Ничего не понимая, Марцелл последовал за ним.
Поднявшись на палубу, Крисп сразу направился на нос «Тени молнии», где размещались пассажиры, но перед ним, как и прежде, вырос юнга Максим. Он с еще более наглым видом смотрел на него.
Точно наткнувшись на стену, Крисп развернулся и бросился искать Плутия Аквилия. Но за время их отсутствия тот сделался едва ли не самым нужным человеком на корабле, и найти его было не так легко.
Тем временем Марцелл тоже поднялся по трапу и отдал приказ сниматься с якоря.
Гилар выполнил его и, заметив на шее Марцелла золотую цепь, с плохо скрываемой завистью уставился на неё.
- Тебя… наградили? – только и смог вымолвить он, на что Марцелл, поправляя цепь, важно ответил:
- Да! Получил из рук самого императора!
- Рад за тебя, рад! Поздравляю! Но – ах, какая жалость!
- Это еще почему? – нахмурился Марцелл.
- Так ты теперь наверняка получишь новый чин, вместо тебя назначат другого, а с тобой было так приятно работать! – льстиво объяснил Гилар.
- И - выгодно? – с хитринкой во взгляде уточнил Марцелл.
- Не скрою, да! Кстати, я тут взял на борт еще несколько попутных пассажиров... А твоих рабов, чтоб не сбежали, я посадил на цепь!
- Зря, там же дети! – поморщился Марцелл. – Куда они сбегут посреди моря? Вели своему кузнецу немедленно расковать их. А завтра я разберусь, что с ними делать…
- Да, тебя еще спрашивал какой-то бывший военный, - припомнил Гилар. – Назвался твоим управляющим.
- Скавр? Меня? Здесь? – удивился Марцелл. – И где же он?
- Не знаю… Наверное, отправился в город, искать тебя!
- Ну, этот найдет! – махнул рукой Марцелл. К ним подошел лоцман, и сразу стало не до лишних разговоров…
… «Тень молнии» медленно отходила от причала, когда Крисп отыскал, наконец, Плутия Аквилия. Ему показалось, что он заметил бегущего к кораблю Скавра. Но разве до него было ему в этот момент? Тем более что он помнил, какой приказ получил управляющий от отца – следить за отцом Нектарием и сдать его властям в день начала гонений, где бы тот ни был!
- Ну что, - нетерпеливо заторопил он почему-то отводящего взгляд Плутия. – Все в порядке? Договорился?
Тот виновато развел руками:
- Ничего не получается. Этот юнга упрям, как сирийский осёл! Зря ты тогда пнул его ведро, – с упреком сказал он. - Обиделся… До этого был рад устроить вам встречу в первый час второй стражи всего за один денарий. А теперь, говорит, меньше, чем за золотой не возьмусь. А где его взять, этот золотой?..
- Где?.. – Крисп вдруг вспомнил про подарок отца, порылся в складках одежды и протянул Плутию золотую монету.
Тот недоверчиво принял ее, попробовал на зуб и подмигнул:
- Ну, это совсем другое дело!
Велев Криспу никуда не уходить, он побежал к мачте, откуда слышался голос юнги, и быстро вернувшись, радостно объявил:
- Все в порядке. Взял. Теперь уже всё будет зависеть от тебя!
- Как это? – не понял Крисп.
- Очень просто! – похлопал его по плечу Плутий. – Смотри, не проспи!
2
- Нет-нет! – решительно отказался отец. – И не просите. Не могу!
…- А ты что это к себе не идешь читать?
Стас вздрогнул, услыхав голос мамы. Мигом возвращаясь из далекого III-го в родной XXI-й век, он вспомнил причину, почему ему не хотелось идти в свою комнату, и буркнул:
- Чего я там один забыл? Скучно…
- Ничего, завтра пойдешь гулять! – шепнула ему мама. – Папа обещал, у него сам знаешь, слово какое твердое.
Новых посетителей почему-то давно не было, отец работал над диссертацией, и ей пришлось несколько раз позвать его, потому что в окне показалась старушка, идущая к их дому.
Стас поежился – уж эту точно поведут в его комнату.
Но, к немалой его радости, он ошибся опять. Оказалось, старушка пришла просить не за себя, а… за свою больную корову.
- Да поймите, - убеждал её отец. – Я – врач, а не ветеринар. Понимаете - специалист по сердцу!
- Вот я и говорю, - кивала старушка, - сердце кровью обливается, когда на нее гляжу! Уж как она, кормилица и поилица моя, страдает, как мучается! А что туго доится – так вы не верьте! Я её со сломанной рукой доила!
- Руку вашу посмотреть могу, ногу – вон как вы хромаете – тоже! Но, простите, корову… - развел руками отец. - Я даже не знаю, с какой стороны к ней подходят!
- А я покажу! – с готовностью пообещала старушка.
- Нет-нет! – решительно отказался отец. – И не просите. Не могу!
- Так пропадет ведь! – всхлипнула старушка. - Сосед с утра торопит, давай, говорит, резать, пока не поздно! – показала она на окно, за которым, и правда, бродила у ворот могучая фигура дяди Андрея.
- Ну, так режьте! – махнул рукой отец. – Я тут при чем?
- Э-э… - укоризненно покачала головой старушка. – А говорите, по сердцу! Как можно лечить то, чего у самого нет?
Сокрушенно вздыхая, она направилась к двери.
Мама принялась успокаивать отца, который, горячась, стал доказывать ей свою правоту. А Стас глядел в окно, наблюдая, как старушка подошла к дяде Андрею и, судя по обреченному жесту, сказала:
- Всё, режь, окаянный, мою кормилицу и поилицу!..
Так бы оно, наверное, и было. Но тут из-за угла показалась суеверная женщина. Пренебрежительно махнув в сторону их окна, она стала что-то шептать старушке. Та радостно всплеснула руками, и, оставив дядю Андрея в полном недоумении, частыми-частыми шажками быстро засеменила - в сторону медпункта…
3
- Отче! – бросился к пресвитеру Крисп…
Как быстро летит время в те радостные минуты, когда не хочется, чтобы оно когда-нибудь кончилось. И как медленно тянется, если ждешь чего-то особенно важного!
Крисп лежал в темноте с открытыми глазам, дожидаясь, когда серебряный колокольчик клепсидры[9], стоящей на столике отца, ударит в третий раз, и придет долгожданный первый час второй стражи.
Но кузнец с поднятым молотом, фигурка которого венчала крышку часов, словно забыл о своих обязанностях…
Давно уже уснул отец. Несмотря на то, что всё время, пока их не было, дверь каюты охраняла стража, он начал проверять эдикты, но, не доведя дела до конца, так и заснул с сумкой в руках.
В каюте было тихо и спокойно. Корабль по-прежнему мчался куда-то вперед. Легонько поскрипывало дерево. Билась о борт за волною волна. И уже само море казалось огромной клепсидрой, в которой каждая минута равнялась вечности!
Наконец, раздалось мелодичное: дин-н-н…
- Пора!
Крисп специально шумно пошевелился. Прислушался к громкому дыханию отца и на всякий случай кашлянул. Нет, устав за день, тот спал так крепко, что разбудить его мог разве что удар настоящего молота о наковальню.
Тем не менее, Крисп, стараясь ступать как можно тише, на цыпочках вышел из каюты и плотно закрыл за собой дверь.
На палубе было ветрено и дождливо.
Из-за сильного встречного ветра или, опасаясь, что начнется шторм, Гилар велел убрать паруса и посадил за работу гребцов. Они мерно поднимали и опускали тяжелые весла, подгоняемые заспанным, злым келевстом.
Крадучись, Крисп стал продвигаться вдоль борта к мачте. Краем глаза он уловил какое-то движение – словно чья-то быстрая тень мелькнула к их каюте, оглянулся – но нет, кажется, показалось…
А дальше он забыл обо всем на свете.
У мачты его уже дожидался отец Нектарий!
Между ними, как всегда, стоял юнга Максим. Но на этот раз он стоял к ним спиной и плевал в воду, старательно делая вид, что происходящее его не касается.
- Отче! – бросился к пресвитеру Крисп и через мгновение с плачем забился в его крепких объятьях. – Прости, я согрешил!.. Я… я…
- Ну, что ты, мальчик мой, перестань! – попытался успокоить его отец Нектарий, но Крисп не мог остановиться:
- Я солгал отцу, а потом начал грешить всё больше, больше, и мне даже стало нравиться это! Что это было, отче?
- С тобой случилось самое страшное, что только может случиться с человеком. От тебя отошла Божья благодать, и теперь ты знаешь, каково жить без неё!
- И что же, теперь я – погиб? – простонал Крисп.
- Но ты же ведь - каешься? – с доброй и всепонимающей улыбкой посмотрел на него пресвитер.
- Да, отче, да!
- Вот видишь! А любого кающегося с радостью прощает и вновь принимает к себе Господь. Наклони голову!
Отец Нектарий крепко обхватил обеими руками голову упавшего на колени Криспа и прошептал:
- Господь и Бог наш, Иисус Христос прощает и отпускает тебе, чадо Крисп, все твои грехи. Иди и впредь не греши, дабы не случилось с тобой еще худшего! Целуй крест в знак того, что никогда больше не отступишь от Христа, даже если бы тебе предложили за это богатства всего мира!
Отец Нектарий протянул Криспу висевший у него под плащом большой бронзовый крест, на котором по-гречески было написано: «Святая святым!», и тот, плача, припал к нему губами…
«Успел! Успел! – радостно стучало его сердце. Крисп понимал, что теперь он и сам свят. Забери его Господь в этот миг – начнись сейчас шторм и переверни парусник или смой его за борт высокая волна, и никто никогда уже не разлучит его с Богом. – А как же отец Нектарий? А мой отец?..» - вдруг вспомнил он и зашептал:
- Отче! Отец знает, кто ты! Тебе надо бежать!
- Зачем? – удивился пресвитер. – Я сам хочу пойти на мучения ради Христа. А уехал из города только для того, чтобы не огорчать свою паству! Какая разница, где это произойдет?
- И я с тобой! Ладно? – прижался к нему Крисп и умоляюще заглянул в глаза: - Но до этого поговори с моим отцом, обрати его в нашу веру, спаси его!..
Крисп хотел сказать, что он хороший, честный, добрый, но в этот момент за его спиной раздалось изумленно-грозное:
- Ага!
Крисп оглянулся и увидел… невесть каким образом, возникшего из темноты отца.
Увидев сына, прижимающегося к ненавистному ему человеку, как совсем недавно и к нему самому, Марцелл едва не задохнулся от гнева:
- Так вот оно что?!
- Отец! – бросился к нему Крисп. – Выслушай! Погоди…
- Молчи! – прохрипел Марцелл, останавливающее протягивая перед собою ладонь. – Лжец! Лицемер! Ты усыпил мою бдительность, чтобы встретиться с ним? Теперь я понимаю, почему ты так легко на все соглашался. Теперь мне ясно, почему, сказавшись больным, чуть не бежал на корабль! А ты куда, бездельник, смотрел? – повернулся он к юнге и, вымещая на нем всю свою злобу, ударил его.
Удар был такой сильный, что хрупкий киликиец упал. Кулак, в котором он держал монету, разжался, и по палубе, прямо под ноги Марцеллу покатилась золотая монета. Тот поднял ее, поднес к глазам и увидел выцарапанную им самим букву «F»…
- Да тут целый заговор! – ахнул Марцелл. – Ну, ничего, сейчас я сам разберусь, кто прав, а кто…
Он выхватил у подошедшего на шум охранника меч, но не успел взмахнуть им, потому что к нему подскочил удивленный Гилар:
- Как… ты здесь? – ничего не понимая, уставился он на Марцелла.
- А где ж мне еще быть? – огрызнулся тот. – Как видишь, пришел, как нельзя вовремя!
- А кто же тогда там?..
- Где – там?
- В твоей каюте!
- Как кто? Никого!
- Как никого?! – округлил глаза Гилар. - Я только что проходил мимо - дверь открыта… в каюте мужская фигура, а твой голос тут. Я ничего не понял и – скорее сюда!..
- Что-о? – вскричал Марцелл, с мечом наперевес бросаясь в каюту.
Пробыл он там совсем недолго и, появившись с зажженным канделябром в руке, сказал:
- Да. Похоже, ты прав, Гилар! Клепсидра опрокинута. Но, может, это я уронил её, после того, как ты разбудил меня?
- Я? Тебя?! – изумился еще больше, чем минуту назад, увидев Марцелла у мачты, Гилар.
- Ну, а кто же тогда растолкал меня и твоим голосом сказал, что я срочно должен подняться на палубу?
Марцелл посмотрел на потерявшего дар речи капитана, вернул меч охраннику и устало сказал:
- Ладно. Завтра разберемся. Крисп, в каюту! – не глядя на сына, коротко бросил он. – Юнгу выпороть хорошенько… Двадцать, нет – тридцать плетей! Сейчас же! На палубе! А этого…
Марцелл показал канделябром на отца Нектария:
- Этого заковать и держать на цепи до того момента, когда я сдам его властям!
- А есть ли у тебя основание для обвинения? – не без тревоги шепнул Гилар, на что Марцелл с твердой уверенностью ответил:
- Есть! И поверь, такое, что любой судья сочтет его предостаточным, чтобы вынести ему самый суровый приговор! Да! И еще… - с усмешкой прищурился он. - Юнгу можешь освободить от прежней обязанности. Теперь я сам, лично буду следить за ним. Ведь я же обещал тебе это, верно, Крисп?
Тот понуро кивнул и следом за отцом направился в каюту.
Мимо них с почтительным поклоном прошмыгнул заспанный, шатающийся спросонья, Плутий Аквилий. Криспу неожиданно показалось, что глаза его блеснули совсем не как у человека, еще не отошедшего ото сна. Но до Плутия ли было ему в тот миг?
В каюте он быстро разделся и нырнул в постель.
Не разговаривая с ним, Марцелл сел за стол и второй раз за эту ночь принялся проверять содержимое своей сумки. Он снова и снова пересчитывал эдикты, осматривал печати. Криспу, наблюдавшему за ним из-под прищуренных век, хорошо было видно, что отец давно уже убедился в том, что всё на месте, но делал это только для того, чтобы успокоиться. А еще – ну, кто лучше Криспа знал своего отца, - уже простив его, Марцелл прикидывал, как бы завтра начать разговор с любимым сыном так, чтобы им обоим казалось, что ничего плохого между ними не произошло в эту ночь…
«Ах, отец, отец!.. Самый родной ты мой человек…»
Крисп натянул одеяло до подбородка, чтобы Марцелл не заметил, что он счастливо улыбается. А он, несмотря на только что пережитое, был действительно счастлив. И потому, что успел к отцу Нектарию. И потому, что теперь был спокоен за своего отца.
Одно только было непонятно Криспу: кто же все-таки разбудил Марцелла?
«А впрочем, какая теперь разница?» – мысленно махнул он на это рукой.
И, уже засыпая, подумал:
«Неужели когда-нибудь всё будет иначе?..»
4
- Ну? – уже с угрозой спросил Макс.
«Неужели когда-то всё так и было?» - Стас потянулся, зевая, и закрыл тетрадь, дойдя ровно до её половины.
«Тогда ведь ни телевизора, ни электричества не было! – поежился он. - Как они жили? Что знали? Науке вон до сих пор не все до конца известно, а уж тогда…»
Новых гостей давно уже не было. После старушки зашел ненадолго дядя Андрей, которому отец еще более строго посоветовал меньше есть мясного и больше двигаться. Затем забежала соседка попросить таблетку от головной боли.
И – как отрезало.
Прошел час, другой… протянулся третий.
Стас уже давно изнемог на кухне, но никак не мог заставить себя пойти в свою комнату.
Через приоткрытую дверь донесся разговор родителей. Он услышал свое имя и прислушался.
- Всё сидит и сидит! Читает! – явно пытаясь разжалобить отца, говорила мама. – Может, отпустим его сегодня?
Но тот был неумолим:
- Сказал завтра, значит, завтра!
- Правду сказала та старушка, что у тебя нет сердца!
- Зато есть ум, и у него теперь будет! Всё, не мешай работать. Сейчас главу диссертации допишу и схожу навестить Тихона Ивановича!
- Вот-вот, у тебя одни Тихоны Ивановичи на уме!
- Да пойми ты… - отец, очевидно догадавшись, что сын подслушивает их, подошел к двери и плотно закрыл ее.
Но Стас особо не огорчился этому.
Наоборот, его вдруг осенило:
- А почему это я должен бояться? Не лучше ли просто взять да избавиться от креста? А что – папа пойдет в медпункт… Я отдам ему этот крест… Он передаст его отцу Тихону. И всё! Как это я раньше не догадался?
Насвистывая от радости, он направился через родительскую комнату прямо к себе.
Папа с мамой сразу смолкли на полуслове и сделали вид, что смотрят телевизор. Там действительно показывали что-то интересное.
Стас, не отводя глаз от экрана, открыл свою дверь, закрыл за собой, обернулся и… замер.
На подоконнике его комнаты, словно у себя дома, сидел и самым наглым образом смотрел на него – Макс!
- Ты? – только и смог прошептать Стас.
- Я, - невозмутимо подтвердил Макс.
- Здесь?
- Ну…
Стас не спросил, зачем он пришел. Макс не сказал, зачем он тут. Обоим и так всё было ясно…
Стас невольно оглянулся… потом посмотрел на сумку. Судя по все так же выглядывавшей из-под кровати лямке, она была на месте.
«Странно… - не понял он. - Он же давно мог запросто взять ее и убежать!»
Макс перехватил недоуменный взгляд Стаса и усмехнулся:
- Удивляешься, почему я эту сумку не утащил? Как бы не так! Меня, считай, полдеревни у вашего дома видело. Полезть тебе под кровать, значит, самому себе с пола срок поднять. Года на два, а то и на все четыре! Тут все только этого и дожидаются. Не-ет, сесть я всегда успею. А крест… его ты мне сам отдашь!
Стас снова оглянулся на закрытую дверь. Родители были так рядом… и так далеки!
- Ну? – уже с угрозой спросил Макс.
Стас промолчал, лихорадочно соображая, как поступить. С одной стороны, правильнее было отдать крест через отца его хозяину, с другой – намного выгоднее – Максу. Была, правда, еще третья сторона – Ваня. Что скажет на это он? И… четвертая – Ленка. Хоть и маленькая, но ее мнением он почему-то дорожил... Правда, им можно будет сказать, что Макс заставил его сделать так. И потом – Ванька сам виноват! Он просил его этот крест сюда приносить?..
- Ну! – подался вперед, явно готовясь к прыжку, Макс.
- Но крест же – не мой…
- Тем лучше, легче отдавать будет!
- А… если не отдам? – облизнув губы, на всякий случай уточнил Стас и, сникая под холодеющим взглядом Макса, добавил: - Ну, так просто… задаром?
- О! Это совсем другой разговор, - одобрительно кивнул Макс и уже деловито осведомился: – во сколько его ценишь? Только учти, здесь - деревня, мы московских цен не понимаем!
- Крест старинный, одни рубины чего стоят... Ты сам слышал, ему цены нет… - забормотал Стас, но Макс грубо оборвал его:
- Ну!! – в третий и, судя по тону, явно в последний раз, сказал он. - Говори прямо - чего за него хочешь?
Стас секунду помедлил и сказал:
- Свой плеер!
- На! - с готовностью выполнил его желание Макс, возвращая знакомый плеер. - Слушай на здоровье!
- И еще… серебряный рубль, который я выспорил у Ваньки! – выпалил Стас.
Макс порылся в карманах и достал тот самый, заветный рубль.
- Этот, что ли? Держи! Всё? А теперь – гони сюда крест!
Стас нагнулся, вытащил сумку из-под кровати и протянул Максу.
- Всё не надо! – предупредил тот. – Только крест!
Стас пожал плечами – крест, так крест, и, достав из сумки бархатную коробку, протянул Максу.
Тот захотел здесь же открыть её, но вдруг за дверью послышались приближающиеся шаги…
- Ладно, пока! Потом полюбуюсь! – подмигнул Макс и, спрыгнув, исчез, будто его и не было.
Дверь комнаты открылась, и вошел отец. Судя по выражению его лица, мама все же не дала ему дописать главу диссертации и уговорила уже сегодня простить сына. Так бы оно, наверное, и было, но…
- Ну, как ты тут? – войдя, нарочито строго поинтересовался отец и, увидев в руках у Стаса плеер, уже всерьез нахмурился: - Это что – снова не слушаться? Я же велел сразу отдать его мне! Дай сюда! Завтра получишь…
Он отобрал плеер и заметил лежавшую на столе монету.
- Серебряная? Очень хорошо. Мы положим ее в графин. Вода здесь, кто его знает, какая! А серебро прекрасно убивает микробы!
С этими словами, прихватив монету и плеер, он вышел.
И все же, несмотря на это, Стас был рад, даже счастлив. Теперь он снова, ничего не боясь, мог сколько угодно находиться в своей комнате! И не просто сидеть или лежать, а учиться быть властным, наслаждаться жизнью и строить планы, как заработать большие деньги, то есть уже не думать о смысле этой жизни, а начинать жить так, ради чего стоило жить!
5
Стас почувствовал, что у него из-под ног уходит твердая почва…
Даже у самого бесконечно долгого дня когда-нибудь наступает вечер.
Солнце, словно голова уставшего от забот человека, все сильней клонилось к горизонту. Далекий лес и видневшийся справа от него хуторок окрасились в розоватый цвет.
Стас прошел на кухню и налил себе воды из стеклянной банки, на дне которой лежала его монета. Сквозь толщу воды она казалась еще больше.
«Всё равно монета моя! – вернувшись к себе, думал Стас. – Это все равно, что я в банк её положил. Или, как бы сказала Ленка, – в банку!»
Вспомнив про Лену, а следом за ней, и Ваню, и что ему еще придется держать перед ними ответ за отданный Максу крест, Стас помрачнел, но тут же отогнал от себя эту мысль.
К тому же у него были дела и поважнее!
«Такой серебряный рубль стоит, как минимум сто долларов, да отец дал десять, - стал подсчитывать он. – Итого сто десять долларов. И это всего за два дня!»
Стас довольно потер ладони и принялся ходить из угла в угол, прикидывая, на чем же все-таки можно еще заработать в деревне?
Но придумать ничего не удалось. Дверь вскоре открылась. И, пропуская вперед себя невысокого, лысоватого человека в очках, в комнату вошел отец.
Решив, что это очередной посетитель, Стас уже собрался идти во двор. Но следом за ними вошла мама, и оказалось, что это не пациент, а гость, которому, как принято в таких случаях, родители показывали дом.
- Это у нас детская! – обвел рукой комнату отец и остановил указательный палец на сыне. – А это…
- Уже догадался, её обитатель! – с улыбкой кивнул Стасу гость и спросил: - В седьмой класс перешел?
- Да… - удивленно посмотрел на него Стас. Из-за его роста взрослые обычно считали, что он старше. - А как вы догадались?
- Профессия у меня такая! – гость чуть внимательнее посмотрел на него и добавил. – Могу еще сказать, что учишься ты на четыре и пять. Всего две или три четверки!
- Четыре! - поправил Стас. - Но откуда вы это…
- Юрий Цезаревич – директор местной школы! – шепнула мама.
- И у него очень богатый опыт! – добавил папа.
«Вот это да! - с восторгом подумал Стас. Хоть это был директор не московской, а всего лишь деревенской школы, приятно было так запросто стоять рядом с человеком, перед которым дрожали все здешние мальчишки и девчонки. – Скажу Ваньке с Ленкой, что он у меня был – вот обзавидуются!..»
- Да, - подтвердил гость. – Сам был когда-то здесь мальчишкой, а теперь вот почти уже тридцать лет директор! Не только руковожу, но и учу детей. Можно сказать, всю жизнь положил на то, чтобы они стали настоящими людьми. И есть чем похвастать! Среди моих питомцев – десятки инженеров, несколько ученых, два журналиста и даже один актер! Есть, конечно, досадные исключения, вроде Семенова или Будко… Но поверьте, таких единицы!
- Будко… Будко, – знакомая фамилия… - задумался вслух отец.
- Это муж Валентины, фельдшера в нашем медпункте! – подсказал директор. - Ну, у нее еще дети – Ваня с Леной. Шесть лет уже сидит за убийство сына губернатора и неизвестно, когда выйдет, и выйдет ли вообще! У них в семье это наследственно – бабку Валентины к расстрелу приговорили, покойную теперь Пелагею тоже следователь то и дело в город вызывал…
Стас чуть не подпрыгнул от такой новости. Вот тебе и разведчик – Ванькин отец!
«Тоже мне друг, не мог сразу правду сказать!» - даже обиделся он.
Он хотел спросить Юрия Цезаревича, за что приговорили к расстрелу Ванину прабабушку. Но тот, осматривая стену, начал хвалить его:
- Признаться, первый раз такое вижу. Ребята сейчас стенки боксерами, рокерами да идолами поп-музыки увешивают, а тут… Что, как папа, врачом решил стать? – с одобрением спросил он Стаса.
- Почему? – не понял тот.
- Портрет Гиппократа выше всех повесил!
- Это не Гиппократ, это Деций! – буркнул Стас.
- Да? - удивился директор.
- Вон и подпись есть…
- Верно! – прищурившись, прочитал имя императора директор. – То, что ты так хорошо знаешь историю древнего мира, да еще с ее традицией переименовывать памятники – просто выше всяких похвал! Это ведь уже из институтского курса! Правда, насколько я помню, у Деция борода была несколько короче... И лицо не греческое, а римское. Но меня сейчас интересует другое – почему именно он у тебя на самом почетном месте?
- Так… читал о нем…- уклончиво ответил Стас. – Власть он имел!
- Ага, понимаю! Значит, политиком мечтаешь стать?
- Ну… а что тут плохого?
- Нет, почему? А… еще и бизнесменом? – заметив курс валют, уточнил директор.
- Он у нас о смысле жизни всерьез думает! – с гордостью пояснила мама.
Директор с нескрываемым уважением посмотрел на неё, затем – как, наверное, на своих учеников во время экзамена, на Стаса:
- Похвально, похвально! И что же?
- Ищу! – уклончиво ответил Стас. Почему-то ему теперь не хотелось говорить об этом вслух. То, что велел отец, выполняя свой родительский долг, неожиданно для него самого вдруг превратилось в самое важное и главное.
Но директор не отставал:
- И к какому же выводу ты пришел? – допытывался он. - Неужели к тому, что главное в жизни это? – Юрий Цезаревич пренебрежительно кивнул на «Деция» и вырезку с курсом валют.
- А почему бы и нет? – с вызовом осведомился Стас.
- Нет, всё это, конечно, хорошо, но… - директор сделал значительное лицо. – Не вечно! Разве ты не подумал, что всё это когда-то пройдет? И деньги, и власть, и вообще всё, что мы видим вокруг… В детстве у меня был друг, Васька Голубев… Так мы с ним однажды даже до драки поспорили, существует ли на земле хоть одна вещь, которая будет вечно! И, помнится, никто не победил. А сейчас бы я сказал, что такая вещь, которая, кстати, напрямую связана со смыслом жизни, есть! И это что?..
- Что? – всем телом подаваясь вперед, эхом повторил Стас.
- Слава или просто добрая память! Представь себе, человека давно уже нет, а он – живет!
- Как это?
- Очень просто! – улыбнулся директор. – В написанных книгах, как, например, Пушкин… в открытиях и изобретениях, как Коперник, Кулибин, Ньютон… в совершенном подвиге, как Александр Матросов или Юрий Гагарин. Да просто – в проложенной дороге, построенном доме, посаженном дереве, наконец, в своих детях!
Юрий Цезаревич обвел глазами внимательно слушавших его родителей с сыном и, немного заученно, словно в десятый раз повторяя один и тот же урок школьникам, подытожил:
- И значит, жить надо для чего? Чтобы оставить о себе память и потом, после своей смерти, вечно жить в ней!
Стас почувствовал, что у него из-под ног уходит твердая почва… будто он на полном ходу врезался в стену, за которой снова была пугающая пустота. Рушилось всё, что ему с таким трудом удалось построить за эти три дня. И потом, он никак не мог взять в толк, а как это можно жить в памяти, то есть, выходит, в ком-то, и спросил:
- И как им сейчас?
- Кому? – не понял директор.
- Копернику, Гагарину, Пушкину!
- Где?!
- Ну, вы же сами сказали – в нас! Они что – тоже слушают, думают, дышат?
- Не говори глупостей! – возмутилась мама. Но Юрий Цезаревич остановил ее, и принялся отвечать на вопрос. Он что-то горячо объяснял, доказывал, но на самом деле только еще больше запутал Стаса.
- Но ведь умирать всё равно страшно, и… не хочется! – наконец, прошептал тот.
Директор как-то немного странно – одними губами улыбнулся и успокаивающе положил на его плечо руку:
- Не отчаивайся! Природа так мудро создала нас, что человек к старости просто-напросто устает жить и совершенно спокойно покидает этот мир, но… - он показал на портреты Пушкина и Гиппократа, наверное, забывая, что это уже Деций, - оставив в сердцах благодарных потомков эту самую, вечную память!
6
- Я?! – как ужаленный подскочил на стуле Стас...
Опять всё менялось с этим смыслом жизни!
Стас сидел за столом и думал, что бы ему сделать такого, чтобы увековечить свое имя в истории. На стене появились новые вырезки из журналов: Пушкин, Циолковский, маршал Жуков, Юрий Гагарин…
Конечно, то, что сказал здешний директор, нравилось ему намного меньше, чем услышанное от Григория Ивановича, дяди Андрея и охранника Игоря Игоревича.
Но у Юрия Цезаревича был такой аргумент, возразить против которого было невозможно. Всё, действительно, когда-то пройдет. Утешали, правда, его последние слова. Но, как в том случае – когда машину угнали, а сигнализация осталась…
Стасу не оставалось ничего другого, как остановиться на мысли, что правы все взрослые, каждый по-своему. Пока он доживет до того времени, когда умирать не страшно, можно и к власти стремиться, и большие деньги зарабатывать, и жить в свое удовольствие. И, конечно же, стараться оставить после себя не просто память, а вечную славу!
Он сбегал к отцу и, выпросив несколько листов бумаги, стал чертить схему вечного двигателя да гнуть проволоку… Однако, это занятие вскоре наскучило ему.
Взгляд его остановился на портрете Пушкина.
«Вот у кого слава, так слава! – с уважением подумал он. - Даже те, кто никогда не читал его стихов, когда не знают, что отвечать, говорят: «Что я, Пушкин?» Может, и мне тоже начать писать стихи?»
А что? Переделывал же он с ребятами для школьных игр в КВН тексты известных песен на злобу дня. Да так, что все потом хохотали. И на 8-е марта поздравления в рифму писал на открытках девчатам…
Вспомнив про одноклассниц, он вдруг подумал о Нине и решил, что она не похожа ни на одну из них. Калейдоскопом пронеслось перед глазами, как он впервые увидел её, как они обменялись только им понятными взглядами, как она была здесь, у него дома и посмотрела на него… В ушах зазвучал голос Ленки: «Ой, Нинка, какая же ты красивая! Вырасту, тоже такой буду…». И подумалось: а может, она, и правда, красивая?
За окном в полную силу наливались сумерки. Заговорщицки подмигнула с неба первая звезда. Защелкали, заливаясь на все лады, соловьи…
Стас включил свет, перевернул лист бумаги и, помня, что поэты обязательно должны посвящать кому-нибудь свои стихи, старательно вывел: «К ****». Такое посвящение он видел в каком-то поэтическом сборнике.
Потом он долго грыз колпачок авторучки, умоляюще смотрел в потолок, подыскивая рифмы, принимал позу, в которой сидел Пушкин, и, наконец, в изнеможении откинулся на спинку стула.
Всё!
На листке было написано:
К ****
За тобой – щёлк! – закрылась дверь.
Ты ушла, совсем не любя.
Как мне жить, что мне делать теперь
Без тебя?
Я бы следом – топ-топ! – пошел.
Я бы – топ-топ-топ!! – побежал.
Я тебя еще не нашёл,
А себя уже потерял!
Стас перечитал написанное стихотворение и только подумал, не продолжить ли его, как в окне знакомым уже образом – сначала Лена, а потом Ваня - появились его друзья. Он едва успел перевернуть листок.
- Мы на секунду! – сразу предупредил Ваня и, показывая глазами на сумку, шепнул: – У тебя всё в порядке?
- Д-да! – не сразу ответил Стас. Он солгал бы, как всегда легко, но, увидев тетрадь, которую по привычке положил на подоконник, вспомнил про Криспа и поэтому чуть запнулся.
- Молодец! – похвалил его Ваня за то, что он, несмотря ни на что, продолжает наводить Макса на ложный след.
Стас невольно отвел глаза и, опасаясь дальнейших расспросов, поспешил перевести разговор в другое русло:
- А как у вас?
- Тоже ничего. Только вот Макс что-то носится по деревне без шлема!
- Ну и что?
- А то, что это здесь - плохая примета. Всё равно, что ласточки перед грозой низко летают, и даже еще точнее!
- Тучнее! Перед грозой еще тучи бывают! – поправила Лена и с любопытством заглянула в комнату: - А что ты делаешь?
- Да вот, вечный двигатель изобретаю! – как можно солиднее показал на чертеж Стас. – За него, между прочим, Нобелевскую премию дают. Это знаете, сколько долларов!
- Дойларов! – хихикнула Лена.
- А как он действует? - недоверчиво уточнил Ваня.
- Как и все гениальное, очень просто! – принялся охотно объяснять Стас. – Вот схема. Это включатель, это выключатель. Здесь преобразователь. Тут я еще не додумал. Значит, включаем всё это в розетку, то есть, в электрическую сеть…
- Постой-постой! А если ток отключат? – с усмешкой остановил его Ваня. – У нас это часто бывает!
- Ух, ты… об этом я как-то не подумал!.. – ахнул Стас и так согнул проволоку, что та сломалась.
- Эх, ты, на все руки ломастер! – засмеялась Лена.
- Вам смешно, а я уже хотел идти вашему директору свой прибор показывать!
- Он что, здесь? – с опаской спросил Ваня. – У вас?!
- Ну да, в гостях, - отыгрываясь хоть на этом, небрежно подтвердил Стас. - Недавно у меня в комнате был. Да вон, кажется, опять идет! – заслышав приближающиеся шаги, кивнул он.
- Тогда пока! До завтра… - Ваня с Леной переглянулись и, не сговариваясь, спрыгнули с подоконника.
Дверь, действительно, отворилась, но вошел не директор, а отец. Судя по его оживленному лицу, он уже дописал главу своей диссертации.
- А где Юрий Цезаревич? – заглядывая ему за спину, спросил Стас.
- Ушел! Сколько уже можно… - махнул рукой отец.
- А мама?
- У телевизора, где же еще? У неё любимые сериалы начались. Теперь два часа к ней лучше не заходить! А ты чем занимаешься?
Вспомнив про свою неудачу с вечным двигателем, Стас на всякий случай перевернул лист бумаги:
- Да так… ничем!
Отец увидел ровные столбцы стихотворных строк, словно впервые видя, посмотрел на сына потом – снова на стихи… прислушался к пению соловьев…
- А ты, брат, вроде бы как, того… влюбился? – с удивлением спросил он.
- Я?! – как ужаленный подскочил на стуле Стас. – С чего ты взял?..
- Очень просто! - с улыбкой пожал плечами отец и пояснил: - Ангину узнают по больному горлу, бронхит по кашлю… А влюбленного человека как определить? Во-первых, он начинает писать стихи!
Стас поспешно перевернул листок и, заикаясь, показал чертеж:
- Да я это – вечный двигатель изобретал!
- Ну да, конечно! – не переставая улыбаться, согласился отец. – Во-вторых, он всячески отказывается от этого. И, в-третьих, краснеет!
К счастью для Стаса, за окном затарахтел и умолк мотоцикл, но Макс, очевидно, заметил в освещенном окне, что он не один, и мотоцикл, злобно взревев, помчался куда-то в ночь…
«Чего ему еще от меня надо? – поежился Стас. – Может, хочет и сумку забрать?»
Он не знал, как себя вести дальше с отцом. Но тут его уже выручил Григорий Иванович. Проходя мимо их дома, он с явной издевкой прокричал:
- Хоть вы и без пяти минут доктор наук, Сергей Сергеевич, а отец Тихон мне больше вашего помог! Он и причину болезни назвал и… лечение назначил! Сразу полегчало, а когда выполню всё, что он сказал, и вовсе пройдет!
- Ну, зачем вы к нему ходили! – пропуская мимо ушей насмешку, упрекнул отец. – Я ведь просил вас…
- А что я? – развел руками Григорий Иванович. - У него, считай, вся деревня уже побыла! Он поле святой водой покропил и дом освятил, чтоб домового выгнать. Конечно, в подобные бредни я не верю. Но то, что он коровёнку у одной бабки вылечил, это я видел сам! И сейчас к нему – целая очередь…
- Что?! – схватился за голову отец. - Он же погубит себя! Нет, я должен немедленно остановить всё это!
Он быстрым шагом вышел из комнаты, и, судя по шагам за окном, побежал в медпункт.
А Стас, оставшись один, подошел к висевшему в углу зеркалу. Он заглянул в него, увидел свое раскрасневшееся лицо и растерянно пробормотал:
- Неужели я и, правда,… влюбился? И в кого? В Нинку?..
7
- Где крест? – закричал Макс, хватая за грудки Стаса.
- Вот это да!..
Эта новость буквально потрясла Стаса. Он отскочил от зеркала и, стыдясь уже не то, что отца, но и самого себя, пробормотал:
-Нет, нет! Этого не может быть! Мне что, делать, что ль, больше нечего?
Однако, после разговора с Юрием Цезаревичем думать опять о том, как заработать побольше денег и учиться власти, ему не хотелось. Да и сам директор, несмотря на то, что возразить ему было нечем, не смог полностью убедить Стаса. Слова Юрия Цезаревича не насыщали его, как и Криспа, до конца… Впрочем, как теперь и деньги, и наслаждения, и власть…
- Уж лучше почитать! – махнув на всё рукой, решил Стас.
Он подошел к окну и не поверил своим глазам. Тетради на подоконнике не было!
«Может, Ваня с Леной ее столкнули, когда убегали?» - подумал он, перегнулся через карниз, чтоб посмотреть на землю, и тут какая-то сила ухватила его за шиворот, приподняла, перевернула в воздухе и… вывалила из окна!
Стас тут же вскочил на ноги и увидел перед собой разъяренного Макса.
- Ты что, шутки шутить вздумал? – хрипло спросил тот, глядя так, словно ища место, куда больнее ударить.
- Я?.. – отряхиваясь от земли, испуганно пролепетал Стас.
- И с кем – со мной?!
- Да что с тобой, Макс? Когда?!
- Где крест? – закричал Макс, хватая за грудки Стаса.
- Как где… - растерялся тот. - У тебя! Я же тебе его отдал!
- Вот что ты мне дал! – Макс открыл коробку, и Стас увидел лежащее в ней… большое свинцовое грузило. – И это, по-твоему, крест?
- Нет… - Стас зачем-то тронул грузило пальцем и поднял ничего не понимающие глаза на Макса. – А… где крест?
- Вот березовый пень в дубовой роще! Это ты у меня спрашиваешь?
Макс внимательно посмотрел на Стаса и уточнил:
- А ты сам-то его видел?
- Что – крест?
- Ну, не грузило же!
- Ну да… На отце Тихоне!
- Ты что, издеваешься надо мной? Позже! Когда тебе Ванька сумку принес!
- Нет… - протестующе затряс головой Стас. - Я её даже не трогал! Честно, Макс!
- Всё ясно… - Макс положил коробку в карман и процедил сквозь зубы: – Я к Ваньке. А ты бегом домой и неси то, что я тебе дал!
- Но, Макс… - Стас виновато развел руками и, заикаясь, принялся объяснять: - Это уже н-невозможно! Плеер и рубль у меня сразу забрал отец…
Макс, направившийся было к забору, за которым стоял мотоцикл, вновь с подозрением посмотрел на Стаса:
- Забрал, говоришь?
- Да, сразу…
- Ладно. Допустим. Садись, поехали!
- Куда? – отшатнулся Стас.
- К Ваньке! – отрезал Макс. - Там разберемся!
- Да ты что, я же наказан! Родители убьют, если узнают, что я куда-то ушел!
- Родители не убьют, а я могу! – пообещал Макс, сказав это, как и дядя Андрей с Игорем Игоревичем, явно не для красного словца.
И посмотрел таким взглядом, что ноги сами понесли Стаса к мотоциклу…
8
- Не слушай его, Макс! – закричал Стас…
Фары с ревом несущегося по деревне мотоцикла безжалостно резали ночь надвое.
Белое и черное… Черное и белое…
«Только бы отец еще был в медпункте… только бы не кончились мамины сериалы!..» - лихорадочно повторял про себя Стас.
Встречный ветер взбивал волосы, мешал дышать.
Черное и белое… Белое и черное…
«А Ванька-то, Ванька каков? Говорит, крест у тебя оставлю, а сам его подменил! И меня из-за какого-то дурацкого грузила заставил целый день на кухне торчать! А теперь еще и так рисковать на свою голову!»
Какая-то идущая по дороге женская фигура едва успела отскочить в сторону. И что-то прокричать им вслед.
И вновь – белое и черное… черное и белое…
У Ваниного дома Макс резко затормозил и пронзительно свистнул.
Дверь почти сразу распахнулась, и на пороге – веник в одной руке, совок в другой - появился Ваня. Разглядев в темноте Макса, он торопливо кивнул и подбежал к мотоциклу.
- Где крест? – так же, как на Стаса, сразу набросился на него Макс.
Ваня, не желая выдавать друга, замялся… Но, разглядев на заднем сиденье Стаса, видно, сообразил, что раз тот здесь, то Макс уже знает всё. К тому же привычный страх перед Максом быстро взял верх над всем остальным, и он кивнул на Стаса:
- Вон… у него!
- Да нет, Ванек, нет у него креста! – притворно вздохнул Макс.
- Как нет? – не поверил Ваня. - Я же его у них дома - в сумке оставил. Стас, подтверди! В коробке!
- В этой?
Макс достал коробку и, раскрыв, поднёс к самому лицу Вани.
- Да! – подтвердил тот и, увидев грузило, заморгал. – Что такое? Ничего не понимаю… Стасик, а где крест?!
- Это… ты у меня спрашиваешь?! – чуть было не задохнулся от возмущения и обиды Стас.
- А у кого же еще? – изумился Ваня.
- Короче! – оборвал его Макс. – Твое грузило?
- Не знаю… - замялся Ваня, явно боясь говорить правду. - Может, моё! А, может, и нет… На нём ведь не написано!
- Крутите вы что-то оба! – нахмурился Макс.
- Я?! – в один голос вскричали Стас и Ваня.
- Ну, не я же!
- Макс! Ну сам подумай, даже если б я его взял – кому я его здесь продам? – простонал Ваня.
- Ты что, хочешь сказать, это я взял? - возмутился Стас. - А потом повезу в Москву продавать?
- Зачем в Москву? - хитро прищурился Ваня. – У тебя тут и Ник есть!
- Какой еще Ник? – насторожился Макс.
- Сын нового русского! – охотно пояснил Ваня. - Он, знаешь, сколько за него может заплатить? Хоть миллион! Особенно, если ему в придачу пару упаковок димедрола предложить.
- Это еще почему? – не понял Макс.
- Так он же – наркоман!
- Не слушай его, Макс! – закричал Стас, перебивая Ваню. – Ничего я этому Нику не предлагал! Да и не нужен ему никакой крест. Ему вообще ничего не нужно! Он – жить и то не хочет! Он даже анекдот придумал: «Ты кто? - Я смерть твоя. - Ну и что? - Ну и все!»… А ты, - повернулся он к Ване. – Ты бы молчал лучше! Это всё ты сделал! Сам украл крест, а теперь всё на меня валишь! У вас в семье это, как говорит мой отец, уже - генетически! Думаешь, я про твоего отца ничего не знаю? И про бабку твою? И прабабку?
Ваня как-то сразу сник, замолчал, не зная, что возразить на это.
Стасу тоже вдруг стало неловко за вырвавшееся…
Макс с нескрываемым презрением посмотрел на них и сказал:
- Сейчас я вам другой анекдот расскажу, последний: «Ты кто? - Я – Макс. - Ну и что? - Ну и всё!». Поняли?
С лица готового уже было подобострастно засмеяться Вани стерло остатки улыбки. Стаса тоже словно обдало ледяным кипятком…
А Макс, насладившись произведенным на них впечатлением, запрыгивая на мотоцикл, предупредил:
- Этому наркоману, если крест у него, я помогу - он же ведь всё равно жить не хочет? А вам, если только узнаю, что это ваша работа, обоим по инвалидной коляске обеспечу!
9
«Чучело» вдруг выпустило изо рта клуб дыма и осветилось огоньком сигареты…
«И обеспечит!..»
Размазывая по лицу слезы, Стас торопился домой, не разбирая дороги. Стараясь сократить путь и, чтобы его не заметил отец – вдруг как раз он будет возвращаться из медпункта, он решил пойти огородами. И теперь, то и дело спотыкался о кочку и попадал в какую-нибудь очередную канаву…
После того, как Макс уехал, и им не о чем стало говорить с Ваней, на крыльцо выскочила Лена. Она попыталась что-то объяснить, но, как всегда, так пересыпала речь своими словечками, что он ничего не понял, да и больше никогда в жизни не хотел видеть ни Ленку, ни ее брата.
- Макс такой, с него станется! - выбираясь из очередной ямы, бормотал он и чувствовал, что всего его охватывает животный ужас, от которого цепенеет всё тело и немеет ум. – Так и до старости, когда умирать не страшно, не доживешь…
«А почему это я должен умирать? – вдруг подумал он. – В большом бизнесе и не такое бывает. Там, что ни шаг, то опасность. Стоп!.. опасность… опасность… Охранник Саша просил меня сообщить, если Нику вдруг будет грозить опасность, и если я…»
Стас резко изменил направление и побежал в сторону темнеющей на фоне звездного неба двухэтажной конторы.
Огибая ее, он едва не налетел на молчаливо стоящую долговязую фигуру.
- Фу, ты! – возмущенно воскликнул Стас. – Нашли, где чучело ставить!
Но «чучело»… вдруг выпустило изо рта клуб дыма и слегка осветилось огоньком сигареты.
- Ой, это вы, дед Капитан, то есть, простите, Капитон! – с облегчением узнал Стас.
- Я, кому же еще быть! А ты уж решил - пугало огородное? - послышалось в ответ. – Нет, я пока еще здесь - сторож!
- Простите… - виновато пробормотал Стас.
- Ничего… Я привык! – улыбнулся старик. - Вот Ленка Будко, твоего, значит, друга сестра, та знаешь, что мне недавно сказала? «А почему это вас, дед Капитан, сторожем зовут? У вас же только одна…» «Что, – говорю, - одна?» А она: «Ну, эта… лицо!»
В другой раз Стас непременно бы посмеялся над этим. Но сейчас ему важно было другое.
- Дед Капитон! – умоляющим голосом начал он. - От вас позвонить можно?
- Смотря куда! – важным голосом ответил старик. – Если, скажем, в Москву, или в какой другой город, то нельзя. А если с кем в Покровке поговорить, то, пожалуйста!
- А в соседнюю деревню – можно?
- И это не возбраняется! Кого тебе там надо?
- Да мне – маму Игоря Игоревича!
- Сейчас найдем!...
Дед Капитон первым вошел в контору, включил свет и, полистав общую тетрадь с телефонными номерами, ткнул пальцем в нужный:
- Вот, пожалуйста! 2-47…
- Спасибо! – обрадовался Стас и снова умоляюще посмотрел на старика.
Тот понимающе кашлянул и, хоть только что курил, деликатно сказав, что ему надо покурить, вышел.
Стас, торопясь, набрал нужный ему номер.
- Алло! – сказал он, услыхав в трубке заспанный женский голос. - А Сашу, охранника, можно?
- Можно… - послышалось в ответ недовольное. - Всё звонят и звонят… Сейчас!
Стас переложил вспотевшую трубку к другому уху.
- Да! – сменил женский голос приятный мужской.
- Саша! – волнуясь, начал Стас. – Ты просил, если Нику будет что-то грозить, сразу же сообщить тебе…
- Да-а! – насторожился охранник.
- Так вот… - понизил голос Стас. – Сейчас к вам на мотоцикле подъедет Макс. Ты его не знаешь, но он грозится убить Ника!
- Да-а?! – зарокотало в трубке.
- Говорит, ему все равно жить не хочется, ну, так я помогу ему!
- Так и сказал?
- Да он не просто сказал, он и сделать может!
- Да я ему… молодец, что позвонил! Вон он уже, кажется, подъезжает! Ну, сейчас я поговорю с ним!..
- Постойте, его надо ударить сзади в правую почку…- попытался предупредить Стас. Но было уже поздно: охранник, не дослушав, повесил трубку.
- Ну и ладно! Саша – олимпийский чемпион, да еще с автоматом! Он и так с ним разделается – с облегчением выдохнул Стас и положил трубку на клавиши.
Всё! Теперь он спасен. Можно опять без забот делать большие деньги, стремиться к власти, наслаждаться жизнью – и так до самой старости!
Радости Стаса не было границ… Но видно, ему было мало её, что он решил убедиться в правоте слов Юрия Цезаревича прямо здесь и сейчас:
- А что, дедушка, - спросил он вошедшего деда Капитона. – Вам не надоело еще жить?
- Что-что? – поперхнулся последней затяжкой старик. – Ты прямо, как разбойник какой говоришь!
- Да нет, я просто хотел уточнить, во сколько лет начинают уставать от жизни.
- От чего?!
- От… жизни… - почувствовав, что тут что-то не так, сбивчиво пробормотал Стас и принялся объяснять: – Ну, говорят, природа так разумно устроена, что к старости человек устает жить и ему совсем не страшно умирать! Разве… это… не… так? – угасая под взглядом деда Капитона, докончил он.
- Как устает? Кто говорит? – с трудом пытаясь понять, что к чему, уточнил старик.
- Юрий Цезаревич…
- Мало я этого Юрку в свое время крапивой стегал! Всё каркает и каркает, как ворон. Слушай его больше… - проворчал дед Капитон и вздохнул: - Да разве можно устать жить? Дышать, глядеть на небо, есть хлебушек, пить воду… Наконец, просто ходить по земле! А рыбку ловить? На рассвет любоваться? Не-ет! Я хоть восемь десятков годков прожил, а кажется, что и не жил еще! Будто вчера, ну, самое большее, позавчера был таким вот, как ты, мальцом!
- Вы?!
- А ты как думал? Или вон, взять покойную теперь Пелагею… Полюшку… Полю… Первую мою любовь!
- Как! Баба Поля - ваша… первая… любовь?! – только и смог, запинаясь, вымолвить Стас.
- А ты думаешь, её всегда бабой Полей звали? Как бы не так! Первой красавицей в округе считалась! Мы с ней, считай, целую жизнь назад под такими же соловьями сидели! А глаза закроешь, будто и сейчас сидим! Откроешь, а её уж и нет… Так что не слушай ты никаких Юриев Цезаревичей! Если природа в чем мудро устроена, так только в том, что к старости спать меньше хочется. Вот уж за что ей спасибо! Тут ведь каждый час, каждый миг дорог. Но разве перед смертью надышишься? Да и как её не бояться, треклятую?..
Словно сто, нет – тысяча воронов разом каркнуло вдруг над головой Стаса.
Всё рухнуло. В одну минуту. В одно мгновенье.
Последняя его надежда была перечеркнута этими безжалостными словами.
И это было неизмеримо страшнее даже ужаса перед угрозой Макса, который он только что пережил и, казалось бы, так счастливо сумел избежать…
10
Вдруг словно лучик пробил наступавший мрак…
Как он добрался до дома, как залез в окно и оказался в своей комнате, Стас почти не заметил.
Со стены на него смотрели Деций-Гиппократ, Пушкин, Гагарин, президенты, генералы, министры… Но что ему было теперь до них! Быстро раздевшись, он спрятал грязную одежду, выключил свет и нырнул в постель.
И – вовремя.
Сразу же после него домой вернулся отец.
- А что это наш так рано улегся спать? – послышался его усталый голос.
- Как! Уже? – удивилась мама.
- Да, я шел мимо – в окне темно!
- Может, заболел?
Дверь тихонько скрипнула, и в комнату неслышно вошли родители.
Стас притворился спящим.
Мама потрогала его лоб и, совсем как когда-то маленькому, подоткнула под бок одеяло…
- Мокрый совсем! – с тревогой прошептала она. – Не удивительно – столько времени без воздуха…
- Ладно, завтра выпустим!
Дверь опять скрипнула, и родители заговорили громче.
- Ну, как там Тихон Иванович? – спрашивала мама.
- Плох! – сердито отвечал отец. - Чуть было не уморили его своими просьбами. Это просто чудо, что он после такого остался жив! Если так дальше пойдет, и трех дней не протянет!
- Жалко, все говорят – такой хороший… Может, хотя бы неделю, а?
- Нет, вряд ли…
- Ну, а месяц?
- В таком режиме? С его сердцем? Нет, таких чудес не бывает! Тогда, клянусь, я сам в церковь пойду!
«Совсем как отец Криспа!» - как ему ни было тяжело, усмехнулся про себя Стас.
В другой раз он был бы счастлив, узнав, что семидневное наказание сократилось до трех дней. Но сейчас он был самым несчастным человеком на земле.
А тем временем мама вновь заговорила о нем:
- Какой-то он потерянный был весь этот день…
«Еще бы, будешь тут не потерянным, когда потерял смысл жизни! Совсем, как тот Крисп! – опять мрачно подумал Стас. – Какой может быть у неё смысл, если всё равно всё перечеркивает смерть! Нет у нее никакого смысла! И не было никогда!»
Он накрепко зажал себе уши, чтобы не слышать своих мыслей. В голове стало темно-темно…
И вдруг словно лучик пробил наступавший мрак:
«Как это никогда? А… Крисп? Да, ему хорошо – у него был отец Нектарий … - позавидовал Стас и, не слыша себя, вздохнул. - А тут разве кому о самом главном скажешь? А скажешь – поймут? И даже, если поймут, чем помогут?»
Лучик приблизился, стал еще ярче…
«Постой-постой… А может, мне тоже отец Тихон может помочь?.. Ну, как Криспу – отец Нектарий?»
И тут всё то, что Стас слышал об отце Тихоне – слова деда Капитона, поведение Григория Ивановича, лицо счастливой Ленки, которая неспроста, ох неспроста так переиначивает слова, её уверенный голос: «Я - вечная!», наконец, то, что вся деревня ринулась к нему, и все, даже мать «сражанта», которую, как говорила мама, ничем нельзя утешить, получили помощь - вдруг разом всплыло у него в памяти.
Луч вспыхнул так, что разогнал весь мрак.
Стас отнял от ушей ладони и услышал рев сирены, какой издает милицейская машина или «скорая помощь».
- Что, к Тихону Ивановичу? Это… конец? – раздался за дверью срывающийся голос мамы.
- Скорее всего, да. Я сейчас! – выбегая из дома, крикнул отец.
- Как конец! Это что же - отец Тихон - умер?… ахнул Стас. - Но ведь папа только что говорил, что он проживет еще несколько дней? Опоздал! Опоздал! Опоздал! – в полном отчаянии прошептал он и принялся бить кулаками ни в чем не повинную подушку…
Снова наступил еще более темный мрак, но… ненадолго.
Быстро вернувшийся Сергей Сергеевич сказал, что отец Тихон, как ни плох, но жив. А «скорая помощь» приезжала, чтобы отвезти кого-то в реанимацию.
- Какая-то серьезная драка в соседней деревне, - пояснил он и принялся перечислять: - Многочисленные переломы, сотрясение мозга, ушибы…
«А-а, так это же Саша отделал Макса! – вдруг понял Стас. – Ну и правильно. Так ему и надо! А… отец Тихон, стало быть, жив?! Жив!.. Успел!!! Только бы он теперь дожил до завтрашнего утра!.. - умоляюще взглянул он в окно, где еще глубоко-глубоко под горизонтом набиралось сил для нового дня солнце, и лишь теперь понял Криспа, почему тот так стремился к своему отцу Нектарию…
11
Это же не Саша избил Макса…
Как ни ждал ночью наступления утра Стас, а надолго проспал его. Так надолго, что когда открыл глаза, солнце уже высоко стояло над горизонтом.
Родители нарочно громко, чтобы разбудить его, разговаривали между собой.
- Па! – наскоро одевшись, выскочил из своей комнаты Стас. – Отец Нектарий еще жив?
- Кто?.. – не понял отец.
- Ну, я хотел сказать – отец Тихон! – быстро поправился Стас.
- Не знаю… - пожал плечами Сергей Сергеевич. – Я еще не ходил к нему.
- А хочешь, я сбегаю? И скажу тебе, как он!
- А завтракать? – возмутилась мама. - Я что, зря столько манной каши вам наварила?
- Пусть идет! – разрешил отец. - Заодно и аппетит нагуляет.
Стас быстро натянул ветровку и бросился к входной двери.
- Плеер возьми! – крикнул ему отец.
- А! После, потом! – отмахнулся Стас и выскочил из дома.
Улицу из конца в конец он промчался за какую-нибудь минуту. И за все это время не увидел ни одного человека, за исключением водителя проехавшего мимо старого «Запорожца», на котором большими буквами было написано «МАШИНА»…
Добежав до красно-кирпичной церкви, на карнизах которой росли березки, Стас свернул направо и сразу увидел здание медпункта. Но… он оказался заперт на большой амбарный замок.
«Неужели я все-таки опоздал?» - похолодел Стас и бросился в другую сторону.
За колодцем с вертушкой был Ванин дом. Но и там никого не было. Тогда он рванулся туда, где жила бабушка его друзей. И там не было ни одного человека. Ворота - распахнуты, и вся улица перед ними – устлана еловыми лапами…
Вдруг из-за угла показалась плачущая женщина в черном платке. Обрадованный Стас тут же подбежал к ней.
- Вы не скажете, а где… отец Тихон? – спросил он. Цена ответа на этот вопрос была столь велика, что язык едва слушался его.
- В ответ женщина всхлипнула и махнула рукой в ту сторону, куда вели еловые ветки…
- Как где? На кладбище…
Забыв от волнения, что сегодня хоронят бабу Полю, Стас машинально побрел в указанном направлении, куда с соседних улиц шли редкие припозднившиеся прохожие.
Он даже не сразу услышал тарахтенье мотоцикла и только в последний момент увидел промчавшегося мимо… Макса. Тот явно заметил его, но почему-то даже не подал виду.
«Это что же…не Саша избил Макса… А Макс – Сашу? Олимпийского чемпиона?!» - как-то вяло удивился Стас.
Так он дошел до местного кладбища, утопающего в густой, спокойной тени высоких деревьев. И продолжал идти вперед, туда, где ярко пестрели цветы, венки, чернели платки женщин, и высился желтый холм свежевыкопанной земли.
Он осмелел настолько, что даже взобрался на этот холм, где стояло несколько человек с лопатами. И только тут увидел… отца Тихона, живого, невредимого, читавшего, правда, совсем слабым голосом нараспев молитву.
И откуда ему было знать, что в этот момент отец Тихон, глядя на сгрудившихся вокруг открытой могилы людей… на уставившегося на него во все глаза мальчика, отец которого лечил его… на деревню, с высящимся над ней забытым храмом с полуразрушенной колокольней, думал свою нелегкую думу.
«Сказать или нет? Открыться или… и, правда, пока промолчать? Нет, не могу! Не бывает пророка в чести в своем отечестве… Придет время, сами про всё узнают».
Главное, он уже знал, что приехал сюда не зря. И что всё хорошо, всё хорошо будет…
Отец Тихон повернулся, и на груди у него вспыхнул, засиял в лучах яркого солнца золотом и яркими каплями рубинов – тот самый, пропавший крест!
«Успел!.. - устало подумал, глядя на него, счастливый Стас. – Успел… как и Крисп… Успел!!!»
К нему подошли Ваня с Леной.
- Ты это… ты не сердись! Мир? – тронул его за локоть Ваня. – Я был не прав…
- Да ладно тебе… – согласно пробормотал Стас. - Я тоже хорош!
- Почему это ты? Мы! – поправил его Ваня.
- И я! – включилась в разговор Лена. - Это ведь я спасла крест!
И, как всегда, пересыпая речь своими словами, принялась рассказывать, как, решив еще больше запутать сложный след, в тайне даже от них подменила крест свинцовым грузилом и отнесла его отцу Тихону.
Стас невпопад кивал, соглашаясь и не переспрашивая, потому что на самом деле продолжал повторять про себя одно только слово: «Успел!..» и думал, что теперь-то уж он наверняка получит ответ на вопрос, важнее которого нет и не может быть ничего на свете!
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Святая – святым!
Глава первая
1
И тут произошло то, отчего Стас замер, не в силах пошевелиться…
Ну и лето – чудеса!
Под ногами – бр-рр! – роса,
Наверху – ах! – облака,
Впереди – бултых! – река!
А потом опять жара,
Изнывает детвора.
Я лежу в тени, мне лень
Дописать стихотворень…
Стас Теплов, тайком от загоравших рядом Вани с Леной, записал на клочке бумаги только что придуманное стихотворение и огляделся.
Он лежал на поросшем жесткой от зноя травой берегу небольшого пруда - здешнего Черного, Азовского и всех прочих морей (Леночка называла его «Северно-Ядовитым океаном») и наслаждался свободой. В жаркий день это было любимое место отдыха детей, уток и даже взрослых рыбаков, выуживавших в тени ив, под вожделенными взглядами кошек, небольших карасей.
С противоположного от дома места деревня выглядела совсем по-другому. Здесь была даже небольшая площадь с конторой, магазином и обелиском павшим на войне солдатам. И дома тут были богаче, каменные с красивыми заборами. А церковь – та вообще стояла рядом, слегка возвышаясь на пригорке. Отсюда была видна ее колокольня, без колоколов, срезанная не меньше, чем на треть, и вся испещренная надписями. Самая верхняя гласила: «Здесь был - Васька Голубев! 1964 год.»
Стас покачал головой, не представляя, как можно было по совершенно гладкой стене забраться на такую высоту… Он покосился на игравшую неподалеку в волейбол молодежь, среди которой самой красивой и ловкой была Нина. Сам он играть не стал, постеснявшись своего «московского» загара. И теперь его так и тянуло посмотреть на Нину, встретиться с ней глазами… Однако, она была так увлечена игрой, что ни разу не посмотрела в его сторону.
Стас вздохнул и закрыл глаза, подставляя лицо солнцу…
Ответа на свой главный вопрос он так и не получил - отца Тихона постоянно окружали люди. Но странное дело, на душе теперь было спокойно. Произошло это после того, как отец, на правах врача, отвел священника-монаха в сторону, а он, на правах его сына, пристроился к ним.
- Я долго размышлял над историей вашей болезни и пришел к единственному выводу, - задумчиво начал отец. - Хотя, может, это и противоречит медицине, и гнать меня надо за это из врачей, но вам нужно не в клинику, а срочно возвращаться туда, где у вас, как вы говорите, не было приступов – в монастырь. Так что собирайтесь! Я уже с главным врачом района поговорил и насчет санавиации договорился!
- Зря вы это затеяли, Сергей Сергеевич! – с виноватой улыбкой стал отказываться отец Тихон. – Никуда я отсюда не поеду! У меня тут, как бы вам это сказать, дела!
- Как врач, я обязан предупредить: они убьют вас! – сокрушенно качал головой отец. – А там вы не только поправитесь, но и проживете еще немало лет! Я почти… нет, видя вас, после таких нагрузок… абсолютно уверен в этом!
- Но… - как-то беспомощно развел руками отец Тихон.
- И никаких «но»! – отрезал Сергей Сергеевич. – Я пошел сообщать адрес, откуда забирать вас!
Отец Тихон хотел остановить его, но тот и слушать не стал, быстрым шагом направился к конторе.
- Отец Тихон, скажите… - видя, что к монаху снова двинулись люди, и сейчас он опять будет не один, торопливо зашептал Стас, и только хотел спросить: «А после жизни – не пустота, не мрак, не… нет ничего?» - как тот, даже не выслушав, вдруг ласково погладил его по голове и каким-то особенным, слабо-тихим и в то же время уверенным голосом сказал: - «Всё хорошо… Всё хорошо будет!»
Сказал, и странное дело - будто ответил на еще не заданный вопрос!
После этого Стас вместе со всеми, прямо с кладбища, отправился в дом бабы Поли на поминки. И что еще более странно, хотя здесь всё напоминало о смерти, всюду были приглушенные разговоры о ней, занавешенные зеркала, слёзы – ему ни разу не стало страшно.
К тому же ему досталось место прямо напротив Нины.
Ваня и Лена сидели рядом. Ваня, шмыгая носом, налегал на блины со сметаной. Лена как всегда смешно переиначивала слова, называя селёдку «солёдкой» и тропические фрукты в большой вазе – «бананасами». А Нина… Нина, как-то по-взрослому подперев щеку ладонью, слушала тосты, разговоры своих соседок, задумчиво кивала и ела одни пирожки. Стас тоже налёг на них. Однажды они одновременно потянулись к тарелке, и пальцы их встретились, от чего его словно опалило огнем. Хорошо, никто этого не заметил. И, в первую очередь, сама Нина…
Стас вздохнул и, слушая, как бьется поблизости мяч, перевернулся на живот.
… «Поминайте! Поминайте!» - то и дело повторяла Ванина мама, хотя взрослые гости и так дружно опустошали одно блюдо за другим, прерываясь только на время тостов.
Пили, не чокаясь, за доброту бабы Поли, за ее беззлобный нрав, удивлялись тому, что она за всю свою долгую жизнь не обидела ни одного человека и сама ни на кого не обиделась.
И так продолжалось до тех пор, пока слова не попросил отец Тихон.
Он встал, не торопясь, широко перекрестился, глядя на иконы, и сказал:
- Вот так почему-то всегда - когда мы в счастье и довольстве, то сами по себе. А как только горе или нужда – сразу вспоминаем о Боге!
- И то правда! Ох, верно!.. – начали вздыхать женщины. Мужчины тоже, хоть и сдержанно, но согласно кивнули. И только директор школы недовольно покачал головой и с вызовом уточнил:
- А как же тогда – на Бога надейся, а сам не плошай?
Отец Тихон посмотрел на него и улыбнулся:
- Говоря вашими же словами, Юрий… Цезаревич…
- Это не я – сам народ! Пословица! – снисходительно пояснил директор школы, не видя в монахе достойного для себя собеседника.
- Тем более! – неожиданно согласился отец Тихон. - Он говорит, не только не плошай, но и надейся! На Бога!
- Кто говорит? – сразу и не понял Юрий Цезаревич.
- Вы же сами сказали – народ! В своих пословицах и поговорках, которые, как известно, являются испытанными временем крупицами его мудрости!
Юрий Цезаревич озадаченно посмотрел на отца Тихона, а тот, словно ни в чем не бывало, продолжал:
- Так считали и лучшие представители народа: Ломоносов, Менделеев, академик Павлов…
- Они для меня не авторитет! Это - ученые мечтатели, одним словом, теоретики. А я практик, у меня школа. Я должен подготовить к жизни всесторонне развитых людей! И поверьте, делаю это на совесть. Учу ребят и мыслить, и спорту, да так, что мы регулярно занимаем первые места и на математических олимпиадах, и на спортивных! В масштабах района, разумеется…
- Допустим! – снова согласился отец Тихон. - А кто же все-таки тогда для вас авторитет?
- Ну, Сухомлинский, Макаренко, Горький!..
- А Ушинский?
- Спрашиваете! Конечно!!!
- А он, между прочим, однажды сказал: «Школа учит человека сравнительно недолго, церковь поддерживает и настраивает его от колыбели до могилы»!
- Откуда вы это взяли? – насторожился Юрий Цезаревич.
- В одном его издании. Дореволюционном, разумеется!
- Да?.. Не встречал… Но какая разница - я всегда был против вашей религии!
- Вашей? – удивленно переспросил отец Тихон.
- Да! И всегда боролся против нее! – горячо заявил директор школы.
- Всегда? – уточнил отец Тихон и испытующе посмотрел ему прямо в глаза.
Юрий Цезаревич словно споткнулся о его взгляд, но ответил уверенно:
- Конечно! И буду бороться!
- Продолжая работать в школе?
- Ну да!..
- И зря!
- Это еще почему?
- Потому что тот же Ушинский говорил: «Кто не имеет религии и не чувствует в ней потребности, не может воспитывать детей!»
- Но, позвольте…
Директор школы обвел глазами сидящих, ища в них поддержки и вдруг заметив среди них несколько своих учеников, нахмурился.
- А вы что тут сидите? – набросился он на них. – На улице такая погода! Идите лучше на пруд загорать!..
Ваня с Леной тут же поднялись и направились к двери. Стас на правах ученика не местной школы мог еще оставаться здесь! Но, во-первых, такой разговор был не интересен ему, во-вторых, из чувства солидарности он должен был тоже уйти с друзьями. И, наконец, в-третьих… Нина тоже встала и ушла. А что ему было делать здесь без нее?..
Стас снова покосился на играюшую в волейбол молодежь. Что и говорить, Юрий Цезаревич не для красного словца сказал про спорт в своей школе… Играла она просто прекрасно!
… На пляже они сразу разделись. Заметив нательные крестики у Вани с Леной, Стас усмехнулся:
- Вы что, и правда, верите в Бога?
Ваня замялся и стал бормотать что-то про бабу Полю… А Лена та прямо ответила, заслоняя брата собой:
- Мы - да! А ты?
- Я?.. – Стас даже опешил от ее прямоты и пожал плечами: - А я даже не знаю, крещен ли я… Впрочем, какая разница? Пошли купаться!
Накупавшись вволю, они поиграли. Снова покупались. Опять поиграли…
А потом началась эта жара…
Стас повернулся с живота на спину, начиная ощущать себя рыбой, которую медленно, со всех сторон поджаривают на сковородке…
Недавние разговоры о вере и этот невыносимый зной навеяли вдруг совершенно неожиданные для него мысли:
«Отец Тихон говорит, что Бог есть… И отец Нектарий говорил… По их словам, Бог может все… сейчас стоит жара… и если я попрошу Его…»
«Послушайте, Бог! - слегка робея, впервые в жизни взмолился он. - Если вы действительно есть, сделайте, пожалуйста, так, чтобы стало прохладно!»
Прошла минута, другая.
И тут… произошло то, отчего Стас так и замер, не в силах пошевелиться.
На его глаза, взявшись невесть откуда – когда он закрывал их, на горизонте не было даже намека на облачко – наползла спасительная тень!
«Вот это да! - ахнул про себя Стас. – Сказать Ваньке с Ленкой, так ведь и не поверят!»
Он распахнул глаза и… лучше бы не открывал их - в испуге подался спиной назад, вжимаясь в траву.
Над ним, грозно заложив руки в карманы джинсов, стоял – хмурый и явно чем-то озабоченный Макс…
2
- Как! - побледнел отец Тихон, опуская глаза. – Вы и… мальчонку того помните?
- Дядь Капитон, дай баночку краски!..
- Зачем? Нехорошие слова на заборах писать?
- Не, я и слов-то таких не знаю!
- А зачем тогда тебе краска?
- Для дела!
- Так я тебе и поверил, ну да ладно, бери!..
- Ах, хороша красочка! Красная, густая – такой ни мороз, ни дожди нипочем... Юрка-а! Пошли свои имена на церкви писать!
- Не-е… Отец узнает – прибьет! Да и нехорошо это…
- Так все ж пишут!
- И зря! Грех это – храм портить!
- Грех… храм… Ты что… в Бога, что ль, веришь?!
- А я и сам не знаю! Мамка жива была, наверное, верил. А теперь… в школе кричат: Бога нет! Отец говорит, Он есть, но почему-то боится даже шепотом говорить об этом. Иконы прячет, если кто придет. А сам про святых, которые за веру в Христа пострадали, рассказывает...
- Эх, ты! Пять человек в космосе побывали, и ни один там Бога не видел! Ну ладно, тогда я один пошел!..
- Васька-а!..
Отец Тихон качнул головой, отгоняя голоса из прошлого и снова видя вокруг себя старую комнату бабы Поли, а в ней - раскрасневшихся, захмелевших людей, обратился к ждущему от него ответа директору школы:
- Слушай, Юр… Послушайте, Юрий Цезаревич! Ну, как можно преподавать ту же историю, когда ее нельзя понять в отрыве от веры, которой всегда жил наш народ?
- Мы же ведь сейчас живем без неё! И ничего! Верно, мужики? А, бабоньки? - обвел глазами вокруг себя, ища поддержки, директор.
- И что хорошего? – с горечью перебил его отец Тихон. – Едите хлеб, который бы даже не стали пробовать наши предки, пьете воду, которой бы они просто-напросто отравились!
- Демографический взрыв – населения прибавилось! Новейшие технологии…– попытался объяснить это с научной точки зрения Юрий Цезаревич, но женщины замахали на него руками.
- Ой, верно, батюшка! – в один голос начали жаловаться они. – До чего дожили – чистую воду из бутылок в городах пьют! Да и сюда - вермишель с запахом курицы в магазин привозят! Печенье – с ароматом малины!.. Везде одна химия, сплошные нитраты! Земля без них и рожать не может!
- Земля тут не при чем. Мы сами во всем виноваты! – решительно возразил отец Тихон. - И знаете, почему? – спросил он и сам же ответил: - Бога забыли. Раньше крестьянин как в поле сеять и жать выходил? С молитвой, с любовью! И скотинку на луга только после молебна пускал. А сейчас? Всё под хмельком да с матерком! Землю, себя проклинаем! Прежде хоть в церковь сходить можно было. Там все о Боге напоминало. А теперь, вроде как и есть она у вас и вроде как нет… А ведь церковь, земляки, это душа села!
- Это что же – без души теперь, что ль, живем? – силясь понять суть разговора, уточнил дед Капитон.
- Какая там душа – с душком! – отмахнулась от него соседка.
- Ой, батюшка, а какая церковь была! Самая красивая в округе! – заголосила одна из женщин, и остальные, перебивая друг дружку, принялись вспоминать:
- А как строили! Одну только известь десять лет в яме гасили! Творогом да яйцами раствор для кладки крепили. Когда власти ее, родимую, порушить решили, даже взорвать не смогли!
- Ломали-ломали, всё без толку!
- А крест, помните, как снимали? Тросом подцепили и – трактором, трактором!..
- Если б не мальчишки, что этот трос на купол подняли, наверное, до сих пор бы стоял!
- Не мальчишки, а мальчонка. Один он был!
- Как! - побледнел отец Тихон, опуская глаза. – Вы и… мальчонку того помните?
- А то! – подал голос дед Капитон. - Гришка, признавайся, твоих рук было дело? Помнится, ты всё тогда против Бога выступал!
- Нет! – решительно запротестовал Григорий Иванович. – Выступать - выступал, не отрицаю. Только чужого на меня вешать не надо. Своего хватает. На купол Андрюха полез! Он за кулёк пряников и до луны бы добрался!
- Не-е! – размахивая перед собой недоеденной куриной ножкой, запротестовал дядя Андрей. – То Юрка! Помнишь, Юрий Цезаревич, ты тогда как раз от Бога отрекся!
- И вовсе не я! – тоже возразил директор школы и, припоминая, сузил глаза: - Это Васька был!
- Точно, Вася Голубев! – согласилась сидевшая в углу старушка. - Хороший был мальчик, добрый, ласковый… Да видать, Бог, и правда, поругаем не бывает. Те, кто храм рушил, считай, и года не прожили, причем, батюшка, умерли один страшнее другого. Один под трактор угодил, другой в котел с кипящей смолой по пьянке свалился… Одному деду Капитону повезло. Он только руки, которой иконы рубил, лишился. А у Васеньки после ангины ревматизм сердца начался. Тогда ревматизм этот плохо лечили. Вот его в город увезли, да видать там он и сгинул!
- Ну, сгинул – не сгинул, то одному Богу ведомо, - глухо заметил отец Тихон и, вновь поднимая глаза, сказал: - А нам с вами теперь, земляки, что дальше с храмом делать, решать…
- Товарищи пионеры! Экстренное заседание совета дружины объявляю открытым! Слово для чрезвычайного сообщения предоставляется председателю совета отряда пятого класса Григорию Ермакову…
- Юрка-а! Это не я!
- Поступок Юрия Баранова позорным пятном ложится на всю нашу школу! Считаю, что он не достоин звания пионера и предлагаю снять с него красный галстук!
- Это Андрюха – он Гришке про крестик сказал! Гришка за это ему горсть конфет отвалил! А ты тоже хорош, не мог снять его, когда мы купаться полезли…
- Барабанщик, бей дробь! Галстук с бывшего пионера Баранова – снять!
- Да не переживай ты так… Ну, подумаешь, крестик!
- Юрий Баранов, посовещавшись, мы решили дать тебе последний шанс. Готов ли ты сейчас, при всех сорвать с себя крест и снова завязать вместо него красный галстук?
- Юрка! Ну что ты молчишь? Его ведь можно опять надеть! Или к рубашке с изнанки пришить. Ей-Богу, то есть, честное пионерское, я никому не скажу!
- Нет… Мне этот крестик мамка на шею повесила. А когда она умерла… я слово себе дал, что, если когда сниму его, то всё – навсегда! Только ты это… не говори никому! Пусть это будет нашей тайной…
3
Юрий Цезаревич так и ахнул.
«Вот тебе и попросил!..» - с досадой покосился на ослепительно синее, без единого облачка небо Стас.
Ваня с Леной уже сидели рядом и во все глаза смотрели на Макса.
Тот обвел всех троих пугающим взглядом и раздельно, нажимая на слова, чтобы лучше запомнили, сказал:
- Значит, так! Я всё знаю. С Ленки спроса нет, мала еще! А вот вы… В общем, крест должен быть у меня! Поняли?
- Да!
- А…
- Но… - в один голос, соглашаясь, сомневаясь и споря, ответили друзья: - Как?
- Это уже мои проблемы! - отрезал Макс. – От вас требуется только одно - чтобы я знал о каждом шаге отца Тихона.
- И всё? Хорошо! – охотно согласился Стас, незаметно подмигивая недоуменно взглянувшему на него Ване.
- Сегодня, так уж и быть, отдыхайте, мне все равно некогда! – разрешил Макс. – А с завтрашнего дня, чтоб было всё, как я сказал!
- С завтрашнего не получится! – отрицательно покачал головой Стас.
- Это еще почему?
- Потому что отец Тихон сегодня уезжает!
- Вот те раз! – нахмурился Макс. – Как уезжает? Куда?
- К себе в монастырь!
- Откуда знаешь?
- Сам слышал! Отец ему уже и санавиацию вызвал!
- Он что – даже улетает?!
- Нет, санавиация - это обычная «скорая помощь» на дальние расстояния! – тоном сына врача пояснил Стас.
- И… где же он сейчас?
- На поминках!
- Тогда, так! – решил Макс, не на шутку озадаченный новостью. – Ты, городской, быстро туда. Одна нога там, а другая, как только он начнет уходить – здесь. Понял? Вы оба, - повернулся он к Ване с Леной, - бегом в медпункт, куда он может заехать за вещами. А я вас здесь буду ждать!
Макс сбросил с себя футболку и джинсы и вразвалочку засеменил к играющим в волейбол. Что оставалось друзьям? Переглянувшись, они наскоро оделись и отправились выполнять его поручение.
- Вот те раз! – проворчал Стас, пиная в сердцах камешек, лежавший на пути. – Играли, загорали, никому ничего плохого не делали…
- Вот те два! - поправила Лена и, перехватив недоуменный взгляд Стаса, пояснила: - Раз уже у Макса было!
Всю остальную дорогу они прошагали молча.
После медпункта Стас и вовсе остался один.
Стараясь не наступать из какого-то суеверного страха на еловые ветки, он прошел к старенькому дому бабы Поли, поднялся на скрипучее крыльцо и взялся за ручку двери.
В лицо ему ударило душным воздухом многолюдного помещения и шумом. Спор между отцом Тихоном и Юрием Цезаревичем будто и не прекращался. Он был в самом разгаре и, как сразу понял Стас, явно не в пользу директора школы.
- Я вас от имени русского народа спрашиваю – зачем тратить средства на восстановление храмов, когда людям нечего есть? – потрясая большим куском пирога с мясом-капустой, громко вопрошал он. – Когда молодым семьям катастрофически не хватает жилья? Когда вообще жить не на что?
- А я вам, как историк историку, отвечаю, - спокойно говорил отец Тихон. – И, в свою очередь, задаю вопрос: что в первую очередь строили, скажем, Александр Невский и Димитрий Донской после своих великих побед? Храм! А ведь тогда были разруха и голод, какие нам сегодня и не снились! Или наши предки были глупей нас? Нет! Почитайте любое произведение древнерусской литературы и сравните с лучшими современными книгами. Уверяю вас, сравнение будет далеко не в пользу последних! Взгляните в музее на ручку княжеского посоха, узоры которого уже не доступны для понимания современному человеку, настолько далек он стал от гармонии! Да просто осмотрите посуду – насколько она искусней самых дорогих вещей в модных магазинах! То, что мы зовем прогрессом, в духовном плане давно уже идет, как регресс! - Отец Тихон оглядел согласно кивавших ему людей - они и рта не позволяли открыть пытавшемуся возражать Юрию Цезаревичу - и подытожил: - Нет, земляки, наши предки были куда умнее, я бы сказал, мудрее нас. И досталось им куда больше бед, чем нам! И, тем не менее, они всегда, в первую очередь, как бы трудно ни было, помнили о подателе всех благ, земных и небесных – о Боге. И Он сам спасал их от голодной смерти, помогал выжженной дотла Руси, словно какое-то чудо, каждый раз восставать из руин, делаясь еще сильнее и краше!
- Так давайте и мы восстановим наш храм, поднимем его, как верно заметил товарищ отец Тихон, из руин! – предложил Григорий Иванович, и почти все сидевшие за столом дружно поддержали его:
- А что? И поднимем!
- И восстановим!
- Краше прежнего будет!
- А что «мэр» наш молчит?
- Я что? Я – как народ! – развел руками глава местной администрации. - Денег, правда, не обещаю, но людьми, техникой и материалами – помогу!
Юрий Цезаревич так и ахнул:
- Вот те раз! – (Три! – хмыкнул про себя Стас). – Школе, сколько я ни просил, нет ничего, а на храм, стало быть, есть?! – тут он заметил вошедшего отца Стаса, который в дверях подавал знаки отцу Тихону, что машина уже ждет, и, обрадовавшись, стал просить: - Сергей Сергеевич! Вот вы ученый человек, вас уже знают и уважают здесь, хоть вы помогите объяснить им, что религия – это опиум для народа, дурман, мракобесие!
Но отец Стаса неожиданно не стал поддерживать директора школы.
- Не знаю, - пожал он плечами. - Лично я сам не верю, но и другим не мешаю!
- А я мешал, мешаю и буду мешать! – с пьяным упрямством заявил Юрий Цезаревич.
Он обвел глазами притихших земляков и остановил взгляд на главе местной администрации:
- Завтра же в город поеду на тебя жаловаться! Между прочим, глава района - бывший мой ученик, он мне ни в чем не откажет!
- Да я что, я… - сразу стушевался здешний «мэр». – Я – как народ!
- И с народом тоже поговорю! По-нашенскому, по-деревенски! Каждый двор обойду. В каждом классе первого сентября выступлю. И даю вам слово: пока я жив, храму в Покровке не бывать!
Отец Тихон, услыхав эти слова, остановился в дверях и тоже оглядел сидевших за сдвинутыми столами людей. Все они были либо бывшими учениками Юрия Цезаревича, либо родителями его нынешних учеников. И оставлять его наедине с ними означало погубить то дело, ради которого он приехал.
Этого отец Тихон никак не мог допустить. Он посмотрел на отца Стаса и виновато развел руками:
- Видите, как всё получается, Сергей Сергеевич? Придется вам отпускать вашу машину. Я никуда не поеду.
- Как это отпускать? – опешил отец Стаса.
- Очень просто. Я никуда не поеду!
- Но…
- И, простите меня, - давая понять, что разговор окончен, ласково улыбнулся отец Тихон. - Как вы сами любите говорить, без всяких там «но»!
4
- Ура! – в один голос закричали Ваня с Леной.
«Отец Тихон не уезжает… торопиться теперь незачем… и если я…» - Стас быстро сообразил, как ему быть, и с легкой душой покинув душное помещение, уже через минуту был около медпункта.
Здесь было все, как в папиной клинике, только в миниатюре. Чисто, уютно, но – не как дома. Во дворе, как и положено для больницы – лавочки, клумба с цветами, асфальтовая дорожка для прогулок больных и даже собака с хромой лапой. Внутри – белые стены, топчан и запах лекарств. Небольшой коридор и несколько комнат. Все они были на замках, и только одна приоткрыта.
Из нее слышались знакомые, азартные голоса:
- Три – два!
- Два – четыре!
- Четыре – четыре!
- Четыре – пусто… Рыба!
Стас открыл дверь и в изумлении замер. Ваня с Леной играли в домино. Но как играли!
Они строго по правилам этой игры… выкладывали из поставленных на ребро костяшек - рыбу. Он подоспел как раз к тому моменту, когда она была готова.
Выигравшая партию Лена щелкнула пальчиком по крайней костяшке – и счастливо засмеялась, видя, как, приятно щелкая, постепенно стало рушиться всё их сооружение.
Стас подошел и хмыкнул:
- Ну, вы даете! Кто же так в домино играет?
- А как с ней еще играть? – с досадой кивнул на сестру Ваня. – С тобой – другое дело! Хочешь, сыграем? На деньги!
- Не… - Стас не прочь был заработать на выигрыше, но почему-то подумал о Нине и предложил: - Пошли лучше на пруд!
- Ты что? Там же – Макс! – испугался Ваня. - Уйдем отсюда, знаешь, что с нами будет?
- Пошли-пошли! Ничего он не сделает. Я – отвечаю!
- А домино?
- Сыграем как-нибудь другой раз в это твое до… - Стас сгреб костяшки в кучу, - ми…, - бросил их в коробку и, вспомнив, что давно не отрабатывал командный голос, докончил: - И никаких «но»!
- Ну ладно… - неуверенно согласился Ваня и принялся закрывать окно и дверь в комнату.
- Это кабинет, где принимает врач, а когда его нет, – мама! – объясняла тем временем Лена. – Здесь делают уколы. Тут хранят лекарства. А это палата папы Тихона, - вздохнула она. - А как там вспоминки?
- Что? – не сразу понял Стас.
- Я говорю, бабу Полю – вспоминают? Плачут?
- Да нет уже! Спорят да пьют!
- И дядя Андрей пьет? Он же – буяница!
- Кто?!
- Ну, буянит, когда выпьет!
- Да не слушай ты её, выходите! – деловито проверив, крепко ли заперты все двери, заторопил Стаса с Леной Ваня.
Он запер медпункт на огромный замок и, оглядываясь по сторонам, положил ключ под крыльцо.
- Ты что? – слышным на весь двор шепотом набросилась на него Лена. - Мама же предупреждала, чтоб никто не видел!
- Стасику можно, он – свой! – возразил Ваня. - А больше тут никого нет! Вся деревня на поминках!
Но едва они вышли из калитки, как мимо них на бешеной скорости промчался черный джип с тонированными стеклами. Ваня едва успел схватить за руку Лену и оттащить назад.
- Развелось иномарок – пройти негде! – в сердцах ругнулся он и, перехватив насмешливый взгляд Стаса, объяснил:
- Третий раз уже тут проносится! Жучке лапу отдавил. И ты тоже захотела? – набросился он на сестру.
- У меня не лапа, - захныкала та. – А нога и даже – ножка!
- Всё, хватит! – закричал на нее Ваня. - Если ты сейчас не замолчишь, я попрошу дяденьку-водителя, чтобы он тебе язык отдавил!
Целых пол-улицы после этого Лена шла молча, то ли соображая, как можно отдавить язык машиной, то ли чувствуя вину перед братом.
Наконец, она заискивающе посмотрела на него и спросила:
- Вань, а как эта машина называется?
Тот, явно не зная ответа, с опаской покосился на Стаса и, чтобы не умалить своего авторитета перед сестрой, важно сказал:
- Так и называется – иностранная, сокращенно – иномарка! Правда, Стасик?
- Ну да, - не желая подводить друга, деликатно согласился тот. – А еще мерседес, сокращенно - мерс!
На соседней улице раздалось отчаянное кудахтанье кур, гоготанье гусей, и оттуда вылетел, свернув в соседний проулок, всё тот же джип.
- Вот мерсавец! – погрозила ему вслед кулачком Лена.
- Ты это, поосторожнее! – на всякий случай предупредил Ваня. – Вдруг это Макс со своей городской мафией разъезжает…
Но Макс по-прежнему был на пляже.
Заметив друзей, он сразу оставил волейбол и подошел к ним:
- А вы тут откуда?
- Оттуда! – показывая каждый в свою сторону, ответили Ваня со Стасом.
- Я спрашиваю, почему здесь?
Ваня с надеждой покосился на Стаса, и тот, как можно спокойнее, с улыбочкой, стал отвечать:
- Санавиация уже уехала…
- Так… - потерянным голосом протянул Макс.
- Правда, без отца Тихона!
- Почему?
- Потому что он остается и никуда не уезжает!
- Ура! – в один голос закричали Ваня с Леной.
- Отлично! – довольно потер ладони Макс. – Сегодня загорайте, а завтра - работать!
- Так мы пошли? – на всякий случай уточнил Стас, победно подмигивая Ване: «Мол, что я вам обещал?».
- Идите! – махнул рукой Макс, но тут же придержал Стаса. – Хотя нет, городской, погоди! Он как сейчас – пьет?
- Кто, отец Тихон? Да ты что!
- А чего он тогда там до сих пор делает?
- Ничего! – пожал плечами Стас. – Спорит с вашим директором, будут ли у вас восстанавливать храм.
- Ну и как?
- Что как?
- Будут или нет?
- А я почём знаю?
Макс нахмурился, хотел, наверное, сказать что-то обидное, но вдруг удивленно прищурился и стал смотреть куда-то за спину Стаса.
Стас оглянулся и увидел подъезжающий к пруду знакомый джип. Не доезжая до пляжа, он затормозил. Дверца открылась. Из нее вышел Ник. Увидев Стаса, он обрадовался и знаками стал звать его к себе.
- Это еще что за пальма в наших северных краях? – удивился Макс.
- Ник! – объяснил Стас. - Тот самый сын нового русского, о котором я тебе говорил.
- Чего ему надо?
- Откуда я знаю?
- Да что ты вообще знаешь? – взорвался Макс. – Спроси и передай, что я хочу поговорить с ним!
- Ладно! – охотно согласился Стас. Это входило и в его интересы.
Появление джипа вызвало огромное любопытство всех отдыхавших на пляже. Даже, как он успел заметить краем глаза, Нины. Оставив игру, она вместе со всеми глазела на машину и Ника.
Стараясь ступать как можно небрежнее, он прошел к нему. Поздоровался за руку. Легонько пнул колесо. И спросил:
- Ну, как жизнь?
- Да какая там жизнь! – махнул рукой Ник и дрожащим голосом спросил: - Ты димедрол можешь достать? У твоего отца есть, я знаю… Добудь упаковочку, а? Я… заплачу! По сто долларов за таблетку…
- По сто? За одну?! – не поверил Стас.
- Мало – дам двести!..
- Хорошо, я попробую… - с готовностью пообещал Стас, прикидывая, сколько же это будет, если в упаковке десять таблеток. А если – двадцать?
- Только сегодня! – предупредил Ник, облизывая бледные губы. – До завтра я не доживу…
- Ладно! – глядя на его жалкий вид, Стас дал себе слово, что сам никогда даже не взглянет на наркотики. - А сейчас идем, с тобой Макс поговорить хочет!
5
- Вот это фокусы без цирка! - присвистнул Макс.
- Бригадир! Сами мы с ним не справимся!
- Взрывников надо вызывать!
- Ну, что же вы, товарищи военные? Простой храм взорвать не можете!
- Да это скала, а не храм! Скорей деревню разрушим, чем он шелохнется!
- По машина-ам!..
- Ну вот, уехали… Ломами его теперь, что ли?
- А с иконами что делать?
- Как что? Рубить и в костер!
- Капитон, начинай!
- Да что же вы делаете, ироды?! Креста на вас нет!!
- Окаянные-е-е!..
Поговорить с Ником Максу так и не удалось.
С улицы, где проходили поминки, вышло множество людей - было даже удивительно, как их мог вместить маленький дом бабы Поли, и направились прямо к церкви.
- Это еще что за Первомай в конце июня? – не понял Макс и, одевшись, вместе со всеми поспешил к односельчанам. Стас с друзьями тоже не стали долго ждать и первыми прибежали на площадь.
Зрелище впечатляло.
Впереди толпы шел отец Тихон, от которого старались ни на шаг не отставать старушки. Позади – рядом с Андреем, который показывал всем свои огромные кулаки, и задумчивым Григорием Ивановичем воинственно вышагивал Юрий Цезаревич. Отец Стаса держался в стороне и смотрел на всё это грустными глазами.
Около церкви шествие остановилось.
Отец Тихон поднялся на небольшой пригорок, покачал головой, увидев везде заросли крапивы, груды битого кирпича, осколки бутылок, мусор, и с надеждой посмотрел на ждущих его слова людей:
- Ну что, земляки, решим?
- А чего решать? – перебивая друг дружку, загомонили женщины.
- Восстановим, батюшка!..
- Вам бы только языками молоть! – накинулись на них мужчины.
- Вы, что ли, восстанавливать будете?
- Тут же – сплошная разруха!
- Конечно, ломать проще было! – не оставались в долгу женщины.
- Теперь стройте!
- Так будем или нет, земляки? – поднял руку, останавливая спор, отец Тихон. – Нужна церковь Покровке?
- А это ты у Бога своего спроси! - с издевкой посоветовал Юрий Цезаревич.
- И спрошу!
Он вдруг стал необычайно серьезен, широко, истово перекрестился, поклонился храму, неслышно шевеля губами…
И тут…
Стас поначалу и не понял, что произошло. Только вдруг кто-то закричал:
- Смотрите, смотрите!..
Потом толпа разом пришла в движение и все, словно по команде, стали поднимать головы.
Стас проследовал глазами за взглядами людей и увидел – на совершенно чистом, безоблачном небе… радугу! Огромная, от востока до запада, сияя всеми красками, она стояла прямо над храмом!
- Господи, прости нас, грешных! – в испуге перекрестилась старушка, говорившая на поминках о мальчике, который помогал взрослым снимать с храма крест. И все женщины, как одна, заголосили:
- Господи, помилуй!
- Видал? – подтолкнул Стаса Ваня. – Ленка, гляди!
- Ага! – ничего не понимая, кивнул Стас.
А Лена и без того стояла, не отводя от радуги восторженных глаз.
- Вот это фокусы без цирка! - присвистнул Макс.
- Ничего особенного! Обычное оптическое явление, ну, может, немного аномальное… - пытался объяснить директор школы.
Но никто его и не слушал.
Старушки крестились и падали на колени.
Женщины плакали и тоже опускались рядом с ними.
Мужчины оставались стоять, но какие-то растерянные, притихшие. Даже дядя Андрей сник и разжал свои огромные кулаки.
И только директор школы обещал принести учебник по физике и доказать всем, что в этом нет никакого чуда.
Он так увлекся, что даже не слышал, как отец Тихон спросил, все ли за то, чтобы с завтрашнего дня приниматься за работу. Поэтому получилось так, что решение было принято единогласно.
- Дело за малым! – обратились к главе деревни мужчины. - Назначай бригадира, «мэр»!
Тот покосился на директора школы и уклончиво ответил:
- Завтра, завтра, мужики!
- Ты что, не слыхал, что завтра уже работать? Прямо сейчас назначай!
- Кого?! Нет у меня свободных бригадиров…
Дядя Андрей снова сжал кулак и показал его «мэру»:
- А это – видел?
- Погоди, Андрей! – остановил его Григорий Иванович и так, чтобы его слышали все, спросил: - Нет руководителя, так я могу взяться за это дело!
- Как! И ты, Брут?! – заморгал директор школы.
- Нет, я не Брут. Но и ты ведь не Юлий Цезарь! – усмехнулся Григорий Иванович и повысил голос: - Ну что, земляки, берете бригадиром бывшего вице-губернатора области?
- А что, и возьмем!
- Дело говоришь!
- Ну, вот и порешили! – подытожил отец Тихон и, сходя с пригорка, добавил: - Завтра и начнем! А теперь давайте я благословлю вас на благое дело!
- Это еще зачем? – недоумевая, спросил Стас, глядя, как отец Тихон крестит целующих ему руку людей.
- Так положено! – строго ответил Ваня. - Баба Поля говорила – когда батюшка благословляет, это, считай, Сам Бог благословил! И руку не ему, а как бы Христу целуют!
Все женщины и двое-трое мужчин благословились у отца Тихона, и он заметил ребят.
- А, мои благодетели! – узнавающе кивнул он Максу и Стасу с друзьями. – Что стоите? Подходите!
Ваня с Леной не подошли – подбежали к отцу Тихону.
Стас тоже ткнулся губами в его руку.
Следующим был Макс.
Отец Тихон не стал дожидаться, когда тот переборет себя, чтобы поцеловать у него руку, и просто осенил его сверху крестным знамением, даже не касаясь головы.
Макс неожиданно покачнулся и непременно упал, если бы не могучие руки дяди Андрея, который вовремя подхватил и встряхнул его.
- Пить уже начал? Смотри у меня! – показал он Максу свой огромный кулак.
- Нет… что ты, дядя Андрей! – заплетающимся голосом стал возражать тот, и Стас расслышал, как, отходя, Макс пробормотал: - Вот это да… ну и ударчик!
То и дело оглядываясь на отца Тихона, Макс взобрался на мотоцикл, посадил на заднее сиденье Нину и, действительно, виляя, как пьяный, поехал по дороге.
Без Нины Стасу сразу же стало скучно.
Радуга вскоре исчезла.
Люди, возбужденно переговариваясь, начали постепенно расходиться.
Отец Тихон, хотя было заметно, как он устал, терпеливо отвечал на все вопросы.
К Стасу неслышно подкрался Ник и умоляющим голосом напомнил о своей просьбе.
Стас, оживившись, заверил его, что до вечера всё сделает в лучшем виде. Только бы отец поскорей освободился!
А тот, вместо того, чтобы уходить, дождавшись, когда отец Тихон, наконец, остался один, подошел к нему, пощупал пульс и тоже стал о чем-то разговаривать. Заметив Ника, он нахмурился и, кивая на него, судя по всему, стал жаловаться на то, что уже ничем нельзя помочь этому несчастному парню.
А Ник тем временем, не замечая никого на свете, торопил Стаса достать димедрол, обещая за таблетку двести, триста, пятьсот долларов!
И когда он потерянно шел к своей роскошной машине, его неожиданно догнал голос отца Тихона:
- Никита! Да-да, это я тебе говорю! Ты не мог бы довезти меня до медпункта?..
Глава вторая
1
- Крапивница… - медленно повторил Стас и задумался.
- Па! А от чего дают анальгин?
- От боли.
- А валидол?
- От сердца.
- А… димедрол?
- По показаниям врача. Чаще всего, от аллергии.
- А как определить, что у человека аллергия?
- Очень просто: у него насморк, кашель, слезятся глаза, а еще красная сыпь по телу, как при ожоге крапивой. Она так и называется – крапивница!
- Крапивница?!
Стас так и замер, услышав последнее слово, а родители зашептались:
- Что это с нашим?
- Как что? Неужели ты не понимаешь? Это у него - генетически! В меня! Врачом будет!!!
- О, Господи! Два врача в одном доме - это выше моих сил… Тогда уж пусть сразу на психиатра идет!
- Крапивница… - медленно повторил Стас и задумался: «Нику нужен димедрол… мне - доллары… крапивы во дворе сколько угодно… и, если я…»
Он, не колеблясь ни секунды, соскочил со стула.
Со стены за ним внимательно наблюдали министры и генералы. Они смотрели на него с уважением и интересом. Только Деций, став опять отцом медицины – Гиппократом, казалось, качал головой, не одобряя задуманного.
Стас, с самым невинным видом, прошел через родительскую комнату. Отец с мамой сразу прервали разговор о нем и стали беседовать о чем-то своем. На кухне он увидел резиновые перчатки, в которых убиралась по дому мама, и сразу понял, что это именно то, что ему нужно.
- Ма! Тебе перчатки не нужны? - закричал он.
- Нет, а… что?
- Я возьму, ладно?
- Зачем?
- Да так, поубираюсь немного… во дворе!
- Конечно, бери, сынок!.. – послышался радостный мамин голос, который тут же сменил озадаченный - папин:
- Чего это с ним?
- А ты не понимаешь? Это у него – генетически, но только – в меня!
2
- Горе ты мое городское! – подбежав к сыну, заохала мама.
Спор родителей, в кого больше уродился их сын, разгорелся с новой силой. Прихватив перчатки, Стас с хитрой улыбкой прикрыл за собой дверь и торопливо вышел из дома. Оглядевшись с крыльца, он с удовольствием отметил, что крапивы во дворе – сколько угодно! Чтобы не вызвать подозрений родителей, удивленные лица которых поочередно появлялись в окне, Стас принялся старательно выдергивать сорняки, все больше и больше приближаясь к вожделенной крапиве.
Издалека ее листья казались ему долларовыми бумажками. Но когда он, уже изнемогая от усталости, вспотевший, в одних шортах, подошел к ним совсем близко, крошечные иголочки на них выросли до величины игл самых больших шприцов... Стас озадаченно покачал головой и, прикидывая, с чего начать, посмотрел на крапиву.
Особенно много ее было у забора, за которым виднелась соседская банька. Здесь, даже в такую жару, стояла лужа. Осторожно, чтобы не поскользнуться, Стас подошел к самым зарослям крапивы. Сняв перчатку, он пугливо дотронулся до самого маленького листка и ойкнул.
- Д-да… - Стас осмотрел быстро краснеющее пятно на пальце и озадаченно покачал головой. – За такое отец больше таблетки не даст… Надо сделать веник и пару раз хлестнуть себя по плечам!.. Заодно, как говорил Григорий Иванович, и волю потренируем!
Стас решительно надел перчатки, крепко ухватился за самый большой куст крапивы, что было сил рванул на себя и… потеряв равновесие, полетел в самую гущу крапивы…
Словно миллион искр от огромного, обжигающего костра сверкнул перед его глазами.
Ослепленный Стас, уже не обращая внимания на то, что стебли крапивы хлещут его по спине и животу, всхлипывая, выполз из зарослей.
Встав у сарая на ноги, он посмотрел на себя – грязного, с животом и руками, краснеющими прямо на глазах и, уже не радуясь мысли, что заработал больше, намного больше тысячи долларов, заковылял к дому.
Родители встретили его хвалебными голосами. Однако, тон их сразу же угас, а благоговейное выражение лиц сменилось неподдельным ужасом. Стас, следуя за их взглядами, перевел глаза на свой, весь покрытый красными пузырями живот и едва не взвыл от страха и жалости к самому себе.
- Таблетки дайте… - протягивая дрожащую руку, слабым голосом жалобно попросил он.
- Что?! – не понял отец.
- Димедрол…
- Какой димедрол? Какие таблетки?!
Отец бросился к себе, и в родительской комнате остро запахло лекарствами.
- Горе ты мое городское! – подбежав к сыну, заохала мама. – Ты что, крапивы от сорняков отличить не мог?
Стас захныкал, пытаясь оправдаться, и замер, глядя на появившегося с огромным шприцом отца.
- От такой аллергии одно только средство – укол! Причем – горячий! – заявил он, приближаясь к сыну.
Димедрол, доллары и недавнее падение в крапиву были мгновенно забыты Стасом. Все ее жала не стоили одного этого папиного шприца!
После укола, страдая от боли и разочарования, он лежал в кровати, вновь и вновь переживая весь ужас случившегося.
- Добегался! – ворчал за стеной отец. – Куда спокойнее было, когда он сидел дома и читал.
- Читал? - переспросила мама, и послышались ее быстрые, удаляющиеся шаги.
- Ты куда?
- Я сейчас!
Шаги мамы вернулись и осторожно приблизились. Стас открыл глаза и увидел, как она положила что-то на подоконник.
- Ч-что это? – вяло поинтересовался он.
- Твоя тетрадь!
- Откуда?.. Где ты ее нашла?..
- В кустах под окном лежала. Ветер, наверное, сдул!
«Ага! Этот ветер – Максом называется… - невесело усмехнулся про себя Стас. Подумав о Максе, он вспомнил весь сегодняшний день, пруд и удивился, что Ник до сих пор еще не пришел за димедролом.
«И хорошо, что не пришел! – с облегчением подумал он. – Мои знают, что Ник – наркоман… я просил димедрол… что бы тогда я сказал?..»
3
Ник оглянулся и услышал то, чего меньше всего мог ожидать…
А Ник, тем временем, сидел рядом с лежащим на постели отцом Тихоном и, в свою очередь, тоже думал о Стасе.
Он лихорадочно прикидывал, успел уже тот выпросить у отца димедрол или еще нет. Всего через стену от него был процедурный кабинет, где этого лекарства было более, чем достаточно, да и не только его, но и кое-чего покрепче, чего он жаждал сейчас больше всего на свете. Но крепкие решетки на окне и огромный замок на двери лишали его всяких надежд.
Была, правда, одна идея – но настолько безумная, что Ник боялся даже думать о ней. И он ерзал на табуретке, не зная, куда себя деть. И к Стасу было уже пора… и эта комната притягивала его, словно магнит…
Из далекой Америки или Англии ему позвонил по мобильному телефону отец. Ник ответил, но долгого разговора не получилось. Игорь Игоревич сразу понял, что у сына ломка, и быстро прекратил разговор.
Отец Тихон, искоса поглядывая на парня, что-то ловко вырезал ножичком из небольшого кусочка дерева. Наконец, он закончил работу и положил на тумбочку, где стояла, прислоненная к стакану с букетом ромашек, картонная иконка – аккуратный маленький крестик…
- Не могу без дела сидеть! – пожаловался он, пряча нож в ящик тумбочки, в котором, как успел заметить Ник, лежало еще несколько заготовок. - Нравится?
- Ничего! – пожал плечами Ник.
- Хочешь, подарю?
- Зачем? Надо будет – мне отец золотой купит! А то, как и у вас, в рубинах!
Ник кивнул на крест отца Тихона и осторожно спросил:
- А вам сейчас больно?
- Сейчас нет.
- А вообще – бывает?
- Если честно, то да!
- И обезболивающее вам дают?
- Да не без этого.
- А… успокаивающее?
- Тоже несколько раз предлагали!
- Сильное?
- Куда уж сильней – почти наркотик!
- А… вы?
- Отказался! – улыбнулся отец Тихон.
- Почему?! – во все глаза уставился на него Ник.
- Боюсь привыкнуть!
- А вы не отказывайтесь!
И тут Ник, путаясь в словах, стал говорить о том, на что все это время надеялся без всяких шансов на успех:
- Вы попросите, вам дадут! А вы - мне! Я… сейчас же съезжу за фельдшерицей, она приедет, и… Ну, что вам стоит? Мне плохо… очень…понимаете? Я больше так не могу! Я этого не выдержу!! Да что вы можете понимать?! А-аа... – обреченно махнул он рукой, направился к двери и вдруг услышал за спиной:
- Постой!
Ник, не оборачиваясь, взялся за ручку двери.
Стой, тебе говорят! – уже громче повторил отец Тихон.
Ник оглянулся и услышал то, чего меньше всего мог ожидать:
- Хорошо, я согласен.
- Вы? – веря и не веря, бросился он к отцу Тихону. - Согласны?!
- Да. Но – только при одном условии.
- Да я все, что угодно! – забормотал Ник, доставая трясущимися руками доллары. – Вот!.. вот!.. берите…
- Нет, деньги оставь себе! – остановил его отец Тихон. – Я просто хочу помочь тебе…
- Тогда я поехал? – снова рванулся к двери Ник.
- Куда? Ты забыл про условие! – напомнил отец Тихон.
- Нет! Почему? Я помню! И… что же я должен делать?
- Ты должен дать мне слово…
- Что это в последний раз? – перебил отца Тихона Ник. – Конечно, дам! - Он поймал на себе пристальный взгляд священника и опустил голову: - Но вы же сами понимаете, что я не сдержу его…
- Ты дашь слово, - словно не слыша его, повторил отец Тихон, - что просто побудешь здесь полчаса.
- И все?!
- Нет. И по-честному откажешься от своей просьбы, если тебе станет легче.
- А если не станет?
- Тогда я сам поеду с тобой к фельдшеру и попрошу сделать тебе укол. Ты прав, она мне не откажет!
- Ага, я все понял! – нахмурился Ник, и уголки его губ задергались. - Вы думаете, что я успокоюсь за это время? Но это же ломка! Как вы не понимаете? Она не пройдет, пока не принять дозы!..
- Пройдет, - тихо, но твердо сказал отец Тихон. - И прошу тебя потерпеть всего полчаса.
- А не обманете?
- Ну, чем мне тебе доказать… - покачал головой отец Тихон и вдруг улыбнулся: - А хочешь, я тебе свою тайну открою?
- Тайну? – распахнул глаза Ник.
- Да, почему я приехал в Покровскую? А ты, если я не сдержу своего слова, вправе будешь рассказать ее всем!
- Да не надо мне вашей тайны… - проворчал Ник, сникая под открытым взглядом отца Тихона.
- И, тем не менее, я расскажу. У нас ведь целых полчаса. Но только ты сделаешь все, что я попрошу!
- Ну, хорошо!
Ник взглянул на свой мобильный телефон, засекая время, и послушно опустился на табуретку.
- И что я же должен делать?
- Перво-наперво, надеть крест!
4
- Не может быть! – не поверил Ник…
Отец Тихон достал из сумки бутылочку, на которой было написано «Святая вода», намочил в ней бахрому своих четок и покропил деревянный крестик. Затем стал вдевать в небольшое отверстие шнурок.
- А приехал я в Покровку потому, - говорил он, проделывая все это, - что много-много лет назад сделал здесь одно очень плохое дело.
- Вы? – не поверил Ник.
- Видишь за окном храм?
- Ну, да!
- Купол без креста? Так вот это я, когда был таким, как ты, снял его с церкви!
- Вы?!
- Ну, не сам, конечно, но прикрепил к нему трос, чтобы можно было стянуть его трактором. И вот теперь я здесь, чтобы исправить ту давнюю ошибку, свой тягчайший грех перед Богом.
- Но ведь вы тогда не знали, что это плохо.
- Да, сам не ведал, что творил. Но даже в земных делах, как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности перед законом. А уж в небесных…
Не договорив, отец Тихон завязал кончики шнурка в крепкий узел и сам надел крестик на шею то и дело поглядывавшего на часы Ника.
- Так-то оно лучше будет… - полюбовавшись на свою работу, одобрил он. - А теперь…
Отец Тихон достал на этот раз маленький флакончик и кончиком свечи крестообразно помазал маслом лоб Ника.
Все это было столь необычно, и масло пахло так притягивающе вкусно, что Ник не удержался от вопроса:
- Что это? Зачем?
- Это – масло из лампадки перед чудотворной иконой, – ответил отец Тихон, показывая глазами на образок на тумбочке.
- Такой маленькой? – удивился Ник.
- Нет, это типографская копия с нее. А сама икона – очень большая. Ее писали монахи на Афоне, и она славится тем, что перед ней исцелилось множество людей. Даже болевших раком в последней степени! И не только раком…
Отец Тихон говорил Нику, а сам неотрывно смотрел на икону:
- Я знаю женщину, которая молилась перед ней, чтобы ее сын избавился от наркомании.
- А он как – травкой баловался или сидел на игле? – тоном знатока уточнил Ник.
- Колол себе что-то, причем самое сильное, - поморщился отец Тихон. – И, как ты говоришь, уже ничто не могло помочь ему… Так вот, она помолилась. Принесла домой вот такой же образок, и… - отец Тихон замолчал и прижал руку к левой половине груди.
- И… - заторопил его Ник. - Что дальше?
- А дальше случилось чудо, – через силу улыбнулся отец Тихон. - Наутро ее сын сам попросил отвести его к наркологу…
- Толку-то! – хмыкнул Ник.
- Ты слушай! – посоветовал ему отец Тихон. – Мать повела его в тот же день в клинику, там сделали анализ крови, и - в ней не оказалось даже следа наркотиков.
- Не может быть! – не поверил Ник.
- Почему? - удивился отец Тихон. - Тому есть многие доказательства: протоколы его прежних допросов в милиции, медицинская карточка у нарколога с заключением, что он совершенно здоров, справка с анализом крови. Женщина до сих пор хранит ее, как святыню. А главное свидетельство – ее сын. С тех пор он забыл, что такое наркотики. Если хочешь, я даже могу тебя познакомить с ним!
- Этого не может быть… - глядя во все глаза на иконку, повторил Ник.
- Как видишь, может. И это ответ на твой второй вопрос – зачем я помазал тебя маслом.
- И… вы… думаете, мне тоже… может… помочь? – замирая на каждом слове, спросил Ник.
- Да, только для этого тебе надо помолиться.
- Но я не умею…это же, наверное, молитвы надо знать?
- Конечно, и не одну, которые ты выучишь в свое время. А пока с тебя достаточно и одной. Научить?
- Я все равно не запомню…
- Запомнишь, она всего из двух слов: «Господи, помилуй». А то и вовсе из одного – «Господи!» Но только сказать ее надо с верой и от всего сердца. Молитва – это ведь разговор человека с Богом. И ты должен попросить Его помочь тебе.
- И Он – поможет?
- Конечно!
- Но это – невозможно! – словно спохватившись, возразил Ник.
- Правильно, - согласился отец Тихон и тут же уточнил: - Самому человеку невозможно. Но Бог сказал: невозможное человеку - возможно Богу! И еще Он сказал: по вере вашей дано будет.
- Тогда… я… попробую? – робко спросил Ник и, не дожидаясь ответа, трудно, словно первое слово в жизни, как больной после тяжелой операции, выдавил из себя: - Господи…
Сказал, и все остальные слова будто застряли у него в горле. Слезы стали душить его, сами собой литься из глаз...
- Вы думаете, я хочу? - простонал он, закатывая рукав рубашки и показывая следы уколов на вене. - Я просто не могу!
- Бедный ты, бедный! – подойдя, обнял его отец Тихон.
И тут уже Ник, не сдерживая себя, заплакал навзрыд, давясь бессвязными словами:
- Да! Бедный… все считают меня счастливым, потому что у моего отца много денег…знакомятся, дружат со мной из-за этого…завидуют мне … а я – самый несчастный человек на свете… и только вы… один вы поняли это! Вы знаете, о чем мы мечтаем с друзьями, когда соберемся и примем дозу? О том, как завяжем! И завязываем! До следующей ломки… А потом – опять всё по-старому! Ищем денег на новую дозу, воруем у своих, грабим чужих… Меня и отец-то сюда привез, чтобы спрятать от следствия. Цепочку я золотую сорвал с женщины… Так что и у меня есть своя тайна…
- Ничего, как-нибудь обойдется! Всё хорошо… всё хорошо будет! – слушая Ника, то и дело повторял отец Тихон.
Наконец, он отпустил его и спросил:
- Ну, как?
- Что как?
- Отпустило? Полчаса прошло!
- Да… - машинально кивнул Ник, прислушался к самому себе и, боясь даже дышать, зашептал: - Легче! Честное слово, легче!! Нет, правда, ей-Богу!
Он вскочил с табуретки и сам стал обнимать отца Тихона:
- Отпустило! Без ломки переломался!
- Что, надо теперь к фельдшеру ехать?
- Нет! Нет! Я же ведь слово дал!! Нет!!!
- Вот видишь! – улыбнулся отец Тихон. – И дальше всё хорошо будет. Я буду молиться, чтобы Господь укрепил тебя и отвел все соблазны на твоем пути и тех, кто сеет эти соблазны. Ты только сам теперь не сглупи. Ходи, дыши, радуйся жизни! Уклоняйся на первых порах от прежних друзей, ненужных разговоров, неприятностей, которые могут спровоцировать тягу к наркотикам. А потянет на старое – сразу молись! Вот, перед ней! – протянул он иконку Нику.
- А как же вы? – испугался Ник, пряча за спину руки.
- Ничего, - успокоил его отец Тихон. – Как говорил один древний поэт, что ты спрятал, то пропало, что ты отдал – то твое!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги