Связанные кровью

Глава IV В лунном саду

Канун осени

120-й день лета

Джейм нашла Луру только некоторое время спустя, и то благодаря тому, что дождь прекратился, а Лура принялась кричать: «Сюда! Сюда! Сюда!» — как потерявшийся цыплёнок.

— Тихо! — сказала Джейм, снимая свою намокшую куртку и оборачивая её вокруг стройной фигурки девушки. Ледяные кружева Луры облепили её теперь подобно второй коже. Несчастный Жур неподалёку всё пытался вылизать себя досуха.

Джейм могла только надеяться, что дождь смыл все её недавние следы; однако, если Вороная последовала за ними, то она может в конце концов наткнуться на чёткие отметины из примятой травы и грязных отпечатков на камнях, тогда как Джейм верное направление указывали одни лишь крики Луры. С другой стороны, Лура довольно глубоко забралась в лабиринт пустынных строений, где внутренние дворики и лишённые кровли, обваливающиеся строения едва отличались друг от друга. Когда Заречье уступили Кенцирату две тысячи лет тому назад, её предки Норф упрямо потребовали себе самую большую крепость, даже если их числа едва хватало, чтобы заполнить одну десятую её часть. Она и Лура стояли в окружении неясно вырисовывающихся очертаний стен, в чьих пустых окнах мелькало проясняющееся ночное небо. Скоро там могли появиться путеводные звёзды, но в данный момент было даже трудно сказать наверняка, смотрят ли они на север или на юг. Однако, только немногие знали эти пустоши лучше, чем Джейм, которая потратила на их изучение всю предыдущую зиму, убегая от удушающей скученности Женских Залов.

Ну ладно. Следует ли ей вместе с юной Каинронкой поспешить обратно в безопасность более населённых мест или же продолжить свой путь, веря в то, что с её знаниями они смогут уйти от любой погони? Оставить девушку на месте или отправить её назад в одиночку, чтобы она несомненно потерялась снова, это не выход.

— Ты умеешь хранить секреты?

За клочком своей маски Лура мигнула.

— Я думаю, да, — сказала она несколько неуверенно.

Джейм это вполне устроило. Она двинулась на восток, пока над ними не замаячили Тропы Призраков, занимающие северо-восточный угол замка. Здесь висел изодранный гобелен, изображающий сад белых цветов в разгар цветения, а за ним скрывалась покоробленная дверь со скрипучими петлями. Внутри был Лунный Сад.

Лура вошла, сгорая от нетерпения — среди обитателей Женского Мира потерянный рай Кинци десятилетиями был почвой для легенд — но остановилась у самого порога, разочарованная. — Ох.

Следуя за ней по пятам, Джейм увидела почему. Весной и летом сад был белым буйством цветов лекарственных растений: высокий окопник, дикие анютины глазки и серебрянолистный тысячелистник, среди многих других, растущих в глубокой, сочной траве и гудении пчёл. Однако в это время года все растения уже отцвели и поникли, прибитые к земле недавним дождём. Растущие клочья тумана дрейфовали между изодранными пучками травы. Эти сгустки, казалось, сбивались в высокие, призрачные фигуры, усеивающие сад, и как бы связанные белыми, волокнистыми покровами, сквозь которые усохшими пальцами торчали скрученные морозом листья. Каждая искривлённая фигура была увенчана короной из тусклых, колючих звёзд.

— Они всего лишь лопухи, — сказала Джейм в ответ на испуганную хватку Луры на её руке. — Хороши при артрите, нарывах, прыщах и для афродизиаков, или так мне говорили. Но к этому времени года, их целебная сила уже ослабела.

Она говорила рассеяно, её мысли блуждали где-то ещё. Вдоль южного конца сада бежал небольшой, наполовину задохнувшийся от мёртвых листьев, ручеёк, туман над которым дымом взмывал вверх. На стене за потоком, над желтеющими папоротниками, висели обрывки знамени, за множество лет почти полностью истёртые дождями.

Джейм остановилась у самой воды и поприветствовала призрак благородного женского лица.

— Привет, Тьери. Поздравляю тебя с Кануном Осени.

За ней появилась Лура, глаза удивлённо распахнуты.

— Это Тьери Шлюха[14]?

Джейм повернулась к ней так резко, что девушка отпрянула прочь, прямо в объятия лопуха, который был выше её ростом.

— Это кто её так зовёт?

— В-все в помещениях Каинронов. Я думаю, это начала Каллистина.

— Ха. С неё станется. — Джейм припомнила насмешки бывшей консортки брата и ту комнату, мерцающую от зеркал и канделябров, в которой она впервые узнала о существовании Киндри: Трое вас осталось, моя дорогая, и один из вас, нечто, вызывающее серьезные сомнения в твоей собственной чистопородности. Мне не нужно объяснять тебе, сколь пагубно может отразиться на твоих будущих перспективах даже намёк на такое.

Дорогая Каллистина имела в виду Тьериного бастарда, Киндри. Будь прокляты слухи; её попытка шантажа провалилась и Каинронка, вероятно, раскричала свой сочный кусочек сплетен с самой высокой плоской крыши, которую только смогла найти.

— Забудь слухи. Вот тебе правда. Начать с того, что Тьери была младшей сестрой Ганта.

Лура сделала паузу в своих попытках избавиться от цепляющихся объятий сорняка.

— Твоя тётя?

— Я так полагаю, да.

Джейм никогда не думала о Тьери в таком ключе. Мертвые не стареют и это сильно сбивает с толку.

— Так вот, в ту ночь, когда пришли призрачные убийцы, Эрулан спрятала её и увела наёмников прочь, к своей собственной погибели. Затем всё происходило быстро. Гант обезумел от увиденного и, поверив в то, что все женщины его семьи мертвы, выступил вместе с Кенцирским Воинством, чтобы собрать за них цену крови в Белых Холмах.

— «С дымом их погребальных костров, вздымающимся за его спиной.» — Сказала Лура так, как будто повторяя вслух старую, хорошо знакомую историю. — Однако, он атаковал не того врага, не так ли?

— Да. Мы всё ещё не знаем точно, кто заказал Резню, и, тем более, почему. Догадки без доказательств не считаются. Как бы то ни было, к тому времени, когда Тьери выползла из укрытия, Гант был уже на пути в ссылку.

— Так её оставили одну, забыли, — сказала Лура, изо всех сил пытаясь освободиться. Ей сильно не повезло с лопухом, который вцепился ей в спину, деловито усеивая семенами одолженную у Джейм куртку и усердно зарываясь крючками колючек в Лурины волосы. Она подняла против них капюшон. — Но почему здесь?

— Я так полагаю, Адирайна попыталась её защитить. Насколько всем было известно, она была последней чистокровной леди дома и ассасины могли вернуться.

— Как они вернулись за тобой. Ох, как бы я хотела быть здесь той ночью!

— А я нет, — решительно сказала Джейм, вспоминая крадущиеся тени, смятение гарнизона, пытающегося сражаться с невидимой смертью, её собственную кровь на полу. Всему этому ужасу не доставало только глупой юной Каинронки, скачущей вокруг и пытающейся быть полезной.

— Но почему её знамя здесь, а не с другими, в зале?

— Ты сама сказала. Совет Матрон счел её опозоренной. Она зачала в этом саду ребёнка и умерла здесь при родах. Никто не знает, кто был отцом.

— О, — сказала Лура, перестав дергаться и застыв с широко распахнутыми глазами. Вполне возможно, ей никто не объяснил, что такое шлюха. Год назад, она, кажется, едва знала, откуда берутся дети. — О! Без контракта? Но это же делает ребёнка не… не…

Она запнулась о слово, как о непристойность.

— Незаконнорожденным. Вот почему его зовут Бастардом Норф, и почему Женский Мир вышвырнул его прочь. Я полагаю, что Училище Жрецов в Глуши всё же лучше утопления, но не намного. Тем не менее, я объявила Киндри Бродягу по Душам своим кузеном, а вы, леди, — добавила она, поворачиваясь к грустному, обветшалому лицу на стене, — так же член моего дома.

Что-то треснуло. Знамя покосилось и упало.

Джейм показалась, что Тьери ринулась прямо к ней, распростёртые руки тянули за собой льняные нити основы, покрытые пятнами остатков утка, что ещё сохранился от её выстиранной дождями смертной одежды и её потрепанной непогодой души. Мгновение спустя, она поглотила Джейм в отчаянные, вязкие объятья, которые чуть не сбили её с ног. Джейм слепо схватилась за покрытые плесенью обрывки и нити, неуверенная, пытается ли она поддержать их, или же сбросить прочь. Намокшая масса была удивительно тяжёлой, и она воняла. Тем временем, снова и снова, в её ухо вопил тонкий голосок:

… Я сделала только то, что мне велели. Я сделала только то, что мне велели…

Груз обосновался на её плечах нежданной, подёргивающейся мантией.

Теперь она снова могла видеть, сбивающее с толку видение, в котором на Лунный Сад накладывался образ зала посмертных знамён Готрегора. То, что в последствии стало камнем, разлетевшимся вдребезги от жара огня, сейчас было зияющей дырой, ветер вливался в неё, как в гигантский рот, каменные зубы которого обрамляли древние, ободранные знамёна.

Эта внутренняя пустота потянула Джейм вперёд, один отрывистый шаг на кромку потока, несмотря на отчаянный голос, шепчущий в ухо:

… нет, нет, нет…

Поначалу, это было, как смотреть в глубокую, чёрную воду, тьму, достаточно густую, чтобы двигаться со своим собственным медлительным дыханием. Затем она начала различать пол, тёмный мрамор, стреляющий пылающими венами зелёного, которые, казалось, слабо пульсировали. Плиты тянулись всё дальше и дальше назад, к стене неподвижных, белых лиц, тысячи и тысячи, безбрежное воинство наблюдающих мёртвых.

Три зала посмертных знамён, если считать за один из них место изгнания Тьери, один перекрывает другой. Аналогии. Связи. Порталы.

Ветер заколебался, затем лениво сменил направление, чтобы выдохнуть ей прямо в лицо: Хааа-а-а-х…

Он вонял старой, старой смертью, древним отчаяньем, и чем-то ещё, более новым, более близким и знакомым.

«Помнишь меня, дитя тьмы? — вопрошала эта вонь. — На твоей коже, в твоих волосах, ох, мой вкус в твоём рту, как вкус любовника, язык к языку?»

После того, как отец выгнал её из замка в Призрачных Землях ещё ребёнком, неужели она и в самом деле выросла в этом мерзком месте? Воспоминания о том времени медленно поднимались на поверхность, мимолётные и гротескные, подобно смертоносному разливу зимы после ложной весенний оттепели. Этой забывчивости она была обязана своим здравым рассудком, но и сильной путаницей: годами она считала, что образом её души являлся Зал Мастера, её место там, на холодном камине, согретая только содранными шкурами аррин-кенов, с их обугленными глазницами и тихонько подёргивающимися когтями.

— Ты заставил меня думать, что я монстр, верно? — потребовала она у него, делая ещё один шаг вперёд, её ногти кусали сжавшиеся в кулаки ладони, а вода просачивалась в сапоги. Погребальные нити в ужасе задёргались на её плечах, пытаясь оттащить назад, но она не обращала на них никакого внимания. — Не падшая, да, но что это значит против испорченности самой моей крови? Без выбора. Без надежды. Ну, теперь я свободна, нарастила броню, на пару к когтям, и готова драться с тобой.

Ааааххх… медленный, глубокий вдох спящего монстра. И наружу… Хааахахаха… как будто потаённые сны её детства позабавились этим.

Джейм содрогнулась.

Под взорами знамён друг с другом кружилось две фигуры, одна, в чёрном, становилась видимой только затмевая ту, что в белом.

Тонкие прутики пальцев дёргали её за рукав, отчаянно обвивали шею.

… Я сделала только… ты не должна делать…

Но Джейм больше не слушала.

Она почувствовала, что её тянет к этой белой танцовщице, со страстным желанием, которое она едва сознавала, и без раздумий сделала ещё один шаг в воду, оказавшись почти у дальнего края ручья. Часть её отметила, что поток бежал всё быстрее и поднимался всё выше, вероятно подпитываясь дождевыми потоками с гор, достигшими, наконец, дна долины. В то же время, сад за её спиной почти полностью выцвел, уступив место залу посмертных знамён Готрегора, но ей было всё равно. Это было так давно, ещё во времена её детства, несмотря на редкие проблески памяти сквозь годы. Конечно, теперь Плетущая Мечты ушла навсегда. И так ли уж важно то, что она погибла на кромке Откоса, отчасти чтобы спасти своего ребёнка, которого больше не осмеливалась коснуться? Да, это был прекрасный поступок, возможно даже благородный, но после стольких лет отсутствия — как можно было горевать о потере любви, которую ты едва узнал?

И всё же Джейм услышала свой шёпот: «Мама».

Между разбитой стеной и потоком двигались и другие фигуры. Призраки или что-то большее? Молодой человек с побелевшим от оттока крови, ошеломлённым лицом сжался у подножия стены. Он смотрел вверх, на что-то за её спиной.

— О-отец?

Она знала этот голос, хотя никогда прежде не слышала его заикающимся.

— Мой сын — Грешан, — пришёл резкий, задыхающейся ответ. — И других у меня нет.

Джейм попыталась повернуться, чтобы увидеть говорившего, но не смогла преодолеть паническую хватку нитей знамени Тьери. Был ли это Геррант? Она никогда не встречалась со своим дедушкой. И вообще, она не думала, что он бы ей понравился, как, впрочем, и наоборот.

— Я зашёл так далеко, сломав все клятвы и предав свой дом — всё ради него, я клянусь! Клянешься ли ты, что твой лорд сможет это сделать?

— Герридон и твой лорд тоже, старик, чтобы там ни сказал аррин-кен. Спроси и узнаешь.

Этот голос… ах, она вряд ли сможет хоть когда-нибудь его позабыть. Удивительным было как раз то, что она ещё раньше не узнала странного слугу Ранет; но почему, во имя Порога, Рандир привела с собой в Готрегор тёмного переврата, тем более любимую зверюшку Мастера, Мразиля[15]… и где была Ранет теперь, точнее тогда, в разыгрывающемся вокруг неё спектакле?

Я пропустила что-то важное, подумала она. Что-то, что случилось между тем моментом, когда Ранет впилась в меня глазами в зале посмертных знамён, и нынешней сценой, но вот что? Она приказала мне забыть о её присутствии там, и, на некоторое время, так и случилось. Что ещё я забыла?

Геррант, пошатываясь, прошёл мимо неё, встав лицом к лицу с проломом в вечную ночь.

— Мастер, Мастер! — закричал он. — Можешь ли ты удовлетворить страстное желание моего сердца? Можешь ли ты вернуть мне моего сына?

Пустота вдохнула… и выдохнула, вдохнула… и выдохнула. Затем она заговорила, искажённым рокотом голоса в пустой комнате, идущего из фантомных глубин.

Тьери издала призрачный, задыхающийся хрип и шнуры вокруг горла Джейм панически натянулись.

Тёмная фигура ступила почти на самый порог прохода. Она была плотно укутана и скрыта капюшоном, но каким-то образом создавала впечатление худобы на грани истощения. Его она тоже знала и почувствовала, как обнажились её когти: Герридон, Мастер Норф, который предал всё и вся ради этой убогой и жалкой, вечной жизни. Так много посмертных знамен, ряд за рядом… он поглотил души всех своих последователей, одну за одной, чтобы достичь этого. Его зал, сам Тёмный Порог, окружал его подобно брюху зверя, который пожрал всё, что можно, даже самого себя, и всё ещё жаждет большего.

Гант, забывшись, глядел мимо него, на Плетущую Мечты, подобно человеку, узревшему свою судьбу, и не беспокоящегося о том, что это также и его погибель.

Джеймсиль танцевала, стройная, изящная фигурка, окружённая потоком черных волос, нетронутая ни тенью, ни возрастом. Притянутые к этой светящейся, чувственной невинности, вместе с ней танцевали призраки, разорванные в лохмотья души дрожали на нитях своих посмертных знамён, вырванные из замка Готрегора и брошенные в эту призрачную тьму. Одна за другой они сдавались её поцелую и их рваные остатки безвольными складками ткани падали на холодный, тёмный пол.

— Это твоя цена? — Недоверчиво сказал Геррант, отвечая голосу, который говорил только с ним. — Контракт на чистокровную леди Норф? Но Мастер, у вас уже есть консорт.

Он вместе с Гантом, оба, посмотрели на бледное мерцание, в котором танцевала Джеймсиль, непрозрачный воздух кружился вокруг неё ореолом. Она склонилась, чтобы подобрать спутанные нити мёртвых.

Тьма зарокотала.

— О, — безучастно сказал Геррант. — Ты хочешь ребёнка… дочь? Но почему?

Скрытая капюшоном голова повернулась, когда к нему приблизилась Плетущая Мечты. Рассеяно улыбаясь, она поцеловала его и призрак душ мелькнул от её губ к его, скрытых в тени капюшона. Он потянулся вперёд, как будто собираясь ответить на её ласку, но остановил себя. Её волосы скользнули сквозь его пальцы подобно чёрной, шелковистой воде, когда она повернулась и поплыла прочь. Его рука сжалась в кулак и опустилась.

— Такая власть имеет свою цену, — сказал переврат, всё ещё где-то позади Джейм, притаившись в тумане. — Её уже сейчас опасно касаться. Скоро станет ещё хуже.

— Я н-не верю тебе.

— Конечно, не веришь.

Геррант всё хмурился.

— Нас и так уже немного осталось, а ещё меньше наших женщин, свободных для новых контрактов. — Он изо всех сил обхватил себя скрещенными руками. — Тем не менее, есть моя дочь Тьери…

— Которой только один год! — выкрикнул Гант.

Хватка Тьери на горле Джейм усилилась.

Нет, нет, нет…

Джейм чувствовала, как слоновая кость её ногтей распространяется вверх по её ладоням, становясь шарнирно-сочленёнными перчатками, а затем выше, формируя броню её образа души. Судьба этого ребёнка вполне могла бы стать её собственной, если бы Тирандис не научил её, как дать отпор. Кроме того, она начала ощущать удушье.

— Тьери, пожалуйста…

Тени снова заговорили.

— Возраст не имеет значения, — переводил переврат. — Только её родословная. В Доме Мастера есть комнаты, где время едва ползёт. Он удалится в одну из них и подождёт своего… развлечения. Что касается Госпожи, то она будет выполнять его распоряжения, так же, как она делает это и сейчас.

Танцуя, напевая самой себе, Плетущая Мечты сплетала льняные нити посмертных знамён в новую ткань, усеянную пятнышками древней крови. Крапинки были словами; а в целом это было официальной бумагой, которую она преподнесла своему лорду.

Гант с трудом поднялся на ноги, но Геррант уже добрался до теней и скрепил сделку своим изумрудным кольцом и эмблемой раторна.

«Неееееет…! - завопила Тьери, всё сильнее сжимая свою хватку и заставляя Джейм судорожно хватать ртом воздух, — …нет нет нет нет…»

— Как холодно! — пробормотал Верховный Лорд, отдёргивая назад свою руку. — Мои пальцы окоченели.

Но дела с ними обстояли намного хуже. Побелевшая кожа лопнула у костяшек и скудная плоть под ней прилипла к сухожилиям и костям. Затем начали крошиться сами кости. Гант поймал кольцо-печатку, когда оно упало, и обхватил рукой отца, чтобы поддержать его.

— У-ублюдок! — сказал он переврату. — Ты знал, что это случится.

— Нет. То, как тени входят в душу каждого человека, это его личное дело.

— Неважно, я когда-нибудь у-убью тебя, тёмный.

— Возможно, если я не у-убью тебя первым. Прощай, Гант Серлинг.

Геррант упал на колени. Правый рукав и весь правый бок его куртки безвольно обвисли, пустые. Половина его лица высохла и сморщилась на костях. — Так холодно, — простонал он, рухнул на пол, и пропал из виду. Так же как и Гант, забирая вместе с собой тени зала посмертных знамён Готрегора.

Джейм зашаталась, царапая горло, в то время как пальцы охваченной паникой Тьери сжимали его всё туже.

«…Я чтила свой контракт! Я хорошая девочка! Это не моя вина, не моя вина, не моя вина…»

Выпущенные ногти подцепили шнуры и разорвали их на части. Джейм вырвалась на свободу из хватки мертвых нитей и отбросила их подальше от себя, на дальнюю сторону потока, где лечебные травы уже чернели и гнили на тёмном мраморном полу, а их целебные соки истекали в зелёные, ярко святящиеся трещины. В её хватке что-то осталось: пакет из водонепроницаемого шёлка, который, должно быть, был пришит к заднику знамени. Стиснув его в руке, она отскочила обратно в сад и растянулась на ковре из карликовой горечавки и белой чемерицы. На другой стороне ручья, под сводами теней, нити посмертного знамени Тьери продолжали слабо подёргиваться.

«Это не она, — подумала Джейм, задыхаясь и борясь с болезненным ужасом. — Не на самом деле. Больше нет».

Этот голос в её голове — после всех этих лет одинокого изгнания, к моменту своей смерти Тьери должна была быть старше Джейм, хотя всё ещё оставалась молодой женщиной. Однако этот голос, скулящий, умоляющий, глухой к доводам рассудка… так мог говорить только очень маленький ребёнок или старая, старая женщина. Кровь истончилась. Душа выцвела. Разум ушёл. Всё это заставило пропасть и саму Тьери.

И всё же, её волокнистые останки всё ещё дрожали.

Так же, как и другие, за ней. Плетущая Мечты использовала далеко не все нити из посмертных знамён, чьи души она пожала. То, что осталось, беспокойно шевелилось на изрезанном зелёными венами полу, возможно пытаясь восстановить форму, которую они сохраняли столь долго, но пока что больше напоминая собой узел белёсых, слепых и тонких, как прутики, червей. Здесь тоже не было истинной жизни, не было души; но внутри Тёмного Порога, жизнь и смерть, одушевлённое и неодушевлённое, непристойно переплеталось между собой.

Джейм с трудом поднялась на ноги, пакет все ещё был в её руках. Посмотрев вниз, на цветы, которые она поломала при падении, она осознала, что это больше не реальный Лунный Сад, опустошенный поздней летней бурей, а часть сферы души кенцир. Джейм обругала себя. Ей следовало понять это, как только её собственный образ души одел её в слоновую кость и она почувствовала, как сквозит по её голой спине, молодые раторны имели броню только спереди. И здесь был Тёмный Порог, по ту сторону вздувшегося ручья, готовый вытошнить свой яд прямо в Кенцират, на самом его уязвимом уровне.

Однако, похоже на то, что там ничего не происходило, за исключением неспешного бурления тянущихся вперёд шнуров посмертных знамён, которые на ощупь искали привычный им мир. Некоторые на мгновение сплетались в слепое подобие лица, повернувшегося в сторону тепла сада, или в ищущую руку, сплетённые пальцы которой сразу же распускались обратно, нити были слишком стары, слишком фрагментарны, чтобы сохранить любую истинную форму надолго.

Между тем, Мастера и Плетущую Мечты нигде не было видно. Их сменила безбрежная пустота, того сорта, что заставляла человека жаждать кричать, только чтобы сбросить напряжение. Однако, одна мысль обо всех этих отдающимся эхом, пустых комнатах, тянущихся вниз по Цепи Сотворений, иссушала горло.

Джейм пришло на ум, что Герридон не больше неё был готов к такому непредсказуемому, удачному стечению обстоятельств. Имея в запасе время, он мог бы выстроить свои войска. Имея в запасе время, она могла бы подготовиться к их встрече. Но здесь и сейчас, она была просто немезидой, ещё не самой Немезидой — и совсем не жаждала сражаться в решающей битве щеголяя голым задом.

И всё же, к этому времени, стена сада полностью выцвела и только ручей сдерживал ползучее наступление мраморного пола. Герридон мог звать себя Мастером, но когда он предал свой народ теням, он открыл двери своего простирающегося сквозь миры Дома силе, много большей, чем его собственная. Основной ценой его бессмертия было то, что он должен был стать Гласом Тёмного Порога, Одним, отвечающим Троим, которые (точно так же неохотно) должны были говорить с их собственным, трижды проклятым Триединым Богом — то есть, так было бы, если бы Четверо, воплощающие Ратиллиен, не спутали все планы ещё в самом начале. Пока Плетущая Мечты могла пожинать для него души, Герридон был в безопасности; но теперь она ушла и оказалась ценностью, которую было очень трудно заменить.

Вот так-то. Он мог быть не готов к финальному столкновению, но его хозяин Тёмный Порог уже нащупал эту брешь в другой мир и полился в неё подобно тёмной воде, вниз по Цепи Сотворений, сперва, просто тонкая струйка, но очень скоро это будет стремительный поток, гонимый вниз весом сотен утонувших миров позади.

Джейм аккуратно засунула пакет внутрь доспехов для последующего изучения и отступила назад в поисках Луры и Жура. Полузадушенные крики привели её к обширным зарослям лопухов с человека ростом, которых здесь определённо не было раньше. В сфере души растения снова обрели свои большие, нижние листья, но пи этом остались при своих колючих осенних коронах. Броня из слоновой кости помогла Джейм пробить себе путь, но ничего не делала для защиты её голой тыльной части, когда растения смыкались за её спиной. В самом центре зарослей она обнаружила холм, в котором с большим трудом опознала свою верховую куртку, окончательно запечатанную колючками. Лура, должно быть, сгорбилась под защищающими складками куртки, подоткнув под себя её края, а затем обхватила руками колени и прижала их к груди. Да. Куртка начала бурлить, когда её пленник услышал приближение Джейм. Затем она опрокинулась.

— Помоги!

— Я не уверена, как.

Джейм доводилось видеть, как пастухи использовали колючки, чтобы скрепить свою одежду для защиты от зимнего ветра, но это была сфера души и этот конкретный образ души определённо считал их обоих врагами-захватчиками. Лура была надёжно упакована, как личинка в коконе.

Колючки жалили голую спину Джейм. Однако, когда она повернулась, чтобы отбиться от них, сзади неё оказалась подушка для булавок, которая была Лурой, а лопух был готов плюнуть ей семенами в глаза.

— Киндри! — позвала она, изгибаясь назад, одна рука в перчатке из слоновой кости опирается на плечо Луры, чтобы сохранить устойчивость, а другая поднята вверх для защиты лица. Вся её броня души резонировала от её зова. — КИНДРИ!

В конце концов, сад был личным образом души целителя и он мог чертовски хорошо с ним управляться.

Кто-то, ругаясь, побрёл в её направлении. Сорняки расходились в стороны, как будто их корни с трудом ползли сквозь влажную почву, и между ними выявился её кузен.

— Ты, — сказал он. — Я мог бы догадаться.

Выглядел Киндри ужасно. Его белые волосы торчали лохматами и были тусклыми от пота, а бледно-голубые глаза окаймлялись красным. Как и Джейм, он, похоже, спал голым. Его худое как скелет тело несколько округлилось с тех пор, как она видела его в последний раз, но в его боку под стиснутой рукой была ямка, и, что более поразительно, кровь, кость и плоть, казалось, были вырваны из-под бледной кожи, не разрывая её.

— Это, — сказал он сквозь зубы, — самые худшие колики, которые у меня когда-либо были. На Горе Албан я сжевал половину одеяла, пытаясь сохранить тишину. И да, целители — это самые худшие пациенты, так что спасибо тебе большое. А теперь, что ты, во имя Порога, натворила? — Затем он увидел южный конец сада, зияющий широким провалом во тьму. — О нет.

Как и следовало ожидать, если работа целителя, выполненная в образе души, оказывала целебное воздействие на её хозяина, то, чтобы ни случилось с его собственным образом, сказывалось и на нём тоже, умственно и физически.

— Твоя работа? — потребовал он.

— Нет! По крайней мере, я так не думаю.

Истина заключалась в том, что она была не уверена. Как немезида и тёмная, пусть и не падшая, она воплощала в себе связь между Кенциратом и Теням, где бы ни находилась. Люди, как и места, могли быть тонкими в этом отношении, а Киндри был особенно уязвим для её прикосновения.

— Ну, может, у меня и ямка в боку, но у тебя тоже есть одна в голове. Что? — добавил он с усмешкой, которая обернулась гримасой боли. — Ты не знала?

Джейм пробежалась ладонью по черепу и обнаружила в слоновой кости нервирующую вмятину. Как и в случае Киндри, что-то под ней было забрано прочь. Милосердные Трое, когда это случилось, и что это значит?

Воспоминания.

Что я забыла, и почему?

Киндри поражённо на что-то уставился, затем к нему присоединилась и Джейм. Слепо шарящий узел нитей добрался до льняных останков Тьери. Будучи более многочисленными и всё ещё наделёнными остатками жизни, они оказались сильнее своих старших товарищей. Медленно появилась женская фигура, нестабильная, постепенно сплетающая себя воедино. Юбка, корсаж, руки, похожие на пустые рукава с дряблыми, болтающимися пальцами… Шатающаяся колонна шеи постепенно выпрямлялась, по мере того, как всё больше шнуров карабкалось вверх для её усиления. Затем поднялось пустое лицо. Сквозь его пустые глазницы и открытый рот они могли видеть как нити сплетаются вместе, образуя затылок. Создание молча протянуло к Киндри руки.

… приди…

Знал ли он кто это, или, точнее, кем оно было? Киндри родился в Лунном Саду, но посещал ли он его с тех пор хоть раз? Джейм не знала. Во время её предыдущих беглых визитов в его образ души, на дальней стене не было никаких знамён, но узоры лишайников создавали намёк на призрак лица. Даже новорожденным, он запомнил достаточно, чтобы принять реальный сад в качестве своего образа души. Помнил ли он и объятия своей умирающей матери?

Она жаждала обнять его снова, утащить обратно внутрь оболочки своего тела, всеми этими шнурами, порванными при его рождении, чтобы никогда больше не разделяться.

… мой…

— Иди, — сказал он Джейм сдавленным голосом, его глаза были прикованы к странной фигуре. Та, покачиваясь, сделала шаг вперёд, на дальнюю кромку ручья. Вода закружилась и забурлила у края юбки, распуская её на нити. — Живо.

Джейм сгребла колючий, протестующий узел, который был Лурой, очень довольная тем фактом, что, по крайней мере, её грудь и руки были надёжно защищены. Когда она заковыляла к двери, она услышала рокот прибывающей воды, а земля содрогнулась. Сначала она подумала, что это могучий прилив комкообразных теней, извергнутых из Тёмного Порога, которые порой преследовали её в её ночных кошмарах. Затем она осознала, что у происходящего есть более естественная причина. Поток стекал в Готрегор с гор над ним, где дождь, должно быть, шёл гораздо сильнее. Кроме того, по крайней мере один из Четверых Ратиллиена обратил внимание на нарушенную границу.

— Киндри, беги!

Слишком поздно. Как только покачивающаяся Тьери сделала ещё один шаг в ручей, западную железную решётку, через которую он втекал в сад, вырвало из стены могучим потоком воды. В его центре вздымалась блестящая, полупрозрачная фигура. Хотя обычно Съеденная Когда-то являла себя в образе громадного сома, в этот раз она пришла в форме серебряной рыбки из фонтана во дворе, выросшей до размеров левиафана. Видя всё это через глаза Джейм, Жур издал дикий визг и поспешно ринулся через дверь, мех на его задней части и хвосте стоял дыбом. Она приостановилась на пороге, глядя назад. Вода и гигантская рыба, почти неотличимые друг от друга, волной накрыли целителя и остатки его матери, которые стояли друг перед другом и не обращали ни на что внимания. Затем, сбоку ударило что-то вроде большого, мерцающего хвоста, вытолкнув Джейм и Луру за дверь и захлопнув её за ними.

«Бегущая вода оберегает границы, — подумала ошеломлённая Джейм, поднимаясь на ноги. — Но что защитит сына от бездумного голода мёртвой матери?»

Она захромала назад, к скрытой гобеленом двери, когда тяжёлая рука упала ей на плечо и развернула кругом. Милосердные Трое. Вороная. Саргант Рандир подняла её в воздух и швырнула спиной об каменную стену рядом с потайной дверью.

— А теперь скажи мне, — зарычала она в лицо Джейм, подняв его таким образом на уровень своего собственного. — Как умер мой сын, и как его звали? Быстро. Пока я не свернула твою незаконнорожденную шею.

— Ну хоть бы разок, вот бы мне спокойно выспаться дома, где бы он ни был. Ай.

Кендар снова стукнула черепом Джейм о стену, да так, что её голова отскочила рикошетом.

— Что ты сказала?

— Простите. Я не собиралась говорить это вслух. Сар, я знаю из хороших источников, что у меня вмятина в голове. Пожалуйста, не добавляйте ещё и трещину.

Её ноги свободно болтались, но Вороная стояла слишком близко, чтобы пинок вышел действенным. Кроме того, Рандир схватила её за плечи, а не за рубашку, из которой она могла бы выскользнуть, если, конечно, ткань не порвётся раньше. Кендар не была берсерком, только так сфокусировалась на своих внутренних муках, что не замечала Жура, обхватившего её ногу зубами и когтями. Она также, казалось, не подозревала о руках Джейм, которые были пойманы в ловушку между их телами и которые она протиснула вверх. Теперь её выпущенные когти оказались по обе стороны шеи рандона, точно над старым шрамом, острые кончики двигались вместе с артериальным пульсом, который бился прямо под ними. Один быстрый рывок и она может довести до конца то, что лезвие какого-то врага уже почти сделало когда-то.

Однако, она колебалась. У неё в любом случае был ключ к решению этой ситуации, вот только бы вспомнить, что это.

Тем временем Лура выбила подоткнутые внутрь края куртки и начала задам наперёд выползать наружу. В конце концов, здесь колючки были только колючками, а не зазубренным оружием сферы души. Вороная могла игнорировать взбешенного барса, терзающего её ногу, но и она, и Джейм, одновременно, потрясённо уставились вниз, на это невероятное, портняжное рождение задом наперёд. К тому времени, когда Лура с боем выбралась на свободу, она вся раскраснелась и была полностью растрёпана и исцарапана. Кроме того, от её ночной сорочки мало что осталось. Она, задыхаясь, посмотрела на них, и смахнула с глаз волосы.

— Теперь… я могу… закричать?

— Нет, — сказали Джейм и Вороная одновременно, и кендар ещё раз, почти машинально, стукнула хайборн о стену, как бы придавая ударение своим словам.

Возможно, этому помог последний удар; возможно, вид Луры напомнил об окровавленном юнце на земле; но Джейм, наконец, вспомнила.

Она стояла, прислонившись к перилам на тренировочном квадрате, глядя через него на персиковые шторы Комнаты Карт, где должен был начаться осенний отбор, как только они подчистят беспорядок внизу, в конюшне, вызванный провалившейся попыткой убийства Рандирока. По другую сторону низкой стены, так близко, что можно было коснуться, жуткогончая подняла свою чёрную голову и зарычала. Перед ней, в отбрасываемой луной тени и растущей лужи крови лежала свернувшаяся клубком фигура её добычи.

Рядом с ней возникла кадет Рандир Тень, позолоченная болотная гадюка обвивала её шею толстой волнующейся цепью.

— Квирл, — хладнокровно сказала она, бросив взгляд вниз, на эту жалкую кучку. — Он всегда был дураком.

— Можете перестать меня трясти, — сказала Джейм Вороной. — Имя вашего сына Квирл. Он попытался пронзить стрелой Наследника Рандир и промазал. Мастер охоты натравил ищейку на его запах с оперения стрелы и послал за ним жуткогончую. Он был уже мёртв, когда я его нашла. Мне жаль.

Лицо кендар, казалось, окунулось само в себя, больше, чем когда-либо, напоминая собой молокара, а маленькие глаза расфокусировались.

— Квирл, — сказала она самой себе. — Его имя Квирл.

Она уронила Джейм, повернулась и побрела прочь, всё снова и снова бормоча имя сына. Подойдя к углу она приостановилась и бросила назад быстрый взгляд через плечо.

— Спасибо вам, леди. — Затем она ушла.

Лура уставилась ей вслед.

— Я не понимаю.

— А я вот как раз начинаю понимать, — сказала Джейм и не удивилась, что и барс, и младшая хайборн отступили от неё назад. В своей жизни она нечасто чувствовала себя более разъяренной, на грани полной вспышки берсерка. Так вот что Ранет сделала с теми кадетами, что провалились в попытке ликвидировать соперника её сына: она забрала их имена. Без имени, душа и тело распадаются в прах. Не удивительно, что они были слишком истощены даже для того, чтобы отбрасывать нормальные тени. В скором времени, всё обстояло бы так, как будто они никогда не рождались, за исключением ноющей, безымянной пустоты в жизнях тех, кто их любил.

И Ведьма сумела найти некую червоточинку и в душе Джейм, тоже, чтобы заставить её забыть первого кадета, погибшего в ту ужасную ночь. Бедный, несчастный Квирл. Это он был той вмятиной, которую Киндри ощутил в её голове.

Она подумала, что слышит эхо издевательского смеха Ранет. Не хочешь ли сыграть со мной в другую игру, маленькая сорвиголова, как бы воин? Не помериться ли нам снова силами душ?

Джейм почувствовала, как растёт её ярость и принялась с ней бороться. Она к этому не готова. Когти бога, вся тыльная сторона её незрелой брони души была одной зияющей прорехой, открытой для любого сильного удара. Вступить в игру слишком рано, начать бой неподготовленной, и она лишиться всего.

Она осела на землю рядом со стеной, скрутившись клубком, кулаки плотно сжаты. Лура присела рядом с ней, пытаясь выдернуть её ногти из ладоней. — Ой, не надо! Ты ранишь саму себя.

Джейм высвободила от неё свои руки и засунула их подмышки. Усмири свою ярость. Усмири. Прочь.

А, хорошая девочка, пришёл затухающий голос, полный позабавленного снисхождения. Со своими людьми я буду делать всё, что пожелаю, сейчас и всегда. Запомни это и живи… пока что.

— Порой боль бывает полезна, — сказала Джейм и сделала глубокий, дрожащий вздох. — Порой она помогает выжить.

Она встала потвёрже, отдёрнула гобелен и навалилась плечом на дверь. Она бы не удивилась, если бы обнаружила, что весь Лунный Сад сметён прочь, но он был точно таким же, каким она увидела его этой ночью в первый раз, потрёпанным, угрюмым и заросшим сорняками. Не было никаких признаков Киндри или Тьери. Южная стена за потоком стояла неповреждённой и чистой, за исключением зелёного мерцания, окаймляющего камни, которое уже угасало.

Прощай, Тьери, куда бы ни забрала тебя смерть.

Возможно, теперь её кузен Киндри мирно спал на Горе Албан, но она в этом сомневалась; как и в том, что при его большом опыте он может проснуться с мыслью, что всё это просто плохой сон — и как жаль, что не может.

— Что это? — Лура держала пакет, который был пришит к заднику знамени Тьери. Он, видно, выпал из-под рубашки Джейм, когда её схватила Вороная.

Джейм взяла его, её рука дрожала от мрачных предчувствий, смешанных с изнеможением. Эта ночь становилась всё длиннее и всё запутанней.

Написанные на шёлке, слабыми, дрожащими буквами, полуграмотные письмена гласили «Чессть моей леде». Что, во имя порога…?

— Кто это туда положил? — требовала Лура, заглядывая Джейм через плечо. — Что там говорится?

Подобно большинству кенцир, и хайборнов, и кендаров, без разницы, Лура не умела читать. Однако, Джейм подозревала, что у Женского Мира был свой собственный тайный язык, тканое узелковое письмо.

— Возможно Тьери умерла всё-таки не в одиночестве, — сказала она, осторожно переворачивая пакет. Он вонял плесенью и смертностью.

«Вспоминай о ней как о маленькой девочке, фактически замурованной живьём, — сказала она себе. — Забудь то, что только что видела, эту фигуру безумного ужаса, которой она стала в посмертии».

— Учитывая то, как тщательно её прятали, вполне имеет смысл, если она, по крайней мере, могла иметь слугу кендара. — Предки, прошу, как товарища и наперсницу, а не как тюремщика. Дни в заброшенном саду и пустых Тропах Призраков должны были казаться бесконечными. — Возможно, один научил другого основам письма. В конце концов, в последствии, кто-то[16] же должен был соткать это знамя.

И, сделав это, попытался сберечь честь Тьери в запечатанном мешочке, замаскированном вымышленным позором её смерти.

С Лурой, вытянувшей шею, чтобы получше видеть, Джейм выпустила коготь и разорвала запечатывающие конверт стежки. Когда она бережно открыла клапан, ломкий шёлк рассыпался хлопьями по линии сгиба. Она осторожно запустила внутрь кончики пальцев и извлекла наружу грубую, сложенную в несколько раз, ткань. Она была соткана из нитей посмертного знамени, а написанные на ней слова были почти не читаемы при свете звёзд. Как только по ним ударил воздух, они начали осыпаться с поверхности ткани, оставляя после себя призрачные пятнышки букв. Джейм поймала крошечный, падающий сгусток и понюхала его. Тьфу.

— Старая кровь, холодная кровь, мёртвая кровь, — как сказала об этом Адирайна.

Никаких сомнений: это был тот самый контракт, вытканный Плетущей Мечты, только и ждущий печати Герранта. Да, всё верно, здесь стоял шлем раторна, а ниже под ним, красный воск отпечатал голову чёрной лошади. Отметка Герридона. Очищенные от любых остатков душ, нити и кровь образовывали самую мёртвую вещь, которой Джейм когда-либо только приходилось касаться. Бесспорная мерзость, созданная руками невинной, чтобы проклясть ещё одну невинную, и подписанная монстрами.

Невиновность и вина.

Она припомнила вызов, который бросила этому слепому аррин-кену, Тёмному Судье, в день солнцестояния, когда тот попытался судить её: Что ты такое, кроме мерзкой тени, годной только пугать детей, если не можешь нанести удар по корню зла, скрытому там, под сводами теней?

Его ответ снова заревел в её голове, воняющий ядовитыми миазмами негодования и смрадом его горелой плоти:

Ни один аррин-кен не сможет войти в Тёмный Порог, покуда не придёт Тир-Ридан, а этого не будет никогда, ибо наш бог покинул нас. Один лишь раз, только один раз, Мастер оказался в пределах досягаемости в Заречье. Я почувствовал, как он вошёл в этот мир, в сад белых цветов, но ко времени моего прибытия он уже ушёл, оставив за собой ещё одну осквернённую невиновную. Я хотел судить её, наказать её, но у неё был контракт, которому она следовала. Она показала мне. Тот, кого мне следовало судить, тот, кто обрёк её на это, был к тому времени давно мёртв, и это был её собственный отец! Всё заканчивается, свет, надежда и жизнь. Всё приходит к судье — всё, кроме вины.

В то время, посреди извержения вулкана, у Джейм не было возможности обдумать эти слова. Но теперь она снова слышала горестные стенания Тьери: «…Я сделала только то, что мне велели…»

Для общества, которое заявляет, что основано на чести, Кенцират отбрасывал на свою собственную несколько очень тёмных теней.

Тут её стукнула ещё одна мысль.

— Лура, а что если хайборны заключают контракт на дочь, а вместо этого получают сына, неважно, что такое не предполагалось, мальчик считается бастардом?

— Конечно нет. Леди просто продолжит пытаться, пока не получит то, что нужно.

Однако, для Тьери второго шанса не нашлось. По крайней мере, Киндри был законнорожденным, так же как и Торисен. Джейм никогда не видела контракта на своё собственное рождение, но она знала от Тирандиса, что никто не ожидал и не желал близнецов. Она была таким же потрясением для Ганта, как и Тори для Герридона. Как иронично, что в своём отчаянном желании заменить терпящую неудачи Плетущую Мечты, Мастер умудрился породить трёх последних чистокровных, законнорожденных Норфов, по эту сторону Теней.

Но почему Геррант обрёк свою младшую дочь на такую судьбу?

— Мастер, Мастер! Можешь ли ты удовлетворить страстное желание моего сердца? Можешь ли ты вернуть мне моего сына?

Да, все условия были прописаны в осыпающихся строчках договора, и в осколке воспоминаний, пришедшем ранее, этой бесконечной ночью, в зале посмертных знамён: фигура, одетая в позолоченную кожу, с трудом пытающаяся выпрямиться, прислонившись к катафалку, с которого и свалилась. Она откашлялась, выплюнув несколько личинок.

- 'а голоден, — невнятно пробормотала она, что-то пережёвывая и сглатывая. — Дорогой отец, накорми меня…

Милосердные Трое. Грешан вернулся к жизни. Но как надолго и для какой цели?

Другой обрывок воспоминаний: Ранет выпрямляется в полный рост перед зияющей тьмой, которая могла быть цельной стеной, но не была ею.

— Грядут изменения, и мы, кенциры, также должны измениться или же кануть в вечность. Моя честь следует моим интересам. Что этот призрачный лорд может мне предложить?

— Спроси, и узнаешь. — снова Мразиль, будь он проклят.

Ранет рассмеялась, но за её маской, чёрные глаза сместились на манящие тени и она прикусила губу. Она могла убить любого, кто осмелится разыграть из неё дурочку, но если это предложение реально… Она приблизилась к пролому, изгибаясь подобно гибкой иве. Её голос, поддельно робкий вначале, окреп от честолюбивых амбиций, столь же острых как голод, столь же сильных как безумие:

— Мастер, Мастер, можешь ли ты удовлетворить страстное желание моего сердца? Можешь ли ты поднять мёртвого, чтобы он любил меня? Можешь ли ты дать мне наследника для власти?

Затем её глаза метнулись к Джейм, из прошлого в настоящее, и её лицо было ужасно.

— Я сказала тебе…

Джейм поспешно захлопнула дверь в мозгу, перекрывая эти воспоминания, доступ Ранет к её телу, разуму и душе, — и любые дальнейшие разоблачения. Контракт выскользнул из её пальцев, когда она, дрожа, осела на землю и прислонилась к стене.

Я ещё не достаточно сильна. Я ещё не достаточно…

Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Когда она более-менее очухалась, то увидела, что Лура подняла клочок лёгкого шёлка, который выпал из складок документа.

— Что это?

— Ох, ничего.

Каинронка повернулась в сторону, как будто, чтобы получше изучить обрывок, приняв легкомысленный и дерзкий вид. Отказ Джейм рассказать ей, что говорится в контракте, определённо её задел. Это было понятно, но насколько сильно Джейм могла осмелиться откровенничать с дочерью заклятого врага? Намеренья Луры могли быть самыми лучшими; но что касается благоразумия и осторожности, то её кличка Полуумка была вполне заслуженной.

Джейм заставила себя рывком оторваться от стены. — Это узелковое письмо. Спорю, что ты не сможешь его прочитать.

— Ну почему же, смогу — в некотором роде. Хотя занятия по узелковым кодам были такие скучные. — Она пробежалась кончиками пальцев по рельефным точкам. — Это часть письма Кинци Адирайне. Ух ты, оно должно быть очень старое!

— Как минимум, тридцать четыре года, со времён Резни. Осторожней!

Лура нетерпеливо крутила обрывок взад и вперед, разыскивая кусочки, которые могла бы перевести. Не меньше половины ткани было испещрено ржаво-коричневыми пятнами и явно было очень хрупкой.

— Я думаю, что Тьери нашла это в Тропах Призраков, — сказала она, и вскрикнула от досады, когда кончик её пальца пробил насквозь прогнившее место в ткани. Джейм вздрогнула. — Я бы удивилась, если бы она могла его прочитать, или если бы она не хранила его только потому, что письмо принадлежало её бабушке.

— Лура, пожалуйста, отдай его мне.

— А ты сможешь его прочитать? Я так не думаю. Это не будет слишком поразительно, если окажется, что Матрона Кинци сшила это письмо в ту самую ночь, когда умерла? Она говорит что-то о том, что Гант отправился на охоту за раторном, и что видит в Лунном Саду Ранет, вместе с… кем-то. Я не совсем разобрала, кто. Грешан? Кинци, кажется, и сама не уверена. «Ты посмеялась над слухами о том, что Грешана видели идущим через залы Готрегора, когда он был мёртв уже пять дней. Ну, я его тоже видела.» Нет, это не может быть правдой. О, вот странное место! «Я должна признать, я надеюсь, что наша дорогая Ранет имеет»… что-то… «с монстром.»

— Лура, этот кусочек ткани — реликвия моего дома.

Она попыталась выхватить его из рук девушки и он разорвался на две части. Коричневые пятна были кровью Кинци. Через них она настойчиво сказала Джейм, своей правнучке: Отдай это письмо Адирайне.

— Лура…

К её ужасу девушка скомкала свою половину, затолкала в рот и проглотила.

— Вот, — сказала она, выглядя одновременно вызывающе и испугано. — Я тоже могу хранить секреты.

Затем она разразилась слезами и бросилась к Джейм в объятья.

— Ох, какой толк в приключениях, если ты не разделяешь их со мной? Мне было так скучно и одиноко, а все эти женщины хайборны интересуются только всякими глупостями. Они не путешествовали. Они ничего не видели. Их мир такой крошечный. Но меня они кличут идиоткой, бесполезной для любого. Я думала, что ты другая. Я думала, ты мне веришь!

Джейм поддерживала её.

Её первым побуждением было засунуть пальцы поглубже в глотку Луры, чтобы заставить её извергнуть обратно драгоценную записку. Чуть раньше, ей захотелось, чтобы кто-нибудь написал ей письмо, объясняющее прошлое, и так почти и случилось. Однако, она побоялась порезать горло девушки изнутри — случайно, конечно.

Кроме того, очень может быть, что давно потерянное послание Кинци могло вызвать только дальнейшие осложнения и путаницу, если, конечно, кто-нибудь всё ещё мог его прочитать.

Она также вспомнила свою собственную несчастную зиму в Женских Залах. Под конец прибытие призрачных убийц воспринималось почти как облегчение. Любая смерть лучше, чем смерть от скуки.

К тому же, почти голое тело, прижимающееся к ней и мокро икающее в ухо, принадлежало уже не ребёнку, а подростку на грани женственности… а Женский Мир не учил её ничему, что ей следовало знать.

— Тише, — сказала она, похлопывая девушку по спине. — Это они идиоты, не ты. Я тоже не всегда очень умная.

Лура рыгнула и отступила назад. — Мне нехорошо. Я хочу домой.

— Тебе и должно нездоровиться, учитывая, что ты проглотила кусок ткани, пропитанный кровью Кинци.

Джейм со вздохом осторожно сложила свою половинку и засунула в пакет. Ей следует найти кого-нибудь, кому она могла доверять и извлечь из записки, всё, что можно. Адирайна? Такова была воля Кинци, да и письмо было адресовано Матроне Ардет, но будь всё проклято, если Джейм отдаст его ей, после всего того, что случилось ранее, в зале посмертных знамён. Возможно, Матрона Яран Тришен. Как бы то ни было, ей вполне достаточно прошлого для одного вечера, хотя, впрочем, это был уже далеко не вечер. Небо стало бледно-опаловым. Где-то за Снежными Пиками, за Хмарью, за изогнутым горизонтом Восточного Моря, поднималось солнце, возвещая наступление Дня Осени.

— Пошли, — сказала она Луре. — Твои зубы начинают стучать от холода, а я опоздала на условленную встречу в общей комнате гарнизона, и уже, вероятно, есть поисковые отряды, высматривающие нас обеих.

Они были.