Фло тяжело вздохнула:
— Я хотела предупредить ее, но, как всегда, увлеклась собственными проблемами.
Линн в ужасе смотрела на оригинальную троицу. Несмотря на совет Сида, меньше всего ей хотелось встречаться с толпой незнакомых людей.
— Представляю, каково тебе сейчас, — сочувственно произнесла Фло. — Мне столько лет приходилось писать о собраниях в разных клубах, так что теперь я бегу прочь, если вместе собирается больше трех женщин. Я хорошо отношусь к каждой в отдельности, но вместе их не переношу. Даже по дороге в клуб, где должна состояться игра в бридж, я машинально начинаю составлять сообщения для следующего выпуска новостей.
Линн засмеялась. Фло пришлась ей по душе.
— А по-моему, это отличная возможность управиться со всеми одним махом, — высказал свое мнение Тейбор. — Ты же еще не начала работать, верно?
— Как они узнали о моем приезде? — недоумевала Линн.
— Это все свет, — буркнул Тейбор. — Снег любезно переждал, пока ты поставишь машину под навес. В домах на том берегу Озера заметили свет фар. Решили, что вернулись охотники, и начали баррикадироваться. Видишь ли, могущественные Нимроды [1] частенько бросали в сторону Озера консервные банки и стреляли по ним. А с этого конца оно не очень широкое.
— Поэтому ты им сказал…
— Всего лишь, что они в безопасности и вряд ли ты держала в руках оружие страшнее мухобойки. Они поинтересовались, как ты можешь оставаться в таком хаосе и кто ты такая?
— А если попытаться сказать им правду? — робко предложила Линн. — Что я приехала сюда в поисках уединения для работы над книгой?..
— Опасно, — покачала головой Фло. — Разве только ты придумаешь удачное объяснение, какого рода книгу пишешь. Живущие на том берегу верят в коллективную критику. Какую бы Линди писать книгу, чтобы у людей пропал к ней интерес? Что-нибудь страшно скучное, чтобы у них отпало желание заглядывать в рукопись даже из любопытства.
— Статистика, — уверенно произнес Сид. — Может, в связи с рабочим временем? Я часто задумывался: сколько часов рабочего времени требуется для нашей экономики в каждом отдельном штате и во всем государстве; сколько на каждый вид работы и на каждую профессию в отдельности.
— Включая писателей? — меланхолично спросил Тейбор.
— От нас экономика не зависит, — резко заметила Фло.
— И как мне нужно быть одетой? — беспомощно спросила Линн у Фло, когда мужчины отправились заменять выбитые стекла.
— Вот тут-то и можно «отделить овец от козлищ» [2], — торжествующе ответила Фло. — Те, кто занимается делом, манерой одеваться напоминают школьных учителей, домохозяек или мелких бизнесменов в часы отдыха. Мечтатели же наряжаются так, как, по их мнению, должны выглядеть писатели и художники.
— Сегодня, — Фло с трудом поднялась на ноги, — я надену на себя кучу свитеров и сапоги. Если снегопад не прекратится, даже джип Сида вряд ли справится с сугробами. Пойду домой отсыпаться.
Тейбор пошел было к выходу вместе с ней, но вернулся:
— Да, забыл сообщить приятную новость. Сегодня утром должна была приехать Линн Дин, но она повернула назад, узнав о прогнозе погоды.
Дождавшись, когда Фло с Тейбором ушли, Линн заметила Сиду:
— Похоже, та, что называет себя Линн Дин, не пользуется здесь особой популярностью.
— Смотря у кого. Некоторые считают, будто она придает нашей озерной колонии нужный колорит.
— А те, кто считает, что писателей нужно читать, а не смотреть на них? — саркастически отозвалась Линн и, не сдержав любопытства, спросила: — Как она выглядит? Или мужчине бесполезно задавать такой вопрос?
— Как-никак я художник, — напомнил ей Сид. — Она примерно твоего роста. Скорее худая, чем стройная. Голубоглазая. По-моему, волосы у нее каштановые, но Линн подкрашивает их в медно-рыжий цвет, что очень ей идет. Одевается несколько вызывающе. Пребывает в нервном возбуждении. Некоторые называют это живостью.
— Откуда она? — задумчиво поинтересовалась Линн.
— Кажется, из Лос-Анджелеса. Ездит на черно-желтом «кадиллаке». Кстати, если встретишь ее на дороге, сверни на обочину и пропусти. Для своей же безопасности. Ладно, займусь-ка я этими окнами, а потом разгружу джип.
Несколько минут Линн сидела не двигаясь. Когда-то у нее был черно-желтый «кадиллак». Но не потому, что она любила эффектные машины. Просто эта продавалась за такую низкую цену, что грешно было отказываться. После того как по «кадиллаку» стреляли, это случилось в те дни, когда она работала над статьями о наркотиках, Линн сменила его на более скромную машину неяркого цвета.
«Интересно, — думала она, — неужели эта особа действительно решила перевоплотиться в меня? Или просто совпадение? Опять-таки, неужели друзья не предупредили бы, если бы в газете работала еще одна журналистка по имени Линн Дин? Я отсутствовала полтора года…» Это напомнило ей, что приближается срок очередной платы за хранение вещей, оставленных в Лос-Анджелесе.
Выписав чек на нужную сумму, Линн пробежала взглядом перечень сданных вещей, соображая, нет ли среди них чего-то, что может пригодиться ей здесь и что она забыла захватить с собой. Книги, кое-какая одежда, которая явно не понадобится, подушки и альбомы с газетными вырезками… Ну и, конечно, записные книжки.
«Нет, — решительно тряхнула головой девушка, — чем меньше напоминаний о жизни, не связанной с книгой, над которой я работаю, тем лучше».
Вошел Сид, сообщил, что все сделано. Он ласково улыбнулся.
— Лучше пройди обряд посвящения в жители нашего поселка сейчас, — посоветовал мужчина. — Пока снова не дадут электричество, работать все равно почти невозможно. Я зайду за тобой в пять, даже если придется нести тебя на спине.
— Сид, я… большое тебе спасибо за помощь… я так тебе благодарна и…
— Тебе будет легче, если я скажу, что сделал это не только для тебя, но и для Билла с Люсиль? Пару лет мы работали в одной газете. Я только начинал, и они мне очень помогли.
Линн испытала смешанное чувство облегчения и разочарования. Разве не досадовала она на то, что приходится принимать помощь посторонних, которые могут помешать ей работать?
«С завтрашнего дня обязательно начну писать!» Линн оглядела просторную комнату в поисках подходящего рабочего места. В северо-западном углу комнаты стоял большой письменный стол Билла. Идеальное расположение: место, куда падает свет и от северного, и от западного окна. — Но я не привезла с собой шерстяной спортивный костюм! — Девушка поежилась. — К тому времени, когда приступлю к завершающему этапу работы над рукописью, будет немилосердно палить летнее солнце. Но пока на дворе зима. Поэтому пишущую машинку придется поставить на кофейный столик у камина, там теплее.
Да, работа в газете научила меня многому, — подумала Линн. — Порой приходилось писать даже на крышке от пишущей машинки. Разве не рассказывала Фло сегодня утром, что как-то ей пришлось дописывать повесть, стоя на коленях перед кофейным столиком, в тот момент, когда грузчики буквально над ее головой сносили мебель в машину?
Хорошо, что рядом живут такие люди, как Фло, Сид и Кент Тейбор. Вероятно, жена Кента тоже окажется неплохой соседкой.
При мысли о том, что придется встречаться не только с ними, но и с множеством других незнакомых людей, Линн тяжело вздохнула и покачала головой. Возможно, она попала совсем не туда, куда хотела.
Целый день в девушке накапливалось возмущение. Когда Сид зашел за ней, Линн была уже до предела взвинчена и раздражена.
— Мне это совершенно не нужно, — решительно заявила она ему.
— Верно, — спокойно произнес Сид. — Но лучше встретиться со всеми разом, чем с каждым по отдельности. И сейчас, пока ты еще не ушла с головой в работу.
Джип не смог справиться с сугробами. Они присоединились к Фло и Кенту, и маленький творческий отряд побрел по снегу к шоссе, служившему здесь главной улицей.
Вид у поселка был странный. Покинутые на зиму дома стояли заколоченными. В тех же, где оставались хозяева, окна тускло сияли, освещенные фонариками, керосиновыми лампами и свечами.
«Прекрасно, — подумала Линн. — Теперь я воочию вижу то, что Джеффу и его семье пришлось пережить в первой главе».
Но увиденное в гостинице заставило ее начисто позабыть о книге. Лица, возникшие в колеблющемся свете свечей, показались ей лицами первобытных людей над пламенем костра в пещере.
— Друзья, — заговорил Кент, — это Линди Деннисон. Она сняла на зиму домик Уоттсов.
Со всех сторон послышались доброжелательные возгласы:
— Добро пожаловать в нашу глушь!
— Ну и холодный же прием вам оказали!
Затем среди минутного затишья кто-то спросил:
— А чем она занимается? Спросите у Кента, чем она занимается?
— Линди составляет большой статистический отчет в виде книги. Если заглянете к ней во время работы, — Кент радостно заулыбался, — она зачитает вам массу статистических сведений.
Линн почувствовала, что интерес к ней стремительно падает, как столбик термометра по мере приближения к поселку.
Разговор шел исключительно на профессиональные темы. Линн представила, как веселились бы редакторы и издатели, доведись им услышать звучащие здесь угрозы по поводу их будущего. Впрочем, они, наверное, до того настрадались от неверного толкования писателями их писем, что почувствовали бы только раздражение.
— Попробуй хоть немного им посочувствовать, и тогда твоя досада улетучится, — посоветовала проницательная Фло. — Такие же разговоры ты услышишь и среди тех, кто слоняется вокруг Голливуда и на кинофабриках в обеденный перерыв. Это средство поддержать свой слабеющий дух. Видишь женщину? Вон там… Ту, которая считает, что у нее внешность цыганки?
Линн повернулась и увидела женщину средних лет. Та с серьезным видом что-то говорила группе людей, собравшихся возле нее.
— Она разбила мне сердце, — тихо призналась Фло. — Зовут ее Роума. Последние два года она приезжает сюда на летние семинары для начинающих литераторов… Не помню, что за организация их устраивает. Осенью Роума явилась ко мне домой с письмом.
Знаешь, Линди, более изысканного образчика сатиры, чем это письмо, я в жизни не читала! Преподаватель писал, что научил ее всему, чему мог. Она, мол, обладает таким своеобразным талантом, что, по его мнению, ей лучше продолжать работать самостоятельно. Далее он предупредил, чтобы Роума не сдавалась, пока не найдет «рынок сбыта» для присущей ей манеры письма.
У нее была прекрасная работа с приличной зарплатой. Но после этого письма она уволилась, на собственные сбережения купила здесь домик и теперь готова поразить мир своим своеобразным талантом.
— И ты…
— Я разубеждала ее, как могла. Но… — Фло пожала плечами, — она заявила, что, судя по той дребедени, какую я пишу, едва ли я имею право давать ей советы.
— Этот преподаватель… — возмущенно заговорила Линн.
— Не вини его, — утомленно перебила девушку Фло. — Те, кто считают себя писателями, отличаются поразительным эгоизмом. Ничто не может разубедить их, кроме прямого отказа, да и в нем они винят некомпетентных редакторов. Разумеется, никто из них, — добавила Фло, — не хочет работать по-настоящему, как все мы. Как-то раз перед самым приходом Роумы я выбросила в корзинку для мусора сразу две главы. Пять тысяч слов.
Линн кивнула:
— Иногда я выбрасываю гораздо больше, чем оставляю.
— Правильно, — одобрила Фло. — Роума начала читать мне нотации по поводу такого расточительства. Я сказала ей, что испекла корж для бисквитного торта, но забыла положить туда яйца; кто-нибудь другой мог бы воспользоваться им для пудинга, но мой редактор заказал мне именно бисквитный торт.
Они направились к столу, заставленному холодными закусками, осторожно отыскивая дорогу при слабом свете свечей. Линн вглядывалась в собравшихся, изучала их и определяла свое отношение к ним точно так же, как поступала с книгами, — одни откладывала, чтобы обязательно прочитать, другие же старалась больше никогда не брать в руки.
Кент и Сид отыскали для Фло и Линн теплый уголок. Когда все уселись, Сид заметил, что их выдумка насчет «Линди» сработала. Никто не проявлял обычного рвения познакомиться с вновь прибывшей.
— Хотел бы я знать, — раздраженно заговорил Кент, — почему многие молодые художники и писатели считают, что должны одеваться так, словно вышли из магазина с маскарадными костюмами?
— Все очень просто, — откликнулся Сид. — В прежние времена, когда женщины носили кринолины, а мужчины — плотно обтягивающие панталоны и высокие воротники, люди творческих профессий отказывались подчиняться подобной моде, и их обвиняли в эксцентричности. Теперь, когда в моде более удобная одежда, молодежи не хочется выглядеть как все.
Разговоры стихли, и с улицы послышался странный шум. Все как по команде повернулись к окнам. Вспыхнул сноп ослепительно яркого света, и кто-то воскликнул: «Снегоочиститель!» Толпа бросилась к окнам. Много позже Линн решила, что именно поэтому оказалась наедине с мужчиной, появившимся на пороге.
В первое мгновение он ее не заметил, и девушка смогла внимательно вглядеться в него. Жесткие морщины, прорезавшие изможденное лицо, в мерцающем свете свечей казались выгравированными.
Как ужасно он изменился, подумала Линн. На нем лежала печать безнадежности, безысходности, глухого отчаяния.
Он заметил девушку, и тотчас все изменилось. Расправились плечи, вернулся самоуверенный вид. Мужчина улыбнулся ей профессиональной улыбкой, словно намекая, «по-моему, мы где-то встречались».
— Кинг! — воскликнула она.
— Кинкейд, — докончил мужской голос.
Словно довершая приветствие, в гостинице и во всем горном поселке вспыхнул свет.