Своя география

Мне кажется, что путешествия начинаются с рождения. Ну, правда, лежит это крохотное существо в своей кроватке, шевелит ножками и ручками, двигает глазками, путешествуя потихонечку вокруг своего тёплого домика. Чем вам не первые путешествия? Потом поползём по кроватке, будем перемещаться вместе с родителями, вот уже ползком вокруг мамы, всё дальше и дальше удаляясь от центра своего дома, всё больше и больше расширяя границы своего мира. И кто-то не остановится до тех пор, пока эти круги-кругосветки вокруг дома не зацепят космические пространства, а кому-то будет вполне достаточно исследовать радиус: дом — школа — работа — дача.

А в чём тут причина, я не знаю, но тут, скорее всего, дело в том, что все занять своим делом и у каждого свой радиус, на который он отдаляется от дома.

И это хорошо.

А в этой части книги — рассказы про путешествия по России и странам бывшего СССР. По моей любимой стране.

Москва и Ленинград

Так получилось, что мой первый перелёт на самолёте случился в полтора месяца от рождения. Папа, капитан дальнего плавания, тогда ушёл в рейс, а мама, сшив мне самодельные подгузники, собралась и, удивляя стюардесс, полетела в Тюмень, к родным. Так в самом ещё младенчестве, без особого моего влияния на то, началась моя кочевая жизнь.

После того первого перелёта, который я, естественно, и не помню даже, наши путешествия стали весьма обыкновенным делом. Рейсы Мурманск — Тюмень и обратно с пересадкой в Москве или Ленинграде стали настоящей школой путешествий. И я до сих пор часто вспоминаю аэропорты, большие и наполненные разными интересными штуками.

Конечно, те наши перелёты были вполне просты и обыденны, но для маленького меня это всегда было большим и самым настоящим приключением. Эти воспоминания часто ко мне приходят во всех моих сегодняшних поездках. Таким образом Московские и Ленинградские аэропорты (Внуково, Домодедово и Пулково), а потом и сами эти города стали для меня символом моих детских дорог. А сейчас они же периодически становятся отправной базой во взрослых путешествиях. Вот такая вот первая любовь.

Интересно, что Питер и Москва для меня теперь так и существуют как-то в паре. В разные периоды жизни я то чаще бываю в Питере, то чаще в Москве. И в обоих этих городах я чувствую себя как дома.

Ещё люблю сравнивать эти две столицы. В детстве я искал отличия у зданий аэропортов, сравнивал игровые автоматы и вкус мороженого. А начиная со студенчества и до сих пор люблю исследовать метро. Вот, например, в Москве на входе, на стеклянных дверях, нет никаких табличек о том, что двери нужно придерживать, оберегая идущего за собой человека от удара, а в Питере есть, сразу видно — культурный центр.

Питерские эскалаторы очень длинные, намного длиннее московских, поэтому распространённая привычка ленинградцев сидеть на ступеньках сильно раздражает московских дежурных в метро, и они часто ругают любителей добавить себе комфорта в эскалаторных путешествиях.

Место встречи в Ленинграде — это выход с эскалатора, а в Москве — в центре зала, с недавнего времени ориентиром тут ещё служит сине-красная стойка, на которой написано «ИНФО» и «SOS». Она служит для получения справок и для вызова помощи при каких-то экстренных ситуациях. Местные её так и называют «Инфосос». И говорят, что, мол, встретимся на Курской радиальной, в центре зала, у «Инфососа».

Интересны «метро-голоса», которые объявляют станции. В Питере это всегда очень пафосный мужской голос в стиле «от советского информбюро!». А в Москве говорят и женщины и мужчины: когда едешь в центр — говорит мужчина, будто начальник зовёт на работу, а когда от центра — женский, как будто жена зовёт тебя домой на борщ. На кольцевой, когда едешь по часовой стрелке, говорит мужчина, а против часовой стрелки — женщина.

Про московскую кольцевую линию можно сказать отдельно. Это очень забавная ветка, катаясь по которой можно… даже отлично выспаться. Как-то я приехал в столицу на поезде, и мне нужно было где-то побыть несколько часов: я зашёл в метро, выбрал полупустой вагон, прилёг на сиденье и накатал несколько кругов по кольцевой, хорошо вздремнув. Но в часы пик, конечно, полежать не получится. Кстати, ещё одно свойство этой ветки в том, что она! соединяет большинство городских вокзалов.

Да, ещё один нюанс, про то, каким образом объявляются остановки. В Москве при закрытии дверей говорят: «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция такая-то». И ты заходишь в вагон и уже знаешь, что будет следующим. В Питере же следующую остановку объявляют сразу при открытии дверей. Мне кажется, это не очень удобно.

Думаю, что отличий можно найти ещё очень много, но не буду вас утомлять подробностями.

Был период, когда я стал думать про особенности людей в этих городах. И про их губы. Как бы это странно ни звучало. Один интересный человек порекомендовал мне посмотреть на губы жителей Питера как на «видовой признак». Оказалось, что у многих ленинградцев верхняя губа малоподвижная! Попробуйте, представьте, что за верхней вашей губой стоит твёрдая пластинка, и после этого начните говорить. Шевелится в основном только нижняя губа… Как дополнительный эффект — ухудшение настроения, уменьшение желания что-либо делать… Вот вы и почти житель Питера. У меня подобное состояние появляется за неделю жизни в городе.

Что касается москвичей, то у многих замечено напряжение нижней губы. У многих это даже проявляется небольшим опусканием уголков рта. Попробуйте: нижнюю губу прижимаем к верхней, слегка опускаем уголки рта… Чего-то не хватает… Ага, это тело! Надо немного выпрямить спину, сместить центр тяжести в голову — вот уже захотелось бежать вперёд, сохраняем прикус… Вуаля! Вы — москвич! Теперь регистрацию у вас спрашивать перестанут…

Ещё хотелось упомянуть про уровень двигательной активности. Если в компании ленинградцев есть от 1 до 3 человек, которые не из Питера, либо местные, но уезжали куда-либо на время, то их сразу заметно по большей амплитуде движения и высокой скорости речи. На фоне остальных они выглядят более активными.

Можно ещё долго говорить о разности в речевых оборотах, о которых уже тысячи раз рассуждали питерцы и москвичи… Это и всевозможные «булки» и «буханки», «бордюры» и «поребрики», «подъезды» и «парадные», «шаурма» и «шаверма» и прочее-прочее… Но на сегодня хватит. Пусть это просто останется идеей, на все страницы этой книги: смотреть вокруг, наблюдать, примечать детали, о которых не расскажет ни один путеводитель. Составлять свои путеводители, которыми интересно делиться с другими. Делать открытия. Начиная со своего города. Примешивать в эти страницы свой опыт, опыт своей жизни, своей профессии. Например, как психиатр я могу заметить, что общая психопатология Питера — депрессивный синдром, а Москвы — психотический. А если бы я учился в каком-нибудь политехническом институте, то чтобы тогда бросалось в глаза? Даже не знаю. Вот такие путешествия по двум российским столицам.

2009

Москва. Часы города

Часы города тикают: тик-так. Люди бегут по городу со спящими глазами… Тик-так… Метро, трамвай, снова метро… Тик-так… Единые части большого механизма… Тик-так… А вот человек выбивается из потока, толкается, смотрит по сторонам, сердится на окружающих, одновременно боится их или сердится, потому что боится… Это приезжий, его сразу заметно.

Люди спят в вагонах метро, спят в электричках, спят в трамваях выхватывают у времени секунды, минуты, хватаются за то, что предназначено им природой, их ведь организм не обманешь, не расскажешь ему, что так надо, что за это ты получаешь деньги… Тик-так… Утром бегут люди на работу… Тик-так… Вечером бегут с работы. Утром пробки, вечером пробки… Шум, музыка… Да, музыка в наушниках плеера позволяет отдалиться от толпы, замкнуться, выхватить у города своё человеческое право побыть в одиночестве. Кто-то погружается в книгу, кто-то весь исчез в карманном компьютере или сотовом телефоне, люди хотят быть одинокими в этой толпе. Лишь в этом (пусть даже ненастоящем) одиночестве люди чувствуют себя самостоятельными, самодостаточными, само… само… Личностью, а не частью механизма. Человеком, а не шпунтиком. Всё его существо наполняется радостью, что он такой, какой есть…

Пятница, вечер. Вокруг города пробки. Люди едут на дачи, на пикники, на природу, подальше от мегаполиса, чтобы там этим одиночеством напитаться на всю рабочую неделю… Вот дачный посёлок, дома расположены близко друг от друга, потому что слишком много людей хотят быть ближе к природе. Слишком уж далеко приходится ехать от города, чтобы было больше места. Кустарники, заборы… Люди ограждаются друг от друга, создают шаткую иллюзию одиночества и балдеют… Впитывают одиночество. Многие не знают даже своих соседей, да это и не нужно: в городе наобщаемся, в городе мы рядом будем ехать в метро, рядом будем стоять в пробке… Приходит воскресенье, люди едут в Москву, спешат работать, вертеться, возвращаются к своему коллективу — ведь великое для человека счастье чувствовать, что ты в команде, быть нужным, быть частью огромного механизма, который мы гордо называем цивилизованным обществом.

Часы города… Тик-так, тик-так… Маятник влево, маятник вправо. В одну сторону хотим быть одинокими, в другую — стремимся быть в коллективе.

7:00. Я выбежал из дома и побежал на платформу: надо успеть на электричку. Бегу по морозному утреннему воздуху и думаю о том, что, наверное, мне никогда не привыкнуть к этому ритму, к этому бегу. К этому времени. С одной стороны, внутренний голос возмущается: «Как можно тратить столько времени жизни на дорогу из дома до работы и обратно?», а с другой стороны, другая часть личности ехидничает: «Ага, а ты-то временем распоряжаешься очень рационально…» Вот так и бегу. Бегу в потоке спешащих людей, которым надо во что бы то ни стало успеть на работу из Подмосковья в Москву.

7:30. После сообщения скрипучего женского голоса подходит электричка. Вагоны тотчас наполняются людьми, двери захлопываются. Всё, поехали. «Следующая станция — «Ильинская!» Чем ближе к столице, тем больше людей в вагонах. Обитатели пригородного поезда спят, читают, расфокусированным взглядом смотрят на мелькающие за окном постройки, зевают. Каждый под стеклянным колпаком одиночества: «Моя территория, не вторгайся!» Или, как дети, закрыв лицо ладонями: «Я спрятался!» Устают люди от мегаполиса, отгораживаются от него. Мне даже вспомнилось объявление на дверях одного из китайских ресторанов: «Здесь кончается мегаполис…» Хороший маркетинговый ход. Я бы хотел, чтобы город закончился, хотя бы за этой дверью, хотя бы понарошку…

8:30. Вот объявление. Женский голос сообщил о прибытии на Казанский вокзал. Бежит толпа. Поток устремился через турникеты. Люди перепрыгивают через системы контроля, сигнализация ревет, смотрительницы кричат, а люди бегут и бегут. Каждый день повторяя один и тот же заученный путь. Одну и ту же схему. Тик-так…

8:40. Следующий этап. Метро. Тот же поток. То и дело, с каждым пробегающим безбилетным пассажиром, турникеты надрывно исполняют полонез Огинского (интересно, много людей может узнать эту мелодию?), свистят контролёры… Бегут люди. Нескончаемый поток жизней, судеб, мыслей. Лица. Усталые и невыспанные. Вот станция метро. Говорят, что все станции московского метрополитена уникальны по своему дизайну, но успевает ли кто это оценить? Или только приезжие? Я пытаюсь уже несколько раз посчитать количество станций на схеме, но каждый раз сбиваюсь… Утро. Час пик. На станции пробки. Люди большим извивающимся червяком ползут к вагонам, сталкиваются, пробка, опять движение, пробка, вдох — выдох, дыхание толпы, подземное дыхание города… Дыхание человеческой массы.

8:45. Подходит поезд. Открываются двери сталкиваются потоки выходящих и заходящих. Наша очередь. Вы-ы-ы-до-о-ох! Ух! Растопыриваю локти, зависаю в массе… Драйв. Интересно, а можно приподнять ноги и повисеть покачиваясь… ещё не пробовал, но точно можно подвесить в толпе свой рюкзак, облегчить себе вес. Люди как единый организм: один пошевелился — все пошевелились. Как в том анекдоте: «Мужчина, не толкайтесь! — Я не толкаюсь, я дышу…» Тик-так. Мне нравится метро. Такое интересное, насыщенное, разнообразное. Много ощущений в теле. Много звуков. Много картинок. Мне нравится смотреть на отражение в окне вагона. Смотришь как будто в сторону, а всё видишь. А за стеклом чернота подземелья. Люди читают, разговаривают, спят… Тик-так…

9:00. Вот человек в кашемировом пальто посмотрел на часы, поморщил нос… Опаздывает. Громкий срывающийся голос в динамиках нагоняет напряжение: «По техническим причинам поезда идут с увеличенными интервалами… Посадка окончена. Отойдите от вагонов. Не мешайте отправлению поезда». Живая масса отклонилась и поезд отправился. Человек в кашемировом пальто тоже отклонился. Поморщился. Ещё раз глянул на часы: 9:01. Поморщился. Опоздал.

9:20. Тянущиеся зубчатые ленты эскалаторов. Наверху свет. Наверху ветер. Дыхание города. Подземелье снаружи. Там вентиляция изнутри. Знаки «Не сиди на ступеньках!». Это специально для жителей Питера. Там многие ездят на эскалаторе сидя. Я стою. Мимо пробегают люди. Я прикинул. Они ведь выигрывают всего несколько секунд, но зато сколько лишних сил… Странно. Странный город. Город часов.

9:30. Я наверху. Поток людей бежит мимо. Часовенка. Бабушки просят деньги. Интересно у них есть часы? Троллейбусы. Звенят трамваи. Утро. Я иду по Москве. Тик-так…

2007

В тридевятом государстве

В моём детстве многие сказки начинались со слов «В некотором царстве, в тридевятом государстве», и это чаще всего обозначало: а) далеко и труднодоступно; б) произойдёт что-то волшебное. Не думал я тогда, что лет так через двадцать на кухне знакомая женщина тихо прошепчет мне на ухо: «А знаешь, у нас тут настоящее «тридевятое государство»! У нас ведь 39-й регион России — вот поэтому «три-девятое царство». И знаешь, тут правда много всего волшебного! Вот увидишь. Добро пожаловать в Кенигсберг! Калининград!» Женщина хитро улыбнулась. Вроде обычная. Совсем не Баба-Яга. Вот и дела.

Самолёт, как огромный металлический Горыныч, разбегается по взлётной полосе, напрягается всем телом, ревёт, отталкивается лапами-шасси и взмывает в небо. Люди в чреве исполина вжимаются в кресла, думают о чём-то своём, кто-то закрывает глаза, кто-то смотрит в иллюминатор на убегающую вниз землю. Мельтешение красок внизу замедляется, оно удаляется всё дальше и дальше, постепенно превращаясь в карту местности, с жилыми массивами большого Санкт-Петербурга, сетью дорог и бегающими точками разноцветных машин. Вперёд, в небо! Лети, чудо-птица! Вот позади остался аэропорт Пулково, вот земля стала исчезать в белой пелене облаков, вот облака затвердели, превратились в почву, и наш самолёт набрал высоту. Он летел на запад, разрезая своим металлическим упругим телом невидимое пространство воздуха.

Первое чудо. Ковёр-самолёт, или летающий Горыныч, принцессы-стюардессы, мило объясняющие правила поведения в самолёте… и дурачок, который полетел в «тридевятое царство», так «просто посмотреть». Чего поехал? Даже не принцессу спасать. И правда, дурачок.

Калининград — удивителен своей географией. Расположен в удалении от основной России и отделён от неё другими странами. Настоящий политический остров. Остров, на котором всё может развиваться по своим островным законам. Жители города — русские провинциалы и одновременно с этим европейские жители больших городов. Как и в детстве, труднодоступен это тридевятый регион. Мне кажется, редко сюда люди приезжают просто так, по пути. Потому что Калининград совсем не по пути.

Сидел я неделю назад за компьютером, смотрел электронную почту — пришло рекламное письмо от одной из компаний, в котором сообщалось о каких-то неимоверно низких ценах на полёты в Калининград. Чего бы не слетать? Тут же в сети появилась моя калининградская знакомая:

— Ты в Калининграде?

— Ага, тут, приезжай в гости.

— Ты не поверишь, но я только что купил билеты…

Что волшебного?

Удивило постоянное чувство несоответствия, которое сопровождало меня во время пребывания в этом городе. Мне всё время казалось, что всё вокруг чему-то не соответствует. Люди не подходят к домам. Дома к людям. Вывески рекламы диссонируют с городом. Город с вывесками. Звуки были чужды тем объектам, которые эти звуки порождали. Природа расходилась с домами, транспорт с улицами. Всё что-то не так. И это как в сказке, когда ты понимаешь, что всё тут то же самое, но что-то не так совсем. Яблоко — оно тоже яблоко, только молодильное, вода — как вода, только живая, а животные — вроде простые, только разговаривают.

Поехал на Балтику. Смотреть прибой, дышать морским запахом, кидать камушки в набегающие волны. Старый немецкий городок Раушен, по-русски Светлогорск. Осенняя жёлтая листва на фоне краснокрыших домов. Пляж, белая пена моря. Торговцы сувенирами и лавки с янтарём. Я бродил по тихим улочкам, думал, сгребал ботинками жёлтую листву. Вдыхал солёный морской ветер и думал: «А почему я тут оказался?» Удивительный, странный, волшебный российский остров, «тридевятое государство». Дурак, совсем.

2010

Грузия без грузин

Когда я пишу «Грузия без грузин», я не имею в виду ничего плохого, это просто мой опыт: за три моих посещения этой страны я ни разу нормально не пообщался с местными жителями. Причём это очень интересный феномен, обычно я сразу окунаюсь в страну, погружаюсь в её быт, знакомлюсь с людьми, начинаю учить первые слова на местном языке, ем национальную еду и сплю в гостях. А тут всё как-то по-другому. В первое моё посещение этой страны я заехал в Тбилиси поздно вечером — общался с прибалтами, переночевал у них, а потом, погостив, поймал иранскую машину и уехал в следующую страну — Турцию. Второй раз, заехав в страну с русскими, я поселился у американца в Тбилиси, а потом уехал на машине с армянами до Армении. Третий раз — что-то похожее. Вот и вся Грузия. Но вот что интересно, я очень полюбил эту страну. Как будто эта та страна, которая не позволяет себя изучать с наскока, быстро. Она требует особого внимания. Страна степенная и очень гордая, которая так просто не сдаёт своих интересностей в первый же день знакомства. И сейчас это одна из тех стран, в которую мне хочется приехать ещё раз, для того чтобы побыть тут побольше. Эта страна, которую я не знаю, но при этом с чистой совестью рекомендую своим знакомым поехать сюда. Я знаю, что им понравится.

Мы знаем про Грузию гораздо меньше, чем это кажется на первый взгляд. Вроде бы общая советская история с этой страной, вроде бы большое количество грузин, которых можно встретить в России, минеральная вода «Боржоми» да грузинское вино в магазинах. Я уж и не говорю про хачапури в разных общепитах и о фильмах, в которых звучит слово «Генацвале!», точный смысл которого я узнал лишь в этом году. И всё? Что ещё? А, ну да, это сегодняшняя политическая обстановка, обострение отношений между нашими странами и война с Южной Осетией и Абхазией, про которые многие наши граждане тоже знают лишь понаслышке.

Грузия сейчас очень открыта в сторону запада, гораздо больше, чем в сторону России — многие учат английский язык, вывески пишутся на грузинском и английском. И даже туристический лозунг Грузии — «Europa started here» («Европа началась тут») — как бы указывает новый курс этой страны. Общая прибранность и реформа полиции сделала Грузию очень приятной для путешествий. Сотрудники правоохранительных органов тут никогда не спросят документов, до тех пор, пока ты что-нибудь не нарушишь. Для постсоветских полицейских стран это важнейшее нововведение, которое сразу улучшает туристический климат.

Грузия — это единственная страна в мире, в которой иностранцы (жители западных стран) могут жить без каких либо бюрократических сложностей (без визы или регистрации) до года, и теперь многие этим пользуются. Встретить европейца на улицах столичного Тбилиси очень просто.

Студенты приезжают по обмену, молодые специалисты приезжают работать, кто-то просто долго путешествует, а кто-то нашёл себе место для жизни, в котором можно жить, не бродя по инстанциям в поисках решения бюрократических заморочек. И многие, с кем мне довелось пообщаться, говорят, что им тут нравится. Это самодостаточная, хоть и небольшая, интересная страна, в которой есть всё: и горы, и море, и хороший климат, и достаточное количество древностей. Есть своя письменность и язык, своя история и хорошая кухня, хотя, конечно, есть свои трудности и заморочки тоже. Как без них.

Несмотря на открытость и, я бы даже сказал, прозападную ориентированность, Грузии и её жителям удаётся сохранить свою ясную культурную позицию. Как будто бы она создала удивительное пространство, в котором может развиваться и бурно расцветать что-то западное, европейское. Но всегда, когда находишься тут, есть чёткое понимание, где ты находишься. Ты находишься в Грузии, а не где-нибудь в Евросоюзе. Это никакая не копия и не попытка быть похожими. Интересно, что эта страна не только не потеряла своё лицо, а даже, наоборот, в этом новом прозападном «окладе» древняя самобытная суть её очень опрятно засияла.

Я полюбил Тбилиси. Чистый, ухоженный древний город, в котором мне больше всего нравятся старые «итальянские» дворики, напоминающие большую коммунальную квартиру, в которой все друг друга знают. В одном из таких дворов я провёл практически сутки, наблюдая за людьми, фотографируя и снимая видео. Во дворе своя жизнь — отдельная от уличного движения и городской суеты. Кошки, собаки, птицы тут живут своей собственной — кошачьей, собачьей и птичьей — жизнью. А местные жители — своей грузинской жизнью, а иностранцы (да, в этом дворе жили ещё и иностранцы — австралийка, американец, полячка, камерунец, ну ещё и я в качестве гостя) — жили своей иностранной жизнью. Все по своим законам. Но по единому закону пространства Грузии.

Соседи всегда смотрят в окна друг другу. Но это не смущает, а порой даже придаёт ощущение безопасности: ты точно знаешь, что никто посторонний не проникнет с этот двор — тут все свои. И все всё знают. И это хорошо. Этот двор был для меня моделью всей страны. Двор как игровая площадка, в которой можно поучиться Грузии. А учиться тут есть чему. Умение «неторопливо быть», например. Грузия — это не та страна, в которой можно поучиться достижению целей или умению активно работать. Но тут интересно поучиться «просто быть». Днём в будний день тут часто можно встретить мужчин, которые заняты чем-то явно не будничным: игрой в домино в парке, неторопливыми разговорами где-нибудь во дворе, обсуждением последних новостей на автобусной остановке, неторопливыми прогулками по проспекту. Они просто живут, делая то, что им сейчас по душе. За этим очень приятно наблюдать. Тут расслабленно относятся к деньгам и какому-либо бизнесу. Эти, как и все другие, западные идеи про карьеризм и саморазвитие тут воплощаются очень расслабленно и медленно. С чувством собственного достоинства. Да, этому тоже можно поучиться. Чувству собственного достоинства. За свою страну, свою историю, свой род и достижения. И умение это сохранить, даже в период смены политического курса.

Иногда люди заговаривали со мной на улице. Причём часто мне нужно было сделать первый шаг для этого — спросить направление, время или посоветоваться о том, что лучше посмотреть в городе. Многие мои собеседники, узнав о том, что я из России, спрашивали, почему наши страны так плохо стали друг к другу относиться. Почему наши страны, некогда близкие, теперь стали чуть ли не врагами. А я даже и не знаю, что ответить. Я-то Грузию люблю. И «Генацвале!» («Дорогой!») мне хочется слышать тут, а не в фильме. И хачапури тут очень вкусные, не то что в российских общепитах, которые даже не знают, что эта лепёшка с сыром родом из этой небольшой кавказской страны.

В 2012 году президент Грузии отменил визы для граждан России. Это большой подарок. Может, наши страны вновь станут дружнее. Ещё до тех пор, пока все грузины забудут русский язык. А мы посмотрим на эту свою соседку по-другому, с уважением и пониманием того, как мы мало знаем друг о друге на самом деле.

2012

Печаль и радость Армении

Моя Армения началась ещё в детстве, с книги Андрея Битова «Уроки Армении», и с тех пор так получилось, что это был последний регион на моём любимом Кавказе, который я ещё не посетил.

Понравилась ли мне Армения? Трудно сказать. Что я думаю об армянах? Неоднозначно. С одной стороны, это наименее радушная страна в моей жизни. С другой, я ведь каждую ночь находил тут ночлег, всё время жил среди местных жителей и за всё время пребывания тут не потратил ни одного драма. Да, кстати, это я сделал осознанно. Сначала я не поменял валюту на границе по забывчивости, а потом решил специально исследовать Армению без денег. Чтобы лучше понять её. И кажется, что задуманное удалось: это действительно интересный факт, как деньги могут стать прослойкой между тобой и местом, по которому ты путешествуешь. Когда мы путешествуем без денег, мы гарантированно окружаем себя людьми, для которых нахождение с нами рядом не является работой. Это даёт нам возможность общаться по-настоящему. Встречаться с теми, кто действительно этого хочет.

Армяне очень предприимчивы, настолько, что это даже является причиной шуток их над своей же нацией и главной тематикой местных анекдотов. Многие занимаются какой-то коммерцией, многие, которые не занимаются, — очень даже готовы ей заняться. Мне показалось, что слова «купить и продать» здесь просто висят в воздухе.

Странно так, но в Армении во всех разговорах чаще чем обычно возникал вопрос денег. Меня спрашивали, сколько мне платят за путешествия, узнавали про зарплаты в России и удивлялись тому, что я не получаю финансового вознаграждения за свои путешествия, а работаю не так уж и часто. Моей жизни находилось объяснение очень простое: «Кайфуешь!» — и это было то, что понятно моим попутчикам. Есть жизнь, полная материальных ценностей (которой в основном и жили мои собеседники), но она зачастую непроста и лишена свободы (вот и первый повод для печали), а есть «кайф», которому мои встречные были не прочь предаться. Нет, этот их кайф был не в путешествиях, а для них он чаще был в алкоголе. И действительно, меня очень многие пытались напоить и искренне удивлялись моему отказу.

В Армении, помимо горного воздуха, я обдышалея сигаретным дымом как нигде до этого, ну разве что в Китае, где очень много встреченных людей были больны табачной зависимостью. Хотя как специально, последний водитель, который подвёз меня до пограничного перехода, после которого я покинул Армению, был непьющий, некурящий и улыбающийся, да в добавок хорошо понимающий мою любовь к путешествиям. Ирония судьбы: ведь действительно лучше запоминаешь завершение истории, чем её середину. И сейчас мне уже не сказать, что все армяне курят и пьют. Нет, конечно. Но многие. Это мои наблюдения.

Вот в моём паспорте стоит штамп о пересечении границы этого некогда великого государств. Да-да, это и есть одна из главных тем, о которой мне говорили попутчики: мол, а ты знаешь, что раньше у нас было огромное государство Урарту? И всё, от моря до моря, было Арменией! А сейчас всё уже не то.

Грусть по потерянной армянами земле прошла лейтмотивом через всё моё путешествие.

Ещё весь мой путь по Армении прошёл в сопровождении Арарата. Удивительный вид, который мне открылся на выезде с Еревана: голубовато-белая гора на фоне синего неба, — был ещё одним поводом для печали армян и одновременным поводом для гордости… Так получилось, что теперь этот символ нации находится за границей — в Турции. А встреченные мной люди любовались своей горой, грустили про её заграничность и радовались хотя бы тому, что «с Турции вид на гору не такой хороший, как у нас».

Ещё один повод для печали и радости — это Карабах. Больше всего в Армении мне понравился именно он. Заметьте, я отнёс эту спорную территорию к Армении не просто так. Это вполне реальная часть Армении, сейчас, хотя никем кроме Армении не признанная. В отличие от остальных непризнанных республик в составе экс-Союза, которые являются всё же отдельными государствами и этнически, и административно.

Как заметил в разговоре со мной один интересный человек: «Армяне так соскучились по государственности, что теперь у нас аж два государства, два правительства, два президента…»

Вкратце расскажу историю карабахского конфликта, как сам её понимаю. Во-первых, тут, как и положено во всех историях про подобные непризнанные территории, есть два народа: местный и второй, который уже достаточно давно тут живёт и чувствует себя уже вполне местным. Во-вторых, во время советской власти территория была общая и делить тут особо было нечего, и все жили мирно. В-третьих, с развалом социалистического государства стартовал процесс самоопределения народов — вот с этого момента и начался бардак: два народа решали, к какой же всё-таки стороне самоопределиться. Вот и возникла война.

Практически войну армяне выиграли. Это радость. Но официально война всё ещё идёт, и Арцах — Карабах так ещё никем и не узаконен. А это реальный повод для расстройства, что уж тут и говорить.

В монастыре Ганзасар отец Григор сказал мне: «Я никогда не был в Карабахе, а потом приехал сюда… И понял, за что надо сражаться: за Карабах надо сражаться, за свободу Карабаха». И я бы наверное тоже боролся за эту землю, живи я тут. Хорошая земля, разнообразная. Красивая природа. И не просто красивая — волшебная просто. Древности: монастыри и церкви, удивительные хачкары — резные каменные кресты. Старинные армянские святыни. И люди. Которым есть о чём печалиться. И радоваться тоже есть о чём.

2012

Чуть ближе к центру Земли

Раньше мне почему-то не нравился Казахстан, а после путешествий по Мангистау стал нравиться. Природа чудесная, песок, соль, море. Красивый Актау — богатый нефтяной город, в котором вместо названий улиц цифры.

Слово «Мангистау» в переводе с казахского обозначает «страна тысячи дорог». И действительно, если посмотреть сверху на эту территорию, то можно увидеть паутину дорог-направлений, которая избороздила все местные степи и пески. По степям и пескам народ так и ездит: выбирает направление — и поехал…

Самая глубокая безводная впадина бывшего СССР — Карагие — располагается как раз в этом районе, и в 2008 году мы решили пересечь впадину пешком. Наибольшая глубина — 162 метра ниже уровня моря. Протяжённость около 40 км. По территории впадины проходит дорога Бейнеу — Актау, есть несколько поселений. Местность пустынная, кое-где попадается скудная растительность. На земле среди отложений солей часто встречаются разные ракушки, напоминая о том, что когда-то очень давно здесь было море.

Карагие (в переводе с казахского — «чёрная пасть») — уникальное место с удивительно разнообразным рельефом и красивыми пейзажами. Удивительные скалы, камни, пески. Абсолютно волшебные сочетания цветов и форм. Одно плохо — воды нет. Хотя вообще-то есть, солёная в болотцах и скважинах, но пить её нет никакой возможности. Воду такого свойства, как здесь, может пить только специально приспособленный для этого верблюд да ещё какие-то пустынные животные. Мы же нашли только одно применение воды из найденной нами скважины — умываться и смачивать одежду для охлаждения, но и это в условиях такой жары не мало… Вообще стоять рядом с бьющим в небо фонтаном воды посреди сухого пейзажа это приятно, даже несмотря на то, что пить такую вонючую сероводородом и солёную воду нельзя. Скважина была приготовлена для животных, поэтому верблюды паслись здесь в изобилии, и мы пофотографировали их вволю.

Интересна природа пустыни, кажется, что она замерла: никто никуда не торопится, сначала даже кажется, что вообще никого нет вокруг и ты один топчешь пески, но потом прислушаешься к тишине, посмотришь вокруг — и начинаешь находить пауков, ёжиков и другую живность. Сурки какие-то свистят, птицы пикают, а иногда, разрывая тишину и неподвижность, мимо пробегают ящерицы.

Путешествовать по пустыне очень трудно, ощущение жажды всё время преследует. Слюна во рту такая густая и вязкая, что даже напоминает пластилин. Голода нет, есть абсолютно не хочется, хочется только пить. Поэтому в рюкзаках была вода да сушёные яблоки — этот продукт оказался идеальным для пустыни.

Засунешь за щёку кисленький кусочек сушёного яблока, долго рассасываешь его, слюна выделяется, и ощущение жажды уменьшается. Очень удобно. Два дня ели сушёные яблоки, очень экономно запивая их водой из фляжек. И только после того, как добрели до людей и воды без ограничений, мы почувствовали голод.

Мы вышли в аул. Верблюды и люди. Собаки ещё есть и овцы. Мы посмотрели за жизнью людей: женщины доят верблюдов, управляются по хозяйству, готовят еду, мужчины пасут животных, ездят на уазиках, разговаривают, пьют чай и шубат (это такой кефир из верблюжьего молока). Мы тоже присоединились — напивались после пустыни, восполняли потери жидкости.

Степные жители едят в основном мясо, нам как вегетарианцам угощаться было непросто, потому что едят тут только верблюда…

Диалог:

— А есть что-нибудь без мяса у вас?

— Есть, тушёнка…

— Хм… А ещё что?

— Колбаса верблюжья!

— А овощи?

— Нет… Есть бешбармак! Там мало мяса!

— …

Короче, с трудом договорились о макаронах. Ели мы свои яблоки и макароны. И чаем напивались. Это счастье чай пить без ограничений. На следующий день мы выехали на Курык (посёлок такой на берегу Каспийского моря), выкопали яму на пляже, поставили туда палатку и лежали в ней, высасывая прохладу из земли и из воды, опять же солёной. Интересно, но Каспийское море тут очень отличается от дагестанского. Вода более прозрачная и холодная. И мелко. Хорошо, короче. Лежали, загорали, расходовали запасы пресной воды и радовались, что у нас есть такая возможность.

2008

P.S. Я думал, что побольше напишу про места, которые располагаются ниже уровня моря, и однажды в 2011 году мы даже специально решили проехать по Мёртвоморскому хайвею — самой низкой дороге мира — и посетить самую глубокую безводную впадину мира. Но если честно, писать больше особо-то нечего, кроме двух слов: жарко и душно. Но всё равно интересно. Хотя, конечно, когда ходишь пешком впечатлений получаешь несоизмеримо больше, чем от движения на транспорте. Наблюдения получаются неспешнее. В итоге по дороге проехать нам не удалось — почему-то не было транспорта, а у нас не хватало времени долго его ждать, но зато впадину посмотрели. Эти места располагаются в Иордании: дорога тянется вдоль границы с Израилем и связывает порт Акаба и Мёртвое море. А впадина там же, возле моря.

Вот так я два раза в жизни приблизился к центру Земли.

2008–2011

Крымский чай

На рассвете солнце очень неторопливо меняется местами с неохотно отдающей своё место на небосклоне луной. Ночная спутница Земли медленно исчезает, растворяясь в выползающих из-за моря лучах солнца. Небо меняет свою окраску от тёмно-синего к лилово-розовому, а потом к светло-голубому. Мы сидели втроём на пляже, варили на примусе чай, он хорошо согревал тело и бодрил ещё сонные мысли. В мае в Крыму ещё не так много посетителей, наверное, потому что море ещё достаточно холодное и купаться в нём отваживаются лишь редкие закалённые бабушки, которые каждое утро приходят на алупкинский пляж, подставляют лицо восходящему солнцу, делают комплексы каких-то особых, видимо омолаживающих, упражнений.

Крым — космополит, тут во все века смешивались в один непонятный коктейль очень разные культуры: восточные и западные, северные и южные, и, наверное, поэтому полуостров так отличается от всей остальной Украины. Да и сами крымчане не особенно проявляют свою привязанность к жёлто-синему флагу, а, наоборот, всё время подчёркивают свою независимую «крымскую сущность».

В Крыму очень хороший климат, много природных и исторических памятников, много туристических троп, скал, интересных для скалолазов, дорог для велосипедистов, хорошее море для пловцов и аквалангистов. Много всего тут интересного, а мы собирались здесь для того, чтобы пить чай. Немного странно, не правда ли?

Как Крым смешивает разные культуры, так и мы собрались из разных городов, чтобы пить чай разных традиций.

Как только мы приехали в Алупку, Кун протянул нам по чашке свежесбитого японского «матча». Этот зелёный, напоминающий пудру из морских водорослей порошок на привычный нам чай совсем не похож. Вот его насыпают небольшой горсточкой в пиалку, заливают кипятком и быстро-быстро взбивают в пену с помощью специального бамбукового венчика — тясена. Сидишь, шумно цедишь густую изумрудную флюоресцирующую зелёную пенку, а язык сходит с ума от непривычного сочетания вкусов. Это точно чай?

Точно-точно, причём самый что ни на есть настоящий. Его достаточно трудно достать, непросто научиться готовить и нелегко понять его вкус и свойства. Наверное, эклектичный Крым — это удачное место для подобных дегустаций.

В этом нашем путешествии мы пили чай в Алупке, на ступенях чайного домика князя Воронцова, пили его в Ялте, «по-Чеховски», возле «дамы с собачкой», пили его на вершине горы Ай-Петри, пили в Алуште в татарской кафешке, в Севастополе, просто на побережье… Везде-везде, а я вспоминал про то, как в разных местах, в которых мне довелось побывать, я пил чай, про то, как разные люди угощали меня, про то, как я угощал своих гостей. И удивлялся тому, как чай помогает общению, объединяет людей, даже если они не понимают языка друг друга. В память приходили множество сортов в китайском национальном музее чая, я вспоминал чай с молоком, рисом и кусками мяса во Внутренней Монголии, с маслом, солью и молоком на Памире, просто зелёный чай в красивых самаркандских чайниках в солнечном Узбекистане, чёрный чай из прозрачных стаканчиков-лампочек в Турции и странах вокруг неё (там же ещё есть интересные двухъярусные чайники: верхний — для заварки, нижний — для кипятка), в Иране, как ни странно, я пил чай из самовара — там это очень распространено, чего не скажешь про родину этого чуда — нашу Россию, где этот удобный агрегат уже превратился в раритет. Где-то пьют чай со сладостями, где-то с сахаром, где-то без, где-то предпочитают чай зелёный, а где-то чёрный, а где-то вообще куча сортов и видов — как в них разберёшься. Что касается названия, то во многих языках, оно заимствовано с китайского, и похоже либо на «ча», либо на что-то типа «ти», лишь поляки, насколько мне известно, придумали особое название для чая — «хербата». И в Польше я пил хербату со вкусными польскими пирогами.

Какой же он всё таки разный, этот чай. Родом из Китая, он за пять тысяч лет так прочно распространился по всему миру, что теперь, практически в любой точке земли мы уже не мыслим общения без этого напитка.

И вот теперь Крым, и все чаи, которые я пил до этого, с помощью какого-то удивительного волшебства собрались тут.

Мы ходили, ездили, путешествовали. В туристических местах тут часто можно встретить лавочки с «крымскими чаями». Это разные травяные сборы, помогающие, как говорят продавцы, от всех известных болезней. Ну, я не знаю, как там насчёт целебности, но вкус у большинства этих травяных напитков очень даже приятный. Часто важным рекламным ходом для таких сборов является то, что травы были собраны на горе Ай-Петри. И это сразу должно обозначать, что травы чудодейственны, сильнее равнинных аналогов, экологически чисты; и сборы только из таких трав являются чуть ли не визитной карточкой Крыма. А на самой Ай-Петри прохладно. Кабинка канатной дороги медленно наползает на отвесные скалы. Мимо проплывают облачка, пассажиры зажмуриваются и затаивают дыхание. Снизу маленькими сувенирными игрушками торчат ёлки, где-то вдалеке осталась дорога с микроскопическими машинками, крошечные дома, а ещё дальше по мелким барашкам сверкающего моря перемещаются совсем малозаметные лодки. Кабинка замедлилась, двигаться ей стало заметно труднее — увеличился наклон тросов. Ещё один рывок, вздох пассажиров и всё — приехали. Возле верхней станции канатной дороги татарское поселение. Местные жители побежали к приезжим, навязчиво предлагая свои платные услуги. Чего тут только нет: катание на лошадях и на квадроциклах, блюда всех мыслимых и немыслимых сортов, сувениры со всего Крыма. И даже музей пыток, который обещал всем посетителям бесплатные телесные наказания. Мы нашли на местном рынке зелёный чай с ташкентской чаеразвесочной фабрики — «Кук чой». Зелёный чай. Причём как-то неестественно дорого. Продавец утверждал, что только у него в Крыму можно приобрести такой полезный и высококлассный продукт. Купили как сувенир.

Я доцедил переливающиеся радугой зелёные пузырьки. Разглядываю изумрудные разводы на чашке. Кун интересуется: «Ну как?» Киваю. Хороший. Ставлю пиалу на стол.

Крым объединяет культуры. А чай объединяет людей.

2010

Чувство твоего Киева

Спасибо тебе за Киев. Твои экскурсии по этому чудо-городу были заочны, бредовы, но удивительно точны. Я все места нашёл. Случайно бродил, нашёл и узнал. А когда узнал, понял, о чём ты говорила.

— Что тебе важного в этом городе?

— Я как будто приезжаю сюда к бабушке, причём город не родной, родственников нет. А что-то тут такое есть очень важное, родное.

И главное здесь не Майдан Незалежностi.

Не нарисованные на открытках храмы.

А удивительные подворотни с весенними лужами, в которых отражается город.

Скульптура девочки с колокольчиком в руках, сидящая на пирамиде из подушек.

Странные европейские дома в большом овраге.

Крашеный в зелёный цвет кирпич и маленький памятник Олександру Пушкiну, который смотрит на свой же, Олександров, деревянный бюст. Таблички. Хлеб. Украинский язык. Сало в кафешках. Вареники.

И те ощущения, которые можно получить от города.

Бежишь. Бродишь. Стоишь. Киев трогает тебя. Ощупывает. Касается солнечными лучами-пальчиками лица. Трогает ветром с могучей реки. Он дует откуда-то и надувает тело, словно парус. К ногам прикасаются неровности… Микронеровности поверхности, на которой стоишь… Спускаешься в метро. Пальцы щупают жетон. Турникет. Вагон. Едешь, касаясь телом, реагируешь на странные покачивания от моторов этого длинного металло-резинового метроподъёмника…. Смешная идея сделать лестницу, которая сама убегает из-под ног…. Прикасаешься к своим размышлениям и фантазиям… Идёшь по переходу, чувствуя свои движения, свои мышцы и кости.

Встречаешь людей в метро, они касаются тебя своими взглядами, но легко так, словно этот контакт не вкусен, или нет, он только на пробу, как облизывание крышки от варенья, можно ведь удивиться тому, какой вкус имеет взгляд человека. Какой-то горьковатый, какой-то сладкий, какой-то вкус знакомый, какой-то нет…

Слушаешь голос, объявляющий станции.

Странно пребывать в неподвижности. Интересно смотреть, чувствовать, нюхать… А потом, побыв в этом, осознать, как рождается, распускается движение… Как сознание соприкасается с микродвижениями тела, с покачиваниями, с дыханием… Да, дыхание, как здорово чувствовать его в теле…

Контакт с твоим образом, как он переходит из средней реальности в сон? Из сна в день. Из одного пространства души в другое. Как ты рождаешь в моём теле эмоции, дрожащую радость, звенящую грусть. И то, что между этим.

Прикасаясь к любви, ты замечаешь, что другие прикосновения изменяются, они растворяются и исчезают… Они разбегаются по телу удивительно тёплыми и ароматными волнами. А некоторые прикосновения отзываются болью.

Хочется наблюдать их, втягивать носом, пробовать на вкус, но очень осторожно, так как это ново, странно, как что-то из иного мира, мира тени.

Приятно прикоснуться к расставанию… К последнему поцелую… К маленькой смерти… К чудесному одиночеству, когда можно прикоснуться к себе самому без прослоек. Просто.

Тогда, на кухне, мы говорили о том, что такое влюбиться. Сумасшедшие люди. С разных городов и весей. Нет, ну началось всё чинно, с вопросов о том, зачем и почему мы путешествуем? А потом сползли к вопросам про любовь. Как ты влюбляешься?

Я путешествую, потому что люблю путешествовать. Может быть, поэтому путешествия и любовь существуют вместе.

Пирожки з ropixoм меня влюбили. Меня влюбил танец. Меня влюбил дом, салат и творожная запеканка. Тарелка вареников, красные чашки с белым горошком.

Меня влюбил душ. Ветер с реки. Разрушенный мост. Вороны. Пешеходный Крещатик.

Ты.

А утром я уехал.

Уехал в другую страну.

Может, потому что там не было тебя.

2011

Плацкартная страна

Плакат возле титана в вагоне радостно сообщает, что в России 85 тысяч километров железных дорог, что РЖД радует россиян своими услугами целых 175 лет.

Я захожу в вагон как домой, вот он, мой хороший, плацкартный, российский, с чудесными запахами китайской лапши быстрого приготовления, варёных яиц и ещё какой-то бурды. Но не для всех наши плацкартные вагоны такие привычные. Одна англичанка рассказывала мне про свой опыт знакомства с российскими поездами. Она не могла себе даже представить, что можно ехать на поезде такой долгий срок: целых два дня! (О том, что можно ездить на поезде гораздо дальше, она даже и думать боялась.) Поэтому к поездке она основательно приготовилась — запаслась путеводителем, в котором подробно описана технология путешествий на этом странном, но столь популярном у нас виде транспорта.

Путеводитель настойчиво рекомендовал иностранным любителям новых переживаний плацкартные вагоны, чтобы полнее почувствовать российские железные дороги.

Она зачитала: «Люди в российских поездах ездят очень долго, поэтому они, сев в поезд, начинают создавать вокруг себя свой дом: раскладывать вещи, переодеваться в домашнюю одежду, доставать еду, а потом, когда у всех дом готов, люди начинают знакомиться и ходить друг другу в гости, общаться и угощать друг друга своей едой».

Моя знакомая — очень ответственная туристка, поэтому к подготовке путешествия подошла очень основательно: в чемодан были упакованы домашний халат, тапочки, свежие газеты почитать, еда… Да, про еду надо подробнее. Тут путеводитель рекомендовал приготовить такой набор продуктов, который люди обычно берут с собой на пикник. Моя англичанка вспомнила все свои пикники, подумала и купила в магазине большой кусок слабосолёной сёмги.

Потом она описывала своё путешествие. Села в вагон, говорит, наблюдаю, кто что делает. Правду говорил путеводитель: действительно, все организуют свой дом. Заправляют постель, переодеваются… Наблюдаю дальше, говорит, вот достали еду, вот начали общаться, ходят друг к другу в гости… Но почему-то пока ни у кого, кроме меня, нет халата и сёмги. Начала переживать, стала думать, к кому бы подойти пообщаться, но не факт, что меня поймут, сижу стесняюсь, чувствую себя дурой с этим халатом и сёмгой. Но зато впечатлений на всю оставшуюся жизнь.

Наши поезда удивительны. Нигде в мире больше нет такой возможности так долго ехать в одном вагоне. И, наверное, нигде больше не получится так сильно привыкнуть к плацкарту, как к дому. Благо, что в какой бы поезд ты ни сел, всё всегда примерно одинаково, ну разве что соседи меняются.

Как-то я ехал из Москвы в сторону Сибири и оказался ночью в Нижнем Новгороде, хотелось сильно спать, поэтому я направился в сторону вокзала с намерением сесть в ближайший поезд на восток и нормально в нём выспаться. Мои планы сильно удивили кассира. Она так и не смогла понять, куда же я на самом деле еду. Билетов никуда не было, поэтому я долго перебирал города:

— А до Казани?

— Только через сутки.

— А до Перми?

— Тоже нет.

— Может, Уфа?

— Молодой человек, вы КУДА едете?

Я глянул на табло, там появился поезд до Ижевска.

— А в Ижевск есть билеты?

Кассирша вздохнула, посмотрела в компьютер, кивнула и оформила мне билет. Явно не понимая, кто я такой и чего от неё хочу.

Почему-то ехать в Ижевск оказалось очень мало желающих.

Через некоторое время я, довольный, залез на свою любимую верхнюю полку плацкартного вагона и подумал о том, как же хорошо дома.

Действительно, с поездом у меня связаны только приятные домашние ассоциации. Лежу, читаю, сплю, пью чай, ни с кем не общаюсь.

Один мой знакомый на вопрос «Где ты живёшь?» всегда отшучивался: «Мой адрес — Россия, плацкартный вагон». Ой, как я его понимаю. Я так много времени провёл в поездах, что стал чувствовать себя в них как дома. Такой вот житель коммунального передвижного вагонного дома, гражданин плацкартной страны.

2010