Святой закрывает дело

Глава 2

Как Саймон Темплер прочел газеты и понял, о чем в них не сообщалось

Здесь будет уместно процитировать отрывок из экстренного сообщения в газете, появившегося на следующее утро.

"Газету «Кларион» официально информировали о том, что вчера поздно вечером мистер Лестер Хью Смит, военный министр, и сэр Рональд Хейл, руководитель программы химических исследований для военного министерства, присутствовали при демонстрации профессором К. Б. Варганом «электронного облака». Демонстрация происходила в обстановке секретности, и подробности не описывались. Далее сообщалось, что сегодня утром должно состояться специальное заседание правительства, на котором будет заслушан доклад военного министра и, если это потребуется, определено отношение правительства к этому изобретению.

Саймон Темплер быстро просмотрел это сообщение, поскольку оно лишь подтверждало, что он уже знал, ничего не прибавляя.

Было десять часов утра – время необычно раннее для Святого, но он уже встал и оделся. Сегодня он нарушил свой привычный уклад жизни и поднялся рано, чтобы прочесть от первой до последней страницы все газеты, которые его слуга смог купить.

Совершенно неожиданно он проявил интерес к политике; помимо заметки в «Кларион» его внимание привлекло сообщение о том, что турист-англичанин по имени Пинхидл из Манчестера, путешествующий автостопом, был арестован в Висбадене за драку с полицейским. Что-то насторожило Святого, но что именно – он не успел осознать, помешало появление мрачного и сердитого Роджера Конвея.

– В какой точке Англии ты находился ночью? – требовательно спросил он голодом обвинителя.

– На сей счет, – промурлыкал Святой, – ходят разные слухи.

– А кто твой приятель – специалист в кроссе по пересеченной местности? – тихо спросил Роджер.

Святой в это время выглядывал в окно.

– Я его плохо знаю. Он некоторым образом примазался к нашей компании. Я расскажу всю историю через минуту. После звонка тебе я сразу же позвонил Норману, и он трепетно вступил в стены моего замка несколько секунд назад.

Раздался звонок, и Святой пошел впустить гостя. Мистер Кент принес с собой экземпляр «Ивнинг рекорд», и его первые слова показали, что он прекрасно понимал эксцентричные поступки Святого.

– Если бы я предположил, что прошлой ночью ты был где-то около Эшера...

– Ты и приглашен для того, чтобы выслушать доклад об этом, – сказал Святой и жестом пригласил Нормана садиться, а сам устроился на краешке захламленного стола, на котором Патриция время от времени пыталась навести порядок. Она встала рядом с ним, и он обнял ее за талию. – Вот как это было, – начал он и без всяких околичностей обо всем рассказал.

Времена, когда были необходимы предисловия, давно уже для этих четверых миновали. Ему не нужно было объяснять мотивы своих действий. В коротких, полных жаргонных словечек, спокойных, но выразительных фразах он поведал о виденном в оранжерее дома вблизи Эшера. Двое мужчин слушали его не перебивая.

Но вот он остановился, и наступило короткое молчание.

– Воистину непостижимое изобретение, – заметил наконец Роджер Конвей, приглаживая светлые волосы, – но что это такое?

– Дьявол.

Конвей моргнул.

– Как написала газета «Кларион», это невозможно описать простыми словами. Какой-нибудь ученый сделает вид, что понимает, но так ли это на самом деле – другой вопрос. В лучшем случае он объяснит нам, что так модифицировали структуру газа и он может нести огромный заряд электричества, как несет его грозовая туча, только это будет отнюдь не грозовая туча. Это похоже на луч, но тоже не луч. Если вам угодно, это не может существовать, но тем не менее существует. И дело еще в том, что этот газ образует в атмосфере как бы губку, а Варган умеет заполнять ее миллионами вольт и ампер концентрированной молнии.

– И когда козел попал в это облако...

– Он как бы налетел на сеть из проводов высокого напряжения. В долю секунды козел сгорел, словно пылинка угля в раскаленной топке, остался только пепел. Недурная идея, а?

Норман Кент, темноволосый и мрачный, перестал смотреть в потолок. Он слыл неулыбчивым человеком и говорил всегда мало и только по делу.

– Лестер Хью Смит видел этот опыт, – сказал Норман Кент, – и сэр Рональд Хейл. Кто еще?

– Ангелочек, – ответил Святой. – Ангелочек видел это. Наш друг мистер Тил полагает, что это был один из нас, но он не знает, как этот тип направил на меня кольт. Прелестное создание, похожее на помесь Примо Карнеры[1] и гориллы-переростка, но с недоразвитым пальцем, спускающим курок, – иначе меня бы здесь не было. Но на какую страну он работает, предстоит выяснить.

Роджер Конвей нахмурился:

– Ты думаешь...

– Да, – сказал Святой, – но чтобы до этого додуматься, мне не потребовалось повязывать голову мокрым полотенцем.

Он постучал концом сигареты по ногтю большого пальца и намеренно неторопливо закурил. В особо напряженные моменты с помощью этой нехитрой пантомимы он давал время, чтобы посеянные им семена сами проросли в сознании аудитории.

Первым заговорил Конвей:

– Если начнется новая война...

– Да кто хочет развязать войну? – спросил Норман Кент.

Святой взял газеты, которые читал перед их приходом, и раздал присутствующим. На многих страницах были пометки синим карандашом. Отмеченными оказались совершенно не связанные на первый взгляд между собой сообщения – заявление главы могущественной державы, речь французского делегата в Лиге Наций, внезапное падение акций нефтяного треста, в результате которого потребовались новые капиталовложения в размере двухсот миллионов фунтов стерлингов, слияние крупнейших химических монополий, последние перемещения боевых кораблей, восстание в Индии, спланированная игра на повышение курса акций металлургических концернов и многое другое, привлекшее внимание Святого, вплоть до сообщения об аресте туриста-англичанина из Манчестера по имени Пинхидл, путешествовавшего автостопом, за драку с полицейским в Висбадене. Роджер Конвей и Норман Кент прочли все газеты и отнеслись к сообщениям скептически.

– Но люди не хотят новой войны, – сказал Конвей. – Все страны разоружаются...

– Блефуя при этом нещадно и надеясь, что другие им поверят, – перебил Святой, – а на самом деле каждая страна боится других и готова мгновенно вооружиться. Народ никогда не хочет войны и не начинает ее – о войне ему неожиданно сообщают политики, за спиной которых стоят деловые круги. И кто-то уже пишет мелодию для духового оркестра "мы – не – хотим – вас – терять – но – надо – идти – воевать", и миллионы глупцов идут на героическую смерть, даже не понимая, что происходит. Это уже бывало. Почему же это не может повториться?

– Наверное, человек ничему не учится, – заметил Норман Кент.

Саймон нетерпеливо взмахнул рукой:

– Разве какое-нибудь поколение училось на опыте прошлого? А где люди достаточно молодые, чтобы научить наше поколение? Хотя в современной литературе есть множество книг об ужасах войны, думаете, уроки прошлого восприняты? Говорю вам: я до изнеможения слушал мыслителей нашего с вами возраста, обсуждавших эти книги и пьесы, и я знаю: прошлое ничему не научило. Сознание молодого здорового поколения слишком оптимистично. Оно жаждет славы и легко забывает об ужасах. Скажу вам больше... – И он рассказал то, что услышал от Барни Мэлоуна. – Я изложил вам факты, – продолжал Святой. – Теперь представьте себе, что вы видите бегущего по улице человека с искаженным лицом, пеной у рта, орущего во всю глотку и размахивающего огромным окровавленным ножом. Если вам нравится быть дураком, вы можете сказать себе, что лицо его искажено потому, что он пытался съесть тухлое яйцо, кричит потому, что кто-то наступил ему на любимую мозоль, пена у рта потому, что он проглотил кусок мыла, а нож окровавлен потому, что он недавно зарезал цыпленка на обед и спешит сообщить об этом своей тетушке. С другой стороны, спокойнее и надежнее предположить: перед тобой – маньяк-убийца. Если же вы предпочитаете оставаться дураками и не видите во всем этом смысла, можете отправляться домой.

Роджер Конвей закинул одну ногу на подлокотник кресла, задумчиво потер подбородок и сказал:

– Значит, наша задача – разыскать шпиона и позаботиться о том, чтобы он не украл изобретение, пока правительство решает, что с ним делать?

Святой покачал головой.

Впервые Роджер Конвей, знавший Святого лучше всех, не уловил ход его мыслей. А Норман Кент, этот отчужденный и молчаливый человек, облек в слова гениальное или сумасшедшее озарение, посетившее Саймона Темплера восемь часов назад.

– Кабинет, – произнес Норман Кент из-за густой дымовой завесы, – может понять: решение не за ним... и без вмешательства шпионов...

Саймон Темплер посмотрел на друзей, и на мгновение ему показалось: он видит их всех впервые. Патриция глядела в окно на голубое небо над крышами Брук-стрит, и кто мог сказать, что она там видела? Роджер Конвей, обычно живой и веселый, молча ждал, позабытая сигарета почти обжигала ему пальцы. Серьезный и сосредоточенный Норман Кент тоже ждал.

Святой посмотрел на картину, висевшую над камином, и начал говорить:

– Если нам удастся всего лишь остановить противника, Англия будет обладать оружием неизмеримо более мощным, чем все известные боевые средства. Если же мы уклонимся от этой проблемы, можно держать пари, что рано или поздно какая-нибудь другая страна создаст оружие еще более страшное и Англия окажется в трудном положении. – Он помедлил, а потом так же спокойно продолжал: – Но шпионов сотни, и мы не можем бороться со всеми. Такой секрет, как этот, долго секретом не останется. И если разразится война, мы можем с удивлением узнать, что противник готов применить против нас наше же собственное оружие. – Он опять помолчал. – Я думаю обо всех мужчинах, которым придется сражаться в следующей войне, и о женщинах, которые их любят. Если вы увидите тонущего человека, неужели вы не спасете его только потому, что вам известно: через несколько лет он умрет еще более ужасной смертью?

Опять наступило молчание. И в этом молчании Святой как бы выпрямился, и почувствовалась его, особая аура, заполнившая комнату. Сам он стал выглядеть как нелепо нормальный великан. Вот он снова заговорил, как всегда, мягким приятным голосом, но казалось, звучал трубный клич:

– Здесь собрались трое безупречных мушкетеров и – небесный ангел. Если не считать ангела, то каждый за свою недолгую жизнь уже нарушил половину заповедей Господних и гражданских законов большинства стран. И все-таки мы сохранили кое-какие, пусть нелепые, идеалы, которые, нам кажется, оправдывают наши грехи. И борьба – один из наших идеалов. Борьба – и мгновенная смерть. Мы, пожалуй, последние трое на земле, кто считает своим долгом помешать разразиться ужасной войне. Лично я считаю: мы должны были бы схватку приветствовать – нам бы она доставила только удовольствие. Но таких, как мы, – не много. Гораздо больше других людей, совершенно на нас не похожих. Которые не станут счастливыми воинами. Которые с криками и песнями красиво пойдут в бой. Нет, их погонят, как скотину на бойню, обманув фальшивыми героическими словами, чтобы они, в агонии провоевав несколько дней, подохли в грязи. Прекрасные молодые жизни, не принадлежащие нашему варварскому богу войны... Мы случайно узнали о будущих жертвах, частично благодаря случаю, а частично – собственной сообразительности. Вот так обстоит дело. Мы не намерены ни на грош считаться с какими-либо законами, ни взвешивать наши шансы. Вы, наверное, сочтете меня совсем сумасшедшим, если я скажу, что трое словно вырвавшихся из ада нарушителей законности могут с Божьей помощью...

Он не закончил предложение. Несколько секунд все молчали.

Роджер Конвей встрепенулся:

– Что ты сказал?

Святой посмотрел на него.

– Я сказал, – ответил он, – что наступает наш славный день. Мы всегда знали, вернее, предчувствовали смутно, в глубине души, приход этого дня. Дадим большое представление, теперь – наш выход. Все могло сложиться совершенно по-другому, но сложилось именно так.

Он прикурил новую сигарету и, усевшись на стол, оперся локтями на колени. Его полное боевого задора, любимое ими лицо стало сверхъестественно прекрасным, осветившись дьявольским весельем. Раньше они его таким не видели.

– Понимаю, мой рассказ звучит как сюжет дешевого авантюрного романа, но тем не менее это правда. Совершенно неожиданно в Англии и Америке происходят странные вещи в таких отраслях производства, как добыча нефти, металлургия и химия. В эти отрасли вложены такие капиталы, которых хватило бы для покупки всей остальной индустрии. Мы точно знаем, что истинные хозяева Уолл-стрит и Лондонской биржи, важные птицы с толстыми сигарами и фамилиями, оканчивающимися на «гейм» и «штейн», которые заправляют финансами в этом свихнувшемся мире, действуют по какому-то определенному плану. И обратите внимание, чем они оперируют. Сталь, нефть, химия. Три отрасли, необходимые для ведения широкомасштабной войны. Плюс сведения Барни Мэлоуна о шпионаже. Сегодня легко посеять недоверие между нациями. А недоверие со временем может перерасти в войну. Даже самый миролюбивый и благожелательный народ, постоянно обнаруживающий в своей стране чужих шпионов, подымет шумиху. До сих пор никто еще не додумался о таких действиях в широком масштабе – обычно стравливали две европейских державы, чтобы они вцепились друг другу в глотку из-за спровоцированного конфликта, – а идея грандиозно проста. И вот это произошло или происходит... А за всем этим может стоять только один человек в мире, у которого хватит ума, опыта и влияния, чтобы спланировать такой заговор и осуществить его. Вы знаете, кого я имею в виду. Человека, которого называют «Таинственным миллионером». Человека, который, как полагают, уже устроил с дюжину небольших войн в интересах высших финансовых кругов. Видите: каждый раз, когда его имя появлялось в газетах, я отмечал красным карандашом. Оно прекрасно вписывается в схему. Это – доктор Мариус Рэйт...

Норман Кент неожиданным щелчком отправил свою сигарету в камин.

– Тогда Голтер, возможно, связан...

– Но наследный принц... Ведь Мариус гражданин этой страны!

– Разве для такого человека, как Мариус, это что-нибудь значит? – мягко спросил Святой. – Может, это даже облегчает его задачу. А вдруг... – У Святого перехватило дыхание, а потом он опять заговорил со странной мечтательной интонацией в голосе: – А если предположить, что Мариус воззвал к тщеславию наследного принца? Король стар; поговаривают о том, что народ хочет молодого лидера. А принц – человек амбициозный. Что, если Мариус сказал ему: «Я могу дать вам оружие, с которым вы сумеете завоевать весь мир, с одним условием – оружие должно быть обязательно применено».

Они сидели ошеломленные и озадаченные. Хотелось отогнать мрачные видения, разрушить и уничтожить их, раздробить молотом рационального недоверия, но им нечего было возразить.

Часы отсчитывали секунды, уходящие в вечность.

– Но не мог же он... – задыхаясь, сказала Патриция.

– Мог!

Саймон Темплер вскочил на ноги, нелепо взмахнув правой рукой.

– В этом-то все и дело! – воскликнул он. – Здесь ключ к загадке. Нетрудно искусственными средствами подогреть недоверие между народами, но возбудить подлинную ненависть одной нации к другой – тут требуется нечто большее. А наследный принц с его амбициями и изобретение Варгана – вместе это может стать первой искрой, от которой начнется пожар. Вот козыри Мариуса. И он обязательно их выложит. Я знаю, что именно произойдет.

– А тот человек в саду, – прошептала Патриция, – был одним из людей Мариуса?

– Это был сам Мариус!

Святой схватил со стола газету и, сложив ее так, чтобы была видна фотография, показал Патриции.

И хотя освещение в тот момент, когда они столкнулись с этим человеком, было скверным, его нельзя было спутать ни с кем другим – это отвратительное, грубое, кошмарно неподвижное, словно рубленное из камня лицо языческого идола поражало.

– Это был Мариус...

Роджер Конвей вскочил с кресла:

– Святой, верю, что тебе это не пригрезилось прошлой ночью...

– Это правда!

– И у всех нас неожиданно не произошло размягчения мозгов от твоих легковесных и вопиющих предположений...

– Видит Бог, ни в чем в своей жизни я не был так уверен.

– Тогда...

Святой кивнул.

– Мы хотим добиться справедливости, – сказал он. – Что же для этого нужно сделать?

Конвей не ответил, и Святой, повернувшись, встретился с задумчивым взглядом Кента. Тут он понял: оба друга ожидали его окончательного решения.

Никогда они не видели Святого таким суровым.

– Это изобретение должно быть уничтожено, – сказал Саймон Темплер. – И мозг, создавший его, тоже должен перестать существовать. Таково мое решение.