Натале[9]

Тереза Лупо стояла у окна кухни и пыталась перемыть гору грязной посуды, которую оставил после себя Перони. Сейчас он удалился в гостиную вместе с Ником и Эмили с бутылкой граппы в руках. Они беседуют в своей спокойной деловой манере. Лео Фальконе на улице с Лейлой. Пытаются подправить развалившегося снеговика, пока с наступлением тепла он окончательно не растает.

Тереза удивилась, что Фальконе принял приглашение на рождественский ужин. Да и сама она, как ни странно, прониклась этой идеей. Впрочем, выражение лица Перони в тот миг, когда Коста заговорил о вечеринке, не оставляло иного выбора. Джанни хотелось заняться стряпней. Ему нужно было посидеть за столом и пообщаться с близкими людьми. Ребенок, да и только.

А Фальконе… Одинокий человек. Чем ему еще заниматься? Так пусть хоть ходит в своем сюртуке вокруг подтаявшего снеговика, прикидывая, куда бы вставить старую мягкую морковь. Лейла, которую взяли на день у социального работника, внимательно наблюдала за действиями инспектора. Просто безумие какое-то.

— Да когда же вы поумнеете? — пробормотала Тереза. Фальконе вообще бесил ее. Она знала, что он одинок, но до сих пор не понимала, насколько его тяготит такое существование. Вот он с морковкой в руках и таким выражением лица, будто принимает какое-то чрезвычайно важное решение, которое повлияет на дальнейший ход его жизни.

Сейчас Тереза Лупо очень сочувствует инспектору, пусть он ей и не особенно нравится.

Не в силах более сдерживать себя, она бросается к окну и кричит:

— В лицо, Лео! Попробуй воткнуть ее ему в лицо!

Фальконе в отчаянии смотрит на женщину, вздыхает и кивает Лейле.

— Проблема не в морковке, а в лице, — говорит девочка.

Тереза смотрит на развалину. С лицом действительно ничего не понятно.

— Да придумай же что-нибудь, — фыркает она.

— Но… — протестует Фальконе.

Тереза закрывает окно, не желая больше слушать всякие глупости. Есть люди, для которых время является непонятной категорией. Они не замечают, как проходят годы, никогда не подводят итоги прожитых лет. Не пользуются возможностью ухватить то, что навсегда исчезнет, когда стрелка часов переползет через цифру двенадцать и наступит Новый год.

Перони говорит, что ему посчастливилось купить последнюю индейку в городе. Тереза смотрит на тушку, похожую на маленького ощипанного динозавра. Боже, как они любят поесть. Особенно девочка. Двоюродная сестра Перони, живущая недалеко от Вероны и взявшая к себе Лейлу на несколько месяцев, вынуждена была купить новый холодильник. Даже вегетарианец Коста не удержался и попробовал индейку, которую Перони приготовил просто идеально — с чесноком и розмарином. Такого Тереза не ожидала.

Она вновь повернулась к окну. Девочка доделывала лицо снеговика, угольные глаза которого смотрели на дом. Фальконе наблюдал за ней, приложив палец к щеке и погрузившись в свои мысли. Конечно же, думал он не о снеговике. После событий, разыгравшихся в Пантеоне два дня назад, все они ждут бури. Средства массовой информации сообщили лишь о том, что убийца арестован полицией. После чего их интерес к делу стал угасать. Телевизионщики и журналисты любят истории с началом, серединой и концом. Билл Каспар не вписывался в эту схему без секретной папки, которую Фальконе теперь тщательно оберегал. Тереза пыталась порасспросить его о ней, когда они на какое-то время остались наедине, однако получила в ответ лишь немой взгляд. Предположительно Фальконе спрятал документы в секретный сейф, местонахождение которого известно только ему. Тем не менее в квестуре уже идет внутреннее расследование. Фальконе о нем известно гораздо больше, чем он рассказал им за обедом. То же самое, возможно, происходит в министерстве безопасности. А что же американцы? У нее не хватало мужества спросить Эмили Дикон, осталась ли она на службе. Сейчас не время. У них с Ником, кажется, самый разгар романа.

Отлично, размышляла Тереза. Ник наконец-то обзавелся девушкой, живущей на другом краю света, за океаном. Возможно, она уже безработная, хотя с такими великолепными светлыми волосами и красивым лицом, выражение которого постоянно меняется — спокойное, злое, детское, — ей ничего не стоит найти себе работу. Боже, куда смотрят мужчины?

Перони вот нашел ее, однако смысла в их отношениях очень мало.

— Кого я хочу обмануть? — прошептала Тереза, вдруг разозлившись на себя. — Да я самая завидная невеста из всех.

Лейла вставила морковку в центр лица снеговика, повернулась к Фальконе и улыбнулась. Открытая, ничем не замутненная улыбка. И Фальконе ответил такой же теплой и широкой улыбкой. Потом зазвонил телефон, и инспектор отвлекся разговором. Терезе вдруг захотелось выпить траппы. Она прошла в гостиную, увидела там Перони, который сидел на диване и дремал в полном одиночестве.

— Подвинься, здоровяк, — проворчала она. Присела рядом и налила себе прозрачного напитка.

Умные свиные глазки открылись и посмотрели на нее.

— Да?

— Что да?

— Похоже, ты хочешь мне исповедаться.

— Нет!

Перони пожал плечами. В итоге она все равно выскажется.

— Я желаю тебе добра, Джанни. Если бы только ты смог излечить Лейлу! Она продолжает воровать. Это болезнь.

— Я знаю.

— От такой болезни нет лекарств. Твоя кузина-фермерша ей не поможет. Ребенок может с интересом слушать тебя, а потом опять приниматься за свое.

Он думал о ее словах.

— Ты права. Боюсь, Лейла — деревенская девочка. Город вредит ей. Может быть, переезд на ферму поможет. Думаю, это шаг в нужном направлении. Не знаю. Сейчас Рождество. Давай хоть на один день отбросим все заботы.

Все верно. Лейлу нельзя вылечить за один день. Однако неплохо бы вывезти ее из Рима, где девочку на каждом шагу подстерегают неприятности.

— Хорошо, — согласилась Тереза. — Но будь добр не соглашаться со мной, когда я начинаю спор. Не люблю без толку размахивать кулаками.

Ей хотелось ударить его в широкую грудь, а потом отвезти домой, бросить на кровать и, не думая ни о каких последствиях, отдаться наслаждению.

— Нет, — ответил Джанни Перони и расцеловал ее в обе щеки.

— Что с нами будет? — спросила она едва слышно.

— Откуда мне знать? — пожал он плечами.

К удивлению Терезы, Перони нормально воспринял новость о том, что они — она, Ник и в какой-то степени Фальконе — сговорились заставить Торнтона Филдинга выдать себя. Хотя, конечно же, мысль о том, чтобы довериться такому человеку, как Каспар — пусть даже из лучших побуждений, — не доставляла ему никакой радости.

— Я уже извинилась перед тобой, Джанни. У нас не было времени. И другого выхода.

«А ты слишком честен, — думала она, — и не терпишь подобного обмана».

— Знаю. Мне просто не по себе оттого, что ты проникла в посольство, позвонила карабинерам. Я хочу сказать… Все это как-то грубо сработано.

— Прости меня, — робко проговорила Тереза. — Больше такого не случится. Честное слово. — Потом добавила уже серьезным тоном: — Так что все-таки будет с нами?

Его лицо исказила гримаса.

— Мы, кажется, подвели многих людей. И не впервые. С тобой-то все в порядке — у Липмана есть проблемы и посложней. Кроме того, ты ведь человек гражданский. Будешь содержать меня. Еда тебе понравилась? Держу пари, ты не знала, что я умею готовить. Представь, ты приходишь с работы, а на столе тебя ждет роскошный обед. Буду твоим домохозяином.

Совсем не смешно.

— А есть ли что-то, чего ты не умеешь делать?

Перони поразмыслил.

— Я не могу быть слишком красивым. Или… разговорчивым.

Тереза погладила его по щеке.

— У тебя все будет хорошо, — сказала она. — То есть у нас.

— Ты имеешь в виду, что, когда все это закончится, я отправлюсь к бывшей жене? Или стану жить холостяком?

— Есть и другие варианты.

— Кто-то постоянно повторял в последнее время, что мы живем в новом мире, девушка. Кто знает, что с нами будет завтра?

— Кому это нужно знать?

Перони положил свою огромную руку ей на голову, взъерошил волосы жирными пальцами, затем обхватил Терезу руками и крепко, по-медвежьи, обнял.

— Поздравляю с Рождеством, Тереза, — прошептал он. — Поедем домой, а? Все равно примерно через час Лейлу заберут отсюда.

— У меня есть лишняя спальня. Если хочешь, она могла бы…

Он улыбнулся:

— Не стоит.

Да, это, пожалуй, лишнее, подумала Тереза. Но ей хотелось угождать ему, как никакому другому мужчине.

— Договорились, — согласилась она, видя как Лео Фальконе входит в дом через черный ход. Лейла следует за ним. Высокий худощавый инспектор выглядел довольным.

Он остановился на пороге с глупой улыбкой на лице.

— Лео, что с тобой?.. — обратился к нему Перони.


В студии полнейший беспорядок. С потолка свисает густая паутина. Холсты на мольбертах скрыты старой мешковиной. На полу пыльные чемоданы. Вряд ли кто-то заходил сюда после того, как сестра Косты, Джулия, переехала в Милан почти пять лет назад. И тем не менее помещение не потеряло своего очарования. Двустворчатые окна до пола шли вдоль всей южной стены дома, пропуская так много света, что в летние дни он слепил глаза. Коста считал, что такой дом просто идеален для художника. Джулия, утомившись работой, часто засыпала здесь на маленькой, забрызганной краской кушетке.

Эмили Дикон пробиралась сквозь холсты.

— Она хорошо рисует.

— Знаю. Сестра обожает живопись и вследствие этого постоянно нуждается в деньгах и гоняется за заказами от разных рекламных агентств в Милане. Такова жизнь художника.

— Вот почему я стала изучать архитектуру. Я вся в Диконов, а они всегда делали упор на карьеру.

В то утро, когда Эмили прибыла в дом, Ник не спросил ее о том, что было в посольстве накануне. А она сообщила ему лишь, что все Рождество провела, отчитываясь перед сотрудниками службы безопасности. Ей грозило дисциплинарное взыскание или что похуже.

Настала пора все выяснить.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

Взгляд ясных глаз сконцентрировался на его лице. Казалось, ее ничего не беспокоит.

— Ты спрашиваешь, подам ли в отставку до того, как меня уволят?

— Если до этого дойдет.

— Уже дошло, Ник. Я подала рапорт. Все кончено. Даже письменный стол убирать не придется. Они так ненавидят меня, что прислали все мои вещи. Ну и отлично.

— Мне очень жаль.

— Но почему? — рассмеялась она. — Я очень рада. Не знаю, кто я такая на самом деле, зато хорошо знаю, кем не являюсь. Эта работа не для меня. Кроме того… — На ее лице отразилась какая-то внутренняя обида. — Только подумай, — сказала она, пожимая плечами, — я поступила так же, как мой отец тринадцать лет назад. Дошла до точки, когда больше не могла переносить такое дерьмо, и сорвалась. Наплевала на все правила, вела себя так, будто их не существует.

— Эмили… — Ник подошел к ней вплотную и осторожно обнял за плечи. Она не отстранилась. — Ты поступила правильно. Мы все действовали правильно.

— Знаю! Но раз я ношу значок агента ФБР, то должна поступать соответствующим образом. Нельзя подгонять работу к моим собственным прихотям. Я вела себя эгоистично и явно не подхожу им. Пусть ищут более профессиональных сотрудников. Если бы я осталась, то опять что-нибудь запорола бы. Не для меня их игры. Ренегатство у меня в крови, Ник. Передалось по наследству. Надо было об этом подумать раньше. Да и тебе с Джанни, а возможно, и Фальконе тоже. Так мне кажется. Меня просто удивляет, как вам удается выходить сухими из воды.

В ее словах имелась доля истины. Косту это немного пугало.

— Ник, — вдруг спросила Эмили, — ты и правда попытался бы всех их арестовать? Если бы ничего не знал о Торнтоне Филдинге? И Каспар пришел бы в Пантеон вместо него?

— А он пришел бы? — Коста уже не раз задавал себе такой вопрос.

— Если бы получил папку вместо Торнтона Филдинга? Думаю, да. Каспар устал. Ему надоело бедствовать и скитаться. И он боялся самого себя, а для такого человека это самое страшное. Он уже не мог контролировать свои действия. Тем не менее, — Эмили прямо и открыто взглянула на него, — ты бросил вызов всем этим влиятельным людям.

— Важно быть правым, а не влиятельным.

— Верно, — согласилась она. — Но правые не всегда побеждают.

Косте не хотелось думать об альтернативных вариантах. Шансов выиграть было не много. Однако Фальконе проявил отличную выдержку. Невзирая на последствия, они ни за что не передали бы инициативу в руки Липмана и Виале.

— Так что же с вами будет? — спросила Эмили.

Коста пожал плечами:

— Эмили, я ничего не знаю. Шла какая-то игра. У тебя на шее висели баночки из-под колы, а не бомбы. Ты меня напугала до смерти, да и других тоже.

Она помахала пальцем. Жест настолько итальянский, что Ник чуть не забыл, что перед ним иностранка.

— О нет. Я не хочу оправдываться. Не знаю, известны ли в Италии Гилберт и Салливан. У них есть следующая установка: придавать художественному действу реалистические детали, дабы оно выглядело вполне жизненно. Вы сохраняли бдительность до тех пор, пока считали бомбы настоящими. Сделка была разовая. Рисковать я не могла.

— Мы помогали человеку, которого должны были арестовать. — Он не мог молчать. — Все шло как-то необычно.

Эмили тоже хотелось расставить все точки над i.

— Вы и мне помогали. Я послала тебя на пьяцца Матеи, помнишь? Каспар поверил, что ты найдешь там что-то, чего не смог он. Кроме того, разве ты считаешь, что мы победили бы своими силами?

У него не имелось готового ответа.

— Понимаю, — продолжала Эмили. — Ты чувствуешь себя обманутым. И в какой-то степени ты прав. Только я и вновь поступила бы точно так же. Необходимо было убедить вас в реальности происходящего. Да все и было по-настоящему. Просто вы такого не ожидали.

Ник усмехнулся, и она с облегчением поняла, что речь не пойдет о допросе с пристрастием.

— Каспар хотел так или иначе использовать меня. Он дал мне право выбора. Или я остаюсь заложницей, или становлюсь его сообщницей и смотрю, как обернется дело дальше.

— По закону…

По закону они могли бы сами арестовать Эмили. Из-за нее полицейские потеряли время. Она инсценировала угрозу взрыва. Однако Фальконе сразу отказался от такого варианта. Другой офицер, возможно, принял бы на его месте иное решение.

— Не думаю, что кто-то посмеет угрожать мне законом, — заметила Эмили. — Да и вам тоже. Слишком неловко получилось бы. Извини, Ник. Ты, наверное, думал, что знаешь меня. Но мы ведь встретились всего несколько дней назад.

— И то верно.

На столе лежала папка. Единственная вещь здесь, не покрытая слоем пыли. Абсолютно новая. Не спрашивая разрешения, Эмили стала просматривать бумаги.

— Что это такое? — спросила она. — Свежие?

Коста стоял рядом и смотрел на черно-белые фотографии.

— Я взял их в кабинете вчера. Там есть шкаф для фотографий. Мне хотелось сохранить их.

— Кто их сделал?

Никому не нужны последние снимки Мауро Сандри. Даже родители не захотели их брать, не желая бередить рану.

— Фотограф, который находился вместе с нами. Тот, что погиб. Так начиналась та ночь.

— Ого, — указала она на одну фотографию. Коста еще не успел просмотреть все.

— Не помню, когда он снимал.

Снимок сделан в комнате для инструктажей, перед тем как они отправились на дежурство тем вечером. Коста показывает какой-то рапорт Джанни Перони. Возможно, сообщение о погодных условиях. Фальконе на заднем плане наблюдает за ними. Фото просто замечательное. Каким-то образом Мауро удалось ухватить жизнь. Их лица выглядят очень выразительно. Коста абсолютно серьезен, что забавно контрастирует с ухмыляющимся Перони. А Фальконе внимательно всматривается в подчиненных. На непроницаемом лице застыла легкая улыбка.

— Только очень хороший фотограф мог сделать такой откровенный снимок, — заметила Эмили.

Что там сказал Мауро той ночью в пустом кафе?

— Тут дело в исчезающих моментах, — вспомнил он.

— Прошу прощения?

— Так говорил Мауро о фотографии.

Она задумчиво разглядывала снимки.

— Умный человек. Знаешь, в чем заключается его мудрость? — Эмили поднесла фотографию к лицу Ника. — Он регистрирует то, что очевидно всем, кроме вас троих. Вы ведь команда, не так ли? Крепко сбитая к тому же, что весьма опасно. Если бы вы служили в ФБР и кто-то увидел это фото, вас развели бы по разным группам на следующий день. Можно, я возьму карточку?

Ник взял пленку с негативами.

— Я сделаю тебе копию.

— Хорошо. Не исключено, что у нас появится возможность, — добавила она.

— Какая возможность?

— Узнать друг друга лучше. Я приняла решение. Хочу вернуться в колледж. Получить степень магистра здесь, в Риме. Тут отличный университет. А почему бы и нет?

Он покачал головой:

— Ради чего?

— Научусь наконец правильно рисовать здания. Потом буду создавать их. Стану архитектором. Это же мое призвание.

Неожиданное решение.

— И когда ты собираешься начать?

— Как только поступлю, — ответила она, пожимая плечами. — В Штатах меня ничто не держит. И мне хочется перемен. Я все думаю о случившемся. Не о деталях, а о причинах. Люди страдали из-за каких-то глупых убеждений. Мой отец и Торнтон Филдинг. По-своему и Джоэл Липман. Они все думали — нет, знали! — что поступают правильно. И смотри, куда все это привело. Я устала от предсказуемости. Хочу, чтобы сомнения вернулись в мою жизнь. Кроме того… — Эмили умолкла, стараясь уверить себя в правильности собственных слов. — Мой отец мертв и лежит в могиле, — спокойно продолжала она. — До недавнего времени я не хотела мириться с этим фактом. Я не горжусь тем, что узнала о нем. Но все же он был моим папой и по-своему любил меня. Теперь я установила с ним хорошие отношения. Я… — Ее голос дрогнул. — Я проплакала всю прошлую ночь. Лежала на кровати в той маленькой неуютной квартирке и давала волю чувствам. Наедине с мокрой подушкой и воспоминаниями. Все кончилось, Ник, вся фальшь.

Эмили явно одолевали сомнения, которые Коста не привык видеть в ней.

— Я иногда разговариваю с ним. Мне кажется, он понимает. Твой отец тоже умер. Скажи мне, это ненормально?

Эмили не переставала удивлять его. Она попадала прямо в точку, не смягчая слов. Ник вырос на ферме. Видел, как стареет его отец, постепенно превращаясь в больного калеку. Он прекрасно понимал ее.

— О чем ты ему говорила?

— О том, что не успела сказать при жизни. О том, что мы не ценим счастливое время и как быстро проходит детство. Однако надо резать нить, связывающую нас с прошлым, как бы болезненна ни была такая процедура.

Коста никогда не вел таких разговоров с покойным отцом. Да и вообще ни с кем.

— Ты не ответил мне, Ник.

— Тебе стало легче после беседы?

Она улыбнулась:

— Гораздо легче. Самое странное, мне показалось, что и ему полегчало.

Ник положил снимки Мауро в папку. Слова маленького фотографа звучали у него в ушах.

— Мне знакомо такое чувство, — проговорил он.

Эмили подалась к нему. Ее лицо было в каких-то сантиметрах от его. Светлые глаза сверкают, во взгляде любопытство.

— Боже, — прошептала она, — как это тяжело.

— Где ты собираешься жить? — спросил он, стремясь поменять тему разговора.

— Понятия не имею.

Ник Коста не сомневался, что краснеет, и боялся, что Эмили заметила его смущение.

— Можешь не отвечать мне сразу. Я просто подумал… Решать тебе.

— Ладно.

— Как ты успела заметить… у меня большой дом. Можешь пользоваться студией. Занять одну из комнат. Я не заставляю. Ты сама должна принять решение.

Эмили задумалась.

— Ты хочешь сдать мне комнату?

Он взволнованно махнул рукой:

— Ну конечно, сдать. И никакой спешки. Обдумай такой вариант.

— Хорошо.

— И… — Ник заикался. Щеки пылали огнем.

Эмили сморщилась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— Ты правда итальянец?

— Никто никого не торопит. Скажи, когда надумаешь.

— Ник! — Звук ее голоса вырос на пару децибел. Он эхом прокатился по пыльной комнате с темными углами. — Я уже все обдумала и согласна. Мне бы очень хотелось пожить здесь какое-то время. Навести тут порядок. Посмотреть, как все сложится. Мне будет… приятно. — Голубые глаза впились в него. — У меня есть одно предложение, — добавила она.

Он не сразу выдавил из себя слово.

— Да?

Эмили подошла к нему, провела рукой по шее, а затем нежно погладила затылок, отчего электрические разряды пронзили всю его спину.

— Давай начнем спать вместе еще до того, как я буду платить тебе аренду. В противном случае все будет как-то ненормально.


— Пурда?[10] Где, черт возьми…

Взгляд Перони остановился на Лейле, которую явно потрясла его неожиданная вспышка гнева.

— Где эта пурда? — настаивал он. — На севере, точно? Они хотят, чтобы я подал в отставку. Они знают, что я ненавижу тамошних негодяев.

— Джанни… — Тереза Лупо стояла перед ним, сложив руки на груди. — Это не название какого-то места. Это…

— Риторическая фигура, — подсказала Эмили Дикон.

— Точно, — согласилась Тереза.

Перони гневно махнул огромной рукой в направлении Фальконе.

— Так где же находится эта риторическая фигура? Кто-нибудь может мне объяснить?

Нику Косте не нравилось выражение лица инспектора. Слишком хитрое. И еще босс упорно молчит.

— Одну минуту, — вмешался в разговор Коста, тыча пальцем в инспектора. — Мы не на службе. Ты ел мою еду, пил мое вино. Сегодня я имею полное право называть тебя на ты. Понятно?

Инспектор нахмурился.

— Так что же все-таки происходит? — настаивал Ник.

Фальконе сделал глубокий вдох.

— Как я уже пытался объяснить вам раньше, вулкан заговорил. Вот и все новости. Я имел беседу в квестуре. И других местах.

Он замолчал, показал на бутылку, стоящую на кофейном столике, одобрительно улыбнулся, подавая знак остальным взять бокалы, принесенные им с кухни, и наполнить их.

— Шампанское, — объявил Фальконе. — Держал его в багажнике на всякий случай.

— Мы не хотим говорить о вине, Лео, — прорычала Тереза Лупо, отхлебывая пузырящуюся жидкость, — сообщи нам факты.

— Хорошо, — согласился Фальконе. — Новость состоит в том, что Моретти уходит в отставку. Филиппо Виале — тоже. Не будет никаких уголовных преследований и дальнейшего расследования дела. Каспара, естественно, будут судить в Италии. И… — Он по очереди окинул взглядом Перони и Косту. — Мы трое отправляемся в пурду.

— Да прекрати ты употреблять это слово, — взорвался Перони. — Надолго?

— На какое-то время.

Коста знал эти игры.

— Очень надолго?

Фальконе задумался.

— На определенный срок. Надо, чтобы тут все устоялось.

— Черт! — Перони закрыл глаза и начал повторять: — Только не на север, пожалуйста, не север…

Фальконе спокойно слушал и молчал.

— Куда, Лео? — промычал здоровяк, не в силах более сдерживать себя.

— В Венецию, — ответил Фальконе, не выражая никаких эмоций.

Ник Коста моргнул. Эмили взяла его за руку. Она собирается жить в его доме, а он вдруг окажется на другом конце Италии, где плещутся голубые лагуны.

— Я люблю Венецию. — Она сжала его руку. — Она не так уж далеко отсюда.

Тереза Лупо осведомилась:

— Я тоже еду?

— Нет, — ответил Фальконе. — Там есть работа только для полицейских. Какое отношение она может иметь к тебе?

— Да никакого. Венеция? — Она пыталась что-то вспомнить. — Я побывала там лишь однажды. После окончания школы. Мы напились после игры в регби. В Падуе. Если честно, мало чего помню. Однако… — Она посмотрела на Лейлу. Бедная девочка не понимала, что происходит. — Это недалеко от Вероны, Джанни. Сможешь навещать Лейлу, когда захочешь. Я тоже буду приезжать к тебе время от времени. Если хочешь, конечно.

Она взъерошила волосы на голове ребенка. Лейла улыбнулась ей открытой, искренней улыбкой. Тереза Лупо с трудом сдержалась, чтобы не обнять ее.

— Ненавижу Венецию, — простонал Перони. — Там холодно, сыро и просто ужасно. Отвратительная еда. Люди так и стараются надуть вас. Жалкие, никчемные…

Фальконе взглянул на часы:

— Отправляемся туда в понедельник. Тем временем избегайте появляться в квестуре. Напишите рапорта на отпуск. Отдыхайте пока.

Он как-то изменился. Коста все понял. Теперь Лео Фальконе по-настоящему доволен, свободен от той невидимой ноши, которую постоянно носил на плечах. Он с надеждой ждет перемен. Они ему необходимы. Да и всем им тоже.

— Мы поступили правильно, — заявил Фальконе. Улыбнулся любопытной, как обычно, Эмили: — Особенно ты. Если бы Ник не пошел на пьяцца Матеи…

— Я действовала наугад, Лео, — отозвалась Эмили. — На самом деле никакой уверенности не существовало.

Фальконе с сомнением посмотрел на нее:

— Правда?

Она вздохнула:

— Кажется, все случилось так давно. Возможно, меня подводит память. Помню… я сидела на фонтане с черепахами и ела мороженое. Лето. Очень жарко. Отец оставил меня там, а сам пошел в какой-то дом по делам. Такое случалось нередко. Не знаю, кого он там навещал, но кое-что я понимала. Он встречался со знакомым человеком.

Эмили взглянула на Лейлу, которой явно наскучил взрослый разговор. Она читала журнал для подростков, принесенный Перони.

— Помню название этого места. Из-за черепах. Я была так счастлива. Казалось, мир будет существовать вечно. — И добавила с грустью: — Тогда я была ребенком.

Фальконе кивнул:

— Ты вела себя очень храбро. Рисковала. — Он окинул взглядом каждого из них. — Да вы все молодцы. Благодарю вас.

— Только не обнимай меня! — прорычал Перони. — Даже не думай! Венеция? Что же происходите моей жизнью?

— Мы просто идем в обход, — сказал Фальконе. — Постарайтесь наслаждаться настоящим. А сейчас… — Он поставил стакан с шампанским и посмотрел на часы. — Мне нужно идти. Чао!

Фальконе быстро надел пальто и собирался покинуть дом, прежде чем кто-то из присутствующих стал бы возражать. Вдруг остановился на пороге, вспомнив что-то.

— Да, вот еще что…

Перони и Коста с тревогой ждали, что еще сообщит им шеф.

— Вам понадобится форма. Снимите мерки сразу же после праздников. Когда сбросите вес.

Лео Фальконе быстро выскочил за дверь. В доме собиралась буря.

Загрузка...