— Миледи! Миледи! — послышалось за дверью, и осторожный стук заставил Бранвен пробудиться.
Она недовольно поморщилась, вырванная из блаженной темноты сна. Рядом спал Эфриэл, его рука покоилась на ее бедре. Бранвен осторожно высвободилась, чтобы не потревожить возлюбленного.
Накинув халат, она открыла двери. В коридоре стояла молоденькая горничная леди Роренброк. Девица пыталась держаться чинно, но это ей плохо удавалось, было видно, что новости, которые она принесла, не дают ей стоять спокойно.
— Что случилось, Эстелла? — спросила Бранвен. — Матушка зовет?
— Да, миледи! Одевайтесь поскорее! Приехал ваш муж, леди Дерборгиль приказала спуститься.
Сон сняло, как рукой, и Бранвен с беспокойством взглянула на центральную часть замка, которая была видна из ее окна. Вот так новость! Освальд заявился в Роренброк! У него еще хватило наглости приехать сюда!
Вошли горничные, чтобы помочь госпоже привести себя в порядок. Одна из девушек подошла, чтобы убрать постель, но Бранвен запретила.
— Не время сейчас заниматься постелью, — сказала она строго, и служанка послушно отошла от кровати. — Подайте мне синее платье и причешите.
— Синее платье слишком скромное, миледи, — возразила ей старшая горничная. — Давайте, оденем вас в голубое, с золотом?
— Мы что — принимаем короля? — насмешливо ответила Бранвен. — Синее. И причешите меня, как причесывали раньше, не надевайте генин.
Служанки переглянулись.
— Миледи желает быть причесанной, как девушка? — не веря собственным ушам, спросила старшая.
— Желает.
Когда она вошла в зал, лицо матери выразило недовольство — зачем, скажите на милость, замужней женщине рядиться в девочку? Но она тут же приняла обычный вид благодушной вежливости. У окна стоял лорд Освальд — бледный и похудевший, как после болезни. Он шагнул навстречу Бранвен, и глаза его засияли.
— Миледи! — сказал он хрипло. — Вы заставили меня поволноваться. Я думал, что потерял вас навсегда.
— Я оставлю вас, — промолвила леди Дерборгиль. — Мне надо проверить, как идут дела на кухне…
Она многозначительно посмотрела на Бранвен и выплыла из зала. Бранвен была уверена, что матушка не дошла до кухни, а остановилась по ту сторону дверей, желая услышать, о чем пойдет разговор.
Лорд Освальд хотел поцеловать Бранвен руку, но она ее отдернула.
— Вы зря приехали, милорд.
— Не зря, если увидел вас. Вы все еще злитесь на меня, моя голубка? Уверяю…
— Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать ваши уверения, — голос Бранвен был холоден, и ей самой это было удивительно. Раньше она и помыслить не могла, чтобы разговаривать с мужчиной, тем более — с мужем, в таком тоне. — Я уже направила прошение королю, чтобы наш брак признали недействительным. Не хочу быть связанной с вами.
— Мне это известно, — лорд Освальд затеребил бородку. — Но я был уверен, что здесь сыграли свою роль обида и последствия… э-э… приключений, которые вы пережили.
— Пережила по вашей вине! — отрезала Бранвен. — Не пытайтесь обвинить во всем меня. С меня хватит вашей дивной страны и ваших варварских обычаев. Вы услышали мое решение, убедились, что я действую согласно разуму, а не обидам — и извольте удалиться.
— Но может быть…
— Нет. Уходите.
— Так вот каково ваше истинное лицо? — сказал лорд Освальд. — Я думал, что беру в жены голубку, а оказалось, что пригрел змею.
— Вы вольны думать обо мне, что угодно. Я не желаю больше видеть вас, и хочу забыть все, что связано с Аллемадой, как дурной сон.
— Я не отпущу вас так просто.
— Ах, я и забыла, что король — ваш родственник. Но и король не заставит меня изменить решение.
— Это мы посмотрим.
— Не смозольте глаза, милорд.
Лорд Освальд удалился, хлопнув дверью, а в зал немедленно вошли леди Дерборгиль и… Эфриэл.
— Ты разговаривала с ним крайне неразумно, — сказала леди Дерборгиль, обмахиваясь платочком.
— Мама, неужели вы подслушивали? — упрекнула ее Бранвен, но смотрела на сида.
— Не обвиняй мать, — сказал он. — Мы подслушивали на пару, если быть точным.
— Что значит — подслушивала? — леди Дерборгиль возмущено вскинула брови. — Я должна знать, что происходит с моей дочерью или нет? И все же я считаю, ты очень неразумно повела себя…
— Мама!
— Ах, молодежь сейчас так безрассудна и не думает о будущем, — продолжала возмущаться графиня. — Понадеемся, что твое решение не повлияет на судьбу Тигриши и Киараны.
— Причем здесь они?
— Как — причем? — леди Дерборгиль даже всплеснула руками от изумления. — Бранвен, ты будто явилась из мира фей! Младших сестер берут по старшим. А у нас все не слава яркому пламени! Сначала Айфа… — она всхлипнула, поднеся платочек к уголку глаза, — а потом еще твой развод. Не волнуйся, дорогая девочка, конечно же, я буду отстаивать твои интересы даже перед королем, но это слишком, это слишком… Мне надо принять лавровых капель, немедленно, — и графиня отправилась в свою комнату, а за ней засеменили служанки и дамы, наперебой утешавшие вдовствующую герцогиню.
Оставшись наедине с Эфриэлом, Бранвен оробела сильнее, чем перед недовольством матери.
— Опять будешь ругать, что я поступила глупо? — спросила она, прижимаясь к нему.
— Ты поступила неразумно, — признал сид, — но упрекать тебя не могу. Хотя признаю, что и это — неразумно.
— Неразумно, что ты связался со смертной женщиной?
— Да, непростительная слабость с моей стороны.
— И ты недоволен этим? — она затаилась в его объятиях.
— Не скажу, что меня это радует. Но мог ли я поступить по-другому?
В этот же вечер в комнате Бранвен появилась груда пыльных свитков, которые она принялась внимательно изучать при свете свечи.
— Ты ищешь какие-то древние заклинания? — пошутил Эфриэл, когда Бранвен вызвала его.
— Нет, это законы о браке и семье, — пояснила Бранвен, откладывая очередной свиток. — Хочу быть во всеоружии, если лорд Освальд осмелится отказать в разводе.
— Думаю, он будет очень упорен в битве за тебя, — сказал Эфриэл, обнимая ее. — Не представляю, на какие бы безумства я решился, если бы тебя потерял.
Лорд Освальд и в самом деле проявил упорство. Не прошло и трех дней, как прибыл гонец с известием, что сам король Адельгерд едет в Роренброк с выездным судом. Леди Дерборгиль подняла на ноги всех слуг в замке и пригласила полсотни помощниц из ближайших деревень, заплатив серебром. Такого переполоха не видели даже перед свадьбой Бранвен — тридцать человек натирали, начищали и мыли замок, выметая зимнюю паутину из углов и полируя медные шишечки перил до блеска. Еще тридцать человек было занято на кухне, в коптильне и пекарне, готовя провизию для короля и его свиты. Среди всего этого носилась леди Дерборгиль в огромном белом чепце и в фартуке с оборками. Она отдавала приказы, ругала за нерадивость и ужасно переживала — сможет ли Роренброк достойно принять короля.
Близнецы Тигриша и Киарана загоняли горничных, подбирая наряды к королевскому приезду, и только в спальне Бранвен не было нетерпеливой суеты.
— Я пойду на суд, если ты не возражаешь, — сказал Эфриэл, когда Бранвен рассказала ему новость.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты выслушивал все, что станут там говорить…
— А мне бы хотелось, — заявил он. — Ты что же, считаешь, я должен остаться в стороне, когда Гусак Великолепный попытается забрать тебя?
— Но чем ты сможешь помочь? — Бранвен позабавила его пылкость. — Опять ударишь его лавкой?
Эфриэл подхватил ее на руки, отправляясь в постель.
— Не знаю, что смогу, — сказал он. — Но тебя одну я не оставлю.
Была бы ее воля, Бранвен отправила бы сида домой, пережидать, пока Его Величество с Его Сиятельством не покинут Роренброк. Но Эфриэл разгадал ее хитрость, и приложил все усилия, чтоб не улететь в Тир-нан-Бео. Под утро Бранвен была совершенно измучена и одинаково страдала от неутоленной страсти и досады, что тонко продуманный план не состоялся.
Эфриэл чувствовал себя гораздо лучше, и готовясь предстать перед королевским выездным судом, даже пригладил кудри, остановившись на пару секунд у зеркала.
Бранвен не вышла встречать короля, и сидела в спальне, пока Тигриша не пришла за ней — передать королевское повеление явиться в большой зал, где находились уже графиня Роренброк и король со свитой и священнослужителями.
— Ну, последнее испытание, моя храбрая гусочка, — подбодрил ее Эфриэл.
— Обними меня покрепче, — попросила Бранвен и сама бросилась ему на шею. — Даже если король откажет мне в прошении, я не вернусь к лорду Освальду. Лучше монастырь или… или смерть.
— Не надо о грустном, — Эфриэл поцеловал ее, и рука об руку они направились на королевский суд.
Бранвен предстала перед Его Величеством Адельгердом и вельможами, держась очень прямо, словно не ее собрались судить все эти важные господа, а она сама явилась вынести им приговор. Эфриэл присел на скамеечку для ног, стоявшую возле кресла леди Дерборгиль. Скамеечка была отставлена за ненадобностью, потому что графине приходилось вставать всякий раз, когда она говорила перед королем. Впрочем, все остальные, кроме епископа, тоже должны были вставать, говоря при Его Величестве, а Бранвен в силу ее статуса ответчицы, и вовсе не разрешалось садиться.
Король помнился ей красивым мужчиной с каштановыми волосами и бородкой, с румяным лицом и молодым задором в глазах, но сейчас перед ней сидел угрюмый человек, изможденный и худой, щеки которого ввалились, а виски посеребрила седина. Желтоватый цвет кожи указывал на застарелую болезнь, а когда король заговорил, стало видно, что у него отвратительные коричневые зубы.
— Бранвен Аллемада, — сказал Адельгерд, — вы вызваны на королевский суд по жалобе вашего мужа. Вести следствие будут благородные господа… — он назвал поименно девятерых лордов в черных костюмах и черных маленьких шапочках, опушенных серым мехом белки.
Следователи взирали на Бранвен без малейшего сочувствия и даже с презрением. Кроме следователей в суде присутствовали четыре монахини из монастыря святой Куннеры, епископ и четыре священника из числа богословов и толкователей закона.
После прочтения прошения о разводе была оглашена жалоба герцога Аллемада, а потом король предоставил слово графине Роренброк. Та долго и витиевато рассказывала о «некоторых разногласиях» между супругами, обвиняла герцога Освальда в пренебрежении женой и почти причитала, обращаясь к Его Величеству с просьбами о справедливом суде.
— Брак не был заключен согласно закону, — сказала она, заканчивая речь. — Моя дочь настаивает на признании брака недействительным и требует вернуть ее приданое.
Ничего подобного Бранвен не требовала, но вопрос возвращения приданого казался графине чуть ли не самым важным.
Адельгерд перевел взгляд на родственника, и лорд Освальд смешался.
— Признаю, — сказал он, — что действовал не по закону. Но это было для блага моей жены. Когда же мы прибыли в Аллемаду, она отказала мне в близости. Я не мог применить силу к собственной жене, поэтому и консумации не было.
— Вы, милорд, пренебрегали моей дочерью больше месяца, предпочитая развлекаться с горничной, а потом обиделись на ее отказ? Моя дочь — королевских кровей, никому не позволено обращаться с ней, как с вилланкой!
— Я не уменьшаю своей вины, уважаемая графиня, — ответил лорд Освальд. — Прошу леди Бранвен простить меня, принять виру, размер которой пусть определит король с вашего согласия, и обязуюсь, что буду чтить свою супругу и только ее до самой смерти.
— Красиво загибает, — признал Эфриэл, с любопытством наблюдавший за человеческим судом.
— Все ясно, — провозгласил король Адельгерд, которому хотелось поскорее закончить с семейными неприятностями кузена, — разногласия между супругами должны быть разрешены ими самими, согласно пятому пункту раздела о браке, семье и детях. Лорд Освальд выплатит семье невесты виру в двести золотых в качестве возмещения ущерба за нанесенное оскорбление, а дальше пусть супруги помирятся и предпримут все усилия, чтобы их брак увенчался благодатью яркого пламени…
— Нет, — сказала вдруг Бранвен, и голос ее отчетливо прозвучал под сводами зала. — Я не принимаю этого решения.
— Подумай, — тихо сказала леди Дерборгиль, — он признал вину, согласился заплатить и чтить тебя, как единственную супругу.
— Вы считаете, что сумма штрафа мала? — по-своему понял отказ Бранвен король. — Назовите сумму. Герцог уплатит все без споров.
Леди Дерборгиль взглядом подбодрила Бранвен, весьма довольная тем, как ее дочь смогла поставить себя на суде.
— Проси тысячу, — шепнула она.
— Ну же! — поторопил Адельгерд.
— Мне не нужен штраф, — отчетливо произнесла Бранвен. — Я настаиваю на расторжении брака.
Леди Дерборгиль ахнула, прикрывшись платочком, а лицо лорда Освальда перекосилось.
Король затеребил бороду, раздумывая.
— Вы так обижены на моего кузена? — спросил он. — Но мы не можем признать брак недействительным, поскольку герцог утверждает, что и ваша вина была в том, что бы до сих пор не стали настоящими супругами. А чтобы требовать развода у вас нет оснований. Лорд Освальд публично признал вину, принес покаяние и согласился возместить ущерб, никаких преступлений против вас не совершал. Лучше бы вам примириться, милая девушка. Герцог — ваш муж и господин перед ярким пламенем. Вы не можете просто так выйти из-под его руки.
Бранвен покраснела, побледнела, а потом вскинула голову:
— У меня есть все основания требовать развода, — сказала она. — В пункте тридцатом говорится, что брак должен быть немедленно расторгнут в случае измены…
Эфриэл вскочил так стремительно, что перевернул лавку. Судейское собрание, воззрившееся на перевернувшийся без посторонних усилий предмет, не заметило, как леди Бранвен поморщилась и сжала губы, словно от боли.
— Замолчи сейчас же! — сказал Эфриэл, схватив Бранвен за плечо. — Что ты еще выдумала? Не навреди себе!
Он заметил, как дрогнуло ее лицо, понял, что схватил слишком сильно и нехотя разжал пальцы.
— Брак должен быть расторгнут, если имела место измена…
— Замолчи! — Эфриэл не выдержал и зажал ей рот ладонью.
Но Бранвен отвела его руку, и он подчинился.
— …если имела место измена жены. Я изменила лорду Освальду, поэтому настаиваю на расторжении брака.
— Бранвен! — взвизгнула леди Дерборгиль. — Это ложь!
— Это правда, — сказала Бранвен тихо, но твердо.
— Занесите ответ в протокол, — велел король. — Лорд Кюневард, начните допрос.
Лорд Кюневард встал, поклонившись королю, а потом обратился к Бранвен:
— Леди, ваше заявление чудовищно. Отдаете ли вы отчет, что если ваша измена подтвердится, вы будете наказаны?
— Да.
— У вас есть любовник?
— Да.
— Его имя?
— Я не могу назвать его имени.
— Ваша измена имела место в Алдлемаде?
— Нет.
— Где же?
— Здесь, в Роренброке.
Лорд Кюневард пошептался со следователями и спросил:
— Вы вступили в любовную связь до того, как стали женой милорда Освальда?
— Нет, это произошло после. После того, как я вернулась домой.
Леди Дерборгиль воскликнула:
— Ваше Королевское Величество! Это неправда! Могу поклясться, что моя дочь не могла завести… любовную связь в нашем замке! Она жила уединенно, и ни один мужчина не посещал ее. Она обижена и оговаривает себя.
Старшая из монахинь встала с поклоном:
— Для этого мы и пришли сюда. Позвольте нам осмотреть девушку, и все станет ясно.
Король позволил, и монахини увели Бранвен. Осмотр занял совсем немного времени, и вскоре женщины вернулись. Монахини были строги и чопорны, а щеки Бранвен так и полыхали румянцем.
— Она не девственна, — объявила старшая монахиня.
Леди Дерборгиль сделала вид, что упала в обморок, ее подхватили служанки и принялись обмахивать платочками, брызгать в лицо розовой водой и растирать ладони. Следователи возмущено возроптали, а лорда Освальда перекосило от досады — знай он, что его добродетельная жена уже вовсе не добродетельная, настаивал бы с самого начала, что консумация имела место. Впрочем, не все было потеряно.
— Я хочу изменить показания, — сказал он быстро. — Все, сказанное прежде, было ложью. На самом деле, мы с женой заключили брак по закону, и наша первая ночь имела место здесь, в Роренброке. Признаю, что я обидел супругу, когда завел любовницу, но готов был принести извинения, и когда она потребовала развода, побоялся уличать ее во лжи. Теперь же, когда святые монахини установили истину, я снова заявляю права на леди Бранвен.
Леди Дерборгиль тут же пришла в себя и посмотрела на ненавистного зятя почти с признательностью. Зато Бранвен воскликнула, не помня себя от гнева:
— Это неправда! Вы никогда не прикасались ко мне, лорд Освальд Аллемада!
— Если вам угодно так говорить, я умолкаю, — лорд Освальд с сожалением развел руками. — Милорды! Меня можно упрекнуть лишь в том, что я потакал всем безрассудным желаниям жены. Если угодно, накажите меня за это.
— Вы лжете! Беззастенчиво лжете! — закричала Бранвен, хотя мать пыталась ее успокоить.
Королю начал надоедать бессмысленный спектакль. Он с трудом сдержался, когда монахини объявили свой вердикт, оценил рыцарский поступок родственника, который попытался скрыть грех беспутной жены, но протесты Бранвен заставили его желчь закипеть.
— Милорд Освальд! Сядьте и не усугубляйте вины, продолжая лгать в угоду вашей жене! — прогремел он, стукнув ладонью по ручке кресла. — Миледи Дерборгиль, отойдите от дочери, я сам ее допрошу!
Та нехотя отступила, оставив упрямую дочь один на один с венценосным правителем.
— Вы настаиваете, что ваш муж не имеет никакого отношения к тому, что вы уже не девушка? — резко спросил король, буравя взглядом тонкую фигурку в белом.
— Да, — Бранвен говорила твердо, и смело смотрела на Адельгерда. — Я настаиваю.
— И изменить показания вас ничто не заставит?
— Нет.
— Очень хорошо, все предельно точно и ясно, — король подозвал к себе лорда Кюневарда, забрал у него свиток со сводом законов, и, заглянув в него, пробежал глазами перечень пунктов, отыскивая нужный. Перечитав и удостоверившись, что память не подвела, Адельгерд вернул свиток лорду. — В пункте сто двадцатом, — объявил он, — сказано, что если ответчик настаивает на своих показаниях, применяется ордалия железом. Бранвен из Роренброка, готовы ли вы доказать правоту своих слов путем поднятия железа?
Леди Дерборгиль схватила Бранвен за руки, умоляя не совершать ошибки, но Бранвен покачала головой и заявила так, что слышали все:
— Тому, кто говорит правду, незачем бояться. Яркое пламя видит чистоту моих помыслов и окажется милосердным ко мне.
— Да будет так! — король Адельгерд хлопнул в ладоши. — Приготовьте железо и заприте ответчицу, через час мы заменим королевский суд божественным.
— Дайте хотя бы день на подготовку, Ваше Величество! — возопила леди Дерборгиль.
Король ответил ей тяжелым взглядом.
— Час! — провозгласил он. — Если небеса и вправду на ее стороне, достало бы и минуты!
— Это опасно, очень опасно, — твердил Эфриэл, хмурый, как осенняя туча.
Они с Бранвен были заперты в каменном мешке под лестницей, куда обычно бросали ведра, тряпки и метлы. Вернее, была заперта только Бранвен, но никто не мог помешать Эфриэлу проникнуть к возлюбленной. Бранвен удобно устроилась на куче тряпья и ничуть не казалась испуганной. Зато сид извелся и не мог усидеть на месте.
— Ты уверена в том, что хочешь сдеать? — он склонился над возлюбленной, вглядываясь в ее лицо с жадностью. Неужели ее вера настолько непогрешима, что она не боится поднять раскаленное железо, чтобы избавиться от немилого мужа?
Бранвен погладила его по щеке и кивнула так безмятежно, словно он спрашивал, пойдет ли она сегодня утром собирать примулы.
— Ты совсем ничего не боишься?
— Чего же мне бояться? — спросила она удивленно. — Я говорю правду, и яркое пламя это знает. Разве оно может наказать меня?
Сид пробурчал что-то, потирая ладони.
— Не беспокойся, — заверила его Бранвен, — я верю всем сердцем, а вера творит чудеса.
— Неужто? — не удержался от сарказма Эфриэл.
— Разве с нами не произошло сто чудес? Разве ты не видишь в этом небесной милости?
— Не вижу, — буркнул сид.
— Все будет хорошо, — она прижалась к нему, и хотя он не мог видеть ее лица, чувствовал, что она улыбается. — Зато после этого лорд Освальд никогда не сможет предъявить на меня права. И я буду всецело с тобой… если ты захочешь.
Час миновал, и за ответчицей пришли. Когда загремели засовы, Бранвен пылко поцеловала Эфриэла, а он даже не успел ей ответить.
— Леди Бранвен из Роренброка, вы готовы к божественному суду?
— Готова, — ответила она просто, и в сопровождении гвардейцев вернулась в зал, где уже стояла жаровня, полная алых углей.
На углях лежал железный прут, раскаленный докрасна. Концы его отсвечивали желтым и белым, и казались прозрачными.
— Ты еще можешь остановиться, — сказал Эфриэл, но Бранвен покачала головой и приблизилась к жаровне.
Священник прочитал короткую благословляющую молитву, и дал ответчице приложиться к книге святых откровений. Бранвен набожно осенила себя знаком яркого пламени и улыбнулась слугам, которых ради такого события тоже впустили в зал суда, потому как божественная ордалия должна проводиться открыто, чтобы каждый, независимо от происхождения и положения, мог присутствовать и своими глазами видеть наказание грешника или милость к праведнику. Тильда плакала, утирая распухшее лицо передником, и молоденькие горничные испуганно пищали, глазея то на короля, то на бесстрашную леди, которая по доброй воле решила сунуть руку в пламя. Рядом с леди Дерборгиль стояли Тигриша и Киарана, поддерживая мать под локти. Лицо Киараны было бледным и печальным, а Тигриша, наоборот, разрумянилась и смотрела на сестру сияющими глазами.
— Пусть свершится небесная воля, — сказал священник, объявляя начало ордалии.
Бранвен показала присутствующим чистую ладонь, чтобы все убедились, что здесь нет колдовства или хитрых снадобий, и готова была взяться за железо, но Эфриэл удержал ее в последний момент.
— Подожди, — он схватил раскаленный прут и велел, стиснув зубы: — Возьми меня поверх руки.
Бранвен приоткрыла рот, готовая возразить, но Эфриэл повторил:
— Не спорь. Возьми. Это меньшее, что я могу сделать для тебя.
Словно во сне она положила ладонь поверх его руки, ощущая жар, исходящий от углей и раскаленного металла, а сид медленно поднял прут.
Несколько долгих минут, пока священник читал молитву три раза, они стояли плечом к плечу, и взгляд Бранвен, обращенный на сида, говорил больше слов. А Эфриэл подумал, что обожженная рука за такие прекрасные глаза — это совсем не дорого. Можно было бы стерпеть муки и пострашнее.
По истечении отведенного времени сид бросил прут на пол. Прут покатился к креслу короля, и тот непроизвольно подтянул ноги.
Бранвен подняла руку над головой, показывая ладонь, на которой не было ни одного ожога, и собравшиеся дружно ахнули, осеняя себя знаками яркого пламени. Матильда упала на колени и начала читать благодарственную молитву, а леди Дерборгиль снова упала в обморок, создав суматоху вокруг себя.
После того, как четыре священника самым внимательным образом осмотрели руку ответчицы, сам епископ приказал Бранвен подойти, и долго разглядывал ее ладонь с нетронутой розовой кожей.
Король не участвовал в осмотре — божественным судом занимается епископ, но лицо у правителя Эстландии совсем перекосило, а лорд Освальд с трудом скрывал ярость.
— Леди сказала правду, — объявил епископ. — Прискорбно, что такая вера запятнана грехом, но яркое пламя показало свою волю. Отныне герцог Аллемада не имеет прав на эту женщину. Она возвращается под руку своей матери, графини Роренброк. Так как имело место измена жены, приданное остается у мужа.
Оскорбленный лорд Освальд выскочил из зала первым, не дожидаясь разрешения короля. Адельгерд тоже не стал задерживаться, не пожелав даже отобедать. А следователи не отказались от трапезы, и объели вдовствующую графиню с превеликим удовольствием.
Бранвен не появилась на трапезе, и не пожелала обниматься со счастливой Тильдой или говорить с Тигришей, которую так и распирало от восторга. Она удалилась в свою комнату и заперлась изнутри. Иногда из-за двери доносилось приглушенное бормотание. Подслушавшие это слуги благоговейно переглядывались — несомненно, леди Бранвен молилась. И весть о чуде, совершенном одной из барышень Роренброк поползла по округе, обрастая домыслами, фантазиями и откровенным враньем.
Ничего этого Бранвен не знала, и знать не хотела. Первым делом она осмотрела израненную руку сида. Ожоги выглядели ужасно, и Бранвен всплакнула от жалости, хотя сам Эфриэл уверял, что ему ничуть не больно.
Совершив вылазку, Бранвен удалось раздобыть нужные мази и корпию, не привлекая внимания родных и слуг. Она так бережно накладывала повязку и с таким благоговением завязывала бинты, словно священнодействовала у алтаря в главном соборе.
— Никогда не забуду того, что ты для меня сделал, — сказала она, осыпая сиды ласками и поцелуями. — Я проклята, наверное, раз полюбила существо из другого мира, но разве возможно тебя не полюбить?
— Эй, полегче, полегче, — Эфриэл усадил ее к себе на колени и принялся поглаживать по спине здоровой рукой, — кто там пенял мне: много слов — мало верности? И знаешь что, Бранвен? После того, как я сейчас исчезну, призови меня сразу же. Сразу же, хорошо? Мне не по себе, что ты остаешься одна. К тому же, ты такая миленькая… после этого. Да и вообще, просто хочу быть рядом с тобой.
Поглаживания перерастали во все более откровенные ласки, и через некоторое время Бранвен осталась одна на смятой постели. Когда сладкая нега отпустила тело, Бранвен встала и подошла к зеркалу, приводя в порядок платье и прическу. Эфриэл просил вызвать его сразу же, но именно сейчас она не стала выполнять просьбу. Предстоял разговор с разгневанной матерью, и Бранвен не хотела, чтобы сид был свидетелем этого.
Когда все приезжие убрались из Роренброка, Бранвен подкараулила госпожу графиню возле ее комнаты. Леди Дерборгиль прошла мимо дочери, поджав губы.
— Мама, простите меня, — покаянно сказала Бранвен, — я рассчитываю на ваше понимание…
— На хорошую порку — вот на что ты можешь рассчитывать, неблагодарная! — прошипела леди Дерборгиль, награждая любимую дочь пощечиной.
Глядя вслед удаляющейся матери, Бранвен держалась за щеку.
— Матушка, зачем вы так… за правду? — сказала она со слезами в голосе.
Леди Дерборгиль круто обернулась:
— Если грешишь — то греши тайно, сохраняя лицо добродетели.
— Но ведь это — лицемерие. Разве вы учили меня этому?
— Это не лицемерие, это — благоразумие. А я еще защищала тебя! Выставила себя полной идиоткой перед королем. Я думала, моя дочь невинна, как голубка, и вдруг такое!.. — графиня посмотрела на Бранвен с ненавистью. — Я добра и не стану тебя выгонять, но больше ты мне не дочь, хоть и носишь фамилию Роренброк.
Леди Дерборгиль осталась верна себе. Отныне Бранвен запретили выходить к общей трапезе и отобрали всех служанок. Только Матильда по-прежнему будила свою взрослую девочку утром, справлялась о ее здоровье, носила лакомые кусочки из кухни и заплетала косы на ночь. Тигрише, Киаране и Найси было строжайше запрещено общаться с опозоренной сестрой, и даже встречая Бранвен в коридоре, близняшки низко опускали головы и пробегали мимо.
Случись такое год назад, Бранвен пришла бы в отчаянье, потому что человек не может быть один, а когда он становится изгоем в семье — это тяжело вдвойне. Но она была не одна. У нее была ночная тайна, ночной гость, князь из иномирья. С наступлением темноты она читала заветное заклинание, и он приходил — горящий нетерпением, красивый, с отблеском неземного света на челе. Его не могли сдержать ни стены, ни двери, ни высота, ни глубина. И с ним Бранвен позабыла обо всем и обо всех, ибо все кроме него стало неважным.
Проснувшись на рассвете, Эфриэл привычно потянулся, чтобы обнять Бранвен, но рука его ощутила пустоту.
— Бранвен? — позвал он, позевывая.
Его любимая сидела за столиком для рукоделия и что-то плела.
— Проснулся? — спросила она ласково. — Как твоя рука?
— Пока на месте. Папаша долго хохотал, когда меня увидел. Сказал, что было бы смешно, появись в Финнеасе двое одноруких.
Эфриэл смотрел на смертную женщину, и неудержимо расплывался в улыбке. Именно так он и хотел бы всегда просыпаться — чтобы сразу видеть ее. Отбросив одеяло, сид подошел к Бранвен и обнял со спины, заглядывая через плечо.
— Почему ты поднялась в такую рань? Что это? — он засмеялся. — Новое колдовство?
— В наших краях, — серьезно сказала Бранвен, продолжая плести тонкую косичку из собственных обрезанных прядей, — есть такой обычай — женщина дарит возлюбленному косичку из своих волос, чтобы покрепче привязать его.
Она доплела пряди до конца, обернула ими шею Эфриэла почти под горло и связала кончики суровой ниткой.
— Я набрасываю это ярмо на тебя, мой бык. Как бы мне хотелось, чтобы ты не сбросил его вовеки, — сказала Бранвен медленно и торжественно.
Эфриэл понял, что она повторяет какой-то старинный заговор и улыбнулся — настолько это показалось ему трогательным.
— Вот, теперь ты крепко ко мне привязан, — сказала Бранвен шутливо, но глаза смотрели настороженно и пытливо.
— Глупышка, — Эфриэл взял ее лицо в ладони. — Хочешь проверить, нет ли у меня женщины в моем мире?
Бранвен покраснела быстро и жарко, и это лучше всех слов сказало об ее истинных намерениях.
— Нет никого, только ты. Клянусь всем, что свято для меня.
Она улыбнулась, но взгляд ничуть не потеплел. «Что же для тебя может быть свято?» — читалась в ее глазах.
— Женщинам нужны слова, — сказал сид, целуя ее. — Но чем больше я говорю, тем больше ты сомневаешься.
— О, я такая глупая, — вздохнула она. — Но что же будет с нами? С тобой и со мной? Мы разделены даже не расстоянием, а волей небес…
— Что будет? — переспросил Эфриэл. — Не знаю, моя маленькая возлюбленная. Знаю только, что не надо думать об этом, пока мы вместе. Помнишь, как говорила девчонка из школы тавропол? Если жизнь, как тот бык, подставила спину, не надо думать, что будет, если вдруг попадешь на рога. Надо просто продолжать танцевать. Задумаемся о печальном, когда печаль найдет нас.
Здесь заканчивается первая повесть о Бранвен из Роренброка.