Свадебный подарок, или На черный день

IX

Винцент смотрел, как Борис спешит. Про себя даже поторапливал его. Скорей бы дошел до поворота. А там сразу ограда и дыра. Сможет за нею спрятаться, подождать своих. Только бы скорей дошел!

Все-таки надо было уговорить родителей оставить его до утра. Не каждую же ночь бывают проверки.

Чего он оглянулся? Боится идти по пустой улице и хочет вернуться? Нет, пошел. Даже прибавил шагу. Конечно, страшно. Это только на словах или там, в гетто, им кажется, что здесь все не так опасно. Теперь везде опасно.

Борису даже полезно немного перетрусить. Остынет. А то, видите ли: «Во все времена и все войны врагу оказывали сопротивление». Мало ли что было когда-то. Никакой Наполеон и никакой Вильгельм не был, так страшен, как Гитлер. Перед ним уже спасовало столько государств. И русские. Пели: «Если завтра война», а тоже пока не очень справляются. Можно подумать, что когда им возьмется помогать Борис Зив…

Вдруг Винцент увидел, как из-за угла вышли двое. Патруль! Вспыхнул фонарик…

Что он делает? Бежать нельзя! Они же будут стрелять!.. Так и есть…

Упал!

Подошли… в лежащего… трижды…

Все… Оставили его и пошли дальше. Как ни в чем не бывало…

Идут сюда! Он быстро закрыл дверь. Повернул ключ.

Дверь заперта. Заперта.

— Что ты тут стоишь? — Он даже не слышал, как отец спустился. — Мама волнуется. Стреляют где-то совсем близко.

— Больше не будут стрелять.

— Хорошо бы. Но кто знает…

— Я знаю. Они стреляли в Бориса.

— Почему ты… так… думаешь?

— Я видел…

— Но он же был без звезд!

— Все равно. Уже комендантский час. А ты не позволил его оставить.

— Тише! Ради Бога, тише.

— Правильно. При мертвом говорят шепотом. Даже когда он далеко, на улице. Но этот мертвый — Борька…

— Может, он не…

— Пришел ко мне как к другу. А я откупился ломтем хлеба.

— Но, может быть, он только ранен.

— Он — как к другу. А я — ломоть хлеба…

— Господи, да не говори ты так!

— Как я должен говорить? Борьку убили. Понимаешь, убили!

Отец не ответил. Прислушивается.

— Не беспокойся, папа. Они уже прошли.

— Кто?

— Патруль. Те двое, что его убили. И я сейчас выйду.

— Куда?

— Туда, к Борису.

— Нет, лучше я.

— Я сам должен…

— Но я скажу тебе правду. Честное слово, правду.

— Я сам должен… И если он живой, приведу. Мама его перевяжет. Спрячем в моем укрытии. Я сам должен.

Но открыть дверь и двинуться с места было трудно. Очень трудно…