♡ Глава двадцать первая, о чувствах, богах и судьбоносных решениях

Я сидела в каком-то закутке хаоситского посольства (ну то есть брусского, но как выяснилось, это одно и то же), заботливо укутанная в мундир мужа, и думала о том, что нам всем сказочно повезло.

Во-первых, я не спалила эту помойку. Ладно, не помойку, а очень даже красивый особняк. Но в моем представлении ничего хорошего в этом месте не было и быть не могло, а потому пусть остается первый вариант.

Спалить, к слову, очень хотелось. Вместе с цесаревичем. Но тогда его величеству было бы некого допрашивать.

Не-е-ет, хаоситы нам еще для суда понадобятся.

И для казней.

Во-вторых, мы живы и победили. Конечно, так быстро это не закончится. Будет проводиться расследование, будут разбираться с наследником, да и мне с Андреем… тоже надо бы разобраться. Поговорить откровенно, рассказать о себе правду и от него добиться признаний.

Честно говоря, я была рада. Рада наконец получить возможность выговориться и больше ничего не утаивать.

Ну а в-третьих, Чет… Не знаю, что бы со мной стало, если бы он не привел ко мне князя. Несмотря на совершенные ошибки, аджан не рассказывал хаоситам о втором моем даре, молчал о том, что в теле Софьи иномирная душа, а в самый решающий момент и вовсе готов был пожертвовать собой ради меня.

Нет, за то, что паразит нервничать заставил, успешно прикидываясь умирающим, «спасибо» точно говорить не стану. Но немного успокоившись, придя в себя, я вспоминала о пережитом кошмаре уже не с таким отчаяньем.

Паяц! Как есть паяц!

И так оперативно слинял, когда Андрей меня с его груди в объятья забрал…

— Манечка, Машуня…

Я вздрогнула от тихого голоса и вскинула взгляд.

— Прости меня, подлеца такого, прости…

Чет не показывался, но был явно где-то поблизости.

— Я виноват…

— Чет, покажись! — устав таращиться в полумрак, потребовала я. — Покажись, несносный чертяка!

В сером полумраке спальни сначала проступили рога аджана. За ними показался хвост, мягкие пушистые лапы и наконец туловище с мордой, хранящей выражение не то мученика, не то раскаявшегося в своих злодеяниях преступника.

Как только Чет полностью нарисовался, схватила его в охапку, крепко к себе прижала. Да, он виноват, да, все могло закончиться очень плохо, но я точно знала, что действовал он не по доброй воле. Схватили его за одно место и все: ни дернуться, ни пискнуть.

— А теперь, Чет, рассказывай. Не отпущу, пока не узнаю всей правды.

Тяжело вздохнув, аджан прошептал:

— Я не мог тебе признаться. Даже намекнуть не имел права! Иначе бы меня отозвали, а к тебе приставили кого-то другого.

— Ты потому добивался от меня того договора? — догадалась я. — Тебе что-то было нужно, чтобы стать свободным?

— Сила твоя, — с тихим вздохом признался Виньецкий. — Чтобы артефакт, которым они меня к себе привязали, разрушить… Поначалу я хотел забрать ее хитростью, обманом, а потом… — Взволнованно выдохнув, он выпилил: — Я ни за что ее у тебя не возьму! Машка, Манюнечка, я не хотел! Очень, очень не хотел! Но они дергали меня за ниточки, как какую-то марионетку! Да что там… Я и есть их марионетка. Раб на побегушках…

Нет, все-таки надо было спалить к чертям собачьим всех хаоситов разом! И чтобы долго горели, мерзавцы. Чтобы даже следа, даже воспоминания от них не осталось!

Глаза затянуло мутной пеленой. Я сидела, смотрела на понуро опустившего голову Чета и чувствовала, как слезы оставляют на щеках мокрые дорожки.

— Что за артефакт и как тобой с помощью него управляют?

— Очень хитрый и опасный… Хаоситы — мастера создавать хитрые и опасные артефакты.

Вскоре стало ясно, что аджан для приспешников бога хаоса был что джинн из лампы. Дали ему задание, он выполз из артефакта, а как справился с квестом, так сразу полезай обратно.

Негодяи…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Он хранится не здесь, не в Московии, и даже не в России. Он у само́й верхушки хаоситов, — с горечью ответил Виньецкий на мой вопрос о местонахождении артефакта и его уничтожении. — Так просто его не найдешь и не разрушишь. И что самое скверное, я не один у них такой. Эти чудовища в совершенстве владеют артефакторной магией и научились приманивать к себе подобных мне.

— Вот даже как… — пробормотала я, расстроившись еще больше.

— Машка, но ты не прощай меня! Я ведь не раз и не два тебя обманул! — вдруг выдал хранитель и с жаром зачастил: — И про Андрея соврал, не моргнув глазом! Ты ему любая нужна, хоть пустая, хоть с магией! Он сам, когда это зелье в подарок принимал, в своих чувствах еще не разобрался. А потом понял, что никак ему без тебя. Просто никак!

Я задержала дыхание, заметив, как в дымке, растянувшейся по комнате, стали проступать все те же знакомые фигуры: Шуйского и Воронцова. Зазвучали голоса, далекие, приглушенные, и я стала с жадностью ловить каждое слово.

— Тут нечего исправлять, Леша. — Андрей похлопал друга по плечу и улыбнулся. Светло, искренне, как умел только он. — Я рад этому союзу, и мне уже все равно, проявится ли в ней искра или она так и останется пустышкой. Все равно… Я люблю ее, Леш. Пусть пустышка, но… моя. Самая желанная и любимая… Моя своенравная, непокорная княгиня…

Тут уж я совсем раскисла и, оставаясь верной своим старым привычкам, взяла и разревелась. От облегчения, от радости, от осознания, что дура я такая! Боялась обжечься, бежала от собственного счастья, не желая верить в сказку. А ведь сказка-то вот она — рядом.

То, как Андрей бросился за мной, не взирая на риск… Уже одно это перечеркивало все плохое. Да и не только он имел от меня тайны, я и сама многое от него скрывала. Нам просто нужно выслушать друг друга и…

Наконец услышать.

— Спасибо, Чет, — прошептала, смахивая слезы. Улыбнулась, смаргивая мутную пелену, и растроганно повторила: — Спасибо…

— Да какое там, Манюня, — отмахнулся чертяка. — Давно должен был все тебе показать и рассказать о чувствах князя, а вместо этого по приказу душегубов тянул тебя в храм.

Храм… Храм Многоликого…

Ну точно: эврика! Это ведь средоточие божественной силы, могущественный источник. Я собиралась направить в него свою силу, чтобы мою душу вытолкнуло из тела Софьи и вернуло на Землю. Но что, если направлю свои способности не на обмен душ, а на уничтожение «джинновой лампы»? Вдруг сработает?

Пока не попробую, точно не успокоюсь.

— Чет, скажи… — Я осеклась, заметив, как аджан в моих руках начал исчезать, истаивая дымкой, а у меня от отчаянья, мелькнувшего в его глазах, едва сердце не остановилось. — Че-е-ет, что происходит?!

— Прости, они зовут. Требуют… — И совсем тихо прежде, чем окончательно исчез, добавил: — Накажут.

Опомниться не успела, как осталась одна. Сидела и сжимала в руках завитки дыма, исчезающие в полумраке спальни.

— Софья! — Дверь распахнулась, являя моим глазам потрепанного мужа. Заметив слезы у меня в глазах, он приблизился ко мне и осторожно прижал к своей груди. — Не плачь, все закончилось. Теперь он тебя точно не тронет.

Муж решил, что я реву из-за Игоря, в то время как я уже плюнула на него и забыла.

А вот на Чета плевать и забывать про него точно не собиралась.

— Не все, — отстраняясь, покачала головой и быстро произнесла: — Нам нужно поговорить.

— Мы поговорим, душа моя. Обо всем поговорим. — Воронцов чуть нахмурился и снова прижал меня к себе. — Обещаю, но сейчас я должен доставить тебя домой и вернуться к императору. Я нужен там…

И пока я не успела возразить, повел меня прочь из комнаты. Решительным шагом минуя коридор за коридором, не забывая заботливо придерживать за талию, вывел из посольства и помог устроиться в карете.

Домой… Заманчивое слово.

Мне безумно хотелось смыть с себя омерзительные прикосновения цесаревича, обнять Ольгу, которая, наверное, уже с ума сошла от переживаний… Чего не хотелось, так это пропускать, возможно, единственную ночь, когда я могу сделать что-то по-настоящему хорошее и важное.

Освободить своего джинна-чертяку из чертовой лампы.

Не успел Андрей забраться в карету, как я схватила его за руку и выпалила:

— Андрей, послушай!

Конечно, момент, мягко говоря, не самый подходящий. Да и вываливать на Воронцова правду здесь, в экипаже… Ну, в общем, так себе… Но выбора-то всё равно нет! Ночь не резиновая. Скоро забрезжит рассвет, а вместе с ним исчезнет и возможность помочь хранителю.

— Мне нужно в главный храм Московии. В тот, где нас с тобой женили. — Андрей собирался возразить, я это по глазам видела, но, прежде чем он что-то успел произнести, выпалила: — Я не Софья! Я… Маша Семенова. Рада… эмм… познакомиться.

Мой сбивчивый и, наверное, слишком эмоциональный рассказ Андрей слушал с нечитаемым выражением лица. Я волновалась, спотыкалась чуть ли не на каждой фразе, но чувствовала, что он мне верит.

Каждому слову верит.

А мог бы решить, что у жены от всех этих волнений совсем крыша прохудилась.

Я рассказала про все. И про свое попадание, и про то, как впервые ощутила магию, и про явление аджана. Не скрывала ничего. Даже того, что у меня в пособниках был страж Воронцовых. И про то, куда отправилась тайной тропой из дворца, тоже скрывать не стала.

Я решила больше ничего не утаивать и не обманывать князя. Даже в мелочах. Раз уж решила начать строить свою жизнь с мужчиной, которого полюбила.

— Получается, кто-то поменял ваши души местами, — задумчиво произнес Андрей, когда во мне наконец кончились слова и воздух. — И ты боялась мне признаться?

— А ты бы не боялся? В первые мгновения я вообще ничего не понимала. Где оказалась, почему… Откуда взялись все эти разряженные павлины… ну то есть, мужчины. А уж когда осознала, что меня лапает какой-то белобрысый хмырь… — Втянула побольше воздуха и чуть ли не скороговоркой закончила: — Я решила, что убью гада! Ну а про остальное ты и сам знаешь.

Я вздохнула. Не хочу больше думать об этом монстре.

Не хочу и не буду!

— Понимаешь, Софью никто не любил. Совсем. Ни для отца, ни для матери она не была желанной. Пустышка, позор рода… К тому же болезненная, чахлая. Не с кем посоветоваться, некому поплакаться. Я вообще сначала решила, что от страха, там, в руках Игоря, она и погибла.

Андрей сжал кулаки и тихо спросил:

— А тебя? Тебя в твоем мире любили?

— Почему любили? Меня и сейчас любят, — отозвалась я и улыбнулась с легкой грустью. — У меня большая и дружная семья: родители, дедушки, бабушки. Подопечные опять же…

Я продолжала улыбаться, вспоминая ночные анекдоты Валентины Захаровны и ворчание в трубку Ларисы Анатольевны. Все равно ведь привязываешься к своим бабулечкам.

— Ты пойми, мой мир и твой — они сильно отличаются. У нас нет магии. Вот ни капельки! Но никто из моих современников от этого не страдает. Мы идем по пути науки, развивая промышленные отрасли, и живем куда с большим комфортом. — Я прикрыла глаза и продолжила: — У нас равноправие. Оно не только в браке и не только с подачи бога. Женщины наравне с мужичинами работают, получают высшее образование, занимают высокие должности. И что самое главное — у нас нет императоров. Есть кое-где диктаторы, увы, не без этого. Но таких вот гадов, как Игорь, еще надо поискать.

Я замолчала, почувствовав, что голос уже начинает садиться. Мне бы водички…

Не знаю, о чем думал муж, к каким приходил выводам, но его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций. Совершенно. Резкие черты, заледеневший взгляд и крепко сжатые в кулаки пальцы.

— Эй! — наконец крикнул Андрей, ударив по крыше кареты. — Разворачивай к главному храму! Скорее!

— Спасибо, — растроганно выдохнула я.

Почему-то, услышав это коротенькое слово, он вздрогнул и прикрыл глаза. И тут же подался ко мне и крепко обнял.

— Прости меня, Маша.

Теперь уже я вздрогнула. От того, как ко мне обратился. От того, как волнующе в его устах прозвучало мое имя.

— Прости, что давал тебе зелье. Сейчас мне самому мои решения кажутся смешными и… эгоистичными. Я считал, что, если у тебя появится искра, сделаю тебя счастливее. Ну и о продолжении рода, конечно, не забывал. — Андрей мрачно усмехнулся. — Думал, что поступаю правильно, а надо было… А надо было не думать, а спросить тебя, нужны ли тебе такие эксперименты.

— Да, спросить действительно стоило, — согласилась я и, не сдержавшись, тихонько прыснула: — Знал бы ты, как меня от этих капелек распирало. Думала, лопну от переизбытка магии!

— Прости, — тихо повторил он.

— А капли еще остались? Думаю, Анне они бы не помешали. Там, глядишь, и завидовать перестанет, и о судьбе своей тревожиться. Можно сказать, твой эксперимент прошел успешно — подарок Шуйского действует.

— Давай не будем сейчас ни о Шуйском, ни о моей сестре. Давай…

Андрей взял меня за руку и, чуть сжав мои пальцы, решительно сказал:

— Я люблю тебя, Маша. Именно тебя. Только не перебивай, пожалуйста, — проговорил он быстро, заметив, что я порываюсь прервать. — Я видел Софью на балу, она не привлекла моего внимания. Да, красива, да, нежна и юна, но этого мало. Мало, чтобы даже просто ей заинтересоваться. Я не знаю, какой ты была в своем мире, но совершенно уверен, что твоя душа — самая красивая. В нее я и влюбился.

От тихих признаний, от чуть хриплого голоса мурашки пошли по коже.

— Мне нравится твой непокорный нрав, нравится то, как ты готова защищать тех, кто находится рядом, даже если эти люди на самом деле тебе чужие. Я бы очень хотел начать все сначала и никуда тебя не отпускать. Очень… Но и неволить не имею ни права. Не могу заставить тебя остаться. — Он грустно улыбнулся и добавил: — Могу лишь надеяться, что ты сама захочешь быть со мной рядом.

Андрей замолчал, и тут, как назло, карета остановилась.

— Приехали, барин! — зычный голос возницы разрушил очарование момента, я больше не тянулась за поцелуем. Но точно знала, что у нас будет еще немало таких моментов. И…

Немало поцелуев.

— Мне пора, — сказала я и потянулась к дверце экипажа. — Спасибо тебе, Андрей. За то, что поверил, и за то, что готов начать все сначала. Для меня это важно.

Из кареты я вышла решительная и независимая, но в храм мы вошли вместе. Андрей при всем желании не смог бы остаться в экипаже, не бросил бы меня и сейчас. Судя по хмурому, если не сказать убитому выражению лица, он явно готовился встречать жену номер два. Софью в оригинале, которая точно была бы в шоке от своего возвращения к уже неродным пенатам.

Мне хотелось ему признаться, что тоже полюбила. Так горячо, так сильно, что уже точно решила остаться. Но не сейчас… Начну говорить о любви — и может не отпустить. Одно дело проводить древний и, возможно, опасный обряд, чтобы вернуться домой, к своей семье, и совсем другое — рисковать собой ради существа, которое сегодня он увидел впервые в жизни.

Я примерно представляла реакцию мужа, а потому пока молчала.

В столь поздний час в храме было пусто, но, к счастью, двери его оказались не заперты. В молчании мы подошли к алтарю, освещенному пламенем множества свечей, и Андрей тихо, с явным усилием проронил:

— Нужна помощь?

Я покачала головой.

Мы много раз проговаривали с Четом, что должна буду делать, чтобы воззвать к своей силе и соединить ее с магией Многоликого. Сейчас я ощущала его могущество каждой клеткой своего тела. Светлую, живительную энергию, которой был пронизан каждый камень, каждый уголок этого священного места.

Итак! Для начала надо успокоиться и сосредоточиться. Это основа основ.

— Соф… Маша, — исправился Андрей и напряженно поинтересовался: — Ты точно знаешь, что нужно делать?

— Точно, — ответила ему, мягко улыбнувшись. — Будь спокоен.

И мне тоже стоит расслабиться, настроиться, раскрыть свой дар. В теории — элементарно, а на деле все куда сложнее.

Глубоко вздохнув, стала взывать к своей силе. Тихо, осторожно, мягко, стараясь ощутить малейшее ее проявление: нарастающее внутри тепло, будто солнце в груди начинает сиять, тихая пульсация в сердце, легкое покалывание в кончиках пальцев и первые, рассыпающиеся по коже искры…

Закрыла глаза, погружаясь в эти ощущения, не позволяя себе усомниться в своих возможностях ни на мгновение.

У меня все получится. Не может не получиться.

Из Чета вышел отличный учитель.

Не знаю, сколько прошло времени, но, когда открыла глаза, совсем не удивилась прекрасному цветку, сиявшему в ладонях, — чистая магия огня и равновесия.

Восхищенный вздох мужа вызвал на губах улыбку.

Да, мои дары красивы.

Но не отвлекаемся, продолжаем…

Теперь нужно возложить руки на алтарь и представить то место, куда хочу направить силу, переплетя её с магией Многоликого.

Все получится, Маша! Ты сможешь!

Образ, который Чет передал мне прежде, чем исчезнуть, мгновенно возник перед глазами. Словно наяву я видела сосуд, похожий на бумажный китайский фонарик, только меньше размером и выполненный из камня и металла.

Где бы этот дрянной горшок ни прятался, магия найдет его. Найдёт и уничтожит!

Когда меня окутало божественным светом, ударившим в самое сердце, я пошатнулась и едва не отняла руки от алтаря. Этот поток чистейшей силы можно было сравнить с штормовой волной: своенравной, буйной, непокорной…

— Помоги, — зашептала, зажмурившись. — Помоги, не противься…

Божественная магия словно только того и ждала, присмирела, притихла, неторопливо закружила вокруг меня, оплетая своей мерцающей вуалью. Согревая и успокаивая.

— Спасибо, — выдохнула я, но расслабляться не стала.

Рано еще.

В голове вдруг четко прозвучал старческий голос:

— Решилась? Уходишь?

«Нет, — ответила мысленно. — Остаюсь с мужем, но хочу помочь другу».

Я сразу узнала этот голос. Голос нищенки, с которой повстречалась на следующий день после своего появления в новом мире. Да и как не узнать? Мне кажется, я его на всю жизнь запомнила, как и страх перед неизвестностью и тревожным будущим.

— Хорошее дело, и решение верное, — в голосе, как оказалось, псевдонищенки послышалось удовлетворение. — Показывай, что сделать собралась, — помогу.

Показывай… А как? Разве что мысленно еще раз представить злосчастный артефакт и то, как он разрушается, освобождая Чета от власти хаоситов.

— А чего один? — тут же отреагировала невидимая собеседница. — Зачем мелочиться? Тебе сил на все хватит, девочка…

— На все? — Сиюминутное удивление сменилось радостью и предвкушением большой такой подлянки, которую я собиралась устроить этим гадам. Чет ведь говорил, что он не единственный узник хаоситов. — И правда, не будем мелочиться! Все так все!

— Тогда держись, девочка. Будет немного больно!

И не солгала ведь! Или не солгал… Больно было. И не немного! Сначала жаром обдало ладони, потом опалило предплечья — я едва удержалась от того, чтобы не отдернуть от алтаря пальцы, но вместо этого еще сильнее к нему прижалась.

Вскрикнула от напряжения, от болезненных ощущений, краем сознания отметив, что Андрей рванулся ко мне, но приблизиться не смог — не пропустил мерцающий полог. И правильно, что не пропустил! Сейчас муж бы только отвлек и тем самым усложнил мне задачу.

На этом «немного больно» не закончилось. Жар распространился выше по телу, заставляя делать жадные вдохи и выдохи. Колени дрожали, ноги казались ватными. Мелькнула мысль, что упаду, не выдержу, но каким-то чудом все-таки устояла.

Когда в голове первый раз полыхнуло, я не сразу осознала, что происходит. Но когда за одной вспышкой последовала другая, а за ней третья, четвертая, пятая… голова загудела, казалось, готовая взорваться. Тут уж сообразила, что это уничтожаются артефакты.

Открыв глаза, едва не вскрикнула от удивления: в паре шагов от меня появилось существо, отдалено похожее на аджана, весело мне отсалютовало и стрелой полетело куда-то ввысь. За ним был еще один, и еще, еще…

В глазах рябило, но я продолжала держаться за алтарь, смотрела на появляющихся из ниоткуда диковинных созданий, чувствовала их радость, их благодарность, и улыбалась. Вымученно, с усилием, потому что все тело болело так, как никогда в жизни, но искренне. Вот только… С каждой минутой магии становилось все меньше, а Чета все не было!

Во рту появился солоноватый привкус. Кажется, я прикусила губу и даже не сразу заметила. В то время я уже держалась на чистом упрямстве и желании увидеть своего несносного чертяку.

— Где же ты… — пробормотала, проводив взглядом еще одного обретшего свободу хранителя.

— Здесь… Машка, я здесь! Я свободен!

Я застыла, не веря своим глазам. Того роскошного аджана, великолепного чертяки, которым его помнила, больше не было. Чет как будто стал в два раза меньше, съёжился весь. Хвост поджат, шерсть в подпалинах, а в глазах…

А в глазах радость.

Из моих же хлынули слёзы.

— Чет, миленький, что они с тобой сделали? — Божественная магия медленно меня покидала, а с её уходом ещё сильнее ощущалась усталость.

— Не реви, Манюня. Как же ты это любишь… Я быстро восстановлюсь! — Хранитель приблизился и осторожно прижался ко мне, повторив: — Не реви, моя хорошая. Наоборот, радуйся! Ты спасла меня… Нас! Я свободен и могу вернуться в родные чертоги. Это прекрасно!

— Я буду по тебе скучать, — призналась, помнимая, что не буду вести себя как эгоистка и просить его остаться.

Я, как и Андрей, не желаю неволить. А Чету пришлось многое вынести, и кто его знает, как долго он мечтал о свободе. Он ее заслужил, а мои прихоти…

Тьфу на них, лишь бы ему было хорошо!

— Не забывай меня, Манюнечка. А я не забуду тебя…

— Не забуду… — сквозь слезы прошептала я, прощаясь с исчезающим во мраке аджаном, и тихо добавила: — Никогда…


В какой-то момент Андрей оказался рядом. Нежно обнял меня, прижался к виску губами, а я продолжала плакать. Так, словно из меня кусок души вырвали. Казалось бы, ну чего реву? Все получилось, как и хотела. Я ведь на это и надеялась: освободить Чета из плена. А с ним, к счастью, получилось спасти и других хранителей. Но как же горько от того, что его со мной больше не будет! Мой первый друг в этом мире…

Надеюсь, теперь с ним все будет хорошо.

— Машенька, — ласково прошептал Андрей. — Ты осталась…

Ну да, осталась. А как иначе, если мое сердце украл упрямый, невероятно красивый и самый добрый мужчина? А главное: любящий и надежный.

Разве могло быть иначе?

Но слова пока мне не давались. Я пыталась успокоиться и перестать заниматься тем, что так не любил мой чертяка, — плакать. Получалось, если честно, не очень.

— Могла бы и сказать, что в храм пришла ради того существа, — мягко пожурил меня князь.

Смахнув слезы, ответила:

— Боялась, что не отпустишь. Испугаешься за меня и не позволишь даже попытаться его спасти.

— Теперь уже точно не отпущу, — стараясь казаться серьезным, проговорил муж, на самом же деле с трудом сдерживал улыбку до ушей.

Уж кто-кто, а Андрей себя сейчас точно чувствовал превосходно.

— По сердцу девушка пришлась? — неожиданно раздался вкрадчивый старческий голос.

Мужской, немного хрипловатый… Совершенно мне незнакомый.

Я даже плакать перестала и, совсем не по-княжески шмыгнув носом, утерла рукой глаза. Возле алтаря стоял дедок в простых штанах и подпоясанной кушаком рубахе. Он внимательно, с легким прищуром смотрел на нас с Андреем.

— По сердцу, — кивнул муж, кажется, ничуть не удивившись появлению в храме неопознанного мной пенсионера, и переплел со мной пальцы. — Спасибо тебе, Многоликий…

Ого! Даже так?

— А тебе, Машенька? — вкрадчиво поинтересовался небесный правитель.

Я едва не вскрикнула, когда туман на миг сокрыл его от нас, а в следующее мгновение передо мной уже предстала та самая нищенка.

— Мужчина по душе?

— По душе, — ответила тихо, но твердо, и почувствовала, как Андрей крепче сжал мою ладонь.

— Ты прости, девочка, что пришлось выдернуть тебя из мира родного, без согласия твоего и желания, да только выбора не было. — И снова он изменился, представ перед нами средних лет темнобородым мужчиной.

Недаром зовется Многоликим!

— Прислужники хаоса рассчитывали, что княжна Вяземская или на балу от ужаса и стыда погибнет, в объятиях их игрушки, наследника Российской Империи, или потом, уже будучи твоей женой, Андрей… Они так или иначе собирались сгубить бедняжку. Я души ваши поменял местами да дал вам обеим шанс на счастье.

Получается, он пожалел Софью. Ее, значит, защитил, а меня на роль мишени для хаоситов определил? Я нахмурилась, но обвинять не спешила. Решила послушать, что еще интриган расскажет.

А он уже снова успел поменяться, и теперь смотрел на нас невинными глазами девочки-подростка. Сама простота, само очарование… Ну вот как на такую милаху злиться и обижаться?

— Все не так просто, девочка, не так просто… Не мишенью я тебя сделал, а привел к твоей судьбе. Не было на Земле твоей половины, вы в разных мирах на свет появились и все искали друг друга, сами того не осознавая. Искали, да не находили… Князю уже давно надлежало жениться, только медлил он, не искушался женской красотой. Тебя искал, девочка. А ты его. Давно я наблюдал за тобой, давно…

— Вы сказали, что у вас не было выбора. — Андрей накрыл мою руку своей, согревая своим прикосновением, помогая унять бежавшую по коже дрожь. — Почему?

— Потому что в смерти Софьи обвинили бы тебя, князь. Ты бы не остался в стороне, вмешался бы в Пламенном, и погибшую от страха девушку застали бы уже в твоих объятиях. Император любит Вяземского, а тот не позволил бы замолчать… Обвинили бы тебя в постыдном преступлении. И даже если бы девочка выжила тогда, ее бы уничтожили после свадьбы, а тебя бы снова сделали виноватым. Хаоситы из кожи вон лезли, распуская слухи о твоем несчастливом браке с пустышкой, от которой ты якобы мечтаешь избавиться. А что дальше было бы, ты и сам знаешь. Арест, лишение титула, ссылка… Бесчестье для всей твоей семьи. Они бы и сестер твоих не пощадили. И по ним бы ударили, лишь бы ты ополчился против императора.

Многоликий говорил ровно, уверенно и спокойно, словно уже видел будущее, знал точно, что бы случилось, не вмешайся он в планы мерзавцев.

Может, и знал… Бог как-никак.

— Не устоял бы ты, Андрюша, принял сторону тьмы, так и не добившись милости и справедливости от императорской семьи. И утонула бы Русь-матушка в крови, а за ней и весь мир захлебнулся.

Невольно поежилась, представив такое развитие событий. Обалдеть какие страсти! Тот хаосит, Шварц, кажется, что-то такое мне и рассказывал.

— За тобой люди идут, твои слова жадно ловят, прислушиваются. За это и ненавидел тебя цесаревич, черной завистью тебе завидовал. Случись все иначе, и ты бы уничтожил весь императорский род, никого бы не пожалел. Сам бы на Шарлотте женился, сев на трон, да только…

— Что только? — хмуро спросила я, почувствовав укол ревности.

И здесь эта принцесса…

— Любовь нужна, Машенька. Желание жить и править. Ничего бы этого у твоего Андрея не было. Без матери и сестер, коих бы не стало, он себя помыслить не мог. И жене верным и надежным другом не стал бы, правила бы на Руси Шарлотта, да интересы бы блюла совсем не те, снедаемая ненавистью и разочарованием.

— То есть сейчас она, по-вашему, не разочарована? — не сдержавшись, усмехнулась я.

— Отчего же, хоть Игорь ей ликом по нраву пришелся, умна наша бритская принцесса, ложных надежд не питает. Думает о том, как царствовать в России и держать при этом мужа на коротком поводке. — Многоликий, вдруг став веселым, озорным мальчишкой, разулыбался и хитро нам подмигнул: — А я ей в том помогу. Да и вы ей понравились, оба. Ей нужна будет ваша поддержка и помощь.

Бог немного помолчал, и, снова превратившись в старца с добрыми карими глазами, сказал:

— Она могла стать лютым врагом, а станет надежной подругой и справедливой императрицей, искренне любящей свою семью и свой народ.

Жирный такой намек. Поняла-поняла, с Шарлоттой надо союзничать и дружить.

— Значит, там, у себя на Земле, я бы не нашла женского счастья?

— Замуж бы вышла, — не стал лукавить бог. — Но счастлива… Тут уж извини, милая… Всегда бы пустоту внутри ощущала. Оба маялись бы.

— Вон оно как…

— Я, Андрей-Иоанн Воронцов, добровольно явился в храм для заключения священного союза, — неожиданно проговорил князь.

Я опешила от такого заявления и вопросительно посмотрела на мужа, а он улыбнулся и, встав ко мне лицом, сказал:

— Раз уж мы здесь, в храме, и сам создатель с нами, так почему бы не повторить наши клятвы? Я готов взять в жены Марию…

— Семенову, — все еще пребывая в легком шоке, подсказала я.

— Марию Семенову! — уверенно повторил князь. — Здесь и сейчас.

— А ты, Мария Семенова, а ныне Софья-Мария Вяземская, добровольно ли явилась в храм для заключения священного союза? — подключился этот самый создатель.

Шутят они, что ли? Мы ведь уже женаты…

Ну да ладно! Почему бы снова не обвенчаться?

— Я, Мария Семенова, а ныне Софья-Мария Вяземская, добровольно явилась в храм для заключения священного союза, — сказала, глядя Андрею в глаза.

— Согласен ли ты, Андрей-Иоанн Воронцов, взять в жены Марию Семенову, а ныне Софью-Марию Вяземскую в жены и ввести в свой род?

— Согласен!

— Согласна ли ты, Мария Семенова, а ныне Софья-Мария Вяземская, стать женой Андрея-Иоанна Воронцова и войти в его род?

— Согласна!

Я вздрогнула, когда на мой лоб легла горячая ладонь, но тут же успокоилась, заметив, что и на лоб Андрея опустилась длань бога.

— Благословляю вас, дети мои. Будьте счастливы, терпимы друг к другу. Слушайте и слышьте друг друга, любите крепко и пронесите эту любовь через года! Живите по чести и станьте примером для следующих поколений вашего славного рода!

Голова закружилась. Я взволнованно вздохнула и увидела, как нас окутывает мягким мерцанием, струящимся из ладоней всевышнего. Зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза, поняла, что мы… уже дома. В городском особняке Воронцовых.

Если уж быть совсем точной — в спальне, возле самой кровати.

Намек ясен!

Первые мгновения мы просто стояли и смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше. Ну то есть знали, конечно! Я в теории, а Андрей на практике…

Впрочем, о его практиках до меня я сейчас точно думать не стану!

Всё знали, всё понимали, но почему-то не могли преодолеть вдруг возникшую между нами преграду.

— Я не буду торопить. — Он даже отступил на шаг, давая мне больше свободного пространства.

Пространства, в котором я сейчас совсем не нуждалась.

— Не буду давить и…

— Всё это время я избегала тебя, потому что старушка… Многоликий наказал мне хранить невинность, — выпалила скороговоркой, пока он в приступе благородства вообще куда-нибудь не удрал, оставив и меня, и себя без честно заслуженной и отвоёванной брачной ночи. — Зачем наказал — непонятно, раз уж видел нас парой.

— А мне всё ясно. — Хриплый голос мужа действовал сильнее всякого афродизиака. Клубника и устрицы отдыхают. — Эта ночь должна была произойти между мной, Андреем Воронцовым, и Марией… Воронцовой. Не Софьей. Он просто давал нам время. Тебе — чтобы принять новую жизнь, а мне… — Андрей улыбнулся, и количество афродизиака в крови превысило все допустимые нормы. — А мне и нескольких дней хватило, чтобы понять, что схожу по тебе с ума, Маша. Что ты мне нужна… Ты одна. И чем дольше ты сохраняла дистанцию, тем сильнее мне хотелось быть рядом.

И всё-таки интриган этот их бог. Да ещё какой! Решил, что в нашем случае теория про запретный плод, который всегда сладок, сработает безотказно.

И ведь сработала же!

Хоть и без всяких теорий, запретов и наказов, я бы влюбилась в своего князя, пропала…

— Но, как уже сказал, я готов ждать столько, сколько потребуется.

— Ты сейчас издеваешься? — сощурившись, требовательно посмотрела на Андрея.

Ждать он готов…

А вот я больше не готова!

В глазах смешинки, на губах улыбка, а в руках… А в его руках спустя мгновение, через удар сердца оказалась я.

— Больше никаких издевательств, — шёпот коснулся губ за миг до поцелуя. — А значит, никаких промедлений…

— Поддерживаю…

Дыхание перехватило, закончились слова, улетучились все мысли, когда его губы соприкоснулись с моими. Нежное, лёгкое прикосновение уничтожило последние преграды и показало, как сильно мы друг в друге нуждались.

Нам тут же стало этого мало, тут же захотелось большего…

Скорее, быстрее…

Спустя минуту, а может, вечность, я поняла, что ненавижу его одежду. Все эти пуговицы на мундире ужасно злили! Подозреваю, что то же самое Андрей думал о моём корсаже. Пока его пальцы беспорядочно скользили по бесконечным крючкам, он продолжал меня целовать, словно боялся оторваться от моих губ, а я отвечала так, будто без прикосновений его губ больше никогда не смогу вздохнуть.

— Люблю тебя… — шептал он, продолжая храбро сражаться с моим бальным платьем.

— А я… тебя… — ответила еле слышно и рвано вздохнула, когда мне позволили это сделать.

От своего первого несмелого признанья, тихого, едва различимого, голова ещё больше закружилась, а от первых прикосновений к обнажённой коже я окончательно опьянела.

Захмелела от поцелуев, которыми он, казалось, хотел покрыть всё моё тело.

А уж как я этого хотела…

Даже не заметила, как мы оказались на постели. Как он накрыл меня собой и продолжил… сводить с ума. А я тянулась к нему, своему мужу, отзываясь на каждую ласку, на каждое касание губ к коже, сейчас такой чувствительной, как будто раскалённой.

Хотелось большего… сейчас же, скорее…

И в то же время чтобы мы до самого рассвета задержались в этих пьянящих мгновениях.

— Я никогда не сделаю тебе больно… Никогда…

Он замер, нависнув надо мной на вытянутых руках, хоть в глазах отчётливо читалось с трудом сдерживаемое желание. Боялся… боялся причинить мне боль, пусть даже мимолётную.

— Я знаю. — Скользнула ладонями по его лицу, сама потянулась к таким желанным губам. — А это то, что я хочу пережить. Вместе с тобой, со своим любимым…

Больше он не медлил. Подался ко мне, сплетая наши пальцы, ловя мой вздох губами. Тихий стон, неясный всхлип… Уже не ясно, боли и наслаждения, которое с каждым ударом сердца становилось всё сильнее.

Моего, его…

Наверное, нашего.

Сейчас наши сердца бились вместе.

Вместе мы унеслись туда, где было безумно хорошо.

Пьяняще сладко и легко.

Загрузка...