Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна

III

С этих пор мы проводили с ним почти все время и один из нас ночевал у него в верхней койке. Он говорил, что был до крайности одинок и утешался теперь возможностью быть с кем-нибудь и развлекаться тем среди своих горестей. Нам очень хотелось узнать, в чем же именно они состояли, но Том находил, что самое лучшее средство к тому — вовсе не стараться допытываться; было весьма вероятно, что он сам начнет все рассказывать при которой-нибудь из наших бесед; если же мы станем расспрашивать, он заподозрить нас и замкнется в себе. Все вышло как раз так. Было очевидно, что ему самому страх как хотелось поговорить, но, бывало, дойдет он до самого того предмета и вдруг остановится, как в испуге, и начнет толковать совсем округом. Но случилось же однажды, что он расспрашивал нас довольно равнодушно, по-видимому, о пассажирах, бывших на палубе. Мы говорили, что знали. Но ему было все мало, он хотел больше подробностей, просил описывать в самой точности. Том принялся описывать, и когда заговорил об одном человеке, самом грубом оборванце, Джэк вздрогнул, перевел дух с трудом и сказал:

— О, Господи, это один из них! Они тут, на пароходе; я так и знал! Я надеялся, что избавился от них, но никак не мог сам этому верить! Продолжайте.

Том стал описывать еще одного паршивца из палубных, и Джэк снова вздрогнул и проговорил:

— Это он, другой! О, если бы только настала темная и бурная ночь, я высадился бы на берег! Вы видите, меня выслеживают. Им дано право ехать на пароходе, пить в нижнем буфете и они пользуются этим, чтобы подкупить кого-нибудь из здешних… сторожа, лакея или кого другого… Если я сойду на берег незаметно, они все же узнают это не более как через час…

Он толковал торопливо и беспорядочно, но мало-помалу, перешел к рассказу! Сначала все перескакивал с одного на другое, но как только коснулся самой точки, тут уже заговорил связно.

— У нас было налажено дельце сообща, — начал он. — Наметили мы для этого один ювелирный магазин в Сент-Льюисе. В нем были два бриллианта величиною с орех; все бегали полюбоваться на них. Мы были одеты очень шикарно и разыграли свою штуку среди белого дня: попросили принести эти бриллианты к нам в отель, как бы желая их купить, а там, рассматривая их и передавая из рук в руки, подменили их на поддельные, которые были уже припасены у нас. Эти-то фальшивые каменья и воротились в магазин, когда мы заявили, что вода в них все же не достаточно хороша для двенадцати тысяч долларов.

— Двенадцати… тысяч… долларов! — повторил Том. — Неужели они могли столько стоить по вашему?

— Ни одного цента менее.

— И вы с товарищами увезли их?

— Без всякого затруднения. Я полагаю, что ювелир не догадался и до сих пор об этой проделке. Но все же нам было не безопасно оставаться в Сент-Льюисе и мы стали раздумывать, куда бы отправиться. Один полагал туда, другой сюда, так что, наконец, мы решили кинуть жребий; выпало на долю Верхнего Миссиссипи. Мы запечатали бриллианты в пакет, на котором надписали наши имена, и оставили его на хранение у кассира в отеле, поставив ему непременным условием не отдавать его никому из нас иначе, как в присутствии прочих; после этого мы разошлись, чтобы побродить по городу. При этом, может быть, у каждого из нас была одна и та же мысль на душе. Не могу утверждать наверное, но сдается мне, что было так.

— Какая же мысль? — спросил Том.

— Обокрасть других.

— Как? Один из вас присвоил бы себе то, что зарабатывали все вместе?

— Само собой.

Том Соуэр пришел в негодование, он говорил, что это было самое бесчестное, самое подлое дело. Джэк Денлап возразил, что оно довольно обычно между лицами их профессии. По его словам, если пускаешься в такие обороты, то уже и наблюдай свой собственный интерес; другие о том не позаботятся… Он продолжал:

— Видите ли, горе было в том, что двух бриллиантов не разделишь между троими. Будь у нас три камешка… Но, что поделаешь, трех-то не было. Я расхаживал по улицам, думая и раздумывая, пока не решил: я утащу бриллианты при первом удобном случае; припасу заранее, во что мне перерядиться, ускользну от товарищей, переоденусь где-нибудь в укромном местечке, и тогда ищите меня! И я тотчас купил эти бакенбарды, очки, платье, упрятал все в саквояж и пошел… Вдруг в одной лавке, в которой продается всякая всячина, вижу я сквозь окно одного из моих товарищей. Это был Бед Диксон. Я очень обрадовался; думаю себе; посмотрю, что он покупает. Притаился я и поглядываю. Ну, как вы полагаете, что он покупал?

— Бакенбарды? — спросил я.

— Нет.

— Очки?

— Нет.

— Да замолчи, Гекк Финн, сделай милость! — крикнул Том. — Ты только мешаешь рассказу. Что же он покупал, Джэк?

— Никогда не угадаете! Он покупал маленькую отвертку… самую что ни на есть крохотную отвертку.

— Вот тебе раз! Зачем она ему понадобилась?

— Я и сам недоумевал. Меня даже поразило. К чему могла понадобиться ему такая вещица? Удивительно!.. Когда он вышел из лавки, я спрятался так, что он меня не заметил; потом, идя следом за ним, я увидел, что он остановился у продавца готового платья и купил там красную фланелевую рубашку и старую потасканную одежду, ту самую, которая теперь на нем, по вашему описанию. Я отправился на пристань, спрятал свои вещи на пароходе, который мы уже присмотрели, пошел назад и мне посчастливилось увидать, как и другой мой товарищ торговал себе платье у старьевщика. Сошлись мы все втроем, взяли свои бриллианты и сели на пароход.

Но тут беда: нельзя нам лечь спать, потому что требуется нам наблюдать друг за другом! Что делать, иначе быть не могло; ведь не более как недели за две перед тем, у нас чуть было до ножей не дошло, и если мы дружили теперь, то только ради работы сообща. Во всяком случае худо было то, что у нас всего два бриллианта на троих. Ну, поужинали мы, потом стали бродить взад и вперед по палубе, и курили до полуночи; потом сошли в мою каюту, заперли дверь, пощупали пакетик, чтобы убедиться, там ли бриллианты, и положили его на нижнюю койку так, чтобы он был у всех на глазах, а сами сидим и сидим… Под конец стало ужасно трудно удерживаться, чтобы не заснуть. Бед Диксон не смог. А лишь только голова у него опустилась на грудь и он принялся похрапывать ровно, заснув крепко но всей видимости, Галь Клэйтон кивнул мне на бриллианты, потом на дверь. Я понял его отлично, встал и взял пакетик; мы постояли еще несколько времени, выжидая в полном молчании, но Бед и не шевельнулся; тогда я повернул тихонечко ключ в замке, нажал также осторожно ручку, мы вышли неслышно на цыпочках и затворили за собой дверь, также без малейшего стука.

На палубе не было никого и судно плыло неуклонно и быстро, прорезывая волны широкой реки. Месяц светил, как сквозь дымку. Мы не перекинулись ни одним словом, но прошли прямехонько на корму, под навес, и сели у палубного люка. Оба мы знали, что разумеем, не имея надобности объяснять это друг другу. Бед Диксон, проснувшись, должен был почуять штуку и явился бы тотчас к нам, потому что был не таков, чтобы испугаться чего-нибудь или кого-нибудь. Он должен был придти, а мы швырнули бы его за борт или отправили бы иначе на тот свет. Меня дрожь пронимала при этом, потому что я не так храбр, как другие, но если бы я только вздумал вилять… Ну, я понимал, что лучше этого и не думать. Была у меня маленькая надежда на то, что мы сядем на мель где-нибудь и нам можно будет улизнуть на берег, избежав всякой драки… Я так побаивался этого Диксона!.. Но наш пароход был приспособлен к мелководью и рассчитывать на такой случай было нельзя.

Время тянулось, однако, а наш малый все не приходил! Стало уже и рассветать, а его все нет и нет!

— Чорт возьми, — говорю я, — как ты полагаешь насчет этого?.. Не подозрительно ли оно?

— Ах, чтоб его! — отвечает мне Галь. — Да не одурачил ли он нас? Разверни пакет.

Я развертываю… Верите ли: там только два кусочка сахара! Вот почему он мог там остаться и дрыхнуть спокойно всю ночь! Ловко! У него был значит подготовлен фальшивый пакетик и он успел подменить им, у нас под носом тот, настоящий!

Мы чувствовали себя в дураках. Но нечего было терять времени, необходимо было составить поскорее план, и мы его и составили. Надо было заделать пакетик по-прежнему, войти опять в каюту тихохонько, положить его на прежнее место и представиться, что мы знать ничего не знаем и решительно не подозреваем, что негодяй смеялся над нами, когда всхрапывал так усердно. Но мы не спустим глаз с него и лишь только выйдем на берег, то напоим его до-пьяна, обыщем, найдем бриллианты и покончим с ним, если будет не слишком опасно. Если мы его уличим, то по необходимости должны будем и разделаться с ним; иначе он нас выдаст и погубит, это уже несомненно. Но я мало надеялся на успех. Я знал, что его легко напоить, он всегда был готов на это! Но что за польза была бы в этом? Обыскивайте его целый год и все же не найдете ничего…

Я рассуждал так, и вдруг меня осенило! Я едва смог перевести дух. В голове у меня промелькнула мысль, от которой мозг мой чуть не разлетелся на клочки… Но я был весел и счастлив! Видите ли, я снял свои сапоги, чтобы дать отдохнуть ногам, и теперь, взяв один из них, чтобы снова обуться, взглянул мельком на каблук, и вот от этого-то и сперло дыхание у меня!.. Вы не забыли о той загадочной маленькой отвертке?

— Как можно! — сказал Том с волнением.

— Так вот, стоило мне взглянуть на каблук и я понял, где были запрятаны бриллианты! Посмотрите вы на него: он подбит стальною пластинкой и она прикреплена маленькими винтиками. На всем Диксоне не было ни одного винта, за исключением этих, на его сапогах; и так, если ему требовалась отвертка, то ясно для какой цели.

— Гекк, не остроумно ли это? — крикнул Том.

— Ну, ладно, я надел свои сапоги, мы с Галем сошли вниз, юркнули в каюту, положили пакетик с сахаром на место, уселись тихонько и стали слушать, как Бед Диксон похрапывает. Галь Клэйтон тоже скоро заснул, но я не мог спать; никогда в жизни еще не был я так оживлен! Я только нахлобучил себе шляпу на глаза и старался разглядеть из-под ее полей, где лежит мешок. Долго осматривал я так все уголки и стал ужь думать, что дал промах, но вдруг увидал то, чего искал: мешок лежал у самой перегородки и почти не отличался цветом своим от ковра. Тут же валялась круглая деревяшечка, величиною с кончик вашего мизинца, и я подумал про себя: в гнездышке вместо тебя лежит бриллиант. Скоро я увидал и другой подобный круглячек.

Подумайте только о хладнокровии и ловкости этого подлеца! Он задумал свою хитрость и рассчитал наперед, как мы поступим, и мы попались в ловушку, проделали все, как он предвидел, точно пара болванов! Мы ушли, а он, не торопясь, отвинтил пластинку у каблука, вырезал гнездышки в нем, спрятал туда камешки и снова привинтил ее. Он догадывался, что мы скрадем подложный пакет, пойдем наверх и будем ждать всю ночь его прихода с целью его утопить… и, прах побери, мы сделали все, как по писанному! Да, нечего сказать, ловко было задумано!

— Признаюсь! — сказал Том с восхищением.