Вечер. У солдат — личное время. У всякого свое дело. Кто подшивает подворотничок, кто гладит обмундирование, кто пришивает пуговицы. Некоторые солдаты просто сидят, толкуют о том, о сем: о дежурстве, о девушках, о родном доме.
За окном тихо. Падает мягкий, пушистый снег. А в углу ленинской комнаты играет баян. Только настоящий баянист, если у него тревожно на сердце, может так выразить в музыке свою печаль. И, кажется, не на кнопки нажимают пальцы, а на самые чувствительные струнки сердца.
Видать, у хозяина баяна что-то случилось. Может, письмо, которое он так долго ждал, не пришло, а может, такое получил: читаешь — комок к горлу подступает. Может, с девушкой нелады.
Заметил командир баяниста. Он в казарму зашел просто так, посмотреть, как отдыхает рота. Толковый он, этот новый командир. Требовательный, слов на ветер не бросает. А так — веселый, простой. На лыжах с солдатами ходит, летом по футбольному полю мотается.
Долго говорил командир с баянистом. О чем говорил, то нам неведомо…
Целую неделю молчал баян: баянист в отпуск уехал. А потом запел баян. Но уже не было в его песне боли, не грустил он в одиночестве, а смеялся звонким, чистым смехом, как его хозяин, да еще подыгрывал солдатам, которые в этот вечер пели разудалую армейскую песню, сочиненную кем-то из них.
Сощурив добрые серые глаза, облокотясь на радиатор, им подпевал тихонько командир.
А за окном, как и в тот вечер, падал мягкий снег.