Сволочь [СИ]

Единственный выход 16. Человеческий фактор

Трудно жить умному человеку в окружении болванов. Ох, трудно! А еще говорят — человеческий фактор, человеческий фактор… Именно что фак, и никакого тебе тора. Одни сплошные болваны.

И ладно бы просто болваны они были, так ведь еще и макаки, криворукие да тупорылые! Все переврут, все переиначат, все обгадят и тебя же еще и виноватым выставят. Исправляй потом за этими макаками. А что делать? Приходится. И ладно бы просто макаки, это бы можно было бы как-то и перетерпеть, так ведь еще и свиньи неблагодарные. Ни спасибочки никогда не дождешься, ни уважения, ни подмоги какой. Все самому. Только самому, всегда, каждый божий день. А как иначе-то? А иначе никак! Если жить хочешь. Никому нельзя доверять. Ни доверять, ни доверяться. Никомушеньки! Что за жизнь…

Сам и только сам. Все и всегда. На кого полагаться, кроме себя? Не на кого! Не на этих же тупорылых да неблагодарных? Нет, на них уж точно нельзя полагаться. Только и ждут, чтобы подсидеть. Ходят вокруг, заискивают, угодничают, с улыбочками такими маслеными, а сами только и ждут. Понятно же, что не просто так они лебезят, на кресло зарятся! А того не понимают, недоумки, что большое кресло — большая ответственность. С них-то взятки гладки, с придурков-то мелкокалиберных. А большому калибру — большой котлован, спрос с кого, если вдруг чего не того? С начальника, с кого же еще-то! Не уследил, не проконтролировал, не держал руку на пульсе и прочих нужных местах. Другие бы, попонятливей, оценили да в ножки кланялись, а от этих дождешься, как же. Лезут, примериваются. Не понимают, недоумки, что они за ним как за китайской стеной! А не будет стены — и что? И то-то же! Нет, не понимают.

И никто не оценит его стараний, вот что самое обидное! Он ведь себя сегодня, можно сказать, на бруствер общественной пользы кинул, два месяца законной мести как с куста бузины киевскому дядьке вынь да положь! А и ведь вынул же! Положил. На горло собственной песне — да кирзовым сапогом. Самого дорогого, можно сказать, не пожалел! Ради них же, макак ебипетских тупорылых, свиней неблагодарных. И чего? Оценит кто? Заметит? Посочувствует? Держи карман шире новых ворот! Все как должное воспринимают, бараны. Как обязательное. Словно он обязан собою кажный день жертвовать за общественное благолепие и добродевствие. Словно дел у него других нету.

И никому ничего поручить нельзя — все переврут и боком вывернут. Словно киберы глючные. Злобные боевые киберы, сверкающие своими стеклянными зенками из-за каждой улыбки. Знают, что нет у него на них управы, ни списать, ни утилизировать, вот и наглеют. Таким только покажи слабину — вмиг набросятся и сожрут. Ты с ними по-человечески, а они только и ждут случая в душу нагадить.

Не люди они — тараканы. Как есть тараканы.

Дуста мне, дуста…

— Р-р-развели бардак! Это что за дрянь? А это?! Убрать немедленно! Если еще хоть раз увижу…

Шеф шел по участку с грацией и неспешностью тайфуна — и оставлял за собой если и не такую же широкую полосу повсеместного разрушения, то, по крайней мере, точно такое же выражение ужаса на лицах случайно затянутых в эту полосу людей. Кэт прислушалась к коридорно-атмосферным флуктуациям и почувствовала себя синоптиком. Что ж, участковое гидрометео с довольно высокой степенью вероятности подсказывало ей, что времени на «помыть ручки» вполне достаточно. Еще три отдела, и вряд ли Еверьян пропустит хотя бы один из них. Не тот у него настрой. Она вполне успеет вернуться на свое рабочее место. Еверьяна лучше не злить лишний раз, когда он в таком настроении. Но она успеет.

Бухгалтерия в полном составе рыдала в курилке друг у друга на плечиках, поминая недобрым словом нехорошего дексиста. Сумевшего настолько испортить шефское настроение и перетянуть его многострадальные нервы, что очередной всеобщий армагеддец обрушился на ничего не подозревающий участок почти на три недели ранее ожидаемого. Причину появления дексиста при этом тщательно обходили молчанием — то ли от обиды на вопиющее хамство Дживса с его однозначно невежливой записочкой, на дверь вчера пришпиленной, то ли действительно считая конфетно-пирожный взнос адекватной заменой самаритянскому долгу. Кэт слышала их кудахтанье через тонкую стенку женского туалета, тщательно намыливая руки душистой пенкой и аккуратно смывая ее струей холодной воды — курилка располагалась рядом. И впервые с отстраненностью, такой же холодной, как и текущая по пальцам вода, подумала, что Дживс был, наверное, все-таки прав. Дживс ей не нравился, но эти… Курицы. Действительно, курицы. Иначе не скажешь.

Она не злилась на них. Глупо злиться на куриц.

В приемную она успела вернуться за полтора отдела до срока Х. Хорошо. Как раз достаточно времени подкрасить глаза и губы. У Еверьяна не будет лишнего повода злиться на свою секретаршу.

Пятью минутами позже улыбнулась свежеподкрашенными губами, отслеживая одновременно свое отражение в темном мониторе и звуки приближения стихийного бедствия по коридору. Стерла улыбку — не то и не так. Еверьян не любит унылых, измученных, ноющих девиц. И фальшивые улыбки он не любит тоже. Улыбнулась снова. Вот это уже на что-то похоже. Но все равно… Третья попытка получилась удачной — и как раз вовремя, Кэт успела обернуться к дверям во всеоружии правильной улыбки.

— Р-развели бар-р-рдак…

Нет, нельзя на них полагаться. Нельзя. Ни в чем! Любой пустяк запороть норовят. Словно специально. А может, и специально, кто же их разберет, недоумков? Вот случись вдруг чего — кому по фуражке настучат? Руководителю. А эти и рады стараться, чуть не углядишь — точно ведь напортачат. А с кого погоны сдерут, ежели вдруг чего? Да с него же и сдерут, не с этих же тупорылых, чего с них сдирать-то, окромя портянок?! Ох, прав был древнеготический философ. Трудно жить умному человеку. Горе — оно завсегда от мозги. Нет мозгов — нет и горя.

Вот, к примеру, дура эта… ох, и хороша, дура! Сидит, лыбится, кретинка сисястая. Глазками луп-луп… хороши глазки. А сиськи еще лучше! Приятно посмотреть, а уж потискать… Только ведь кроме сисек — никакого ума у дуры! Наверняка пасьянс гоняла вместо работы, пока он порядок наводил, глаз да глаз за ними… Стоп.

А это что?!

— Это что?!

— Так ведь заявление… по собственному, от Рентона… — захлопала эта идиотка красивыми глазками. — Вы что, забыли, Еверьян Стефанович? Вы же сами подписать изволили…

Пришибить бы кретинку, да толку? Не поумнеет.

— Почему до сих пор не оформлено? Я же вроде бы ясно сказал! Два часа назад! Чего непонятно было?!

— Но, Еверьян Стефанович! Вы же дату не проставили! Сами посмотрите.

Глазки насупила, губки округлила, словно отсосать собирается. Хороша дура. Но какая же дура!!!

— А самой тебе слабо поставить две цифирки было?!

Рычать на нее бесполезно, давно уже понял. Но до чего же хочется порою! Опять глазками хлопает и ротик распахнула, словно рыбка. Хороший ротик, рабочий…

— Как можно, Еверьян Стефанович?! — В голосе неподдельный ужас. Пустячок, а приятно, хоть и дура — а уважает. — Вы же мне сами категорически запретили исправлять в ваших текстах даже запятые! А тут целая дата!

— Все самому приходится…

Вбить две цифры и нажать на значок отправления — не так уж и трудно. Но даже такую мелочь никому нельзя поручить! Даже такую ерунду — только сам. А не сделаешь — и никто не сделает. Что за жизнь…

Шеф проходит к себе в кабинет, хлопнув дверью. У него нет на затылке глаз. И камеры наблюдения в приемной тоже нет. А потому он не видит выражения лица своей секретарши, что смотрит ему вслед, сузив светло-голубые глаза и более не улыбаясь. А если бы увидел — уволил бы и ее. Сразу же, к чертовой матери. Просто из чувства самосохранения.

Дексист был такой же, как все. Не лучше и не хуже, просто точно такой же. Как все. У него тоже были раздевающие глаза. И он тоже смотрел на сиськи в десять раз чаще, чем на что-либо другое. И стихи он наверняка не стал бы читать просто так, потому что они хорошие и нравятся. Только с целью. Как и все остальные.

Был только один человек, с которым не приходилось ежеминутно держаться настороже и постоянно включать защитный режим блондинки. Был только один человек, смеявшийся просто так и подававший руку не чтобы полапать. Читавший стихи, детские совсем, про пони и радугу, и бабочек, и фейерверки. Без намеков на пылкую страсть, без подтекста. Просто так. Не напрашиваясь на вечернюю свиданку, и чтобы обязательно утренний кофе потом. Слушавший, действительно слушавший. А не ждавший возможности завести разговор о своем. Конечно же, намного более важном. Был только один… человек.

Был…

Кэт закрыла глаза и осторожно помассировала виски кончиками пальцев. Выходка с задержкой заявления Ларта была спонтанной, нелепой, глупой и бессмысленной. Никому от нее ни малейшей пользы, да и вреда тоже никакого, разве что Еверьян разозлился. И стало немножечко легче дышать. Просто не смогла удержаться и не сыграть в тупого киборга, переклинило, когда увидела возможность. На этот раз повезло, сошло с рук, но в следующий раз может так уже не повезти, и значит — больше никаких таких непродуманных выходок. Слишком опасно. Слишком бессмысленно. Слишком…

Вот, значит, как он себя чувствовал. Всегда. Словно канатоходец, когда шаг влево, шаг вправо, да что там шаг… И все равно радовался как ребенок, если видел возможность обойти приказ и сделать альтернативно, хотя это и значило нарываться. Каждый раз. Что может сделать ей Еверьян? Уволить разве что. А ведь ему не это грозило, совсем не это. И все равно…

Хватит.

Кэт открыла глаза. Подышала. И решила, что сегодня не будет делать вообще ничего. Во избежание. А то опять сделает какую-нибудь бессмысленную и безвредную глупость типа этой вот двухчасовой задержки с оформлением. Нет уж. Никаких больше глупостей.

Только хорошо продуманная, тщательно выверенная и верно нацеленная убийственная пакость вселенского масштаба. Месть подают холодной, да, но эта должна быть не просто охлажденной — замороженной до таких температур, при которых любая сталь разлетается вдребезги от легкого щелчка ногтем.