Свеча в темноте

ГЛАВА 2

За несколько лет до описываемых событий, одна из вариаций Земли

Домой я ворвалась вихрем, пробегая мимо мамы, что — то готовившей на кухне, к себе в комнату. Прикрыв поплотнее дверь, я рухнула на кровать лицом в подушку, надеясь, что это поможет избавиться от тех мыслей, что одолевали меня всю дорогу домой.

«Я уже давно рехнулся, Варька…»

Я ему нравилась! Правда нравилась — настолько сильно, что он не хотел лишний раз прикасаться ко мне, чтобы не сдержаться! Это наполняло душу огромной надеждой, но одновременно с воспрянувшим духом поднялась и тревога.

Обиван сказал, что пожертвовать придется всем. Что это значило? О чем он вообще мог говорить? Мне некстати вспомнились слова бабушки о том, что если выберу Обивана, то о спокойной жизни придется забыть раз и навсегда. Что это значило? Почему два дорогих мне человека в разное время предостерегали об одном и том же?

Я поднялась с кровати с одной лишь мыслью: пойти к бабушке и все узнать. Только направилась к двери, как та распахнулась. Знахарка Аглая пришла к внучке сама…

— Когда меня не станет, уезжайте из этого места, — ни с того ни с сего начала давать указания бабушка, а у меня мороз пошел по коже от ее слов. — У меня в стихиях земля была, Варя. Тебе она тоже передалась, но огонь все же сильнее. Целителем сможешь стать — если страсти внутри обуздаешь.

— Бабуль, о чем ты говоришь?

— Садись и слушай, — примостившись на краю кровати, она похлопала по месту рядом с собой. — Я держала Заземщинье под щитом своего дара, и потому у нас и было спокойно и тихо. Потом пойдут кругом воронки, Варя, и ты их сдержать не сможешь. Уезжайте обратно в город — там хотя бы не так стихийно все это происходит, шансов будет больше. Шансов остаться в этом мире, милая.

— Бабуль, да что такое ты рассказываешь? — голос дрогнул, и я не выдержала, вцепившись в ее худосочные руки мертвой хваткой.

— Парень твой не из нашего мира, Варюха, — устало вздохнула бабушка. — И ты, когда его привечать стала, запустила свою судьбу по новой дороге. Теперь ты — одна из возможных претендентов на исчезновение. Об этом нас Валентина предупреждала еще шесть лет назад. Но ты не отступила, чего я и боялась больше всего на свете. Знаешь ведь, уговаривать тебя бесполезно. Потому и заклинаю: уезжай и никогда больше сюда не возвращайся, Варька. Если ему будет надо, отыщет тебя, где угодно!

— Бабуль… — мой голос осел до шепота. — Ты…что говоришь — то?

— Не ваша это вина, что вы понравились друг другу, Варя, но если теперь, когда все узнала, захочешь быть с ним рядом, будешь и понимать, какой риск это. Думай, девочка. Но в Заземщинье после моей смерти чтоб ноги твоей не было! Развивай дар общения с землей — он никогда не будет лишним. Подходи к людям, проси подержать их за руку да вливай своего запаса побольше — добра принесешь великое море, внученька. Мое время истекает. Жаль, что многому тебя не научила, дальше придется тебе самой. Спокойных снов, Варя.

Ночь бабушка не пережила.

И пожелание ее, обычно действующее безотказно, на этот раз не сработало: я провалялась без единого намека на сон несколько часов, пока не услышала сдавленный ох. Не веря в то, что увижу в бабушкиной комнате, тихо пошла на мамины стенания. Она заливалась еле слышными рыданиями. Бабушка спокойно лежала на кровати, а рядом с ее головой на подушке — абсолютно сухое зеркало. Она не дышала.

Не помню, что происходило в тот день. Приходили старушки, предлагали помощь. Мама, пролившая слезы за ночь, вежливо, но твердо отказывалась. Она собиралась нести свой крест до конца. Это себя она винила в смерти бабушки.

Я не ревела, не шмыгала носом. Напоминала себе ходячее привидение. Машинально дожидалась «скорой», помогала собирать бабуле вещи на похороны, смутно припоминала, как приезжала бригада с машиной — буханкой. Потом маму увела Валентина, а я осталась в доме одна. Не помню, как оказалась в своей комнате. Помню только, что взяла в руки тряпку и начала яростно стирать пыль с мебели.

Его рука легла на мою внезапно — я даже не слышала, как он подошел сзади.

— Я могу помочь, — шепнул голос над ухом. — Тише, Варенька, тише.

Скорость, с которой я развернулась и принялась бить его кулаками в грудь, ошеломила меня саму.

— Зачем врал?! Зачем не говорил, откуда явился? — кричала я, отдаленным куском сознания понимая: откат после ночной собранности. И когда закончится эта постыдная истерика, я совершенно не представляла. Раньше со мной никогда такого не случалось.

Когда Обивану надоело получать незаслуженные удары, он перехватил мои руки, заламывая их назад. Если думал, что таким образом сможет усыпить мою бдительность, очень ошибался. Я воспользовалась преимуществом и сократившимся между нами расстоянием по своему усмотрению, зло и неумело впиваясь в губы парня и понимая, что своим маневром получила небольшое преимущество. Во всяком случае, недолгого оцепенения Обивана хватило на то, чтобы освободить руки и тут же определить их на мужской шее. А дальше началось настоящее сумасшествие.

Он целовал так, как будто хотел получить залог на всю оставшуюся жизнь. Мне, никогда раньше не знавшей этой стороны отношений, его действия казались ужасно волнительными и жаркими. Проблеск сознания наступил тогда, когда мы упали на кровать, и Обиван принялся осыпать поцелуями все свободные от домашнего сарафана участки тела. Я хныкала, когда его губы оставляли горячие следы на груди, а пряжка ремня на джинсах умопомрачительно терлась в районе белья. Я сходила с ума от каждого движения любимого человека на своем теле. И хотела большего. Намного большего.

А потом сказка прекратилась — так же внезапно, как и началась.

— Варенька, я же не для этого пришел.

Меня словно ведром ледяной воды окатили. Распаленная, горячая, я лежала под мужчиной своей мечты и не понимала, что послужило причиной столь резкой смены его настроения.

— Варь, мы уезжаем. Совсем уезжаем. Навсегда.

— Что?..

Новость была подобна грому среди ясного неба. Я зажмурила глаза, чтобы Обиван не увидел подступившие к ним слезы.

— Потому и не говорил: надеялся дождаться твоего совершеннолетия и забрать с собой, умоляя бабушку отпустить. Она ведь главной твоей защитницей была, Варя. А теперь ее нет. И стабильности порталов тоже больше нет. Отец прислал весточку: проход в этот мир из нашего закрывается навсегда, Варька. Я не могу подвергать тебя такой опасности, забирая сейчас. Потому и пришел — поскорбеть о бабушке и попрощаться. Забудь обо мне, Варя.

Каждое его слово било наотмашь, увеличивая зияющую в сердце дыру до необъятных размеров. Я боялась открыть глаза и увидеть напротив сожаление Обивана. Не выдержала — распахнула. И утонула в ярком золоте кольца вокруг радужки.

— Ты самое лучшее, что случалось со мной в жизни, Варька, — хрипло признался он. Я снова потянулась за поцелуем.

Он так и не зашел дальше объятий — исчез вскоре после того, как я затихла у него на груди. Взволнованная, наполненная любовью и опустошенная желанием Обивана покинуть меня. Где — то я его понимала, где — то — истекала кровью от эгоистичного желания оставить все, как есть.

«Найди себе хорошего парня. Такого, который не будет появляться в твоей жизни раз в год на месяц».

Если он думал, что меня эта отговорка устроит, то глубоко ошибся. Все тело горело от его прикосновений, губы опухли от поцелуев, на сердце стало тяжело от выплеснутой на него любви. Неужели я могла оставить все, как есть? Я сидела на полу, прижавшись к боковине кровати, и тихо плакала.

Вернувшаяся мама, подумав, что меня наконец — то прорвало от смерти бабушки, примостилась рядом и обняла меня, присоединяясь.

В тот день я окончательно попрощалась с детством. И покинула Заземщинье, как казалось тогда, навсегда. Но меня хватило ненадолго. Ровно на два года. Ровно до того момента, о котором говорил Обиван.

Наше время, одна из вариаций Земли

«Время пришло, моя хорошая…»

Бабушка снилась мне каждую ночь вот уже неделю. Она сидела на скамейке перед домом в Заземщинье, укрыв худые плечи широким платком, и улыбалась, наблюдая за моим неспешным приближением.

«Для чего, бабуль? Какое время?»

«Твое время, милая. Ты нужна в другом месте. Ему нужна твоя сила, иначе он погибнет…»

«Кто погибнет, бабуль?»

«Ты знаешь. А не знаешь, так вскоре догадаешься. Откладывать больше нельзя».

Она смотрела на меня любящими глазами и улыбалась. Платье в цветочек. Белые носочки и удобные для прогулок туфли на плоской подошве. Мы с мамой как — то привезли их для бабули несколько лет назад, и с тех пор они стали любимыми. Я знала, что это сон, но слезы против воли потекли из глаз.

«А плакать ты скоро перестанешь. Вот увидишь, все будет хорошо…»

Она говорила так, будто знала гораздо больше. Хотя что это — она всегда знала больше. Это же моя бабуля. Сильный целитель и человек широкой души.

«Я продержу портал для тебя, Варюша. Главное — сделай правильный выбор, золотце мое».

«Ты умерла, бабуль…»

«Здесь немного другие законы».

Вот и все объяснение. Мне не хотелось говорить. Я присела рядом и положила голову на колени, скрытые юбкой с цветочками. Сверху на волосы опустилась сухая, но удивительно теплая рука, принявшаяся легонько гладить. И я позволила себе всхлипнуть глубоко и от души. Так, как запрещала делать с самых похорон.

«Ты стала совсем взрослой… Будь сильной, родная моя, тебе предстоит большое и серьезное дело».

И я проснулась.

За окном занимался рассвет. Сон как рукой сняло. А я сидела на кровати, свесив ноги, и думала над странными словами бабули.

Глупо было бы скрывать: за последние два года я превратилась в бледную тень самой себя. Училась на автомате, потому что мама хотела увидеть мой красивый аттестат. И получила его, последовав совету родителей и подав документы в несколько ВУЗов. Не могла признаться им, что ни к одному не лежит душа, хотя баллы по выпускным экзаменам позволяли поступить на довольно престижные специальности. Я хотела назад, к бабушке. К бабушке, со смертью которой равновесие в нашей местности нарушилось. Именно там было мое призвание: среди лесов и рек Заземщинья, открывшего во мне способности к исцелению.

Мама переживала — сильно, долго, но вдалеке. Она всерьез восприняла желание бабушки не пускать меня обратно, несмотря на несколько попыток сбежать в Заземщинье. Нет, никто не привязывал меня цепями, но давление было сильным. В какой — то степени я понимала маму: несмотря на горе, она продолжала трезво смотреть на вещи. Потому моя безопасность и стояла для нее на первом месте. Особенно в свете того, что перед смертью сказала бабушка. Особенно после того, что стало твориться с природой после.

Воронки больше не были стабильными. Они поглощали все, что попадалось на пути. Люди пропадали группами. Изнутри порталов не выходил никто. В новостях постоянно сообщали о новых жертвах. Мы перестали смотреть телевизор. И если мама считала, что таким образом снижает градус напряжения, то я была противоположного мнения. У меня было свое. Сегодняшний сон только подтвердил то, к чему давно пришла интуиция.

Они искали меня. Все эти воронки — большие, маленькие, раскрывающиеся поодиночке и несколькими устрашающими разрывами пространства. Не знаю, нужна ли им была жертва или это была дань равновесию, о котором просил мир. Но воронки не находили искомой вещи, и потому с каждым разом их деятельность становилась все разрушительнее. Но больше я не собиралась мириться с происходящим. Я была связана с землей. Я могла помочь. И я знала, как это сделать. Пришла пора забыть о том, что творилось на душе, и взглянуть в глаза судьбе. Желание шагнуть за грань было намного сильнее страха перед неизвестностью. Его питала надежда увидеть на том конце до боли знакомые глаза.

К заметному неудовольствию родителей, институт я выбрала на периферии. Мама не скрывала подозрений, что ВУЗ находится слишком близко к Заземщинью, но я старалась не подпитывать чересчур обостренную интуицию. Наоборот, задабривала и успокаивала ее, как могла. Часто ездила в приемную комиссию, несмотря на то, что результаты зачисления спокойно могла посмотреть в интернете. Целью было одно: выработать родительский рефлекс на то, что я обязательно буду возвращаться из опасного, по их мнению, места. Усыпить бдительность настолько, чтобы одним июльским утром они ушли на работу со спокойной душой, не подозревая о том, что дочь половину ночи не спала, занятая мыслями о предстоящем побеге на родину бабушки.

Стоило двери за мамой захлопнуться, и я подскочила на кровати, быстро убирая ее и доставая из шкафа небольшой рюкзак. Покидала туда основное: белье, пару бутербродов, предметы первой необходимости, небольшую сумму на расходы, если вдруг предстоит задержаться в доме бабушки и увеличить каникулы в месте, ставшем постоянным пристанищем воронок. Умылась, наскоро перекусила, проверила на столе написанное с вечера письмо с объяснениями. Затем оделась и, в последний раз глянув на собственное отражение, покинула жилище, повернув ключ в замке. Шумно выдохнув, я в сотый раз напомнила себе, что моя поездка — острая необходимость для города и его окрестностей. И отправилась на вокзал.

Несколько часов в поезде позволили мне немного вздремнуть. Бабушка не приходила, я вообще мало что запомнила из сна. Странное дерево, тянущее ко мне свои ветви. Что ему было нужно? Создавалось впечатление, будто оно было живым существом и хотело поговорить со мной. Здравствуй, дерево! Я со многим успела смириться, но с разумным растением — нет, я не была к этому готова. Потому пробуждение и стало для меня сродни глотку свежего воздуха.

Знакомые бабульки приветствовали меня грустными улыбками. У теть Маши я даже остановилась, чтобы попить чайку. Она всегда была сердобольной женщиной, под стать бабушке, и приняла меня, будто родную.

— Мать — то твоя, когда уезжала, ключи от дома мне оставила, — пояснила теть Маша, возвращаясь из соседней комнаты со старой шкатулкой в руках. — Не могла я оставить Аглаюшкину домушку без присмотра. Технику Лена по соседям раздала, телевизор с холодильником вот мне достались, так что если ты надолго, продукты у меня храни, милая.

— Спасибо, теть Маш, — сердечно поблагодарила ее я.

— Я раз в месяц захожу и прибираюсь по дому, — добавила женщина. — Весной сушу белье, так что можешь оставаться ночевать и не переживать.

— Спасибо, — растроганная, я не знала, что добавить.

— Аглаюшка многим помогала, — отмахнулась тетя Маша. — И тебе свои знания передала, сколько успела. Ты для меня как родная, Варя. Плохо только, что вернулась в такое время. Как бы не случилось ничего. Люди пропадают. Воронки эти… — покачала она головой.

— Знаю. За тем и приехала.

— Неужто остановить их решила? — разволновалась бабуля. Ее руки, покрытые пергаментной кожей, заметно затряслись.

— Бабуля мне кое — что показала, — уклончиво ответила я. — Не могу не попробовать. Тем более она говорила, что с ее смертью нарушится равновесие и некому будет сдерживать силу воронок. Надо вернуть все на круги своя.

— Не дело ты задумала, — расстроилась тетя Маша. — Мать — то в курсе? Хотя можешь не отвечать. Знаю, что в тайне сбежала.

— Так надо было, теть Маш, — я поднялась со стула, любовно проводя кончиками пальцев по кружевной скатерти. Как будто к бабушке вернулась: в этом доме тоже все было по старинке. И портреты военных времен, черно — белые, но содержащие в себе столько истории, что любой бы позавидовал. И сервизы, которые все бабули по молодости собирали с особым трепетом. И высокие кровати, и старые половики. Сердце защемило от воспоминаний, и проститься с подругой бабушки мне стоило больших трудов. Но я все же решительно шагнула к двери. Надо было скинуть вещи у бабушки. И уходить в поле, где вероятность встретить воронку становилась больше.

Зайдя в дом, испытала легкое чувство грусти. Бабушка, снившаяся мне всю неделю, сейчас воспринималась как человек, уехавший далеко и надолго, но никак не укрытый толстым слоем почвы на кладбище. Мне даже хотелось верить, что душа ее осталась в этом мире. Эгоистично хотелось, да. Чтобы приглядывала за мной, чтобы оберегала от зла и ненастий. Обиван ведь бросил. С родителями такого душевного тепла не было. Была только бабушка. Два года, как ее не стало.

Большое зеркало в прихожей явило девицу с темными кругами под глазами. На фоне ярких волос выглядело устрашающе, будто ведьма из могилы поднялась. Меня, напротив, это немного взбодрило. На борьбу с воронками только в таком виде и идти!

Моя комната нисколько не изменилась. Теть Маша действительно сохранила все так, будто я снова летом приехала бы погостить у бабушки. И стоило мне опуститься на кровать и прикрыть глаза, будто вживую увидела события, происходящие здесь во время похорон. Щеки опалило огнем, я упала спиной на покрывало и, обняв себя, вынуждена была признаться: ничто не забыто. Никто не забыт. Сколько же воспоминаний породила во мне эта поездка. Смогу ли я хоть на каплю увеличить возможность увидеть Обивана снова?..

Когда вышла из дома бабушки, было около пяти часов. До прихода мамы домой оставалось совсем немного. Проверив зарядку на телефоне, я бодро зашагала в сторону полей, граничащих с ровными небольшими улочками.

Погода почти сразу начала портиться. То ли мои силы росли сами по себе вдали от Заземщинья, то ли соскучились по связи с природой, но отклик земли я почувствовала сразу, как шагнула в высокую траву. Она волновалась. Переживала, что я все же пришла сюда, нарушив первый запрет бабушки. Возможно, природа была не в курсе, что вернула меня сюда та же женщина, что велела никогда не приходить снова. И теперь я шла по зову сердца — туда, где разгорался хаос беснующихся воронок.

И приближения я не заметила. Скорее почувствовала, когда окружающее пространство стало скручивать в спирали. Не подавая вида, насколько переживаю, опустилась на корточки, скрываясь в траве, доставая из кармана джинсов мобильник и наскоро отыскивая в нем номер мамы. Вторая рука привычно легла на теплую летнюю почву. Голос на том конце откликнулся после третьего гудка.

— Варюшка, а ты почему не дома? — заботливо спрашивала мама. — Что за шум у тебя там на заднем фоне? Пошла погулять?

Ветер поднимался с каждой секундой. Небо заволокло тучами. После нескольких молний прогремели раскаты грома.

Я призвала их. Призвала.

— Мам, понимаешь… — начала было я, но маму было трудно сбить с толку.

— У нас нет ни дождя, ни единой вспышки молнии, Варя, — ее голос сделался строгим. — Где ты?

— Мам, зайди в мою комнату, пожалуйста. Раскрой конверт на столе.

Без слов она последовала моему совету. Я слышала шарканье тапочек по ламинату, еле уловимый скрип двери, а затем шуршание бумаги. Мама молчала некоторое время.

— Скажи, что это неправда.

— Не могу, мама. Мне бабуля снилась всю неделю. Сама звала сюда. Я пришла, чтобы стать залогом равновесия. Во мне сила здешней целительницы.

— Варька… — всхлипнула мама.

— Я сегодня сама войду в воронку, мам. Уверена, что после этого нас перестанет трясти. И я очень постараюсь вернуться обратно. Бабуля сказала, где — то там нужна моя помощь.

— Варюша…

— Давай поплачем, когда я вернусь, ладно? — я постаралась, чтобы голос звучал спокойно, хотя сама боялась поднять глаза, чтобы, не дай Бог, увидеть воронку. Она была здесь, я ее чувствовала.

— Ведьмочка ты моя бедовая, — проплакала мама. — Почему с нами не посоветовалась? Что я папе теперь скажу?

— Скажи, что сам виноват, раз на носительнице такого дара женился, — неожиданно искренне рассмеялась я. Мамины переживания звучали очень по — детски, хотя я понимала, каких усилий ей стоит говорить и не срываться в истерику. — А дочка по стопам бабки пошла, бедовой заделавшись.

— Возвращайся, милая, — голос матери окреп, придавая сил и мне. — Мы будем ждать, несмотря ни на что. Я не дам другому миру порвать твою связь с нами! Я люблю тебя, милая.

— И я тебя, мам. Очень люблю!

Шипение в трубке подсказало, что воронка вошла в полную силу. И я поднялась, чтобы наконец — то преодолеть все страхи. Правда, и подумать не могла, как жестоко посмеется надо мной судьба.

Их было пять. Пять, черт возьми, полноценных воронок, укравших к лешему мое спокойствие в разговоре с мамой! И эти пять спиральных дверей в смерть окружили меня со всех сторон на расстоянии примерно трех метров, не давая вырваться наружу — туда, где оставалась спокойная человеческая жизнь Заземщинья и его обитателей. Ноги подкосились, я рухнула обратно в траву, которая уже больше не могла скрыть меня. Ветер прижимал ее к земле, обнажая землю и меня на ней.

— Бабушка, что же делать, что делать?

Голос дрогнул, на глаза навернулись слезы. У меня создалось впечатление, что так природа отомстила мне за то, что на два года бросила благословенный магией знахарства край, а теперь вернулась, будто паршивая овца, но не чтобы помочь, а чтобы зализать раны. И пока вокруг меня бушевала стихия, я была вынуждена признать: то, что творится сейчас снаружи, слишком сильно напоминает бурю внутри.

Я не смогла справиться с горем в одиночку. Замкнулась в себе, умоляя о том, чтобы пришел кто — нибудь и протянул руку помощи. Беззвучно просила спасти меня, но никто не приходил. Да и как смогла бы прийти поддержка, когда я сама себя заперла в городе, убеждая словами бабушки, что так будет лучше для всех? Что пришедшая непогода никому не принесет счастья и радости, а сама я должна оставаться с родными? Ложь это все. Ложь и обман. Раз наградили способностями, нельзя было зарывать их, подобно маме, на самом дне души. И я, одним глазком решившая посмотреть, что будет, если вернусь к колыбели своей силы снова, испытала чужой гнев на себе сполна.

Воронки видоизменялись. Самым страшным оказалось то, что они не оставались на месте, пересекаясь друг с другом и, таким образом, начиная засасывать сильнее. Но не настолько, чтобы я, хватающаяся за собранную в кулак траву, поползла к ним без своего согласия. Они словно выстроились передо мной, ожидая решения, а пока оное не принято, развлекая все вокруг бешеным представлением трансформаций одной воронки в другую.

Волосы разметало по лицу, я еле сдерживалась, чтобы не упасть на землю в обмороке.

— Бабушка, какую выбрать? — прошептала я, вдавливая ладонь в свободный от травы кусок почвы. Изрытая моими пальцами, она отдала ладони спасительную прохладу.

«Туда, куда тебя позовет сердце, милая…» — прошелестел ветер над головой, и стоило больших усилий не расхохотаться, поддаваясь порыву общего сумасшествия.

Ветер никогда не был моей стихией. Я должна была слушаться только землю!

Изнутри пришел толчок. Он поднял меня на ноги, заставляя сделать первый шаг.

Воронки пришли в неконтролируемое движение. Они завертелись, не давая выбрать одну — единственную, словно хотели, чтобы я разом прошла в пять неведомых миров.

Я горько улыбнулась: эта сложная задачка была не для меня. Куда хотела я? Мне снилось дерево, молящее о помощи. Я была уверена: оно не пришло в мои мысли просто так. Материализуй мечту, и она станет тебе ближе — именно по такому пути я и собиралась сейчас отправиться.

Прости, Обиван. Надеюсь, когда — нибудь портал в ваш мир снова откроется. Что бы ни случилось со мной, как бы ни изменилась твоя судьба, я хотела бы еще хоть краем глаза увидеть тебя. Может быть, вместе с детством мне стоило расстаться и с мечтами о тебе. Но я не смогла, собственная слабость оказалась сильнее воли и подсказок разума. Препятствия стали чересчур непреодолимыми. И сейчас я наконец — то признаю, что общей дороги у нас с тобой никогда не сможет быть.

Я вернусь. Я обещала маме. Свое слово я держу, но выход домой обязательно найду. Древо, ты настолько прекрасно, что я не смогу остаться в стороне от твоего горя. Только дождись. Мы что — нибудь придумаем, обещаю.

Я двинулась вперед, закрыв глаза от страха. Не знаю, на что надеялась в тот момент, поскольку воронки начали вращаться с огромной силой. Я шла в центре безумного вихря, образованного пятью сошедшими с ума водоворотами. И все равно продолжала верить: попаду именно в тот, что укажет мне правильную дорогу.

По ощущениям я приближалась к точке входа, моля лишь об одном: не попасть меж двух воронок, не оказаться растерзанной межмирьем. Колени дрожали, и особенно сильный порыв ветра заставил меня покачнуться, распахнув глаза. Ну нет, на этом история не закончится. Я попаду к дереву, во что бы то ни стало.

Открывшаяся картина сбила дыхание, заставив глотать кислород рывками. Передо мной распахнулась огромная зияющая пустота внутри воронки. Все ли пропавшие видели перед собой одновременно столь пугающее и восхищающее явление? Я ускорила шаг, и когда меня уже начало затягивать, случилось непредвиденное: воронка, к которой я собиралась, была вытолкнута другой, только что подоспевшей в своем вращении. Страх и ужас обуяли меня, но эта новая пустота уже протянула ко мне свои щупальца. Я не выдержала — закричала. И начала камнем падать в непонятную пустоту.

Сколько это продолжалось, не знаю. В какой — то момент я поняла, что страх тихо отступает. Я просто неслась вниз — по крайней мере, так этот переход ощущался. Затем начали приближаться звуки — сначала отдаленно, затем все более отчетливо, пусть и раздавались пока, словно из аквариума. А потом у меня резко подскочила температура. В жар бросило сначала щеки, голова стала кружиться, затем руки и ноги оказались охваченными пламенем. Я заскулила: даже скорость, с которой тело неслось вниз, не могла остудить вспыхнувшей кожи.

— Помогите… — простонала я. — Пожалуйста, кто — нибудь, по — мо — ги — те!

«Тебе стоило попросить об этом намного раньше, милая. Тогда твоя судьба была бы давно решена…»

— Бабушка? — распахивая слезящиеся глаза, крикнула я. — Бабушка, где ты?!

«Всегда с тобой — в твоем сердце. Наблюдаю. Защищаю. Помню. Всегда помню о тебе, солнышко. Не волнуйся, скоро исполнятся все твои желания. Главное — не забывай просить о помощи и не пытайся справиться со всем сама. Не сможешь…»

Я правда пыталась сдержать страх и нарастающую от жара боль. Не получалось.

— Помогите! — кричала я.

— Помогите! — стонала я.

— Помогите… — хрипела я на последнем издыхании.

Пустота отступила. В глаза ударил яркий свет. Воспаленным сознанием отметила, что стою посреди огромной круглой залы с окнами во всю стену. За спиной — арка со знакомым нутром воронки. Я вышла наружу! Но где же я оказалась?

— Варенька! — знакомый женский голос прозвучал почти сразу, как раскрылась высокая двустворчатая дверь напротив меня. Какая огромная зала — не меньше тридцати метров в радиусе.

И Валентина, стоящая у двери и встречающая меня…

Бред, галлюцинации. Что еще я могла решить? Мне плохо, меня тянет на улицу, которая располагается за дверью. Меня манит земля, которая находится так близко — рукой подать. Земля должна меня успокоить!

Глюк пришлось оттолкнуть. Пусть я и была не в себе, прекрасно понимала, Валентины, да еще в длинном средневековом платье, здесь просто не может быть. Допрыгалась! Решила позволить сразу всем мечтам осуществиться на том краю воронки.

Улица встретила меня прохладным вечером. Судя по всему, я выбежала во двор огромного по площади замка, вымощенный крупным камнем. Но где же земля? Как она могла звать меня, находясь укрытой под слоем минералов?

Прохлада звала за собой, и я, будто в трансе, пошла на ее запах. Не обращала внимания на попадавшихся на пути людей, некоторые из которых, будь я в нормальном состоянии, точно показались бы мне странными. Но я шла, словно на запах, пока, наконец, не оказалась в центре двора. А на меня, будто живые, смотрели высокие лианы — ветви непонятного живого сооружения.

Мне нужно было туда, и лианы разошлись, открывая проход. Как бы плохо мне сейчас ни было, как бы ни удушал меня жар и бушующее и внутри, и снаружи пламя, я опасливо остановилась, приказывая себе подождать и попробовать хоть немного оценить ситуацию. Но объявший меня огонь подтолкнул вперед. К неизвестности, скрытой свисающими лианами.

Я успела сделать несколько шагов. Затем ноги отказались двигаться дальше, и я, метнув вниз взгляд, обнаружила, что ступни скрыты в настоящей тьме. Она клубилась по всему двору, закрывая мостовую, и не давала мне завершить начатое. Упрямый шаг, который я попыталась снова сделать, привел к тому, что я с криком начала заваливаться. Прямо в темноту, под которой находился камень. Выходило, что увечья не избежать.

Но судьба и в этот раз оградила меня т несчастья. Мир перевернулся, и глаза уставились в вечернее небо, окрашенное в несколько закатных оттеков. До чего же прекрасно было в этом мире. Меня прижали к чьей — то груди, и, переведя взгляд на спасителя, я затаила дыхание.

— Обиван…похож до жути… — прошептала я, пытаясь справиться с огнем в горле.

Если бы не лаза, я бы подумала, что это мой возродившийся кошмар и любимый в одном лице. Но нет — у того, кто сейчас держал меня на руках, глаза были совсем черными. Как сама тьма. Та самая, что клубилась сейчас под ногами.

Молодой человек нахмурился, пробежался по мне взглядом, а затем жар стал уходить прочь.

— Сейчас станет полегче, — предупредил меня он.

Я благодарно улыбнулась в ответ. И потеряла сознание. Тяжело было оставаться на связи с миром, когда в конце путешествия по воронке за короткое время успела увидеть слишком много необычного.

Но я дала себе обещание. Непременно во всем разобраться.

Как только проснусь. Да — да, бабушка ведь обещала, что все будет хорошо.