46–57 — й день осени
Прошло уже приличное время с тех пор, как Джейм в последний раз проверяла Серода. Оглядываясь назад, она не могла понять, почему она тянула с этим так долго, разве что её успокаивал его голос, который она изредка слышала сквозь стены. И даже и так, при этом казалось, что одновременно говорило два разных человека, Серод и её ненавистный, давно мёртвый дядя Грешан. Всё это было как-то связано с той мерзкой курткой, но вот как именно, она не знала.
К тому же, у неё не шла из головы та карта из колоды случая: … помоги мне…
Поэтому следующим утром, ещё до завтрака, она постучала в дверь, которая когда-то вела в личные покои её дядюшки.
— Серод?
Нет ответа. В конце концов, он вполне мог уйти на поиски своего собственного завтрака, который он стягивал с одной из девяти кухонь Тентира или даже из общей офицерской столовой в Старом Тентире. Но нет: дверь была заперта изнутри. Больше того, это был ещё один образец крайне надёжной работы кендар, вполне устойчивый к её назойливым когтям.
Шаги за спиной, она стремительно развернулась. Шиповник Железный Шип стояла и разглядывала дверь.
— Вы пришли, чтобы выковырять его наружу, леди? Самое время. Все эти прятки действуют кадетам на нервы, а он всё нашёптывает некоторым из них: «Не думай, что это делает тебя настоящим кадетом», «Не смог выдержать испытание верёвкой, а?», «И ты думаешь, что тебе кто-нибудь, когда-нибудь поверит, перебежчица, сменившая воротник?», «Всё ещё кричишь во сне, верно, трусишка?» Ниалл двинул ему за это кулаком, прямо сквозь гобелены. Какая жалость, что они смягчили удар, и всё же это был хороший ответ, как и любой другой, кроме кинжала.
Джейм ничего об этом не слышала. Она задумалась, что ещё насчёт занятий Серода они от неё скрывают.
Шиповник смела её в сторону.
— Отойди. — Она крутанулась и с разворота врезала по замку жестоким пинком огонь-скачет. Он не поддался. — Ещё раз. — В этот раз дерево расщепилось а железо пронзительно взвизгнуло, ему вторило слабое эхо от кого-то внутри. Однако, когда дверь со свистом распахнулась, покои Грешана оказались пусты.
Они представляли собой роскошные руины. Истлевающий шёлк окутывал громадную постель и тянул свои дырявые пальцы через грязные окна. Пол покрывали дорогие безделушки Грешана, по большей части сломанные. Безгласная музыкальная шкатулка здесь, гребень из слоновой кости, опутанный грубыми чёрными волосами, там; зеркало в богатой раме тут, а там — павлиньи перья, запачканные чем-то, очень похожим на рвоту. Они давно окаменели и высохли, запах их прежнего владельца витал над ними миазмами прошлого упадничества и потакания слабостям.
Джейм задумалась, а знал ли отец Грешана, как его старший сын тратит золото, заработанное кровью его воинов, и волновало ли это его вообще. Здесь жил золотой мальчик, Лордан, который просто не мог делать что-то неправильно. На другой стороне медали лежал игнорируемый младший сын, Гант Серлинг, который просто не мог делать что-то правильно.
Повсюду были разбросаны следы более недавнего обитания Серода: засохшие чашки с едой, несвежее бельё, пустые бутылки. Судя по грудам заплесневелой одежды, он частенько играл в переодевания перед большим зеркалом. Что касается неё, он мог заниматься этим сколько угодно, но вот принятие на себя чужой роли её обеспокоило. Где же сам Серод? Неужто, в своём невнимании и пренебрежении, она лишилась его окончательно?
— Спасай их, если сможешь, малавка. А между тем, 'а голоден. И я кормлюсь.
Шиповник вылавливала из свалки отдельные предметы.
— Я верну их их законным владельцам, — сказала она. — Вещи в казармах исчезают всю осень. Вот. Это твоё.
Она вручила Джейм рюкзак. Трое. Она его даже не хватилась. Внутри лежал контракт Киндри, похоже не потревоженный. Хвала Предкам, хотя бы за это.
Шиповник продолжила свои поиски пропавшего имущества кадетов, а Джейм принялась разыскивать Куртку Лордана. Кое-где груды одежды доходили ей до колен и, казалось, изо всех сил цеплялись за ноги, когда она с трудом пробиралась по них вброд. От них поднимался тошнотворный смрад, частью пот, а частью духи, настолько сконцентрировавшиеся в своих бутылочках за годы пренебрежения, что казались следами какого-то зверя, чьим логовом всё это было. По крайней мере Жур, похоже, считал именно так и усердно рылся в его поисках. Резкий бросок, визг крысы, хруст.
Некоторые ящики просто притащили в комнату и даже не распаковывали. Джейм открыла один из них и обнаружила внутри груду шёлкового нижнего белья, рассыпающегося от старости и покрытого пятнами. Другой, рядом с богато отделанным камином, заставил её поспешно отпрянуть, едва сдерживая восклицание.
Шиповник оглянулась на неё чёрез комнату. — Что такое, леди?
— Ничего. Только вонь.
И всё же, не просто какая-то вонь. Она обожгла ей глаза и взбаламутила память. Она стоит на кухне Ардетов, в тот беспокойный день, когда она прибыла в Тентир прошлым летом.
— Тиммон, герб твоей семьи полная луна, не так ли? Тогда почему на твоей каминной полке красуется змея? Ох.
Вслед за этим тёмный ползун, за которым они и охотились, потерял опору на рассыпающихся камнях и упал прямо на неё. Потом Тиммон ударил его лопатой и на него обрушилась каминная полка вместе с большей частью дымовой трубы. Они так никогда и не нашли его остатков. Сама она полагала, что они бесследно растворились в его собственных кислотных соках.
Она осторожно приподняла край рубашки и увидела под ней тусклый, металлический отблеск. Похоже, вирма по имени Красотка не только выжила, но и оплела себя новым коконом, чтобы залечить в нём свои раны и, возможно, трансформироваться в нечто новое, как это уже было во время долгой зимы в заброшенной постели брата. Её рука инстинктивно потянулась за ножом.
— Не надо, — сказала стена или, быть может, камин.
Джейм сдержалась, чтобы не позвать Шиповник.
— Почему нет? — спросила она, понизив голос.
— Оно мурлычет.
Она могла это чувствовать, создание вибрировало под её прикосновением, внутри своей оболочки. Возможно, один изгой нашёл утешение в другом. Кроме того, за исключением тех моментов, когда вирма находилась под прямым воздействием своего прежнего хозяина, одного из перевратов Мастера, она никогда не чувствовала в ней явной злобы. А могло ли бессловесное создание вообще быть злым? Можно ли считать таковым то, что лишено свободы выбора?
Я выбрала, подумала она. Вполне осознанно. Родившись под сводами теней, не обязательно им подчиняться.
Жур подошел и встал рядом с ней, положив передние лапы на край ящика, шея вытянута, уши стоят торчком. От него к ней тоже передавалось только чувство очарования, не страха.
— Ну ладно. — Она опустила крышку обратно, оставив её немного приоткрытой. Не сглупила ли она? Только предки ведали, какую форму могла принять вирма в будущем, преследуя свои животные нужды. Кроме того, она укусила её брата и, вероятно, была связана с ним кровью. Вполне возможно, она даже успела попробовать на вкус и её кровь, когда они сцепились на полу кухни. А если так, то не может ли одна связь заменить другую? В отсутствие Тори, не может ли такое случиться?
— Пррр… — урчал кокон, и, казалось, бился ей в ладонь.
— Где ты там? — спросила она голос в стене. — Выходи.
— Ну да, и с чего бы мне это делать? — Голос неуловимо изменился. Теперь он издевался над ней. — Тебе же не нужен этот жалкий коротышка полукровка, не так ли? Твоё пренебрежение это ясно показало.
Джейм сделала глубокий вздох. — Грешан. Дядя. Отпусти его.
— Зачем? Что за работу ты для него припасла?
— Серод, слушай: через двадцать дней я уезжаю в холмы на День Зимы и заеду в Гору Албан. Я хочу взять тебя туда, в Общину Летописцев, чтобы ты узнал всё, что сможешь, о Котифире, Южных Землях и, в особенности, об Уракарне.
— И зачем мне-ему этим заниматься?
— Если я получу назначение в Южное Воинство, я хочу знать, что мне там ожидать. Весной он-ты можешь отправиться на юг в качестве моего мастера-шпиона. Спасибо брату, у меня теперь есть деньги, чтобы тебя отправить. Ни мне, ни тебе не придётся опять наскребать гроши на еду и одежду.
Ей ответил мягкий, затухающий смех, который, возможно, закончился почти что рыданьем.
В следующие несколько дней на казармы Норфов обрушился целый вал грубых шуток[52], некоторые казались забавными, другие же нет.
Среди первых, кто-то обрезал по колено все брюки Ванта и вывернул наизнанку всю одежду Руты — она обнаружила это только во время утреннего построения. Мята получила тщательно упакованный презент в виде свежего навоза, а Килли пожаловали мёртвую мышь в сапоге. Менее забавной была галька в каше, стоившая одному кадету зуба и проволока, натянутая сверху лестницы и чуть не приведшая к целой серии сломанных шей.
Каждый кадет знал, что за всем этим стоял слуга Южанин лордана. Джейм задумалась, не хочет ли Грешан окончательно опозорить Серода, как раз в тот момент, когда она нашла для него настоящую работу, быть может потому, что она должна была увести его подальше от Тентира. Возможно, у Грешана всё ещё оставались здесь дела. Это было не вполне логично, но таковыми и был её дядя, насколько она могла судить. Такая коварная, упрямая злоба, похоже, была его фирменной маркой, живого или мёртвого.
Кроме того, дверь его покоев теперь висела на одной петле, и тайное прибежище Серого погибло. Кадеты свободно приходили и уходили, разыскивая пригодные для носки или украденные вещи. Между тем, Жур превратился в восхищённого стража, караулящего ящик с коконом вирмы. Джейм могла бы приказать всём держаться подальше. Возможно, так и следовало поступить; но каким-то образом то, что эти населённые призраками покои были брошены нараспашку, помогало разрядить атмосферу.
Однако, Джейм по-прежнему находилась в затруднительном положении. Она хотела, чтобы Южанина нашли, но только не ценой того, чтобы какой-нибудь разъяренный кадет свернул ему шею. Связь между ними говорила ей, что Сероду холодно, голодно и несчастно. Она с ним не слишком хорошо обошлась. И теперь её нос чесался и не давал ей покоя, постоянно напоминая о его страданиях. Ей оставалось только надеяться, что он появится сам по себе, до того, как она отправится в холмы. Никто не мог сказать, что с ним может случиться в её отсутствие, так сильно всех достали его дурацкие шутки.
Так она и сказала мастеру-лошаднику, встретившись с ним в холмах, пятьдесят второго числа Осени.
— Приняв на себя ответственность о нём, ты несёшь ответ и за всё его проделки, — сказал он, бросая на землю седло и упряжь. — Что в этом странного?
— Ничего, я полагаю. Просто это так всё усложняет.
— Не то чтобы я тебя не понимал. Возьми цыпленка. Примани его сюда.
Джейм пошарила в своём мешке, нащупала конец жирной шишковатый ноги и выдернула её наружу. Они обнаружили, что обожаемые жареные цыплята раторна значительно упрощают дело, но она всё ещё сомневалась в том, насколько мудро было тренировать его с помощью угощений. В конце концов, что будет, если курятник вдруг опустеет?
Череп принюхался. Его ноздри были пламенеющими провалами в костяной маске, очень похожими на его глаза, только более глубокими. Он мог похвастаться дыханием плотоядного зверя, как и его зубами. Его челюсти распахнулись и с хрустом выхватили у неё из рук предлагаемую птицу, едва минуя её пальцы. Одновременно с этим, мастер-лошадник набросил ему на спину седло.
— Теперь скорми ему грудку.
Раторн всё ещё жевал, цыплячьи косточки хрустели на его мощных челюстях. Джейм знала, что он был способен переварить практически всё, что угодно, вероятно, вплоть до скал, овладей им такой каприз при виде аппетитного осколка. В случае крайней нужды он мог есть даже небольшие деревца, хотя они и придавали его навозу ярко-зелёный цвет.
Как только он куснул грудку, мастер-лошадник подвязал подпругу и туго её натянул. Учитывая, что брюхо раторна покрывали гладкие пластины из слоновой кости, чем туже, тем лучше. Ездить на нём без седла, насколько это было ей доступно, означало держаться исключительно коленями, поскольку дальше вниз её ноги уже не могли найти ни единой точки опоры.
— А теперь, давай посмотрим, не согласится ли он на упряжь.
Это оказалось потруднее. Увидев узду, раторн сразу же фыркнул и вскинул голову вверх, за пределы досягаемости.
— Ой, да ладно!
Мастер-лошадник подпрыгнул, ухватился за носовой рог и попытался опустить его вниз. Вместо этого, раторн задрал голову ещё выше, пока кендар не повис на нём, раскачиваясь в воздухе, и продолжил жевать, скосив глаза от удовольствия. Когда он сглотнул, Джейм положила открытый мешок на землю. Маска слоновой кости немедленно спикировала на частично разодранного цыпленка и мастер отлетел в сторону. Джейм быстренько обернула нахрапник уздечки вокруг морды зверя и застегнула её на его голове, пока он выискивал свои излюбленные лакомые кусочки. Подгонка поводьев заняла один момент.
— Ну вот и готово, наконец, — сказал мастер, потирая свой больной зад, отшибленный при падении. — В следующий раз будет легче. Я надеюсь. Давай наверх.
Он подсадил её в седло с высокими луками и спереди, и сзади. Его центральная часть тоже была высоко поднята, чтобы дать место спине раторна, когда она топорщила свой костяной гребень.
Череп продолжил копаться в мешке.
Какой далёкой казалась теперь земля. Даже находясь в безопасности своего нового седла, Джейм чувствовала себя так, как будто стояла на вершине высокой, неустойчивой лестницы. Лысая голова мастера-лошадника доставала ей только до колена.
— Мастер, а животные бывают злыми?
Он посмотрел вверх. — Да, сейчас самое время для такого вопроса. Мне попадалось немало норовистых и несколько, у которых, похоже, было не все в порядке с головой, но злых? Нет.
— Я однажды знала такого. Боевой жеребец моего отца, Железная Челюсть. И всё же, как мне помнится, он стал таким только после того, как превратился в одержимого. А до этого он был всего лишь кровожадным. Как бы то ни было, я его по-настоящему боялась.
Раторн поднял голову, с челюстей капает жир, и встряхнулся так энергично, что Джейм едва не свалилась, несмотря на седло.
— Ну, поехали, — сказал мастер.
И они отправились.
Пятьдесят третьего числа Осени у Тентира появились гости. Когда они прибыли, Джейм упражнялась на тренировочном квадрате в верховом бое с оружием и превращала занятие в сущий беспорядок. Ей дали слишком тяжёлые щит и меч, а так же косоглазую лошадь, которая постоянно во что-то врезалась. Вполне вероятно, что большая часть оружия в арсенале была для неё слишком тяжела. Как бы упорно она ни качала мышцы, в этом были свои пределы, которые не все инструкторы были готовы признать.
— Если не можешь резать, руби! — ревел на неё дежурный саргант Коман.
Она попыталась и была легко обезоружена своим противником. Одновременно её верховая животина решила, что настало подходящее время, чтобы испугаться тени.
Валяясь спиной в грязи и с трудом пытаясь восстановить выбитое вон дыхание, она сначала обрадовалась некой помехе, которая закрыла собой ослепительное око солнца, а потом озадачилась её природой. Это непредвиденное затмение имело корону из белых волос и знакомый голос.
— С тобой всё в порядке?
— Киндри!
Она была удивлена тем, как же она оказалась рада видеть своего кузена. Похоже, что её отвращение к его жреческому воспитанию, незаметно стало утихать. И опять же, он на самом деле никогда не был жрецом, сбежав до того, как они успели как следует опутать его своими сетями и запустить в него свои когти.
Она вскарабкалась на ноги. Они оба увернулись от её сбежавшей лошади, которая носилась по квадрату, преследуемая ругающимся саргантом.
Комендант тоже отступил назад, волоча за собой не обращающего ни на что внимание Индекса, пока старый летописец продолжал пылко доказывать свою мысль. Когда Лордан Норф отправится в холмы, он хочет выехать вместе с ней.
— Он проделал весь этот путь от горы Албан, чтобы запеть свою старую песню?
Киндри пожал плечами. — Исследования мерикит были всей его жизнью, до того как твой друг Марк закрыл для него холмы, как, впрочем, и для всех нас. Конечно он хочет вернуться. И всё же, он здесь не для этого: за ним послал Комендант, чтобы он натренировал тебя в мерикитском. Я отправился вместе с ним, чтобы не дать его рассеянности убить его.
— Полагаю, это бы было очень прискорбно.
Больше того, это могло бы стать самой настоящей катастрофой. Индекс заработал свою кличку, став тем единственным, кто знал, где хранятся все данные общины, в каком свитке, или книге, или стареющей памяти.
— Ты всё ещё помогаешь ему с его травяным сарайчиком? Он уже научил тебя, как его читать?
Киндри скорчил рожу. — Ты могла бы меня предупредить. Я только недавно вычислил, что порядок расположения трав в нём это его мнемоническая подсказка. Теперь я пытаюсь запомнить всё целиком, а ты же знаешь, что у меня нет должной подготовки.
— Ты справишься.
Фактически это казалось очень хорошим занятием для кого-то, кто, как подозревала Джейм, медленно превращался в Того-Кто-Охраняет, и не важно, знал ли об этом он сам.
И всё же она было удивлена тем, что Комендант сподобился послать за старым летописцем. Со времени солнцестояния, никто не заговаривал с ней об обещанной поездке в холмы, заставляя размышлять о том, не придётся ли ей снова тихонько ускользнуть из училища и подвергнуться риску стать дезертиром.
Однако, похоже, что Шет воспринял её миссию достаточно серьёзно. Склонив голову, чтобы лучше слышать Индекса (который доставал рандону только до плеча, даже привстав на цыпочки и вцепившись в его шарф), он бросил на Джейм острый взгляд и приподнял бровь. Да, её ждала немаловажная работа. Со времени устроенной мерикитами резни семьи Марка в Киторне холмы были закрыты для всего Кенцирата, и всё из-за трагического недопонимания между двумя народами, которым следовало бы стать союзниками против тьмы, лежащей дальше на север. За землями мерикит и других соседних племён возвышался Барьер, а за ним простирался сам Тёмный Порог, всегда настороженный и выжидающий.
Впервые за несколько десятилетий кенцир получил дозволение на путешествие на север, не только в качестве Лордана Норф, но и как Любимчик Земляной Женщины.
И, конечно, не будучи дураком, Комендант беспокоился. Ему меньше всего хотелось держать ответ перед Верховным Лордом, если его наследник будет убит из-за своего полнейшего невежества.
Знания тоже вполне могли её погубить или, по крайней мере, процесс их получения. Следующие четыре дня Индекс упрямо таскался за ней по пятам из класса в класс, обучая мерикитскому языку. Мягко говоря отвлекало, когда он дёргал её за рукав во время тренировок с кинжалом в стиле огонь-скачет, и он чуть не дал себя затоптать на тренировочном поле во время отработки копейных строевых приёмов. Сокольничий усадил на него своего кречета. За ним рысили кадеты каинроны, допытываясь, Как по мерикитски будет «задница»? Киндри вовсю трудился, предохраняя своего почтенного, близорукого подопечного от гибели. Что касается самой Джейм, на своё счастье она уже знала несколько мерекитских слов, и всё же к концу каждого дня её голова гудела как барабан.
С другой стороны, оказалось, что об обществе мерикит в целом Индекс знал гораздо меньше, чем на то рассчитывала Джейм. Он провёл всё своё время вместе с шаманом Маслолом, изучая те ритуалы, что практиковали мерикиты мужчины. В то же время, женщины холмов остались для него полнейшей загадкой. В этом он всецело следовал предубеждению хайборнов о том, что дела женщин не заслуживают серьезного внимания, и не мог ничего рассказать Джейм о церемониях Кануна Зимы, поскольку они проводились в деревне, где он никогда не был.
Учитывая его позицию, Джейм удивилась, что он так отчаянно жаждал отправиться вместе с ней на север, на то, что обещало оказаться простым домашним обрядом.
— Я так думаю, он просто хочет засунуть свою ногу обратно в дверь, — сказал Киндри.
Это была его пятая, последняя ночь в Тентире и, в отличие от Индекса, он решил остаться в покоях Джейм. Джейм, в свою очередь, была очень рада его попотчевать. Несколько дней в его компании показали ей, что он утратил большую часть своей настороженности, которая так раздражала её прежде. Жизнь на Горе Албан определённо хорошо ему подходила.
Внутри ближайшей стены раздалось чихание, за которым последовал приступ приглушённого кашля.
— Серый, почему бы тебе просто не вылезти? У нас тут отличный костерок. Иди, погрейся и съешь что-нибудь.
Ей ответил приглушённый, насмешливый смех. — Что, обменять свободу на чашку овсянки (см. Библию: чечевичная похлёбка)?
— Ну вообще-то, это колбаски из оленины на палочках, среди всего прочего. Мы устроили что-то вроде пикника. Ты не хочешь к нам присоединиться?
Мгновение, они думали, что он может выйти, но затем услышали, как он, спотыкаясь, уходит прочь.
— Теперь ему приходится голодать, — сказала Джейм. — С тех пор, как он нашпиговал то тушенье льняным маслом и заставил полказармы скакать с поносом, кухня охраняется днём и ночью. А если его поймает на браконьерстве какой-нибудь другой дом, то он нарвётся на ещё большие неприятности.
Она оставляла для него еду в апартаментах Грешана, как для бездомной кошки, но была практически уверена, что её подъёдал Жур.
— Он сидит в тёмном, мрачном месте, — сдержанно сказал Киндри.
— Я знаю: между двух грязных стен.
— Я не это имел в виду. Если, конечно, ничего не изменилось, его образ души по-прежнему та дворняга, прикованная к холодному камину Мастера.
— Да, но меня-то там больше нет.
— Я знаю. Ты сбежала, но его с собой не взяла. Попав в такую ловушку, он просто обязан всё время чувствовать себя холодным и голодным.
Джейм подбросила ветку в огонь, пылающий под медным котлом. — Да, так и оно есть. Порой в своих снах я слышу как он хнычет и крадусь прочь, до того, как мой запах заставит его завыть. Я никогда не желала для него подобных страданий.
— Ты о нём вообще не задумывалась, с тех пор, как он отслужил свою роль.
— Так нечестно. Во имя Порога, что я должна была делать с ним здесь, в училище? Когда он поступал ко мне на службу, я его предупреждала, что, вероятно, буду ненадёжной хозяйкой. Как бы то ни было, теперь у меня есть для него работа. Настоящая работа, соответствующая его квалификации.
— Да, ты собираешься снова использовать его как доносчика и шпиона. Я знаю, знаю: он и сам себя таковым считает. Возможно, это лучшее, что вы оба можете сделать. Но ты всё ещё должна отплатить ему за своё прошлое пренебрежение.
Джейм вспыхнула в самозащите, но её пламя оказалось недолговечным. Отчасти к своему удивлению, она обнаружила, что признала за Киндри право разговаривать с ней таким тоном, и согласилась со справедливостью его слов.
— Я попытаюсь, — сказала она со вздохом. — И всё же, трудно понять, что делать, когда он сознательно замуровал себя живьём, полагая, что это всё-таки его собственная воля. Хотя покои Лордана и стоят теперь нараспашку, нас всё ещё мучает прошлое Тентира, Харна и Коменданта в особенности, хотя только предки ведают, почему. А между тем, у меня к тебе тоже есть одно неоконченное дело.
Когда она вернулась обратно со своим рюкзаком, Киндри поглядел на него с ещё большей настороженностью, чем обычно.
— Что это?
— Что-то, чему ты можешь обрадоваться или же не обрадоваться вовсе: твоё наследство.
Она вытащила свиток и дала ему. Когда он его развернул, на грубой ткани затрещали крапинки высохшей крови. — Я не понимаю. Это что за мёртвая штука? Эти пятна — слова? Да, так оно и есть!
Пока он читал текст в мерцающем свете камина, выражение его лица перешло от недоумения к изумлению, а потом к чему-то, наподобие ужаса. В конце он посмотрел на неё в почти шоковом состоянии, расширенные бледно-голубые глаза под копной белых волос.
— Это то, что я думаю?
— Да, Это контракт на твоё зачатие, должным образом подписанный и заверенный. Поздравляю. Ты законнорожденный.
Он снова посмотрел в свиток, осторожно придерживая его за краешки, как будто ему было отвратительно его касаться. — Я, конечно, знал, что моя мать Тьери. Да и ты мне сказала то же самое. — Его лицо стало почти столь же белым, как и его волосы. Джейм задумалась, а не вспомнил ли он ту штуку из шнуров и голода в Лунном Саду, которая попыталась опутать его своими смертоносными нитями.
— Но мой отец…! Это же невозможно, не так ли?
— Я боюсь, что всё верно. Наш дедушка Верховный Лорд Геррант пообещал свою малютку дочь Тьери Мастеру Герридону в обмен на то, что его сын Грешан вернётся к жизни.
Киндри уронил свиток, вскочил на ноги и заметался по комнате. Его растерянные руки вцепились в волосы, как будто собираясь вырвать их с корнем.
— И ты это так спокойно говоришь! Этот человек, эта легенда, этот монстр… мой отец?
— Мои соболезнования. Что же до «спокойно,» то у меня было чуть больше времени, чем у тебя, чтобы приучить себя к этой мысли, в конце концов, он ведь и мой дядя.
— Это же безумие. Ты хоть понимаешь, что говоришь?
— Даже слишком хорошо. — Она сделала паузу и прислушалась. Стены были безмолвны, ощущение подслушивания пропало. Тем не менее, она понизила голос. — Это секрет, Киндри, глубокий и тёмный: моей матерью, как и Тори, была Джеймсиль Плетущая Мечты. Нет, она вовсе не умерла где-то три тысячелетия тому назад. Фактически, она была жива… в некотором роде… до времени битвы у Водопадов. И Мастер тоже, к несчастью. В конце концов, он же продал свой народ ради бессмертия. И всё же, я думаю, что ты он него в безопасности, — добавила она, видя, что целитель волнуется всё больше и больше. — Оба раза, и с Гантом и с Тьери, ему нужна была только дочь или, в случае Плетущей Мечты, племянница. Видишь ли, я должна была её заменить, как пожинательница душ. Вы с Тори были просто случайностью.
Пусть и всё ещё потрясённый, Киндри выказал некоторую обиду. — Так это всё о тебе?
Джейм улыбнулась. — Только касательно интереса Мастера. Ты и Тори тоже законнорожденные — я проверяла — и точно так же важны, как и я сама, но по другой причине. Ты же понимаешь, что я имею в виду, не так ли?
— Три законнорожденных хайборна Норф. Боже мой.
— Да, можно и так сказать. То, чем мы являемся, или можем стать в будущем, — три олицетворения божественной силы, все вместе называемые Тир-Риданом. Впрочем, простое знание не делает это истиной. Ты чувствуешь себя готовым стать Аргентиэлем[53], Тем-Кто-Охраняет?
— Трое, нет!
— Как и я — Регонеретом[54], Тем-Кто-Разрушает. В данный момент я немезида, что, предки знают, и так уже вполне достаточно тревожащий факт, но пока ещё не сама Немезида.
— Но Тори…
— Вот здесь настоящая проблема. Насколько я смогла понять, Разрушитель приходит первым, чтобы смести прочь всё зло, Охранитель следует за ним по пятам, чтобы защитить всё хорошее. Однако, без Созидателя у нас нет никакого будущего.
— Ты ему сказала?
— Что в этом хорошего, если он не готов принять это? Меня это бесит до безумия, потому что я думаю, что он стал бы отличным источником созидания. Погляди, как его раздражает это порочное общество, которое он унаследовал. Только подумай, чего бы он мог добиться, начав всё с нуля!
— Но только если сможет принять свою природу шанира.
— Вот именно.
— В последнее время, он несколько смягчился, — сказал Киндри, слегка тоскливо. — По крайней мере, он теперь не подскакивает всякий раз, когда видит одного из нас.
— Верно, но в его образе души есть нечто, что его тормозит, и я до этого добраться не могу. А ты?
Целитель тряхнул своей белой головой. — Пока нет, не погубив его при этом. Вспомни, вот почему я не принял его службу и связь — а я хотел этого, кузина, я действительно этого хотел.
Джейм указала на контракт, думая о своём разговоре с Тенью. А к кому тыпривязана? — Ты всё ещё этого хочешь?
— Я… не знаю. — Сказал он, с чем-то вроде изумления. — Страстная тяга принадлежать чему-то сильна как никогда, но, быть может, не таким конкретным способом. Я хочу помочь Торисену, но мы не так уж многое можем сделать, не нанося ему вреда. Настоящая работа остаётся за ним.
— Я тоже так думаю. Однако, всё же есть кое-что, что мы можем для него сделать. Тори должен помнить всех, кто связан с ним в его — то есть, в нашем — доме, и пока что он забыл, по крайней мере, одного из них. Я запомнила всех, кого смогла выучить. Однако, откровенно говоря, я не знаю, что со мной может случиться в холмах. Нам нужен третий хранитель списка. Ты.
— Трое. Сначала сарайчик Индекса, а теперь это. Почему бы тебе просто не переписать их всех?
Это застало Джейм врасплох. — Такое никогда не приходило мне в голову. Все говорят, что память надёжней.
— Только не в тот момент, когда некоторые переполненные энтузиазма холмовики только и ждут, чтобы подравнять тебе череп (снять скальп). Насколько я могу судить, люди годами выстраиваются в очередь, чтобы это сделать. Нет уж, будь добра, мы воспользуемся пером и бумагой.
Джейм позвала Руту. Во время последовавшей за этим охотой за писчими принадлежностями все в казармах оказались в курсе дела. В дополнение к именам Заречья, которые Джейм уже знала, у всякого кадета Норф нашлась какая-нибудь тётушка или дядюшка, или троюродная кузина, которые служили в Южном Воинстве или были в командировке, и чьи имена они хотели бы записать. Действо переместилось вниз, на обеденный стол в столовой и затянулось до глубокой ночи. Прибывали офицеры и сарганты. Не все из них одобряли рукописное слово, но никто не хотел, чтобы его пропустили.
— Я вовсе не собиралась обременять тебя чем-то столь сложным, — сказала Джейм, разглядывая растущую паутину имён и связей между ними.
— Всё в порядке. Я только получу удовольствие, делая чистовой экземпляр. — Он поглядел на неё сквозь свою чёлку белых волос со странной, едва ли не застенчивой улыбкой. — Приятно чувствовать себя полезным.
К тому времени, когда они наконец закончили, было уже далеко за полночь. Джейм отправилась в постель слишком уставшей даже для того, чтобы полностью раздеться. Ей снилось, или так ей казалось, какое-то движение на том конце общей залы покоев Грешана. Жур носился туда-сюда, натыкаясь на всё подряд, и было что-то ещё, быстро-быстро стучавшее гал-лумп, гал-лумп, гал-лумп.
Суматоха пересекла зал и ворвалась в её собственные покои.
— Чтоо…? — сонным голосом спросил Киндри.
Джейм ничего не ответила. По ней как раз галопом пронёсся Жур, его лапы угодили прямо в ямку её живота.
— Уфф!
Рокочущее громыхание барса и что-бы-это-ни-было закружило вокруг её тюфяка, затем нырнуло под одеяла, по обе стороны от неё, оба мурлычут. Она ощутила мягкий мех Жура справа, а затем щетину слева. Последняя жгла ей руку и бок.
Наконец-то проснувшись, она отшвырнула покрывало в сторону и перекатилась на ноги. Жур метнулся прочь у неё с дороги. Упавшее одеяло накрыло её второго нежданного соседа по постели и принялось бурлить, как будто тот пытался вывернуться на свободу. Жур бросился на него, затем отскочил назад, пока неведомое создание искало путь наружу.
Джейм мельком увидела нечто около трёх футов длины, сильно напоминающее собой толстый, скрученный в рулон ковёр с тяжёлой, белой бахромой по краям и управляемый своей собственной волей. Оно так же имело не меньше девяти, бьющих воздух псевдо ног. Затем оно, извиваясь, выпрямилось и поспешило к двери быстрой серией волнообразных движений. Жур наступал ему на пятки.
— Что? — снова спросил Киндри, с открытым ртом сидя на постели и поражённо глядя на происходящее.
— Вирма вывелась!
Джейм схватила свою куртку. Она добралась до лестницы как раз вовремя, чтобы увидеть, как тёмный ползун скачет вниз по ступенькам, свернувшись в тугой шар. Бахрома и боковая щетина поддерживали его в вертикальном положении. Его спину покрывали длинные, мягкие волосы, а кожа была разделена на отдельные вихри радужных цветов, которые переливались в отблесках ночных огней, когда создание с грохотом проносилось мимо.
К тому времени, когда она спустилась вниз, Жур и бывшая вирма, которая теперь превратилась в нечто, больше напоминающее собой гигантскую гусеницу, радостно выскочили на тренировочный квадрат.
Руку и бок Джейм жгло острой болью. Она распахнула рубашку и обнаружила там ряд из покрасневших рубцов.
— Она всё ещё ядовита или, по крайней мере, отчасти.
Рядом с ней у перил возникла полуодетая Рута.
— Остановите их, леди! Оно собирается убить вашего барса!
— Я так не думаю.
Гусеница и кошка одновременно встали на задние ноги (или лапы) и принялись мутузить друг друга, но при этом когти одного были спрятаны в ножны, а ядовитые усики другой отведены назад.
— Они просто играют.
Появился Горбел, голый, под своим поспешно накинутом халатом. Он издал удовлетворённое ворчание и двинулся к играющей паре, в руках зажато готовое к бою короткое копьё.
— Нет!
Раздался выкрик из-за спины Джейм. А затем её оттолкнула в сторону гномоподобная фигура, утопающая в безвкусно цветастой куртке. Серод с трудом перевалился через перила и метнулся наперерез Каинрону. Мгновение, они боролись за копьё, потом Горбел оттолкнул его прочь, прямо на Джейм, которая тоже рванулась вперёд. Они с Южанином упали, запутавшись в складках Куртки Лордана. Трое, что за вонь…! Она услышала пронзительный свист боли бывшей вирмы, которому вторил крик Серода. Горбел стоял над пришпиленным, извивающимся перевратом, отбиваясь от Жура черенком копья.
Прибыла Шиповник. Джейм толкнула Серода ей в руки, сказав: — Держи его, — а потом бросилась на Горбела.
— Вы что, все рехнулись? — пропыхтел Каинрон с земли, на которую она его сбила. — Это же тёмный переврат!
Джейм высвободилась и аккуратно выдернула копьё. Оно пронзило создание скользящим ударом в бок в районе среднего грудного сегмента, который выглядел болезненным, но вовсе необязательно был фатальным. И опять, что она знала об анатомии подобной твари? Яд разъел большую часть копейного острия. Избегая раны, она осторожно коснулась ползуна. Он вибрировал под её ладонью. Несмотря ни на что, он продолжал мурлыкать. Она завернула его в свою куртку и взяла на руки.
— Ты никогда не позволяешь мне хоть что-нибудь убить, — проворчал Горбел и затопал обратно в свои покои.
Джейм отнесла свернувшегося у неё на руках тёмного переврата обратно в покои Грешана и устроила поудобней в ящике, где он зимовал. Сон однажды уже вылечил его, когда Тори погрузил один из своих кинжалов прямо ему в голову. Возможно, это случится снова.
Выйдя из комнаты, она обнаружила Шиповник, держащую в руках Куртку Лордана.
— Где Серод?
— Он свалился без сил. Обезвоживание, недоедание и истощение — вот диагноз твоего кузена. Быть может ещё и небольшая пневмония. — Она говорила с безразличием одного из тех, с кем подобное вряд ли может случиться, как будто всё это было следствием нравственной гнилости. — Мы отнесли его в лазарет и я поставила охрану. Он больше не сможет ускользнуть обратно через дверь или окно.
Она передала куртку Джейм, которая приняла её с мрачной гримасой. Она была удивительно тяжёлой и вонючей, её богатые, сверкающие цвета походили на внутренние органы после сытной еды. Бедный Серод.
— И что мне с этим полагается делать? Может это и семейная реликвия, но, Когти Бога, это отвратительное творение.
Шиповник не ответила. Судя по её молчанию, она была рада, что это не её проблема.
Джейм со вздохом затолкала отвратительную одёжку в ящик, полный затхлого белья, и заперла его. Она побеспокоится о ней позже. Завтра — Трое, нет, уже сегодня — они отправятся на север, прихватив с собой Серода, даже если для этого его придётся тащить на носилках. Тут для него не самое подходящее место. Она надеялась, что под влиянием новых увлечений и занятий он позабудет всё то, что преследовало и овладевало им на протяжении последних одиннадцати дней. Им обоим будет полезен свежий воздух.
Оставив два ящика и дверь настолько плотно запертыми, насколько позволяли их погнутые петли и засовы, она вернулась в свои покои, чтобы перехватить часок сна перед тем, как сыграет утренний рог.