Танцы. До. Упаду. Истерический любовный роман

11

Над Варшавой пронеслась метель и за несколько минут накрыла город белым пологом. Ядя стояла на табуретке и смотрела в окно. Дети во дворе, ошалев от радости, валялись в мокром пушистом снегу, а она думала о смерти. Снег вызывал у нее ассоциацию с белой простыней, какой в домах накрывают тело покойника, чтобы потом сесть и оплакать его уход. Собственно говоря, плакать надо было над ней. Труп Яди — совсем свеженький, можно сказать, еще тепленький, хотя и неживой, — отлично годился для закатывания истерик. Но над ней никто не рыдал, а сама она не хотела и уже не могла плакать. Ей казалось, что она наконец покончила со всеми воспоминаниями о Циприане, и теперь оставалось только как можно быстрее и глубже их закопать. Так глубоко, чтобы ни одно из них не выбралось наружу. Ядя спокойно дотянет до старости с кровоточащей раной в душе. Когда она согласилась на эту авантюру, то сознавала, что может переломать ноги, но у нее и мысли не было, что это закончится вдребезги разбитым сердцем.

— Все дороги ведут в Рим, а каждый здравомыслящий человек, рано или поздно, плюхает на прием к психотерапевту. Я даю тебе хороший совет, иди к врачу, пока ты его еще не убила. — Сарра воткнула штопор в очередную бутылку рислинга.

— Ты что? Такие вопросы не решаются лично. Для этого есть наемные киллеры. — Уля отпила вина. — Тьфу… пробка у тебя раскрошилась. В случае чего у меня имеются кое-какие связи.

Ядя резко повернулась в ее сторону:

— Ты дружишь с наемными убийцами?!

— Ой, брось, прямо-таки дружу… Это такое ни к чему не обязывающее знакомство на черный день. У каждой замужней женщины должен быть про запас план «Б», разве нет?

— Сознайся, хи-хи-хи… Сколько у тебя было мужей до Романа?

С каждой бутылкой настроение у всех троих заметно улучшалось, хотя Ядя время от времени все-таки всхлипывала, особенно когда кто-то из подруг закуривал. Все, что связано с табаком, сразу же вызывало воспоминания о том самом амбаре…

— Это водка плачет. Водка льется из глаз… — Уля с сочувствием покачала головой и предложила выпить еще по рюмке.

— Мы, кажется, вино пьем…

— Да какая разница! Кстати, Роман спрашивает — надолго это у тебя? То есть… долго ты еще будешь в депресняке?

Ядя всхлипнула в платок:

— Поблагодари его за заботууу…

— Ты что, мужиков не знаешь? — Сарра посмотрела на подругу, будто она с Луны свалилась. — Он имеет в виду то, что Улька все время под газом и ему приходится теперь самому гладить рубашки! Вот и вся забота.

— Послушайте, девки, может, нам что-нибудь перекусить, а? Мне как-то не по себе, у тебя есть что-нибудь пожевать? — перевела стрелки Уля.

Не дожидаясь ответа, они с Саррой принялись рыться в шкафчиках, где обнаружили только вскрытый пакетик разрыхлителя для теста.

— Зачем тебе это, у тебя же нет духовки! А Готя хоть что-то ест? У тебя еще и ребенка отнимут, несчастная алкоголичка!

Уля смерила Ядю таким взглядом, каким торгашки в мохеровых беретах смотрят на безденежных покупателей. Потом она заявила, что возьмет Готю к себе. На время.

Яде было все равно, хоть это и кощунственно звучит. Сколько она ни гнала мысли о Циприане, они все равно возвращались. Как такое возможно? — спрашивала она себя. Ведь она определенно чувствовала, что Циприан меняется, становится нежным и внимательным. Бывали минуты, когда им обоим казалось, что они так близки… ближе и быть не может. Они даже дышали в унисон, и вдруг… и вдруг все оказалось ловкой мистификацией… Невероятно… А как же женская интуиция, которая подсказывала ей, что нити их кармических дорог переплетались тысячелетиями?

— У меня идея, звоним.

Не отрывая глаз от телевизора, работавшего на кнопке «Твоя телегадалка», Сарра быстро набрала номер.

Прилизанный тип с крысиной мордочкой тут же отозвался с экрана:

— Алло, у нас очередной звонок. На связи ворожей Арманд, пусть ведет вас свет…

— Мир вам! Мы хотим узнать, есть ли в этом смысл? Потому что сейчас, когда ситуация осложнилась, вернее, прояснилась…

Уля, решив перехватить инициативу, вырвала у Сарры трубку:

— Как раз наоборот, не прояснилась, потому что теперь совершенно ничего не понятно. И может быть, ворожей Арманд нам что-то скажет… или ваш кот…

— Или шар! — Девушки перекрикивали друг друга, а у растерявшегося прорицателя глаза вылезли от орбит.

— Сейчас, сейчас, минуточку. Речь идет о мужчине? — спросил он.

— Ясновидец! — заорали Уля и Сарра пьяными голосами, так, что их полдома услышали. — Ядькааа! Идииии сюда. Скажи ему, что случилось.

Ядя безучастно взяла протянутую трубку, решив, что от еще одной глупости в жизни хуже не станет:

— Добрый день.

— Быстрее, потому что сейчас закончится связь, — поторопил специалист по будущему. — Назовите имя.

— Ядвига…

— Как зовут мужчину? — Потеряв терпение, Арманд рявкнул так, что у него из уха выпал маленький наушник, однако он тут же принял ангельский вид.

— Я не могу сказать, все догадаются. Это ведь идет в прямом эфире… — решительно запротестовала Ядя.

Ворожей завращал глазами:

— Тогда хотя бы дату рождения.

— Я не знаю…

— Знак зодиака!

— Не знаю…

— Ты что, связалась с мужчиной, о котором ничего не знаешь?! А если бы он сделал тебе ребенка? — Маг был крайне возмущен. — Ну, вооот вам, пожааалуйста… Я про все могу рассказать: прошлое, будущее, настоящее, — но я должен иметь, черт побери, хотя бы минимальную информацию! Так невозможно работать!

— Ха, ха, ха! — Ядю безумно развеселила постановка вопроса.

Вот именно! Как можно с кем-то ложиться в постель, не зная, под каким знаком был асцендент[48], не говоря уж о положении Солнца в момент рождения?!

Уля тоже начала ржать, а Сарра тем временем не сводила с Арманда, нервно тасующего карты, прищуренного взгляда.

— Постой, постой… — сказала она. — Я, кажется, тебя знаю…

У мага едва заметно дернулась правая бровь, но он улыбнулся еще шире:

— Ооох, я очень популярен, у меня много…

— Вспомнила! — бесцеремонно оборвала его Сарра. — Осень две тысячи четвертого, семинар по рунологии. Ты ухлестывал тогда за всеми девушками, Мирек… — Услышав свое настоящее имя, Арманд в панике начал подавать знаки операторам. — В конце концов, у тебя получилось с той толстенькой Касенькой из Катовиц.

Экран на секунду зарябил, а потом появилась рекламная заставка.

— Черт! Нормально они меня вырубили! — Сарра глотнула вина из бутылки. — Он что, засмущался? Все мы люди… Ладно, давайте лучше подумаем, что делать с финалом. Вы ведь должны репетировать…

Ядя сидела на унитазе, оставив открытой дверь. Она раздумывала, что ответить, и вдруг приняла твердое решение:

— Не должны. Я просто-напросто не стану танцевать.

— Ты шутишь, наверное!!! Ты не сделаешь этого, ты так далеко зашла!

— К сожалению, совсем не туда, куда хотела… — Ядя с трудом натянула трусы, потому что две сумасшедшие тянули ее в разные стороны.

— Ты не можешь расторгнуть контракт! Знаешь, сколько тебе придется за это отстегнуть?

— Сарра права. Ты не расплатишься до конца жизни.

Ядя спустила воду и, глядя вдаль, сказала самой себе:

— Ну и хрен!

— Твою мать, да она с ума сошла! — Уля не на шутку испугалась. — Теперь нам придется за нее платить! В конечном счете, мы сами ее в это втравили.

Циприан уже три дня не смыкал глаз. Все попытки выйти на связь с Ядей оказались безуспешны. Она не отвечала на телефонные звонки, не отвечала на эсэмэски, не открывала дверь. От отчаяния он постучался даже к Эде, но и его не было дома. Черт, ведь не покончили же они сообща с собой?

В итоге на лестничной площадке Яди он провел куда больше времени, чем в собственном доме. Однажды, когда он в очередной раз прогуливался под ее окнами, из подъезда вышла какая-то баба и, обозвав его извращенцем, категорически потребовала, чтобы он перестал здесь крутиться. По всей вероятности, она не смотрела телевизор, и поэтому Циприан был для нее никто.

Он вернулся домой, прослушал четыре сообщения на автоответчике от съемочной группы и поставил чайник. Почти тут же зазвонил мобильник.

— Знать не хочу про все эти дела! Я стараюсь не слушать сплетен, и меня ничуть не волнует, что между вами произошло, но я должен вас видеть через два дня в финале. Хотите — репетируйте, не хотите — не репетируйте, трахайтесь, делайте, черт вас дери, что хотите, но если развалите программу, вам крышка!

Продюсер кричал так громко, что Циприан положил трубку на стол, и, тем не менее, все было отлично слышно.

— Что за придурь у нее опять? — продолжал орать шеф. — Графиня, ей же ей! Звезда погорелого театра! И чтоб я больше не читал никаких идиотских высказываний в таблоидах о каком-то там гребаном разочаровании и поисках смысла жизни! Ты мне многим обязан, я вложил кругленькую сумму в этот проект. Вы должны быть в финале. Оба. Понял?! В студии тебя любят, а пока любят, не пропадешь!

Прежде чем Циприан успел издать хоть звук, запищали гудки. В любой другой ситуации после такого напора Циприана прошиб бы холодный пот, и он наверняка мчался бы уже с кубинскими сигарами, чтобы ублажить подношением Всемогущего. Но сейчас он думал только о Яде. И к своему ужасу, осознавал, что страдает, хотя это была обычная реакция на отказ. Обычная? Как бы не так! От тоски по Яде у него болело все тело, от волос до ногтей на ногах. При мысли, что сделала Верена, ему хотелось выть. Потому что, с одной стороны, она сказала почти что правду, а с другой — это была сплошная ложь. Да, конечно, ему намекнули, что он должен убедить Ядю не уходить из шоу, но потом… потом они стали проводить друг с другом все больше времени, и это было самое главное. Радость, какую давал танец, была лишь приятным бонусом. Циприан впервые встретил женщину, рядом с которой он мог быть самим собой. Не танцором, не звездой, а обыкновенным, немного закомплексованным пареньком из маленькой деревушки, которого пугал шум большого города. Он тосковал по простой жизни, по запаху домашней перины, по деревенской кровяной колбасе, жаренной на сале… А Ядя была первым человеком, кому не стыдно было в этом признаться. Она была его лучшим другом. Не лучшим — единственным, и он ее потерял.

Циприан сел на диван, на то место, где обычно сидела Ядя, и провел рукой по подушкам. Ему хотелось найти хоть какой-нибудь след любимой. Уловить запах ее волос, почувствовать тепло… Но ткань была холодной и неприятной на ощупь.

Потом он налил себе полный стакан бурбона и поставил любимый фильм — только на этот раз твист танцевали они с Ядей…

Чайник свистел как очумелый, но Циприан не слышал. Он оторвался от экрана, когда в квартире было полно дыма, а на суперсовременной жарочной панели плавилась эбонитовая ручка.

Если бы не Надя, то Готе было бы несладко. Ее авторитет и страх, какой она вызывала у одноклассников, защищали его от колкостей и насмешек. Хотя… никто и не рвался комментировать тот школьный утренник. В том, что произошло, было что-то до боли грустное, и даже самые безжалостные дети избегали этой темы.

Надя молчаливо сопровождала Готю в его личной трагедии, и, хотя она уже успела полюбить Циприана всей душой, девочка не могла простить ему, что мама ее друга сейчас из-за него плачет. Ей не хватало умишка постичь сложный мир взрослых, но хватило мудрости просто быть рядом с Готей. Она была такая же подавленная, как и он. И со стороны могло показаться, что ей даже перестали нравиться чипсы с луком, что она через силу впихивает их в себя.

Прозвенел звонок, и они спустились в раздевалку, там оделись, не глядя друг на друга, и, как обычно, вместе вышли из школы. В воздухе кружились большие снежинки, падая на протянутые ладони, они таяли, оставляя маленькие грязные капли.

Дети стояли, прокапывая ботинком каждый свою ямку в снегу….

— Когда за тобой приедет тетя?

Готя шмыгнул носом и пожал плечами:

— Наверно, прямо сейчас.

— Ты еще долго будешь у нее жить?

— Не знаю… Если бы у Эди не было инфаркта, я мог бы остаться дома. Он позаботился бы обо мне и… о маме. Но, к сожалению, он в больнице.

— Может, навестим его? — Девочка поковырялась в носу, ей хотелось придумать для друга хоть какое-то развлечение, способное ненадолго отвлечь его от домашних проблем. — Мы могли бы отнести ему куриный бульон. В больницу всегда носят куриный бульон. В стеклянной баночке.

— У нас нет бульона… А кроме того, нас не пустят. Туда могут приходить только близкие родственники, — с грустью ответил Готя. Подумав минуту, он сказал: — Но ведь у него нет близких родственников…

— Салют, команда!

Ошеломленные, они быстро подняли головы. У большой лужи стоял Циприан. Иссиня — фиолетовый нос свидетельствовал, что он провел на улице немало времени. Руки он засунул в карманы и дрожал как осиновый лист. Лицо, покрытое отросшей щетиной, казалось несчастным.

— Как мама? — спросил он Готю. — Как она себя чувствует?

Готе хотелось подойти к нему и поздороваться, но, в конечном счете, он развернулся и решительно зашагал к автомобильной стоянке.

— Подожди! — Циприан схватил его за руку. — Пожалуйста. Я только хотел узнать, как она. Я беспокоюсь. А как ты? Приятели не донимают тебя?

— Пусть только попробуют! — Надя встала рядом с другом, готовая закрыть его собственным телом.

Повисло молчание, каждый что-то высматривал в грязном снегу. Возле школы уже было пусто, все разошлись по домам. Брошенный кем-то пластиковый пакет, подгоняемый порывами холодного ветра, кружил и кружил у крыльца.

— Готя… послушай. — Циприан с трудом разлеплял губы. — Я… на самом деле ее люблю.

— Ооо… момент истины. Где, где камеры? — Мальчик театрально повел головой, а потом махнул рукой. И пошел навстречу подъезжающей машине.

Надя постояла минуту в нерешительности, колеблясь между симпатией к Циприану и любовью к Готе. Она смотрела вслед удаляющемуся мальчику.

Пройдя несколько метров, Готя обернулся и, едва сдерживая слезы, прокричал:

— Если ты и вправду любишь мою маму, скажи ей это сам!

Циприан посмотрел на Надю, но девочка с такой силой толкнула его, что он чуть не упал. Когда Готя уехал, она нехотя побрела домой. Ей не хотелось туда возвращаться, но теперь, когда все так посыпалось, идти было некуда.

Из своей машины Уля наблюдала финал этой встречи.

— Чего он от тебя хотел? Скажи! Испугавшись, что Влодарчик мог оказать на ребенка какое-то давление, она принялась судорожно расспрашивать Готю. Но мальчика так трясло, что он был не в состоянии вымолвить ни слова.

— Если он что-нибудь тебе сделал, я его убью!

— Перестань! Ты ничего не понимаешь! — крикнул Готя и так громко разрыдался, что у Ули чуть не разорвалось сердце.