Свет дня

Глава 8

Радиосообщение в семь часов утра было простым повторением того, что прозвучало в одиннадцать вечера. Буквально слово в слово. Встав с постели, я первым делом прошел в ванную комнату. Хотя, к счастью, у меня хватило предусмотрительности вечером забрать мое полотенце с собой, Гевен все равно ухитрился оставить после себя полно грязи — серый осадок на дне ванны, полузасохшие шмотки бритвенной пены в раковине, следы его пользования унитазом…

Бритый, он выглядел еще более тусклым, чем с трехдневной щетиной, однако настроение у него, тем не менее, было просто отменным. Жалобы Фишера насчет вчерашнего шашлыка, похоже, были достаточно громкими и оскорбительными, но зато и акт справедливого отмщения напрашивался сам собой: на ужин «шпионам» подадут баранину, тушенную в йогурте, и Фишеру придется на собственной шкуре убедиться, кто на кухне хозяин. И если это ему не понравится, то тогда «шпионы» и дальше будут есть свиные помои, или пусть ищут себе другого повара. Только так, и никак иначе!

Я позавтракал, вывел машину и неторопливо поехал в гараж с бензоколонкой, чтобы заправиться… и конечно же позвонить.

Туфан ответил практически мгновенно, видимо ждал. Прежде всего я рассказал ему о подслушанной беседе, внеся в нее лишь незначительные изменения: «Если бы этим занималась я… Он — это идея Лео, пусть он сам этим и занимается… Послезавтра это в любом случае не будет иметь ровно никакого значения… Гранаты… все тут же сдадутся…»

Туфан заставил меня повторить все это еще раз, только медленнее. А затем начал сердито жаловаться, что слишком мало… Я сообщил ему о карте, надеясь, что это его заинтересует. И, слава богу, не ошибся.

— Значит, вы говорите, она выглядела как карта какого-то острова?

— Да, во всяком случае, мне так показалось… Вроде бы треугольной формы.

— Карта цветная?

— Нет, кажется, черно-белая.

— А могла это быть морская карта?

— Возможно.

Чуть помолчав, он задумчиво произнес:

— Шхуна, карта какого-то острова, гранаты, респираторы, все тут же сдадутся…

— И кое-что, чем Фишеру надо сегодня заняться, — напомнил я ему.

Мое замечание он, попросту говоря, проигнорировал.

— Вы уверены, остров имеет треугольную форму?

— Нет, сэр, совсем не уверен. Ведь карта была далеко и под острым углом. Это вполне мог быть план строительства плавательного бассейна необычной формы.

Как ни странно, он пропустил мою легкомысленную шутку мимо ушей.

— А не могло это иметь овальную форму?

— Могло. А что, это может иметь какое-нибудь значение?

— Да, может. Это форма острова Яссиада, где до суда содержатся политические заключенные. Всего пятнадцать километров от Пендика. Вам, случайно, не доводилось слышать, не упоминали ли они в своих беседах название Яссиада?

— Нет, сэр, не доводилось.

— А Имрали?

— Тоже нет. А это что, тоже остров, сэр?

— Нет, это городок на острове в шестидесяти километрах от Пендика. Кстати, именно там в свое время повесили Мендереса.

— И какова форма этого острова?

— Как собачья голова… И имейте в виду: сегодня вечером я должен обязательно, повторяю, обязательно получить от вас еще одно сообщение. Даже если оно окажется только отрицательным!

— Хорошо, сэр, постараюсь сделать все, что смогу.

— И прежде всего поищите ту карту.

— Да, но каким, интересно, образом, сэр?

— Попробуйте сделать это ночью. В любом случае, главное, чтобы вы увидели ее вблизи. И постарались понять, что на ней изображено. Это крайне важно!

— Не представляю, как это можно сделать, сэр. Даже если они снова ее полностью развернут, вряд ли мне удастся увидеть ее поближе.

— В бинокль удастся.

— Но у меня нет бинокля.

— Будет. По дороге назад на виллу где-нибудь на минутку-другую остановитесь. Скажем, чтобы поправить что-нибудь в машине. Сегодня вас сопровождает светло-серый «опель». Проезжая мимо, дежурный агент передаст вам бинокль.

— Ну а предположим, Харпер вдруг его заметит? Как я объясню ему это? Что тогда?

— Тогда постарайтесь сделать так, чтобы он его не заметил. Жду от вас сообщения сегодня вечером. В случае необходимости можете входить в прямой контакт с моими агентами слежения. Вам все ясно? — И Туфан, не только не ожидая от меня ответа, но даже не попрощавшись, повесил трубку.

Я вернулся в заправленную машину и поехал в сторону виллы. На побережье у самой развилки свернул на обочину, остановился. Следовавший за мной всю дорогу светло-серый «опель» остановился метрах в сорока сзади. Через минуту или две из него вышел человек. В правой руке у него был кожаный футляр от бинокля. Он, не произнеся ни слова, передал мне футляр и пошел назад к своему «опелю».

Я положил бинокль на сиденье и поехал дальше. Ну и что мне делать с биноклем? В карман его не положишь — слишком большой. Значит, придется либо ухитриться пронести его в мою комнату тайком, либо спрятать где-нибудь в гараже. И все-таки я был здорово зол сам на себя: неужели не хватило ума догадаться, что любая карта для любого достаточно грамотного человека — это все равно что валериана для кота? Что надо было просто забыть о ней и держать язык за зубами!

Впрочем, я был бы зол на себя даже и без бинокля. Собственно, больше всего меня раздражало другое: Туфан ведь с самого начала хотел увидеть — а теперь, без сомнения, увидел — еще один заговор, против Комитета национального единства, заговор с целью совершения переворота, готовящийся группой недовольных офицеров внутри страны! Причем, скорее всего, эта следующая попытка будет совершена с помощью денег и наемных террористов извне страны. И скорее всего, начнется она с освобождения офицеров, находящихся в тюрьме в ожидании неправедного суда… Как он тогда задумчиво произнес: «Судно, карта острова, газовые гранаты, респираторы, пистолеты, массовая сдача в плен». Да, все полностью сходилось.

Проблема заключалась в том, что все это продолжается давным-давно и что он не знает этих людей, а я знаю! Знаю даже, какие они безжалостные сволочи. Я искренне и всеми фибрами души желал, чтобы с этими подлыми подонками расправились по полной программе, но при этом они совсем не казались мне людьми, которые могли бы оказаться наемными террористами. Не знаю даже почему. Если бы меня попросили описать наемных террористов и сказать, скольких из них мне лично довелось встречать, вряд ли я смог бы достаточно членораздельно ответить. В лучшем случае сказал бы что-то вроде: «Эти люди никогда бы не пошли на такой риск».

Когда я подъехал к вилле, то первым, кто меня встретил, был Фишер, стоявший на самой верхней ступеньке лестницы на террасу. Увидев машину, он жестом приказал мне остановиться. Пока Фишер, слава богу, неторопливо спускался по лестнице, я вовремя догадался незаметно засунуть бинокль под мое сиденье.

— Вы сегодня нам не понадобитесь, Симпсон, — без каких-либо предисловий начал он. — Мы собираемся на частную экскурсию, так что машину поведу я сам.

— Конечно же, сэр. Она полностью заправлена. Вот только позвольте мне ее слегка протереть.

— Хорошо, протирайте, — высокомерно разрешил он. — Но через полчаса, и ни минутой позже, машина должна быть здесь.

— Слушаюсь, сэр.

Я подъехал прямо к гаражу, непрестанно оглядываясь, спрятал бинокль за пустой бочкой от машинного масла, а затем уже куда более спокойно протер «линкольн» мокрой тряпкой.

Без двух десять я подогнал автомобиль к лестнице террасы, оставил ключ в замке зажигания, а сам вернулся во двор и через дверь за гаражом прошел во фруктовый сад, прямо к тому самому месту под деревом, откуда можно было, оставаясь незамеченным, все видеть. Мне хотелось собственными глазами убедиться, что уедут отсюда все. Все до одного — и Фишер, и Харпер, и мисс Липп, и Миллер…

Минут через сорок они вышли из дома и сели в машину. Все четверо! Как только черный «линкольн» скрылся из виду, я тут же прошел на кухню. Там Гевен нарезал мясо для гуляша и одновременно время от времени прихлебывал из стоявшей прямо на столе бутылки бренди. Я тоже сделал пару глотков, а затем позволил ему выговориться, прежде чем как бы невзначай поинтересоваться, вернутся ли они к обеду… Нет, не вернутся. Он приготовит омлет с ветчиной только для персонала.

Искренне поблагодарив повара за бренди, я вышел из кухни и неторопливо поднялся на второй, «спальный» этаж. У лестницы «черного хода» коридор, раздвоившись налево и направо, шел параллельно задней стене здания виллы. Направо — к комнатам, где жили мы с Гевеном; налево — к паре двойных дверей, за которыми находились спальни хозяев и апартаменты для гостей.

Прочные двойные двери, когда я подошел к ним, оказались почему-то наполовину открыты, и через довольно широкий просвет были видны плетеная корзинка на колесиках, полная грязного белья, и старый Хамул, веником и мокрой тряпкой чистящий ковер на полу… Его жена миссис Хамул в это время, очевидно, меняла простыни на постелях…

Я вернулся в свою комнату, подождал там час или около того, затем снова вышел в коридор. Двойная дверь была по-прежнему полуоткрыта, а Хамулы все еще возились в спальне. Я спустился на кухню, выпил с Гевеном еще пару бокальчиков бренди. Повар был занят мясом, так что прошел по меньшей мере еще час, прежде чем у него наконец-то появилось желание начать готовить обещанный омлет с ветчиной… Вскоре после этого до меня донеслись звуки сначала закрывающейся двойной двери, а затем шагов проходящих по прачечной Хамулов. Торопливо покончив с омлетом, я от души поблагодарил Гевена за очень хороший обед, сказал ему, что собираюсь отправиться немного вздремнуть, и пошел к себе наверх.

Прежде всего я запер дверь на ключ снаружи — на случай, если Гевену вдруг придет в голову заглянуть ко мне, чтобы выпить и потрепаться, и… не увидеть меня там… Затем торопливо прошел через двойные двери, закрыв их за собой. Плотно закрыв, но не заперев!

Мне до смерти была нужна та самая злосчастная карта, но где ее искать? С чего начинать? Там было по меньшей мере восемнадцать комнат, причем всех возможных размеров и конфигураций — спальни, гостиные, прихожие… Некоторые обставлены настолько скудно, что трудно было даже догадаться, чему они служили раньше. Там же, где стояла хоть какая-то мебель, она везде представляла собой один и тот же скучнейший гостиничный набор. И единственное, что независимо от предназначения в изобилии имелось буквально в каждой комнате, — так это зеркала и канделябры.

Первой я нашел комнату Миллера, потому что на постели лежал его открытый чемодан, затем Фишера, благодаря его рубашке в одном из ящиков шкафа, но ни в той ни в другой заветной карты не оказалось. Двойные апартаменты мисс Липп были в самом центре, а Вальтера Харпера — сразу за ними, практически в самом конце коридора. Я тщательно осмотрел там все ящики и шкафы, заглянул во все чемоданы, сумки и даже под каждый предмет мебели, однако единственная карта, которую мне удалось обнаружить, была в дешевом рекламном путеводителе «Туристические турне по Европе», который валялся на углу письменного стола, в самом центре гостиной мисс Липп, вперемежку с популярными итальянскими детективами в бумажных обложках.

Сразу за апартаментами Харпера на стороне, выходящей окнами во фруктовый сад, находилась комната, очевидно первоначально замышляемая как студия. Вдоль одной из стен ее высилась так называемая «стенка скульптора» — бесконечный ряд ящиков, открытых и закрытых отделений от пола и до самого потолка… Я находился в самом разгаре тщательного обследования каждого из шкафов, каждого из отделений этой стенки, когда до меня вдруг донесся громкий треск захлопывающихся дверей неожиданно подъехавшей машины…

Я осторожно прокрался к окну спальни Харпера, выходящего во двор, и сразу же увидел черную крышу нашего «линкольна», стоявшего прямо перед входом на лестницу террасы. И тут я запаниковал! Именно запаниковал, другого слова и не придумаешь. Торопясь поскорее уйти оттуда, в растерянности даже перепутал двери, оказался не в коридоре, а в его ванной комнате, и к тому времени, как все-таки нашел выход, на лестнице уже раздавался громкий голос Фишера. Пытаться скрыться незамеченным, пробежав или даже проползя через другие комнаты, было просто нелепо хотя бы потому, что я практически совсем не знал «топографии виллы». Значит, оставалось только одно — вернуться через спальню Харпера в студию и запереть дверь. Другого пути не было. Разве что вылезти через окно, но это было уж слишком рискованно. Так что…

Вскоре в комнате раздались сначала его громкие шаги, затем звон монет, затем похлопывание руки по бедрам… Похоже, Харпер зачем-то выкладывал содержимое карманов на стол. Дверь закрывалась совсем неплотно, поэтому мне был отчетливо слышен каждый его шаг, каждое движение. Значит, как было совсем не трудно догадаться, он также мог слышать и мои. Я затаился, как мертвый…

— Господи, да этот чертов город еще хуже, чем Нью-Йорк в разгаре августовской жары, — пожаловался вдруг Харпер.

Мисс Липп что-то ему ответила. Очевидно, она открыла дверь, соединявшую их апартаменты.

— Интересно, не забыл ли Хамул приготовить мне теплую воду в ванной? Помоги-ка мне, пожалуйста, раздеться, дорогая.

Голос постепенно удалился. Я на цыпочках прокрался к окну, осторожно выглянул наружу. Там прямо под окном был небольшой балкончик, а еще чуть ниже, метрах в полутора, — крыша террасы. Если бы мне удалось спрыгнуть на нее через балкон «моей» студии, то, возможно, я сумел бы незаметно и, что еще важнее, не сломав шеи добраться и до фруктового сада. Вся проблема заключалась в том, что это чертово окно закрывалось и открывалось при помощи двух длинных болтовых запоров — верхнего и нижнего, — любой из которых мог слишком громко заскрипеть, и тогда прости-прощай все мои надежды на спокойную старость… Нет, боюсь, это не выход. С сожалением вздохнув и даже задумчиво почесав затылок, я вернулся к двери, прислушался…

Судя по доносящимся звукам, они были в гостиной. Вскоре оттуда послышался ее тихий смешок.

— Вот черт, сколько же на тебе надето, — сказала она.

Харпер вернулся в спальню, а оттуда через минуту или две ушел в ванную комнату. Затем послышалось журчание воды. Я снова на цыпочках подошел к окну, осторожно, очень осторожно попробовал ручку нижнего запора. Туда-сюда… Вообще-то болт двигался достаточно легко и тихо, что меня, само собой разумеется, полностью устраивало. Но вот верхний… верхний не двигался совсем! Очевидно, где-то заело. Я попытался дернуть посильнее, потом даже изо всех сил, но все оказалось напрасным. Наверное, надо сначала попробовать освободить его, поддев чем-нибудь через верхнюю щель. Но чем? Я подставил ближайший стул к двери и огляделся вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы освободить оконный болт. Желательно металлического…

Шум текущей в ванной комнате воды вдруг прекратился, и я снова застыл, одновременно лихорадочно вспоминая: интересно, есть ли у меня в карманах что-нибудь, чем можно поддеть верхний болт?

— Когда вернемся, мне придется заняться своим загаром, — сказала мисс Липп, которая была уже в соседней комнате.

— Зачем? Твой старый хорошо держится и так.

— У тебя мокрые волосы.

Последовало долгое молчание, затем ее глубокий вздох, противный скрип постели…

Минуты две я искренне надеялся, что они захотят предаться дневному сну, но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться — вскоре раздались звуки, не оставлявшие сомнений в характере сопровождавших их действий. Это был отнюдь не сон… Минута шла за минутой, а звуки становились все громче, все характернее, переходя то в страстные стоны, то в частые, лихорадочные вздохи, то в неразборчивое бормотание, то в восторженные восклицания… А я стоял как дурак, совсем рядом, за дверью, представляя себе ее длинные ноги в постели, положение обоих во время их любовных «упражнений»… и одновременно лихорадочно соображал, как же мне все-таки незаметно убраться отсюда! Пот заливал мне глаза, затуманивая даже очки, так что в данный момент я при всем желании не смог бы освободить застрявший болт запора, даже если бы решился сделать это.

Сначала мне казалось, что они никогда не закончат свои любовные игры, что это будет продолжаться целую вечность. Но вот, слава богу, звуки их счастливого совокупления наконец-то вроде бы начали потихоньку стихать. Я с нетерпением ожидал, что они, закончив, отправятся в ванную комнату — причем каждый в свою, — однако этого, увы, почему-то не последовало. После долгого молчания раздался его голос:

— Вот, пожалуйста! — и щелчок зажигалки. Затем снова долгое молчание. Пока он снова не нарушил его: — Где будем сегодня ужинать?

— В «Ле Бо». Я закажу feuilette de ris de veau. A ты?

— Avalon, moulin des mats и, само собой разумеется, белое вино.

— «Кювэ дю доктэр»?

— Естественно. Хотя прямо сейчас, честно говоря, я совсем не отказался бы от самого вульгарного бутерброда с ветчиной и бокала доброго пива. Может, даже двух.

— Потерпи еще совсем немного, дорогой… Интересно, и кто это только сказал Гансу, что этот грязнуля и пьяница хорошо умеет готовить?

— Да нет, готовить-то Гевен умеет, причем, скорее всего, очень даже хорошо, но он один из тех капризных алкашей, которых надо все время умасливать. Если этого не делать, он обычно впадает в тихую ярость и заявляет: «Да пошли вы все к чертовой матери!» Просто Ганс не знает, как с ним себя вести, только и всего. Готов поспорить, наш Артур питается куда лучше нас. Более того, я просто уверен, что дело обстоит именно так… Где пепельница?

— Вот она, — отозвалась мисс Липп. И, очевидно протягивая ее, с веселым хихиканьем добавила: — Эй, эй, осторожнее!

— Вот черт! Опять!

— Здесь так будет с любой пепельницей.

И вскоре все снова началось как несколько минут тому назад — стоны, вскрики, охи, ахи… Впрочем, в конце концов они все-таки окончательно выдохлись и даже имели совесть отправиться в ванные комнаты. Каждый в свою! Как только оттуда послышался шум текущей воды, я тут же влез на стул и начал торопливо освобождать болт ключом от своей комнаты, и к тому времени, как она перестала течь, мне все-таки удалось его освободить. Но все равно пришлось еще подождать, пока они не уснут. Наконец она сонным голосом произнесла:

— Дорогой мой…

— Что? — тоже явно сонным голосом спросил он.

— Будь завтра, пожалуйста, поосторожнее, ладно?

— Буду, буду, не беспокойся.

Послышался громкий звук чмокающего поцелуя. Я бросил взгляд на наручные часы — двадцать минут четвертого, — дал им еще ровно десять минут, затем на цыпочках подошел к окну и осторожно, очень осторожно, стараясь не производить ни малейшего звука, опустил запорные болты и открыл правую половину. Причем делал это как можно медленнее, поскольку на улице дул легкий ветерок, а мне совершенно не хотелось, чтобы сквозняк, даже самый небольшой, случайно открыл дверь в спальню, пока я все еще здесь. Затем выбрался на балкон…

Мой прыжок на крышу террасы метров с полутора оказался практически бесшумным. Гораздо труднее было потом. Дело в том, что я не очень-то большой мастак лазить. Ни вверх, ни вниз. Впрочем, иного выхода все равно не было, поэтому я, мысленно перекрестившись, с замирающим сердцем осторожно вскарабкался по боковому ограждению террасы, еще более осторожно и с еще более замирающим от страха сердцем перебрался на соседнее персиковое дерево, а уж с него по длинным свисающим веткам спрыгнул на землю.

Слава богу, мне все-таки удалось пробраться в мою комнату незамеченным. Хорошенько почистившись и сменив рубашку, я тут же спустился во двор, прошел к стоявшей у лестницы на террасу машине и поставил ее в гараж.

Господи, да заметь я тогда, что обшивку дверей уже снимали, а потом поставили снова, дела у всей этой компании — Вальтера К. Харпера, Фишера, мисс Липп и Миллера — пошли бы совершенно иначе! Но я не заметил. Вернее, просто не обратил внимания. Тогда мне было не до этого. Я изо всех сил старался вести себя как обычно и не привлекать к себе ненужного интереса. Загоняя машину в гараж, я показывал всем, что я не в доме, а на улице. Так сказать, занят своим законным делом, только и всего…

Покончив с машиной, я отправился прямо на кухню, где, как и следовало ожидать, никого не было, нашел бутылку бренди Гевена, сделал из нее пару щедрых глотков, закурил сигарету… Затем, окончательно успокоившись, снова вышел на улицу и неторопливо, будто решил прогуляться по свежему воздуху, спустился вниз, на дорогу.

Светло-серый «опель» стоял совсем недалеко от рыболовного пирса. Я ленивой походкой подошел, увидел, что сидевшие в нем мужчины внимательно следят за мной. Проходя мимо них, я, не поворачивая головы, негромко, но отчетливо произнес всего одно слово:

— Туфан.

И пошел дальше. Пройдя всего несколько шагов, услышал, как одна из дверей машины тихо открылась и из нее кто-то вышел. Через несколько мгновений он уже медленно шагал рядом со мной.

— В чем дело?

Это был смуглый мужчина в светло-желтой рубашке с большими накладными карманами, застегнутыми на светленькие пуговички, и тяжелым, пристальным взглядом полицейского опера. Нет, нет, пожалуй, скорее офицера секретной службы, который к тому же совсем неплохо говорит по-французски, в отличие от обычных полицейских.

— Передайте, что завтра должно произойти нечто опасное, — ответил я. — Пока не знаю, что именно, но, боюсь, это должно произойти. Мне удалось подслушать часть их беседы. Незамедлительно проинформируйте об этом майора Туфана.

— Конечно же проинформируем. Почему за рулем «линкольна» сегодня утром были не вы?

— Они сказали, что сегодня обойдутся без меня. Куда они поехали, вы знаете?

— Да. В Стамбул. Проехали прямо в некий гараж рядом с испанским консульством. Там есть запчасти для американских машин. Водитель, Фишер, оставался там с машиной около десяти минут. Остальные двое и женщина пошли к отелю «Диван». Заказали там обед. Вскоре Фишер тоже присоединился к ним. Пообедав, сходил в гараж, забрал там «линкольн» и снова вернулся в отель. Майор Туфан приказал вам выйти на связь по расписанию и доложить о состоянии дел с той картой.

— Если смогу. Передайте майору, во время их отсутствия я тщательнейшим образом обыскал все их спальни, но карту нигде так и не нашел. Попробую еще раз сегодня вечером. Для звонка, возможно, будет уже довольно поздно. Вы здесь будете?

— Не обязательно мы, но кто-нибудь обязательно будет.

— Хорошо.

Когда мы, повернув назад, дошли до «опеля», я, даже не кивнув ему на прощание, перешел дорогу и по-прежнему неторопливо, будто гуляя, зашагал назад к вилле. Теперь надо было постараться сконцентрироваться и кое о чем внимательно подумать. Из подслушанного вчера вечером во дворе разговора мне было известно, что сегодня Фишеру предстояло выполнить какую-то особую задачу. Интересно, он ее уже выполнил или нет? Или, может, ему ее еще только предстоит выполнить? Ведь, в принципе, съездить всем вместе на машине в Стамбул только для того, чтобы прилично пообедать, могло показаться делом вполне нормальным, не вызывающим никакого подозрения. Впрочем, если бы не два довольно странных обстоятельства: во-первых, почему они предпочли обойтись без меня и зачем заезжали в гараж? Ведь с машиной вроде все в полном порядке, ей не требовались ни ремонт, ни техобслуживание, ни запасные части… И почему это Фишер не пошел в отель вместе со всеми, а задержался в гараже и присоединился к ним только минут через десять? Что он, интересно, там делал?

В глубине души меня все время подспудно тревожила мысль: когда я ставил машину в гараж, прежде всего мне надо было бы осмотреть обшивку дверей, хотя причина, по которой я этого не сделал, была довольно логична и проста — на собственном опыте мне известно, как много времени требуется, чтобы снять и поставить на место всего одну панель, не говоря уж о четырех! А Фишер пробыл в гараже всего десять минут. К сожалению, тогда мне почему-то не пришло в голову, что он задержался там только для того, чтобы дать нужные указания, а не делать работу самому! Впрочем, равно как и Туфану…

Так или иначе, но когда я шел по двору в гараж, чтобы повнимательнее осмотреть машину, то думал прежде всего почему-то о запасных частях. Поэтому первым делом открыл багажник проверить, не спрятано ли там нечто эдакое. Оказалось, нет. Затем не менее внимательно осмотрел двигатель. Обычно по масляным пятнам и мазкам сразу же невооруженным глазом видно, возились с мотором или нет. В данном же случае ничего из этого не было видно. Значит, опять пустышка. И только когда я открыл правую переднюю дверь, чтобы посмотреть, нет ли чего интересного в бардачке, мне сразу же бросились в глаза… царапины. Те самые царапины, которые могли сказать о многом!

Тот, кто снимал панели, а затем, соответственно, ставил их обратно, оставил на них царапины, которых я совсем недавно всеми силами старался избежать. Просто он, в отличие от меня, отвинчивал винты не крестообразной, а обычной отверткой, поэтому она часто соскальзывала и заметно царапала кожу обшивки, а в некоторых местах даже металл. Конечно же в обычном случае никто их даже и не заметил бы или, во всяком случае, не обратил бы на них никакого внимания, но лично мне они говорили многое. Причем «многое» — это еще мягко, очень мягко сказано! Остальные три двери тоже подверглись аналогичной операции по изъятию содержимого внутри их, о чем более чем наглядно свидетельствовали точно такие же следы. Кроме того, они стали намного «легче» двигаться при открытии и закрытии, что я тоже не поленился проверить несколько раз подряд. Предположительно именно в том самом гараже около испанского консульства оружие и было изъято. Где оно находилось сейчас, оставалось только гадать…

Мне даже пришла в голову мысль, уж не сходить ли немедленно еще раз к дороге, чтобы срочно доложить о моей суперважной находке агентам Туфана в светло-сером «опеле»? Или все-таки лучше подождать до обычной связи? В конце концов я решил все оставить на потом. Если оружие все еще здесь, в том самом гараже рядом с испанским консульством, оно, скорее всего, будет там и завтра утром. Если же, что казалось мне куда более вероятным, его уже куда-нибудь перевезли отсюда, то тогда дело, как говорят, сделано, ожидаемый ущерб нанесен, и два-три часа в любом случае уже вряд ли что-либо изменят. К тому же мне все равно никак, ну никак не хотелось снова идти к дороге! Слишком уж много риска для одного дня. На сегодня, боюсь, хватит. Не говоря уж о том, что мне еще предстояло снова отправиться на поиски этой чертовой карты… Лично мне мои поступки казались вполне разумными и обоснованными. И хотя, честно говоря, я терпеть не могу людей, которые становятся мудрыми не до, а после того, как все уже случилось, но мне только теперь стало окончательно ясно, что настоящие, серьезные ошибки делал профессиональный контрразведчик майор Туфан, а не я, всего лишь жалкий дилетант, не больше…

Проблемы с Гевеном начались, когда мы обедали на кухне; или, говоря точнее, когда я обедал, ну а он… он, как всегда, прихлебывал бренди прямо из горлышка своей неизменной бутылочки. Было уже около семи часов вечера. Причем за минувший час бутылка опустела, как минимум, больше чем на треть. И хотя совсем уж пьяным его, конечно, назвать было еще нельзя, но и трезвым тоже.

На сегодня Гевен приготовил поистине восхитительное рисотто — рис с помидорами, сыром, красным перцем и курицей. Я уже заканчивал вторую порцию и собирался было попробовать уговорить его сделать перерыв с бутылкой и тоже хоть немного поесть, когда к нам вошел Фишер. Вот уж сюрприз так сюрприз!

— Гевен! — строго обратился он к повару.

Тот поднял голову вверх и скривил мокрые губы в полупьяной улыбке.

— Да здравствует веселая компания! — чуть ли не выкрикнул он, протягивая руку к шкафу, где стоял грязный стакан. — Может, выпьете с нами? Ну хоть чуть-чуть, синьор…

Полностью проигнорировав его в каком-то смысле искреннее приглашение, Фишер категорическим тоном заявил:

— Мне хотелось бы знать, что вы собираетесь приготовить нам на ужин?

— А чего тут собираться? Он уже готов. — Гевен пренебрежительно отмахнулся от него рукой и снова повернулся ко мне.

— Значит, вы можете мне сказать, что это будет. — В этот момент Фишер наконец-то заметил, что у меня лежит на тарелке. — Ах вот это что… Рисотто, не так ли?

Нижняя губа Гевена слегка задрожала.

— Нет, это для прислуги. Для хозяина и его гостей приготовлено куда более шикарное блюдо. В настоящем деревенском стиле…

— И какое именно?

— Название вам все равно ничего не скажет. Что это такое — вы просто не поймете.

— И тем не менее, я хотел бы знать.

Гевен ответил ему что-то по-турецки. Из того, что он сказал, я понял всего одно только слово: kuzu — мясо молодого барашка.

К моему глубочайшему удивлению, равно как и, судя по всему, Гевена, Фишер ответил ему на том же языке.

Поскольку Гевен тут же вскочил на ноги и что-то громко выкрикнул, Фишер тоже выкрикнул ему что-то в ответ и, прежде чем тот успел что-либо ответить, развернулся и стремительно вышел из кухни.

Гевен снова сел на свое место, причем его нижняя губа тряслась так сильно, что, когда он попытался тут же осушить свой бокал, бренди буквально залило его подбородок. Налив себе еще один, он бросил на меня яростный взгляд.

— Pislik! — отрывисто произнес он. — Domuz!

Наверняка какие-нибудь очень грубые турецкие оскорбления, догадался я, но, поскольку они, естественно, предназначались Фишеру, и никому иному, я ничего не ответил и с удовольствием продолжал поедать свое восхитительное рисотто.

Гевен, не спрашивая моего согласия, подлил мне в стакан еще немного бренди. Затем коротко произнес:

— Тост!

Я пожал плечами:

— Тост так тост.

Он торжественно встал, поднял свой бокал:

— Нам нечего больше здесь ждать, на этой стороне океана, так что давайте выпьем, парни, все вместе, да благословит вас всех наш Господь!.. Пей!

Я послушно сделал глоток.

— Благослови всех вас Господь.

Допив свой бокал до дна, Гевен тут же запел:

— «Дай хоть немного счастья всем сержантам и старшинам, всем солдатам и капралам, чьи сыновья сложили за нас свои головы…» Пей!

Я чуть отхлебнул из моего бокала.

— Да благослови их Господь!

Гевен, тяжело дыша перегаром, наклонился ко мне через стол. Почти вплотную к моему лицу. Ощущение, должен заметить, было далеко не из самых приятных…

— А знаешь что? — с явной угрозой произнес он. — Если этот гаденыш скажет мне еще хоть одно слово, я тут же его убью, это уж точно!

— Ну что ты. Он всего лишь только дурак!

Нижняя губа Гевена снова задрожала.

— Ты его что, защищаешь?

— Конечно же нет. С чего бы это мне защищать этого придурка? Но стоит ли он того, чтобы его убивали? По-моему, нет. Фишер слишком глуп и слишком самонадеян!

Гевен недоверчиво сел на место и налил себе еще полбокала бренди. Его нижняя губа продолжала свой замысловатый танец, но уже совсем в ином ключе — он явно пытался справиться с незнакомой для него дилеммой, которую породил мой неожиданный вопрос…

Как раз в это время в кухню зашла чета Хамулов — приготовить все, что нужно, для сервировки ужина «белых людей». Я отметил про себя, что глаза старого Хамула сразу же отметили необычную атмосферу и он начал говорить с Гевеном. По-турецки, само собой разумеется, — более того, похоже, на каком-то странном, скорее всего, деревенском диалекте, потому что мне не только не удалось понять ни слова, но и даже уловить общего направления их беседы. Впрочем, это было не так уж и важно, поскольку в ходе ее Гевен то и дело ухмылялся, а один раз даже громко засмеялся. Но при этом не прекращал прикладываться к бутылочке. Когда же я попробовал, поблагодарив за прекрасное рисотто, ускользнуть в свою комнату, последовала новая вспышка гнева:

— Куда это ты вдруг собрался?

— Тебе ведь, очевидно, надо работать. Ну а я буду только путаться у тебя под ногами…

— Сядь! Здесь ты мой гость, но ничего не пьешь. Почему?

Прямо передо мной стоял почти полный бокал бренди. Я послушно взял его, отпил еще один глоток.

— Нет, нет, не так, а по-настоящему!

Я снова поднес бокал к губам, изо всех сил стараясь изобразить на лице явное удовольствие. Но как только повар ненадолго отвернулся к старому Хамулу, тут же незаметно вылил, как минимум, половину бокала в раковину умывальника. Увы, все мои ухищрения оказались абсолютно бесполезными — Гевен, заметив, что мой бокал уже более чем наполовину пуст, снова долил его до самого края.

Ужин «белые люди» назначили в восемь тридцать, и к тому времени Гевен уже заметно не очень твердо стоял на ногах. Не говоря уж о все больше и больше заплетающемся языке… Всю сервировку делала сама миссис Хамул, в то время как повар, прислонившись к кухонной плите, с полным бокалом в руке и с мстительной улыбкой на губах смотрел, как она накладывает из горшка по глубоким тарелкам абсолютно отвратительного вида варево. Наконец все было готово, и миссис Хамул понесла поднос с тарелками и приборами в столовую…

— Благослови их всех Господь!

— Благослови их всех Господь!

— Пьем!

В этот момент откуда-то со стороны столовой донесся приглушенный вопль, затем чуть более громкий стук захлопнувшейся двери, чьи-то торопливые шаги в коридоре, восклицание мисс Липп: «Ганс, Ганс!» — и… в кухню ворвался разгневанный Фишер. В правой руке он держал тарелку со своим ужином.

Гевен, заметно пошатнувшись, медленно повернулся к нему. Фишер истерически выкрикнул что-то по-турецки и… швырнул тарелку прямо ему в голову!

Хотя тарелка попала Гевену только в правое плечо, а затем, с грохотом упав на пол, разбилась на множество кусочков, немало ее содержимого все-таки оказалось на его лице, с которого тут же начала капать и даже стекать жирная коричневая подлива…

Гевен тупо посмотрел на Фишера, который продолжал яростно кричать что-то по-турецки, затем, когда тот, выкрикнув последнее и, похоже, самое страшное оскорбление, повернулся, чтобы уйти, на лице повара вдруг появилось какое-то необычное выражение. Такого мне у него видеть еще не доводилось — какая-то странная улыбка во весь рот и широко раскрытые, выпученные глаза…

— Monsieur est servi,[5] — протянул, нет, скорее прошипел он, и в тот же момент я заметил, как его рука молниеносно метнулась за лежащим на разделочной доске резаком для рубки мяса.

Я попытался было громким восклицанием предупредить Фишера, но тот успел уже выйти в коридор. А к тому времени, когда я добрался до двери, Фишер уже пятился назад, отчаянно вопя о помощи. Из большого пореза на его лице текла струйка крови, руки были высоко подняты, чтобы защититься от огромного резака, которым, злобно ощерившись, бешено размахивал наступающий на него Гевен…

Когда я в два широких прыжка подскочил к ним и повис на руке Гевена, в коридоре со стороны столовой неожиданно появился сам Харпер, очевидно услышавший наши громкие вопли и шум возни.

— Senden illallah! — во всю глотку заорал повар.

Но Харпер ребром правой ладони резко ударил его по шее, и Гевен, вдруг обмякнув, медленно осел на пол, будто полный мешок, из которого выпустили весь воздух…

Из ран и порезов на лице и обеих руках Фишера обильно текла кровь, и он неподвижно стоял, удивленно глядя на свои ладони, как будто все это было не его, а кого-то совсем другого…

Харпер бросил на меня пристальный взгляд:

— Артур, выведите машину из гаража и подгоните ее к парадному входу. И как можно быстрее!

Я поставил «линкольн», где он велел, и прошел внутрь дома. Похоже, сейчас всем было не до церемоний, и я вполне мог позволить себе небольшие вольности. Так, во всяком случае, мне казалось.

Фишер сидел на стуле в умывальне с мраморным полом, справа от главного холла. Харпер и мисс Липп перевязывали его окровавленные руки полотенцами; Миллер пытался остановить кровь, сочившуюся из раны на лице, Хамулы суетились рядом, не зная толком, что делать…

Увидев меня, Харпер кивком указал на них:

— Спросите у старика, где здесь можно найти ближайшего врача. Только не перепутайте: не больницу, а именно ближайшего частного врача!

— Не надо, я сам спрошу, — слабым голосом пробормотал Фишер, лицо которого стало уже темно-серого цвета.

Я схватил Хамула за руку и подтащил к нему поближе.

В Сариере есть не один, а даже два врача, объяснил турок, но ближайший к нам находится не здесь, а около Биликдере, в противоположной стороне отсюда. Если он дома, его можно хоть сейчас вызвать на виллу по телефону.

Когда Фишер перевел его слова на французский, Харпер отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, мы сами поедем к нему, — решительно заявил он. — Заплатим ему пятьсот лир и скажем, что ты случайно наткнулся на лезвия электрического вентилятора. Этого, полагаю, будет достаточно. — Он повернулся к мисс Липп: — Ну а вам с Лео, думаю, лучше остаться здесь, дорогая. Чем меньше нас там будет, тем лучше…

Она кивнула.

— Честно говоря, я совсем не знаю туда дороги, — признался я. — Может, в качестве проводника возьмем с собой старика Хамула?

— Хорошо, пусть едет с нами.

Прихватив с собой сумку со свежими полотенцами, Харпер и Фишер сели на заднее сиденье, а старый Хамул устроился впереди, рядом со мной.

Дом врача находился всего милях в двух от нас. Когда мы туда подъехали, Харпер приказал нам с Хамулом ждать их в машине, так что у меня не было никакой возможности подойти к незаметно сопровождавшему нас светло-серому «опелю» и сообщить людям Туфана о том, что, собственно, у нас происходит. Что ж, будем надеяться, несколько позже они сами узнают все от врача… Старый Хамул сначала какое-то время тупо тер пальцем кожу сиденья, а затем, когда это занятие ему, очевидно, попросту надоело, свернулся калачиком и решил немного поспать. Я попробовал было незаметно для него выбраться из машины, но Хамул тут же проснулся и снова сел прямо. Не глядя на меня. Но проснулся и сел! После этой неудавшейся попытки я остался в машине и закурил. Вообще-то мне следовало бы написать письменное донесение о «содержимом за обшивкой дверей», вложить его в пустую сигаретную пачку и на обратном пути к вилле, на повороте выбросить ее в окно — старик наверняка ничего не заметил бы, потому что все время смотрел в боковое окно, то есть в противоположную сторону, — но в тот момент мне почему-то казалось, что позже я наверняка смогу как-нибудь передать им все это лично, собственными словами.

Фишер и Харпер пробыли в доме врача чуть больше часа, и, когда, наконец, вышли, Фишер выглядел совсем не так уж плохо, как можно было бы ожидать. Во всяком случае, на первый взгляд. Порез на лице закрывала аккуратно приклеенная корпиевая повязка, а левая рука покоилась в легкой перевязи, которая годилась скорее для растяжения связок, чем для сколь-либо серьезного ранения. Однако когда он подошел ближе, то стало заметно, что и руки, и предплечья у него тоже основательно перебинтованы, причем не в одном, а во многих местах. Не говоря уж о том, что пальцы левой руки были прочно зафиксированы на мягкой подушечке… Я немедленно выскочил из машины и открыл ему заднюю дверь. От него пахло чем-то обеззараживающим и медицинским спиртом.

Они с Харпером молча сели в машину и за всю дорогу на виллу не проронили ни слова.

Миллер и мисс Липп уже ждали нас на террасе. Как только я остановил машину у входа и открыл для Фишера заднюю дверь, они тут же спустились по ступенькам вниз. Он вышел, молча прошел мимо них в дом. Никто по-прежнему не произносил ни слова. Впечатление было такое, будто прямо у меня на глазах происходит некое таинство… Старый Хамул заковылял к себе «домой», Миллер и мисс Липп подошли к Харперу.

— Ну, как он? — вроде бы озабоченно спросил Миллер.

Хотя никакой заботой тут и не пахло. Просто мрачное желание узнать о возможных последствиях для их общего дела, только и всего.

— Левая рука: семь швов на одном серьезном порезе, четыре на другом, еще несколько на предплечье; правое предплечье: семь швов. Остальные порезы не такие глубокие. После перевязки и наложения швов врач сделал ему несколько уколов и заставил выпить пару болеутоляющих таблеток. — Харпер перевел глаза на мисс Липп: — Где повар?

— Скрылся, — спокойно ответила она. — Немного проспавшись, он попросил разрешения сходить к себе в комнату. Мы разрешили. Там он быстренько собрал свои пожитки, сел на свой мопед и тут же уехал. Мы не пытались его остановить.

Харпер кивнул.

— Ну а как теперь с Фишером?.. — начал Миллер, оскалив зубы так, будто хотел кого-то съесть. — Ведь…

Харпер не дал ему договорить.

— Давай-ка лучше пройдем в дом, Лео, — решительно предложил он. Затем повернулся ко мне: — Артур, пока можете поставить машину в гараж, но она, возможно, снова понадобится мне попозже для поездки в Пендик. Сварите себе кофе там, на кухне, и, пожалуйста, никуда оттуда не уходите. Тогда, если мне вдруг срочно понадобится, я буду точно знать, где вас найти.

— Хорошо, сэр.

Зайдя на кухню, я сразу же заметил, что кто-то — несомненно, миссис Хамул, кто же еще? — уже перемыл посуду и вычистил все вокруг. Угольки в кухонной плите еле тлели, но я даже не попытался вновь их разжечь. Вместо этого нашел в шкафу бутылку красного вина и тут же ее открыл…

Сказать, что я спокойно выпил хорошего красного вина, сел за стол и наслаждался жизнью, было бы большим преувеличением, ибо меня крайне беспокоил тот простой факт, что стрелки часов уже подходили к десяти тридцати, а сеанс связи был ровно в одиннадцать, и ни секундой позже. Хотя, честно говоря, меня беспокоила не столько перспектива пропустить сам радиосеанс, сколько невозможность предупредить Туфана о пустых дверях машины! Неожиданное ранение Фишера, само собой разумеется, существенно нарушило планы «шпионов» и, скорее всего, вынудит их срочно внести в них определенные коррективы. Ну а что, если эти «коррективы» приведут к тому, что мне придется весь вечер — а может, даже и всю ночь — возить Харпера в этот чертов Пендик и обратно? Значит, тогда надо срочно написать донесение, вложить его в пустую сигаретную пачку и пытаться незаметно выбросить ее рядом со светло-серым «опелем». Другого варианта вроде нет и не предвидится… Я прошел в смежный закуток для мытья посуды — на тот случай, если Харперу вдруг придет в голову зайти за мной на кухню, — и на обрывке оторванных мной обоев быстренько написал коротенькое сообщение: «За обшивками дверей уже пусто. Проверьте гараж рядом с испанским консульством»… Проделав все это, я неожиданно почувствовал себя намного лучше. Моя вторая задача на этот вечер, а именно поиски этой загадочной карты, меня вообще не волновала. Более того, учитывая последние драматические события, я, как это ни покажется смешным, попросту о ней забыл. Забыл, и все тут!

Стрелки часов показывали половину двенадцатого. Я уже почти прикончил всю бутылку вина, когда в кухню стремительно вошел Вальтер Харпер собственной персоной. Я тут же вскочил на ноги.

— Простите, что заставил вас столько ждать, Артур, — сказал он, — но, видите ли, у нас с Миллером неожиданно возник, так сказать, дружеский спор, поэтому мы хотели бы попросить вас помочь нам его разрешить. Не возражаете?.. Вот и прекрасно. Тогда будьте любезны, пройдите со мной…

Я, естественно, без малейших возражений и даже не поинтересовавшись, в чем, собственно, дело, проследовал за ним через столовую и вдоль прохода, в ту самую угловую комнату, в которой видел их всех в окно предыдущим вечером.

Она оказалась Г-образной формы и даже намного больше, чем мне тогда показалось. И неудивительно: ведь в окно я видел только ее «короткую» часть. Длинная же тянулась почти до самого холла. Там был низенький помост, на котором стояло концертное пианино. И вообще вся эта часть комнаты выглядела так, будто в свое время ее использовали исключительно для некогда весьма модных «музыкальных» или «званых» вечеров.

Мисс Липп и Миллер сидели у старинного секретера. Фишер прямо за ними в кресле, запрокинув голову назад и молча уставившись застывшим взглядом в потолок комнаты. На какой-то момент мне даже показалось, что Фишер потерял сознание, — настолько неподвижно он сидел, — но, когда я подошел ближе, он тут же медленно открыл глаза, медленно опустил голову и уставился на меня. Вид у него был просто ужасный…

— Садитесь, Артур. Вон туда, пожалуйста. — Харпер кивнул в сторону стула, стоявшего напротив Миллера.

Я послушно сел на него. Мисс Липп не спускала глаз с Миллера, а тот, в свою очередь, внимательно наблюдал за мной через свои очки без оправы. Зубастая улыбка, как всегда, не исчезала с лица, но теперь она была, скорее, похожа на злобную гримасу.

Харпер облокотился на спинку низенькой кушетки. Чуть помолчал, видимо собираясь с мыслями, затем наконец сказал:

— Собственно, проблем у нас не одна, а две, Артур. Но сначала скажите мне вот что: сколько времени потребуется, чтобы добраться до Пендика в это время суток? Столько же, как и днем?

— Нет, скорее несколько меньше. Правда, это будет зависеть от парома на Ускюдор.

— Как часто он ходит поздно вечером или ночью?

— Каждый час, сэр.

— Значит, если мы не успеваем на очередной, у нас уйдет больше двух часов, так?

— Да, так, сэр.

Харпер повернулся к Миллеру:

— Итак, вот что мы имеем: два часа до Пендика, два часа на уговоры Джулио, а затем по меньшей мере еще пара часов, чтобы уговорить Энрико…

— Если его вообще удастся уговорить, — вставила мисс Липп.

Харпер кивнул:

— Да, конечно же. И, естественно, два часа на обратную дорогу. Не очень-то спокойная ночка, Лео.

— Тогда давай все перенесем, — рявкнул Миллер.

Харпер покачал головой:

— Издержки, Лео, не следует забывать об издержках. Ведь перенос фактически означает отмену. И что в таком случае скажут наши друзья?

— В случае чего полетят не их головы. — Миллер бросил на Фишера неодобрительный взгляд. — Если бы ты тогда… — начал он, но Харпер тут же его резко перебил:

— Послушай, Лео, это мы с тобой уже проходили, и незачем талдычить одно и то же! Скажи, ну почему ты не хочешь хотя бы попробовать чуть ускорить события?

Миллер только молча пожал плечами.

Не получив от него ответа, Харпер тоже пожал плечами — только с иным выражением лица — и снова повернулся ко мне:

— Артур, мы хотим провести небольшой эксперимент. Будьте любезны, подойдите вон к той стене и прислонитесь к ней спиной.

— Вон к той, сэр?

— Да, да, к той самой. И прислонитесь к ней спиной. Вплотную, пожалуйста.

Харпер подошел к Фишеру, взял лежавший у него на коленях моток толстой бечевы и кинул мне один из концов. Поймав его, я тут же заметил, что другой крепко привязан к ножке кушетки.

— Итак, вот в чем, собственно, заключается наш дружеский спор, Артур, — продолжил он. — Я высказал уверенность, что вы сможете передвинуть вот эту кушетку метра на три вперед при помощи одной только силы рук. Само собой разумеется, плотно опираясь спиной на стену, чтобы не иметь возможности помогать себе, используя силу собственного веса. Работать должны только руки, и ничего больше. А вот мистер Миллер почему-то считает, что вы не сможете этого сделать. Ни за что на свете! Итак, мы с ним заключили пари: каждый из нас ставит по сто долларов. Если выигрывает он — плачу я; если выигрываю я — платит он, и тогда мы с вами получаем по пятьдесят долларов каждый. Ну как, попробуем?

— А что, давайте попробуем…

— Прекрасно, — довольным тоном произнес Миллер. — Тогда начинайте. Плотно прижмите плечи к стене, пятки вместе и не более десяти сантиметров друг от друга. — Он подошел вплотную ко мне, чтобы лично проследить за тем, как выполняются его указания.

Все эти салонные забавы, должен признаться, были мне не по душе. Равно как и любое проявление грубой физической силы на спор. Оно всегда напоминало мне о группе парней, которых мне как-то довелось видеть в одном из школьных туалетов: они, став в ряд, соревновались в том, кто пописает дальше. Сначала просто смотрели, потом вдруг расхохотались и начали целиться друг в друга… Я тогда совершенно случайно оказался на пути одного из них и с тех пор никак не могу забыть это весьма неприятное ощущение. Равно как и их омерзительный, издевательский хохот. Регби, по-моему, точно такая же отвратительная игра — просто детская, вонючая, гомосексуальная лошадиная возня. Я всегда старался любыми способами избежать участия в ней. В любом качестве. Даже в качестве простого зрителя. Да и вообще, сегодня любые физические упражнения немедленно вызывают у меня острый приступ несварения желудка. Со всеми возможными последствиями…

Честно говоря, тогда я совсем не был уверен, что смогу передвинуть эту кушетку хотя бы на метр. Ну а на целых три… У меня в любом случае далеко не такие уж сильные руки. Их хватает, конечно, на то, чтобы поднять и донести довольно тяжелый чемодан, подлить масло в двигатель машины, поднять ее домкратом, поменять проколотое колесо… Ну а что еще, собственно, требуется в этой жизни?

— Ну что ж, приступайте, приступайте, чего же вы ждете? — поторопил меня Миллер. — Напрягитесь и тащите что есть сил.

Мне следовало бы послушать его совета и тут же рухнуть на пол. Тогда Харпер проиграл бы свои сто долларов, ну а я избежал бы всей этой дурацкой возни, но тут в дело неожиданно вмешалась мисс Липп.

— Минутку, Артур, — остановила она меня. — Дело в том, что я уже пробовала проделать то же самое, но не смогла. Для женщины это вполне естественно. Но вы ведь мужчина, и к тому же обладающий парой хороших, сильных плеч. Уверена, вы сможете сделать это!

Даже если бы я не слышал собственными ушами, как она совсем недавно называла меня «тупой овцой», то все равно сразу же догадался бы об истинном предназначении этой грубой и весьма неуклюжей лести. У меня нет пары хороших, сильных плеч. У меня есть только пара узких, покатых и совсем не сильных плеч! Кстати, женщины, прибегающие к такого рода примитивным уловкам, чтобы добиться поставленной цели, всегда вызывали у меня только скуку и раздражение. Эта, к сожалению, заставила меня покраснеть. Мисс Липп довольно улыбнулась. Уверен, ей показалось, я покраснел по причине ее чертова комплимента…

— Боюсь, у меня нет никакого навыка в такого рода занятиях, мисс, — пожав плечами, заметил я.

— Ничего страшного, — ласково ответила она. — Это намного проще, чем вам может показаться. Все дело в том, чтобы тянуть тяжелый предмет не рывками, а с постоянным усилием. Не надо дергать за веревку, Артур. Просто медленно тащите за нее и не изменяйте темп, даже когда кушетка начнет двигаться. Всего-то несколько минут усилий — и пятьдесят долларов ваши. Я знаю, вы сможете!

Честно говоря, своими нравоучениями она мне уже изрядно надоела. «Ну подожди же, чертова сучонка, — подумал я. — Я тебе покажу!» И сделал все полностью наоборот — дернул за шнур изо всех сил!

Кушетка, как ни странно, вроде бы сдвинулась на целых несколько дюймов, хотя на самом деле своим резким рывком я добился только того, что ее деревянные ножки вышли из естественных углублений, которые продавили в ковре на полу время и постоянное давление ее веса. После этого рывка, сдвинувшего кушетку с места, я тупо тянул и тянул, и она постепенно приближалась все ближе, ближе, ближе… Причем чем ближе кушетка оказывалась, тем тянуть было легче, потому что по мере приближения ее передняя часть чуть приподнималась…

Харпер бросил на Миллера довольный взгляд:

— Ну что ты на это скажешь, Лео?

Миллер пощупал мышцы моих рук, будто покупал на базаре тягловую лошадь.

— У него дряблые мышцы, и он явно не в форме, — с кислой миной произнес Миллер, закончив свой — иначе его действия никак не назовешь — «ветеринарный осмотр».

— Да, но пари-то он мне все-таки выиграл, разве нет? — с улыбкой напомнил ему Харпер.

В ответ Миллер только широко развел руки, как бы предлагая забыть о споре.

Харпер вынул из бумажника банкнот:

— Вот, Артур, возьмите. Ваши честно заработанные пятьдесят долларов. — Он сделал небольшую паузу, затем тихим, спокойным тоном продолжил: — Кстати, не хотели бы вы теперь заработать две тысячи?

Я тупо уставился на него ничего не понимающим взглядом.

— Садитесь, — приказал он.

Этот приказ я выполнил с превеликим удовольствием, потому что, во-первых, у меня сильно дрожали ноги, а во-вторых, две тысячи! Две тысячи долларов, которые дали бы мне реальную возможность купить себе настоящий американский паспорт, который надежно оберегал бы меня от всяких неприятностей долгие и долгие годы. А это стоит того, уж поверьте. В свое время я не пожалел усилий, чтобы досконально разузнать, как это делается. С таким паспортом, пока ты, конечно, не едешь в саму Америку, проблем практически никаких. Главное — купить такой паспорт, и ты в полном порядке! Что тоже далеко не самая большая проблема. Именно за счет этого консулы и набивают себе карманы в чужих странах… Я конечно же знал, что в данном случае все это не более чем несбыточная мечта. Ведь даже если я сделаю все, что они попросят, причем сделаю очень хорошо, Харпер все равно вряд ли сможет расплатиться со мной, поскольку к тому времени майор Туфан, скорее всего, уже посадит его в тюрьму… Хотя мечта, не важно — реальная или несбыточная, вполне стоила того, чтобы хотя бы покрутить ее в голове…

— Да, сэр, конечно же хотел бы.

Теперь все четверо внимательно смотрели только на меня.

— Вам разве не хочется узнать, что для этого придется сделать? — не дождавшись от меня продолжения, не без нотки искреннего удивления поинтересовался Харпер.

Поскольку мне совсем не хотелось, чтобы он все время третировал меня своим положением «босса», я откинулся на спинку стула и, выдержав для большей солидности небольшую паузу, спокойно проговорил:

— Очевидно, то, что должен был бы сделать мистер Фишер. То есть если бы сегодня вечером не произошел бы этот досадный инцидент.

Мисс Липп звонко и искренне рассмеялась.

— Вот! Я же говорила вам, что Артур далеко не так прост, как может показаться, — торжествующим тоном заявила она.

— Что вам известно еще, Артур? — снова спросил Харпер.

— Только то, что сказала мне мисс Липп, сэр… Что вы все вполне разумные и терпимые люди, которые на многие вещи смотрят шире, чем представители закона, но при этом не очень-то любят серьезно рисковать.

— Вы уверены, что я действительно вам все это говорила, Артур? — Мисс Липп изобразила на своем милом личике сильное удивление.

— Нет, мисс Липп, не говорили, но я догадался об этом из ваших других высказываний.

Харпер улыбнулся:

— Хорошо, Артур. Давайте на этом пока остановимся. Будем считать, что мы договорились.

— Хотя вообще-то, мне кажется, я имею право знать чуть побольше о том, чем мне предстоит заняться, сэр.

— Конечно же вы узнаете, Артур. Само собой разумеется. Мы отправляемся отсюда завтра днем, где-то около трех. Со всем нашим багажом, поскольку сюда мы уже не вернемся. Непосредственно перед отъездом вы получите полный инструктаж. И ни о чем не беспокойтесь. Все, что вам придется делать, — это по определенному сигналу изо всех сил тянуть за веревку. Только и всего. В нужном месте и в нужное время. Обо всем остальном позаботятся те, кому положено.

— Это как-то связано с криминалом?

— Могло бы, узнай об этом полиция, но им пока ничего не известно. И теперь уже вряд ли станет известным. Повторяю: вам совершенно не о чем беспокоиться, Артур. В Афинах вы рисковали куда больше, причем за куда меньшую, чем две тысячи долларов, плату, разве нет?

— В силу чего, сэр, мне бы очень хотелось получить мое письмо прямо сейчас. Мне кажется, теперь я имею на это право.

Харпер вопросительно посмотрел сначала на Миллера, потом на Фишера. Последний, нахмурив лоб, заговорил первым и… по-немецки. Причем очень медленно и очень устало — очевидно, уже подействовало болеутоляющее, которым его совсем недавно накачал врач, — однако его резко отрицательное отношение к моему справедливому требованию было в общем-то вполне очевидно. Впрочем, как и Миллера. Молча выслушав их, Харпер повернулся ко мне и с сожалением покачал головой:

— Извините, Артур, но с этим придется немного подождать. Более того, мои друзья, похоже, опасаются, что в течение ближайших двенадцати или даже более часов вы можете представлять для нашей безопасности достаточно серьезный риск.

— Простите, сэр, но я не совсем понимаю, что, собственно, вы имеете в виду.

— Да нет, понимаете, Артур, конечно же понимаете. — Он с чувством собственного превосходства ухмыльнулся. — Готов поспорить на что угодно, эта мысль крутилась в вашей сообразительной головке по меньшей мере последние пять минут: «Если за пару моих рук, тянущих за веревку, эти люди готовы выложить две тысячи долларов, то сколько же, интересно, может стоить звонок в полицию?»

— Да с чего… Заверяю вас, я никогда даже не…

— Ну, будет вам, Артур, будет! Конечно же ни о чем подобном вы даже не думали. Я просто пошутил, — произнес он тоном, который иначе чем дружеским назвать было бы трудно. — Но вы ведь, уверен, понимаете суть нашей озабоченности. Сейчас нам надо, очень надо чувствовать себя в безопасности, причем в данном случае даже ваше письмо мало что значит… Кстати, ключи от машины у вас с собой?

— Да, сэр, с собой.

— Давайте. — Он протянул руку.

Я вынул ключи из кармана и протянул их ему.

— Понимаете, Артур, нам совсем не хотелось бы, чтобы у вас вдруг возникло желание передумать и причинить нам, так сказать, «определенные неудобства». Ну, скажем, попытаться скрыться или сделать что-нибудь еще в этом роде, — объяснил он.

— И, кроме того, мы совсем не хотели бы, чтобы он попробовал позвонить кому-то по телефону, — медленно, но не скрывая злобы, прошипел Фишер.

— Да, и это, конечно, тоже. — Харпер на секунду задумался. — Вот что мы сделаем: Гансу, скорее всего, понадобится помощь, чтобы раздеться и одеться. Кроме того, доктор дал ему еще один антибиотик, который надо будет принять несколько позже… Думаю, имеет смысл поставить в его комнате еще одну кровать. Для Артура.

— Чтобы он имел возможность убить меня, используя мое беззащитное состояние, а потом убежать через окно? — хрипло пробурчал Фишер.

— Да нет, не думаю. По-моему, Артур вряд ли пойдет на такое. Так ведь, Артур?

— Конечно же нет! С чего бы мне это делать?

— Совершенно верно. Не с чего, да и не стоит. Хотя и нам тоже совсем не хочется, чтобы Ганс чересчур нервничал, правда же? К тому же доктор категорически настаивает на необходимости глубокого и спокойного сна. Да и вам, Артур, хорошо выспаться не повредит. Совсем не повредит, это уж точно. Завтра у нас всех очень трудный день, и о сне, боюсь, на какое-то время придется полностью забыть… Так вот, Артур, надеюсь, вы не откажетесь принять пару, всего лишь пару сильнодействующих таблеток снотворного? Или даже целых три…

Я явно заколебался.

— О, зря вы так волнуетесь, Артур, они не причинят вам никакого вреда. — Мисс Липп одарила меня своей лучезарной улыбкой. — Вот что я вам скажу. Если вы будете паинькой-мальчиком и не будете отказываться принять эти таблетки, я тоже приму одну вместе с вами. Нам всем надо хорошенько выспаться. И вообще, и в особенности перед завтрашним днем.

Ну и что мне оставалось делать?