Одно из преданий о пагоде Шведагон рассказывает, что Гаутама Будда еще при своей жизни, двадцать пять веков назад, подарил бирманцам восемь волосков со своей головы для постройки храма. Когда эти священные реликвии в корзине перевозили из Индии в Бирму, случайно открылась крышка и волоски взлетели на высоту семи пальм. Они испустили лучи разноцветных оттенков, которые заставили немого заговорить, глухого слышать, хромого ходить. Затем дождем посыпались бриллианты, золото и жемчуга, покрывая землю по колено. На этом месте и выросла пагода Шведагон.
Мы вспомнили об этой легенде, когда стояли у подножия рангунского холма и любовались красотой и величием буддийского храма. Его гигантский золотой конус, широкий в основании, постепенно суживался, заканчиваясь наверху зонтиком хти. Золотые колокольчики, увенчивающие конус, отзывались мелодичным переливом на малейшее дуновение ветра. Шведагон нередко называют пирамидой огня, неусыпно мерцающим чудом, золотым великолепием и т. п. Ежегодно тысячи паломников стекаются сюда со всех концов Бирмы, из Индии, Цейлона, Китая, Японии, стран Индокитайского полуострова.
В первое же воскресенье после нашего приезда мы со своими бирманскими друзьями направились в Шведагон.
С четырех сторон света к пагоде ведут широкие крытые галереи. Главным входом считаются южные ворота, находящиеся на улице Пагоды. Его сторожат две пары огромных каменных чинти — львов. Им бирманцы вверяют охрану своей важнейшей святыни.
У входа сняли обувь, затем начали подниматься крытой деревянной галереей по ступеням вверх. Камень приятно холодит босые ноги. Среди колонн галереи богомольцы отдыхают, покуривают чаруты. Здесь же продаются свечи, зонтики, бумажки с написанными молитвами, картинки, всевозможная галантерея, цветы.
В этот воскресный день, как обычно, в Шведагон направлялось много народу. Один поток босых людей направлялся вверх, другой — катился навстречу. Слышалось журчание приглушенных голосов, шуршание жесткого коробящегося шелка праздничных лонджи. Воздух был напитан ароматом цветов и запахом сандалового дерева. Доносился задумчивый звук гонга.
Вскоре мы оказались на большой, выложенной известковыми плитами площади. По ее краям стояли пагоды и часовни. Они четко выделялись на фоне синего неба и кокосовых пальм: одни — словно белоснежные головки сахара, другие — будто золотые колокола. Часовни сверху донизу были украшены искусной и тонкой резьбой. То там, то здесь виднелись разнокалиберные скульптуры Будды из камня и меди. Он был изображен s известных позах: лежащим или сидящим со скрещенными ногами и различным положением рук.
В самом центре, опоясанный кольцом из небольших пагод, поднимался гигантский конус сверкающего металла. Это главная пагода. Она покоится на квадратном каменном цоколе и представляет собой суживающееся кверху сооружение высотой более ста метров. Она увенчана роскошным зонтом хти и золотым шаром сейнбу, который инкрустирован алмазами и рубинами. Построена пагода из кирпичей, а вся колоколообразная поверхность ее от самого основания до зонта хти выложена листами золота. Днем пагода сверкает на солнце, ночью подсвечивается ожерельем из электрических лампочек.
Короли, зажиточные люди Бирмы делали дорогие подарки для украшения Шведагона. Ценности, которые у других богачей запрятаны в подземельях, в стальных тайниках под семью замками, здесь щедро рассыпаны под солнцем, чтобы удивлять человечество.
Вокруг сверкающей пирамиды ходят люди, веселые и благочестивые. Многие из них молятся в одиночку или группами, в храмах или на открытой площадке, устремив взгляд на слепящий конус пагоды. Одни делают это очень поэтично, протянув к Будде руки, в которых держат цветы в знак очищения от греховных помыслов, и подолгу сидят молча; другие, стоя на коленях перед изваяниями Будды и отбивая низкие поклоны, что-то шепчут; третьи выкладывают рис или цветы, а затем, купив воды у снующих здесь же водоносов, поливают фигурки своего учителя; четвертые зажигают новые свечи вместо потухших; пятые толстой деревянной битой ударяют в гонг или колокол, а затем в землю под ним, чтобы привлечь внимание духов земли и неба к своим молитвам.
Многие, утомившись от религиозных обрядов, отдыхают в сторонке, расположившись на прохладном каменном полу. Некоторые, свернувшись калачиком, спят. Другие разложили судки с пищей и закусывают. Ползают детишки, снуют облезлые собаки, просительно засматривая в глаза жующих людей. Веселый детский смех звонко бьется о каменные громады. Даже удивительно, как здесь, в узких нишах, могут часами сидеть монахи, будто стремясь уподобиться каменной неподвижности изображения Будды.
Здесь не чувствуешь, что находишься в строгом храме, не ощущаешь неловкой связанности и благоговейного трепета, не давят на тебя массивные стены, тревожный полумрак и тяжелые перекрытия, т. е. здесь нет всех тех присущих другим религиям внешних атрибутов, внушающих человеку страх и подавляющих его волю. Над головой— ослепительное солнце и бездонное синее небо, вокруг— красивые благоухающие цветы и пестрые праздничные одежды людей, стройные кокосовые пальмы и разлапистые в копне зеленой листвы могучие деревья. Господствуют четыре основных тона: снежно-белый, малиновый, золотой и голубой. Здесь можно смеяться, разговаривать и даже есть. Тень часовен не отпугивает. Многочисленные Будды обезоруживают своей простотой и доступностью.
В каждом селении Бирмы есть монастырь, почти каждый холм венчает пагода. Золотистые, белые и темные, почерневшие от времени — кто их сочтет? Не случайно Бирму называют «страной золотых пагод». Днем солнце играет на их шпилях, ночью некоторые из них подсвечиваются электрическими лампочками. Большинство буддистов и дома имеют своеобразный алтарь с миниатюрными изображениями Будды и пагоды. Подобными алтарями некоторые водители автобусов и грузовиков украшают свои кабины.
В 1952 году в Бирме была построена большая Пагода мира, а через два года рядом появилась огромная искусственная пещера Будды. Ее построили специально для проведения VI Всемирного буддийского собора. А сравнительно недавно на севере Бирмы вырос новый грандиозный храм Мохин-пагода. 80 лет собирали средства на ее постройку, много людей трудилось над ней, создав сооружение, почти не уступающее знаменитой Шведагон-пагоде.
В одно из своих посещений пещеры Будды я обратил внимание на узкие из бетона ниши, сделанные примерно на уровне второго этажа с внешней стороны главного зала. В полумраке едва различалась фигура человека в желтой одежде. Он сидел в тесном бетонном ящике, скрестив ноги и положив руки на колени. Перед ним на цементном полу стояла лишь плошка воды. Это был уже немолодой монах, глаза его были опущены долу, лицо с сухими чертами аскета окаменело. Проходивший мимо священнослужитель охотно сообщил мне, что монах дал обет провести в таком положении самосозерцания одну неделю без приема пищи и уже пошли четвертые сутки его испытания. Подобные обеты часто берут на себя буддийские монахи, чтобы скорее достигнуть совершенства по примеру своего учителя Будды.
Среди пестрого красочного разнообразия одежд, которые так переливаются на солнечных улицах бирманских городов, часто можно встретить однотонную одежду буддийского монаха — «желтое одеяние нищеты». Она окрашена растительной краской. Носят ее на манер римской тоги — правая рука и плечо обнажены.
С первыми проблесками зари монахи бредут молчаливой вереницей с круглой чашей в руках от дома к дому. Их встречают женщины и кладут в чаши пригоршни риса, овощи, рыбу, но никто не дает денег — монахам запрещается притрагиваться к деньгам. Они никого не просят, никого не благодарят за подаяние, ибо у бирманских буддистов принято считать, что каждый оказывающий милость или помощь другому делает это ради своего спасения.
Возвратившись в монастырь, монахи насыщаются собранной пищей, и после 12 часов дня и до следующего утра им уже нельзя даже думать о еде. Остальное время дня они проводят в чтении религиозных книг, размышлениях и самосозерцании.
Некоторые монахи занимаются также воспитанием детей. В Бирме вошло в обычай помещать мальчиков в возрасте пяти — семи лет в монастырь для обучения канонам Будды и грамоте. Этим объясняется тот факт, что почти все мужское население Бирмы грамотно. Среди женщин грамотность гораздо ниже.
Религиозные уставы требуют, чтобы монахи — понджи — вели очень простую и строгую жизнь, соблюдали обет бедности и безбрачия. Буддийские монахи не являются священнослужителями в нашем смысле слова. Они действуют на народ только личным примером. В монастыре обычно проживает до 20 монахов во главе со старшим монахом — сайядо — и несколько послушников-мальчиков в возрасте от 12 до 20 лет.
Каждый мужчина-буддист Бирмы должен известное время, не менее трех недель, побыть в монахах. По буддийским законам только после ношения монашеской тоги можно приобрести право называться человеком и получить возможность подняться на высшую ступень буддийской лестницы перевоплощения.
С детства ребенку внушают, что Будду и монаха он должен глубоко уважать. Можно часто увидеть, как монаху уступают дорогу на базаре или место в автобусе, как у монаха испрашивают благословения просто одетые люди. Настоятель монастыря считается религиозным главой местных крестьян.
Армия монахов значительна, ее численность определяется в 200 тысяч человек. Буддийское монашество активно поддерживает проводимую правительством политику нейтралитета и мирного сосуществования. Бирманские монахи неоднократно принимали участие в международных конференциях и съездах, проводимых Всемирным Советом Мира.
Буддийских монахов, которые, казалось, целиком посвятили себя служению «просветленному», часто можно видеть в кинотеатрах или встретить на футбольном матче, где они так же бурно «болеют», как и миряне.
Рядом с пагодами и монастырями, символизирующими отрешенность от реальной действительности, нередко устраиваются веселые народные гулянья и ярмарки с эстрадными представлениями, спортивными состязаниями, песнями, танцами.
В Бирме много различных праздников. Связанные с историей или религиозной жизнью страны, они самобытны и хороши каждый по-своему. В них много доброго чувства к человеку, к природе. Многие праздники отмечаются всей страной как большие торжественные дни, например: День крестьян — 1 января, День независимости — 4 января, День объединения народов Бирмы — 12 февраля, Первое мая, День павших героев — 19 июля (в этот день в 1947 году от руки наемников империализма погибли национальные герои Бирмы — генерал Аунг Сан и его ближайшие помощники).
Большое впечатление производит старинный праздник огня в октябре. Он наступает с заходом солнца и длится всю ночь. Каждое жилище бирманца — простая ли хижина или богатый особняк — украшено горящими свечами, бумажными фонариками или керосиновыми лампами. Все эти светильники висят у входа или опоясывают весь дом. Молодежь зажигает огромные костры, пускает в небо ракеты, фейерверк, зажигает бенгальские огни, и в ночи играют веселые разноцветные сполохи. Люди запасаются продающимися всюду шариками, которые взрываются от удара о землю. И всю ночь слышатся взрывы петард, треск хлопушек и шариков, а под их аккомпанемент и неверный бегающий свет огней звучат песни и смех, идут танцы, люди веселятся.
Самый веселый и любимый народом праздник воды Тинджан. Он приходится на середину апреля, в период встречи Нового года, и продолжается четыре-пять дней.
Праздник начинается после полудня, когда, согласно легенде, мифический герой Тинджамин нисходит на землю верхом на крылатом коне с чашей, наполненной водой, чтобы благословить своим присутствием водный фестиваль. Чаша с водой — символ мира и счастья на земле, символ хороших дождей и обильного урожая в новом году.
Однако неофициальное открытие праздника происходит раньше. Дети с первыми лучами солнца высыпают на улицу. Обнаженные до пояса, вооруженные водяными ружьями и пистолетами, велосипедными насосами и консервными банками, они располагаются маленькими стайками вдоль тротуаров и приступают к своему увлекательному занятию. Они не пропускают ни одной машины, ни одного прохожего, не освежив доброй порцией воды. После полудня и взрослые начинают, шутя и смеясь, обливать друг друга.
Обливание прохладной водой в эти дни — знак уважения и доброжелательности. Юноши обливают ароматной водой девушек, молодежь — стариков. Люди хотят как бы смыть все заботы и горести Старого года и начать новую, более счастливую жизнь в новом наступающем году. Поэтому с такой неподдельной радостью все от мала до велика плещут водой друг на друга дома и на улице.
В каждом квартале города сооружаются легкие навесы и подмостки, украшенные пальмовыми и банановыми листьями, ветками пахучих новогодних цветов падаук. С утра до позднего вечера по улицам разъезжают карнавальные колесницы (грузовики), искусно преображенные в павлина или дракона, голубя или крокодила, лодку или повозку. Они переполнены нарядно одетыми парнями и девушками, которые декламируют стихи и поют песни, танцуют и разыгрывают веселые сцецки и пантомимы, выкрикивают новогодние пожелания.
Происходит соревнование на лучшее украшение повозки, на лучшие танцы, песни, декламацию.
Даже иностранец не может удержаться от соблазна и остаться в стороне от всеобщей потехи. Я не раз принимал участие в веселом празднике. Так и на этот раз, наняв открытый джип, поставив на него бочку с водой и нарядившись соответствующим образом, мы с друзьями отправились в вояж по Рангуну. Не успел наш джип проехать и сотни метров, как вдруг в лицо ударила сильная струя из садового шланга, на голову низверглись потоки воды, машина стала. Нечем дышать — и в рот, и в нос забивается вода. Закрываешь лицо полотенцем от назойливых струй, сгибаешься в три погибели и лишь тогда успеваешь сделать судорожный вдох.
Но вот машину отпустили. Выше голову, полотенце опять на шею, кружку с водой в руки, чтобы отплатить своим «противникам», но, увы!., джип уже отъехал на недосягаемое расстояние, да и они не обращают на нас никакого внимания, всецело поглощенные обработкой новой «жертвы».
К очередной группе водообливальщиков подъезжаешь теперь более подготовленным и воинственно настроенным. И правда, вначале удается кого-то облить, в кого-то метко плеснуть водой, но силы слишком неравны: нас четверо, а там с земли в сорок рук из брандспойтов, банок и ведер, насосов и водяных ружей безостановочно и с разных направлений обрушивают воду на джип и его пассажиров. Приходится опять переходить к обороне.
Та же самая история повторяется у следующих пунктов водообливания. Последние располагаются вдоль главных улиц города довольно часто, так что одежда не успевает просыхать под палящим сверху солнцем.
Царящий повсюду дух жизнерадостности, веселые водные баталии способны расшевелить самого задубевшего человека. По улицам группами и в одиночку гуляют празднично одетые люди с сосудами в руках и обрызгивают водой всех встречных, после чего происходит обмен учтивым «Тезу тембаре» (благодарю). Иногда очаровательная бирманка с обязательными в такие дни цветами в волосах приветствует вас серебряной чашей с водой: «Можно ли поздравить с праздником?» — «Пожалуйста», — отвечаете вы, ожидая нескольких капель на спину. Но вместо этого красавица окатывает вас с головы до ног, и, если вы удивитесь, она лукаво извинится: «Простите, пожалуйста, чаша опрокинулась».
В первый день бирманского нового года обливание водой, как по мановению жезла, прекращается. Веселье и шум сменяются торжественной тишиной и покоем. С утра народ в лучших своих одеждах чинно направляется в пагоды и монастыри. У многих в руках причудливые буддийские зонтики, серебряные чаши — в этот день происходит обливание водой статуй Будды.
В праздник воды имеет место еще один интересный обряд. Своим происхождением он обязан первой заповеди буддизма «не убий» и заключается в том, что люди спасают обреченных на гибель животных. В Рангуне, например, этот обряд совершался довольно просто: люди покупают на рынке живую рыбу или вскладчину приобретают на бойне быка и в торжественной обстановке отпускают на волю.
Бирманцы умеют работать, умеют и искренне веселиться. В Бирме во время народных гуляний раскрывается душа народа, с особой яркостью проявляются своеобразные черты бирманского характера: умение пошутить и посмеяться, добродушие и коллективизм, природный такт и горячий темперамент, уйма энергии и выдумки.
В октябре с началом полнолуния в Мейтхиле отмечался праздник пагоды. Он продолжался целую неделю. В город со всех окрестных деревень съезжались крестьяне. На улицах тихого сонного городка стало тесно и оживленно. Мейтхила словно превратилась в беспокойный шумный лагерь степных кочевников. Всюду крестьянские арбы на высоких колесах, задумчивые волы, жующие бесконечную жвачку, под арбами качаются подвешенные на осях люльки с младенцами, в тени прикорнули фигурки взрослых и детей, уставших от множества впечатлений. Кругом дымят костры, бродят торговцы съестным и коробейники, предлагая свой немудреный товар: стеклянные бусы и бумажные ленты, медные кольца и браслеты, пряники и закуски, фрукты и леденцы.
На Мейтхильском озере происходили лодочные гонки на длинных каноэ — лаунгах, выдолбленных из целого ствола дерева. В каждом лаунге прямо на дне сидело по два десятка полуобнаженных молодцов, в руках у них весла-лопатки, украшенные красивой резьбой. Раздается глухой звук гонга — и четверка лаунгов красиво стартует. Лодки набирают скорость, и Вот одна все больше выдвигается вперед. Гребцы работают веслами в бешеном темпе, вокруг лаунгов кипит вода. Наконец удар гонга на дальнем конце озера возвещает об окончании заезда.
Проводились соревнования и по чннлону. Это одна из самых любимых игр бирманцев. На улицах, у домов можно всегда увидеть кружок из шести — восьми человек, часами занятых этой требующей большой ловкости игрой. Она заключается в том, что играющие не дают коснуться земли легкому, плетенному из бамбука мячу чинлону, подбрасывая его в воздух слабыми ударами ног, плеч и других частей тела (кроме рук до локтя). Каждый игрок стремится сделать наиболее ловкий, замысловатый удар по мячу. Среди бирманских юношей много настоящих виртуозов чинлона.
Вечером я с бирманским другом У Мья Со пришел на большую площадь, где давалось представление «пве». Театр размещался в помещении, сложенном из плетеных бамбуковых матов. Зрители расселись прямо на циновках, разостланных на земле, лицом к возвышавшейся в конце зала платформе. Ровно в девять часов заиграл оркестр, занавес раздвинулся и началось «пве».
Первыми на подмостках появились два клоуна. Их ужимки, жестикуляция и проделки были уморительными, хотя я ни слова не понимал из их диалога. Затем вышла актриса, тонкая, затянутая в узкие, блестящие позолотой одежды, с неподвижным, как у маски, лицом. Она стала танцевать, напевая тоненьким голоском какую-то песенку. И в течение всего танца ей приходилось постоянно отбрасывать путавшиеся в ногах длинную юбку и шлейф своей одежды — обязательный и трудный элемент, входящий в формальные па бирманского танца. Она изображала принцессу. Иногда к ней присоединялись клоуны, передразнивая актрису. Главными героями «пве» были принц, принцесса, два клоуна, второстепенные персонажи — злые и добрые духи.
Представление состояло из пения, танцев и диалогов, перемежающихся проделками клоунов. Наиболее трудная роль была у принцессы, поэтому ее исполняли две танцовщицы. Они часами не сходили со сцены, исполняя поочередно один танец за другим. Закончив часть танца, принцесса неожиданно садилась на корточки спиной к публике, подрисовывала лицо, пила чай или припадала с жадностью к любимой чаруте. Другие актеры также между выходами стояли в сторонке, здесь же подкреплялись и делали перекур.
Любопытную картину представляла аудитория. Сюда собрались люди всех возрастов в своих лучших одеждах. Посмотреть «пве» пришли целыми семьями, многие принесли с собой даже еду. Устраивались на циновках основательно, по-домашнему. Некоторые уже успели проголодаться и, разложив провизию перед собой, с аппетитом кушали. Кучками сидели на корточках дряхлые старики с огромными сигарами в зубах, в другом углу голые ребятишки сучили ножками на коленях у своих разодетых мамаш, занятых пересудами. Другие устали, притомились и, свернувшись калачиком, вероятно, уже видели сладкие сны. Разумеется, они договорились с соседями, чтобы их разбудили, когда будет особенно интересная сцена.
Зрители живо реагируют на все перипетии представления, сопровождают их смехом и восклицаниями, вслух выражают свой восторг или негодование. Они готовы сидеть до зари. Между прочим, «пве» действительно окончилось только в шесть утра. Бирманский концерт длится обычно 11–12 часов, а иногда два-три дня, и зрители с увлечением отдаются представлению, забывая о доме…
А действие идет своим чередом. Падают одинокие удары тамтамов, свистит флейта, точно птица в лесу; торопливо, захлебываясь, спешит выговориться саинг-ваинг; льется вольная лиричная песня. Переливается, булькает, спотыкается, ходит волнами и вдруг разбивается сверкающими брызгами странная нежная мелодия. Она полна необъяснимого очарования и волнующего трепета, словно рассказывает чудесную сказку далекого детства о феях и принцах.
Столь фантастическую музыку создавал оркестр, состоявший в большинстве из ударных инструментов. В нем было семь человек: один пощипывал струны, другой бил пальцами по маленьким барабанчикам, третий свистел на флейте, двое играли на гонгах, тарелках и большом барабане; остальные двое мерно похлопывали половинками бамбуковых стволов, словно били в ладоши, глубоко и сильно.
Бирманские музыканты играют без нот, импровизируют. Музыку на. ноты, как объяснили мне потом в Рангунской радиостудии, стали записывать в Бирме всего несколько лет назад.
В «пве» исполняются классические танцы. Их два вида: первый — сложные ритмические движения, которые построены на прекрасной технике сольного, индивидуального исполнения; второй — танцевальная драма с определенным сюжетом. Этот последний вид обычно является парным танцем, но может быть и групповым. Его исполнители — мужчина и женщина — в танце, сопровождаемом пением, выражают верность и чистоту своих чувств. Бирманские танцы отличаются четким ритмом. Многочисленные па следуют каскадом, каждое из них закончено и отточено до предела. В танце участвуют руки, пальцы, ноги, корпус, глаза, голова. Лицо освещается белозубой широкой улыбкой. Поистине танцору нужна большая тренировка, чтобы выработать такую акробатическую гибкость и ловкость. А сложный ритм требует тонкого музыкального слуха; кроме того, танцовщица должна иметь голос, так как танцы часто сопровождаются пением. Не случайно танцам в Бирме начинают учить с четырехлетнего возраста.
Широко распространены в Бирме народные танцы. Для бирманца танцы так же естественны, как смех. Без них не обходится ни один праздник. Их главное содержание — сцены трудовой жизни, высокие душевные порывы, религиозные сюжеты. Очень популярен, например, танец риса. В нем изображены все трудовые процессы, связанные с возделыванием этого хлеба Азии. Завершается этот хореографический этюд радостным праздником урожая. Народные танцы чаще всего исполняются группами в несколько человек, это массовые хореографические сцены. Нередко танцор ведет соло на фоне группы товарищей, подбадривающих его куплетами, выкриками и хлопками в ладоши.
В Бирме нет постоянных театров в нашем понимании. Представления дают актеры бродячих трупп. Спектакли «пве» обычно устраиваются в дни народных гуляний и праздников. В переводе на русский язык «пве» означает представление. Во времена бирманских королей это была музыкально-танцевальная драма с определенным сюжетом. Теперь «пве» больше походит на концерт, программа которого состоит из различных номеров: танцев, скетчей, юморесок, пения и одного-двух отрывков из старинных пьес. Другим видом бирманского спектакля является «зат» — музыкальная драма с законченным сюжетом, в основу которого положена легенда или буддийская притча.
Бирманцы тонко чувствуют прелесть танца и отдаются ему всей душой. Их ладные, подтянутые, стройные фигуры как бы созданы для балета, а врожденные мягкие манеры, умение держаться на людях, спокойная уверенность движений, гордая свободная походка еще больше подчеркивают это впечатление.
Свою страсть к танцам и песне, к простым радостям и развлечениям бирманцы объясняют такой притчей. Будто бы во время оно бог распределял занятия и профессии между народами. Когда эта миссия была завершена, он вдруг услышал вдали музыку и песни. «Кто это там развлекается?» — спросил бог. «Это бирманцы», — ответили ему. «Ну и пусть это будет их основным занятием», — решил тогда бог.
Конечно, это шутка. Бирманцы сами не прочь подтрунить над своими такими наклонностями. Они любят хорошую шутку, их никогда не покидает чувство юмора. На лице бирманца вы гораздо чаще увидите улыбку, нежели суровость, здесь чаще услышишь смех, чем горькие стенания. Не случайно Бирму называют улыбающейся страной или страной тысяч улыбок.
С группой наших специалистов мне довелось прожить в городе Мейтхиле более полугода. Это типичный бирманский городок в Центральной Бирме. Стоит город на шоссе Рангун — Мандалай, насчитывает примерно десять тысяч жителей. В городе два кинотеатра, учительский колледж, одна средняя и несколько начальных школ.
Крестьяне из окрестных деревень привозят на местный базар плоды своего труда, собираются на свои праздники. Здесь коренная Бирма, где Запад напоминает о себе лишь своими кинофильмами, особенно по воскресеньям, когда рекламный автобус широкоэкранного кинотеатра гремит по тихим, задумчивым улицам городка.
Мейтхила раскинулась на берегу большого искусственного озера; гостиница, в которой мы жили, была обращена фасадом на это озеро. И мы постоянно слышали скрип водовозок, тащимых ленивыми буйволами и развозивших отсюда воду всему городу. Вот к озеру подошла молодая бирманка, неся на коромысле два жестяных бидона из-под керосина. Зачерпнула воды и отошла за дорогу, опоясывающую озеро. Распустив длинные черные волосы, она стала окатываться водой, не снимая пестрого лонджи. Освежившись, женщина сменила мокрое лонджи, наполнила бидоны и, не обращая внимания на прохожих, направилась к одному из ближайших домиков.
Каменные дома в Мейтхиле наперечет. Вдоль улиц правильными рядами стоят плетеные небольшие хижины вперемежку с редкими деревянными домиками. Если пагоды строят на века, фундаментально, то жилища самих создателей этих златокаменных громад скромны и непритязательны на вид. Пол сделан из расщепленного бамбука, крыша сплетена из пальмовых листьев. Окна без рам закрываются плетеными ставнями, а у некоторых домиков даже нет окон. Достаточно и того солнечного света, что проникает сквозь щели. Сторона, обращенная к улице, всегда открыта, и вся внутренность дома как на ладони. Обстановка столь же неприхотлива: плетенные из бамбука циновки обычно заменяют всю мебель. Вода стоит в углу в больших глиняных кувшинах. Вдоль стен сундуки с одеждой, на них пара светильников. Вот и все убранство жилища простого бирманца.
Дома у бирманца вы всегда увидите гекко — небольшую подвижную ящерицу. Это ночное животное весьма охотно селится в жилище человека. С наступлением ночи они извещают о своем появлении громким криком «гек» или «чик». Охотятся они всю ночь на мух, комаров, пауков, жуков, гусениц и т. п., ползая по отвесным стенам и потолку с удивительным проворством и ловкостью. Гекко словно специально созданы для того, чтобы облегчить человеку существование в тропиках, чтобы помочь ему избавиться от назойливых насекомых— мух, комаров, москитов. Мы часто любовались их рвением в охоте за насекомыми, их беготней, их веселой возней и игрой в догонялки по потолку и стенам комнаты, после которой многие теряли хвост.
Вначале нам не особенно приятны были такие жильцы, особенно когда гекко шлепались сверху прямо на уставленный едой стол или сваливались на тебя в постель. Но потом — великое дело привычка! — мы так привыкли к ним, что без них в квартире было просто скучно и неуютно. Вечерами на мой стол приходили два маленьких гекко. Они располагались у настольной лампы и, поблескивая круглыми глазками, устраивали себе настоящее пиршество из слетавшихся на свет лампы насекомых. Иногда я не работал за столом, но они все равно в определенное время прибегали на излюбленное место и напоминали о себе явственным: «чик… чик…».
Домики городка стоят на сваях метровой высоты — мера предосторожности против змей, наводнений и сырости. Под домом между сваями ютится домашняя живность: свиньи, куры, собаки, там же хранятся и земледельческие орудия.
Бирманцы очень дорожат родственными чувствами, ценят товарищество, все относятся друг к другу как старые знакомые. «Брат» или «тетя» — вот обычные слова, принятые в обращении между бирманцами. Сосед наравне с главой семьи пользуется привилегией быть в курсе всех дел семьи и давать советы. В делах одной семьи может принять участие вся деревня или квартал, если это происходит в городе. Семья, отмечающая свой праздник, обычно посылает всем соседям квартала традиционные пирожки, сладости, фрукты. В дни общих национальных праздников соседи угощают друг друга печеньем.
На улице города часто встретишь шумную веселую процессию во главе с разряженным нарумяненным мальчиком. Его возят на джипе или верхом на пони под золоченым зонтиком. Мальчика отправляют в монастырь. В этой церемонии принимают участие все соседи, а в деревне — все ее жители. Для девочек в семилетием возрасте устраивается такая же веселая церемония прокалывания ушей для того, чтобы надеть сережки.
Я часто удивлялся поразительной склонности бирманцев к благотворительности. И все делается совершенно добровольно, все дается от чистого сердца. В Бирме не благодарят за подарок или услугу. Благодарным в первую очередь должен быть тот, у кого принимают дар и тем самым дают ему возможность сделать доброе дело.
Бирманцы всегда готовы прийти на помощь человеку в беде.
Простой бирманец привык довольствоваться самым необходимым: несколько пар легкой одежды, циновка, подушка, простой домик да несколько ложек риса с зеленью. В стране очень мало крупных богачей, но и нет таких бедняков, которые не могли бы добыть необходимое количество пищи и сделать себе жилье.
Где бы мне ни приходилось бывать, я везде чувствовал необыкновенное гостеприимство. И действительно, обычай гостеприимства в Бирме, особенно в провинциальных городах и селах, настолько широк и свят, что каждый местный житель держит лишнюю циновку или кровать для возможного гостя. Далеко в дремучем лесу, в горах и на равнинах, где-нибудь у дороги вы можете найти домик для отдыха случайного путника, построенный кем-нибудь из тех, кто вспомнил о своем неизвестном товарище-путешественнике.
Унижения и тяготы колониального рабства не сломили гордый дух бирманцев. В них живет чувство большого человеческого достоинства, которое счастливо сочетается с еще большей скромностью. Они не навязчивы, сдержанны, предупредительны, общительны и благодушны. За их вкрадчивыми мягкими манерами скрывается не хитрость лисицы, а доброжелательность друга. Когда разговариваешь с бирманцем, его лицо как бы изнутри освещается приветливой тихой улыбкой, это на редкость приятный, симпатичный собеседник.
Но, если нужно, бирманец грудью встретит опасность. Мне показывали полуразрушенную пагоду в районе Мейтхилы — молчаливую свидетельницу героизма народа. После того как пала столица Мандалай, английские войска рассыпались по стране для «умиротворения» продолжавших сражаться бирманцев. Англичане подошли к пагоде, которую занимала группа патриотов в 80 человек. Командиром у них был Тети. Завязался неравный бой. Скоро силы повстанцев, вооруженных кремневыми ружьями, пиками и камнями, стали ослабевать. Но никто не помышлял о сдаче врагу. И вот когда почти все патриоты погибли и не осталось патронов, Тети поднялся во весь рост. Он прислонился спиной к стене пагоды, отрывал куски штукатурки, обдирая ногти, и бросал их в солдат. Он не хотел сдаться врагам и был поднят па штыки. Таких героев было очень много. Они бились до последнего, смотрели смерти в лицо, защищая родину.
Храбрецов Бирме не занимать. Отвага и мужество — отличительная черта бирманцев. Мы уже знакомы с ними, бесстрашными охотниками, выходящими на тигра с бамбуковой пикой. Они переплывают безбоязненно широкую Иравади на своих утлых челноках. Но они никогда не делают культа из храбрости.
Бирманцы ревниво соблюдают свои старинные обычаи. В их быте много патриархального, большое место отводится религии. Каждый праздник разодетые в лучшие одежды многие всем семейством направляются в пагоду и проводят там несколько часов. Четыре раза в месяц буддисты соблюдают пост с его заповедями: не убивай, не развлекайся, не принимай пищу после 12 часов дня и т. д. По-прежнему бирманцы носят лонджи, неудобную, но очень подходящую для тропиков одежду, кушают любимое кари, рано встают и рано ложатся спать. Новые веяния Запада проявляются большей частью внешне и в крупных городах. У многих на руке часы, в нагрудном кармане сорочки авторучка, глаза защищены черными очками. В домах стоят радиоприемники. Горят лампы дневного света, на стенах висят красочные календари. Зажиточные люди стремятся к большему комфорту: покупают автомашины и холодильники. Но вместе с тем в среду «золотой молодежи» проникают увлечения западными танцами, детективными романами и гангстерскими фильмами.
В обычае у бирманцев приглашать к себе в гости монахов в знак уважения к их святому сану. Это называется сончей. Дом прибирается, украшается цветами, готовят любимые бирманские кушанья: хинджо — рыбный суп, тосайя — зеленые и вареные овощи и, конечно, неизменное кари. У входа монахи снимают шлепанцы и встречающие их юноши вытирают им ноги. Затем монахи рассаживаются за низенькими столиками и с минуту сидят в молчании, склонив голову, только после этого они принимаются за еду. У понджи существуют строгие правила приема пищи: запрещено рвать зубами или ломать руками пищу, ни одна рисинка не должна упасть с пальцев в тарелку, нужно довольствоваться лишь тем, что поставлено перед тобой, нельзя разговаривать. На десерт подаются фрукты, несладкий чай, сладкий кофе и бетель. После трапезы все складывают перед грудью ладони, склоняют головы и повторяют за понджи пять заповедей «правильной жизни». В заключение церемонии монах благословляет дом.
Свидания между молодыми людьми и случайные знакомства здесь не приняты. Девушка в возрасте 16–17 лет уже не ходит одна, а обычно в сопровождении сестры, брата или тетушки. Однако молодые люди вступают в брак по любви. Юноша может познакомиться с девушкой у нее дома, но в деревне жених часто обращается к приглянувшейся ему девице непосредственно, и она может отказать ему или условно согласиться, угостив его чарутой, которую в таком случае попробует первая. (Между прочим, бирманцы не целуются, а лишь соприкасаются губами и носами — вдыхают воздух друг друга.) При вступлении в брак молодым следует получить одобрение родителей или старших по возрасту соседей, в деревне требуется еще и санкция старосты.
Удивительным влиянием обладает женщина в Бирме. Она здесь никак не подходит под понятие слабого пола. Где только ее не встретишь: она — директор чайной фабрики в Мандалае, заведующая ткацким училищем, руководитель учреждения в Рангуне, она же помещица и домовладелица, хозяйка кинотеатра и основатель деловой фирмы. Женщину увидишь сажающей рис и убирающей урожай, ткачихой на фабрике.
Среди бирманских женщин есть много любителей игры в футбол. В ряде городов существуют женские футбольные коллективы, и там мужскому полу приходится несладко. Однажды мастерицы мяча Яметина вызвали на матч мужскую команду города, твердо объявив о своей уверенности в победе. И мужчины не приняли вызова, спасовали, опасаясь проиграть и опозориться на всю страну.
В автобусе женщине непременно уступают место, будь она старая или молодая. В семье женский голос часто бывает решающим. Можно понять бирманцев, когда они шутят в газетном фельетоне: «Спасите нас, мужчин, от женщин!»
В Бирме равноправие женщин достигнуто не борьбой, а сложилось в ходе исторического развития, войдя в плоть и кровь народа. В прошлом женщины часто наравне с мужчинами садились на коней и отправлялись в боевой поход. В народе ходит много преданий о местных Жаннах д’Арк, командовавших отрядами воинов.
Миловидные и жизнерадостные бирманские женщины одеваются в яркие цветные юбки — саронги или тамейн и нейлоновые или хлопчатобумажные кофточки. И у каждой в черных как смоль волосах цветок. Они держатся уверенно и непринужденно, ходят горделивой походкой и голову носят высоко. Бирманка пудрит обычно лицо пудрой таннака из тертого дерева, которая предохраняет кожу от загара и делает ее более белой.
Деловитость не мешает бирманке управляться и с материнскими обязанностями. В Бирме редко услышишь детский плач. Матери много возятся с детьми, таская их повсюду с собой верхом на бедре. Дети с малых лет приучаются помогать родителям и по дому, и на работе. На базаре часто можно видеть девочек 7–8 лет, сидящих рядом с мамой и приобретающих навыки в торговом ремесле.
Однако вы можете наблюдать и другую картину. Вот по улице идет семья, впереди шествует муж, сзади — жена. Считается позорным для мужчины коснуться женщины на виду у других, не принято здороваться с женщиной за руку. На обычных вечеринках или праздничных обедах женщины держатся отдельной группой. За обедом в первую очередь кормят мужчин, а затем едят женщины. Женщинам не разрешен допуск на верхние террасы пагоды.
Коротко хотелось бы коснуться еще одной особенности бирманского быта. Бирманцы вкладывают определенное значение в свои имена, которые обычно состоят из 3–4 слогов. По первому слогу можно узнать возраст человека. В обращении к молодым людям до 20-летнего возраста употребляют слово-приставку «маунг» для юноши и «ма» — для девушки. Однако обе эти приставки могут входить в имена людей и более старшего возраста.
Более широкое употребление имеют слова-приставки «ко» (старший брат) и «у» (господин). «Ко» служит при обращении между хорошими знакомыми и друзьями или людьми одинакового возраста и общественного положения; «у» — обращение младших к старшим, уважаемым лицам. Однако никто, какой бы пост он ни занимал, из элементарной скромности не называет себя с приставкой «у». Для женщин аналогичным титулом служит «до».
К офицерам армии или тем, кто отличился в борьбе за независимость страны, обращаются с титулом «бо». Приставку «такин» употребляют в своем имени те, кто принимал активное участие в прогрессивном движении такинов в годы колониального гнета. Слово «сайя» употребляется перед именами врача и учителя.
Детям подбирают такие имена, которые отражали бы желаемые качества их характера, внешности, положения в жизни. Так, например, «ну» — нежный, обходительный, а «хтин-аунг» — выдающийся и преуспевающий, «не вин» означает — лучезарное солнце.
В Бирме имя родителей не передается детям. Когда бирманца преследуют неудачи или болезни, он зачастую меняет свое имя на более счастливое.