Свержение монголо-татарского ига

Глава 10. Куликовская битва

Ордынские ханы хорошо понимали, что восстановить покорность Руси можно только путем нового нашествия, и мечтали о повторении «Батыева погрома». Однако организовать нашествие большими силами им удалось не скоро — мешали внутренние распри в Золотой Орде, кровопролитные междоусобные войны между претендентами на ханский престол. Только в конце 70-х годов XIV столетия эти распри на время прекратились. Власть захватил темник Мамай, который, по словам летописца, «многих царей и князей избил и поставил себе царя (т. е. хана) по своей воле». Утвердившись в Орде, Мамай начал готовить большой поход на Русь. Планы правителя Золотой Орды были грандиозными: Мамай «вознесся в уме гордостью великою и хотел как второй царь Батый быть и всю землю Русскую пленить». Мамаю удалось собрать сильное войско, в состав которого входили не только татары, но и военные отряды соседних народов, нанятые специально для этого похода. По свидетельству летописца, Мамай «рати нанял бесермен и армян, фрязен (итальянцев), черкесов, ясов, буртасов». Общую численность полчищ Мамая историки определяют примерно в 300 тыс. воинов. По тем временам это была огромная армия, действительно превосходившая по численности войско хана Батыя. Видимо, Мамай понимал, что Русь являлась серьезным противником, и собрал все силы, бывшие в его распоряжении. Кроме того, Мамай заручился помощью Польско-Литовского короля Ягайло, который выступил к русским рубежам с большим войском. Перешел на сторону Мамая и рязанский князь Олег, боявшийся усиления Москвы.

Летом 1380 г. огромная орда Мамая переправилась через Волгу и двинулась к устью Воронежа. При первых же известиях об опасности великий князь Дмитрий Иванович начал «собирать воинства много и силу великую, соединяясь с князьями русскими и бывшими под ним князьями местными». Вот когда дали результат многолетние усилия Москвы по собиранию русских земель: князья сразу откликнулись на призыв Дмитрия Ивановича и направились с полками к столице.

Для того чтобы выиграть время и точно выяснить планы Мамая, великий князь направил к ордынцам опытного московского дипломата Захария Тютчева. Вскоре посол Тютчев «послал тайно скоровестника к великому князю на Москву», который сообщил, что Олег рязанский и Ягайло литовский «приложились к царю Мамаю».

Следом за посольством великий князь Дмитрий Иванович выслал в степь «крепкую сторожу», велев ей «под Орду ехать, языка добывать и истину уведать Мамаева хотенья». Вскоре следом выехала из Москвы и «вторая сторожа». Разведчики подтвердили, что «идет царь Мамай на Русь, соединившись с Олегом, князем рязанским, и с Ягайлом, князем литовским, и еще не спешит царь, но ждет осени, когда соединится с Литвою».

Обстановка прояснилась. Можно было спокойно собирать силы, так как в ближайшее время Мамай не собирался начинать вторжение. Вместе с тем было необходимо предупредить объединение ордынской и литовской ратей, чтобы разгромить их поодиночке. В Москву собирались рати из других княжеств и городов. «Пришли князья белозерские, крепкие и мужественные на брань, с воинами своими — князь Федор Семенович, князь Семен Михайлович, князь Андрей кемский, князь Глеб каргопольский и цыдонский и андомские князья. Также пришли ярославские князья со всеми своими силами — князь Андрей и князь Роман Прозоровский, князь Лев Курбский, князь Дмитрий ростовский и князья устюжские, и иные многие князья и воеводы со многими силами». Предстояло решить, куда двинуть собиравшееся войско. Считая наиболее опасным врагом Мамая, великий князь направил рати к южной границе, в Коломну. По свидетельству летописца, Дмитрий Иванович «повелел всем людям быть на Коломне месяца августа в 15 день».

По трем дорогам русские полки двинулись от столицы на юг. 25 августа великий князь Дмитрий Иванович прибыл в Коломну, где его уже ожидали полки из близлежащих городов. Здесь все русские рати были пересчитаны, разделены на пять полков для дальнейшего похода и битвы, в полки назначены воеводы. Летописец сообщал, что Дмитрий «собрал воинов своих 100 тысяч, кроме князей русских и воевод местных. Было всей силы и всех ратей 150 тысяч или 200 тысяч». Но полки продолжали прибывать. По свидетельству летописца, под Коломной собралось «400 тысяч воинства конного и пешего». Командовали полками 23 князя и воеводы. Видимо, эти цифры завышены, такого большого войска Русь во второй половине XIV в. собрать не могла. Советский историк академик Б.А. Рыбаков писал, что численность войска великого князя Дмитрия на Куликовом поле равнялась примерно 150 тысячам человек. Таким образом, у Мамая по-прежнему было численное превосходство, и решающую роль в предстоящей битве должны были сыграть полководческое искусство русских военачальников, вооружение и боевой дух войска.

К реке Воронежу, где, по сведению разведчиков, стояла орда Мамая, можно было идти двумя путями. Кратчайший путь проходил через Рязанское княжество, враждебное великому князю. Второй путь лежал в обход Рязани, по окраинным рязанским землям. Дмитрий Иванович выбрал второй путь и 26 августа покинул с войсками Коломну. Оку русские полки перешли 30 августа близ устья Лопасни (примерно в 65 км от Коломны). Этим маневром Дмитрий Иванович отрезал Мамая от литовских полков, которые уже подошли к городу Одоеву. В степь была выслана «третья сторожа». По словам летописца, «тогда же князь великий отпустил в поле под Орду избранного своего боярина и крепкого воеводу Семена Мелика и иных многих нарочитых и мужественных, чтобы встретились со стражей татарской и подали весть», а с главными силами «двинулся тихо к Дону, вести получая».

Вскоре разведчики «привели языка знатного от двора царева», который рассказал, что и Мамай начал передвигать свои полки. Он теперь был не на реке Воронеже, а на «Кузьминой гати», всего в трех переходах от верховьев Дона. «Язык» сообщил далее, что хоть Мамай и «не спешит, ожидает Олега, князя рязанского, и Ягайла, князя литовского», но «через три дня будет на Дону». О войске Мамая пленный сказал так: «Многое множество есть бесчисленно!».

Русское войско продолжало движение на юг и 5 сентября вышло к Дону, к устью реки Непрядвы. К великому князю Дмитрию Ивановичу собирались все новые и новые рати: «Тут пришло много пешего воинства, и жители, и купцы со всех земель и городов, и было страшно видеть, какое множество людей собралось, готовясь в поле против татар». У Дона, в деревне Чернива, собрался совет русских князей и воевод. Военачальники войска решали главный вопрос: переходить за Дон для битвы в поле или, как неоднократно делалось раньше, оборонять речные переправы? «Что сотворим? — спрашивал великий князь. — Где битву устроим против татар, на этой стороне Дона или на другой?». Большинство князей и воевод высказалось за наступление: «Если останемся здесь, слабо будет воинство русское, если же на другую сторону Дона перейдем, то крепким и мужественным будет, потому что от промедления все отчаются, с часу на час смерти ожидая. Если одолеем татар, будет слава тебе и всем, если избиты от них будем, то общей смертью все вместе умрем!». И великий князь Дмитрий Иванович решил: «Братья! Лучше честная смерть, чем злая жизнь. Лучше было не выходить против врага, чем пойти и, ничего не сделав, возвратиться вспять. Перейдем все за Дон и там положим головы свои!». Затем он «повелел каждому полку (а их было пять) строить мосты через Дон и самим в доспехи наряжаться».

Принимая решение выступить навстречу врагу, великий князь Дмитрий Иванович учитывал настроение своего войска: мысль о переправе через Дон широко овладела массой русских воинов.

Утром 7 сентября[4] русские полки, переправившись через Дон и уничтожив за собой мосты, вышли на Куликово поле. Снова вперед поскакала «сторожа» Семена Мелика. На расстоянии всего 8–9 км от устья Непрядвы, у Гусиного брода, русская «сторожа» столкнулась с передовыми отрядами Мамая. Полки Дмитрия Ивановича начали выстраиваться для боя, «чтобы не упредили татары».

Боевой порядок русского войска перед Куликовской битвой был определен великим князем с учетом боевого опыта и особенностей местности. Куликово поле, расположенное между реками Доном и Непрядвой, было прикрыто с флангов холмами, оврагами, речками Смолкой и Дубняком, дубовой рощей. Равнинная часть, удобная для битвы, была неширокой — всего 4–5 км. Русский полководец имел возможность создать крепкий боевой строй, достаточный по глубине, чтобы сдержать натиск ордынской конницы, не опасаясь обходов и фланговых ударов. Одновременно великий князь выделил сильный резерв, чтобы ввести его в бой в решительный момент.

В центре русского строя стоял большой великокняжеский полк, на флангах — полк правой руки под командованием князя Андрея Ольгердовича и полк левой руки во главе с князьями Василием ярославским и Федором моложским. Другой Ольгердович — Дмитрий — командовал резервным полком, располагавшимся слева, позади основного строя. Впереди стоял сторожевой полк князей Симеона Оболенского и Иоанна тарусского. А за левым флангом, в Зеленой дубраве, спрятался засадный полк брата великого князя Владимира Андреевича и воеводы Дмитрия Боброка-Волынца. «И исполнились полки все, и возложили на себя доспехи, и стали на поле Куликовом, на устье Непрядвы-реки. Было то поле велико и чисто». Полки напряженно ждали. Блестела на солнце сталь оружия, развевались боевые знамена, ржали застоявшиеся кони. Но в этот день враг не подошел. Великий князь, объехав полки, приказал им оставаться на своих местах, потому что «гости наши близко на реке на Непрядве». Наступила ночь перед битвой; по словам современника, «была теплота и тихость в ночи той…».

Утром 8 сентября на Куликово поле опустился туман, «мгла великая по всей земле, как тьма». Только боевые трубы ревели в тумане, ободряя воинов. Только к 11 часам утра туман рассеялся, и великий князь «повелел полкам своим выступать». Одновременно и «сила татарская пошла с холмов» навстречу русскому войску. Медленно сближались противники, пока не остановились друг против друга, «и не было места, где им расступиться. И страшно было видеть две силы великие, сходящиеся на кровопролитие, на скорую смерть…». Мамай наблюдал за разворачивающимся сражением с Красного холма, который высился позади ордынского строя. Великий князь Дмитрий Иванович решил принять непосредственное участие в битве и, «утвердив полки», «снял с себя одежду свою царскую», надел простые, но крепкие доспехи дружинника и «прежде всех стал на бой, на первом сступе».

Битва началась традиционным поединком. Когда уже «близко сошлись обе силы, выехал из полка татарского богатырь великий», вызывая русского поединщика. Простой русский ратник Пересвет «пошел против» него, и «ударились крепко, так громко и сильно, что земля затряслась, и упали оба на землю мертвые». Затем «начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими». Около часа бились русские «сторожи» с передовыми татарскими отрядами, кровью оплачивая свою славу самых умелых, самых мужественных воинов, пока не полегли в неравной сече перед строем большого полка. В бой вступили главные силы: «Пошла великая рать Мамаева, вся сила татарская, а отселе пошел великий князь Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, со всеми ратями своими». Летописец так описывал эту страшную, кровопролитную сечу: «Вступились обе силы великие на бой, и была брань и сеча зла зело, и лилась кровь, как вода, и пало мертвых бесчисленно от обоих сил, от татарской и русской. Всюду мертвые лежали, и не могли кони ступать по мертвым. Не только от оружия умирали, но и под конскими копытами, от великой тесноты задыхались, потому что не могло вместить поле Куликово такое множество». Наибольшие потери несла «пешая великая русская рать», крестьяне-ополченцы, которые были плохо вооружены, не имели кольчуг. По словам летописца, пешая рать после татарской атаки «как сено скошенное лежала». Однако русский строй выдержал страшный натиск войска Мамая. Владимирские, суздальские и московские дружины большого полка отразили атаки на центр. Не отступил и полк правой руки. Тогда Мамай бросил оставшиеся силы на левый фланг, где тоже стояла пешая рать. «И тут пешая рать как дерево сломилась, — печально отметил летописец, — и начали татары одолевать». Медленно, отбиваясь короткими наездами, начал отходить полк левой руки. Ордынская конница все глубже охватывала сбоку центр русского войска, пробиваясь к Непрядве. Битва продолжалась уже больше трех часов, и, казалось, силы русских были на исходе. Мамай уже торжествовал победу, уже готовил летучие отряды конницы для преследования и захвата пленных. Ордынские военачальники не знали, что у русских остался в резерве отборный засадный полк.

В Зеленой дубраве, за левым флангом русского войска, с ночи прятался засадный полк, «князь Владимир с избранным воинством и с мудрым и удалым воеводой Дмитрием Боброком-Волынцем». С верхушек деревьев зорко следили за ходом битвы дозорные: вот заревели боевые трубы, и сошлись передовые полки; вот с криками, с лязгом оружия и конским ржанием началась сеча между главными силами: потом шум битвы стал ближе — Мамай перенес атаку на полк левой руки и тот начал медленно отступать, истекая кровью. Опытный воевода Боброк ждал. Уже начал беспокоиться молодой князь Владимир Андреевич: «Чем полезно стояние наше? Кому нам помочь? Уже все мертвые лежат христианские полки!». Но воевода ответил: «Беда, княже, велика. Но еще не время нам выйти на супостатов!».

Ордынская конница все дальше и дальше гнала полк левой руки, обходя центр русского войска и сама подставляя фланг для удара засадного полка. Мамай посылал в сечу последние резервные отряды. Все ордынское войско уже втянулось в битву. И тогда воевода сказал: «Княже! Час пришел!». К тому же изменилось направление ветра: теперь густые клубы пыли неслись на ордынский строй, слепя воинов.

Засадный полк ударил «с яростью и ревностью» и сразу смял ордынский строй: «И пришли в ужас татары, и устрашились, и воскликнули: «Увы нам! Увы нам! Русские перехитрили нас. лучших и удалых князей и воевод спрятали и на нас неутомленными приготовили! Наши же руки ослабли, оружие наше иступилось. Кто может против них выстоять? Горе нам!..». Ход битвы сразу переломился. Ордынская конница заметалась в кольце русских полков. Часть ордынцев побежала дальше к Непрядве. которая быстро наполнилась трупами, а остальные повернули обратно. Русские полки, ободрившись, ударили с новой силой, «и побежали полки татарские, а русские полки за ними погнались, били и секли. Увидев, что новые полки неутомленные вышли на татар, побежал Мамай с князьями своими в малой дружине. И многие татары пали от оружия русского воинства, а другие в реке утонули. И гнали их до реки до Мечи, а княжеские конные полки гнались до станов их и захватили именья и богатства их много». Почти 50 км гнали русские дружины остатки воинства Мамая, и «бежавших татар бесчисленное множество убито было». Победа была полной — многочисленное войско Мамая разбито наголову.

Велико значение Куликовской битвы. Одним сокрушительным ударом по главному из врагов Русь выиграла войну. Узнав о результатах Куликовской битвы, немедленно отвел свои войска великий литовский князь Ягайло. А ведь он стоял всего в 35–40 км от Куликова поля и мог в любой удобный момент ударить по русским полкам с тыла. Летописец так и заметил: «Князь Ягайло со всею силою литовскою побежал назад с великой скоростью. Не видел он тогда ни князя великого, ни рати его, ни оружия его, но только имени его боялся и трепетал!». При известиях о славной победе русских полков и князь Олег рязанский, другой недруг Москвы, «отбежал от града своего Рязани и побежал к Ягайлу, князю литовскому, и пришел на рубеж литовский, и, тут встав, сказал боярам своим: «Я хочу здесь ждать вести, как князь великий пройдет мою землю и придет в свою отчину, и я тогда возвращусь!». Однако если для Ягайло литовского и Олега рязанского победа русских полков на Куликовом поле была серьезным поражением, то для самого Мамая она закончилась гибелью. Когда Мамай, потеряв войско, возвратился в свои степи, он подвергся нападению хана Тохтамыша. Остатки воинства Мамая были разбиты соперником, и «Тохтамыш взял Орду. Мамаеву, и цариц его, и казну его, и улусы его, и богатство его, серебро и золото, а сам сел на царстве Волжском». Вскоре Мамай был убит. Так бесславно закончилась попытка правителя Золотой Орды повторить времена Батыя.

Тяжелыми были потери и русского войска. Когда великий князь приказал уцелевшим князьям и воеводам: «Изочтите, братья, сколько осталось всех нас!» — то ему доложили: «Княже, осталось всех нас 40 тысяч…». Недаром летописец заканчивал свой рассказ о Куликовской битве так: «И была на Руси радость великая, но печаль еще осталась об убитых Мамаем на Дону князьях и боярах и воеводах и многом воинстве. Оскудела вся земля Русская воеводами и воинами…». Но не это было главным, и не жертвы остались в памяти народной. Куликовская битва по праву является одной из героических страниц нашей истории.

Подвиг русского народа в Куликовской битве прославлен в поэтическом произведении древнерусской литературы — «Задонщине», написанной по свежим следам событий Софонием Рязанцем. Это произведение проникнуто идеей единства Русской земли, мыслью о том, что именно объединение русских сил вокруг Москвы явилось главной причиной победы. «Кони ржут на Москве, звенит слава по всей земле Русской. Трубы трубят на Коломне, бубны бьют в Серпухове, стоят стяги у Дона Великого на берегу. Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде: стоят мужи-новгородцы у святой Софии[5], говоря: «Уже нам, братья, на помощь великому князю Дмитрию Ивановичу не поспеть…». Особенно подчеркивал автор «Задонщины» роль Москвы в организации отпора ордам Мамая — именно к Москве сходились все русские рати, именно Москва направила их в бой.

Велико значение Куликовской битвы, и современник — автор «Задонщины» отлично понимал это. Когда «Русь Великая одолела Мамая на поле Куликовом», то об этом «прошла слава» по всем соседним странам, «к Железным воротам (Дербенту) к Кафе по морю и к Торнову[6] и оттуда к Царьграду[7]». В самой Руси Куликовскую победу люди восприняли как перелом в отношениях с Ордой, как событие, подорвавшее власть ордынских ханов над русскими землями. Автор «Задонщины» с радостью писал: «И уже застонала земля Татарская, бедами и печалью покрылась. Исчезло у царей их желание и похвала на Русскую землю ходить, поникло их веселье. Уже татары оружие свое повергли и головы свои преклонили под мечи русские. Трубы их не трубят, умолкли голоса их!».

Куликовская битва, в которой русские полки нанесли сокрушительное поражение превосходящим силам орды-Мамая, явилась большим успехом русского военного искусства и, в частности, полководческого таланта великого московского князя Дмитрия Ивановича. Дмитрий Иванович, прозванный в честь этой победы Донским, проявил себя в подготовке и проведении битвы выдающимся военачальником своего времени. В условиях еще не изжитой полностью феодальной раздробленности он сумел собрать общерусское войско, объединил полки единым командованием, умело сосредоточил в стратегически выгодном пункте — городе Коломне, а затем скрытно, в обход враждебного Москве Рязанского княжества, вывел на южные рубежи. Своевременными действиями Дмитрий Донской предупредил объединение Мамая с его союзниками — Литвой и Рязанским княжеством — и сокрушительным ударом разбил главного противника, одной битвой решив исход войны.

Место битвы было выбрано Дмитрием Донским с учетом особенностей тактики кочевников-татар. На Куликовом поле фланговые удары татарской конницы, особенно опасные, были невозможны: левый фланг русского войска прикрывала река Смолка и Зеленая дубрава, а правый — река Непрядва. Мамай вынужден был атаковать русские полки в лоб. Сама битва проходила по плану, заранее намеченному Дмитрием Донским. Центр русского строя отбил все атаки, и Мамаю пришлось перенести удар на левый фланг, за которым был спрятан в засаде свежий русский полк воеводы Боброка. Неожиданный удар засадного полка по флангу и тылу прорвавшейся татарской конницы принес Дмитрию Донскому победу.

Сам Дмитрий Донской проявил в битве личную храбрость и самопожертвование. В доспехах простого дружинника он, по словам летописца, «прежде всех стал на бой и впереди с татарами много бился». Другие князья и воеводы уговаривали великого князя перед битвой; «Княже! Не становись впереди, но стань сзади или на крыле или где-нибудь в другом месте». Но Дмитрий Иванович заявил: «Да как я скажу кому-нибудь: «Братья, станем крепко на врага!» — а сам стану сзади и лицо свое скрою? Не могу я так сделать, чтобы таиться я скрыть себя, но хочу как словом, так и делом прежде всех начать и прежде всех голову положить, чтобы прочие, видя мое дерзновение, так же сотворили с многим усердием!». По сообщению летописца, Дмитрий Донской «как сказал, так и сделал. Прежде всех начал биться с татарами, со всех сторон его обступили татары как вода, и много по голове, и по плечам, и по животу его били, и кололи, и секли, но спасся он от смерти, только утомлен был от великой битвы почти до смерти. Был же сам он очень крепкий и мужественный, и телом велик и широк, и плечист, и тяжел собою, бородой же и волосами черен, взором удивителен».

Прошли столетия. Давно уже истлели могучие дубы Зеленой дубравы, из которых была построена церковь «на костях» павших русских воинов на Куликовом поле. Но долго еще крестьянский плуг вырывал на месте битвы то заржавленный топор, то обрывки кольчуги, то наконечник татарской стрелы. В 1850 г. на Куликовом поле был воздвигнут монумент в честь славной победы. Над пологим холмом, заросшим степными травами, поднялась 28-метровая чугунная колонна. На века врезаны в металл слова посвящения: «Победителю татар великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому признательное потомство».