— Ты, должно быть... — сдавленным голосом пропищала Эбби и испуганно замерла. Через секунду-другую нервно сглотнула застрявший в горле комок и несколько раз прокашлялась. Наконец к ней вернулся дар речи, и она более или менее сумела взять себя в руки. — Сыграть любовную связь? Нам?
— О ком, по-твоему, я еще могу говорить?
— Мне твоя идея совсем не нравится. Откуда ты взял, что проблема разрешится, если мы... — Голос снова пропал.
— Могу объяснить для бестолковых: твоя мать будет проклинать меня за то, что я, воспользовался случаем и соблазнил ее чистую, непорочную девочку, — Флинн принялся снова пристально изучать свой эскиз, — а мой отец предаст тебя анафеме за то...
— Полагаю, за то, что совращаю его ненаглядное золотце?
Флинн стрельнул в нее презрительным взглядом.
— За то, что отвлекаешь меня от свиданий с музой. Или за то, что выжала из меня все соки и я, от неимоверной слабости не могу рисовать ничего, кроме скошенной травы. — Он театрально поник головой, изображая упадок сил, и дрожащей рукой провел на листе бумаги пунктирную дорожку. Затем с наигранной задумчивостью склонил набок голову, изучил «рисунок» и кивнул. — При детальном рассмотрении я склонен думать, что второе ближе к истине. Папу не слишком волнуют мои взаимоотношения с музой. Но он терпеть не может рисунки, где нет ничего, кроме травы. Он утверждает, что это свидетельствует о фундаментальной утрате творческой энергии.
Но Эбби его уже не слушала:
— То, что оба рьяно возьмутся за наше перевоспитание и попытаются направить нас на путь истины — это бесспорно. Но вот заставит ли беспокойство о судьбе детей пересмотреть их отношение к собственному браку — это еще бабушка надвое сказала.
— Обязательно заставит, даже и не сомневайся! Следующий этап очевиден. Вначале вместе проклинают детей, потом грызутся между собой. Разве ты не понимаешь? Каждый станет обвинять другого в том, что тот, вырастил негодяя и прожигателя жизни. Неизбежно начнутся страшные ссоры, и в конце концов, они благополучно расстанутся.
— Ибо лучше остаться в одиночестве, чем выслушивать вечные претензии и обвинения? — Эбби вытаращила глаза. — Это совсем другой угол атаки, согласна. Я удивлена, что ты это придумал сам.
— Идею мне подсказала реакция гостей на вчерашней вечеринке, — скромно пояснил Флинн. — Понимаешь, они все будто ожидали этого. План не просто хороший, он к тому же наполовину выполнен.
А не вымазать ли ему голову красками? Пусть сверкает всеми цветами радуги, подумала Эбби. Момент самый что ни на есть подходящий. Да только вряд ли получится: парень он живой, ловкий — увернется!
— Огромное спасибо за предложение, стать твоей фиктивной любовницей. Поразительная душевная щедрость! — Девушка не пожалела сарказма.
— Не стоит благодарности. Для меня это сущий пустяк.
— И я прекрасно понимаю, — сухо продолжила Эбби, — какая это великая честь для меня, что молва навсегда соединит, мое имя с твоим. Однако я убеждена, что сумею справиться без посторонней помощи.
— Хорошо. — Флинн вроде бы совсем не огорчился. — Если вдруг надумаешь, дай мне знать.
Он снял работу с мольберта и разложил ее на столе в дальнем конце комнаты для просушки. Вернувшись, он не взял новый лист бумаги, как ожидала Эбби, а встал, скрестив руки на груди, возле кресла, на котором сидела девушка, и принялся ее молча разглядывать.
— У меня на кончике носа прыщик вскочил или что? — Она настороженно стрельнула в него глазами.
— Вовсе нет. Я просто не прочь немного порепетировать.
Эбби настолько расслабилась в старом удобном кресле, что не успела ничего ответить, а тем более встать или отодвинуться. Флинн быстро нагнулся к ней — а точнее сказать, спикировал — и принялся исследовать губами ее рот.
Эгоистичная свинья, сердито подумала девушка. Он, видите ли, «не прочь порепетировать»! Ну и пусть! Что она, собственно говоря, теряет? Если этот парень так ослеплен своим мастерством, что полагает, будто его поцелуи убедят ее принять придуманный им, дурацкий план, значит, пришла пора открыть ему глаза. От одного поцелуя она не умрет. Главное — принять решение.
Какой там один поцелуй! Скорее, их надо было считать десятками, если не сотнями... Его рот, нежный и подвижный, первые мгновения будто знакомился с ее губами и пробовал их на вкус, словно незнакомое блюдо — кто знает, понравится оно или нет? Но почти тут же Флинн освоился и, забыв о сдержанности, приступил к настоящим поцелуям. Парень дразнил ее губы, потом устремлялся к другим целям: к вискам, мочкам ушей, нежной ямочке на щеке...
— Напрасно ты думаешь, что этих поцелуев достаточно, чтобы убедить меня вступить в сексуальную связь...
— Ты имеешь в виду, что я слишком робок? И советуешь приступить к более решительным действиям? — Он чуть откинулся назад. В его живых глазах блеснули лукавые искорки. — Тогда я продолжу. — Его рука все еще опиралась на подлокотник кресла, а лицо теперь находилось в нескольких дюймах от ее лица.
Флинн смотрел на ее губы, сейчас вспухшие и горящие. Эбби соскользнула в кресле вниз и слишком поздно поняла, что это движение могло быть воспринято как приглашение к более интимным ласкам.
— Нет!
— Хорошо. — Флинн засмеялся и выпрямился. — И кстати, я вовсе не пытался склонить тебя к какому-нибудь решению. Я всего лишь хотел убедиться в том, что ты не думаешь, будто у меня есть нечто общее с Уэйном Маршаллом. — Он направился к двери.
— Я так никогда и не думала, — пролепетала Эбби.
Флинн обернулся и взглянул на нее, вопросительно вскинув бровь. Но ничего не ответил. Вместо этого распахнул дверь:
— Входи, Сара.
Эбби выпрямилась так стремительно, словно одна из старых пружин сиденья вырвалась и вытолкнула ее. Она не слышала стука в дверь. Значит ли это, что у Флинна лучше слух, чем у нее? Или она потеряла контроль над своими чувствами?
— Как ты можешь работать при таком свете, Флинн? — воскликнула, войдя в комнату, Сара Мерилл. — Ты испортишь себе глаза.
Эбби с облегчением вспомнила, как долго сама привыкала к темноте. А значит, Сара тоже не могла сразу увидеть, что творится в комнате.
— Мне здесь не темно. Зачем же включать лампы, если я ими не пользуюсь? — Флинн повел гостью к мольберту. — Что принесла?
— Гранки программы «Выставка на траве». — Она протянула ему большой конверт. — Я хочу, чтобы ты их проглядел. Особое внимание обрати на список художников.
Флинн вытащил из конверта несколько страниц и начал их быстро просматривать.
— Только, чур, я не виноват, если ты ошиблась в написании фамилий!
— Ну, ты и читаешь! Прямо-таки с космической скоростью. Не понимаю, как это тебе удается. — Сара подвинула стул и опустилась на него. — Привет, Эбби! Надеюсь, ты придешь на выставку?
— Это что-то вроде галереи на открытом воздухе? — Эбби вспомнила, что видела нечто подобное в календаре культурных мероприятий Чендлер-колледжа.
— Совершенно верно. К нам в студенческий городок на один день приезжают художники из шести штатов, чтобы продемонстрировать свои работы. Это будет самая большая из когда-либо проводившихся нами выставок.
— Готово. Получите ваши гранки, госпожа председатель организационного комитета. Не хотите ли, содовой, чтобы легче спорилось о целях и задачах искусства?
— С удовольствием. Сегодня, такая жарища!
Пока шла к тебе, семь потов сошло. Но спорить с тобой не собираюсь. Я ведь вижу, ты свято веришь, будто жизнь в мансарде приближает тебя к Ван Гогу, и пытаться переубедить тебя бессмысленно.
— Вот и ладненько, — согласился Флинн и вопросительно вскинул бровь, взглянув на Эбби. — Содовую? — Девушка кивнула. И он направился к крохотной кухне в дальнем углу комнаты.
— Как получилось, что тебя выбрали ответственной за «Выставку на траве»? — спросила Эбби. — По-моему, это должен быть преподаватель живописи.
— Дело в том, что у Сары отменный вкус и пробивная тактика барракуды, — из дальнего конца комнаты ответил Флинн.
— Просто весь преподавательский состав отделения искусства умудряется каждый год в летний отпуск отправляться на этюды в Италию, — вздохнула Сара. — В то время как я... Короче, Дейв Тэлбот знает о моей слабости во всем, что касается Чендлер-колледжа, и без зазрения совести пользуется этим. Будь осторожна с ним, Эбби.
— Буду. Спасибо за предупреждение.
— А ты не хочешь мне помочь? — Сара, открыла банку с содовой, которую дал ей Флинн, и бодрым тоном продолжала: — Я всегда ищу энтузиастов, готовых заняться продажей программок и других мелочей в день фестиваля. И если, в ближайшие две недели у тебя сыщется свободное время...
— Сара, а ты уверена, что единственный человек, кого мне надо опасаться, — это Дейв Тэлбот? — засмеялась Эбби.
— Я обиделась.
— О, прости, пожалуйста. Конечно, я помогу. — Эбби хотела взять банку, которую ей протягивал Флинн, но тот в последнюю секунду поднял ее повыше.
— Из банки будешь пить или принести хрустальные бокалы? — спросил он.
Эбби, подпрыгнув, схватила банку и показала ему язык. От сильно газированной воды в носу защекотало, и она едва удержалась, чтобы не чихнуть.
— Может, придете оба ко мне вечерком? Какой-нибудь фильм посмотрим, — предложила вдруг Сара.
— Охотно. — Флинн лениво потянулся.
Что он себе позволяет! Думать-то хоть немного надо! — мысленно возмутилась Эбби. — Сара, само собой, считает их влюбленной парой. И, отвечая за них обоих, Флинн лишь поддерживает такое впечатление. Но Эбби не долго пришлось раздражаться.
— Во всяком случае, лично я свободен, — внезапно добавил он. — А ты, Эбби?
Злость лопнула, как проткнутый воздушный шарик. Она вспомнила стопку бумаг, ждущую ее на столе. Но ведь, даже оставшись дома, вряд ли она сумеет сегодня вечером поработать, честно призналась себе Эбби. И к тому же неужели нужно отказываться от приглашения только потому, что вместе с ней позвали и Флинна? Хоть развлечется немного.
— Да, я свободна. Мама и Фрэнк поехали навестить могилы родственников на старом кладбище, и когда они вернутся, трудно сказать.
— Оригинальный способ остаться вдвоем, — заметила Сара.
— Некоторые из надгробий действительно очень интересные, — возразил Флинн. — К тому же посмотри, какая сегодня замечательная погода для прогулки. А возле кладбища есть немало красивых мест. Например, в пяти милях ниже по реке, по-моему, находится один из самых живописных уголков природы на всем Среднем Западе. Когда я был бойскаутом, мы обычно разбивали там лагерь и ловили рыбу.
— Ты был бойскаутом? — удивилась Эбби. — Наверное, отвечал за организацию бунтов в отряде.
— Никогда не понимала радостей рыбной ловли, — пожала плечами Сара. — Червяки и все такое прочее. Но, конечно, если Фрэнку это занятие по сердцу... Знаете, нам и правда будет не хватать его.
— Не хватать его? — нахмурилась Эбби.
— Это удивительный человек, — кивнула Сара. — Нет дела, с которым бы он не справился.
Очевидно, Сара полагала, что Фрэнк переедет в дом Дженис. Эбби уже открыла рот, чтобы успокоить свою собеседницу, но в последний момент не справилась с нервами. Язык не повернулся сказать, что ее мать собирается променять свой очаровательный дом на квартиру сантехника. Пусть сама Дженис, когда захочет, чтобы об этом все узнали, тогда и говорит. Но в любом случае Сара не оставила ей возможности вставить слово, поскольку, болтала без умолку:
— И какой он милый... Два месяца назад я уронила в раковину кольцо с аквамарином, так Фрэнк не поленился разобрать трубы во всем доме, чтобы найти его. — Она встала и взяла конверт. — Однако мне пора бежать. Раз у меня вечером гости...
— Зачем спешить? — лениво пробормотал Флинн. — Чтобы вызвать по телефону разносчика пиццы, не понадобится много времени.
— Как хорошо ты меня знаешь! — усмехнулась Сара. — За это я разрешаю тебе принести какую-нибудь кассету. — Она допила содовую, поставила банку возле кухонной раковины и направилась к двери. — И, пожалуйста, получше. Без кровавых убийств и всякой сексуальной дребедени. И никаких шпионов.
— А как же свобода выбора? — крикнул вдогонку Флинн. — Да ты просто себя недооцениваешь. Я принесу чудный фильм, где маньяк рубит своих жертв топором, он тебе понравится.
— Неужели ты любишь такие фильмы, Флинн?.. — Эбби передернуло.
— Договорились, — весело бросила Сара. — Неси фильм, и посмотрим, кто первый начнет ерзать. Держу пари, что это будешь ты.
Флинн закрыл за ней дверь и вернулся к мольберту.
Допивая содовую, Эбби наблюдала, как на бумаге возникает разрушенный замок и возле него старомодный паровоз. По крайней мере, так ей показалось. Ей захотелось задать ему вопрос, но Флинн лишь прошипел: «Шшш», и она вспомнила, как он говорил, что иногда ему не нравится, когда мешают.
Плохо, что он не объяснил ей, когда наступают такие минуты, подумала Эбби. Хорошо бы сейчас вежливо попрощаться и уйти. Но ей ужасно не хотелось прерывать его сосредоточенную работу лишь для того, чтобы сказать, мол, до свидания, я ухожу. Поэтому она допила содовую, прислонилась головой к бархатной обивке кресла и стала молча наблюдать, как он рисует.
К тому времени, когда она открыла глаза и поняла, что задремала, паровоз превратился в поезд, а замок — в паровозное депо викторианской эпохи. Свет в северном окне сбоку от мольберта уже почти померк. Эбби поняла, что день близится к концу, и от столь ужасного открытия у нее перехватило дыхание.
— Ты так тихо сидела. Я даже забыл, что ты здесь, — оглянулся Флинн.
— Ты сам велел мне заткнуться.
— Но ты ведь не обиделась, а? Идем в гости?
Эбби встала и потянулась, чувствуя себя довольно помятой.
— Если это вечеринка, куда приходят, в чем есть.
— У Сары, обычно только такие и бывают. Очень свободно, независимо от количества гостей.
Эбби попыталась разгладить складки на полотняных шортах, но без успеха.
— А сегодня много придет народу?
— Трудно сказать, — пожал плечами Флинн.
— Меня удивляет, почему она живет в многоквартирном доме. — Эбби тотчас же поняла, что это не самое тактичное заявление, и прикусила язык. Но слишком поздно.
— Почему? Очередной приступ снобизма? — Флинн стоял спиной к ней и счищал у кухонной раковины краску с рук. Плечи оставались неподвижными.
Эбби вздохнула и, не придумав ответа побезобиднее, нехотя сказала правду:
— Я вовсе не хочу сказать ничего плохого о тех, кто живет в многоквартирных домах, Флинн. Я просто подумала, что, раз наши родители сумели чего-то добиться в жизни, они могли бы устроиться и получше.
Он молчал, наверно, с минуту, и она уже решила, что Флинн решил не отвечать. Наконец он взял полотенце и проговорил:
— А тебе не приходило в голову, что людям, достигшим успеха, бывает все равно, как они выглядят?
— О-ох!
— Я только имел в виду, — он улыбнулся, — что не обязательно производить внушительное впечатление, чтобы быть приятным, и не обязательно одеваться в дорогие наряды, чтобы выглядеть элегантно.
Эбби разглядывала акварель, которую Флинн закончил раньше, и обдумывала его слова. Краски высохли и теперь приобрели ту же глубину и силу, которые привлекли ее на рисунке в столовой Эштон-корта.
— Вряд ли в какой-нибудь типографии сумеют воспроизвести колорит твоих акварелей и передать сияющий на бумаге свет, — проговорила она, будто рассуждая сама с собой.
Флинн удивленно оглянулся.
Эбби почувствовала, что кровь прилила к щекам. Почему она вдруг взяла на себе смелость обсуждать его работу? Она ведь не искусствовед.
— Спасибо, — наконец вымолвил Флинн. И в его голосе послышались странные нотки.
— Всегда рада, — бросила она. Но ей не совсем удалось изобразить легкомысленный тон, как она собиралась.
Разумеется, у них не получилось надолго сохранить эту дружескую атмосферу взаимопонимания, и, пока дошли до конторы проката видеокассет, они уже успели поцапаться, из-за выбора фильма.
Флинн заявил, что, когда речь идет о новых кинокартинах, критикам нельзя доверять. И поэтому он смотрит лишь классику.
Эбби взглянула на название выбранного им фильма и сморщила нос.
— Этот все видели уже раз десять. Если ты в самом деле, предпочитаешь классику, возьми лучше «Гамлета», здесь новая версия.
— Сара же сказала: без убийств.
— Она имела в виду кровожадных маньяков и насильников. А в Гамлете их, слава Богу, нет. Надеюсь, ты не относишься критически к Шекспиру? — Она покосилась на Флинна сквозь полуопущенные ресницы. — Хотя ты, наверно, можешь.
— Когда-нибудь я тебе честно скажу, что думаю о твоем Шекспире. — Он усмехнулся, взял у нее из рук коробку с фильмом и поставил на полку.
— Лучше не надо. — Эбби вздохнула. — Могу представить. Не понимаю, с какой стати я должна выслушивать оценку литературных произведений из уст человека, способного мучить маленьких, ни в чем не повинных рыбок.
— Тебе тоже не нравится рыбалка? Мало кому из женщин она нравится. Видимо, у вас это какой-то генетический изъян. — Он изучал полки с видеокассетами. — Здесь есть документальный учебный фильм о ловле форели. «Как повысить мастерство за шесть уроков». Может, возьмем на всякий случай, вдруг тебе захочется расширить свой кругозор?
— Наверное, твоей матери нравилась рыбная ловля, — шутливо простонала Эбби.
Она не знала, почему это сказала. В детстве она, должно быть, встречалась с матерью Флинна. Но в памяти не осталось ее образа. И до этого момента она как-то не думала о том, что Флинн тоже страдал от утраты близкого ему человека. Вполне возможно, неожиданно мелькнула у Эбби мысль, он так же сильно переживает появление на месте матери другой женщины, как и она появление Фрэнка, на месте отца.
— Прости, — прошептала она.
Флинн вскинул брови, но не спросил, что она имеет в виду.
И очень хорошо, подумала Эбби. Она и сама не знала, за что просила прощения. За то, что не помнила его мать? Или за то, что легкомысленно заговорила о ней?
— Она не возражала против рыбалки, — задумчиво протянул Флинн. — И рекорд по самой большой выловленной рыбине принадлежит до сих пор в нашей семье именно ей. Мать всегда сама насаживала наживку на крючки.
— Даже не представляю, как это делается.
— Эбби, чем же ты занималась на каникулах? — фыркнул Флинн. — Смотрела целыми днями мультяшки Диснея?
— И их тоже.
— И, по всей видимости, никогда не жила в палатке?
Эбби решила, что школа верховой езды в его глазах не станет эквивалентом костра у реки, и отрицательно покачала головой.
— Интересно... — медленно начал он. — Держу пари, что Дженис тоже никогда не жила в палатке.
— Наверное, ты прав. — Что-то в его тоне вызывало подозрение. — А в чем дело?
— Вот тебе и ответ. Жизнь в палатке. Вывезти Дженис в дикие места и показать ей...
— ... показать ей, чего ждет от нее Фрэнк! — Эбби широко раскрыла глаза. — Как только он всучит ей крючок и какую-нибудь муху в качестве наживки, она тут же свалится в обморок. Флинн, ты гений! — Она весело обняла его.
— Я рад, что ты одобряешь мою идею.
— Кто, я? Конечно... — Она немного помолчала и с сомнением добавила: — Ведь я не понадоблюсь тебе в этом походе, правда?
— Неужели ты способна остаться дома и отправить свою мать на рыбалку без помощницы? Не пойму, Эбби, что ты за человек! — Он сгреб почти наугад стопку кассет и протянул служащему видеопроката.
— Я... Подожди, Флинн. Если весь смысл поездки заключается в том, чтобы заставить ее почувствовать, что она не на своем месте, тогда мое присутствие совершенно бесполезно.
— Великолепно. Значит, вначале я по-мужски грубо показываю Дженис, что ее ждет, а потом ты дома по-женски ласково предложишь ей чай и с сочувствием выслушаешь рассказ о рыбалке. По-твоему, это справедливое распределение ролей?
Эбби засомневалась, считать ли его слова комплиментом.
— А куда можно поехать и когда?
— За рекой дело не станет. Мне известно немало хороших мест. А когда? Я думаю, как можно скорее. Скажем, на следующей неделе. Через неделю состоится «Выставка на траве». А если еще отложить, то получится почти перед самой свадьбой.
— Ладно. — Эбби вздохнула. — Если повезет, то мать, пойдет на попятную, едва услышав об этом.
Флинн погрозил ей пальцем.
— Неправильный подход. Уже второй раз ты не проявляешь и капли энтузиазма к моим планам.
— Новый план отличается от предыдущего. Угол атаки опять другой.
— Но и прежний план также остается в силе. Если, не ровен час, ты передумаешь насчет пламенной связи...
— Я не передумаю.
— ... тогда, дай мне знать, что между любовью и поездкой на реку с ночевкой в палатке ты выбираешь первое.
Эбби застонала. Ей вспомнилось, как несколько минут назад Флинн, обращаясь к ней, воскликнул: «Не пойму, что ты за человек! » Теперь она, кажется, знала ответ. Весьма и весьма странный человек, которому любовная связь с Флинном Грэйнджером кажется лучшей альтернативой из всех существующих... Да, сказала себе Эбби. Самое подходящее слово для этой ситуации — безумие!