Ночью в городе произошло невероятное по цинизму преступление. Постовой, дежуривший возле здания городского отдела милиции, увидел как прямо посреди улицы лихо, с разворотом затормозила старая "волга". В темноте он не смог точно определить цвет и разглядеть номера машины. Из задней двери на асфальт прямо перед зданием горотдела выпал или был выброшен большой, в человеческий рост, предмет, упакованный в пленку для дачных парников. После этого не установленная "волга" снова резко набрала скорость и скрылась. В городе был объявлен план "Перехват", который, как обычно, не дал никаких результатов.
Постовой тут же вызвал подкрепление. Дежурный по отделу запретил трогать мешок из-за опасения террористического акта. Кто знает, может в нем гексоген с сахаром? И только после того как по рации объявили о пожаре в доме мэра, кому-то из нижних чинов пришла в голову крамольная мысль.
— А может это он?
— Кто? — не сразу понял дежурный.
— Мэр Горкин.
У дежурного от такого предположения сразу отпала всякая охота проявлять какую-либо инициативу и он тут же позвонил начальнику. Афиногенов пришел в негодование оттого, что его будят посреди ночи по всяким пустякам. Но, узнав о случившемся, хмуро распорядился.
— Сейчас буду. Без меня ничего не трогать.
Сверток вскрыли только спустя час после обнаружения. Худшие подозрения подтвердились. В целлофановом мешке лежал мэр. Горло у него было перерезано, а из живота торчала знакомая всем рукоятка кавказского кинжала Ибрагима.
Полковник Афиногенов рвал и метал. По тревоге был поднят весь личный состав вверенного ему подразделения. Собрав людей, полковник обратился к ним с коротким напутствием.
— Я давно говорил, что пора Папе вместе с его отродьем башку скрутить! Их действия переходят всякие границы. Беспредела я не допущу. Отныне в Вяземске объявляется диктатура закона! А закон здесь — я! Всем переодеться в гражданское обмундирование и шагом марш на улицы! Вводится усиленный режим службы — по двенадцать часов. Чтобы из Чертова Табора и обратно даже мышь не проскочила! Блокировать этот гадюшник! У меня все. Вопросов нет?
Вопросов не было. Подчиненным полковника Афиногенова давно не терпелось разобраться с Папой и его наглыми шестерками. Причины были разные, но сейчас все расходились, радостно потирая руки.
Крюков беспокоился за Яшку. После возвращения с ночной вылазки и превращения особняка мэра в погребальный костер для Кармен тот не проронил ни слова. Сидел, уткнувшись в стену, и тупо глядел застывшими, немигающими глазами.
Крюков пытался вовлечь его в общее дело, заинтересовать. Он уселся рядом с Яшкой и развернул его лицом к себе. Но теперь тот также безучастно уставился на опера. При этом Крюков готов был поклясться, что Яшка ничего перед собой не видит. Взгляд его был устремлен куда-то внутрь себя.
— Сейчас вокруг Папы сжимается кольцо, — начал объяснять Крюков. — Понимаешь? Надо только выждать и он сам упадет. Его достаточно будет просто легонько толкнуть. Но для этого мы должны выбрать подходящий момент. И тогда кто-нибудь обязательно его убьет. У Папы слишком много врагов. Чтобы убить его, выстроится длинная очередь. И может быть мы окажемся в ней первыми.
Яшка вдруг очнулся от забытья.
— Да, убить. Я должен сам его убить. Как мэра. И немедленно!
Тьфу, снова-здорово! Вся крюковская психотерапия пошла насмарку.
— Убьешь, это я тебе обещаю, — заверил он Яшку. — Только забожись, что без меня никуда не пойдешь. Шагу не сделаешь!
Яшка нехотя дал слово, что без Крюкова на дело не пойдет. Сыщику не хотелось оставлять его одного, но пришлось. Нужно было перепрятать Олега с Юлькой. А тащить с собой двух инвалидов — ротного и Яшку — и одну сумасшедшую девчонку могло оказаться непосильной нагрузкой.
Несмотря на протесты Олега, Крюков снова отвез его в больницу и сдал с рук на руки Светлане Павловне. Чтобы хоть чем-то занять Юльку, сыщик усадил ее рядом с больным и так проникновенно, как только смог, проговорил.
— Имей в виду, отцу сейчас очень плохо. А по статистике больные чаще умирают не от неправильного лечения, а от плохого ухода. Так что сиди здесь и дальше чем на метр от него не отходи.
— А в туалет?
Крюков заглянул под кровать.
— Тут вон утка есть. Можешь взять напрокат. Имей в виду, я на тебя надеюсь.
Олегу было, конечно, не так плохо, как хотелось бы Крюкову, но отдых для восстановления сил ему действительно был необходим. Поскольку жена полковника Афиногенова благополучно выписалась из больницы, милицейский пост в коридоре был снят. Нужно было позаботиться о надлежащей охране.
В "Ассоциации ветеранов Афганистана, Чечни и других локальных конфликтов" Крюкова встретил совершенно седой, несмотря на относительную молодость, президент ассоциации, его ровесник. Лицо его показалось сыщику знакомым, но он не стал вдаваться в подробности и выяснять, не воевали ли они вместе в Куликовской битве.
Крюков вкратце изложил ему суть проблемы. Седой сосредоточился.
— Нет вопросов, охрану к Олегу мы сейчас направим. Не волнуйся.
Увидев, что Крюков не уходит, Седой посмотрел на него вопросительно.
— Что-то еще? Есть вопросы?
— Вопросы есть, — вздохнул сыщик. — Как же получается, что организация старых, закаленных в войне бойцов позволяет хозяйничать в городе кучке отморозков и наркоторговцев?
Видимо Седому самому не давала спать эта проблема.
— Да что ты понимаешь? — вскипел он. — Приехал из своей Москвы, наломал дров и уехал! Мы и так тут, можно сказать, по краю пропасти ходим. Сейчас полегче стало, а было время — всех собак на нас вешали. Что не так — ветераны виноваты. "Афганский синдром", "Чеченский синдром". И в бандитизме нас обвиняли, и в рэкете. Ассоциацию чуть не разогнали. Под этот шум Папа и поднялся. А сейчас за место мэра грызня начнется. Мы Олега хотим в мэры двинуть, потому нам чистыми надо быть.
— Чистенькими, — поправил Крюков.
Президент как-то сразу поник, словно ростом ниже сделался. Крюков вышел из его кабинета с определенным мнением. Ветераны ему ничем не помогут. Слишком глубоко зарылись в коммерцию и политику.
По дороге домой Крюков думал. Он не врал Яшке. Ситуация и в самом деле настолько раскачалась, что Папа мог рухнуть от маленького толчка. Но вся проблема состояла в том, что сам толкнувший мог наверняка погибнуть под обломками. Поэтому каждый из соискателей ждал, что найдется кто-то более нетерпеливый.
Крюков обдумывал, как удержать Яшку от поспешных опрометчивых шагов. И кое-что придумал. Но все, как оказалось, напрасно. Яшки дома не было.
На столе лежала выдранная из блокнота записка. Крюков с трудом разобрал почти детские каракули — цыганские дети в школу не ходят.
"Прощай, Крюк, больше не увидимся. Жалко, так и не узнал твое имя. За все спасибо, Яшка".
У Крюкова защипало в носу от жалости и обиды. Упустил парня!
Крюков схватил телефонную трубку и набрал номер Олега. Тот, судя по голосу, чувствовал себя гораздо лучше.
— Когда Папа хотел заехать к тебе на фирму? — спросил сыщик.
— Сегодня соберется совет акционеров, но не волнуйся. Этого бандита никто не поддержит.
— Я не об этом, — прервал его Крюков. — На какое время назначено совещание?
Наступила короткая пауза — наверно Олег смотрел на часы.
— Должно начаться через полчаса. А что?
Но Крюков уже отключился. Он с трудом петлял по узким улочкам Вяземска на своей "рябухе". Как назло, машин на улицах сегодня было особенно много.
Крюков вылетел на площадь перед офисом "ОИЛ — ПЕТРОЛ", когда кортеж папиных автомашин уже разгрузился. Папа в сопровождении быков и свиты шествовал к дверям фирмы. Вокруг него крутились репортеры двух местных газет, радио и канала телевидения. Все как у больших.
Внешне ничто не говорило о надвигающейся гибели Папской империи. Роскошные автомобили, могучие быки в охране криминального авторитета, все выглядело очень солидно.
Неожиданно в окружении Папы Крюков заметил мелькнувшую шевелюру Яшки. Опер рванулся к нему. Охранники узнали Яшку, поэтому ничего не заподозрили и позволили ему приблизиться к Папе. А Крюкова они, к счастью для него, не узнали и отсекли на дальних подступах вместе с другими посторонними зеваками. Он не стал прорываться, а поднялся на ступеньки, соседнего магазина, откуда смог рассмотреть происходящее как на ладони.
Сыщик видел как Яшка догнал Папу, как что-то сказал ему. Крюков хорошо разглядел исказившееся страхом лицо старого бандита. Пистолет был у Яшки в руке. Он поднял его и…
Прямо перед ним вырос затылок идиотки с микрофоном. Это была одна из тех вездесущих журналисток, напрочь лишенных чувства собственного достоинства, которые готовы забраться в унитаз, лишь бы набрать материал погорячее и с душком. Пуля из "ТТ" наверняка прошила бы ее насквозь и досталась Папе. Но Яшка не выстрелил.
Эта секунда промедления спасла Папе жизнь. Быки тут же сбили Яшку на землю и принялись окучивать ногами. Толпа вокруг них моментально рассеялась. Папа под прикрытием особо массивных телохранителей мышью проскочил в двери фирмы, а на опустевшем пятачке остался лежать Яшка.
К нему подошел Ибрагим, презрительно плюнул на лежавшего, потом дважды ударил ногой по голове. Не обращая внимание на свидетелей, Ибрагим достал пистолет, прицелился и выстрелил в неподвижное тело Яшки несколько раз.
Тут уж Крюков забыл про все свои мудрые рассуждения. Он выхватил свой "пернач" и дал короткую очередь из трех пуль. Ибрагим схватился за плечо и выронил ствол. А на Крюкова тут же насели милиционеры. Когда сыщика волокли к милицейскому "бобику", он заметил, что те же люди в серых мундирах заботливо ведут бритоголового абрека к машине медицинской помощи.
Когда Крюкова доставили в отдел пред светлые очи полковника Афиногенова, опер прямо спросил об этом.
— Почему вы не задержали Ибрагима? Он убил человека.
Афиногенов откровенно рассмеялся.
— Он стрелял в порядке самозащиты. Слыхал про такое?
— Защищался от неподвижного беспомощного человека? — возмутился Крюков. — Да он в упор его расстрелял!
— Ладно, с ним без нас разберутся, — поджал губы полковник. — Ты за себя отвечай, почему ты стрелял?
— В порядке крайней необходимости. Слыхал про такое? Чтобы предотвратить преступление. Но не успел, не смог. А вы не захотели. Не боитесь, что скоро папины забойщики и вас точно так же, среди бела дня валить начнут?
Перед внутренним взором полковника тут же возник кинжал Ибрагима. Афиногенов разом утратил бодрость и махнул рукой.
— Ладно, закройте его пока в камеру. Утром разберемся.
В знакомой камере Крюков почувствовал себя как дома. В этот момент он, как ни странно, ощутил даже некоторое облегчение. Он проиграл, но сделал все, что мог. На этом его возможности исчерпались. Соратники погибли или в больнице, сам в тюрьме. Волноваться больше не о чем.
А если ночью снова придет киллер с удавкой, так, говорят, во сне умирать легко. Давно Крюкову не доводилось спать так крепко и спокойно.
Крюков проснулся от утреннего холода. В этот момент загремел засов камеры. Ничего хорошего этот звук не предвещал.
Дверь распахнулась во всю ширину. На пороге стоял Ермак и ухмылялся во все сорок четыре ослепительно белых зуба.
— Попрошу на выход! Сегодня в нашем зоопарке день открытых дверей! — провозгласил он.
Не совсем понимая смысл происходящего, Крюков поднялся и вышел в коридор. Ермак покачал головой.
— Как справедливо отмечает товарищ генерал Альпенгольд: "Вы, Крюков, просто виртуоз какой-то — если и не напьетесь, то просто так из вредности набезобразничаете". Люди в город приезжают — в музей идут, на экскурсию. А ты сразу в тюрьму. Хорошо хоть адрес оставил. Скажи спасибо, что у меня тут знакомый нашелся. Некто полковник Афиногенов.
Дежурный, смущенно улыбаясь, вернул Крюкову пистолет и документы.
— Где тут можно выпить и закусить? — поинтересовался у друга Ермак. — Чебуречные в городе имеются?
— Обижаешь, у меня в ресторане "Центральный" неограниченный кредит, — пошутил Крюков.
В ресторане народу почти не было. Администратор заметил Крюкова издалека и через мгновение перед ним и Ермаком на столе появился графинчик "Элитной мэрской", тарелки с мясным ассорти и зеленью.
— Накатим по пятьдесят? — предложил Ермак.
Они выпили и принялись закусывать, потом повторили. От водки Ермака потянуло на философию.
— Ты, Крюк, вроде постарше меня будешь, а ведешь себя, извини, как пацан. Мне про твои здешние подвиги уже рассказали. Партизан, лишь бы налететь и всех перемочить А ведь так дела не делаются.
— А как дела делаются? — Крюков не стал скрывать саркастического тона. — Просвети меня, дурака.
— Зря обижаешься, я же тебе помочь приехал, — Ермак даже расстроился от такого непонимания.
— Ладно, извини, — Крюков тоже взял примирительный тон.
Ермак продолжал.
— Вот смотри. Я перед тем как сюда к тебе ехать, поднял концы. Переговорил с нужными людьми. И прибыл сюда как белый человек из столичного главка! Они тут передо мной пол лижут на сто метров впереди! А тебя в камеру засунули..
— А по каким делам ты Афиногенова знал? — сменил тему Крюков.
Ермак хитро прищурился.
— По таким делам, что ему, как говорит Альпенгольд, лучше помалкивать в материю. Сам понимаешь, за геройские подвиги из Москвы в Вяземск не переведут, пусть и с повышением. Да, пришлось полковнику кое-что напомнить из его славного боевого прошлого.
Крюков зевнул.
— И что толку? Я в камере, ты в шелку и бархате, а Папа как клал на всех нас с прибором, так и кладет.
Ермак посмотрел на друга с удивлением.
— Так ты не в курсе? Через сорок минут доблестные правоохранительные силы выдвигаются на штурм Чертова Табора. Хочешь пострелять? Могу по старой памяти замолвить за тебя словечко.
Крюков только рот раскрыл. Действительно, Ермаков продемонстрировал поистине железную оперативную хватку. Не успел прикатить — и проблема решена. А он, Крюков, только время зря терял. И друзей. За это стоило выпить. Сыщик разлил водку по рюмкам.
— Давай по последней, и на войну, — предложил он.
— Не говори "последней", говори "крайней", — поправил его Ермак.
Ермак переборщил с созданием имиджа. До штурма их не допустили. Конечно, одного Крюкова полковник Афиногенов с удовольствием отправил бы к стенам папиной твердыни впереди атакующей цепи с приставной лестницей в руках. Но в компании с важным представителем столичного главка капитаном Ермаковым сыщика заперли в обозе.
Обоз, точнее, штаб по проведению антитеррористической операции, располагался в километре от поля боя. Судя по звукам, сражение там развернулось нешуточное.
— Сбежим? — подмигнул другу Ермак.
Они поднялись и, не привлекая внимания, вышли из штабного автобуса. До особняка пришлось идти в обход, через лес. Крюков поправил за поясом "пернач". Ермак вставил магазин в укороченный "калашников".
Ограда вокруг особняка оказалась в нескольких местах проломлена выстрелами противотанковых гранатометов. Штурм дома был в самом разгаре. Крюков и Ермак пробрались через пролом во внутренний двор.
Вся земля во дворе была изрыта и перепахана. У крыльца дома лежали трое убитых боевиков. Быки Папы хорошо понимали, что они теряют, поэтому держались до конца.
Двери дома были выбиты. Крюков и Ермак прошли внутрь. Наверху загрохотала очередь автомата. Они переглянулись и бросились наверх. От средней площадки лестница раздваивалась. Шум слышался, казалось, с обеих сторон.
— Ты направо, я налево! — предложил Ермак.
И уверенно бросился по левой лестнице. Крюков послушно двинулся направо. Он остановился перед запертой дверью и тут же высадил ее ударом ноги. За дверью находился темный длинный коридор. Крюков рванулся вперед, но сразу же споткнулся о чье-то распростертое тело и растянулся рядом.
Неожиданно где-то рядом, с той стороны, куда ушел Ермаков, снова загремели выстрелы. Ругаясь на чем свет стоит, Крюков повернул назад. Поднявшись по противоположной лестнице, он оказался в роскошно обставленном зале. Судя по обстановке, здесь и находился кабинет Папы.
Но внимание Крюкова привлекли не дорогие детали убранства. Посреди кабинета лежал Ермак. Пол был залит кровью. Цепочка багровых капель вела к большому книжному шкафу, за которым виднелась замаскированная дверь. Если бы не алый след, ее и сейчас было бы трудно разглядеть.
"Как в "Буратине", — подумал Крюков.
Он протиснулся в щель между шкафом и стеной. За потайной дверью находилась небольшая комната. Вероятно здесь Папа занимался интимными делами. Крюков едва не наступил на него. Еще древние отметили, что земная слава есть вещь непостоянная. Папа только подтвердил правильность этой доктрины.
Всесильный хозяин города лежал на полу тряпичной куклой и глядел в потолок пустыми окровавленными глазницами.
"Снова разрывная пуля в голову, — отметил Крюков. — Кто же это его так?"
В углу послышался щелчок и качнулась тяжелая портьера. Крюков рефлекторно выстрелил. С громким стоном из-за занавески вывалился Ибрагим. В руке он сжимал пистолет. Абрек не заметил, что у него кончились патроны, иначе не он, а сыщик сейчас корчился бы на полу комнаты.
Крюков навис над раненым. Тот все еще продолжал сжимать в руке бесполезный пистолет. Может быть хотел умереть как викинг, с оружием в руках?
— А папу-то за что грохнул? — спросил Крюков.
— Это не я, — прохрипел кавказец. — Когда я вошел, он уже был мертвый.
— И Зимина не ты убил, и в Москве у Мясоруба тебя не было, когда моему другу также голову прострелили? Если бы у тебя патроны не кончились, я бы сейчас тоже пустыми глазками трещины в паркете исследовал. И ствол с разрывными патронами, скажешь, не твой был?
Ибрагим закрыл глаза. То ли собирался с силами, то ли их у него просто не осталось.
— Мой ствол, не спорю. Только я вместе с патронами отдал его одному парню. Замазанный был ствол, сильно замазанный. Зачем мне такой? Крови на нем слишком много было. Я и отдал. Папа того парня хорошо знал, а я только знаю, что он из мусоров.
— Кто? — Крюков затаил дыхание.
Внизу в доме ухнул взрыв, стены, пол и потолок заходили ходуном. Крюков пошатнулся. Ибрагим вдруг вывернулся и вскочил, все еще не выпуская пистолета из руки. А если патроны не кончились? Крюков понял, что не успеет выстрелить. Он попытался уйти в кувырок, но выстрел прозвучал раньше.
Крюков поднялся. Ибрагим лежал рядом с Папой. Опираясь на дверной косяк, в комнату заглядывал Ермак.
— Извини, я немного опоздал, — смущенно сказал он.
— Ты жив? — удивился Крюков. — Тогда ты вроде успел вовремя.
— Нет, не успел, — упавшим голосом произнес Ермак. — Ты слишком много услышал. Надо было раньше этого чурбана валить, но я занят был, кое-какие документики искал. Часть я у Зимина забрал, а остальные тут, у Папы в сейфе лежали.
Крюков попытался незаметно поднять ствол, но дуло автомата Ермака уставилось ему в лоб.
— Не надо, не рыпайся, — попросил Ермак. — Ты правильно понял. Это я Папу грохнул. Он, сука, без меня решил дела делать, свой канал наркоты открыл. Мы с ним уже давно работаем. Нас Афиноген свел. Так что там, на складе у Мясоруба, это я тебя по кумполу двинул. Я многих убил. И Пастора убрал тоже я. Он увидел как я с Ибрагимом разговариваю. Не хотел его убивать, но так получилось. Сам понимаешь, своя задница ближе. Да, а теперь вот и тебя придется… А так не хочется… Ну ладно, прощай, старик.
Короткая очередь из автомата отбросила Крюкова к лестнице. Ермак прицелился в голову, чтобы произвести контрольный выстрел, но тут где-то снова рвануло, дом задрожал и стал рушиться.
Ермак бросился на улицу. Здесь сражение уже закончилось. Он спокойно вышел через пролом и тем же путем, через лес добрался до штабного автобуса, возле которого Крюков оставил свою "рябуху".
Ермак завел машину и тронулся. На развилке он повернул руль и взял курс на Москву. Отъехав с десяток километров, он остановился и облегченно вздохнул. Затем вылез из машины и отошел в перелесок. Здесь он развел костер и принялся жечь документы, добытые из сейфа Папы.
Ермак не видел, как мимо "рябухи" промчалась проехала "мазда" с правым рулем и сильно покореженной как после серьезной аварии крышей. Проскочив по инерции сотну-другую метров, "мазда" развернулась и проехала на малой скорости в обратном направлении. Когда Ермак вернулся, сел за руль и тронулся, "мазда" на большом расстоянии двинулась за ним следом.
Олег Петров давил и давил на газ. Его "БМВ" пожирала километры асфальтовой ленты шоссе. Он высматривал впереди крюковскую "рябуху", на которой скрылся из Вяземска капитан Ермаков. Иногда голова у Олега начинала кружиться и тогда он поневоле сбрасывал скорость. Время от времени он бросал взгляд на соседнее сиденье. На соседнем сиденье лежал пистолет Крюкова, его замечательный "пернач".
На заднем сиденье полулежал сам Крюков. Его лицо имело зеленовато-землистый оттенок.
— Давай я сяду за руль, — предложил сыщик, приподнимая голову. — Ты что-то совсем с лица сбледнул.
— На себя посмотри, — возразил Олег. — Если бы не твоя американская курточка из творога…
— Из тварона, — поправил Крюков. — От пули она, конечно, защищает, но не от удара. Ох уж эти мне автоматные патроны! Не то, что "макаровские". У меня такое впечатление, что все ребра переломаны, ни одного целого не осталось. Ни вздохнуть, ни перднуть. Жуткое ощущение. Будто тебя изнасиловало стадо чепрачных тапиров.
Олег усмехнулся, что также далось ему с трудом.
— Слушай, а ты подумал, что будет, если мы твоего Ермака догоним? Мы с тобой — два инвалида. Все, на что мы сейчас годимся — это погибнуть героями.
— Два полчеловека — все равно что один человек, — не согласился Крюков. — Так что силы равные. Все, готовься к бою, вижу "рябуху"!
— Где? — вздрогнул Олег.
— Правее, возле заправки.
Заправка, казалось, была брошена персоналом, причем бегство было паническим. "Рябуха" с распахнутой водительской дверцей стояла возле бензоколонки. Неподалеку, прямо на трассе, приткнулась знакомая Крюкову "мазда" с мятой крышей. Трое отморозков с оружием в руках в живописных позах застыли на асфальте между двумя неподвижными машинами. Все трое были мертвы.
В отличие от них Ермак был еще жив. Тяжело дыша, он сидел на земле, привалившись спиной к колесу "рябухи". Глаза его были закрыты, рядом валялся автомат. Под ним все больше расползалась лужа крови.
Вероятно дорожные пираты перехватили его на заправке, когда он вышел из бронированной машины. Когда Крюков в сопровождении Олега приблизился, Ермак приоткрыл глаза. Сыщик на всякий случай ногой откинул автомат подальше. Дружище Ермак исчерпал кредит доверия. Увидев Крюкова, он попытался говорить. Слова давались ему с большим трудом, а сказать он хотел многое.
— А, это ты, Крюк? Прости, если сможешь, — произнес Ермак. — У меня не было другого выхода. Я рад, что ты живой. Одним грехом меньше будет. Загибаюсь я. И еще прости за Пастора. На остальных мне, честно говоря, плевать. Да… Нелепо как-то все вышло. Я думал, что все предусмотрел, а тут какие-то недоумки со стволами. Ничего не сказали, подошли сзади и выстрелили. Я даже не понял за что…
— За то, что ты на моей "рябухе" разъезжал, — пояснил Крюков. У этих бандитов к ее водителю претензии были, то есть ко мне. А тут ты подсуетился под чужую раздачу. И получил. Никогда не бери чужое без спроса.
Ермак через силу усмехнулся.
— Забавно… Знаешь, если можно, не поднимай волну. Я понимаю, что весь в говне… Мне-то уже по фигу, а Маринка, жена, за меня пенсию не получит. А ей ребят поднимать.
Крюков хотел было спросить.
"Что же, Папа мало тебе платил?"
Но только махнул рукой.
— Ладно, подыхай героем. Если твои грехи и всплывут, то без моей помощи. За себя я не в обиде, а за Пастора и остальных пусть тебя Бог судит.
— Спасибо, старик…, - Ермак дернулся и затих, теперь уже навсегда.
ЭПИЛОГ
Вернувшись в Москву, Крюков первым делом заглянул на работу. Тут его ждали новости. Сергей Израилевич Галкин готовился возглавить управление. Поговаривали, что генерала Альпенгольда хотят бросить на повышение — то ли советником по безопасности в думу, то ли на руководство всей системой медвытрезвителей республики.
Крюков не удержался от соблазна позвонить на холяву по междугородней в старинный город Вяземск. Трубку взял Олег.
— Я выздоровел и у меня три новости, — радостно сообщил он. — Плохая, хорошая и так себе. Начну с плохой. Меня выбрали мэром. Так что геморроя и головной боли теперь будет — хоть отбавляй. Теперь вот, не знаю как сказать… Короче, я женюсь на Светлане. Ты как, одобряешь?
— А как же? После того, что ты сделал, как джентльмен ты просто обязан был… И когда свадьба? Надеюсь, это и была хорошая новость?
— Нет, — ответил Олег. — Не знаю, я с этим еще не совсем разобрался. А хорошая новость третья. Хочу тебя обрадовать. Юлька в университет поступать поехала, в Москве теперь жить будет. Так что ты там за ней пригляди.
— Что? Нет, только не это! — у Крюкова от такой радости чуть ноги не подкосились.
Из коматозного состояния его вывел хлопок по плечу. Перед ним стоял Грязный Гарри.
— Слушай, Крюк, у меня до тебя дело. Я сейчас двоим мелким расхитителям буду очняк делать. Хочу опять шкаф зарядить. Ты им немного мозги попудри, а потом выйди в коридор. А я в шкафу посижу и послушаю, что они будут говорить.
— Ты опять за свое? — поморщился Крюков. — А не боишься, что подозреваемые снова тебя в этом шкафу найдут и покалечат?
— Нет, — усмехнулся Грязный Гарри. — Как говорится: "Кто предупрежден, тот вооружен". Древняя мудрость.
Крюков посмотрел на него с подозрением.
— И чем же ты вооружен? Надеюсь, не собираешься в шкафу из табельного ствола палить?
— Нет, — многозначительно ухмыльнулся Грязный Гарри. — У меня кое-что получше имеется.
Он извлек из ящика стола самодельный электрошокер длиной в руку.
— Сила тока — как два Днепрогэса. Быка убьет. Кто сунется — пожалеет.
Крюков озадаченно потер кончик носа.
— Ну и где твои расхитители?
— В коридоре сидят.
Крюков обреченно вздохнул.
— Ну ладно, лезь в шкаф.
И пригласил задержанных.
— Эй, мелкие расхитители, заходи по одному!
Через несколько минут, выяснив имена, фамилии, пол и место жительства подозреваемых, Крюков посмотрел на часы и строго сказал.
— Я сейчас выйду на пару секунд. Между собой не разговаривать!
Он вышел в коридор и лоб в лоб натолкнулся на генерала Альпенгольда. Тот совершал очередной обход.
— … Ох, блин, вашу мать! Здравия желаю! — сходу ляпнул сыщик.
Генерал посмотрел на него как на диковинную зверушку. Узнал.
— А, Крюков… Что это вы замерли как дикорастущий страус? Снова у вас руки в карманах? Что вы там ими все время делаете?
— Ничего не делаю. Я в отпуске, — буркнул Крюков.
— А я вас не спрашиваю, где вы были. Я спрашиваю, откуда вы идете. И прекратите пререкаться, я ведь за вами давно слежу.
Генерал открыл дверь большой комнаты оперов и брезгливо оглядел сотрудников и помещение, словно никогда раньше не видел.
— Да, товарищи, стыдно. Сидите тут как свиньи в берлоге. Дым караулом. Вы оглянитесь взад и около. Стул как упал, так два дня и стоит.
— А он слишком жидким оказался, — сострил Шурик и тут попался на глаза генералу.
— Папасраки, опять у вас прическа произвольная? Почему до сих пор не ликвидировали? Да, не зря учил товарищ Ленин: "Материя на первое, сознание — на второе"! А материя у вас известная — американская джинсовая. Как у какого-нибудь президента Рейтинга. А сознание вы давно потеряли. С Крюкова пример берете? Напрасно. Он капитаном родился, капитаном и помрет. И прекратите ухмыляться как майская роза. В рабочее время ваше лицо должно изображать скорбь и задумчивость. А у вас?
Генерал подошел к столу младшего опера и порылся в его бумагах. Одну почитал, неодобрительно поморщился.
— Вот вы составили протокол. На первый взгляд пишете как умный. А, если вдуматься вооруженным глазом, что вы пишете? Епитимья какая-то! "Причина смерти — прекращение жизни". Так не годится, это же документ, его нормальные люди могут прочитать. Тут надо сразу брать коня за рога. Отчего ваш покойник умер? Из протокола это не ясно.
Шурик Папастраки почесал кудлатый затылок и разъяснил.
— Он помыться собирался. Хотел в ванной свет зажечь, а его током долбануло.
— Вот так и напишите, — одобрил генерал. — Только в доступной и развернутой форме: "Покойник разделся и взялся руками за оголенный конец. В результате чего был поражен электрическим светом". По-моему так любому дураку будет понятно. Даже мне.
Он вышел в коридор и сунулся в следующую дверь. Это был тот кабинет, где Грязный Гарри подслушивал из шкафа беседу мелких расхитителей. Крюков хотел было вмешаться, но внутренний голос подсказал ему, что уже поздно.
Генерал сурово оглядел помещение в поисках официального лица, но так никого и не обнаружил. Все, что он увидел — это то, что двое задержанных перед пустым столом активно обмениваются запрещенной информацией. Генерал возмутился.
— Так, почему непорядок? Двое преступников в кабинете без всякого надзора. Никакой охраны бдительности, понимаешь! Кто их здесь собрал? Где ответственный сотрудник? Я же приказывал, по буфетам и туалетам шляться только между перерывами! Да, вижу, семя сброшено мною в бесплодную житницу. Но злаки моего гнева, считайте, проросли!
Крюков заглянул в дверь. Генерал Альпенгольд медленно прошелся по кабинету и вдруг тонким своим нюхом безошибочно уловил исходивший из шкафа знакомый запах перегара и цикория. Он осторожно приблизился к шкафу и с торжествующим видом триумфатора рывком распахнул дверцы. Крюков зажмурился.
Сначала раздался треск разряда некрупной молнии, потом оглушительный грохот от падения большого грузного тела. В воздухе ощутимо запахло озоном.
На шум сбежались все сотрудники управления.
— Что тут случилось? Террористический акт? Шкаф упал?
Но шкаф как раз остался стоять. Внутри него через полуоткрытую дверцу виднелся бледный перепуганный Грязный Гарри, все еще сжимающий в руке свой убойный электрошокер. Между контактами электроприбора продолжали весело искриться голубые молнии.
Незадачливый генерал лежал на спине, вращал выпученными как у глубоководной рыбы глазами и еле слышно кряхтел. Его лицо выражало скорбь и задумчивость, кончик носа почернел и над ним курился легкий дымок. По кабинету распространялся аромат курицы в гриле.
Последним в кабинет просунул голову все еще озадаченный Шурик Папастраки с протоколом в руках. При виде столь необычной картины он опорожнился лавиной вопросов.
— Что это с Альпенгольдом? Неужели, блин, загнулся? С чего вдруг?
Крюков скорбно склонил голову.
— Ты же сам только что написал: "Покойник взялся за оголенный конец и был поражен электрическим светом".
Насмерть перепуганные расхитители тихо поднялись и, чтобы не мешать, осторожно двинулись к выходу. Крюков заметил их бегство, но только рукой махнул. На ближайшее время у Грязного Гарри намечались более серьезные проблемы.
КОНЕЦ