Глава 15. Отмеченный Марай

Нельзя было молить о прощении. Нельзя даже просто позволить себе поговорить с ним. Риэ сотню раз за последние дни ловил себя на том, что открывал контакт Даро в браслете и пялился на переливчатый знак соединения.

Риэ было плохо. Не просто плохо без Даро, но оттого, что причинил ему боль. Он, Риэ Зунн, облажался по-крупному. И ради чего? Что принесла ему любовь, кроме бед? Всем им? Только боль, горечь и разочарование. А значит, необходимо выбить, выжечь, вытеснить это чувство из себя.

Ночной дом пах ароматизаторами, дымом кайон, порошком эрхану и п<b>о</b>том — этот запах порочной страсти, неотличимый от запаха болезни, нельзя было полностью заглушить никакими средствами.

Раньше удовлетворение телесного голода одновременно приносило удовлетворение любопытства: каждый раз выяснялось что-нибудь новое, ведь все девушки отличались друг от друга. Было приятно, иногда — опасно, если у партнерши оказывался строгий отец или старший брат. Это не останавливало, лишь добавляло азарта. В короткие свидания любовники давали друг другу то, что хотели отдать, и забирали то, в чем нуждались. Малую толику нежности, помощь в преодолении неловкости. Улыбку, утоление желаний, десяток жестов.

Сейчас он смотрел на мерно двигающееся под ним тело с едва проступившим на плечах даау, на тонкую талию, крутые бедра и ощущал лишь пустоту и страх потерять равновесие. Упасть, прижаться к чужой коже, которая и так чересчур остро контактирует с его собственной. Увязнуть в прозрачных клейких каплях пота, стекающих по девичьей спине на одноразовую постель.

Туа… нет, не надо, нельзя думать о ней.

Нужно преодолеть страх, пойти навстречу нарастающему напряжению, которое все глубже затягивает в водоворот горячечного бреда. Словно в детстве, когда Риэ метался по кровати в маленьком доме на краю деревни и уже знал, что мама умерла: слышал сквозь испепелявшую его лихорадку.

Нужно перехватить, поднять выше, ощутить ладонью обычно сокрытое от глаз, и лишь потому — запретное, манящее… Зажмуриться, не помнить, не слышать, не чувствовать.

— Господин доволен?.. Господину угодно выкупаться перед сном?

Шорох простыней и холод, поднимающийся от кончиков пальцев, медленно охватывающий все тело, как миг до того — жар.

— Господин так щедр… Я могу принести ему вина. Или спеть песню.

Риэ резко сел на постели.

— Что?!

Желтоглазая низшая испугалась и отпрянула от его дикого взгляда. Путаясь в одежде и собственных длинных волосах, поклонилась и выскочила за дверь, прихватив со стола пластинки.

Когда Риэ проснулся, то ощутил влажную мерзость прилипших к телу простыней. Воздух в комнате был нестерпимо горячим — видимо, вышел из строя климат-контроль. Риэ прислушался к себе и не обнаружил ничего, кроме отвращения и прежней тоски, теперь отчетливее окрасившейся горечью.

Он дурак, если думал, что все получится вот так сразу. Вообще дурак — безо всяких «если». Что с этим делать, он не знал. И снова закрыл глаза.

***

Сильные гребки бросали тело вперед и вглубь, затем, когда кончался воздух — опять наверх. Клубящаяся черно-белая мгла над океаном расползалась во все стороны, как пульсирующая ядовитая медуза. Шторм родился на островах восхода, обогнул планету и накрыл собой прибрежные воды столицы. Даро плыл, чувствуя густеющий воздух, слыша то и дело взрывающийся в вышине туч грохот с ослепительными вспышками небесных мечей.

Иногда молнии били прямо в воду. Даро ощущал, в какой стороне это случится, и успевал переждать удар на глубине, достаточной, чтобы не получить разряд, но все равно сердце замирало от священного ужаса перед разбушевавшейся стихией. Почти сражение… Не с ней, так с самим собой. Но шторм не был хаосом, он подчинялся законам, обладал ритмом, ясным любому настоящему сиуэ. А предельное напряжение и невозможность думать ни о чем, кроме следующего движения хорошо помогала вытеснить хаос изнутри, растворить его в этих черно-белых сияющих глыбах волн, разметать, как ветер — пену с гребней.

Даро вынырнул, и тут небесное полотно треснуло прямо совсем рядом. Он закусил губы, с силой оттолкнулся и выбросил себя из воды. Оглушительный грохот, вспышка вонзившегося в плоть океана чудовищного меча… И почти безвольное падение в воду, что еще хранит в себе отголосок удара, жжет кожу. Сердце вновь замирает от сладкого риска пережитого мига. Если бы он задержался в воде, то не спас бы и нырок — грохот взрыва убил бы его сразу или заставил потерять сознание, что немногим лучше.

Но он успел, хоть в ушах еще звенит, в глазах чуть двоится, а руки подрагивают. Даро улыбнулся, развернулся и вновь слился с возносящейся стеной воды. Позволил поднять себя, оттолкнулся и без всплеска вошел в следующую. Морская глубина однажды примет его тело навечно, но не сегодня.

Для стороннего наблюдателя буря, должно быть, выглядела страшно. Если кто рассмотрел бы в ней маленькую, перелетающую с волны в волну фигурку — подумал бы, что пловец находится в опасности. Но Даро, ощущающий раскаты грома и движение пенных валов каждой клеточкой, знал: океан не враг ему. Даро — часть этой воды, этой земли, этой планеты. Океан наигрался с Наследником и теперь несет его к берегу. Потому что знает: соль его волн останется с Даро и там.

Уйти из рода — это не вариант, во всяком случае, не для Даро. Однако хорошо знать, что такая возможность все же есть, и никогда ею не воспользоваться.

Очередной раскат грома достал его, несмотря на глубокий нырок. Мышцы на мгновение словно превратились в кисель. Вода вокруг вспыхивала и гасла.

Имперцы во время восстания лаймери использовали звуковое оружие, которое не причиняло вреда им самим: субсенсорная зона сиуэ намного уже человеческой. Означает ли это, что люди более эмоционально устойчивы? Полукровки тоже? Утром семья Онья вернулась со свадебного торжества на Оанс. Вэлиан Энсо не выглядел несчастным. Впрочем, на то он и Наследник Пяти Планет, чтобы в совершенстве владеть собою. А может, ему просто повезло больше.

Море успокоилось, едва он пересек границу волнорезов. Среди белых гребней показались высокие колонны обители Марай Милосердной и Исцеляющей — центрального храма водной богини, выстроенного на отдельном острове в прямой видимости столицы. Каменное обрамление лестниц напоминало схематичное изображение сложенных рук. Служка в голубом облачении вышел Даро навстречу.

«Я должен встретиться с Верховным».

Служка почтительно поклонился, узнав Наследника, и сделал ему знак следовать за собой.

Внутри мерно и тихо покачивалась заливающая храм вода — отголосок бушующей за его стенами стихии. Прихожан было немного: мало кто рискнул выйти в океан, когда Тиос снизошел к своей младшей жене, чтобы наполнить ее воды жизнью и смертью.

Физические недуги были отданы на откуп медикам, но душевные болезни оставались в руках жрецов. Врачи лечат механизмы тела, но кто ведает духом, если не боги? Однако многие боялись обращаться в храмы Марай Исцеляющей, потому что знали: назад пути нет. Исцеленные не горели желанием рассказывать о пережитом. Пришедший в поисках лечения либо выходил здоровым, либо не выходил вообще: покалеченному духу нужно вернуться к богам, чтобы обрести покой и цельность, после родившись в новой плоти.

Центральный зал заливал зеленоватый свет узорных панелей, в воде лениво шевелили плавниками светящиеся голубые ванао, задевая пышными хвостами молящихся. Статую Марай облекала голограмма. Полные слез глаза обращались к каждому, кто встречался с ними взором, то ли жалея грешника, то ли умоляя не вставать на путь греха.

Верховный жрец Марай провел Даро сквозь несколько залов и остановился в одной из боковых комнат, предназначенных для уединенной молитвы. Он был стар, а звенья цепи на его шее достигали толщины пальца в местах, где их еще не разъела ржа. Сиуэ живут долго, но на самом деле не так уж много тех, кто оставил позади более пяти сотен оборотов. И еще меньше родившихся до скачка технического прогресса и Первой Космической Войны. Кто сполна вкусил последствий Великого Очищения, позже названного Великой Ошибкой. Даро не опустил глаз, хотя взгляд жреца, казалось, проник в него до костей, и это было куда ощутимее, чем иллюзия взора богини.

— Я слушаю тебя, ищущий помощи Марай Исцеляющей.

Даро глубоко вдохнул.

— Я не способен взять эту рождающую. Ее русло не наполнится от моей страсти. Я сражался и убивал ее родичей. Для меня она — одна из них, и никогда не будет иначе.

Жрец смотрел на него, не мигая. Казалось, он не удивился. Хотя что может удивить того, кто видел сотни тысяч проходящих мимо жизней?

— Знаешь ли ты, о чем просишь? Готов ли ты встать на путь исцеления и отдать дух в руки богини и ее слуг?

— Я должен исполнить свой долг, но не могу, — ответил Даро. — Этому противится мой дух и тело. Я готов ко всему.

— Да будет вода твоя чиста, а ветра послушны, Наследник. Ты вернешься сюда через двадцать печатей. Отныне ты не принадлежишь никому, кроме Марай Исцеляющей.

Нужно было закончить несколько мелких дел. Даро занимался именно этим, когда в его кабинет вбежала сестра. Гневно раздувая ноздри, остановилась у стола, вцепившись в край пальцами.

— Что ты делаешь, Даро? — срывающимся голосом спросила она. — Зачем?

Он продолжал наносить знаки на голограмму, едва взглянув в сторону Найи. Сестра шумно вздохнула, прижала ладонь к губам.

— Что произошло? Умоляю, скажи мне!

Даро слышал ее дрожащий голос и понимал, что Найя вот-вот заплачет. Это не трогало его, лишь доставляло неудобство.

— Может быть, я смогла бы помочь! Я кое-что нашла и уже начала исследовать вопрос, зачем же ты…

Даро прикрыл глаза и вздохнул.

— «Может быть». «Бы». Я так устал от всего этого. У кого мне еще просить помощи как не у богов?

— У меня!

Найя бросилась к нему и обхватила руками. Даро грустно усмехнулся. Найя правда хотела бы помочь. Она любила его так сильно, как только могла.

— Ты моя маленькая светлая саэлин[1]… — он провел рукой по ее вздрагивающей спине. — Просто… пусть все кончится. Как угодно, но кончится.

Найя оторвалась от него, поспешно промокнула лицо рукавом и взглянула в глаза.

— Скажи мне, что случилось. Не молчи…

У Даро внутри расстилался гладкий океан, волнение сестры пускало по нему едва заметную рябь. А ценой восстановления покоя была всего горстка слов.

***

Найя задыхалась от ярости. Галерея до женского крыла казалась бесконечной, как назло, там собрались полюбоваться закатом гости дворца, и с каждым необходимо обменяться вежливым жестом.

В комнате отдыха у покоев прабабушки было тихо. Длинные легкие занавеси трепал ветер, за ними виднелась стройная фигура, сидящая у резной каменной решетки окна.

Найя схватила занавеску, отбросила в сторону и подошла вплотную к паурен. Та обернулась, степенно встала и поклонилась сестре Наследника. Найя поймала ее за подбородок и вздернула вверх.

— Как ты посмела?.. Тварь… — Найя едва удерживалась, чтобы не запустить ногти в гладкую кожу на лице Майко. — Как ты могла… так опозорить своего жениха?! Тех, кто дал тебе приют?!

— Я просила у Наследника смерти, госпожа, — тихо ответила паурен. — Он не позволил мне…

— Зачем ты рассказала ему, глупая девка?!

От удивления глаза Туа стали огромными. Найя отпустила ее, брезгливо отерев пальцы о край юбки.

— Ты не способна понять, что наделала! Из-за тебя он теперь…

Горло у Найи перехватило спазмом, она отвернулась от Майко.

— Я не отрицаю своей вины. Я думала… что, может быть, вижу Риэ в последний раз. Жизнь хрупка, боги безжалостны, а время жестоко.

Найя нервно теребила браслет на запястье. Имя Зунна, произнесенное с такой дерзостью, заставило ее стиснуть пальцы до боли.

— Я осознала, что наделала, лишь потом. И не могла молчать, не имела права, — Майко говорила так, словно беседовала с собой, озвучивала постылые, горькие мысли. — Проступок должен быть наказан. Я… — впервые за все время Найя услышала, как этот красивый голос ломается, обернувшись, впервые увидела, как лицо паурен искажается горем. — Я хотела спасти Риэ. У нас за неверность умерщвляют соблазнителя, — она прерывисто вздохнула, пытаясь справиться с собой. — У вас… не так. Но боги везде одни. Если бы Элай возжелала жертвы — она бы ее получила. Моя кровь смыла бы и проступок Риэ перед его покровителем, которого он называет другом…

— Я без колебаний отдала бы Элай обе ваши никчемные жизни, если бы это могло помочь брату, — прошипела Найя.

— Лжешь, — неожиданно твердо сказала Туа, глядя ей в лицо. — Ты с радостью отдала бы только одну жизнь.

У Найи потемнело в глазах, она ударила прежде, чем успела подумать. Майко не опустила взгляда, даже когда с ее губ закапала кровь. Найя содрала с руки коммуникационный браслет, подошла к стене, где в нише располагалось отверстие утилизатора, кинула его внутрь и припечатала ладонью сенсор. Яркая вспышка превратила браслет в пыль.

***

Даро был спокоен. Богиня Исцеляющая либо изменит его, либо заберет к себе. Третьего не дано. Высокая дуга диагноста мерцала полосками сканеров, двое жрецов следили за показаниями на голоэкранах. Наконец, Даро подали знак выйти из-под арки. Спокойная гладь воды внутри расцветилась едва заметным алым: тонкая игла не причинила боли, но впрыснутое вещество обожгло руку.

«Это уберет лишние преграды меж духом и телом», — пояснил жрец-целитель. — «Разум порой мешает этому».

«Сними одежду», — показал он.

Даро повиновался, оставшись только в тоэ на бедрах.

«Всю одежду».

Препарат, что ему ввели, подействовал: мир словно подернулся дымкой, мысли начали путаться. В первый миг ослабление контроля испугало Даро, но вслед за мыслями ускользнул и страх.

Даро пришел за жрецом в помещение, что было погружено во мрак, а посреди пола в полукруглой выемке замерла другая фигура. Даро не сразу смог узнать собственную невесту, а когда узнал, то остановился, словно его пригвоздили.

— Зачем… она здесь?

Язык едва слушался, руки и подавно.

Жрец повернулся, взял его за плечо и подтолкнул к центру комнаты. Прикосновение обожгло: Даро отчетливо ощутил каждую складку перчатки и тепло чужих пальцев.

— Нужно разрушить твой страх, — негромко сказал целитель, — Но для этого ты должен посмотреть ему в лицо.

Даро едва не упал: поверхность выемки была скользкой, тонкие струи воды, сбегающие по округлым стенкам, превращали ее в идеальную ловушку для попавшего внутрь. Бояться упорно не получалось, и собраться с мыслями — тоже. То взгляд цеплялся за голубовато-серую поверхность неведомого камня, то отвлекало ощущение тепла от близкого чужого тела, то лишенный опоры мозг ловил и пытался идентифицировать слова жреца.

— Чтобы исцелиться, нужно вернуться к истокам. Вспомни, кто ты есть. Ты — морской охотник. Зверь.

Даро чувствовал, как собственные губы разъезжаются в улыбке. Странное ощущение.

— Неужели так просто? — он не знал, произнес ли это вслух или ему показалось.

Смешно. Слишком просто.

— Отбросить хитросплетения, порожденные разумом — единственный ключ.

Понимать слова и метафоры становилось все труднее. А произносить их вслух было уже невозможно.

«Зачем тогда мы вышли из моря? И кто придумал большинство правил, как не жрецы?»

Он перевел взгляд на стоящую перед ним рождающую. Алые глаза. Слишком темные на его вкус. С этим цветом было что-то связано. Что-то неприятное. Эхо боли прошло мимо, так и не сумев всколыхнуть воспоминаний.

— Знак.

—…ты должен.

— Знак.

«Что?»

Пальцы окунулись в теплую вязкую массу. Даро сделал над собой усилие, чтобы понять, чего от него хотят.

— Ты должен нарисовать знак рода.

Даро боролся с поглощающим его разум мягким дурманом, который превращал жизнь в единый миг настоящего. Он пытался хотя бы не забыть, кто он вообще такой.

Взгляд упал на гладкую кожу чьего-то бедра, отметил перелив мышц. Чужая ладонь, по которой стекало что-то темное, была светло-зеленой. Она едва-едва разминулась с его собственной ладонью. Даро тронул чужое плечо и медленно вывел первую дугу родового знака. Две линии… короткие мазки. Круг.

В этот момент чья-то рука коснулась его груди. Теплая краска потекла вниз. Быстрые точки и медленные волны линий. Эти несколько капель, неумолимо жалящих чувствительную кожу, спускались все ниже.

Спокойная гладь внутри превратилась в непробиваемую корку. Даро отчаянно цеплялся за себя.

Он ощущал скользящий по телу чужой взгляд, словно прикосновение. Даже слуги не видели Наследника полностью нагим. Только медики, сразу после боя на Оанс, когда принесли их с Риэ в госпиталь.

«Лед. Оанс. Риэ».

Он знал это имя. Раньше.

«Не надо».

И снова мягкое, теплое «ничто». Ощущение, цвет, звук. И пустота…

Он охнул, когда плечо взорвалось острой болью, которая, впрочем, почти сразу отступила. Даро открыл глаза, удивляясь, что все еще стоит на ногах. Майко рядом уже не было, на него смотрел целитель и слегка улыбался. Сверху обрушился холодный водопад, смывая краску с тела и остаток вязкой мути с сознания. Даро жадно глотал холодную воду.

Он вдруг осознал, что в комнате полно жрецов и их помощников. Один принес мантию, другой помог выйти из выемки и обтер ноги пушистым полотенцем. Даро снова нашел взглядом жреца.

«Твой разум в порядке, Наследник», — жесты целителя выдавали его довольство, — «Марай Милосердная одарила тебя честью и добросовестностью. Беспокойство о долге похвально. Но обряд показал: блокировки не столь серьезны, как тебе кажется, и твое тело способно дать гормональный ответ в присутствии этой рождающей».

Даро молча таращился на него. Это не могло быть правдой. Не могло ею быть. Потому что последняя надежда не имеет права умирать. Целитель небрежно махнул рукавом, отсылая служек.

«Ты воин Королевства. Страх напрасен. Это не противник, но всего лишь рождающая, самка, что понесет твое семя».

Когда Даро вышел из храма, в глаза ему неожиданно ударило солнце. Он совершенно потерял счет времени. У ступеней ждал джет, чуть поодаль зависли над водой два гвардейских судна. Даро покачал головой.

«Возвращайтесь. Я прибуду позже».

В бухте, где они когда-то гуляли с Найей, стояла тишина, и только длинные полосы гниющих водорослей напоминали о недавнем шторме. Даро сел на песок, бездумно глядя в спокойную океанскую даль. Он даже не мог заплакать. В детстве это помогало, сейчас же… все равно ничего не изменится.

***

Дворец сиял, тысячи резалировых светлячков парили в садах, голограммы сказочных существ наполняли каналы. Музыка играла до поздней ночи. Залы и переходы полнились музыкой, звоном золотых украшений, шорохом цепочек шэ.

Наследник превратился в затворника, покидая покои лишь ради аудиенций и церемоний, которыми никак нельзя было пренебречь. Он очень удивился, когда за два дня до торжества узнал, что Найя улетела на Оанс, причем даже не в Теинару, а в какие-то архивы на другой стороне планеты. Куда ее понесло так невовремя? Даро хотел бы, чтобы сестра была рядом… Не металась в поисках несуществующего выхода, а просто была рядом.

***

Дед Камоир не знал ничего и ни о чем не спрашивал. Он замечал, что внук возвращается с работы позже, а иногда лишь на другое утро. Молча ставил перед Риэ еду и питье, порой рассказывал жестами как прошел его собственный день, что происходит вокруг. Риэ ел, пил и слушал, иногда забывая донести ложку до рта, думая о том, о чем думать уже не было никаких сил.

Риэ смотрел на Камоира, расчесывающего свои длинные рыжие волосы, и вспоминал себя в детстве. До того, как все случилось, до сухого мора он любил сидеть и заплетать косы — себе и сестренкам. Он провел рукой по голове. Где-то на затылке храмовая машина нарисовала бессмысленные линии, случайно сложившиеся в знак, который отчего-то тысячи оборотов назад стали считать благословением богини.

— Завтра ты летишь на сочетание Наследника?

— Нет.

Официальное приглашение на свадьбу получило такой же официальный и вежливый отказ. Риэ не сомневался: даже в общей суете Даро увидит это сообщение. Что он подумает? Риэ хотелось написать, а лучше — сказать совсем другое.

«Прости».

Но Риэ слишком хорошо знал Даро. Он простит. И потому — это запрещенный прием.

Риэ мог уехать: почти ничто не держало его на Ронн, Наследнику, скорее всего, стало бы легче… Вот только это все равно лишь иллюзия, отъезд не отменил бы уже свершившегося. Тем более, что и сам Наследник должен был оставить систему совсем скоро ради службы на Луар.

В утро свадьбы Риэ обнаружил себя перед зеркалом. Серебристо-серая парадная униформа сидела на нем так, как и должна сидеть на офицере, с отличием окончившем Академию Пяти Планет. А Камоир снова не задавал вопросов. Впрочем, вряд ли Риэ смог бы ответить ему. Вряд ли он смог бы ответить самому себе.

Город сиял золотым и лиловым, каналы покрывали лепестки улиу. На всех площадях стояли многоэтажные столы с угощением. Риэ плыл, а потом шел сквозь толпу. Смешение голосов гудело в ушах, отдавалось в теле, рассыпаясь частым биением пульса. Некоторые гуляющие задевали его плечами и даже поднимали было руку для оскорбительного жеста, но, внимательнее вглядевшись в лицо Риэ, старались скорее убраться с дороги.

Гвардейцы пропустили его во дворец, также не задав вопросов. Риэ чувствовал, что звереет. Последняя надежда на охрану, которая задержит его, не даст совершить ошибки, обратилась в пыль. Остановиться самостоятельно он не мог. Даже если бы ему оторвало ноги, остаток тела упрямо полз бы дальше. Чтобы увидеть ее. Увидеть рядом с другим.

Тронный зал переливался разноцветьем шелковистых одежд, с высокого потолка свисали благоухающие лианы розово-белых цветов, колонны обвивали ленты мелких светлячков. Трон пустовал, чуть в стороне Даро в черной с золотом мантии говорил с отцом, в ушах Наследника сверкали золотые кольца. Он выглядел настоящим молодым Правителем, гордым и прекрасным, как саэль. Риэ закусил губы до крови.

Дам нигде не было видно. Риэ заставил себя разжать стиснутые челюсти, отошел к колонне, тронул рукой холодный камень, пытаясь убедиться: это не кошмарный сон. Он пришел сюда.

Нужно бежать, пока и правда не стало поздно. Пока не вышла она.

Риэ расцепил пальцы, которые едва не оборвали одну из резалировых гирлянд, повернулся и пошел к выходу. Это оказалось сложнее, приходилось пробираться против течения.

— Риэ! Риэ Зунн!

Перед ним стояла запыхавшаяся Найя, и не в парадном облачении, а в скромном дорожном плаще. Риэ разомкнул губы, чтобы поприветствовать ее, но горло словно стиснула удавка. Провались оно все в бездну! Риэ обогнул сестру Наследника и почти побежал к выходу.

— Стой!

Найя схватила его за рукав и совершенно бесцеремонно потащила в сторону от потока гостей, в нишу.

— Куда ты?

Риэ молча смотрел на взволнованную лэрнен, не понимая, что ей нужно от него.

— Я… не должен был приходить, — наконец, выдавил он. «Я пойду», — добавил он жестом.

Найя помотала головой.

— Идем со мной. Не спорь. Не вздумай, — резко сказала она, заметив его взгляд на высокие двери зала, — иначе я прикажу страже вести тебя силой. Доверься мне, — смягчилась Найя.

Подняла руку, словно желая коснуться, но тут же уронила ее, вцепилась пальцами в край плаща. Потом сделала Риэ знак следовать за собой.

***

Даро не окончил фразы, поняв, что внимание отца переключилось на нечто за его спиной, и обернулся.

— Найя?! Я думал, ты не придешь совсем.

— Что произошло? — требовательно спросил Правитель. — Где ты была, дочь?

Даро удивился еще больше. Получается, отец был не в курсе отлучки Найи… она быстро поклонилась Правителю, потом вынула из кармана на груди капсулу с документами.

— Мне нужно срочно показать это вам.

Отец подал знак советнику и направился в малую гостиную. Брат с сестрой последовали за ним.

— У меня есть подтверждения от троих ведущих юристов системы, — торопливо говорила Найя, взмахами рук распределяя голографические ленты в воздухе. — И от Вэлиана Энсо. Смотрите, а я объясню.

Даро увидел договор с Золотым Советом, подписанный Повелителями двух систем, тот, что для самого Даро ничем не отличался от смертного приговора.

— Смотрите на формулы, — Найя приблизила полотно, — «...заключить брак с представителем или представительницей наиблагороднейшего имени планеты, достигшим как минимум третьего потока, чей возраст не превышает шести девяток оборотов…»

— И что? — спросил Даро, чувствуя, как ему помимо воли передается волнение сестры.

— Прости, брат, — вдруг улыбнулась Найя, — но технически не ты владеешь наиблагороднейшим именем на Ронн. У тебя есть соперник.

Правитель поднял брови, Даро нахмурился, пытаясь понять… Найя махнула рукой, подзывая другие два файла.

— Риэ Энсо Онья Тока Зунн. Это полное имя отображается лишь в двух документах — в письме признательности Энсо и в дарственной.

Даро закрыл глаза и оперся руками на стол. Близкие отношения между низшими и Высшими до сих пор были редкостью, неповоротливая бюрократическая машина еще не обладала достаточным количеством инструментов, чтобы вносить правки в законы, подгоняя их к стремительно меняющимся реалиям. Хотя статус брата-спасителя не давал наследственных или имущественных прав, принадлежность к родовому имени Энсо автоматически ставила Риэ на один уровень с высшей знатью. Просто никто не думал, что возможно использовать это. Никто. Кроме Найи. Даро открыл глаза и посмотрел на сестру, словно увидел впервые.

— Это не имеет значения, если у него нет земельных владений, он даже не вассал, — наконец, сказал Правитель. — Тогда добавки к имени — лишь горсть пышных слов.

Найя торжествующе выпрямилась.

— Но владения есть!

«Это же земля. А земля в хозяйстве пригодится».

Знал ли Риэ, насколько окажется прав? Даро засмеялся. Правитель тревожно посмотрел на него. Найя дышала тяжело, словно после заплыва в пару умиэ.

— Я ценю твое упорство, дочка, — сказал отец. — Но ты понимаешь, что род Онья будет вечно обязан Риэ Зунну за эту услугу? И… мы не можем заставить его, — с тенью сожаления закончил он. — Не в нынешние времена.

— Заставить? — с трудом сдерживая рвущийся смех, выдохнул Даро.

Наверняка он выглядел безумцем.

— Зунн здесь, — торопливо сказала Найя.

Даро мог только кивнуть — говорить уже не мог.

— Возьми себя в руки, — обеспокоенно сжал его плечо Правитель. — Я понимаю…

— Нет, — резко перебил Даро, перестав смеяться, взглянул ему в лицо. — Не понимаешь. Прости, отец.

Он подошел к панели на стене и вызвал слугу.

«Приведи сюда всех членов семьи и госпожу Майко».

Прабабушка с Алином молча ждали объяснений. Лицо Риэ почти сливалось с цветом его мундира. Даро заставил себя посмотреть ему в глаза и ободряюще улыбнулся. Туа вошла последней. Даро невольно задержал на ней взгляд. Тончайшая материя почти не скрывала тела, россыпи драгоценностей блестели чешуей, с прически свисали тонкие сияющие нити кристаллов. Он видел ее впервые с того часа, как они встретились в храме Марай Исцеляющей, хотя Даро до сих пор не уверился, что эта встреча — не замысловатый плод его бреда. Туа Майко стояла прямо, ожидая своей участи. Великолепна и холодна, как всегда. Во всяком случае, такой она была для Даро.

Он почувствовал благодарность отцу, когда тот взял слово. Даро мог отойти в сторону, потому что всеобщее внимание теперь сосредоточилось на другом. Подошел к сестре и встал рядом. Незаметно погладил ее по руке. Найя дрожала, сердце заходилось в сумасшедшем ритме. Ей многое пришлось пережить за этот день, а главное оставалось впереди. Даро на миг позавидовал родичам, что понятия не имели о творящемся здесь. Врочем, скоро и они узнают… Он уловил движение и, повернувшись, увидел, как Майко, растеряв всю свою царственность, бежит через комнату, подобрав пышные юбки.

Бежит к тому, кого любит…

Риэ подхватил ее, прижал к себе. В воздухе стоял звон кристальных ниток, выпавших из прически теперь уже чужой невесты.

Наверняка на лица Правителя, деда Алина и прабабушки сейчас стоило посмотреть. Наверняка новоиспеченная счастливая чета, как только сможет оторваться друг от друга, бросится выражать свою благодарность правящему дому. Но Даро занимали не они. Там все теперь будет правильно и хорошо. Бывший и действительный Правители довольны тем, что избежали невыгодной сделки. Прабабушка рада, что семья осталась цельной. Риэ пьян от блаженства рядом со своей возлюбленной. Как много счастья в одном месте…

Найя бросила попытки сдержаться и вцепилась в брата, отчаянно всхлипывая.

— Иди ко мне, маленькая. Моя саэлин…

Даро спрятал ее лицо у себя на груди, взял сестру на руки и вышел из комнаты.

[1] Саэлин — производное от «саэль», женского рода. Саэли — рожденные Марай от Тиоса светлые могущественные духи.

Загрузка...