутрь башни. Бойницы, - понял я. - Если на лестницу ступит враг, те кто забаррикадируются в кельях, смогут отстреливаться сквозь бойницы...


- Вот здесь я и живу, - махнул рукой на одну из келий Софроний. Кроме каменного ложа, в комнатке стоял массивный табурет, на котором стопкой лежало несколько книг. Ещё с десяток ютились на узкой полочке, приколоченной к стене. - Отец Кондратий, памятуя о моём пристрастии к учёбе, разрешил держать библиотеку и учить деревенских ребятишек - тех, кто сами изъявят желание...


Я вспомнил деревенского оборотня.


- Так это ты Гришке Плиния подсунул?


- У него аналитический склад ума. Его развивать надо, а вместо этого... - парень дёрнул острым носом и отвернулся.


Мы вновь начали подниматься. Ступени были основательные, широкие, хотя идти приходилось гуськом: места между стеной колокольни и внутренней башней было довольно мало - на одного человека.


С каждой ступенькой мне становилось легче дышать. Боль уходила, утихала, словно угли залили прохладной водой. Время от времени я закрывал глаза, чтобы увидеть плетения силы, и с удивлением понимал, что башня словно купается в этой энергии, сами стены пропитаны ею. Вера монахов истекала из каждой каменной поры, из всех щелей, струилась вниз по ступеням, как ручей - и она больше не жалила.


- Что случилось? - спросил я, когда мы с иноком остановились перед выходом на деревянную площадку. Я уже слышал пение ветра, и негромкое поскрипывание деревянных досок под его напором.


- Тебе приходилось обжечь палец, и сунув ожог под горячую воду, пережить взрыв дичайшей боли, а затем - полное онемение?


- Думаешь, у меня произошла адаптация?


- Что-то вроде того. Подойдя к центру силы, ты должен был или сломаться, сгореть, или привыкнуть.


- Это ты сам придумал? - вдруг меня снова охватило раздражение. Как он смел решать, жить мне или умереть?


- Я был уверен, что ты справишься.


Казалось, сейчас Софроний протянет руку и покровительственно похлопает меня по плечу. Но он всего лишь распахнул дверь на открытую площадку.


Сначала я обомлел от ветра и простора. Остров был, как на ладони - пушистая меховая шапка посреди гладкой водной глади. Мне представился стеклянный голубой шар, где сверху - небо, а снизу - вода, а в центре, на крошечном пятачке - мы с Софронием...


Я не сразу понял, что мы не одни.


Площадка на вершине колокольни имела восьмиугольную форму. Никаких колоколов здесь, правда, не было, зато в каждом из восьми углов, на низком стульчике, сидели монахи.


Совсем, как в Клетке... - пронеслось в голове.


На коленях у монахов лежали толстые талмуды, исписанные, по-моему, церковнославянской вязью. Губы шевелились, глаза не отрываясь бегали по буквицам, а пальцы жили своей собственной, отдельной жизнью.


Здесь мне даже глаз прикрывать не потребовалось, чтобы увидеть, как та самая огненная колючая проволока выходит из-под пальцев читающих...


- Что это? - спросил я шепотом у инока.


- Можешь говорить нормально. Они всё равно ничего не слышат, - инок прошел меж двух монахов и выглянул наружу, перегнувшись через резные перильца.


И правда: монахи - старый и седой, как дед Мороз, а другой совсем пацан, такой же, как Софроний - даже не пошевелились.


- Это транс, - сказал инок, глядя вдаль, на что-то, видимое ему одному. - Они читают Псалтирь.


Каждый экземпляр - раритет, написанный от руки, - определил я. - На вид - очень древние.


- Они хранят остров от древнего зла, - теперь догадка казалась очевидной. - Их плетения... Они не дают злу вырваться на волю.


- Моя смена начнётся с заходом солнца, - кивнул Софроний. - Длится она двенадцать часов, без перерывов на обед, чай и туалет. Это похоже на сон, в котором ты всё равно устаёшь, словно и не спишь вовсе. И всё, что там, во сне, происходит - случается и наяву, но только с тобой одним.


Сразу вспомнились навки, бой с василиском и утопленники.


- Я знаю, о чём ты говоришь.


- Я знаю, что ты знаешь, - криво улыбнулся инок. - Иначе я бы тебя сюда не привёл, - отвернувшись к горизонту, он продолжил: - Мне кажется, я здесь уже десять лет. Жизнь - не жизнь, а одно лишь служение.


- Кажется? - переспросил я.


- На самом деле - два года, - инок смотрел на озеро так, словно испытывал отвращение.


- И у меня тоже самое, - я подошел к самым перилам. От высоты и простора невольно закружилась голова. - Шеф говорит, что мы прибыли вчера, а по моим ощущениям прошло дня три, или четыре...


- Просто для нас время течёт по-другому. Всё дело в ключевых точках. Для меня это - келья. Просыпаюсь к заутрене, вечером - смена. И так - каждый день. А как у тебя?


- Спальня в тереме. Каждый раз меня будит семнадцатилетняя девчонка.


- Хорошенькая?


- Не без того.


- Значит, тебе повезло больше, чем мне.


Инок отлепился от перил и пошел к двери на лестницу. Взглядом позвал меня...


- А ты тоже сражаешься с чудовищами? - спросил я, спускаясь за ним.


- В-основном, с бумажными, - чернец передёрнул плечами.


- Это что? Ловушка? Подстава такая? Ловят людей и заставляют крутиться в этой временной петле?


- Это дар, - отрезал инок. - Ему нельзя сопротивляться.


- Но ты можешь уйти, - сказал я в спину Софронию. - Сесть на пароход и вырваться из этой петли...


- Наверное, - чернец пожал тощими плечиками. - Только какой смысл?


- Вот ты где! - как только мы с иноком вышли из колокольни, на меня, как коршун, налетел Алекс. - Ищу тебя, ищу. Думал уже пепел веничком собирать...


- Всё в порядке, - сдержанно ответил я.


Значит, шеф обо мне беспокоился, - мысль была не лишена приятности. - Но всё равно без малейшего сомнения привёз сюда, на святую землю...


- Интересный ты человек, рядовой Стрельников, - из-за угла широкими шагами вышел отец Онуфрий. - Мне ещё в учебке так показалось: на вид - полный ботан. Но стержень имеется.


- Я уже не человек, - почему я его до сих пор боюсь? - И не рядовой.


- Это Господь рассудит, во время Страшного суда, - добродушно улыбнулся сержант Щербак. - А пока что, перед Богом, мы все рядовые.


Странно, но инок Софроний был прав: побывав в эпицентре силы, месте её средоточия и исхода, я совершенно адаптировался. Теперь плетения ощущались, как лёгкая щекотка, да и подошвы не грозили более воспламениться.


- Вы обещали показать, э... место самой катастрофы, - напомнил Алекс.


Батюшка сержант кивнул.


- Обещал - покажу. Идёмте, - он оборотил грозный взор на инока. - Софроний, евангелие тебе в руки. Опять отлыниваешь?


- Вы же сами велели отроку колокольню показать...


- Показал? Молодец. А теперь геть отседова.


Чернец совершенно неподобающе подпрыгнул, и подобрав полы рясы, резво рванул куда-то за угол монастырского здания. Вполне возможно что там, поправив одежду и вновь приняв степенный вид, он пошел уже не торопясь...


Вопреки ожиданиям, мы не вернулись к воротам. Батюшка-сержант повёл нас сквозь весь монастырский двор к противоположной стене, где была небольшая калиточка. Незапертая.


За ней сразу начинался лес. Густой, тёмный еловый бор.


Шли недолго. Батюшка-сержант впереди, мы с Алексом следом. Перед самым выходом к отцу Онуфрию подкатился какой-то сивобородый монашек и принялся бормотать, что не след настоятелю свои ноженьки белые по камням ломать... Сержант на него так глянул, что старика ветром сдуло.


- Дисциплинка у них тут аховая, - делился впечатлениями настоятель. - Отец Кондрат, царствие ему Небесное, добрейшей души человек был. Слишком мягок для такой должности.


- Однако исправно руководил скитом... сколько же? - на ходу ответил Алекс. - Лет сто пятьдесят? Или сто восемьдесят?..


- От того и пострадал, - заявил отец Онуфрий. - В благодати долго жить нельзя. Душа от этого становится слишком лёгкая, прозрачная да возвышенная. А для борьбы со злом твёрдо на ногах стоять надобно. Отец Кондрат, - сержант привычно перекрестился. - Слишком уж на святость свою полагался. Особливо в конце...


- Хотите сказать, это он виноват в том, что зло пробудилось? - шеф говорил всё более запальчиво. Я его понимал: сержант Щербак на всех так действует.


- То мне не ведомо, - даже рясу он носил, как военный мундир: ни единой складочки, ни единого пятнышка, крест кипарисовый располагается ровно по центру грудной клетки - всё чётко, всё по уставу... - Одно знаю: не удержал его отец Кондрат. В ту ночь, когда зло на землю-матушку выбралось, вся смена полегла.


Я вспомнил монахов, читающих Псалтирь на открытой всем ветрам колокольне.


- Отец Кондрат спас монастырь, да и весь остров, - тихо сказал Алекс. - Об этом никто не говорит, но я уверен, что лишь благодаря ему вы всё ещё живёте на чистом живом озере, а не посреди нового мёртвого моря.


- Заслуг покойного настоятеля я не умаляю, - так же тихо, остановившись с шефом грудь в грудь на узкой тропинке, ответил отец Онуфрий. - Но и вы меня поймите: зло с каждым днём набирает силу. Всё труднее его удержать, братие с ног валятся, пришлось смены сократить.


- Я могу помочь, - с нажимом продолжил шеф. - Вы же в курсе, что я обладаю нужной квалификацией.


Похоже, спор начался задолго до того, как мы с Софронием спустились с колокольни...


- Верю, - кивнул отец Онуфрий. - Но согласия дать не могу.


- И всё только лишь потому, что я - не монах?


- Кесарю - кесарево, - с нажимом сказал сержант.


- У меня люди гибнут, - сквозь зубы процедил Алекс. - Только сегодня мальчонку не уберегли...


- А вы следите лучше. За своими людьми, - невозмутимо посоветовал отец Кондрат. - Пускай дома сидят, по лесам не скачут.


- Да я!..


- Да у меня!..


Они сошлись грудь в грудь, как два бойцовых петуха. При иных обстоятельствах это немало бы развлекло - затруднюсь сказать, на кого бы я поставил... Но сейчас их конфронтация выглядела глупо и попросту неуместно.


- О каком зле конкретно идёт речь? - громко спросил я, подходя на расстояние удара кулака. Рискованно. Но ничего другого я придумать не смог.


Лезть с призывами успокоиться - только кипятку подливать. А что тут случилось, мне и впрямь было интересно.


Удивительно, но мой вопрос произвёл именно то впечатление, на которое я рассчитывал. Петухи разошлись в стороны.


Отец Онуфрий поправлял рясу по одну сторону высокого белого камня, выпирающего прямо на тропинку, Алекс нервно закуривал по другую... Сама тропинка вилась по самому краю обрыва, лететь с него было метров пятнадцать, а внизу - отнюдь не пляж с белым песочком, а усыпанный острыми осколками обрыв, оставшийся после оползня.


- Вот вы говорите: "Лихо одноглазое", - повторил я, сделав кавычки в воздухе. - А что это такое? Какова его сущность? Можете объяснить?


Алекс фыркнул, как дракон, выпуская клуб сизого сигаретного дыма, и отвернулся.


Думал, сержант меня тоже проигнорирует, но тот лишь терпеливо вздохнул и молвил:


- Сие науке неизвестно.


Я немного помолчал.


- Но что-то же там есть, - в глубине души я восхищался собственной смелостью: возражать сержанту Щербаку! Да ребята мне памятник поставят, при жизни... - Монахи плетут заклятья, на острове плюнуть нельзя, чтобы в силовой барьер не попасть.


- Давно это было, - внезапно сказал отец Онуфрий. - Никто и не помнит уже, как на Валаам эти мощи попали. В Предании говорится, что был это сильномогучий колдун, сиречь - некромант. Похоронили в дальней пещере, вокруг заслон поставили. Подробности есть в тексте, что хранится в библиотеке, да мне он без надобности.


- То есть, никто даже не пытался разобраться в его природе, - уточнил я.


- А им не надо, - откликнулся Алекс. - Чтение святой книги помогает - и хорошо. А в божий промысел людям вмешиваться не след...


- В божий промысел никому вмешиваться не след, - запальчиво подхватил отец Онуфрий. - А то ходют тут всякие, потом вещи пропадают.


Понеслась... Я страдальчески отвернулся и устремил взыскующий взор в небеса. Всё напрасно. Их перепалка будет длится вечно, до конца времён...


- Шеф! - заорал я в следующий миг, дёргая Алекса за рукав одной рукой и указывая другой за горизонт. - Вы это видите?


- Дым, твою налево, - коротко ругнулся шеф.


- Лес горит, - подтвердил отец Онуфрий. А потом гневно зыркнул на нас. - Ненарадовка ваша в той стороне?


- В той, - упавшим голосом подтвердил Алекс.


- Думаете, это сельчане лес подожгли? - спросил я.


- Как бы не их самих кто-то поджег, - буркнул шеф, и внезапно приняв решение, развернулся на тропинке. - Нам пора, кадет.


Я был согласен. Всё существо стремилось на тот берег, где остались Антигона, Гришка, неведомая алкоголичка баба Нюра и другие сельчане, так верившие во всесильного барина...


- А с вами, милейший, мы ещё не закончили, - высокомерно бросил Алекс отцу Онуфрию через плечо. А потом легко побежал по тропинке обратно, к стенам монастыря.


И только вылетев через большие ворота на тропинку, которая вела к причалу и нашему катеру, я сообразил, что батюшка-сержант грузно топает следом.


Громыхнув досками мостков, отец Онуфрий ловко запрыгнул в катер и уселся в кресло рядом с штурвалом.


- А как же кесарю-кесарево? - ядовито осведомился Алекс.


- Это мой приход, - буркнул с независимым видом батюшка-сержант. - Я там каждую душу знаю.


- Ну, раз душу... - и шеф нажал на стартер.


Глава 7


Лес горел. Полыхали верхушки лиственниц, тлели стволы берёз, сосны пока сопротивлялись: толстый слой коры и редкий подлесок не способствовали распространению пламени.


Ненарадовка была в дыму. Он стелился по главной улице, как серый тяжелый туман, втекал во дворы, бился в окна и двери. На коньках крыш, над печными трубами, плясали огненные искры.


- Да что ж такое?.. - Алекс встал в полный рост. - Где староста? - взревел он. - Почему не тушат?


Катер ткнулся в причал, я выскочил, принял конец, брошенный отцом Онуфрием, накинул на колышек... Эти простые действия помогли сосредоточится.


Что-то здесь было не так. Отправляясь на остров, мы оставляли нормальную деревню с вполне вменяемыми жителями. Но сейчас, кроме дыма и в чём-то приятного запаха горящего дерева, я ощущал какой-то неясный, но тошнотворный душок.


Шеф, не глядя на нас, унёсся к границе огня - в промежутках между дальними домами уже мелькали красные жадные языки.


За околицей полыхала копна сена - от неё-то и было больше всего дыму.


Сама деревня словно вымерла. Поспешая вслед за шефом, я не заметил ни одной живой души. Точнее, ни одного человека. Во дворах надрывались цепные псы, в загонах тревожно мычали коровы, громадный чёрный козёл со страху взгромоздился на крышу избы, его рогатый силуэт эффектно выделялся на фоне языков пламени.


Обогнув крайний дом, я встал, как вкопанный. Здесь уже чувствовался жар: ещё терпимый, но обещающий в скором времени превратиться в обжигающий вихрь. За спиной одышливо пыхтел батюшка...


- Грехи мои тяжкие, - пробормотал он себе под нос, оглядывая толпу.


Люди стояли ровно, как на параде. Руки, отягощенные топорами, баграми и граблями - приспособлениями для тушения пожаров - были безвольно опущены. Лица обращены к огню, в пустых глазах отражалось ревущее пламя.


Впереди всех стоял староста. От густых кудрявых волос его и бороды уже шел дым. Прямо за ним, как болванчик, застыл Гришка, рядом - полная женщина в цветастом чёрно-красном платке. Глаза у всех одинаковые, по кукольному пустые.


Перед старостой возник Алекс. Попытался схватить здоровенного дядьку, оттащить от огня, но тот не глядя отмахнулся - да так, что шеф полетел кувырком.


Я тоже попытался схватить ближайшего мужика. Тело его напоминало колоду, твёрдую и неподъёмную. И такую же тяжеленную - даже я не смог сдвинуть его с места.


Огонь подступал всё ближе.


Алекс подбежал к нам. Лицо его было в саже, рукава и полы куртки успели обгореть.


- Одержимы! - крикнул он, перекрывая рёв пламени, и плюнул себе под ноги. - Все, как один. Словно бесы вселились...


- Бесы?.. - вскричал батюшка-сержант.


И ломанулся к старосте, на ходу снимая с шеи пудовый крест. Бежать пришлось в обход толпы. Протиснуться между тесно стоящими людьми было невозможно...


- Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится!


Пророкотав молитву, батюшка огрел старосту крестом. Плашмя, наотмашь, словно хотел пришибить муху, сидевшую у Кирилла Мефодиевича на лбу. Староста вздрогнул, дёрнулся и повалился на колени.


Мы с Алексом бросились к нему.


А батюшка-сержант продолжал размахивать крестом, как кадилом, колотя по чему попадётся всех вокруг.


- Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго...


От прикосновений креста люди вздрагивали, в их глазах вспыхивал разум. Те, кто стояли ближе к горящему лесу, начинали кашлять, падали на колени, утыкаясь лбом в землю, или валились кулем без сознания. Другие, очнувшись и сообразив, что происходит, помогали нам с Алексом оттаскивать пострадавших от огня.


- На руках возьму тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступивши, и попереши льва и змия...


Когда я добрался до Гришки, тот уже очнулся, и сидя на земле, бессмысленно хлопал желтыми глазищами. Уши его были явственно острее, чем должны быть у человека, с рук не сошла пегая короткая шерсть...


- С ним есть в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней восполню его, и явлю ему спасение Моё!


С последним словом молитвы отец Онуфрий встал на пути пламени, раскинув руки, словно собирался остановить пожар своей несгибаемой волей.


К счастью, очнувшиеся сельчане уже катили громадную бочку, установленную на телегу. Катили вручную, взявшись за оглобли по двое.


От бочки протянули брезентовый шланг, заработала ручная помпа...


- Спасибо, отче, - Алекс от души протянул руку батюшке. - Без вас нам пришлось бы трудно.


Отец Онуфрий сдержанно кивнул, руку принял и крепко пожал. В лице его что-то расслабилось, глаза перестали метать молнии.


- Без меня вы бы как есть погорели, - мягко улыбнулся он. - Изгонять бесов тоже уметь надо.


- Вы в курсе, что гордыня - это тоже грех? - невинно спросил шеф, незаметно разминая ладонь.


- Гордыня и гордость - понятия разные. Господь вот за хорошо сделанную работу тоже гордился.


- Эм... А почему пожар начался? - я решил растащить их в разные стороны до того, как богословский диспут перерастёт в банальные разборки. - Вы же велели всем в лес идти, Васятку искать.


- Староста клянётся, что они нашли лёжку Лиха, - охотно переключился Алекс. - Нашли легко: по плачу ребёнка. Нашли, и начали устанавливать, как я велел, железный частокол...


- Но что-то пошло не так, - несколько ядовито вставил отец Онуфрий. - Потому как вместо того, чтобы посылать людей на поиски незнамо чего, вы должны были послать за мной.


- Но ведь кесарю - кесарево, разве нет? - ласково спросил шеф. - Разве мы с вами не должны каждый заниматься своим делом? Вы - спасать души, а я - тела...


- Кстати о телах, - вклинился я. Нет, ну сколько можно разнимать этих бойцовых петухов?.. Даже мой инстинктивный страх перед сержантом несколько поутих, по сравнению с раздражением, которое причиняли их ссоры. - Мальчишку нашли, или нет?


Алекс помрачнел.


- Не нашли. Ни живого, ни мёртвого... Вроде бы услыхали плач, ломанулись всем селом, прибежали - а там пустое место, болотина, только грязь пузырится. А плач уже в другом месте... Потом - в третьем. Измотались, упарились. Кто-то высказал здравую мысль, что это их леший кругами водит.


- Отродясь лесной дедушка детишек не крал, - категорично высказался отец Онуфрий.


А меня всё подмывало спросить: как так получилось, что старый служака, военная косточка, насквозь пропитанная диалектическим материализмом, вдруг уверовал в Господа, постригся в монахи, а теперь вот ещё и в сказки верит... Но я пока не сумасшедший. Нежить я или нет, а приставать к сержанту Шербаку с праздными личными вопросами - дураков нет. Он может и мертвецу такую весёлую жизнь устроить, что гроб с серебряными цепями уютным гнёздышком покажется.


К тому же доказательства крепкой, как стальная подкова, веры отца Онуфрия были на лицо: неверующему изгнать бесов никакая молитва не поможет.


- Дак ведь и я о том же, - горячился Алекс. - Лесной дедушка - озорник, конечно... Девок закружить, что по малину пошли, или охотника заморочить, чтоб живность лесную не истреблял, браконьеров в болото загнать... Но чтобы ребёнка? Да он скорее его к деревне выведет, и мамке прямо в руки и сунет.


- И кому-то пришла гениальная идея пугнуть лешего огнём, - задумчиво сказал батюшка-сержант.


Они с Алексом переглянулись, прекрасно понимая друг друга.


- Это не леший, - догадался я. - Это Лихо. Это оно заморочило людей, надоумило пустить пал, а потом зачаровало. Надо его...


- Молчать! - рявкнул сержант Щербак.


- И правда, заткнись, кадет, - стараясь смягчить грубость батюшки, добавил Алекс.


- Но...


- Зло нельзя персонифицировать, - пояснил шеф, чуть повысив голос. - Нельзя называть, нельзя даже позволять себе ДУМАТЬ о нём, как о чём-то живом, вещественном.


- Ну-да, ну да... - понятливо покивал я. - Чёрный неназываемый пластилин...


- Зло переиначивает всё, чего ни коснётся, - тихо добавил отец Онуфрий. Попытался оттереть рукавом рясы закопчённый крест, но плюнул, и повесил на грудь, как есть. - Был лесной дедушка - стал леший...


- Были леснянки-дриады, стали навки, - подхватил Алекс.


Я вспомнил чёрные глаза в пушистых ресницах... Моргнул, потряс головой.


- Был безобидный геккон - стал василиск?


- Очень может быть, - согласился Алекс. - К тому же, у страха глаза велики...


Шрам от когтя василиска начинался под волосами и заканчивался где-то возле крестца. Не думаю, что его можно объяснить только страхом.


Стояли мы возле нашего терема. Пожар давно потушили, люди разбежались по домам - проверить, не тлеет ли где крыша или сено в овине. Только мать Васятки всё ещё бродила по пепелищу - ветер доносил её причитания.


Алекс пригласил батюшку к нам, восстановить силы после импровизированного ритуала экзорцизма, а заодно и благословить господский дом - давно собирался, да всё руки не доходили.


Сейчас это имело особую актуальность: в свете разбушевавшегося лиха охранительная молитва - это всё равно, что высокий железный забор.


А слово отца Онуфрия, как мы сами только что убедились, было покрепче иного забора...


- Звезда моя! - привычно заорал Алекс в горницу. - Спускайся, гости у нас.


А в ответ - тишина. И нехорошее предчувствие.


- Антигона?.. - я взбежал на второй этаж, заглянул в свою спальню, в девичью светёлку - пусто. Выйдя на балкончик, оглядел озеро - словно надеялся увидеть невысокую крепенькую фигурку, идущую по воде, аки посуху...


Впрочем на пристани кто-то сидел. Да вот же она! Сидит, свесив босые ноги к самой воде, удерживая высоко над головой бамбуковую удочку и преспокойно наблюдая за поплавком. На голове Антигоны была огромная соломенная шляпа. Ну конечно, у неё же кожа белая, как молоко... Обгореть - раз плюнуть.


Бормоча на ходу: - нашла время рыбку ловить, когда все на ушах стоят... - я через три ступеньки рванул вниз, перемахнул порог, и пока Алекс меня не заметил, устремился к мосткам.


- Вот ты где! - сдёрнув с головы девчонки шляпу, я онемел.


Это была не Антигона.


Собственно, это вообще была не девчонка, а белобрысый пацан лет десяти. С коричневой от загара кожей, облупленным носом и смеющимися, синими, как вода в озере, глазами.


- Чего-то ищете, дяденька стригой? - немного насмешливо спросил мальчишка.


- Э... Девчонку ищу. Которая с нами приехала. Ты её не видал?


- Рыжую такую? Конопушки по всей коже... В зелёном платье и сандалетах на босу ногу?


Я кивнул. А сам так и чувствовал, что он сейчас скажет: - Нет, не видал я вашей девчонки...


- Она в лес пошла, Васятку искать.


Мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем слова пацана дошли до мозга.


Но как только дошли, я как укушенный кинулся в терем, вопя во все лёгкие:


- Алекс! Шеф!..


Споткнулся о порог, с грохотом растянулся, чувствуя кровь во рту - это я прикусил язык - вскочил и вылетел на парадное крыльцо.


- Антигона, - выдохнул я в лицо Алексу, который, заслышав мои вопли, устремился в горницу... - В лес пошла, пропавшего пацана искать.


Ни когда отец Онуфрий "благословлял" крестом одержимых сельчан, ни когда мы тушили пожар, никто и словом не обмолвился о девчонке.


Слава Богу, Алекс быстро сообразил, что к чему. Бегом устремился он к опушке леса, туда, где ещё дымились отдельные стволы, где всё было черно от пепла и удушливо пахло гарью.


- Откуда ты узнал, что она в лес пошла? - спросил на бегу батюшка-сержант.


- Да пацан на сходнях, рыбу ловил...


Я махнул в направлении причала, но там уже никого не было.


В лесу было темно, душно и жарко. Пепел взметался лёгкими облачками при каждом шаге. Алекс и батюшка обернули лица чистыми платками, я же подумал, что нежити это ни к чему. Через десять минут пожалел. Пепел забивался в нос, чесался в горле, оседал жирной плёнкой на языке... Платка у меня не было. Пришлось снять рубашку и обмотать лицо ею, оставив только глаза.


- Сколько деревьев погибло, - пробормотал я, пробираясь меж чёрных стволов.


- Лес восстановится, - отец Онуфрий колупнул ногтем чёрную чешуйку коры - под ней обнаружилась живая белёсая древесина. - Лиственница - это такой зверь! В любом пожаре устоит. Только иголки сбрасывает, так они по новой отрастают... На будущий год и следа от гари не останется.


- Ты что-нибудь чувствуешь, кадет? - спросил Алекс.


Он нарезал круги, как бешеный спаниэль, и уже задыхался. Повязка перед ртом была чёрной.


- Только гарь, - я потянул носом и чихнул. - Надо было Гришку брать.


- Собачий нос нам тут не помощник, - отмахнулся шеф. - Ты другим свои чутьём прислушайся. Поищи: есть тут кто живой?


- Тогда я подальше отойду, - подумав, предупредил я. - А вы на месте стойте, не двигайтесь.


И я пошел. Не выбирая направления, бездумно ставя ноги туда, где видел ровное место. Когда биение сердец Алекса и отца Онуфрия стало походить на далёкое тиканье часов, остановился и прислушался.


Закрыл глаза, распахнул руки, поднял лицо к далёкому небу и принялся поворачиваться на месте, изображая стрелку компаса.


Постепенно я отключил все чувства: перестал ощущать запах гари, мягкое тепло солнечных лучей на коже, хруст горелых шишек под подошвами ног... Хорошо бы, я был один. Я до сих пор слышал дыхание шефа, сердитое и настороженное дыхание батюшки-сержанта, сдвоенное биение их сердец...


Но вот к этим сдвоенным ударам примешался третий. Он стучал ровно, гулко, но слишком тихо. Видать, далеко... Не открывая глаз, я пошел на звук.


В голове билась мысль: это не она. Это кто-то другой. Медведь, лось, может быть, рысь... Но в глубине души я понимал, что всё зверьё давно разбежалось, и никого живого здесь вообще не может быть.


Под ногами хрустело всё сильнее, сквозь подошвы кроссовок я ощущал жар едва затихшего пламени. Стволы деревьев вокруг едва слышно потрескивали, отдавая тепло. В овражках, занесённых хвоей и прошлогодними листьями, можно было спокойно печь картошку.


Батюшка с Алексом давно остались где-то позади: я шагал по самому эпицентру пожара, в самой его сердцевине. Там, где живому человеку попросту не выжить...


Я чувствовал, как от горячего воздуха съёживаются лёгкие - и просто перестал дышать. Приходилось часто моргать, чтобы не ослепнуть, волосы на голове сделались сухими и ломкими, как паутина.


По плечам, по штанинам пробегали горячие искры.


Но я чувствовал биение сердца. И самое загадочное: рядом, впритирку, прорезалось ещё одно: слабое и тихое, как пульс ребёнка.


Мальчишка! - догадка сверкнула, как молния. - Антигона нашла Васька и они сумели схорониться от пожара...


Она же умная, наша девочка. Поэтому и не пошла искать пацана вместе со всей кодлой... Она его отыскала, а когда начался пожар, придумала, как от него укрыться.


После этой догадки я принялся заглядывать во все щели: переворачивал громадные валуны, ворошил под корнями, осторожно тыкал палкой в наполненные пеплом ямы...


Этого не может быть, - твердил мой разум. - Здесь было так жарко, что спеклась даже земля. Ничто живое не могло выжить... Но в то же время, глаз выхватывал яркое зелёное пятно: незнамо как уцелевший куст костяники с кроваво-красными ягодами. А там, подальше - дорожка свежего мха, и папоротник на взгорке...


И вдруг я подскочил. Глазам не верю! Укутавшись в свою плащ-палатку так, что только борода торчит, в брезентовых рукавицах, в кирзовых растоптанных сапожищах, серых от пепла, меж двух распадков стоял Векша. И указывал на склон...


Глаза мазнули по сколоченным вместе тонким брёвнышкам, устремились дальше, вернулись...


Если бы не Векша, я бы прошел мимо. Брёвнышки были словно прислонены к невысокому пригорку, и только вглядевшись как следует, я сообразил, что это - дверца в землянку. Охотничий схрон, какие оставляют деревенские жители, чтобы не таскать по лесу кучу барахла...


Ниточка сердцебиения шла именно оттуда.


Моё собственное сердце уже колотилось где-то в горле. Не чувствуя жара, не позволяя себе ни на миг задуматься, я принялся откапывать дверку от пепла и скрытых под ним горячих угольев. Пальцы покрылись волдырями, ногти облезли. Ругая себя за глупость, я подобрал палку и начал расковыривать проход ею. Векша всё время был рядом. Оттаскивал выломанные брёвнышки, расчищал проход, хватая уголья рукавицами и отбрасывая их в сторону...


Наверное, он облился водой, - думал я. - Так делают пожарники: обливаются водой с ног до головы, а потом идут в пекло... Ведь его тоже не было возле деревни, среди замороченных селян!


Мысли скакали, как блохи на сковородке.


Довершили дело, пинками расшвыряв остатки брёвен, и ворвались в избушку.


Глаза не сразу привыкли к полумраку, нос всё время чесался от запаха гари...


Только бы не угорели, - пробормотал я, лихорадочно оглядываясь. - Только бы не угорели.


- Антигона! - крик мой был отчаянным, свирепым.


- Здесь...


Голоса доносились будто из-за стены. Приглядевшись, я различил ещё одну дверцу - в подпол или погреб, она была устроена в земляном полу и прикрыта старым половиком.


Рванув ручку, я вырвал дверцу из петель и спрыгнул внутрь. Здесь было не так дымно и почти прохладно...


У дальней стены, подогнув ноги, сидела Антигона. На её руках мирно спал мальчишка лет четырёх.


Слава Богу, - подумал я. - Святый Боже, Святый милосердный, спасибо тебе за то, что спас её. Спасибо, спасибо, спасибо...


Слова шли откуда-то изнутри, я даже особо не задумывался над тем, что сейчас слетает с моего языка. Главное - она была жива. Где-то на краю сознания я понимал, что должен радоваться и найденному мальчишке, но мысли об Антигоне, облегчение от того, что я её вижу, было сильнее.


Прислонившись к стене, я сполз на землю и вытянул ноги. Нужно отдышаться. Перетерпеть, пока пальцы на руках не покроются новой кожей, пока из лёгких, превратившихся в заскорузлые тряпочки, не выйдет весь пепел, а потом уже укутывать Антигону с пацаном в куртку и тащить сквозь лес к дому...


- Вставай, соня!


Вздрогнув, я открыл глаза. Рывком сел, ухватил Антигону в охапку и прижал к себе. От её волос пахло хвойным мылом и озером, а кожа была тёплой, и под ключицей билась горячая жилка...


- Э... И я тоже рада тебя видеть, - замешательство в голосе девчонки мешалось с недоумением. - Там шеф лютует. Хочет куда-то плыть прямо щас, а ты тут дрыхнешь.


Почувствовав ломотьё в клыках, горячую жилку под тонкой белой кожей, я оттолкнул девчонку от себя и потянулся.


- Ты ступай, - в горле так пересохло, что язык казался высохшей губкой. - А я оденусь и спущусь.


- Ну дак ты поторопись, - Антигона вскочила, раздёрнула шторы, впуская яркий и весёлый утренний луч. Распахнула дверь на балкончик, обернулась - солнце окружило её голову светящимся нимбом. И улыбнулась. - Знаешь, а я рада, что мы вместе отдыхать приехали, - сказала она. И послав мне воздушный поцелуй, ускакала.


А уж как я рад, - найдя джинсы рядом на стуле, я потрогал непривычно жесткие, стоящие колом штанины, поискал глазами майку...


Когда-то белая майка с логотипом Нирваны больше походила на мелкоячеистую сетку. Вся в прожженных искрами дырках, серая от копоти. От куртки так несло гарью, что меня чуть не вывернуло.


Отыскав в рюкзаке, оставленном Антигоной, рубашку-хаки и такие же штаны, я наскоро причесался пальцами - от волос, кстати, тоже несло гарью - и пошел вниз, в горницу.


Там уже раздавались молодецкие крики:


- Звезда моя! Куда ты девала удочки?..


- Несу барин, не извольте беспокоиться!


- Я тебе дам, барин! Никакой субординации...


- Так мы ж в отпуске.


- И то верно. Извини. Ладно, отдыхай, удочки я сам найду...


- Да я их уже в катер снесла, вместе с наживкой. Червяки здесь родятся - ух и толстые. Прямо как змеи с глазками!


- Змеи? А ты часом не ошиблась?


- Да что я, батюшка Алесан Сергеич, червяка от змеи не отличу?..


Их добродушная перепалка меня успокоила. Раз есть время на такие глупости, раз шеф собирается всего лишь на рыбалку, значит, всё не так плохо.


- А, проснулся! - походя, Алекс похлопал меня по плечу и лучезарно улыбнулся. - Собирайся. На рыбалку пойдём. Кириллыч в лодке уже храпака даёт. Быстренько сплаваем, наловим окуньков на уху, а потом - праздник.


- К-какой праздник? - не глядя, я шагнул на ступеньку. Пятка соскользнула, и цепляясь за перила, я сверзился с последнего пролёта. Потёр шишку на затылке...


- А в честь нашего приезда. Для деревенских это - событие. Кто я такой, чтобы запрещать людям веселиться...


- А когда мы приехали?


- Окстись, кадет! Вроде не пьющий... Вчера мы приехали, вчера! Ты ещё с Гришкой сцепился, ну а потом в баньке вместе парились. Давай, не заставляй себя упрашивать, мон шер. Здесь такая рыбалка!.. Не пойдёшь - сам сто раз пожалеешь.


Разобравшись в руках и ногах, я сбегал на кухню и напился воды прямо из чайника. Полегчало. Плеснул горстью в лицо, растёр грудь, не обращая внимания на то, что рубаха спереди стала влажной.


Твёрдыми шагами вернулся в горницу, поймал шефа за шиворот и развернул к себе.


- Ты чего, кадет, совсем нюх потерял? - ласково спросил Алекс. - Отпуск - отпуском, но понятие-то надо иметь.


- Поговорить надо, - сказал я и увлёк сопротивляющегося шефа к кухонному столу. - Рыбалка подождёт.

Глава 8


- Ну, мон шер ами, если ты такие байки навострился травить, то и до стихов скоро дойдёшь.


- Вы же знаете: я ничего не выдумываю.


Я угрюмо смотрел на шефа поверх пустого стола. Антигона порывалась устроить чаепитие, но я, не спрашивая разрешения Алекса, услал её в деревню: молочка парного прикупить, яичек, картошечки... Девочка посмотрела на меня, как на психа - мне-то нафига парное молочко? Но вслух комментировать не стала. Сообразила, что нам с шефом наедине остаться нужно.


Всё-таки молодец она. Был бы я живой - непременно женился бы...


- Тогда выходит, не один ты в петле сидишь, - достав сигареты, шеф распахнул окно и привалившись к подоконнику, закурил.


- Это как?


- Ну вот смотри: тебе кажется, что время идёт нормально. Каждый день у тебя разнообразные приключения, что-то всё время происходит...


- Да уж, - я почесал шрам на спине, нашарил ленточку в заднем кармане, укололся о чешую...


- Но для меня - это всё то же самое утро. Мы только что приехали, и собираемся на рыбалку. Из того, что ты рассказал - я ничего не помню. Так что ещё вопрос: для кого эта временная петля предназначена?


- Тогда уж не петля, а "лента Мёбиуса", - неловко пошутил я. - Мы находимся в ней оба, только на разных полюсах. Интересно, а Антигона - тоже?.. И сельские жители...


- Скорее всего, мы это не узнаем, пока не вырвемся.


- Инок Софроний говорил, пока отсюда не уедешь - петля не выпустит.


- Это он так считает. К тому же, мы всё-таки не на острове. А значит, это "зло" - шеф сделал кавычки в воздухе - на нас влияет гораздо меньше. Проточная вода, и всё такое.


- У меня большие сомнения насчёт того, что "зло" находится на Валааме, - я задумчиво колупал щепочку, отставшую от стола. Просто хотелось занять руки, чтобы не тянулись всё время чесать шрам... - Мне кажется, что оно где-то в лесу. Навки, василиск, пожар этот... Страшно подумать: а если бы я не нашел Антигону с мальчишкой? А если бы там не оказалось этого мужика, Векши, и я просто бы сгорел, блуждая по пепелищу?


- Что бы было, если бы Антигона погибла в "твоей" петле - признаться, и я не могу сказать, - задумчиво произнёс Алекс, затушил сигарету в черепаховой пепельнице и вернулся за стол. А потом поднял на меня недоумённый взгляд. - Векша? Какой ещё Векша?


- Да мужик этот, за старостой всё время таскается... - я встал и налил из чайника полный стакан воды. Стакан был старинный: гранёный, мутного зеленоватого стекла. - Плащ-палатка, кирзачи растоптанные, борода лопатой... Да вы должны его помнить: он и в вечер нашего приезда здесь крутился. Со старостой. Разве что имя я не так расслышал...


- Мон шер, в Ненарадовке нет никакого Векши, - проникновенно прижав руки к груди, сказал Алекс.


- Ну вы же давно здесь не были, может, появился...


- Не может.


- Уверены?


- Убеждён.


Я пожал плечами. Интересное кино: мне ещё и призраки мерещатся. Может, я просто сошел с ума? Глюканул на почве кровяной диеты?


- Ты пойми, Сашхен: Ненарадовка - место особое, потаённое. Сюда не всякий прохожий забредёт. И если б кто лишний заявился - мне бы доложили. Без вариантов.


- Ладно, проехали, - выпив третий стакан воды, я подошел к окну и уставился на кромку леса. Была она не так уж и далеко, через пустырь. От опушки тянулась наезженная грунтовка - мы по ней в село приехали. Что характерно: по дороге кто-то шел. Походка, прикид, общее ощущение выдавали в нём чужого.


- А вот и прохожий, - я кивнул на незнакомца. - Вестимо, к нам намылился...


Алекс мгновенно оказался рядом со мной, у окна. Долгих две минуты разглядывал пришельца - тот успел подойти почти к самому крыльцу - а потом посмотрел на меня:


- О наших приключениях - ни слова. Петлю мы разорвём, даже не сомневайся. Сегодня же в лес пойдём. А пока...


- Бог в помощь, - раздалось от парадной двери.


- Морду кирпичом сделай, - раздался шепот Алекса, а в следующий миг он умчался встречать.


- Ба! Какие люди, и без охраны... Чем обязан?


Подходить к незнакомцу шеф не спешил. Я вообще стоял в дверях кухни и разглядывал гостя издалека.


Парень лет двадцати. Но лысый. Чёрные футболка и джинсы, эффектный кожаный плащ до пяток, как у Нео. На шее - серебряный ошейник с шипами наружу, на майке - намалёванная серебряной краской перевёрнутая пентаграмма.


Морда у парня была неуловимо азиатская: раскосые глаза, смуглая кожа, подбородок в редкой неопрятной щетине... Кстати о коже: всё, что было видно из-под одежды - лицо, шея, руки - покрыто татуировками. Кинжалы, розы, красотки... Меж картинок, органично в них вплетаясь, вились тонкие письмена.


Пахло от чужака матёрой ганжей. Словно он дунул только что, прямо за порогом, и даже выдохнуть не успел.


- Входите, милостивый государь. Гостем будете.


Гостеприимство Алекса было напускным. Он даже не пытался этого скрывать: руки не подал, и вопреки приглашению, парня в терем пропускать не собирался.


- Не гостить приехал, - надменно отозвался парень. - С инспекцией. От Совета.


Не разуваясь, он обошел Алекса, и нагло протопал в горницу, грохоча подкованными сапожками.


- М-да, обстановочка тут у вас... Прошлый век-с.


На меня он кинул всего один взгляд. И как-то сразу стало ясно: друзьями нам не быть...


Алекс мгновенно оказался рядом с парнем, вытянулся во весь рост и глядя в глаза, отчеканил:


- Ты мне баки-то не забивай, вьюнош. У нас своя юрисдикция, Совету не подвластная. На то и грамота имеется, за подписью и печатью Светлейшего князя. Так что не обессудь, - он ловко ухватил парня за руку, закрутил за спину и стал подталкивать к выходу.


- Ну ладно, ладно, - парень как-то сразу сдулся, помолодел. - Извините. Ошибочка вышла, больше не буду...


- А чего припёрся?


Когда нужно, мой шеф становится очень неприветливым.


- Помочь хочу.


- Так... - Алекс выпустил руку задержанного и развернул его к себе лицом. - А вот с этого места поподробнее. Откуда узнал, где мы? Как смог Ненарадовку отыскать? Зачем в помощники набиваешься?


- Чумарь! - вскричал я. Парень вздрогнул.


Всё время, пока они препирались с шефом, я пытался вспомнить, где я его мог видеть. И как только гость перестал изображать из себя важную птицу - я его узнал.


- Чумарём я был год назад, пока не помер, - улыбнувшись, ответил он. - А сейчас я Аника.


В улыбке не хватало переднего верхнего резца.


- Я тебя в ютубе видел, - пояснил я свою догадливость. - А потом в клубе у Владимира... Как его там? "Вяленый баклажан". Рэп-баттлы.


- Молодой непризнанный гений, - ядовито прокомментировал Алекс. Оказалось, нового знакомого он прекрасно знает. - Стихи строчит - как из пулемёта. Качество оставляет желать лучшего.


- А вы завидуйте молча, - осклабился дерзкий рэпер. - Я, между прочим, самый молодой из принятых в Совет Бессмертных.


Я вспомнил паренька из питерского поезда. Тому лет двенадцать было...


- Ну, насколько ты бессмертен - только время покажет, - философски пожал плечами Алекс. - Так что говори: зачем на самом деле пожаловал?


- Я и правда от Совета, - парень поёжился, поплотнее запахивая полы плаща. - Просили узнать: не нужна ли помощь?


- И какого рода, по их мнению, помощь нам требуется? - шеф внимательно следил за лицом парня.


Я, стоя сзади, принюхивался: ложь - она тоже свой запах имеет...


- С этим вот помочь, - гость мотнул подбородком в мою сторону. - Владимир сказал, убить его хотят. Вот Совет меня и послал.


- Совет, или всё-таки Светлейший князь? - проницательно спросил шеф. Я понял это так: именем князя голословно прикрываться - себе дороже. Так что здесь он врать не станет.


- Ну, не послали, - парень покаянно повесил голову. - Я сам вызвался. А чего? Мне практика нужна! В Москве не много навоюешь... Скучно же.


- И с кем вы, милостивый государь, собрались воевать? - поднял бровь Алекс. - Здесь глушь. Деревня. А у нас - законный отпуск. Рыбку вот ловим, - он указал на удочки. - По грибы ходим. Так что, воевать - разве что, с комарами.


Шеф хотел его слить, по-тихому. Но по лицу парня было видно: уезжать он не собирается.


- Да ладно вам, - усмехнулся гость. - Вы в Москве такого шороху навели - долго вспоминать будут. Думаю, здесь вы тоже не пятки чешете. Возьмите в команду - не пожалеете.


- Место в моей команде ещё надо заслужить, - высокомерно отрезал шеф.


- Стало быть, мертвяк вонючий, стригой поганый - важнее человека?


Алекс держался на честном поросячьем слове. Ещё одна выходка этого недоумка - и самообладание шефа сдует, как белых яблонь дым.


- Ты вот серьёзно сейчас, да? Наездами на моего напарника решил себе место обеспечить? - невинным тоном уточнил он.


- Уж простите, коли обидел, - гость деланно поклонился. - Да только кесарю - кесарево.


Это он хотел сказать, что живые, мол, должны с живыми тусоваться, а нежить - с нежитью...


Алекс лишь фыркнул, как он это умеет - одним этим звуком выражая несогласие, презрение и готовность оспорить любые аргументы.


- Как ты нас нашел? - спросил я, чем заработал острый неприязненный взгляд.


Он специально Алекса злит, - понял я. - Хочет от скользкой темы увести...


- Присоединяюсь к вопросу, - процедил шеф.


Гостя мы зажали плотно: я стоял в дверях кухни, Алекс занял оборону возле лестницы на второй этаж. Деваться парню, кроме как на улицу, было некуда.


- Ой, да следил я за вами, понятно? Следил! Неделю уже в засаде... На вашего ручного стригоя многие зарубились...


Я не выдержал. Ускорившись на пол секунды, метнулся к парню и возник у него за плечом. Придавил шею специальным захватом - наследие уроков сержанта Щербака, кстати.


- Никто не имеет права называть меня ручным стригоем...


Я с трудом удержался, чтобы не порвать ему вену. Она была рядом, такая близкая, такая доступная...


К моему удивлению, он не испугался. Легко вышел из захвата, двигаясь почти так же быстро, как и я, повернулся, выбросил руку в сторону моего носа - я с трудом избежал удара.


Присел, собираясь бросить его на пол ударом снизу, но парень легко уклонился и пошел в атаку. Наглая улыбка не сходила с его губ. В глазах плескалось превосходство, движения были выверенными и умелыми.


Разнесём к чёртовой бабушке весь терем, - подумал я, вставая в стойку, и тут дверь с улицы отворилась и на пороге возникла Антигона.


- А чё это вы тут делаете, а? - громко спросила девчонка. Мы замерли в причудливых позах.


На ней были спортивная маечка в обтяжку, короткие шортики и белые носочки с кроссовками. Волосы свободно рассыпаны по плечам и только надо лбом удерживаются белым ободком.


- Кто-нибудь у меня сумки заберёт?


Я прекрасно знал, что две корзины с продуктами для нашей девочки - не тяжесть. Просто она таким образом решила разрядить обстановку. Даже не знаю, рад я этому, или нет... Всё-таки хотелось этого татуированного в бараний рог скрутить. Чтобы знал своё место.


Так получилось, что мы оба бросились к Антигоне. Я схватил одну корзину, непрошеный гость - другую.


- Простите, милая мадемуазель за то, что вам пришлось стать свидетельницей столь нелицеприятной картины, - разлился соловьём Чумарь. - Разрешите представиться: Аника - маг.


- Имя-то почему бабское? - спросила Антигона, разглядывая пришельца. К моей радости - без особого удовольствия.


- Производное от Николая, - осклабился парень. - Просто Коля - это так банально... А вас как по батюшке?


- Батюшка у нас на всех один, Алесан Сергеич. А звать меня - Антигона.


- Бог мой! Бессмертный Софокл! "Сестра моя любимая, Исмена! Не знаешь разве, Зевс до смерти нас обрёк терпеть Эдиповы страданья?"


- Образованный, значить? - фыркнула девчонка. - Ну-ну...


Алекс тронул меня за плечо и молча кивнул на дверь чёрного хода.


Вышли, но шеф не остановился, пока мы не добрались до самого края причала - дальше были только холодные воды озера.


- Что будем делать? - я говорил, а сам всё оглядывался на дверь в терем. Антигона там одна, с этим...


- Придётся оставить, - Алекс говорил так, словно речь шла о бездомной собаке.


- Но он же явно засланный казачок!


- Держи друзей близко, а врагов - ещё ближе, - знакомая поговорка? Да что ты всё оглядываесся?..


- За Антигону боюсь. Как бы он её не обидел...


- Это его проблемы, - отмахнулся шеф. - Ты лучше сюда слушай: казачка прислали по твою душу.


- Согласно христианского канона, у меня больше нет души, - мрачно отрезал я. Кулаки чесались.


Размахнувшись, Алекс отвесил мне подзатыльник. Всё-таки рука у шефа тяжелая: искры из глаз так и посыпались. Вместе с искрами ушла и злость.


- Лучше? - спросил шеф.


- Да, спасибо.


- Это он тебя специально провоцировал.


- А я не знаю?.. Только от этого не легче. Шеф, а нам правда нужно его оставлять?


- Сам не уйдёт. А если выгоним - схорониться где-нибудь неподалёку, и будет строить каверзы.


- Ладно, я понял. В лес-то когда пойдём?


- Вот прямо сейчас и пойдём. Гостя дорогого Антигона приголубит.


- Вы серьёзно? Оставлять её наедине с этим отморозком?


- Повторяю: это его личные половые трудности. Расслабься.


- Легко сказать...


- Да можешь сам убедиться, - усмехнулся шеф. - Иди, иди. Тока трубу оставь, мне позвонить нужно.


Отдав Алексу телефон, я со всей возможной поспешностью направился в терем. Шрам нестерпимо чесался, чешуя в кармане колола кожу прямо через штаны...


Войдя, застыл, как вкопанный.


Гость наш незваный намывал посуду в тазике. Увидев меня, подмигнул, улыбнулся щербатым ртом и вернулся к своему занятию.


Антигона невозмутимо чистила картошку.


Рассудив, что здесь мне больше делать нечего, я поднялся к себе, переоделся, рассовал по карманам необходимые вещички, и вышел на улицу - теперь с парадного. В кухню даже заглядывать не стал: оттуда слышались мирные голоса и стук чайных чашек.


- Ну что, убедился? - Алекс уже ждал, в той же камуфляжной куртке и охотничьей шапке.


- Круто. Я даже завидую.


- Не зря её Горгонидой кличут...


- Я думал, это вы прозвище придумали. Ну типа: Горгона...


- Она тебе никогда не рассказывала, как мы встретились?


- Упоминала только.


- Ну, может, и расскажет ещё.


В лес вошли молча. Понимали оба: строить какие-то планы, договариваться о чём-то - не имеет смысла. Тут всё зависит от удачи...


- Вот здесь горельник начинался, - показал я. - Дальше - хуже.


Сейчас здесь был обычный смешанный лес: берёзы, лиственницы, осины... Подлесок очень густой: шиповник пополам с малиной создавал непролазные заросли, все открытые участки поросли костяникой и папоротником. На солнечных местах у самой земли стелились резные листики земляники.


- Где навок встретил, показать можешь? - спросил Алекс.


Я огляделся. Может, на той поляне? Или на этой?..


- Темно было, - сказал я. - К тому же, нас к навкам Гришка вывел. Я тогда за дорогой и не смотрел. Помню только, что недалеко. И коряга такая, гнутая...


- Ладно, - Алекс почесал чуб, поправил шапку. - Значит, будем ждать.


- Чего?


- Чего-нибудь. Ночи, василиска, чуда лесного... Главное - не разлучаться. Иначе опять утром в собственной кровати проснёшься, а я ничего помнить не буду.


- Может, оно и к лучшему, - буркнул я.


- Чего это?


- Хмырь этот московский не появится.


Алекс остановился. Достал ножик, надрезал кору на лиственнице, оставляя незаметный значок.


- Ты пойми, кадет: всё, что приключилось - и утопленники в озере, и пожар - это было. Просто для тебя одного. Люди, с которыми ты контактируешь - реальны.


- Если мы разорвём петлю, куда вернёмся? В первый день, или же в последний? К пожару?


- Кто бы знал, кадет. Кто бы знал...


Зашли мы уже довольно далеко. Лес стоял тихий, глухой, нехоженый. Берёзовые светлые рощи давно остались позади, здесь было царство вековых синих елей.


Говорить было не о чем, да и боязно: всё время казалось, что кто-то идёт рядом и слушает. Не хотелось думать, что это наш незваный гость, но всякое в жизни бывает.


Стало темнеть, солнце, проглядывая сквозь колючие ветки, казалось багровым воздушным шаром. От земли шел сырой запах прелых листьев, слежавшейся хвои и еловой смолы.


Лица моего коснулась тонкая нить паутины...


Я остановился и поймал шефа за рукав.


- Ты чего?


- Кажись, начинается.


Оглядевшись, я заметил серебристые сети, протянутые меж стволов. Там, там и ещё тут... В каждой сидело по откормленному владельцу.


Что характерно: гнус, облаком роящийся возле лица, в паучьи сети не попадал...


- Что начинается? - спросил Алекс.


- Изменённая реальность, - я не смог подобрать другого термина. - Пауки, сумерки и гнус. Слышите, как пищит?


- Нет здесь никакого гнуса, - удивился шеф. - Да и солнце ещё высоко...


- Значит, я прав.


Я упорно цеплялся за рукав Алексовой куртки. Казалось: стоит разжать пальцы, и я снова окажусь один, лицом к лицу с какой-нибудь тварью...


- Давай сделаем так, - мягко сказал шеф. Подошел ко мне вплотную, снял куртку и вывернув её наизнанку, надел один рукав. - Второй надевай ты, - предложил он.


Затем вытянул ремень из штанов и связал наши ноги - мою правую и свою левую.


- Идти неудобно будет, - сказал я. Но в целом, я его идею уловил.


- В этой жизни много чего неудобно, - кивнул шеф. - Но мы ж не жалуемся.


И мы поковыляли дальше, как импровизированные сиамские близнецы. Идти и правда было тяжело: я чуток повыше, чем шеф, да и в плечах пошире. Куртка жалобно потрескивала, натягиваясь в швах, но держалась.


Идея была вот какая: в русских, да и не только сказках, на "тот" свет могут попасть только люди, у которых одна нога и одна рука. То есть, половинка человека. Считается, что вторая и находится "по ту сторону", в другом измерении... А навыворот одежду носят всякие волшебные существа: лешие, полевики, кикиморы...


Вот мы и шагали по лесу, как трёхногое и двухголовое чудовище - чем не сказочный персонаж?


Идти в ногу приноровились быстро, хотя и чувствовал я себя довольно глупо.


- Ну, как дела, кадет? - голос у шефа был чуть запыханный, с присвистом. - Солнце не село? Пауки не мерещатся?


- Да вроде нет...


И правда. От наших странных эволюций я проснулся, взбодрился и ничего подозрительного вокруг не видел.


Векша шел немного впереди. Старая берданка на его плече размеренно поднималась и опускалась.


Вздрогнув, я пригляделся получше: нет, он мне не мерещится. Более того, мужик уже какое-то время топает перед нами, как бы показывая дорогу. Я принял его появление как должное, даже не почесался...


- Шеф, - негромко позвал я. - Вы его видите?


Некоторое время Алекс молчал. Он словно принюхивался, трогал свободной рукой воздух впереди и шевелил пальцами, как слепой.


- Так вот ты о чём, - сказал он наконец с каким-то облегчением. - Это тень. Призрак. Он бесплотный...


- Бесплотный? - я чётко видел берданку, выцветший брезентовый капюшон, накинутый на голову... Даже походку его я уже мог узнать из сотни! - Он же мне брёвна помогал растаскивать. Пожар тушил. Без него я бы Антигону не нашел.


- Брёвна раскидал ты сам, - упрямо гнул своё шеф. - Антигону нашел по сердцебиению - ты мне рассказывал, помнишь? А Векша? Наверное, это твой личный призрак. Из прошлого. Подумай: он никого тебе не напоминает?


- Нет, - решительно сказал я.


И разозлился: почему шеф мне не верит?..


- Ладно, не кипятись, - Алекс угадал моё состояние. - Призрак и призрак. Главное, что он безопасен.


- Почему вы так уверены? А вдруг он - посланец этого... ну, которого называть нельзя?


- Лиха, что ли? Вряд ли. Он бы нас в чащобу завёл, в болоте утопил.


- Так он и завёл, - сказал я, останавливаясь на краю поляны. - Понять бы ещё, куда.


Призрак прошел сквозь высокий забор, словно его и не было.


Вышли мы на обширную поляну, расчищенную от кустов малины и другого подлеска. Посреди поляны стоял большой терем - крыша его, украшенная резным петушком, возвышалась на уровне третьего этажа. Забор был подстать: из вкопанных в землю цельных брёвен, остро заточенные навершья которых были обожжены. Сами брёвна скреплены железными скобами.


Ворота были перед нами: двустворчатые, прикрытые узкой двускатной крышей - от снега, наверное. Дерево было серым от старости, но на вид очень крепким.


- Постучать? - спросил я, протянув руку к большому кованому кольцу.


- Погодь, - Алекс выпутался из куртки и наклонился, чтобы расстегнуть ремень, сковавший наши ноги.


Как только он освободился и отошел от меня на пару шагов, заправляя рубашку, всё изменилось.


Стемнело. Над головой, в чёрном небе, засияли звёзды. Были они так близко, что казалось: можно протянуть руку и окунуть в Млечный путь. Воздух сделался холодным, сырым, напоенным запахами смолистой хвои и... дымом из очага. Где-то совсем рядом готовили грибной гуляш с чесноком и зелёным луком. Рот мой наполнился слюной, я сглотнул.


- Надо бы постучать, шеф... - почти сорвалось у меня с языка. Но увидев, во что превратились обычные ворота, я онемел.


Вместо дерева забор был построен из гигантских берцовых костей. Формой они походили на человечьи, но принадлежали явно великанам. Большому количеству великанов...


Сами ворота были выложены зубами - тоже человеческими, но размером с слоновий бивень. А ещё в этих воротах были глаза. Громадные, круглые и злые. Засовом являлся язык... Ну вы поняли. Тоже человечий. Громадный, сине-фиолетовый и удивительно живой.


Он пошевелился, когда я случайно задел его рукой - думал ведь, что трогаю кольцо!


Язык дёрнулся, зубы клацнули, глаза злобно зыркнули и завращались в глазницах. Честное пионерское: если бы я мог, я бы сбежал. Повернулся бы к этой страсти спиной, да и припустил, куда глаза глядят, не разбирая дороги.


Но я словно бы врос в землю. Я даже посмотрел вниз, чтобы убедиться: остались ли у меня ноги? В районе коленей их обвивала толстая змея. Она закусила свой хвост наподобие велосипедного замка, и двинуться я не мог.


- Шеф! - закричал я, не помня себя. - Шеф, вы меня слышите? Вы видите всю эту погань?


А в ответ - тишина.


И вдруг за воротами зажегся свет. Скрипнула невидимая дверь, раздались лёгкие шаги...


Ворота пришли в движение.


Зубы распахнулись, словно в голодном рту. Язык сморщился и убрался, освобождая петли. Одна створка приоткрылась.


- И кто тут шумит, на ночь глядя?


Нет, это была не Баба Яга. Дама лет пятидесяти, причёсанная, накрашенная. В ушах - капельки золотых серёжек, на стройной шее - цепочка с крестиком. Одета в вязаную блузку с широким вырезом, не скрывающим для воображения почти ничего... Узкие джинсы со стразами дополняли ансамбль.


- Здрасте, - вякнул я. - Извините за беспокойство. Мы с другом заблудились.


- С другом? - женщина выглянула из калитки, посмотрела по сторонам, заглянула мне за спину. Странно было видеть вполне современную городскую дамочку в обрамлении забора из костей и ворот из зубов... - Никого кроме вас, юноша, здесь нет.


Я завертел головой. И верно. Алекс куда-то запропастился, хотя буквально минуту назад был рядом... Я ведь держу в руках его куртку!


- Извините ещё раз, мы наверное разминулись, - я чувствовал себя последним дураком. - А от вас можно позвонить?


Мысль возникла внезапно. Я вспомнил, что Алекс так и не отдал мне телефон, и если он не оставил его дома, а взял с собой...


- Отчего ж нельзя? - женщина улыбнулась и распахнула створку пошире. - Входи, добрый молодец. Коли не боишься.


Глава 9


Отступив от калитки, женщина повела рукой внутрь двора и улыбнулась. А я всё никак не мог оторвать ног от земли.


Ворота представлялись реальной великаньей пастью, и казалось, сделай я шаг - рот захлопнется и проглотит.


Это очередное испытание, - подбодрил я себя. - Ты же стригой, умертвие. Самое страшное с тобой уже случилось, так чего париться-то?


Помогало слабо.


- Сейчас... - я вытер пот со лба, зачем-то проверил пуговицы на рубашке, вытер ладони о джинсы. - Сейчас...


И тут меня крепко ухватили за локоть. Я подскочил. И по-моему, даже взвизгнул.


- Ты чего, кадет? Заставлять даму ждать некрасиво.


Я моргнул. Потёр кулаками глаза и уставился на шефа.


- Вы где были?..


- Здесь стоял. Рядом с тобой.


- Но я же...


- Вы заходите, или нет? - женщина нетерпеливо передёрнула плечами. - Зябко на улице.


Когда я вновь посмотрел на ворота, это вновь были обыкновенные доски, скреплённые коваными скобами. От сердца отлегло.


- Давай, давай, мон шер. Шевели копытами.


Проходя сквозь узкую калитку, я чувствовал невольный трепет. Шрам на спине стянуло почти нестерпимо, но чесаться перед дамой я не стал. Что я, пёс какой?


Кутаясь в кружевную шаль, женщина провела нас к высокому крыльцу, пропустила в терем и закрыла дверь на засов. Мне это не понравилось, но шеф был спокоен, как удав, и я промолчал.


Как-то не верилось, что эта моложавая привлекательная тётенька живёт одна, в лесной глуши - словно Баба Яга. Однако приходилось верить глазам. Хотя... Ладно. По ходу разберусь.


Кухня в тереме была современная, со встроенными шкафами, мраморной мойкой и горячей водой - в этом я убедился, когда мыл руки.


Нас усадили за круглый, покрытый вязаной скатертью стол, женщина включила электрический чайник, расставила перед нами чашки...


- Мне не нужно, спасибо, - я отодвинул красивую, тонкого фарфора чашечку подальше.


- Что так? - хозяйка иронично улыбнулась, и поставила передо мной тарелку с пирожками.


Запах от них шел - умереть можно. Горячая сдоба всегда пахнет очень уютно, но здесь было что-то необыкновенное. Корица, ваниль, малина, запах тёплой хлебной корочки... Я сглотнул слюну.


- Да вот, - я смущенно опустил глаза. Всё лучше, чем пялиться на её грудь.


- Позвольте представиться, - светским тоном начал беседу Алекс. Как истинный джентльмен, он не садился, пока стояла дама.


- А не надо, - улыбнулась хозяйка. Прищурилась, окидывая шефа так, словно снимала мерку для костюма, и начала: - Александр Сергеевич Голем. Родился... Умер... Ладно, это мы пропустим. В настоящее время являетесь руководителем агентства "Петербургские тайны", а также штатным дознавателем класса "архангел" при Совете... Имеете трёх приёмных дочерей и одного воспитанника. Мне продолжать?


- Получается, вы, уважаемая, знаете о нас гораздо больше, чем мы о вас, - Алекс прищурился. В лице его проявилась привычная настороженность.


- Ой ли? - хозяйка призывно повела плечиком, подмигнула, и запрокинув голову, рассмеялась серебряным дробным смехом. - Посмотрите внимательно, Сашенька. Ну же.


Повисла пауза, во время которой шеф несколько невежливо изучал нашу хозяйку.


- На... Настасья Прокофьевна? - Алекс был искренне удивлён и обескуражен. - Душа моя! Вы ли это?.. Но... Как можно?


- А как все, - женщина вдруг стала серьёзной, подсела к столу, взяла тонкими пальцами чайную чашку, покрутила, словно бы любуясь узором... Затем вскинула глаза на шефа. - У каждого своя путь-дороженька, согласны? Кому-то Словом открывается, а кому-то... иным Искусством.


- Так значит, тогда, в сочельник, вы не просто баловались? С картами?


- А вы не забыли? - женщина томно опустила веки. - Столько лет прошло...


- Вы мне смерть от дуэли нагадали. Разве такое забудешь?


- И ведь сбылось, не правда ли?


Честное слово, я почувствовал себя лишним. Они ворковали, как встретившиеся после долгой разлуки влюблённые. Улыбались, обменивались многозначительными взглядами... Настасья Прокофьевна сверкала белыми зубками, поводила плечиками, играла тонкими пальцами и встряхивала длинными серёжками. Алекс изо всех сил соответствовал.


Я отвернулся. Ладно: встретились старые знакомые. Надо вспомнить молодость, прийти в себя... Дела немножко подождут.


Мысли вернулись к Антигоне и московскому хмырю. И хотя я понимал, что ничего он ей не сделает, на душе было муторно. И ещё: интересно, кому звонил Алекс, пока я ходил одеваться?..


- Да ты кушай, дружок, кушай, - хозяйка вдруг вспомнила обо мне, я вздрогнул. - А то вон, бледный какой...


- Вы, я так понимаю, в курсе, что я стригой? - как я не старался, тон был несколько раздраженным.


- Ну и что? - хозяйка вновь подвинула мне пирожки и чашку, до краёв полную крепкого чаю с молоком. - Тебе ведь хочется, правда?


Я посмотрел на Алекса. Она издевается? Как мне себя вести?..


- Дело в том, Настенька, что Сашхен - новообращенный стригой, - Алекс деликатно кашлянул и улыбнулся. - И мне кажется, не слишком гуманно соблазнять его тем, что ему физически недоступно.


Она звонко рассмеялась.


- Вы думаете, что я вас за нос вожу? - спросила хозяйка. - Да больно надо! - схватив верхний пирожок, она сунула его мне под нос и совсем другим, жестким и сухим голосом приказала: - Ешь.


Наверное, все женщины владеют этой нехитрой бытовой магией: заставлять мужчин делать то, что им надо...


Я невольно открыл рот и откусил. Ожидая, что сейчас меня скрутит волна тошноты, зажмурился, затаил дыхание и сжал кулаки - не срамиться же прямо здесь, за столом, - и начал жевать.


Господи! Как это было приятно. Несколько месяцев мои зубы не имели иного занятия, кроме как скрежетать в бессильной ярости. Язык не чувствовал ничего, кроме терпкого, кисло-пряного вкуса крови.


Мягкое и упругое печево, с сладкой начинкой из малины, просто таяло во рту. Не в силах остановиться, я дожевал первый пирожок, тут же схватил ещё один, откусил...


- Не увлекайся, кадет, - предупредил Алекс. - Всё равно боком выйдет.


- Не выйдет, - уверила Настасья Прокофьевна. - Вот увидишь.


- Отчего ты так уверена, душа моя?


- От того, что дурачки вы оба, - усмехнулась хозяйка. - Уверили себя, что раз стригой - то и жизнь ему больше не мила. А парень-то ведь молодой! Ему за девушками ухаживать, да на балах плясать, - она посмотрела на меня сочувственно. - Тебе ведь Пресветлый князь подарок сделал, верно? - я кивнул. Рот был набит едой. - Ну и где он?..


Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, я показал ей чётки. Носить их на руке, как это было принято, я не привык - неудобно. Поэтому приделал застёжку и нацепил подарок князя на шею. Почему-то казалось: так будет правильно.


- Сними, - так же требовательно приказала хозяйка.


Я посмотрел на Алекса. Тот кивнул.


Настасья Прокофьевна взяла чётки, перебрала чёрные гранёные бусины, и сунула руку с чётками мне под нос.


- Чуешь?


- Что?


Хозяйка закатила прекрасные глаза.


- Душа моя, - несколько утомлённо попросил Алекс. - Может, перестанешь загадки загадывать? Время дорого.


- Ой, ну и пожалуйста, - надула губки Настасья Прокофьевна. - Скучно тут, одиноко. А вы всё о делах... Ладно, слушайте. Вот это, - она покачала чётки в воздухе - драконий жемчуг.


Алекс присвистнул.


- Не шутишь? - она покачала головой. - Признаться, я думал, всё это байки досужие. Однако ж...


Я порылся в памяти. То ли у Геродота, то ли у Петрония, я об этом читал.


- Если это настоящий драконий жемчуг, - сказал я. - То он стоит целое состояние.


- А вы, милостивые государи, что думали: Светлейший князь вам безделушку из китайского пластика подсунул?


Алекс почесал в затылке. Мы с ним переглянулись.


- Знаешь, душа моя: я как-то вообще об этом не думал. Ну, одарил князь от широты души. Отметил, так сказать, своё расположение... Дареному коню-то в зубы не заглядывают.


- Вечно вы, мужики, невнимательностью страдаете. Всегда вас носом ткнуть надо, чтобы дошло...


Поясню. По Геродоту драконья жемчужина - это артефакт, исполняющий желания. Не любые, насколько я помню. И далеко не все... А только потаённые, самые глубокие, такие, о которых человек и сам не всегда догадывается.


Добывали их в Мёртвом море, по паре десятков в столетие. Редкость усугублялась тем, что исполнив желание, жемчужина рассыпалась в пыль.


В старые времена их преподносили государям, в знак величайшего доверия. Так что можно сказать, Светлейший князь Скопин-Шуйский сделал мне воистину царский подарок.


Пока Алекс и наша прекрасная хозяйка пикировались по поводу мужских и женских талантов, я пересчитал жемчужины. Двадцать одна. Ещё утром их было двадцать две...


- Хотите сказать, я так сильно хотел есть, что жемчужина выполнила моё желание? - спросил я у ведьмы.


- Может, и выполнила, - лукаво улыбнулась Настасья Прокофьевна. - А может, просто карты легли так, что ты смог сделать это сам.


- Что сделать?


- Изменить свой метаболизм. Сделать так, чтобы организм твой не отторгал людскую пищу.


- Значит, я могу теперь нормально есть? И больше не пить кровь?


- К сожалению, человеком ты не стал, - теперь она улыбалась ласково, и немного сочувственно. - Так что кровь, энергия - по расписанию. А пирожки - так. Приятный бонус.


- Но ведь я могу... попробовать?


Алекс и ведьма Настасья одновременно кивнули.


- Загадай желание, кадет, - тихо сказал Алекс.


Я прикрыл глаза, и закричал что есть сил. Но только мысленно:


Хочу стать человеком! Хочу стать живым!..


Открыв глаза, я заметался на стуле. Как проверить? Как... испытать, получилось ли? Сердце бухало в горле, глаза внезапно залил пот. Схватив ножик, я со всей дури вогнал его себе в ладонь. Брызнула кровь, заляпав белую скатерть и край фарфоровой чашки.


Алекс с хозяйкой не отрываясь смотрели на меня.


Рана от ножа затягивалась на глазах, боль уходила, словно её вытягивало шприцем.


Я судорожно вздохнул, и понял, что испытываю громадное облегчение. Тут же испугался: я радуюсь, что остался нежитью?.. А потом столкнулся взглядом с Настасьей Прокофьевной.


- Дурачок. Мог бы просто жемчужины пересчитать.


Хозяйка смотрела ласково, снисходительно. И с жалостью. Этого я уже стерпеть не мог. Пробормотав извинения, вскочил, опрокинув стул, и опрометью бросился во двор.


Точнее, я хотел выскочить на улицу. Глотнуть бодрящего лесного воздуху, остудить голову... Я совершенно забыл про засов. Сколько я ни пытался сдвинуть его с места, тот не поддавался.


За спиной раздался серебристый смех.


- Ты что же думаешь, одного подспудного желания хватит, чтобы превратиться в человека? - ласково спросила хозяйка. Её тёплые мягкие руки обхватили мои плечи, развернули и прижали к себе. Я невольно склонил голову и почувствовал такое облегчение, какого не испытывал с самого детства. С тех пор, как умерла мама...


- Кесарю-кесарево, - мягко похлопывая меня по спине, проговорила Настасья Прокофьевна. Хорошо, что входная дверь находилась в предбаннике, и Алекс моей слабости не видел. Я надеюсь, что не видел. - Чтобы стать живым, этого нужно не просто захотеть. Это надо выстрадать, вымучить, почувствовать, что или так - или в омут головой... Просто не пришло ещё твоё время, мальчик, - отстранив меня от себя, она вытерла мутно-розовые дорожки на моих щеках, и улыбнулась. - Хочешь быть человеком - будь им. Не обязательно при этом быть живым...


Улыбнувшись, она развернулась и пошла назад в кухню.


- Спасибо, - прошептал я ей вслед.


- Обращайся, - ответила не оборачиваясь ведьма.


- Итак, что мы имеем, - как хозяйка, Настасья Прокофьевна заняла председательствующее место. - Я сижу здесь уже два месяца, кое-что разведала, но так как на Валаам мне хода нет, сведения мои обрывочны и доказательств никаких. Единственное, что могу - не пускать скверну дальше побережья озера. Так что на вас вся надежда.


- Я видел на острове женщин, - вставил я. - Они там яблоки в саду собирали...


На меня посмотрели так, что я сразу понял: сморозил глупость.


- Настасье, мон шер, на святой остров ходу нет не потому, что она - женщина. А потому, что она - ведьма.


- Бог шельму метит, - усмехнулась хозяйка. - Для меня на святой земле день за год идёт. А я пока стареть не собираюсь.


- Извините.


- Проехали, дружок. Итак... С проклятьем вашим я помогу. Вот обереги, - она бросила нам с Алексом по полотняному мешочку, наполненному чем-то хрустящим. - Третий - для дивчины вашей. А за Ненарадовку не бойтесь: у местных к этой заразе иммунитет.


- Ты знала, что мы придём, и заранее приготовилась, - мягко пожурил ведьму Алекс. - Прислала призрака...


- Векша! - догадался я. - И мальчишка... Мальчишка на сходнях! Который сказал, где Антигону искать!


- То друзья мои, - кивнула ведьма Настасья. - Подчиняться - не подчиняются, но просьбы исполняют. Местным Лихо тоже не по нутру. Портит оно всё. Оскверняет.


- Но ты думаешь, что корень всех зол - на острове, - уточнил Алекс.


- Однозначно. За последний год у них погибло четверо монахов. Думаешь, просто так?


- Это кроме отца Кондрата? - женщина кивнула. - Почему новый батюшка об этом не упомянул?


- Сам знаешь: никто не любит сор из избы выносить.


- Ясно, - кивнул шеф. - Разберёмся.


- Нужно не просто разобраться, - сказала ведьма. - Нужно Лихо с острова убрать.


- Это надо обсудить с епископом, - покачал головой Алекс. - Он может быть против.


- Ну так объясни ему... - и они углубились в спор.


А я вертел в руках мешочек и думал: вот и всё? Так просто?.. Никакой больше временной петли, завтра будет абсолютно новый день, который я смогу пережить точно так же, как и другие... А потом я вспомнил!


- Нужен ещё один оберег.


Алекс вопросительно вскинул бровь.


- Инок Софроний.


- Это который на колокольню ходит, бесов гонять? - вздохнула ведьма. Я кивнул. - Боюсь, ему уже не помочь, - она встала, включила чайник, загремела чашками в мойке.


- Почему? - спросил я в спину.


- Слишком долго он в петле. Она, почитай, его уже выпила, - Настасья Прокофьевна вернулась к столу, поставила на край серебряный подносик, с него на стол - чистые чашки с свежим чаем... - Петли Лихо накидывает - питается оно так. С каждым днём душа, попавшая в силки, тускнеет, бледнеет, пока не истлеет навсегда, - она посмотрела на меня и улыбнулась. - Тебе повезло, дружок, что попал ты в петлю стригоем. Да и наставник твой и доченька его - люди очень непростые...


- Но вы всё-таки дайте оберег, - я упрямо наклонил голову. - Парень здесь уже два года. И всё ещё жив...


- Значит, тоже не простой человечек, - кивнула ведьма и пошарив в обширном декольте, вынула ещё один мешочек.


Я взял его очень аккуратно: оберег был тёплым, пропах женским телом и какими-то тонкими духами.


- С этим чудом московским держите ухо востро, - напутствовала Настасья-ведьма, когда мы прощались.


- Да уж будем, - успокоил её шеф, лобызая троекратно в румяные щёчки...


Чтобы побыстрее выбраться из леса, ведьма дала нам обыкновенный клубок. Я глазам не поверил! Суровая небелёная нитка не рвалась, клубок подскакивал на ухабах, как щенок, и через каких-то полчаса вывел нас к берегу озера.


- Почему она упорно называла девчонок вашими дочками? - спросил я, когда Алекс, поймав клубок, остановился отдохнуть.


Спустился вечер. В траве пронзительно свиристели цикады, ветер дул тёплый, пах водорослями и мокрым песком. Невдалеке от берега громко плескала рыба.


- Потому что так и есть, - Алекс закурил, протянул мне пачку - сигареты в ней никогда не кончались, - и встав лицом к ветру, устремил взгляд на озеро. Как по команде, над водой поплыл глубокий колокольный звон.


- Не понял...


- А что тут непонятного? Я ж живой человек.


Я вспомнил о любвеобильности шефа и невесело усмехнулся: удивительно, что у него - всего три дочки...


- Извините, - что-то я сегодня много извиняюсь. - Я просто думал, они ваши сотрудницы. Ну, наёмные работницы.


Хотя, если разобраться, было в них - Антигоне, Афине и Амальтее - что-то общее.


- Сиротки они, - пыхнул сигаретой шеф. - В смысле, матери их умерли. Не мог же я...


- Да, - я тоже закурил, выпустил дым и вдохнул пахнущий озёрной водой воздух. - Я понимаю.


У меня никогда не будет детей, - подумалось вдруг. Алекс сказал: - "я живой человек"... Он не имел намерения меня обидеть. Но обидно было.


- Это изменит твоё отношение?


- Наверное, - я поискал, куда бросить окурок, и в конце концов, затушив, запихал его в карман куртки. Осквернять чистоту озёрного берега не хотелось. - За то время, что я у вас, девчонки стали мне родными - надеюсь, вы понимаете, о чём я... Отдам ли я за них жизнь - да, не задумываясь. Но всё равно относиться буду по-другому.


Что характерно: я мыслил категориями живого. "Отдать жизнь", "Потерять душу" - ни того, ни другого у меня не было. Но ведьма сказала: хочешь быть человеком - будь им. Может, надо последовать её совету и не париться?


- Я не мог их оставить там, где они были, - словно оправдываясь, сказал Алекс. - У девчонок способности, в обычном мире им было трудно.


- Я понимаю, - наклонившись, я подобрал плоский голыш и пустил блинчик. Один, два, три, четыре, пять, шесть... - А они знают?


- Нет, - он отвернулся и стал смотреть вдоль берега. Туда, где светлая песчаная коса плавно уходила в воду. - И надеюсь, ты...


- Конечно. Буду нем, как рыба.


В тереме нас ждал сюрприз. Нет, Чумарь таковым не считался. Он, скорее, был наказанием Божиим. А сюрприз оказался вполне приятным - в лице нашего старого друга майора Котова.


Так вот кому Алекс звонил утром.


Я был полностью "за": загадки громоздились уже почти до Эвереста, и разгребать их кому-то надо... А если мы с шефом будем заниматься Лихом, Антигона - отвлекать рэпера, то кто будет расследовать смерти монахов? То, что они связаны с Лихом - ещё доказать надо. Мало ли, какие несчастные случаи на глухом далёком острове случаются...


Майор был везде, как дома. Когда мы вошли, он сидел за столом, вольно раскинув руки по спинке дивана, в одной руке - стакан с водкой, в другой - могучий солёный груздь на вилке.


Антигона сидела сбоку, подперев кулачком крепкую щечку и блаженно улыбаясь. Напротив восседал Гришка - в старом тельнике с дыркой на пузе, в растянутых трениках, и счастливый, как Тузик. Оборотень, насколько я заметил, благоразумно пил чай...


Московский гость угрюмо поглядывал из угла. Видать, недоволен был нарушением своего тет-а-тет с нашей девочкой... Ну и поделом. Обойдётся.


Майор, по обыкновению, травил анекдоты. Обстановка в тереме была самая тёплая, и я как-то неожиданно расслабился.


Увидев Котова, я вдруг понял, как мне его не хватало. Нет, с Алексом всегда было весело и очень познавательно, но я что хочу сказать?.. Майор был очень приземлённый. Ему до фени бессмертие Алекса и мои заморочки с магией. Он мягко, но ненавязчиво уклонялся от религиозного влияния отца Прохора и мистицизма Гиллеля. Котов видел всё таким, как оно есть. Это очень успокаивало.


- А где грибы? - спросил он, как только мы вошли. Улыбаясь поднялся, полез здороваться... Облапил Алекса, затем меня, похлопал по спине. Хлопки его больше напоминали процедуру выбивания правды из подозреваемого, но что поделать?.. Тяжела рука у российских спецслужб.


- Какие грибы? - вырвалось у Алекса.


- Ну, вы ж по грибы ходили, нет? - заглянув шефу в глаза, майор быстренько сориентировался. - Понятненько, - кивнул он. - Значит, по дороге съели.


- Ага, по дороге, - кивнул шеф, сбрасывая куртку. Было видно, что майору он тоже рад, хотя и старается этого не показать.


Московский гость переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая.


- Кушать будете? - спросила буднично Антигона. Встала из-за стола и принялась греметь чугунками на печке. - У нас тут кура печёная, грузди мочёные, капустка квашенная, картошечка...


Я сглотнул слюну. Несмотря на то, что в гостях у ведьмы Настасьи я налопался до самого горла, сейчас в животе было пусто, как в весеннем погребе.


Пройдя к умывальнику за шторкой, я наскоро смыл пыль и набросился на угощение. Вы не представляете себе, какое это удовольствие: вонзить клыки в ногу жареной курицы! Я жевал, глотал, запивал земляничным квасом, снова жевал...


Антигона, Котов и Чумарь смотрели на меня во все глаза.


Один Гришка ничему не удивлялся. С тревогой поглядывая на исчезающую провизию, он торопливо нагрёб себе полную тарелку еды и отодвинул подальше от меня.


- И куда же вы шлялись, добры-молодцы? - скептически спросила Антигона. Она тоже прекрасно знала, что может случиться со стригоем, на которого напал жор... - До Бабы-Яги, что ль? Она напоила Сашку мёртвой и живой водой и он теперь настоящий мальчик?


- Почти, - улыбнулся Алекс. Ясен перец, при рэпере о ведьме Настасье он трепаться не станет. - Ты же помнишь, звезда моя, что наш Сашхен - не последний маг.


- Ага. Сила есть, только ума ещё не нажил, - Антигона решила и дальше придерживаться линии здорового скептицизма.


- Ну, немножко мозгов у него всё-таки скопилось, - шеф подошел, заглянул мне в тарелку и отечески погладил по голове. - Вот, открыл в себе талант преобразовывать пищу земную в энергию некротическую, которая для существования нежити надобна.


- Чо, правда, чо ль?


С каждым днём в Антигоне было всё больше исконного, деревенского. Сейчас, например, она красовалась в русском сарафане цвета морской волны и милом платочке в мелкие незабудки.


- Правда, правда, - шеф поцеловал девчонку в макушку и с размаху плюхнулся на диван. - Друзья мои! - вскричал он весёлым возбуждённым голосом. - А не выпить ли нам по этому поводу водочки?..


И тут в дверь постучали.


Стук исходил от задней, кухонной двери, за которой были только мостки да озёрная гладь.


Котов, мгновенно оценив обстановку, выхватил любимый "ТТ" и занял позицию у стены. Гришка втянул носом воздух и расслабился.


- Открывайте, - важно кивнул он Алексу. - Свои это.


"Своим" оказался сержант Щербак. Глаза у него были безумные, лицо между бородой и скуфейкой бледное, и покрытое каплями пота. Ряса тоже была мокрая, и я понял, что это не пот. Батюшка-сержант был весь забрызган озёрной водой. За его спиной угадывались тёмные очертания лодки - он грёб от самого Валаама, как сумасшедший. Не обращая внимания на брызги холодной воды...


- Убийство у нас, - с порога выдохнул батюшка.


Глава 10


Ночной Валаам на серебристой глади озера, был как сгусток тьмы. Ни единого огонька не светилось в храмах, в церквах, никто не подавал сигналов заблудшим рыбакам...


Причалили мы в той же бухте, что и раньше - отец Онуфрий безошибочно отыскал её в кромешной тьме, по одному ему известным приметам. И только когда нос катера ткнулся в мостки, на берегу затеплился крошечный огонёк - не столько для того, чтобы разогнать тьму, сколько для обозначения того, что нас ждут.


Инок Софроний спустился к причалу, принял верёвку, закрепил и отошел в сторону, освобождая место.


Катер у Алекса был небольшой, и нам четверым - батюшке сержанту, майору Котову, мне и Алексу было тесновато. Я первым выпрыгнул на берег, проверил окрестности - мне-то свет фонаря не нужен - и кивнул остальным.


Убийство в ските - вещь уникальная. Почти как в запертой комнате: посторонних нет, каждый новый человек на виду...


Это в храм или монастырь тянется постоянный поток богомольцев, туристов, да и просто людей, желающих хотя бы на короткий срок стать ближе к Богу.


В скит люди идут за другим. Отрешиться от всего мирского, забыть прошлое, стереть себя, как личность. Принять постриг, а вместе с ним - и жесткий устав, отвергающий всё мирское.


Думать что здесь, на святой земле, случилось убийство, и что совершил его кто-то из своих - было дико.


Хотя ведьма Настасья и говорила, что такое здесь уже случалось. И не единожды.


- Неужели вы настолько не доверяете своей братии? - спросил Алекс отца Онуфрия. - Отправиться ночью, через всё озеро, лично...


- Да некого было послать, - махнул рукой батюшка-сержант. - Как это ни смешно, я - самый мирской из всех. В скиту люди живут подолгу, некоторые - по сорок-пятьдесят лет. Для них сойти с острова - всё равно, что в Геенну огненную ступить.


- Послали бы Софрония, - оброни Алекс.


- Моторка сдохла, - вздохнул отец Онуфрий. - Движок не тянет, а отправлять инока за двадцать вёрст на одних вёслах... - Он развёл руками. - Даже я не настолько жесток.


- Епископ в курсе? - спросил Котов. - Он дал разрешение на расследование?


- Фотий - человек разумный, - кивнул батюшка-сержант. - Он только просил, чтобы всё по-тихому было. По возможности, конечно. Это он посоветовал к господину Голему обратиться - прослышал, что тот в своём имении гостит, и посоветовал. Явление петербуржского дознавателя в такой момент - не иначе, как провидение Божие. А братьев я пугать не стал. Никто ничего не знает.


- А как же Софроний? - спросил я.


- Я обнаружил тело, - сказал инок.


Поднимались по тропинке один за другим, впереди - батюшка, за ним - Софроний, за ними - Алекс с Котовым. Майор светил под ноги фонариком.


Я шел последним.


Где-то над верхушками деревьев парила сова - до нас долетали её ухающие крики. В траве по бокам тропинки что-то вовсю шебуршало, посвистывало, шевелило могучие лопухи. В глубине леса, под соснами, сверкали синие недобрые глазки...


"Провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно".


Цитата была заезженная, но к нынешнем обстоятельствам подходила идеально.


Я помнил остров Валаам днём: светлый, прозрачный, наполненный запахами спелых яблок и нагретой хвои. Сейчас, в ночное время, всё здесь казалось мрачным. За каждым кустом мерещились чудища, ветер веял могильной сыростью, и даже инок Софроний, при свете дня вполне нормальный чувак, сейчас выглядел этаким проводником в Ад - чёрный, узкий, с мрачным, как погребальный саван, выражением на лице.


Скит был погружен во тьму. Луна спряталась за толстым одеялом из туч, так что белые стены казались серым гранитным камнем, ворота темнели чёрным провалом, а двор виделся бездонной ямой, в которую можно ухнуть с головой, да и пропасть.


И только на самом верху колокольни, там, где денно и нощно бдели читающие монахи, тускло поблёскивала одинокая лампада.


С берега её видно не было, а у стен монастыря она виделась одинокой звездой, повисшей низко над горизонтом.


Улучив момент, я подошел к Софронию и сунул ему в руку оберег ведьмы Настасьи.


- Колдовство, - инок помял в пальцах мешочек, и вернул мне.


- Возьми, - я вновь пихнул оберег парню. - Он поможет выбраться из петли.


- Спасибо, - чернец спрятал руки в рукава рясы.


- Не разорвав петлю, ты скоро умрёшь, - долго убеждать парня я не мог. Остальные были рядом, а мне почему-то не хотелось, чтобы нас слышали.


- На всё воля Божья.


- Думаешь, Он поможет тебе выжить?


- Не в этом дело, - спокойно улыбнулся инок. - Он сделает так, чтобы всё было правильно.


- На Бога надейся, а сам не плошай, - привёл я последний, пришедший на ум аргумент.


- Ты не понимаешь, - он закатил глаза, как нетерпеливый подросток, честное слово! - Господь УЖЕ позаботился обо всём. Он же привёл вас сюда, не так ли?


- Мне казалось, мы сами пришли...


- Думай, как хочешь, - инок вошел в высокое тёмное строение, из которого пахло кишечными газами и хлевом.


Здесь можно было зажечь свет.


Невдалеке от входа, в загоне с низким бортиком, сонно похрюкивала крупная хавронья. К её толстому боку притулилось больше дюжины поросят. Они дружно сосали, ритмично двигая пятачками.


Дальше угадывались тени нескольких бурёнок, мерно пережевывающих свою жевачку даже во сне.


Идя по неширокому, застланному досками проходу, я наткнулся на пристальный взгляд желтых глаз с квадратными зрачками и вздрогнул.


Чёрный громадный козёл с белёсыми от старости рогами злорадно усмехнулся и дёрнул коротким хвостиком...


Тело лежало в конце хлева, у дальней стены. Здесь была навалена куча навоза - от неё исходил тёплый пряный животный дух, стояла трёхколёсная тачка, наполненная тем же пахучим содержимым, и валялась широкая лопата.


Монашек лежал лицом вниз, разбросав ноги в ярких синих с белым кроссовках. Тело его наполовину скрылось под осыпавшимися катышками.


Отец Онуфрий широко перекрестился, беззвучно шепча молитву. Инок Софроний стоял молча, опустив руки вдоль тела, и казался чёрным столпом.


- Это инок Сергий, - тихо, словно страницы прошелестели, пояснил Софроний.


- Насколько я знаю, инокам по обету полагается носить сандалии, - Алекс смотрел не на умершего, а на отца Онуфрия.


- У Сергия было плоскостопие, - пояснил Софроний. - Епископ Фотий разрешил ему неуставную обувь.


На первый взгляд всё выглядело довольно мирно - если так можно выразиться о месте преступления. Никаких следов борьбы, колюще-режущих предметов... Можно было подумать, что человеку просто поплохело за работой - сердце прихватило, например.


Но я уже чуял тонкий, сладковатый и медный запах человеческой крови. Она впиталась в навоз, была почти незаметной, но в том месте, где находились голова и грудь жертвы, зеленовато-желтая субстанция заметно потемнела.


- Нужно здесь всё осмотреть, сфотографировать и описать, - сказал Котов.


- Да-да, - кивнул батюшка-сержант. - Конечно. От нас что-нибудь требуется?


- Эх, не по закону действуем, - вздохнул майор. - Сюда бы криминалистов, патологоанатома, протокол составить...


- Епископ Фотий особенно просил обойтись без посторонних, - мрачно ответил батюшка-майор. - Я и вас-то под свою ответственность провёз.


Майор уже развил бурную деятельность.


Сдёрнув с стога сена чистый брезент, он расстелил его на полу, а потом принялся осторожно откапывать тело.


- Может, воды принести? - спросил Софроний.


- Да, - не глядя согласился Котов. - А ещё бумаги. Чтобы писать.


- А вот и причина смерти, - Алекс наклонился над трупом, заложив руки за спину. - И патологоанатом не нужен.


Затылок парня был буквально вдавлен внутрь, превратившись в мягкое неприятное месиво.


Взявшись втроём, мы перенесли тело на брезент, уложили в той же позе - вниз лицом. Я только успел заметить, что инок Сергий был примерно ровесником Софрония. Не больше двадцати.


- Судя по тому, что окоченение прошло, инок пролежал здесь довольно долго, - сказал Котов.


- Его не было на вечерней литургии, - кивнул отец Онуфрий. - Софроний вызвался узнать, чем было вызвано отсутствие. Они были близки с Сергием. Рясофорные монахи, почти ровесники...


- В послушание Сергия входила чистка хлева? - спросил Алекс. Я так понял, что он неплохо разбирался в монастырской жизни.


- Не я был его наставником, - качнул головой сержант-батюшка. - А... при чём здесь это?


- Его убили не здесь, - вместо Алекса ответил Котов. - Крови слишком мало. К тому же, он слишком аккуратный для такой, э... неприятной работёнки.


- Подошвы кроссовок не выпачканы, подол рясы чистый, на руках нет рукавиц, - перечислил Алекс.


Отец Онуфрий кивнул.


- Я что-то такое и подозревал, - медленно проговорил он, кивая в такт своим словам. - Как только увидел - сразу подумал, что убийство пытались замаскировать под несчастный случай. Но слишком небрежно, неумело.


- Или... - шеф посмотрел на батюшку и вытянул губы трубочкой. - Или убийца был уверен, что ему всё сойдёт с рук. Кто-нибудь, кроме вас с Софронием в курсе? - он кивнул на труп.


- Только иерей Фёдор. Он присматривает за животными. Но я лично попросил его никому не говорить.


Шеф кивнул и задумчиво уставился на лопату. Та была воткнута в кучу навоза, и судя по травме, вполне могла послужить орудием преступления.


Протянув руку, я выдернул лопату из кучи и направил лезвие к свету.


- То же самое, - пробормотал Котов, внимательно осматривая, чуть не обнюхивая, инструмент. - Лопата была оставлена специально: работал, мол, инок, исполнял урок, и вдруг прихватило сердце...


Никаких следов крови, волос, на лопате не было. Создавалось впечатление, что она была чисто вымыта после удара, а затем просто воткнута в навоз.


- А почему вы вообще решили, что это убийство? - спросил Алекс батюшку. - Ведь крови видно почти что и не было, запахи успешно маскировались отходами жизнедеятельности животных... Молчите? Тогда я вам скажу: потому что пять несчастных случаев за два года - это много. А если прибавить смерть отца Кондрата - то и все шесть...


- Отец Кондрат умер от старости, - упрямо мотнул головой отец Онуфрий.


Вернулся инок Софроний, неся в каждой руке по ведру воды, а под мышкой - толстую тетрадь.


- Вы идите, - заявил Котов, многозначительно глянув на шефа. - А я тут ещё повожусь. Сфотографирую, - он достал телефон. - Запишу всё, чтобы потом не забыть... Поищу следы.


- Пусть Софроний поможет, - буркнул батюшка-сержант. Не хотел он майора одного оставлять... А может, оно и правильно. Мало ли: может, убийца до сих пор где-то рядом.


- Где мы можем побеседовать? - спросил Алекс батюшку, выходя на воздух.


Я вдохнул полной грудью. После духоты хлева, после запахов навоза и крови, показалось, меня омыло холодной ключевой водой...


- Лучше на свежем воздухе, - отец Онуфрий направился к одинокой сосне, растущей на пригорке за конюшнями.


Под сосной стояла лавочка. Днём с неё наверняка открывался вид на весь скит, со всеми постройками, но сейчас вокруг было темно, и только в крошечные окошки под самой крышей хлева пробивалось немного света.


- Вы спрашивали, почему я сразу подумал, что это убийство, - усаживаясь на лавочку, проговорил батюшка-сержант. - Третьего дня инок Сергий мне исповедался.


- Ясно, - Алекс садиться не захотел, встал рядом с батюшкой боком, чтобы удобно было наблюдать за хлевом, где остался майор. - Разумеется, тайну исповеди раскрыть вы не можете, но зато точно знаете, что Сергия убили. И знаете, почему...


- Не всё так просто, - в голосе отца Онуфрия вновь прорезались стальные сержантские нотки. - Сергий не сделал ничего плохого - это я могу вам сказать, не нарушая клятвы. Но он очень боялся. Я, к сожалению, не придал значения его страхам, списав их на трудность монастырской жизни. Всенощные, пост, тяжелая работа - многих это просветляет, примиряет тело с душой. Но есть и такие, кого тяжелая жизнь со временем начинает угнетать. Это просто нужно преодолеть, перетерпеть, если угодно. Тем большее облегчение наступает потом. Я думал, у Сергия как раз такой переломный момент - он здесь второй год, уже подумывал о малой схиме, как вдруг решил отказаться и возможно, вообще уйти из скита. Это не тайна, об этом мне поведал инок Софроний - я уже упоминал, парни дружили.


- Из-за его исповеди вы решились нарушить внутренний устав и обратиться к помощи со стороны? - сочувственно спросил шеф.


- По этому поводу ничего сказать не могу, - крупные руки настоятеля спокойно лежали на коленях, не выдавая беспокойства. - Но больше всего меня страшит то, что это сотворил кто-то из своих. Понимаете?


- Вы хотите снять с себя ответственность, - кивнул Алекс. - Переложить на чужие плечи...


Батюшка в мгновение ока оказался на ногах. А сержант Щербак всё ещё в хорошей форме, - подумал я, делая шаг по направлению к шефу. Я понимал: если что, Алекс прекрасно за себя постоит. С моей стороны это был инстинктивный порыв. Неосознанный.


- Ответственности я не боюсь, - спокойно, ровным голосом сказал настоятель. - Я боюсь ошибиться.


- Не сомневаются в себе только сущеглупые, нерадивые и полные идиоты, - мирно улыбнулся шеф. - Но чтобы вам помочь, мы должны знать всё.


- Всё, кроме тайны исповеди, - внёс поправку батюшка.


- Ну разумеется, - кивнул Алекс.


...Первый несчастный случай произошел два года назад, меня здесь ещё не было, - начал отец Онуфрий. Он вновь уселся на лавочке, Алекс рядом с ним закурил, а я немного отошел. Голос настоятеля я слышал прекрасно, но хотел послушать и скит.


Иеромонах Пафнутий, свалился с обрыва и сломал шею. Никто не удивился: он шел поздним вечером, по узкой тропинке, оступился. Расследования, конечно, никакого не было.


Потом был инок Лаврентий - утоп в озере. Ловил рыбу, задремал, свалился с лодки и утонул.


Отец Онуфрий помолчал, собираясь с мыслями. Мы ему не мешали.


- Следующая смерть произошла уже при мне... - проговорил он и прикусил нижнюю губу. Словно подавляя желание хорошенько выругаться. - Трудник Павел Скуратов замёрз в погребе.


- Замёрз? - переспросил Алекс.


- В миру Павлуша был наркоманом. К нам пришел сам, своей волей. Хотел избавиться от пагубы... Но тогда он сорвался. Наркотиков в ските не найти, сами понимаете, так он скрутил крышку с бачка с бензином, ну и... надышался. Зимой дело было. Мы и решили... Согрешил парнишка, а потом хотел спрятаться - пока дурь не выйдет. Уснул в холодном порубе, да и замёрз до смерти. А вот сейчас я и думаю: не было греха на Павле. Его злодей уморил, и бензином натёр - чтобы мы нехорошее подумали.


- А четвёртый? - тихо спросил я.


- Вообще из ряда вон, - дёрнул бородой бывший сержант. - Архимандрит Филарет был гостем. С Большой земли человек, из Московской епархии... Что-то с лёгкими у него было, врачи прописали свежий воздух. Гостил без малого неделю, а как-то утром его нашли в собственной постели, мёртвого. Ну, мы сообщили по инстанции, его забрали свои. Нам потом написали: помер от асфиксии, в лёгких была вода...


Алекс задумчиво кивнул.


- Насчёт Филарета я до сих пор не уверен, - добавил отец Онуфрий. - Архимандрит был нездоров. Но...


- Вы правы, - согласился Алекс. - Всегда есть какое-то "но".


Я всё ждал, когда Алекс заговорил про Лихо: ведь настоятель прекрасно о нём знал, даже собирался отвести нас к тому месту, где, по предположениям, Лихо вырвалось на свободу... Но потом вспомнил, что всё это было в моей "временной петле".


Вякать я по этому поводу не собирался: надо будет - шеф сам всё скажет.


Крик прорезал ночную тьму неожиданно. Крик был мужской, и звучал страшно и яростно. Он прокатился над обителью, заметался в верхушках сосен, рассыпался дробью за стенами и наконец стих.


Я уже мчался к воротам. Те были заперты. Не глядя перемахнув высокий тын, я бросился к берегу озера. Крики продолжались, и я ориентировался на них.


Бежал, не разбирая дороги. Пересёк тропинку - она белела среди тёмной мокрой травы, как узкая змейка. Углубился в лес, прыгая через корни, кусты, перемахивая канавы, инстинктивно выбирая путь таким образом, чтобы не натыкаться на стволы деревьев.


Бег силы, - называл такое явление Карлос Кастанеда. Признаться, я даже не думал, что испытаю удовольствие. Я чувствовал себя почти всемогущим. Я слился с природой, с лесом, я заранее знал о препятствиях и с лёгкостью их преодолевал.


Единственное, что мешало насладиться бегом в полной мере, это мысль о том, что где-то поблизости страдает живое существо... Чтобы не впасть в эйфорию окончательно, я старался держать в памяти этот крик и не забывать, зачем я собственно, это делаю.


Ноги вынесли к краю обрыва, под которым светлела коса небольшого пляжа. На пляже горел большой костёр, а вокруг... У меня спёрло дыхание.


Вокруг кривлялись, отплясывали, корчились в судорогах похоти и кричали... Черти.


Искривлённые фигуры в лохмах рваных тряпок, рогатые головы, крысиные голые хвостики, копытца и пятачки. Было их около дюжины.


Как такое может быть? - я не верил своим глазам. - Валаам, святой остров, окруженный защитными плетениями монахов. Да я сам чуть не сгорел, впервые ступив на его землю. По идее, выходцы из преисподней должны вспыхивать свечками ещё на подходе, метров за сто от береговой линии... И уж никак не устраивать пикники с богомерзкими плясками и свальным грехом!


Не верь глазам, - подсказал рассудок. - Верь носу своему.


И я зажмурился. Для верности прикрыл веки ладонями, а большими пальцами заткнул уши. Итак, что мы имеем?


Вонь дешевой сивухи - кажется, портвейн и самогон. Ну и смесь! Потом запах горелого мяса, специй, уксуса... Жарили шашлыки, да не уследили. Половина сгорела в угольки. Плотный дух ганджи - его я не спутаю никогда и нигде, нанюхался ещё в Сирии. И над всем этим - тонкий знакомый запашок... Я повел носом по ветру.


Точно! Так пахло в Ненарадовке, когда люди стояли и молча смотрели, как огонь приближается к их жилью...


Возможно, так пахнет безумие, - мельком подумал я и принялся спускаться по склону.


Сухая глина крошилась и осыпалась из-под ног, неприятно забиваясь в башмаки. Кусты чуть слышно шуршали - всё-таки я не Чингачгук, и не Гришка-оборотень, чтобы двигаться беззвучно, словно тень бесплотная.


Это были подростки. В самодельных костюмах чертей - с нашитыми на джинсы и майки лентами, в резиновых рогатых масках и с хвостами из пеньки.


Господи! Какое это было облегчение. Значит, я не сошел с ума... Я боялся, что выходцы из преисподней мне просто приглючились вследствии мозгового коллапса и не по разуму развитого воображения.


Или, что гораздо страшнее: силы тьмы по-настоящему вырвались на свободу и отплясывают на том месте, где было схоронено древнее зло.


Надо бы, кстати, поинтересоваться у сержанта, где это место всё-таки расположено...


Какая нелёгкая принесла деток на Валаам, под нос к православным монахам - это другой вопрос. В принципе, подростки всегда бунтуют. Против любой системы, против самих себя... Украсть пару лодок, затариться бухлом и готовыми шашлыками из супермаркета - раз плюнуть. А устроить сатанинскую оргию на святом острове - да это же так круто! Можно будет внукам потом рассказывать... Если не посадят, конечно.


Осквернение святынь - подсудное дело, и если недорослям больше шестнадцати - плачет по ним колония...


Нет, я не собирался вылетать на пляж, призывать к порядку расшалившихся детишек, пугая настоящими клыками и нечеловеческой силой. Я просто хотел разобраться.


Не давал покоя этот запах, словно бы горелых тряпок или даже живых тканей... Как мокнущий ожог - этого добра я в своё время тоже в армии навидался.


Присев за пучком осоки, я пригляделся к подросткам. Вокруг костра прыгали человек восемь: у каждого в руке по бутылке, глаза безумные, рты распялены в крике. Они же не думают, что их никто не слышит? Возможно, сюда уже направляется отряд строгих дяденек в рясах из самой Валаамской обители... Скрутят детишек, посадят на пароход, да и сдадут чертей в полицию, всем скопом и гамузом.


Услышав возню, я отвлёкся от плясок у костра, поморгал, прогоняя зайчики в глазах, и присмотрелся к ближайшему камушку. На нём совокуплялись. Сверху был явно парень - он двигался в характерном ритме. Под ним угадывалась девушка. Оба были без масок, волосы одинаково растрёпаны, так что не поймёшь, где кто, но вот лица меня насторожили: на них не отражалось ровно никаких чувств.


Будто подростки совершенно не осознают, чем они тут заняты. Тело девушки под парнем дёргалось, её спине явно должно быть больно на жестком камне, но - ничего. Глаза у них были такие же пустые, как у сельчан в Ненарадовке.


Я судорожно сжал подарок ведьмы Настасьи - мешочек-оберег. Испугался: а вдруг я опять в петле? И стоит закрыть глаза, я окажусь в своей кровати, разбуженный Антигоной?..


Но нет. Прошло минуты три, а ничего не исчезло, не изменилось. Черти продолжали визжать и прыгать, от костра в стылый воздух взметались яркие искры...


Надо это остановить, - подумал я. - Но как? Как сделать так, чтобы ребят реально проняло? А главное, чтобы их отпустило безумие.


Обычный алкоголь здесь ни при чём, - понял я, понаблюдав за скачущими вокруг костра. - Они его больше проливают, чем пьют...


На вид подросткам было не больше пятнадцати-четырнадцати.


Был бы здесь батюшка-сержант, пресёк бы безобразие молитвой. Алекс мог сказать ману. А я? Что могу сделать я?


Обойдя костёр по широкой дуге, я нашел на берегу две лодки. Вёсла валялись здесь же, на дне, и между прочим, одна из лодок уже почти отвязалась...


Ощупав борта, я нашел две сетки с бутылками, вывешенные охлаждаться в воде. А ещё в одной из лодок обнаружилось ведёрко. Хорошее такое ведро, объёмистое. Литров на двадцать.


Зачерпнув ледяной озёрной водички, я вылез на берег и пошел к костру...


Как они скакали! Визгу было - свиньи позавидуют. Первым ведром я окатил чертей у костра, вторым - парочку на камне. Девчонка вскочила, как ужаленная, не разобравшись, что происходит, съездила парню промеж глаз, натянула трусы и побежала к лодкам.


Хорошо, что вёсла я заранее вынес и припрятал в камышах.


Забежав по колено в воду, девчонка окончательно остыла и побрела на берег. Остальные тоже приходили в себя. Икали, жаловались друг другу на холод и никак не могли понять: как они вообще здесь оказались.


Я пролез через камыши и поднялся на тропинку. Там уже ждали отец Онуфрий и несколько незнакомых молодых монахов: как я и предполагал, в монастырях услышали дикие вопли и послали кого покрепче проверить.


Ну, теперь можно за ребят не волноваться: переловят и отвезут на Большую землю, как миленьких.


Домой шли молча. Двигатель катера шелестел совсем тихо, вода казалась тяжелой и скользкой, как натёртое маслом зеркало. Над дальним берегом занимался рассвет.


Там, где была Ненарадовка, опять полыхало зарево...


Глава 11


- Не похоже на огонь, - нарушил молчание Котов.


Я вскинул голову. Последние минут десять приходилось бороться со сном, и слова майора проникли в затуманенный мозг, словно издалека и прозвучали гулко, как колокол.


- Но это точно в Ненарадовке, - заметил Алекс и слегка изменил курс, чтобы пристать не к нашему терему, а к сельскому причалу.


Уже какое-то время я слышал непонятное буханье. Словно где-то далеко, за лесом, забивают сваи чугунной бабой. Но было ещё темно, и кто станет работать в такое время суток, было непонятно.


Теперь же я догадался, что это такое: динамики. Где-то играет музыка, а до нас по воде доходят только басы. Да и не где-то, а конкретно в нашем селе.


- Слышите? - спросил я, когда мы подошли ближе.


- Дискотека, что ль? - удивился Котов и поглядел на Алекса.


Тот пожал плечами.


- Не пожар, и на том спасибо, - пробормотал майор, приноравливаясь, чтобы выпрыгнуть на доски причала.


- Не радуйся раньше времени, - мрачно заметил шеф.


Я его понимал: в связи с несанкционированной музыкой почему-то сразу вспомнился наш татуированный московский гость. А от него всего можно ожидать.


Село было погружено во мрак. Не светились окошки, не вился дымок из труб. Но это понятно: четыре утра - такой глухой час, когда даже скотина ещё спит, не требуя ни кормёжки ни дойки. Что характерно: собаки тоже молчали. Не стрекотали цикады, не свиристели сверчки, летучая мышь не чертила небо стремительным лётом.


Ненарадовка словно вымерла.


От этой мысли сделалось не по себе. Впечатление усугублялось разноцветным заревом за околицей и глухим буханьем старых колонок.


- Не иначе, дом культуры распотрошили, - буркнул Алекс, устремляясь на звук.


В самом селе достаточно обширной площади для народного гулянья не было. В центре, рядом с продмагом, сельсоветом и домом культуры, крошечную площадь занимал скверик - с фонтаном в виде упитанного Нелея с сердитым дельфином, кустами ухоженных роз и аккуратными лавочками.


Общие сходки, гулянья и ярмарки проводились за околицей, на обширной поляне, примыкающей к лесу.


Там и лютовал внеплановый праздник.


Честное слово: если бы не музыка, я бы решил, что это очередной катаклизм. Ещё издалека мы увидели чёрные тени, ломано скачущие в свете фар от трёх поставленных полукругом тракторов. Они извивались, сладострастно прижимались друг к другу, издавали пронзительные вопли и выплясывали на пустых бочках из-под соляры, выбивая дробный грохот подкованными каблуками.


Словом, всё это действо живо напоминало Вальпургиеву ночь на Лысой горе.


Или подростков, которых я видел на Валааме.


Кроме одной мелочи: подростки, отрывающиеся на пляже, без присмотра взрослых, вызывают раздражение, желание призвать молодежь к порядку и прекратить безобразие.


Но выкидывающая коленца девяностолетняя бабка, в обнимку с бородатым дедом в пижаме - лица у обоих бледные, сосредоточенные, словно бы от этого дикого уродливого танца зависит их жизнь - вызывали оторопь и даже страх.


В первую очередь - за их жизни.


Почти у всех пляшущих в руках были бутылки. У некоторых - горящие ветки, которыми они размахивали в опасной близости от сухой травы и деревянных заборов. Никого из гуляющих это не волновало.


Да, самое главное: на опушке леса была сооружена импровизированная сцена. Судя по двум амбарам, щерящимся чёрными провалами входов, сделана она была из громадных дверей, снятых с петель и водруженных на те же бочки из-под топлива.


На сцене стояли высокие, как небоскрёбы, колонки - пережиток разгульных девяностых прошлого века. В них грохотал хриплый, довольно примитивный бит.


А перед благодарной публикой... Ну конечно. Не зря мы с Алексом первым делом подумали именно про него!

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги