Та-Ро

-Досталось тебе...

Зима смотрела на них слегка ревниво. Она еще и слова не успела молвить, объяснить - кого привела к духовнику, да почему. Ан и не понадобилось никаких речей! Эта заморская гордячка, с наглым носом и вздернутым чуть не к небу подбородком, опустилась на колени, уткнулась лицом в подол рясы священника и? Рыдает?

-Крепись, дитя. Ты, и только ты.

Зима скрестила ручки на груди, откинулась к бревенчатой стеночке, прислонилась. Прикусила губу. Как бы лишнего не ляпнуть. Замашки у нее уже стали княжескими. Смирение с трудом давалось. Чтоб внимание мужчины, а отца Филарета не смотря ни на какие обеты, она причисляла к мужчинам... Чтоб внимание умного и сильного мужчины целиком переключилось на кого-либо еще в ее присутствии? Моря горят, леса текут, мышка в камне утонула! Этой парочке сейчас было абсолютно не до нее! Ведут себя, как старые знакомые. Можно подумать, что отец Филарет духовник этой носатой умницы. Ли подняла зареванное лицо. Покачала головой.

-Я не могу. Я боюсь.

-Бедное чадо. Бедное, возлюбленное чадо.

-Отче...

-Отпускаю тебе грехи. Вольные и невольные.

-Отче...

-Буду молить Господа за тебя. Покуда жив. Каждое утро и каждый вечер.

Помог Ли подняться с пола, пригласил в свою келью. Зима осталась стоять в коридоре. Монарший гнев, едва не обуявший ее, схлынул, под коротким суровым взглядом монаха, обнажив на дне души такие залежи свежего дерьма... Было о чем призадуматься. Ой, было...

В келье пахло ладаном. Потрескивали свечи возле иконы. Некрасивый человек, с узкими (таких не бывает у россов) глазами предложил сесть на скамью. Задумчиво подергал куцую бородку. Прошелся по скромно обставленной небольшой комнате. Обратил лицо к иконе. Искренне вознес короткую молитву. Закончив ее смиренной просьбой.

-Вразуми раба своего, Господи.

Наконец устроился напротив девушки. Одернул подол рясы. Дрыхнувший на столе раскормленный котище зевнул, потянулся, спрыгнул, свернулся на костлявых коленях настоятеля. Громко замурлыкал. Ли с трудом вспомнила, зачем именно, вообще явилась в храм. Собралась с духом.

-Мне нужен совет, отче.

-Разве?

-Да. Я на распутье. Не знаю, хватит ли сил. Даже не знаю, что именно мне нужно делать!

Неприлично молодое для столь высокого сана лицо монаха ничего не выражало. Точно вырезанная из темного камня маска. А голос стал твердым и сухим.

-Мой отец был воином в свите посла из далекой страны. Он убил россича, дворового слугу, невольно, но глубоко - оскорбившего его повелителя. Он не мог поступить иначе. Этого требовал его долг.

Отец Филарет говорил словно через небольшое усилие, неприятное, но увы, необходимое. Вначале Ли преисполнилась удивления, потом вслушалась. И стала понимать.

-Моего отца должны были казнить по росским обычаям. Князь и ближние бояре не сочли повод достойным такой ужасной и мгновенной кары. Наши народы слишком разные. Шутнику полагалось влепить затрещину, оттаскать за уши, выдрать плетью - самое большее. А не снести голову. Но, мой отец хорошо знал, что должен защищать своего господина любой ценой. К нему бросились дружинники. Господин приказал не сопротивляться. Опустить меч. У него тоже был долг - посла. Вмешался князь. Предложил вместо смерти - плен. Отец засмеялся. Тогда свое слово сказал господин. Он попросил привести вдову погибшего. И спросить у нее. Что предпочтет женщина, которую лишили кормильца, тому и быть. Она оказалась уже немолодой, располневшей. Шестеро детей. Это не шутка. Князь объяснил ей, в чем дело... Когда ее удалось успокоить, когда ей смогли втолковать, что происходит - засмеялась она. Не поверила, что враг может стать хорошим мужем, отцом. Сочла издевкой. Она была рослой женщиной... моя мать...

Кот зашипел, выгнул спину, соскочил на пол.

-В ней не было гармонии. Она всегда была злой или обеспокоенной. Никогда - довольной. Моему отцу было очень трудно исполнять волю своего господина.

-Он женился???

-Выучил язык. Вырастил детей. Выстроил им дома. Дал приданое. Стал простым крестьянином. Сложно объяснить. Воины - особая каста. Уважаемая. В отличии от крестьян. Но отцу велели снять мечи. И забыть свою гордость. Умер он не так давно. Успел увидеть мои... успехи. Его долг выплачен сполна. Мой - нет. Отец просил, чтобы частицу его праха развеяли с вершины священной горы Футзи. Я думал, что смогу сделать это много позже. Ан, нет. Много раньше. Через малое время.

-Что?

-Его семья будет рада услышать правду. Что он не сломался, как скверный клинок, и выполнил волю господина. Его семья примет обратно мечи. Имя моего отца будет очищено от сомнений. Я передам с тобой письмо.

-Вы знаете язык?

-Совсем немного. Говорить почти не могу. Не с кем. Читаю. Пишу. Это не важно.

За узкими щелями глаз кипело пламя.

-Не думай, чадо, что я использую тебя для своих целей. Лезть на Футзи уговариваю.

-Да уж.

-Само собой. До Синто еще добраться надо. Не ближний свет, прямо скажу. Зачем тебе крюк в пол года, или год? Ты ведь собралась спасать Вечный Город... Дитя. Неразумное. Твой народ запуган, оболванен. Все считают тебя мертвой. Как ты думаешь вернуться? Одна? Пешком? И заявить о своих правах? Обзовут самозванкой, да и распнут на площади.

Ли согнулась, обхватила плечи руками, прикусила губу. Уставилась в пол, не мигая. Тут вдруг подошел котище. Свернулся в клубок, теплой мохнатой спиной прижавшись к щиколотке девушки. Коротко мурлыкнул.

-Жалеешь гостью?

Обратился священник к полосатому другу. Котяра мявкнул, точно соглашаясь. Отец Филарет спросил неожиданно.

-Деточка, читала ли ты пророчества Дамуса Ностра?

Ли переспросила.

-Что?

-Книгу пророчеств? Особенно, главу о судьбе Династии?

-Последняя глава последней книги великого мудреца. Да. Читала. Давно.

-Помнишь что там говорится?

Ли пожала плечами, потом вспомнила уроки Тинэль. Напряглась. Представила, что сидит в дворцовой библиотеке, а на столе прямо перед глазами в темно-синем кожаном переплете, с золотым тиснением - труд всей жизни древнего пророка. Мысленно щелкнула застежкой. Открыла. Нашла последнюю главу. Взгляд упал на первые строчки: "И только вернувшаяся из небытия правительница, увенчанная знаком Династии, сможет укротить зверя... Не мерзкая волшба - два подарка, две святыни - будут ей защитой от скверной мощи Врага... Она победит - Единственная на свете дева, восседающая на спине дракона... С мечом, который выковал на заре времен Бог Огня..."

-О, Господи.

Выдохнула она. И повторила.

-О, Господи.

-Ты вспомнила?

Ли выпрямилась, покачала головой.

-Не может быть. Это не про меня.

Отец Филарет перебил ее протесты.

-Не знаю дитя ничего насчет дракона. Вообще, не верю в существование Повелителей. Но плечо твое, как гласит молва, отмечено знаком Тинэль. Верно это?

-Да.

Ответила принцесса, представившая ехидную усмешку Даниила. Вот бы он повеселился, окажись со мной рядом сейчас... В самом деле, кто сейчас верит в драконов? Никто. Ей и то кажется, что все было сном. Удивительным и прекрасным. На лицо девушки наползла мечтательная улыбка. Но тут отец Филарет неожиданно изрек.

-Один из обещанных пророчеством подарков ты получишь от меня.

Ли дернулась.

-???

-Позже, чуть позже. Не могу сегодня сделать это. Духу не хватает.

Священник нервно хмыкнул. Заговорил о другом.

-Меч, о котором написано у Дамуса Ностра, хранится в Синто. Его называют Амэ-но охабари. Правда, его нельзя купить, украсть или отнять. Он считается потерянным. Но я знаю - он предназначен твоей руке. И найдется. Обязательно.

-Как это?

-Увидишь.

Ли помотала головой. Возразила непоследовательно.

-Разве священникам не возбраняется читать Дамуса Ностра?

-Его имя под запретом лишь в твоей земле. Он не был богохульником, во многих университетах мира изучают его философские трактаты. Теперь ты понимаешь, что обязательно должна сначала побывать в Синто?

Ли честно ответила.

-Нет.

Зима не хотела ее отпускать.

-Сумасшедшая. И это я тебя втравила! Познакомила на свою голову!

Ли меланхолично перебирала алую тесьму гайтана, гладила знак, собственноручно надетый отцом Филаретом ей вчера. Накануне отъезда. Он выслушал возражения.

-Это? Это?

-Один из подарков.

-Как там сказано, "их не коснется нечистая длань"?

-Мне вручил его святой Георгий, перед тем, как напали свеи, за неделю до того как преставился. Посещал его, один молодой монах, пребывая в унынии, просил совета, о себе недостойном речь веду - а получил - Знак.

Отец Филарет чуть притронулся мозолистым сильным пальцем к своей груди. Потеребил тесьму, не касаясь темного дерева.

-Вот. Мне было сказано, чтоб не смел ныть, что для иного рожден, что увижу воочию Деву, которой суждена великая битва. Что - скотина неразумная - удостоен немалой чести! Передам из рук в руки той, для кого сделан сей священный подарок. Много столетий мы все, даже Святой Георгий, лишь хранили Знак. Держи.

Снял с шеи, рука дрожала.

-Только гайтан сменим. Этот истрепался совсем, еще порвется в пути. Пошли, возьмем новую тесьму. На цепочке его носить не подобает.

-?

-Из веточки дерева, в тени которого Сын Отца нашего небесного, беседовал с учениками, вырезан. Святой старец Георгий порой говорил, что придет время, и знак сей - окажется на груди, в которой бьется сердце мира. Мы, послушники, смеялись над стариком, думали спятил.

Пауза была пронизана грустной нежностью.

-Держи.

Отказаться от такого дара девушка не смогла. Спрятала под рубашку. Перебирала в пальцах, алую тесьму. Не вступая в пререкания с раздраженной правительницей, отмалчивалась. Перебесившись, как следует, Зима неожиданно заговорила на классическом романском. Без акцента и простонародных словечек. Вот ведь актриса. В хлеву она выросла, или во дворце - не поймешь.

-Безумству храбрых поем мы песни.

А сами трусим, забыв о чести.

-...

-Я провожу вас, миледи, до границ своих владений. Дам небольшую свиту. Отпустите их, как только сможете. Не сомневайтесь. Выберу самых достойных.

Задумалась и перескочила на росский.

-Не омрачайте последние минуты, тьфу ты - месяцы - нашего общения ссорой, возражениями. Это бесполезно. К тому же, я выяснила, что у ямщиков в Чуйке Залесском (маленький городишко в восточной части моей земли) есть нужный человек.

-?

-Толмач. Он владеет многими языками. По-моему и синтоистким тоже.

Ли хмыкнула недоверчиво. Где Рось, а где Синто? Ведь не торгуют между собой, не воюют. Редкий раз - явится посольство. И снова тишина. Откуда взяться знатоку. Выучил, наверно, несколько слов и те - Сянские.

Знать бы заранее каким не ближним светом окажется пресловутый Чуек Залесский...

-Лесом у нас называют тайгу.

-Не поняла.

-Есть просто лес. Бор там, или роща. Вникаешь? А есть Лес. Тайга то есть.

Добирались почти два месяца. Как уж там между собой (позже) выяснят отношения князь Димитрий и его своевольная супруга, ей ведь еще столько же - возвращаться? Чужой брак - великая тайна. И все такое. Но скандала не миновать, а может и чего похлеще. Высказала свои опасения Зиме. Та отмахнулась.

-Я оставила письмо. На восточной окраине еще не была. А жалобы от купцов приходили. Парочку городских голов не мешает проинспектировать. Поглядим, подумаем.

Зима громко объясняла, размахивая в воздухе белой ладонью, что считает важным в первую очередь, что во вторую. Выходило, что красавица неглупа. Хотя ни трактаты Макиавели, ни уложения Чингис-хана, в глаза не видела.

-Я попросту обязана побывать во всех росских городах. Лучше, когда народ знает своего повелителя в лицо.

-Тем более, когда лицо - ТАКОЕ.

Скаламбурила принцесса. Зима юмора не поняла.

-Да. Это очень помогает. Россы любят красоту. Считают ее Божьим даром.

Сияющие физиономии дружинников полностью подтверждали эту мысль. И молодые парни и седые ветераны вели себя на привалах, точно глупые щенки. Стремились попасть на глаза, услышать хоть словечко одобрения. Со всем рвением несли ночной дозор, кашеварили, уносились в сторону от дороги (проверить подозрительный лесок), расспрашивали встреченных путников, на привалах совершенствовали воинское мастерство, стреляли из луков и бились на деревянных мечах, подчиняясь любому приказу своей княгини без промедления. Хитроумная правительница держала воинов в строгости. Они были в восторге. Ли наблюдала и училась управлять. Зима делилась секретами.

-Главное - знать их. И понимать. Одним нужен пряник, другим кнут, третьим - таких большинство - разумное сочетание поощрения и наказания. Не так уж и сложно. Сейчас мне помогает внешность. Позже, мое имя обретет вес. Думаю, что буду величественной старухой, внушающей трепет. Мудрой, как змея. А россы будут очень мною гордиться.

Ли вспомнила, вопли, безжалостно осужденного и повешенного в Заранске казнокрада. Зима, как и обещала, наводила порядок, не стесняясь в средствах.

В двух дневных переходах от Чуйка Залесского девушки собрались искупаться. Небольшое озеро дразнило прохладной, прозрачной, как стекло водой. Денек выдался жарким. Пыль, поднимаемая копытами коней, прилипла к потным лицам. Умыться, и не кое-как, тонкой струйкой воды из ковшика, а погрузившись с головой, да наплававшись всласть, они мечтали уже три дня. Момент истины настал! Правда, суровый дядько Хмур, имя ему чрезвычайно подходило, спервоначалу влез в озерко сам. Не слушая никаких возражений княгини.

-Князь мне, госпожа, случись что, не токмо голову оторвет. Не взыщи.

Бултыхался в воде (с самым серьезным видом) он не менее получаса. Наконец постановил.

-Годится. Но, Бога ради, не уплывай далеко, госпожа. Пожалей меня.

-Тьфу!

Зло оскалилась княгиня и взялась за ворот летника, наброшенного поверх мужского исподнего.(В каковом и решили купаться.) Хмура точно ветром сдуло. Девушки слышали, как он выкинул из кустов парочку любопытных отроков. Воцарился на небольшом отдалении сам.

-Подглядывать не стану, госпожа. Подслушивать тож. Спиной к воде сяду. Не гони, вовсе! Не уйду все равно!

-А, старый пень. Упрям. Пусть себе караулит.

Заявила Зима, осторожно пробуя воду босой ножкой. Невдалеке царила хорошо организованная суета. Ответственные за ужин собирали хворост, волокли из чащи сухие стволы, расчищали места для костров. Молодые воины распрягали коней. Те, кому сегодня предстояло выполнять роль пастухов, перегоняли фыркающих жеребцов на выбранное место. Огромные собаки рыскали по всей стоянке. Лезли мешать кашеварам, не всерьез, но громко ссорились.

Серебристая старая сука, с грозным именем - Лютая ни на шаг не отходила от княгини. К принцессе она привыкла. Не рычала при ее приближении. Только вскидывала голову и пристально вглядывалась. Ли торопилась успеть за уже нырнувшей в воду Зимой. Швырнула вещички на траву. Переступила через лапы огромной псины, сторожившей суму и меч госпожи. Лютая на кошмарную фамильярность особенного внимания не обратила. Вздохнула, шевельнула хвостом. Дружинники, от греха подальше, всегда огибали старую суку по солидной дуге. Но для фиолетовоглазой знатной подруги княгини Лютая делала исключение. Псица и ее держала на прицеле, только в режиме минимальной суровости.

-Откуда у тебя такой прекрасный сторож?

-Лютушка?

-Да.

-Ее муж вырастил, из соски выкормил. Отменная собака.

-Он ее подарил тебе?

-Лютушку подаришь... Ха-ха. Сама ушла. Ко мне. Как я стала ночевать в светелке князя...

Зима мило залилась краской.

-Она и приноровилась за мной бродить, точно хвостик. Князюшка было взревновал, потом смеяться начал. Потом махнул рукой. Мол, как знаете. Нет, его она по-прежнему любит, в ногах может полежать. Даст себя погладить. А чуть я куда выйти соберусь, сразу вскочит и за мной плетется. Смех и грех.

Зима набрала полную грудь воздуха, нырнула. Показавшись на поверхности через минуту, почти на другом берегу. Молочно-белая голова, гладко облепленная волосами, тяжелые косы уходящие в воду, брызги на лице. На берегу недовольно и громко заворчала собака.

-Цыц. Не тону. Не пугайся.

Велела княгиня мохнатому сторожу. Тут же обратилась к Ли. Звонкий голос дразнил.

-Греби ко мне. Здесь холодные ручьи на дне. Здорово то как!

-Нашла чем подманить мерзлячку! Догада. Еще бы в прорубь позвала.

Поежилась на берегу принцесса, не решаясь прыгнуть следом. Зима переменила тактику.

-Греби ко мне. Левее есть замечательный, горячий ключ. Эх, и бьет!

Ли, в отличии от княгини, русалку не напоминала. То есть на воде она держалась прилично (спасибо Тинэль), при случае могла нырнуть с большой высоты, и дыхание задержать будь здоров, на три минуты. Но, вода ее не любила. Пропускала, не чиня особых препятствий. Равнодушно. Она и Зима рядом в озере, это две большие разницы. Человек и наяда. В чем тут секрет? Вроде по одной технике руками-ногами шевелят.

-Ты боишься воды. Ты с ней сражаешься. Кто кого победит. А толку? Зряшный труд.

Вдруг сказала Зима. Двумя ленивыми гребками, продвигаясь чуть не на два метра.

-Воду надо любить. Будет держать тебя ласково, как в объятиях.

После купания, на ветерке, кожа горела, точно крапивой обеих хорошенько высекли. Спутницы распустили мокрые волосы, тщательно отжали. Зима, наматывая на белый пальчик длинную прядку цвета молока (крашеные платиновые блондинки отдыхают) сказала задорно.

-У нас с тобой, высокочтимая, замечаю два несомненных сходства.

-?

-Мы обладаем лучшими гривами в этом мире. Во-первых. Не стоит лицемерно скрывать сей факт. Скромность монархов не украшает. Отнюдь. Так что не морщитесь, Ваше Высочество. А во-вторых...

-Мы обе дрожим, как мокрые курицы. И нуждаемся в горячем-горячем горячем чае.

Капельку разочарованная в том, что Ли не дала ей договорить, Зима прокричала, обернув лицо к тем кустам за которыми хоронился самозванный охранник. Якобы не подглядывающий. Хотя, может и впрямь глаз не поднимает. Слово держит. С этого матерого зубра станется.

-Эй, дядько Хмур, как там, воду успели вскипятить? Нет? Иду пить чай. Нерасторопные олухи получат на орехи!

-Госпожа.

Странно изменившимся голосом, проскрипел Хмур, спиной высовываясь из кустов орешника. Экий дипломат! Дабы нескромным взором чего лишнего не узреть.

-Госпожа. Там дозорные перехватили ведьму!

-Иду.

-Госпожа.

Девушки быстро сбросили мужское исподнее в котором бултыхались в озере, натянули сухие рубашки и короткие сарафаны. Зима приспособилась в дороге одеваться удобнее, чем дозволялось росским бабам жуткими правилами приличия. Сшитые для нее порты, наподобие мужских, она впервые напялила в известной всем поездке к степным царям. На фоне тамошних амазонок, разумеется, княгиня смотрелась скромницей. Те в жару ходили голобедрыми. В коротких жилетках, демонстрирующих мускулистые руки и кожаных юбочках, ничего не скрывающих от любопытного взгляда. Зима бы с удовольствием присоединилась к степным воительницам, но решила палку не перегибать. Росских пуритан чересчур не шокировать. Мужские порты еле-еле дозволили. Просто - победителей как известно, судят редко.

За несколько лет следующих лет россы притерпелись к выходкам любимой княгини. Многое ей прощали. Но в городах, на людях, она старалась появляться в подобающем ее сану виде. Носить порты, вот уступка приличиям - целомудренно прикрыв попу широким, распашным до колен сарафаном, приспособилась в разъездах и на охоте. Старики, даже самые преданные, типа дядьки Хмура, продолжали коситься неодобрительно. Молодежь новшество приняла безоговорочно. Женщины у россов вообще никогда не ездили верхом! Дамских европских седел не было, а в нормальной росской юбке на высоком мужском седле, не обнажив ноги по самое не могу, никак не угнездиться! Без посторонней помощи на коня не то, что не взлетишь, не вскарабкаешься! Теперь боярыни помоложе да посимпатичнее, и самые шустрые из дочерей знати смогли сопровождать мужчин на охоте, да начали учиться выезжать на куртуазные прогулки. Мужья и отцы, отстраняя конюхов, заботливо подсаживали дам. Чужие руки коснуться росской женщины не должны!

Ли, путаясь в завязках, переоделась почти одновременно с княгиней. Она предпочла бы купание голышом. Стягивать мокрое, облепившее тело белье, все едино светиться на берегу на ветру голым телом, какой смысл? Выскочили бы шустренько из воды, да и облачились в сухое. Верно? А вот фигушки. Подобное предложение годилось, так объяснила Зима, разве что для крестьянки-распустехи. Не берегущей свою честь дурочки деревенской.

-Даже думать о таком не моги! Стыдоба.

-Но...

-Знаю, знаю. В Роме многое иначе, чем у нас. Но в чужой монастырь со своим уставом?

-Не суйся.

-То-то же.

Ли подумала, подумала да и брякнула.

-А праздники ваши? Голышом же в проруби купаются мужики и бабы? Разве нет?

Княгиня вскинула бровь.

-Так то со святым умыслом, с просветленным духом, свершения обряда ради! Неужели не понятно?

-Ну...

-Ты еще церковное вино выпивкой обзови, дуреха.

-Ну...

Княгиня сжалилась, перестала издеваться, тыкать носом в ошибку.

-Давай, поспешай. Уже зубами стучишь. Чаю тебе надо, поживее.

Головы покрывать не стали. Еще одна недавняя революция. Простолюдинки ограничивались небольшими платками, в крайнем случае - налобными лентами. Знатные девушки и дамы страдали в огромных киках и кокошниках. Княгиня же соизволяла водрузить себе на голову церемониальный убор только в особых случаях. Чаще появляясь на людях простоволосой, или набросив кружевной плат - в храме например.

Пошли к стоянке. Хмур, забегая вперед, поворотился спиной, просительно заглядывая в глаза княгини, изрек скороговоркою.

-Не надо бы тебе встречаться с ней, госпожа. Ведьма, она ведьма и есть. Послушай меня. Вели ей убираться подобру-поздорову.

Зима коротким взмахом руки пресекла речь.

-Ведите ее ко мне. Что, принцесса, тоже трусишь? Или останешься посмотреть, послушать?

Ли пожала плечами. Только ведьмы ей и не хватало. Но пошла вслед за своей прекрасной подругой. На поляне уже высился походный княжеский шатер. Возле него бросили на траву алый коврик с вышитым золотым солнцем. Водрузили в центре узора легкое складное креслице. Чуть позади - сложили стопкой пару толстых кожаных, набитых войлоком, подушек - для княжеской спутницы. Зима, как положено, опустилась на сиденье первой. Ли с едва заметной заминкой (плюнуть на все и уйти), следом. За спиной, точно из-под земли выросла, пара шустрых плечистых дружинников. По бокам выстроились еще четверо. И вспотевший дядька Хмур тут как тут. Защитнички перепуганные. У всех поджилки трясутся. Ведь побывали уже в переделках. Многие в битвы ходили. С летучими бандами диких степняков сталкивались. Чего только не повидали. Услыхали - ведьма, ведьма, ведьма. Враз, в лицах переменились. Задрожали. Что за дела? Ли никак не могла понять причины. Но тут показалась процессия - высокая синеглазая женщина, по виду обыкновенная крестьянка, каких тысячи, с круглым гладким лицом, в домотканом потрепанном летнике, обутая в лапти. За ее руку незряче цеплялась сгорбленная старуха. Ли вздохнула. Для полноты картины бабке только ворона на плече не доставало. Но росские дружинники фильмы сказки в детстве не смотрели, вот и шли следом на подгибающихся ногах. Распущенные седые волосы ведьмы свисали чуть не до земли. Крючковатый нос стремился соединиться с подбородком. Слепые глаза прикрывала повязка из мешковины. За спиной висела небольшая котомка, туго перетянутая обрывком веревки. В десяти шагах от княгини, повинуясь приказу Хмура, процессия остановилась. Бабка повела носом, точно принюхиваясь. Дружинники, замершие по бокам княгини, вздрогнули. Женщина-поводырь усмехнулась. Один из воинов, впрочем, несильно ткнул ее в спину. К ведьме прикасаться, он не поспешил.

-Кланяйтесь госпоже.

Та послушалась, но то ли нехотя, то ли с ленцой. Поклон был неполным на добрую треть. Возмущаться почему-то никто не стал. Бабка с кряхтением, пошарила в воздухе свободной рукой. Рукав ее серого одеяния задрался до локтя, обнажив иссохшую желтую плоть. Сотворила знак. Через силу изобразила попытку поклониться. Женщина-поводырь помогла ей. Прозвучал голос, неожиданно сильный, уверенный.

-Здрава будь, венценосная госпожа. Правду ли молвят все в земле Росской, что ты краше весны, краше ясного утра? Жаль не увижу.

По рядам дружинников пролетел короткий шепоток. Бабка продолжила.

-Третий день сижу на дороге. Жду, когда появишься. Что так долго едешь?

Влез встревоженный Хмур.

-Как ты разговариваешь с княгиней, старуха?! Придержи язык. Тебя еще не спрашивали ни о чем.

Ведьма захихикала.

-Твоя правда, воин. Не усадили, не напоили, не спрашивают...

Зима вздернула было бровь, но отчего-то вспомнила насупленного духовного отца, велела неохотно.

-Подайте старухе подушку. Живо. Ну!

Хмур отчетливым шепотом велел воинам притащить, что похуже, чтоб не жаль выбросить было. Кто ж потом ею воспользоваться согласиться? Ведьминой подушкой, то? Дураков нет. Наконец приволокли. Положили перед женщиной-поводырем. Та, с прежней ехидной усмешечкой, помогла старухе усесться, встала за ее спиной, чтоб бабке было к чему прислониться. Скрестила руки под грудью, замерла с выражением упрямого недоверия на лице. Бабка подытожила сцену.

-Жестковато сиденьеце, то. Ин ладно, сойдет. Спрашивай, госпожа. Яви мне силу, о коей все шепчутся.

-Что?

-Взнуздала ты коня росского крепенько, строго. Но так с нами и надо. Правь. Спрашивай.

Сказала весомо, точно разрешение дала. Зима покачала головой от такой наглости. Но гневаться ей уже расхотелось.

-Кто ты?

-Костоправка я. Первая в своем деле. Слепая с детства. В травках разбираюсь. Роженице помочь. Облегчить зубную боль. Бородавку какую свести. За умения многие, да за харю мою ведьмой и кличут.

-А имя у тебя есть?

Внезапно встряла Ли. Бабка повернула незрячее лицо к ней. Ответила быстро чуть осипшим голосом.

-Авдотья.

Зима вздохнула, лезут тут всякие, но выговаривать не стала. Опять перед глазами всплыло сердитое лицо духовного отца. Раздражение улетело, не угнездившись. Обратилась к бабке.

-Костоправка Авдотья? Хорошо. Ждала меня зачем?

-Суда твоего ищу! Княжеского!

Воины перебросились быстрыми взглядами, скупыми улыбками. Молча. В них, перебивая прежний испуг, металась гордость за госпожу. Докатилась и сюда волна слухов об уме ее и справедливости!!!

-Что случилось с тобой, костоправка Авдотья?

-Не со мной, светлая госпожа. Не со мной.

-За кого просишь?

-За сынишку моей помощницы.

Бабка ткнула рукой себе за спину.

-Почему ты? А не она сама?

-Язык у нее вырезан. Не сможет она воззвать к справедливости твоей. Не взыщи.

Зима насупилась.

-Хорошо. Говори за нее ты.

Старуха начала долгую повесть о беде женщины, и воины понемногу собрались в плотное кольцо. Замерли, плечом к плечу, слушая пронзительно горькую историю жизни Клавдии. Младшая дочь в семье кузнеца. После его внезапной смерти (утонул - купаясь в проруби) семья лишилась кормильца. Он был женат на сироте. И мать Клавдии не могла обратиться за помощью ни к кому, со своей стороны. Родня мужа была бедной. Но все ж, четверых детей разобрали по домам. Растить. Вдова нанялась в услужение к десятнику. Еще двух сыновей пристроила, в учение к монахам. С ней остались две дочери. Клавдия и Прасковья. Обе рукодельницы, веселые и пригожие. Обеих десятник и приголубил. Прасковья вскоре пропала, было ей пятнадцать лет, неизвестно куда. Судачили, что утопилась в той же проруби, где канул отец. Клавдия пошла бы вслед. Да слегла от многих горестей мать... Девушке было - четырнадцать. Не так уж и мало. В деревне восемнадцатилетняя незамужняя считалась перестаркой. Ее собственная мать вышла за отца в шестнадцать. А в тридцать пять успела овдоветь. Клавдия осталась в услужении развратника, не смогла бросить беспомощную ополоумевшую мать. Это тянулось десять лет. Замуж опозоренную девку-бесприданницу никто не звал. Мать превратилась в беспомощное морщинистое дитя. Десятник натешился всласть. Долгие годы Клавдия благословляла Господа за свое пустое чрево. Вводить в этот мир незаконнорожденных никому не нужных младенцев? Или травить раз за разом, нежеланный плод у ведуньи? Бог спас. Ненависть к насильнику росла. Однажды, она взялась за нож... Но дюжий воин легко одолел женщину. И отобранным ножом воспользовался по собственному разумению.

-Разинь рот, деточка. Покажи, что он с тобой сделал.

Велела рассказчица. Клавдия покачала головой, отказываясь демонстрировать обрубок языка. Никто не настаивал. Старуха продолжила. Все узнали, что в тот же день искалеченную молодую женщину продали заезжим купцам. Они ехали к франкам, через степь. Незнамо какая дикая банда ограбила караван. Мужчин поубивали. Женщин изнасиловали и продали. Всех. Не только безъязыкую рабыню, но и молодых купеческих дочерей. Сам купец был типичным франком из Пари, франской столицы, но долго жил, торговал и женился в Моске. В меру оброссел. Воспитывал дочек на оба лада, они читали книги чуть не на всех европских языках. Не так давно овдовел. Наконец решил перевезти семью к своей родне. Намерение оказалось роковым.

Одну дочь, высокую хмурую девицу, всегда сидевшую с молитвенником в руках - оставил себе вожак банды. Его прельстили длинные белые косы пленницы. Другая, маленькая и темноволосая (внешностью пошла в отца) была продана вместе с Клавдией. Ее звали Мария. Как выяснилось уже через месяц, бандиты забавлялись не зря. Мария понесла. За долгую дорогу подруги по несчастью сблизились. Потом попали к одному хозяину. Обеих приставили рабынями к его старшей жене. Степнячка была сущей мегерой. Била плетью по лицу, могла плеснуть на грудь кипятка, таскала за косы. Вскоре, в родах Мария умерла. Новорожденный сынишка, она даже не успела его увидеть, остался с Клавдией.

-Она назвала его Неждан. Вернее, она придумала ему имя. И до поры оно оставалось личным секретом безъязыкой рабыни. Выпаивала младенца кумысом и разбавленным верблюжьим молоком. Позже, к счастью разродилась одна из младших наложниц. Тоже росская. Стала щедро делиться с невинным младенцем. К правой груди свою дочь, к левой Неждана.

Старуха на мгновение умолкла. Многие воины, непонятно почему, потупили взоры. Дальше история сделалась совершенно фантастичной. Клавдию и приемного сына (она вцепилась в малыша мертвой хваткой) перекупил писец и толмач хана с Мавританского Востока. Его звали Ибрагим абу Али. Хозяин был только рад отделаться от мальчишки, но непомерно взвинтил цену. Почувствовал, что покупатель не отступит. Тот с удивленным цоканьем трогал пальцем светлую щеку женщины. Качал головой. Улыбался ласково. И Клавдия не успела опомниться, как поменяла хозяина. Он учил ее читать и писать на нескольких языках. Своему новому хозяину, росская женщина, была благодарна не только за избавление от колотушек злой степнячки. За то, что пусть и каракулями, но вывела на листе бумаги - имя мальчика. Который прежде слышал от людей лишь унизительные клички и брань; а от немой любящей женщины только невразумительное мычание. Ибрагим, удивляясь, прочел.

-Неждан? Это что такое? Это по-росски? Ты хочешь, чтобы все величали его так?

Клавдия, стесняясь, кивнула.

-Будь по твоему. Мне все равно.

Неждан начал откликаться на имя через неделю. Оно ему понравилось. Клавдия ликовала. Через год Ибрагим назвал ее своей второй женой. Старшая была уже пожилой, не любила кочевую жизнь, а хан - хозяин Ибрагима, много ездил, воевал, не давая своим подданным засидеться. Клавдии было двадцать шесть, но годы и тяжелая работа не оставили следов на ее лице. Она выглядела молодой, много моложе своего тридцатилетнего мужа. Первая жена была вдовой его старшего брата. Трое племянниц, трое общих дочерей. В эту веселую кучу попал и Неждан. Усыновленный Ибрагимом по всем правилам. Почему писец поступил так? Вовсе не из душевного благородства. Как можно было подумать со стороны. Ларчик открывался просто. Мальчик оказался на редкость смышленым. И уже в возрасте пяти лет начал проявлять недюжинные способности к языкам. Ибрагим же нуждался в ученике. О племянницах и дочках, он в силу обычаев своей страны и не помышлял. Так Неждан обрел наставника. Которого абсолютно во всем превзошел уже к четырнадцати годам. Ибрагим называл приемного сына Ниидан. Так диковинное росское имя приобретало привычное звучание. Сестры и старшая мать, так именовалась первая жена, обожали веселого и умного мальчишку. Жизнь вошла в свою колею. Ничего не предвещало беды... В пятнадцать лет (год с половиной назад) хан призвал Неждана пред свои очи. Объявил, что Степью россами заключен мир. Что не худо бы и ему полюбопытствовать, подумать. Что он отправляет скромное, из тридцати человек, посольство в Моску, дабы разузнать, чем можно поживиться мирным путем - купеческим. Прежде Восток не торговал с Россами из-за Степи, через которую единственно и можно было добираться караванам. Новый мир многое обещал торговым людям. Вот Мавританские купцы и зашевелились. Молодого толмача, хану присоветовал Ибрагим... Неждан не огорчился оказии, давно хотел повидать родину матери. Он уже умел неплохо говорить по-росски.

-Каким образом? Ведь Клавдия немая.

Перебила княгиня.

-Как?

Переспросила старуха. Усмехнулась, пояснила, что Клавдия, конечно, не могла научить сына росской речи, столь любезной ее сердцу. Но один из старых рабов Ибрагима тоже был родом из Моски. Иной раз он приходил, с попустительства добросердечного хозяина, к его младшей жене. Попеть тягучие росские песни, рассказать сказку, другую, третью. Мальчик быстро понял, чем может обрадовать мать. А способности к языкам у него были удивительные. Когда однажды, (свое общение со старым рабом, он держал в большом секрете) он заговорил с мамой по-росски, та упала в обморок. Холодной водой пришлось отливать.

Тем временем Ибрагим взял третью жену, молодую, смешливую, проказницу. С длинными, до пола, смоляными косами. От нахлынувшей страсти слегка помрачился рассудком. Ему пригрезилось, что красавица слишком любезна с неблагодарным Нииданом... Вот почему, он при первом же удобном случае, поспешил отделаться от мальчишки. В сердцах, не то отпустил, не то прогнал и Клавдию. Повелев обоим через некоторое время вернуться. Думали все решится в год, полтора. Впрочем, так же мыслил сам хан, снарядивший посольство в далекую непонятную Моску. Разве мог кто предугадать, что в Чуйке Залесском, через который въехали в росскую страну люди хана Исмаила, уже пять лет воеводой сидит Савва Игнатьич...

-Что еще за Игнатьич?

Потребовала объяснений, разрывая молчание своим сильным голосом, княгиня. Повторила суровее.

-Что еще за Савва Игнатьич?

-Из десятников за эти годы он вырос. Сначала в сотники... Потом, в воеводы.

По рядам дружинников пролетел удивленный ропот.

-Тот самый десятник, обидчик? Теперь воеводой сидит в Чуйке Залесском?

-Да. Светлая госпожа. Он отпустил посольство к князю, но без толмача и его матери.

Зима только плечиками пожала. Этой истории она не помнила. Ездили в Моску после договора со Степью десятки посольств. Из далеких Синских земель, с Мавританского Востока тоже. Виру никто вроде бы не подавал...

-Неждан в погребе. А Клавдия, чудом, успела спастись. Скиталась по окрестным деревням. Потом обреталась в обители. Вот, столкнулась со мной. Я и присоветовала. Твоей заступы искать. Твоего суда просить.

-Как ты сумела узнать всю историю, а? Ведь она не может говорить?

Княгиня посмотрела на искалеченную Клавдию. Та коротко и горько усмехнулась.

-Ее историю знают все, госпожа. Она ведь умеет писать. Хотя ее росский и составлен из романских букв. Муж выучил многим языкам, чтобы помогала ему в походах. Клавдия, начертала свою исповедь, подбирая романские буквы, составляя из них росские слова. Некому было преподать ей росскую грамоту. Ну да, для образованного человека, это не трудность. Ишь, как извернулась. Мне прочел ее письмо священник. Он неудачно вывернул локоть. Послали за мной. В такие моменты никто не брезгует лекарскими умениями ведьмы.

Старуха усмехнулась с привычной гримасой пренебрежения. Махнула костлявой дланью. Не то похлопала, не то погладила свою спутницу по руке.

-Клавдия пришла в обитель в поисках братьев. Своих, давно потерянных. Помогала священникам переписывать разные книги. К слову сказать, росскую грамоту за эти месяцы она постигла. Так что, если велишь, напишет тебе все сама - честь по чести!

Княгиня обратилась к немой.

-Верно ли поведала дело костоправка? Кивни коли так.

Женшина медленно и с достоинством наклонила голову.

-Ясно. Мы выслушали одну сторону. Надо спросить и другую. Обе женщины поедут с нами, в Чуек. Сейчас накормить их. С расспросами не лезть. Не велю.

-Прости, Светлая госпожа. Кто сидит по левую руку от тебя?

Все посмотрели на Ли. Княгиня ответила неохотно.

-Заморская гостья.

-Береги ее.

Опять зашептались дружинники. Зима остановила пересуды запрещающим жестом. Добавила для старухи громко.

-Завтра после ужина буду беседовать с тобой. Сейчас иди. Вас обеих проводят.

На ведьму коситься не перестали, но теперь преобладало любопытство, а не страх. Одному из молодых воинов она свела уродливую бородавку на щеке. Трижды дунула, осенила знаком, ухмыльнулась довольно гнусно. И велела убираться.

-Сама отвалится.

Друзья спервоначалу потешаться стали.

-Что Вань, помогла тебе ведьма?!

А через малое время, кто-то удивленно охнул.

-Вань, Вань! Пропала твоя бородавка. Ей, Богу, пропала!

Он недоверчиво пощупал лицо. Ни следа на то, что еще в полдень ее "украшала" большая волосатая блямба.

-Ой, Господи. Помогла. Бабка, то помогла!!!

Побежал к ведунье - в пояс поклониться.

-Дай Бог тебе здоровья, бабушка.

-Ступай, милок. На все воля Господа.

Теперь вокруг Авдотьи слонялись не только шустрые отроки, но и опытные дружинники, а изредка подходили ветераны. Одному из них она полечила спину. Сухие желтые пальцы долго бегали по коже, покрытой шрамами. Осторожно разминая жесткие мышцы.

-Да у меня шкура дубленая, не дрейфь, бабуля!

Авдотья, не обращая внимания на глупые советы, продолжала свое дело. Потом, как-то исподволь, незаметно сменила позу, налегая всем телом, с шумным выдохом, плавно и сильно надавила. Воин чуть охнул, скорее от неожиданности, чем острой боли. В спине громко щелкнуло.

-Вот и все. Первое время, охламон, поберегись. Обвяжись широким поясом, наклоняйся медленно. Дня три, более не надо.

Ветеран встал. Недоверчиво потрогал спину ладонью. По загорелому, с рассеченной бровью лицу, расплылась восхищенная улыбка.

-Не больно. Ей Богу, не больно. Ну, бабуля! Удружила. Чем тебя отблагодарить?

-Меня твоя госпожа не погнала, выслушала болтливую древнюю старуху. Служи ей верно, вот и все, что ты мне должен.

-Ну, бабуля.

Она зашмыгала огромным носом. Сказала мечтательно.

-Кашкой то как сладко пахнет.

-Пойдем к нашему костру. Угостись.

После ужина, как и было обещано, костоправку пригласили к госпоже. Пришел за ней сам Хмур. От услуг Клавдии отказался, строго объяснив.

-Госпожа велела звать к себе одну...

Тут он несколько замялся. Ведьмой назвать неудобно. Бабушкой тож.

-Одну ведунью Авдотью.

-Не тревожься, Клавдия. Не обидит меня никто.

Закудахтала бабка, поднимаясь. Зашарила слепо руками. Хмуру показалось, что старуха притворяется. А сама прекрасно знает, где он стоит. Вон уши у нее какие, лучше кошкиных поди. Однако - догадки, догадками, а потянулся, взял бабку под локоток.

-Ну, пошли что ли.

Она радостно повисла не сгибе его руки.

-Ой, спасибо, милок. Спасибо мой сахарный. Уж и не помню сколько годков не хаживала под руку с добрым молодцом.

Кое-кто из подслушивающих отроков прыснул придушенным смехом. Седой и косолапый воин насупился, строго сдвинул брови. Медленно, чтоб окаянная бабка не спотыкалась, пошел к шатру госпожи. Авдотья посохом, невзначай, раз пять ткнула ему в бок. Испуганно и лицемерно извиняясь.

-Не серчай, милок. Нечаянно я. Ополоумела уж давно. Руки-крюки.

А у самого входа в шатер вдруг отстранилась. Встала независимо. Сказала бодрым голосом, куда только старческое дребезжание делось.

-Довел ин и ладно. Спасибо. Далее сама, уж как-нибудь. А за синяки не взыщи.

Хмур зашипел ошпаренным котом. Наглая бабка издевалась над ним. Замахнулся. Она стояла под его огромной рукой, не отшатываясь. Объяснила весело.

-За ведьму я на тебя осерчала, ясный сокол. Но ты не пужайся. Ничего, окромя синяков не содеяла. А что такое для добра молодца лишний синец? Сегодня вскочил. Завтра сошел.

И прошлепала мимо него вполне бодро. Отогнула угол полога. Воины, стоящие на страже пропустили. Серой тенью скользнула внутрь. Хмур злобно сплюнул себе под ноги. Зыркнул бешено - не смеются ли над ним? Парни закусили губы, стянули лица в похвальной маске бдения. Дескать, госпожу стережем, а более ничего не видали, не слыхали. С тем Хмур и пошел прочь. Когда его широченная - вдвое против обычной - спина исчезла за молоденькими елями, один из стражей сказал быстрой скороговоркой.

-Эх и бабка! Ни черта не боится. Нарочно ж дразнила.

Второй подтвердил.

-Издевалась прямо. С характером, сразу видать.

Перебросились словечком-другим. Да вновь застыли, как подобает. Плечи расправлены, крепкие руки на рукоятках мечей. Начищенные кольчуги сияют, аж больно смотреть. На красных полусапожках с острыми, загнутыми кверху носами - ни пылинки. Все, как положено. Не купчиху какую стерегут - венценосную госпожу!

В шатре дымила курильня - от назойливой мошкары и комаров. Расторопная служанка стелила походную постель. Зима, у складного столика, торопливо чиркала гусиным пером. Красивые, одна к другой округлые буковки споро выстраивались чередой строчек. Распущенные волосы стекали по спине, прядки шевелились, как живые. У ног дремала псица. Подняла остроухую голову, взглянула на костоправку, зевнула и отвернулась. Опасности для обожаемой хозяйки в этой жуткой старухе Лютая не почуяла.

-Ну?

-Ты звала меня, светлая госпожа. Я здесь.

-Садись на подушки. Маланья, живо помоги, и не подслушивай, выметайся отсель. А ты, Авдотья, расскажи.

-Что ты хочешь знать, госпожа?

-Странные слова свои, о моей гостье растолкуй. Да поживее.

-Ты знаешь то, что тебе надобно, госпожа. Все, что сверх этого, к чему?

Повисло плотное, сильное молчание.

-Пусть так. Что дальше?

-Приглядись к Неждану. Может он тот, кто нужен.

-Откуда знаешь. Ты ж, не видела его никогда.

Княгиня осеклась. Последние слова были уж очень бестактны. А бабка, неведомо почему, начала внушать уважение. Но старуха на оговорку княгини внимания не обратила.

-Видела, не видела. Я и так знаю. Мне о Неждане сон был. Сама я Клавдию нашла. Нарочно.

-А то, что я сюда еду. То же пригрезилось? Клавдии небось сказала, что слухи идут.

-Верно. Но пригрезилась мне твоя спутница. А уж после ты. Ей каждая ветка в этом лесу рада. Деревья мудрее, чем люди думают. Вон и сейчас, она с сосной обнимается. Весь Лес ажно мурлычет.

Снова помолчали. Зима задумчиво, бабка с явной хитрецой.

-Будь по твоему, ведунья. Пригляжусь к Неждану. Что нужно тебе?

-Корочка хлеба, мисочка кашки. Доброго меда глоточек. Мое дело по дорогам бродить. Золота не жажду.

-Мы еще вернемся к этому разговору. Ступай.

Бабка поднялась уходить, обронила небрежно.

-Спасибо на добром слове. Пойду погрею старые косточки. Отдохну.

Добавила отчетливо, строго.

-Среди твоих людей черная душа. Боярами приставлен. Указать кто?

Зима швырнула перо. Отодвинула столик. Поднялась.

-А не лжешь? Люди все проверенные.

-Как знаешь.

Поковыляла к выходу, мелко семеня скрюченными ногами. Лютая опять подняла голову. В шатер впорхнула улыбающаяся Ли. К щеке пристала капля смолы, в волосах зеленеют хвоинки.

-Ой, хорошо то! Не поверишь, обняла я сосну, замечталась, час простояла, не заметила. А воздух сладкий какой! Благодать. Добрый вечер, бабуля.

В Чуек Залесский приехали пополудни. У реки Лес словно нехотя расступался, открывая дивный вид. Деревянная крепость на холме, колокольни с выкрашенными в синий цвет куполами, угловые осанистые башни. Вокруг сотни маленьких изб. Предместья у города растекались вширь, вдоль реки, обходили острог с трех сторон. Крыши многих изб - соломенные. Те, что побогаче - из небольших плотно подогнанных деревянных чешуек. Высоченные, в человеческий и поболее ростом, заборы. Засеянные луком огороды сбегали к самой воде. На мостках удили рыбу пацаны, громко спорили. Застиранные желтые рубашки ярко выделялись на фоне воды. Вот, самый глазастый, заметил показавшийся на тракте обоз. Вернее первых всадников. На пиках - флажки с княжеским символом - красным солнцем о двенадцати лучах. Пацан так и подскочил, замахал руками, завопил, привлекая внимание товарищей. В крепости тоже увидели воинов. Бухнул - гулко, аж задрожал воздух в округе - сторожевой колокол на дозорной вышке. Между дружинников показалась княгиня, переодевшаяся полчаса назад в малое парадное облачение - алый, шитый золотом летник поверх (особым образом скроенной, чтоб на коне сидеть можно было, трехслойной, с разрезом спереди) парчовой юбки. Голова покрыта узорным платом с синей каймой, сверху водружена отороченная соболем, украшенная драгоценными самоцветами алая шапочка. Туго заплетенные косы свисают ниже седла. У бедра не ритуальный (таким и старайся не зарежешься), настоящий воинский меч. Губы плотно сомкнуты. Опушенные веерами черных ресниц, длинные сапфировые глаза мечут молнии. Алые сапожки с расписными каблучками плотно упираются в золоченые стремена. Через некоторое время звонкие, переливчатые храмовые колокола грянули здравницу князю.

-Сообразили.

Усмехнулась Зима. Покосилась на подругу. Ли, на которую тоже напялили богатое росское одеяние (чуть подкорректированное сметливой и практичной княгиней), глазела по сторонам. Через малое время въехали в предместья города. По улицам толпился смурной народ, княгиня отметила большое количество пьяных и нищих. Бабы в простых платках, выглядывали из калиток. Стайка шумных пацанов неслась впереди, выкрикивая.

-Княгиня! Сама княгиня! Зима Мстиславна!

Из крепостных ворот навстречу выползла торопливая процессия зажиточных горожан во главе с воеводой, несущим на белом полотенце, каравай. Высокий, плотный мужчина с густой черной бородой и пронзительным взглядом изрек, почтительно склоняя голову.

-Здрава будь, госпожа! Прими хлеб-соль от людишек твоих.

-От них приму. А тебе, воевода, придется оправдываться на моем суде.

Зашумевших купцов мгновенно угомонил Хмур с десятком дружинников. Зима возвысила голос. Она поразительно умела владеть им. Вроде и не кричит, а слышно на соседней улице. Собравшаяся на маленькой рыночной площади толпа умолкла. Впитывая каждый звук.

-Виру мне принесли на тебя, воевода. Винят тебя в насилии, в том, что покалечил беззащитную сироту, в том, что без суда заключил в погреб человека из степного посольства.

-Облыжно, гавкают! Нет на мне таких злодеяний.

Закричал бородач. Движением ладони Зима заставила его умолкнуть.

-На суде Савва Игнатьич, будешь оправдываться. Сейчас, отдай меч моему дружиннику, иди рядом.

Он был опытным воином, без сомнения отправившим к праотцам многих противников. Рука стиснула рукоять. Замешкался не из страха, мысли от неожиданности перепутались. Может и бросился бы яростно, рубанул от души. Черт с ней, с обученной псиной, которая глухо порыкивает, глаз не сводит. Что он с собакой не совладает? Дел куча. Да только увидел быструю усмешку княгини, радостного ожидания полную. Дескать, давай, доставай железо, замахивайся. Призадумаешься тут поневоле. А с хорошо вышколенного (послушно замер, не шелохнется) высокого коня, сейчас на него смотрела не просто очень красивая баба. В ее синих очах воевода увидел смерть. Эта не дрогнет, не завизжит испуганно. Не позволит стащить себя с седла, намотать белые косы, да поучить хорошенько. Вон как изгибает губы. И не в ее дружинниках дело. Войско городское уж всяко побольше этого отряда. Еще вопрос кому подчинится, начнись сумятица! Дело в ней! Княгиня... Воевода слышал все эти удивительные истории про честный бой со степными царями, но не верил. А сейчас, отразившись в расширившихся зрачках невероятной красавицы, понял - правда! Такая может и самого прославленного воина положить. И еще осознал с тоской, опередить - не выйдет. Выхватить меч и рубануть, даже одним плавным движением - не успеет. Смирил себя, рванул с пояса дорогие ножны. Протянул точно из под земли выскочившему дружиннику.

-На.

-Молодец.

Похвалила красавица. Вновь подарила недобрую, такой заморозить можно, улыбочку.

-Иди следом.

Обернулась к Хмуру. Велела.

-Прими командование над гарнизоном. Шевелись.

Позвала к себе купцов.

-Здравы будьте, честные горожане.

Те, хоть и пребывали в изрядном смятении, скоренько опомнились. Купцы - быстро соображать - жизнью приучены. Загомонили громко, хоть и вразнобой.

-Здрава будь и ты, светлая госпожа.

-Здрава будь матушка княгиня.

Выслушала, милостиво склонила голову набок. Оглядела их, проворковала ласково, обращаясь к безошибочно угаданному старшему.

-Кто ты?

-Кузьма, Семенов сын. Торговый человек.

-Созови народ на площадь.

После еле заметной паузы поощрила.

-Кузьма... Семеныч.

Он аж вздрогнул. От такой неожиданной милости. По отчеству именовать изволила. Даже не сразу поверил в честь несказанную. Огляделся - все ли слышали??? Княгиня продолжала.

-Объяви мою волю своим товарищам. Суд завтра утром. Потом, как известишь людей, приходи в крепость, Кузьма Семеныч. Хочу расспросить тебя о городских делах.

Снова улыбнулась ласково. Купец дураком не был, в жизни много чего повидал, а вдруг почувствовал себя несмышленым мальчонкой. В груди потеплело. Господи, хоть бы раз в жизни еще довелось попасть под светящийся взгляд! Ли, наблюдавшая всю сцену подумала с толикой горечи.

-Хорошо ей, с таким личиком, подданных очаровывать. Сам Бог велел. Блин!

Хваленый на всю Россь толмач оказался древним старцем. Как и подозревала принцесса, мог он чуточку изъяснятся на сянском наречии. А о Синто и слыхом не слыхивал.

-Да и откуда бы ему? Россь немного торгует с востоком. Сянские купцы еще забредают иногда. Синто дело иное. Закрытый народ, островная империя. Живут обособленно. За всю историюа, как сама и рассказывала, было в Моске посольство раза два, и то не договорились ни о чем.

-Ты что, за толмача заступаешься?

Меланхолично поинтересовалась Зима у подруги. Добавила мягко.

-Не знает и не знает, что ж теперь.

-Не пойму я тебя.

-Думаешь, из-за одного толмача с тобой поскакала? Велика важность! Для того хватило бы моего повеления, с приложенной печатью. Мысли некоторые лелеяла. Нет, не все про тебя. Как видишь, дел с великим избытком. Захлебнуться можно. Старого воеводу вздернуть легко. Нового где взять? Кого ставить на это место? Чтоб не драл с людишек три шкуры. Границы держал крепко. Умел с купцами обращаться. Путь в Сян, а ведь это золотое дно! Перец, чай, шелк! Через эти места проходит. Да, видишь беда, пошаливают в лесах. Вот и размышляют гости торговые, морем им податься - к алийцам! али сушей, через мои земли в иные европские страны. Налог же с каждого купца. Да и товар неплохой они обратно везут. Прямая выгода.

Замолчала, призадумалась. Свела брови над переносицей. Потом лицо ее разгладилось. Проговорила неожиданно для себя самой.

-Утро вечера мудренее.

-...

-Было бы место, а человек найдется.

Ли, не очень то и слушала. В мужских портах и свободной рубашке, босая прыгала с мечом. Зима присмотрелась, прокомментировала.

-Неплохо. Можно сказать - мастерски. Хотя стиль у тебя далекий от тех, какие мне доводилось видеть.

-Неплохо?

-Конечно.

-А я надеялась, похвалишь.

Долгое молчание было заполнено размерянными вдохами-выдохами, шуршанием одежды и свистом воздуха.

-Хорошо держишь меч, хорошо ставишь ножки, хорошо пьешь воздух, хорошо смотришь, хорошо двигаешься плавно и быстро. Мощная школа. Поклон твоему учителю. Мне с тобой пришлось бы повозиться... А если не кривя душой, то считаю, что у тебя есть реальный шанс против меня.

-Комплимент?

-Правда.

-Что же плохо?

-Дух. Самая суть твоя. То, что глубже сердца. Ты или раздражена, или печальна. А может червяк ненависти грызет, не дает покоя.

Ли поморщилась и опустила меч.

-Да, мне хреново.

-Скверный ответ для воина.

В дверь заглянул мальчик. Из числа свитских. Лицо горело от восторга.

-Купцы пришли, госпожа.

-Передай им, что я сейчас выйду. Хочешь со мной, Ли?

-Пожалуй нет.

-Дело твое.

-Увидимся утром.

Прошелестела подолом, выплыла из дверей. Ли вложила в ножны меч. Неплохо сбалансированный, из княжеской оружейной. Прошлась по залу. Вытерла потное лицо полотенцем. Позвала слугу.

-Принеси мне умыться. Бадью, ведро воды, простыню. Живо. Одна нога здесь, другая там!

Расторопный прислужник вихрем помчался, приказание княжеской заморской гостьи исполнять. Управился очень скоро. Всех приближенных к воеводе, княгиня, от греха, временно отстранила. Сейчас в тереме были только ее люди и самолично выбранные Хмуром из простой дворовой прислуги. Такое неожиданное возвышение одновременно и пугало (как еще дело повернется, вдруг простит воеводу), и наполняло гордостью. Небось, в родной деревне и не поверят, что саму Зиму Мстиславну видел, чай подавал, да по прочим разным поручениям ее собственным и ближних свитских, носился. А что заморская прынцесса по терему в мужской одежде скакала с мечом, и вовсе полной брехней обзовут.

Ли окатилась ведром студеной, только-только из колодезя, воды. Растерлась грубой льняной простыней. Сказала сварливо.

-Наждачная бумага и то нежнее!

Неспешно оделась. Ох уж эти юбки-сарафаны. Прогнала Маланью.

-Сама справлюсь.

Вышла из светлицы. Пройтись. Тут же к ней подлетел дружинник, из числа приставленных Хмуром. На все попытки отделаться от навязчивой опеки, сурово повторял.

-Дядько Хмур велел от заморской прынцессы ни на шаг! Мы свою службу знаем.

Так и пришлось бродить по всей крепости в сопровождении молодого курносого бородача. Он, блин, шествовал важно, чуть позади и левее, насупившись зыркал по сторонам, руки с меча не снимал, в общем имел вид самый угрожающий. Типичная демонстративная охрана, как выразилась бы Тинэль. Ладно, потерпим. Может статься Хмур и прав. Кто знает, что на уме у преданных воеводских приспешников и слуг? То-то и оно.

Крепость была небольшой, но ладно выстроенной. В центре крытый колодец. Рядом помещения для слуг, конюшня, поварня, продовольственный и хозяйственный склады, чуть в стороне оружейня и баня. Напротив подобие зверинца - клетка с огромным медведем. Столб для бичевания провинившихся. Неподалеку - за мирным временем пустующая, лекарня. Тут же - палата для самых приближенных воинов, только пройдя через нее, можно подняться в терем воеводы. Все устроено вполне разумно. Двор чисто выметен. Над поварней клубятся аппетитные запахи. В пустом животе громко забулькало, заурчало.

-А где, здесь кстати погреб?

Обратилась Ли к своему курносому охраннику. Уточнила вопросительно.

-Не слышал?

Тот осмотрелся, задумчиво поскреб в бороде и ответил.

-Под нами.

Для наглядности постучав сапогом по деревянному настилу, которым был крыт двор.

-Откуда знаешь?

-Дед мой и отец - знатные лозоходцы. Мне до них далеко, но пустоту под ногами почуять умею. Не скажу темница там, али просто схрон какой. Большая пустота.

-А вход где?

Восприняв последнюю реплику, как указание к действию, курносый дружинник подозвал слугу - шустрого дворового парнишку. Спросил требовательно.

-Как звать?

-Емеля.

-Скажи, Емельян. У кого ключи от погреба?

-От какого? От винного?

-Который под нами?

-Под вами не погреб.

-А что?

-Съзжая, ну пыточная с узилищем.

Объяснил он, задумчиво ковыряясь в носу.

-Ключи у кого? Как попасть туда?

-Ключи известно, у воеводы, у дьяков, да у заплечных дел мастера.

Тут парнишка оставил нос в покое, поежился, имя ката внушало ему ужас.

-У Мирона, стало быть.

-Где Мирон?

-Дома.

-В крепости?

-Не. Он на выселках живет, возле леса.

Курносый посмотрел на принцессу. Ли вступила в разговор.

-А кто из дьяков сейчас здесь?

-Да почитай все. Афанасий Иванович, Василий Афанасьевич, Иван Варсонофьевич.

-Проводи нас к кому-нибудь из них.

-Да они все вместе. В караулке.

Парнишка понизил голос.

-В карты играют. Заразное дело. Как сядут, три дня могут резаться. Ссорятся. Кровищу друг дружке пускают.

По мнению Ли это было странно. Воевода под замком. Завтра суд. А верные приспешники изволят развлекаться.

-Проводи нас Емельян в караулку.

Потребовал курносый дружинник у мальчика. Мимо проходил старичок с факелом, сердито ругающий двух рослых детин. Богатырского вида парни почтительно слушали, вздыхали. Дружинник незамедлительно рекрутировал деда и ребятишек.

-Кто?

-Конюший.

-Имя.

-Никодим.

-А с тобой?

-Охламоны мои, прости Господи. Чадами нас судьба наказывает!

-Что натворили твои сыновья?

Поинтересовалась Ли.

-Одна охота у них на уме, да посиделки с девками. Не хотят мое ремесло перенимать, в крепости служить.

-Душно здесь, батя. Да спину ломать перед господами лень.

Пробасил самый высокий. Ли внимательно рассмотрела парня. Спросила.

-А воинское дело не любо?

Он вздохнул, отмолчался. Ли решила.

-Пойдете с нами. Посветить надо.

Люди, которые не служили у воеводы, годились лучше всего. И взгляд богатыря ей понравился. Сильный. Честный. Но вот ведь упрямец, спросил набычившись.

-А кто ты такая, приказывать отцу моему и мне?

Дед Никодим застонал. Курносый бородач дружинник ехидно ответил.

-Не видишь, кто я?

Похлопал ладонью по выбитому на нагрудной, позолоченной пластине кольчуги солнцу о двенадцати лучах. Такую дорогую броню мог себе позволить не каждый воин. Но на личную гвардию князь денег не жалел.

-Ближний дружинник княгини нашей?

Неспеша резюмировал парень после минутной паузы, потраченной на пристальный осмотр.

-Догадался, деревня. Теперь, ответь, могу ли я тебе чего-нито велеть. Вроде как пойти со мной, посветить. Али показать дорогу. Коня моего посторожить. Помочь поклажу донести. Ну?

Парень, не робкого десятка, сдвинул брови, опять задумался. Наконец, кивнул, соглашаясь, хоть и с оговорками.

-Твоя правда, можешь. Ежели это мелочь какая, навроде тех про кои наговорил.

-Спасибо, что хоть так.

Строго ответил дружинник. Продолжил суше.

-Я могу тебе приказывать, а я сам лишь прислуживаю сей госпоже, охранять приставлен.

-Выходит, она главнее тебя.

-Выходит.

-Ну, и?

Парень оставался невозмутимым, как и второй, молчаливый брат, отец же их - Никодим, заметно трусил. Дружинник молча смотрел на обоих богатырей. Не подгонял. Тем более, что госпожа не рассерчала, слушала спокойно, внимательно. Высокий, наконец, поскреб в затылке, решил.

-Ладно. Сходим. И я, и братец.

Отец богатырей пребывал уже почти в панике. Дергал, потихоньку, сыновей за рукава. Смотрел на принцессу жалобно. Ли стало чуточку смешно.

Вышеупомянутой караулкой громко именовалась избенка, прилепившаяся к стене возле ворот. Из-за плотно закрытой двери доносились неясные звуки. То ли плач, то ли грустная песня. Назначенный дядькой Хмуром в охранники принцессы курносый бородач, Ли успела выяснить, что его зовут Тарасом, постучал в дверь. Не дождавшись ответа, потянул за медное кольцо, заменявшее ручку.

-Заперто.

Ли промолчала. Тарас понял это превратно и приналег на дверь каменным плечиком. Косяк треснул. Аккуратно отставив в сторону, снятую с петель преграду, молодой дружинник нырнул внутрь. Слегка ошеломленная его усердием Ли, быстро шагнула следом. Не задержались и дед с факелом, и оба сына. Только смышленый Емельян предпочел на всякий случай, отстать, а может и вовсе улизнуть.

Живописной группой ввалились в узкую комнатку. И едва не задохнулись от запаха настоявшегося перегара. Принюхавшись смогли различать и прочие милые ароматы: пота, блевотины (кто-то опростал желудок прямо под столом) и разлитого на полу прокисшего пойла.

-Вот это амбре.

Скривилась Ли. Тарас ее шутки не понял. Деловито проверил пульс у дрыхнувших на лавках толстяков. Третий дьяк - худой точно вязальная спица, громко пустил газы и почесался. Более чем наглядно продемонстрировав, что вполне жив. Ли вытянула из рукава надушенный платочек, прижала к носу. Скомандовала.

-Всех троих на свежий воздух. Облить колодезной водой, чтоб быстрее очухались.

Посмотрела на деда-конюшего.

-Позови мне в помощь дружинника княгини. Лучше двух.

Судя по скорости с которой дед сорвался с места, особой любви к дьякам здесь не испытывали. Хотя.... Старик мог торопиться, чтобы скрыться с места происшествия. Принцесса отогнала лишние мысли. Ткнула пальцем в худого пьяницу.

-Начнем с этого. Тащите наружу.

На пятом ведре студеной воды, дьяк начал жалобно скулить. На восьмом заговорил почти разумно. Стуча зубами, ежась, обхватив длинными руками тщедушное тело, завопил.

-Что такое? По какому праву?!

-В себя приходит.

Объяснил вернувшийся дед. С ним появился только один дружинник, ветеран. Ли хорошо его знала.

-Пожалуй так.

-Нарожала твоя хозяйка богатырей. Чем вы только их кормили?

Ревниво покачал головой Тарас, обращаясь к старику Никодиму. Рослые сыновья, под его руководством, приводили в чувство упившихся дьяков. Тот, за которого взялись первым, уже начал понемногу очухиваться.

-Как звать?

Строго потребовала принцесса. Дьяк проскрипел визгливо.

-Иваном Варсонофьевичем! А вот кто ты такая? Ужо воевода за тебя возьмется! Попляшешь!

Он стучал зубами, и злобно таращил острые глазки. Так и впиявливался ими в незнакомые лица. В сторону конюшего прошипел угрожающе.

-Ты, козел старый, тоже получишь свое.

Ли вздохнула и велела сыновьям деда Никодима.

-Еще два ведра.

Подвывающему дьяку, после очередной порции водички, Тарас сказал поучительно.

-С заморской княгиней разговариваешь. Величай ее госпожой. Внял? А воеводу твоего Зима Мстиславна завтра судить будет.

-Зима Мстиславна?

Ли поинтересовалась.

-Как там другие?

-Возятся, мычат, но невразумительно.

-Ладно, с этим фруктом, потолкую пока.

Жестко уставилась в худое, мокрое лицо.

-Имя.

-Иван я, Варсонофия сын.

-Кто ты?

-Старший дьяк.

-А те двое?

Окончательно протрезвевший, негодующий и испуганный одновременно, он зыркнул глазками в сторону копошащихся толстяков. Пояснил.

-То младший дьяк Иван, сын Афанасия. Да подъдьячий Афанасий, сын Ивана.

Тарас легонько ткнул кулаком в костлявую спину. Дьяк неохотно добавил.

-Госпожа.

Ли сделала вид, что заминки вовсе не было. Продолжила строго.

-У кого ключи от узилища.

-От съезжей что ли?

Опять чувствительный тычок.

-От съезжей что ли, госпожа?

-Отвечай.

-У меня, да у воеводы.

-Очень хорошо. Вставай, пойдешь со мной.

-А эти двое? С ними что?

Спросил Тарас.

-Этих тащите следом.

Ли, что называется, разошлась не на шутку. Впереди Тарас волок за локоть мокрого дьяка. Следом шла принцесса. У ее плеча смурной ветеран. За ними дед конюший. Замыкали шествие бравые сыновья, в тычки подгоняющие помощников Ивана Варсонофьевича. Постепенно обросли десятком любопытных. Зрелище то еще. Не каждый день сподобишься узреть столь необычную комедию. С дьяков стекали струйки воды. Так что вся компания оставляла за собой мокрый след. Вход в узилище - полукруглая, обшитая железом дверца - отыскался возле клетки с медведем. Зверь завозился, принюхиваясь, заворчал, встал на дыбы, покачиваясь подошел к решетке.

-Уймись.

Велела принцесса. К вящему удивлению народа, мишка послушался. Обиженно хрюкнул, да и свернулся на своей соломенной подстилке. Дьяк долго возился в мокрых складках, облепивших тощие ноги штанов. Наконец звякнула связка ключей. Она крепилась толстым кожаным шнуром внутри кармана. Тарас вынул из сапога длинный нож. Дьяк с пугливым писком отшатнулся. Вокруг загоготали. Младший из сыновей конюшего подтащил слабо сопротивляющегося Ивана Варосонофьевича к дружиннику. Курносый бородач коротким быстрым взмахом, разрезал шнур и подхватил ключи, не дав им упасть.

-Открывай.

Кивнула принцесса. Хорошо смазанный замок подчинился, щелкнув на третьем повороте ключа. Дверь тоже отворилась без скрипа. Ли, несколько озадаченная количеством хмурых свидетелей, потребовала огня, и велела позвать еще парочку дружинников Зимы. Ее сообразительный помощник сложил ладони рупором да грянул.

-Ближние сюда! Дело!

На шум само собой, кроме нескольких своих ребят прибежало и двадцать свежих здешних. Ли поморщилась, но выговаривать усердному телохранителю не стала. Ну не отмерил Господь парню полководческого, да стратегического таланта. Сама в лишнем шуме виновата. Точнее инструкции надо отдавать. Через минуту принесли еще пяток жирно чадящих факелов. Оставив наверху, на всякий случай, двух молодых подоспевших на зов ребят (из числа дружинников Зимы) и ветерана, Ли скомандовала.

-Идем.

Первым Тарас толкнул дьяка. Тот с жалостливым оханьем - потрусил показывать дорогу, поскальзываясь мокрыми ногами. В караулке, во время пития, он разулся. Босым его, соответственно и потащили. Некоторое время спускались по крутым узким ступеням. По дороге Тарас зажигал, обнаруженные в кольцах на стене, факелы.

-Что делается, что делается.

Невнятной скороговоркой бормотал трясущийся дьяк. Внизу, за поворотом, обнаружили спящего охранника. Дюжий мужик, уютно пристроился на лавке, подложил под небритую щеку кулак, покрылся теплым плащом, да и смотрел себе пятый сон. Явление насквозь мокрого дьяка, в сопровождении незнакомых воинов и хмурой девки в дорогой одежде, повергло его в оторопь. Некоторое время он тер глаза, надеясь, очевидно, что кошмар рассеется. Как бы не так. Согнали с места и велели идти с факелом впереди всех. Иван Варсонофьевич пояснял.

-Здесь несколько воришек. Налево никого, все каморки пустые. Тут Демьян-пропойца. Принародно плюнул в воеводу. Ваш вьюноша далее. Вон там.

Ли остановилась перед решеткой.

-Отпирайте.

Громко обратилась к застоявшейся (как здесь можно дышать?) темноте.

-Мне нужен человек по имени Неждан.

Из глубины клетки, под аккомпанемент бряцания железа, долетел недоверчивый смешок.

-Правда?

-Да.

Высокая тонкая фигура, пошатываясь, поднялась с пола, развела руками, опять зазвенели кандалы.

-Прошу простить, что я не одет. Это вопиющее нарушение правил приличия.

Ли потребовала у Тараса.

-Сними с кого-нибудь, ему прикрыться.

Исполнительный дружинник немедленно вытряхнул из толстого, больше похожего на одеяло плаща, заспанного сторожа. Нагнувшись, вошел в клетку. Подал одежду узнику.

-На ка. Держи.

Посмотрел на закованные руки. Помог завернуться в плащ. Взял запястье, пригляделся. Потребовал у сопровождающих.

-Посветите мне.

Сердито фыркнул.

-Так и есть. Кандалы запаяны. Ключа от них нет. И на ногах такие же. Кузнец нужен.

-Это мы запросто.

Улыбнулся старший сын конюшего.

-Я шесть лет проходил в подручных. Умею кой чего. А тут особого мастерства не надобно. Мне бы зубило и молоток. Есть поблизости?

Все посмотрели на сторожа, тот кивнул на дьяка. Иван Варсонофьевич ответил понуро.

-У Мирона в инструментах его, может сыскаться.

-Где?

-В пыточной. В его ящике, стало быть.

Ли перенесла внимание на старшего сына конюшего.

-Вперед. Как звать тебя?

-Семеном кличут.

-Сходи с дьяком, Семен. Не отпускай его от себя, чтоб не улизнул.

Добавила торопливо.

-Да поживее, не телись. Так. Что еще я хотела?

Ли прикусив нижнюю губу, пристально взглянула на мокрых дьяков.

-Этих заприте пока вместо Неждана. Завтра разберемся. Дайте им накрыться чего-нибудь, соломы что ли побольше? Чтоб не околели на холоде. Живо.

Таким решительным жестом освободившись от одной проблемы, Ли обратилась к другой.

-Усадите парня. Качается, как бы не упал.

Неждана выволокли наружу из клетки, сколько позволяла цепь. Прислонили к решетке, поддерживая за плечи. Младший сын слетал за поворот, приволок скамью - на которой десять минут назад сладко дрых, разбуженный ужасными событиями, сторож. Тут же воротился Семен, вооружившийся необходимыми инструментами. Румянец с его лица делся непонятно куда. Дьяка он волок за шиворот.

-Что такое?

Парень уставился в пол. Сказал через силу.

-Там такое... Глаза бы не видели.

С силой тряхнул дьяка, взявшись за грудки. Иван Варсонофьевич запищал жалобнее подраненного зайца. Некоторое время Ли не вмешивалась. Смотрела с интересом и толикой отвращения к личности помощника воеводы. Пришибут паука - не велика беда. От всех былых моральных устоев Ангелины Королевой, личность неприкосновенна и все такое, и следа не осталось. Однако Семен тряс, взяв за ворот, дьяка чересчур усердно. Лицо вздернутого в воздух человечка побагровела. Не ровен час -задохнется.

-Его ворот придушил. Говорить уже не может. Ты хватку ослабь.

Семен отпустил дьяка. Иван Варосонофьевич, по-рыбьи глотая воздух округлившимся ртом, рухнул на колени. Придерживая рукой шею - захрипел.

-Все по закону.

-Терзать по закону?

Рычал Семен, наступая на дьяка.

-Шкуру с живых нарезать полосками, железом жечь? Нет такого закона! Ироды!

Дьяк пытался отодвинуться от разбушевавшегося детины. Опять вмешалась Ли.

-Семен, я смотрю - тут все трусят. Воеводы боятся, да и близких его. В тебе страха нет. Почему?

Внезапно, не дав ей договорить, зашатался и повалился на бок Неждан. Сложный вопрос пришлось отложить на потом. Семен страшно прищурясь зыркнул в сторону трепещущего дьяка, да взялся за молоток и зубило, попросил брата оттянуть кандалы, чтоб по ноге не ударить, примерился. Движение вышло сильным и точным. Заклепка выскочила. Так же быстро и ловко он справился с остальными тремя.

-Готово, госпожа.

Принцесса похвалила.

-Молодец.

Велела холодно.

-Дьяка к двум другим. Запереть. Сторож? Головой отвечаешь!

-Это правильно.

Пробормотал Семен.

-Пущай сами прознают, каково в узилище сидеть.

У Ли от тяжелого воздуха тоже начала кружиться голова.

-Выйдем. Осторожнее несите!

Прикрикнула она на Тараса с помощником, поднимающих Неждана. Спросила тревожно.

-Жив?

-Отходит.

У выхода процессия столкнулась с встревоженным Хмуром. Он было сунулся к Тарасу за объяснениями, но был переадресован.

-Это все прынцесса заморская. Мое дело маленькое, не отходить от нее ни на шаг. Я свое место знаю. Советов ей не подаю. Стерегу.

Какой после этого спрос? Хмур сплюнул, обратился к девушке.

-Что тут происходит, госпожа.

-Толмач из Мавританского Восточного посольства, вероломно брошенный в узилище воеводой. Боюсь, опоздали мы с освобождением. Жаль парня.

Кое-что про несчастного юношу ветерану уже сообщила княгиня. Да и рассказ ведьмы не успел забыться. Вдвоем с Ли дядька Хмур наклонился над распростертым, завернутым в грубый плащ, телом.

-Жив пока. Может воспрянет. Лекарь здесь есть?

Он выпрямился, действие было его стихией, погнал одного из молодых дружинников на разведку в запертую лекарню. Другого отправил с тем же заданием - расспросить караульных. Повелительный гулкий бас разносился по крепостному двору, проникая в каждый закоулок. Собравшаяся толпа обступила дружинников принцессы со всех сторон. Тарас и Семен продолжали держать потерявшего сознание толмача. Не на холодную же землю его уложить. Внезапно, грубо расталкивая народ, бесцеремонно пихаясь клюкой, и наступая на ноги - к ним пробилась старая знахарка, в сопровождении немой. По круглому лицу женщины катились слезы. Порывисто склонившись, она схватила свисающую тонкую руку, покрыла поцелуями, прижала к губам. Застонала жутко и непонятно. Авдотья приложила пальцы к худой шее узника. Деловито пробормотала.

-Жив пока. Не убивайся, Клавдия. Может и поставлю на ноги. Так, отроки. Чего застыли с раззявленными ртами? За мной, его положить в постель надо. Нет лекаря? И хрен с ним. Нет ключей от лекарни? Сбейте замок. Скомандуй им, девонька!

Дернула она Ли за руку. Принцесса подчинилась. Приказала.

-Быстрее.

Через минуту втянулись внутрь небольшого домика.

-Разжечь огонь. Согреть воды!

Бабка быстро загрузила работой половину компании. Даже для Хмура нашлось дело. Он отправился к Зиме Мстиславне, рассказать про самоуправство ее подруги. Чтобы получить одобрение, или порицание своему попустительству.

-Клавдия, оботри сыну лицо, грудь. Девонька!

Снова вцепилась старуха в запястье Ли.

-Девонька, гони отсель всех лишних. Мне окромя его матери, нужен только один толковый помощник. Вот хоть ты.

Она кивнула в сторону Семена. Безошибочно, точно была зрячей. Потом обратилась к Ли.

-А ты тоже ступай себе, госпожа. Чайку попей. Да в баньке попарься. Утро вечера мудренее.

Тут же костоправка с неожиданной резвостью набросилась на богатыря.

-Чего столбом стоишь, верзила непутевый? Проверь как вода? Греется? Здесь должны быть травы. Я чувствую запах!

Ли бросила прощальный взгляд на бледное лицо юноши. Впрочем, за свалявшимся колтуном сальных волос, его особо и не рассмотришь. Торчит немаленький с горбинкой нос, да заострившийся подбородок в потолок прицелился. Ни за что не поймешь, симпатичный парень, али так себе. Все замаскировано толстым слоем грязи. Спросила у нечаянного помощника.

-Ты не против остаться с бабушкой Авдотьей? Семен? Этот юноша, он ведь никто тебе.

Богатырь ответил строго, вдумчиво.

-Зато воевода очень даже кто. И если этот парень ему враг, я рад помочь, чем могу.

Дед Никодим с младшим сыном поклонились и свернули в сторону поварни. Дружинники отправились вслед за дядькой Хмуром. Ли вышла в сопровождении своего курносого охранника. По мохнатому темному небу плыли серые тучи. Луны не разглядеть, не то что звезд. Громко засопел, заворочался медведь. Ли подошла к клетке.

-Тебе грустно? Сидишь за решеткой, на цепи...

Огромная зверюга раскачивалась в такт ее словам.

-Никто тебя не любит. Кто дразнит, кто боится. И ты никого не любишь. Одинокая душа.

Медведь заворчал, не сердито, точно соглашаясь с ее словами. Вытянулся во весь свой громадный рост, прижался к прутьям клетки. Басовито зафыркал. Втягивая воздух кожаными ноздрями, тихонько хрюкнул. Ли улыбнулась.

-Ах ты озорник!

Больше всего это напоминало разговор. Но Тарас ни суеверным, ни пугливым не был. Охота принцессе заморской с медведем поболтать - ее дело. Пусть хоть с тараканами запечными сплетничает, али со сверчками песенки поет. То не его, телохранителя печаль! Прислонился к стеночке, навострил уши, взглядом двор обшаривает: службу несет - бережет госпожу от всякой напасти.

-Ну, ты вчера навела шороху! Подруга моя заморская.

Не столько сердито, сколько одобрительно, прошептала на ухо Ли княгиня. Они сидели рядом, принцесса чуть позади и креслице заметно пониже, на особом помосте, в центре городской площади. За спиной Зимы Мстиславны гордо расправили плечи, замерли с каменными лицами - самые лучшие дружинники из числа приехавших с ней. Ночью подоспело, с гонцом, ужасно сердитое письмо от супруга. Зима уже отправила ласковый, прочувствованный ответ. Посетовала, что князюшка не скоро его получит. Тут же бесценная подруга, подарила ей удивительную идею - рассказала о голубиной почте. Крылатому вестнику холмы да овраги не помеха! Мало этого, объяснила, в общих чертах - как натаскивают птиц, учат возвращаться домой из любого далека. Упомянула, что письма непременно шифруют. Даже про самый простой способ, с помощью книги, поведала. И то дело! Вдруг голубя сожрет сокол? Или собьет вражеский лучник? Секретный текст, который не каждый сможет прочесть, да еще и вовремя доставленный! Превосходная затея. Княгиня решила заняться этим полезным делом сразу по возвращении в Моску.

С каждым днем красавица все хуже и хуже помнила ЧУДОВИЩНОЕ прошлое. Оно отступало вдаль, становясь похожим на странный сон. И не более того. Покосилась на заморскую подругу. При любом упоминании имени Повелителя (который сотворил для Зимы чудо - сделав ее человеком) Ли хмурилась, крепче сжимала тонкие губы. Любит? Что ж, не она одна. Зима четко разделяла теплое дружеское чувство, которое вызывал в ней муж - милый князюшка, и восторг, преклонение, бурю страсти, связанные с именем - Дракона. Она видела ЕГО беспомощным и всемогущим. Она знала - как опасны ЕГО враги. И догадывалась, что больше никогда не отразится в зрачках живой звезды.

-Ли...

-?

Слегка склонила голову к ее плечу, ждет зачем позвали. Носатое сокровище! Иной раз Зиме хотелось ее придушить. Из ревности. Она помнила, какая картинка, скрывается на плече, под парчовым рукавом. И не могла забыть своих пальцев, ласкающих кожу, украшенную точно таким же цветочком. Философски вздохнула. Судьба! Шепнула в подставленное ушко.

-Сейчас начнется! Мужик тертый, просто так не признается! Как бы до боя в круге не дошло. До правды честного поединка.

Отвернулась, махнула платочком - выводите обвиняемого, и ту, что воззвала к справедливости княжеской! Внимательно оглядела собравшийся народ. Впереди, слегка левее, кучковались люди купеческие. Эти настроены выжидательно. В любой схватке поддержат победителя. Такова философия служителей тугой мошны. Мастеровые, ремесленники, выстроились рядом. Числом поболее, одеждой победнее. Сами не знают чего хотят. И воевода - лютый зверь, надоел до смерти, и княгиня, ишь прилетела издалека красавица писаная! Только бабы им на шее не хватало! Гудят точно пчелы. Дешевым винцом от них попахивает. За ними малое количество женок. Тех, что побойчее. Мужьями не зашуганы. Собрались полюбопытствовать, оценить возлюбленную супругу князя. Так ли хороша, как молва бает? Пригляделись, примолкли, даже не перешептываются - обсуждая. Замерли, шеи поверх мужских плеч тянут. Здешний святой отец, запуганный воеводой, спившийся старичок подошел к переднему краю помоста, осенил толпу знаком, рука заметно тряслась. Неожиданно икнул. Смутился, прикрыл рот. Присел сгорбившись, на подставленную скамеечку. Слева вывели Савву Игнатьевича, по бокам двое вооруженных дружинников Зимы. Справа - ту, что осмелилась подать виру. И человека, который согласился говорить от ее имени. Костоправка Авдотья отказалась, чтобы не смущать толпу своим видом.

-Ведьм боятся. Темный у нас народец. Узрят мою харю - зачнут худо думать о Клавдии. Зачем это? За хворым покуда пригляжу, а вы разбирайтесь себе.

К удивлению принцессы рядом с названой матерью толмача Неждана, стоял Семен. Он первым и заговорил. Отвесив народу глубокий поклон.

-Знаете ли меня, люди?

-Знаем, знаем.

Зашумели в толпе.

-Семен, я - охотник, сын конюшего Никодима.

-Верно.

-Ясное дело.

Подтвердили мастеровые и небольшое количество крестьян, также собравшихся на суд.

-Эта женщина немая. Говорить от ее имени она дозволила мне. Вчера. Чтобы вы услышали виру. Она грамотная, если захочет, чего добавить, напишет - я прочту.

Ли приподняла брови. Ни фига себе. Охотник, разумеющий грамоту? Да, не разобралась она вчера, не оценила парня. Семен снял шапку, скомкал в правом кулаке, прижал к груди и заговорил. Не иначе, как бабка Авдотья, давеча, все поведала. Читать длинную повесть у него времени не было. Но запомнил хорошо. Историю, которую уже слышала княгиня и дружинники, повторял слово в слово. В народе слегка зашумели, а он и внимания не обращал. В конце опять низко поклонился людям, потом княгине.

-К милости княгини Зимы Мстиславны обращается Клавдия. К ее суду. Сын ее болен, не сможет выйти сюда. В узилище у воеводы столько отсидеть это не за печкой у любушки какой проваляться. Едва не помер парень.

Шутку хоть и грустную в толпе оценили.

-Точно.

-Верно говоришь!

Семен посмотрел на немую.

-Так ли я все изложил народу. Подтверди.

Она выпрямилась, до этого стояла понурясь, смотрела себе под ноги. Кивнула. И тоже поклонилась. Солнечный свет ласкал круглое лицо, не перечеркнутое ни одной глубокой морщинкой. Возраст женщины выдавал только взгляд. В глазах у молодых баб редко плещется море вселенской грусти. Синий платок, по здешнему обычаю, подвязанный большим узлом под подбородком. Синий же сарафан, простенькие матерчатые чуни на ногах. Вид крестьянский. Бабы в толпе, вздыхали глядя на Клавдию. Жалели. Ли подумала, что народ начинает симпатизировать немой, порыкивать в сторону воеводы. Кстати, виновник всей этой суеты гноил Неждана потихоньку, а не придушил сразу. Зачем? Лишний свидетель ведь. Непонятно. Тут как раз слово получил Савва Игнатьич. Шагнул вперед, закричал.

-Лжа это все. Клевета. Враги оговаривают! Не виновен! Кто калечил бабенку не знаю. Вижу ее первый раз! Воевода я, не пес степной. Честный воин. Кровь за князя проливал не единожды.

Рванул шелковую рубаху на груди, показывая народу кривой старый шрам. Опять поклонился. Княгиня шепнула Ли.

-Ишь актер. Правильно себя ведет. Возьми такого ежа голыми руками!

Лютая у ног Зимы басовито зарычала. Княгиня коротко и не сильно ткнула псицу сапожком.

-Цыц.

Обратилась к народу.

-Может кто подтвердить слова воеводы Саввы Игнатьича, али вознесшей на него виру женщины - Клавдии? Я хочу услышать. Если есть такой человек, пусть говорит.

Вперед выкатился кубарем неопрятный толстячок.

-Постельничий воеводы, я. Раб божий Феофан. С младых ногтей повсюду с благодетелем моим. Никогда не видел этой женщины. Ни единого разу! А она бает, что десять лет в дому его жила, прислуживала. Не видал! Не помню.

Клавдия понурясь нацарапала на листе бумаги два слова. Семен прочел громко.

-Лжет. Видел.

По толпе переливался злой спор, негромкий, княгиню не перебить, ежели что. Ругались шепотом. Зима вновь обратилась к людям.

-Кто еще может сказать?

Клавдия вновь начертила на листе несколько слов. Семен прочел их, крякнул. Но вышел вперед.

-Мужской корень воеводы кривой от рождения. Смотрит влево. На правой ноге нет мизинчика.

Приободрился от мгновенной тишины, уточнил.

-Как о Савве Игнатьече может знать такое чужая баба? Которую он и не видел никогда?

-Лжа!

Заполошно взвыл воевода.

-Навет!

-Разуйся, Савва Игнатьич. В том, чтоб ноги показать народу - стыда нет.

Постановила Зима. Велела дядьке Хмуру и купцу Кузьме Семенычу.

-Посмотрите оба! Идите.

Как ни гневался воевода, а снять сапоги пришлось.

-Нету мизинчика.

Подтвердили купец и дядька Хмур.

-На правой ноге!

Савва Игнатьич, босой и взъерошенный сдаваться не спешил. Оглядывался, как затравленный волк. Громко завопил.

-Многие знают о телесах моих! Банщики, лекарь! То не доказательство! Могли разболтать!

В народе опять зашелестел легкий гул. Клавдия, скривившись, подала Семену новую запись. Читая ее парень покраснел.

-Корень мужской его смотрит влево. Когда тверд! У висящего кривизна незаметна...

Откашлялся. Повторил.

-У висящего кривизна незаметна. Ежели это так, скажи, какой банщик видел твою суть алчущей?

-О, Господи.

Шепнула княгиня.

-Только стыдных проверок не доставало.

Громко обратилась к смущенно притихшему народу.

-Есть ли в городе веселого поведения девицы? При харчевне какой? Или трактире придорожном? Должны сыскаться. Немедленно!

Воевода прорычал затравленно.

-Позорить меня не моги!

Княгиня ответила просто.

-Мой суд. Мои слова. Я их уже сказала.

Через час, или поболее того, Хмур с дружинниками приволокли сразу трех недостойных дев. Две были навеселе и уж очень потрепаны. Пытались петь. Третья, помоложе, стояла насупившись. К ней княгиня и обратилась.

-Имя.

-Монькой кличут.

-Знаешь кто я?

-Догадливая. Прознала.

-Ответь, Моня. Твое веселое ремесло не сводило тебя с воеводой?

Девка подарила княгине кривую улыбку. Покачала головой. Ответила с напускной разбитной веселостью.

-Куды ж мне? Трактирной шалаве? Савва Игнатьевич, всем известно, честных девиц предпочитает. Им первым тронутых.

Ее грубо размалеванное лицо стало дерзким. В толпе заохали. Воевода закричал.

-Тварь она. Подстилка грязная. Что ее слова значить могут?

Княгиня велела ему умолкнуть. Снова обратилась к веселой девице.

-Моня, сможешь помочь суду?

Чтобы самой прилюдно не выговаривать стыдных слов заставила Семена разъяснить дело. Потом подытожила.

-Хочу узнать правду. Лжет Клавдия? Или воевода?

Девка хихикнула.

-То легко. Но уж больно много глаз вокруг. Мешать моему делу будут.

В народе грянул хохот. Наглая девка предложила, когда люди отсмеялись.

-Может напоить воеводу, спервоначалу. Для расслабления? Помогает.

Ли было очень противно наблюдать за переменой настроения толпы. Час назад тряслись перед воеводой. Теперь готовы унизить и сожрать. Вон как гогочут. Радостно. В предвкушении. Зима на подругу не смотрела. Скомандовала.

-Лекаря сюда. Знающего. Или знахарку толковую. Со средствами... возбуждающими. Поставить малый походный шатер.

Взмахом ладони остановила хохот. Посмотрела на воеводу. Произнесла ледяным тоном.

-Если клевету Клавдия на тебя вознесла, ей ответ держать придется. Честь по чести. Если она правду говорит, объяснишь мне, откуда знает ее!

Взглянула на приосанившуюся девку.

-Послужи суду, Моня. А за труд я тебе уплачу сполна. Сколько спросишь.

Увы, опоить воеводу нужным составом не согласился никто. Горожане не понаслышке знали нрав Саввы Игнатьича. Ни одного храброго дурака в рядах немногочисленных лекарей да знахарей не сыскалось. Опрошенные целители делали вид, что услышали про вспомогающее разжиганию похоти зелье первый раз. Самая толковая знахарка, она же здешняя повитуха, весьма ловко притворилась полностью глухой, для пущей убедительности еще и впавшей в детство дряхлой бабусей. Это в пятьдесят то лет? Сморщилась, замахала платочком.

-Ступайте, голубы мои, ведать не ведаю, слыхать не слыхивала.

Савва Игнатьич от такой следственной неудачи, воспрял духом, орлом посматривать начал. Княгиня нахмурилась.

-Затянет дело. Притворится немощным. Этот сможет.

Ли не хотела вмешиваться. Но бросила взгляд на (не первый час стоящую на солнце) несчастную немую. Проговорила негромко.

-Пошли за Авдотьей. Незаметно. Уж у нее совет, али травка найдутся. Для такого дела. И полюбовницу его нынешнюю надо привести сюда. Если кто шустрый придушить не успел.

Зима просияла.

-Молодец! Спасибо. Чем же это я думаю?

Отправила на важное дело самого Хмура с двумя толковыми ребятами. Не сказать по виду дядьки, что поручение он считал лестным. Насупился еще больше обыкновенного, взглядом буравил землю под ногами, седые усы топорщились. Парни дело иное, любой приказ госпожи - в радость. Хоть в пекло, не то, что в терем воеводы. Быстрее всех, через полчаса, сыскалась костоправка Авдотья. Вернее не она сама, посыльный. Передала на словах, на ушко княгине шептать велела!

-Призывать меня не моги. Я своим видом весь народ против тебя настрою! Зачнут кричать, что княгиня с ведьмой спозналась. Не взыщи, не приду.

А порошку - не более столовой ложки - прислала. В половине стакана вина растворить. Особо отметила, что двоим хватит. Предусмотрительной оказалась знахарка, ничего не скажешь. Когда серую пыль всыпали в добрый мед, воевода запищал тонко.

-Отравить вздумали! Не стану глотать!

Но ропот в толпе мгновенно примолк, потому что к стакану протянул огромную лапу Семен.

-На двоих, говорите, достанет? Половину отхлебну. А уж вторую, Савва Игнатьич, все едино тебе пить. Не ропщи. Придется.

Воевода осенил себя знаком, взял из рук богатыря стакан, допил, крякнул. Вытер губы широкой ладонью. Едва переставляя ноги, пошел в шатер, в ласковые объятия Мони. Вскоре возвратились посланные в терем. Дядько Хмур, с виду еще злее прежнего, вышагивал впереди. За ним парни вели невысокую, хорошенькую точно из сказки явилась, деву. Темная коса до земли, лицо стыдливо прикрывает синим платом. Сарафан расшит васильками. Велели стать перед княгиней. Дядько Хмур сообщил громко.

-Зазноба воеводская. Аленой кличут.

Вернулся на свое место, за спину госпожи. А маленькая красавица осталась одна. Огляделась несмело, столкнулась взглядом с замершим возле Клавдии Семеном, охнула. Личико у нее враз стало малиновым. В толпе пролетел шелест. Не иначе, узнали деву. Зима спросила ласково.

-Как звать тебя?

-Алена. Дочь мельника Михаила.

-По своей воле живешь у Саввы Игнатьича?

Она не ответила, смотрела в пол, теребила край синего платка. Зима повторила вопрос мягко. Пояснила в чем суть дела.

-Суд над воеводой идет. Виру мне на него подали, что обидел, да искалечил женщину, что сына ее в узилище неправдою заточил. Твои слова очень важны, Алена. Скажи правду. Все как есть. Коли любишь Савву Игнатьича - быть тому. Добром, али по сговору за какую мзду в терем пришла - так и ответь.

Темноволосая медленно покачала головой. Потом собралась с духом, люди на цыпочки вставали, тянулись, чтобы расслышать тихие слова.

-Не люблю. Не своей волею пришла. Батюшку моего грозился Мирону отдать на расправу. А сестриц малых - продать степнякам. Батюшка осерчал, так его разложили и высекли. Неделю встать не мог. Куда ж мне деваться было, госпожа? Сказал, если руки на себя наложу, все едино месть обещанную над моей семьей сотворит.

В толпе заохали жалостливые бабы. Алена по-прежнему смотрела себе под ноги, точно не имела сил поднять голову. Слабый, дрожащий голос был полон горечи.

-Простите люди, добрые, за стыдную правду. С ним живу, с воеводой. Полгода скоро будет уже. Все думала - надоем, отправит домой.

Потом, после короткой паузы, девушка вдруг заговорила немного громче.

-И мою виру прими, Зима Мстиславна. Заступись.

Точно ноги подломились, вздохнула, повалилась на колени, лбом стукнулась о помост, платок отлетел в сторону, как раз под ноги богатырю. Гонимый слабым ветром обвернулся вокруг сапога. В народе воцарилась жуткая тишина. Прорезанная бормотанием, доносящимся из шатра, перерастающим в двойной, мужской и женский крик.

-Нет. Нет.

-Да. Да. Да, матушка княгиня. Да!

Вывернулась из-за полога, одергивая сарафан простоволосая веселая девка. Зло и радостно пропела.

-Влево смотрит, матушка княгиня! Все, как объяснила немая. Влево смотрит корень его! Два дружинника твои - свидетели. Подтвердят.

Зима махнула платочком, казначей достал и протянул деньги.

-Подойди ко мне, Моня. Знатно ты послужила суду моему. Вот плата, честно заработанная. Если пойдешь обратно в корчму - бери. А если хочешь исправить жизнь свою, проси. Слушаю.

Девка бухнулась на коленки, не жалеючи их. Рядом с Аленой. Покосилась на нее, понимающе хмыкнула. Провела рукой по волосам. И решилась.

-Надоело гульбище, спасу нет. Честной жизни хочу. Я печь хлеб могу. Вышивать. Только не здесь, госпожа. Если будет на то воля твоя, помоги мне обустроиться в другом каком месте. Век буду Господа молить о здоровье твоем! Лоб в храме отшибу! Верь мне!

Княгиня кивнула едва заметно, шепнула себе за спину. Моню тотчас увели. Встала перед народом.

-Вы все слышали! Две виры на воеводе! Бесчестил невинных. Запугивал. Калечил. Давайте его сюда. А ты, Алена дочь Михайлы, ступай рядом с Клавдией. Пока.

Обвела глазами толпу. Как слушают? Внимательно? Возвысила голос.

-Суд мой будет строг. Если есть еще заступники воеводе, путь не таятся, выходят сюда! Жду.

Спотыкаясь, страшно сцепив челюсти, бросая по сторонам короткие быстрые взгляды, показался окруженный с трех сторон дружинниками Савва Игнатьич. Увидел Алену, скрипнул зубами. Но темноволосая красавица на него не смотрела. Клавдия взяла ее за руку, потянула прижала к себе будто родную дочь. Утешая, похлопывала по спине, гладила макушку, затылок. Девушка вздрагивала, точно озябла. Беззвучно плакала. Семен, коротко наклонившись, подобрал синий платок, скомкал в огромной ладони. Задумался о чем-то. Зима Мстиславна обратилась к воеводе.

-Признаешь ли свою вину, Савва Игнатьич? Две виры сегодня на тебя, одна хуже другой. Говори. Мы слушаем.

-Из-за глупых баб, воина позоришь?

-Виновен или нет?

Воевода не ответил, гордо выпрямился, коршуном озирая толпу. В задних рядах наметилось шевеление. Ругаясь сквозь плотно стоящих людей, пробивался к помосту захудалого вида мужичок. Не старик еще, но морщинистый как заморское лакомство - изюм. Невысокий, скособоченный, крайне бедно одетый.

-Кто таков?

Осведомилась княгиня. Крестьянин поклонился, выпрямляясь просипел.

-Яшка. Дворовый человек Саввы Игнатьича. Бывший. Его усердием обезручел.

-Что ты можешь сказать моему суду?

-Помню эту немую. Справной девчонкой она была. Многие заглядывались. Все, что говорил от ее имени этот богатырь - правда.

По площади прошелестел вздох. Тихие восклицания, короткий шепоток и ругательства сложились в переливчатый возмущенный гул.

-Ш-ш-ш...

-Кем ты был, что все знаешь?

Возвысив голос спросила Зима.

-Это теперь я никчемный пропойца, госпожа. Нет мне ни спасения ни оправдания. А прежде был писцом при десятнике. Дошел с ним до воеводы. Да про дело одно, лишнего сболтнул.

-Про какое?

-Посольства некие потрошили с ведома и по наущению воеводы. Выпускали из крепости, да и нагоняли в Лесу. Через день-другой. Подалее отсюда. Якобы люди разбойные.

Савва Игнатьич возразил с ненавистью.

-Лжет же, пьянь подзаборная. От первого до последнего слова.

Княгиня велела ему молчать. Понурившись человечек продолжал.

-Доля моя мне малой показалась. Людишки воеводы по его слову пересчитали мне ребра, покалечили руки, чтоб не мог более служить писцом. Убивать скотину наглую, Яшку, бывшего Якова Ильича благодетель однако ж не стал. Не знаю почему. Так и не понял. Небось купцов восточных не жалели.

-Иноверцы они.

Сплюнул воевода, ощерившись.

-А ты, скотина! Родная душа. Рос по соседству! Змея подколодная. Пожалел я тебя. Зря. Ох, зря.

Дело становилось все более и более отвратительным. Княгиня грызла нижнюю губу. Поспрашивала Яшку еще. Притащенные из узилища дьяки хором подтвердили, что бывший писец им знаком и служил воеводе долгие годы. Ли морщилась. Вскрывались все новые и новые подбробности. К удивлению подруги княгиня предпочла не ворошить осиное гнездо. Вернулась к прежним обвинениям. Встала. Возжелав тишины оглядела толпу. Ее послушались. Замолкли. Проговорила весомо.

-Лжесвидетеля Феофана, приговариваю к пятидесяти ударом плетью. Имущество его, за ложь на моем суду, отходит в городскую казну.

Тонко запищал постельничий воеводы, пригнулся, пытаясь скрыться в толпе. Куда там? Дружинники сцапали трепыхающегося клеветника, поволокли обратно. Княгиня обратилась к воеводе.

-Повинись, Савва Игнатьич. Перед людьми, передо мной, перед обиженными тобою.

Бородач насупившись смолчал.

-Воля твоя. Признаю тебя повинным в этих преступлениях. Согласно правде князя Владимира, по коей судим сегодня, назначаю тебе - волю народную. Имущество твое на три части разделено будет. Одна в казну, две поровну - Клавдии и Алене. Ты, воевода, получишь пятьдесят плетей, затем будешь прикован к столбу на этой площади. На три дня. Думаю, сыщутся еще бабы, обиженные тобой. Ты в их власти, воевода. Яшку, бывшего человека Саввы Игнатьича задержу. Допросить особо. За сим - все!

Народ гудел. Строгое молчание сохраняли только вышколенные дружинники. Не смирившегося, смурного воеводу потащили прочь. Принцесса призадумалась. Решилась задать вопрос.

-Судишь только за две виры?

-Да. Дела разбойничьи сейчас ворошить не рискну. Опасно.

-?

-Дойдет и до этого. Думаешь, что нету у меня охоты лишний раз позорить княжеских людей? Правильная мыслишка. Ведь от имени Димитрия тут сидел сей скот! Злодействовал. Грамоту с печатью княжеской имел! Сволочь. Башку ему непременно снесут. Прослежу за этим. Но не все наглые головы стоит рубить. Рыба не с хвоста гниет.

-Что?

-Сам он сие удумал? Или кто подсказал? Из Моски самой. Покровитель высокий? А? С чего бы так наглел простой воевода? Надежду имел крепкую на заступника. С ним, али с ними, прибылью кровавой делился. Немалой видно.

-А людишки этого воеводы? Ведь разбойники. О них не думаешь?

Возмутилась принцесса. Княгиня покачала красивой головой. Ответила нехотя.

-Думаю. И вот какую мысль. Иных мерзавцев нужно на опасные рубежи отправить. Делом занять. Дать шанс оправдаться. Многие пошаливали с воеводой не из корысти. Из страха, например али по дурости. А есть и пауки бессердечные. Денег у них может оказаться немало. Руки у таких к ножам и крови приучены. Вляпаемся сейчас, костей не соберем. Не бойся, всех окоротаю. Мое слово. Так не оставлю.

Принцесса подруге поверила. Сказала о другом.

-А если уцелеет воевода? Смертного врага наживешь.

-Говорю же, прослежу. Не убережется. Для того и велела сечь. Толпе запах крови нужен, чтобы разъяриться. Шум пройдет по городу. Сыщутся и бабы обиженные. Думаю этой ночи не переживет. В клочки порвут. Так и надо сволочи. В древности россы насильнику кишки вытягивали из живота и бросали любодея еще живого, с распоротым брюхом, голодным псам. Ишь, что творилось под его рукой? Пошаливали в Лесу? Купцы избегали этой дороги? Денег лишалась казна? А слава? Что шла о нас? О людях моих? Тьфу!

Ли поежилась. Зима перечисляя провинности отбивала ладонью злые хлопки по бедру. Гнев. Быть ноге синей. Себя сейчас правительница не жалела.

-Вот так. Вот так!

Лютая донельзя недовольная вскинулась со своего законного места - в ногах у княгини. Взволнованно закрутилась, подлезла под руку. Была тут же отпихнута.

-Кыш! Кыш тебе говорят.

Морда у собаки стала несчастной. Ли потянулась, неведомо почему, что за глупая идея? Погладила седую псицу. Сочувственно, нежно. Впервые прикасаясь к грозному сторожу. Уговаривая ее точно человека.

-Не грусти, ты не виновата. Ты замечательная. Лучшая собака, какую видела в жизни. Правда. Правда.

Опешив от дерзости невозможной Лютая дернулась было, рыкнула, прихватила страшными клыками чужую ладонь. Но не до крови. Легкие отпечатки оставив. Тут же выпустила. Фыркнула извиняясь. Сменила позу, подсовывая под тонкие пальцы морду и горло. Чтоб удобнее было чесать ее - мохнатую, жесткую под своей шкурой точно из дерева выточенную.

-Р-р-р.

Ворчливые нотки звучали теперь совсем дружелюбно. Ли старательно ласкала псицу, уделяя особое внимание ушам и затылку.

-Потрясающая какая собака. Самая лучшая на свете.

Та вдруг отстранилась, взглянула принцессе в лицо. Ли продолжала ворковать.

-До чего же сильная.

-Р-р-р?

-До чего же потрясающая. Храбрая какая собака.

Шептала принцесса поглаживая мощную грудь.

-Пушистая. Лапы, как у льва.

Псица смущенно и неумело ткнулась мордой в ладонь. Лизнула пальцы. Опять замерла. Все были заняты другим, никто внимания не обращал.

-Р-р-р.

-Тише.

Не оглядываясь, через плечо велела Зима. Решив, по привычке, что свирепая охранница кем-то недовольна. Ли последний раз погладила собаку.

-Умница. Какая ты умница.

Оставленная в покое псина с немного виноватым и одновременно блаженно счастливым видом, торопливо вернулась к ногам своей повелительницы. Свернулась. Замерла. Изреда бросая вверх на принцессу странные взгляды.

-?

Княгиня подозвала к себе Клавдию.

-Сына твоего на ноги скоро поставят. Хочешь к мужу вернуться?

Она покачала головой.

-Тогда слушай. Много посольств зарядило в Моску. С Мавританского Востока, из Степи. А с толмачами у нас туго. Нужен грамотный человек, чтобы мог переводить письма. На скольких языках писать можешь?

Клавдия стесняясь, показала четыре пальца

-Молодец. Если хочешь, едем со мной. Положу тебе жалованье. Будешь работать.

Немая поклонилась низко, до самой земли. Выпрямляясь, прижала ладонь к сердцу. Скромно отодвинулась в сторонку. Неожиданно обрел голос - и немалый - Семен. Толпа еще и не думала расходиться, так что услышал почти весь город. Стоящие в передних рядах шепотом пересказывали тем, кто был слишком далеко.

-Выходи за меня замуж, Алена Михайловна. Не прячь глаза. Не вижу я за тобой вины. Одну беду только. Прошу как и год назад просил. Отказал мне тогда батюшка твой. Но ныне хозяйка тебе - ты сама. Уважь!

Алена тихо покачала головой.

-Знаю почему не хочешь. Суда людского боишься. Бабы станут языками молоть? Обязательно. А ты плюнь на них. Я мужик крепкий, прокормлю. В жизни бедой твоей не попрекну. Слово даю! Соглашайся. Год назад любил, и сейчас люблю! Бога ради, Алена Михайловна, пожалей сердце молодецкое! Выходи за меня!

В толпе расчувствовавшиеся бабы прижимали к глазам уголки платков. Кто-то правда пробурчал, что хоть невеста и тронутая, зато с приданым! И парень не прогадает. Семен злых речей не слышал, потому скулу на бок никому не поворотил. Алена продолжала молчать, но не так горестно. Княгиня постановила.

-Я здесь вместо посаженой матери. Придешь в терем, честь по чести у меня ее руки попросишь. А она подумает пока. Будет тебе ответ сегодня вечером, Семен - охотник.

-Осяду, не буду скитаться по лесам. Кузнецкое дело мне знакомо. Люди ведают. Прокормлю семью!

Княгиня изволила милостиво улыбнуться парню. Затем встала слегка наклонила голову. Обратилась к народу.

-Суд мой закончен. Призывают меня многие дела. Здравы будьте, люди добрые!

Раздалось нестройное.

-Здрава будь, матушка княгиня!

-Долгих лет тебе, Зима Мстиславна!

Пятый расклад.

Колода ТА.

ДРУГ-ЧИНОВНИК в перевернутом положении.

СЛУЖАНКА и СЛЕЗЫ.

Колода РО.

ЧЕРНИЛА-КРОВЬ в перевернутом положении,

БЛИЗНЕЦ и КНИГА.

Вечером, отскакав положенных три часа с мечом, ополоснувшись, да напившись холодного травяного чая, Ли собралась проведать бывшего узника. Вышла из отведенной ей светелки, поразилась. Повсюду - суета. Горят факелы, двор метут, терем чистят, крыльцо подновляют. Мечутся заполошные бабы - жены работников, поварихи, нанятая прислуга. Шум, гам. Обратилась к провожатому. На сей раз - к принцессе приставили не Тараса, двух молодых веселых близнецов - Петра и Павла: похожих друг на друга больше, чем две тополиных пушинки слетевших с одной ветки. Белобрысые, светлоглазые, рослые, перемигивающиеся, все то им кажется забавным.

-Дядько Хмур повелел беречь тебя, госпожа.

Потопали следом. Пушистыми головами по сторонам вертят, быстрым шепотом переговариваются. Молодо-зелено, все моря по колено. Взгляды юные, прозрачные, на щеках ямочки, белые зубы один к одному в широких улыбках красуются.

-Что творится?

Спросила принцесса у того, который ближе стоял. Попробуй отгадай, Петр он или Павел. Мама то родная их умеет отличать, интересно? Парнишка потупился, пробасил.

-К принятию нового воеводы готовятся. Зима Мстиславна изволила дядьку Хмура поставить. Он ведь родом из здешних мест. Или где поблизости родился. Но из Леса, точно.

-Да?

Удивилась Ли. Уточнила.

-Он рад?

Близнецы заулыбались.

-Не. Прямо с цепи сорвался, на всех рычит.

-А княгиня?

-Зима Мстиславна ему молвила.

Тут второй близнец не утерпел, перебил брата.

-Будешь противиться, женю!

-На бабушке Авдотье!!!

Вставил первый. Оба хохотнули. Ли тоже соизволила улыбнуться.

-Он ведь десятый год вдовствует. Никто не по нраву. Тут госпожа его и прижала. Ножкой топнула. Только мол, ослушайся!

Ли вспомнила, что княгиня сетовала на великий труд отыскать подходящего человека. Что ж, в средствах Зима Мстиславна не стесняется. Прижала дядьку с толком, умеючи.

-Теперь все носятся, как оглашенные, мы ведь вскоре отбудем, надо помочь дядьке Хмуру порядок навести.

-Ага.

Эхом отозвался второй близнец. Про осужденного воеводу Ли дипломатично спрашивать не стала, жив он еще али нет. Не ее был суд, не ее и дело. Толкнула дверь лекарни. Надо же, сбитую дужку замка уже поправили. Когда успели? Изнутри пахло травами, чаем, пряностями. Скребущий по нервам, (спину вмиг обсыпали мурашки) вредный голос костоправки спросил.

-Кого там принесло на ночь глядя?

-Это я, Ли.

-В трех лицах?

Съехидничала Авдотья.

-Со спутниками.

-За порогом их оставь. Не февральская стужа, чай, не озябнут. А сама входи.

Проскрипела сердитая бабка громко и нелюбезно. Ли вздохнула. Посмотрела на парней.

-Нам и здесь неплохо.

Ответил первый.

-Сидеть не бегать. Дождемся уж как-нибудь.

Подтвердил второй. Зевнул, прикрывая широченной ладонью белозубый рот. Ли шагнула в лекарню через странно высокий, чуть не по колено порог. В первый раз, когда была здесь, не обратила внимания. А тут удивилась. Вспомнила, россы народ суеверный, просто так ни конька на крыше не соорудят, ни солнца на ставнях не вырежут. Порог необычный в лекарне знать тоже не спроста. Втянула прохладный наполняющий комнату аромат мяты. Опустила подол, который почти по пояс задрала внутрь перешагивая. До чего же неудобно ходить в длинной юбке, с непривычки особенно. Влезть бы в джинсы... Ну на крайний случай в холщовые, или кожаные штаны, вроде тех, какие носила Тинэль. Увы. Нечестивицей сочтут, только этого не хватает. Авдотья и та, с людским мнением считается. Не захотела видите ли княгине своим обществом репутацию подпортить. Эх и лекарка, политик прямо. Нет, имиджмейкер!

-Здравствуйте.

Бабка, как порядочная ведьма из сказки, помешивала деревянной ложкой в котелке. Бывший узник, переодетый во все чистое, дремал с толстой книгой в руке.

-Ишь, умаялся.

Объяснила мизансцену бабка. Как догадалась только о чем Ли думает?

-Силы в нем почти нету. Побормочет со мной, старухой чуток, да и отваливается. Сон ему сейчас первое лекарство. Ну и бульончики мои. Хочешь попробовать?

Ли вежливо отхлебнула глоток из протянутой глиняной кружки.

-Ну как? Вкусный?

-Горьковат немного.

-Это от травок, да корешков. Ничего, выхлебает.

Поворотилась к юноше. Пробурчала.

-Неждан, хватит дрыхнуть, ужинать пора! Неждан!

Темно-русая голова пошевелилась. Ли подошла ближе. Умытое лицо юноши оказалось узким, с треугольным подбородком и выступающими скулами. Нос, длинный, тонкий, слегка кривой. Губы - бледные, плотно сомкнутые. А брови - царские. Две мохнатые черные дуги, вразлет, чуть не до висков. Неждан поерзал, окончательно просыпаясь, вдруг открыл миндалевидные глаза. Невероятной - отдающей синевой, глянцевой черноты. Ли таких ни разу в жизни не видела. Густой ежик коротких пушистых ресниц. Как он ими захлопал, от удивления! Вымолвил учтиво.

-Добрый день, милостивая госпожа.

-Вечер на дворе!

Встряла в начало беседы бабка. Неждан поправился.

-Добрый вечер.

Акцент в его словах был. Не кошмарный, но сразу угадывалось, что говорит чужак. Немножко не те звуки, не так выпевает. Зато сам голос очень красивый. Низкий, густой, бархатный.

-Ишь, заворковал.

Пробасила бабка.

-Распустил перед деточкой хвост. Закурлыкал. Знать на поправку собрался! Кровь заиграла. Это хорошо!

Ли спохватилась, комментарии костоправки сбили ее с мысли, собралась и ответила подобающим образом.

-Добрый вечер, Неждан. Меня зовут Ли. Пришла узнать, как вы себя чувствуете.

Он немного помедлил, точно прислушиваясь к чему-то. В речи проглядывали настороженность и любопытство.

-Это были вы! В узилище? Я узнал ваш голос. Благодарен за освобождение. Чем могу быть полезным? Ведь для чего то я вам нужен?

Вот так. Сразу о делах. Практичный какой. Ли изрекла рассудительно, холодно.

-Если вы не знаете синто, то ничем решительно помочь мне не сможете. Я ищу хорошего толмача. Желательно очень хорошего.

-А замечательный подойдет?

Усмехнулся Неждан. Глаза встретились. В его взгляде была ошеломляющая глубина. Никак не свойственная обыкновенному юноше. Ли поняла, что ее мысли споткнулись и полетели вскачь, перемешиваясь. Ни одной связной фразы. А странный молодой человек пояснил.

-Я не шучу.

Вмешалась неугомонная бабка. Нарушила диспозицию. Вырвала у юноши из рук книжку, пихнула полную чашку бульона.

-Выпьешь, отдам. Нет, так и знай - на растопку пущу сии бесценные листы!

Пригрозила без улыбки. То ли шутит, то ли нет. Потянула девушку в сторону, бесцеремонно прихватив за рукав.

-Посиди со мной, милая, пока этот сокол ужинать будет. Покалякай со старухой, чайку испей, не побрезгуй.

Ли и не заметила, как удалилась вслед за костоправкой, в маленькую, скрытую за занавеской келью. У окна на низкой лавочке лежал пустой заплечный мешок. На узком столике возле небольшой берестяной коробочки выстроились в ряд шесть или семь темных склянок. Перед иконой потрескивала рыжая оплывающая свечка. Бабка осенила себя знаком, поправила прикрывающую пол лица повязку. Уселась на табурет. Не по-стариковски легко, с расправленной спиной. Повела крючковатым носом, что-то ей одной понятное унюхала, хмыкнула. Призналась запросто.

-Заварки нет. Про чай я соврала. Хочешь если, запарю смородиновый лист. Тоже освежает.

Девушка отмахнулась.

-Не стоит. Я из терема. Не голодна, и пить не хочу.

-Вот и славно.

Заметила бабка. Пошарила рукой на столе. Взяла берестяную коробочку бережно, не раскрыла, погладила, понянчила. Искривленные узловатые пальцы пробежались вдоль плотно пригнанной, не сразу и заметишь ее - крышки.

-Жаль расставаться, а делать нечего.

Ли абсолютно ничего не понимая, сидела молча. Костоправка неохотно пробормотала.

-Ишь разморгалась! Недогада. Не вникнешь что к чему? Думаешь тронулась умом старуха, лепечет невесть что? Зря. Дай Бог молодым память, да соображение как у бабки Авдотьи. Я еще о-го-го! Ладно. Бери!

Грубовато ткнула берестяной коробочкой в руку девушки.

-Бери. Это твое!

Ли не хотела обижать бабку. Что особенного нищая странница могла хранить, носить с собой в котомке по дорогам? Какую-нибудь вещицу, дорогую как память об ушедшей молодости. Треснувшее зеркальце, медную подвеску, резной деревянный гребень? Одно из сокровищ бедной юности. Представляющее немалую ценность для нее одной. Вот и расстается неохотно. Непонятно для чего. Взбрело на ум - осчастливить захотела.

-Спасибо.

В ладонь прохладно и невесомо лег кремовый продолговатый футляр. Ли присмотрелась, по всей длине его украшала старая, местами стершаяся от времени резьба. Лебеди и медведи. Расправивший крылья сокол. Лосиха с теленком. Волк, лисица. Девушка вертела коробочку, разглядывая вплетенных в растительный узор птиц и животных. Заяц. Олень. Сгорбившаяся рысь. Мелкая работа, тщательная. Большой мастер на совесть постарался.

-Открывай.

Хрипло потребовала бабка.

-Не мешкай. Столько лет жду.

Ли опять не поняла ее слов. Прислушалась к себе, как учила Тинэль. Особым внутренним взором окинула комнату. Нет. Злым умыслом, или хитростью какой не пахло. В бабкином голосе сплетались нетерпение и грустная радость. Коробочка же не излучала ничего. Словно ее и вовсе не было.

-Не томи, открой, мучительница!

Жалобно проскрипела старая знахарка. Опять повторила странное.