— Я не понимаю, Вострецова, что происходит? Вы передумали учиться? — спрашивал профессор Медников, преподаватель факультатива по ментальной магии для студентов других специальностей.
Более того, обычно Медников Таю похваливал. Говорил, что она не только талантлива, но и старательна, и что второе даже важнее первого, потому что на одном таланте без прилежания далеко не уедешь. И ставил её в пример всем остальным однокурсникам, кто ходил на факультатив, а там хватало народу с самых разных специальностей.
Что ж, сегодня Медников высказал своё неудовольствие тоже при всём честном народе. Тая понимала, что заслужила, потому что не справилась с простейшим заданием, но ей всё равно было горько и обидно. И главное — она не понимала, что она делает не так. Но призвать силу и направить на нужное ей становилось всё сложнее и сложнее с каждым днём. Неужели Сафьянников прав, и ей нужно идти к целителям и рассказывать? Но на недавнем медосмотре у неё не нашли никаких отклонений, она здорова и всё у неё в порядке, так сказали. А это что?
Дальше до конца пары Медников ещё пару раз обратился к Тае — с тем же результатом. Вообще он всегда давал возможность исправить впечатление, если сначала не справился — подумать, сосредоточиться и сделать. Но сегодня Тае никак не давались ментальные воздействия. Если бы она была Аюной или Надин — наверное, подскочила бы и ушла с пары, всё ж равно потом отрабатывать. Она — и отрабатывать, кошмар. Но… она же воспитанная и в целом приличная, и просто так с пары не уходит, а только по очень веской причине… которой нет.
И это оказалось ещё не всё. Потому что Медников велел Тае задержаться после пары, сегодня так делают все, решительно все!
— Таисия Аркадьевна, что случилось? — строго спросил он. — Влюбились? Так выбрасывайте всю эту блажь из головы, да поскорее. Вы всегда были прилежной ученицей, и всегда ваши знания и умения были достойны вашего имени и вашего отца. Знаете, я иногда встречаю вашего батюшку в общем чате. А в выходные и вовсе должен пересечься с ним в общей компании. Я вынужден спросить у него, что происходит, если вы сами не желаете мне ничего сказать.
— Но… мне нечего сказать, так и есть. Просто… я ничего не могу, — Тая не знала, какие слова подобрать, не было у неё слов.
В ней что-то серьёзно сломалось. Не просто ж так она не может пользоваться силой? И с каждым днём не может всё серьёзнее и серьёзнее. И не понимает, куда бежать и что делать. Может, всё же, пройдёт? Или уже нет? Что делать-то? Позорище какое!
— Отчего вы молчите, Таисия Аркадьевна? Почему вам нечего сказать?
— Простите, Леонид Маркович, мне в самом деле нечего сказать. Пожалуйста, назначьте мне время, в которое я смогу прийти и отработать это занятие. Я непременно подготовлюсь.
— Вот, это уже другой разговор, — кивнул Медников. — В следующий четверг, в три часа.
— Благодарю вас, я приду. До свидания.
Тая подхватила сумку, выскочила, зашла за угол… заплакала. Да что это такое-то, почему слёзы текут который день почём зря! Никогда, никогда она столько не ревела с самого раннего детства, наверное. Всегда справлялась. А сейчас почему не справляется?
Или пусть уже Медников скажет папе, что она совсем испортилась, и папа разберётся в том, что с ней происходит? Или не разберётся?
И когда появился Макс, нерешительно обнял её и сказал, что надо уже идти отсюда, она не возражала. Хоть куда. Пережить этот позор.
Сегодня на улице снова светило солнце, но не было никакого холодного ветра. И как же это оказалось хорошо! Тая утром снова забыла, что для прогулок нужно одеваться теплее, но — сегодня не обязательно. Она даже берет сняла — потому что захотелось подставить лицо и всю голову этим солнечным лучам.
Они с Максом стояли на мосту, мимо проносились автомобили и автобусы, внизу по льду ходили какие-то птицы. Макс нашёл в рюкзаке остатки булочки и бросал вниз крошки, голуби и воробьи их ловили, а потом прилетела ворона и разогнала всю мелочь.
— На всякого голубя найдётся ворона, понимаешь? — усмехнулся Макс. — И на этих двух придурков с первого курса — тоже.
— Но вдруг они узнают, кто это сделал? — Тая опасалась, она полагала, что если люди могут сделать гадость, они её непременно сделают.
Такие вот люди, от которых невозможно ожидать более ничего.
— Там прилично заколдовано.
— А ты откуда знаешь?
— Ну, я разве что подал идею и подсказал, как сделать, и частично заколдовал эту штуку тоже я.
Ничего себе! Макс так умеет?
— А… дальше?
— К Милославской с результатами уже пошёл Дариуш, он же приличный, он к ней и по другим делам ходит, он объяснит ей нормально, что и как. Должен написать в чат о результатах, кстати.
— Расскажешь? — осторожно спросила Тая.
— О результатах? Конечно, это ж тебя тоже касается. Просто если кто и может вломить этим двоим, так это Милославская. Ей нет разницы, кто их родители.
— Не верю, не может ей быть разницы.
— Вот увидишь.
Солнце солнцем, но они всё равно замёрзли. И едва не пропустили треньканье Максова телефона.
— О, что я говорил? Милославская всё выслушала и материалы приняла, сказала, завтра к утру сообщит своё решение. Гуляем?
— Гуляем, — кивнула Тая.
— Или холодно уже?
Вообще он тоже без шапки, и вообще нараспашку.
— Наверное, я могу погулять ещё немного.
— Так, я понял. Пошли греться. Десять минут до моего дома, и жареные пельмени?
— Какие ещё… жареные пельмени?
Пельмени бывают с бульоном в тарелке или вот ещё в горшочках, Полина Владимировна готовит такие в духовке.
— Ну как, берёшь и жаришь. Это, наверное, моя самая любимая еда. Из простого. Вкуснее жареной картошки и макарон.
Тае никто не предлагал жареную картошку и макароны. Жареная картошка вредна, а макароны…
— Макароны — это паста? — рискнула она спросить.
— Ну вроде того, ага. Но их надо с чем-то. А пельмени просто пожарить и есть со всякими соусами.
— И… где их подают?
— Да у меня дома же, это недалеко.
Пойти домой к однокурснику? Наверное, ничего страшного? И… ей уже нечего терять, да?
— Хорошо, идём.