Там, где свобода…

Глава 5

Как и говорил адвокат, ему присудили компенсацию. Он был свободен и чист. Снова стоял на ногах. Его осудили невинно. В конце концов они это признали. Так решила комиссия. Виновные были обязаны ему заплатить. Понести ответственность, как выразилась комиссия. Адвокаты торопились все уладить. Чем скорее, тем лучше. Выборы на носу.

Госпожа Брофи настаивала, что люди, упрятавшие его в тюрьму, должны занять его место. Она была уверена, что это будет по справедливости. Она заводилась с полоборота. «Почему бы и нет?» — вопрошала она в камеру. Почему бы полицейским не отправиться в тюрьму? Или министру юстиции? Почему их не посадят за то, что они отняли у человека четырнадцать лет жизни? Нанесли ему травму, подвергнув унижению тюремного заключения. Они знают, что происходит с человеком в тюрьме? В таком месте. С человеком, который ни в чем не виноват. За которым нет преступлений, если не считать того, что он принадлежит к беднейшим слоям общества. Существует в секторе низких доходов. Это его единственное преступление. В этой стране неимущие до тех пор будут испытывать притеснения, пока власти предержащие и богачи не понесут ответственность. Люди с положением. С деньгами. Вот кому место в тюрьме. Госпожа Брофи тарахтела без остановки, едва переводя дух.

Адвокат держал деньги в руках. Он сел. Он нервничал. Без причины. Он чуть не плакал. Он будет чувствовать себя виноватым, если возьмет деньги. Не перед другими, а перед собой. Это будет означать, что от него откупились. Хуже всего. Руки дрожали. Жена была с ним. Была обязана. Чек был выписан и на ее имя. Она вырядилась во все новое. Новое пальто. Новые сапоги. Перманент. Она курила сигарету, пока адвокат объяснял. Сколько осталось после всех его расходов. Он истратил почти половину. Жене это пришлось не по вкусу. Она стала чаще затягиваться. Ее глаза забегали.

— Это почти половина, — заметила она и облизала губы.

— Вот список расходов. Судебные сборы. Явки в суд. Консультации. Телефонные звонки. — Адвокат протянул ей список через стол, слегка наклонясь, чтобы она могла его взять.

Жена взглянула на список. Облизнувшись, пробежала его глазами. Наткнулась на счет за телефонные переговоры. Произнесла вслух сумму, за которую можно было купить небольшой дом.

— Куда это вы звонили? В Китай? Каждый день.

— Нет. Это местные звонки. В мое время, — терпеливо разъяснял адвокат. — И время моих коллег.

Он посмотрел на жену. Питал ли он к ней ненависть? Нет. Хуже. Не столь сильное, как ненависть, чувство, которому он не мог подобрать названия. Оттого оно было хуже. Ему хотелось, чтобы рядом с ним была Рут.

Жена взглянула на телефон, стоявший на столе адвоката. Она напрасно суетилась. Ничем нельзя было помочь. Ничего нельзя было изменить. Посмотри на этого человека. На его контору. Выгляни в окно. Верхний этаж в даунтауне. Все внизу. Все под ним. Ходят маленькие люди. Ездят маленькие машины.

— И это все местные звонки?

— Это не звонки, это мое время. — Адвокат попытался улыбнуться. Ему это казалось чуть ли не смешным.

Жена посмотрела на адвоката. Скорчила гримасу, будто от него несло тухлятиной. Будто почуяла вонь, источник которой она не могла раскрыть.

— Чек выписан на вас обоих.

Оставалось еще более миллиона.

— Если вы удачно вложите эти деньги, вам никогда не понадобится касаться основного капитала.

Он подумал, что, наверное, надо встать.

— Где чек?

От одной мысли разболелась голова. Над глазами. Он прижал пальцы к бровям.

— У вас все в порядке?

Он опустил голову. Кивнул. Жена мельком взглянула на него.

— Не обращайте внимания, — сказала она адвокату.

Выждав пару секунд, адвокат открыл аккуратную папку. Папка была белая. Чек находился там, прикрепленный скрепкой к бумагам, которые они должны были подписать. Бумаги из правительства. Бумаги из полиции. Бумаги от адвокатов.

— Это документы о передаче денег.

Жена уставилась на документы.

Он вспомнил о Гилберте в Уотерфорде. Адвокат сказал ему, что никакие деньги не помогут вытащить Гилберта. Рэнди — это другое дело. Деньги вытащили Рэнди из тюрьмы, потому что Уиллису заплатили. Уиллис изменил свои показания. Уиллису это было нетрудно. Все устроилось. Но потом Рэнди снова угодил в тюрьму. Сразу после того, как его выпустили. Адвокат уже занимался этим. Эта работа занимала все его время.

— Подписав эти бумаги, вы тем самым откажетесь от претензий к частным лицам и учреждениям… От любых дальнейших претензий. Уголовного, гражданского или иного характера. — Адвокат сделал паузу, чтобы до них дошел смысл его слов. — Вы понимаете?

Он кивнул. Жена, увидев это, тоже кивнула.

— Кто выплатил эти деньги? — спросил он, кашлянув, чтобы прочистить горло.

— Правительство.

— Вам и мне.

— Думаю, да.

Жена не сводила глаз с его лица. В этом офисе не было ничего, кроме денег. Вот что она видела.

— Вам обоим нужно подписать.

Он тоже уставился на папку с бумагами. Адвокат вынул их. Отложил чек в сторону. Бумаг было прилично. Длинные листы, много слов мелким шрифтом, так что они едва помещались на странице. Что они все пытались сказать? Будто толпа людей, говоривших одновременно. Он знал, что этих слов ему никогда не понять. Не было смысла вчитываться. Захоти он понять, они бы сидели тут лет десять.

Адвокат разложил бумаги в ряд. Достал золотые ручки.

Одну положил перед ним.

Другую — перед женой.

Жена схватила ручку. Он взял свою. Они были тяжелые. Пропорциональные. Наверное, ими было удобно писать.

— Вы хотите прочитать документы?

— Нет, — ответила жена. Она страшно спешила. Она нацелила ручку на бумагу. Готовая подписать. — Хватит с меня этого бардака. Я уж думала, до смерти не дождусь. — Она ухмыльнулась. Согнулась над столом. Покосилась на него.

Он рассматривал большие слова, напечатанные сверху в виде заголовков. Особенно одно: «Отказ».

— Мы можем все это изучить, — сказал адвокат. — Торопиться некуда. — Адвокат обращался к нему. — Вы можете вообще не брать деньги. Мы это уже обсуждали, верно? Вы можете подождать, а мы продолжим другими средствами. Будем заниматься каждым иском по отдельности.

Жена, посмотрев на адвоката, нервно облизнулась. Затем посмотрела на него и сказала:

— Не валяй дурака. Где? — Ее глаза шныряли по бумагам, рука держала ручку наготове. Выводила буквы в воздухе. — Где?

Адвокат ждал. Они играли в гляделки.

— Может быть, вы мне позвоните? Это трудное решение.

Он подумал о Джеки. О Кэролин. О сыновьях. Живых сыновьях. И мертвых. Только о мертвом ребенке Рут он не думал. Эти деньги не дадут умереть живым. Купят им лучшую жизнь. Хорошие вещи. Хорошие вещи будут вроде защиты. Или хорошие вещи быстрее их убьют? Попробуй разбери. Деньги — это добро или зло?

— Нет. Давайте с этим закончим.

Жена довольно ухмыльнулась.

— Здесь, — сказал адвокат, указывая на пустые строчки.

Он вывел свою фамилию. Жена написала свою ниже.

— Здесь.

Он снова написал свою фамилию, и жена написала свою, близко к нему наклонившись.

— Здесь.

Он снова и снова писал свою фамилию. Мистер Мерден. Такую подпись он ставил. Ради отличия. Мистер Мерден. Каракули. Он знал, что это ненастоящая его фамилия. Мистер Мерден. Чтобы все подписать, потребовалось немало времени. Потом еще адвокат раскладывал бумаги. Три стопки.

— Эти копии — ваши. — Адвокат сложил их в белую папку. Чек положил туда же, прикрепив его скрепкой. Потом поместил все в конверт без надписей. Заклеил край конверта липкой лентой. — Готово. — Он встал и протянул руку. Свободную руку. Для рукопожатия. Затем протянул другую руку. С конвертом.

Конверт взяла жена, издав при этом нечто вроде сладкого стона, чего он не слышал от нее со времен молодости.

Он пожал руку адвокату.

Его жена пожала руку адвокату. Было заметно, что ей приятно пожимать эту руку. Адвокат был рад, что все это закончилось. Но к его радости примешивалось еще что-то. Может быть, сожаление. Они оба знали, что поступают нечестно.

— Я рад за вас, — сказал адвокат. И он не лукавил. Он не был мошенником, как считалось. — Желаю вам всего хорошего, — сказал адвокат. Но таким тоном, будто им наступал конец.

— А как насчет фондов для Джеки и Кэролин? — Он знал, что напрасно об этом заикнулся. В присутствии жены. Лучше было держать это в секрете. Но жена все равно не слушала. Открыв конверт, она глядела внутрь. И улыбалась чеку, как мать улыбается своему малышу.

— Приходите в другой раз.

От этого ему стало немного легче. Он едва не улыбнулся. Он обратил внимание, что до сих пор держит в руке ручку. Он взял ее в левую руку, прежде чем обменяться рукопожатиями с адвокатом. Он сам не заметил, как ручка ему приглянулась. Он прямо не мог глаз от нее отвести. Как удобно она ложилась в ладонь. Блестящая. Золотая. Потом он услышал слова адвоката:

— Ручки можете оставить себе.

Машину, которую продал им местный дилер год назад, разбил один из его сыновей. Поездил всего неделю. Тягач оттащил ее на склад подержанных деталей. Ее остатки. Она стоила несколько сот долларов. Дилер взял деньги.

В банк, который находился по соседству от дома жены, они поехали на такси. Встали в общую очередь. Он все думал, можно ли пойти туда, где стоят стулья, и сесть. Для кого их там поставили? Затем подошла их очередь у окошка. Жена оттерла его в сторону. Как скоро она забыла. Как она торопилась его оттереть. Перемен в нем она не замечала. Сама она никогда не менялась. Просто еще больше становилась собой. Он не вмешивался. Он наблюдал за ней. Скоро он уйдет.

— Мы хотим открыть счет, — сказала она.

— Вы по записи? — спросила служащая.

— Нет, — ответила жена. — Но у нас чек на миллион долларов. — Она со смехом шлепнула его по груди тыльной стороной ладони. Будто они были заодно.

Служащая посмотрела на них. Его лицо было ей знакомо. Увидав его лицо, она сразу передумала. Показала в сторону стульев, к которым он примерялся.

— Будьте добры, посидите, пожалуйста, там. Сейчас к вам придут.

— Хорошо, — сказала жена улыбаясь.

Они пошли туда, где стояли стулья. Перед ними никого не было. Он удивлялся про себя, зачем им было записываться. Может, так положено. Служащая привела другую женщину. Постарше. Маленькую, толстую, в костюме. Пока первая излагала ей суть дела, та смотрела на них и кивала. Тут же составили план. Женщина подошла к ним. Села за стол с компьютером. Экрана не было видно. Того, что было на нем. Он остался стоять. А жена тут же уселась.

— Вы хотите открыть счет? — обратилась женщина к его жене. Затем взглянула на него.

Жена вытащила чек из конверта. Протянула женщине. Положила на стол. Придавила ладонью. Похлопала по нему. Лучше всяких слов. Женщина смотрела на чек, стараясь скрыть свое удивление.

Он знал, что понадобится удостоверение личности.

Жена вынула все бумаги и спросила:

— Это вам нужно?

Вот как. Он выхватил у нее документы. Глаза женщины метнулись к нему. Он неторопливо складывал бумаги обратно в конверт.

Потом женщина сказала:

— Извините, — и ушла посоветоваться с кем-то еще. С тем, кто знал, что делать.

Жена взглянула на него снизу вверх. Она сидела на стуле. Он стоял. Улыбнулась. Похлопала его по руке. Он хорошо поработал. В конце концов, все было не напрасно. У нее было такое чувство. Довольна, как свинья в навозной куче. Она потерла руки. Он крепко держал конверт. Прижимал к груди. К нежному шраму. Клуб «Штопаная грудь». Ему нравилось это выражение.

— Мистер Мерден, управляющий готов принять вас, — сказала женщина в костюме. — Сюда, пожалуйста. Миссис Мерден.

Он следовал за ней по коридору, крытому ковровой дорожкой. Мимо дверей кабинетов. В таких местах он еще никогда не бывал. Ковер был чистый. На стенах висели фотографии мужчин в костюмах. Или океанские виды. Рыбацкая лодка. Маяк. Пляж. В золотых рамках. Кабинет управляющего находился в конце коридора. Сам управляющий встречал их в дверях. Он был подтянутый. Еще нестарый. Но почти лысый. Голова блестела. Будто он ее натирал.

— Мистер Мерден, — сказал управляющий, протягивая руку. У него была мягкая и теплая рука, будто детская. Мужчина с руками маленького мальчика. — Миссис Мерден. — Пожав руку и ей, он жестом пригласил их в кабинет. — Проходите.

Они вошли вслед за ним. В кабинете пахло бумагой. Новым ковром. Стены были фальшивые, пустые.

— Прошу садиться.

Они сели.

Управляющий тепло им улыбнулся. Будто старым друзьям. Он потратил годы, чтобы научиться этой улыбке. Чтобы она выходила натурально. За это он получил большой кабинет.

— Итак, что мы можем для вас сделать?

От обилия предложений у него разболелась голова. Брошюры с цифрами. Процентные ставки. Фиксированные. Гибкие. Все они выглядели одинаково. Звучали одинаково. За исключением одной какой-нибудь мелочи. Была ли на самом деле разница? Он никак не мог взять этого в толк. Разве это так важно? Что ты делаешь со своими деньгами.

Он положил все на один счет. Простой банковский счет. Сберегательный. Но он мог выписывать чеки. Он мог снимать деньги в банкоматах при помощи банковской карты. Ему доводилось видеть, как люди это делают. Счет на двоих. Ему просто все это надоело. У него попросили удостоверение личности. Хотя управляющий сказал, что он его знает. Управляющий кивнул, будто понял. Это продолжалось несколько секунд. Затем его лицо снова изменилось. Вернемся к делу. Столько процентов за один день. Они могли снимать их, не трогая основного вклада. Ему бы этого хватило. Он взглянул на жену. У той были сумасшедшие лицо и глаза. Она рехнулась от радости.

Они сняли немного денег. По тысяче. Десять сотен. Захрустели в кармане. Управляющий показал им, как пользоваться банкоматом. Жена все время кивала. Пришлось придумать пароль. Он не сразу его придумал. Важная вещь. Пароль. Самое меньшее — четыре символа. Цифры, как на телефоне. И буквы. Управляющий давал советы. «Возьмите какое-нибудь дорогое для вас имя, — говорил он. — Такое слово, которое вы не забудете». Он выбрал имя «Кэролин». Единственное дорогое ему имя.

Жена выбрала другое слово. Короче. Боясь, как бы не подсмотрели, загородила его обеими руками. Управляющий сказал, что их ожидает подарок. Но не сказал какой. Ему нужно еще было позвонить в главный офис.

Выйдя из банка, он перешел улицу. Купил плоский ящик пива из двадцати четырех бутылок. Ему всегда нравились такие ящики. Нравилось держать в руке ручку и чувствовать тяжесть этого «дипломата». Теперь у него довольно денег для такой батареи. Они вернулись в дом жены пешком. Там уже собралась компания. Все знали, что они получили деньги. Жена всем рассказала. Незнакомые лица. Цепляющиеся за него руки. Трогают его. Хлопают по плечу. Рэнди не пришел, потому что снова был в тюрьме. Хулиганство. Водитель такси, который не хотел смеяться. Так ему передал адвокат. Ничего другого Рэнди не сказал. Так или иначе. Таксист, который вез Рэнди домой, не смеялся его шуткам. Шуткам, которых никто в жизни не понимал. Такси сбило отца Рэнди. Убило его отца. А может, это тоже было шуткой. Он слышал что-то в этом роде. Рэнди схлопочет не меньше года. Если только адвокат до суда не подкупит таксиста. Он надрывал упаковку с мыслью о Рэнди. Откупорил первую бутылку. Он купит мастерскую для Рэнди. И мольберт. И моделей. Сексапильных моделей. Вот смех. Он чуть не прыснул пивом.

Через некоторое время к нему подошла жена.

— Я иду в молл. — Она подняла вверх руки со своими хрустящими сотками.

Все глаза были прикованы к ее рукам. Он был рад за нее. Вот только не знал, надо ли оно ему.

На кухне началась потасовка. Двое его сыновей. Грызлись с самого дня своего рождения. Без остановки. Он это прекратил. Они попятились, когда он рыкнул на них. Все стихло. Все глаза обратились к нему. Он мог всех тут поубивать. С такими деньжищами в кармане.

Дочки не было. Кэролин тоже. Они не хотели принимать участия в этом празднике. Из опасения. Он тоже не хотел. Он не хотел во всем этом участвовать. Вонь. Шум. Пьяный смех.

Он пошел наверх переодеться. Надел свои выходные брюки. Свою выходную рубашку. Так он одевался в церковь на Рождество. Одежда, которая у него осталась. Причесал волосы. Подушился каким-то одеколоном после бритья, найденным в ящике. Огляделся. Здесь все было чужое. Подумалось: не сжечь ли этот дом. В кармане была коробка спичек. Он вынул ее, чиркнул спичкой о серу. Головка спички вспыхнула. Он оглядел спальню. Интересно, как сжечь дом дотла? Долго ли он горит? Если бы только это можно было сделать в один миг. Ему стало весело от этой мысли. В голове прояснилось. Он задышал легко и ровно. Пьяный смех под ногами. Не важно. Это его не касается. Он чувствовал свежесть во всем теле. Он задул спичку, бросил ее в стакан, стоявший у кровати, и вышел.

Кэролин еще не легла спать. Он нарочно пришел пораньше. Уиллиса, мужа Джеки, не было дома. Где-то шлялся, тратя свои деньги. В доме было тихо. Джеки открыла дверь с книгой в руке. Стояла на пороге и удивленно смотрела на него.

— Ну ты и вырядился.

— Сегодня особый день.

— Какой?

— Я получил деньги.

— А-а-а. — Она отступила, пропуская его.

— Кто там? — закричала Кэролин, высовываясь из-за угла.

Он заулыбался. Она подбежала к нему. Он нагнулся, схватил ее и поднял на руки. Она потяжелела. Выросла.

— Как вкусно от тебя пахнет, — заметила она и ткнула пальцем ему в щеку. — Ты сегодня красивый.

— Мы читали, — сказала Джеки. Она протиснулась мимо.

Он понес Кэролин в гостиную. Он прямо дождаться не мог, когда у них будет новый дом. Большой дом и двор. Один позади дома, а другой перед домом. Подстриженная зеленая травка. Ни осколков бутылочного стекла в траве, ни разбитых машин с их дребезжащими сиренами и скрипучими шинами. Ни криков, ни визга в стенах. Беззвучные стены. Ни мусора, ни отбросов на заднем дворе. Ни досок с гвоздями, ни ржавых железок. Никакого сброда.

— Ты собрался в ресторан? — спросила Кэролин.

Он посадил ее на диван. Сел рядом.

— Почему ты так решила?

— Потому что ты нарядный. Или ты идешь на балет?

Засмеявшись, он взглянул на Джеки. Она не садилась. Стояла перед ними. Он снова повернулся к Кэролин:

— Нет. А ты хочешь пойти?

— На балет? — обрадовалась она. Выпрямила спину. — Сейчас?

— Нет. В другой раз.

— Они ходили с классом, — сказала Джеки. — В прошлом месяце.

Он смотрел на дочь. Джеки. Она была красиво одета. Она была красивая молодая женщина, с которой жизнь обходилась сурово. Но красота скрывала следы невзгод. Когда он подумал о том, что ей пришлось пережить, кожа у него на лице натянулась. Она это заметила. Он мог поспорить, что она видит его насквозь. Он был ее отцом. Не так уж это и плохо. Не то, что было раньше.

— Пора спать, — сказала она, обращаясь к Кэролин.

— Но поппи только что пришел.

— Я знаю. Все равно пора спать.

— Я просто забежал поздороваться. — Он встал.

Джеки отступила. Он почувствовал себя виноватым. Постояв так, он взглянул на Кэролин.

— Пусть поппи почитает мне сказку.

Джеки ничего не ответила. Он видел по ее глазам, что она подыскивает слова.

— Почитаешь, поппи?

Он удивился. Никто еще не обращался к нему с такой просьбой.

— Конечно, — сказала Джеки. Джеки позволила. Подпустила его ближе.

— Ты мне еще никогда не читал.

— Все когда-то бывает по первому разу.

— В первый раз, — поправила Кэролин.

— Верно.

Джеки, похоже, не знала, что и думать. Она слегка кивнула, прежде чем повернуться. Будто бы она все это приняла. Будто бы что-то изменилось.

В комнате у Кэролин была книжная полка. Он пришел сюда впервые. Мягкие игрушки. Игры. Маленький стол и стулья. Стены выкрашены в желтый цвет. Под потолком по периметру всей комнаты разрисованы медвежатами и воздушными шарами. Где работал Уиллис? Он не помнил. Джеки работала в супермаркете. Кассиром. А по ночам она печатала. У нее был компьютер. Она всегда умела найти себе применение. Она и Мак.

Он рассматривал книжную полку. Кэролин рассказывала. Все ему показывала. Дергала за руку. За брючину. И говорила. Ему показалось, что полка держится некрепко. Он все поглядывал туда. Она была сделана кое-как. И болталась. Она могла упасть. Джеки перебирала книжки. Он хотел сказать ей, что полку нужно повесить как следует. Четыре маленьких серебристых уголка. Четыре шурупа. А то она упадет на Кэролин. Хотя это было не его дело. Указывать другим, что нужно делать.

Джеки выбрала для него что полегче. Она знала, что он не великий чтец. Она оставила их вдвоем, и Кэролин забралась в постель. Похлопала рядом, приглашая его к себе. Он прилег поверх одеяла. Кэролин стала его укрывать. Долго расправляла одеяло. Полезла накрывать его ноги. И ступни. Потом вернулась, проползши под одеялом. Это было непросто.

— Ты большой. Тебе нужно большое одеяло. А то у тебя ноги торчат.

— Я слишком большой. — Он увидел, что потолок обклеен звездами. Планетами. Луна. Клонило в сон. Он закрыл глаза. Так ничего не стоило заснуть.

— Это старая книжка, — сказала Кэролин, беря книгу у него из рук.

Он мигом проснулся. Будто его толкнули.

— Я уже давно ее читала, — сказала она. Раскрыла книгу и принялась читать. Прочитала целиком первую страницу. Ее голосок звучал так уверенно. Она знала все слова. И стремилась узнать еще больше.

— Твоя очередь. — Она показала ему пальцем, где начинать. Первая строчка.

Он с трудом прочел страницу. Потом наблюдал за ее лицом, пока она читала дальше. Не удержался и поцеловал ее в щеку. Ей это понравилось. Она стала читать еще старательней. Ребенок, такая малышка. Он поверить не мог, как сильно он любит. Что это вообще возможно. Почему он прежде не умел так любить? Если бы только на ее месте была Джеки. Если бы ему знать раньше. Почему он не мог любить тогда? До тех пор, пока его не посадили. Столько лет взаперти. Как он научился любить там?

Все вышло не так, как он себе представлял. Он затеял доброе дело, но возникли сложности. Он все думал об этом. О Джеки. Она не хотела этот дом. Пить до закрытия. Она отказалась принять от него дом. В подарок. Сама ли отказалась? Или Уиллис ей запретил? Хороший дом. Угощаю всех. Сотки он разменял на двадцатки. В каждом баре он оставлял больше сотни. Чтобы посмотреть, что подумают люди. Они даже не замечали. Похоже, здесь это было в порядке вещей. Может, так оно и было. У людей на Джордж-стрит, одетых с иголочки. Почему он их так ненавидел? Почему он хотел причинить им боль? Красивые лица. Им никогда не делали больно. Судя по их выражению. Он злился. «Они не виноваты», — твердил он себе. Куда бы он ни пошел, везде одинаково грохотала музыка. Из бара в бар. Болтовня. Музыка. Смех. Он ненавидел их дурацкий смех. Когда челюсти замкнуло, он понял, что пора уходить.

Зря он выбросил те сотни. Он вернулся к тем, кого знал. К своим. Кантри из музыкального автомата. Душевные песни, вызывающие грустную улыбку. После того как заперли дверь, они продолжали пить. Взаперти. Время не имело значения. Но больше никого не впускали. Он постоянно вставал и отпирал дверь. Люди вваливались с улицы. Те, кого выгнали из других баров. Он всех угощал. Каждого. Всех подряд. Барменша запирала дверь, рыча на него.

— Меня лишат лицензии, — сказала она.

Он дал ей стодолларовую бумажку. Поскреб грудь. Шрам зудел.

— Да она фальшивая! — Она швырнула ему деньги обратно. Под всеобщий хохот. Они сказали ей, как его зовут. Имя и затем «Мерден». Рассказали его историю, которую знали лучше, чем он сам. Они знали, что он это сделал. Убил женщину. Каждый знал, но просто помалкивал. Они знали, что он получил деньги. В новостях только об этом и говорилось.

Он снова дал барменше сто долларов. На этот раз она взяла. Он продолжал отпирать дверь, впуская людей. Это превратилось в игру. Запирая дверь, барменша смеялась и строила ему глазки. Ждала, пока он откроет. Дразнила его.

— Давай, — говорила она, — давай.

Все шло хорошо. Он отпирал дверь, впускал людей и был счастлив.

Он снова стоял под окнами этого дома. Под покровом ночи. Вот как он любил являться в гости. Тогда он был самим собой. Настоящим. Только тогда. Темные окна. Тихий дом. Может быть, один огонек горит. В темноте. Ему так хотелось. Но уже светало.

Он позвонил, чтобы предупредить ее о своем приезде. Но он опоздал. Заезжал в аэропорт. Десять миль от города. Чтобы удивить ее. Сюрприз для Рут. Он впервые расплатился своей банковской карточкой. Легко вспомнил пароль. Такси он не отпускал. Затем он поехал за город. На дорогах было пусто. Слишком рано еще для утренних пробок. Когда он приехал, занимался рассвет. Она уже не спала, когда он ей звонил. Собиралась на работу в университет. Археология. Или что-то в этом роде. Она откапывала кости где-то на краю земли. Путешествовала. На лодках. По разбитым дорогам. О некоторых из своих поездок она ему рассказывала. Нет, не о костях. О древних поселениях. Развалинах. Она их изучала. Как кости. Складывала осколки вместе. Он смеялся. Не зло. Просто представив себе это. Он считал, что для нее это вроде хобби. Она работала не ради денег. У ее отца были деньги. Просто ей нужно было чем-то себя занять.

Когда он приехал, она сидела в машине. Такси дало задний ход. Шины запрыгали на камнях. Стояло тихое раннее утро. Стоя позади машины, он видел ее глаза в зеркале заднего вида. Они были несчастны. Увидав это, он сразу почувствовал усталость. Вся радость и нетерпение испарились. Утомление тяжелым облаком повисло в морозном воздухе, поднявшись с его лица. Он стоял, не обращая внимания на запах бензина. Сунув руки в карманы.

Рут сидела и ждала.

Он подошел. Наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо. Она опустила стекло.

— Веселишься? — спросила она, глядя на его грудь.

— Да нет. Пока не очень.

— Мне нужно ехать.

Он выпрямился. Держа руки в карманах. Он видел, как ее рука в перчатке опустила ручку передач. Машина попятилась.

Вот так. Это было глупо. Он и она. Черт. Что на него нашло? Она остановила машину. Взглянула на него через ветровое стекло. Он глядел в небо. Прищурив глаз. Какое чудесное утро. Где-то далеко всходило солнце. Скоро засияет вовсю. Когда он снова посмотрел на нее, она уже высовывалась из окна.

— Почему бы тебе не войти и не подождать в доме? — На этот раз ее голос издали звучал иначе.

Он посмотрел на дом. Может быть, это солнечный дом. Вот отчего в нем столько стекла.

— Я вернусь к обеду.

Он посмотрел на нее. Она снова сидела прямо. Лицо пряталось за стеклом. Она надела темные очки. Длинные волосы. Элегантность. Машина развернулась. Стала ровно. Поехала. На секунду вспыхнули тормозные огни. Машина остановилась. И застыла. Может быть, она выйдет. Она могла что-нибудь забыть. Но нет. Машина тронулась. У нее работа. Ее хобби. А он ни то ни се.

Он пристрастился к темному пиву из ее холодильника. Его продавали в высоких банках. Темное и горькое, оно было сытное, как пища, и имело привкус кофе. Хорошо шло вместо завтрака. К сожалению, было всего три банки. К обеду он их прикончил. Играя на рояле. Играть становилось все легче и легче. Пальцы мягко касались клавиш. Глаза застыли на портрете женщины. Той, что Рут считала похожей на его мать. Ничего подобного. Пальцы забегали быстрее. Будто за кем-то гнались. Ни капли сходства. Он закрыл глаза. Глаза мальчика открылись. Смотрели не мигая. Что происходит с его матерью? Что с ней делают? Пальцы заметались по клавишам. Он слышал музыку. Может быть, это была не музыка. Просто шум. Музыка для его ушей. Она просто лилась из него. Хлестала. Река, похожая на музыку. Громко, затем тише. Река невидимых слез. Он не мог бы сказать, что это такое. Пальцы все делали сами. Непонятно как. Он открыл глаза. Ему пришлось. Чтобы закрылись глаза мальчика. Он перестал играть и поднялся, опрокинув банкетку, которая с грохотом упала на пол. В ушах продолжала звучать музыка. Он поднял банкетку и глянул в сторону кухни, где стояла она. Не сняв ни пальто, ни перчаток. Приоткрыв губы. В темных очках, скрывающих глаза. Молча. Ее можно было принять за статую. Она словно чего-то испугалась.

— Боже, — сказала она дрожащим голосом. — Как прекрасно.

Он все равно купил дом для Джеки. Рядом жила ее подруга. Пригород. Он слышал о ней от жены и от Кэролин. Вспомнил, что знал сам. Ее лучшая подруга, Пэм. Пэм жила в Ист-Энде. Двое детей. Хороший дом. Иногда Кэролин ходила туда играть.

Он нанял агента, чтобы тот нашел ему дом. Через улицу. Тихий тупичок. Нет машин. Соседи — люди занятые и замкнутые. Если она не захочет этот дом, то он отдаст его кому-нибудь еще. У него было много знакомых, которые были бы рады переехать туда. Нуждавшихся в просторном жилище. Не меньше сотни таких знакомых. Большие комнаты. Светлая кухня. Но эти люди все там загадят. Они будут жить там как чужие. Дом превратится в трущобу. Он знал это. И они знали не хуже его. Им было плевать. На все. Их должны были обеспечивать.

Агент описывал ему дом. Агент ему не верил. Он послал его к своему адвокату. Поручил адвокату этим заняться. Адвокат все устроил. Дом был оформлен на его имя. Чтобы не достался Уиллису.

— Отрадно видеть, — сказал адвокат, сидя за столом в своем кабинете.

— Что?

— Что вы заботитесь о своей семье. Это хорошее вложение денег.

— Может, позвоните Джеки, когда она переедет в новый дом?

Адвокат не ответил ни да, ни нет.

Он подумал, что это из-за Уиллиса. Адвокат боялся Уиллиса.

— Пришло сегодня утром с почтой. — Адвокат протянул ему маленький желтый конверт.

Внутри лежал паспорт. Открыв его, он увидел свою фотографию. Фотография вышла неудачной. Сядьте сюда. Смотрите в объектив. Он чуть не улыбнулся. Свет погас, двери захлопнулись. Ему выдали фотографии. Две штуки. Рядом. И он мог идти. Он мог ехать куда угодно. Ездить по всему миру. Вот как просто. Кто его остановит? У него есть деньги.

— Теперь вы можете воспользоваться теми билетами. Счастливо.

Он закрыл паспорт. Вспомнил первый день там. Страх стен. Он шумно потянул носом. Посмотрел в окно. Паспорт упал на пол. Руки бессильно сжались в кулаки. Большие пальцы ощутили холод тыльной стороны ладони. Джеки у себя дома. В Ист-Энде.

Он нагнулся, чтобы поднять паспорт. Взглянул на адвоката.

— Вы ходили в школу вместе с Джеки.

— Да.

Он продолжал молча рассматривать адвоката. Хорошее лицо. Симпатичное. Заботится о своей внешности. От него хорошо пахнет. Он со своего места чувствовал аромат адвокатского парфюма. Одет с иголочки. Дорогой костюм. Человек, умеющий держать дистанцию. Умеющий выставить. Он посмотрел на стол адвоката. На книжные полки. Книги. Бесконечные ряды книг с золотыми буквами. Ни картинок. Ни рамок.

— У вас есть жена?

— Я гей, — ответил адвокат.

Кто бы мог подумать.

— Значит, вы не подходите.

— Думаю, нет.

Билеты были с открытой датой. Полный тариф. Первый класс. Рейс с пересадкой в Торонто. Сначала на запад, потом на восток. В Испанию. Вот куда они отправятся. Но сначала он хотел заехать в Торонто. Сначала запад. Потом восток. У него имелась веская причина.

«Мерден-Оптика».

Рут могла уехать без проблем. У нее было гибкое расписание. Так она сказала ему с улыбкой. Прежде поцеловала. Чмокнула в щеку. Билет у нее в руке. Она и раньше бывала в Торонто. Где только она не побывала. Он видел ее паспорт. Весь в штампах. Разные названия. В гостиницу, которую она выбрала, они поехали на лимузине. На длинном, просторном внутри, черном, блестящем лимузине. Звезды первой величины. Водитель был в фуражке. Как раз, как он хотел. Так мягко он еще никогда не ездил.

Здание в ночи горело огнями. Почти даунтаун. Он увидел телебашню Си-Эн-Тауэр. Игла в небе. Самое высокое здание в мире. Все здания освещены. Миллионы огней. Воздух казался кристально-чистым.

— Это хорошее место?

— Какое место? — спросила Рут.

— Эта гостиница.

— Да.

— Пять звезд?

Рут улыбнулась.

— Нет.

— Есть тут хорошая пятизвездочная гостиница? — спросил он водителя. Как будто каждый день об этом спрашивал. Только тогда бы ему ни к чему было спрашивать сейчас. Он бы уже сам знал. Это он смекнул.

Водитель не моргнув глазом перечислил несколько штук. Звал его «сэр». Говорил ровным голосом.

— Какая самая лучшая?

Водитель предложил две на выбор.

— Которая из них лучше?

— Трудно сказать, сэр. — Глаза водителя мелькнули в зеркале заднего вида.

— Какая дороже?

— Они обе дорогие, сэр.

— Но одна-то дороже.

Водитель ничего не ответил. Наверное, задумался. Или решил не обращать на них внимания.

Он подумал, не задать ли парню взбучку. Он за дурачка его принимает. Всегда есть лучше, а есть хуже.

Лучшую назвала Рут. Положила ладонь ему на бедро. Это был какой-то знак.

— Хорошо, — сказал он, глядя на нее. Затем обратился к водителю: — Везите нас туда.

Сказал как отрезал.

Кого они не ждали тут увидеть, так это его. Он догадался об этом с первого взгляда на служащего за стойкой регистратора. Однако удивление тотчас уступило место вежливой деловитости. Настроение у него все равно испортилось. Из-за лимузина. Из-за водителя. Сопляк еще. Что он тут делает? В этом городе.

— Одно- или двухкомнатный?

— Двухкомнатный, — ответил он, потому что двухкомнатный всегда дороже. Одной ступенькой выше.

— Багаж? — Регистратор взглянул на Рут. Улыбнулся ей совсем по-другому. Как своей знакомой. Будто узнал. С ней будет легче. И стал задавать вопросы ей. Говорил только с ней. Так было лучше.

Он отвернулся и стал рассматривать фойе. Много места. Люстры. Дорогие стулья и ковры. Мраморный пол. Мраморные статуи. Где-то течет вода. Журчит. Высокие потолки. Коридоры. Балкон вокруг всего здания. Можно видеть номера. Двери. Деревянные двери. Дорогая отделка.

— Сэр?

Он обернулся.

— Как вы предпочитаете расплатиться?

— Булыжниками.

— Простите?

— Вот как мне хотелось бы здесь расплатиться.

Натянутая улыбка. Тугая, как задница.

Вытащив бумажник, он достал свою карточку. Она не была золотой, как другие, что он видел. И серебряной не была. Вообще цветом не напоминала металл. Не то что карточки, которые другие люди бросали на стойку. Он видел. Другие постояльцы. Его была красная. Без имени. Любой мог ею расплатиться.

— Вы хотели бы расплатиться кредитной картой?

— Да. Возьмите, сколько надо.

— Конечно. — Короткий поклон.

Он вспомнил собаку. Собаку Грома. Она умерла. Отвели к ветеринару. Гепатит. Ее все время рвало. Она ничего не ела. Ничем нельзя было помочь. Женщине-ветеринару было очень жаль собаку. Ей правда было жаль. Это было заметно. Она все гладила собаку, говорила ей ласковые слова. Он смотрел на женщину и мечтал о другой жизни. Такое у нее было лицо. Женщина, жалевшая собаку. Она бы и его жалела. В такой же яркой белой комнате. В своем белом халате. Повсюду животные. Он знал, что у нее полный дом животных. Спасенных ею. У него была Рут. Рут тоже была такая. Но Рут отошла. Она не так самозабвенно горевала. Он, наверное, мог бы полюбить эту женщину-ветеринара. За ее нежность. Чистую нежность. И способность забывать о себе. Им пришлось усыпить собаку. Убить. Пришлось убить, потому что она была безнадежно больна. Заболела, сидя на цепи на холоде. Он гладил собаку. Смотрел в ее глаза. Они знали. Знали. Эти глаза скоро умрут. Собака тоже смотрела ему в глаза. «Я не могу тебя спасти, — мысленно говорил он. — Я не могу тебя спасти». Мысленно он плакал. Звучал и другой голос. Дурацкая собака. Я не могу тебя спасти. Дурацкая собака. Кто ты такая?

Служащий схватил карту:

— Мы удержим депозит. Потом вернем на ваш счет при выезде.

Он смотрел на служащего. С ним было что-то не так. Улыбка. Глаза. Зубы. Волосы. Что с ним такое? Он был жесткий, как доска. Извращенец с лицом ангела. Само совершенство. Что он делает в свободное время? Гимнастику?

— Пожалуйста, сэр. — Служащий вернул ему карточку и пододвинул ящик с кнопками и проводом вроде телефонного.

Он медленно нажимал кнопки. По очереди. Пароль. Пришлось отодвинуть от себя подальше. Из-за глаз.

Служащий смотрел на экран у себя за стойкой. Ждал, что ему скажет машина. Затем улыбнулся. Почти с облегчением. Поднял голову. Подал им маленький конверт с двумя карточками внутри. Назвал номер. Обвел в кружок номер, указанный на конверте. И снова назвал его. Затем указал рукой налево:

— Лифты справа от вас. За колоннами.

Они с Рут одновременно посмотрели туда.

— Спасибо, — поблагодарила Рут.

Служащий поднял руку, будто хотел остановить такси. Задрал подбородок. Глянул в сторону. Подбежал человек, чтобы отнести их вещи. Этот был моложе. Он поднял их сумки как некую драгоценность. Крепко за них взялся. Не хотел потерять их по пути. Будто они и в самом деле могли потеряться.

Этот парень ему понравился.

Пока они ехали в лифте, носильщик сообщил ему кучу полезных сведений. Где что находилось. Рестораны. Какая самая лучшая еда. Все это располагалось прямо в этом здании. Торговый центр. Подсказал, какие подарки можно там купить. Он был рад услужить. Он хотел показать им, что он все тут знает. Он был откуда-то еще. Не из места вроде этой гостиницы. Это было заметно. Парнишке нужно было поговорить. Он все говорил, когда они пришли в номер. Все объяснял. Парень занес вещи в номер и ждал.

Он видел такое в кино. Он был не дурак. Вытащив пятьдесят долларов, он протянул их носильщику.

Увидев деньги, парень стал заикаться. Они возымели действие.

— Б-б-б-л-л-агодарю вас, с-с-сэр. Если вам что-нибудь п-ппонадобится, вызовите меня, п-п-пожалуйста. М-меня з-зовут Жан Поль.

— Жан Поль?

— А-да.

— Хорошо. — Он знал, что это не настоящее имя. Но все равно дал парню еще пятьдесят долларов, чтобы поглядеть на выражение его лица.

В костюме, который она для него выбрала, он выглядел моложе. Важно. Шляпу, которую она надела ему на голову, он снял. Такие шляпы он видел на чудаках постарше себя. Широкие поля. Думают, что это придает им шарм. Их жизнь — одно большое приключение. Еще они носили длинные пальто. Как мантии. Придя домой, ели какую-то пареную траву. Грязь. Ни вкуса, ни запаха. Но полезную для желудка. Слушали радио. Засыпали в своих креслах. Быстро лысели. Их жены желали им смерти.

— Не надо шляпы, — сказал он.

Он купил для нее понравившееся ей платье. Она увидела его в витрине. Длинное и черное. Когда она увидела его и остановилась, он обрадовался. Что сможет купить ей это платье. Она стояла на холоде. Ее лицо отражалось в стекле. Рисунки на витрине. Чья-то работа. Он с интересом разглядывал стекло.

Она вышла из примерочной, чтобы показаться ему. Платье сидело отлично. Она провела сверху вниз ладонями по животу.

— Ну и как?

Он слегка качнул головой, не веря. Еще раз качнул. Невольно. Будто не спал целую неделю. Какая красивая. Я тебя не заслужил.

— Хорошо?

Женщина за прилавком наблюдала за ними. Она знала, что он влюблен в Рут. Это было написано у нее на лице. Что она знает. Она видела, как он смотрит на Рут. И она радовалась за него. В его красивом костюме. С зачесанными волосами. Она улыбнулась, потому что она знала. И ей хотелось, чтобы было так. Он улыбнулся ей в ответ. Какой-то незнакомец.

Они пошли ужинать. В ресторан, мимо которого проходили по пути. Внутри все было как в сказке. Темнота. Свечи. Приглушенные голоса. Женщина приняла их новые пальто. Аромат духов. Драгоценности. Седины. Мужчины в костюмах. Некоторые из них словно те в шляпах. Женщины в платьях. Все одеты в новое. Ни одной торчащей нитки. Повсюду деньги. Шепот. Тихие беседы. Неслышное постукивание столовых приборов. Сердце учащенно забилось. Какие тут тонкости. Он боялся сделать что-нибудь не так. Сидя за столиком у окна. Он хотел сесть где-нибудь в глубине. Забиться в темноту. Но женщина посадила их сюда. Это она решила, что им место тут. И он не стал спорить. Рут нравилось смотреть на людей. Через стекло. Не постоянно, но время от времени. Он смотрел на Рут и повторял, что делала она. Белая салфетка на коленях. Особая вилка для салата. Он ел салат, чтобы сделать ей приятно. Соус был еще ничего. Но не сам салат. Листья застревали у него в горле. Приходилось запивать.

Вкус каждого блюда состоял из миллиона вкусов. Он не успевал их считать, пока ел. Она заказала вино. Вино было славным. Красное. Оно не обжигало. После первого глотка он глотнул еще и задумался.

Он заметил, что они почти не разговаривают. Потому что он был занят едой. Он понял, что просто не может оторваться. Такого бифштекса он никогда еще не пробовал. Бифштекс таял во рту. Он и не подозревал, что бывает такое сочное мясо. Он не мог вымолвить ни слова. Его язык изучал новые вкусы. Мелкий картофель с подливой. А это что такое? Он осторожно промокнул губы салфеткой. Как человек за соседним столиком. Человек с часами. Он смотрел, как ест Рут. Тарелка, полная мускулов. Запах чеснока. Она ела аккуратно. Отправляла в рот маленькие кусочки плоти. Он набивал рот. Она тоже молчала. Но говорили ее глаза, блестевшие в свете свечи.

— Еда, — наконец произнес он, удивленно хмыкнув, будто ему не верилось.

Она улыбнулась:

— Отличная.

— Верно, черт побери. — Сказав так, он улыбнулся. Он не хотел так кричать. Люди стали оборачиваться. Но ничего страшного не произошло. Это было почти смешно. Он чувствовал себя великолепно. — Верно, черт побери, — прошептал он, наклоняясь к ней.

— Верно, черт побери, — повторила она и тоже улыбнулась. Будто это были ее слова. Это было лучшее за целый вечер.

Она еще спала. Он встал и поглядел на нее. В комнате было темно. Из-за тяжелых задернутых штор. Женатый человек. Он был рад за себя. Но что-то было не так. Она была не его. Она не могла быть его. Он видел ее тело во всю длину под одеялом. Обнаженное. Между ними по-прежнему ничего не было. Он ничего не мог с ней сделать. Ее прикосновение. Оно убивало. Он гнал мысли о нем. Потом он оделся и вышел.

Адрес он узнал в телефонном справочнике. Поймал такси. Поймать такси было нетрудно. Они ездили повсюду. Таксист был темнокожий. Его это не волновало. Просто другой цвет кожи. Но он задумался.

Он прокричал адрес.

Таксист молча крутил руль. Оказалось, что это далеко.

Он забеспокоился, правильно ли они едут. Он смотрел в окно. Они выехали из даунтауна. Он обернулся назад. Узнать, где они находятся. Позади небоскребы столпились в кучу. Они выехали на шоссе. Здания становились все ниже и ниже. Не было уже ни блеска, ни стали. Бетон. Кирпич. Наверное, они едут в аэропорт. Похоже, что так. Этой дорогой они приехали. Паника захлестнула его. А как же Рут?

— Где мы? — крикнул он.

Таксист назвал адрес. По-английски. Без акцента. Будто другой человек под темной кожей.

За окном мелькали рекламные щиты по обочинам и на крышах. Знакомые названия. Эти названия он знал всю жизнь. Вот откуда они взялись. Тут все их штаб-квартиры.

Они все ехали.

Он посмотрел на счетчик. Цифры стремительно росли.

— Долго еще?

Глаза водителя появились в зеркале заднего вида.

— Пять минут.

— Я думал, что это в Торонто.

— Это все Торонто.

Мимо проносились машины. Таксист перестроился в другой ряд на повышенной скорости. Машины едва не задевали друг друга. Какие-то дюймы между ними. Опасная игра. Ряды машин. Меняются местами. Лезут в соседний ряд. Теснятся. Он вытер вспотевшие ладони о новые брюки. На нем была чертовски белая рубашка. Без единого пятнышка.

Такси съехало с шоссе. Впереди стояло несколько зданий. Все вместе. Невысоких. Промышленный парк. Новые здания, собранные из секций. Горящие транспаранты. Но не при свете дня.

На стоянке он расплатился и вышел.

«Мерден-Оптика». Указатель. Компания Мака. Пока никого нет. Ни одной машины на стоянке. Едва успевшее взойти солнце пряталось за облаками.

Он проводил взглядом отъезжающее такси. Затем обернулся к зданию. Оно было большое. Он посчитал парковочные места. Впереди насчитал двадцать семь. Остальные, наверное, позади здания. На него работали люди. Мак имел голову на плечах. Всегда. Хорошо учился в школе. Вопреки всему. Вопреки ему. Большое здание. Широкое и длинное. Поодаль от шоссе. Он подошел к торцу здания. Там стояли два грузовика с надписью «Мерден-Оптика» по бортам.

За спиной раздались шаги. Обернувшись, он увидел охранника. В семи футах от себя.

— Могу я вам помочь?

Охранник держал руку на кобуре. Это было бы смешно, если бы не было так глупо. Голову охранника украшала шляпа с кокардой. Шляпы он терпеть не мог.

— Вы находитесь на частной территории.

— Я знаю.

— Вы здесь по делу?

Он покачал головой. Охраннику он явно не приглянулся. Охранник был одет в казенный костюм. Этот тип был ему знаком. Он видал такие лица. Пиф-паф. Стрелок. Плохой парень должен умереть.

— Я вынужден попросить вас удалиться.

— Откуда?

— Со стоянки.

Он сделал шаг вперед. Охранник сделал шаг назад. Солнце начинало пригревать. Прорвалось сквозь облака. Гнало прочь утренний холодок. Его пальцы это ощущали. Тепло. Их кончики трепетали от холода.

Охранник пристально смотрел ему в лицо. Губы задвигались, собираясь что-то сказать. Предостережение. Какую-нибудь глупость. Из комиксов. Охранник их так и не перерос. Плохой парень, хороший парень. Плохой должен умереть. Вдруг его глаза оживились. Он вытащил из сумки рацию. Поднес ее ко рту, другой рукой держась за кобуру.

Он сделал несколько стремительных шагов вперед. Выхватил рацию. Швырнул на землю. Рация разбилась.

— Проснись и пой! — закричал он. Сам не зная зачем.

Охранник попятился.

Он был больше. Крупнее многих. Стиснув зубы до боли в челюстях, он надвигался прямо на охранника. Тот пятился.

Позади раздался прерывистый гудок машины. Тихий. Вежливый. Он остановился и оглянулся через плечо. В другой стороне что-то загремело. Он повернул голову. Это охранник свалился на землю, споткнувшись о бордюр. Бетонный. О кромку. Он снова обернулся к машине. Цвета красного вина. Большая. Подъехала прямо к входу в здание. Из машины вышел мужчина в длинном темно-сером пальто. Такой же крупный, как он. Он нажал на кнопку, и все дверцы машины закрылись. Что-то пискнуло.

— Пропусти его, Томми, — сказал Мак. Подошел к двери. Вынул ключи. Открыл замок и вошел.

Охранник уже поднялся. Прошел мимо и тоже вошел в здание. У него были вопросы к Маку. Это не вызывало сомнений.

Теперь он и не знал, идти ли ему туда. Подъехала еще одна машина. Припарковалась. Вышла женщина. Улыбнулась ему. Легкая походка. Беззаботная. Может быть, секретарь в приемной. Она была из таких. Со всеми мила. Она придержала для него дверь, глазами приглашая проходить, и поздоровалась:

— Доброе утро.

— Доброе.

— Все никак не распогодится. — Она выжидающе смотрела на него, пока проходила за стойку. Там стояли два стола. Сняв пальто, она повесила его на вешалку. — Вы хотите видеть мистера Мердена?

Он не ответил. Только поглядел по сторонам.

— Вы, наверное, его брат или еще кто-то.

— Еще кто-то.

— Вы похожи.

— Это не его вина.

Женщина рассмеялась.

— Я сообщу ему, что вы пришли. — Она сняла трубку телефона. — Простите. Как вас зовут?

— Он знает, что я здесь, — ответил он, не желая называть своего имени.

Женщина заговорила в телефон:

— Мистер Мерден. Тут один господин хочет вас видеть. — Она прислушалась, глядя на него. На том конце принимали решение. Всегда нужно принимать решение. — Хорошо. — Она повесила трубку. — Можете подниматься. — Она указала глазами на дверь справа.

За дверью начиналась лестница. Прямо располагалось производственное помещение. Кабинет Мака находился наверху, откуда можно было за всем наблюдать.

Под конец лестницы он запыхался. Подошел к открытой двери. Кабинет Мака был не здесь. Здесь стояли только белые коробки. Маленькие и побольше. Полные шкафы коробок. Впереди виднелась вторая дверь. Слева тянулись окна. Внизу пока никого не было. Только станки. Потом он заметил движение. Один человек. Охранник. Дождавшись, пока сердце успокоится, он двинулся вперед. Приблизился ко второй двери. Послушал, как шелестят перекладываемые бумаги. И шагнул в открытый дверной проем. В кабинет. Мак смотрел на него. Сразу уставился. Но в его глазах сквозила пустота. Так или иначе. Он сидел за большим столом. Начальник. Он уже снял пальто. На столе порядок. Все аккуратно разложено. Бумаги ровной стопкой. Картинки и постеры очков на стенах заключены в рамочки. Идеально ровные. Ни волосок не выбивается из прически Мака.

— Чем могу быть полезен?

Будто он клиент. Он молча вздохнул. Глянул на машины внизу. Через стекло. Большое, широкое, открытое помещение. Люди делают вещи. Это их работа. Мак смотрел на него и ждал. Ждал ответа на свой вопрос. Это не просто разговор. Чем могу быть полезен?

— Да вот, просто стою и смотрю на станки. — Он бросил взгляд на Мака. Может быть, напрасно. Может быть, тот самый взгляд, который он слишком часто на него бросал.

Мак выпрямился в своем кресле. Он узнал этот взгляд, который ему не нравился. Взгляд до сих пор его задевал. Взрослого человека. Зрелого мужчину. Тридцать с лишком. Тридцать три. Сын отца-подростка. Мак начал постукивать ногтем по столу. Отбивать ритм. У него были чистые ногти.

Он вспомнил, как нажимал одну клавишу на рояле. В ту ночь у Рут. Нечто вроде этого. Под его взглядом Мак перестал стучать.

— Ты преуспеваешь, — заметил он.

— Да.

— Ты заслужил.

На этот раз Мак промолчал. Расслабился. Откинулся на спинку кресла. Снова забарабанил пальцем по столу. Пошевелил губами. Будто что-то обдумывал. Узел галстука под застегнутым на все пуговицы пиджаком был завязан идеально ровно. Он побрился. Почистил зубы щеткой и нитью. Прополоскал рот специальным раствором для рта. Подровнял брови. Удалил волосы в носу и ушах.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Мак с нажимом. С жесткостью.

Он посмотрел на Мака.

— Ничего.

— Теперь ты можешь поехать куда угодно. У тебя есть деньги. Можешь вдруг объявиться. Без приглашения.

Какое право? Какое право он имеет? Он, а не Мак. Он сглотнул. Снова глянул в окно.

— Ты купил дом для Джеки. — Эти слова прозвучали недобро. В них был дурной привкус и запах.

Он чувствовал себя отвратительно. Сердце давило в груди. На глаза наворачивались слезы. Он встряхнул головой. Посмотрел на свои руки. Стал безотчетно потирать пальцы. Для Джеки. И для Кэролин.

— Теперь, когда ты получил деньги, все должны тебя простить.

Он не ожидал, что все так выйдет. Он думал, они обнимутся. Смешно.

— Свои деньги я заработал.

Он взглянул на Мака. Он не заработал свои деньги. Просто взял их. Он не хотел их брать. Он взял деньги для них. Чтобы всем было хорошо. Лучше бы он порвал чек на клочки. Прямо в кабинете адвоката. Четырнадцать лет. Возьми свои деньги и убирайся. Проваливай. И обо всем забудь. Ты больше не бедный. Ты свободен. Может быть, мы ошиблись. Вот так мы расплачиваемся. Миллион долларов. Ты свободен. Пошел к черту. Мерзавец. Вот твои деньги.

— Ты разговаривал с Джеки.

— Я все время с ней разговариваю.

А он и не знал. Он был чужой. Человек, который их сделал.

— «Прости старика». — Мак подался вперед. Сцепил ладони на столе. Деловое совещание. Факты. — Это сказала Джеки. Она тебя почти простила. Ты постарел. Смягчился. А раньше был тиран. Власть и самолюбие. Теперь все в прошлом. Теперь ты старый. «Прости старика. Прости и забудь».

Он выглянул в окно. Зажглись огни. Появилось несколько человек. Приступали к работе.

— Никому ничего от тебя не надо.

Он повернулся и шагнул к двери.

— И что хуже всего — тебе больше нечего нам дать. У тебя ничего не осталось. Мы живем сами по себе. Сами! — Последнее слово Мак выкрикнул.

Охранник стоял внизу у лестницы. Стоял, задрав голову в своей шляпе. Слышал все, что было сказано. Смотрел на него. Плохой парень должен умереть.

Он прошел мимо. Не тронул его. Вышел в фойе. Женщина заулыбалась, но улыбка исчезла, когда она увидела его лицо. Он ни слова ей не сказал. Хотя должен был. Толкнул дверь двумя руками. Дверь была на пружинах. Поэтому и не хлопнула. Он вдыхал холодный солнечный воздух и знал, что его ненавидят.