— Стрельцы свое дело знают, но разбираться с убийством не станут, — серьезно сказал Илья. — У меня у самого ноги не ходят, помощник надобен!
Староста Добромил задумался: поднял руку, поскреб в затылке.
— Ноги, значит, тебе, Илюша, нужны. Что ж, будут ноги тебе, сильные, крепкие, здоровые.
Василиса не ожидала от таких рассуждений ничего хорошего — и точно! Добромил посмотрел на нее лисьим взглядом и молвил:
— У тебя, Василиса, все равно ни кола, ни двора, ни дела какого. Будешь Илюше помощницей!
Не ожидала такого девица, но не в характере ее было ругаться со старшими. Василиса только юбку на коленях разгладила и сказала:
— Да как же дела-то нет, когда капище без жреца осталось?
Добромил хмыкнул, смолчал, но вмешался Илья:
— Девиц в жрецы Перуновы не берут, — молвил он, твердо глядя на Василису. — Только в служки, и то если есть способности ведовские. Так ты, милая, ведьма?
Василиса кивнула, смутилась под его внимательным взглядом. Вспомнила — христиане, они ведь не любят ведьм. Говаривают, что, если ведьма зайдет в церковь православную, так оттуда живой не выйдет.
Но Илья вроде в церковь ее не тащил, спокойно смотрел, не зло. Василиса страха не чувствовала.
— Так я помощницей быть не отказываюсь, — сказала она, опустив глаза. — Только живу далече. Избушка у нас возле капища Перунова. Втроем жили: я, жрец Златослав и Петруша, служка наш. В городе он сейчас.
— Ничего-ничего, — протянул Добромил. — Вот как ты быстро сюда шла, я за тобой едва-едва поспевал. Утром — сюда, вечером — домой. И не спорь, Василиска, убийство — дело серьезное. К тому же ты — ведьма, и то всем в округе известно. При деле бы тебе быть! Спокойнее оно будет.
— Никак ведьм не боятся? — вскинула голову Василиса.
Староста усмехнулся в бороду, но промолчал. Зато Илья Муромец кружку с молоком отставил и сказал тихо, вполголоса:
— Боятся, Василисушка, еще как боятся. Но только когда ведьма — карга старая. Девок же молодых опасаются, замуж не зовут, вслед плюют — да и не более. Что, если слухи пойдут, будто ты Златослава сама извела, чтобы полюбовника молодого в жрецы посадить? Что делать-то будешь? А то я не знаю — на вилы тебя поднимут, и не сделаешь ничего. Читал я про ведьм — есть у вас сила колдовская, неведомая, но толпу остановить-то ее не хватит. Что молчишь, Василиса, или не прав я?
Девушка неохотно кивнула: все правильно он сказал. Ведьм деревенские хоть и боятся, но было, что и сжигали, и на вилы поднимали. Силы-то ведовские — мирные. Извести человека изрядно способов имеется, но это одного или двух. А куда против разъяренной толпы?
Вот и не стала Василиса спорить с Ильей, сказала только:
— Везде ты прав, но насчет Петрушки не прав. Не полюбовник он мне, а словно брат названый. Я, может, Бориса люблю, которого печенеги три года назад убили. Что делать-то нужно?
— Ты грамотная, Василиса? — вместо ответа спросил Илья, а когда девушка кивнула, добавил, — добро. Матушка выдаст тебе писчие принадлежности. Сходи-ка к капищу со стрельцами, осмотри тело, если не боишься, запиши все и вернись. А еще…
Илья говорил и говорил, и девушка только успевала записывать. А староста Добромил сидел на скамейке рядом и улыбался в усы так довольно, что Василиса даже решила отметить его как первого подозреваемого.