9

Шумно выдохнув, Макс с видом победителя оглянулся на священника…

«Господи, спаси и помилуй рабов твоих – отрока Иоанна и отроковицу Елену!»

«Господи, вразуми и наставь на путь спасения отрока Стаса!»

«Господи, спаси и помилуй раба твоего…»

- К вам можно?

- Кто это – ты, Максим? Проходи. Я давно уже жду тебя!

- Вы? Меня?!

Макс потоптался в дверях и как-то неловко вошел в палату.

- А-а… Это Стас уже вам сказал? – догадался он, осматривая столик с одиноко горящей на блюдечке свечой, старинную церковную книгу и около нее – тот самый рубиновый крест.

В палате было удивительно тихо и мирно, пахло ладаном и еще чем-то щемяще-сладостным, незнакомым ему.

С непривычной для него робостью Макс сел на краешек стула.

- А вы долго в Тибете жили?

- Где? – с недоумением переспросил отец Тихон, вырезая ножичком деревянный крестик, который был раза в два больше, чем тот, что он подарил Нику, и немного другой формы.

- Ну, в этих, как его – Гималаях! – уточнил Макс. - Ведь вы же тибетский монах?

- Да, я - монах! Но только не тибетский.

- Да ладно вам! – не поверил Макс. – То, что вы делаете, только там могут. Уж кто-кто, а я толк в ударах знаю. Вы, даже не дотронувшись, послали меня в нокаут. А это самое настоящее – бесконтактное каратэ! Научите меня ему, а? Я уж сам тут пытаюсь и даже кое-чему научился… - не без гордости добавил он.

- Ну, и чему же ты научился? – с интересом посмотрел на него отец Тихон.

- А вот чему!

Макс вскочил, принял боевую стойку, сощурился на свечу и коротким, едва заметным движением кулака вперёд погасил ее, хотя расстояние между ними было не меньше полутора метров.

Шумно выдохнув, Макс с видом победителя оглянулся на священника. Он ожидал восторга, похвалы, какие всегда слышал от людей, видевших это. Но отец Тихон только огорченно покачал головой и вздохнул:

- И что хорошего? Подумаешь, загасить свечу! Вот если бы ты зажег ее подобным образом!

- Да разве такое возможно? – слегка обиженно хмыкнул Макс, снова опускаясь на стул.

- Представь себе, да! Был такой святой – наш, русский монах, преподобный Серафим Саровский. Так вот, он достиг такой духовной высоты, что в келье у него сами собой зажигались лампадки!

- Будет вам сказки рассказывать! - нахмурился Макс. – Вы лучше - научите! А что? Станете моим тренером! Мы с вами объездим весь мир, - принялся уговаривать он, но, видя, что отец Тихон отрицательно качает головой, с неожиданной злобой выпалил: - Не хотите учить, так хоть какую-нибудь книгу по этой борьбе дайте!

- Книгу? По борьбе? Ну что ж, это, пожалуй, можно… - с загадочной улыбкой неожиданно согласился отец Тихон.

Он потянулся к своей сумке и достал небольшое современное издание в скромном переплёте.

- Вот, держи – «Духовная брань». - Протянул он ее Максу и, кашлянув в кулак, пояснил: - Брань – в переводе с древнего русского языка как раз и есть борьба!

- То, что надо! - обрадовался Макс и, не посмотрев, сунул книгу себе за пояс. – Может, там и о славяно-горецкой борьбе что есть?

Отец Тихон не ответил и снова принялся за работу.

- Говорят, она делает человека неуязвимым в любых условиях! – с завистью вздохнул Макс. – А вы её знаете?

Отец Тихон опять промолчал.

И тут Макс, посмотрев на его руки, крестик, перевел глаза на столик, где стояла погашенная им свеча, и изменился в лице.

Свеча горела!

Он сам видел, что отец Тихон не зажигал ее и вообще ничего не делал, кроме того, что вырезал этот странный крестик и давал ему книгу…

А она – горела! Да еще ярче, чем когда он вошел!..

Макс медленно поднялся со стула и пробормотал:

- Ну, так я это… тогда… пошел, да?

Отец Тихон и на этот раз ничего не ответил ему.

И тогда Макс, не сводя глаз со свечи, попятился к двери и осторожно, чтобы случайно не погасить эту чудесную свечу, затворил её:

- Тогда это… того… как его – до свиданья!

«Господи, спаси и помилуй раба Твоего Максима!»

«Господи, спаси и помилуй - всех!»

10

- Нет! – наконец, не выдержал Марцелл…

Крисп держал на ладони выигранные золотые монеты и незаметно от отца разглядывал их.

Марцелл, ошеломленный тем, что отец Нектарий одержал верх в споре и над многоопытным жрецом, молча пересчитывал свои эдикты.

«Надо же, - радостно думал Крисп, - всего пять желтых кружочков, все они вместе - легче куска глины. А сколько добра можно на них сделать. Сколько счастья принести людям!..»

Он представлял, как обрадуется Злата, когда получит их, и отворачивался, чтобы отец не видел его улыбки и сияющих глаз.

Но, очевидно, Марцелл видел перед собой только беспомощное лицо жреца и вдохновенные глаза отца Нектария.

- Нет! – наконец, не выдержал он. – Конечно, в том, что говорит этот Нектарий, есть немалая доля истины. Допускаю, что даже большая ее часть. Может, и вся истина. Но… он поднял над головой один из свитков с императорской печатью и так и застыл с ним. – Кто мне докажет, что всё, о чем он говорит – правда? Ведь всё это – только слова! Быть может, Христос, действительно, совершил массу чудес. Но пока я лично, сам, своими глазами не увижу хотя бы одно чудо… Чему улыбаешься? – заметив улыбку на лице сына, нахмурился он. – Ни за что не поверю!

11

Стас вдруг вспомнил, что Нина уехала на целую неделю, и расстроился еще больше.

Стас сидел на кровати и уже без прежней радости смотрел на свои сто рублей.

В ушах у него так и стоял голос отца.

Генералы и президенты тоже смотрели на него со стены с осуждением. «Эх, была бы тут фотография Нины, она бы совсем по-другому взглянула на меня!» - вздохнул Стас.

Он вдруг вспомнил, что Нина уехала на целую неделю, и расстроился еще больше.

«Ну, почему, почему этот Крисп, выиграв золотые преступным путем, ведь игра в кости была запрещена в его время, был так счастлив? А я, заработав по-честному сто рублей, теперь даже видеть их не хочу?!» - едва не заплакал от досады Стас.

Он небрежно сунул деньги в карман ветровки и с жалостью подумал о родителях:

- Завтра же уговорю Ваньку сходить со мной в лес. Наберу им самых красивых, самых спелых ягод!

Успокоив себя этим, он лег в постель и мгновенно уснул.


Глава шестая

1

- Вот это кал-рась! – бегал вокруг них восторженный мальчик.

Наутро Стас проснулся с твёрдым желанием выполнить то, что задумал с вечера.

Он немного полежал, мечтая, как обрадуются папа с мамой, увидев землянику, и как они потом, укоряя себя, будут говорить, какой у них замечательный сын, совсем не такой, как они почему-то решили…и как станут сокрушаться, почему давно ещё не крестили его…

- Стасик, быстро умойся, приведи себя в порядок и - к столу! – как всегда, позвала его к завтраку мама.

- Сейчас! – буркнул Стас, недовольный тем, что ему помешали так хорошо мечтать.

Быстро поев, он тайком взял на кухне самую маленькую банку и только направился к двери, как мама остановила его:

- Ты куда?

- Как куда? Гулять!

- Потом погуляешь! А пока сходи в магазин за хлебом!

- Но я ведь спешу! Мне некогда! – с раздражением ответил маме Стас, забывая, что ей же хочет сделать приятное.

К счастью, в их разговор вовремя вмешался отец.

- Пусть погуляет до обеда! – подал он голос с оборудованной под кабинет веранды, где сидел над своей диссертацией. – А на обратном пути купит. В это время всегда свежий хлеб!

- Возьмешь половинку ржаного и батон! - не стала возражать мама. - Вот тебе деньги!

- А сдачу можно себе оставить?

Теперь уже мама решила быть добрее отца.

- Ладно, бери! - засмеялась она. – Только всякую ерунду не покупай!

Стас схватил деньги и снова с хорошим настроением выбежал из дома.

Ну, как было таким родителям не принести земляники?!

Однако, когда он подошел к дому своих друзей, радость его улетучилась.

- А их нет! – встретила его у калитки Ванина мама. – Они ушли ловить рыбу для отца Тихона.

На речку? – упавшим голосом уточнил Стас, думая о том, как же он один пойдет теперь в лес…

- Зачем же так далеко? На пруд!

- Давно?

- Только что! Я даже удивляюсь, что ты их не встретил!

Стас с облегчением выдохнул и помчался к пруду. Пробегая мимо храма, он краем глаза увидел, что сегодня там работает всего несколько человек – два старика и три старушки… Да и то как-то вяло, не то, что вчера.

На пруду Ваня только начал разматывать удочку. Лена стояла со своим ведерком в ожидании, когда он что-нибудь поймает и бросит туда. Рядом с ними сидел рыбачивший мальчик лет пяти, около которого дремал смешной рыжий котенок.

- Торько зля сталаешься! – кивал он на свой застывший поплавок, путая почему-то «л» и «р». - Не крюет. Я на зольке плишёр и даже Мулке ничего не поймар!

- А тут что хоть ловится? – поинтересовался Стас, присаживаясь рядом.

- Пескали да горовастики. Бывает, что и каласи попадаются! Но – ледко!

- Большие?

Мальчик показал половину своей маленькой ладошки и зевнул, прикрывая ею рот.

- Вань! – доставая банку, окликнул Стас друга. – Давай сегодня опять за ягодой сходим? Только без станции!

- Без станции можно! – заканчивая последние приготовления, согласился Ваня.

Поплевав на червя, он уже собрался закинуть удочку в воду, как Лена, решившая поиграть с котенком, опрокинула банку с червяками в пруд. Железная банка из-под консервов сразу пошла на дно, а на высыпавшихся в траву червей тут же набросились невесть откуда взявшиеся куры.

- Кыш, проклятые! – замахал на них Ваня и, выхватив у Стаса стеклянную банку, стал бросать в нее уцелевших червей.

- Ты что! Я же ее под ягоды… - возмутился Стас, но Ваня успокоил его: - Под них найдем что-нибудь другое!

Он умело забросил крючок с червяком на самую середину пруда, и не прошло минуты, как поплавок дрогнул, накренился и – тяжело пошел в воду.

- А ты говоришь, не клюет! Ловить надо уметь! – победно оглянулся он на мальчика и потянул удочку на себя.

Но не тут-то было!

- За корягу, наверное, зацепился… не хватало мне еще в воду лезть! - краснея от натуги, захрипел Ваня, изо всех сил рванул удочку, и… на берег, лучась и сверкая живым золотом, вылетел огромный - почти по локоть карась. Котенок в ужасе бросился прочь от такой рыбины.

- Чудо-карась! Чудо-карась! – обрадованно захлопала в ладоши Лена.

- Столько лет здесь ловлю, первый раз такого вижу! – подняв его на руки, с восхищением покачал головой Ваня. - Хватит теперь отцу Тихону и на уху, и на второе!

- Тогда всё, пошли? – обрадовался Стас.

- Вот это кал-рась! – бегал вокруг них восторженный мальчик.

В маленькое ведерко Лены рыбина не уместилась, и друзья, нанизав ее на кукан из толстой ивовой ветки, с гордостью понесли по деревне.

Все по пути останавливались и лишь руками разводили, не веря, что это рыба – из их пруда.

И только Ванина мама совсем не удивилась этому.

- А вы что думали? – принимая карася, спросила она. – Любит Господь отца Тихона. Вот и послал такого!

2

- Что?! – думая, что ослышался, вскричал юнга.

Выйдя из каюты, Крисп увидел, что на носу корабля непривычно пусто. Настроение его, такое хорошее, радостное с утра, сразу же стало под стать ненастной погоде.

Море было неспокойным и темным. Тяжелые, низкие тучи, словно играя с солнцем, то прятали его, то нехотя отпускали обратно. Крисп перевел взгляд на корму - там были только Злата с братом. Сувора рядом с ними не было.

Он прошелся по палубе и увидел, что тот…сидит рядом с гребцами, с натугой поднимая и опуская тяжелое неповоротливое весло.

- Как? Опять? – нахмурился он и возмущенно крикнул келевсту. – Я же сказал больше не трогать его!

- А я тут при чем? – отозвался келевст, не прекращая ритмично хлопать в ладоши. – Он сам пожелал!

- Да, – подтвердил Сувор и виновато объяснил Криспу: – Мне ведь теперь нужны деньги, чтобы выкупить жену и вместе с детьми вернуться на родину. Вот я и подумал: зачем терять время, если можно начать зарабатывать прямо здесь и сейчас. К тому же я как-то не привык без работы!..

Услышав про деньги, Крисп вспомнил про пять золотых, зажатых у него в кулаке. Он хотел здесь же отдать их Сувору, но, покосившись на остальных гребцов, решил, что лучше будет подождать. Жалко было этих измученных, одиноких людей - им ведь никто не мог помочь. Не мог же он, и правда, освободить всех обращенных в рабство людей! И потом, ему хотелось отдать деньги именно Злате. Но как это можно было сделать, если она теперь была на корме?..

Он прошел на нос корабля и опустился на осиротевшее без нее место. Почему-то хотелось сесть именно там, где сидела она.

Крисп незаметно покосился на корму и стал глядеть на то, что творится вокруг.

По палубе, выполняя команды Гилара, сновали матросы. Протащил куда-то тяжелое медное ведро юнга Максим. Потом появлялся Плутий Аквилий, за которым, словно тень, крадучись, следовал Млад. Плутий подошел к амфоре, в которой была вода, предназначенная для господ. Посмотрев по сторонам, плеснул немного воды в стоящую около нее глиняную кружку, выпил, затем вынул волшебный платок и принялся что-то там делать. Наконец, он распрямился, приложил смоченный платок ко лбу и направился на корму, где, позевывая украдкой, принялся делать вид, что внимательно слушает отца Нектария. Что-то странное и подозрительное было во всем поведении этого Плутия… Крисп так увлекся, наблюдая за ним, что даже не заметил, как к нему подошла и села рядышком Злата. Только неожиданно услышал ее приветливый голос:

- Доброе утро!

Крисп мгновенно повернул к ней голову, и глаза его вспыхнули радостью. Девушка была без платка, удивительно голубоглаза и красива. Хоть небо было темным, и солнце совсем исчезло в тучах, вокруг разом все изменилось и стало удивительно светло.

- Здравствуй! – отозвался Крисп. Он немного помолчал, собираясь с духом, а затем разжал кулак и протянул золотые. – Вот, держи!

- Что это? – с недоумением взглянула на монеты Злата.

- Деньги. Чтобы ты не вздумала продавать себя! Я же сказал, что что-нибудь придумаю...

- Так значит… - девушка во все глаза уставилась на него и, явно досадуя на себя, покачала головой: - А я увидела, как ты играл вчера в кости, и уж опять было подумала…

- Что у тебя горе, а я развлекаюсь?

- Да… - опустив голову, призналась Злата, но тут же подняла ее и решительно встряхнула золотистыми волосами: - Но потом решила, что ты не такой!

Крисп сам вложил ей в руку золотые.

- Ой! – смутилась та. – Я даже не знаю, можно ли мне брать их… А сколько здесь? Я никогда не видела таких больших денег!

- Я тоже, – признался Крисп. - Но точно знаю, что на них можно выкупить вашу маму, вернуться домой и еще вам останется, на что жить первое время.

- Но так не бывает! Это какое-то чудо… мечта… сон наяву! - как-то испуганно взглянула на него девушка. – Слушай, а может ты - бог?

- Нет. Я только раб Божий. А мой Бог велит помогать всем людям и любить их, как самих себя. Даже чужих. А ты для меня - не как все… не чужая… ты…

Крисп запнулся и покраснел. Злата тоже смутилась.

- Тогда… - обрадовавшись спасительной мысли, быстро предложила она, - можно, я побегу порадую отца и брата?

- Конечно! – согласился Крисп, но, вспомнив о гребцах, попросил: – Только, пожалуйста, когда он будет один.

Они помолчали. Крисп стал смотреть на отца Нектария, к которому подошел купец Диагор и о чём-то спросил. Марцелл уже сидел рядом с пресвитером и внимательно прислушивался ко всему, что говорится.

- Твой отец такой большой начальник, – тоже глядя на корму, с уважением сказала Злата. – А кем хочешь быть ты, когда станешь взрослым?

- Не знаю, – пожал плечами слегка озадаченный таким вопросом Крисп. - Я как-то еще не думал об этом…

- Воином? Тебе очень идет оружие! Представляю, как ты будешь выглядеть в блестящих доспехах и шлеме!

- Нет, это вряд ли! – с сомнением покачал головой Крисп.

- Тогда - капитаном?

- Тоже нет! Мне предложили стать помощником сына императора. – Крисп достал денарий и показал девушке изображение цезаря Геренния Этруска. - Вот он!

- Похож! Я… видела его, – мельком взглянув на монету, сказала Злата. – И отца его тоже.

- Как, ты видела Деция? – обрадовался Крисп.

Девушка вдруг нахмурилась и попросила его спрятать монету.

- Да, но лучше бы мне его было не видеть! Прости, я понимаю, ты римлянин, он – император. Но это ведь он напал на Дакию, сжег мой город, превратил нас в рабов. И если бы не ты…

- Что я?.. Он хочет уничтожить и всех моих братьев по вере! – со вздохом признался Крисп.

- И ты пойдешь на службу к его сыну? – удивленно взглянула на него Злата.

- Кто тебе сказал, что пойду? По-моему, я только сказал, что мне предложили!

- И ты… откажешься?

- Да.

- Быть помощником самого цезаря? Стать одним из самых главных начальников в Риме?!

- Конечно!

Злата с уважением оглядела Криспа и уже деловито сказала:

- Не надо быть тебе воином. Я не люблю, когда убивают. Иди лучше капитаном. Ты смотрелся там, – показала она пальцем на капитанский помост, - как настоящий наварх…

- Девушка осеклась на полуслове, и Крисп неожиданно понял, что оказывается, не только он поглядывал на нее. И она догадалась, что ее тайна раскрыта.

Теперь оба они покраснели. Молчание явно затягивалось, и вдруг Злата уже не так радостно, как собираясь показывать монеты отцу, а с тревогой воскликнула:

- Что он делает?

- Кто? Где? – сразу оживился Крисп.

- Млад! Ты только посмотри на него!

Девушка кивнула в сторону амфор, и Крисп увидел, что ее брат, откупорив одну из них, выливает из нее на палубу воду. Не сговариваясь, они бросились к нему. Злата первая, за ней, опережая её, Крисп. Но первым у амфор оказался юнга Максим.

- Ах ты, мерзавец! Негодяй! – замахнулся он на Млада, но Крисп перехватил его руку.

- А ну, отпусти его!

– Да ты только посмотри, что он наделал! – вырвавшись, показал на мальчика юнга.

Он заглянул в амфору и, чуть не плача, простонал:

- Вылил всю воду для господ! Капитан же убьет меня за это!

Мальчик спрятался за спину Криспа и, мыча, пытался объяснить ему что-то.

- Постой, потом скажешь! - остановил его Крисп и обратился к Максиму: - Ты вот что… сходи-ка к отцу Нектарию. Он поможет!

- – Да что мне какой-то Нектарий?! - простонал юнга - Теперь мне сам Зевс не сможет помочь!

Тем не менее, он покосился на стоявшего у рулевого весла капитана и неверными шагами направился к пресвитеру.

Отец Нектарий внимательно выслушал его и, поняв всю серьезность положения, сказал:

- Ничего. Только не бойся. Все хорошо будет. Наполни скорее пустую амфору морской водой!

- Что?! – думая, что ослышался, вскричал юнга.

- Делай, что я сказал! – не терпящим возражением тоном спокойно повторил пресвитер. – И как можно скорее.

Оглядываясь и спотыкаясь на каждом шагу, юнга прошел к борту, взял ведро и быстро наполнил амфору горько-соленой морской водой. Закончив эту работу, он кошкой вскарабкался на мачту, намного выше обычного, и стал наблюдать, что будет дальше.

Долго ждать ему не пришлось. Вскоре один из господ захотел напиться. И им оказался никто иной, как сам императорский курьер!

Не желая тратить лишнего времени на то, чтобы спускаться в каюту и выпить из кувшина, Марцелл подошел к амфоре, налил полную кружку воды и торопливо сделал большой глоток. Юнга в ужасе зажал рот кулаком. На Марцелла страшно было смотреть: глаза его полезли из орбит. Лицо брезгливо исказилось. Подскочив на месте, он бросился к борту и, выплевывая воду, стал кричать, зовя Гилара:

- Что у тебя в амфорах, бездельник! Ты что, отравить меня решил?!

Отец Нектарий, отвлекшийся разговором с купцом, извинился перед ним и быстро перекрестил амфору крестом…

Тем временем Гилар, почуяв неладное, подбежал к Марцеллу. Узнав, в чем дело, он сначала уговаривающими знаками, а потом недвусмысленными жестами кулаком стал звать к себе юнгу.

Тот медленно спустился с мачты и с обреченным видом подошел к амфоре.

- Пей! – наполнив кружку, приказал юнге Гилар.

Шумно вздохнув, Максим прижал ее к губам, закрыл глаза, сделал глоток, затем второй… и вдруг стал пить частыми и быстрыми глотками. Осушив кружку до дна, он протянул ее Гилару. Лицо его выражало не отвращение, а крайнюю степень изумления и страха, с которым он покосился на отца Нектария. Гилар недоуменно посмотрел на него, на Марцелла, плеснул воды себе и тоже выпил.

- Что это с тобой, Марцелл? – удивленно спросил он. - Вода как вода. С чего это ты взял, что она - морская! Обычная, пресная. Пожалуй, даже лучше, чем вчера. И… амфора полная? Молодец! – постучав по амфоре, похвалил он юнгу. - Я тебя ругал, а ты, оказывается, про запас еще одну амфору набрал? Вот что значит моё воспитание!!

Теперь уже Марцелл, ничего не понимая, посмотрел на юнгу, на капитана... Тоже налил себе воды, попробовал ее сначала языком, а потом выпил до дна.

- Да, обычная, пресная… ничего не понимаю! - развел он руками.

Недоуменно переговариваясь, что это вдруг стало с господином императорским курьером, капитан с юнгой разошлись по своим делам.

И только Марцелл по-прежнему оставался на месте.

Он так и стоял, трогая то кружку, то амфору, по-прежнему ровным счетом не понимая ничего.

И только Крисп понимал, что произошло на самом деле.

Понимал и был счастлив: отец не только увидел чудо, но даже попробовал его!

3

«Вот болтун!» - покосился на друга Стас.

Отдав карася, друзья взяли ведёрко Лены под ягоды и вместе с ней, шумно обсуждая подробности рыбалки, двинулись в путь.

-Я еще по поплавку понял, что дело серьезное! – убежденно доказывал Ваня.

- Да ничего ты не понял! Сразу, коряга, коряга! Ой, не могу! – крутил головой Стас.

- А Мурка как испугалась! Видали? – смеялась Лена. - Думала, поймался, как обычно, рыбёнок, а тут - целая акула!

- Да что там акула – кит!

У конторы они встретили Григория Ивановича, который, посвистывая, с веселым лицом шел по направлению к храму.

- А вы почему еще здесь? – удивился он.

Друзья обступили его и, перебивая друг друга, начали рассказывать про карася и ягоды.

- Какой карась? Какие ягоды? – возмутился Григорий Иванович и с упреком посмотрел на Стаса. - Ты же ведь мой заместитель по молодежи! Должен пример остальным показывать. А сам?

- Да там молодежи-то нет! – резонно попытался объяснить Стас, однако Григорий Иванович был неумолим.

- А это, по-твоему, кто? – показал он на Ваню с Леной. – Начнете вы, подойдут другие! А ну, пошли скорее со мной!

Следуя за Григорием Ивановичем, Ваня с Леной и огорченный тем, что снова рушится то, что задумал, Стас, дошли до храма. Там по-прежнему работало всего пять-шесть человек. Они разбирали кирпичи и переносили ведрами в две кучи. Совсем разбитые в одну, а те, что ещё могли пригодиться на стройке – в другую.

Увидев Григория Ивановича, работавшие на храме стали жаловаться, что больше никто не пришел. Но тот, не слушая их, первым делом прошел к отцу Тихону и торжественно вручил ему несколько тысячерублевых купюр:

- Вот, первый перевод! Можно теперь бригаду нанимать.

- Слава тебе, Господи! - перекрестился отец Тихон и низко поклонился храму. – Спаси и помилуй всех Твоих благодетелей и доброхотов!

- На строительстве коттеджей есть толковые ребята, – дождавшись, когда он снова повернется к нему, продолжил Григорий Иванович. – Я сегодня же попробую переманить их к нам!

- Не надо бы делать этого!.. – неодобрительно покачал головой отец Тихон. - Зло всегда порождает зло. Переманим их, потом - переманят и у нас. И правильно сделают!

- Что нам тогда - лишь бы кого нанимать? – возмутился Григорий Иванович. – Нет, тут, простите, я с вами не согласен! Это же – храм! Сюда - самые лучшие нужны!

- Вот и поищи этих лучших!

- Так где ж их теперь найти? Хороших строителей еще с весны разобрали! А тут – разгар лета… Ну ладно, поищу! – пообещал Григорий Иванович.

Отец Тихон вернул ему деньги, и тот быстрым шагом пошел к краснеющим за деревней коттеджам.

- А мы вам чудо-карася поймали! – увидев, что отец Тихон освободился, бросились к нему друзья.

- Вот такого! – Стас показал до локтя, а Ваня почти до плеча.

- Спаси Господи! – улыбнулся отец Тихон.

- Мамка теперь вам его и варит, и жарит!

- Спаси Господи!

- А почему это вы, папа Тихон, спасибо так странно всегда говорите? – удивилась Лена. – И «пожалуйста» я ни разу от вас не слыхала!

Отец Тихон посмотрел на нее, затем положил перед собой около десятка кирпичей и угольком нарисовал на каждом по букве и одну запятую.

- Ну-ка, сложи мне из этих кубиков слово «спасибо»! - проделав всё это, попросил он.

Лена быстро присела и, почти не задумываясь, выполнила его просьбу.

- Молодец! – похвалил её отец Тихон и написал еще на одном кирпиче букву «Г». – А теперь добавь его в самый конец, раздели кирпичи вот здесь запятой и прочитай, что получилось?

- Спаси, Бог!.. – изумленно оглянулась на него Лена.

- Вот так люди на Руси всегда благодарили друг друга за добрые дела. А тот, кто их делал, всегда отвечал: «Во славу Божью!», потому что все дела раньше творили ради Бога.

- Даже если это плохие дела? – удивился Стас.

Отец Тихон как-то внимательно посмотрел на него и слегка удивленно пожал плечами:

- Почему сразу плохие? Если ты всё и всегда будешь делать ради Бога, то никогда не сделаешь ничего плохого!

- Значит, правильно говорить: «Спаси Бог?» - уточнил Ваня.

- Да, а в монастырях сейчас, возрождая эту прекрасную традицию, как бы подчеркивая истинный смысл этого слова, говорят даже: Спаси Господи.

- Спасибо, Господи! - по-своему запоминая это, прошептала Лена и полюбопытствовала: - А откуда вам Григорий Иванович деньги принес?

- С почты. Их на храм один человек пожертвовал - благодетель.

- Благодетель? – ахнула Лена. – Ой, погодите, я сейчас!

Она сорвалась с места и куда-то побежала.

Отец Тихон проводил её ласковым взглядом и обратился к подошедшей к храму суеверной женщине:

-А тебя почему на субботнике не было видно?

-Так ведь вчера неблагоприятный день был! – даже удивилась в ответ та.

- Разве? Вроде вчера солнечно было!

- Нет, это по астрологическому прогнозу!

- А-а, ну тогда – снова иди домой!

- Почему?

- Так ведь по этому бесовскому календарю – каждый день работы у нас – неблагоприятный! – объяснил ей священник.

- Но волхвы же – по звезде, которая их вела, ко Христу шли! – пытаясь уличить его в неправде, с лукавой улыбкой напомнила женщина.

Отец Тихон с интересом взглянул на неё и покачал головой:

- Да, по звезде! – согласился он. – Но это был особый Божественный знак, многие толкователи даже говорят, что это была ангельская сила… Астрология же, гадания, экстрасенсы - являются страшным грехом!

Видя, что суеверная женщина продолжает сомневаться, отец Тихон добавил:

- Вот ты дома с черным входом видела?

- Да, в городе, а что? – недоумевая, кивнула та.

- Вот и здесь так же. То, что нам полезно и действительно нужно, Господь и так открывает и с парадного крыльца подаёт. А мы всё норовим – с черного входа влезть!

Женщина, не зная, что и сказать, пожала плечами и только хотела что-то спросить, но тут вернулась Лена и протянула отцу Тихону небольшую глиняную копилку.

- Вот возьмите! Это от меня, тоже – на храм! Теперь и я благодатель, правда?

Отец Тихон попытался вернуть копилку, но, как только она снова оказалась в руках девочки, та высоко подняла её над головой и ударила об кирпичи. Затем, ползая на коленях, собрала всю мелочь в подол и протянула отцу Тихону.

- Ну, папочка Тихон, пожалуйста, то есть, во славу Божью возьмите.

- Спаси Господи! – серьезно ответил тот, и Стасу показалось, что глаза его влажно блеснули.

Отвернувшись, чтобы никто не заметил его слёз, отец Тихон стал советовать подошедшим на храм новым людям, что им лучше делать сегодня.

- А ты, Стасик? – зашептала Лена. - У тебя дойллары есть! И еще сто рублей, мне Ваня сказал!

«Вот болтун!» - покосился на друга Стас и, сделав вид, что не расслышал Лену, стал внимательно разглядывать надписи на стене, сделанные в разные годы…

На его счастье, в этот момент к храму подошла и села у входа старушка в грязной одежде. Это была та самая нищая, которую Стас видел на станции.

- Ну вот, - увидев её, обрадовался отец Тихон. – Уже и нищие появились! Значит, храм, действительно, начинает оживать!

Он выбрал из монет, которые дала Леночка, самую большую, пять рублей, бывшие гордостью её копилки, и подал нищенке.

- Ой, а на храм теперь хватит? – испугалась Лена.

- Хватит! – успокоил её отец Тихон. – Еще и останется! В народе не случайно испокон веков говорили: не оскудеет рука дающего. И правильно говорили! Ведь за каждым нищим стоит сам Христос и Он, бывает, подает благодетелю в десять, и даже в сто раз больше, чем тот подал нищим, которые далеко не случайно издревле говорили: «Подайте ради Христа!»

Отец Тихон посмотрел на друзей и, заметив, что те не совсем понимают его, тоном учителя спросил:

- Как вы думаете, дети, кому больше нужна милостыня? Тому, кто дает её или, наоборот, кто получает?

- Конечно, кому подают! – в один голос ответили Ваня с Леной. Стас, сразу догадавшись по тону отца Тихона, каким должен быть ответ, хотел было сказать: «Кто даёт», но, не понимая, почему, промолчал.

И тогда отец Тихон сам ответил:

- Милостыня больше нужна самому подающему. В первую очередь для спасения его души. Но и для земного благоденствия от нее бывает немалая польза. Помнится, у меня был случай. Я ещё начинал путь в церковь и жил при храме, куда приходил иногда мальчик, которого все звали блаженный. Не знаю, может, он переболел чем в детстве и немного отстал в умственном развитии, но глаза у него были чистые и умные. Он все время стоял у ворот церкви и просил милостыню. У меня денег тогда было немного, но, помнится, всё же подал ему десять копеек. А он возьми и скажи: «Подай тебе Господи целый рубль!». И что вы думаете, в тот же день не помню, как и откуда, я действительно получил этот рубль. Тогда это были еще деньги! Потом, когда мне удалось немного подработать, подал я этому мальчику уже пять рублей. И что бы вы думали? Проходит день, другой, и совершенно неожиданно мне назначают оклад в пятьдесят рублей, и приходит перевод на целых две сотни. Иду счастливый с почты в храм, нужных книг теперь можно накупить, иконку, о которой мечтал давно, а этот мальчик стоит на паперти и хохочет. Я его спрашиваю:

«Ты почему смеёшься?»

А он еще громче!

Я ему:

«Да что случилось?»

А он:

«А помнишь, как ты мне недавно двести пятьдесят рублей подал?».

- Ну, тут, простите, подошвы мои приросли к полу! – развел руками отец Тихон.

- Слыхал! – подтолкнул Ваню не пропустивший ни одного слова из его рассказа Стас. – Ведь на этом же бизнес можно делать!

- Какой еще бизнес? – недоуменно покосился на него тот.

- Сам подумай! – горячась, принялся объяснять Стас. – Ведь если подать, скажем, десяти нищим по десять копеек, то можно получить, как минимум десять рублей! А если – ста нищим? Тысяче?

- Да у нас и нищих-то столько нет! – с сомнением покачал головой Ваня.

- Ну и что? – не успокаивался Стас. - Ты в Москве хоть раз был?

- Нет…

- А там знаешь их сколько – миллионы!

4

- Так уж и академики! – недоверчиво показал головой Стас.

Закончив рассказ, отец Тихон завел детей в храм и, показав рукой на чудом уцелевшую фреску, сказал Лене:

- Ты спрашивала у меня вчера, что такое Покров – вот он.

На иконе была изображена Пресвятая Богородица, державшая в руках свой омофор над молящимися людьми.

– Это и есть тот самый Покров, который Она держит над миром, умаливая своего Сына, чтобы он пощадил грешащих людей. Эту картину видел один святой, Андрей Христа ради юродивый больше тысячи лет назад.

- Это было давно и даже не правда! – с усмешкой шепнул Ване Стас, но отец Тихон услышал его и сказал:

- Не веришь? Тогда вот тебе совсем недавний случай, который произошел в Югославии. Об этом писали очень многие газеты. Там умер один мальчик. Умирают все, но этот, когда его относили на кладбище, вдруг воскрес.

- А разве такое бывает? – распахнула глаза Лена.

- Да, – кивнул ей отец Тихон. – Очень редко, но случается, когда Господь посчитает, что человек еще не готов к уходу в вечность и его можно исправить. Так вот, этот мальчик сел в гробу и стал плакать. Ужаснувшиеся было люди обрадовались и стали спрашивать, почему ты плачешь, ведь ты же опять жив! А он, не переставая плакать, сказал, что только что видел саму Богородицу. Она стояла… - отец Тихон снова показал на фреску, – над землей, держа свой Покров, и с такой болью говорила ему:

« Неужели люди не видят, как я устала, неужели не понимают, что будет с миром, если я опущу свой Покров?.. Когда же они, наконец, перестанут грешить и прогневлять моего Сына? Иди и передай это людям!»

- Теперь ты понимаешь, – обратившись к Ване, спросил отец Тихон, – что бывает с теми, кто грешат сквернословием и с кого Пресвятая Богородица снимает свой защитный Покров?

- Да… - прошептал побледневший Ваня.

- Теперь он никогда не будет ругаться! – заслоняя брата собой, испуганно сказала Лена. – У нас теперь вернословие! Правда, Ваня?

- А теперь за работу! – улыбнувшись ей, сказал отец Тихон.

Носить кирпичи ведрами было куда тяжелее, чем носилками. Руки у Стаса скоро устали и стали такими тяжелыми, будто их налили свинцом. Как только отец Тихон объявил перерыв, он, раздраженный тем, что вместо того, чтобы идти по ягоды для родителей, должен теперь работать, с досадой буркнул:

- И зачем восстанавливать этот храм? Всё равно сюда одни бабки ходить будут!

- Кто? – переспросил отец Тихон.

- Ну, старушки! - поправился Стас.

Отец Тихон внимательно посмотрел на него и спросил:

- А ты в Москве хоть раз в храме был?

- Нет, – честно признался Стас.

- Зря. Тогда бы увидел, что кроме старушек, там очень много молодежи, детей, студентов, военных. В храм ходят теперь писатели, ученые, артисты, профессора, академики…

- Так уж и академики! – недоверчиво покачал головой Стас. - Это же умные люди! Чего они там забыли?

- Между прочим, во все времена самые умные люди мира верили в Бога и ходили в церковь. Например: Ньютон, Фараддей, Дарвин…

- Дарвин? – переспросил Ваня. – Это тот, который сказал, что человек произошел от обезьяны?

- Нам тоже в школе объясняли теорию Дарвина! - подтвердил Стас.

- Не знаю, что сейчас говорят в школе, но ты ведь неглупый мальчик, сам подумай: разве теория это – закон? И потом, когда самого Чарльза Дарвина однажды спросили: к кому он возносит начало всей своей так называемой лестницы эволюции, он ответил, конечно же, к Богу! Это потом один из его учеников попытался возвести в ранг закона эту теорию, которая, кстати, до сих пор абсолютно ничем не подтверждена! И трубят о ней только те, кто не верит в Бога. А верили в Него: Ломоносов, Менделеев, Кеплер…

- Это тот, который астроном? - уточнил Стас.

- Да, - кивнул ему отец Тихон. - А еще академик Павлов, Лобачевский, Пушкин…

- Пушкин?

- Конечно, ты только перечитай его духовные стихотворения! И еще: Александр Суворов, Кутузов, маршал Жуков…

Очевидно, отец Тихон мог продолжать список до самого вечера. Но его остановила почтальон с почты, сказав, что поступили новые телеграфные переводы, и вручила ему еще три пачки денег.

- Видал! – победно толкнул друга Стас. – Что я тебе говорил? Точно на этих милостынях миллионером можно стать!

После перерыва снова началась работа. Ваня трудился привычно, стараясь отбирать для храма самые лучшие кирпичи. Стас больше бросал то, что попадалось под руку. Лена, чтобы ей не передавали - кирпич, ведро или ржавый гвоздь, всем говорила:

- Спасибо Господи!

А когда кто ей говорил спасибо, радостно отвечала:

- Во славу Божью!

Время уже близилось к обеду, когда у храма вновь появился Григорий Иванович. На этот раз не один - с целой бригадой строителей. Посмотрев на храм, те недоуменно переглянулись и стали недовольно переговариваться между собой.

Григорий Иванович подошел к отцу Тихону и сказал:

- Вот, самые лучшие, что только нашлись!

- Переманил-таки! – укоризненно покачал тот головой.

- А что мне оставалось делать? Не знаю только, чем рассчитываться с ними будем… – вздохнул Григорий Иванович.

- А вот этим! – протянул ему отец Тихон только что полученные деньги.

- Откуда?!

- Всё оттуда же. Даст Бог, еще будут!

Успокоенный Григорий Иванович подошел к строителям и сказал:

- Что смотрите? Крыша есть…

- Купол! – поправил его отец Тихон.

- Вот я и говорю, купол есть, стены тоже…

Один из строителей вынул из стены кирпич, вставил обратно, покосился на берёзки, росшие наверху, и отрицательно покачал головой.

- Нет, мы так не договаривались! Тут и до Нового года не успеть… Не то, что до середины августа!

- А вы попробуйте! – попросил отец Тихон и, объявив всем трудившимся на храме, что на сегодня работы окончены, принялся что-то горячо объяснять строителям.

Стас с трудом разогнул спину и, с сожалением вспомнив, что ягод он сегодня не набрал, да и вообще вряд ли теперь когда-нибудь наберет, попрощался с Ваней и Леной до вечера и пошел в магазин. Там он купил хлеб и на выходе стал перечитывать сдачу, переводя её в центы, потому что на доллары явно не доставало. Потом он решил приплюсовать эти центы к тому, что у него уже есть, как вдруг услышал:

- Сынок!

Стас вгляделся и увидел сидевшую у входа в магазин всё ту же нищую старушку. Она тянула к нему свою темную, морщинистую ладонь и, глядя на хлеб в его руках, повторяла:

- Подай бабушке ради Христа!

Стас нахмурился, но, вспомнив слова отца Тихона, хотя и не особо веря в них, протянул ей всю свою сдачу.

- Вот, возьмите.

- Спаси Господи! – обрадовалась та, порылась в сумке и достала оттуда банку, вырезанную из пластиковой бутылки, доверху наполненную красной, спелой и, наверное, самой вкусной на свете земляникой!

- Спаси Бог! – увидев её, растерянно произнес Стас.

- Во славу Божью! – улыбнулась старушка.

И тогда он, прижав этот подарок к груди, со всех ног помчался домой - радовать, как и мечтал еще с вечера, своих родителей.


Глава седьмая


1

- Ты и на этом решил делать бизнес? – насторожился Ваня.

Через три дня Ваня, как и обещал, пригласил Стаса на свои именины. Стас долго размышлял, что бы ему подарить. Причем так, чтобы и другу приятно было, и первоначальный капитал не пострадал. Он решил сделать что-нибудь собственными руками и посоветовался с родителями. Мама сразу предупредила, что он может делать всё, что угодно, только не в доме.

- Я не выношу визга лобзика и запахов паленого дерева, если ты надумаешь что-нибудь выжигать и выпиливать, – заявила она.

Папа, напротив, подтвердил, что то, что сделано руками намного дороже любой купленной вещи.

- А - умом? – спросил Стас.

- Ну, если умом, да с умом… – только и развел руками отец и как-то внимательно посмотрел на сына.

И тогда Стас окончательно решил, что он подарит Ване. Он купил на почте красивую, недорогую открытку, сделанную так, будто она, и впрямь, выпилена из дерева, сочинил стихотворение и написал:

«Другу.

Ване.

В день его Именин.

Если кто не знает вдруг,

У меня есть лучший друг.

Самый добрый, самый ловкий,

Самый – Ваня из Покровки!

Лучший друг всегда один,

Так я утверждаю,

И его в день именин

Дружно поздравляю!»

Закончив писать, Стас вздохнул: жаль, что день Ангела не у Нины. Во-первых, он уже соскучился по ней, ведь её не было уже целых три дня, да еще оставалось ждать столько же, а это - целая вечность! А, во-вторых, её имя так хорошо бы рифмовалось со словом именины!..

В комнате, тем временем, слышался голос отца. Он спрашивал у мамы:

- Ты не знаешь, в кого он?

- Ты же сам всё время говоришь, что в тебя!

- Да-а? – несколько озадаченно переспрашивал отец.

«В кого-в кого…В себя!» - хмыкнул Стас.

Закончив писать, он вложил открытку в конверт и отправился к Ване. Там уже давно собирались гости. Отец Тихон подарил имениннику складное телескопическое удилище, спиннинг и целый набор рыболовных снастей. Мама, поцеловав, протянула сыну новую футболку. Леночка подарила ему дешевый альбом с акварельными красками. Стас, видя всё это, пожалел, что не догадался купить хоть какую-нибудь книгу, про ту же рыбалку. Наконец, очередь дошла до него, и он протянул свой подарок другу. Лицо у Вани вытянулось, когда он увидел одну лишь открытку. Но Стаса выручил отец Тихон. Прочитав стихотворение, он сказал несколько слов на латыни и перевел:

- Как говорили древние римляне: дорог не подарок, а его даритель. И, как человек, имевший в свое время некоторое отношение к литературе, могу сказать, что у Стаса очень талантливые стихи. Да что долго говорить? Ты, Стасик, лучше сам прочитай их вслух!

Стас взял открытку и выполнил этот совет. Стихотворение всем понравилось. Отец Тихон и Валентина захлопали, а Лена даже на «вы» перешла.

-Так вы, Стасик, поэт? Я ни разу не говорила с поэтами и поэтому… - запуталась она и снова перешла на «ты». – А мне ты тоже что-нибудь на именины напишешь?

- Конечно! - заверил покрасневший от удовольствия Стас и решил щегольнуть красивым словом, которое, кажется, было связано с поэзией: - Я тебе такую эпитафию напишу – закачаешься!

Лена тут же побежала к отцу Тихону - хвастаться тем, что ей пообещали.

Ваня тоже одобрил то, что написал друг.

- Только я не понимаю: что значит, что я ловкий и как это одному – можно дружно?

- Ловкий, значит быстрый и умелый! – тут же нашелся Стас. – А дружный от слова друг. И еще для образности, так в поэзии принято.

- А-а, ну тогда ладно! – успокоился Ваня и крепко пожал ему руку.

Тем временем, отец Тихон, с удивлением выслушав Лену, подошел к Стасу и негромко спросил:

- Я, конечно, понимаю твои благородные порывы и чувства... Но ты хоть знаешь, что такое эпитафия?

- Нет, - признался Стас. – А что?

- Это такое небольшое стихотворение на памятнике, или просто несколько трогательных слов, посвященных умершему человеку, одним словом – надгробная надпись!

Словно тысяча мурашек пробежала по спине Стаса.

- Что же мне теперь делать? – ужаснулся он. - Ленка ведь слова так запоминает, словно гвоздем в память заколачивает!

- А ты скажи, что эпитафия подождет еще лет, эдак, сто. А пока ты сочинишь ей элегию, оду или, наконец, сонет!

- Сонет? – запоминая, переспросил Стас.

- Да, это очень красивые стихи! Некоторые поэты писали сложную композицию из них и дарили своим дамам сердца, так и называя их венком или букетом сонетов!

«Букет сонетов! – ахнул про себя Стас и подумал о Нине. - Вот я кому его подарю! А с Ленки хватит и какой-нибудь оды!»

Он уже собрался расспросить отца Тихона, что представляют из себя эти сонеты.

Но тут Ваня включил музыку и пригласил всех к столу.

Обед его мама приготовила на славу! Здесь была курица с запеченной в печи картошкой, пироги, компот. Все, за исключением отца Тихона, который положил себе только кусок пирога с капустой и грибы, дружно налегли на еду. Потом еще раз поздравили Ваню и, как положено, водили хоровод:

Как на Ванины Именины

Испекли мы каравай:

Вот такой вышины,

Вот такой нижины!

Каравай, каравай,

Кого хочешь, выбирай!

- Я люблю, конечно, всех, - отвечал Ваня, - а сестренку больше всех! - и хватал Леночку, которая, как могла, отбивалась от него. Затем Ваня поочередно выбирал отца Тихона, маму и, наконец, Стаса.

Стасу становилось все скучнее и скучнее. Он не завидовал подарку отца Тихона, потому что был совершенно равнодушен к рыбалке. Ему было не по себе оттого, что у Вани есть то, чего нет у него – небесного покровителя. Ваня, словно понимая это, деликатно молчал. И только раз сказал:

- А может быть, ты все-таки крещен, только забыл, и у тебя тоже есть Ангел Хранитель?

- Откуда я знаю? – буркнул Стас.

- Так спроси своих!

- Уже спрашивал!

После именин, когда все вышли во двор, Валентина сказала Ване, чтобы тот не забыл полить огород и прополоть грядки.

- Даже сегодня, в такой день? – удивился Стас.

- Так сорняки же не знают, что у меня именины! – с усмешкой ответил Ваня.

- И зачем их полоть? Вон, смотри, у вашей соседки весь двор травой зарос! И ничего!

- Ей что, - вздохнул Ваня. - Она свой дом на продажу выставила.

- А что ж не продает?

- Цену никто не дает. Вот оно все и заросло у неё коноплей!

- Что, – удивился Стас, – вот это и есть конопля?

- Ну, да!

- Та самая, из которой наркотики делают?

- Ты, что, и на этом решил делать бизнес? – насторожился Ваня.

- Да нет! Это я так, к слову, – пробормотал Стас, на самом деле уже прикидывая, для чего бы могла пригодиться ему эта конопля…

2

- Что? – сразу оживился Ник.

Вернувшись домой, Стас сразу же набросился на родителей:

- Ну, почему вы меня не крестили! У Ваньки вон небесный покровитель есть, а у меня? Давайте теперь телеграмму бабушке, пусть скажет. Да, так да, буду носить крестик, как Ванька. А нет – так нет: пойду к отцу Тихону – пусть крестит!

- Да мы-то не против, – переглянувшись, ответили родители. – Только к чему такая спешка?

- А к тому, что я тоже хочу, чтобы у меня были именины!

- У тебя и так скоро день рождения! - напомнил папа.

- Мы тебе такой подарок приготовили! – загадочным голосом добавила мама.

- День рождения – это совсем не то! – возразил Стас и махнул рукой: - А-а, да что вам объяснять!

Он ушел в свою комнату и, хотя здесь ничего не напоминало о Нине, стал думать только о ней.

До её возвращения было еще целых три дня.

Стас подсчитал, сколько это часов, минут, секунд…

«Хорошо, что еще ночи не в счет!»

Он со вздохом посмотрел на стену и вдруг вспомнил, что Ник сфотографировал Нину на прощание, когда та садилась в вагон.

«Может, он и фотографии успел уже сделать? Постой, постой… Ник сделал фотографии… ему нужны наркотики… у Ваниной соседки есть конопля, и если я…»

Стас радостно всплеснул руками и бросился на поиски Ника. Его он нашел у пруда, вокруг которого сидело не меньше двадцати рыболовов, прослывших о чудо-карасе, и, наверное, все, оповещённые Муркой, деревенские кошки.

Ник с потерянным видом сидел в машине с открытой дверцей и курил.

- Зачем мне деньги? – мрачно удивился он, услышав просьбу Стаса продать ему фотографию Нины. – Ты лучше мне дозу достань!

Ник сам, словно голодная рыба, шел на приманку.

- Дозу? – еще ближе подводя его к ней, переспросил Стас.

- Да, только не димедрол. Он мне уже не поможет.

- А конопля?

- Что? – сразу оживился Ник.

- Конопля, говорю, пойдёт? – повторил Стас. – Свеженькая. Я знаю один дом, где во дворе вот такая конопля! – показал он себе чуть выше головы.

- А что я буду делать с ней, свежей?

- Ну, мало ли! Выжмешь сок, растолчешь, насушишь в деревенской печи... - не растерявшись, прямо на ходу стал придумывать Стас.

- Так что ж мы тогда сидим? Показывай дорогу!

Ник быстро завел машину и помчал в деревню. Стас только успевал показывать, куда надо ехать. Около соседнего с Ваней дома они остановились и стали ходить, разглядывая огород.

- Вы что тут балуетесь?… - заметив их, крикнула хозяйка.

- Мы не балуемся, мы ваш дом хотим купить, – с вызовом ответил Стас. – Вместе с огородом!

- Вот я покажу вам сейчас огород!

- Да мы, правда…честно… - принялся было доказывать Стас, но Ник рукой остановил его и сам уверенным, деловым голосом сказал:

- Сколько вы хотите за всё это?

Его тон мигом отрезвил женщину. Она посмотрела на Ника, его машину, очевидно, вспомнила, чей это сын и пожала плечами:

- Ну, вообще-то тысяч бы пятьдесят…

- Не соглашайся, – шепнул Стас. - Ей и тридцати никто не дает!

- Даю сто! – не терпящим возражения тоном сказал Ник и, достав мобильный телефон, набрал длинный номер. – Папа? Это я. Да… Всё нормально… Нет… Хорошо… Вот хочу даже дом в деревне купить… Нет, без коровы… Что? В банке, в райцентре? Да, знаю. Спасибо! – Ник захлопнул крышечку телефона, пройдя по двору, под видом того, что осматривает дом, нарвал конопли, затем достал из бардачка машины пачку сторублевок и протянул женщине: – Здесь ровно десять тысяч. Это – задаток. Завтра бабушка съездит в райцентр, вы с ней оформите всё, как положено, и после этого получите остальное.

3

- И что же теперь Ник? – чуть не падая, высунулся из окна Стас.

На следующий день под окном Стаса появился запыхавшийся Ваня. Он побарабанил по подоконнику пальцами и закричал:

- Эй, Стасик, слыхал новость?

- Что, Нинка приехала? – Стас как раз в этот момент держал фотографию Нины и думал о ней.

- При чем тут Нинка? Знаешь, кто у нас теперь новый сосед – Ник!

- Да-а? – деланно удивился Стас.

- Он этот дом из-за конопли в огороде купить хотел!

- Ну-у! – протянул Стас и, не желая больше шутить над Ваней, зевнув, добавил: - Это я и без тебя знаю!

- А то, что он без этой конопли остался, знаешь?

- Чего-о?

Стас мигом соскочил с кровати и бросился к окну.

- А то! – увидев его, жестами принялся помогать себе Ваня. - Он дом купил, документы оформили, а соседка за такие деньги решила всё в порядок привести! Он подъехал: забор новый, дом выкрашен, а в огороде – не былинки! Она ночью все покосила и сожгла.

- И что же теперь Ник? – чуть не падая, высунулся из окна Стас.

- Что-что, сидит на крыльце и хохочет!

- Как?

- Мамка говорит – истерически!..

4

«Тень молнии» превратилась в грозный военный корабль...

Крисп со Златой сидели на носу корабля, под тенью акростолия, и тихо разговаривали. Крисп рассказывал девушке о Риме с его величественными площадями, мраморными дворцами, статуями и огромным амфитеатром. Та не верила, а когда он спрашивал: «А как у вас?» - она говорила о Дакии, ее реках, озерах, лесах, и тогда уже он удивлялся, как необычна ее родина. И как чисты и умны даки, которых римляне называют варварами.

За весь этот день произошло только одно событие. Маленькое, короткое, но такое, что мгновенно могло перевернуть судьбы обоих. Корабль едва не попал в руки пиратов. Если бы только это случилось, тогда бы все на нём от Марцелла до Млада стали рабами. К счастью, юнга вовремя заметил их и сообщил об опасности.

- Где, где пираты? – кричали ему люди.

- Да вон они, видите - черный парус!

- Меня предупреждали, если увижу такой, мчаться от него на всех своих парусах! – с тревогой сказал Марцеллу Гилар.

Тот изменился в лице и велел капитану с пассажирами готовиться к обороне.

Матросы потащили к бортам корзины с метательными ядрами, луки, стрелы. Пассажиры кинулись к ним и разобрали оружие, с готовностью до последнего отстаивать своё право на жизнь и свободу. Кто-то из малодушных предложил дать выкуп пиратам. Но его даже не стали слушать.

- Разве можно им верить? – возмутился купец, первым берясь за лук.

В несколько минут из мирного и спокойного судна «Тень молнии» превратилась в грозный военный корабль.

Оба охранника бросились на корму к Марцеллу, в готовности защищать его до конца.

Гилар приказал поднять все паруса и посадить на весла самых сильных и выносливых гребцов.

Сувор, подбежав к ним, оттолкнул одного из них, непригодного, по его мнению, для такого дела, и сам сел за весла.

Келевст хлопал так, что отбил себе все ладони.

Злата поймала мечущегося между людьми Млада и крепко прижала к себе.

Крисп тоже готов был обнять её и защищать в случае опасности. Он бросился в каюту, где у него хранился маленький кинжал, и неожиданно увидел выходящего оттуда Плутия.

- Как, ты? – удивленно спросил Крисп.

- Да, я хотел предупредить тебя об опасности, но как вижу, ты уже знаешь всё сам! – держа за спиной руку, натянуто улыбнулся Аквилий.

Снова что-то подозрительное было в его поведении. Но разве сейчас было до этого?

Крисп только махнул рукой и побежал к носу корабля.

С кинжалом в руке, он был готов вместе со всеми дать настоящий бой пиратам.

Но, к счастью, всё обошлось. Матросы подняли все паруса, гребцы работали, не жалея сил, и «Тень молнии» без труда ушла от пиратов, в очередной раз доказав, что это самое быстроходное судно римского флота.

Паника улеглась, охранники возвратились на свой пост у каюты. Юнга получил награду от капитана, уже вторую за последние два дня. Марцелл на радостях разрешил пассажирам плыть, куда им угодно. Гилар вроде бы обрадовался этому сообщению, хотя по глазам его было заметно, что он по-прежнему таил на Марцелла злобу. А Крисп снова сел с девушкой на нос корабля и они, словно ничего не случилось, продолжили свой разговор…

5

- Ангел? Я?! Вы меня, наверное, с кем-то спутали!..

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

- Папа Тихон! А что это у вас такое?

- Чётки.

- Какое смешное слово, почти чечётки! А зачем? Чтобы с ними плясать?

- Нет, молиться. Как бы тебе лучше объяснить… Понимаешь, в каждом зернышке чёток – живет молитва.

- Какая?

- «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, то есть, меня грешнаго!»

- Ой, и сколько в них таких зёрнышек?

- Сто.

- А что вы будете делать, когда дойдете до последнего?

- Начну всё сначала!

- Но ведь это же так скучно!..

- Почему? Молитва – разговор человека с Богом. И для того, кто сдружился с ней, это самая лучшая радость в жизни!

- Сладость?

- Вот видишь, и ты сразу это поняла!

- Я много чего… ой! А вот и Стасика папа пришел!

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

- Здравствуйте, Тихон Иванович! Как вы себя чувствуете?

- Спаси Господи! Хорошо.

- Дайте-ка, я вас немного посмотрю. Ну-ка, ну-ка, пульс, сердце… Да-а… Так я и думал. Вам надо отдохнуть!

- Но, Сергей Сергеевич!

- Отдохнуть непремен… и никаких «но»! Причём, думать только о чем-нибудь добром, хорошем, вечном!

- Так я и так всё время только об этом думаю.

- Не знаю, не знаю… Я вас почему-то всегда в кругу проблем и забот вижу!

- Они мне как-то и не мешают…

- И, тем не менее, повторяю, как врач – отдыхайте. Всё, ухожу и Валентине скажу, чтобы к вам никого не впускала.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

- Пропусти, Валентина! У меня к нему срочное дело!

- Не могу! Сергей Сергеевич запретил. Что, у тебя храм без отца Тихона рухнет?

- Может, и рухнет! Там такое!..

- Кто там, Валентина?

- Да кто ж ещё - Григорий Иванович!..

- Пропусти его.

- Но, отец Тихон…

- Пусть войдет!..

- Благословите, батюшка!

- Бог благословит. Что случилось?

- Работать некому, отец Тихон!

- Как это - некому?

- А вот так! Переманили у нас бригаду!

- Кто?

- Да всё тот же Юрка… Юрий Цезаревич! Точно знаю - его работа.

- При чем тут он? Я же тебе говорил, что не нужно этого делать… В жизни есть справедливая закономерность. Всякое зло, которое мы причиняем другому, обязательно возвращается к нам, причем, как правило, той же монетой. Мы просто не замечаем этого. Думаем: нас случайно обидели, осудили, обманули. А нет! Мы сами когда-то кого-нибудь обманули, обидели, осудили или вот… переманили! Так что иди и найди новую бригаду. Только на этот раз без обмана!

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

- Эй, батя! Можно к тебе?

- Кто это?

- Я - Андрей. Мне тут укол от давления делали, и я всё слышал. Зачем брать кого-то со стороны? Давай я тебе сам бригаду организую! За бутылку она этот храм в лучшем виде сделает! Любой евроремонт позавидует!

- Да как же это? Разве можно восстанавливать храм – за бутылку?

- Ну, тогда дай денег на бутылку.

- Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Как ты вообще живешь? Что делаешь? Ведь гибнешь, Андрюшка!

- Ты чё это, батя? Я же как лучше хотел!

- Лучше? Да ты давно ищешь только, где хуже! Ладно, ступай, а я помолюсь, чтобы не я, так Господь вразумил тебя!.. А потом приходи. Я тебе книгу одну прочитаю. Хорошую книгу. О том, что ждёт тебя, если не перестанешь грешить, и не только тебя, но и весь этот мир…

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

- К вам можно?

- А-а, ангел мой!

- Это… вы… мне?

- Да, ангел мой, заходи!

- Ангел? Я?! Вы меня, наверное, с кем-то спутали!

- Нет, Максим, я узнал тебя, проходи. Что ты на меня так смотришь?

- Да нет, ничего… Обычно мне все говорят: наглец, мерзавец, исчадие. А вы…

- А я тебе повторю – проходи!

- Какой интересный крестик вы вырезаете!

- Да, монашеский!

- И кому же?

- Тебе!

- Опять смеётесь?

- Сегодня мне не до смеха… Ну, что, прочитал мою книгу?

- Да. От корки до корки.

- И как?

- Интересно! Но, как теперь принято говорить, всё в точности до наоборот. К примеру, в ней написано – не кради, а ведь крадут!

- Кто крадет?

- Все, разве что, кроме вас! В ней: не убий, а меня учили – убей! Возлюби – возненавидь! В книге сказано – не греши. А везде показывают, пишут, твердят - совсем другое!

- И всё равно нужно любить людей!

- А если человек – мерзавец, предатель, вор?

- Тогда надо ненавидеть не человека, а грех! И даже не осуждать такого. Это всё равно, что бить лежачего!

- Так лежачих, как раз, и следует добивать!

- Макс, опомнись, этого даже у зверей нет! И кто тебе только в голову всё это вбил?

- Как кто? Жизнь! Хорошо вбивала! А еще - тренер. Он у нас один - двадцать человек заломать может.

- Эх, Макс, Макс! Всё бы тебе – ударить, добить, заломать… Запомни: победа силою никогда не бывает прочна и долговечна. Победа же зла добром – нетленна. Это не я, это один святой сказал.

- Ему хорошо, он – святой! У святых, как вы говорили, особая сила - у них лампадки сами собой зажигаются! А как другим доказать свою правоту? Время сейчас, видите, какое?

- Время всегда одинаково!

- А тренер мне говорил…

- Да что ты заладил: тренер, тренер… Ты что, так веришь ему?

- Еще бы: он для меня – авторитет!

- А ты представь, хоть на минуту, что вдруг прав не он, а эта книга? И если всё это злом закончится для тебя, причем навсегда, еще большим злом? То есть адом?!

- Ну и что? И там люди живут.

- Не живут, а мучаются!

- Значит, и я помучаюсь! Заслужил!

- Ты говоришь так, потому что даже не представляешь, что это такое!

- А хоть бы и представлял! Я вообще ничего не боюсь!

- Ну-ну… А я вот боюсь!

- Чего?

- Не чего, а за кого!

- И за кого же?

- За тебя…

- Ну, ладно, тогда я пошёл! А… свечу сегодня - вы зажгли или сама загорелась?

- Сам, сам, иди!..

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

- Отец Тихон! Отец Тихон!

- Ник – ты? Что случилось?

- Помогите без ломки переломаться!

- Что? Опять?!

- Да. Но теперь еще хуже прежнего! Я больше уже не могу!

- Я ведь тебе говорил! Как ты мог?

- А вот так! Нервы поехали. А потом один человек мне конопли предложил... Ну, отец Тихон, умоляю вас, помогите!

- А что ты будешь делать, когда меня не будет рядом с тобой? А когда вообще умрёшь? Ты ведь сам лучше меня знаешь, что наркоманы больше трех-четырех лет не живут! И тогда тебя ждет не просто ломка! А – вечная, слышишь меня - вечная ломка! Только представь себе, то, чего ты боишься больше всего на свете, будет преследовать тебя и после жизни! И освободить от этого не сможет даже смерть. Потому что умереть никому не удастся! И продолжаться всё будет – вечно! Ты слышишь меня?

- Да, только… помогите!

- Ну, хорошо. Я помолюсь, но об этих словах ты должен помнить всегда! Всю жизнь! Повтори-ка, что я сказал. Что тебя ждет?

- Вечная… ломка…

- Громче, не слышу!

- Вечная ломка!

- А теперь иди. И чтобы больше таким я тебя никогда не видел!

«Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего, заблудшего Никиту!..»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй и меня грешного!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

6

- Не надо успокаивать меня! – укоризненно покачал головой Марцелл.

Крисп с Марцеллом, как обычно, коротали последний перед заходом в очередной порт вечер в своей каюте. За бортом поплескивалась волна, чуть слышно скрипела обшивка. Это был самый счастливый вечер за все время их путешествия!

- Надо же! - крутил головой Марцелл, - своими глазами, да что там глазами – собственным языком попробовал чудо! Ты даже не представляешь, какой горькой и противной была эта вода!

- Ну, почему, представляю. Я тебя видел в это время!

Они посмеялись, и Крисп уже серьезно попросил:

- Ты только Гилару ничего не говори. А то он и правда убьёт юнгу, и Младу достанется.

- Зря ты не дал высечь этого негодного мальчишку! Не понимаю, зачем он так сделал?

- Я и сам не могу это понять!

- А отец Нектарий, представляешь, уже и купца убедил! Меня тогда не было, я даже представить себе не могу – как ему удалось это? Ведь пройдоха купец любую ложь за версту чует!

Крисп вспомнил слова Диагора и сказал:

- Очевидно, купец поверил ему в чем-то небольшом. А так как он не верил никому и никогда, то, благодаря этому, поверил во всё и сразу, то есть - в Бога.

Марцелл пододвинул к себе сумку с эдиктами, готовясь, как обычно пересчитать их. Немного помолчал. А потом, взглянув на сына, задал вопрос, который хотел спросить, наверное, уже давно:

- А маму ты видел - как?..

- Радостной, улыбающейся! Такой счастливой, какой я ни разу не видел её в жизни!

- Ну, почему? Помнишь, как нам хорошо было в старом доме? Вот бы, и правда, так вечно - втроем, хоть в хижине!

- Зачем в хижине? Мамино жилище теперь больше, чем самый прекрасный дворец любого земного царя!

Марцелл с изумлением посмотрел на сына:

- Ты говоришь так, будто побывал у нее в гостях… Неужели там, и правда, так хорошо, как говорит отец Нектарий?

- Лучше! Еще лучше, отец!!

- Не надо успокаивать меня! – укоризненно покачал головой Марцелл, беря первый эдикт. – Я и так… уже… почти верю…

- Но я говорю правду! – горячо возразил Крисп. - Я действительно видел…Да, так же, как сегодня ты попробовал воду, я видел это собственными глазами!

- Как… Ты видел рай?!

- Не знаю, рай это был, или ещё что… – пожал плечами Крисп. – Но когда отец Нектарий крестил меня, я увидел такое … что не могу даже описать тебе. Там, там… - лицо его засияло, он жестами попытался помочь себе, но не сумел и беспомощно посмотрел на отца. – Нет, не могу. Для этого на свете нет подходящих слов!

- Один, два, три, четыре, пять… - считая, кивнул ему отец. – Ничего. Даст Бог, увидим еще. Вот доплывем до последнего порта, возьмем с собой отца Нектария… шесть, семь, восемь, девять… девять… ох, и замечтался я с тобой, даже со счета сбился.

Марцелл улыбнулся сыну и снова стал пересчитывать эдикты.

– Один, два, три, четыре, пять, шесть…

- Ну, почему замечтался, так будет на самом деле!

- … семь, восемь, девять… девять. О, боги! – лицо Марцелла смертельно побледнело, он вытряхнул содержимое сумки на койку и стал лихорадочно перебирать свитки. – Один, два, три, четыре…

- Что случилось, отец? – почувствовав неладное, подался к нему Крисп.

- Отойди, не мешай! Пять, шесть, семь, восемь, девять… девять!

- Да что же случилось?

- О, боги! Самое худшее, что только можно было ожидать – эдикт пропал!

7

- Какой тут сон!.. – покачал головой Стас.

В оконное стекло что-то легонько стукнуло. Раз, другой…

Стас поднял голову, не сразу возвращаясь из третьего - в двадцать первый век. Подошел к окну, открыл его и увидел глядящего на него Ваню.

- Ты, что это, не отзываешься? – обиженно спросил тот.

- Я? – удивился Стас.

- Я уж и кашлял, и по карнизу ногтями скреб. А тебе хоть бы что!

- А что не зашел?

- Да я уже был у вас! Мамка послала, чтобы твой отец к Тихону сходил, только чтоб тот ничего не узнал. Пусть говорит, его осмотрит. Я нарочно, как можно громче говорил, чтобы ты услышал. Всё, думаю, уже спит. Потом смотрю, нет – свет в окошке!

- Какой тут сон!.. – покачал головой Стас.

- Что - стихи пишешь?

- Нет, читаю.

Ваня мигом забрался на карниз и увидел тетрадь:

- Эту? Дашь почитать?

- Конечно. Мы же друзья.

- Еще бы, – довольно засопел Ваня. – Я твою открытку на самое видное место поставил. Ну, ладно, бывай!

- Погоди! А что еще новенького в Покровке? – приостановил его Стас. – Как там Ник - всё хохочет?

- Нет. Он теперь грядки копает!

- Что, коноплю опять хочет сеять?

- Какая конопля - семена цветов у нас попросил.

- Цвето-о-в?! – изумленно протянул Стас. – Каких?!

- Ноготков, настурции, мака!

- Мака?! Это же – опиум!

- Нет, мак ему совсем для другого. Для красоты! Он, кажется, опять завязал. Весёлый такой, радостный!..

Ваня соскочил с подоконника и уже с земли крикнул:

- Да! И еще, чуть не забыл… Нинка приехала!


Глава восьмая

1

- Ладно! Чего только не сделаешь ради друга! – подумав, махнул рукой Ваня.

«Нинка приехала!..»

В это утро Стас проснулся, наверное, раньше всех деревенских. Причем без помощи мамы и всяких рыбалок!

Вчера, узнав о том, что приехала Нина, он прекратил чтение и уже не мог продолжить его, хотя остановился на самом интересном месте. Полночи он проворочался в жаркой кровати, торопя рассвет, и виноваты в этом были ни духота, ни донимавшие его комары, а Нина…

Хотя в темноте не было видно ее портрета (он спрятал его под Децием) – он ясно видел ее лицо и улыбающиеся глаза. Как только встали родители, он сам поторопил их с завтраком и сразу же после него принялся бродить по деревне, ища, где бы она могла быть.

Он встретил погнавшего стадо коров деда Капитона.

Идущую в храм, следом за Григорием Ивановичем, новую бригаду.

Ванину маму, сказавшую, что Ваня с Леной тоже уже встали.

Суеверную женщину с мужем.

Юрия Цезаревича, с папкой под мышкой спешившего в контору.

Хмурого и неразговорчивого дядю Андрея, очевидно, мучившегося со вчерашнего похмелья.

Здешнего мэра.

Макса.

Всех, кого угодно! Только не Нину…

Где она может быть, да и то разве что вечером, он узнал только от Вани, переступив порог его дома.

- Где же ещё! В Выселках, на дискотеке! В двадцать ноль-ноль. – сказал Ваня, жуя яичницу с колбасой на большом куске хлеба.

- В Выселках? На дискотеке? – упавшим голосом переспросил Стас.

- Да! – подтвердила Лена, - сначала там днём идёт детскотека для маленьких, а потом начинается такое… чему я пока даже слово не выдумала!

- Ты? – не поверил Стас и с надеждой посмотрел на друга. – Слушай, Вань. А давай и мы на дискотеку пойдем?

– В Выселки? - даже поперхнулся тот. - Я что – самоубийца?!

- А что? Восемь часов - время не позднее, - принялся уговаривать Стас, - твоя мама как раз придет и с Ленкой побудет, а со своими я как-нибудь договорюсь. Ну, что молчишь? Я ведь тебя как друга прошу!

- Как друга?

- Ну да! А я тебе за это свой плеер и… серебряный рубль отдам. Ты из него такую блесну сделаешь! И еще, - видя, что Ваня колеблется, добавил он, - сто рублей!

- Ладно! Чего не сделаешь ради друга! – подумав, махнул рукой Ваня и предупредил: - Но только чтоб плеер - с кассетами был!

2

- Плутий… - простонал юнга, - это все он!

…Обнаружив пропажу свитка с печатью, Марцелл, роняя сумку, бросился из каюты. Крисп, с упавшим сердцем, последовал за ним.

Он нашел отца у капитанского помоста, где тот взволнованным голосом говорил Гилару о пропаже.

- Важный эдикт, говоришь? – переспрашивал тот и, хотя в его голосе по-прежнему звучали злорадные нотки, в глазах промелькнул страх. Ещё бы: на вверенном ему судне случилось чрезвычайное происшествие - пропал важный документ! Гнев императора теперь вполне мог распространиться и на него!

- Да! – со вздохом подтвердил Марцелл.

- И какой же?

- О начале гонений на христиан и, представляешь, как назло, именно тот, который я должен отдать в этом порту.

- Плохи твои дела! – покачал головой Гилар. - До гавани осталось каких-нибудь три-четыре часа. И если за это время мы не отыщем его… Ну, ничего. Он никуда не мог деться с корабля и наверняка где-то здесь! Надо срочно начинать поиски!

- Да-да, ты прав! Нужно немедленно обыскать всех! Даже гребцов! – оживился Марцелл. - Похититель вполне мог отдать его кому-то из них на время!

- Я немедленно сделаю всё, что ты говоришь! – с готовностью согласился Гилар.

- Тогда ты займись командой, а я - охраной и пассажирами!

Марцелл первым делом обыскал своих охранников, клявшихся, что они не на миг не оставляли без присмотра каюту, разве что только тогда, когда готовились к отражению атаки пиратского корабля. Затем направился на корму и растолкал сонных пассажиров. Узнав в чем дело, они сами принялись помогать Марцеллу, выворачивая свои карманы и тюки.

Больше всех возмущался Плутий Аквилий, у которого не было ни тюка, ни сумки. Он готов был сбросить с себя даже хитон!

Философ со словами: «Все свое ношу с собой!» показал свой посох, дырявый плащ и извинился, что у него нет даже хитона.

Марцелл с охранниками проверили всех пассажиров, однако ни у кого из них не оказалось похищенного эдикта.

Оставался один отец Нектарий. Марцелл подошел к нему и виновато сказал:

- Прости, но я не могу сделать исключения даже для тебя - служба!

- Я понимаю, - с мягкой улыбкой кивнул ему отец Нектарий и, разрешив охранникам обыскать себя, протянул Марцеллу свою дорожную сумку. Марцелл взял её, встряхнул, проверяя содержимое, и тут на палубу… – Крис даже глазам своим не поверил - выпал злополучный свиток с императорским эдиктом.

Марцелл первым бросился к нему, поднял и оглядел со всех сторон.

Печати на нем не было!

Никто не мог двинуться с места. Все словно потеряли дар речи от изумления.

Первым пришел в себя Марцелл.

- Ах ты, мерзавец! – воскликнул он, надвигаясь на пресвитера. - Как ловко сумел провести меня! Усыпил своими сладкими речами мою бдительность, а потом… Куда девал императорскую печать, негодяй?!

Отец Нектарий смотрел на Марцелла, не в силах вымолвить ни слова. Он сам был ошеломлен всем происшедшим не меньше, чем тот. Прибежавший на шум Гилар узнал, в чём дело, и приказал корабельному кузнецу:

- Похитителя заковать, посадить на цепь и держать так до самого порта!

- Я сам разберусь с ним! – попытался остановить его Марцелл, но теперь Гилара было не удержать.

- Нет, я сам возьму это дело под свой контроль и лично доложу начальству о происшествии! – он уже без прежнего страха посмотрел на Марцелла и добавил: - а ты тоже хорош! Нашел, кому доверяться - христианину, против которого направлен этот эдикт! А может быть, это сговор? – с угрозой сдвинул он брови и твердой, уверенной походкой направился на капитанский помост.

- Спустить паруса! – послышались оттуда его более громкие, чем всегда, команды.

- Налечь на вёсла!

И, наконец, у самого входа в порт:

- Сушить весла! Отдать якорь!

Гремя цепью, матросы выполнили эту команду и спустили трап. Первым по нему бесшумной тенью метнулась вниз и скрылась на пристани фигура Плутия Аквилия. Следом за ним быстрой походкой сошел капитан.

Крисп стоял, не зная, что теперь делать, и вдруг почувствовал, что его опять настойчиво дёргает за руку Млад.

- А-а, ты, – узнал он его и попросил, - иди, поиграй с кем-нибудь другим, сегодня мне не до тебя!

Но мальчик не отставал. Он что-то просил умоляющими жестами и, наконец, непослушным языком выдавил из себя:

- Т-т-там! Т-там!..

- Ну, что ещё там? – даже не замечая от огорчения, что мальчик заговорил, недовольно спросил Крисп.

- П-пошли! Там! Внизу!

Крисп нехотя направился за ним следом и вдруг в том месте, где недавно играл с купцом в кости, под тенью парусника увидел лежащего в луже крови юнгу…

- Что с тобой?! – бросился он к нему и вытащил изо рта кляп, в котором сразу узнал волшебный платок Плутия Аквилия.

- Плутий… - простонал юнга, - это все он!

- Отец, все, кто здесь есть! Скорее! Сюда! – закричал Крисп.

Послышался топот, и сбежавшиеся люди окружили несчастного юнгу.

- Это он уговорил меня соврать про пиратов, - слабеющим голосом говорил тот, - он выкрал какой-то важный документ. А теперь, когда я стал не нужен ему, он…он… - юнга обвел глазами склонившиеся над ним лица и остановился взглядом на отце Нектарии, - я слышал всё, что ты говорил… - он сделал попытку привстать и, потеряв от этого последние силы, прошептал: - прошу, умоляю…ради вашего Бога… скорее - крести меня!

- Конечно, хорошо, я сейчас… - опускаясь перед ним на колени, торопливо согласился отец Нектарий.

Велев всем отойти, он попросил матросов, как можно быстрее принести воды, вынул крест, окунул его в поставленное перед ним ведро и быстро-быстро начал читать молитвы.

- Что он делает? Разве сейчас можно терять время? Пока он жив, нужно срочно узнать, где печать! – простонал Марцелл, бросаясь к юнге, но Крисп решительно преградил ему путь.

- Отец, остановись! Человеческая душа дороже тысячи самых важных свитков!

- Я понимаю. Но твоя жизнь мне дороже! Ведь за его пропажу казнят не только меня. Ну, где же, где эта печать? Неужели этот Плутий увез ее с собой?! Где же она?

- Вот! – послышался за его спиной тоненький голосок.

Марцелл мгновенно обернулся и увидел Млада. Тот с хитрым видом разжал кулачок, и все увидели на его маленькой ладони – большую императорскую печать!

Марцелл схватил ее, осмотрел со всех сторон, сомнений не оставалось – это была именно она!

Пассажиры, сгрудившись вокруг него, пытались заглянуть ему через плечо.

- И правда, глядите, она!

- Спас! Спас! Как же тебе это удалось? - только и смог вымолвить пораженный Марцелл.

- Я… – охотно начал было объяснять Млад, но тут его сестра первой сообразила, что он снова обрел дар речи, и принялась осыпать его поцелуями.

- Как! Ты заговорил?! Родной мой!!

- Родной наш! – тоже обнял мальчика Марцелл и вдруг осекся на полуслове, увидев идущего к ним отца Нектария.

Юнга оставался лежать на месте.

- Ну… как он? – догадываясь, что случилось самое страшное, всё же с последней надеждой спросил Марцелл. Слишком уж торжественно-радостным было выражение лица у пресвитера.

- Всё хорошо. Все уже хорошо. Его душа теперь там, - показал на небо отец Нектарий. - А мы…

- А мы, - перебил его Марцелл, глядя на появившихся на пристани вооруженных людей, которых спешно вел за собой Гилар, – чтобы его жертва не была напрасна, немедленно должны приделать эту печать к эдикту!

3

- Живой? А говорят, тебя уже тут убили! – с облегчением выдохнул Ник.

Выселки оказались деревней ничем не меньше Покровки. Здесь были даже пятиэтажные дома. Стас шел по незнакомому поселку с любопытством, а Ваня втягивал голову в плечи, стараясь вести друга тенистыми улочками да задворками.

- Я тебя только до клуба доведу! А дальше ты сам! – на ходу предупреждал он. – Терпеть не могу этих танцев!

Но как они ни старались держаться в тени, им не удалось дойти до местного клуба незамеченными. У одной из пятиэтажек их остановила группа парней с явно враждебными лицами. Слух о появлении чужаков мигом пронесся по Выселкам, и число их росло с каждой секундой.

- Ребята, сюда-а! – раздавались голоса. - Здесь покровские!

- Гляди, точно!

- Ну, сейчас мы их!!! – парни вплотную приблизились к друзьям, и Стас получил несколько весьма ощутимых толчков.

- Погодите! Постойте! Я же не местный… – попятился он.

- Точно, он из Москвы! – подтвердили двое парней, которыми командовал Стас на субботнике. – А это – Ванька, который наших в Покровке вместе со своими лупил!

И толпа, не обращая больше внимания на Стаса, надвинулась на Ваню, поглотила его и, как понял он по жалобным вскрикам и звукам ударов, принялась избивать его.

Стас понимал, что надо броситься на помощь другу, тем более что это он уговорил привести его сюда. Но его ноги словно приросли к земле… Он так и стоял, не зная, что делать, пока не послышалось тарахтение мотоцикла, а следом за ним - и знакомый голос Макса.

- Это что еще за шум, а драки нету?

- Макс! – обрадовался Стас. - Скорее, там - Ваньку бьют! Скажи им!

- А ну! – не раздумывая, ринулся в толпу парней Макс, круша их направо и налево сбивающими с ног ударами.

Вся улица в одно мгновение наполнилась дикими воплями и стонами.

- Макс!

- Совсем озверел!

- Бежим, а то убьет!

Через несколько мгновений от всей толпы остался лишь Стас да лежащий на земле Ваня. Макс подал ему руку и помог встать.

- Ты что здесь забыл? Жить надоело?! – подув на рассеченный до крови кулак, хмуро спросил он.

- Это не я! - всхлипывая, принялся объяснять Ваня. - Стас попросил.

- Та-ак! - мрачно кивнул Макс.

- Ну, как друга!

- Как друга, говоришь? А сам, пока тебя били, в сторонке стоял?

Макс смерил Стаса с головы до ног уничтожающим взглядом, длинно сплюнул и сквозь зубы процедил:

- Ну что, городской, допрыгался? Всё. Теперь, парень, ты не жилец! – он снова сжал свои пальцы в кулак, но в этот момент к ним на бешеной скорости подъехал джип, из которого выскочил взволнованный Ник:

- Живой? А говорят, тебя уже тут убили! – с облегчением выдохнул он, подбегая к Стасу.

- Пока ещё нет! – с усмешкой ответил за Стаса Макс и припоминающе сощурился на Ника: - Кстати, это и тебя касается, три дня уже прошли! Пошлина где?

- У Петра Первого на бороде!

Макс потянулся было окровавленными пальцами прямо к серьге в ухе Ника, но тот, отступив на шаг, неожиданно вынул из заднего кармана брюк пистолет и взвел курок:

- Убью, - тихо, но так, что у Стаса не осталось никаких сомнений, что так оно и будет, предупредил он. – И запомни. Я тебе – не охранник Саша. Если сказал – сделаю!

4

На Гилара было больно смотреть…

Гилар первым поднялся по трапу и пропустил впереди себя важного, тучного начальника порта.

- Что тут у вас случилось? – задыхаясь, спросил тот и сдержанно кивнул своему давнему знакомому, Марцеллу.

- Вот, - показывая на него, принялся докладывать Гилар, - это он не сумел обеспечить сохранность важного эдикта, это по его вине с него сорвали печать. А я тут не при чем!

- Какой свиток? Какая печать? О чём ты, Гилар? – деланно удивился Марцелл.

- Императорская!

- Эта? – уточняя, показал эдикт с печатью Марцелл и с подчеркнуто почтительным видом вручил его начальнику порта.

- Но… - растерялся никак не ожидавший такого поворота дел капитан.

- Зря ты, Гилар, утруждал начальника порта, - с упреком заметил ему Марцелл, - я бы и сам с удовольствием доставил ему этот эдикт. Тем более что нам есть, о чем поговорить по старой дружбе и что вспомнить.

Начальник порта внимательно изучил документ, печать и, увидев, что всё в порядке, сразу смягчился и обнял Марцелла.

- Конечно, дружище! Мы с тобой еще при прежнем августе хорошо пировали! А помнишь, как мы однажды…

- Господин! – испуганно остановил его один из сопровождавших воинов. - Там - сам наместник провинции!

- Что-о, сам?!

- Да! И, кажется, идет сюда!

- О, боги!.. – начальник порта, не смотря на свою тучность, сбежал вниз и вскоре вернулся, с поклоном пропуская впереди себя наместника провинции.

Тот огляделся, нашёл глазами Марцелла и, показывая развернутый лист дорогого пергамента, торжественно провозгласил:

- Наш богоравный август Траян Деций уполномочил меня передать, что назначает тебя своим советником, а твоего сына официально делает помощником своего соправителя императора Геренния Этруска. Поздравляю! Это для меня большая честь первым сообщить тебе такую приятную новость

К Марцеллу тут же бросились с поздравлениями все находившиеся на палубе. Начальник порта, не уставая, повторял, что это его лучший друг, и они дружат чуть ли не с самого детства.

На Гилара было больно смотреть. Ожидавший падения своего врага, которому завидовал с той самой минуты, как увидел на нём золотую цепь, он видел теперь его счастье и славу. Вместе со всеми, изображая на лице улыбку, он вынужден был тоже поздравлять его. И хоть капитан поклонился Марцеллу даже ниже, чем все остальные, глаза его, когда он выпрямился, вспыхнули с еще большей злостью.

5

- Ник! Что ты наделал?! – с ужасом глядя на Ника, вскричала Нина.

Задолго до восьми часов вечера к обшарпанному зданию клуба Выселок потянулись девчата и парни. Они пили пиво, хохотали, сквернословили, и чем больше их становилось, тем острее чувствовал Стас свое одиночество.

Нина еще не появлялась.

Ник, взбешенный разговором с Максом, затрясся и сразу куда-то пропал.

Ваня ушел еще раньше. И хорошо, что ушел. Иначе стыдно было бы теперь смотреть ему в глаза.

Ровно в восемь часов открылось окошко кассы, и все, словно боясь опоздать, отталкивая друг друга, бросились покупать билеты. Стас тоже протянул свои сто рублей и получил сдачу.

Выселковские ребята с завистью покосились на него. Один из них, тот, который выручил его, без стеснения попросил взаймы десять рублей. Поняв, что он может защитить его от поборов, если подойдут и другие, Стас дал ему эти деньги. Увидев Макса, он предложил купить для него билет. Но тот презрительно хмыкнул и, даже не удостоив его взглядом, прямо без билета прошел в зал. Он и вправду никого и ничего не боялся, этот бесстрашный Макс.

«Плохи дела!» - похолодел Стас, и старый страх, который был у него от прежних угроз Макса, снова ожил в сердце и стал заполнять всё его существо. Он понимал, что нужно как можно скорее уходить, но не мог этого сделать, пока не увидит Нину.

Он робко вошёл в зал, и тут… словно пол пополз у него из-под ног: Нина, из-за которой всё произошло, стояла… рядом с Ником и о чем-то оживленно разговаривала, даже не замечая Стаса.

Тем временем на сцену вышел диск-жокей и объявил о том, что в Выселках сегодня праздник - приехала известная местная группа, под названием «Режим».

Четверо парней, под вялые аплодисменты и подбадривающие крики, прошли к инструментам и под фонограмму начали исполнять знакомую песню.

Десятка два парней и девчат, не спеша, направились в центр зала и начали танцевать. Стас присоединился к ним и, делая вид, что тоже танцует, на самом деле всё больше и больше придвигался к Нине. Наконец, она заметила его, чуть кивнула и отвернулась.

«Неужели уже узнала от Макса, что случилось?» - ахнул про себя Стас. Он еще немного приблизился и услышал, что Нина с Ником не столько танцуют, сколько разговаривают. Причем, явно на повышенных тонах.

- Да что мне твоя любовь? – нервно бросал в такт движениям Ник. – Ты мне докажи её. Эту твою любовь. Только не на словах - делом!

- Ник! Ты только скажи! Я сделаю всё, что захочешь!

- Всё? Тогда… достань мне дозу!!

- Дозу?.. Ну, хорошо, я … попрошу сейчас у ребят колёс или травку.

- Да что мне твои колёса! Мне герик, герик нужен!!!

- Но, Ник! Тебе же нельзя! Зачем тебе этот жуткий героин?!

- Зачем? Чтобы забыться!

- Ну, хорошо, ладно… - сдалась Нина. – Я знаю, где его можно спросить, я достану! Но только давай потанцуем один танец! Я целую неделю этой минуты ждала!

- Ладно, но только один!..

Нина, выскользнув из круга танцующих, прошла к диск-жокею, что-то попросила, тот кивнул ей в ответ, и началась новая песня, как назло, одна из самых любимых песен Стаса.

Танцующие ожили, теперь уже все потянулись в круг. Стало совсем тесно. И тут совсем рядом с собой Стас вдруг увидел Макса. На этот раз тот заметил его и с холодной усмешкой спросил:

- Танцуешь? Давай, давай веселись напоследок! Всё равно живым ты отсюда не уйдешь!

Стас почувствовал, что его ноги сразу стали чужими и ватными. Он уже с трудом передвигал их, понимая, что ему сейчас не дойти даже до выхода. Решение пришло, как всегда, молниеносно.

«У Макса больная почка, Ник обещал его убить… и если я…»

Он приблизился еще ближе и, выждав момент, когда Макс окажется между ним и Ником, резко и точно ударил Макса кулаком в спину, как раз в то самое место, о котором говорил отец.

Макс удивленно оглянулся, увидел Ника и, мгновенно побледнев, повалился на пол.

Толпа танцующих с визгами разлетелась в стороны.

- Ник! Что ты наделал?! – с ужасом глядя на Ника, вскричала Нина.

- Я-а? – удивился тот.

- Бежим, он же встанет, убьет тебя!

Да не пойду я никуда!

Ник сопротивлялся, но Нина, крепко схватив его руку, потащила за собой из клуба.

- Эй, Макс! – послышались насмешливые голоса. – Вставай, простудишься!

Но Макс не вставал.

Первым почуял, что здесь что-то не ладно, диск-жокей.

- Эй, ребята, посмотрите, что там с ним! – крикнул он.

Одна из девушек склонилась над Максом, тронула его и пронзительно закричала.

- Макса убили!! – послышались голоса.

- Туда ему и дорога! Давно пора!

- Да вы что? Человек все же!

- Надо скорее его в медпункт!

- Так у нас фельдшер – в отпуске!

- Тогда – повезли в Покровку!

Выселковские парни подняли Макса, уложили в машину и крикнули оцепеневшему Стасу, чтобы он, как покровский, сопровождал его. Словно во сне, Стас сел в машину рядом с Максом, как когда-то с отцом Тихоном, боясь даже глядеть в его лицо с плотно закрытыми глазами.

…В Покровке Стас словно сквозь пелену видел, как Макса вытаскивают из машины, как хлопочет над ним прибежавшая Валентина и, наконец, как его отец, пощупав пульс Макса, медленно разогнулся и тихо сказал:

- Всё.

- Может, сделать что-то еще? – с надеждой посмотрела на него Валентина.

- Нет, – покачал головой Сергей Сергеевич. – Это конец!

Дверь палаты отца Тихона неожиданно открылась. Появившийся на пороге священник посмотрел на беспомощные лица врачей, на лежавшего перед ними Макса и, разом всё поняв, быстро сказал:

- Оставьте нас!

- Но ему уже не поможешь! А вам нельзя волноваться! – попыталась остановить его Валентина.

И тогда отец Тихон вдруг сделал резкий жест рукой и повысил голос:

- Я сказал, выйдите все вон! Все – вон!

Недоумевая, Валентина с отцом Стасом попятились и оставили палату.

Стас в ужасе вжался в дальний угол коридора, понимая, что всё это натворил он! Он, и не в какой-нибудь книге или бездушном кино, а в жизни, наяву – убил человека!..

… Макс открыл глаза и с удивлением увидел, что проваливается в бездонную пропасть.

Здесь был сплошной мрак, холод и какой-то нечеловеческий ужас, который он не испытывал никогда, даже в самые страшные моменты боёв и драк. Чувство тоски и обреченности охватило всё его существо. Самая большая боль и страдания, которые он испытал на земле, были ничтожными по сравнению с тем, что чувствовал он сейчас.

Чем дальше он летел вниз, тем меньше наверху становилось света, и тем сильнее тянуло его назад. Макс никогда и ничего не боялся в жизни, а тут боялся всего! И особенно – что наверху исчезнет и погаснет свет, и он навсегда останется в этой кромешной мгле один…

Макс задыхался, а тьма вокруг него всё сгущалась, из неё доносились какие-то страшные, леденящие душу голоса, зовущие его по имени и смеющиеся над ним. От этой невыносимой тоски хотелось уже умереть. Но разум почему-то упрямо твердил, что смерти здесь – нет!

А Макс всё летел и летел… И когда его мучения достигли предела и не было больше сил терпеть их, вдруг из бесконечно далекого уже света послышался ласковый, добрый Голос, не похожий ни на один из земных голосов:

- Зачем он здесь? Он ведь еще не готов.

И тут же из света показалась рука, в которую, что было сил, вцепился Макс. Она потащила его наверх, эта надежная, сильная рука, и он явственно услышал голос, который узнал сразу. Это был голос отца Тихона. Он говорил:

- Ну что ты сопротивляешься, ангел мой, идем отсюда скорей! Идём скорее!

Ужасающий мрак постепенно остался внизу. Макса снова обнял ослепительно яркий свет, от которого он зажмурился, а когда снова открыл глаза, то уже наяву увидел склонившегося над ним отца Тихона…

Прошло пять минут, и отец Стаса снова зашел в палату, где лежал Макс.

- Валентина, скорее! Сюда!! – раздался вдруг оттуда его громкий, взволнованный голос.

Едва не плача: «Я ведь говорила, ему нельзя волноваться!..», - Валентина скрылась в палате, и вскоре вышла оттуда … с лицом, выражающим изумленную радость.

А потом из неё появился ровным счетом ничего не понимающий Сергей Сергеевич.

- Этого не может быть, этого не может быть! – то и дело повторял он.

Стас ничего не мог понять.

И тогда он тоже бросился в палату и увидел стоявшего посередине её с опущенными руками усталого отца Тихона. Около него лежал и улыбался, и это тоже было словно во сне, только уже не ужасном, а счастливом - обводя вокруг себя ничего не понимающим взглядом… живой, чуть смущенный Макс.

6

Услышав то, что сказала отцу Тихону Нина, Стас просиял.

Волнения, связанные со смертью Макса, которую его отец, обретя дар речи, назвал клинической, и нечаянным воскрешением, постепенно улеглись. Все, кроме отца Тихона, покинули медпункт.

Стас тоже вышел вместе со всеми и принялся бесцельно бродить по деревне.

«Ну, почему, почему у меня, как говорит папа, всё не так, как у людей? Ну, почему я такой? Почему всё не так идет в жизни?..» - мучительно думал он и вдруг с удивлением увидел, что ноги сами привели его снова в медпункт. Он медленно поднялся по ступенькам крыльца, вошел в коридор и только собрался постучать в палату отца Тихона, чтобы спросить его об этом и, наконец, задать свой главный вопрос, как на улице раздался шум подъехавшей машины и резкий скрип тормозов.

«Неужели опять плохо с Максом?» - насторожился он, видя, как несколько человек вносят кого-то в распахнутую дверь. Но это была… Нина! Её рука безвольно свешивалась и болталась, едва не касаясь пола.

- Скорей, медсестру! – бросил Стасу несущий её человек.

Не чуя под собой ног, Стас бросился к Ваниному дому и стал кричать, стучать кулаками по закрытой двери, зовя Валентину.

Та быстро прибежала с ним в медпункт и закрылась с Ниной в процедурном кабинете.

Несколько минут оттуда слышались какие-то непонятные звуки и сдавленные рыдания. Наконец, Валентина появилась в дверях, снимая белые медицинские перчатки.

- Жива? – молнией метнулся к ней Стас.

- Живей не бывает!

- А…что с ней?

- Что, что, отравилась! Растишь вас, растишь! А вы… - с досадой взглянула на Стаса Валентина. - Ну, ничего, слава Богу, вовремя заметили! Даже врача вызывать не надо. Народными средствами обойдёмся. Сейчас я схожу за ними домой, а ты… нет, лучше уж батюшка… – она приоткрыла дверь палаты отца Тихона и, спросив, не спит ли тот, попросила посидеть с больной, а если той станет хуже, немедленно послать за ней Стаса.

Отец Тихон охотно согласился и прошел в процедурный кабинет. Сквозь приоткрытую дверь Стас слышал всхлипывающий голос Нины.

- Ну, зачем, зачем она это сделала? Все равно я теперь жить не буду: вены вскрою, в петлю полезу, утоплюсь! Макс умер, Ник сел на героин! Как вы не понимаете, что это – всё, всё, всё!!!

- Во-первых, успокойся, Макс жив! – просил отец Тихон.

- Жив?!

- Да, во-вторых, жизнь продолжается!

Но…

- А, в-третьих, ты что, и впрямь думала, что этим можно решить все проблемы?

- Да! А что… разве нет?

- Конечно! Они бы у тебя только начались и продолжались целую вечность, уже никогда не кончаясь. Ну, что ты на меня так смотришь? Думаешь, раньше самоубийц случайно за кладбищем хоронили? Нет. Люди прекрасно знали, что ни на земле, ни на том свете теперь их душам не будет покоя. Так и будут мыкаться горемычные, не пожелав перетерпеть своё горе здесь. Вот уж будет горе, так горе, вот беда, так беда! Пока живешь, еще что-то можно исправить, а тогда уже ничего нельзя будет сделать! Подумай, ангел мой, над этим, хорошенько подумай! А я помолюсь и всё хорошо, всё хорошо у тебя будет.

- А… как же Ник?

- И с Ником, даст Бог, как-нибудь всё управится… Ну, всё в порядке?

Стас прислушался, ожидая, что ответит священнику Нина, и та, после долгого молчания, наконец, сказала:

- Поздно. Я ведь ему сама героин достала...

- Ты? Зачем?!

- Он просил. Макс его так довел, что он захотел забыться… Отец Тихон!.. А, может, я побегу к нему, скажу: «Брось! Не надо!»

- Куда тебе сейчас бежать…

- Ну, тогда вы сами сходите!

- И я не пойду. Пусть сам решает, как ему дальше быть. Сейчас время его выбора. А ты лежи, ангел мой, лежи, отдыхай.

- Да какой же я ангел! Про меня в деревне, знаете, что говорят? Мол, я такая-сякая, хожу по ночам к строителям коттеджей и… А мне просто весело с ними и всё. И ни с кем из них у меня ничего не было. Верите?

- Конечно.

Услышав то, что сказала отцу Тихону Нина, Стас просиял. Он был счастлив! Всё то, что мололи о Нине грязные языки, оказалось неправдой! Не могла ведь она соврать сейчас и к тому же священнику. Он уже готов был кинуться к ней, но тут услышал такое, от чего его сразу бросило в холод.

- А Ника я люблю! - вдруг с каким-то отчаянием в голосе сказала Нина. – Он думает, что это у меня, как у всех, потому что у него много денег! А я была бы счастлива, если бы отец у него был простым работягой! И жить без него все равно не буду…

7

В глазах Ника стоял такой ужас, что Стасу стало не по себе.

Не дослушав, Стас вышел из медпункта и, не помня, куда и зачем идет, сделал вокруг деревни целый круг. «Как же теперь быть? Зачем жить? Что делать? Зачем теперь всё?..» - не мог понять он. И тут его осенило: «Из жизни, как говорит отец Тихон, самому уходить нельзя… у Ника есть героин, от которого можно забыться… и если я…»

Через пять минут он уже стучал в дверь дома бабушки Ника. Еще громче, чем к Ваниной маме. Открыл ему сам Ник, весь какой-то растерянный и взъерошенный.

- Что Макс? – коротко спросил он.

- Жив.

- А Нина?

- Тоже будет.

- Слава Богу!

Ник провел Стаса через две комнаты в свою, детскую, которая, несмотря на то, что он был богат, была обставлена проще, чем у Стаса, и сел за стол. Стас сразу заметил блюдце, наполненное какой-то жидкостью, тонкий шприц, полотенце и жгут. Перед всем этим стояла прислоненная к графину с водой иконка. Изображенная на ней Богородица держала маленького Иисуса Христа.

Стас подошел к столу, сбросил с себя куртку, закатал рукав и, как это делал отец, стал перевязывать себе руку жгутом.

- Ты, это… чего? – насторожился Ник.

- Помоги! - вместо ответа попросил Стас.

- Не дури! Я тут мучаюсь, не знаю, как завязать, а ты – начинаешь?!

Он подошел к Стасу, пытаясь помешать ему, но тот оттолкнул его и со слезами на глазах закричал:

- Уйди! Не мешай!

- Но, Стас! Ведь это же стоит только один раз попробовать и… Ну, посмотри на меня! Ты что, хочешь тоже таким стать? Я тут места не нахожу, хочу и боюсь начать все сначала, а ты сам в петлю лезешь! Нет, Стас, всё что угодно, только не это!!

В глазах Ника стоял такой ужас, что Стасу стало не по себе.

А тот продолжал:

– Ты думаешь, в любой момент сможешь потом бросить? Как бы не так!! Ты будешь готов отдать всё, чтобы вернуть тот миг, когда начал! Только уже ничего, слышишь – ничего не сумеешь сделать! Кто-кто, а я это хорошо знаю! Ну, хочешь, я тебе тысячу, десять тысяч долларов дам, машину бери! Только не начинай!

Но Стас, словно не слыша, старательно затягивал на сгибе локтя жгут, помогая себе зубами.

Ник смотрел на него, болезненно морщась, будто делал всё это сам и, наконец, крикнул:

- Ну, хочешь, Нинку тебе уступлю?..

Услышав про Нину, Стас, схватил с блюдца шприц и поднял его, проверяя, на всякий случай, нет ли в нём воздуха.

- А-а, делай, что хочешь! - устало махнул рукой Ник и, опустившись в кресло, мрачно посоветовал: - Только лучше сразу вгони себе в вену воздуха, да побольше, чтоб после не мучаться!

Эти слова несколько отрезвили Стаса, и он уже не так уверенно поднес иглу к вене.

«Раз и все…» - с каким-то тупым безразличием подумал он.

Он уже собрался уколоть себя, как вдруг Ник неожиданным прыжком подскочил к нему, сильным ударом выбил из пальцев шприц и принялся яростно топтать его ногами.

- Вот и всё! Всё! Завязали, оба! Слышишь, Стас, да?!

- Да… – устало опустился на стул Стас и беспомощно взглянул на Ника.

«Раз и всё - еще раз подумал он, - вот и завязал, даже не успев начать!»

И уже, начиная понимать, где он и что к чему, с чувством сказал:

- Спасибо тебе, Ник.

- Есть за что! - кивнул тот. - Хотя, это еще неизвестно, кто кого должен больше благодарить. Ведь если б не ты, вечная ломка была бы мне обеспечена!

- Я-то при чем? – удивленно пожал плечами Стас.

- А я, глядя на тебя, свой первый раз вспомнил, увидел себя словно со стороны и – как отрезало! Так что…

Ник без малейшего сожаления достал из кармана брюк красивый брелок с ключами и протянул Стасу:

- На, держи!

- Что это? - не понял Стас.

- Как что? Ключи от машины. А с Нинкой сами как-нибудь договоритесь!

- Что?! – Стаса, как током, ударило от этих слов. - Ладно, живи! - Оттолкнул он протянутую к нему ладонь Ника.

И запинаясь от бессильной обиды за так жестоко обманутое своё первое чувство, добавил:

- А машины мне твоей, и тем более Нинки - не нужно!


Глава девятая

1

- Интересно, и что же унес с собой Плутий вместо печати?

Императорское курьерское судно «Тень молнии», подгоняемое попутным ветром, летело навстречу своему последнему порту – столице Египта, Александрии. Море было неспокойным, чайки скользили вниз к пенистым волнам и тут же испуганно взмывали в высь, словно боясь, что они поглотят их. Гилар, стоя на капитанском помосте, глядя то на небо, то на волны, выказывал явные признаки беспокойства.

Крисп, с молчаливого разрешения отца, давно уже находился на корме корабля. Теперь здесь были не только пассажиры, но и все члены экипажа, кроме Гилара. Даже охранники, потому что Марцелл после пропажи больше ни на миг не расставался со своей сумкой.

Крисп то и дело скашивал глаза на сидевшую чуть поодаль Злату. Она расположилась ближе всех к отцу Нектарию и улыбалась как ребенок, но кукла по-прежнему была у неё на коленях.

В Александрии они должны были расстаться. Дальше Криспу с отцом предстоял путь в военную ставку к императору, а им - в Афины и затем в свою далекую Дакию.

Мысли о предстоящей разлуке тяготили юношу. Чем сильнее он гнал их от себя, тем грустнее становилось у него на сердце. Злата тоже иногда замечала его и показывала глазами на отца Нектария, давая понять, что ей нравится то, о чем он говорит.

Млад в который уже раз рассказывал очередному пассажиру, что ему сразу не понравился Плутий Аквилий. А когда увидел, что тот что-то подсыпал в амфору, и Гилар не стал его даже слушать, сам выбил пробку и вылил на палубу всю воду.

- Надо же, Геренний Этруск - уже император! – вертя в пальцах совсем недавно отчеканенный денарий, задумчиво сказал Марцелл.

- Отец, а чего добивался этот Плутий? – спросил у него Крисп. - Только теперь я начинаю вспоминать, что и мне он казался подозрительным!

- Трудно сказать, – задумался вслух Марцелл. – Сначала он захотел выкрасть у нас императорскую печать.

- Но зачем?

- В руках такого человека эта печать может всё! Ею он без труда мог скрепить любой эдикт, например, о назначении себя казначеем какой-нибудь отдаленной провинции. Конечно, наместник по роду своей службы известил бы императора, но пока дойдет подтверждение, Плутий успел бы сказочно обогатиться и сбежать, прихватив с собой казну и годовой налог, собранный с провинции. И тогда ищи ветра в поле!

- А что он подсыпал в амфору?

- Судя по всему, этого показалось ему мало. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и он, наверное, решил усыпить нас. А когда уснем, подговорить гребцов на бунт и сделать «Тень молнии» пиратским кораблем. Поистине это был блестящий план. «Тень молнии» может догнать любое судно и наоборот уйти от погони. Горе было бы тогда всем кораблям, встретившимся ему на пути!

Марцелл знаком подозвал лекаря и сказал:

- Кстати, проверь, все ли снадобья у тебя на месте?

Тот, быстро кивнув, стал рыться в своем ящике.

- Этот Плутий был не так уж и прост, – продолжил Марцелл. - Не сумев попасть на несколько императорских курьерских кораблей, он, наконец, добился этого с нами и принялся осуществлять свой коварный план. Сначала через тебя, что почти ему удалось, когда я застал вас в каюте...

- Прости, отец... – виновато вздохнул Крисп.

- За что? – улыбнулся ему Марцелл. - Он и меня обвел вокруг пальца! Потом решил действовать через питьевую воду и, наконец, уговорил беднягу Максима поднять ложную тревогу о пиратах. Конечно, - обращаясь к охранникам, сказал он, - и вам не делает чести, что вы бросились спасать меня, а не важные императорские эдикты. – Тут Марцелл поморщился, вспомнив о том, что было в этих эдиктах, и махнул рукой. - Главное, что справедливость восторжествовала…

Он вдруг заметил подавшегося к нему бледного лекаря и вопросительно посмотрел на него:

- Что, нет сонного порошка?

- Нет, господин! – с трудом ворочая языком, ответил тот. - Исчез мой амфориск с ядом!..

- Да, – покачал головой Марцелл. – Он оказался еще большим мерзавцем, чем я предполагал! – Эй, Млад! – подозвал он. – А как тебе удалось обнаружить тайник Плутия, куда он спрятал печать?

- А я, даже когда все думали только про пиратов, следил за ним! - с радостью отозвался мальчик. – И когда увидел, что он спрятал что-то в щель, тихонько подменил печать другой вещью.

- Интересно, и что же унес с собой Плутий вместо печати? – с любопытством взглянул на него Марцелл.

- Как что - мою монету!

- Что?!

- Представляю, как вытянется его лицо, когда он увидит вместо императорской печати самую никчемную вещь на земле! – засмеялся Крисп.

И совсем не никчемную! – обиделся Млад. - Она помогла освободить нашу маму!

- Ну ладно, ладно, - обнял его Марцелл. – Конечно же, это – самая бесценная монета во всем мире! Но для Плутия, которого, я уверен, в конце жизни ждёт… – он не успел сказать, что именно ждёт в конце жизни Плутия, потому что среди пассажиров, беседовавших с отцом Нектарием, началось какое-то движение, и послышался упрашивающий крик:

- Ты в этом уверен? Тогда крести, крести меня поскорей!

- В чем дело? – спросил Марцелл сидевшего ближе к пресвитеру Сувора.

- Да вот, – объяснил тот, показывая на неказистого мужчину, наседавшего на отца Нектария. – Этот римлянин всегда и во всем завидовал всем. Недавно его соседа, простого безродного плебея, принял в свою семью и дал свое имя сенатор. Он даже из своего города сбежал, чтобы не видеть больше его. И тут вдруг узнал, что, если покрестится, то будет усыновлен не то что сенатором или даже императором, а самим Богом!

- И что же отец Нектарий?

- Вроде бы, согласился, – кивая на поднявшегося пресвитера, улыбнулся Сувор. – Сейчас начнет.

Матросы снова принесли ведро с водой, отец Нектарий с молитвами трижды опустил в нее свой крест, и началось таинство святого крещения.

Крисп видел его далеко не первый раз, но всё-таки подошел, желая на самом деле быть поближе к девушке. Римлянин снял хитон, оставшись в одной набедренной повязке, и отец Нектарий трижды облил его освященной водой.

- Я бы тоже крестился, – вздохнул глядевший на все это пассажир болезненного вида, - но не знаю, выдержу ли те мучения, которые предстоят вам…

- Истинно хочешь? - внимательно посмотрев на него, уточнил отец Нектарий.

- Да. Очень…

- И - веруешь?

- Да, да! Но… боюсь! И не хочу отступиться от Господа Бога и предать Его.

Отец Нектарий велел принести еще одно ведро и, снова освятив воду, сказал:

- Господь никому не дает испытаний выше его сил. Если хочешь, я крещу тебя, а дальше предайся воле Господа Бога, и Он не оставит тебя. Он спасет твою душу и устроит все так, как может сделать только самый любящий и заботливый отец.

Бледный пассажир снял с себя хитон и склонился перед отцом Нектарием, который, подняв над собой крест, снова начал читать молитвы.

Девушка подалась к Криспу и шепнула ему на ухо:

- А что написано у него на кресте? Я не понимаю по-гречески.

- «Святая – святым!» - перевел Крисп.

- И что это значит?

- То, что царство небесное - для святых.

- Но люди так грешны! Разве это возможно?

- Конечно! Да! Вот посмотри на него, – показывая на трижды облитого с головы до ног святой водой пассажира, сказал Крисп. – Он крестился, и Господь отпустил ему все грехи. Он теперь свят и, если сейчас вдруг умрёт, сразу пойдет к Богу, в рай.

- А если останется жить и опять нагрешит?

- Тогда покается, и Бог снова очистит его. Ведь Иисус Христос, когда его распинали, взял на крест все наши грехи и омыл их Своею кровью! Нам остается только припасть к этому кресту, получить прощение и – спастись!

- Какой удивительный Бог! И как Он любит людей! Еще немного и я, пожалуй… – девушка взглянула на куклу, нахмурилась и снова с надеждой взглянула на Криспа. – Пойдем туда, где мы были раньше – попросила она. – И ты расскажешь мне все-все о Христе. Нет, – кивнула она на отца Нектария, – мне нравится, как он говорит, но я не всё понимаю. Ведь он говорит для взрослых и, почему-то, я хочу узнать о Нём именно от тебя.

Они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, медленно пошли по палубе.

- Даже не верится, что скоро нам расставаться! – вздохнул с сожалением Крисп.

- Да, - эхом отозвалась Злата. - И если честно, то я уже начинаю жалеть, что ты освободил меня!

- Почему?

- Разве не понимаешь?

И тогда Крисп понял всё. Он робко взял девушку за руку, и они еще медленней направились к носу корабля.

Марцелл с грустной улыбкой смотрел им вслед, не замечая, что на него, в свою очередь, с капитанского помоста прищуренными глазами смотрит Гилар, и в его завистливом, злобном взгляде не было ничего хорошего.

2

Стас, как держал Ванину ногу, так и продолжал держать её…

После двух дней обильных дождей снова наступил тяжелый изнуряющий зной. Медленно потянулось время. Нина выписалась из медпункта и уехала в райцентр. Стас, узнав её адрес, написал стих:

«Прости. Прощай. Имею честь,

Веду себя порядочно,

Я знаю, ты на свете есть –

И этого достаточ…но!

- И никаких «но»… - со вздохом докончил он и, не жалея денег, послал его заказным письмом.

Ночью дядю Андрея увезли в больницу. Как сказала Лена, после того, как отец Тихон прочитал ему книгу «Апокалипсис или Откровение Иоанна Богослова», у него случился не апоплексический, а - апокалипсический удар.

Ник, снова изменившись, стал водителем и неофициально – вождем молодёжи по-прежнему назывался Стас – настоящим помощником Григория Ивановича. Макс молча и тихо работал на храме, вычищая от грязи ту часть с окнами, которую отец Тихон называл алтарём. После того, как он убрал там всё до последней соринки, отец Тихон велел занавесить это место полотняными простынями, повесил на них две иконы и запретил без его разрешения кому бы то ни было заходить туда.

- Да мы, когда в храме играли, знаете, сколько там бегали! – удивился кто-то из ребят.

- Ну, и плохо делали. Это - самое святое место храма, где может находиться лишь священник и те, кто помогают ему. Это же – алтарь! – многозначительно добавил Григорий Иванович, который уже свободно орудовал такими словами как «солея», «клирос», «паникадило», «амвон».

Он нанял новую бригаду, и работа не прекращалась ни днем ни, как тихонько поговаривали в Покровке, ночью. Только однажды отец Тихон объявил перерыв, сказав пришедшим, что сегодня праздник – день Петра и Павла, и никаких работ не будет.

Стас и слышать не слышал о таких святых, но отец Тихон рассказал о них так много удивительного, что Лена с того часа стала называть нового бригадира Петра Павловича - Петром и Павловичем.

Затем отец Тихон поздравил всех с окончанием Петровского Поста (Стас вместе со всеми тоже поблагодарил его, хотя даже не знал, что он вообще начинался). А потом стал объяснять, что значит - амвон, клирос, солея и вообще говорить о храме, сравнивая его с кораблем в штормящем море.

- Как-как? В штормящем мире?! – переспросила Лена.

Ваня было зашикал на сестру, но отец Тихон неожиданно вступился за неё.

- Конечно же, в мире. Леночка как всегда права!

Стас, начитавшись про Марцелла и Криспа, тоже хотел сказать Ване, что Ленка права, но промолчал. Его отношения с другом если не совсем испортились после того, что произошло в Выселках, то значительно охладели. Они больше не заходили друг другу в гости, ни о чем не спорили и даже, работая в паре, не разговаривали. При первой же возможности менялись своими местами с кем-нибудь другим. Поселившиеся в их сердцах два чувства - обида и смешанная со стыдом вина - никак не могли подать друг другу руки.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не случай.

Однажды, когда отца Тихона не было, они на свой страх и риск забрались по деревянным лесам наверх, под самый купол церкви. Взрослые как раз меняли там старые, прогнившие стропила. Кто-то из них столкнул вниз большое бревно, и оно, зацепившись гвоздём за Ванину куртку, потащило того за собой с головокружительной высоты.

Загрузка...