Итари Онья улетел на другую сторону Ронн, где раньше, до нападения, располагались обширные пахотные земли, а теперь зияла разломами взрытая пустыня, густо усыпанная обломками кораблей. В отсутствие Правителя большую часть дел взял на себя его отец, Алин. На Даро же полностью легла столица и сопредельные территории. Аномально сильный шторм снес несколько крупных искусственных островов, занимающихся переработкой водорослей, и опрокинул их на прибрежные деревни. Он же повредил часть генераторов силовых полей, расшатав кладку набережной. Вышедшие из берегов в разгар сезона Бурь каналы с захваченным течением мусором не добавляли городу уюта. Нужно было распределить деньги так, чтобы заткнуть максимальное количество дыр. День за днем Даро убеждался, что эта задача невыполнима. Наследника осаждали со всех сторон, и каждый представитель инстанций искренне считал, что именно его проблема — самая важная. Медики грозили эпидемией, ответственные за чистоту санитарные службы жаловались на испорченные насосы и невозможность контролировать затопленные селями улицы окраин. Техников не хватало. Ежедневно Даро возвращался в покои уже после того, как алые луны красили город в багрянец, и какое-то время просто сидел, уставившись в одну точку. Уснуть можно было лишь с помощью самогипноза, а иной раз и он оказывался бессилен, тогда в дело шла смола кайон.
Итари говорил с сыном по тахиосвязи в те редкие моменты, когда их передышки совпадали. У Даро обычно в это время в разгаре был день, а у Итари стояла ночь. Бремя власти объединило их, как никогда прежде. Однако они говорили о насущных нуждах, советовались, порой сплетничали о лэрах, о последствиях войны, но никогда — о самой войне. Это ощущалось разделяющей их стеной. Отец хотел бы, но не мог снять с плеч сына нагрузку. Он считал, что в идеале нужно было бы дать Даро время прийти в себя после возвращения домой, но жизнь не позволила и этой малости. У Итари, как у правителя, руки тоже были запачканы кровью многих, но он ни разу за свою долгую жизнь не убивал собственноручно, в отличии от сына. Он не представлял себе, каково это. Даро не жаловался ни отцу, ни деду. Первый и так делал, что мог. Второй поднял бы на смех.
Дед Алин в свое время повоевал и не считал это чем-то особенным. Во время его правления прошли волнения в среде жрецов, Правители по всей системе вынуждены были иметь дело с тысячами озлобленных адептов учения, признанного храмом Тиоса еретическим. До восстания не дошло, но крови тогда пролилось много. Алин не одобрял попустительства сына по отношению к внуку. По его мнению, новое время делало из сиуэ медуз, а не охотников, а дети, хоть и являются великим даром богов, все же нуждаются в жесткой руке для собственного же блага. Помнить уничтоженных тобой врагов полезно, но зачем расхолаживаться и позволять себе убиваться по этому поводу?! Однако Алин мог лишь выражать мнение, но не вмешиваться: его время воспитания потомства давно прошло. Даро вообще старался не пересекаться с ним. Алину сложно было принять многое, а от привычки казнить слуг за ошибки он избавился лишь тогда, когда его покои полностью перешли на обслуживание роботами.
Даро говорил только с Риэ, и тот слушал. Даро видел, что не всегда другу это дается легко, но не мог заставить себя перестать. Тогда его просто разорвало бы изнутри. Он понятия не имел о жизни Риэ, он словно разучился задавать вопросы. Краем сознания проходила мысль о том, что это неправильно, и связь должна быть двусторонней, но совесть быстро глушилась потребностью выговориться. Кому-то, кто поймет без предисловий, пояснений и правил вежливости. Только теперь Даро осознал, какой груз ляжет на его плечи, когда он согласится принять на себя власть над Ронн… И все чаще задумывался о том, согласится ли. Сиуэ не принуждали своих детей к этому, кроме безвыходных ситуаций. Высшего можно наказать и заставить сделать многое, но нельзя насильно всучить власть — ведь от этого пострадают все, кто под нею окажется.
***
Найя неспешно выправляла трехмерный набросок в альбоме эскизов и краем глаза смотрела на то, как Туа расчесывает свои длинные волосы, как наносит краски на лицо — методично, привычно. Серебряную, широкой кистью — на губы, темно-фиолетовую тонкой кисточкой — на глаза. Найе шли совсем иные цвета: розовый, голубой, кремовый. Ей не нравилось то, что она теперь оказалась приставлена к чужачке, словно надзирательница, но она отлично понимала, зачем это нужно, и не выказывала недовольства. Прабабушка и мать жалели Туа, а Найю раздражала ее запуганность. Но она не могла не признать, что ей нравится смотреть на паурен: прелесть этого лица завораживала. Никакие краски не превратили бы Найю в такой совершенный образец Высшей, словно сошедшей с барельефов храмов сестер-богинь. Найе и хотелось бы найти в Туа хоть один недостаток, но… она считала себя художником, а художник не может не видеть красоту. И Найя смотрела, пока лицо модели под ее пальцами не стало походить на лицо Туа. Тогда Найя резко смахнула голограмму обратно в браслет.
Пока свободна, дочь правителя вольна была развлекаться в рамках дозволенного. Найе нравилось моделировать одежду, нравилось, когда маленький магазинчик на одной из оживленных улиц приносил доход. Деньги радовали ее потому, что являлись комплиментом ее скромному таланту. В магазине никто не знал настоящего имени модельера, и если вещи покупали, то лишь из-за того, что они и правда пришлись кому-то по душе. Возможно, когда-нибудь от этого развлечения ей придется отказаться… Но за все нужно платить. И за рождение в правящей семье и жизнь, недоступную большинству сиуэ — тоже. Найя относилась спокойно к факту, что когда-нибудь придется стать женой тому, кто принесет семье добрый союз, и родить ему детей. Важнее семьи ничего нет, и каждый должен выполнить свой долг с честью. Даро же вел себя так, будто имел особые привилегии, которые теперь посмели попрать. Будто его отдают на алтарь. На деле же девочка-паурен, оказавшаяся среди непонятных ей чужаков, походила на жертву куда больше.
Вылеты наследника в город прекратились сразу после возвращения из Академии, Даро Онья больше не был мальком, чье лицо знает только ближайшее окружение. Поэтому друзья встречались чаще всего на территории владений Онья. После нападения паури отношение к Риэ со стороны правящего дома стало почти семейным, у него даже появилась своя комната в жилом крыле.
Прибытие Туа Майко всколыхнуло еще не успокоившийся после нападения Оимо двор, как волнует воду брошенный камень. Даро теперь и трех дней не мог обходиться без разговоров с другом, Найя недоумевала, как Риэ столь долго может терпеть его нытье. После возвращения из Академии Даро сильно изменился к худшему. Практически любой разговор брата и сестры кончался стычкой, намеками на то, что Найя не видела жизни, сидя за крепкими стенами дворца. Как будто это был ее собственный выбор! Бабушка Шуа твердила, что война всему виной, она повидала немало тех, кто вернулся из боя совершенно другим. И Найя сдерживалась, стараясь не отвечать колкостью на колкость, сводила беседу к безопасным темам, которых становилось все меньше. Но вчера не смогла промолчать.
Найя подошла к парапету, на котором сидел Даро, мрачный, как наползающая с заката туча. Он даже не подал виду, что заметил сестру.
«Ты мог бы решить пару вопросов с подготовкой к помолвке?»
Брат бросил на нее взгляд.
«Чего ты хочешь?»
Найя медленно вздохнула и выпрямилась, успокаивая закипевшее раздражение.
«Прилетают и твои приятели, ты знаешь их лучше меня, помоги мне!» — последний жест получился резким, но воистину, ей хотелось разрубить ладонью этот резной камень.
«Я улетаю завтра к отцу, ты знаешь», — не глядя, отмахнулся Даро.
«Но вернешься через день. Здесь дела на пятнадцать капель!»
Даро закатил глаза и со стоном спрыгнул на пол.
— Оставь меня в покое!
— Не веди себя так, словно проблемы здесь лишь у тебя!
— Какие у тебя проблемы? — резко повернулся к сестре Даро. — Лэру Пайоту неудобно сидеть рядом с лэрнен Райсу? Ткань привезли не в цветок, а в полоску? Или твоя новая подружка тебя не развлекает?!
Найя внутренне задохнулась от возмущения. Она тратила свое время, торча рядом с девчонкой паурен, лишь для того, чтобы избавить Даро от постылого брака, и он прекрасно знал об этом. Но Найя не собиралась ему напоминать и не двинула и бровью. Ледяные, плавные жесты Высшей отлично маскировали эмоции. Злость лишь делала их совершеннее.
«Допустим. Каждому его собственная беда кажется больше, чем чужие! Сейчас тяжело всем, не строй из себя невесть что!»
Даро вскочил, хотел ответить, но сдержался и молча сбежал по лестнице.
Найе было стыдно за эту сцену даже перед гвардейцами.
Зато Риэ стал чаще появляться во дворце. Вначале низший бесил ее тем, что занял все время и мысли Даро, не оставив места самой Найе. Она думала о нем, строила наивные, детские планы мести. Потом поймала себя на том, что старается прихорошиться, если приходит вызов Даро по тахиосвязи — на случай, если разговор случайно увидит Риэ. Заметила, что ждет на каникулы в сезон Ветров их обоих, а не только Даро. Что записи, присланные из академии, на которых присутствовал низший, пересматривает чаще остальных.
Туа ушла на занятия, а Найя все сидела на разобранной постели, покусывала краешек шелковистого ночного халата. В ее браслете была папка с голограммами и съемками, секретная безымянная папка в самой глубине носителя.
Даро, увлеченно рассказывающий сестре какую-то историю, и за его спиной — друг, полностью погрузившийся в игру, то и дело шипит и беззвучно ругается, когда героя снова и снова съедает большая змея.
Они вместе, с голограммами зверей на лицах, поднимают руки в жесте восхищения на финальном матче Большого Круга.
Снимает кто-то другой. Парни дерутся, потому что Даро подложил спящему Риэ за шиворот гигантского слизняка чои-то, а проснувшийся низший скрутил отчаянно верещащего братца и запихнул склизкую тварь ему в штаны.
Съемка из зала боевых искусств, где Риэ, обнаженный по пояс, показывает другому курсанту возможности шеста и легко выталкивает его из круга. Веселье и крики болельщиков.
Хихиканье Даро за кадром и перебравший смолы Риэ, с серьезным лицом несущий бред о том, что лун у Ронн должно быть не пять, а восемь, и рассуждающий, куда подевались остальные три, пытающийся чертить пальцем на полу какие-то расчеты…
Даро и Риэ в госпитале, его лицо, бледное, но уже улыбающееся, и багровые незажившие отметины на груди…
Найя сохраняла эти кусочки чужой жизни осознанно, зная, что большего ей не светит. Выдумывала несуществующие разговоры и встречи, зная, что им не суждено воплотиться. Держалась с настоящим Риэ прохладно-вежливо, как подобает Высшей. Она была благодарна Марай за то, что та позволила ей хоть раз в жизни испытать это тянущее, сладкое до горечи чувство.
***
Из задней двери доносился ритмичный звук вонзающегося в мягкую землю заступа — дед Камоир ровнял грядки. Запах здешней почвы был чуть солоноватым из-за близости океана. Мерное жужжание насекомых и и искрящиеся в воздухе пылинки навевали дремоту. Но Риэ нужно было еще закончить работу. Он отвел взгляд от льющегося из-за приоткрытой двери солнца и снова придвинул лупу. Тихий звон сказал ему, что в лавку пришел посетитель. Нет, поработать спокойно ему сегодня явно не дадут… Риэ со вздохом отложил инструменты и вышел из-за пластилитовой занавеси.
Их было двое. Молодые парни, настороженно озиравшиеся по сторонам, не понравились Риэ сразу. Он прекрасно знал таких — выжившие уличные звереныши, которые заматерели и прибились к стае взрослых хищников.
— Что вам нужно? — холодно спросил Риэ.
Рука уже нащупала под прилавком рукоять. Меч лежал наверху, хорошо спрятанный в стенной нише, а для этого отребья будет довольно и лазерного ножа. Высокий парень с хвостом светлых волос заметил движение Риэ и приподнял верхнюю губу, показав клыки и демонстративно сунул руку под куртку. Другой — со шрамом на лбу — сделал ему знак остыть и заговорил:
— Мы знаем, кто ты такой, Риэ Зунн. Связался с Наследником и ходишь у него на побегушках.
— Вам какое дело? — нахмурился Риэ.
Парень со шрамом коротко и неестественно улыбнулся, подпрыгнул и уселся на прилавок, интимно склонившись к уху Риэ.
— Ты же знаешь, в жизни у всего есть две стороны. Есть Высшие с их награбленными богатствами, и есть все остальные… И так не может длиться вечно. Понимаешь о чем я?
— Понимаю, что еще одно слово, и я воткну его тебе в ляжку, — прошипел Риэ, выхватывая нож.
Высокий дернулся было к ним, но приятель снова качнул головой.
— Риэ. Ты же один из нас. Тебе никогда не стать одним из них! Ты не настолько наивный…
Он все же спрыгнул на пол, подальше от опасно краснеющего лезвия и повернулся к Риэ.
— Ты можешь быть нам полезным. Ты должен стоять за своих!
— Вам я ничего не должен, рыбья требуха, — сплюнул Риэ. — Убирайтесь, пока целы.
— Но ты же видишь какие они, эти Высшие! — Напыщенные и жестокие! Мы для них — донный ил! Они убили твоего отца…
Риэ перемахнул стойку и схватил парня за горло.
— Заткни свою поганую пасть. Мой отец сам себя утопил… И вас ожидает то же самое, тупые вы куски крабьего дерьма!
Другой рукой Риэ блокировал выпад высокого, парализатор отлетел в угол. Раздались шаги, в проеме встал Камоир, многозначительно покачивая в руке остро заточенную тяпку.
— Все в порядке, дедушка, — сказал Риэ, отпустив горло противника. Пока тот пытался отдышаться, сцапал хвостатого и заломил ему руку. Подхватил за шиворот первого и швырнул в дверь, вышел следом.
— Семья Онья — это лучшее, что случалось с этой планетой за сотни оборотов, — сказал он, наклонившись к отползающим парням. — Они и так делают для народов все, что могут.
— Да что ты! — прошипел хвостатый, впервые подав голос. — Они околдовали тебя, вливая в уши ложь! Нам вообще не нужны правители! Народами должен править общий совет, как в старых племенах…
Риэ рассмеялся и покачал головой.
— Глупцы. Сколько вам, исполнилось ли хоть шесть? Заканчивайте с этими сказками, пока вас не услышала стража. Займитесь делом, найдите работу, мой вам совет.
Риэ повернулся и захлопнул за собой дверь лавки.
— Мы еще поговорим, Зунн, — донеслось сквозь закрытую створку, — Мы следим за тобой…
Риэ вернулся к работе, со двора вновь слышался звук заступа. Словно ничего не случилось. А случилось ли? Таких идиотов море рождает, чтобы пожрать чуть позже, показывая пример глупой рыбешке, отсеивая слабых и неразумных. Он решил не рассказывать об этом Даро, у того и так хватало проблем.
***
— Лететь уже завтра. Я так хотел получить назначение на Луар, но теперь… не знаю.
— Ты справишься, — уверенно сказал Риэ. — твоему взводу повезло, мало кто из начинающих офицеров имеет боевой опыт. К тому же ты вступишь в должность только после сезона Охоты, а это еще куча времени.
Даро теребил сережку в брови, задумчиво глядя на разводы мокрого сиреневого камня на стене. Террасу заливала предгрозовая хмарь. Он достал из кармана браслет, открыл голографию и уставился на нее.
— Зачем ты это хранишь? — спросил Риэ, бросив неприязненный взгляд на серьгу в виде змейки и тонкого кольца с гравировкой, словно во плоти повисших в воздухе. — Родовые знаки жрецы передали в Паур, их смерть была чистой, души ушли к Элай…
— Сколько у тебя? — вскинул глаза Даро.
— Не знаю, — отозвался Риэ. — Не считал.
«Врешь», — резким жестом перебил Даро.
Риэ тяжело вздохнул.
— Я правда не знаю… Стараюсь не думать об этом. Они убили бы нас всех, убили бы Вэлиана Энсо. Так было бы лучше?
Даро молча покачал головой и свернул голографию.
«Есть еще те, кого я мог бы спасти, но не спас».
— Мальки? Они сами за себя решали. И выручали нас. Не надо считать их безмозглыми крабами!
В тоне Риэ появилось напряжение, и Даро впервые за разговор посмотрел на него прямо.
«Но старшие отвечают за младших».
Риэ прянул к нему и прижал за плечи к стене.
— Хватит! Думаешь, мне не снится лицо Кэри каждую ночь?! Но я не позволяю себе раскиснуть тухлой морской губкой! Что скажет Наставник, когда вернется и увидит тебя таким?
Даро вырвался, поднырнув под локоть Риэ, и тот остался стоять, упираясь ладонями в стену и опустив голову.
— Прости, из меня хреновый утешитель…
— Я ничего не могу изменить, — не слыша его, проговорил Даро.
— Я не верю в судьбу, — повернулся к нему Риэ. — Если бы ты выбрал остаться на станции и ничего не делать, то мы все бы погибли.
— В том-то и дело, — горько усмехнулся Даро. — Я бы не смог.
— Ты всегда можешь изменить что-то, — продолжал Риэ, — даже сейчас. Не для себя, так для других.
Даро отвернулся, подставил лицо порыву сырого ветра.
— Хотя бы для этой девочки…
— Не надо, — напряженно оборвал его Даро.
Риэ замолчал. Потом все же продолжил:
— Ты не представляешь, каково потерять свой дом, всех, кого знал и любил раньше…
— Хреновый утешитель — это мягко сказано! Хочешь попрактиковаться — валяй, экспериментируй на паурен, — оскалился Даро. — У вас с ней, видно, больше общего, чем со мной! Ну? — жестко усмехнулся он. — Чего ждешь? Иди!
Риэ замер на мгновение, неверяще глядя на друга, потом сдержанно поклонился.
— Как прикажете, наследник.
***
В большой стенной нише дворцовой оранжереи располагались ряды многослойных шаров — книги по ботанике, старые стихи и песни. Тут же висела в магнитном поле сфера, состоявшая из множества мелких штырьков. Такую же универсальную библиотеку Риэ давно завел у себя дома, избавляясь от необходимости хранить десятки метапластиковых или деревянных книг. У Высших сферы бывали и золотые, и отлитые из голубоватого драгоценного металла шэ. Риэ не воспринимал книги как безделушки, ведь главное — это история или информация, которая остается в голове после прочтения. А на каком носителе она находится — совершенно неважно.
Шуа Эйва Онья не походила ни на одну сиуэйтку из виденных Риэ. Старая, но очень красивая, гибкая, словно покрытая цветами лиана эйло. Безропотно и спокойно принимающая власть любого из семьи сиуэ над собою, но не скрывающая пламени в глазах. Служанки шептались, называли ее дочерью огненных хвостов. Что-то от аатов в этой сиуэйтке, несомненно, было. Ее оранжерея переливалась немыслимыми оттенками, здесь росли экзотические растения со всего Золотого Королевства. Она сама ухаживала за своими питомцами — изящные зеленые руки обрывали сухие листья, подрезали лишние побеги, сажали новые семена.
Хотя формально оранжерея была открыта для всех, Риэ вступил в вотчину бабки Даро с некоторым трепетом. Раньше он приходил сюда лишь вместе с другом… Риэ вздохнул. Срывы бывают у всех, ему ли не знать, как остро Даро переживает даже сущие мелочи. Но приказ прозвучал, и его нужно исполнить. Тем более, если Даро всерьез вошел в роль правителя… приказы Наследника не оспаривают.
Риэ надеялся на небольшой шанс, что он пройдет по саду и никого не встретит. Тогда можно будет с чистой совестью улететь домой: там еще оставалось полно дел. Со следующего шестидневья он начнет работу на верфи, значит, нужно успеть починить накопившиеся заказы и помочь деду разобрать новую партию деталей, которыми тот торговал на рынке электроники. Прилетев из Академии, Риэ вернулся к работе и загрузил себя по максимуму — во-первых, чтобы скопить денег на время бесплатной стажировки на верфи. Во-вторых — чтобы не иметь времени на лишние размышления.
Камоир не разбирался в технике так, как Риэ или Тока, но мог отличить годный коннектор от негодного или проверить схему простым сенсором. Крошечный дворик за лавкой он засадил питательными клубнями укку, угощаться которыми приходили даже соседи. Риэ невольно подумал, что, возможно, Камоир нашел бы о чем поговорить с Шуа Онья, и усмехнулся столь крамольной мысли. Возвращение на Ронн из продвинутой в вопросах равенства столичной Академии оказалось непростым, словно пробуждение от волшебного сна. Когда-то он считал, что нет ничего лучше родной планеты, но теперь ему было с чем сравнивать. Но если братья Энсо продолжат политику своего отца, то, возможно, Риэ Зунн доживет до того момента, как и на Ронн уйдут в прошлое последние признаки неравенства между народами сиуэ.
При виде Риэ Шуа Эйва Онья отложила книгу и показала жест вежливого приветствия. Риэ склонился перед ней, выражая почтение.
«Ты пришел полюбоваться на цветы, Риэ Зунн?»
«Наследник послал меня скрасить время ожидания помолвки для лэрнен Майко».
Шуа подняла бровь.
«Весьма благородно с его стороны», — Риэ показалось, или в движении проскользнул оттенок насмешки? — «Лэрнен Майко будет полезна практика разговорного диалекта. Ты найдешь ее в закатном краю сада, у кустов суу».
Риэ нашел паурен по голосу. Едва слышная песня, простой мотив, вновь и вновь повторяющийся, но в ином порядке тонов, словно солнечные блики в ручье. При виде Риэ девушка резко оборвала песню и склонилась.
«Да будет ваша вода чиста, лэрнен Майко» — поздоровался Риэ, — «Мое имя Риэ Зунн. Не стоит кланяться, вы гораздо выше меня по рождению».
Паурен подняла лицо.
«Я видела вас рядом с Наследником».
Риэ улыбнулся уголками губ.
«Мое присутствие его развлекает. Наследник послал меня к вам в надежде, что и вас оно может развлечь».
Девушка не ответила на улыбку, опустила взгляд.
«Я благодарна Наследнику за заботу».
— Прабабушка Наследника сказала, что вам следует тренировать разговорный язык, — проговорил Риэ. — Я готов помочь. Мало в чем я преуспел так, как в умении болтать.
Улыбка по-прежнему не касалась полных губ паурен, но Риэ показалось, что все же на миг алые глаза потеплели.
— О чем же мы будем говорить? — спросила лэрнен с мягким акцентом.
— Расскажите мне о местах, где вы росли, — попросил Риэ.
Просьба заставила девушку задуматься. Они прошли несколько шагов, прежде чем она решилась ответить:
— Я не знаю, что именно вам будет интересно узнать.
Риэ вздохнул.
— Когда я прибыл в Ронн, мне все казалось холодным, — негромко проговорил он. — Вода, земля, листья. Потому что у нас все цвета были теплее — красный, коричневый, желтый…
Он остановился у цветущего куста суу, легонько тронул пальцем рыжий лепесток. Тот сорвался и упал на дорожку.
— У нас под окнами росли кусты ваело, — сказала паурен. — Колючие, но красивые. Цветут только одну ночь. Сорвешь и съешь — будешь счастлив.
Риэ улыбнулся.
— И вы съели?
Паурен отвернулась, но Риэ успел увидеть вспыхнувший на щеках румянец.
«Это было запрещено, господин».
— Не зови меня господином, — отозвался Риэ.
Девушка опустила глаза.
«Простите. Мне многое непонятно здесь. Я не желала обидеть вас».
— Это не обидно, просто неверно, — пояснил Риэ. — Неужели у вас низшие могут удостоиться такого обращения? — полюбопытствовал он.
— Я… не знаю, — замешкалась паурен. — Во дворце я их не встречала. Но знаю, что у низших в Паур глаза черные. А здесь, — она подняла лицо, — у всех глаза светлые, будто звезды…
Риэ смущенно отвел взгляд.
— Я слышал, ваша планета находится у двойной звезды? — спросил он. — Как это — иметь два солнца?
***
Найя сидела у окна и работала. Но образцы ткани один за другим отправлялись в дальний угол стола. Даже сосредоточение никак не удавалось поймать, не говоря уж о вдохновении… Историю интересов Найи можно было легко прочесть в ее коллекциях одежды: элементы нарочитой небрежности, период увлечения униформой, так похожей на ту, что носили кадеты Академии Пяти планет, и вот теперь — время воздушных силуэтов, словно попытка перенести покрой традиционного свадебного платья в повседневные модели…
Силовое поле было отключено, из сада долетал щебет птиц. Найя старалась убедить себя, что вовсе не смотрит в окно, на две фигуры, плавно двигающиеся по цветочному лабиринту. Не прислушивается… Рука на миг замерла: Найе показалось, что снизу долетел смех.