Святой закрывает дело

Вступление

Говорят, что в наше полное лихорадочного напряжения время не существует сенсаций, способных приковывать к себе внимание публики более чем на неделю; поэтому журналисты, газетчики быстро стареют, лысеют, становятся раздражительными, и никакие лекарства им не помогают. Новые сенсации должны поставляться день за днем, и каждая должна затмевать предыдущую, пока в словаре не останется превосходных степеней, а воображение окажется не в состоянии решить задачу поиска или придумывания для завтрашнего дня сенсации достаточно фантастической и огромной, чтобы занять место вчерашнего шедевра.

Тот факт, что отъявленный авантюрист, известный как Святой, приковывал к себе внимание публики более трех месяцев с момента появления, побив таким образом все рекорды, объясняется исключительно его энергией и предприимчивостью. Измученные ловцы сенсаций с Флит-стрит приняли его с распростертыми объятиями. На какое-то время лихорадочная охота за новостями получила передышку. Святой сам сделал все, о чем мог лишь мечтать самый требовательный газетчик, – если не считать того, что он не достиг сенсационной кульминации, а именно: своего ареста и суда. Но каждая очередная его авантюра была более дерзкой по сравнению с предыдущей, и он никогда не допускал, чтобы интерес, вызванный его последней выходкой, угас до того, как он выкинет на глазах у изумленной публики нечто еще более впечатляющее.

И это отчаянное беззаконие продолжалось более трех месяцев, в течение которых он триумфально совершил более двадцати нападений на разного рода злодеев и их имущество.

Здесь необходимо отметить: в этот период имя Святого окружала аура почти сверхъестественного обожания и ужаса, и некоторые люди, годами хваставшиеся тем, что им закон не указ, начали жить с опаской. А предупреждение Святого – нелепый и смешной маленький человечек с нимбом вокруг головы, похожий на детский рисунок, – доставленное кому-нибудь в обычном конверте, воспринималось как приговор, вынесенный Верховным Судьей. Именно этого-то и добивался Святой. Это его очень развлекало.

По большей части действовал он тайно и незаметно, его жертвы не могли сообщить полиции ничего такого, что Можно было бы рассматривать как улику и что помогло бы его выследить. Однако после происшествия становилось ясно: потерпевший, вероятно, знал Святого. Самой примечательной чертой этой мистерии было угрюмое молчание потерпевшей стороны. Тил – старший инспектор Скотленд-Ярда – после нескольких безуспешных попыток получить показания от жертв Святого понял их безнадежность.

– Это все равно что пытаться заставить запищать глухонемую устрицу в банке с хлороформом, – сказал он комиссару полиции. – Либо Святой к данному делу не имеет никакого отношения, за исключением недоказуемого шантажа, либо он умеет так запугать человека, что тот помнит об этом и на следующий день, и всю оставшуюся жизнь.

Теория эта была достаточно тонкой и логичной, но она могла бы стать еще более тонкой и логичной, если бы мистер Тил обладал большим воображением; однако он мало верил в то, чего нельзя было увидеть и пощупать, кроме того, он пока еще не видел Святого в действии.

Все-таки бывали случаи, когда Святому не было необходимости прибегать к шантажу или угрозам, чтобы заставить молчать тех, в чью жизнь он вмешивался.

Например, дело некоего Голтера – анархиста и неисправимого смутьяна, который гордился тем, что его знают в каждой тюрьме Европы. Он не принадлежал ни к одной политической группировке, и, очевидно, двигала им не вера в какую-либо идею, а лишь мания разрушения. Словом, это был безвредный тихий псих.

Голтер являлся лидером тайного общества, известного под названием «Черные волки», общества, почти каждый член которого в то или иное время отсидел изрядный срок за преступление на политической почве, чаще всего за попытку преднамеренного убийства, обычно с помощью бомбы.

Причины возникновения подобных тайных обществ и состояние психики их членов всегда давали широкий простор для размышлений психиатрам; но бывают случаи, которые перестают быть предметом абстрактного интереса ученых и становятся практической проблемой тех, кому надлежит обеспечивать мир средствами закона.

Закон просыпается и тут же с тревогой осознает, что «Черные волки» существуют: за неделю в Северной Англии на двух фабриках произошли взрывы, было много жертв, однажды пуля необнаруженного снайпера задела спину министра внутренних дел, когда он, выйдя из палаты общин, садился в свой автомобиль.

Закон нашел Голтера, но следивший за ним сыщик каким-то образом упустил его в тот день, когда находившийся в Англии с визитом наследный принц одной из европейских держав проезжал по улицам Лондона: лорд-мэр давал завтрак в его честь.

Предполагалось, что процессия проследует "по Стрэнду и Флит-стрит к Сити. Из крохотного офиса, специально арендованного на Саутгемптон-роу, о котором полиции не было известно, Голтер мог легко попасть на крыши домов северной стороны Флит-стрит. Там он и находился, устроившись более или менее комфортабельно среди каминных труб, откуда хорошо видел улицу. А в это время десятки вооруженных людей в поисках его прочесывали Лондон, и обеспокоенный комиссар полиции приказал удвоить число полицейских в штатском на пути следования процессии.

Голтер – человек осторожный и думающий – был фундаментально знаком с основными законами динамики. Он знал с точностью до дюйма, на какой высоте от земли он находится, рассчитал с точностью до секунды, сколько времени бомба будет лететь до земли, и установил соответственно запалы в гранатах Миллса. Внизу на Флит-стрит ближе к Стрэнду он замерил расстояние между двумя фонарными столбами. С помощью секундомера он сможет засечь время, за которое головной автомобиль пройдет этот отрезок пути, а потом, пользуясь специально подготовленной таблицей, он сразу точно узнает, не производя расчетов, в какой момент необходимо бросить вниз бомбу, чтобы она попала прямо на заднее сиденье открытого автомобиля наследного принца, когда он будет проезжать мимо. Голтер гордился научной точностью, с которой все рассчитал.

Он выкурил сигарету, слегка постукивая каблуками по свинцовой кровле. Процессия должна была прибыть в эту точку минут через пятнадцать, если верить официальному расписанию, и улица внизу уже заполнялась густой толпой, запрудившей тротуары и даже выплескивающейся на мостовую. Голтер подумал, что сверху эти людишки кажутся муравьями. Горожане – насекомые. Он с удовольствием представлял себе, какая паника начнется в этом муравейнике, когда взорвутся три его бомбы.

– Да, интересно будет посмотреть на этот спектакль.

Голтер резко обернулся, словно его дернули за невидимую нить.

Он не слышал, как появился сзади человек, чей мягкий тягучий голос прервал размышления не хуже любого взрыва. Голтер видел высокую, стройную, подтянутую фигуру в сером великолепно сшитом костюме, в мягкой шляпе серого фетра, широкие поля которой оставляли веселые голубые глаза в тени. Этот джентльмен мог позировать для любой рекламы модного и изящного мужского костюма, если бы удалось убедить его расстаться с автоматическим пистолетом, который обычно не рассматривается как необходимое дополнение к рекламе «вот что будут косить в этом сезоне хорошо одевающиеся мужчины».

– Исключительно интересно, – продолжал неизвестный, задумчиво устремив голубые глаза на толпу в ста футах внизу. – С точки зрения чистого искусства, просто жаль, что мы не сможем наблюдать этот спектакль.

Правая рука Голтера скользнула к оттопыренному карману. Незнакомец быстро отреагировал на это движение, приставив пистолет к животу Голтера.

– Доставай свои игрушки, красавчик, – промурлыкал незнакомец, – и передай их мне. Ну вот, умный мальчик!

Одну за другой Голтер отдавал бомбы, тот брал их левой рукой, и кто-то, кого Голтер не видел за каминной трубой, принимал их.

Прошла минута. Голтер стоял с пустыми руками и выжидал момент, когда можно будет перехватить пистолет, который незнакомец держал с показной небрежностью. Но момент так и не наступил.

Вместо этого из-за каминной трубы вытянулась рука с бомбой. Незнакомец взял бомбу и протянул ее Голтеру.

– Положите себе в карман! – приказал он.

Туда же отправились вторая и третья бомбы, а Голтер в перекошенном от тяжести бомб пиджаке стоял уставившись на незнакомца, который, по его разумению, наверное, был детективом, но вел себя совершенно непонятно.

– Зачем вы это сделали? – подозрительно спросил Голтер.

– На это у меня есть свои причины, – спокойно ответил незнакомец. – А теперь я покину вас. Не возражаете?

Подозрение, страх, недоумение – все эти чувства промелькнули на щетинистом лице Голтера. Потом его тусклые глаза оживились.

– Так вы не сыщик!

Незнакомец улыбнулся:

– К несчастью для вас – нет. Возможно, вы слышали обо мне. Меня называют Святой...

Его левая рука молниеносно скользнула в карман, и вот уже Голтер, охваченный внезапным ужасом, как загипнотизированный смотрел на Святого, рисовавшего мелком на каминной трубе свой фирменный знак.

Потом Святой заговорил опять:

– Вас нельзя отнести к роду человеческому. Вы разрушитель, безумный убийца, вами движет лишь жажда крови. Если бы вы действовали хоть по каким-нибудь мотивам, я, возможно, передал бы вас в руки полиции, которая в данный момент прочесывает Лондон, ищет вас. Не мне судить других людей за их убеждения. Но вам оправдания нет...

Когда Голтер, недоумевая, обернулся, на крыше, кроме него, никого не было. Святой умел исчезать именно так.

Процессия приближалась. Голтер слышал, как нарастал гром приветственных криков, словно шум воды, рвущейся из открытого шлюза. Он посмотрел вниз. Ярдах в ста показался головной автомобиль процессии, медленно пробирающийся через толпу людей-муравьев.

Он пытался понять: «Зачем приходил Святой? Появился, обвинил меня – и ушел, вернув бомбы». Голтер готов был принять все это за галлюцинацию. Но рисунок мелом на каминной трубе доказывал: это ему не пригрезилось.

Судорожным движением он попытался затереть рукавом рисунок и вытащил из кармана секундомер и хронометражную таблицу. Головной автомобиль достиг первого из намеченных им фонарных столбов. В каком-то оцепенении он наблюдал за этим.

Наследный принц следовал в третьей машине. Голтер узнал его военный мундир. Принц приветствовал публику. Когда Голтер достал из кармана первую бомбу и выдернул чеку, руки его дрожали, но бросил он бомбу именно в тот момент, который был вычислен с помощью секундомера и хронометражной таблицы.

Истинный ход событий, – написала «Дейли рекорд» спустя несколько дней, – скорее всего никогда не прояснится, если только Святой не пожелает в один прекрасный день объявиться и объяснить, что же произошло. До тех же пор любопытство широкой публики будет вынуждено удовлетвориться выводами комиссии экспертов Скотленд-Ярда: "Каким-то образом Святому удалось так установить запалы на бомбах Миллса, подготовленные для покушения на жизнь наследного принца, что они взорвались в момент, когда Голтер выдернул чеку, и его разнесло на кусочки... И что бы ни говорилось о высокомерии джентльмена, берущего закон в свои не подчиняющиеся закону руки, нельзя отрицать, что в данном случае вмешательство Святого спасло жизнь нашему коронованному гостю; и мало кто станет отрицать, что правосудие свершилось, – хотя, возможно, и несколько излишне романтическое правосудие, которое не может быть признано в качестве прецедента...

И вот таким сенсационным событием, в результате которого имя Святого было на устах у всего цивилизованного мира, завершился определенный этап его жизни.

Сенсация умерла, как умирают самые потрясающие сенсации, за недостатком продолжения. В опубликованном во всех европейских газетах открытом письме наследный принц приносил неизвестному благодарность и обещал, что этот долг не будет забыт, если когда-либо Святому понадобится помощь высших эшелонов власти. Британское правительство вслед за этим предложило отпущение всех прошлых грехов при условии, что Святой предстанет перед общественностью и поклянется впредь направлять свою энергию и изобретательность на более законные цели. Единственным ответом было посланное во все ведущие информационные агентства вежливое письмо с благодарностью и отказом.

К сожалению, – писал Святой, – я, как и мои друзья, убежден; что прекращение нашего дела в тот момент, когда оно начинает оправдывать себя, – это отражается в криминальной лондонской статистике и (что еще более важно) в уменьшении количества мелких проступков против нравственных заповедей, которые даже не учитывает статистика, – было бы с нашей стороны, в первую очередь с моей, актом неоправданной трусости. Обещание нашей безопасности не может заставить предать те убеждения, которые нас объединили. Игра больше игрока... Что касается лично меня, то я нахожу респектабельную жизнь невыносимо скучной. В наши дни нелегко свернуть с проторенной колеи: нужно быть бунтовщиком, и скорее всего мы закончим свой путь на кладбище для бедных, а не в Вестминстерском аббатстве. Но я более чем уверен в правильности выбранного пути. Ценности универсальны и просты. Справедливость – добро, если она осуществляется непреклонно. Борьба – добро, если то, за что вы боретесь, благородно и достойно любви. Опасность – добро, если она пробуждает вас и заставляет жить в десять раз интенсивнее. А открытая схватка может быть лучше всего, если она идет за ваши убеждения, за высшую веру в романтику, над которой смеется цивилизация, называя ее обманом и западней... Поскольку нелепые законы этой страны запрещают мое дело, я отказываюсь им повиноваться и буду сам судить о мере ответственности людей, нанесших обиду...

Но, как ни странно, очень жадная до сенсаций публика ожидала, что Святой немедленно начнет действовать в соответствии со своим потрясающим заявлением. День проходил за днем, а ничего не происходило. Те, кто начал ходить с оглядкой в ожидании кары от всеведущего Неведомого, подняли головы и стали чувствовать себя увереннее, заявляя, что Святой просто струсил.

Прошло две недели, месяц – и Святой быстро превратился в нечто подобное расплывчатой легенде о давно ушедших временах.

А затем в один июньский день на улицах Лондона вопящие мальчишки-газетчики начали продавать специальный выпуск газеты «Ивнинг рекорд», и мужчины и женщины сбились в нетерпеливые группы на мостовой и читали самую потрясающую историю о Святом, когда-либо преподносившуюся прессой.

Теперь история, пересказанная уже сотни раз, пересказывается снова, но под другим, более интимным углом зрения, с некоторыми подробностями, о которых ранее не говорилось.

Это история о том, как Саймон Темплер, многим известный как Святой (возможно, из-за инициалов, но скорее из-за его «безгрешной» манеры совершать отнюдь не святые поступки), случайно обнаружил ниточку, приведшую к самому поразительному приключению в его жизни. Это также история о Нормане Кенте, его друге, и о том, как в некий момент он держал в своих руках судьбу двух наций, а может быть, и всей Европы, как он справился с этим и как в один тихий летний вечер в доме на Темзе, без героики и мелодрамы, сражался и погиб за идею.