Sword Art Online. Том 10. Алисизация. Запуск

Часть 1

В своё время, когда мы с Юджио пришли на арену турнира мечников Заккарии, я сказал: «Надеюсь, до объединённого турнира четырёх Империй мы доживём без битв против женщин».

С тех пор прошло уже полтора года. Ровно два года назад мы срубили «дьявольский» Гигас Сида возле Рулида и покинули деревню. Спустя полгода мы вступили в ряды городских стражей Заккарии, ещё через полгода перебрались в столицу. Таким образом, в двери этой академии мы впервые постучали ровно год назад.

Хотя время пролетело в мгновение ока, я всё равно немного поражаюсь, когда освежаю прошлое в памяти, ведь два года — это примерно столько же, сколько я провёл в плену летающей крепости Айнкрад.

К счастью — если так можно выразиться — виртуальный мир Андерворлд, в котором я неизвестным образом оказался, работает на поразительной технологии под названием «ускорение флактлайтов». Разум человека, погружающегося в этот мир, чудесным образом ускоряется, и ему кажется, что прошло намного больше времени, чем на самом деле. По моим подсчётам, время здесь по сравнению с реальным может быть растянуто аж в тысячу раз. Иными словами, в реальном мире тело Кадзуто Киригаи пролежало в «Соул Транслейторе» меньше восемнадцати часов.

Конечно, у меня голова кружится при одной мысли о том, что за два года, прошедших между пробуждением в лесу возле Рулида и сегодняшним пробуждением в академии мечников Нолангарта в Центории, в реальности не прошло и суток, но в каком-то смысле это хорошо. Даже если в реальности я всё-таки исчез без предупреждения, времени прошло не так много. Меньше всего мне хочется, чтобы из-за меня переживали близкие: Сугуха, друзья и, конечно же, Юи с Асуной. Более того, я волнуюсь о том, что Асуна и остальные в силу своих характеров переживаниями не ограничатся — обязательно начнут действовать.

Как бы там ни было, во избежание возможных моральных травм, которые я мог бы причинить Асуне и другим, я пообещал себе избегать в этом мире неловких связей с женщинами. Это решение я принял ещё на выходе из Рулида — кстати, поэтому я очень рад, что Юджио — парень, — и с тех пор твёрдо придерживался обещания. Именно поэтому я сказал Юджио то, что сказал.

Тогда я и подумать не мог, что целый год после переезда в Центорию буду сражаться в основном против женщины.

— Помни: это проверка всего, чему ты научился за год, — хладнокровно объявила «старшеклассница» с длинным каштановым хвостом на затылке, облачённая в безупречный китель фиолетовых оттенков.

— Так точно, леди Лина, — ответил я, вытаскивая деревянный тренировочный меч из крепления на левом бедре.

Деревянный-то деревянный, но сделанный из дорогущего платинового дуба и отполированный так, что блестит не хуже металлического. У тренировочного меча в принципе нет режущей кромки, поэтому он не уменьшает Жизнь при ударе, но приоритет у него даже выше, чем у грубых железных мечей, которые выдавали на турнире в Заккарии.

Когда я замер с оружием в основной средней стойке, мечница плавным движением выхватила свой клинок. Её стойка, в отличие от моей, была немного причудливой: она выставила вперёд правую ногу, встала в пол-оборота и наклонила меч так, чтобы он скрывал левую руку. Впрочем, в сэрлутском стиле, передававшемся по наследству в её семье, это одна из базовых стоек.

— Это последний бой, можете пользоваться и левой рукой, — с улыбкой предложил я.

— Хорошо, — ответила она, не меняясь в лице, затем отвела левую руку за спину и остановила её чуть ниже широкого декоративного пояса. Что именно она оттуда достанет, станет ясно только после начала боя.

Несмотря на мою клятву в отношении женщин, я должен был признать, что эта воительница, стоявшая в десяти мерах… тьфу, метрах напротив меня, была поистине прекрасна.

Она выше меня сантиметра на три — а во мне самом сейчас примерно метр семьдесят росту. Длинные волнистые волосы собраны в хвост, перетянутый узкой сиреневой лентой. Лицо её в идеальной пропорции сочетает невозмутимость воина и аристократическое изящество, а глубокие сине-фиолетовые глаза напоминают вечернее небо. Её серо-фиолетовая форма состояла из облегающего верха и свободной юбки в пол. Не самая яркая одежда, но на ней она чудесным образом смотрелась наряднее любого платья. Правда, мне в силу своего положения уже пришлось как следует уяснить, что под её одеждой скрываются натренированные стальные мускулы.

— Да, это последний бой, — прошептала, не нарушая стойки, Сольтилина Сэрлут, юная аристократка Империи Нолангарт и элитный курсант-кандидат имперской академии мечников.

Я (позвольте представиться: Кирито, младший кадет имперской академии мечников и паж Лины) молча кивнул и слегка согнул колени. Каждый день с девяти утра до трёх дня я проводил на уроках и тренировках академии, после чего ещё час прислуживал ей. По-хорошему, после этого я уставал физически и духовно, но стоило встать в спарринг с Сольтилиной и всю усталость как рукой снимало. Шёл уже шестой час вечера; на тренировочной площадке построенного на возвышенности общежития элитных курсантов академии, кроме нас, не было никого.

Юджио сейчас, скорее всего, сидит в зале общежития младших кадетов и вздыхает о том, что я нарушаю распорядок дня, но он наверняка понимает меня: ведь мой друг тоже паж курсанта.

На этом я прервал посторонние размышления и мысленно слился в единое целое с мечом. Глаза Лины вдруг потемнели; воздух между нами чуть не искрил от напряжения. Словно не выдержав, дрогнуло пламя лампы, освещающей просторный зал. Хотя за нашим боем не следил судья, мы полностью подстроились под дыхание друг друга и бросились в бой одновременно.

В академии Лину порой называют «живой энциклопедией тактики»: никакие уловки против неё не работают. Я стремительно сократил десятиметровое расстояние между нами и без какой-либо подготовки рубанул мечом сверху вниз, направив удар в сторону Лины.

Если бы я попробовал провернуть такое во время тренировки в академии, инструктор бы меня хорошенько отчитал, но в этом бою слабенькие шаблонные приёмы норкийского стиля — верная дорога к поражению: ведь сэрлутский стиль, которым владеет Лина, наиболее практичный из всех стилей фехтования Андерворлда, встреченных мною до сих пор.

Лина приняла мою скоростную атаку на деревянный меч в правой руке, но я почти не ощутил столкновения клинков. Её запястье, плечи и поясница плавно изогнулись так, что мой меч заскользил по её клинку и, перенаправленный, прошёл мимо цели. Этот приём, известный как «Текучая вода», — краеугольный камень сэрлутского стиля. Она учила меня ему целый год, но я до сих пор так его толком и не освоил.

Кстати, хотя письменный язык в этом мире — чистый японский (с некоторыми заимствованными словами), в нём довольно мало иероглифов. Их тут около тысячи — где-то греть первой таблицы JIS[20]. На этом фоне остаётся похвалить воображение жителей Андерворлда, которые умудрились придумать столько метких названий приёмам, несмотря на эти ограничения. Пока что обитатели этого мира пишут только детские сказки, но наверняка лет через сто здесь появится настоящая художественная литература. Вот переполох будет, если местные книги начнут издавать в Японии и какая-нибудь из них станет популярной…

Я выбросил из головы эти мысли и отпрыгнул вправо. Я уже успел на своей шкуре уяснить, что если потеряю равновесие из-за «Текучей воды», то нарвусь на очень болезненную контратаку.

Сделав сальто вперёд, я приземлился у края зала и оттолкнулся ногой от блестящей чёрной стены, собираясь вновь броситься в бой, как вдруг Лина прочертила правой ладонью дугу.

От её пальцев протянулся луч белого света, но появился он отнюдь не благодаря заклинанию, использующему светород. То был блеск тонкого кнута из белой кожи — самого любимого после меча оружия Лины.

Этот тренировочный кнут сделан из мягкой кожи урийских коз и не отнимает Жизнь при ударе, однако хлещет больно до слёз. Я чуть было не поддался инстинкту и не защитился мечом, но кнут бы просто намотался на лезвие и обезоружил меня. Отступать тоже не стоит, потому что в этом случае она продолжит размахивать кнутом и за пару ударов загонит меня в угол.

Поэтому я попытался избежать атаки, пригнувшись влево и шагнув вбок. Кончик кнута оцарапал мне правую щёку и продолжил движение вниз, а я бросился вперёд. Кнут оглушительно щёлкнул и полетел обратно к хозяйке, извиваясь как змея. Я должен был подбежать на расстояние удара мечом до того, как она выбросит его снова. Быстро поняв, что скорости обычного бега не хватит, я отвёл назад правую ногу и выставил деревянный меч параллельно ей. Затем пригнулся вперёд, и лезвие оружия зажглось бледно-голубым.

Лина прищурилась и резко разжала ладонь. Без колебаний выпустив кнут, она приставила опустевшую ладонь к гарде меча.

Через мгновение незримая рука толкнула моё тело, и я ускорился. «Скачок ярости»[21], рывок из нижней стойки, относящийся к айнкрадскому стилю, — так я называл его для остальных, хотя на самом деле это навык мечника из старого SAO. Я вихрем пронёсся по залу и стремительно преодолел разделявшие нас семь метров.

В ответ Лина отвела меч за правый бок, сжимая его обеими руками, и сделала шаг вперёд левой ногой. Деревянное лезвие вспыхнуло нефритовым светом. «Кольцевая воронка», тайная техника сэрлутского стиля.

Мой меч пронёсся справа-снизу и столкнулся с её клинком, описывающим круг параллельно земле. Два деревянных клинка издали поистине металлический лязг, и на миг полутёмный зал осветился искрами голубого и зелёного света.

Я быстро выпрямился, надеясь сцепиться с ней клинками, но вдруг лицо Лины оказалось всего в дюжине сантиметров от моего. В глазах, как всегда, хладнокровие, на лбу ни капельки пота, и тем не менее клинком она давила с такой силой, что повалила бы меня наземь, расслабься я хоть на миг.

Насколько я успел разобраться, возможности людей этого мира — так сказать, характеристики персонажей — рассчитываются довольно сложным образом.

В окошке, которое тут называют окном Стейсии, отображаются только текущие и максимальные значения Жизни — местного аналога хит-пойнтов — и всего лишь два показателя: объектные и системные полномочия. Я их называю ОС и SC, поскольку в окне они пишутся как «Object Control Authority» и «System Control Authority» соответственно.

ОС отвечает за использование оружия и брони, a SC — за использование священных заклинаний, поэтому поначалу я наивно решил, что это знакомые мне STR и INT, сила и интеллект из ролевых игр. Однако затем оказалось, что сила зависит не только от ОС. На неё влияют возраст, телосложение, состояние здоровья, накопленный опыт и пройденное обучение.

Неудивительно. Если бы сила определялась только очками ОС, то даже ребёнок, по какой-нибудь случайности поднявший себе уровень объектных полномочий, стал бы невообразимо сильным. С учётом того, что этот мир — площадка для экспериментов, вряд ли ему нужны такие аномалии.

Я, конечно, не проверял, но мой уровень ОС должен быть выше, чем у Лины. Тем не менее я с трудом держался против её клинка, и это наглядно показывает, как много она тренируется каждый день. Мы с Юджио тоже вот уже два года начинаем каждое утро с тренировки, но нам было далеко до Лины, которая работала над собой как проклятая. Её старания наделяют её не только очками «мускулатуры», но и той странной силой, которую вообще невозможно измерить цифрами.

Но что самое страшное, даже Лина занимает лишь место курсанта-кандидата, второе в рейтинге двенадцати элитных курсантов, а значит, есть кто-то посильнее неё.

В следующем месяце мы с Юджио будем сдавать экзамены на звание старших кадетов. Следующая наша цель — элитные курсанты, в которые записывают двенадцать лучших по успеваемости кадетов, этакие «привилегированные ученики». Безусловно, мы с Юджио тоже должны войти в ряды курсантов, но наша окончательная цель — занять места старшего курсанта и курсанта-кандидата (то есть стать первым и вторым по успеваемости). Только им после выпуска дозволено принять участие в придворном состязании, известном как турнир боевых искусств Северной Империи Нолангарт.

Обучение в академии длится два года; каждый год в неё поступает сто двадцать человек. Иными словами, нам с Юджио нужно превзойти сто восемнадцать других претендентов. Но когда я думаю о том, что даже Лина не смогла подняться на первое место, я начинаю слегка… вернее, не на шутку сомневаться в наших силах.

— Ты вырос над собой, Кирито, — вдруг прошептала она мне в лицо, словно прочитав мои мысли.

— Нет, этого мало, — я покачал головой, продолжая сдерживать неумолимое давление.

— Не скромничай. По меньшей мере, ты научился избегать кнута.

— Но совсем не научился им пользоваться.

На обольстительных губах появилась лёгкая улыбка.

— Тебе он и не понадобится, Кирито. Поскольку это наш последний бой, я готова спросить… Ты ведь показал мне далеко не всё, на что способен айнкрадский стиль, не так ли?

Я не нашёл, что ответить, и на мгновение растерялся. Лина отдавила мой меч сантиметров на пять и теперь смотрела на меня сверху вниз. Её глаза, будто вобравшие в себя вечерние сумерки, глядели прямо в мои.

— Год назад я выбрала тебя в качестве своего пажа, поскольку твой стиль был порывист, как дуновение ветра от взмаха клинка. Он не похож на норкийский, который преподают в академии; он создан не красоваться, а побеждать. Я всегда считала мой сэрлутский стиль практичным, но за этот год осознала, что даже он слишком строг по сравнению с твоим.

Я только и смог, что вытаращить глаза в ответ на это признание.

Ничего удивительного, что между нашим фехтованием такая разница: ведь я не родился в Андерворлде. Свой айнкрадский стиль я, как можно догадаться по названию, вынес из летающей крепости. Из мира смертельной игры, где моя жизнь стояла на кону в каждой битве.

Здесь, в Андерворлде, битв как таковых, по сути, не существует. Все бои здесь — скорее спортивные состязания, в которых, как правило, запрещается ранить противника. Только престижные столичные турниры проводятся до первой крови. А поскольку угрозы жизни нет, то нет ничего удивительного в том, что местное фехтование развивалось в сторону изящества.

Но это вовсе не значит, что мечники Андерворлда уступают мне по силе. Эту истину за два года я хорошо зарубил себе на носу. Они без конца оттачивают шаблонные приёмы, доводя их до совершенства. Сила их ударов легко поставит на место человека, который надеется только на опыт нескольких настоящих битв.

Сила кроется в воображении.

Хотя Андерворлд — виртуальный мир, по устройству он разительно отличается от Айнкрада. Здесь сила мысленных образов, которые создают души, точнее флактлайты, временами решает всё.

Какова сила мысли мечника, с самого детства десятилетиями отрабатывающего одни и те же приёмы, можно увидеть на примере Лины, которая пересиливала меня, несмотря на разницу в ОС. Воображение не выразить цифрами, но именно оно — секрет истинной силы этого мира. И я, проведя здесь всего два года, пока не могу соперничать в воображении даже с Юджио, который начал учиться фехтованию одновременно со мной.

Многие ученики академии родились в семьях людей с Призванием знати. Это сливки общества, буквально с трёх-четырёх лет учившиеся фехтованию у лучших учителей. Конечно, лишь считанные единицы среди них занимаются по-настоящему старательно, но нам с Юджио в любом случае предстоит одолеть действительно сильных бойцов, чтобы стать лучшими в академии.

В этом нам могло помочь только одно оружие — пресловутый айнкрадский стиль.

Я до сих пор не знаю, каким образом навыки мечника очутились в Андерворлде, однако, насколько я заметил, местные мечники знают или по крайней мере используют лишь самые простые навыки, состоящие из одного удара.

Полтора года назад на турнире мечников Заккарии ученик стража по имени Игом использовал навык заккаритского стиля под названием «Рассечение голубого ветра», который на поверку оказался «Косым ударом»[22] — диагональным рубящим навыком из SAO. Лина только что использовала «Кольцевую воронку» сэрлутского стиля, больше известную мне как «Циклон»[23] — удар с вращением на месте из числа навыков для двуручного меча. Кроме того, я уже видел, что «Молниеносное рассечение» норкийского стиля — на самом деле навык для одноручного меча, известный как «Вертикаль»[24], а «Прорубающая горы волна» высоконоркийского стиля — «Лавина»[25], вертикальный рубящий навык для двуручного меча.

Все эти приёмы считаются тайными техниками стилей, ни о каких сверхсекретных или гиперсекретных техниках я пока не слышал. Поэтому можно говорить о том, что мои более сложные двухударные и трёхударные навыки — одно из немногочисленных орудий, способных совладать со смертоносными ударами сильных мечников. Разумеется, не очень честно надеяться на победу именно за счёт этого, но я сражаюсь вовсе не для того, чтобы меня в этом мире почитали как сильнейшего воина. Всё, что мне нужно, — право хотя бы один раз пройти через врата Центрального собора Церкви Аксиом, неприступной башни на холме всего в нескольких километрах от академии, чтобы Юджио смог отыскать похищенную в детстве Алису, а я — встретиться с «администратором» этого мира. Ради этого я готов на всё, даже на то, чтобы меня в каждом бою обвиняли в трусости и подлости. Я буду раз за разом по одному вскрывать известные только мне навыки мечника и одерживать победу за победой. И я не остановлюсь, пока не одержу победу в Едином Турнире четырёх Империй и не заслужу право стать рыцарем единства.

За весь год, прожитый в академии, я ни разу не использовал двухударные или более сложные навыки — как раз потому, что хотел сохранить своё оружие в тайне. Из навыков я пользовался только всякими рывками вроде «Скачка ярости». Но, по всей видимости, прекрасная «старшеклассница» без труда догадалась, что я что-то недоговариваю. Лина приблизила лицо на сантиметр и продолжила ещё тише:

— Когда-то, давным-давно, один из моих предков вызвал гнев императора и тот запретил семье Сэрлут пользоваться благородным высоконоркийским стилем. Поэтому нам пришлось взять в руки необычное оружие вроде кнутов и кинжалов, а также положиться не на грубую силу, а на мягкость и пластичность. Так появился сэрлутский стиль. Но не думай, что я чем-то недовольна. Напротив, я горжусь тем, что я единственная наследница этого стиля, и именно поэтому так упорно тренировалась все эти годы.

Она старалась говорить уверенно, но бледные руки вздрогнули, и окрещённые деревянные мечи издали сухой скрип. Я мог бы воспользоваться этим и оттолкнуть её клинок, но не стал. Я не двигался и молча ждал продолжения её слов.

— Однако мой отец надеется, что я выпущусь из академии старшим курсантом, одержу победу в придворном турнире и восстановлю честь семьи Сэрлут. Согласен ли ты, что это парадокс? Если я оправдаю его ожидания и наша семья получит от императора разрешение пользоваться высоконоркийским стилем, мы, получается, откажемся от сэрлутского? И если да, то чего будет стоить та гордость, которую я с самого детства испытывала за наш фамильный стиль?

Я не смог ответить сразу. В последнее время я практически перестал обращать внимание на то, что и Лина, и мой верный напарник Юджио, и все остальные ученики академии вместе с учителями, и вообще все люди Андерворлда в некотором смысле отличаются от меня. Андерворлд — виртуальный мир, а они не столько люди, сколько расставленные по нему «человеческие единицы».

Но в то же время они не похожи на NPC из известных мне VRMMO-игр. Они искусственные флактлайты — копии человеческих душ, сохранённые на специальных носителях. Новые модели искусственного интеллекта, созданные какими-то людьми из реального мира. Вероятнее всего, загадочным стартапом под названием «Рэс»…

Тем не менее иногда местные обитатели казались мне даже эмоциональнее настоящих людей. Все они понимали, обдумывали, принимали или даже пытались отвергнуть этот мир и те судьбы, которые он им навязывал. Я восхищался ими каждый раз, когда это случалось на моих глазах. Мне казалось настоящим чудом, что они есть. Что Сольтилина действительно существует и скрещивает со мной деревянный клинок…

— Леди… — тихо обронил я.

На её лице появилась самоуничижительная улыбка.

— Эти сомнения зародились у меня задолго до поступления в академию. Возможно, именно из-за них я за два года ни разу не смогла его превзойти…

Лина имела в виду старшего курсанта академии, Воло Ливантина. Он родился в семье аристократов второго ранга, поколениями служивших имперским рыцарям Нолангарта инструкторами по фехтованию, и тоже был мечником невообразимой силы. Никто другой в академии не умеет вкладывать столько воображения в рубящий удар занесённым над головой мечом. Однажды я видел, как он разрубил тренировочное бревно, ударив по нему деревянным клинком.

У двенадцати элитных курсантов, лучших учеников академии, есть официальный рейтинг, положение, которое определяется в ежеквартальных поединках.

За время моего обучения поединки проходили трижды, и за всеми я наблюдал из первых рядов. Бои проходят на выбывание, как в турнире Заккарии. После двух этапов из двенадцати человек остаются трое, к которым без предварительных боёв присоединяется курсант, ранее занимавший верхнюю строчку рейтинга. Все три раза до финала доходили Лина и Воло. И каждый раз Лина не могла победить.

Насколько я могу судить, по силе они примерно равны. На стальную твёрдость Воло Лина отвечала мягкостью, с грациозностью ручья уворачиваясь от сильнейших рубящих ударов и временами проводя впечатляюще меткие контратаки. Оба бойца не пропускали весомых ударов, и дуэль затягивалась надолго… но в конечном счёте Лина каждый раз не могла совладать с нисходящим рубящим ударом — тайной техникой высоконоркийского стиля. Воло использовал её каждый раз. Дважды с её помощью он выбивал меч из рук Лины, а один раз и вовсе сломал его.

Все три раза в поединках не было явного победителя и вердикт выносили судьи, но они всегда вставали на сторону Воло, успешно обезоруживавшего противника. Именно поэтому весь год Воло занимал место старшего курсанта, а Лина — курсанта-кандидата.

Кстати, третий человек в рейтинге тоже не менялся: им каждый раз становился здоровяк Голгороссо Балто, всегда проигрывающий Лине в полуфинале. Кстати, его пажом стал мой друг Юджио.

Лина назвала наш бой последним, поскольку через два дня состоятся выпускные битвы — последний из четырёх рейтинговых чемпионатов. В них определится окончательный рейтинг курсантов, и на следующий день двенадцать элитных курсантов и старшие кадеты выпустятся из академии.

Иными словами, у Лины будет только одна возможность превзойти Воло, и представится она послезавтра. Справедливости ради надо сказать, что, поскольку право выступить на турнире боевых искусств даётся двум лучшим курсантам, она ещё сможет встретиться с Воло там, но вряд ли она сумеет победить в придворном турнире того, с кем ни разу не смогла справиться во время обучения в академии.

— Скажу тебе честно… — продолжила Лина ещё тише, не выпуская клинка из рук. — Когда он встаёт в стойку для «Разрубающей горы волны»… смелость подводит меня. Никакие тренировки не дают мне ощущения, что я смогу отразить удар такой силы. Это началось ещё два года назад, когда я была младшим кадетом… нет, ещё раньше, когда я впервые увидела этот удар на вступительных экзаменах в академию…

Я удивился тому, что открыл для себя неожиданную сторону Лины, и в то же время осознал одну вещь. В умениях Лины и Воло действительно нет никакой разницы. Всё, что их отличает, — сила воображения… точнее, степень уверенности в себе.

Как я и думал, в этом виртуальном мире, составленном из «мнемонических визуальных данных», сила воображения оказывает огромное влияние на исход тех или иных событий. Ведь абсолютно всё, что окружает нас с Линой, — это не полигональные объекты, а образы из воспоминаний, извлечённые из флактлайтов.

Каким образом данные из образов, отличающиеся от человека к человеку, стали здесь общими? Вероятно, взятые из флактлайтов данные помещают в буфер с названием типа «основное устройство памяти», где их усредняют.

А значит, если появится флактлайт с образом такой силы, что сумеет повлиять даже на данные в буфере, он сможет силой своего воображения переписывать любые явления и творить всё, что вздумается.

Именно в этом состоит сила «твёрдых» мечников вроде Воло Ливантина. Их непоколебимая вера в свои силы и свой стиль создаёт мощный образ, порождающий сильнейшие атаки.

Но Лина, в отличие от них, немного сомневается в своём клинке. Скорее всего, причина этих сомнений — в истоках сэрлутского стиля, о которых она только что рассказала. Её семья создала это стиль вынужденно, потому что им запретили пользоваться высоконоркийским. Из-за этой мысли у неё появилось ощущение собственной ущербности. Пожалуй, не стоит удивляться тому, что она каждый раз уступает клинку Воло, полному непоколебимой уверенности…

Я хочу, чтобы на этот раз Лина одержала победу. Моё желание не связано ни с секретами местного мироздания, ни с размышлениями о силе мысленных образов — я просто хочу, чтобы она выпустилась из академии с гордостью. Она заслужила это физически и морально, ведь по сравнению с остальными элитными курсантами академии она…

— Вы тренировались намного больше, намного отчаяннее и Воло, и всех остальных. Неужели этого мало, чтобы вы поверили в свои силы?.. — спросил я.

— Да… — Лина покачала головой после недолгого молчания. — Видимо, мало. Чем больше я оттачиваю сэрлутский стиль, тем чаще задумываюсь. Что, если бы мы не соревновались на деревянных мечах, а сражались по-настоящему? Что, если бы я могла использовать кнут и кинжал? Вот тогда бы я точно не уступила высоконоркийскому стилю. Но это, конечно, отговорки, ведь в мире людей настоящих битв нет и быть не может. Если я так и буду оправдываться перед собой, мне никогда не совладать с мечом Воло.

Я хотел что-нибудь ответить, но Лина остановила меня слабой улыбкой и продолжила:

— Но ты не похож на меня, Кирито. Как и я, ты сражаешься своим, особым стилем, но не чувствуешь себя слабее тех, кто владеет традиционными. Целый год я смотрела на тебя и вроде бы поняла, почему мне так кажется. Повторюсь: ты ведь показал мне далеко не весь айнкрадский стиль, правда? В нём ещё очень много секретов. Именно поэтому твоя воля непоколебима. Непоколебима, прямо как тот кедр с твоей родины… как Гигас Сида, о котором ты рассказывал.

— Его я, правда, срубил своими руками, — шёпотом заметил я.

Лина прыснула, что случалось с ней очень нечасто.

Я и сам не заметил, как мы расслабили руки. Сейчас наши мечи просто прикасались друг к другу. Однако Лина не отступила и даже подалась вперёд, чуть ли не наваливаясь на меня.

— Значит, сейчас это дерево растёт непоколебимым стволом внутри тебя, — продолжила она ровным голосом. — Оно не склоняется ни под каким ветром и всегда тянется к Солус. Кирито… я хочу увидеть силу, сокрытую внутри тебя. Не ради битвы с Воло. Я просто хочу увидеть… узнать о тебе всё как о мечнике до того, как покину академию.

В сине-фиолетовых глазах, напоминающих о закате, заблестели маленькие звёздочки. Я настолько засмотрелся на её красоту, что невольно приблизил лицо на полсантиметра. Вдруг что-то кольнуло меня чуть повыше лба. Я опомнился и задумался.

Да, я не показывал ей «секреты айнкрадского стиля» — сильные навыки мечника, но вовсе не потому, что подло пытался держать козыри у себя в рукаве.

Всё проще: их невозможно включить, держа в руке тренировочный деревянный меч пятнадцатого класса. Его хватает только на двухударные «Укус змеи» и «Вертикальную дугу», а трёхударные и более сложные навыки исполнять не получается. Я пробовал повторить опыт на железных мечах того же класса, но с тем же результатом.

Только поваливший Гигас Сида клинок сорок пятого класса под названием «Голубая роза» позволял мне исполнять даже четырёхударные навыки мечника. Почему так — понятия не имею. В SAO таких ограничений не было.

В любом случае, поскольку Лина пожелала узнать «всё», мне не хотелось откупаться от её просьбы двухударными навыками. Значит, придётся одолжить у Юджио «Голубую розу» и попробовать показать пятиударный навык — пока что это предел моих возможностей.

Хотя я уверен, что Юджио с радостью согласится отдать клинок, на самом деле мне не очень хочется просить его, ведь «Голубая роза» — его собственность. Я глубоко убеждён, что душа мечника находится именно в мече. Мне кажется, я не смогу показать все свои умения, если постоянно буду думать о том, что держу в руках чужой меч. Но на складе академии вряд ли найдётся оружие такого же класса, и даже если найдётся — опять же, оно не будет моим.

Поскольку выбора не оставалось, я смирился с тем, что придётся выпросить меч у Юджио, и сказал:

— Хорошо. Но вам, прошу меня извинить, придётся подождать один день. Завтра в это же время я обязательно покажу вам… мой самый сильный приём.

Лина улыбнулась, но только на мгновение. Она тут же нахмурилась, будто вспомнив что-то:

— Но завтра нерабочий день. Тренировки будут под запретом, мы не сможем прийти в этот зал.

— Это будет не тренировка, — ответил я.

Лина наклонила голову; на её лице появилось любопытство.

— О? А что тогда?

— Гм… — немного подумав, как ответить, я брякнул первое, что пришло в голову: — Благодарность. Вы многому научили меня за этот год. И я вроде бы слышал, что в академии есть традиция: накануне выпуска паж преподносит курсанту подарок. Мой вам подарок — техника. Поэтому нерабочий день нам не помешает, согласны?

— Ты не меняешься, — Лина натянуто улыбнулась. — Я никогда ещё не слышала, чтобы подарком была техника. И… раз такое дело, хочу тебе признаться.

— Э-э… в чём?

— На самом деле я тоже нарушила традицию, когда выбрала тебя в качестве своего пажа. Есть одно дурацкое правило… Когда девушка из благородной семьи берёт пажа, она должна выбрать человека знатного, причём равного себе по рангу или ниже. Когда я выбрала тебя, представители знатных домов гурьбой пришли в наше общежитие, чтобы оспорить моё решение.

После этих слов Лина усмехнулась, а у меня, совершенно не подозревавшего об этой истории, невольно дёрнулась щека.

Знать, привилегированное сословие Империи Нолангарт, разделена на ранги с первого по шестой. Выше первого — только семья императора. Семья Ливантин, в которой родился Воло, — второго ранга, семья Сэрлут — третьего, так что оба они по социальному положению выше наместника Заккарии с его пятым рангом.

В свою очередь, я — заурядный простолюдин (как и в реальном мире), представитель низшего сословия. В этом мире как знати, так и просто авторитетным людям или обладателям больших наделов разрешается иметь фамилию — как Гасуфту Цубергу, старейшине Рулида, или приютившему нас Вано Вольде, — но простолюдины этого права лишены.

Уже умудрившись успешно поступить в имперскую академию мечников, я понял, что здесь в основном учатся дети из знатных и богатых семей: таких тут четверо из пяти. Даже правила поступления зависят от происхождения. Нам с Юджио пришлось вкалывать полгода, пока капитан стражи Заккарии не написал рекомендательное письмо, разрешающее принять участие во вступительных экзаменах; но знать может сдавать их без каких-либо документов. Когда я узнал об этом, мне очень захотелось настрочить возмущённое письмо в министерство образования.

Конечно, на этом привилегии знати заканчивались и внутришкольные правила были одинаковыми для всех учеников… но без гласной и негласной дискриминации всё-таки не обходилось. Весь год я успешно не придавал ей значения, — скорее всего, Юджио тоже, — но даже не предполагал, что под удар попала и Лина, выбравшая меня в пажи.

— Но… но если есть традиция, то зачем меня?.. Из-за вступительных экзаменов? Но на них я занял только седьмое место, а первые шесть заняли аристократы. Вы могли выбрать их, и вам бы никто слова плохого не сказал…

— Те шестеро, о которых ты говоришь, набрали высокие баллы на демонстрации приёмов. Изящество меня мало волнует. С моей точки зрения, лучше всего в поединке против экзаменатора выступил ты… вернее, не столько выступил, сколько… — Лина замолчала, не договорив, и улыбнулась. — Впрочем, разве это сейчас важно? Давай не будем об этом, всё равно я уже скоро покину академию. Давай лучше поговорим про завтра. Ты хочешь продемонстрировать мне секреты айнкрадского стиля в честь окончания моего обучения, и я благодарна за этот подарок.

— А, п-пожалуйста.

— Но кое-что не даёт мне покоя. Твои слова можно понять и так, что ты совсем забыл о подарке и спохватился лишь сейчас…

— Нет-нет, что вы! Я давно так решил, честно! — протараторил я в ответ.

— Хорошо, пусть будет так, — невозмутимо прошептала Лина, и её лицо вновь приняло серьёзное выражение. — А ещё нам с тобой надо закончить этот бой.

— Что? А…

Лишь тогда я вспомнил, что наш тренировочный поединок всё ещё продолжается. Однако не успел я хоть что-то сделать, как мой деревянный меч ощутил сильнейший удар. Этот приём называется «Тихая вода» и относится к числу крайне немногочисленных «твёрдых» техник сэрлутского стиля. Конечно, это не навык мечника, но Лина вкладывала в него столько силы, что могла легко отправить в полёт противника, осмелившегося подойти к ней вплотную.

Я не стал упираться и отпрыгнул назад. В отличие от «Текучей», «Тихая вода» серьёзно нагружает ноги и поэтому ненадолго обездвиживает бойца. К тому же сейчас у Лины нет кнута.

Приземлившись, я резко занёс меч, собираясь наброситься на неё спереди и закончить битву, но вдруг ощутил, как по спине пробежал холодок.

Лина держала деревянный меч обеими руками… но я не видел за её спиной кнута, который она вроде как выбросила. Куда же он подевался?! Я изумлённо вытаращил глаза, но уже не мог остановится. Занесённое лезвие зажглось бледно-голубым светом навыка-рывка под названием «Сверхзвуковой прыжок»…

Именно тогда случилось нечто невероятное. Лина убрала левую руку с эфеса меча, вытянула её к потолку, что-то схватила и резко взмахнула. Светящаяся белая змея выскочила из её ладони и обвилась кольцами вокруг моего тела, так и не успевшего сорваться с места.

Я гадал, куда мог запропаститься кнут, а он был намотан на потолочную балку и висел надо мной весь наш разговор. Понял это я уже после того, как земля ушла из-под ног и я приложился затылком о деревянные доски пола.

Пока я смотрел на звёздочки, пляшущие перед глазами, мне почудилось, что некто издал протяжный вздох прямо над моим лбом.

Часть 2

Центория, крупнейший город Северной Империи Нолангарт и вообще мира людей, опоясана по идеальной окружности крепостной стеной диаметром десять километров, или килоров, как принято говорить в этом мире.

Первый уровень сгинувшей крепости Айнкрад тоже имел аккурат десять километров в диаметре: его форма и размеры полностью совпадали с Центорией. Трудно даже представить, что в виртуальном мире есть такая огромная столица, в которой к тому же живёт больше двадцати тысяч человек.

И это ещё не всё. У Центории очень необычная планировка. Круглый город разделён крест-накрест мощными стенами. Другими словами, Центория состоит из четырёх городов-секторов. Более того, эти города, известные как Северная, Восточная, Южная и Западная Центория, соответственно столицы четырёх Империй, на которые разделён мир людей.

Иными словами, престолы Империй, каждая из которых занимает идеально ровный сектор мира людей, находятся в одном месте и разделены лишь стенами.

Разумеется, я очень удивился, когда узнал об этом. Столица Империи — это не только город, но и крепость императора, и главный штаб рыцарских орденов — костяка вооружённых сил. Поэтому, если между странами вдруг развяжется война, не превратится ли она сразу в огромную решающую битву? Я уже начал задавать этот вопрос Юджио, но вдруг сам всё понял. В этом мире не существует ни убийств, ни даже воровства. Ни о какой войне между империями не может быть и речи.

Разумеется, через мраморные стены, также известные как нетленные, не пройти просто так. Стены между столицами играют роль государственных границ, при пересечении которых нужно предъявлять специальные документы. Но даже несмотря на это, в Северной Центории, где живём мы с Юджио, полным-полно туристов и торговцев из-за границы: брюнетов с востока, загорелых южан и долговязых подданных Западной Империи. Хотя все они, в принципе, иностранцы, язык у четырёх Империй одинаковый (с поправкой на акценты и говоры), так что конфликтов с местным населением не бывает.

Страны никогда не воюют, и я не видел между ними никакой напряжённости. Скорее всего, причина тому — гигантская белоснежная башня в самом центре столицы… и в самом центре мира людей.

Центральный собор Церкви Аксиом.

Вершина башни исчезала где-то в облаках, уходя вверх на многие сотни метров, но на сколько именно, я не мог даже предположить. Наверняка возле основания башня поражала своим величием ещё сильнее, однако квадратная территория, которую занимала Церковь в центре города, обнесена высокой стеной, соединённой с нетленными стенами… Хотя правильнее будет сказать, что эти стены начинаются как раз от собора.

Кстати, нетленные стены не заканчиваются на границе Центории, а уходят дальше, сквозь поля, леса и пустыни. Я несказанно поразился, узнав, что они упираются прямо в Краевой хребет, до которого отсюда около семисот пятидесяти километров. Понятное дело, в этом мире нет никакой строительной техники, так что мне страшно даже представить, сколько времени и труда ушло на возведение таких масштабных сооружений.

Эти стены хорошо демонстрировали всю безграничность власти Церкви Аксиом.

Поскольку Церковь одинаково взирала на замки четырёх императоров с вершины грандиозной башни в самом центре мира людей, людям наверняка кажется незначительной и разница между Империями. По-моему, для них она примерно как разница между Токио и Сайтамой[26] в современной Японии.

Разумеется, сразу же всплывал закономерный вопрос: зачем тогда вообще разделять этот мир на четыре Империи, тем более что в нём нет даже ста тысяч людей? Ответа я пока не знал, как не знал и того, для чего существует Церковь Аксиом, стоящая над всеми государствами.

Как-то раз Лина рассказала мне, что даже если объединить гражданских служащих Церкви Аксиом, вроде священников и старейшин, и военных — рыцарей единства, в сумме не наберётся даже сотни человек. При этом если сложить рыцарские и гвардейские корпуса четырёх Империй, выйдет не меньше двух тысяч солдат. Почему тогда никто не может припомнить, чтобы страны восставали против Церкви? Может, даже императоры не могут идти против Церкви и её Кодекса Запретов? Может, пара дюжин рыцарей единства сильнее двух тысяч обычных солдат? Может, и то и другое?..

Грандиозная, уходящая в небо башня Центрального собора видна из любой точки территории академии мечников. Из общежития элитных курсантов после последней официальной тренировки с Линой я возвращался холодным мартовским вечером, любуясь оранжевыми и синими оттенками, в которые окрасился белоснежный шпиль.

Кто взирает на мир людей с вершины этой башни? Такой же, как я, живой человек, играющий роль наблюдателя? Или уроженец Андерворлда, то есть искусственный флактлайт? Даже если мы продолжим уверенно преодолевать все преграды, пройдёт ещё полтора года, прежде чем мы это выясним. Разумеется, учитывая тысячекратное ускорение, в реальном мире за это время пройдёт лишь около десяти часов, но для меня они явно будут тянуться целую вечность.

За два года, прошедшие после пробуждения в лесу рядом с Рулидом, я не раз вскакивал по ночам, дрожа от непонимания происходящего и от тоски по Асуне, Сугухе, родителям и друзьям.

И в то же время в глубине души я… немного боялся того, что отыщу на вершине собора «выход» из этого мира. Ведь «логаут» из Андерворлда означает разлуку со всеми людьми, которых я здесь встретил. Выйдя отсюда, я больше никогда не увижу ни Сельку и остальных детей Рулида (хотя я их и так уже давно не видел), ни немногочисленных друзей по академии, ни Сольтилину, которой уже год прислуживаю в качестве пажа, ни, разумеется, моего верного напарника Юджио.

Я уже давно перестал думать о них как об искусственных интеллектах. Они такие же люди, как и я, просто наши души хранятся в разных сосудах. За два года, проведённых в Рулиде, Заккарии и Центории, я много раз убеждался в этом. Но дело не только в дружбе с Юджио. Скорее всего, я уже успел влюбиться в этот загадочный, необъятный, прекрасный…

Я прервал свою мысль, отправив её на задворки сознания глубоким вдохом, и посмотрел вперёд. Передо мной было старое каменное здание. Два этажа, зелёная шиферная крыша. Общежитие ста двадцати младших кадетов академии мечников Северной Центории.

Когда я представил, что сейчас будет, мне очень захотелось забраться внутрь через окно второго этажа прямо к себе в комнату, но, увы, правила общежития это запрещали. Если элитным курсантам дают относительную свободу, то в общежитиях младших и старших кадетов царит такая жёсткая дисциплина, что позавидовали бы даже «Рыцари Крови» из старого SAO.

Собрав решимость в кулак, я поднялся по каменной лестнице к главному входу и как можно осторожнее надавил на створки двери. Просочившись внутрь, я на цыпочках сделал по коридору два шага… после чего справа послышалось деликатное покашливание. Я робко повернул голову и встретился взглядом с женщиной по ту сторону стола. Туго заплетённые каштановые косы, лицо — само воплощение строгости. На вид ей было чуть меньше тридцати.

Я немедленно вытянул левую руку по швам, а правой ударил по левой половине груди — так выглядит «рыцарский жест».

— Младший кадет Кирито прибыл в общежитие!

— Ты должен был быть здесь по меньшей мере тридцать восемь минут назад.

В этом мире нет часов, местные жители узнают время благодаря «Возвещающим время колоколам», которые есть во всех городах, а заодно и в академии. Колокола звонят каждые полчаса. Узнать точное время можно только с помощью сложного священного заклинания, однако эта женщина — заведующая общежитием Азурика — знала, что сейчас ровно 17:38, не иначе как благодаря какому-то внесистемному навыку.

Я продолжил немного тише, не выходя из стойки:

— Моя наставница, элитный курсант Сэрлут, приказала продлить тренировку.

Светло-голубые глаза Азурики внимательно вгляделись в меня. Имя этой женщины и строгость её взгляда невольно напоминали мне кое-кого. Я даже думал до конца обучения спросить у неё, не приходится ли она родственницей сестре Азарии из северных земель, но пока что удобного случая не выдавалось. Дело в том, что обычно мы с ней разговаривали, только когда она делала мне какие-либо замечания. Вот прямо как сейчас.

— Пажи обязаны исполнять наставления курсантов. Мне нечего возразить тебе, кадет Кирито, однако за весь этот год ты ни разу не развеял мои подозрения в том, что для тебя это не обязанность, а просто повод возвращаться в общежитие позже положенного.

Я убрал правую руку от груди, почесал затылок и нервно улыбнулся.

— Н-ну что вы, уважаемая Азурика, я всего лишь стремлюсь лучше овладеть клинком. Я не сознательно нарушаю распорядок дня, это просто неизбежное следствие, да-да.

— Понимаю. Ты, должно быть, достиг впечатляющих высот, раз опаздывал из-за тренировок целый год. Если желаешь оценить своё мастерство, я не против сразиться с тобой.

У меня душа ушла в пятки.

Призвание Азурики — заведующая общежитием младших кадетов имперской академии мечников Северной Центории. Но пусть она и не учитель фехтования, сотрудники академии в большинстве своём прошли курс обучения. Другими словами, она более чем достойно владеет мечом, и ни для кого в академии не секрет, что за мелкие, не выходящие за рамки правил проступки Азурика нередко наказывает учеников кошмарными «дополнительными занятиями».

Страшно даже подумать, как она тогда поступает с теми, кто действительно нарушает правила… К счастью, мне этого никогда не узнать. Люди, вернее искусственные флактлайты этого мира, не могут нарушать данные свыше указания. Я — единственное исключение, поскольку мой флактлайт хранится не на носителе.

«И как я только умудрился прожить целый год, ни разу не нарушив правил академии?» — поразился я сам себе, одновременно мотая головой.

— Нет, уважаемая Азурика, до вас мне ещё далеко. Я ведь пока всего год отучился.

— Хорошо. Тогда ты продемонстрируешь мне свои умения после окончания всех занятий в следующем году.

— Да, обязательно…

Вынужденно согласившись, я отступил на шаг, мысленно молясь о том, чтобы за год Азурика забыла об этом уговоре.

— Ужин через семнадцать минут, — сказала заведующая, наконец-то опуская взгляд на бумаги. — Постарайся не опоздать.

— Д-да, конечно! Я пошёл!

Ещё раз поклонившись, я повернулся и взлетел по главной лестнице с такой скоростью, что чуть не нарушил запрет на бег в общежитии. Мы с Юджио ночевали на втором этаже, в комнате 206. В комнатах по десять коек, но все наши сожители — покладистые ребята. Тому есть веская причина. Наша комната и комната 106 на женском первом этаже — жильё для простолюдинов, а остальные сто кадетов — аристократы. В такой непростой обстановке не стоит конфликтовать ещё и с соседями по комнате.

Я просочился между болтающими по пути в столовую кадетами, добрался до западного конца коридора второго этажа, влетел в комнату и…

— Где тебя носило, Кирито?! — встретил меня голос.

Разумеется, этот голос принадлежал подростку — хотя называть его так получалось уже с натяжкой — со светлыми волосами, сидевшему на второй с края кровати в правом ряду. Моему верному напарнику Юджио.

При виде меня он поднялся и упёр руки в боки. За два года он стал сантиметра на три выше и заметно мускулистее. Ну да, ему ведь в этом году исполняется девятнадцать. Впрочем, нежные черты лица и блеск зелёных глаз нисколько не изменились со дня нашей первой встречи. За полтора года, проведённые в рядах стражников Заккарии и кадетов академии, мы с ним неоднократно попадали в передряги, но его чистая, непоколебимая душа ни разу не дрогнула.

Я вроде бы тоже не слишком изменился внутренне, но, к моему ужасу, тоже подрос и окреп. В этот мир я провалился, когда мне было семнадцать лет, и теперь между мной в реальном мире и мной в Андерворлде уже два года разницы.

«Даже после двухлетнего плена SAO я чувствовал себя как не в своём теле, а тут мои похождения и вовсе могут занять три-четыре года…» — невесело подумал я, подходя к напарнику.

— Прости, что задержался, — я сопроводил извинение взмахом правой ладони и пояснил: — Мы с Линой тренировались по особой программе…

— Ну… понимаю. Последний день всё-таки, — ответил Юджио, не сводя с меня недовольного взгляда… и вдруг улыбнулся. — По правде сказать, я сегодня тоже минут на двадцать опоздал. Заговорился с Голгороссо у него в комнате.

— Так вы что, прямо над нами были?.. И, кстати, ничего себе! Мне всегда казалось, что Россо предпочтёт в последний раз поговорить на мечах.

Я прошёл мимо Юджио к койке и столику у дальней стены, снял кожаные рукавицы, налокотники и наколенники, открыл выдвижной ящик и забросил всё снаряжение в него. В реальном мире столь небрежное обращение с бронёй для кэндо приводит к тому, что она быстро начинает источать целый букет ароматов, но в этом мире нет микробов, так что можно не заморачиваться. Даже моя форма, к концу тренировки вся пропитавшаяся потом, уже успела полностью высохнуть. Впрочем, в отличие от меня, Лина вообще не вспотела.

Оставшись налегке, я поднял голову и увидел на лице Юджио фальшивую улыбку.

— Ты не поверишь, но Россо — тот ещё теоретик. Точнее… не совсем так. Скорее, он одинаково ценит и владение клинком, и моральную подготовку…

— A-а, ну, я не удивлён. Его балтиорский стиль так тщательно придерживается принципа одного удара, что норкийский и рядом не стоял.

— Ага. А наш с тобой айнкрадский хорош тем, что подстраивается под любую ситуацию. Однако Россо научил меня, что у настоящего мечника иногда наступает время, когда нужно встать неподвижной стеной, а потом поставить всё на один-единственный удар. Сегодня он, так сказать, подвёл черту под занятиями.

— Понятно. Может, он и прав. И, кстати, ты действительно в последнее время начал вкладывать больше силы в удары. Да, а мне-то теперь как быть? Я ведь тоже начал сочетать гибкий айнкрадский стиль с изменчивым сэрлутским.

По ходу разговора мы вышли из комнаты. Наши соседи уже давно перебрались в столовую, других кадетов в коридоре не было. Ужин начинается в шесть, однако в правилах общежития сказано лишь, что приём пищи разрешён до семи вечера. Но хотя мы с Юджио и могли с чистой совестью опоздать, нам не хотелось пропускать молитву, с которой начинается ужин. В конце концов, с точки зрения знатных кадетов, мы — пара выскочек-простолюдинов, занявших два звания пажей из двенадцати.

Мы устремились к столовой в восточной части корпуса — опять со всей возможной скоростью, но не переходя на бег. Вряд ли наша комната случайно находилась от столовой дальше всех. Я слышал, что и в общежитии старших кадетов простолюдинам приходится идти до столовой дольше знати, но уже с апреля нам с Юджио мучиться больше не придётся… надеюсь. Ведь мы уже решили, что на переводных экзаменах в конце месяца попадём в верхние двенадцать строчек и получим звания элитных курсантов.

— Недолго нам с тобой осталось торопливо шагать по коридору, — прошептал Юджио, явно подумавший о том же самом.

— Ага, в общежитии курсантов по сравнению с кадетскими настоящая свобода. Но ты знаешь, Юджио, мне не даёт покоя одна вещь, с которой мы столкнёмся, если будем стремиться в элитные курсанты…

— Можешь не говорить, я уже понял. Ты про пажей, да?

— Именно. Да, мне очень понравились опека и наставления Лины… но смогу ли я занять её место?..

— Вот-вот… Я даже не представляю, что буду делать, если меня нагрузят знатным отпрыском.

Мы дружно вздохнули.

Коридор тем временем закончился, и мы оказались перед дверью. Я толкнул её, и нас немедленно окутал гул. Столовая занимала оба этажа, и это было единственное место в общежитии, которым пользовались одновременно и парни, и девушки. Хотя большая часть кадетов рассаживалась за столы чисто мужскими или чисто женскими компаниями, среди ста двадцати человек некоторым всё-таки хватало социальных навыков для ужинов в смешанных компаниях и непринуждённых бесед с противоположным полом. В общем, всё как в школах реального мира.

Мы с Юджио быстро спустились по лестнице. Взяв себе по подносу, мы юркнули за свободный столик в углу зала. Почти сразу раздался шестичасовой звон, и я выдохнул с облегчением. Не опоздали.

Из-за своего стола встал кадет (знатный, разумеется), занимавший должность коменданта общежития, и зачитал молитву Церкви Аксиом. «Ави Админа», — откликнулись все кадеты священными словами. Я понятия не имею, что означают эти слова. После молитвы началась долгожданная трапеза.

Сегодняшний ужин состоял из жареной белой рыбы в соусе, салата, супа из корешков, двух круглых булочек. Похожим образом меня кормили и в церкви Рулида, и на ферме рядом с Заккарией. Поначалу я удивился, что такую еду подают в школе, где учится столько аристократов, однако юноши и девушки из богатых семей совсем не кривились и ели как ни в чём не бывало.

Навряд ли дело в том, что среди местной аристократии сплошь аскеты. Насколько я успел разобраться, настоящая причина кроется в «ресурсе пространства» — удивительном понятии, которое существует только в Андерворлде. Суть в том, что некая система ограничивает количество объектов, которые могут быть созданы в определённой зоне за определённый промежуток времени. Другими словами, собирать урожай, разводить скот, охотиться на дичь и ловить рыбу можно только до некоего порога.

Если бы знать присваивала ограниченные запасы еды этого мира и не делилась с простолюдинами, те начали бы голодать и терять очки Жизни. Однако запрет на уменьшение без веской причины Жизни других людей прописан в Кодексе, с которым не могут спорить ни аристократы, ни даже императоры. Поэтому с давних времён в этом мире действует строгое табу на любую жадность в отношении еды, необходимой для поддержания Жизни… ну, насколько я понимаю.

Но хотя аристократы непривередливы в еде, далеко не всех их можно назвать образцами для подражания.

— Разве вам не обидно, мой дорогой Райос! — вдруг раздался голос за нашими спинами, и мы с Юджио резко помрачнели. — Мы потратили столько усилий, чтобы навести в столовой чистоту и блеск, а некоторые приходят сюда только к самому ужину!

Нарочито громкому голосу ответил другой:

— Ну что ты, Гумберт. Наверняка пажам тоже приходится нелегко, просто мы об этом не знаем.

— Ха-ха, это вы точно подметили. Я слышал, пажи должны исполнять любые приказы наставников, какими бы они ни были…

— Трудно даже представить, чем приходится заниматься пажам, которые прислуживают простолюдинам или представителям опозорившихся семей!

Они говорили как можно громче, надеясь, что я отреагирую. Поэтому я полностью сосредоточился на еде, решив не оборачиваться, хотя спокойнее от этого не становилось. Ладно бы они оскорбили только нас двоих, но они явно намекали и на Голгороссо — наставника Юджио, и на мою наставницу Сольтилину.

Хотя это ещё не было вершиной их язвительности. Самая острая шпилька кроется в словах «некоторые приходят сюда только к самому ужину». В столовой ужинают все двенадцать пажей, но только мы с Юджио появились здесь в последнюю минуту, так что реплика имела вполне конкретных адресатов.

Подобных мерзавцев хватало и в Заккарии. Тот же Игом Заккарит, с которым я сражался во время турнира мечников, продемонстрировал недюжинное коварство. Однако изворотливость и хитрость тех, кто недолюбливал нас в академии, впечатляла меня куда больше. Во многом благодаря их тщательно продуманным оскорблениям я уже почти перестал считать местных жителей искусственными флактлайтами, вернее, искусственными интеллектами.

— Терпеть осталось недолго, Кирито… — прошептал Юджио, жуя булочку.

Я понял, что он хотел сказать: «Как только станем курсантами — будем жить отдельно от них». Юджио нечасто выражался настолько смело, но сейчас для этих слов у него были все основания.

В начале каждого учебного года двенадцать элитных курсантов выбирают себе по пажу из числа тех младших кадетов, которые лучше всего сдали вступительные экзамены.

Пажи освобождаются от повседневной работы вроде уборки общежития или чистки экипировки, зато вместо этого отправляются после занятий к своим курсантам-наставникам, убирают их комнаты, выполняют все их прихоти и тренируются с ними.

Несмотря на громкое возмущение парочки аристократов, сами они не стали пажами только потому, что сдали вступительные экзамены хуже нас с Юджио. Даже сейчас по успеваемости они где-то двадцатые-тридцатые, и Юджио разумно предполагал, что вступление в ряды элитных курсантов им не светит.

«А вот я что-то не уверен…» — мелькнула в моей голове мысль, и я приподнял правой рукой нож. На его серебристой поверхности отразилось происходящее за нашими спинами.

Два парня сидели за столом неподалёку от нас, без конца о чём-то болтали и иногда ехидно косились в нашу сторону. Левого, с зачёсанными назад пепельно-серыми волосами, звали Гумберт Жижек. Аристократ четвёртого ранга, если я не ошибаюсь. Правый — блондин с длинными волнистыми волосами до середины спины. Это Райос Антинус, старший сын знатной семьи третьего ранга. В академии нет отпрысков семей первого ранга (таким важным шишкам нанимают личных инструкторов), и даже аристократов второго ранга вроде Воло Ливантина крайне мало, так что третий ранг — это весьма солидно.

Я вовсе не пытаюсь сказать, что все благородные кадеты ведут себя как они. Я почти не общался со старшим курсантом Воло, но он всегда казался мне невозмутимым человеком с военным складом ума; ну а Лина, будучи таким же наследником семьи третьего ранга, как и Райос, — само воплощение благородства.

Из-за этих мыслей мне временами казалось, что Гумберт и Райос — просто двое избалованных детин, умеющих только хвастаться… Но в глубине души я ставил этот вывод под сомнение. Так получилось, что я ни разу с ними не сражался, поэтому ничего не мог сказать об их умениях. Но что, если они нарочно выступали плохо на всех квартальных экзаменах… даже на вступительных?

Дело в том, что все двенадцать кадетов, отличившихся на вступительных экзаменах, обязательно становились пажами. Но хотя это и считается честью, Райос и Гумберт, будучи самыми гордыми кадетами во всей академии, могли халтурить на экзаменах нарочно, просто затем, чтобы не прислуживать другим курсантам.

Конечно, я ничем не мог подкрепить эти выводы. И тем не менее, когда во время практических занятий я вижу, как они исполняют приёмы, меня пробирает холод. Я чувствую в их движениях характерную для знати непоколебимую уверенность и силу образа, который из неё рождается.

— Эй, Кирито. Ты уже доел.

Лишь когда Юджио пихнул меня локтем, я опустил взгляд и увидел, что уже несколько раз ковырнул вилкой пустую тарелку из-под салата. Я немедленно перехватил нож, собираясь приступить к рыбе, но и она уже куда-то подевалась. Похоже, я настолько увлёкся размышлениями о Райосе и Гумберте, что не сумел в должной мере насладиться едой. Значит ли это, что сегодня их остроты всё-таки достигли цели?

Эх, а ведь ужин — моё самое любимое время дня… не считая тренировок с Линой. Которых больше уже никогда не будет…

Хотя это не совсем так. Да, формально я полностью исполнил свой долг пажа, но завтра мне ещё предстоит сдержать данное ей обещание. Я должен показать ей всё, на что способен.

Затем я вспомнил кое-что очень важное, отложил вилку и нож и нагнулся к Юджио.

— Слушай, Юджио, нам надо поговорить. Пошли после ужина во двор?

— Ага, пошли. Я как раз хотел посмотреть, как там твоя клумба.

— Хо-хо, с ней всё прекрасно. К концу обучения должна успеть.

— Ну-ну, жду не дождусь.

Договорив, мы взяли подносы и встали из-за стола. Когда я проходил мимо Райоса и Гумберта, до сих пор о чём-то ворчащих, в нос ударила невыносимая вонь мускусного парфюма, которым они опрыскивали свою форму. Я тут же ускорил шаг, чтобы не задохнуться.

Мы вернули подносы на стойку, вышли из столовой и дружно выдохнули. Колокол прозвонил пару минут назад, а значит, сейчас где-то половина седьмого. Отбой в десять, а пока идёт наше свободное время. К сожалению, младшим кадетам запрещено покидать общежитие, и уже в восемь часов мы должны быть в комнате, поэтому нам оставалось разве что упражняться с оружием или заниматься самообучением… однако перед сном у меня оставалось одно важное дело.

Мы вышли через небольшую дверь в западной стене (напротив столовой) и попали во дворик, обнесённый высоким забором. Хотя у двора нет ни крыши, ни навеса, он считается частью здания.

Квадратный двор поделён на четыре клумбы; на каждой росли или даже цвели особые растения, за которыми ухаживали назначенные кадеты. Он предназначался не только для красоты. Эти четыре вида растений — ингредиенты для изучения священных заклинаний. Они специально подобраны так, чтобы цвели с разницей в три месяца, поэтому собирать их можно круглый год. Когда их плоды высыхают, их можно растереть пальцами и тогда в воздух выплеснется священная энергия. Ей и пользуются кадеты, когда практикуют заклинания.

Конечно, энергию можно брать и у земли, и у солнечного света, однако в черте города энергия земли истощена, а солнечная зависит от погоды. Очевидно, рассеянной в пространстве энергии недостаточно, чтобы сто двадцать первогодков могли творить заклинания одновременно.

Поскольку стояла весна, цвела северо-восточная клумба синих анемонов. И эти анемоны, и летние бархатцы, и осенние георгины, и зимние каттлеи относятся к цветам с самым высоким приоритетом: это значит, что из них можно получить больше всего энергии.

Важность этих цветов можно оценить уже по тому, что многие растения и животные сильно изменились за триста восемьдесят лет истории Андерворлда, однако эти сохранили и названия, и внешность, взятые из реального мира. Правда, я не уверен, что и в остальном они такие же, как в реальности, в особенности из-за того, что у всех местных растений после отцветания появляются одинаковые круглые плоды. Их собирают, сушат, снимают кожицу и находят внутри двухсантиметровый стеклянный шарик. Если раздавить его пальцами, за треском последует зелёная вспышка — та самая священная энергия. По-моему, это разработчики мира всё-таки добавили от себя.

Как-то раз на уроке священных заклинаний учитель сказал, что помимо этих четырёх священных цветов существует одно чудесное растение, которое цветёт нескольку раз в год и даёт намного больше энергии. Называется оно «роза». Ни простолюдинам, ни знати, ни даже императорам не разрешается выращивать розы. Любой, кто хочет на них посмотреть, должен идти в дремучие леса и искать дикие кусты. И, кстати, пока я действительно не видел в этом мире ни одной розы. Неудивительно, что именно эти цветы используются в оформлении божественного артефакта.

Мы пошли точно на запад, по пути любуясь очаровательными анемонами. В самом конце двора, у забора, стоял открытый металлический шкаф с лопатами, лейками и прочими инструментами. Мы склонились над неприметной кадкой с рассадой, стоящей в углу шкафа.

— И правда, уже хорошо выросли. Бутоны уже набухают, — заметил напарник.

Я глубоко кивнул.

— После трёх-то неудач! Надеюсь, хоть эти зацветут…

В кадке я выращивал зефилии — растения с острыми листьями почти синего цвета. Не думаю, что в реальном мире оно существует. Энергии в них немного, зато они потрясающе красивые… вроде бы. Я не могу быть уверен, поскольку большая часть населения Нолангарта, включая нас с Юджио, никогда не видела цветущую зефилию.

Это растение встречается только по ту сторону нетленных стен, в Западной Империи Весдарат. В Нолангарте оно не растёт и не выращивается.

Поскольку Империи всё-таки немного торгуют между собой, с запада к нам могли бы ввозить горшки с зефилиями или хотя бы букеты… но этим никто не занимается. В этом мире в принципе нет Призвания продавца цветов. Сажать для себя можно, но считается, что выращивать на продажу непригодные даже в пищу цветы — пустая трата священной энергии. Люди с Призванием продавца лекарственных трав держат целые цветочные поля, но на них, как и в этом дворе, растут только священные цветы. В этом мире прочно укоренилось стремление как можно эффективнее распоряжаться ограниченным количеством энергии.

Откуда же я в таком случае взял зефилию, которая растёт в этой кадке?

— Эти ростки — из последних семян, которые у тебя остались? — спросил Юджио.

— Ага, — кивнул я, — это наш лас…[27] тьфу, последняя надежда. Торговец пряностями сказал, что их у него теперь до осени не будет.

Разгадка в том, что цветы купить нельзя, а семена — можно. Порошок растёртых семян зефилии благоухает, словно ваниль. Поэтому семена в небольших количествах ввозят из Западной Империи, чтобы использовать в кулинарии.

Узнав об этом осенью прошлого года, я схватил все имевшиеся у меня шии, — по сути, полугодовое жалование стража Заккарии, которое я почти не тратил, — и купил столько семян, сколько смог. Смог, правда, немного, поскольку у торговца с собой был лишь небольшой мешочек. Как бы там ни было, я решил вырастить зефилии из этих семян.

Интерес к садоводству появился у меня по двум причинам.

Первая заключается в том, что я хотел провести эксперимент над одной ключевой особенностью этого мира — властью воображения.

Дядька, у которого я купил семена, сказал, что в Нолангарте у зефилии даже бутоны не набухают. Пытаясь создать растению весдаратские условия, я вышел из столицы и выкопал немного почвы рядом с самой стеной между Империями, но первая порция семян всё равно растеряла Жизнь до того, как зацвела, и кадка опустела.

Но мне трудно поверить, что виной тому осознанный выбор разработчиков и администраторов Андерворлда (которые наверняка работают на «Рэс»). Ведь эти цветы, в отличие от анемон и каттлей, не встречаются в реальном мире.

Чем тогда объяснить то, что зефилии растут в Западной Империи, но не в Северной? Скорее всего… верой людей этого мира в то, что так и должно быть. Образ, созданный их убеждениями, влияет на настройки зефилий в буфере основного устройства памяти.

И раз так, то смогу ли я, пускай даже временно, переписать данные буфера, если сфокусирую на этих семенах образ более сильный, чем убеждения других людей?

Казалось бы, глупо надеяться, что я смогу в одиночку одолеть установки десятков тысяч людей, но не всё так просто. Против меня — старое народное поверье, зародившееся давным-давно. Вряд ли сегодня хоть один человек в Андерворлде день ото дня повторяет про себя, что зефилии не растут за пределами Западной Империи. А значит, настройки зефилии внутри основного устройства памяти намертво не зафиксированы.

«Если я буду каждый день изо всех сил воображать… точнее, просто молиться о том, чтобы зефилии зацвели, не получится ли у меня пересилить древние убеждения?» — подумал я полгода назад и с тех пор водой и надеждой старательно поддерживаю в них жизнь.

Сначала меня ждала неудача. Потом вторая. На третий раз появились крошечные, на полсантиметра, бутоны. Конечно, они мигом завяли, но я всё равно сделал невозможное. На нынешней, четвёртой, попытке семена у меня кончились, поэтому я хожу к цветам дважды в день и выжимаю из себя ещё больше мыслей, чем раньше. «У вас есть земля, у вас есть вода и солнце. Растите и цветите, у вас получится!»

В последнее время, когда я обращаюсь к цветам, ростки будто бы начинают светиться. Скорее всего, моим глазам — точнее, разуму — этот свет просто мерещится, но я всё равно твёрдо верю, что на этот раз двадцать три цветка в кадке всё-таки зацветут.

— Я принёс воду, Кирито.

— А, да, спасибо.

Пока я сидел перед кадкой, погружённый в мысли, Юджио успел наполнить лейку водой. Когда я поблагодарил его и забрал лейку, он улыбнулся:

— Я знаю тебя два года, но не думал, что ты таким увлекаешься.

— И я не думал… — ответил я, не задумываясь над своими словами.

Юджио принял серьёзный вид, нагнулся ко мне и продолжил шёпотом:

— Может быть, к тебе начала возвращаться память? Возможно, перед тем, как попасть в Рулид, ты выращивал цветы у себя дома… может, это было твоим Призванием?

Я на миг опешил и уставился на Юджио.

— Хм… н-ну-у… что-то я не уверен. Я ведь так плохо разбирался в растениях, что мне пришлось с нуля учиться у ответственного за сад, у Мюле.

Я уже почти забыл, что некоторые считают меня «приблудышем Вектора». Это значит, что бог тьмы Вектор ради забавы похитил мои воспоминания, украл из родной деревни и бросил вдали от неё. При поступлении в академию я написал, что родился в Рулиде, поэтому здесь мою «легенду» знает один только Юджио. И даже он в последнее время почти не говорит о моих воспоминаниях. Я полагал, что он уже перестал думать о моём прошлом… но, видимо, ошибался.

Юджио неспешно кивнул, но не стал комментировать мои слова и снова посмотрел на рассаду.

— Скорее полей их, а то я слышу, как они изнывают от жажды.

— О, Юджио, они и с тобой разговаривают?

— Ещё бы, я ведь недаром полгода сюда с тобой хожу.

Поупражнявшись в остроумии, я снова повернулся к рассаде и помолился:

«Это ваш небольшой, но всё-таки дом. Здесь вам ничто не угрожает. Питайтесь светом, пейте воду и распускайте прекрасные лепестки».

Почувствовав, что лейка хорошо пропиталась молитвой, я нагнул её над рассадой. Журчащие струи омыли сине-зелёные листья, скатились по стеблям и впитались в чёрную землю…

И двадцать три ростка зажглись тёплым светом. «Это только мне мерещится?» — подумал я и покосился на Юджио, но он молился с закрытыми глазами и ничего не видел. Когда я вновь перевёл взгляд на цветы, свет уже погас.

Юджио вовсю помогал мне с экспериментом (замаскированным под хобби), но он понятия не имел, что в кадке растёт зефилия. Он думает, я просто выращиваю какие-то неизвестные, купленные наугад семена.

Мне жаль скрывать от него правду, но на то есть причина. Я боюсь, что если всё расскажу, он может загасить мой образ своими предрассудками. Я ставлю этот эксперимент вовсе не затем, чтобы потягаться с моим напарником в силе воображения. Я вообще не хочу с ним сражаться. И тем не менее я уже начинаю тихонько бояться того, что на квартальных поединках элитных курсантов нам всё-таки придётся сойтись в дуэли…

— Слушай, Кирито… — вдруг заговорил Юджио, уже закончивший молиться.

Я опомнился и быстро посмотрел на него, но он, к счастью, не прочитал мои мысли, а произнёс слова, которых я совсем не ожидал:

— Что ты будешь делать, когда к тебе вернётся вся память?

— Э-э… в смысле, что?

— Ты ведь пытаешься стать курсантом академии… и рыцарем единства просто чтобы помочь мне добиться своего, да? Мы оба ищем Алису, которую увела из деревни Церковь Аксиом. Но когда к тебе вернётся память и ты вспомнишь, где твоя родина…

«…Тебе ведь захочется домой?» — договорил Юджио без слов, взглядом.

Хочу ли я вернуться домой? Конечно, хочу. Но мой дом — не в Андерворлде. Он, как и дорогие мне люди, — снаружи, в Японии реального мира.

Чтобы отключиться от Андерворлда, я должен найти либо администратора, либо системную консоль. И то и другое может быть только в одном месте — внутри Центрального собора. Поэтому, пускай даже у нас с Юджио разные цели, я тоже должен стать рыцарем единства.

Я вновь осознал, сколько всего не могу открыть другу и напарнику. Мысленно успокаивая ноющую грудь, я вручил Юджио одной рукой пустую лейку, а другой похлопал его по спине.

— Нет… — тихо обратился я к нему, не убирая руки, — я не вернусь, даже когда всё вспомню. Только в одном я могу быть уверен: в прошлом я был мечником… может, выращивающим цветы, но всё же. А любой мечник мечтает выиграть Единый Турнир, не так ли?

Моя рука ощутила, как вздрогнула спина Юджио. Он сгорбился ещё сильнее, закрыв глаза светлой чёлкой.

— Я слабый человек, — еле слышно прошептал он. — Уверен, если бы ты не пришёл ко мне под Гигас Сида, я бы и сейчас каждый день работал топором. Я бы продолжал оправдывать себя Призванием, даже не попытался бы покинуть деревню… и однажды… забыл бы про Алису…

Юджио упрямо сверлил глазами кирпичную кладку под ногами.

— И это не всё, — продолжал он изливать душу. — Стражем Заккарии, а затем и кадетом академии мечников я бы тоже не стал, если бы ты не тянул меня за руку. Поэтому я… всегда твержу себе, что, пока мы здесь учимся, я должен стать таким же сильным. И тем не менее когда ты сказал, что не уйдёшь, даже если вернёшь себе память, мне… сразу так полегчало…

Спина под моей ладонью вздрогнула ещё раз. Я сжал правую руку в кулак и мысленно обратился к нему так же, как обращался к росткам:

«Ты уже силён. Ты решился покинуть деревню в мире, скованном бесчисленными законами и правилами».

— Но ты учитывай, что в одиночку до Центории я бы тоже не добрался, — как можно жизнерадостнее проговорил я, маскируя серьёзные мысли. — Я не знал дороги, почти не помнил основной закон Империи… а главное — у меня ни одной шии в кармане не было. Мы добрались до академии, потому что были вместе. И мы будем вместе, Юджио. Против нас двоих не устоят даже самые элитные аристократы, с пелёнок державшие мечи в руках. О личной силе лучше думай после того, как мы станем рыцарями единства.

Даже после моей речи Юджио какое-то время молчал.

— Да, — наконец тихо ответил он. — Да, ты прав. Мы добрались сюда вдвоём, и вдвоём же вскарабкаемся на вершину белой башни.

— Ага, а для этого нам пока что надо хорошо выступить на экзаменах в этом месяце и попасть в элитные курсанты… Я сносно владею клинком, но могу завалить священные заклинания… Как вернёмся в комнату, объясни мне ещё раз, у каких элементов какие катализаторы.

— Ха-ха, как скажешь. Снова объединяем усилия, да?

— Ну, вроде того.

Я похлопал Юджио по спине и выпрямился. Когда мой напарник тоже поднял голову, на его лице виднелась только привычная мягкая улыбка.

— О, кстати, — вдруг задумчиво произнёс Юджио, будто что-то вспомнив, — ты же вроде хотел со мной о чём-то поговорить?

— А?.. A-а, точно, самое важное-то я и забыл, — я развернулся к нему и перешёл на серьёзный тон: — Юджио. Можно я возьму «Голубую розу» завтра на весь день?

— Да, конечно, — Юджио согласился так быстро, что я даже растерялся, но затем он вновь заговорил задумчивым голосом: — Но зачем она тебе? Ты же сам говорил, что к экзаменам лучше готовиться только деревянными мечами, чтобы руки не отвыкали.

— Это да, но… Сегодня я пообещал Лине, что покажу ей напоследок свою настоящую силу, вот только с деревянным мечом ничего сложнее двухударных приёмов не исполнить.

— A-а, вот оно что. Ну, раз такое дело, и правда надо показать истинную мощь айнкрадского стиля. Можешь взять «Голубую розу», но… — Юджио ненадолго прервался и посмотрел на меня с лёгким недоумением: — Но, Кирито, ты что, забыл? Завтра ведь не просто день покоя.

— Да? И какой завтра день?

— Ты шутишь? Завтра седьмое марта. Ты так долго ждал этого дня.

— А… а-а-а, точно же, завтра он будет готов! Нет, не подумай, я не забыл, просто… не думал, что уйдёт целый год…

— То есть ты всё-таки забыл.

Юджио рассмеялся в голос и снова обратился ко мне, не прекращая улыбаться:

— Ну, как поступишь? Возьмёшь «Голубую розу» или…

— Нет, возьму мой. Наверняка это знак от самой Стейсии. Извини, что дёрнул почём зря.

— Ничего страшного. Ну, пошли обратно. Я тебя хорошенько натаскаю перед отбоем.

— Т-только не увлекайся…

Я поставил лейку в шкаф и пошёл следом за Юджио. Перед тем как покинуть двор, я ещё раз обернулся посмотреть на рассаду. Ростки тянулись в вечернее небо влажными бутонами.

О второй причине, по которой я решил выращивать зефилии, я стараюсь даже не думать, потому что от одной мысли о ней мне становится немного… вернее, до смерти стыдно.

Часть 3

В Андерворлде существует великое множество Призваний, но почти ни одно из них не связано с путешествиями.

В какой-то степени путешественниками можно считать торговцев, которым дозволено пересекать государственные границы, но я не уверен, что их работу можно называть путешествиями. Дело в том, что ходят они очень недалеко: например, из Северной Центории в Восточную и обратно. Вся дорога у них — километров пять.

Далёкие города и деревни находятся на почти полном самообеспечении. Лекарства, дорогие металлические изделия и прочие предметы, которых в деревнях нет, доставляют на повозках из ближайших городов (к примеру, в Рулид их завозят из Заккарии). Странствующих артистов и менестрелей в этом мире не бывает, а путешествиям ради удовольствия мешает рабочая неделя, в которой всего один выходной.

К единственному исключению можно отнести рыцарей единства, которые иногда пролетают на драконах семьсот пятьдесят километров, отделяющих Центорию от краевого хребта. Я, правда, не уверен, что их работу можно называть Призванием, — слишком уж они особенные.

Но хотя обитатели Андерворлда почти не покидают его, сами по себе путешествия вовсе не запрещены. Нужно лишь, чтобы они не перечили Призванию: например, продавец мебели из Центории вполне может дойти до далёкой Заккарии, чтобы закупить в ней товар. Более того, я и сам пересёк всю Империю с севера на юг, не нарушив ни одного правила этого мира.

Другими словами, каждый решает, путешествовать ему или нет, в силу своего характера. Почти все обитатели Андерворлда — закоренелые консерваторы, страсть к приключениям встречается хорошо если у одного из сотни. Тем не менее такие люди есть, и ювелир Садоре, владелец магазина в седьмом районе Северной Центории, — один из них.

— Вы только посмотрите! — раздался зычный голос, и его обладатель вывалил перед нами с Юджио гору каменных дощечек.

Эти гладкие чёрные бруски — точильные камни из Восточной Империи, но сточенные до двухсантиметровой толщины и потому уже полностью бесполезные.

— Бруски чёрного кирпича должны служить три года, а я за год потратил шесть!

— A-а… мне очень жаль… — извинился я перед раскрасневшимся от возмущения хозяином лавки, стараясь не смотреть ему в глаза.

Внутри «Ювелирного магазина металлических изделий Садоре» было не протолкнуться от выставленных на продажу бытовых инструментов, украшений, оружия и доспехов из всевозможных металлов. Особенно бросались в глаза мечи, развешенные на дальней стене. Придя сюда в первый раз, мы с Юджио сильно удивились: почему в ювелирном магазине продаются мечи? Мы задали этот вопрос суровому хозяину лавки. Причина оказалась проста:

«Я всегда хотел стать кузнецом и делать мечи».

В этом мире кузнецы и ювелиры отличаются только инструментами. Кузнец творит при помощи горна, наковальни и молота, а ювелир пользуется стамеской, сверлом и напильником. Другими словами, один стучит, другой стачивает.

Я припомнил, что и в реальном мире к моему велосипеду продаются одинаковые запчасти из кованого и шлифованного алюминия. Переварив слова ювелира, я сказал: «Если ювелир умеет делать такие же мечи, то почему бы и нет?» Садоре немедленно смерил меня испепеляющим взглядом и проворчал: «Не такие же, даже если взять одинаковый металл».

Оказывается, если взять два куска одинакового металла, выточить меч из одного и выковать из второго, то у кованого приоритет (то есть класс объекта) будет выше. Поэтому когда Садоре только начинал делать мечи, кузнецы седьмого района безжалостно называли его изделия «никчёмными подделками, сделанными для красоты».

В душе молодого, жаждущего приключений Садоре вспыхнуло упрямство. Усилием воли он заставил себя наделать товара на год вперёд, оставил магазин на жену и помощника, а сам отправился в путешествие на поиски такого материала, из которого меч нельзя выковать, но можно выточить.

Ювелирам не разрешают пересекать государственные границы, поэтому из Центории он мог двинуться только на север. Много месяцев он ходил от города к городу, от деревни к деревне. Несколько раз ему встречались многообещающие материалы, но ни один не пришёлся ему по душе. Наконец в лесу у северных границ страны Садоре наткнулся на огромное, уходящее в самые небеса дерево. Неопалимый кедр с чёрной корой, способной затупить железный топор при первом же ударе. Разумеется, он отыскал «дьявольский» Гигас Сида.

Там же он повстречал рубщика, старину Гаритту, — точнее, тогда-то он вряд ли был «стариной». Вдохновлённый крепостью дерева, Садоре решил отломить от Гигас Сида хотя бы тоненькую веточку, чтобы сделать из неё меч. При помощи Гаритты он взобрался по стволу на первую попавшуюся ветку и попытался отпилить её напильником, но за три дня и три ночи не смог даже поцарапать кору.

Наконец Садоре признал поражение и сдался, напоследок попросив Гаритту сообщить, если дерево однажды срубят. Мол, тогда он снова придёт сюда, чтобы на этот раз взять ветку.

И Гаритта исполнил просьбу, пусть и не совсем так, как ожидал Садоре.

В марте прошлого года мы с Юджио наконец-то добрались до Центории и посетили эту лавку по просьбе старины Гаритты. Когда я показал Садоре ветку с самой верхушки Гигас Сида, тот минуты три хватал ртом воздух, минут пять изучал её и наконец сказал: «Дай год. За год я превращу эту ветку в невероятный меч, с которым не сравнятся даже божественные артефакты рыцарей единства».

Сегодня, седьмого марта триста восьмидесятого года по календарю мира людей, этим словам исполнился ровно год. Мы с Юджио вновь пришли в ювелирную лавку, где нас встретил краснолицый хозяин.

— Т-так что… меч готов? — прервал я бесконечный поток ворчаний Садоре.

Ювелир поджал губы, почесал седую бороду и смерил меня взглядом. Наконец он фыркнул и полез под прилавок. На свет появился длинный узкий свёрток. Садоре напряг все мышцы, поднял его и с грохотом поставил на прилавок.

— Парень, — одну руку ювелир оставил на свёртке, второй ещё раз почесал бороду. — Мы с тобой, кажется, ещё не обсудили плату.

— Ой, — невольно вырвалось у меня.

Поскольку академию мечников содержит Империя, денег за обучение в ней не требуют, однако весь этот год я каждый нерабочий день выбирался в город за вкуснятиной и прочими покупками, так что денег, оставшихся от службы стражем Заккарии, осталось всего ничего. Более того, я даже представить не мог, во сколько обойдутся услуги ювелира, тем более что я загрузил его на целый год и заставил израсходовать несколько дорогих точильных камней.

— Не волнуйся, Кирито. Я на всякий случай взял все свои деньги, — шепнул Юджио за моей спиной.

Приятно, конечно, но его слова всё равно не избавили меня от зловещего предчувствия. Что, если всех наших денег не хватит? Будет ли это нарушением Кодекса Запретов? Не примчатся ли сюда полиц… тьфу, рыцари единства и не посадят ли в тюрьму?

— В принципе, я готов отдать его бесплатно… — произнёс Садоре после длинной паузы.

Мы с Юджио уже начали выдыхать, и тут…

— Но только в том случае, — продолжил ювелир, — если ты сможешь совладать с этим чудищем. Отчасти я в тебя верю, ведь ты сумел дотащить невероятно тяжёлую ветку от северной границы Империи до самой Центории, но… Учти: когда я закончил меч, он стал только тяжелее. Благодаря благословению Террарии кузнецы и ювелиры могут носить даже очень тяжёлые мечи, но этот, честно говоря, мне не по силам.

— Чудище, говорите?.. — прошептали, опуская взгляд на свёрток.

Даже сквозь плотную ткань я ощущал невероятную, искажающую пространство мощь клинка. Меч звал меня, а может, это я сам тянулся к нему… но что-то мешало довериться этому тяготению.

Два года назад мы с Юджио покинули деревню под первые раскаты весенней грозы. С пояса моего напарника свисал меч «Голубая роза», ныне дремлющий в выдвижном ящике под его кроватью в академии. Я же нёс на спине только что срубленную ветвь Гигас Сида. Когда старина Гаритта велел отнести её ювелиру Садоре, я на секунду задумался, не лучше ли будет навсегда закопать эту чёрную ветвь прямо в лесу.

Я всё ещё не понимал, что на меня нашло. Очевидно, нам на двоих будет куда удобнее иметь два клинка вместо одного. Второе оружие, равное по силе «Голубой розе», должно было только обрадовать, а не внушить страх.

Рассудок легко пересилил смутные опасения; я донёс ветвь Гигас Сида до Центории и вручил её Садоре. Прошёл год, она превратилась в меч и ждала моего прикосновения под плотной тканью.

Я глубоко вдохнул, медленно выдохнул и поднял левую руку. Сжав свёрток ладонью, я первым делом попробовал поставить его вертикально. Рука ощутила внушительную плотность материала, однако по весу клинок недалеко ушёл от «Голубой розы».

Садоре ничем не перевязал свёрток, так что ткань начала падать под собственной тяжестью и обнажила рукоять меча.

Нехитрое, похожее на грузик, навершие. Узкие полоски кожи, плотно намотанные на рукоять. Маленькая гарда — Садоре не стал делать её отдельно и вырезал из той же ветви. Я легко узнал древесину Гигас Сида по чёрному цвету и блеску. Кожу для обмотки Садоре тоже взял чёрную и блестящую. Той же кожей он отделал ножны, в которых покоился клинок.

Я положил правую ладонь на рукоять, медленно обвил её пальцами и напряг их. Хотя мечей за свою жизнь я держал в руках множество, все они, за исключением старого домашнего синая, существовали только в виртуальных мирах. Но, несмотря на это, — а может, как раз благодаря этому — стоило мне взяться за рукоять, как я кое-что почувствовал. Мурашки побежали от правой ладони к плечу, затем к спине.

Когда я взял в руку «Закалённый меч», награду за мой самый первый квест на Первом уровне Айнкрада…

Когда я взял в руку «Ночной меч королевы»[28], пожалованный мне владычицей тёмных эльфов на Девятом уровне…

Когда я взял в руку «Вразумитель», вороной клинок, выпавший из босса Пятидесятого уровня…

Когда я взял в руку «Разгоняющий тьму», белоснежный клинок, выкованный лично для меня кузнецом Лизбет…

Наконец, когда я взял в руку «Экскалибр», легендарный святой меч, доставшийся мне после тяжелейших приключений в стране фей Альвхейме…

Все клинки, сослужившие мне в своё время хорошую службу, при первой встрече наполняли меня дрожью, но на сей раз дрожь, кажется, была сильнее, чем когда-либо. Я замер и подождал, пока трепет не уляжется, затем напряг мышцы живота… и одним движением высвободил клинок из чёрных ножен.

По всему магазину раздался звон лезвия — ещё более глубокий, чем у «Голубой розы». В этом звуке не было жёсткости металла, но и с деревянным клинком его было не спутать. Так мог звучать только невероятно крепкий и прочный материал. Я прокрутил меч в руке и направил в потолок. Лезвие тихо прогудело.

— Хм… — протянул Садоре.

— Ого!.. — тихонько обронил Юджио.

Тем временем я всматривался в меч, затаив дыхание.

По-моему, по длине он точно такой же, как старый добрый «Вразумитель». Впрочем, чему тут удивляться: это я отрубил ветку Гигас Сида, и это я заказал Садоре размеры клинка. Будучи частью цельного меча, лезвие тоже было чёрным, но при этом слегка прозрачным. Клинок впускал в себя свет из окна, так что под некоторыми углами зрения меч приобретал бледно-золотистый оттенок. По моей просьбе Садоре сделал традиционный прямой меч, но с лезвием чуть пошире, чем у «Голубой розы».

Даже незаточенная сторона лезвия заканчивалась углом настолько острым, что он наверняка мог одним касанием поранить голую ладонь. Я уже не говорю про кромку, на которой не виднелось ни единого блика, — неужели она разрубает даже свет?

— Ты сможешь им сражаться? — послышался наконец глухой голос Садоре.

Вместо ответа я посмотрел по сторонам и убедился, что других посетителей нет. Молодой ученик ювелира сидел где-то в мастерской и к нам не выходил.

Я встал боком к прилавку. Впереди было метров пять свободного места — вполне достаточно, чтобы проверить клинок. Не выпуская ножен из левой руки, я выставил ногу вперёд и согнул колени. Я не собирался использовать навык мечника, так что выбрал стойку для обычного вертикального удара.

На стене напротив меня висел маленький щит, вырезанный из круглой стальной пластины. Я мысленно нацелился на него и медленно занёс клинок.

Чёрный меч немилосердно оттягивал руку, привыкшую за последний год к лёгким деревянным клинкам. Но мне нравилась эта тяжесть. Казалось, клинок не то поддразнивает меня, не то призывает освоить себя в совершенстве.

Направив лезвие почти точно вверх, я шагнул правой ногой, представляя, как клинок перемещается не усилием руки, а переносом центра тяжести и поворотом туловища. Энергия, скопившаяся в острие, высвободилась на резком шаге и выдохе.

— Ш-ши!

Чёрный свет прочертил прямую линию; через мгновение раздался гул разрубаемого воздуха. Остриё остановилось над полом, но энергия удара разошлась во все стороны, и половицы заскрипели.

Когда я медленно выпрямился, Юджио улыбнулся и похлопал в ладоши.

— Хмпф… — подал голос Садоре. — Значит, желторотый кадет его всё-таки осилил?

— Это отличный меч, — ответил я, полагая, что все другие слова будут излишни.

Лишь тогда ювелир наконец-то усмехнулся:

— Разумеется, — он почесал бороду. — Я ж шесть брусков чёрного кирпича истратил!.. Но обещание есть обещание. Я не возьму с тебя денег за заточку, только, чур, ты, как прославишься, всем говори, что твой меч сделал ювелир Садоре. Отныне этот клинок твой и только твой.

— Огромное вам спасибо:

Я поклонился, Юджио поклонился следом. Снова выпрямившись, я убрал меч в ножны. Ещё пару секунд Садоре смотрел на клинок, после чего вновь усмехнулся:

— Имя ему придумай сам. Только учти, этот меч — реклама моего магазина, так что постарайся без глупостей.

— Э-э…

На этот раз я не нашёлся, что ответить. Во всех мирах, по которым я путешествовал, имена предметам давались системой, так что навык сочинения названий у меня не прокачан.

— Я… ещё подумаю. Ну ладно. Я, может, вернусь за заточкой, если у меча сократится Жизнь…

— Хорошо, но сразу скажу: больше ты её бесплатно не получишь!

— П-понимаю.

Договорив, я ещё раз кивнул Садоре. Мы с Юджио развернулись, дружно пошли к выходу из лавки…

И подскочили от неожиданности, когда за спинами раздался громкий металлический лязг. Обернувшись, мы увидели, как Садоре круглыми глазами смотрит на западную стену. Я тоже перевёл взгляд и увидел разрезанный точно пополам круглый металлический щит. Правая половина валялась на полу.

1. Сознательное уничтожение товара в магазине — нарушение Кодекса Запретов.

2. Непреднамеренное уничтожение без компенсации — также нарушение Кодекса Запретов.

3. Предыдущий пункт не считается нарушением, только если владелец магазина простил нарушителя.

Я быстро шагал по дороге в академию, на ходу усваивая новые знания. Юджио, мой бессменный преподаватель Запретов, без конца ворчал:

— Зачем испытывать меч тайным приёмом?! Разве нельзя было догадаться, что наверняка сломаешь какой-нибудь товар?!

— Гм… но ведь я не использовал навык мечн… в смысле, тайный приём…

— Ну уж нет, Кирито, я всё видел. Когда ты опускал меч, лезвие сверкнуло. Это мог быть только очередной неизвестный мне тайный приём айнкрадского стиля!

— Гмм… но в айнкрадском стиле вроде бы нет такого приёма…

Мы бы шли и спорили и дальше, но тут мой мозг пронзил неожиданный сладкий запах.

Северная Центория разделена на десять районов. В первом, граничащем с Центральным собором, расположен дворец императора, во втором — правительство, в третьем и четвёртом — особняки знати. Самые важные аристократы живут в третьем районе, и по роскоши их особняки легко заткнут за пояс даже дом Асуны. К моему удивлению, оказалось, что это ещё не всё: знати с первого по третий ранг полагаются ещё и огромные личные участки за пределами Центории.

На этих участках расположены небольшие деревни, и все их жители считаются слугами аристократа. Не приходится удивляться тому, что некоторых знатных отпрысков такая жизнь развращает и из них вырастают капризные баловни вроде Райоса и Гумберта.

В пятом районе расположились всяческие учреждения со словом «имперский» в названии, такие как имперский штаб рыцарского ордена, арена и, разумеется, академия мечников.

Шестой и седьмой районы отданы под промышленность и торговлю. Наконец, восьмой, девятый и десятый застроены домами обычных жителей Северной Центории.

Насколько мне известно из уроков географии, точно такое же разделение существует в Восточной, Западной и Южной Центории. Я не верю, что это случайное совпадение или результат дружеских переговоров императоров, а значит, за единообразием стоит решение какого-то важного члена Церкви Аксиом. Иногда власть Церкви просто пугает… впрочем, у меня, как у кадета, мало времени о ней раздумывать.

Как бы там ни было, мы возвращались из лавки Садоре в академию, из седьмого района в пятый. Конечно же, для этого нам пришлось пройти через шестой район, полный таких соблазнов, как продуктовые рынки и рестораны. Не будет преувеличением сказать, что все серебряные и медные монеты, покинувшие мой кошелёк за этот год, осели именно в этом районе.

Опаснее всего здесь в два часа пополудни в нерабочий день. Именно в это время в ресторане «Прыгучий олень» на Третьей Восточной улице пекут фирменные медовики.

Их сладкий запах наполняет улицы и заставляет меня кидать сложнейший спасбросок на волю. Как правило, я его проваливаю.

— Слушай, Юджио… — обратился я к напарнику, замедляя шаг. — Нам очень повезло, что с нас не взяли денег ни за щит, ни за точильные камни.

— Да уж… — Юджио многозначительно кивнул. — Уже после того, как мы поступили в академию, я узнал, что Садоре считается одним из лучших мастеров своего дела. Если бы он заставил нас заплатить полную цену, всех наших денег могло бы и не хватить.

— Ничего себе… Кстати, запоздалый вопрос… а если бы не хватило? Нас бы повязали прямо там?

— Разумеется, нет. Он бы дал рассрочку, чтобы мы расплачивались по месяцам.

— Понятно…

Если в Айнкраде за ценой кола строго следила автоматическая система управления «Кардинал», то в этом мире экономика более-менее рыночная. И раз так, почему бы паре бедных кадетов не внести посильный вклад в её развитие?

Проникшись благородной мыслью, я предложил:

— Раз уж мы здорово сэкономили, возьмём по три?

Юджио вздохнул так, словно предвидел эти слова с самого начала разговора.

— По два, — коротко отозвался он.

Я улыбнулся, кивнул и взял курс немного левее. В окошке, через которое ресторан продавал еду с собой, как раз начинала расставлять свежие медовики молодая продавщица.

К этому времени я уже окончательно привык к новому мечу, висящему за спиной на кожаных ремнях. Он стал почти невесомым, будто я ходил с ним уже много лет.

Часть 4

Мысли о гармоничном сочетании горячего вязкого мёда и масла не выходили из моей головы до самого возвращения в академию. Попрощавшись с Юджио, который пошёл к Голгороссо, я направился в кабинет заведующей общежитием младших кадетов, чтобы получить у неё разрешение на хранение личного меча.

Если бы я попытался пронести в школу метровое холодное оружие в реальном мире, меня бы не просто отругали, а, скорее всего, арестовали бы на месте. Но эта школа параллельного мира обучает мечников и поэтому разрешает всем ученикам иметь один настоящий меч.

Почему только один? Дело в том, что любое оружие этого мира понемногу высасывает из воздуха священную энергию — пресловутый «ресурс пространства». Конкретнее — речь о том, что потерявшее в поединке часть Жизни оружие понемногу восстанавливается, если за ним хорошо ухаживать и хранить в ножнах… а энергия для этого берётся из окружающего пространства. Разумеется, самопочинка срабатывает не всегда. Если лезвие безнадёжно затупилось, клинок придётся нести к специалисту-точильщику, а если меч сильно повреждён или сломан, то и вовсе к кузнецу.

Если бы академия отменила ограничения на хранение оружия, какой-нибудь особо рьяный кадет-коллекционер, собравший у себя в комнате под сотню мечей, вполне мог бы вызвать перебои со священной энергией. Во всяком случае, правило одного клинка объясняли именно так.

Разумеется, в нерабочий день заведующая не дежурила на входе, а сидела в кабинете и занималась документами. Я постучал в открытую настежь дверь, Азурика подняла голову, и серо-голубые глаза недоумённо моргнули.

— Что-то случилось, младший кадет Кирито?

— Простите, что помешал… Я пришёл получить разрешение на ношение личного оружия.

Быстро поклонившись, я прошёл в дверной проём и осмотрелся. Все стены были заставлены шкафами, полными кожаных папок, но при этом в кабинете стоял один стол и только один стул. С общежитием на сто двадцать человек Азурика справлялась одна.

Мои слова на миг озадачили заведующую, но она быстро встала, уверенно вытащила из шкафа одну из папок, извлекла из неё бланк и положила на стол передо мной.

— Заполни все необходимые поля.

— С-сейчас.

Я настороженно опустил взгляд. К моему облегчению, сложных вопросов вроде имён родителей в бланке не оказалось: спрашивались только имя, ученический номер и приоритет меча. В графе «Имя» я вывел «Кирито», в качестве номера указал «7»… а затем моя ладонь застыла в воздухе. Да, я уже испытал меч, но совсем забыл посмотреть его окно.

На глазах Азурики я торопливо снял со спины полотняный свёрток, положил его на стол и развязал шнурок. Чтобы вызвать окно, хватит и рукояти, поэтому я слегка закатал ткань и…

Резкий, шумный вдох заставил меня поднять голову. Вечно хладнокровная заведующая смотрела на меч во все глаза.

— Э-э… что-то не так? — спросил я.

Азурика несколько раз моргнула, сказала: «Нет» — и покачала головой. Ничего больше она говорить не собиралась, поэтому я вновь опустил взгляд, свёл вместе два пальца правой руки и выписал в воздухе управляющий жест. Наконец я притронулся к навершию рукояти, и передо мной с тихим звоном появилось окно со свойствами объекта.

«Class 46», — сообщила строка приоритета.

Ну надо же, на один выше, чем у «Голубой розы», божественного артефакта. Понятно, почему он такой тяжёлый. Я вписал число в третью графу, снова завернул меч и протянул бланк заведующей.

Азурика перевела взгляд с меча на документ, взяла его в руки и вгляделась. Разумеется, она хорошо знала мои имя и номер, так что её внимание наверняка было обращено к числу «46».

«Может, зря я это сделал? Может, есть какие-то ограничения на приоритет мечей, которые можно хранить в общежитии?» — уже начал нервничать я, и тут…

— Кадет Кирито.

— Д-да?

— У тебя… есть воспоминания этого меча?.. — спросила она, но потом зажмурилась. Когда она распахнула веки, я увидел в её глазах привычную строгость надзирательницы. — Забудь, что я сказала. Я принимаю твой запрос. На всякий случай напоминаю, что использовать настоящий меч можно только на личных тренировках. На экзаменах и групповых тренировках — ни в коем случае. Это понятно?

— Да! — бодро ответил я, повесил меч за спину и на секунду задумался: может, всё-таки спросить, что означали эти загадочные слова?

Впрочем, я тут же решил, что она всё равно не ответит, и, сделав рыцарский жест, покинул кабинет.

На пути к главному входу я задумался над её словами.

Воспоминания меча…

Какое странное словосочетание. Да, и меч, и все объекты этого мира хранятся в формате мнемонических визуальных данных. Но эта технология придумана в реальном мире компанией «Рэс» и жители Андерворлда не должны про неё знать.

Другими словами, Азурика использовала эти слова в прямом смысле. Она хотела сказать, что у моего чёрного меча есть какая-то собственная память.

Но что конкретно она имела в виду? Что она разглядела в моём оружии?..

Я вышел из общежития в раздумьях. С колокольни на крыше раздалась мелодия: три часа дня. Звучание местных колоколов был заметно ниже, чем у колоколов церкви Рулида, однако мелодии совпадали до последней ноты.

Мы с Линой договорились на пять вечера. При проверочном взмахе в лавке Садоре я не ощутил никакого дискомфорта — напротив, чёрный меч показался таким родным, что вспомнились старые добрые клинки из SAO. Тем не менее я всё равно должен был заранее проверить, могу ли я исполнять с его помощью тайные приёмы айнкрадского стиля, точнее, продвинутые навыки мечника.

Ученики старались пользоваться тем, что по нерабочим дням разрешается покидать академию, и разбрелись кто куда. Уроженцы Центории ушли навестить родителей, а немногочисленные иногородние либо гуляли по столице, либо бесцельно слонялись по обширной территории академии. На территории полно мест для тренировок — есть даже роща и речка, — но мне хотелось полностью отгородиться от посторонних глаз, ведь я собирался исполнить навыки-комбинации, которых попросту нет в других стилях этого мира.

Почему в Андерворлде есть навыки мечника? Почему нет комбинаций?

Я провёл в этом мире два года, но ни на шаг не приблизился к ответам на эти вопросы. Меня хватало лишь на смутную догадку о том, что при создании мира разработчики Андерворлда так или иначе пользовались пакетом «Семя»… и даже это предположение ничего не объясняло. Дело в том, что в бесплатной версии пакета «Семя» — иными словами, в урезанной версии системы «Кардинал» — нет навыков мечника. К 2026 году в мире появилось бесчисленное множество VRMMO, но навыки мечника существуют только в ALfheim Online, работающей на полной копии серверов SAO. Мне не очень верилось, что «Имир», компания-администратор ALO, помогает «Рэс» в проведении экспериментов.

На этом материал для догадок кончался, так что дальше размышлять было бессмысленно. Чтобы докопаться до правды, нужно добраться до вершины Центрального собора и встретиться с администратором.

Как бы там ни было, все тайные приёмы мечников Андерворлда — это самые простые навыки вроде «Вертикали» или «Косого удара». В принципе, я догадываюсь, почему так получилось. Скорее всего, причина в том, что в этом мире нет войн. Андерворлд надёжно защищён непреложным Кодексом Запретов и непобедимыми сторожами, известными как рыцари единства. Из-за этого все здешние битвы — не более чем спортивные состязания. От бойцов требуют красивых, изящных побед. Именно поэтому мечники этого мира вот уже сотни лет тренируются вставать в героическую стойку и проводить из неё один победоносный удар.

Кроме того, ограничение может играть роль защиты от неожиданностей. Во всех региональных турнирах прикасаться к противнику оружием запрещается, а в столичных поединки идут до первой крови. Поэтому бойцы наверняка стали намеренно отказываться от комбинаций, которые так трудно прервать.

Неудивительно, что в этих условиях сильнейшими мечниками стали воины «твёрдые», вроде старшего элитного курсанта Воло Ливантина и других крепких людей, уверенных в силе каждого удара. Если бы в SAO тоже действовал запрет на комбинационные навыки, я бы не выиграл ни одного поединка против бойцов моего уровня с двуручным оружием.

Я уверен, что именно из-за этого Сольтилина оставалась в тени Воло все два года. Вряд ли она научится использовать комбинационные навыки, когда увидит их в моём исполнении; даже у Юджио ушли месяцы, чтобы освоить двухударную «Вертикальную дугу», а ведь ему не приходилось переучиваться.

И всё-таки я хотел показать ей, что фехтование не сводится к тому, чтобы занести меч над головой и обрушить его на противника. Если она перестанет считать свой сэрлутский стиль, немного похожий на айнкрадский, ущербным по сравнению с высоконоркийским, то в последней битве перед выпуском из академии у неё наверняка будет больше шансов на победу.

С такими мыслями я шёл на восток, а вскоре добрался и до самой границы земель академии.

Территория академии напоминала сектор, обнесённый со всех сторон стеной. Несмотря на многочисленные здания — центральный корпус, главный зал тренировок, библиотеку, два общежития кадетов, дом учителей и общежитие элитных курсантов — свободного места было в избытке. Ворота имелись только в северной и южной стенах, западную часть занимал холм, а восточную — раскидистая роща. По нерабочим дням ученики в этих местах не появлялись.

Для перестраховки я выбрал лес, в котором намного проще спрятаться. Вскоре я нашёл небольшую поляну и остановился. Землю плотным ковром покрывала тонкая низкая трава, похожая на футбольный газон. В такой ноги у меня точно не запнутся. Я посмотрел по сторонам, убедился, что помимо меня на поляне только несколько бабочек, и потянулся за спину правой рукой.

Приспустив полотно, я схватился за рукоять, насладился приятной гладкостью кожаной обмотки и одним движением выхватил клинок.

Пробивающиеся сквозь листву лучи осветили длинное чёрное лезвие, выточенное из ветви Гигас Сида. Этот клинок считался деревянным, но блестел так, будто был сделан из стали. Прочность и приоритет клинка, над которым знаменитый ювелир Садоре работал целый год, были видны с первого взгляда, но я всё равно не разглядел в молчаливом объекте ничего похожего на «воспоминания».

Я решил отложить вопрос на потом, встал в стойку и медленно занёс руку. На этот раз, в отличие от проверочного взмаха, я наполнил сознание чётким образом навыка под названием «Косой удар» — простого диагонального удара, которым я пользовался бессчётное множество раз.

После короткой задержки лезвие клинка зажглось голубым. Невидимая рука подтолкнула моё тело, и я вложил больше сил в правую руку и толчковую ногу, чтобы ускорить движение.

Раздался резкий звук, и клинок ненадолго оставил в воздухе марево. Порыв ветра прямой линией примял траву передо мной.

Не выпрямляясь, я вгляделся в ствол старого дерева в пяти метрах от себя. Все спецэффекты погасли, но на коре не появилось даже надреза. Правильно, его и не должно быть. «Косой удар» бьёт в лучшем случае на два с половиной метра, а дерево стояло вдвое дальше. Энергия навыка в принципе не могла его достичь.

Но… но как я тогда умудрился сломать щит в магазине ювелира? Он ведь тоже находился метрах в пяти от меня. Вряд ли его Жизнь сама опустела в момент моего удара. Более того, я совершенно точно не применял навык мечника. Да, Юджио говорил, что клинок светился, но я не знаю, с чем это связано.

Всё-таки я пока многого не знаю об этом мире.

Я вздохнул, выпрямился, перевёл дыхание и встал в следующую стойку.

Клинок обрушился сверху вниз, у самой земли будто наткнулся на невидимую упругую преграду и отскочил точно вверх. Двухударный навык: «Вертикальная дуга». Ещё более сильный порыв ветра взъерошил траву возле меня.

Оба этих навыка включались и с деревянным мечом. Я поставил ноги, пригнулся, слегка развернув корпус и направив клинок на уровне пояса в правую сторону. Беззвучный выкрик — горизонтальный удар справа налево. Лезвие остановилось так резко, словно врезалось в невидимого врага, и подпрыгнуло вверх и вправо. Наконец, я шагнул вперёд и сильно рубанул прямо перед собой. Трёхударный навык: «Жестокий рычаг».

Я молча досмотрел, как в воздухе растворяется алый след, похожий на четвёрку, кивнул и перешёл к следующему навыку. Я выставил меч вертикально перед собой, занёс его за голову…

Рубящий сверху, рубящий снизу, промежуточный взмах перед собой с отведением клинка за спину и сильнейший нисходящий удар. Нарисованный в воздухе голубой квадрат закрутился, полетел вперёд и развеялся. Этот четырёхударный навык под названием «Вертикальный квадрат» я полюбил ещё в SAO — за слитность движений, которая мешала врагу прервать комбинацию, и отличную дальнобойность.

Четыре навыка мечника успешно включились с первого раза. Тем самым я доказал, что чёрный меч обладает приоритетом не ниже, чем у артефактного меча «Голубая роза» Юджио. Впрочем, к этому выводу я пришёл ещё в общежитии, когда увидел в окне меча «Class 46».

Похоже, ничто не помешает мне исполнить данное Лине обещание. Но стоило мне выдохнуть, как в голове закопошилось новая мысль.

С «Голубой розой» я мог исполнять навыки максимум из четырёх ударов. Никакие потуги включить более мощные пятиударные ни к чему не привели. А что насчёт этого меча? Рано или поздно я всё равно проверю, так почему бы не сейчас, пока вокруг никого нет?

Я снова сжал рукоять, выставил правую ногу вперёд, занёс меч над левым плечом и представил, как в нём собирается сила.

Вдруг у меня зачесался лоб под чёлкой, словно предупреждая о чём-то. Но я мысленно отключился от всех помех и полностью сконцентрировался.

На лезвии замелькали оранжевые искры. Оно не подсветилось ровным ярким светом, как делало до сих пор. Я попробовал усилить образ и поправил стойку, но искры продолжали беспорядочно вспыхивать и гаснуть.

Долго стоять в этой позе я не мог. Вытерпев, сколько получилось, я резко сдвинулся.

— Уо-о!.. — машинально выкрикнул я и топнул правой ногой, сотрясая землю.

Клинок полетел вправо и вниз, по диагонали. Система должна была подхватить его, когда он почти вышел из поля зрения, и отправить обратно, но вместо этого лезвие продолжило движение и на полной скорости врезалось в землю.

Сильнейшая отдача ударила в правое запястье. Я мигом понял, что если попытаюсь силой остановить клинок, то получу травму. Стиснув зубы, я повернулся всем телом, пропахивая борозду вошедшим в землю сантиметров на двадцать клинком. Наконец мне удалось выдернуть меч где-то за спиной. Раздался тяжёлый грохот, я по инерции сделал на месте пол-оборота и шлёпнулся на спину.

Всё-таки не вышло. Но чего мне не хватает? Уровня? Приоритета меча? Того и другого?..

Я лежал, раскинув руки и ноги, и раздумывал, как вдруг заметил кое-что. На краю поляны, позади вихря из земли и травы, поднятого моим клинком, стоял высокий мужчина. На нём была форма ученика академии, но не серая, как у большинства, а с кобальтовыми полосами на жемчужно-белом фоне. Во всей академии выбирать цвета формы разрешалось только двенадцати элитным курсантам.

У Лины она была фиолетовой и частично серой. У Голгороссо тёмно-зелёной. А сочетание жемчужного и синего выбрал старший элитный курсант Воло Ливантин.

Коротко стриженные светлые волосы, взгляд голубых со стальным отливом глаз и равнодушное выражение лица несомненно принадлежали победителю всех турниров за право называться сильнейшим учеником академии.

Я видел, как ком грязи, поднятой моим мечом, попал точно в грудь Воло и огромной кляксой въелся в безупречно чистую форму.

Совру, если скажу, что ни на секунду не задумался о бегстве.

Если бы здесь был Айнкрад, а мужчина был важной шишкой из, скажем, «Альянса священного дракона», я бы бросился наутёк, не раздумывая ни секунды. Однако в этом мире бегство — всегда худший вариант, что бы ты ни натворил. Накладываясь друг на друга, проступки грозят перерасти в нарушение Кодекса Запретов.

Именно поэтому я пробыл в нерешительности всего миг, после чего встал на одно колено и положил меч на землю перед собой — этот жест означает беспрекословное подчинение.

— Прошу прощения, курсант Ливантин! — крикнул я, опустив голову. — Я глубоко раскаиваюсь в содеянном!

«По-моему, так искренне я не извинялся с тех пор, как Асуна поколотила меня у себя в комнате на Шестьдесят первом уровне Айнкрада», — думал я, боясь поднять глаза.

— Ты, если мне не изменяет память, паж курсанта Сэрлут? — послышался спокойный голос.

Я медленно поднял голову, на миг посмотрел в светло-голубые глаза и кивнул:

— Да. Я младший кадет Кирито.

— Ясно.

Воло бросил взгляд на лежащий на траве меч и продолжил плавным, глубоким тенором:

— По уставу академии бросок грязью в форму курсанта — достаточно серьёзное нарушение, чтобы я воспользовался правом дисциплинарного наказания…

«У-у-у…» — мысленно протянул я, едва услышав эти слова.

Поскольку элитные курсанты считаются образцом для подражания в академии, у них, и только у них, есть право назначать дисциплинарные наказания вместо учителей академии. Другими словами, они могут по своему усмотрению наказывать кадетов, слегка нарушивших правила. Например, Лина не раз и не два назначала мне сто штрафных взмахов клинком, когда я являлся к ней в комнату слишком поздно.

Что же происходит с кадетами, которые провинились сильнее? Правильный ответ: такого просто не бывает. Серьёзные ошибки не происходят случайно, а искусственные флактлайты не могут целенаправленно нарушать правила. Другое дело я, естественный флактлайт, но даже я каким-то чудом умудрился прожить год, не натворив ничего серьёзного. Потому что запачкать форму старшего курсанта — это, как ни крути, критический…

— Однако мне по душе стремление тренироваться с мечом даже в нерабочий день, втайне от всех, хотя устав академии считает любые тренировки в этот день нарушением.

«У-у-у», — беззвучно протянул я ещё раз.

По-хорошему, он прав, но если я с ним соглашусь, угроза наказания станет практически неотвратимой.

— Н-не совсем так, уважаемый старший курсант, — я не знал, подействуют ли мои слова, но просто должен был хоть что-то возразить: — Я не тренировался, а… а-а… э-э… Ах да, я просто испытывал новый меч. Как раз сегодня магазин в седьмом районе выполнил мой заказ, и я не смог дождаться завтрашнего дня…

Лишь тогда я задал себе действительно важные вопросы. Сколько всего успел увидеть этот белобрысый? И что он вообще тут делает?

Я специально забрался в глубь рощи, чтобы опробовать комбинационные навыки, не существующие в стилях фехтования Андерворлда. Проверка нужна была для того, чтобы я смог показать навыки Лине и тем самым помог ей сбросить Воло с первой строчки рейтинга. Но получилось совсем наоборот: навыки увидел Воло, а вовсе не она.

Сильнейший курсант академии чуть улыбнулся, словно прочитав мои мысли.

— Ты так громко кричал, что мне нелегко поверить в «испытание меча». Впрочем, я видел лишь, как ты разрубил клинком землю и упал. Буду считать, что ты не совладал с непривычным клинком и поскользнулся. Кроме того, я соглашусь с тем, что ты не тренировался в нерабочий день в нарушение устава академии, благо что я и сам пришёл сюда примерно по той же причине.

Я ощутил смесь облегчения с недоумением.

— По… той же причине?

— Ты не единственный, кто ищет всевозможные отговорки, чтобы помахать мечом в нерабочий день, — Воло изогнул свои аристократичные губы в ухмылке и окинул взглядом выбранную мной поляну. — Но я нашёл это место раньше тебя и пообещал оставить его своему пажу после того, как выпущусь из академии. Тебе придётся найти другое.

«Так вот в чём дело…» — мысленно прошептал я. Этот человек тоже нашёл какое-то оправдание, чтобы прийти сюда в нерабочий день и устроить себе внеочередную тренировку. Вот для чего он собирался занять эту поляну, а мне не повезло с ним пересечься. Теперь понятно, почему здесь такая низкая и ровная трава: Воло каждую неделю топчет этот газон, снижая ему Жизнь.

Пообещав себе на будущее выбирать места позапущеннее, я снова поклонился курсанту:

— Хорошо, найду. Благодарю за снисхож…

— Ты рано благодаришь меня, кадет.

— П-почему?

— Я сказал, что прощаю тебе фехтование в нерабочий день. Но я не прощал вот этого.

Я поднял голову, и курсант с предельно серьёзным видом показал на свою грудь. На фоне жемчужно-белой ткани выделялась бурая клякса.

— Н-но, уважаемый старший курсант, вы ведь сказали, что вам по душе моё стремление…

— Да, по душе. Именно поэтому я не заставлю тебя делать уборку во всём общежитии элитных курсантов или тысячу раз переписывать священные заклинания.

Облегчение продлилось недолго. Сильнейший курсант академии смахнул грязь с одежды и заявил:

— Младший кадет Кирито. В качестве наказания ты будешь состязаться со мной. Причём не деревянным мечом, а настоящим. Как и я.

Лишь тогда я заметил, что слева с пояса курсанта свисают тёмно-синие ножны, из которых виднеется тускло-золотистая рукоять, явно принадлежащая дорогущему мечу с огромным приоритетом.

— В-вы хотите… устроить состязание?

— Как тебе наверняка известно, это слово означает тренировку, но по правилам поединка. Однако здесь нам не хватит места. Сегодня, в нерабочий день, главный зал тренировок должен быть свободен. Идём туда, — договорил старший элитный курсант не терпящим возражений тоном и развернулся.

Секунды две я в оцепенении смотрел, как белая спина плавно удаляется в рощу. Осознав случившееся, я задумался о побеге ещё раз, теперь уже серьёзно. Однако неподчинение дисциплинарному наказанию — тоже нарушение правил академии, причём куда более тяжкое. А я надеялся в конце месяца заслужить на экзаменах звание элитного курсанта, как у Воло, и не хватало ещё, чтобы меня исключили буквально накануне.

Я поднял лежавший передо мной меч, со щелчком вернул его в ножны и поднялся. Не удержавшись, я всё-таки посмотрел на видневшуюся позади деревьев стену академии, но собрался с силами и пошёл догонять этого белобрысого.

Едва покинув поляну, я немедленно зацепился ногой за густую траву и чуть не упал. В отличие от Воло, который даже не запнулся.

«Если он так крут, то почему не увернулся от летящей в него грязи и не отразил её мечом?..» — вдруг задумался я, но было уже слишком поздно.

Часть 5

Когда лес закончился, а тропинка вывела меня на мощёную дорогу, колокола пробили четыре. На небе уже появились оттенки заката, а по территории гуляли ученики, вернувшиеся из города. Все они застывали в изумлении, когда видели парня в бело-синей форме, идущего передо мной.

Ничего удивительного. С тех самых пор, как Воло Ливантин стал элитным курсантом, он почти никогда не покидал общежития, и кадеты, за исключением его пажа, видели его разве что на ежеквартальных экзаменах. Конечно, будучи пажом Лины, я тоже пару раз натыкался на него в коридорах общежития курсантов, но до сегодняшнего дня мы ни слова не сказали друг другу.

Разумеется, легендарный курсант сразу привлекал внимание, тем более, что он вёл за собой младшего кадета-простолюдина, и не куда-нибудь, а в главный зал тренировок. Что ещё страшнее — многие очевидцы немедленно разбежались по общежитиям и прочим зданиям. Кажется, весть о том, что «в главном зале сейчас такое будет!», мигом разлетится по всей академии.

По нерабочим дням кадеты обязаны возвращаться в академию не позднее семи вечера, поэтому основной части учеников наверняка ещё нет. Тем не менее, если битва затянется, на нас с Воло всё равно сбежится посмотреть целая толпа. Причём многие наверняка придут полюбоваться зрелищем, а не извлечь для себя ценные уроки. Я должен закончить бой как можно скорее и спрятаться в комнате Лины, пока шумиха не уляжется.

Хотя стоп! Что значит «закончить»? Как уже заметил Воло, в академии термин «состязание» означает уже не тренировку, но ещё и не полноценный поединок. Как правило, в этих боях запрещено ранить противника, но по обоюдному согласию они могут проходить и до первой крови, прямо как дуэли в SAO. Другими словами, такие состязания заканчиваются после первого попадания. Разумеется, при этом проигравший получает рану. Это одно из крайне редких исключений из прописанного в Кодексе запрета на сознательное уменьшение Жизни других людей. Может показаться странным, что академия допускает такие битвы, запрещённые даже в рядах городской стражи Заккарии, но дело в том, что в медкабинете академии полно дорогих лекарств, — к тому же некоторые из учителей владеют высшими священными заклинаниями. Другими словами, здесь способны вылечить даже серьёзные травмы, полученные во время состязаний.

Вот только Воло сразу сказал, что сражаться мы будем настоящими мечами, поэтому он наверняка запретит ранения. А это означает, что для победы мне нужно не только увернуться от сверхмощных вертикальных ударов курсанта, но и провести ответную атаку так, чтобы остриё замерло возле уязвимого места противника.

Сразу понятно, что это будет очень нелегко. Но есть и другой вопрос: нужна ли мне победа?

Лина считает победу над Воло своей главной целью и стремится к ней вот уже два года. Можно ли побеждать его мне, пажу под её покровительством? Обрадует ли моя победа Лину?

Я шёл, опустив взгляд и старательно раздумывая, как вдруг раздался топот. Я опомнился, поднял глаза и посмотрел налево. Ко мне со всех ног бежали элитный курсант Сольтилина Сэрлут и мой напарник Юджио. Оба мчались напрямик через травянистый холм; у Сольтилины только юбка мелькала.

Юджио ещё ладно, но запыхавшуюся от бега Лину я видел впервые. Я замер как громом поражённый. Воло тоже остановился и развернулся к ним.

Лина в мгновение ока добежала до дороги, бросила на меня мимолётный обеспокоенный взгляд и встала точно напротив Воло. Поправив бело-фиолетовую юбку, она выпрямилась и спросила:

— Что ты делаешь, Ливантин?

Из всех учеников академии Лина была единственной, кто позволял себе разговаривать с Воло на «ты». Окружившие нас кадеты тихонько загудели. Взгляд тёмно-синих глаз Лины пронзил старшего курсанта, но тот не изменился в лице, а лишь чуть-чуть наклонил коротко стриженную голову и хладнокровно ответил:

— Ровно то, что ты видишь, Сэрлут. Твой паж немного нарушил правила, но поскольку я не хотел жестоко карать его в нерабочий день, то решил ограничиться одним состязанием.

Ропот кадетов резко усилился. Кажется, только сейчас Лина заметила грязное пятно на груди Воло. Она слегка прикусила губу — видимо, догадалась, что именно произошло.

Пока старший курсант и курсант-кандидат разговаривали, я бочком подошёл к Юджио, который замер среди кадетов. На его лице застыла смесь из «что ты наделал?!» и «ну вот опять…», к которой я уже почти успел привыкнуть.

— Быстро вы примчались, — прошептал я.

Юджио нервно закивал:

— Сидим в столовой общежития курсантов, вдруг вбегает паж Зобана и говорит, что сейчас, может быть, будет битва между тобой и старшим курсантом. Я не поверил, но на всякий случай сообщил Сэрлут, а она как сорвётся с места… Значит, это правда?

— А, ну… похоже, что да.

Юджио глубоко вдохнул, словно собираясь тут же меня отчитать. Однако вместо этого он подождал несколько секунд и медленно выпустил из себя почти весь воздух.

— Нет, всё-таки это чудо, что ты до сих пор ни во что не вляпался. Пообещай, что истратишь в этом бою всю тягу к неприятностям, которая скопилась в тебе за год.

— Вижу, недаром ты меня столько времени знаешь, дружище.

Я невольно усмехнулся, похлопал Юджио по спине и посмотрел вперёд.

Лина продолжала сверлить суровым взглядом лицо Воло, но даже я, не до конца помня правила академии, знал, что ей не удастся вытащить меня из передряги. Я снова переместился к своей глубокоуважаемой наставнице и нагнулся к ней:

— Простите, что так встревожил вас, но не стоит за меня волноваться. Более того… Кажется, возможность сразиться со старшим курсантом — настоящая удача, — прошептал я, пытаясь прочитать чувства Лины по её глазам.

Я надеялся разглядеть, что она думает о поединке своего пажа и вечного соперника, но уже через мгновение пожалел, что подозревал её в ревности. В глазах Лины было лишь беспокойство за меня.

— Кирито, а что насчёт правил состязания? — задала она неожиданный вопрос.

— Э-э… — я моргнул. — Бой будет на настоящих мечах, так что скорее всего без…

— Ах да, я же не сказал, — как всегда хладнокровным голосом перебил меня Воло. — Все мои состязания — только до первой крови. Битвы без ранений притупляют навыки. Конечно, на экзаменах я с этим мирюсь, поскольку таковы правила, но в личных поединках всегда сражаюсь до первого удара.

— Э-э… т-то есть… — ошеломлённо пролепетал я, и тогда выражение лица старшего курсанта немного изменилось. По нему пробежала хищная ухмылка.

— Безусловно, битва до первой крови возможна только с обоюдного согласия. Так гласит Кодекс Запретов, и моё право наказывать кадетов не может с ним спорить. Если ты откажешься, мне придётся согласиться на битву без ранений. Выбор за тобой, кадет Кирито.

Гул окружавших нас учеников резко стих. Я почти слышал, как за моей спиной Юджио едва не выкрикнул: «Выбирай без ранений!» Конечно, Лина бы его поддержала; и даже я сам считал, что соглашаться на дуэль до первой крови на настоящих мечах против сильнейшего мечника академии — настоящее безрассудство.

Да, считал. Но…

— Нет, Ливантин, выбирайте лучше вы. Я ведь всё-таки наказан, — произнёс я практически не раздумывая.

Юджио, должно быть, сокрушённо понурился. Лина шумно вдохнула, а я будто бы ощутил чей-то тихий вздох у себя на голове…

Несмотря на сложное название «главный зал тренировок академии мечников», по сути, этот корпус — просто большой спортзал. На белом дощатом полу при помощи какого-то чёрного материала были размечены четыре квадратные зоны для боёв. Их со всех сторон окружали трибуны, на которых могло уместиться больше двух с половиной сотен человек, — именно столько учеников и работников академии собиралось в здании во время ежеквартальных турниров за звание элитных курсантов — важнейших событий в академии.

Воло выбрал юго-восточную зону. Я приблизился к границе и окинул взглядом трибуны. Учеников уже набилось больше пятидесяти человек. Если вспомнить, во сколько кадеты обычно возвращаются по нерабочим дням, получается, что здесь собрались практически все, кто только есть в академии. Было и трое преподавателей, среди которых — вот уж кого не ожидал! — заведующая общежитием младших кадетов Азурика.

Ещё одной неожиданностью стало присутствие тех самых ворчливых аристократов — Райоса и Гумберта. Они что, оба по чистой случайности вернулись из своих особняков пораньше? Они сидели в первом ряду и коварно ухмылялись. Оба с нетерпением ждали, когда Воло разрубит меня на части, — это у них почти на лбу написано было.

Конечно, я нисколько не сожалел о том, что ответил на дерзкие слова Воло не менее дерзким «выбирайте лучше вы». Более того, мой характер в принципе не позволил бы мне ответить иначе.

Однако на задворках сознания всё так же крутился вопрос: должен ли я вообще сражаться с Воло?

Да, мне упорно хочется попробовать на зубок якобы сильнейшего мечника академии. Более того, на третьем месте в списке причин, побудивших меня отправиться в Центорию из далёкого Рулида, стояло желание «победить крутых противников» — слова, достойные описания с обложки старой компьютерной игры.

Но у меня появилась мечта, которая затмила желание скрестить клинки с Воло. Я захотел, чтобы Лина одолела его на последних экзаменах и через победу освободилась от оков фамилии и стиля фехтования. Я служил ей пажом целый год, но ни разу не видел на её лице искренней улыбки.

Я наблюдал, как с противоположной стороны Воло осматривает свой клинок, и мысленно спорил сам с собой, как вдруг…

— Кирито, — послышался за спиной голос Лины.

Чуть не подскочив на месте, я развернулся к ней.

— Кирито, я верю в твою силу, — как всегда непоколебимо прошептала курсант-кандидат, глядя на меня тёмно-синими глазами. — И именно поэтому хочу тебе кое-что сказать. У Ливантинов, наставников имперского рыцарского ордена, есть тайное семейное поверье: «Окропляй меч свой кровью сильных. Только так ты получишь их силу».

— Кровью?.. — прошептал я в ответ.

— Именно, — Лина кивнула. — Я уверена, Воло сражался до первой крови на настоящих мечах ещё когда учился дома, до академии. Именно благодаря этому опыту родилась устрашающая твёрдость его клинка. Он надеется насытиться и твоей силой, впитав её через кровь.

Я не сразу понял, о чём она говорила, но стоило мысленно переложить её слова на привычную логику, как всё встало на свои места.

Всё опять сводится к силе воображения. Подобно тому как образ «побочного стиля людей, которым запрещено пользоваться благородным стилем», доставшийся Лине по наследству, сковывает её клинок, мечу Воло придаёт сил семейный образ «клинка, который становится всё сильнее, питаясь кровью сильных».

Скорее всего, когда Воло увидел на поляне обрывок моей комбинации и чёрный меч с высоким приоритетом, он разглядел во мне противника, которому стоит пустить кровь. С одной стороны, такой честью можно гордиться, а с другой — тем самым Воло счёл меня удобной жертвой.

Всё это сводится к тому, что если я пропущу удар Воло и истеку кровью, его мысленный образ станет ещё сильнее. И, если говорить начистоту, проиграть этот бой очень и очень легко.

Я не мог позволить себе поддержать противника накануне его последней битвы с Линой. Может, закрыть глаза на позор, взять слова обратно и потребовать бой без ранений?

Задумавшись, я опустил голову, как вдруг на мои плечи легли чьи-то руки.

— Но я повторяю, Кирито. Я верю в тебя. Я знаю, тебя он так просто не одолеет. Ты ведь не забыл своё вчерашние обещание?

— Обещание? — повторил я и тут же кивнул. — Да, я обещал показать вам всё, на что способен.

— Что же. Обстоятельства изменились, так что покажешь мне прямо здесь, Кирито. Дай волю своей настоящей силе и победи Воло Ливантина.

Её слова развеяли все колебания, которые у меня оставались. И сомнение насчёт того, можно ли мне сражаться с Воло до Лины, и страх перед поражением, которое сделает противника ещё сильнее, — всё это позорные отговорки высокомерного неудачника. И я чуть было не преподнёс их моей дорогой наставнице в качестве прощального подарка. Если взялся за меч — сражайся им изо всех сил, и физических, и духовных. Разве не это — главное правило, которому я всегда следовал в виртуальных мирах?

Я кивнул Лине, посмотрел направо и встретился глазами с Юджио, который почти свесился с перил трибуны. Моя ухмылка не прогнала беспокойство с его лица, но он всё равно сжал правую руку в кулак и выбросил его вперёд.

Я ответил тем же жестом и снова повернулся к Лине.

— Я исполню обещание, — бросил я ей.

Лина молча кивнула и шагнула назад. И, точно дождавшись…

— Начнём уже, кадет Кирито? — раздался спокойный голос с противоположной стороны зала.

Я медленно развернулся и подошёл вплотную к чёрной границе.

— Да.

Мы с Воло вместе стукнули себя по груди кулаками — сейчас этого упрощённого рыцарского жеста вполне хватало. Поскольку у нас всё-таки не полноценный поединок, судей в зале не было. Впрочем, тут и судить нечего: чья кровь прольётся первой, тот и проиграл.

Я шагнул вперёд, переступив границу поля боя. Второй шаг, третий, четвёртый — и вот я у поперечной доски, означающей начальное положение.

Воло потянулся к левому боку, я — за спину. Мы оба со звоном выхватили клинки. Меч Воло, с тёмно-золотистой рукоятью и отполированной до блеска сталью лезвия, вызвал на трибунах восхищённый гул. Однако затем зрители увидели мой клинок, и гул стал недоумённым. Ни одному ученику академии ещё не доводилось видеть абсолютно чёрный меч.

— Вы только посмотрите, мой дорогой Райос! Похоже, в пограничных районах существует традиция макать мечи в чернила! — воскликнул Гумберт — тихо, но так, чтобы все услышали.

— Зачем ты так, Гумберт? Наверняка работа пажа настолько сложна, что у него просто нет времени ухаживать за своим мечом, — как всегда съехидничал Райос, и знатные кадеты вокруг них захохотали.

Но как только меч Воло пришёл в движение, трибуны мигом затихли — скорее всего, просто из уважения к старшему курсанту, но я уверен, что мощь приготовленного к бою клинка Воло пробрала до костей даже зрителей.

«Надо же, какая разница между деревянным и настоящим мечом», — в очередной раз проникся я.

Будучи пажом Лины, я все три ежеквартальных экзамена стоял почти у границы боевой зоны и поэтому должен был привыкнуть к начальной стойке «Разрубающей горы волны» — тайному приёму высоконоркийского стиля и излюбленной атаки Воло Ливантина. Тем не менее стоило ему сменить меч с деревянного на настоящий и встать напротив меня, как давление, исходящее от него, усилилось в разы.

Из-за коротко стриженных волос и худощавого телосложения Воло всегда казался мне похожим на боевого монаха из какой-нибудь RPG, но теперь я понял, что сильно заблуждался. Свет серо-голубых глаз мог принадлежать только одержимому мечнику, который хочет лишь одного: кромсать плоть врагов собственным клинком.

Воло обеими руками взялся за рукоять длинного меча — по игровым меркам его бы наверняка отнесли к полуторным — и медленно поднял его над головой. Воздух вокруг лезвия дрожал, и мне это не мерещилось. Приоритет клинка и мысленный образ Воло порождали ауру, искажающую пространство.

Когда старший курсант окончательно встал в стойку, по залу прокатилась мощная незримая волна. Воло оставалось лишь чуть-чуть отвести клинок назад, чтобы включить «Разрубающую горы волну», также известную как «Лавина», силовой навык-рывок для двуручного меча.

Словно в далёком прошлом остались дни и бесчисленные дуэли, проведённые в летающей крепости Айнкрад. В те времена мне иногда доводилось сражаться против двуручных мечей, и среди их обладателей мне лучше всего запомнился мужчина по имени Крадил — телохранитель Асуны, тогда ещё сублидера «Рыцарей Крови».

Когда Крадил вызвал меня на дуэль, я догадался, что первым делом он попытается применить «Лавину», метнулся к нему при помощи «Сверхзвукового прыжка», ударил по двуручному мечу сбоку и успешно сломал оружие.

Воспоминания о той битве вспыхнули в голове, и я подумал, а не поступить ли и сейчас точно так же, но быстро отказался от этой мысли. Какое там сломать меч противника — мой бы от такого не сломался! В лучшем случае Воло легко отбросит мой клинок в сторону и рассечёт мне плечо.

Хотя «Разрубающая горы волна» как две капли воды похожа на «Лавину», удар Воло будет гораздо быстрее и тяжелее. Непоколебимая самоуверенность наделяет его клинок огромной силой. Первым делом я должен создать образ такой же силы и поверить в свою победу. Только когда вера пропитает меня до острия клинка, я смогу сразиться с ним на равных.

«Пускай это состязание ни к чему не обязывает, но я не должен сдерживаться. Пора применить длинный навык», — решил я и начал вставать в стойку «Вертикального квадрата», сильнейшего из пока что доступных мне навыков. Управлять клинком во время навыка очень трудно, но если я всё-таки умудрюсь попасть по «Лавине» парой-тройкой ударов, то наверняка смогу остановить вражеский натиск. Четвёртый удар принесёт мне победу.

Я занёс меч в правой руке. В отличие от Воло, я выбрал стойку, в которой казался меньше, а не больше. Чтобы отразить один навык мечника другим, важнее всего правильно подобрать момент. Я должен подстроить свои движения под движения Воло, чтобы потом зацепить его контратакой.

Лезвие чёрного клинка медленно пересекло высшую точку круга, чуть отклонилось назад, и в следующий миг…

— Кха-а-а! — Воло издал оглушительный клич и пришёл в движение.

Лезвие полуторного меча ослепительно вспыхнуло красным. Меч, трижды пробивший «Циклон» Лины, рокотал и надвигался на меня, оставляя в воздухе пламенеющий след.

Но и я не стоял на месте. Я уже успел коротким движением включить «Вертикальный квадрат» и начал комбинацию с резкого шага. Тело дёрнулось вперёд, я взмахнул клинком перед собой.

В воздухе раздался оглушительный лязг, правая рука ощутила чудовищный удар. Враг без труда отбросил мой клинок вниз. Ученики и учителя наверняка решили, что я попытался применить «Молниеносное рассечение», тайный приём норкийского стиля, он же — точная копия навыка «Вертикаль». Будь они правы, меня бы уже ничто не спасло. Но на самом деле бой только начинался.

Запущенный навык не прекращается даже после столкновения с клинком противника, главное, чтобы позволяла стойка. Второй удар «Вертикального квадрата» — как раз восходящий, а значит, я ещё не закончил.

— Зэ-эа!

Я резко поднял клинок, поворачиваясь влево. Снова звон металла. Голубые искры моего меча слились с оранжевыми от клинка Воло и развеяли полумрак зала ослепительным светом.

На этот раз мой меч отбросило назад, однако вражеская «Лавина» ощутимо замедлилась. Я стиснул зубы и немедленно продолжил комбинацию вертикальным нисходящим ударом…

И оба клинка остановились с глухим грохочущим лязгом. Как я и думал, даже третий удар не сумел отбросить вражеский меч, но я хотя бы остановил его.

Если я сейчас оттолкну клинок Воло, «Лавина» прервётся окончательно, зато у меня в запасе останется четвёртый удар навыка.

— Уо-о!..

— Н-н-нг!

Мы с Воло взвыли и изо всех сил надавили на клинки. Ни собственная сила навыков, ни поддержка системы уже не играли никакой роли. Это была битва двух сил воображения, двух боевых духов. В точке соприкосновения клинки раскалились добела, из них сыпались мелкие искры. От чудовищного давления заскрипели белые доски зала.

Если бы кто-то сейчас посмотрел на основное устройство памяти, на котором хранится весь Андерворлд, он бы увидел, как часть материи, хранящая фотонные данные, тоже раскалилась добела. Импульсы наших с Воло флактлайтов схлестнулись в схватке, пытаясь пересилить друг друга. На лице противника уже не было хладнокровия. На лбу появились глубокие борозды, губы скривились. Наверняка и я сейчас выгляжу точно так же.

Мы стояли неподвижно две секунды… три… четыре… И вдруг я увидел нечто, чего никак не ожидал.

За спиной старшего курсанта Воло и с обеих сторон от него появились призрачные фигуры мечников. Их было не меньше пяти, каждый похож на Воло лицом, но всё-таки не он.

Призрачные видения ничего не делали, только стояли с мечами в руках в той же стойке, что и Воло, но я всё понял. Все они — бывшие главы семьи Ливантин, годами служившие учителями фехтования имперскому ордену рыцарей.

Другими словами, они — воплощение той ответственности, которую взвалил на себя — возможно, не по своей воле — пускай и старший курсант, но всё-таки ученик академии по имени Воло. И они же — источник сокрушительной силы его ударов.

«Я… не могу проиграть!» — почудился мне рёв, и в следующую секунду давление усилилось в несколько раз.

Полуторный меч Воло уже не то что светился, а практически пылал. Мой чёрный клинок скрежетал, постепенно уступая. Я изо всех сил пытался устоять, но ноги уже понемногу скользили.

Ещё десять… нет, пять сантиметров, и мой навык мечника оборвётся, чёрный меч отбросит в сторону, и вражеский клинок оставит на моём теле глубокую рану.

«Триста восемьдесят лет», — мелькнула в голове бессвязная мысль.

Да, именно столько насчитывает история Андерворлда. Пускай в этом мире благодаря непреложным законам нет войн, но рождённые здесь мечники всё равно поколениями оттачивали своё мастерство. В конце концов они достигли таких высот, которые и не снились каким-то там навыкам из VRMMO игры.

Правая нога скользнула, световой покров чёрного меча тревожно замерцал.

Но… но и я сейчас сражаюсь вовсе не ради очков опыта.

Я сражаюсь ради Юджио — моего друга, первого знакомого в этом мире и человека, протянувшего мне тёплую руку помощи. Ради Лины, которая целый год нежно, но строго воспитывала меня и многому научила. Ради всех, кто ждёт моего возвращения в реальном мире: ради Асуны, Сугу, Кляйна, Лиз, Синон, Эгиля, Силики и многих других людей.

— Я тоже… не могу проиграть!.. — беззвучно воскликнул я.

И на последнем звуке возгласа мой меч вздрогнул.

В середине чёрного лезвия, проступающего сквозь затухающую голубую пелену, вспыхнул золотистый огонёк, затем другой… Огоньки стремительно множились, и вскоре весь клинок засветился изнутри. При этом вокруг меня резко потемнело, но я этого не заметил. Всё моё внимание было поглощено другим удивительным явлением: лезвие меча испустило чистый звон и начало увеличиваться. Пока немного, всего на несколько сантиметров, да и те из-за ослепительных спецэффектов заметили только мы с Воло, но главное, что превращение меча мне не почудилось.

Увеличивалось не только лезвие, но и рукоять. Моя левая рука машинально поднялась и тоже сжала рукоять, обмотанную чёрной кожей.

Будь я в Айнкраде, система уже прервала бы навык мечника из-за неправильного типа оружия. Однако когда я взялся за меч двумя руками, исчезающий голубой свет «Вертикального квадрата» вдруг зажёгся с новой силой, слился с золотым светом меча и яростно завихрился.

Почему-то от всех этих превращений мне вспомнился истинный облик меча — Гигас Сида, или «Гигантов кедр», высившийся некогда к югу от Рулида. Триста лет чёрный великан стоял несокрушимым, впитывая в себя силу земли и солнечного света.

«Воспоминания меча…» — ожили слова в моих ушах, но в следующий миг их заглушил мой собственный рык:

— О-о-о-о-о-о!!!

Я выжал все силы из своего тела и разума… и сделал шаг вперёд.

Когда нога опустилась, энергия, собравшаяся в точке соприкосновения клинков, взорвалась, превысив предел плотности.

Нас с Воло отшвырнуло в разные стороны так, словно у какого-то незадачливого ученика сорвалось сложное теплородное заклинание. Но мы оба упрямо отказались падать, нагнулись вперёд и заскользили по деревянному полу. Доски дымились от трения крепких кожаных подошв. Мы с Воло с трудом остановились у самых границ боевой зоны, оставив перед собой длинные полосы жжёного дерева.

И замерли с поднятыми мечами. «Лавина» Воло завершилась, оранжевый свет быстро гас, однако мой «Вертикальный квадрат» продолжался, хоть я и держал меч двумя руками.

— Сэйя-а-а!!! — выкрикнул я и оттолкнулся от пола, отводя меч за спину для последнего, четвёртого удара. Лезвие описало в воздухе ярко-голубую дугу, приблизилось к груди принявшего защитную стойку Воло, пронеслось мимо, слегка оцарапав ткань, и едва успело остановиться у пола.

«Вертикальный квадрат» не рывок, он не помогает добежать до противника. Я мчался, как только мог, но не успел пересечь боевую зону от края до края.

Мы с Воло оказались почти вплотную друг к другу. Наши взгляды встретились… и тут короткую паузу прервал резкий возглас:

— Довольно!

Я машинально отпрыгнул подальше от противника и опустил клинок. Воло тоже вышел из боевой стойки.

Лишь после этого я озадаченно повернулся, гадая, кто вдруг вмешался в ход состязания, которое, по словам старшего курсанта, должно было пройти без судей. А когда увидел, что голос принадлежал заведующей общежитием младших кадетов Азурике, то вовсе обомлел.

Почему она, даже не будучи учителем, взяла на себя роль судьи? И почему Воло послушался её команды?

Я застыл истуканом, сбитый с толку двумя этими вопросами. Не поднимая меча, слева ко мне подошёл старший курсант и тихо пояснил:

— Я не мог не подчиниться её решению.

— Э-э… почему?

— Именно она была первым клинком Нолангарта в Едином Турнире четырёх Империй семь лет назад.

— Что-о?!

Вытаращив глаза, я уставился на Воло Ливантина. Одержимый блеск покинул его глаза, и он снова стал похож на монаха.

— На этом твоё наказание окончено, кадет Кирито, — кивнул он мне. — Постарайся впредь больше никого не пачкать.

С этими словами он убрал клинок в ножны на левом боку и развернулся. Фигура в бело-синей форме неспешно пересекла зал, исчезла в проёме…

И по всему помещению разнеслись оглушительные овации. Я ошалело посмотрел по сторонам и увидел, что рукоплещут все ученики и учителя, которых уже успело собраться около сотни. В самом первом ряду с невозмутимым лицом хлопала Азурика, а неподалёку со слезами на глазах аплодировал Юджио. Глядя на него, я вскинул в воздух левый кулак. Рядом с ним стоял и его наставник, великан Голгороссо, — и когда он только объявился?

Наконец я посмотрел на меч в своей руке и увидел, что тот уже уменьшился до обычных размеров. Но стоило мне со щелчком вернуть его в ножны за спиной…

…Как кто-то звонко хлопнул меня по плечам. Я аж подскочил от неожиданности. Чьи-то руки грубо развернули меня, и я увидел перед собой лицо Сольтилины. Как и у Юджио, оно было перекошено от ужаса.

— Я думала, он разрубит тебя… — произнесла она тихим, хриплым голосом, который наверняка услышал один только я.

— Да… — я кивнул. — Я тоже так думал.

— Но ты всё равно не признал поражение… Какой же ты дурак.

Она зажмурилась, и длинные ресницы задрожали. Однако Лина, видимо, кинула успешный спасбросок против слёз. Она глубоко вдохнула, открыла глаза, и я неожиданно увидел в тёмно-синей пучине нежный свет.

— Ты сражался достойно… нет, великолепно, Кирито. Прими мою благодарность. Жаль, конечно, что зрелище досталось не только мне. Но ты исполнил обещание и показал всё, на что способен. Спасибо.

— Э-э, н-но ведь я не победил…

— Тебя не устраивает ничья против Ливантина?

— Н-нет-нет, разумеется устраивает.

Когда я замотал головой, Лина, к моему удивлению, хихикнула, а затем шепнула мне на ухо:

— Речь не о том, выиграл ты или проиграл. Увидев, как ты сражаешься, я усвоила для себя важный, очень важный урок. Теперь я искренне горжусь тем, что унаследовала сэрлутский стиль. И тем, что ты мой подопечный. Я так рада!

Лина ещё раз хлопнула меня по плечам и выпрямилась, однако улыбка не покинула её губ.

— До отбоя ещё есть время. Почему бы нам не отметить твой успех у меня в комнате? Можешь позвать Юджио. И, так уж и быть, сегодня я разрешаю прийти даже его наставнику.

Я расплылся в улыбке, кивнул в ответ, затем повернулся к Юджио и указал пальцем в сторону выхода. Когда они с Голгороссо зашагали вдоль трибун, мы с Линой пошли следом по всё ещё тёплым доскам.

Отчасти я предвкушал, что сейчас увижу потайной винный погребок Лины, а затем буду слушать бесконечные рассказы Голгороссо об истории фехтования. Но по большому счёту всё же недоумевал:

«В состязании-наказании можно признать поражение?!»

Я так увлёкся этими мыслями, что выразительные взгляды Райоса и Гумберта не вызвали у меня никаких подозрений.

Часть 6

Летающая крепость Айнкрад тоже была богата на всевозможные разновидности пива и вина. Однако в том мире опьянеть было невозможно в принципе, даже если в одиночку осушить целую бочку самого ядрёного пойла. Тела игроков лежали в больницах на гелевых кроватях, так что в них не могло попасть даже капли этанола.

К моему удивлению, в этом мире алкоголь работал как надо. Другими словами, здесь можно напиться по-настоящему. Скорее всего, система вводит флактлайт в «опьянённое» состояние при помощи специальных сигналов, но, судя по всему, во время разработки этой части жестокого экспериментального мира у создателей в кои-то веки проснулась совесть, и они добавили только один вид опьянения: «жизнерадостность без потери рассудка». Здесь не бывает унылых и буйных пьяниц, никто по пьяни не нарушает законы.

Но поскольку я не знал, действуют ли эти ограничения на меня, то решил перестраховаться, и в ходе праздника, устроенного в комнате Лины в честь моей ничьей, выпил всего два бокала вина. Удержаться было непросто: по такому поводу наставница достала из закромов вино столетней выдержки, и даже я, ничего в вине не понимающий, невольно восхитился его вкусом вслух.

Юджио и Голгороссо тоже пришли отмечать. Вместе мы вспоминали ушедший год, гадали, что случится на выпускных и переводных экзаменах, и даже обсуждали тонкости разных стилей и фехтования в целом. Я и глазом моргнуть не успел, как у нас с Юджио осталось всего пятнадцать минут, чтобы вернуться в своё общежитие.

Тоскливо попрощавшись с элитными курсантами, мы с напарником ушли к себе в корпус. Поскольку Юджио за это время протрезветь не успел, я оставил его в комнате, а сам пошёл в западный двор. Конечно, сегодня нерабочий день, но полить зефилии я всё-таки должен. Я спустился со второго этажа и открыл дверь.

Пока я укладывал Юджио и снимал с себя меч, погасли последние лучи заката. На улице воцарилась ночь.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул вечерний воздух, полный запаха цветущих анемонов… и почти сразу нахмурился. Помимо благоухания цветов я почуял и что-то ещё — резкий, устойчивый животный запах. Более того, я узнал его. В последний раз я сталкивался с ним вчера за ужином, однако здесь его быть не должно.

Я распахнул глаза и вгляделся в противоположную сторону разделённого на четыре части двора. В полумраке проступили две фигуры. Обе, как и я, были одеты в серые формы младших кадетов, но с расстёгнутыми на груди пуговицами, чтобы их хозяева могли красоваться яркими, блестящими сорочками. Переливающаяся красная сорочка принадлежала Райосу Антинусу, а жёлтая, словно светлячок, — Гумберту Жижеку.

За клумбами ухаживают не они, и мне трудно поверить, что они интересуются цветами. Я растерянно подумал, зачем они пришли сюда, и у меня появилось нехорошее предчувствие. Я застыл, сделав лишь шаг от западной двери общежития. Райос и Гумберт подошли поближе и остановились в метре от меня.

— О-о, надо же. Вы как раз вовремя, кадет Кирито, — вкрадчиво и в то же время зловеще произнёс Райос. — Мы как раз собирались отправиться на ваши поиски. Вы изрядно сэкономили нам время.

В ответ на эти слова Гумберт за спиной Райоса испустил нервный, истеричный смешок. Я посмотрел на него, затем снова на Райоса.

— Чего надо? — тихо, но грубо спросил я.

Гумберт поморщился, но Райос осёк его взмахом руки и ответил:

— Безусловно, мы хотели похвалить вас за прекрасный бой. Подумать только, что паж курсанта из падшей семьи сразился вничью с господином Ливантином!

— Вот уж действительно! Возможно, даже старший курсант не ожидал, что его противник будет пользоваться такими подлыми приёмами.

Оба мерзко усмехнулись.

— Вы меня хвалите или хотите драки? — спросил я на тон ниже.

— Ха-ха-ха, что вы! Мы, аристократы, никогда ничего не хотим от простолюдинов. Напротив, мы их одариваем, ха-ха, — самодовольно усмехнувшись, Райос запустил левую руку в карман формы и достал из него нечто тонкое. — Мы хотим преподнести вам вот это, в награду за вашу подл… ох, я хотел сказать, славную битву. Пожалуйста, не отказывайтесь.

Он шагнул ко мне, вытянул руку и засунул подарок мне в карман.

— Что же, нам уже пора. Спокойной ночи, кадет Кирито, — прошептал мне Райос, улыбнулся до ушей и прошёл мимо, взмахнув золотистыми волосами.

Затем ко мне нагнулся Гумберт:

— Не зарывайся, безродный, — бросил он мне и пошёл следом за Райосом.

Они уже исчезли внутри общежития, громко хлопнув дверью, но я до сих пор стоял на месте. Дело в том, что Райос засунул мне в нагрудный карман стебель с почти распустившимся бутоном и одиноким синим листочком. Я онемевшей рукой достал его из кармана и опустил взгляд.

Грубо сорванный стебель не принадлежал ни одному из четырёх священных цветов, которые выращивались в этом дворе. Это однозначно была одна из южных зефилий, которые я, несмотря на все неудачи, пытался разводить вот уже полгода.

Поняв, что произошло, я заскрипел зубами. Будь у меня за спиной меч, я бы наверняка ворвался в общежитие и обратил его против Райоса и Гумберта. Однако вместо этого я, не выпуская из правой руки стебель с голубым бутоном, бросился вперёд, пробежал через перекрёсток и остановился только у шкафа рядом с дальней стеной. Мой взгляд немедленно устремился к белой кадке в его углу.

— А… а-а… — исторгся из моего горла хриплый голос.

Все двадцать три почти распустившиеся зефилии, которые я купил у торговца пряностями и старательно взращивал в чужой для них земле, — все они были грубо сорваны.

Круглые бутоны валялись вокруг разорённой кадки, характерные сине-зелёные листья уже начали жухнуть. Оставшиеся в кадке стебли вяли на глазах. Останки цветов быстро теряли Жизнь.

Посреди умирающих ростков торчало, словно надгробие, орудие убийства — тонкий металлический совок для посадки луковиц. Некто… хотя нет, я знал кто: Райос и Гумберт безжалостно истребили все мои цветы.

Ноги подкосились, я упал на колени перед кадкой. Глаза неотрывно смотрели на разбросанные останки зефилий, а мысли бесцельно крутились в полупарализованном сознании.

Почему? Я знаю, как и из-за чего, но почему их ничто не остановило? Умышленное уничтожение собственности другого человека запрещено Кодексом, и даже аристократы не могут нарушать его.

Право собственности в Андерворлде задаётся строго, ошибиться попросту невозможно. Вскоре после начала путешествия я узнал, что в окнах вещей, считающихся твоей собственностью, есть небольшая пометка «Р» видимо, сокращение от «possession»[29]. Другими словами, если у объекта нет этой пометки, то он не твой и ломать-воровать его нельзя.

Хотя живые цветы и растения не могут принадлежать никому, земля под ними может. Всё, что растёт на частной земле, принадлежит владельцу почвы. Клумбы за моей спиной расположены на территории академии, поэтому и цветущие на них анемоны тоже принадлежат ей. В свою очередь, кадка для рассады принадлежит мне: я купил её в шестом районе, поэтому никогда не сомневался, что ростки зефилии тоже считаются моими.

Но когда сознание, буксующее из-за гнева и отчаяния, кое-как перебрало известные факты, меня осенило, и я вытаращил глаза.

Земля. Чёрная почва в кадке… Я не выкопал её на клумбе академии и не купил на рынке. Я принёс её из-за города, взял из земли, которая никому не принадлежит. Я упоминал, откуда взялась земля, в разговорах с Мюле и другими людьми. Райос и Гумберт вполне могли подслушать и решить, что растения, которые растут в ничейной земле, тоже никому не принадлежат.

И раз так, то виноват я. Я должен был получше подумать о правах на растения, прежде чем ставить кадку в общедоступное место.

Жители Андерворлда никогда не нарушают законы, но этот мир населяют не только добряки. Здесь хватает тех, кто исповедует принцип «можно делать всё, что не запрещено законом». Разве я не уяснил это, когда участвовал в турнире мечников Заккарии?

— Простите меня, — хрипло выдавил я.

Я по очереди собрал все бутоны, разбросанные вокруг шкафа. Но их яркая синева быстро тускнела и серела в моих руках. Жизнь бутонов подошла к концу почти одновременно с тем, как я собрал их все. Они превратились в маленькие синие огоньки и растаяли в воздухе.

Из глаз хлынули слёзы. Я пытался смеяться над собой: плачу над цветами, которые погубили школьные задиры; старался выдавить из себя улыбку. Но вместо этого у меня лишь дёргались щеки, а слёзы продолжали падать, оставляя следы на кладке под ногами.

Лишь сейчас я осознал, что эти зефилии означали для меня на самом деле.

Я выращивал их по нескольким причинам. Во-первых, я хотел провести эксперимент с влиянием мысленных образов на Андерворлд. Во-вторых, старался исполнить мечту Лины, которая сказала, что хочет хотя бы раз в жизни увидеть настоящие зефилии. Но, оказывается, была и третья причина, которую я до сих пор не осознавал. Эти цветы, пытающиеся расцвести на чужой земле, напоминали мне меня, оторванного от реального мира и от всех дорогих мне людей. Я не знаю, когда увижу их снова, мучаюсь от боли и одиночества, и поэтому хотел разделить чувства с этими цветами.

Слёзы стекали по моим щекам и падали одна за другой. Я сгорбился, изо всех сил стараясь не разрыдаться, упёрся руками в землю…

И вновь услышал голос:

«Поверь. Поверь в силу цветов, которые так долго росли на чужой земле. Поверь в свою силу — силу того, кто столько их растил».

Этот причудливый голос начал иногда раздаваться у меня в голове вскоре после начала путешествия. Он женский, но я не знаю чей. Это не тот девичий голос, который я услышал два года назад в пещере под Краевым хребтом. Спокойный, глубокий, рассудительный, таящий в глубине тепло.

— Но они… они уже мертвы, — прошептал я.

«Ничего страшного, — раздался тихий ответ. — Ростки в почве всё ещё пытаются жить. И это не всё. Чувствуешь ли ты, как все священные цветы на клумбах пытаются помочь своим маленьким друзьям? Они хотят поделиться с ними Жизнью. В твоих силах донести их желание до корней зефилий».

— Нет, я не смогу… Я не знаю таких сильных заклинаний.

«Все заклинания — не более чем инструменты, которые укрощают и направляют Инкарнацию… или, как ты это называешь, мысленные образы. Но сейчас тебе не нужны ни слова, ни катализаторы. Давай, вытри слёзы и поднимись. Ощути молитву цветов. Ощути законы этого мира…»

И после этих слов голос растворился в ночи.

Я наполнил дрожащую грудь воздухом, выдохнул, вытер глаза рукавом формы и встал на ноги.

Когда я развернулся, моим глазам предстала поразительная картина. Все священные цветы на четырёх клумбах двора — и цветущие синие анемоны, и пока не распустившиеся бархатцы, и едва проросшие георгины, и даже стелющиеся корнями по земле каттлеи — пронизывали полумрак тусклым зелёным свечением. Столько нежности, столько доброты, столько непоколебимой веры было в этом свете, что термины «священная энергия» и «ресурс пространства» мигом утратили всякий смысл. Я зачарованно поднял руки и протянул их к цветам:

— Прошу… поделитесь толикой вашей силы… и Жизни, — прошептал я, наполняя разум образом того, как жизненная энергия, излучаемая священными цветами, проходит сквозь меня и вливается в зефилии, оставшиеся в кадке.

Зелёные линии поднялись от клумб бесчисленными нитями. Соединяясь, переплетаясь друг с другом, они превратились в несколько широких лент. Когда я сдвинул пальцы, ленты беззвучно вспорхнули и устремились к одной точке.

Мне оставалось лишь направить их. Световая лента окутала кадку с увядшими стеблями в несколько слоёв, превратив её саму в большой цветок, а затем бесследно ушла в землю.

Двадцать три зефилии вновь потянулись вверх, медленно, но уверенно. От стеблей отделились острые, словно клинки, листья; их тут же прикрыли набухшие бутоны. От этой картины у меня снова полились слёзы.

Какой удивительный, какой чудесный мир! Казалось бы, он целиком состоит из виртуальных объектов, но мне они кажутся намного прекраснее, живее и значимее, чем что-либо в реальности.

— Спасибо, — поблагодарил я как священные цветы, так и загадочный голос.

Немного подумав, я снял значок с воротника формы и прицепил его к краю кадки. Пусть все знают, что это моя земля.

Я пообещал себе, что как только вернусь в комнату, сразу извинюсь перед чёрным мечом, ветвью Гигас Сида, у себя под кроватью. И поблагодарю за помощь в битве с Воло.

Ещё долго я сидел, погружённый в раздумья, и засматривался на бутоны оживших зефилий. Лишь когда колокола пробили полвосьмого, я поднялся и пошёл обратно в общежитие.

У двери мне захотелось посмотреть на юг. Далеко-далеко, за забором двора и за крышей главного зала тренировок, виднелся шпиль Центрального собора Церкви Аксиом, рассекающий звёздное небо пополам. В его бесконечных окнах горели оранжевые огни, придавая собору сходство с небоскрёбами реального мира, хотя башня была намного выше и намного прекраснее.

Вдруг один из огоньков высоко над землёй отделился от собора.

«Быть такого не может!» — подумал я и вгляделся. Но нет, мне не померещилось. Огонёк приближался к Северной Центории, постепенно становясь всё ярче. Он держался на одной высоте и плавно пересекал ночное небо.

— Дракон!.. — приглушённо воскликнул я.

Сомнений быть не может. Это не просто огонёк, а фонарь, свисающий с доспехов летающего дракона. Этот огонь не освещает путь и не предупреждает птиц — он светит для того, чтобы люди даже ночью могли увидеть дракона и проникнуться к нему должным уважением, ведь на его спине восседает один из сильнейших блюстителей порядка мира людей рыцарь единства.

Ни разу не хлопнув расправленными крыльями, огромный дракон пересёк надо мной небо и улетел на северо-восток. Наверняка он летит за Краевой хребет, чтобы охранять там покой мира людей. Путь в семьсот пятьдесят километров, на который у нас с Юджио ушёл целый год, он преодолеет всего за день.

Когда свет фонаря окончательно скрылся в ночи, я повернул голову и вновь уставился на величественный собор. Точка, из которой вылетел рыцарь единства, находилась на четверть высоты ниже вершины. Возможно, именно там расположена площадка для драконов. Я пытался посмотреть ещё выше, но вершина башни растворялась в ночном небе.

Именно там, на вершине, должна быть дверь в реальный мир, которую я так ищу, но… мне кажется, или день ото дня страстное желание вернуться понемногу слабеет? Чудится ли мне, что вместо этого я постепенно пропитываюсь стремлением получше рассмотреть и узнать этот удивительный и прекрасный мир?..

Я глубоко вдохнул аромат цветов и надолго задержал его внутри себя. Выдохнув, я оторвал взгляд от собора, открыл старую дверь и вошёл в общежитие.

В конце марта курсант-кандидат Сольтилина Сэрлут одержала победу на выпускном турнире, одолев в финале Воло Ливантина. Таким образом, академию мечников Северной Центории она покинула в звании старшего курсанта.

Когда мы расставались, я подарил Лине горшок цветущих зефилий. Именно тогда я впервые увидел на её лице искреннюю улыбку и слёзы.

Через две недели после выпуска она приняла участие в имперском турнире боевых искусств, который проводится на имперской Арене, но в первой же битве ей пришлось сражаться с претендентом от рыцарского ордена Нолангарта. После ожесточённого сражения Лина всё-таки проиграла.