Сестрам Роуз – Габриелле и Вики
Влюбился не в тебя, моя детка,
Влюбился я в преступные глаза!
И пусть меня повесят здесь на ветке,
Но для души – ночная ты гроза[1].
Хрупкие планки жалюзи из тонкого пластика хрустнули у него в руке. Грег напряженно смотрел на бело-голубой автомобиль ванкуверской городской полиции, который почему-то запарковался неподалеку от его дома.
Грег твердил себе: расслабься, это ерунда. Он побежал в кухню, хватанул из холодильника банку пива и, не ощущая вкуса, пил, ловя возбужденным слухом шум работающего автомобильного двигателя. Боже, да что же им здесь нужно?
Чирикнула канарейка.
Грег зашипел по-змеиному, она спрыгнула на пол клетки и затаилась.
Он выпил еще банку пива, глотнул коки. Он уже не мог совладать с собой. Надо было что-то делать. Он схватил двустволку 12-го калибра и примотал ее к стулу липкой изоляционной лентой, объединив при этом спусковые крючки и привязав их к ручке двери. Лег на пол и, посмотрев в прицел, убедился, что наводка хороша. Потом, закурив, взвел оба курка и вернулся в спальню.
Фараоны стояли, двигатель работал. Он отпил еще немного коки – черт! – вместо вкуса выхлопные газы, с ума он сходит, что ли? На кровати валялись пистолеты. Он схватил кольт «магнум-357». Слишком тяжел, невозможно держать, а врезать таким посильнее – сам без руки останешься.
Он снова вцепился в жалюзи, сминая и выворачивая планки. Забытая сигарета обожгла ему губы. Выругавшись, он выплюнул окурок на ковер. Внутри патрульного автомобиля зажегся свет: двое в форме и кто-то еще на заднем сиденье.
Он поспешил в кухню, проверил ствол и, схватив в холодильнике еще банку пива, снова побежал в спальню. Фараоны были на месте.
Он повернулся к ним спиной и, прикрывая рукой пламя зажигалки, осторожно прикурил.
Когда он выглянул снова, их уже не было. Что теперь? Позвонить Хилари, напроситься к ней? Но, если он под колпаком, это вряд ли разумно.
Он сдвинул свой арсенал в ноги кровати, отыскав блок дистанционного управления, улегся и стал лениво шарить по каналам телевизора…
Часов через двенадцать сквозь отверстие в жалюзи прокрался солнечный луч и все утро бродил по комнате, а Грег спал, пока не вскочил, разбуженный взрывом безумного хохота.
Квадратное хохочущее лицо Шварценеггера занимало весь экран маленького «Хитачи». Став наконец серьезным, Шварценеггер принялся отрицать, что собирается участвовать в выборах на пост губернатора Калифорнии. Грег убрал его. По TSN передавали теннисный матч, на корте свирепствовала Мартина, ожесточенно, с деревянным стуком посылая мяч.
До Грега постепенно доходило, что в спальне жара и духота, а у него ужасная головная боль и нестерпимая жажда. Вырубив телевизор, он встал с постели и столь стремительно двинулся к холодильнику, что сразу же попал в ловушку и чуть не подстрелил себя.
Добравшись наконец до холодильника, он, достав оттуда литр свежего апельсинового сока, с жадностью присосался к нему и пил на ходу, потирая грудь, куда стекал с подбородка холодный сок.
Из ящика в холле он достал три утренние газеты, захлопнул и запер дверь и, войдя в кухню, принялся готовить кофе: шесть чашек воды, кофе строго по мерке – особый кенийский и французский темный – кофеварка включена.
В ванной он критически осмотрел себя в дешевое, в полный рост зеркало, привинченное к двери, и, включив горячую воду, отрегулировав температуру, встал в ванну.
Пока он чистил зубы и в зеркало яростно улыбался пенистой улыбкой, тепловые лампы высушили его тело. Хилари была без ума от его улыбки. Этим он ее и соблазнил. Он снова изобразил улыбку. Чудная девочка. Ужасно то, что он собирается с ней сделать. Она была типичной собственницей, как, впрочем, все они. Много говорила и все время задавала вопросы. Грег этого не любил: приходилось напрягаться, как на работе, все время помнить, что он ей налгал раньше. Он сказал ей, что был актером в Торонто, потом остался без работы – поверила, проглотила.
Он сушил феном свои черные кудрявые волосы, взбивая их пальцами, чтобы казались гуще. Перманент начинал развиваться, но это было не важно.
Не одеваясь, он вошел в кухню, смешал порцию корицы с сахаром, и, отрезав четыре толстых куска кислого хлеба, заложил их в тостер.
К тому времени, когда тосты были готовы, он уже выпил полчашки кофе и начинал чувствовать себя человеком. Он пил из своей любимой чашки с простым рисунком – черно-белые шашечки, слегка искаженные внизу, где чашка закруглялась. Совсем как люди: не слишком сложные и искаженные – всяк на свой лад.
Он подлил молока, помешивая ложечкой, неизменно по часовой стрелке, привычка, одна из многих. Человека выдают штампы, привычные жесты. В отношениях с фараонами куда лучше новизна, непредсказуемость, иначе – шашечки, клеточки, решетка…
Такие мысли бродили в его голове, пока он пил свой утренний кофе. В день ограбления он любил ходить по комнате обнаженным. Он был далеко не Шварценеггер, но гордился своим телом, плотной упругой мускулатурой и принимал меры, чтобы не терять формы. Нагота почему-то давала ему ощущение силы, в то же время усугубляя чувство уязвимости. В его квартире было много зеркал, они отливали серебром, куда ни повернись. Это было не тщеславие, а что-то более сложное – желание видеть себя в неожиданном ракурсе, в игре света и тени, как бы глазами постороннего, – он любил удивляться. Наполнив вторую чашку, он отправился с ней в гостиную, в полуденное солнце, позолотившее мебель. Растянувшись на софе, он просматривал газеты, читал сводки о преступлениях, раздел спорта, заглянул и в политический обзор.
Зазвонил и смолк телефон. Помолчал и зазвонил снова. Грег взял трубку.
– Грег? – Голос Хилари.
– Кто это?
– Я, Хилари. Минуту поговорим?
– О чем?
– О вечере.
– Ты свободна?
– Что? Не говори глупости, мы же условились? Я хотела посоветоваться, что мне надеть: черное атласное, которое я недавно купила, или красное, что я надевала в позапрошлый раз.
– Черное, – сказал Грег. – Надень черное.
– А не красное, ты уверен?
– Черное, – сказал Грег. – Оно подойдет к моему настроению.
– Грег! – позвала она. Голос у нее был низкий, словно приправленный мускусом и восточными пряностями.
– Что? Что?
– Может, придумать что-нибудь еще, надеть, скажем… – Она замолчала, чувствуя, что он не слушает, а Грег в это время пытался вникнуть в суть болтовни на параллельной линии. Наконец Хилари сказала: – А ты действительно ужасен, не находишь?
– Нет, нет, детка, только платье, и самое простое!
– Ты заедешь за мной в восемь, да?
– Да, около того, – буркнул он и быстренько извинился, чтобы она не бросила трубку. Он закурил, пуская дым к потолку и читая раздел юмора в «Глоб энд Мейл», пока она с воодушевлением рассказывала о новых духах, которые сведут его с ума. Потом ему надоело, он сказал, что в дверь звонят, и осторожно положил трубку.
Он снова закурил – пятую или шестую сигарету в этот день. Надо быть просто гадом, чтобы так с ней обращаться! И по какому праву? Она не виновата, что позвонила в то время, когда он пытался настроить себя на ограбление банка. Он схватил трубку, набрал номер. Ответила пожилая женщина, голос незнакомый. Он попросил Хилари и услышал, что мисс Флетчер, видимо, ушла на ленч.
Докурив сигарету, Грег лег на ковер посреди гостиной и сначала проделал девять отжиманий, потому что сегодня ему придется нести пистолет 9-го калибра, потом двадцать шесть приседаний, по числу своих лет, затем, перевернувшись на живот, весь в мыле, он одолел число отжиманий, равное трехзначному номеру его квартиры, блоками по десять штук.
Закончив, он взглянул на электрические часы над раковиной. Час тридцать. Великолепно. Ему понадобится около часа, чтобы пропылесосить, вымыть и натереть пол в кухне и ванной, помыть посуду. Потом придется принять душ. Час на гримировку, минут двадцать на выбор одежды и переодевание, еще десять минут, чтобы зарядить и почистить оружие, и он готов, как и намечено, выйти из дома в четыре.
Грег наклонился, чтобы достать из-под раковины моющее средство. Из углубления в полу для отвода воды торчало дуло полуавтоматического пистолета 25-го калибра и глядело ему прямо в глаза. Первая в этот день порция адреналина молнией пробежала по телу, согревая и щекоча плоть.
Он пылесосил с ветерком, и это ему почти нравилось. На пол в кухне понадобилось немного больше времени, чем он рассчитывал, но зато пол блестел, как полированный лед.
Снова приняв душ и чуть-чуть сбрызнув тело одеколоном, он оделся в просторные темно-зеленые брюки из саржи и такого же цвета рубашку. Всю одежду Грег выписывал по почте после одного случая, когда, покупая шелковый галстук у продавщицы в магазине Итона, которая в прошлом воплощении была кассиром в банке, Грег поймал на себе ее полный ужаса панический взгляд. К счастью, она, должно быть, решила, что это страшный сон, галлюцинация. И он, оплатив покупку, ушел.
Он включил взятый напрокат компьютер, нашел файл с названием «ЛИЦА». В бойцовском настроении, перед делом, он выбирал себе надлежащую маску, правдивую в своем роде. Грег знал правила игры и верил в них.
Он улыбнулся, вспомнив о классическом описании грабителя банка, которое он несколько лет тому назад вырезал из газеты. «У него был шрам на скуле, – сказал свидетель, – и пистолет». Две абсолютно бесполезные детали – это все, что полиция смогла вытянуть из человека, просидевшего с глазу на глаз с бандитом целых десять минут в украденном у него же автомобиле.
Пистолет и шрам.
Грег представил себе, как все полицейские отделения по борьбе с бандитизмом засыпают, перелистывая каталоги с харями.
А вот шрама на скуле как раз и не было, убедился он, нажимая на клавиши и просматривая файл. Чуть больше года назад он уже пользовался шрамом, когда грабанул коммерческий банк. Он работал тогда под китайца, почему, он припомнить не мог. Как звали кассира? Грегу пришлось взглянуть в компьютер. Беверли, она не была китаянкой. С бровями Брук Шильдс и носом Барбары Стрейзанд.
Шрам над глазом подошел бы, хотя нос всмятку тоже великолепен. С ушами труднее, они должны подходить к цвету кожи. Он мог сделать себе короткий диагональный шрам, скажем, от подбородка к углу рта. Если добавить к гриму немного красного, шрам может выглядеть отталкивающе. А еще немного тонкого, как бумага, латекса – и будет вид как после вторичной инфекции. Грег уже вошел в раж, И его врожденное естество тому не противилось.
Он просматривал файл, пристально вглядываясь в свои предыдущие маски, словно при левитации плывущие по экрану. Время от времени, нажав на клавишу, он оставлял какое-то лицо на экране и жадно вглядывался, стараясь запомнить каждую деталь, каждую черточку.
Просмотрев все лица и убедившись, что он их помнит и нет опасности повториться, он выключил компьютер, отправился в ванную и приступил к творческой работе.
За двадцать минут он успел прибавить себе лет пять жизни, полной лишений и ударов судьбы, успешно понизив свой интеллектуальный уровень процентов на двадцать. Ворча, он поднял кулаки, опустил плечи, сделал в сторону зеркала финт, затем боковой удар левой полусогнутой, голова его откинулась назад, казалось, он с трудом волочит ноги, морщась от боли. Он выглядел великолепно – копия парня из массовки на съемках фильма о Роки. Грег попробовал голос:
– Эй, это ограбление! Не сопротивляться! – Он расхохотался. Край ткани от шрама отклеился и червяком повис на нижней губе. Он приклеил его куда нужно, тщательно вминая в кожу клейкую пасту. Нет, это неубедительно, никто не примет всерьез. Он попытался еще раз, стараясь говорить медленно и весомо.
– Эй, это ограбление! – Нет, лучше грабеж.
Он сжал кулак, выбросив указательный палец к зеркалу, будто спуская курок.
– Ограбление! Давай деньги, а то голова отлетит! – Нет, слишком драматично.
Он попытался по-другому:
– Деньги, не то стреляю.
Да, это уже лучше. Он переждал минуту, принял стойку, и все пошло сначала: движение вразвалку, кулак-пистолет, холодный безжалостный взгляд.
– Давай деньги или стреляю! Ну и ну, как страшно.
Он обернул живот сложенным махровым полотенцем, подложил под рубашку поролоновые подплечики. Чего-то не хватало. На палец правой руки он надел дешевое серебряное колечко – с мертвой головой и красными стеклянными глазами, – купленное в магазинчике за десять долларов. Теперь это был настоящий скандалист с брюшком, начинающий полнеть хулиган, уже не первой молодости, но такой парень, с которым очень многие не захотят связываться.
Для пущей безопасности Грег засунул в боковой карман ветровки запасную обойму и свой любимый четырнадцатизарядный браунинг.
За все время своей карьеры грабителя банков ему только дважды пришлось угрожать оружием. Это не очень-то приятно, потому что тянет на вооруженное ограбление – тяжкое обвинение, большой срок, полная изоляция.
Однако не всегда получается, как задумано, вот и приходится угрожать, чтобы подчинить и добиться желаемого.
Даже если ты безоружен, обвинение всегда может уговорить жертву, и она «вспомнит», что видела оружие у тебя в руках. А если присяжные купятся на ее россказни, ты готов, испекся. Так что самое лучшее – не попадаться.
Секрет карьеры грабителя банков – НЕ ПОПАДИСЬ!
Временами Грег задумывался, а если он помашет браунингом перед носом какого-то чудика, а тот не остановится, сможет он спустить курок?
Если дойдет до дела, он смоется или станет убийцей?
Этого он не знал.