Суворовец. Том 3

Глава 14

— Ясно! — прервал я сбивчивый Тимошкин рассказ.

В целом, и так все было понятно.

Неважно, чем закончилось приватное свидание Тимура и Маши в квартире Белкиных: просто поцелуями или же чем-то большим. Я, в конце концов, не ханжа, а нормальный мужик. Все мы — взрослые люди. Ну, или почти взрослые.

Важно то, что теперь Тимошка считал своего родного брата предателем. И всерьез.

Надо бы ему подкрутить в его коротко стриженной башке пару винтиков. А так Тимошка — парень очень даже неплохой. Подрихтовать чуток только его надо…

— Хорошо, что я в училище живу! — хмуро констатировал Тимошка, смахивая с грязного стола крошки прямо на пол. — А то пришлось бы ночевать в той же комнате, где этот предатель… с ней…

Тут Белкин снова брезгливо поморщился. Совсем как тогда, на крыльце училища. Когда увидел, как соединились руки Тимура и Маши.

— И в чем же тут предательство заключается, Тим? — поинтересовался я, отодвигая пустой стакан.

— Как в чем, Андрюх? — возмутился юный влюбленный. — Он же… с ней… теперь…

— И что? — невозмутимо спросил я. — Ну, встречается теперь Тимур с этой Машей или как там ее… Она тебе жена, что ль? Или девушка? Чем-то тебе обязана? А он с тобой обязан выбор девушки согласовывать?

Поискать бы зубочистки… Эх, да где их тут взять… Ненавязчивый советский сервис. Чай, пирожки и салфетки, нарезанные треугольничками. Дешево и сердито! Но так вкусно!

— Ну… — стушевался Тимошка. — Не жена, конечно… И не девушка… Ну все-таки… Мы же с яслей еще…

— Что вы с яслей? — пожал я плечами. — Я вот, может, в роддоме с кем-то рядом лежал. И что дальше?

— Ну всегда же вместе гуляли! — упорно гнул свою линию близнец, так и не простившийся окончательно с детством. — А он… А он мой брат вообще-то!

— Тим! — терпеливо продолжал я втолковывать в юную голову близнеца прописные истины. — Ну пойми ты, голова твоя садовая! Выросли вы! И ты, и Маша, и Тимур! Вам уже не по семь лет! Вы — давно не дети, которые воробья хоронили, по деревьям лазали… Или чем вы там еще занимались. Маше нравится Тимур. Тимуру — Маша. А когда люди нравятся друг другу, они как раз именно этим и занимаются. Встречаются, гуляют, обнимаются, целуются… И так далее по списку. Ну? Дошло?

Тимошка опустил голову и снова начал мешать в стакане и без того размешанный сахар. А потом спросил, просто и очень-очень тоскливо:

— Андрюх… что мне делать?

И от его простоты мне как-то стало не по себе.

Бывает так в жизни, что какие-то вещи заканчиваются. Быстро и всегда неожиданно. И всегда насовсем.

Есть у тебя, например, условная подружка со двора. Назовем ее… ну, скажем… Светкой.

Светка — «свой пацан». Волевая, дерзкая, крепкий орешек, одним словом. Могучему Брюсу еще фору даст. Забегаешь к Светке после уроков. И она к тебе. Вместе шагаете домой с какого-нибудь кружка. Вместе марки в альбом клеите. А потом — раз! — и все меняется! И вместо привычной Светки — уже недоступная Светлана, которую фиг позовешь «прошвырнуться». У Светланы маникюр, педикюр, и вообще она еще голову не высушила… А когда высушит, пойдет не с тобой «прошвырнуться», а с каким-нибудь рокером патлатым на мотоцикле кататься.

Вот и все. Гуляй, Вася, ешь опилки. Пролетел Вася, как фанера над Парижем. Закончилась детская дружба. Настала другая пора.

— Не знаю! — сказал я, понимая всю серьезность ситуации. — Но если ты собрался всю жизнь втроем дружить так, как в детстве, то сразу говорю: не получится. Машка замуж выйдет. Пеленки, распашонки, ясельки… Ты работать пойдешь. Тоже женишься. И видеться вы будете разве что по праздникам.

— По праздникам? — хлопал глазами Тимошка, отчаянно не желающий мириться с минусами взрослой жизни.

— Да, по праздникам! — подтвердил я. — По очень редким праздникам. Если на Новый Год у кого-нибудь по старой дружбе соберетесь. А что? Или ты думаешь, Тим, что вы всю жизнь по кино втроем шататься будете? Воропаева плюс Белкины? Разлетитесь, кто куда, и поминай, как звали… Взрослая жизнь — она такая, брат…

— Ты-то откуда знаешь, какая взрослая жизнь? — угрюмо возразил мне Тимошка.

— Кое-что знаю! — коротко ответил я, не вдаваясь в подробности. — Я вон своих школьных приятелей сейчас пару раз в год вижу. И то если на улице случайно столкнусь.

Тут я даже немножко приукрасил. Со школьными друзьями я теперь раз в десять лет вижусь. Если вижусь вообще. Собрать их на встречу — целый квест. У кого развод, у кого язву оперируют, у кого две ипотеки, смена «два через два» и так далее.

Да и с дворовыми тоже не помню, когда виделся. Разлетелись да разъехались. Близких друзей — Пашки с Ленькой — давно уж нет. А другие как-то забылись…

Но это в той, прошлой жизни. А в этой… А в этой у меня все хорошо! И зуб даю, в следующем увале обязательно навещу и Пашку, и Леньку. А в этом мне еще надо обтяпать одно важное дельце.

Пора заканчивать с перевоспитанием Белкина.

— Значит, так, Тим! — сказал я, подытоживая наш сегодняшний разговор. — Намотай себе на ус: девочек обижать нельзя! Нехорошо! Ай-яй-яй! И перед Машей ты извинишься. Сегодня же вечером позвонишь и извинишься. Уверен, телефон ты помнишь. Она перед тобой ни в чем не виновата. И относится к тебе, как к давнему хорошему другу.

— Машке позвоню! — хмуро согласился Тимошка. — Поговорю с ней. Она поймет. А этого… А этого я никогда в жизни не прощу. И никакой он мне больше не брат!

— Дело твое! — согласился я, надевая фуражку. — Но как по мне, Тимур перед тобой тоже ни в чем не виноват. А словами такими лучше не бросаться. Пожалеть можешь.

— Пожалеть? — взвился обманутый Тимошка. — Да я рад был бы, если бы эта рожа не была на меня похожа! А то, что он Машку притащил, когда меня дома не было?

— Захотел и притащил! — пожал я плечами. — Дело молодое. Еще раз говорю: взрослей, Тим! И ты притащишь. Все в свое время будет!

Я оставил Тимошку в пирожковой и вышел на холодную улицу. Поежился малость и почесал к метро бодрым шагом, вдыхая октябрьский воздух.

Пусть паренек подумает над своим поведением. А заодно и зажует свое горе от неразделенной любви еще парой-тройкой «тошнотиков».

А мне пора в Свиблово!

— Здоров, Андрюх! — радушно сказал Витек Дорохин, встречая меня в дверях. — Ну зашел наконец! Как добрался? Тысячу лет тебя не видел! Я тебя звал в гости, звал… Мухтар, сидеть! Это свои!

«А в чем-то ты даже прав!» — подумал я, заходя в знакомую квартиру и скидывая ботинки. — «Я такого Витька тоже тысячу лет не видел».

Потрепал за ухо Витькиного пса Мухтара и вслух сказал:

— Да увалы все не давали… То понос у нашего начальства, то золотуха…

— Что, наряд словил? — понимающе сказал Дорохин. — Бывает… У меня брат сейчас в армии служит. Когда в отпуск приезжал, много чего про армейскую жизнь рассказывал. Там наряд словить — что за здрасте! Кстати, я тебя сейчас с дядькой познакомлю! И дедом!

— А тетя Та… то есть мама? — спросил я.

— Мама в санатории, — ответил Витька, не заметив моей оговорки. — Язву лечит. Вернется из своих Ессентуков через недельку. Так что сегодня мы мужской компанией посидим. Да ты не тушуйся, Андрюх! У меня и дед, и дядька — отличные мужики!

Я и не собирался тушеваться. Уж в чем, в чем, а в том, что Дорохины — отличные мужики, я не сомневался. Не один год прослужил и с Витькой, и с его дядькой. Да и с дедом имел возможность пообщаться. Где-то эти двое суровых, но очень правильных и справедливых мужиков заменили мне ушедшего из семьи отца.

Подполковник Виктор Дорохин, который остался в 2014 году, давно уж переехал в другую квартиру. А вот школьник Витька Дорохин все еще обитал в той самой «хрущобе», с которой я отлично был знаком. Мне даже как-то приходилось перекантоваться у Витьки в Свиблово недельку, когда соседи-гады затопили мою хибару. Мариновался и он у меня целый месяц. Однажды. Когда со своей супружницей крепко поссорился.

Но все это будет еще не скоро. А пока передо мной стоял, по давней привычке сунув руки в карманы, лопоухий школьник Витек.

Тут внезапно скрипнула дверь в комнату, и на пороге появился…

— О! Здоров, молодежь! — бодро воскликнул еще живой полковник Дорохин. Уже совсем старенький, на пенсии, прихрамывающий, ослепший на один глаз, но живой…

Протянул мне руку, натужно кашлянул и по-простецки воскликнул:

— Что, паря? В увалы не пускали? Да ты не робей, знаю я, что это такое, хоть сам и кадетом не был. Но вот реальное училище окончил… Игнатий Афанасьевич я.

— Здорово! — держа в руках свежий выпуск газеты, нарисовался в коридоре дядька моего нового (или старого?) приятеля. — А я Валерий Игнатьевич. Ну или дядя Валера. Короче, как тебе удобно.

— Андрей! — представился я всем сразу.

И деловито поинтересовался: — Помочь чем?

— О! — бодро потер руки дядька Дорохина. — Вот это мне нравится! Вот это деловой подход! С места в карьер! — И, нахмурившись, порылся в карманах: — Значит, так! Я в магазин! А вы с Витькой, на кухню! Минут через пять картофан выключите, как доварится…

Совсем скоро мы на пару с новыми старыми знакомыми соорудили скромный стол. Так, ничего особенного. Огурчики-помидорчики в банке, закатанные еще летом, вареная картошка в мундире, сыр, колбаска…

— У нас сегодня по-простецки! — сказал Витька, когда с ним на пару ловко чистили вареную картошку. — Но ты не думай, так не всегда! Вот мама из санатория вернется — она нам та-а-кой пирог забубенит! Попробуешь — за уши не оттащишь. Вот увидишь!

Я мигом выхватил нужную мне зацепку.

«Вот увидишь!» — это значило, что я у своего нового старого приятеля в гостях еще появлюсь.

И это было здорово!

— Кстати! — воскликнул я, вспомнив кое-что. Так, для поддержания разговора. — Как там ваш «Пуля»-то? Которого на футбол не пустили?

— Да с «Пулей»-то все зашибись! — охотно отозвался Витька. — Исправил он свои косяки.

И тут же выругался, отбросил нож:

— Тьфу ты, блин! Порезался… Короче, с «Пулей» все нормуль. Только вот мамка его…

— А что мамка? — насторожился я. — Что с ней?

Чуйка подсказывала мне, что я на верном пути. И если мне повезет, то банда, о которой я раньше знал только понаслышке, закончит свое существование гораздо раньше.

— Грабанули Зинку нашу! — снова крякнув и развалившись на стуле у окна, ответил вместо внука старый полковник. — Точнее, кошелек тиснули. Да так филигранно… Наши питерские «щипачи» из двадцатых позавидовали бы.

— А вы в Питере жили, Игнатий Афанасьевич? — живо спросил я.

Жил, конечно. Еще б не жил! И не только жил. Не одна сотня карманников эпохи НЭПа угодила в свое время в кутузку благодаря старшему Дорохину. Работал он в отделе карманных краж. А начинал еще в «Петроградском сыске», до учреждения уголовного розыска. Совсем молодым!

— Конечно, в Питере… Тяжко нам тогда приходилось! — охотно пустился в воспоминания полковник. — Некому работать стало. Кто из филёров уехал, кто погиб…

— Филёров? — переспросил Витька. Он, как и я, очень любил слушать рассказы старого Дорохина.

— Филёров, филёров… — терпеливо пояснил внуку полковник. — Знать историю надо, Витя. А то сыщиком хочешь стать, а историю сыска не знаешь… Филёры — сыщики то бишь. В уголовно-сыскной полиции службу несли. Не осталось их почти. Вот и пришлось все заново создавать… Ворье тогда цвело буйным цветом. А помимо щипачей, еще и «банковские» воры были.

— А это как? — включился я в расспросы.

— Одевались цивильно, — раскуривая трубку, продолжал старый Дорохин, довольный тем, что его слушают. Курил он только трубку. Ни сигареты, ни папиросы не признавал. — Костюмчик, ботиночки, все дела… Приходили в банки, терлись и «срисовывали» тех, кто кредит получает. С виду такой «гражданин, товарищ, барин» и не похож на ворье. Ни за что на него плохого не подумаешь! Это вам, ребята, не шпана с Лиговки. А потом такой «костюмчик» кому-нибудь донышко портфеля бритвой «чик»! — и все!

— А еще, я слышал, «понты» какие-то были! — я вдруг вспомнил про еще один вид ворья. О нем нам с Витькой старый полковник поведал во время посиделок на даче, когда мы уже служили вместе в органах.

— О! — Витькин дед многозначительно поднял палец. — Молодец, Андрюх! Точно! «Понты»!

— А что это? — живо полюбопытствовал Витька.

— Работа на публику это, Витек! — полковник помолчал, затянулся, выпустил несколько красивых колец дыма и продолжил: — «Понт» — это липовая драка. Народ же наш охоч до представлений! Собирались по двое — и давай мутузить друг друга! А где двое, там и пятеро… И пока народ глазеет, у всех кошельки-то и подрежут…

Еще бы! Тогда ж ни смартфонов, ни ноутбуков не было. Ни даже «видаков», где можно посмотреть боевички с гнусавым переводом… Хочешь поразвлечься — смотри живой «экшн»! Вот ротозеи и собирались поглазеть, как мужики друг друга мутузят. А в это время специально обученные люди заботливо облегчали им карманы.

— А я еще кое-что вспомнил, дед! — радостно воскликнул Витька, довольный, что на этот раз в точку попадет он, а не я. — Еще «Вася, давно не виделись!».

Да, точно! И такой вид кражи был. И в двадцатых, и позже… И сейчас есть.

Когда я только-только начинал службу в органах, мы его называли «Володька, зачем усы сбрил?». Старо как мир: подходишь на улице к незнакомцу, желательно — к какому-нибудь совершенно на вид олуху, и начинаешь орать: «Володька, давно не виделись! Сколько лет, сколько зим! Как жена? Как дети? Ох ты ж, какой ты вымахал!». И пока «Володька» вяло отмахивается: «Гражданин, да я не Володя, я Дима…», карманчики-то у него можно обнести…

Тем временем вернулся дядька Дорохина. И когда мы уже чуток перекусили, а старшие Дорохины — приняли для проформы на грудь и разомлели, я будто невзначай завел разговор:

— Валерий Игнатьевич… А вы не слышали случаем? Какая-то банда в Москве, говорят, орудует…

— Говорят, кур доят… — не очень охотно ответил Витькин дядька. — Ты меньше слушай.

Конечно же, ему на работе велели помалкивать. Чтобы, так сказать, панику не наводить. Но я-то знаю, как людей разговорить. И всего через полчаса у меня на руках была вся необходимая информация.

Я уже знал, что за короткое время случилось около двадцати ограблений. И все, как на подбор — одним почерком. К пострадавшим подходили сзади и лупили по голове чем-то тяжелым. В основном — только девчонок и женщин. И еще парочка пацанов затесалась. Будто случайно.

Хотя, кажется, вовсе не случайно. В карманах у обоих ограбленных пацанов в тот день была отнюдь не дырка от бублика. Один, совсем школьник, как и Настя, нес деньги репетитору… Другой, постарше, собрался в магазин за новым фотоаппаратом. Тоже с котлетой наличных.

Истории ограбленных женщин тоже походили одна на другую. Будто под заказ. Зина, бухгалтерша, мама Витькиного приятеля по кличке «Пуля», несла в сумке зарплату сотрудников целого предприятия. Другая собиралась в магазин за мебелью… Да и остальные тоже не с трешкой в магаз выбежали, хоть и суммы у них были поскромнее.

Я считал, что это все неспроста. И старый Дорохин думал так же.

— Ты, Валерка, зря отца не слушаешь, — расстроенно сказал полковник в отставке. — А я тебе дело говорю: есть у них осведомители… Вот у нас в Петрограде…

— Да опять ты со своими историями про сыск, бать! — крайне непочтительно отмахнулся сын. — Другое время сейчас! Ну какие банды! Ну какие «осведомители»? Совпало просто.

— Совпало, Валерка, это когда у тебя коврик под дверью пропал, а у соседки появился! — натужно откашлявшись, хмыкнул полковник Дорохин. — Вечно вы, молодежь, все лучше всех знаете…

— Кстати! — вспомнил вдруг я. — Вить, а помнишь, у тебя щипач хотел часы тиснуть у стадиона?

И, выудив из кармана обрывок мятой бумажки с криво написанным на ней адресом, положил ее на стол.