Таинства исцеления, служения и любви

Очевидно, что, хотя чинопоследование предполагает наличие семи пресвитеров, в реальности такого количества достичь было не всегда возможно, поэтому Таинство могли совершать трое священников, а в некоторых случаях двое или даже один.

На Западе, начиная с V века, возобладала практика, согласно которой освящение елея совершается епископом, а помазание освященным елеем больного – пресвитерами. Эта практика была подтверждена рядом соборов, в том числе Тридентским (1545–1563), в декрете которого говорится: «Церковь признала, что материя (Таинства) – это масло, благословленное епископом» [117] . На Востоке же освящение елея входило в само чинопоследование Елеосвящения: оно совершалось старшим из семи (трех) пресвитеров непосредственно перед помазанием больного.

Елеосвящение совершалось и на Востоке, и на Западе над тяжелобольными, в том числе и над смертельно больными. На Востоке помазание смертельно больного совершалось с надеждой на исцеление. На Западе же начиная примерно с X века утвердился взгляд на Елеопомазание как на последнее напутствие умирающего в жизнь вечную. Таинство получило наименование extrema unctio (лат. «последнее помазание»). В декрете Тридентского собора говорится: «Это помазание должно быть преподано больным, прежде всего тем, чье состояние настолько опасно, что они, похоже, приближаются к концу своей жизни, что и позволило также назвать это Таинство Таинством умирающих (sacramentum exeuntium)» [118] .

Православные полемизировали с таким пониманием Таинства, настаивая на том, что, в соответствии со словами апостола Иакова, а также в соответствии с текстом самого чинопоследования Елеосвящение должно совершаться над больными во исцеление души и тела. Патриарх Константинопольский Никифор II (1260) опровергает мнение о том, что Елеосвящение может совершаться над умершими, ссылаясь на слова чинопоследования: «Духом Твоим сниди на раба Твоего, дабы остальное время жизни своей он ходил в законах Твоих»; «Воздвигни его от одра печали и от ложа страдания» [119] .

Лишь в XX веке Католическая Церковь частично отказалась от средневекового понимания Елеопомазания как последнего напутствия. В современном Катехизисе Католической Церкви о Елеопомазании говорится, что оно преподается «опасно больным» и что оно «не есть только Таинство умирающих». По словам Катехизиса, «уместно принять Таинство Елеопомазания накануне серьезной операции». Однако «время для его принятия несомненно приходит уже тогда, когда верующий начинает находиться в смертельной опасности по болезни или старости» [120] . Если оно предназначено для тяжелобольных, «то оно тем более предназначено тем, кто находится на грани ухода из этой жизни» [121] . Катехизис уточняет, что «вдобавок к Елеопомазанию», Церковь предлагает умирающему Евхаристию как последнее напутствие [122] .

В Греческой Церкви начиная с XII века существовал обычай совершения Таинства Елеосвящения над умершими. Этот обычай развился из более древней традиции – помазания умершего елеем в качестве одного из погребальных обрядов. Восточно-христианские авторы по-разному относились к этому обычаю. В XIII веке патриарх Никифор резко осуждал его [123] . В XIV веке Симеон Солунский показывает более снисходительное отношение к обычаю. Он отмечает, говоря о совершении Елеосвящения над умершими, что «одни из архиереев запрещают (его) как не переданное в Писании, другие допускают как совершаемое на пользу душ». Сам Симеон считает, что помазание умершего елеем допустимо, однако «это не тот елей, который передан Спасителем и апостолами» для исцеления больных: «за умерших приносится елей в приношение и славу Божию, ради милости к отшедшим и прощения (их грехов), подобно тому, как приносятся за них восковые свечи, фимиам и многое иное в храм и в гробницы» [124] .

Распространению на Западе взгляда на Елеосвящение как на последнее помазание, а на Востоке – практики совершения этого Таинства над умершими или над здоровыми – способствовал тот факт, что Таинство совершалось во оставление грехов. Уже древние авторы (Ориген, Златоуст) увязывали это Таинство с покаянием, а в значительно более позднюю эпоху распространился взгляд на Елеосвящение как на своего рода восполнение исповеди. Некоторые полагают, что в Таинстве Елеосвящения прощаются забытые грехи. Однако такое понимание не вытекает ни из чинопоследования Таинства, ни из богословской традиции Восточной Церкви. Что касается забытых грехов, то они, как говорилось выше [125] , прощаются в Таинстве исповеди. Что же касается прощения грехов в Таинстве Елеосвящения, то оно обусловлено не необходимостью восполнить исповедь, а скорее сознанием того факта, что исцеление души не менее важно, чем исцеление тела: без первого не может произойти последнее. Именно потому молитва об исцелении от болезни сопряжена с прошением об отпущении грехов.

Возможно ли совершение Таинства Елеопомазания над здоровыми людьми? Однозначно на это ответить нельзя. С одной стороны, все чинопоследование Таинства показывает, что оно должно совершаться над тяжело больным человеком, чье здоровье и сама жизнь находятся в серьезной опасности. С другой стороны, в богословской и литургической литературе начиная с X века неоднократно упоминается – в том или ином контексте – возможность помазания здоровых людей, присутствующих при помазании больного [126] . В греческой рукописи 1027 года говорится, что, наряду с больным, Таинство могут принять его домочадцы [127] . Подобные указания сохраняются в греческих и славянских рукописях до XVII века включительно [128] .

Представление о том, что Елеопомазание может быть совершено над здоровыми людьми, привело на православном Востоке к появлению практики так называемого «общего соборования», когда Таинство Елеосвящения совершалось в массовом порядке над всеми желающими. Практика эта довольно ранняя: она существовала в константинопольской Великой церкви и оттуда попала на Русь. В Греческой Церкви в XVII веке совершение этого обряда было приурочено, в частности, к Великому четвергу и Великой субботе. Русский путешественник Арсений Суханов, посетивший Иерусалим в середине XVII века, подробно описал «общее соборование», совершаемое в Иерусалиме в Великую субботу:

В третьем часу дня патриарх вышел из церкви на свой двор, такожде и прочии вси… И пришед патриарх в дом свой, и помешкав в келье своей, пошел у царя Константина [129] масло святить избранным людям, которые побольше дают, и тут их помазывал, запершись в церкви; потом масло святил в соборных сенях патриарших своих; и тут все были власти и священницы, иноцы и прочие миряне тут помазывались; а как помазывал кого, тот дает ефимок [130] , а иной половину; а диакон подле патриарха стоит с блюдом и тут ему деньги кладут на блюдо. После того всем поклонником раздадут по свеще, а возьмут за свещу на патриарха по ефимку; после того, а иные прежде того, приходят к патриарху в келью исповедатися во грехах, иноцы и миряне, инокини и жены. В великой церкви всяких людей полна церковь найдет, а митрополит тут святит масло и помазует всех приходящих, арабов-христиан, мужей и жен и младенцев [131] .

Несмотря на то, что свидетельства о практике совершения Таинства Елеосвящения над здоровыми и о практике «общего соборования» встречаются достаточно рано, ни тот, ни другой обычай нельзя признать соответствующим смыслу Таинства. Более того, если священник перед помазанием больного помазывает сам себя, это не значит, что он совершает Таинство Елеосвящения одновременно и над самим собой. Такое действие может быть объяснено распространенным в Православной Церкви представлением (отраженным и в словах чинопоследования некоторых таинств) о том, что совершение Таинства над тем или иным членом Церкви может быть полезно и для самого совершающего. То же следует сказать и о помазании домочадцев больного: они могут быть помазаны освященным елеем один раз перед совершением Таинства над больным или, наоборот, по окончании Таинства. В таком случае помазание будет означать благословение Церкви (подобное тому, которое преподается при помазании елеем на всенощном бдении), а не совершение полного Таинства Елеосвящения над каждым из присутствующих.