— Как складно ты все рассказал! — донеслось вдруг от окна. — И продумал-то все хорошо, только…
Петруша застыл, выронив солому, и Василиса вздрогнула тоже, услышав знакомый голос.
— … опять не дочитал все инструкции до конца.
Служка дернулся, сунул два пальца в рот, свистнул — но толку?
Муромца не было в доме, его голос слышался с улицы, и все, чего добился Петруша — это разбросал мебель в избе.
— Сдавайся, соловушка, свист не поможет! — донеслось из-за окна. — Считаю до…
Петруша засвистел так, что Василиса едва не оглохла. Стол, скамья и мелкие вещи летали по комнате. В какой-то момент мимо девицы пролетел желанный ухват, но вместо того, чтобы ловить его, Василисе пришлось отчаянно цепляться за стену, потому что ураган норовил оторвать ее и затащить туда, к скамейкам.
Василиса кричала и не слышала собственного голоса — а Петруша продолжал свистеть!
Свист, ветер, вихрь, ураган — и вот уже крыша и стены трещат, и Василиса уже не может держаться, а магической силы у нее нет, и все, что она может…
Это смотреть.
Смотреть, как ураган разваливает дом по бревнышку.
Смотреть, как кривится новое прекрасное лицо Петруши.
Смотреть, как в дверном проеме появляется едва различимая фигура на лошади — почему на лошади? — и ветер треплет длинные русые волосы, и поднимается рука с копьем, и…
Свист прерывается, словно Петруше нужно набрать воздуха в грудь, возобновляется с новой силой, бьет по ушам, и это так больно, что Василиса теряет сознание.
— Удрал все-таки, шельма! — покачал головой Муромец. — Успел ноги унести!
Они с Василисой сидели у него в избе. Девица едва помнила, как добирались. Впечатления от того, как Илья затаскивает ее на коня, смазались, как и дорога — слишком болела голова. По-настоящему она очнулась только через пару часов, и тогда же начала задавать вопросы.
Главный был, конечно, насчет воды. Оказалось, что Василиса так хотела помочь, что остатки ее силы повлияли на мертвую воду — и та не убила Илью, а, наоборот, исцелила сломанный в детстве хребет.
Красавцем писаным Муромец не стал, волшебного свиста, как Петруша, не приобрел, даже ходить не начал — не умел никогда, а ожившие ноги слушались еле-еле.
Но медлить было нельзя.
Узнав Василису в калике перехожем и обнаружив, что вместо живой воды пьет мертвую, Илья наконец сложил воедино все детали мозаики — и понял, что Петруша наверняка попытается избавиться и от последнего свидетеля. Но объяснить это девице Муромец не сумел, заснул. К счастью, навеянный водой сон длился недолго, может, пару часов. За это время в избу пришла мать — она первая узнала, что Муромец исцелен и сможет ходить.
С ее помощью Илья взгромоздился на отцовского коня, взял копье и поспешил на выручку.
Приехал как раз к началу Петрушиной речи. Услышал все до последнего слова и стал действовать — нахрапом и наглостью. Решил, что исцеленный живой водой Петруша сам себе про него всяких ужасов напридумывает, отбиваться начнет и глупостей наделает.
Так и вышло.
Повезло еще, что конь отцовский не простым был, под свистом устоял. А рука у Ильи всегда была твердая, и копье кидал он хорошо. Жаль только, злодей успел голову отвернуть, удар вскользь пришелся — лишь щеку разорвал да несколько зубов выбил. Но свистеть Петруша больше не мог и дал деру.
Потом уже Василиса узнала, что, вернувшись, Муромец успел направить по следу Петруши стрельцов — и вот теперь стало ясно, что злодея они упустили. Неудивительно! Он же бросился в побег сразу же, как развалилась изба, а Илья помедлил, вытаскивая Василису, а потом еще и ехал до Карачарова.
Теперь им предстояло решить, что делать дальше. Речь о том, чтобы отправить Василису в услужение к жрецам — которые о ней, конечно, знать не знали — уже не шла, у нее же не было ведьмовского дара. Жить в старой избе рядом с капищем Василиса уже не могла. Муромец настаивал, чтобы она жила у него, пока сюда, в Карачарово, не приедет ее дальняя, по маме, родня. Сама же Василиса планировала разбираться с наследством жреца Златослава.
Замуж за Муромца она пока не собиралась, да он и не звал. Но этот вопрос все-равно как-то незримо висел в воздухе. Василиса знала, что когда наконец научится нормально ходить, то непременно позовет. И для этого ей даже не нужно было быть ведьмой.
А пока они обсуждали Петрушу: то, что недолго он проходил красавцем — копье Ильи рассекло щеку так, что останется уродливый шрам. Зубы-то еще вставить можно, но кожу гладкой уже не сделать.
Да и поделом ему, заслужил!
— Чувствую, попьет нам кровушки соловей этот, — вздохнул наконец Илья. — Я хоть и сидел сиднем тридцать лет и три года, людей повидал. Не будет он жить честным трудом. Не захочет.
— Верно, — мрачно согласилась с ним Василиса. — И получится из него не Идолище Поганое, а Соловей-Разбойник. Звучит?
— И правда! Звучит.