После того как все газеты напечатали скандальную хронику о происшествии около клуба, отношение к Джойс в редакции изменилось в худшую сторону. В конце концов Джойс Пауэр подала заявление об уходе, после чего уединилась дома, отказываясь видеть кого бы то ни было.
И только сэру Патрику Ригану удалось проникнуть к ней, добившись разрешения нанести короткий визит. Разговор проходил на повышенных тонах и завершился настоящей бурей. Джойс сама не узнавала себя.
Сэр Патрик удалился, проклиная женщин с их капризами, а также мужчин с их извечными проблемами. Его настроение было испорчено настолько, что он проклинал даже бритвенные лезвия!
Прошла неделя с момента начала в печати шквала статей и многочисленных комментариев, заявлений, более или менее серьезных, и заметок, претендующих на долю юмора. Все эти публикации описывали Брюса Мелвина и его изобретение.
— Ну а теперь? Что ты теперь будешь делать? — взяла за обыкновение интересоваться ее мама.
Заслышав этот вопрос, Джойс просто пожимала плечами. Да и что она могла ответить?
Но Сильвия Пауэр, как правило, не сдавалась.
— Та и сама этого не знаешь, не так ли? — настаивала она.
— Нет.
— Но в этом случае, будь я на твоем месте, — продолжала миссис Пауэр, — я бы все-таки, наверное, предпочла принять предложение сэра Патрика Ригана.
— Ну и что бы я выиграла от этого? Наверное, в этом случае Брюс оказался бы втянутым в судебный процесс, связанный с коммерческими тайнами.
— Но сэр Патрик уверяет, что и ты, со своей стороны, можешь подать в суд, обвинив Брюса Мелвина в клевете. Настоящий джентльмен не должен допускать, чтобы его слова и поступки могли истолковываться превратно и каким-либо образом затрагивать доброе имя женщины.
— Ой, не надо, мама. Брюс просто отплатил мне той же монетой за все… Я сама виновата в случившемся.
Джойс подумала, что если бы в день их совместного посещения клуба не произошло этой глупой ссоры, если бы Брюс не сбил с ног швейцара, то все, наверное, осталось бы по-прежнему. Однако внезапно появившаяся в самый неподходящий для того момент в сопровождении газетчиков полиция в процессе выяснения обстоятельств случившегося вынудила ее в присутствии Брюса назвать место своей работы. Естественно, для него услышанное было сильнейшим ударом. Может быть, подсознательно он и подозревал нечто в этом духе, однако спасительный инстинкт самосохранения берег его от серьезного отношения к подобной возможности. В результате неожиданное откровение стало для него тем более сильным ударом. Можно представить себе, насколько болезненным оказалось для молодого человека случайно сделанное открытие…
Как ни странно, Джойс после посещения полицейского участка испытывала определенное облегчение. Наконец-то все разрешилось само собой. Теперь не было необходимости лгать и изворачиваться. Брюс узнал, кто она и чем занимается. Все было кончено. Все миновало. Теперь ей требовалось лишь некоторое время, дабы прошла боль потери. А в том, что Брюс окончательно и навсегда потерян для нее, Джойс не сомневалась ни минуты.
— Джойс, милая, послушай. Ты можешь, не прерывая, выслушать меня?
— Ах мама, и ты туда же?..
— Это просто невозможно! Я не могу не видеть, что после возвращения из нашего городка ты очень изменилась, что ты уже не та, что прежде. Не знаю, что там случилось, но эти перемены должны иметь какое-то объяснение, какую-то причину…
— Ну хорошо, мама, предположим, они имеют объяснение. Ну и что с того?..
Подобного рода разговоры происходили по нескольку раз в день. В конце концов, однажды утром после очередного ни к чему не ведущего разговора Сильвия Пауэр, помолчав немного, грустно заметила:
— Я думаю, все объясняется очень просто. Все дело в том, что ты влюблена. Влюблена в Брюса Мелвина.
И видя эту наивность своей матери, слыша умиротворенный тон ее голоса, Джойс не удержалась и глубоко вздохнула, прежде чем воскликнуть:
— О-о мама!
— Наверное, я права, не так ли? — спросила Сильвия Пауэр, ласково глядя на дочь, которая низко опустила голову. — И ты сама понимаешь это?
— По правде говоря, я уже давно отдаю себе в этом отчет. А ты, мама?
— Я тоже поняла это не сегодня.
— Ах мама, мама! Ты, по всей видимости, полагаешь, не будь я влюблена, так и не пошла бы на все это, рискуя сломать себе шею? Ты думаешь, я не стала бы встречаться с ним в прошлый раз, зная, чем может завершиться наша встреча?
— О-о! — вздохнула Сильвия Пауэр, глядя на возбужденно рассуждающую дочь.
— И знаешь, почему я вела себя таким образом? Да потому, что мне хотелось заставить его проглотить все те отвратительные намеки, которые он все это время позволял себе делать. И если Брюс наконец-то прекратил злословить в адрес журналистов, которые честно трудятся, зарабатывая свой нелегкий хлеб, то, как он сам признает, это явилось заслугой одной журналистки, которая смогла не только обмануть, но и пленить его… И правда заключается в том, что, помимо лести, эти слова содержат и долю истины. Да, я действительно смогла обмануть его. Это правда. Но так же правда и то, что он далеко не пленен мною…
— Может быть, тебе стоит объясниться с ним…
— Ах нет, мама, нет!
Как это стало в последнее время правилом, после звонка трубку сняла не дочь, а мать. Выслушав, она, не задумываясь, бросила:
— Сожалею, но Джойс Пауэр нет дома.
— Внезапно выражение ее лица разительно изменилось, ее глаза вопрошающе устремились в сторону дочери, которая, заслышав телефон, едва повернула голову и теперь недовольно прислушивалась к разговору.
— Что вы? Ах да, это Сильвия, да. Но она… В данный момент…
Прикрыв трубку рукой, Сильвия Пауэр начала взывать к помощи дочери.
— Это он, Джойс, это он! — шепотом восклицала она.
— Так скажи, чтобы он убирался к дьяволу!
— Что вы говорите, Брюс? — снова сняла руку с трубки старшая Пауэр. — Что вы? Уже услышали ее голос? Но это… Как вы сказали? Ах, ну да, подождите секунду…
Бедная женщина, не зная уже, что и предпринять, была вынуждена обратиться к помощи дочери еще раз.
— Послушай, Джойс! Он говорит, что приедет сюда, если ты не возьмешь трубку. Поговори с ним. Ну что тебе стоит?
— В том-то и дело, что это стоит мне очень многого! — чуть не плача, воскликнула Джойс.
Несмотря на явное нежелание общаться с Брюсом, она все-таки встала с кресла, глубоко вздохнула и после этого взяла трубку.
— Что тебе нужно? — агрессивно спросила она.
— Послушай, детка! Мне очень хотелось бы сказать тебе ряд вещей… В конце концов, нам просто нужно объясниться! Мне следует многое рассказать тебе.
— Ну и дела… Как раз это мне только что говорила моя мама, только наоборот. Она считает, что мне следует кое-что объяснить тебе.
— Ну вот и отлично. Тогда дадим друг другу объяснения при встрече. Ну как?
— Видишь ли, у меня сложилось впечатление, что в последнее время все наши встречи имели этакий налет взаимного неудовольствия. Разговоры кончались довольно бурно и при пристальном внимании окружающих. Сознаюсь, это не доставляло мне особого удовольствия…
— Джойс! Как раз об этом я и хотел бы поговорить с тобой. Мне известно, что тебя навещал Риган, и что он сделал тебе кое-какие предложения. Он изрядная свинья…
— Ну да, он свинья. А ты, конечно, ангел.
— Ну подожди, Джойс, подожди! Не спеши, детка. Я выезжаю к тебе. Буду ждать тебя за углом твоего дома. Мне меньше всего хотелось бы иметь на хвосте журналистов или просто любопытствующих. Ведь после всего того, что говорилось…
— Прости, после всего, что говорил ты, — перебила его Джойс.
— Нет-нет, не я начал всю эту историю, Джойс. Постарайся быть объективной. Все началось с того, что ты вскарабкалась на стену моего парка, удобно оседлала ее и даже не особенно беспокоилась, что собаки могут отгрызть тебе ногу. К счастью, единственной потерей была твоя туфелька.
— Но ведь это же моя работа! — воскликнула Джойс.
— Так почему ты не сказала мне об этом?
— Не смей кричать на меня!
— Ты права, Джойс. Прости. Мне пора выезжать. Я буду на месте через десять минут. Договорились?
— Хорошо, — подтвердила Джойс.
Повесив трубку, Джойс медленно выпрямилась. Она не могла сдержать нервной дрожи. Обхватив себя руками, она внимательно поглядела на мать.
Вздохнув, Сильвия Пауэр посоветовала:
— Надень бирюзовый костюм с белым воротником. Мне кажется, он особенно идет тебе.
— Хотела бы я знать, что ты сейчас думаешь, мама…
— Будь что будет… Ты уж прости, но мне кажется, ты не много потеряешь, если будешь выглядеть как можно более привлекательной.
— Ты полагаешь, он собирается просить у тебя моей руки? Или у тебя есть еще какие-нибудь соображения на сей счет?
— Если он настоящий джентльмен, — заметила Сильвия Пауэр, — а он таковым скорее всего и является, то после всех намеков, которые он делал…
— Да не интересует меня — джентльмен он или нет! Не касается меня все это! Не хочу!
Пока она одевалась и приводила себя в порядок, ей удалось немного успокоиться.
Естественно, Джойс последовала совету своей матери и надела бирюзовый костюм. В нем она действительно выглядела еще более стройной и грациозной.
Джойс понимала, насколько она привлекательна, и это доставляло ей особое удовольствие, поскольку она чувствовала себя влюбленной. Когда Сильвия Пауэр провожала дочь, она увидела все это в ее глазах.