Элизабет по наивности своей решила, что Габриэль уже ушел Она надела одно из своих простеньких, невзрачных платьев и собрала волосы на шее, позволив им рассыпаться по спине. В своей новой спальне она не нашла ни одной шпильки, и у нее было не так уж много сил, чтобы подниматься за ними наверх. Вдобавок голова у нее еще слегка пульсировала от боли — стяни она волосы потуже, и ей стало бы только хуже.
Туфли ей также найти не удалось, однако она чувствовала себя вполне комфортно и в одних чулках. Старенькая шаль, которую Лиззи накинула на плечи, оказалась очень мягкой и теплой.
Наконец, в поисках еды и компании, она начала спускаться по черной лестнице.
Первым, на кого она наткнулась, был Габриэль, по-хозяйски расположившийся посреди опустевшей кухни.
Элизабет замерла, не в силах преодолеть последние несколько ступеней. Ей ужасно хотелось повернуться и сбежать, спрятаться у себя в комнате. Габриэль стоял к ней спиной. При известной доле везения он мог даже не заметить ее присутствия. Нужно было только не медлить… Беда лишь в том, что ей ужасно хотелось узнать, чем это он там занят.
— Что, так и собираешься простоять весь вечер на лестнице? — поинтересовался Габриэль, не отрываясь от своего занятия. В голосе его не было даже капельки любопытства.
Элизабет неуверенно сделала последние два шага и ступила на порог теплой кухни. В конце концов, не ее вина, что она постоянно натыкается на человека, от которого предпочла бы держаться как можно дальше.
— Я хочу есть, — объявила она.
Габриэль бросил на нее взгляд через плечо.
— Впервые слышу, чтобы женщина признала об этом во всеуслышание. Присядь, и я налью тебе немного супа.
Любопытство, мучившее до сих пор Элизабет, уступило место изумлению: оказывается, Габриэль Дарем готовил ужин!
— Садись! — сказал он с ноткой нетерпения, поскольку Элизабет даже не шевельнулась.
Она покорно села.
Поскольку у нее не было ни малейшего желания разглядывать спину Габриэля, она принялась внимательно осматриваться.
— Ни разу не видела кухни? — поинтересовался он, приближаясь к столу. Из тарелки в его руках тянулся чудесный аромат куриного бульона.
Она позволила себе поднять на него взгляд, после чего сосредоточилась на керамической тарелке.
— Такой большой — ни разу.
Он поставил перед ней тарелку с супом, после чего уселся напротив, за большим, чисто выскобленным столом.
— Ешь, — приказал он.
Лиззи опустила ложку в аппетитное варево, однако помедлила, украдкой глянув на Габриэля.
— Это ты сам сварил?
— Сам. Не бойся, он не отравлен.
— Ты не похож на отравителя, — пробормотала она, пробуя суп. Невообразимо вкусно!
— На кого же я похож? — лениво поинтересовался он.
На человека, способного совершать ритуальные убийства, промелькнула у нее мысль. Однако Элизабет тут же прогнала ее прочь, в надежде, что Габриэль ничего не успел прочесть по ее лицу.
— Понятия не имею, — заявила она. — Думаю, если бы ты хотел убить меня, то сделал бы это голыми руками. У тебя на лице не раз мелькало такое выражение, будто ты хочешь меня придушить.
Габриэль от души рассмеялся.
— Хорошо хоть, ты не относишь меня к числу тех, кто приносит в жертву несчастных девственниц. Хотя тут есть весьма интересные, на мой взгляд, варианты.
— Неужто? — Элизабет уже наполовину опустошила тарелку, а аппетит ее лишь разыгрался еще больше.
— Понимаешь, можно принести в жертву девственность, однако сохранить саму бывшую девственницу. Мне как раз приходят на ум разного рода заманчивые ритуалы…
Лиззи бросила на него возмущенный взгляд.
— С какой стати ты решил донимать меня своими гнусными намеками? Это из-за того, что сэр Ричард уехал и тебя некому осадить?
— По правде говоря, другим от меня достается еще больше. К тебе, если уж на то пошло, я отношусь лучше, чем к подавляющему большинству людей.
— Что-то мне не верится. Почему вдруг?
— Почему? — откликнулся он. — Наверное, потому, что ты занимаешь меня. А это мало кому удается.
— Как мило.
— Дело, полагаю, в твоем характере. И в рыжих волосах — а они просто восхитительны. Эти твои уродливые платья и потупленные глазки — наивная попытка выглядеть как можно скромнее. Идиот вроде моего приемного отца еще мог бы обмануться, но только не я. Ты держишься так враждебно, любовь моя, и это очаровывает меня.
Ошеломленная Лиззи уставилась на него:
— Тебя так просто очаровать?
— Что ты, напротив. Скажи-ка лучше, как тебе мой суп?
Лиззи не знала, радоваться ей или огорчаться этой внезапной смене темы разговора.
— Вполне приличный, — ответила она.
— Приличный? — засмеялся Габриэль. — Детка, да я — самый настоящий кулинарный гений, а ты считаешь мой суп всего лишь приличным! Должно быть, твой вкус слишком неразвит, чтобы оценить ею по достоинству. Пожалуй, мне стоит заняться развитием твоих чувств.
— Тебе стоит держаться от меня подальше. Где ты научился готовить?
Габриэль откинулся на спинку стула, глядя на Лиззи с благосклонной улыбкой.
— Видишь ли, чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось бы рассказать тебе историю моей бездарно потраченной жизни, а ты, я думаю, еще не настолько окрепла после болезни.
— Я сильнее, чем ты думаешь, — заявила Элизабет, глядя ему прямо в глаза.
— Может, и так, — пожал он плечами. — У меня была весьма насыщенная жизнь, детка. Пытливый ум — вот мое истинное проклятье. Дарем, как от него и требовалось, нанял для меня лучших учителей, однако я быстро превзошел их в науках. Вдобавок я никогда не довольствовался традиционными ответами, если существовали и другие возможности. Полагаю, сэр Ричард надеялся, что я, по достижении совершеннолетия, стану служителем церкви. Так он мог бы избавиться от меня безо всяких хлопот. Однако я зашел чуточку дальше и присоединился к католической церкви. И он, и леди Элинор пришли от этого в настоящий ужас — Габриэль довольно улыбнулся.
— Я не знала, что можно перейти в другую веру, — сказала Элизабет.
— Ах да, твой отец — англиканский пастор, так ведь? Наверняка он порассказал тебе всяких ужасов про католиков. Увы, моя радость, католицизм не так уж сильно отличается от англиканства. Только что обряды посложнее, а так — ни человеческих жертвоприношений, ни сатанинских ритуалов.
— А ты шел туда за этим? — с ужасом спросила Элизабет.
— Вовсе нет. Я лишь хотел найти ответы на кое-какие вопросы. Я рассчитывал посвятить свою жизнь всевозможным изысканиям, и суровый католический бог мог исполнить мое желание. Вот потому-то я и отправился в монастырь. Даремам это было лишь на руку. Я не только лишался права на землю и титул, но и, при некотором везении, навсегда исчез бы из их жизни. Однако удача решила повернуться к ним спиной.
— Ты же не думаешь, что они и правда хотели от тебя избавиться? Хоть ты и не был их родным сыном…
— Они хотели, чтобы я умер, — спокойно закончил фразу Габриэль. — Впрочем, я отвлекся. Ты спрашивала, где я научился готовить. Так вот, я освоил это искусство, пока жил во Франции, в монастыре. Еще я могу печь хлеб, разводить пчел, ухаживать за садом и составлять разного рода лекарства из трав. Я мог бы приготовить весьма действенный отвар от головной боли, которая, как я вижу, все еще мучает тебя. Но раз уж ты проявила такое пренебрежение к куриному суну, вряд ли ты согласишься выпить мое лекарство.
Элизабет не стала разубеждать его в обратном.
— Сколько лет ты провел в монастыре?
— Пять, — светло улыбнулся он. — Пять лег молитв, учебы и усердного труда. Пять лет почти полного молчания, что, конечно, не улучшило мой французский. Все было просто замечательно до тех пор, пока я не пришел к выводу, что не верю в их бога.
— Что ты говоришь! — Теперь ему действительно удалось ужаснуть Элизабет.
— Я никогда не был поклонником традиционного христианства, — мягко заметил Габриэль. — Говорю тебе, я наделен пытливым умом. В какой-то момент я решил, что пора оставить монастырь и начать самостоятельно искать ответы на волнующие меня вопросы.
— Неужели можно просто так взять и уйти из монастыря?
— И из женского тоже — сообщаю тебе на случай, если ты когда-нибудь решишься постричься в монахини. Надеюсь, правда, что этот печальный день никогда не настанет. — Взяв у нее тарелку, Габриэль подошел к очагу и налил ей еще супу. — Разумеется, меня отлучили от церкви, что позволило мне вновь владеть титулом и землей. Но оно того стоило, поскольку сэр Ричард пришел в страшную ярость.
— За что ты его так ненавидишь?
Габриэль вновь уселся за стол, поставив перед Лиззи тарелку с супом.
— Это жадный, глупый и злобный старик, который не любит ровным счетом никого, кроме себя и своих никчемных деток. Он продал право первородства за деньги и титул, а теперь ему даже некому их передать.
— У него четверо детей…
— В действительности только двое. Мы с Джейн им неродные. Они с женой приняли меня в качестве собственного ребенка за эту землю, титул и щедрое вознаграждение, что казалось им тогда выгодной сделкой. Я был ребенком болезненным, и Даремы надеялись, что долго я не протяну. К несчастью для них, я выжил. По закону, именно я наследую их земли, титул и деньги, а Эдварду с Эдвиной не остается ровным счетом ничего.
— Как и Джейн?
— О Джейн я позабочусь, — холодно заметил Габриэль. — Она знает, что ни в чем не будет нуждаться, хотя ей, в отличие от Даремов, глубоко на это наплевать. Все, что ей нужно, — ее бесценные лошади.
— Я думаю, ей нужно кое-что еще, — осторожно вставила Элизабет.
— Ну да, ей нужен Питер. — Габриэль бросил взгляд в сторону пустынной лестницы. — Но это то, чего я не могу ей дать. Придется Джейн самой распутывать этот клубок. — По лицу его скользнула улыбка. — Настоящая любовь всегда сопряжена с трудностями.
— Ты веришь в настоящую любовь? Странно это слышать, — заметила Элизабет.
Вторая порция супа оказалась даже вкуснее первой, ведь теперь ей не приходилось бояться, что он ее отравит.
— Встречается она весьма редко, но я всегда готов отдать ей должное, — пожал он плечами. — А кстати, ты-то сама почему очутилась здесь?
Элизабет выронила тяжелую металлическую ложку.
— О чем ты? — нехотя спросила она.
— Джейн говорит, ты сбежала от докучливого кавалера. Так кого ты, собственно, ждешь? Принца крови? — поддразнил Габриэль.
Элизабет снова схватилась за ложку, с удовлетворением отметив, что рука ее не дрожит.
— Дело не только в назойливом ухажере. Но я не собираюсь докучать тебе своей историей.
— Почему нет? Я ведь уже поведал тебе историю своей жизни. Было бы весьма любезно с твоей стороны ответить мне тем же.
— С каких это пор тебя стали интересовать хорошие манеры? — скептически поинтересовалась Лиззи. — Меня застали при компрометирующих обстоятельствах.
Глаза Габриэля заискрились весельем.
— Ты меня удивляешь! Я и не думал, что под этим скромным платьем бьется сердце, жадное до развлечений. Так кто же этот счастливчик?
— Мужчина тут ни при чем!
— Правда? Тогда кто же эта счастливица?
Элизабет взглянула на него с изумлением.
— Ты шутишь, — неуверенно сказала она.
— Случается и такое. Ладно, раз это было не амурное приключение, то как ты умудрилась впасть в немилость?
— Я танцевала в лесу при свете луны. Одна, — ответила Лиззи, удивляясь собственной откровенности.
— А на тебе хоть было что-нибудь надето? — мягко спросил он.
— Не так уж много. — Лиззи подняла глаза на непроницаемое лицо Габриэля. — Вот меня и отправили сюда, поразмышлять над моим пагубным поведением. По возвращении домой я буду вести себя совсем иначе — стану покорной, образцовой дочерью.
— Вот это будет настоящей трагедией, — негромко заметил Габриэль.
— Только не для меня. Я перестану разгуливать по лесам и буду вести себя, как подобает дочери священника. И рано или поздно мне встретится настоящая любовь, поскольку я не собираюсь размениваться на всякие пустяки.
— Идеалистка? Ты меня удивляешь. Я и представить не мог, что ты веришь в настоящую любовь.
— Я не собираюсь беседовать на темы любви с тобой, брат Габриэль. — Она умышленно использовала его монашеское имя. — Как не собираюсь углубляться в свое скучное прошлое. Поверь, твое гораздо интересней. Что ты делал после того, как ушел из монастыря?
— Как выяснилось, обет безбрачия был не для меня. И я поступил, как свойственно любому здоровому юноше: отправился в Лондон, чтобы вознаградить себя за монашеское воздержание.
— Неужто? — заметила она ледяным тоном.
— Само собой, — кивнул он. — Днем я занимался с учеными разных мастей, а ночами погружался в удовольствия плоти. Должен признать, я с лихвой наверстал то, что упустил за годы воздержания.
— Как мило.
— Не нужно морщить свой хорошенький носик, Лиззи. Я и не ожидал, что ты одобришь мое распутство. Я спал со шлюхами и герцогинями, монахинями, принцессами и женами лавочников. Я изучил столько разных способов, что мог бы вскружить голову опытной куртизанке. Поверь, я очень, очень хорош в постели.
Лиззи вдруг стало невыносимо жарко, хотя очаг находился от нее достаточно далеко, так что на кухне царило приятное тепло. Тем не менее она умудрилась окинуть Габриэля ледяным взором.
— Рада за тебя и твоих партнерш.
— Увы, вот уже несколько месяцев я обхожусь без партнерш. Решил, что капля воздержания не повредит моей потрепанной душе.
— Рада это слышать.
— Не радуйся раньше времени, любовь моя. Стоит мне оказаться рядом с тобой, как мысли о воздержании напрочь вылетают у меня из головы.
Лиззи почувствовала, как жар заливает ее лицо.
— Хватит, — сухо сказала она. — Ты просто хочешь, чтобы я испытывала неловкость. Не знаю, почему это доставляет тебе такое удовольствие, однако смею уверить, что я невосприимчива к подобным намекам.
— Ты не кажешься мне невосприимчивой, — возразил он. — Ты выглядишь в меру смущенной и, я бы даже сказал, слегка возбужденной. Я возбуждаю тебя, Лиззи?
— Ничего подобного.
— А вот ты, дорогая Лиззи, возбуждаешь меня весьма успешно. Боюсь, я действительно хочу тебя.
А когда я чего-то хочу, непременно этого добиваюсь. Учти, любовь моя.
Ей все еще было жарко, но вместе с тем она почувствовала внезапный озноб.
— О чем это ты?
Он улыбнулся ей светло и как-то отстраненно.
— Пора тебе возвращаться в свой маленький уютный приход в Шропшире или где-то там еще. Тут у нас не место для романтических девственниц, которые привыкли в одиночку разгуливать по лесам. Кругом полно плохих людей.
— Включая тебя, — поддела она.
— Включая меня, — кивнул Габриэль. — Тебя уже не раз предупреждали, но теперь я хочу высказаться напрямую. Если ты не вернешься в Шропшир…
— В Дорсет, — поправила она.
— Хорошо, если ты не вернешься в Дорсет, я не отвечаю за то, что здесь может произойти.
— Ты в любом случае не отвечаешь за меня, — резко заявила Элизабет. — Я не боюсь тебя, и мне плевать на твои непотребные намеки.
Он протянул руку и стиснул ее ладонь. Лиззи попыталась вырваться, но хватка его лишь усилилась. Габриэль крепко сжимал ее руку — очередное напоминание о том, насколько беспомощной она могла быть перед лицом обстоятельств.
— Из-за меня тебе придется беспокоиться меньше всего. Возвращайся домой, Лиззи, пока еще можешь.
— Что ты делаешь, Габриэль? — На пороге кухни появилась Джейн. Нахмурившись, она внимательно смотрела на брата.
Габриэль выпустил руку Лиззи, улучив момент, чтобы легонько провести пальцем по нежной коже.
— Пытаюсь дать ей хороший совет, Джейн. Тот же самый, какой дал тебе чуть раньше. Лиззи нужно вернуться домой. Тебе также стоило бы уехать отсюда. Мне не нравится то, что творится здесь в последнее время.
— Хватит болтать ерунду, Габриэль. Нет здесь ничего страшного, и ты прекрасно об этом знаешь.
— Три девушки исчезли за последние шесть месяцев, — напомнил Габриэль.
— Девицы нередко бегут из дома. Одна из сестер Твикхем сказала мне, что Моди Поссет была беременна. Узнай об этом ее отец, он бы ее просто убил. Неудивительно, что она решила податься в бега. Наверняка и у двух других девиц были причины не задерживаться здесь.
— Ты просто не хочешь видеть реальность, Джейн, — сухо заметил Габриэль. — Не могу сказать, что я сильно беспокоюсь из-за тебя, — мы с Питером еще в состоянии присмотреть за тобой. Другое дело наша маленькая мисс, разгуливающая по лесу в ночной рубашке.
— В ночной рубашке?! Не может быть, Элизабет… — Джейн выглядела шокированной. — Неудивительно, что ты заболела.
— Убеди ее, пусть возвращается домой, — произнес Габриэль требовательным тоном. — Она должна уехать отсюда.
— Я не собираюсь говорить ей ничего подобного!
В темном коридоре за спиной Джейн появился Питер.
— Что здесь происходит? — поинтересовался он, стягивая с себя кожаную куртку.
— Габриэль говорит, что Элизабет нужно уехать, — тут же повернулась к нему Джейн. — Он все твердит о какой-то непонятной опасности. Питер, пообещай мне, что будешь присматривать за ней, как за мной.
Питер и Габриэль обменялись долгими взглядами. Внезапно Габриэль пожал плечами и вновь откинулся на спинку стула.
— Как хотите, — хмыкнул он. — Не жалуйтесь только, что я не предупреждал вас, когда окажетесь в плетеной клетке.
— О чем это ты? — вскинула голову Элизабет.
— По мнению некоторых, именно так поступали друиды, — медленно произнес Питер. — Сажали людей в плетеные клетки и сжигали заживо.
У Элизабет внезапно засосало под ложечкой.
— А еще некоторые считают, что ты, Габриэль, здесь верховный жрец. Так не ты ли зажжешь факел? — спросила она.
Он поднялся во весь рост, отчего у Лиззи также возникло невольное желание встать. Однако она поборола его. Габриэль наклонился и взял ее руку — ту самую, которую совсем недавно сжимал в своей ладони. На ней еще видны были отпечатки его пальцев. Неожиданно для Элизабет он поднял ее руку к губам и запечатлел на ней поцелуй.
— Я знаю множество других способов воспламенить тебя, детка, — пробормотал он.
Лиззи глянула на него с нескрываемым возмущением, но он уже выпустил ее руку и направлялся к двери.
— Куда это ты? — поинтересовался Питер тоном, который никак не соответствовал его роли покорного слуги.
— У меня вдруг возникло желание навестить Делайлу Чилтон, — лениво бросил Габриэль. — Хочу посмотреть, как обстоят дела с их плетеной клеткой.